Русский город
Архитектурно-краеведческая библиотека

Д.С. Лихачев

Текстология
(глава из книги)
Введение
Задачи текстологии
См. также
Датирование
Подделки


OCR по Д.С. Лихачев. Текстология. СпБ., 2001
Деление на страницы сохранено. Номера страниц проставлены вверху страницы. (Как и в книге.) Разрядка заменена на жирный шрифт.

-29-

        Нет необходимости особо останавливаться на теоретических построениях критики текста в конце XVIII и в XIX в. По существу, критика текста не стала в XIX в. самостоятельной наукой. Задачи изучения текста ограничивались чисто практическими потребностями. Критика текста была подсобной дисциплиной, необходимой для издания документов и литературных памятников. Таково было начало многих наук: геометрии, которая нужна была первоначально как землемерие, астрономии, почвоведения и т. д.
        Принципы критики текста в русской науке были сформулированы еще А. Шлецером. Он называл ее "малой критикой", или "критикой слов". Перед критикой летописи Нестора А. Шлецер ставил такую конкретно задачу: "Что Нестор писал действительно? Ему ли принадлежит такое-то слово (иногда такая-то буква), такая-то строка, такое-то целое место? или переписчик, по невежеству, нерадению или высокоумию, испортил это слово, вставил или выпустил эту строку, это место? - Вот малая критика или критика слов" 1). Переписчики Нестора - "грубые невежды" 2). Чтобы отыскать правильное чтение, по Шлецеру, надо оценивать отдельные места по
        ___________
        1) А. Шлецер. Нестор. Русские летописи на древнеславянском языке, сличенные, переведенные и объясненные А. Шлецером. СПб., 1809. С. 396.
        2) Там же. С. 399.

-30-

"внутреннему достоинству", а чтобы открыть эти достойные места, надо сличать списки 1). А. Шлецер, первым выдвинувший принцип критического издания текста, писал: "Да не скажет никто, что я похитил себе честь быть первым издателем Нестора: я говорю только о критическом, ученом, искусном, истолкованном издании, которое могло бы представить сочинителя в его настоящем виде, очистив его от крупнейших описок, объяснить, где он темен, исправить, где ошибается" 2).
        Взгляды А. Шлецера были взглядами не его личными. Так смотрели на задачи изучения текста и за пределами России 3). Менялись отдельные приемы восстановления первоначального текста, постепенно отпали представления о переписчиках как о людях, только портивших текст по "невежеству" или "глупости", все более осознавалась необходимость не только "исправлять текст", но и изучать его историю, в частности для того же "исправления", но когда дело доходило до определения задач текстологии или критики текста - практическая задача издания текста заслоняла собой все остальные. Считалось, что изучение рукописей ограничивается "добыванием" текста памятника, наиболее близкого авторскому оригиналу (или "архетипу") 4), который должен быть положен в основу издания.
        В известной мере то же определение задач текстологии, или иначе "критики текста", находим мы и у проникновенного исследователя текстов, от которого в значительной мере пошли новые современные методы в текстологии памятников нового времени, - Б. В. Томашевского: "Решение вопроса о подлинности и соответствии документа во всех его частях тому, что он передает, называется критикой текста. Реальные результаты критики текста - устранение погрешностей документа, а потому в узком смысле критикой текста называют разыскание и установление ошибок документа и восстановление в подлинном виде переданного документом ошибочно" 5).
        Восстановление "подлинного" текста для его издания считают в основном целью изучения текста и западные филологи. Так, основные задачи текстологии были сформулированы Г. Посом следующим образом: "Вся наука критики текста состоит в том, чтобы из претендующего на подлинность текста реконструировать текст действительный, законный, подлинный" 6). Задачу критики текста в определении текста для издания видит и крупнейший знаток греческих рукописей А. Дэн: "Непосредственная цель изучения рукописей, - пи-
        ___________
        1) А. Шлецер. Нестор. С. 400.
        2) Там же. С. 4.
        3) Сам А. Шлецер подчеркивал, что его приемы зависят от современной ему европейской "классической и библейской критики" (А. Шлецер. Нестор. С. XIII-XIV; Введение. С. 86,411-416).
        4) См.: С. А. Бугославский. Несколько замечаний к теории и практике критики текста. Чернигов, 1913. С. 1.
        5) Б. В. Томашевский. Писатель и книга. Очерк текстологии. Изд. 2-е. М., 1959. С. 162.
        6) Н. J. Pos. Kritische Studien uber philologische Methode. Heidelberg, 1923. S. 13.

