|
17. С.Я. ЭФРОН — В.Я. ЭФРОН
( В Петербург )
Воскресенье 3 Апреля 1911 г. (Есбо, Финляндия)
Верунька, моя девочка дорогая. Получил твое письмецо и благодарен тебе за
него, милая. Настроение у меня сносное, только мучает то, что я уехал
1 а ты
осталась. Что слышно нового? Надеюсь,
что каждую новость ты мне будешь
сообщать немедленно. Да и без
всяких новостей ты мне должна писать почаще!
Был я у Инны Ивановны 2 Она удивляется, почему ты осталась в Петербурге.
Ей-Богу не вру!
Бедная моя Верунька — очень я за тебя боюсь. Только дай мне
развиться хоро-
шенько и умственно и физически, я тогда покажу, что
Эфроны что-нибудь да
значат. Мои мысли направлены только в эту
точку.
Сейчас веду очень регулярный образ жизни: много сплю, ем и
много читаю.
Чувствую, как с каждым часом тяжелею.
Чтобы не забыть, Верунька, у меня к тебе просьба: высылай мне
«Речь» 3 Инне
Ивановне ее высылать перестали, да кроме этого, если
бы ты мне высылала — я
был бы спокоен, что всё благополучно.
Исполни, дорогая, эту просьбу. Сделаешь
этим одолжение и Инне
Ивановне. — Был бы еще тебе очень благодарен, если
бы ты выслала мне бандеролью Милюкова4 — он у тебя.
Как чувствуешь себя? Как дела в школе? Как твоя пластика?
5
Желаю тебе
делать во-о-о какие успехи!!!
— У нас весна в полном разгаре. Снег почти весь стаял, солнце печет во всю,
«а я несчастный человек, человек» 6
хожу в ватном
пальто. Финны с грустию
смотрят на меня, качают головою и что-то бормочут на нехристианском наречии
По всей вероятности это
бормотание должно обозначать: бедняга...............
Встретили меня в пансионе, как друга, которого не видели лет
двадцать пять.
Прислуга даже завизжала от удовольствия. Народу
сейчас здесь уйма, так как у
них Пасха. За каждой трапезой
я отличаюсь. Вчера я вместо первого начал есть
третье, чем конечно привел в восторг всех нехристей! Публика!!! Третьего дня в
яишницу, которую я принял за воздушный пирог, налил сливок. Присутствующие
опять почему-то смеялись.
Каждый день хожу к Инне Ивановне. Дела ее с мужем обстоят
не совсем блес-
тяще. К ней приехала мать. Дети от кори оправились.
Тетю Велу 7 они еще помнят.
Ну пиши, Верунька!
Пиши чаще и больше!
Целую тебя и желаю всего, всего лучшего!
Видаешь ли товарища? 8 Если видаешь — передай ему привет.
Поклон твоим подругам.
Получил открытку от Нюти. 9
18. М.И. ЦВЕТАЕВА — М.А. ВОЛОШИНУ (В
Москву)
Гурзуф, б апреля 1911 г. Многоуважаемый Максимилиан Александрович,
Я смотрю на море, — издалека и вблизи, опускаю в него руки, — но все же оно
не мое, я не его 10. Раствориться и слиться нельзя.
Сделаться волной?
Но буду ли я любить его тогда?
Оставаться человеком (или «получеловеком», всё равно!) —
вечно тосковать,
вечно стоять на рубеже.
Должно, должно же существовать более тесное
ineinander11. Но
я его не знаю!
Цветет абрикосовое дерево, море синее, со мной книги...
Читаю сейчас Jean Paul´a «Flegeljahre» 12
бесконечно-очаровательную, грустно-
насмешливую, неподдельно-романтическую книгу.
Наша дача, — «моя» звучит слишком самоуверенно, — над самым морем, к
которому ведет бесчисленное множество лестниц
без перил и почти без сту-
пенек. Высота головокружительная. Приходится всё время подбадривать себя
строчкой из Бальмонта, заменяя слово «солнце» словом «море»:
— «Я видела море, сказала она,
Что дальше — не всё ли равно?!» 13
Пусть это эстетство, мне оно дороже и ближе чужого опрощения! Здесь еще довольно холодно. Сейчас лежала на скале и читала
милые
«Flegeljahre». Эта скала называется крепостью 14 с нее чудный
вид на море и
Гурзуф.
В надписях на скалах есть что-то или очень пошлое или очень
трогательное, —
я еще не решила. Когда решу, буду или очень нападать на них, или очень
защи-
щать. Если бы только они были немного поумнее!
Я очень сильно загорела, — все время хожу без шапки.
