Телевизионный марафон "Болдино-97"

"Слово о Пушкине" (Интерьвью с академиком Дмитрием Лихачевым.) 10 февраля 1997 года ННТВ

Автор сценария - Сергей Чуянов Режиссер - Евгений Глушков

Интерьер Пушкинского Дома.

ЧУЯНОВ: - Дмитрий Сергеевич сейчфс нас смотрят тысячи и тысячи людей, которые принимают участие в телевизионном марафоне «Болдино - 97», который посвящн сбору средств на восстановитльно-рставрационные работы в селе Большое Болдино.
Смотрят люди, которые дают больше деньги и смотрят люди, которые вкладывают и могут вложить большие суммы для того, чтобы сохранить вот эту святыню национальной культуры. Что бы вы хотели сказать тем, кто сегодня и сейчас нас смотрят?

ЛИХАЧЕВ: - Человек живет не только собственными интересами, но и интересами тех, кто ему близок.
Правда же, близок и в людском отношении и к красотам природы близок. И старина ему близка. И поэтому забота - она в человеческом характере.
Когда говорят о человеческих свойствах, обычно подчеркивают его дурные свойства. Но есть и хорошие свойства у людей, удивительные свойства - вот эта помощь другому, стремление улучшить окружающую природу, людей - оно свойственно.
Все то, что связано с Пушкиным, - это родное для человека.
Почему это? Я думаю, что все это можно обьяснить довольно просто.
Пушкин в своей поэзии задвает ссамые тонкие, самые душевные черты. И в своей собственной и в вашей мысли происходит как бы созвучное, совместное, звучание такое. Человек откликается на поэзию Пушкина.
Она вечна. В последнее время в исторической наук наметилось стремление показать разницу между веками, столетиями, эпохами. Но ораздо больше стабильного, общего, которое остается всегда. Это общее - общечеловеческое.
Вот так же, как мы помогаем своим родным, мы помогаем родному Пушкину.
Родному и хорошму; при всех его фривольностях и так далее, он все-таки наш. И мы счастливы, что у нас есть поэт, который задевает наши душевные свойства, наши душевные качества.
Так ж, как, скажем, Шевченко - у украинцев, - может быть, даже больше. Так же, как Низами. Так же, как Диккенс. Я бы не назвал Шекспира - скорее - Диккенс. И, кстати сказать, Диккенса я люблю страшно. Вот «Дэвид Копперфильд» - это изумительное произведение.

ЧУЯНОВ: - Дмитрий Сергеевич, много книг появилось. Часть из них - на одной поверхности, на одном уровне постижения, в частности - работа Цветаевой, и в частности сборник, который нижегородское издательство выпустило : «Ахматова о Пушкина». Его тоже можно было назвать «Мой Пушкин». У Анны Андреевны - свое собственное отношение к Пушкину.
Как вы относитесь вообще к такому сочетанию? И есть ли у Вас Ваш Пушкин?

ЛИХАЧЕВ: - Прежде всего, сочетание «Мой Пушкин», мне кажется, очень хорошее. Близкий, дорогой . . . Он ведь очень многоцветен - Пушкин, разнообразен.
Вот посмотрит даже внешне - огромное количество жанров. Он охватил все жанры. Он охватил все эпохи. Он охватил все культуры: и восточную, и испанскую, и французскую - все охватил. Поэтомуон может охватить и всех людей в какой-то мере, быть причастным к внутреннему миру того или иного человека.
«Мой Пушкин» - это хорошо.

ЧУЯНОВ: - Классик сказал в год юбилея, что Пушкин - человек России через 200 лет. Вот 200 лет прошло. Мы похожи? Может быть, я зря с иронией воспринимаю . . .

ЛИХАЧЕВ: - С иронией не надо воспринимать. Дело вот в чем заключается. У каждого данного момента есть будущее. Это не значит, что это будущее осуществится непременно.
Но к нему идет всегда, к этому будущему, данный момент. Ребенок, который учится в школе, в нем уже можно предположить будущего инженера, потому что у него - инженерский интерес.
Может быть, не удалось стать инженером ему в будущем. Он остался на уровне монтера или какого-нибудь землекопателя, но в тот момент будущее у него заключалось в этом. И при Пушкине был такой момент, когда русский народ как бы расцвел. И расцвел Петербург, и расцвела вся русская земля. Понимаете?
Чувствовалось дыхание будущего. И будущее было именно такое.
Не вина русского народа, что из него ничего не вышло. Ну не вышло . . .

ЧУЯНОВ:- Дмитрий Сергеевич, Болдино - это феномен. Почему все так получилось? Что произошло в Болдине? В глухом селе родились такие прекрасные шедевры русской литературы.

ЛИХАЧЕВ:- Это поезд идет, идет - потом остановливается. Останавливается он на станции, и все спешат в буфет. И еще что-нибудь там . . .
Так вот остановка в жизни гениального человека - это остановка, позволяющая ему творить, как он хочет.
В Петербурге, в Москве он все-таки творил в какой-то мере по заданию, по заданию мгновения, по заданию потребности своих родных и своих знакомых и самого себя.
А в Болдине он был окружен кордонами. Он карантином был окружен. И поэтому такое внутреннее напряжение было. Шаровая молния . . .

ЧУЯНОВ:- Написаны огромные тома о его жизни - ведь ткая личность яркая. Какие качества человеческие вам интересны в Пушкине? Что интересно, что завораживает?

ЛИХАЧЕВ:- Его внутренняя свобода. Он не в плену даже у своих взглядов. Он может и свои взгляды изменить, если он чувствует, что они ему не подходят ко времени.
Он свободен в отношении к другим национальностям и народам. Это очень важно. Он не закомплексован каким-нибудь «анти...», «анти...». Не закомплексован совершенно. Он свободен. Вот эта свобода Пушкина, свобода его творчества, которая выражается в изобилии жанров, которые он использовал. И в обилии эпох, которых он коснулся. И в обилии народов, литературу которых он использовал. Вот это замечательно в Пушкине.

ЧУЯНОВ:- И последний вопрос, касающийся сегодняшнего марафона. В каком, на ваш взгляд, состоянии сегодня места, связанные с именем Пушкина? Каково значение, для чего нам надо оставить места, чтобы туда приходили к истокам каким-то?

ЛИХАЧЕВ:- Самое главное - сохранить правду, которая там живет. Правду о Пушкине, о его деятельности. Сохранить пушкинские места для собственного обогащения. Потому что Пушкин обогащает, не желая даже того. Это очень, очень важно, потому что русский народ нужно сейчас воспитывать. И воспитатели у него должны быть такие, как Пушкин, Достоевский - прямо противоположный ему в некоторых отношениях, Баратынский, даже и Бунин - хороший воспитатель, потому что язык его изумительный.

Заставка телемарафона.