Символист с берегов Яузы: открылась выставка к 150-летию Валерия Брюсова
В Москве открылась выставка к 150-летию Валерия Брюсова, жившего с 1910 по 1924 год в особняке, в котором размещается сегодня один из главных отделов ГМИРЛИ. Корреспондент «МК» по двум залам прошел трижды — сначала с фотокамерой, затем с «пустыми руками», чтобы ничего не отвлекало, и в третий раз — с куратором проекта «Взлет огня», кандидатом филологических наук Моникой Орловой.
Дом Брюсова призван формировать представление обо всем Серебряном веке, при этом понятно, что там поэт царит на правах хозяина. Валерию Яковлевичу особняк никогда не принадлежал, но это детали: мемориальный кабинет и множество брюсовских артефактов в постоянной экспозиции рассказывают о нем достаточно подробно. При этом, по словам Орловой, на выставке экспонаты не дублируются — музейная коллекция настолько обширна, что позволяет не повторяться.
«Из того, что у нас есть, мы стремились показать жемчужины. Детство, семья, ближайшее окружение», — говорит Моника Орлова. И подводит к незамысловатой литографии с подписью «Вид с Яузского моста».
— Вот ответ на вопрос, с чего начинался русский символизм. Яузский бульвар, гуси. А рядом мы вывесили изысканную графику Константина Сомова (одного из основателей «Мира искусства». — И.В.), Николая Феофилактова и другие тончайшие вещи.
И действительно, если признать первенство Брюсова как первого русского символиста (в письме Верлену, по крайней мере, он себя называет основоположником нового течения в России), то получится, что из Яузы, около которой классик провел юные годы, речушки с вечными в ней стирками и гогочущими птицами, как из гоголевской «Шинели», возникло русское преломление новой эстетики и новой литературы.
Поэтому трудно назвать главным на выставке фотографии женщин Брюсова, в том числе уникальный портрет Иоанны Матвеевны Брюсовой с карандашной подписью, фотокарточки Елены Масловой, Нины Дарузес, Веры Комиссаржевской. Или машинописи с авторскими пометками (правда, это копии) и подлинники рукописей, прижизненные публикации, книги с дарственными надписями, множественные принадлежавшие поэту вещи: пресс для бумаг, счеты, открытки, привезенные из заграничных поездок. Несомненно, все это интересно, как интересна часть биографии, когда литератор был военным корреспондентом — шла Первая мировая. Отсюда карта Варшавской губернии и Бельгийского театра военных действий, литография боя под Варшавой и эпичного сражения с австрияками, визитная карточка корреспондента газеты «Русские ведомости» В.Я.Брюсова и перевод на язык Мицкевича стихотворения «Польше», написанного 1 августа 1914 года.
Завораживает другое, а именно серия выбивающихся из своего времени эскизов обложек журнала «Весы» и книг издательства «Скорпион». «Весы» под фактическим главредством Брюсова издавались с 1904 года (предметно об этом свидетельствуют типографские клише из дерева и металла) и явили собой не только «рупор» русского символизма, но как бы содержали внутри себя росток будущего акмеизма и всей поэзии XX века.
Если просто поставить рядом обложку книги Брюсова «Urbi et Orbi» («К городу и к миру») 1903 года и «Вечер Анны Ахматовой» 1913-го — мы увидим генетическую связь, преемственность, это факт, но достоверно и другое: Брюсов и художники-единомышленники, как сказали бы сегодня, «задали тренд» на десятилетия.
Но не только поэзию озарял молниями революционных изменений поэт — его псевдосредневековый роман «Огненный ангел», которому музейщики посвятили отдельный зал, был яркой мистификацией, где за образами живущих в Германии XVI века действовали «аватары» самого Брюсова, Андрея Белого и Нины Петровской (термин «любовный треугольник» пошловат, но эти трое составляли именно его).
Фаустовский мистицизм, ведьмы и пыточные способы борьбы с ними со стороны инквизиции, запечатленные на старинных гравюрах, образ «алхимического кабинета», созданный с помощью муляжей колб и настоящих минералов и камней (из коллекции Брюсова), плюс все это при свете почти настоящих свечей, казалось бы, могут испугать детей — а их учителя литературы неизбежно поведут на выставку. Но куратор заверила: школьники реагируют на увиденное спокойно. А если они к моменту посещения уже читали Гете и «Мастера и Маргариту» Булгакова — мерцающая таинственность покажется им понятной и эстетически мотивированной.
Остается добавить, что в «Немецком», а точнее, в «Кельнском» зале разместили также настоящий фрак Валерия Брюсова. Правда, с этой хрупкой и боящейся всего вещью приходится быть особенно осторожными. Если посетителей нет — в комнате сразу выключают свет. Поэтому есть идея сделать современное повторение бесценного предмета гардероба.