ПЁТР ИСАЕВИЧ ВЕЙНБЕРГ
(1831-1908)

ТЬМА
(Из Байрона)

I had a dream, which was not all a dream...

Я видел сон; то был не полный сон:
Померкнуло сиянье солнца; звезды,
По вечному пространству в темноте,
Погасшие и ощупью блуждали;
И в воздухе безлунном вся земля
Холодная и черная висела;
Заря пришла, но дня не принесла,
И ужасом охваченные люди
Забыли все волнения страстей,
И все сердца наполнились одною
Молитвою - о свете для земли.
Дворцы царей, и троны, и избушки,
И все места, где человек живет,
Все делалось огня добычей; люди
Жгли города и вкруг своих домов
Пылающих сбирались, чтоб друг другу
Еще хоть раз успеть взглянуть в лицо;
И счастлив был, кто жил вблизи волкана
И факелов сверкающих его.
Последняя и робкая надежда
У всех людей осталася: они
Зажгли леса, но гордые деревья
И рушились, и тлели с быстротой,
И с треском вдруг стволы их исчезали,
И снова тьма царила на земле.
Был мрачен вид людей при этом свете
Отчаянья, когда по временам,
Как молния, их озаряло пламя.
Одни из них лежали на земле
И плакали, закрыв лицо руками;
А у других мелькала на губах
Какая-то бесстрастная улыбка,
И с ней они сидели, прислонясь
Щекой к руке; тут многие поспешно
Горючие сбирали вещества
И их в костры бросали, и смотрели
С безумною тоской на темный свод -
Исчезнувшей вселенной мрачный саван,
И снова вдруг с проклятьями они
Кидались ниц и, воя, скрежетали.
Испуганные стаи хищных птиц
Бессильными крылами били землю;
И дикий зверь смирялся и робел;
И ползали шипящие ехидны
Среди толпы, не жаля никого,
И пищею они служили людям;
И вновь зажглась кровавая война,
Умолкшая лишь на одно мгновенье;
За каждую, малейшую кроху
Вновь начали платить все люди кровью;
И порознь все садилися, и пасть
Со злобою суровой наполняли.
Любовь прошла бесследно; вся земля
Одну лишь мысль собой осуществляла.
Одну лишь мысль, и это было - смерть,
Бесславная и близкая! Терзали
Голодные страдания людей,
И падали они и умирали,
И кости их, и мясо без гробов
Валялися; иссохший становился
Добычею иссохшего; собаки
Своих господ кусали; лишь одна,
Как верный друг, у трупа господина
Легла, и птиц, животных и людей
В почтительном держала расстояньи,
Пока от мук голодных все они
Не высохли, иль жадно к новым трупам
Направились; она ж не отошла,
И жалобно стонала, и лизала
С отчаяньем глубоким руку ту,
Которая ей не могла ответить
Приветливо, - и скоро умерла.
А голод все в толпе распространялся;
От города большого одного
В живых еще осталось только двое,
И были то враги; сошлись они
У тлеющих остатков алтаря,
Где множество вещей священных было
Набросано; и кинулись они,
И начали костлявыми руками,
Дрожа, скорей, тот пепел разрывать,
И вызвало их слабое дыханье
Их под золы ничтожный огонек;
Тогда они взглянули друг на друга,
И вскрикнули, и умерли. В них жизнь
Взаимное убило отвращенье,
И умерли они, не зная, кто
Был тот, на чьем челе ужасный голод
Напечатлел одно лишь слово: <враг>.
Мир опустел. Всесильный, многолюдный
В былые дни, теперь он грудой стал,
Лишенною времен различных года,
Деревьев, трав, и жизни, и людей.
Он грудой стал холодной смерти, в хаос
Окаменелой грязи перешел.
Застыло все, - моря, озера, реки
И океан; на их безмолвном дне
Движенья нет; суда гниют на море,
И мачты их валятся по кускам
И падают в безмолвные пучины.
В гробах лежат морские волны, месяц -
Их господин, скончался прежде их.
Завянули в гнилом пространстве ветры,
И облака пропали; бесполезны
Они для тьмы; - а ею был весь мир.

П. Вейнберг.

- Впервые: Русское слово, 1864, No 4 - апрель. С.313-316.