Он столько не живет, сколько упреков в его адрес сыпется от прессы и доброжелателей. То слишком красив, то слишком заносчив, то слишком угрюм… Но никому еще не удалось вывести актера из себя, тем более – сломать. И к своим 60 Александр Юрьевич Домогаров подошел с такой обоймой ролей в кино и театре, что голова кружится – Дюваля брал, Сирано брал, Нижинского брал, Ричарда III, извините, тоже брал. О ролях в кино и сериалах даже заикаться не стоит – эти победы актера Домогарова вся страна знает. Впрочем, слово “знает” тут едва ли уместно – откровенничать со всеми сегодняшний юбиляр не спешит.Вячеслав Прокофьев/ТАСС
Вячеслав Прокофьев/ТАСС“РГ” вспомнила шесть признаний артиста из интервью разных лет – вдруг в этой мозаике проявится подлинный портрет.
Содержание:
О клешах и мечтах детства
В детстве я ходил с длинным волосами, в брюках “клеш”. Курить начал с восьмого класса. Носил вязальную спицу в штанах для самообороны. А с другой стороны, любил играть на фортепиано, зачитывался приключенческой литературой, увлекался мотоциклами. В десятом классе у меня был мотоцикл “Ява”. Мама очень нервничала, даже ключи прятала. Не знала, что мотоцикл можно завести без них.
Воспитывала меня бабушка. Папа работал директором Росконцерта, мама – в универмаге.
Мечтал ли я в детстве быть актером? Конкретных целей у меня не было. Отец предложил попробовать себя в театральном, он сам до войны окончил ВГИК. К удивлению, я с первого раза поступил в Щепкинское училище, после которого попал в Малый театр.
Обо всем кроме носа, ушей, губ и глаз
Знаете, внешность – это временная степень. Да, я действительно многими ролями ей обязан, поначалу даже не задумывался на эту тему, ну есть это лицо и есть. Но когда ты становишься заложником ситуации, когда и кино и театр пытаются эксплуатировать только лицо – спасибо маме с папой! – мне все время хочется сказать, что у меня кроме носа, ушей, губ и глаз есть еще что-то внутри. Отсюда появились роли Нижинского, Сирано, доктора Джекила…
А если говорить о поклонницах, то хорошо, что я не стал популярным в молодости. Не выдержал бы. А так меня просто радуют девушки, которые ждут возле подъезда театра, дарят цветы… Наша профессия публичная, раньше я не задумывался, что вместе с известностью приходят слухи, сплетни. Порой настолько обидные, что хочется все отдать, чтобы этого больше никогда о себе не слышать.
Как бы я ни старался, должен признать: меня до сих пор цепляют многие публикации. Я ведь не железный. Но переживаю не за себя, а за близких людей и начинаю браться за разные тяжелые предметы. Мои друзья это знают и, когда в желтой прессе появляется очередная статья обо мне, звонят: “Саша, спокойно… Мы уже едем…”
Александр Домогаров в сцене спектакля режиссера Нины Чусовой “Ричард III”. Фото: Вячеслав Прокофьев/ТАСС
О классных девчонках и высоких заборах
Я человек крайностей. Иногда мне хочется раствориться и просто исчезнуть с поверхности земли. А иногда хочется крикнуть: “Да я еще живой, ребята!” И чтобы все это заметили и оценили. Многое еще меня на земле держит. Я люблю жизнь. Обожаю мотоциклы, кофе, красивых девушек. Еду по городу на машине и думаю: “Какие классные все-таки девчонки! Потрясающие открытые лица!”
Многое меня в жизни радует. Например, мой дом в Подмосковье. После спектакля доезжаю сюда за 50 минут. Когда за мной закрываются ворота, возникает удивительное ощущение – это моя территория покоя. Воздух потрясающий, сосны, березы, тишина. Сюда ни один лишний человек попасть не может. Правда, однажды казус случился: журналисты, не имея возможности рассмотреть, как я живу, наняли вертолет и сняли мой дом с высоты птичьего полета. Опубликовали в газетке со стрелочками: мол, полюбуйтесь, как живет чудовище. Вот здесь домик для его машинок, вот для собачек, ведь только с ними он находит общий язык. Собак я действительно обожаю. Они благороднее многих людей.
