Ёсано Акико
“О
богиня Медуза, молю…”
СТИХИ
Перевод
с японского и вступление ЕЛЕНЫ ДЬЯКОНОВОЙ
Японская поэтесса Ёсано
Акико (1878—1942) в юности получила отменное образование в японском духе,
увлекалась классической литературой, поэтому выбор ею канонической формы
пятистиший танка, зафиксированной
японской традицией еще в VIII в. в первой антологии поэзии “Собрание мириад
листьев”, не случаен. К тому времени, когда в 1900 году провинциальная
двадцатидвухлетняя девушка из купеческой семьи послала свои первые
стихотворения в прославленный столичный журнал “Утренняя звезда”, традиция
пятистиший танка насчитывала уже
двенадцать столетий.
Просодической единицей танка является строфа, состоящая из двух
строк в 5 и 7 слогов, а само стихотворение представляет собой пять
силлабических групп в 5—7—5—7—7 слогов. Темы классических танка строго регламентированы: это песни
любви, разлуки, песни, написанные в пути, “на случай” и т. д. Человеческие
переживания вписаны в смену времен года и происходят непременно на фоне природы
либо каким-то образом с природой связаны. Канонизированы и основные приемы
танка, чрезвычайно подробно разработанные традицией. Ключевые слова танка
обычно вызывают у искушенного читателя ряды ассоциаций, не входящих в текст и
внятных японцу, но обычно скрытых от иноземных читателей, поскольку не
поддаются переводу. Тесное пространство пятистиший — всего 31 слог — не
позволяет развернуть эти ассоциации при переводе. Когда-то академик Н. И.
Конрад переводил одно стихотворение танка
два раза, чтобы во всей полноте представить перекрещивающиеся смыслы.
Изощренность этой
поэтической формы, испытавшей на протяжении более чем тысячи лет взлеты и
падения, то почти угасавшей, то вспыхивавшей, словно угли на ветру, обернулась
к концу ХIХ в. довольно монотонными повторениями одного и того же, вызывая у
ревнителей традиции горечь, а у модернистов, находившихся под европейским
влиянием, негодование и желание отречься.
Рубеж веков — эпоха
примечательная в японской культуре. Так называемая реставрация Мэйдзи в
1867—1868 гг. открыла страну после трехсотлетней изоляции, когда торговые
европейские корабли могли заходить только в два порта на юге, а японцам,
покинувшим страну, грозила смертная казнь. В конце ХIХ века западные влияния
буквально хлынули в Японию. На волне этих влияний, а также в осознании
необходимости реформировать традицию, и не только поэтическую, возникли
разнообразные литературные движения, объединения, поэтические общества и
журналы. “Золотые молнии романтизма” (Н. Гумилев) поразили многих японских
литераторов, которые объединились в романтическую “Школу утренней звезды”.
Душой этой школы стала Ёсано Акико.
Первые романтические танка Ёсано Акико печатались на страницах
журнала “Утренняя звезда”, главным редактором которого был известный поэт Ёсано
Тэккан. Он и стал героем ее лирики; отношениям поэтов-любовников посвящена
первая книга Ёсано Акико “Спутанные волосы” (“спутанные волосы на ложе любви” в
ее поэтике — символ любовной страсти, долгое время считавшийся весьма
рискованным). Книга немедленно привлекла к себе пристальное внимание. Юная
поэтесса бежала из дома и вышла замуж за Ёсано Тэккана, который поспешно
освободился от связывавших его прежде брачных уз. Именно Тэккану посвящены,
видимо, все ее стихотворения, публиковавшиеся с 1904 по 1906 год в разных
сборниках. После 1912 года Ёсано Акико выступала только как критик, пыталась
(впрочем, безуспешно) возродить журнал “Утренняя звезда”; ее значительный труд
тех лет — перевод на современный японский язык классического романа Х века
“Повесть о Гэндзи”, самого знаменитого произведения японской словесности,
принадлежащего, как принято говорить в Японии, кисти придворной дамы Мурасаки
Сикибу. Но стихов больше не было…
Еще один раз поэтический
голос Ёсано Акико зазвучал после кончины Ёсано Тэккана в 1935 году; она
выпустила книжечку стихов, посвященных теме разлуки и смерти, некоторые из этих
танка тронули читателей простотой
стиля и нотой бесконечной печали. Вместе с тем нельзя не признать, что самое
лучшее, оригинальное, сделавшее поэтессу чудесно знаменитой, было написано на
протяжении всего только нескольких лет, примерно с 1900 по 1906 год. Это
сборники стихов “Плащ любви”, “Танцовщица”, “Синие волны моря”, “Маленький
веер”, “Путь падающей звезды”, “От лета к осени”. Ее голос, слабый,
женственный, прозвучал необыкновенно внятно и весомо. В классическую форму,
соблюдая все ее законы, она сумела вместить современные представления о
чувствах, вводя европейские образы, что, казалось, должно было бы разорвать
ткань классической танка. Но
форма эта под ее кистью оказалась чрезвычайно гибкой и выдержала вторжение
чужеродных мотивов, которые неразрывно сплелись с традиционными темами. Более
того, именно такой чудесный сплав нового и традиционного, когда порой
невозможно отделить одно от другого, положил начало возрождению классической танка в ХХ в. Строчка из танка Ёсано Акико, вынесенная в заглавие
нашей публикации, — яркий пример такого слияния: образ, заимствованный из
античной мифологии — богиня Медуза, которая может взглядом превратить человека
в камень, — казалось бы чуждый японской мифопоэтической традиции, на самом деле
сродни “домашним” японским богам ками,
принимающим форму камня, водопада, острова. К тому же первые танка сочинены были именно богами, о чем
никогда не забывают японцы, всегда подчеркивающие божественное происхождение
национальной поэзии.
