АНАТОЛИЙ НАЙМАН
р. 1936, Ленинград
Секретарь Анны Ахматовой, автор ценнейших воспоминаний о ней, частично собранных в книгу, частично распыленных по периодике; по собственному признанию, соавтор некоторых ее переводов. Сам Найман останется в истории перевода прежде всего как первый серьезный перелагатель старинной провансальской лирики и эпики. Среди поэтических новаций Наймана есть более чем рискованные (см. начало последней строфы в произведении монаха Монтаудонского), то, что нынче называется
"на грани фола" – но переводчик все-таки сам отвечает за свое творчество, и напечатанное единожды остается фактом литературы до тех пор, пока она существует.
ГРАФ ПУАТЕВИНСКИЙ
(1071-1126)
* * *
Сложу стихи я ни о чем,
Ни о себе, ни о другом,
Ни об учтивом, ни о том,
На что все падки:
Я их начну сквозь сон, верхом,
Взяв ритм лошадки.
Не знаю, под какой звездой
Рожден: ни добрый я, ни злой,
Ни всех любимец, ни изгой,
Но всё в зачатке;
Я феей одарен ночной
В глухом распадке.
Не знаю, бодрствовал иль спал
Сейчас я, – кто бы мне сказал?
А что припадочным не стал,
Так все припадки
Смешней – свидетель Марциал! –
С мышонком схватки.
Я болен, чую смертный хлад,
Чем болен, мне не говорят,
Врача ищу я наугад,
Все их ухватки –
Вздор, коль меня не защитят
От лихорадки.
С подругой крепок наш союз,
Хоть я ее не видел, плюс
У нас с ней, в общем, разный вкус;
Я не в упадке:
Бегут нормандец и француз
Во все лопатки.
Ее не видел я в глаза
И хоть не против, но не за,
Пусть я не смыслю ни аза,
Но всё в порядке
У той лишь, чья нежна краса
И речи сладки.
Стихи готовы – спрохвала
Другому сдам свои дела:
В Анжу пусть мчится как стрела
Он без оглядки,
Но прежде вынет из чехла
Ключ от разгадки.
БЕРТРАН ДЕ БОРН
(ок.1140-1215)
* * *
Если б трактир, полный вин и ветчин,
Вдруг показался в виду,
Буковых чурок подбросив в камин,
Мы б налегли на еду,
Ибо для завтрака вовсе не рано;
День стал бы лучшим в году,
Будь ко мне так же добра донна Лана,
Как и сеньор Пуату.
С теми, кто славой твоей, Лимузин,
Стал, я проститься хочу;
Пусть от других Бель-Сеньор с Цимбелин
Слышат отныне хвалу,
Ибо я даму нашел без изъяна
И на других не гляжу –
Так одичал от любви; из капкана
Выхода не нахожу.
Юная, чуждая поз и личин,
Герб королевский в роду,
Лишь ради Вас от родимых долин
Я удаляюсь в Анжу.
Так как достойны Вы славного сана,
Вряд ли украсит главу,
Будь она римской короной венчана, –
Больше уж чести венцу.
Взор ее трепетный – мой властелин;
На королевском пиру
Возле нее, как велит господин,
Я на подушке сижу.
Нет ни в словах, ни в манерах обмана:
В речи ее нахожу
Тонкость бесед каталанского плана,
Стиль – как у дам из Фанжу.
Зубы – подобие маленьких льдин –
Блещут в смеющемся рту,
Стан виден гибкий сквозь ткань пелерин,
Кои всегда ей к лицу.
Кожа ланит и свежа и румяна –
Дух мой томится в плену:
Я откажусь от богатств Хорасана,
Дали б ее мне одну.
Дамы такой и в дали океана,
Как Маиэр, не найду.
* * *
Я начинаю петь в негодованье,
Узнав о низком ричардовом плане:
Чтоб выполнить отцовское желанье,
Был Молодой Король как на аркане
Согласье брату на коронованье
Дать приведен!
Безвластен Генрих! Королевством дряни
Гордиться может трон!
