К 165-летию со дня рождения писателя
Творческий эксперимент Эмиля Золя
[О.Горобчик]
«Всякому,
кто хочет быть в жизни деятельной личностью, а не страдательным материалом...надо
укрепить свою мысль чтением гениальнейших мыслителей, изучавших природу
вообще и человека в особенности, – не тех мыслителей, которые старались
выдумать из себя весь мир, а тех, которые подмечали и открывали путем
наблюдения и опыта вечные законы живых явлений. И надо...постоянно
поддерживать серьезным чтением живую связь между своей собственной мыслью и
теми великими умами, которые из года в год своими постоянными трудами
расширяют по разным направлениям всемирную область человеческого знания».
Д.И.Писарев
Слабые,
дряхлые, бесцветные и бездарные писатели расплодились и подчинили сегодня
свою деятельность прихотям общественного вкуса и капризам умственной моды,
которая диктует развлечения –эту прихоть обывателей, в том числе
обывательских правящих классов. Сильные талантом, знанием и любовью к идее
художники всегда шли своей дорогой и не обращали внимания на мимолетные
фантазии общества. «Есть годы урожайные и неурожайные для рождения великих
людей, совсем как для сбора хлебов»,– писала в своем очерке
«М.Е.Салтыков-Щедрин» С.В.Ковалевская. Так, в России в периоде после 1825
года благодаря творчеству Гоголя, Белинского, Некрасова, Тургенева,
Достоевского, Добролюбова, Репина, Крамского, Зорянко, Комиссаржевской и
других представителей критического реализма в искусстве стена между книжной
мыслью и действительной жизнью , по выражению Писарева, «была пробита
навсегда».В этот же период и Франция подготовила почву, взрастившую крупных
художников -реалистов–В.Гюго, Бальзака, Доде, Мопассана, Флобера, Золя,
импрессионистов. «В России очень изощренно и сочувственно воспринимают все
красоты, все тонкости французской литературы, – замечает Ковалевская. – Не
однажды у нас прозревали исключительность французского писателя раньше, чем
он был признан у себя». Так случилось и с Эмилем Золя.
Он родился
в Париже 2 апреля 1840 года. «В горькие дни моей юности я жил на чердаках
на окраине, откуда открывался весь Париж. Этот великий Париж, неподвижный и
безразличный, который всегда был здесь, в рамке моего окна, казался мне
трагическим поверенным моих радостей и печалей. Я голодал и плакал перед
ним; перед ним я любил и пережил самое большое счастье»., – так банально
начал Э. Золя свой университет самостоятельной жизни. Он лакомился
воробьями, которых по утрам ловил в силки, расставленные на крыше, и жарил
их, нанизав на прут от занавески, а рядом с ним был томик мудреца Мишеля
Монтеня: «Мне хорошо было с ним. Он многому научил меня, вселяя мужество,
помогая переносить невзгоды». Но главным учителем Эмиля Золя всегда оставалась
реальная действительность. Вторая половина Х1Х века – время обострения
социальных противоречий в обществе, выдающихся научных открытий,
невиданного индустриально-технического прогресса. Естественные науки
особенно привлекают внимание молодого исследователя человеческой природы,
на столе которого лежат томики «Человеческой комедии» Бальзака. Едва
расставшись с нищетой, оставив попытки получить систематическое образование
в университете, Золя первые свои литературные опыты сочетает с
самообразованием: он становится завсегдатаем Парижской национальной
библиотеки, где знакомится с работой Ч.Дарвина «Происхождение видов»,
изучает «Введение в экспериментальную медицину» Клода Бернара, «Трактат о
наследственности» доктора Люка, «Психологию страсти» Летурно. Итак, желая
со временем полностью посвятить себя избранному поприщу – литературе, он
изучает человека, чтобы давать наиболее полное и точное отражение жизни
общества. В начале своей деятельности молодой художник отдает дань
романтизму, но быстро, под влиянием все той же реальности, приходит к
выводу, что «наш век поистине чересчур занятый, чтобы остановить внимание
на лепете двух безвестных влюбленных». Золя выбирает реализм как метод
изображения действительности. Следующий важный шаг в творческом развитии писателя
Эмиля Золя – дать научное объяснение поведению своих героев. Но чем шире и
глубже его литературные замыслы, чем больше созданного – а Золя весьма
кропотливо собирал материалы для своих литературных произведений, в
особенности документальные – тем более он убеждается в том, что социальные
законы правят обществом, а не биологические, тем чаще изменяет он своей
концепции натурализма, некогда изложенной им самим: «Романист, изучающий
нравы, дополняет физиолога, изучающего организм...Расширьте роль экспериментальной
науки, доведите ее до изучения страстей и описания нравов, и вы получите
наши романы, которые исследуют причины, объясняют их, собирают человеческие
документы, чтобы иметь возможность властвовать над средой и человеком,
чтобы развить хорошие задатки и подавить плохие».Так, работая в течение 25
лет над самым крупным своим
произведением – социальной эпопеей «Ругон-Маккары», состоящей из 20
романов, Э.Золя с обычной для него добросовестностью собирает документальные
сведения в архивах, в биржевых конторах, следит за судебными процессами, за
политическими событиями, за курсом ценных бумаг, за светской жизнью и
светскими сплетнями, чтобы оживить весь этот « неинтересный материал» на
страницах своего грандиозного произведения. Порой он и сам участвует в
судебных разбирательствах, чтобы защитить незаконно осужденного человека.