За Ёсано Акико шли другие
поэты, они, осваивая ее достижения, создавали другую, новую картину мира,
сохраняя и прежнюю форму, и жанровые принципы пятистиший.
Поразительная
органичность этого превращения — одна из загадок японской культуры. Культура
эта способна воспринять и переработать самые разнообразные влияния — китайские
в древности, европейские в ХIХ — ХХ вв., — оставаясь между тем самой собой и
сохраняя любые традиционные канонические формы вроде театра Кабуки, музыки гагаку, поэзии трехстиший хокку или пятистиший танка, без видимого противоречия вбирая в
себя западную симфоническую музыку, классический балет или свободный стих.
*
Всего-то половинка любви
—
Любовь без ответа, —
Но разве она пылает не ярче
Слепящего солнца
В высоком небе?
*
Цитры напев
С колокольным гулом смешался.
И на это неблагозвучье —
Удивляюсь сама! —
Эхом откликнулось сердце.
*
Влюбленное сердце
Свирепствует,
Словно лев разъяренный,
Но нежности райская птица
Здесь же, рядом.
*
О богиня Медуза, молю,
Окамени меня взглядом,
Чтобы я
В оцепенении сна пребывала
До его возвращения.
*
Как узнаю —
Души ли робость,
Змеи объятья,
Или оковы сковали меня,
Так что слезы рекой?
*
В единый день
Сердце мое,
Мирскую познавшее горечь,
Просквозили — весенний ветр
И осенний — разом.
*
Белеют плечи мои —
В деревянной бадье купаюсь;
Некто подумает, увидав:
Белых лилий бутоны
Распустились.
*
Мнилось:
Сияюще-алая
Твердыня воздвиглась
В моей душе.
А там — пепелище.
*
Всего-то: гость
Прислонился к откосу двери
В моем доме,
И сделался храмом дом.
Сумрак весенний.
*
Об осенних
Жухнущих травах думаю.
Они тоже
Блекнут, вянут —
Со мною схожи.
*
Ветви в цвету —
Ароматные девичьи руки, —
Белея, приветствуют грациозно
Прекрасной весны
Лучшую пору.
*
Во весь окоем неоглядный
—
Когда бы могла —
Начертала б слова любви
К людям,
Живущим в моей стране.
*
Предвечен
Ход небесных светил:
Едва закатилось солнце,
Над руинами замка
Луна всплывает.
*
Мечтаю,
Чтобы во тьме щека твоя рдела,
Когда в хижине горной
Я растоплю жарко-жарко
Огонь в очаге.
*
Вот так, склонившись
Над низким столиком с книгой,
Изойду любовью
И время до самой смерти
Скоротаю.
Издали смотрю на дорогую сердцу картину
Вечные чайки
Над гладью реки Синано
Без устали чертят воздух —
Меряют крыльями
Тысячеверстые дали.
*
Небо с землею
Соединились в зыбком сплетении —
Наплывший с моря туман
Проник в цветущие кроны
Сакуры горной.
*
Багряное солнце.
Тяжесть светила закатного
Я бы сравнила
С грузом тяжким
Одного лепестка хурмы.
*
Ты — сияние звезд
В зимнем ночном небе.
Кто-то скажет:
Всего одной, —
Отвечу: всех до единой.
*
Неотвязная мысль:
Любовь до конца исчерпалась.
Вдруг поняла,
Что горечь печали —
Только любви продолженье.
*
Как в былые дни
Называла любовью
Все горести мира,
Так нынче все радости
Смертью зову.
*
Дождь за окном.
В ненастный осенний день
С кем перемолвиться словом?
Радостно стану
С сердцем твоим говорить.