В книжке "Поэзия Анны Ахматовой", описывая неожиданную встречу с ней в Ташкенте (январь, 1943), я написал, что узнал ее по портретам. Это ошибка памяти. До этого времени мне были известны только знаменитый портрет юной А. А., написанный Натаном Альтманом (на мой взгляд, лучший из многих ее портретов кисти больших художников), и графический портрет работы Н. А. Тырсы, тоже молодой еще, воспроизведенный в сборнике ее стихов "Из шести книг".
По этим давним портретам я не мог узнать Анну Ахматову в промелькнувшей мимо меня на миг 54-летней даме.
На самом деле в первый раз я ее увидел в ленинградском Доме кино в 1940 году. Демонстрировался американский фильм (не помню какой). Появление Анны Андреевны произвело, разумеется, сенсацию. После длительного (не менее 15 лет) перерыва она появилась в художественном мире. Мой друг, критик Лев Ильич Левин, решительно сказал: "Я должен ее увидеть". Прошел между первым рядом и эстрадой, оглядел зал и, узнав А. А., вернулся на свое место, радостно удовлетворенный.
О завязавшемся уже после войны знакомстве в библиотеке ленинградского Дома писателей я тоже рассказал в книжке
"Поэзия Анны Ахматовой". Примерно в это время произошло событие, связавшее меня с Анной Андреевной.
В конце 1945 года Брыкин, тогдашний директор Ленинградского отделения издательства "Советский писатель", попросил меня прийти в издательство по важному делу. К нему поступила рукопись Анны Ахматовой "Поэма без героя".
"Д-дело это, понимаешь, с-сложное, - сказал он, по обыкновению заикаясь, - и нужно подойти к нему серьезно, оч-чень серьезно".
В общем, дал понять, что поэма таит в себе немалые опасности32. А вызвал он меня потому, дескать, что именно я, будто бы "опытный редактор" и "авторитетный критик", сумею разглядеть все подводные камни. Как бы мимоходом упомянул Гумилева.
Добавлю, что отношения мои с Брыкиным были всегда весьма холодные. Никогда он меня к рецензированию рукописей не привлекал. Нетрудно было разгадать его маневр. Пытаясь улестить меня, он рассчитывал, очевидно, что я помогу издательству отвергнуть "неудобную" рукопись.
Слушая его, я решил: "напишу в рецензии то, что я думаю, а не то, что тебе хочется". Прочтя "Поэму без героя", я сразу поддался ее поэтическому очарованию и написал восторженную рецензию, настаивая, чтобы "Поэма" была принята издательством к печати. Меня смущало только одно: до того времени я (в меру своих сил - я хорошо понимал, насколько они слабы) писал только о прозе и кино. И я чувствовал, насколько я беспомощен, не нахожу нужных слов для характеристики высоких, удивительных достоинств "Поэмы".
Брыкин хмуро прочел рецензию, ничего не сказав. А так как меня грызло сознание, что рецензия написана на гимназическом уровне и недостойна поэмы, я наивно (чтобы не сказать: глупо) попросил, чтобы ее текст не был сообщен Анне Андреевне, а только категорически положительный вывод. Я позабыл, что текст внутренней рецензии обязательно должен быть доведен до сведения автора. Брыкин обещал - это ему ничего не стоило.
На заседании редсовета издательства я увидел Анну Андреевну. Моя рецензия была у нее в руках. Я сгорал от стыда и очень смутно помню, что на заседании происходило.
"Поэма" была принята33.
Через много лет (я уже тогда писал книгу об А. А.) я пришел, по обыкновению, навестить ее на даче в Комарове, предоставленную ей Литфондом, и застал гостью, с которой не был знаком.
Анна Андреевна познакомила (имени ее я не запомнил) и прибавила: "Она поклонница вашей первой рецензии о "Поэме". Тут я признался, как страшно я боялся, чтобы эта жалко-ученическая рецензия не попала ей на глаза. Анна Андреевна снисходительно молвила, что некоторые места и ей понравились и стоит использовать их в книге. Не без труда я нашел рецензию, судорожно ища ее в старых папках. Несколько абзацев перекочевали в книгу.
Вероятно, именно после этого заседания Анна Андреевна пригласила меня к себе в Фонтанный Дом34 и, когда мы прощались, подарила мне машинописный экземпляр "Поэмы", начертав на заглавном листе: "Е. Добину - за верность этой поэме".
О чем мы тогда говорили? Разговор о Шаляпине приведен мною в книжке35. В общем, на темы нейтральные. Помнится, один раз Анна Андреевна выразительно обвела взглядом потолок и стены, и я изменил тему (впрочем, как мне кажется, вполне безобидную).
Анна Андреевна была в хорошем настроении. Думаю, что она внимательно приглядывалась к новому знакомому и больше слушала, чем говорила.
Как фронтовой корреспондент, я накопил немало любопытных военных эпизодов. Я рассказал два, как мне казалось, психологически любопытных, рисующих душевную, нравственную сторону советских людей, сражавшихся за Родину. (Не буду их приводить, чтобы не отвлечься слишком в сторону.) Я выразил свое убеждение, что война всколыхнула все дурное в людях, но еще в большей мере все самоотверженное и доброе, что таится в недрах народной души. Анна Андреевна горячо меня поддержала. Рассказы эти помогли мне немного оправиться от естественного чувства огромного смущения, которое я испытывал при первой встрече (да довольно долго и впоследствии).
Кстати, когда говорили о "Поэме", Анна Андреевна мимоходом учинила мне экзамен, все ли я понял в тексте.
- Что такое Мамврийский дуб, помните?
