Закрылся сезон. Подводим итоги. Восхищаемся, поражаемся в хорошем смысле слова. А в плохом никак не можем взять в толк — кто сказал, что в связи с началом СВО и массовым отъездом трудящихся театрального фронта наш театр загибается? Вранье, миф, деза и желаемое за действительное. Как правило, в личных интересах. А кто б сомневался. Будем разбираться.
Российский театр, похоже, единственный, кто в условиях международных санкций не потерял, а выиграл. Во-первых, он расширил свою аудиторию за счет потерь кино- и шоу-индустрии. В театр хоть и вынужденно, но пошли те, кто обычно свой досуг проводил в кинозалах с попкорном или на стадионных концертах западных исполнителей. Залы забиты — это подтвердит любой прокатчик — даже на спектаклях не самого высокого качества, включая антрепризные.
Во-вторых, все первоклассные артисты — здесь. Вот уж где не потребовалось импортозамещения. А кого, скажите, замещать? Фрейндлих, Маковецкого, Тюнину, Максакову, Раппопорт, Яковлеву, Гармаша, Серебрякова, Миронова, Семчева и других профессионалов? При всех истеричных криках: «Уехал тот или та! А эти не вернулись! В общем, погиб русский театр!», существует статистика, остужающая эмоции. Согласно ей страну и подмостки, включая экран, покинуло 162 артиста и с десяток режиссеров разного калибра. И что, это из всей огромной страны? С необъятной нашей Родины? Жалкая капля, растворяющаяся в море внушительной массы отъехавших IT-специалистов, разнообразных менеджеров и прочих представителей более востребованных на сегодняшний день профессий.
По-настоящему весомых, стоящих имен среди отъехавших — раз, два и обчелся. В основном — режиссерских: Крымов и Туминас — однозначно потеря для российского искусства, жалко до слез. Остальные и здесь были, что называется, больше шума из ничего, мастера по взбиванию пены вокруг себя и своей второсортной продукции. И в этом смысле тут театр больше приобрел, чем потерял, — «пена» откатилась вместе с волной.
А из уехавшего нашего брата-актера (ну или сестры) там вообще вершин не видно. Все истинные звезды, причем из всех поколений — здесь. Да и новые уже на подходе — яркие, сильные, а главное, молодые. Глядя на их работы в сезоне 2022–23, про заслуги отъехавших как-то быстро забываешь: театр не терпит пустоты.
Но актеры (и в этом специфика этой профессии), в какие бы края они ни улетали, остаются актерами и, лишившись публики в одном месте, непременно найдут ее в другом. И вот мы наблюдаем, как одни быстренько примерили масочки мучеников и жертв режима, от которого, кстати, здесь имели все, особенно в денежном эквиваленте, но едва унесли от него ноги. Другие тоже срослись с масками защитников демократии и либеральных ценностей всего мира — за меньшее бороться выходцам с обширнейшей территории непривычно и нежелательно. И так, знаете ли, вжились в образы, что доверчивые граждане, находящиеся по обе стороны мировой баррикады, поверили им, цитируют как каких-нибудь мудрецов эпохи IT-просвещения.
Но относиться к этому серьезно никак нельзя, и тут главное вовремя поймать момент, когда трагедия переходит в комедию, да еще с элементами фарса. Где вишенкой на торте неизменно будет известный зоофил-извращенец Алешенька Панин. Не при детях будет помянут.
Но эта страница истории современного российского театра, ей-богу, теперь малоинтересна, к тому же мы лишены возможности наблюдать, как в реальности приживаются российские артистические силы на иной почве, а значит, и судить не можем. Так же, как мы не можем сегодня до конца доверять разным источникам информации (официальным и неофициальным) — в мире вовсю нон-стопом идет чемпионат по вранью с применением новых технологий. В такое время живем.
Но беспокоит другое явление, которое началось еще задолго до санкционной антироссийской политики. Когда театральное сообщество, махнув рукой на театр как отрасль, стало рассматривать его как место реализации политических амбиций. С чего это люди, далекие от политики, возомнили себя большими специалистами в этой области, но почему-то они из года в год с энтузиазмом все больше стали заниматься политикой и обличением режима (разумеется, «кровавого»), а экономические преступления, время от времени невольно совершаемые театральными лидерами, умело и густо покрывать политическим «соусом».
Надо сказать, что практики с теоретиками от театра, увлекшись ролью политических борцов и праведников, напрочь забыли про отрасль с ее проблемами. А их хватало и хватает. Например, подготовка театральных кадров — худруков, директоров. Скамейка запасных в Минкультуры и столичном Департаменте культуры до сих пор пуста. Или проблема художественного свойства — радиомикрофоны, которыми пользуются актеры даже в крохотных залах. У артистов проблемы с речью или еще какие-то причины, дискредитирующие основы профессии. Вот о чем следовало бы кричать и к чему привлекать внимание власти и общества, переживая за театр и страну конкретно.