Мечтаю о купанье, но оно начинается только в мае. Может
бытъ это и есть
самое тесное сближение с морем? Предпоследнее,
конечно! Непременно напи-
шите, что Вы об этом знаете.
Общество, выражаясь скромно, не совсем то: господин с дамой
(бывают «дама
с господином», но здесь наоборот), дама с колясочкой, два неопределенных
субъекта, — смесь социал-демократа
с неучем, — и всё. Есть еще несколько
маленьких детей, но до того
грязных, что вся моя нежность от этого пропадает.
Господин (с дамой) уже старался познакомиться. Рассказывал
о дружбе с
одним виноделом, который его угощает, о погоде,
о тоске одиноких прогулок, —
даму он не считает, — о своих занятиях по торговой части... Я улыбалась,
гово-
рила: «Да, да... Неужели?
Серьезно?», потом перестала улыбаться, перестала
вскоре отвечать:
«Неужели?», а в конце концов сбежала.
Мне кажется, он не только никогда ничего не читал, но и вообще этого не
умеет.
Дама (с колясочкой) занята только ею. Это, конечно, очень мило,
но несколько
однообразно. Есть еще одно маленькое женское существо, скучающее о муже и
рассказывающее мне вот уже пятый день
(от Москвы до Гурзуфа) свои радости и
печали. Я улыбаюсь, говорю: «Да, да... Неужели? Серьезно?» и, кажется, скоро
перестану
улыбаться. Но восторг мой еще не прошел, не думайте!
Всего лучшего, иду гулять. М.Ц.
Адрес: Гурзуф, Генуэзская крепость, дача Соловьевой, мне.
Р.S. Не были ли в Мусагете 15 и у Крахта?
16 Что нового? Видели
ли Дракко-
ночку? 17
19. М.И. ЦВЕТАЕВА — М.А. ВОЛОШИНУ (В Москву)
Гурзуф, 18-го апреля 1911 г.
Многоуважаемый Максимилиан Александрович,
Пишу Вам под музыку, — мое письмо, наверное, будет грустным.
Я думаю о книгах.
Как я теперь понимаю «глупых взрослых», не дающих читать
детям своих
взрослых книг! Еще так недавно я возмущалась их
самомнением: «дети не могут
понять», «детям это рано», «вырастут — сами узнают».
Дети не поймут? Дети слишком понимают! Семи лет «Мцыри»
и «Евгений
Онегин» гораздо верней и шубже понимаются, чем двадцати. Не в этом дело, не
в недостаточном понимании, а в слишком
глубоком, слишком чутком, болезнен-
но-верном!
Каждая книга — кража у собственной жизни. Чем больше читаешь, тем меньше
умеешь и хочешь жить сам.
Ведь это ужасно! Книги — гибель. Много читавший не может
быть счастлив.
Ведь счастье всегда бессознательно, счастье только
бессознательность.
Читать все равно, что изучать медицину и до точности знать
причину каждого
вздоха, каждой улыбки, это звучит сентиментально — каждой слезы.
Доктор не может понять стихотворения! Или он будет плохим
доктором, или
он будет неискренним человеком. Естественное объяснение всего
сверхестест-
венного должно напрашиваться ему само
собой. Я сейчас чувствую себя таким
доктором. Я смотрю на огни
в горах и вспоминаю о керосине, я вижу грустное
лицо и думаю
о причине — естественной — его грусти, т.е. утомлении, голоде,
дурной погоде; я слушаю музыку и вижу безразличные руки исполняющих ее,
такую печальную и нездешнюю... И во всем так!
Виноваты книги и еще мое глубокое недоверие к настоящей,
реальной жизни.
Книга и жизнь, стихотворение и то, что его вызвало, — какие несоизмеримые
величины! И я так заражена этим
недоверием, что вижу — начинаю видеть —
одну материальную,
естественную сторону всего. Ведь это прямая дорога к
скептицизму, ненавистному мне, моему врагу!
Мне говорят о самозабвении. «Из цепи вынуто звено, нет вчера, нет завтра!»18
Блажен, кто забывается!
Я забываюсь только одна, только в книге, только над книгой!
Но как только человек начинает мне говорить о самозабвении,
я чувствую к
нему такое глубокое недоверие, я начинаю подозревать в нем
такую гадость, что
отшатываюсь от него в то же мгновение. И не только
это! Я могу смотреть на
облачко и вспомнить такое же облачко над Женевским озером и улыбнусь.
Чело-
век рядом со мной тоже улыбнется.
Сейчас фраза о самозабвении, о мгновении,
о «ни завтра, ни вчера».
Хорошо самозабвение! Он на Генуэзской крепости, я у Женевского озера 11-ти
лет, оба улыбаемся, — какое глубокое понимание,
какое проникновение в чужую
душу, какое слияние!