- Конечно. Я же получил в детстве религиозное воспитание. Под Мамврийским дубом явились к патриарху Аврааму три архангела.
- А долина Иосафата?
Я запнулся, пауза, мучительная попытка вспомнить. Наконец, из памяти выплыло: "Долина Страшного Суда".
На этом экзамен кончился.
Я сказал, что очень хочется писать о поэме.
Прошло немного времени, и разразилось известное постановление о "Звезде" и "Ленинграде". В Ленинграде оно получило некоторое добавление. <нрзб.> Ю. Герман, Ольга Берггольц, В. Орлов и я были осуждены за восхваление и т. д. и т. д. Зощенко и Ахматовой36. Мне была поставлена в вину вышеупомянутая рецензия о "Поэме без героя". На партийном собрании киностудии "Ленфильм" я был подвергнут допросу. Я коротко сказал, что "Поэма без героя" мне очень понравилась, о чем я написал в рецензии для издательства. Мастера "Ленфильма" ко мне относились весьма доброжелательно, и никаких оргвыводов не последовало
37.
Через некоторое время Анна Андреевна (как известно, к ней и М. М. Зощенко на следующий день после опубликования постановления явились из милиции и отобрали хлебные и продовольственные карточки) уехала в Москву к своим друзьям (Нине Антоновне Ольшевской, супруге Виктора Ардова) и пробыла там несколько лет38. Но перед отъездом я встретил ее на Невском, при переходе через улицу у Малого зала Филармонии. Я тащил довольно раздувшуюся "авоську" с 12 или 15 килограммами картофеля, что Анну Андреевну нисколько не смутило, и даже растерявшийся от неожиданной встречи, я остановился с ней на середине улицы и наш беглый беспорядочный разговор (оба о происшедшем избегали говорить) так и закончила на этом <нрзб.>.
После этого я долгое время ее не видел. Встречи возобновились в 1960 году, когда стали заселять новый дом для писателей на улице Ленина, 34. Мы оказались соседями по лестнице.
Примечания
31. РГАЛИ. Ф. 2849. On. 1. Ед. хр. 32. Лл. 1-9 (четыре листа машинописи и пять - в основном совпадающих с ними черновых рукописных набросков). вверх
32. Н.А. Брыкину было чего опасаться. В 1940 году Секретариат ЦК ВКП (б) объявил ему выговор за "грубую ошибку" - издание сборника "идеологически вредных, религиозно-мистических стихов Ахматовой" ("Из шести книг"). (См.: "Литературный фронт": История политической цензуры 1932-1946 гг.", М., 1994, с. 58-59.) вверх
33. "Поэма без героя" в Ленинградском отделении "Советского писателя" не печаталась. Более того, в литературе об Ахматовой, касающейся 1945-1946 годов, вообще неизвестен факт о представлении полного текста "Поэмы без героя" для опубликования где-либо. Так, в рукопись книги "Нечет", подготовленную для издания в том же Ленинградском отделении летом 1946 года, Ахматова включила лишь несколько отрывков из поэмы. вверх
34. В черновом наброске воспоминаний: "Первый приход в Фонтанный Дом - 1946. Брыкин - конец 1945" (РГАЛИ. Ф. 2849. On. 1. Ед. хр. 32. Л. 8). вверх
35. См.: Е. Д о б и н, Поэзия Анны Ахматовой, с. 8-9.
("Я спросил (Ахматову. - Е. E.): встречались ли на ее жизненном пути гениальные люди?
- Шаляпин, - ответила она не задумываясь. - <...> Давали "Бориса Годунова". Шаляпин появился на сцене, еще не начал петь. Только повел плечом, глянул царственно - и сразу стало видно: гений"). вверх
36. См., например, в речи И. Г. Мирошниченко на Общегородском собрании писателей, работников литературы и издательств 16 августа 1946 года в актовом зале Смольного, после доклада А. А. Жданова о журналах "Звезда" и "Ленинград": "<...> Есть у нас коммунист Ефим Добин, который выпустил книгу "Ленин и искусство". Эта книга в свое время получила резкую оценку и осуждение советской общественности. После этого он ничего не делал, будучи членом Правления, он всячески потворствовал и давал высочайшую оценку творчеству Ахматовой и других. Я считаю, что коммунист Добин обязан перед партией нести соответствующую ответственность" ("Звезда", 1996, № 8, с. 14). Имя Добина попало и в резолюцию этого собрания: "Собрание особо отмечает, что среди ленинградских писателей находятся люди (Берггольц, Орлов, Герман, Добин и др.), раздувавшие "авторитет" Зощенко и Ахматовой и пропагандировавшие их писания" (т а м ж е, третья сторона обложки). вверх
37. В то время Е. Добин работал старшим редактором сценарного отдела киностудии "Ленфильм". вверх
38. Неточность. Н. А. Ольшевская сама приехала в Ленинград и увезла Ахматову в Москву (см.: Эмма Г е р ш т е й н, Мемуары, СПб., 1998, с. 483), где та пробыла около месяца.
Кстати сказать, В.Е. Ардов, судя по его разговору с В. Д. Дувакиным, высоко оценил книгу Добина о поэзии Ахматовой: "Хорошую книгу написал Ефим Добин в Ленинграде. <...> Жирмунский и Добин - они пишут так, как нужно, т. е. находят свой строй, свой ритм, свой стиль, который не конкурирует со стихами или произведениями Ахматовой или кого угодно, но выражает их точнее, нежели другие стили. Это очень важный метод" ("Анна Ахматова в записях Дувакина", М., 1999, с. 155). вверх