Он выезжает на места недавних военных событий, изучает записные книжки и
дневники участников войны Франции с Пруссией 1870 года, чтобы в романе
«Разгром» точнее изобразить позорное, но закономерное поражение своей
нации, управляемой кучкой спекулянтов, за которым логично последовал первый
в истории опыт взятия пролетариатом власти в свои руки – Парижская коммуна.
Чтобы достовернее изобразить «борьбу между трудом и капиталом» в романе
«Жерминаль», он пользуется материалом, собранным им во время грандиозной
Анзенской стачки шахтеров 1884 года, на которой он побывал лично в самый
разгар событий. Жизнь рабочего люда была ему знакома со времен бесприютной
молодости, когда он жил в рабочем квартале, что и обеспечило успех его
роману «Западня». В романе «Земля», как писала большевистская «Правда» в
1912 году, жизнь «более похожа на скотный двор, чем на истинно человеческую
жизнь. Это не потому, что такова уж природа человеческая, а потому, что не
устроено человеческое общество». В романах «Накипь», «Деньги», «Дамское
счастье» Золя, согласно рукописным заметкам, ставил цель «показать
буржуазию без покровов, отвратительной, хотя бы она и считала себя
воплощением порядка». Но если в «Дамском счастье» процесс уничтожения более
крупным предпринимателем более мелких Золя находит закономерным для
империализма и не оплакивает гибель мелких лавочников, то в романе
«Жерминаль», написанном всего через два года после «Дамского счастья», в
1885 году, он размышлениями своего героя, вождя взбунтовавшихся шахтеров
Этьена Лантье словно подводит итог: «Решительно все разваливается, когда
каждый тянет в свою сторону и хочет властвовать. А неужели Дарвин прав, и
все в мире – борьба, в которой сильные пожирают слабых, что обеспечивает
красоту и сохранение рода? Если верно, что один класс общества пожрет
другой класс, то, конечно, будет так, что народ как жизнеспособный, полный
нерастраченной энергии социальный организм пожрет буржуазию, истощившую в
наслаждениях свои силы. Для созидания нового общества понадобится
обновление крови. Произойдет своего рода нашествие варваров, возрождавшее
старые, одряхлевшие нации. Словом, вновь заговорила его несокрушимая вера в
недалекую революцию – революцию трудящихся, пожар которой запылает в конце
столетия и озарит землю...». В 1885 году Золя не понимал, что одряхлевший
мир преобразует сила сознательной, организованной борьбы, а не страшная
сила стихии. Тем не менее в набросках к «Жерминалю» художник-реалист берет
в Золя верх над теоретиком: «Роман – возмущение рабочих. Обществу нанесен
удар, от которого оно трещит; словом, борьба труда и капитала. В этом – все
значение книги; она предсказывает будущее, выдвигает вопрос, который станет
наиболее важным в ХХ веке». А начиная с середины 80-х годов вопросы
социализма волнуют Э.Золя все больше: он присутствует на собраниях,
организованных рабочей партией в Париже, встречается с Жюлем Гедом и ведет
с ним беседы об аграрном социализме. К июню 1886 года относится его
высказывание: «За какое исследование я теперь ни берусь, я неизменно
наталкиваюсь на социализм». О его симпатиях к социализму свидетельствует
предложение, сделанное им редактору брюссельской социалистической газеты
«Ле Пепль» о бесплатном печатании в ней романа «Жерминаль». Именно к
марксизму после долгих блужданий приходит ставший на путь революционной
борьбы Этьен: «...в путаных его рассуждениях оставили свой след все теории,
которыми он по очереди увлекался и от которых затем отказался. Но надо всем
главенствовала незыблемая идея Карла Маркс: «Капитал есть результат
ограбления труда, труд имеет право и обязан отвоевать украденное у него
добро».
Этьен Лантье, вожак восставших углекопов,
цельный, развитый, сильный человек, после разгрома забастовки шахтеров
вернулся в Париж, где принял участие в Коммуне, был арестован и осужден.
Так закончил свой путь исканий один из потомков четы Ругон-Маккар,
отягощенной наследственностью: психической неуравновешенностью женщины по
фамилии Ругон и алкоголизмом мужчины по фамилии Маккар, которая, по
первоначальному замыслу художника, должна была проявлять себя в потомках и
влиять на их поступки.
В 1897 году
в статье «Элита и политика» Эмиль Золя признается: «В начале своей
литературной карьеры я испытал крайнее презрение к политике...В то время я
наивно верил, что только люди образованные и представители искусства –
настоящие люди, а прочих смертных считал бессмысленным стадом, презренной
толпой, недостойной внимания; но с годами жизнь меня многому научила, и я
отбросил это заблуждение».
Так со своими литературными детищами рос и развивался великий
социальный писатель Эмиль Золя, и таков итог его грандиозного творческого
эксперимента.
Версия для печати Обсудить на форуме
|