И это в лучшем случае.
То же самое, что с морем: одиночество, одиночество, одиночество.
Книги мне дали больше, чем люди. Воспоминание о человеке
всегда бледнеет
перед воспоминанием о книге, — я не говорю о детских воспоминаниях, нет,
только о взрослых!
Я мысленно всё пережила, всё взяла. Мое воображение всегда
бежит вперед.
Я раскрываю еще нераспустившиеся цветы, я грубо
касаюсь самого нежного и
делаю это невольно, не могу не делать!
Значит я не могу быть счастливой?
Искусственно «забываться» я не
хочу. У меня отвращение к таким эксперимен-
там. Естественно — не
могу из-за слишком острого взгляда вперед или назад.
Остается ощущение полного одиночества, которому нет лечения. Тело другого
человека — стена, она мешает видеть его душу.
О, как я ненавижу эту стену!
И рая я не хочу, где всё блаженно и воздушно, — я так люблю лица, жесты,
быт! И жизни я не хочу, где всё так ясно, просто и
грубо-грубо! Мои глаза и руки
как бы невольно срывают покровы — такие блестящие! — со всего.
Что позолочено — сотрется,
Свиная кожа остается! 19
Хорош стих?
Жизнь — бабочка без пыли.
Мечта — пыль без бабочки.
Что же бабочка с пылью?
Ах, я не знаю.
Должно быть что-то иное, какая-то воплощенная мечта или
жизнь, сделав-
шаяся мечтою. Но если это и существует, то не здесь,
не на земле!
Всё, что я сказала Вам, — правда. Я мучаюсь и не нахожу себе
места: со скалы
к морю, с берега в комнату, из комнаты в магазин,
из магазина в парк, из парка
снова на Генуэзскую крепость — так
целый день.
Но чуть заиграет музыка, — Вы думаете — моя первая мысль
о скучных лицах
и тяжелых руках исполнителей?
Нет, первая мысль, даже не мысль — отплытие куда-то, растворение в
чем-
то...
А вторая мысль о музыкантах.
Так я живу.
То, что Вы пишете о море, меня обрадовало. Значит, мы —
морские? 20
У меня есть об этом даже стихи 21
— как хорошо совпало!
Курю больше, чем когда-либо, лежу на солнышке, загораю не
по дням, а по
часам, без конца читаю, — милые книги! Кончила
«Joseph Balsamo» — какая
волшебная книга! Больше всех я полюбила
Lorenz´y, жившую двумя такими раз-
личными жизнями. Начато
сам такой благородный и трогательный. Благодарю
Вас за эту книгу. Сейчас читаю M-me de Tencin 22
её биографию.
Думаю остаться здесь до 5-го мая. Всё, что я написала, для меня
очень серьез-
но. Только не будьте мудрецом, отвечая, — если ответите! Мудрость ведь тоже из
книг, а мне нужно человеческого, не
книжного ответа. Au
revoir, Monsieur mon père spirituel. 23
Граммофона может быть не будет. 24 М.Ц.
20. С.Я. ЭФРОН — Е.Я. ЭФРОН (В Москеу)
1 мая 1911 г. (Есбо, Финляндия) 25
Дорогая Лилюк,
Ура! Очень рад за тебя и за всех. Завтра пошлю тебе письмо,
а сегодня ограни-
чусь открыткой (у нас 1-ое Мая и ничего достать
нельзя, до марок включительно).
— Я мог бы, если это можно устроить, приехать к тебе, погостить у тебя два
дня, а потом прямо с тобою в Крым. Мне очень бы
хотелось повидать Леню 26
Сашу 27 и т.п.
Если это не трудно устроить напиши мне и я сейчас же приеду.
Можешь даже
телеграфировать.
— Как ты себя чувствуешь? Возлагаю большие надежды на
Крым, ибо физи-
чески чувствую себя очень неважно.
Напиши мне подробное письмо и я перешлю его по назначению.
Сейчас я порядочно занимаюсь и доволен результатами.
Лиля дорогая, прошу тебя и очень прошу, чтобы ты поскорее
дала мне знать об
отъезде. Уж очень мне здесь тяжело: сидеть одному.
И погода дрянная! Итак
укладываю свои вещи и жду ответа по адресу: Есбо, Финляндия близ
Гельсинг-
форса — мне.
Передай привет всем знакомым и друзьям.
Целую тебя крепко
Сережа
21. С.Я. ЭФРОН — В.Я. ЭФРОН
(Написано на открытке из серии театральных портретов: «Синяя птица»
М. Метерлинка. Моск. Худож. театр. Корова — Н.А. Миронова. Дати-
ровано по почтовому штемпелю.)
