Роды глазами младенца мы видим, по-моему, в кино впервые. Белесый туман, неясные вскрики, глухо долетающие из внешнего мира как сквозь толщу вод, колышущиеся силуэты и слепящий свет, больно ударяющий по глазам. Это начало фильма Ари Астера “Все страхи Бо”. Бо вырастет, станет седым и лысым, но сознание младенца, так и не оборвавшего пуповину и сохранившего болезненную связь с материнским лоном, его не покинет.kinopoisk.ru
kinopoisk.ruПожилой, вечно хныкающий, всего боящийся, давно махнувший на себя рукой человек. Хоакин Феникс играет его с отвагой, но без веселья – как бесконечно тягостный сеанс психопатологии.
Нью-йоркский режиссер Ари Астер для многих успел стать новой иконой, его фильмов ждут и жаждут как откровений. Его дебют “Реинкарнация” был одним из хитов фестиваля авторского кино Сандэнс, что само по себе означало: это больше, чем ужастик. Его “Солнцестояние” стало культовым. В Астере видят продолжателя традиций мизантропических картин Гринуэя и сюрреализма Линча, в его стилистике находят следы влияния таких фильмов, как “Сияние” Кубрика и “Синекдоха, Нью-Йорк” Чарли Кауфмана, сам он считает для себя важнейшими “8 1/2” Феллини, “Ребенка Розмари” Полански и “Пианистку” Ханеке.
Его новая картина “Все страхи Бо” – это как свихнувшийся Линч или если бы Феллини сошел с ума: каждый кадр выглядит гениальным и одновременно первичным, как детский сюр, а “главы” повествования едва сцеплены вместе. Трехчасовой фильм непереносим, но от него не оторвешься.
Он менее всего страдает цельностью – клочковат и раздерган на неравные куски, каждый в своем жанре. Самое внятное и кошмарное – его начало: картины ада, в котором обитает беспомощный Бо. Его скудное холостяцкое жилище, напоминающее наши коммуналки, ничем не сигнализирует, что его мама Мона – основательница коммерческой империи и принадлежит к числу богатеев. Оно угнездилось посреди обезумевшего города, где постоянно кто-то истошно орет, конвульсивно пляшет, кто-то кого-то избивает, кто-то стреляет, кого-то взрывают, кто-то хочет прыгнуть с крыши, а стены изгажены граффити-матюгальниками и бесстыжими рекламами (вдохновенная работа художника Фионы Кромби и оператора Павла Погоржельского).
Бо – типичные “33 несчастья”. Он обещал навестить маму, уже готов ехать в аэропорт, но вернулся за чем-то забытым, оставил чемодан у двери, чемодан украли, ключ из двери стащили, он впопыхах проглотил прописанные ему таблетки, но запить нечем, а без воды таблетки смертельны. И он в панике бежит в магазин, хватает бутылку, лихорадочно пьет, а расплатиться нечем, и квартиру, пока он бегал, уже оккупировали бомжи… Так начинается одиссея нашего героя, его бесконечный путь к маме, на которую тем временем упала люстра, размозжила голову, и лететь теперь нужно на похороны.
Этот тотальный кошмар вполне может стать сюжетом сериала, но здесь он спрессован в первые минуты фильма, по стилистике и растерянности героя действительно апеллирующего к “8 1/2”. Только Феллини всегда сохраняет жесткую связь с реальностью, Астер ее все время теряет, рассказ становится бессвязным и погружает в растерянность зрителя.
…Голого, мечущегося по улицам Бо собьет машина, его, израненного, подберет участливая пара, у которой садистская дочка доведет Бо до крайней степени безумия, и он убежит в леса, где встретит некое человеческое братство – бродячую труппу, которая показывает странную лубочную мистерию о его втором, гипотетическом житии, обретении неизведанного семейного счастья, о нагрянувших невзгодах и поисках смысла потерянной жизни… Игрушечность, искусственность, мультипликационность картинки здесь достигнет апогея, и сцена встречи Бо с его никогда не существовавшими сыновьями аранжирована как детский богословский утренник с бородами-паклями, когда в растерянности тормозят уже и сами актеры.
Фото: kinopoisk.ru
Жанр фильма определить не берусь. Это не ужастик и не сюрреалистическая комедия, хотя все постоянно на грани гиньоля и сюра. Это смахивает на поток сумеречного сознания человека со скачущим температурным графиком – образ, который, по-видимому, примеряет автор фильма. Он к нему шел последовательно через стойкий интерес к языческим ритуалам и мистике.
Нет единого стиля; трагическая, почти символическая, раздувшаяся до шекспировских габаритов, полная фрейдистских комплексов фигура Бо взаимодействует с созданием такого аса комедийного гротеска, как Нэйтан Лейн, и шокирующими картинками в духе скандальной студии Troma (разверстые раны Бо, безголовый труп мамы в гробу). Во всем этом мерещится нечто личное, исповедальное, даже итоговое, запертое глубоко в душе, ищущее выхода. А возможно, это и впрямь мерещится, и перед нами просто талантливая имитация окружившего нас сегодня безумия.
Хотя гневная загробная филиппика мамы Моны, обвиняющей сына в отчужденности и разрыве естественных связей, да и вообще все финальное расчесывание семейных ран – это очень серьезно (в роли Моны монументальная Пэтти ЛюПон).
Стартовав многообещающими кадрами, живописуя галлюцинации Бо, Астер быстро теряет дыхание, плотная скороговорка все чаще перемежается пустотами, пульс фильма становится нитевидным, и к финалу мы обнаружим, что смотрим, почти бездыханные, какую-то другую картину.
Невозможность такого фильма интригует – ведь вот он, перед нами, его хаотические образы не отпускают, и это тот случай, когда безумие становится заразительным и передается в зал. Я не сомневаюсь, что с явлением на экраны кошмаров Бо число поклонников Ари Астера многократно умножится. Впрочем, когда-то премьера тех же “8 1/2” вызвала в публике и критике похожее замешательство, и только время покажет, имеем мы теперь дело с игрой неумеренных амбиций или с разведкой опять новых киногоризонтов.