Поэтому обозрим то, что происходило здесь и сейчас. Невероятные взлеты и катастрофические ошибки, события, которые случаются раз в десятилетия, невозможное, что со всей очевидностью становится возможным. И не согласно, а вопреки. И, конечно, новые люди с новыми эмоциями и знаниями, которые не могут не прийти в театр в эпоху перемен. Восстановим картину театральных и околотеатральных событий с самого начала сезона 2022/2023.
■ ■ ■
Минувший август. Все только начинается. С афиш сразу нескольких театров Москвы, как подбитые птицы, слетели спектакли Дмитрия Крымова — из Мастерской Петра Фоменко, Пушкинского, ШСП, ШДИ и компании Леонида Робермана. Под раздачу попала и самая громкая премьера десятилетия — «Война и мир» Римаса Туминаса в Вахтанговском — отменены все показы в Питере. Город на Неве так и рвет стать чемпионом по запретам?
Неожиданное начало сентября. Отказаться от шоковой терапии для зрителей призывает новый худрук Театра им. Гоголя Антон Яковлев. Зашедшую в тупик постмодернистскую философию в искусстве он предлагает заменить метамодернистской, которая без ограничений открыта как для традиционного подхода, так и новации. «Поиск красоты вместо иронии над ней, и вдохновение вместо цинизма», — выше сказанное Яковлев начинает доказывать новыми постановками в экс-Гоголь-Центре. Посмотрим, что у него из этого выйдет.
Шоковый октябрь. Популярный актер, возглавляющий первый русский театр им. Федора Волкова в Ярославле, патриот не на словах, а на деле, Сергей Пускепалис погиб в автокатастрофе на трассе М-8. Он вез в Москву автофургон (списанный инкассаторский), чтобы передать его тем, кто с гуманитарной помощью ездит на Донбасс. В то время как народ оплакивает Пускепалиса и собирается присвоить его имя ряду объектов культуры по стране, часть творческой интеллигенции не скрывает радости от его гибели — его позиция по СВО не совпадает с их. Вот это мерзость.
Октябрь. Еще горячее. Первая премьера в МХТ им. Чехова — «Новая Оптимистическая» Константина Богомолова, производит эффект разорвавшейся бомбы. И не столько провокацией и стебом — излюбленным приемом режиссера, а мощным откликом почти на все болевые точки современного театра. От К.Ю. досталось всем, не пожалел ни патриотов, ни светочей либерализма в искусстве, ни чиновников от культуры — все узнаваемы. И адски грустно, и адски смешно.
Ноябрь в роскоши. Гимн России в исполнении артистов со сцены, подхваченный хором на балконе, прозвучал в честь открытия МХАТа им. Горького после глобального ремонта. Гендиректор театра Владимир Кехман устроил открытие в имперском духе: золотой занавес, гимн, хоровое исполнение. Реновированные туалеты, буфеты, фойе, зрительный зал — стильно, дорого, комфортно. Однако публике, среди которых немало представителей элит и официальных лиц, со сцены показали Россию из страшных 90-х, реконструированных на основе рассказа Валентина Распутина. Благополучного вида гость вздрогнул.
В течение всего сезона. Театры и актеры — индивидуально и организованно — выезжают в ДНР и ЛНР. Одни по зову души, другие в расчете на то, что при новой жесткой политике им это зачтется. У каждого своя мотивация, но как бы там ни было, все сталкиваются со страшной реальностью: в залах 95% женщин, а мужчины… Кто-то воюет, а кто-то… отвоевался. Столичные гастролеры видят реальную, а не виртуальную картину жизни новых территорий, далекую от мирной.
Ноябрь полифонический. Самый крутой эксперимент происходит на возрожденной площадке по адресу Поварская, 20, в свое время открытой для Анатолия Васильева. Постановка Владимира Панкова «Скоморох Памфалон» по повести Николая Лескова вероломно ломает пространственные, музыкальные и языковые барьеры ради того, чтобы за пять с лишним часов рассказать увлекательную философскую историю одного Праведника, отправившегося по миру в поисках истины.
В преддверии зимы. Появляется уникальный частный проект «Эйнштейн и Маргарита» по пьесе Александра Гельмана о реальных исторических личностях — о нобелианте Альберте Эйнштейне и Маргарите Коненковой, для которой любовь к разработчику атомной бомбы вошла в конфликт с любовью к Родине. Простая и ясная постановка Александра Марина пополнила весьма короткий список лучших дуэтных спектаклей, которые признаны лучшими в первую очередь по причине превосходной актерской игры. В данном случае игры Алексея Серебрякова и Ксении Раппопорт.
Декабрь героический. И в мирной жизни есть место подвигу. Иначе не назовешь то, что произошло в Барнауле, где со спектаклем «Война и мир» гастролировал Театр Вахтангова. Его молодая актриса Ася Домская за 20 (!!!) минут ввелась на главную (!!!) роль в спектакль «Война и мир» вместо другой исполнительницы роли Наташи, получившей серьезную травму в начале спектакля. Поразительно, что публика не заметила «подмены» и узнала об этом от Евгения Князева только на поклонах, назвавшего игру Домской подвигом. А Людмила Максакова, сняв с себя массивный серебряный кулон, передала его актрисе-героине.