-31-

шет А. Дэн, - издание текстов". Иных серьезных целей А. Дэн не видит: "Редки ученые, - я все же знал таких, - которые читают рукописи только ради удовольствия чтения. Еще более редки, по-видимому, - но есть и такие, - которые ходят в библиотеки для удовольствия рассматривать миниатюры лицевых рукописей. Настоящий ценитель сокровищ наших библиотек - филолог - издатель текстов". Больше того, А. Дэн утверждает: "Весь прогресс филологической науки связан с проблемой издания текстов" 1).
        Текстология в основном и у нас, и на Западе определялась как "система филологических приемов" к изданию памятников и как "прикладная филология" 2). Поскольку для издания текста важен был только "первоначальный", "подлинный" текст, а все остальные этапы истории текста не представляли интереса, критика текста спешила перескочить через все этапы истории текста к тексту первоначальному, подлежащему изданию, и стремилась выработать различные "приемы", механические способы "добывания" этого первоначального текста, рассматривая все остальные его этапы как ошибочные и неподлинные, не представляющие интереса для исследователя. Поэтому очень часто исследование текста подменялось его "исправлением". Исследование велось в тех крайне недостаточных формах, которые необходимы были для "очищения" его от "ошибок", от позднейших изменений 3). Если текстологу удавалось восстановить первоначальное чтение того или иного места, то остальное - история данного места, а иногда и текста в целом - его уже не интересовало. С этой точки зрения текстология
        ___________
        1) A. Dain. Les manuscrits. Paris, 1949. P. 145.
        2) Б. В. Томашевский. Писатель и книга. С. 30 и 31. - Давая это традиционное определение задач текстологии, Б. В. Томашевский был тем не менее одним из первых, кто подчеркнул новые задачи, стоящие перед текстологией, - необходимость внимательно изучать историю текста (см. дальше).
        3) "Самым общим вопросом, - пишет Г. Канторович, - который критика текста ставит перед собой, является вопрос "как установить правильность данного текста"" (К. Kantorowicz. Einfuhrung in die Textkritik. Systematische Darstellung der textkritischen Grundsaze fur Philologen und Juristen. Leipzig, 1921. - См. рецензию С. Н. Валка: Архивное дело, 1926, вып. VIII-IX. С. 168-180). Задачей критики текста А. С. Лаппо-Данилевский считает восстановление подлинного вида его текста - архетипа. А. С. Лаппо-Данилевский пишет: "Критика текста, в сущности, изучает его историю со времени его возникновения и до того времени, когда он подвергается научному исследованию, с целью восстановить в подлинном виде испорченное его чтение... (разрядка моя. - Д. Л.). Итак, задача "критики текста" состоит в том, чтобы, по возможности, восстановить его подлинный вид в первоначальной его "чистоте", что, разумеется, иногда сводится лишь к тому, чтобы возможно более приблизиться к ней" (А. С. Лаппо-Данилевский. Методология истории, ч. 1. Теория исторического знания. СПб., 1910. С. 579). "Критика текста, - пишет А. С. Лаппо-Данилевский, - характеризуется особого рода приемами: главнейшие из них состоят в принятии известного чтения, а в случае нужды и в его исправлении; такие операции можно соответственно назвать рецензией и эмендацией текста" (Там же. С. 580).

