Постановки из Серова и Тулы – “Джан” и “Сокровенная любовь” – вошли в специальный блок театральной программы XII Платоновского фестиваля. Воронежцы увидели два диаметрально противоположных подхода к творчеству самобытного писателя-земляка, чья “корявая” проза стала одной из вершин русской литературы ХХ века. Как прочесть Платонова со сцены, чтобы удивить ценителей и не спугнуть неофитов?
Его герои зачастую заняты самыми обычными делами, хотя и включены в беспрецедентное строительство всемирного счастья. Необычно то, как эти действия описаны. Читатель Платонова надолго задерживается над отдельными фразами, то мучительно, то с наслаждением разбирая микрометафоры. В театре такой возможности нет. Более того, воспринимать иные пассажи на слух очень сложно – внимание рассеивается, и смысл слов, поставленных как будто не на свои места, моментально ускользает. Найти платоновскому языку достойный эквивалент или заставить его звучать так, чтобы зритель не потерял концентрацию через десять минут, – одна из основных задач, которую приходится решать постановщикам.
У молодого уральского режиссера Дмитрия Зимина текст повести “Джан” звучит как есть, со всем несуразным синтаксисом и сопряжением случайных, на первый взгляд, слов. Герои в тишине бродят по пустыне, “покрытой пустым небом”, заставляя публику самостоятельно заполнять бескомпромиссно долгие паузы размышлениями. Например, о том, стало ли от насаждения социализма “на адовом дне” Сары-Камыша (да и сталинской Москвы) лучше и веселее жить.
“Джан” – самоназвание народа, “душа, которая ищет счастья” (так писатель переводит туркменское слово). Горстка нищебродов, париев, потерявших ориентиры и блуждающих по кругу в бескрайних песках Средней Азии вслед за овцами. Выходец из этого народа – свежеиспеченный экономист Назар Чагатаев – возвращается, чтобы вывести людей джан к спасению.
Мир столицы, где новые советские люди одержимы идеей “преодолеть пространство и простор”, придать ускорение времени, в спектакле представлен пустой площадкой, разгороженной рельсами. Что-то вроде узловой станции на железной дороге, откуда можно уехать в любую сторону. Украшает ее лишь алый транспарант “Жить стало лучше”, обрывающийся после запятой. Не по годам задумчивый Назар (Ренат Ходжаев) женится и может стать счастливым отцом. Но уезжает по распределению туда, где в песок уходят и рельсы, и иссохшие от голода люди, и прогрессивные идеи.
В спектакле Серовского театра драмы пустота становится основным выразительным средством, он густо наполнен молчанием – и в этом молчании зритель может слышать суть. Бесстрастный Молла Черкезов (Евгений Вяткин) читает текст размеренно, с расстановкой – фразы буквально повисают в воздухе. В полумраке движутся люди-тени, шуршит перекати-поле (Евгений Сухарев) и плывет в мираже обезумевший от жажды верблюд (Эдуард Валиуллин). Поселок среди камыша обозначен частоколом шестов с повязанными на верхушках тряпочками – символами надежды на исполнение желаний. Безмолвный народ джан совершает разбойный набег на базар, наедается и расходится в разные концы из проснувшегося от сытости любопытства. А Назар, этот оставшийся без евреев Моисей, едет обратно в Москву. Его жена с неслучайным именем Вера умерла в родах. Чагатаеву остается заботиться о единицах вместо массы. О старшей дочери, идеальной пионерке, и вывезенной из пустыни девочке Айдым, которую можно, как ручную птицу, выучить правильным лозунгам. Герои растворяются в пустом зрительном зале, на который публика смотрит, сидя на сцене. Дальше у Зимина – тишина…
Поставить такую работу, скорее фестивальную, чем репертуарную, в маленьком городе – смелое решение. “Джан” из-за занятости артистов в других проектах не играли почти год.
– Спектакль по Платонову был моей мечтой, это мой любимый автор, – признался режиссер. – В его текстах сочетаются поразительная косноязычность (в хорошем смысле слова) и подлинность, идейность и ранимость. “Джан” – одно из самых сложных произведений, что-то недосягаемое. Это притча без начала и конца. Какие-то вещи в ней связывают нас с сегодняшним ощущением разочарования и смены смысла жизни. Путь Платонова, мне кажется, и состоял в смене ракурса от широкого идейного устремления к узкому, человеческому…
Петербургский мэтр Геннадий Тростянецкий, ставя “Сокровенную любовь” для Тульского драмтеатра, напротив, пересказал Платонова своими словами. Вернее, не своими, а коллективными – понятными условному обывателю XXI века, с редким вкраплением прямых цитат. Вместе с артистами он сочинил сложную литературно-музыкальную композицию, где не стоит искать прямых параллелей с исходными сюжетами. Они – скорее повод для фантазии на тему 1930-х и их роли в судьбе нашего народа.
