Театр волшебной сказки. Вера Васильева как квинтэссенция русского характера
Вот от нас ушла и Вера Васильева – актриса, которую старость словно бы не коснулась. Ямочки на щеках, сияющие глаза. И голос – звонкий, певучий. Такой она впервые явилась на экраны, сразу став звездой. Такой она осталась до последних дней жизни. Такой сбережет ее наша память.
Сталин, увидев ее в фильме “Сказание о земле Сибирской”, спросил: откуда эта прелесть? И тут же дал премию имени себя. Дебютантке, неоперившейся, еще студентке. Вера Васильева потом рассказывала, что премия ее скорее напугала. Можно понять.
Потом, как водится, этот образ заводной простушки-хохотушки к ней прилип, и до сих пор вспоминается именно он. Хотя актриса уже чего только не переиграла. Включая утонченную Графиню в “Женитьбе Фигаро” – спектакле Театра Сатиры, тоже растиражированном телевидением и тоже всенародно любимом. У Бомарше юмор не как у Дьяконова в “Свадьбе с приданым”, и в глазах Веры Васильевой теперь бегали чертики – соль земли нашей, то, что соединяет русскую традицию с мировой. А со “Свадьбой” Дьяконова вообще вышло чудо: режиссер Равенских называл пьесу простой, как мычание, но Васильева с партнерами выварила из нее квинтэссенцию русского характера. В нее там все влюблялись, а она несла себя гордо и неприступно, и за простенькими репликами ужас сколько всего прочитывалось. Это тот случай, когда таланты актеров телефонную книгу сделали значительным явлением искусства. И можно сколько угодно потешаться над уровнем пьесы – а спектакль остался шедевром.
Шедевр – и само пришествие Васильевой. Семья ее была далека от театра, корни деревенские, родители – работяги, пережили раскулачивание (две коровы – уже классовый враг!). Деликатесы – картошка, капуста, предел мечтаний – бутерброд с сыром в праздник. Из Москвы ее возили в деревню, еще прежнюю, доверчивую, но себе на уме; там парни ходили с гармошкой и пели очень складно. Запахи чисто отмытых полов, запахи деревни, грибов, березовых веток, запахи России всегда с нею, и, что бы Васильева ни играла, она всегда оставляет впечатление изумительной человеческой чистоты.
Правда, детство – все-таки московское, чистопрудное, откуда до театров рукой подать. Первое театральное впечатление – “Царская невеста” на Большой Дмитровке. После чего маленькая Вера учредила в подъезде свой Театр волшебной сказки и стала в нем играть. И эта потребность – уже на всю жизнь.
“Сказание о земле Сибирской” открыло ей дорогу в настоящий театр – Веру Васильеву позвал Театр Сатиры, которому она была верна до сих пор. Она там вошла в число первых звезд, но это обусловлено только качеством и масштабом таланта. А ролей – больших и хороших – ей досталось не так много. На нее не делали ставку как на приму. Это “мужской” театр: ставили на Менглета, Миронова, Папанова, Ширвиндта… Актрисы там были всегда классные, но комедий и драм, где в основе женский характер, почти не было. И Васильева реализовала эту потребность излить женскую душу на сцене других театров: с удовольствием играла Кручинину в Орле, Раневскую в Твери, еще одну Графиню, на этот раз пушкинскую, – в Малом, а странную миссис Сэвидж – даже в Театре кукол Образцова. В родном же театре себе в козыри записывала только Анну Андреевну из “Ревизора”, Анну Павловну из запрещенного властями “Доходного места” и, конечно, графиню Альмавиву из “Фигаро”. Хотя, конечно, была чрезвычайно хороша и разнообразна в эксцентриаде “Клопа” и “Бани”, в сатирическом “Четвертом позвонке”, в Селии Пичем из “Трехгрошовой оперы”, в “воительнице” Домне Платоновне из Лескова…
В кино ей чаще предлагали играть типажное. Она умела быть нежной, ласковой, мудрой – стало быть, предлагали много мам. Ее певучий голос может быть пронзительным, хорошо ввинчивается в душу – и она блистательно сыграла интригующую Ласточкину у Элема Климова в “Похождениях зубного врача”. В “Сказании о земле Сибирской” Пырьева влюбчивая девчушка из окопов Великой Отечественной перебиралась за буфетную стойку с самоварами, и потом Васильевой не раз приходилось играть в кино скромных женщин с фронтовым прошлым – как, например, в кинооперетте “Звезда экрана”. Она вообще идеально вписывалась в стилистику соцреализма, потому что всей натурой выражала стремление к идеалу. К скромности без комплексов. К смелости без наглости. К счастью без пошлости. Ее героини верили, что все будет хорошо – и актриса, похоже, иногда верила тоже. Она была неисправимой оптимисткой – умела быть счастливой в предложенных обстоятельствах, не ноя о несбывшемся, но осуществляя его всеми возможными способами. И она была из тех женщин, которые с возрастом становятся только красивее. Благороднее. Значительнее и неотразимее.
Веру Васильеву всегда обожали зрители – ее невозможно не любить. Броскость, звездность – это не для нее, человек она скромный и на авансцену не пробивалась – возможно, поэтому и не сыграла столь многого, ее достойного. В политическую жизнь не рвалась, а общественную неуспокоенность реализовала там, где не могла молчать – например, в деле защиты животных, которых очень любила, и портрет кота Филимона Штанишкина у нее был на почетном месте.
Жаль только, что ее Кручинину и Раневскую не видели в Москве. Жаль, что мы так и не узнали многие стороны ее бездонного, очень доброго, очень щедрого таланта. Это она могла бы сказать со сцены володинское “Любите ли вы театр, как люблю его я?” Она – идеальный Человек Театра.
Специально для Веры Васильевой, к одному из ее юбилеев Андрей Житинкин поставил в Театре сатиры “Роковое влечение” – с ролью, которую сама актриса называет чудом и подарком судьбы. И зрители разделили с актрисой счастье, ценность которого могут понять только люди, так преданные театру.