-32-

действительно практически оказывалась не наукой, а системой приемов к добыванию первоначального текста для его издания. Текстолог пытался достигнуть того или иного результата, "добыть" тот или иной текст без внимательного изучения всей истории текста произведения как единого целого.
        Сперва издать - потом исследовать: таков, в основном, был принцип старого русского литературоведения XIX в.
        Внимательно изучая общие тенденции, которые намечаются в текстологии за последние десятилетия, мы придем к выводу, что текстология все более и более начинает рассматриваться как дисциплина, имеющая самостоятельные и очень крупные задачи. Эти задачи могут быть сформулированы следующим образом: текстология ставит себе целью изучить историю текста памятника на всех этапах его существования в руках у автора и в руках его переписчиков, редакторов, компиляторов, т. е. на протяжении всего того времени, пока изменялся текст памятника.
        Только путем полного изучения истории текста памятника как единого целого, а не путем эпизодической критики отдельных мест может быть достигнуто и восстановление первоначального авторского текста памятника.
        Вместе с тем для советских литературоведов-текстологов и историков-археографов представляется несомненным, что нельзя изучать изменения текста памятника в отрыве от его содержания (понимаемого в самом широком смысле, в частности, политических тенденций, художественного замысла и т. д.), а содержание - в отрыве от всей исторической обстановки в целом. В результате границы текстологического изучения памятников чрезвычайно расширяются, и требования к текстологии возрастают в той же мере.
        Текстология в современном ее понимании возросла до пределов изучения истории текста отдельного памятника. Она стала важнейшей частью истории литературы в целом. Если история литературы занимается изучением процесса развития всей литературы, то текстология должна заниматься изучением процесса развития текста отдельных памятников. История текста дает те "составные элементы движения", из которых слагается история литературы 1).
        Издание памятников - это только одно из практических применений текстологии.
        Сперва полностью изучить историю текста памятника, а потом его критически издать (что не исключает отдельные предварительные публикации текста списков) - таков принцип, к которому постепенно приходят современные советские текстологи-медиевисты.
        ___________
        1) Б. В. Томашевский пишет: "История текста (в широком смысле этого слова) дает историку литературы материал движения, который не лежит на поверхности литературы, а скрыт в лаборатории автора" (Б. В. Томашевский. Писатель и книга. С. 148). В древней русской литературе этот "материал движения" отнюдь не ограничивается "лабораторией автора" (она к тому же может быть обнаружена там в исключительно редких случаях), а, как уже было нами отмечено, охватывает изменения текста на протяжении нескольких веков.

-33-

        Элементы такого рода нового понимания задач текстологии наметились уже давно. Однако только в последние десятилетия это отношение к текстологии получило прочную базу в последовательном применении принципа историзма, в стремлении текстологов рассматривать историю текста, не отрывая этой истории текста от исторической действительности, от общественно-политической жизни эпохи, от его авторов, редакторов, переписчиков.
        Текстология становится наукой, преодолевая элементы механистического отношения к текстологическим вопросам. Она становится наукой потому, что вместо задачи публикации текстов на основе механической классификации списков и формального "очищения" текста от ошибок начинает заниматься изучением истории текстов. Это изучение истории текстов сделало большие успехи, так как углубилось само понимание того, что следует подразумевать под историей текста. Под историей текста стала разуметься отнюдь не только генеалогия списков, лишенная подчас исторических объяснений, основанная на классификации списков только по их внешним признакам. История текста памятника стала рассматриваться в самой тесной связи с мировоззрением, идеологией авторов, составителей тех или иных редакций памятников и их переписчиков. История текста явилась в известной мере историей их создателей и отчасти, как это мы увидим в дальнейшем, их читателей.
        Только такое отношение к тексту оказалось способно преодолеть элементы механистичности этой дисциплины, превратить ее в самостоятельную историческую науку. Процесс превращения текстологии из суммы филологических приемов для издания памятников в самостоятельную науку далеко не закончен 1) , поэтому в дальнейшем нам придется остановиться по преимуществу на отдельных сторонах этого процесса - процесса своеобразной "кристаллизации" науки.
        Ускорить это становление текстологии как самостоятельной науки, учитывая все достижения в этой области старой русской филологии и филологии других стран, - одна из задач всей советской текстологии, в частности и той ее отрасли, которая занимается древнерусскими литературными памятниками 2) .
        ___________
        1) Представления о том, что история текста памятника есть история его искажения "переписчиками", свойственны иногда и современным советским исследователям. Так, В. И. Стрельский в книге "Основные принципы научной критики источников по истории СССР" (Киев, 1961) даже не ставит вопроса об изучении истории текста, рассматривая, вслед за старыми источниковедами, "внутреннюю" и "внешнюю" критику текста как "исправление" вкравшихся в него ошибок: "Древнейшие памятники много раз переписывались, редактировались, и при этом неумение прочитать некоторые места первоначальных записей приводило со стороны древних писчиков (так! - Д. Л.) к искажениям текста первичных записей" (С. 68).
        2) Согласие с моими взглядами на задачи текстологии выражает О. Кралик (О. Kralik. Od textove kritiky k textologii. - Listy filologicke. 1962, roc. 85. sv. 2). Cp. также: G. Thompson. Scientific Method in Textual Criticism. - Eirene, 1960,1, Praha. P. 51-60.