В качестве рамки выбрана хрестоматийная “Фро” – история простушки Фроси, которая задыхается от любви к мужу. Он “уехал далеко и надолго, почти безвозвратно” – пускать в работу таинственные электроприборы для блага всего человечества. Проходной эпизод с товаркой Фроси – Наташей, которая попала в тюрьму по навету полюбовника, – расширен и превращен во второй смысловой центр спектакля. Для полноты картины введена третья подруга Ляля, совсем уж вымышленная, – жена чекиста, который вдруг отказывается быть винтиком системы и фабриковать дело на очередного “врага народа”, за что платит страшную цену.
Лирические отступления навеяны впечатлениями от рассказов “Юшка”, “Афродита”, “В прекрасном и яростном мире”, повестей “Сокровенный человек” и “Котлован”, а также романа “Чевенгур”. Тростянецкий взялся представить не столько самого Платонова, сколько представление о нем как о писателе, парадоксальным образом показавшем советскую утопию: с искренней верой в прогресс и предчувствием конца.
Экскурс в прошлое, которое в России имеет свойство повторяться, обставлен как сеанс в кинотеатре “Космос”. Том самом, с тяжеленной дверью с шишечками на ручке, где многие туляки смотрели наивные старые картины. Актриса Ольга Баурина, прежде чем перевоплотиться в Фро, с чувством вспоминает о детском восторге перед кино, о неудавшемся поступлении на курс Константина Райкина… Зарисовка, отсылающая к фильму “Москва слезам не верит”, переходит в мелодраматическую фантасмагорию на тему 1935 года. Рассказ “Фро” написан в 1936, ну а для публики уже ясна перспектива 1937-го, когда строители новой жизни начнут проваливаться в “котлован”, который станет им братской могилой.
Эпизоды смонтированы так, что линии трех героинь развиваются параллельно, соединяясь лишь в нескольких точках. Главным образом для того, чтобы показать возможную судьбу мужа Фроси, который трудится на Дальнем Востоке и собирается пробираться в Китай. Наташа переживает арест сама, муж Ляли ведет дело ослепшего в грозу машиниста Мальцева, который управлял поездом по памяти и промчался мимо всех семафоров.
Карикатурно-жутким сотрудникам НКВД отведено едва ли не больше места, чем трогательному отцу Фро (в спектакле он, впрочем, вполне приземленный) или ее мужу Федору, который, подобно многим героям Платонова, имеет дар ощущать напряжение тока как личную страсть. Наравне с реальными событиями перед зрителем мелькают сны, мечты и кошмары. Старому машинисту является с наградой сам Каганович, Фро разговаривает с плащом Федора, мужиковатая бюрократка Тамара Федератовна Бестолоева сажает ее на колени…
В массе этюдов, из которых составлено почти трехчасовое полотно, есть более и менее удачные, поэтичные и нарочито бытовые. Тульские артисты этот густонаселенный, изобилующий приметами времени спектакль любят и играют с большим энтузиазмом. “Тонкости” Платонова здесь как будто оставлены за кадром из опасения, что публика с непривычки не уловит их, напугается или смутится. Но у спектакля есть конкретный адресат, и надо думать, в Туле знают, что делают. Если после просмотра зрители захотят прочесть хотя бы некоторые произведения Платонова, – это уже победа.
– “Сокровенная любовь” – попытка раскрыть всего Платонова, выбрав главные для него темы. Чем человек жив? Какова цена его жизни? Тема расчеловечивания сегодня звучит особенно остро. Писатель трудной судьбы, прошедший две войны, говорит о душе, которая должна быть приоритетом развития страны. Душа важнее технического прогресса и политических интересов. Невозможно сегодня без переживания воспринимать его мысль об отношении к человеку как к расходному материалу для завтрашнего счастья. Так было в нашей истории, и этот ужас, увы, забывается, – отметила заместитель гендиректора Тульского театра драмы имени Л. Толстого Елена Попова. – Геннадий Тростянецкий – последний из могикан, который развивает традиции русского психологического реалистического театра, – выпустил спектакль о том, что без души и без любви ничто не имеет смысла. Среди образов спектакля важен ветер и отсылка к картине “Слепые” Питера Брейгеля Старшего, где люди идут в пропасть.