О чем тут говорить, когда заране
Согласный на любое подаянье
Король живет на чьем-то содержанье,
Причем в подобном упрекнуть изъяне
Не может сам Гильема, что в ристанье
Не побежден!
Кто подданными уличен в обмане,
Тот их любви лишен.
Пусть он, кому подвластны англичане,
Не мнит, что и Ирландия в кармане;
Нормандия платить не станет дани,
И не пойдут анжуйцы на закланье,
И герцогом Гаскони и Бретани
Не станет он;
И в Пуату он лишь на расстоянье
Увидит бастион.
Представьте, н'Аламанда, я на грани
Любви к злодею: пусть он об охране
Подумает, ибо в его же стане
О нем молва идет как о тиране,
Купающем страну в кровавой бане;
Со всех сторон
Их окружает только поле брани,
И тяжкий слышен стон.
Поскольку в куртуазном воспитанье
Граф Джуафре взращен,
Уж лучше бы его отдаться длани –
Не первым, жаль, рожден.
АЙМЕРИК ДЕ ПЕГИЛЬЯН
(ок.1190-1221)
* * *
– Дама, зачем эта пытка так зла?
– Сеньор, речь безумца мне не мила.
– Дама, молю хоть о капле тепла.
– Сеньор, бесплодным мольбам нет числа.
– Дама, немолчна моя Вам хвала.
– Сеньор, я желаю Вам только зла.
– Дама, тоскою душа изошла.
– Сеньор, а моя зато весела.
– Дама, утешьте последний мой час
– Сеньор, долго ждать Вам, вот весь мой сказ.
– Дама, сиявший мне светоч угас.
– Сеньор, это нравится мне как раз.
– Дама, скорбями чреват Ваш отказ.
– Сеньор, разве есть любовь на заказ?
– Дама, единый Ваш взор меня б спас.
– Сеньор, не должно быть надежд у Вас.
– Дама, я прав не повсюду лишен.
– Сеньор, в добрый путь! Или ждете препон?
– Дама, любовь к Вам мне ставит заслон.
– Сеньор, я не знаю, зачем ей он.
– Дама, со мной слишком резок Ваш тон.
– Сеньор, он для Вас и изобретен.
– Знать, Дама, непоправим мой урон.
– Сеньор, для меня Ваша речь – закон.
– Амор, к равнодушью привел Ваш путь.
– Друг, выбрав цель, я не вправе свернуть.
– Амор, зло сразит Вас когда-нибудь.
– Друг, Вам жалеть не придется отнюдь.
– Амор, не любим я Дамой ничуть.
– Друг, я хотел бы Вас с лучшей столкнуть.
– Амор, но боль разрывает мне грудь.
– Друг, я найду, как убытки вернуть.
– Амор, Вас к краху ведет Ваша прыть.
– Друг, нет причин так меня честить.
– Амор, Вы хотите нас разлучить.
– Друг, жить в разлуке милей, чем не жить.
– Амор, я не в силах Даму сменить.
– Друг, Вам придется желанья смирить.
– Амор, впредь могу ль я радость вкусить?
– Друг, для того надо ждать и служить.
МОНАХ МОНТАУДОНСКИЙ
(XII-XIII вв.)
* * *
Хоть это и звучит не внове,
Претит мне поза в пустослове,
Спесь тех, кто как бы жаждет крови,
И кляча об одной подкове;
И, Бог свидетель, мне претит
Восторженность юнца, чей щит
Нетронут, девственно блестит,
И то, что капеллан не брит,
И тот, кто, злобствуя, острит.
Претит мне гонор бабы скверной
И нищей, а высокомерной;
И раб, тулузской даме верный
И потому ей муж примерный;
И рыцарь, о боях и проч.
И как до рубки он охоч
Гостям толкующий всю ночь,
А сам бифштекс рубить не прочь
И перец в ступке натолочь.
Претит – и вы меня поймете –
Трус, ставший знаменосцем в роте,
И ястреб, робкий на охоте,
И если гущи не в компоте;
Клянусь святым Мартином, не
Терплю я вкус воды в вине,
Как и участье в толкотне
Калек, ибо приятней мне
Быть одному и в тишине.