Я по большей части поддерживаю лишь созданные журналистами мифы о своей закрытости, высокомерии. Мне просто надоело доказывать, что я не осел. Уехал потому, что больше не могу дышать городским воздухом и хочу жить за высоким забором, чтобы ко мне не пришли те, кого я не хочу видеть. Но я всегда открыт для своих друзей, у меня замечательная компания. Вместе нам здорово, весело.
О том, чего врагу не пожелаешь
Меня интересует “химия” человека страдающего. Что такое происходило внутри Нижинского, танцора, которого называли богом, и как надо было “упасть”, разбиться, чтобы вообще ничего от личности не осталось… В этом спектакле был настоящий нерв, люди, видевшие меня на сцене, потом спрашивали с участием – сколько же времени мне надо, чтобы “вернуться”, восстановиться – полчаса мне, кстати, хватало, и это была физическая усталость. Но у меня не было, хочу вам сказать, ни одной роли, с которой было легко, “мол, три часа я здесь побуду, и всё”, ни одной! Все – эмоционально и энергетически до предела затратные.
Было две работы, когда я просто ошибался в выборе материала. Всего две. Этого врагу не пожелаешь – ходить на работу с ощущением “ну, убейте меня уже”! Больше я такого не хочу. И никаких денег не надо, когда ты понимаешь, что позоришься, нормально играешь эпизод и знаешь, что его порежут и ничего от твоей работы не останется.
Когда я готовился к роли Нижинского, то такое количество литературы перекопал, что, думаю, диссертацию могу защитить по балетному искусству. Потом мы снимали сериал под названием “Герои”. 1919 год, военный коммунизм, человека из царского сыска приглашают помочь организовать МУР. И я знаю теперь столько про криминал того времени – и про “банду культяп”, и про Яшу Кошелькова, который поймал Ленина, снял с него шубу, снял с него пальто, отобрал у него браунинг, машину и отпустил, хотя мог повернуть всю историю вспять… Ты увлекаешься материалом, погружаешься в него и уже знаешь, почему и зачем говоришь, а не просто “блаблакаешь” текст. Вот это уже интересно!
Актер Александр Домогаров во время своего концерта “Мои времена года”, 2019 г. Фото: Артем Геодакян/ТАСС
О том, как победить Джекила и Хайда
Меня часто спрашивают, как вам удается делать массу всего в кадре – и верхом ездить, и фехтовать, и драться, и петь… Верхом – это как на велосипеде, раз научившись, уже не забываешь, как это делается. Другое дело, что конь – живое существо, не машина, и с ним нужно находить контакт, приучать к себе. “Железкой”, правда, я давно не махал, но думаю, что смогу – пусть и не так красиво, как в “Огнем и мечом”. А что касается музыки – до сих пор не могу себе простить, что из-под палки занимался на фортепьяно в музыкальной школе! У нас в театре идет “Странная история доктора Джекила и мистера Хайда” – сложнейший спектакль, где мне надо играть двух людей в одном – с разными речевыми и голосовыми характеристиками, сложнейшими ариями, надо ориентироваться, что и как за каждого из них петь. Мои герои там висят, бегают и прыгают, кочевряжатся… Музыкальный спектакль я вообще приравниваю к разгрузке товарного вагона.
О том, где ты нужен
В театре, конечно, отдача гораздо мощнее. В кино ты тратишься на минуту, хорошо, на дубль – и потом полчаса ждешь, пока переставляют свет. А здесь в 19.00 вышел на сцену, и все, нет минут – а есть три часа перед зрителем.
Театр – это поиск истины. Театр – это дом. Кино – хороший, экстремальный и энергозатратный элитный отдых. Где тебя любят, где ты нужен.
Александр Домогаров в роли Ивана в спектакле “Сцены из супружеской жизни” в постановке режиссера Андрея Кончаловского. Фото: Антон Новодережкин/ТАСС