Декабрь траурный. Умер Валерий Шадрин, создатель Чеховского фестиваля, самого первого международного театрального форума в России. Шадрин — это театральная Олимпиада-2000 с шествием горячих бразильянок по Тверской, новые площадки и пространства, которые без его участия точно не появились бы на карте Москвы — ЦИМ для Фокина и ШДИ для Васильева. Шадрин первым привез в российскую столицу и регионы лучшие постановки мирового театра и открыл имена, о которых прежде в России мало слышали или не слышал вовсе. Наконец, это не одно поколение зрителей, которым вместе с хорошим вкусом привита любовь к театру.
Февраль. Начало. Виктор Сухоруков, оставивший без себя труппы двух крупнейших театров, выпускает спектакль «Счастливые дни». Один, без режиссера. И судя по тому, что творится на поклонах, можно заключить, что Виктору Ивановичу никакой театр не нужен — он сам себе театр, сам себе режиссер. На сцене у него ни партнера, ни группы поддержки, чтобы он мог перевести дух. Но появись они рядом, только бы помешали: такому протагонисту хор не нужен. Он летает по сцене, и даже если стоит на месте, есть ощущение непрерывного полета его души.
С марта по май. Происходят назначения на пост главных режиссеров сразу в два ключевых федеральных театра: во МХАТ им. Горького утверждена уроженка Риги Галина Полищук, в Вахтанговский — Анатолий Шульев из Владикавказа. Люди с разным бэкграундом: Полищук, прежде чем стать режиссером, прошла школу жизни, поработав стюардессой, филологом, преподавателем в школе и даже общественным деятелем. В Москве известна пока одной, но шумной постановкой — «Женщины Есенина». У главного из Вахтанговского в силу возраста (33 года) жизненный опыт куда скромнее, чем у коллеги, но зато есть несколько удачных постановок в столичных театрах. Будем наблюдать.
Апрель. Любвеобильный. «Любовь по Маркесу» предлагает Театр им. Маяковского, в основе которого повесть великого колумбийца «Вспоминая моих несчастных шлюшек». Но ни постановщик Егор Перегудов, ни актеры Игорь Костолевский и Ольга Прокофьева, блистательно сыгравшие 90-летних персонажей в окружении барышень с низкой социальной ответственностью, не подозревали, что их работа вызовет у особо бдительных граждан внезапный приступ борьбы за нравственность зрителя. И они решительно потребуют убрать сомнительный спектакль из репертуара, направив запросы в соответствующие инстанции. В ответ публика, как и следовало ожидать, ответила повышенным интересом к спектаклю. Маркес в любом виде — книжном или театральном — того стоит. А активистам спасибо за рекламное продвижение.
Апрель датский. 200 лет великому русскому драматургу Александру Островскому — дата, достойная всяческого почитания. И хотя премьер по его пьесам выпустили немало, но особо громких среди них не случилось — успех к дате не подвяжешь. Но она — лишнее напоминание современным режиссерам, актерам, директорам театров о том, что Островский — до сих пор кормилец, который и дальше будет обеспечивать их работой. И если бы не его хлопоты в конце позапрошлого века, драматурги до сих пор бы не получали авторские отчисления с каждого идущего спектакля.
Апрель. Последний день. Эпопея с восстановлением родового гнезда гения русской сцены Евгения Вахтангова во Владикавказе, начавшаяся в 2015 году, наконец завершилась. Дом открыт, и лучшего подарка Мастеру трудно себе представить — 600 квадратных метров стильного пространства, заполненного уникальными экспонатами, восстановленная терраса, арт-кафе. Музей как теплый дом, и дом как умный музей, где к тому же достигнут эффект присутствия Евгения Багратионовича. В восстановление дома своего основателя Вахтанговский вложил свои 250 миллионов рублей. Такого прежде не было ни в советские, ни в «тучные» нулевые. Однако прецедент создан.
Весь сезон. Кипят страсти вокруг фестиваля и, главным образом, премии «Золотая маска», давно рассорившей деятелей театра. Слухи о разгоне экспертного совета, финансовых проверках с далеко идущими выводами, а также увольнении с поста гендиректора Марии Ревякиной и так далее к концу лета заканчиваются проектом нового Положения о премии, рожденном в недрах СТД. В нем несколько проверенных временем сильных глаголов — сократить (число номинаций), усилить (контроль за работой экспертов и жюри), убрать (например, малую форму), учитывать (мнение Минкульта). Слишком много тут подводных камней, не расшибить бы саму «Маску».
Нынешний август. Одна за одной, с разницей в несколько часов, умирают Юлия Борисова и Вера Васильева. Одногодки, обе из последних народных артисток СССР, прожившие долгую и счастливую жизнь: дожили без двух лет до ста, на сцену выходили до последнего. В жизни каждой был один муж и один театр — Вахтанговский у Борисовой и Сатира у Васильевой. Всю жизнь они избегали публичности (Борисова вообще не давала интервью), считая это пустым делом и суетой, мешающей Служению его величеству театру. Какой ценой давалось это служение, уже не узнает никто, но каждая в русском театре была королевой.