Претит мне долгая настройка
Виол, и краткая попойка,
И поп, кощунствующий бойко,
И шлюхи одряхлевшей стойка;
Как свят Далмаций, гнусен тот,
По мне, кто вздор в гостях несет;
Претит мне спешка в гололед,
Конь в латах, пущенный в намет,
И в кости игроков расчет.
Претит мне средь зимы деревней
Плестись, коль нет приюта мне в ней.
И лечь в постель с вонючкой древней,
Чтоб в нос всю ночь несло харчевней;
Претит – и даже мысль мерзка! –
Ждать ночью мойщицу горшка;
И, видя в лапах мужика
Красотку, к ней исподтишка
Взывать и тщетно ждать кивка.
Претят наследников уловки,
Клянусь Творцом, и без сноровки
Кикс, сделанный в инструментовке,
И ростовщик, что ждет поклевки;
Как свят Марсель, осточертел
Мне плащ в два меха, и прицел
Трех братьев на один надел,
Четырехгранность пик и стрел,
И кто богат, а не у дел.
И не терплю я, Боже правый,
Чтоб резал мясо мне лишавый,
И стол под скатертью дырявой,
И тяжкий груз кольчуги ржавой;
Мне тошно высадки в порту
Ждать в ливень на сквозном ветру,
И наблюдать друзей войну,
И, чуя в сердце маету,
Зреть в каждом равную вину.
Прибавлю, что мне также тяжки
Девицы уличной замашки,
Курв старых крашеные ряшки
И фат, в свои влюбленный ляжки;
Претит мне – о святой Авон! –
У тучных женщин узость лон,
Под ноль стригущий слуг барон;
И бденье, если клонит в сон, –
Вот худший для меня урон.
Но чем я полностью задрочен,
Что, в дом войдя, насквозь промочен
Дождем, узнал, что корм был сочен
Коню, но весь свиньей проглочен;
Вконец же душу извело
С ослабшим ленчиком седло,
Без дырки пряжка и трепло,
Чьи речи сеют только зло,
Чьим гостем быть мне повезло.
ФРАНСУА РЕНЕ ДЕ ШАТОБРИАН
(1768-1848)
РАБ
Крик дервиша летит с верхушки минарета,
Окрашенного в цвет закатного огня.
Вот час и место, где газель найдет поэта:
Есть роза в цветнике, манящая меня.
Твой, мусульманка, взор застенчиво-державный
Пленителен и юн, – о дева-госпожа,
Свой сладостный удел я славлю, раб бесправный,
Тебе служа, тебе служа!
Когда по глади вод, лазурной и безбрежной,
Ладья плыла, рукам послушная моим,
Я омочил весло слезою безнадежной –
Но ныне исцелен: люблю я и любим.
Скала добра ко мне: омыт волною плавной,
Улыбку шлет маяк, мерцаньем ворожа,
И к берегу на свет спешит твой раб бесправный,
Тебе служа, тебе служа!
В гарем твой я крадусь ночами беззаконья,
Твой блеск меня слепит, богиня красоты!
Алоэ и ковры, цветы и благовонья
Пред юным пленником разбрасываешь ты.
О счастье! Посреди невзгод судьбы злонравной
Цепями обвивать тебя, в руках держа!
Кольцо раба в колье твоей вплел раб бесправный,
Тебе служа, тебе служа!
Узнаю издали среди песков зыбучих
Верблюда белого степенно-легкий шаг:
Ты возникаешь вдруг – звезды мерцанье в тучах
Скитальца бедного не утешает так,
У пальм пустыни нет пленительности равной,
Рассветных ветерков струя не столь свежа.
Султану славному твой равен раб бесправный,
Тебе служа, тебе служа!
Отчизну, бывшую досель моим кумиром,
Я больше не пою; забыта мной родня,
И мне не жаль, что стал бездомным я и сирым, –
Лишь бы не выкупил какой святой меня!
Оставь мне цепь! Хочу в неволе жить бесславной,
Тебе, вселенная моя, принадлежа.
Топчи, валяется в ногах твой раб бесправный,
Тебе служа, тебе служа!