XXXIX
К
чему говорить мне ! Я знаю : она
пуста , переменчива и
своенравна,
и если вода не родится в скале,
то чувство в
душе ее черствой - подавно.
Я знаю : в ней сердце - гнездовье
змеи,
я знаю : в ней каждая жилка бесстрастна,
она не
ожившая статуя ... но
она так прекрасна !
LVIII
Хочешь, чтоб тонкий нектар твои губы
горьким осадком не
жег ?
Только вдохни аромат его или
сделай один лишь глоток.
Хочешь, чтоб мы о любви сохранили
теплую память в груди ?
Ныне любовью упьемся, а завтра -
завтра уйди.
LXVIII
Я
не помню, что мне снилось -
Но печален был мой сон ...
Я
проснулся ... сердце билось ...
Дух был грустен и
смущен.
Видно, ночь меня терзала.
Тяжким гнетом страшных грез,
И подушку орошала
Жгучим ядом тайных слез.
Неужели сердце плачет
И страдать ему дано ?
Слава
богу ! Это значит, -
Не мертво еще оно !
LXXIII
Глаза ей закрыли,
где боль остывала,
на лик ее белый
легло покрывало.
Беззвучно рыдая,
не молвив ни слова,
родные из скорбного
вышли алькова.
Мерцавшая с пола
слепая лампадка
тень ложа бросала
на стену, где шатко
в порывах неровных
лампадного масла
застывшее тело
всплывало и гасло.
Забрезжило утро,
запели пичуги,
и ожило все
в
пробужденной округе.
И видя как двойственно
таинство это -
смесь жизни и смерти,
потемок и света -
я думал, печалью
нежданной томим:
как тягостно мертвым
в успенье - одним.
До храма несли
на плечах ее тело
оставили гроб
в
полумраке придела,
где желтые свечи
и черные ткани
лицо
ей венчали
и белые длани.
С
последним ударом
вечернего звона
старуха молитву
дочла
монотонно ,
к скрипучим дверям
поплелась , причитая ,
и
стала безлюдной
обитель святая .
Все тихо, лишь маятник
слышен негромкий
да кашляют
свечи
в немые потемки.
Пугающий сумрак
клубится по
плитам,
так мрачно и пусто
в затворье забытом, -
и снова я
мыслью
печальной томим:
как тягостно мертвым
в успенье -
одним !
Железный язык
колокольною речью
напутствовал
горестно
дщерь человечью .
Все в трауре черном ,
в молчанье
печальном , -
родные с друзьями
в кортеже прощальном .
В
стене отворили
увесистым ломом
проем неширокий
к последним
хоромам .
Задвинули гроб
и замазали плиты ,
простились и
отбыли ,
горем убиты .
Могильщик , собрав
инструмент похоронный ,
ушел ,
напевая
мотив немудреный .
Смеркалось ; густели
вечерние
тени ,
и вновь я подумал
в немом запустеньи ,
где землю
студило
дыханьем ночным :
как тягостно мертвым
в успенье -
одним !
Ненастной порою ,
когда до рассвета
ограда скрипит
,
содрогаясь от ветра ,
и ливень на окнах ,
и дом как
темница ,
мне девушка эта
внезапно приснится .
Ей ливень играет
на вечной свирели ,
к ней ветер
студеный
крадется сквозь щели .
В стене обомшелой
на старом
погосте ,
должно быть , простыли
в ночи ее кости !
Тела истлевают ?
А души - нетленны ?
Все - прах и
материя
без перемены ?
Не знаю ! .. Есть что - то ,
что
слов не находит ,
что нас наравне
и томит , и изводит
при
мысли о мертвых ,
о том , что мы их
оставили в тлене -
в
успенье - одних !
