|
|
Поэзия Дании
Ове
Абильгор
Снег
От холода и снега тяжело
клонится ветвь, как белое крыло.
Спит тишина -
и льется снежный сумрак
сквозь воздуха прозрачное стекло.
Безмолвие, застывшее вокруг,
лишь шорох снега нарушает вдруг.
Под кронами деревьев
молча слушай
тоскующую скрипку зимних вьюг.
Ее тоска сверкает серебром,
поющем в зимнем сумраке седом,
а снег валится наземь,
словно пепел,
от солнца, что горит вверху костром.
Оле
Вивель
Любовь
к земле
В ласковый садик детства
память меня сводила.
Зелено там и тихо.
Сколько плодов там было!
Маленькую лужайку
яблоня затеняет,
мамино платье ветер
весело раздувает.
Между ветвей качели
чаще мелькают, чаще,
в дальние страны мчимся
мы с нашим детским счастьем.
Или глядим, как аист
встал над железной крышей,
или по ржи проходим,
по золотисто-рыжей...
Белая, как сметана,
в луже коза стояла,
ела из рук морковку
и головой кивала.
К вечеру возвращались
в дом - большой и прохладный.
Окна его блистали
всей красотой закатной.
Если привстать немножко,
можно с кроватки прямо
видеть луга и крыши,
дальних оврагов ямы.
В книжке смешались строчки,
буква за буквой мчится,
и бог спокойной ночи
смотрит с последней страницы.
Кристиан
Винтер
Ночь
была мягка и нежна
Снами летучими
тени сгустились,
звезды за тучами
тихо укрылись.
Наши печали
в липах дремали.
Были одни мы на целой земле!
Все словно пело во мгле.
Чудо слияния
душ воедино...
Воспоминания:
горя годины,
бури и штили
мимо скользили.
Памяти змеи заснули давно -
слиты мы были в одно.
Словно спаяли мы
душ наших свечи,
словно смешали мы
думы и речи.
Чувства и грезы
гибко, как лозы,
переплелись. И любовь нам одна
небом была крещена.
Волны ли, звуки ли,
вздохи ль томления
нежно баюкали
наше забвение.
Плыл наш привет
к звездам, чей свет,
благословляя из вечности нас,
нас обручил в этот час.
Тове
Дитлевсен (1918-1976)
Дети
Были они ожиданьем,
радостью невыразимой,
сродни облакам и звездам,
с миром нерасторжимы.
В живые, хрупкие мысли
потом они превратились -
в глазах отражался месяц,
сердце укромно билось.
Потом топотня их ножек
наполнила дом собою -
её и сейчас мы слышим
унылой ночной порою.
Потом они от игрушек
подняли взгляд однажды -
в глазах завелась тревога,
темной дороги жажда.
Потом разогнули спину,
тесно им в доме стало,
следы по песчаной дорожке
быстро дождем сравняло.
Слезы от щек огрубелых
дождик смыл незаметно,
взрослые голоса их
умчались куда-то с ветром.
Но у нас хорошие дети,
они часто нас навещают:
два часа за воскресным кофе
исправно время теряют.
К ночи уходят. Их жизни
для нас за семью замками.
С нашего ложа молча
мы им машем руками.
Чисты дождевые капли.
Тьма нежна, терпелива.
Хорошие дети - отрада.
Одинокая жизнь - тосклива.
(Перевод И.Бочкаревой)
Хольгер
Драхман (1846-1908)
Все,
что здесь жило...
Все, что здесь жило, - умрет,
что цвело - отцветет:
поцелуи и слезы в подушках бессонных,
имена, что мы пишем на стеклах оконных, -
все, что здесь жило, - умрет.
Непостижимый исход!
И все же мы жаждем влюбляться,
грустить, целовать, целоваться,
страстью обжечь и обжечься страстью -
не умирает стремление к счастью:
Гретхен - Фауст, Ромео -Джульетта!
Милая! Делай священное дело:
руки омой и светлое тело
кровью, что в сердце твоем закипела,
и, выходя на лов,
флейту свою готовь -
и пусть отзовется на страстный зов
все, что со временем канет в Лету.
Йоханнес
В. Йенсен
Кай
Нильсен
Листву сдувает. Листву сдувает.
Нагие сучья друг к другу жмутся,
и духи бури в лесу взывают,
поют и плачут, рычат, смеются.
От слез и горя не видишь света -
навек погибло царство лета.
Могуче солнце, и с небосвода
холодным блеском, но все же блещет.
Рождений новых жаждет природа,
в объятьях света она трепещет.
Лишь он во власти вечной ночи -
закрылись ставни, потухли очи.
Земля над звездной летит долиной.
Лежит он молча, как воин павший,
сам стал он формой, прахом, глиной,
весь век свой глине форму дававший.
Он камню счастье дал и страданье
и в Еву вдунул свое дыханье.
Уж вечер. Дождик в окно стучится,
вопрос старинный лукаво ставит:
ведь мысль, как прежде, вперед стремится ,
зачем же смерть, как прежде, правит?
А буря в сердце полночи мчится,
лети, душа, вместе с ней, как птица!
Том
Кристенсен
Diminuendo
/ Затихая
И, утомленный твоими обьятьями,
чувствуя сонные губы твои,
я, погружаясь в дыханье дремотное,
длю поцелуем минуты любви.
И, утомленный тобой, в ослеплении
буду я бедра и груди ласкать.
Буду из мрака рукою уверенной
вазу, как светлое тело, ваять.
И, утомленный лаской стихающей,
вижу смягченную линию форм.
Вижу лицо на подушках и водоросли -
пряди волос твоих выбросил шторм.
И, утомленный, тобой не замеченный,
тихо уйду из постели твоей.
Буду бродить по каморке темнеющей,
словно слепой, среди душных вещей.
Анна Мария, какая ты жаркая.
Анна Мария, во мне ты одна.
Анна Мария, дай мне прохлады.
Анна Мария, здесь, у окна.
Мартин Андерсен Нексе
(1869-1954)
Поуль
Серенсен
Растет...
Вновь расти будут травы, цветы полевые,
вновь расти будет хлеб, насыщая голодных,
вновь глаза молодых зацветут, как бывало, улыбкой,
вновь любовь возрастет и нальет материнские груди,
но, быть может, и ненависть вырастет в сердце бесплодном?
Вильям
Хейнесен
Звезды
- мои друзья
Добро пожаловать, весна, и ночи в звездах,
и пробужденье мира после спячки.
Приносит радость плодородье мира,
на свиту звезд взираю я смущенно:
над домом звезды, над моей постелью...
Я заслужил ли эту честь - по жизни
идти в сопровожденьи Ориона?
Мои друзья, сияющие звезды,
загадочны, строги и молчаливы.
Я вам за это вечно благодарен.
Ни разу вы меня не приласкали,
но вы и не смеялись надо мною,
когда я вас приветствовал влюбленно,
как средоточье мудрости и силы,
поток огня, сквозь ночь и смерть летящий.
Мои друзья в глубоких безднах, звезды!
Вы побеждаете в далеких бурях,
вы согреваете мой скромный разум,
когда я измеряю вклад свой в вечность.
|
|
|
|
