КОНЕЦ ВСЕЛЕННОЙ
Мне скажут, вдохновясь самим Фламмарионом,
В наш век не нужно быть ученым астрономом,
Чтоб предсказать конец или судьбу планет,
И знать, что, прежде чем потухнет солнца свет,
Земля в застывший ком свернется, иль засветит
Багровым заревом, коли комету встретит
Иль догоревший шар в пространствах мировых.
Нет, лучше не дожить до этих роковых
Минут!.. Исчезнет все: и ум, и труд, и чувство,
И слава, и плоды наук, и блеск искусства…
У вечности свои, знать, лето и зима, —
Быть может, даже дни и ночи — свет и тьма.
Пока один предел вселенной засыпает,
Другой встает, цветет и солнцами сияет.
И в бесконечности таких пределов есть
Такое множество, что их вовек не счесть.
А если так — увы! К чему твои стремленья,
Сокровища наук и перлы вдохновенья,
Картины, статуи, бряцанья стройных лир,
И новые шаги, и старые привычки?
К чему? Застынет все, иль, как от серной спички
Фосфористый дымок, наш эфемерный мир
Исчезнет без следа…
На это я замечу:
Я не за мир, я за себя отвечу…
(1894 г. Апрель)
(Один из самых выдающихся, глубоких и своеобразных русских поэтов-лириков Тютчев оставил по себе крайне скудное наследие — небольшую книжку в двести-триста оригинальных стихотворений.
Поэтому каждая новая лирическая строка Тютчева представляет большой интерес. В Пушкинском Доме в Ленинграде имеются два до сих пор вовсе неизвестных стихотворения Тютчева, обращенные им к некоей Е.К. Богдановой, в первом браке Фроловой, которая, видимо, была одним из последних увлечений поэта, как известно, до конца дней не утратившего свой начальный сердечный пыл. Оба стихотворения написаны в 70-ые годы, за год-два до смерти, когда Тютчеву было около семидесяти лет. Однако первое из них с удивительной свежестью сохраняет в себе все основные черты его поэтики. Второе стихотворение — четверостишие — менее значительно, но и оно любопытно выражением необыкновенной жизненности поэта, стоящего, по его собственным словам, «На роковой очереди», перед все ближе надвигавшейся на него могилой, и тем не менее мечтавшего, что и в самой могиле над ним «всю вечность» будет звучать мелодичный голос любимой им женщины.
1.
Как нас ни угнетай разлука,
Не покорилися мы ей.
Для сердца есть другая мука,
Невыносимей и больней.
Пора разлуки миновала,
И от нее в руках у нас
Одно осталось покрывало
Полупрозрачное для глаз.
И знаем мы: под этой дымкой
Все то, по чем душа болит,
Какой-то странной невидимкой
От нас таится и молчит.
Где цель подобных искушений?
Душа невольно смущена,
И в колее недоумений
Вертится нехотя она.
Пора разлуки миновала,
И мы не смеем в добрый час
Задеть и сдернуть покрывало,
Столь ненавистное для нас.
2.
Хотел бы я, чтобы в своей могиле,
Как нынче на своей кушетке, я лежал.
Века бы за веками проходили,
И я бы вас всю вечность слушал и молчал.
Красная Нива № 6 — 7 февраля 1926 г.