Путешествия по Сибири с Леонидом Боровиковым
HOME

авторские страницы

Об авторе
О проекте

Статьи
Статьи •• Дальний Восток ••  Время в пути коротая с Чеховым

Время в пути коротая с Чеховым

Известный писатель, выхлопотав в Санкт-Петербургской газете "Новое время" длительную командировку на остров Сахалин, добирался к месту своего назначения долго и трудно. Его друзья не видели в этой затее никакой надобности. Отговаривали как могли. Не получилось. Поехал Чехов на Сахалин - известное в те годы место каторги и ссылки. Отправился, заметьте, добровольно. Через всю Сибирь. Знать, больно упрям был, настырен. А может закалял свой характер? Или сближался таким образом с простым народом?

Реально ощущая предстоящие ему опасности да испытания, Чехов написал накануне отъезда одному из своих близких друзей следующую записку: "Прощай и не поминай лихом. Увидимся в декабре, а может быть, и никогда уж больше не увидимся". Вот так-то. Коротко и ясно. А ведь и то правда, что в те ходы разбой на всем сибирском тракте был весьма распространенным делом. Но ведь зато клещевого энцефалита - не было. Это - раз. Атипичной пневмонии - тоже. Это - два. А я отважился, поехал! Это, собственно говоря, три.

И зачем, все же, господин Чехов стронулся с насиженного в Москве места? Ходил-гулял бы себе преспокойненко по Ямской-Тверской в пенсне, да элегантной шляпе с тросточкой! Зачем в Сибирь направился? Бог весть...

Однако все обошлось. Жив остался. Доехал до Сахалина. Но во второй раз свою судьбу испытывать не стал. В обратный путь кружным путем поехал, через южные моря, Индию да Египет, в достославный город Одессу, чтобы затем уже, преспокойненко, по железной дороге прибыть в милую его сердцу Москву.

Обещанные для газеты "Новое время" очерки в дороге Чехов писал крайне нерегулярно. Видно не до того было. Но зато уж как вернулся, сразу засел за свой опус - литературно-творческий отчет "Из Сибири". Так и вижу: взял он чистые листы бумаги, остро отточил гусиное перо, развел с полведра густых чернил. Буква, точка, запятая... Вот и получился классический художественно-публицистической очерк. Молодец, Чехов! Добрый пример организованности да обязательности всем нам подает. Мне - в особенности. Подумать только: вон сколько времени прошло с мая месяца, сколько воды утекло, а ведь только-только взялся за ум - сел за компьютер очерк "Из Приморья" писать. Видно тоже пришла пора, вслед за Антоном Павловичем, насчет воспитания своего характера посуетиться!

Был я в Приморье немногим более недели. Добрался, не в пример А.П. Чехову, весьма и весьма комфортно. Потому, видно, что особо предусмотрительным был в выборе дорожного транспортного средства: в гремучем, продуваемом всеми ветрами тарантасе, да на перекладных почтовых лодках и лошадях не поехал. Даже от услуг Транссиба отказался. Более чем скромно на самолете полетел.

Сидя в салоне самолета, не спеша, страница за страницей просматривая взятую предусмотрительно в путь распечатку чеховского очерка "Из Сибири", я - со все более возрастающим удовольствием - отмечал для себя преимущества современных авиапутешествий. По сравнению с чеховскими временами, был если не на седьмом небе, то наверняка где-то в его окрестностях. Ну вот, хотя бы следующий показательный факт. Почувствуйте, пожалуйста, разницу.

Однажды, а именно в ночь на шестое мая 1890 года, в самый разгар своей сибирской эпопеи, у Чехова случилось "дорожно-транспортное происшествие" (ДТП, как сказали бы ныне). Его комфортабельный тарантас, ведомый совершенно трезвым возницей, нежданно-негаданно столкнулся с несколькими мчащимися на огромной скорости почтовыми тройками. Как результат - чеховская карета опрокинулась, все экипажи смешалось в одну кучу, а наш незадачливый герой-путешественник со всего размаху опрокинулся в непролазную сибирскую грязь. Давайте запомним: Чехов был первым из квалифицированных московских врачей-путешественников, кто на себе испытал целительную силу сибирских грязевых ванн! Было это 6 мая 1890 года. Где-то в окрестностях будущего Новосибирска.