(В Петербург) (2мая 1911 г., Москва)
Верунька! Конечно я свинья порядочная, что сразу не написал
тебе. Но вино-
вата Лиля, которая не послала телеграммы с моей припиской. Завтра едем!
28
Желаю тебе, моя хорошая, всего, всего хорошего — безболезненной
опера-
ции29.
Целую
Сережа
Привет от Лени 30
Лиля сейчас живет у Адель 31. Целует.
Комментарии
к письмам.
ЭфронСергейЯковлевич(1893—1941)—с 1912г.мужМ.И.Цветаевой.
Эфрон Вера Яковлевна (1888—1945) — сестра С.Я. Эфрона, актриса,
педагог.
Эфрон Елизавета Яковлевна (1885—1976) — сестра С.Я. Эфрона,
режиссер,
педагог.
1
Для лечения С.Я. Эфрон был отправлен родными в пансион в курортном
городке Есбо близ Гельсингфорса. 2
Лицо неустановленное. 3
Петербургская ежедневная газета, центральный орган кадетской
партии. 4
Павел Николаевич Милюков ( 1859—1943) — историк, политический
деятель,
лидер кадетской партии, редактор «Речи». Возможно, просьба относится к его
книгам: «Из истории русской интеллигенции» (СПб., 1903,
2-е изд), «Очерки
по истории русской культуры» (СПб., 1896—1903). 5
В.Я. Эфрон жила в Петербурге (Владимирский проспект, 15, квартира 37),
работала педагогом и занималась в студии пластического танца. 6
Слова из шуточной студенческой песни. 7
Т.е. «Вера» в детском произношении. 8
Лицо неустановленное. 9
Домашнее имя старшей сестры С.Я. Эфрона Анны Яковлевны Трупчинской
(урожд. Эфрон, 1883—1971), впоследствии учительницы истории. 10
О своем отношении к морю Цветаева впоследствии высказывалась
неоднок-
ратно — и неизменно. См., например, ст-ние «Наяда» (1928), поэму
«С Моря»
(1926), очерк «Мой Пушкин» (1937) и многочисленные высказывания в
письмах. 11
Взаимопогружение (нем.). 12
Жан Поль — псевдоним немецкого писателя Иоганна Пауля Фридриха
Рихтера (1763—1825). Речь идет о его романе «Озорные
годы» (1804—1805). 13
Заключительные строки ст-ния Константина Дмитриевича Бальмонта
(1867—1942) «С морского дна» из сборника «Будем как солнце»
(М.:
«Скорпион», 1903). 14
Цветаева имеет виду скалу, выступающую мысом в море, с остатками
генуэзской крепости. 15
«Мусагет» — книжное издательство в Москве (1909—1917), объединявшее
приверженцев символизма религиозно-философской направленности и
философов-идеалистов. 16
В студии скульптора Константина Федоровича Крахта ( 1868—1919)
с конца
1910 г. устраивались собрания молодых поэтов. 17
Л.А. Тамбурер. 18
Источник цитаты не установлен. 19
Афоризм из сказки «Старый дом» Х.К. Андерсена (1805—1875) . 20
Волошин был увлечен гипотезой французского физиолога Рене
Кентона
(1867—1925) о происхождении жизни из морских глубин, о тождестве крови
человека и морской воды.
21 Ст-ние «Душа и имя» (ВФ). 22
Французская писательница Клаудина-Александрина-Гуерин де Тансен
(1685—1749), автор романа «Несчастье в любви» (1747), мать философа и
математика Д'Аламбера.
23 До свидания, господин духовный отец
(фр.).
24 Граммофон, неоднократно упоминаемый в письмах, был мечтой
Цветаевой
весь год. Осенью 1911 г. он, наконец, был приобретен. 25
С.Я. Эфрон датирует письмо по новому, европейскому, стилю. В России эта
дата соответствует 18 апреля. 26
Алексей Германович Цирес (1889—1967) — друг семьи Эфрон, брат
гимнази-
ческой подруги А.Я. Трупчинской — Екатерины Цирес, занимался по
програм-
ме гимназического курса с братьями Эфрон — Сергеем
и Константином;
впоследствии — преподаватель латинского языка, психолог и философ. 27
Александр Сергеевич Говоров (1891—?) — гимназический товарищ
С.Я.
Эфрона, был шафером на его свадьбе в январе 1912 г. 28
В Коктебель. 29
В.Я. Эфрон предстояла операция по удалению миндалин. 30
А.Г. Цирес. 31
Софья Марковна Адель (ок. 1884 — после 1931)— сестра художницы
О. Меерсон, парижской знакомой семьи Эфрон, жена московского
юриста. Е.Я. Эфрон жила в семье Адель, так как не имела в Москве
своей квартиры.
|