СТРОКИ ИЗ ЗАПАСНИКА СУДЬБЫ

 

Порой кажется, что человек проживает чужую жизнь. Судьба словно бережет про запас какого-то другого Наполеона, если основной погибнет на Аркольском мосту, некоего запасного Эйнштейна, если первый попадет под трамвай, – да и кто знает, сколько раз судьба выводила из тени безвестности этого самого второго.

Альфреду Гонгу жизнь явно приготовила роль запасного при Пауле Целане. Тоже уроженец Черновиц (и даже некоторое время друг Целана), тоже еврей, тоже немецкий поэт, тоже модернист, тоже жертва нацистских репрессий – биографии сходятся одна к одной. Но дальше жизненные пути раздваиваются: Целан (тогда еще Анчель) в 1947 году тайком перебирается в Вену, потом в Париж, где в припадке безумия – именуемого для удобства депрессией – бросается с парижского моста в Сену в 1979 году. Альфред Гонг в те же годы перебрался в США и в Калифорнии занялся преподаванием германистики. В 1960 году выходит его поэтический сборник «Омега и трава», – слишком поздно, казалось бы: в любой австрийской поэтической антологии стихи Гонга непременно присутствуют, а «Любящие», жуткая «Песнь песней» влюбленных, проводящих ночь в ожидании ареста, становятся хрестоматийным образцом лирики военных лет. За первым сборником последовало еще четыре, членство в Пен-клубе, но… в 1967 году поэт заболевает душевной болезнью, и последние полтора десятилетия его жизни проходят в закрытой клинике. Лишь в 1995 году вышла единственная посмертная книга «избран-ного» Альфреда Гонга – «Последний псалом Израиля». В Германии функционирует маленькое «общество друзей Альфреда Гонга». В антологии «Золотое перо» (М., 1988) были напечатаны несколько моих переводов из Гонга, некоторые с параллельными текстами. И… всё. Поскольку Пауль Целан удостоился всемирной славы, судьбы отправила его возможного двойника в запасник, откуда его не так просто извлечь. Единственная серьезная статья, посвященная творчеству Гонга (по эту сторону Атлантического океана, по крайней мере), была опубликована несколько лет назад в венском журнале «С гармоникой» (журнал назван так по строке Теодора Крамера, так назывался сборник последнего, вышедший в 1936 году в ожидающей оккупации Вене). Само понятие «черновицко-немецкой литературы» лишь в конце ХХ веке стало литературоведческим термином. Гонг в нем упоминается едва-едва: для литературоведения он представитель «американско-немецкой литературы». Правда, не совсем ясно, кто в нее входит. Время подводить итоги распыленному по Америке племени поэтов, пишущих по-немецки и почти всегда печатающихся лишь в Германии, еще не настало. В небольшом сборнике «Немецкие поэты США», попавшем в мои руки в конце восьмидесятых годов, было два стихотворения Гонга – «Боэдромион» и «Американцы». Но не было даже года смерти поэта, – о нем я узнал лишь из публикации в журнале «С гармоникой».

Вышло так, что два поэта, имена которых в принципе не должны были бы стоять рядом никогда – Теодор Крамер (1897-1958) и Пауль Целан (1920-1970) только и завоевали мировую известность из всей немецкоязычной поэзии, возникшей на руинах Австро-Венгрии после первой мировой войны, и поэзия эта живет сейчас лишь в Австрии, доживает свой век (дай-то Бог мне ошибаться) в Румынии, – и только. Все остальное существует лишь в памяти уходящих современников, – но еще и на страницах книг и журналов, даже если они весьма труднонаходимы. Поэтические эксперименты Альфреда Гонга не ложатся в контекст румыно-немецкой поэтической традиции, – однако очень близки они поискам собственно Пауля Целана. Слова теряют рифму, люди теряют надежду, дорога уводит в безумие, за которым нет ничего, кроме смерти. Таково наследство «черновицкой поэзии», «буковинской ноты». Впрочем, сама поэзия – и читатели – могут и оспорить последний тезис. Так или не так – читателю и решать.

Мои переводы из Гонга, сделанные во второй половине восьмидесятых годов, так и пылились в столе (напечатана была лишь малая часть), пока недавно Александр Белобратов не скопировал для меня в Вене «Последний псалом Израиля». Я прочел книгу и понял, что переводить стихи должен тот же человек, что и первые мои опыты – но я-то с тех пор стал иным, и совершенно ушел от поэзии распада, которую олицетворял своим творчеством Гонг. Мне кажется, что Игорь Белавин, поэт и переводчик-германист, считающий себя моим учеником, эту работу продолжил и, наверное, еще не закончил, – никак не хуже меня самого, – того меня, к которому я уже не могу вернуться. Раньше я учился поэтическому переводу, теперь – учу. Потому что кроме меня этим заниматься почти никто не может или не хочет. Мне вдвойне радостно, что с большинством поэтов, оказывающих мне честь тем, что они называют меня своим учителем, у меня достигнуто взаимопонимание. А закон в поэтическом переводе мне известен лишь один: преодолеть первую, самую большую трудность поэтического перевода. А именно: найти оригинал.

Оригиналы Альфреда Гонга нам найти с трудом удалось.

Переводы – ниже.

                                                                                        Евгений Витковский