А вот как выглядит это же самое происшествие в литературно-публицистическом изложении самого Антона Павловича.

Навстречу, во весь дух, гремя по кочкам, несется почтовая тройка. Возница спешит свернуть вправо, и тотчас же мимо нас пролетает громадная, тяжелая почтовая телега, в которой сидит ямщик. Но вот слышится новый гром: несется навстречу другая тройка и тоже во весь дух. Мы торопимся свернуть вправо, но, к великому моему недоумению и страху, тройка сворачивает почему-то не вправо, а влево и прямо летит на нас. А что, если столкнемся? Едва я успеваю задать себе этот вопрос, как раздается треск, наша пара лошадей и почтовая тройка мешаются в одну темную массу, тарантас становится на дыбы и я падаю на землю, а на меня все мои чемоданы и узлы...
Пока я, ошеломленный, лежу на земле, мне слышно, что несется третья тройка. "Ну, думаю, эта наверное убьет меня". Но, слава Богу, я ничего не сломал себе, ушибся не больно и могу встать с земли.
Вскакиваю, отбегаю в сторону и кричу не своим голосом:
-Стой! Стой!
Со дна пустой почтовой телеги поднимается фигура, берется за вожжи, и третья тройка останавливается почти у самых моих вещей".

После изложенного, думаю, не стоит удивляться, что из под пера доктора Чехова появились следующие строки:

Сибирский тракт, - самая большая, кажется, и самая безобразная дорога во всем свете. От Тюмени до Томска, благодаря не чиновникам, а природным условиям местности, она еще сносна; тут безлесая равнина; утром шел дождь, а вечером уж высохло; и если до конца мая (подчеркнуто нами, Л.Б.) тракт покрыт горами льда от тающего снега, то вы можете ехать по полю, выбирая на просторе любой окольный путь. От Томска же начинается тайга и холмы; сохнет почва здесь нескоро, выбирать окольный путь не из чего, поневоле приходится ехать по тракту. И потому-то только после Томска проезжающие начинают браниться и усердно сотрудничать в жалобных книгах. Господа чиновники аккуратно прочитывают их жалобы и на каждой пишут: "Оставить без последствий".

Ну, полюбуйтесь, каково! Прочтешь такое, да испугаешься, не поедешь в дальнее путешествие по Сибири в мае месяце... Просидишь дома взаперти до начала июньской нестерпимой жары. К тому же и лукавая народная мудрость предостерегает: "В мае путешествовать - больше маяться!"

Самолет - не преграда! Вернуться, что ли, - подумал я. Но ведь, по народным приметам, и возвращаться с полпути тоже не ладно! К тому же с пассажирского самолета это вообще несподручно делать: больно высоко взлетели, да далеко улетели...

Будь что будет, - подумал я. Затем, окинул взглядом приветливые лица пассажиров нашего салона, тех, кто вместе со мной отважился на исходе праздничного дня "9 мая" на ночном рейсе отправиться во Владивосток, либо Южно-Сахалинск - и успокоился, вернулся к благодушному расположению духа.

Но проснувшееся было любопытство полностью меня не оставило. Что же там еще в Сибири заприметил наш знаменитый классик? На что же он свое писательское око положил?

Таких явлений оказалось два. Во-первых - сибирские женщины. Во-вторых - сибирские охотники. Начнем с первых.

Женщина здесь, - категорично заявляет Антон Павлович, - так же скучна как сибирская природа; она не колоритна, холодна, не умеет одеваться, не поет, не смеется, не миловидна и, как выразился один старожил в разговоре со мною: "жестка на ощупь".

