Спустя 30 с лишним лет в МТЮЗе вновь поставили «Собачье сердце»
В МТЮЗе — премьера «Собачьего сердца» по повести Булгакова. Со стороны режиссера и автора инсценировки Антона Федорова — это смелый шаг — взяться за то, что когда-то стало вехой этого театра. Спектакль в постановке режиссера Генриетты Яновской и художника Сергея Бархина был невероятным событием в 1987 году.
Зрители приезжали на него из разных городов. Вспоминаю, как, имея одно место на двоих (студентам давали входные билеты), мы поочередно занимали единственное кресло.
Нынешний худрук МТЮЗа Генриетта Яновская когда-то первой извлекла повесть Булгакова после 70-летнего вынужденного забвения. Тогда почти никто ее и не читал, а одноименный фильм Владимира Бортко вышел уже после театральной премьеры. Инсценировку сделал драматург Александр Червинский, используя мотивы «Роковых яиц», голоса улиц той поры. Сиюминутное звучание подкрепляла мощная сценография Сергея Бархина. Сцена была усыпана черным пеплом, напоминавшим листву. И это были «высокие истины».
На нынешнюю премьеру пришли исполнители ролей Преображенского и Шарикова Виктор Рыжаков и Александр Вдовин. Спектакль Яновской был густонаселенным, в нем появлялись даже персонажи оперы «Аида». Прошло больше 30 лет, и новое поколение, как любят у нас говорить, имеет право на новую версию классики. Антон Федоров осваивает хрестоматийную прозу как живую материю и «низкие истины». Текст напитан последующими прочтениями Булгакова. На свет появился некий гибрид.
На сцене — дом с распадающимися стенами, с виды видавшими обоями. Разруха уже в головах, но профессор Преображенский безуспешно пытается сохранять видимость того, что безвозвратно исчезло. Здесь обедают за хорошо сервированным столом с серебряными приборами, заботятся о чистоте парадных. Мир на грани гибели выстроила на сцене художник Ваня Боуден, не раз работавшая с Антоном Федоровым.
Профессора Преображенского играет Игорь Гордин. Он и сам как молью траченный — в барском пальто с бобровым воротником, что-то бормочет себе под нос. В нем есть что-то безжизненное. Рыгающего «грядущего хама» Шарикова сыграл 26-летний Андрей Максимов — ученик Камы Гинкаса, недавно пополнивший труппу МТЮЗа. Популярность пришла к нему с сериалам «Фишер» и «Слово пацана» (роль Желтого).
Герои приходят в движение, как анимационные персонажи. Прием интересный, но однажды уже использованный Федоровым, срабатывает только раз. Первым на сцене появляется большой и симпатичный пес. Шарику вскоре предстоит слиться в единую плоть с пролетарием Климом Чугункиным. Из робкого гибрида это странное существо превратится в исчадие ада.
Большая квартира Преображенского чудом уцелела посреди бушующего мира, среди всеобщего уплотнения. Долго это продолжаться не может. Нельзя же, в самом деле, жить одному в нескольких комнатах. Да и Шарикову нужна социализация. Новый мир наступает. Эффектно дрожит шкаф от несущейся с верхнего этажа «Калинки-малинки» в исполнении хора соседей. Звучит как «Эй, ухнем». Это вам не «Аида» в Большом.
Поначалу все утопает в мелководье, напоминает театральный капустник. Нарочитое бормотание сменяется забавным интонированием, недавно опробованным Антоном Федоровым в спектакле «Мадам Бовари». Если собака закопалась в разбросанном на авансцене сене, то можно пошутить по поводу «Собаки на сене». Затем прибаутки куда-то исчезнут. Их сменит ощущение тревоги, покажется, что все происходит не с героями Булгакова, а с нами. В финале Шариков натянет собачью шкуру и пойдет в народ. И страшно, и жалко несчастного. Кто виноват?
В дверном проеме — экран, где кипит жизнь, мелькают тени, черно-белые кадры. Современный кинематограф вольно или невольно препарирует идеи Булгакова, вызывая сочувствие к «Бедным-несчастным», как назвал своих героев и фильм получивший недавно «Оскар» Йоргас Лантимос. У него тоже речь о медицинском эксперименте, в результате которого появляется женщина с умом ребенка. «Форма воды» Гильермо дель Торо, вдохновившегося советским фильмом «Человек-амфибия», тоже препарирует идею скрещения несовместимого.