Вот это сюрприз... Что тут можно сказать? На вкус и цвет? А может еще лучше: "Кто не верит - пусть проверит!" Ста годами позже, разумеется.

Я, между прочим, безотлагательно приступил к проверке. Посмотрел предельно строгим критическим взглядом на лица обитательниц салона самолета. Подумал: "Что бы, к примеру, Антон Павлович о них сейчас сказал бы?" Но вот ведь что получается. Как назло, никто из присутствующих в салоне женщин, - ну, прямо как договорились, действительно, не пел, не разговаривал, даже изысканно-аристократическим стилем не выражал своих дорожных мыслей! Все успокоились, угомонились и перестали пустопорожние разговоры разговаривать. Жизнь на нашем небольшом воздушном островке, казалось, замерла на короткое время. Лишь чуткий заоблачный сон, властвовал над пассажирами.

Те из воздушных странников, кто обладал богатой фантазией, видели вероятно цветные сны, заурядные обыватели - черно-белые, закоренелые злодеи, совершившие массу нравственных прегрешений против гуманистически настроенного человечества, мучились в кошмарах, а кто-то из моих невольных попутчиков, не долетав, как видно, в своих детских снах положенные километры, с упоением наверстывал упущенное. И во сне, как говорится, и наяву. А монотонный гул моторов все пел и пел утомленным дневными заботами путникам свою нескончаемую колыбельную песню, пел нам - заблудшим в весеннее ночное небо детям Земли.

Однако полет на самолете в восточном направлении хорош уже тем, что утро наступает скорее, чем того можно ждать. В постепенно рассеивающейся предрассветной мгле, в первых проблесках занимающегося весеннего дня под крылом самолета медленно, нескончаемым потоком, от горизонта до горизонта все плыла и плыла сказочная сибирская тайга.

Ну, вот, - подумал я, - самое что ни на есть подходящее время отправиться в тайгу, на охоту. Как Антон Павлович рекомендовал.

По рассказам ямщиков, в сибирской тайге живут медведи, волки, сохатые, соболи и дикие козы...

(Ну и ну, Антон Павлович! По простоте что ли своей душевной в ямщицкие сказки поверил! Ну, кто же из серьезной писательской да читательской братии не знает, что сибирские ямщики, в большинстве своем, - народ бойкий на язык, озорной: шутки ради так замудрят голову незадачливому ездоку, такое понаплетут, что и в самом диковинном сне не привидится! А, с другой стороны, ведь и то понять надо, что любому заезжему гостю страсть как хочется узнать что-нибудь этакое-разэтакое про наши края сибирские. И как же тут не впасть в соблазн, не изобрести чего-нибудь из ряда вон выходящего!)

Но, продолжим цитату из Чехова.

По рассказам ямщиков, в сибирской тайге живут медведи, волки, сохатые, соболи и дикие козы. Мужики, живущие по тракту, когда дома нет работы, целые недели проводят в тайге и стреляют там зверей. Охотничье искусство здесь очень просто: если ружье выстрелило, то слава Богу, если же дало осечку, то не проси у медведя милости".\

Вот такая она, Сибирь-матушка. Правда с вымыслом здесь издавна дружбу водят, рука об руку ходят.

Однако же, пока мы тут с вами судачили обо всем на свете, самолет наш благополучно приземлился в аэропорту славного города Владивостока! Вот те и на! Даже восход солнца прозевали! Солнце давным-давно в небо поднялось! День наступил! Удивительно ясный, солнечный, какие нечасто выдаются весной в Приморье.

До свидания, Антон Павлович!

Далее >>

Литературно-художественная антология культурной жизни Сибири
© ЛИterra – издание зарегистрировано в Министерстве РФ по делам печати,
телерадиовещания и ср-в массовых коммуникаций, свидетельство ЭЛ № 77-8058 от 20.06.2003г.

при полном или частичном использовании материалов ЛИterra ссылка на сайт обязательна