-34-

        В какой-то мере текстология уже сейчас может считаться совершеннолетней наукой, а не вспомогательной дисциплиной. Это можно заметить (а заметить совершеннолетие обычно нелегко вследствие некоторой инерции наших представлений) по косвенным признакам. К числу таких косвенных признаков относится и то обстоятельство, что текстология в настоящее время сама требует опоры в других вспомогательных дисциплинах. В первую очередь она требует хорошей постановки архивоведения, она требует хорошей организации научного описания рукописей в наших основных рукописных хранилищах и всемерной координации усилий ученых всех стран.
        Изучение истории текста того или иного древнерусского памятника требует привлечения исчерпывающего числа списков и самого изучаемого памятника, и тех памятников, которые вступали с ним в литературное общение.
        Если нет научных описаний рукописей, то это значит, что разыскание необходимых для того или иного изучения рукописей отдано на волю случая, это значит, что исследователи вынуждены параллельно и кустарно вести одну и ту же работу, которая могла бы быть сделана раз и навсегда для всех сразу. Ученые, работающие без полного аппарата научных описаний с чрезвычайными затратами времени и труда, часто вознаграждают себя тем, что торопятся заняться теми или иными случайно найденными материалами, даже если они не относятся к области их специальных интересов, и публикуют документы, воздерживаясь предупреждать читателей, что не собрали всех списков издаваемого памятника.
        Составление полных, детальных, развернутых научных описаний всех еще не описанных фондов, интенсификация работ в этой области - самая неотложная задача всех наших рукописных хранилищ. Без этого текстология не сможет развиваться даже при наличии самых прогрессивных методических приемов.

*

        Одна общая тенденция может быть отмечена и у литературоведов, и у историков, занимающихся Древней Русью: все более и более стираются различия и перегородки между учеными, добывающими материал, и учеными, это материал изучающими. Подобно тому как археолог обязан в настоящее время быть историком, а историк досконально владеть археологическим материалом; подобно тому как источниковед становится все более и более историком, допускающим в своих работах широкие обобщения, - и в литературоведении созрела необходимость каждому текстологу быть одновременно широким историком литературы, а историку литературы непременно изучать рукописи. Текстологическое исследование - это фундамент, на котором строится вся последующая литературоведческая работа. Как это будет ясно из дальнейшего, выводы, добытые текстологическим ис-

-35-

следованием, очень часто опровергают самые широкие умозаключения литературоведов, сделанные ими без изучения рукописного материала, и в свою очередь приводят к новым интересным и досконально обоснованным историко-литературным обобщениям.
        Представления о том, что текстологической работой можно добыть только весьма узкие выводы, следует признать совершенно устаревшими. Напротив, непосредственное изучение рукописей, истории текста приводит сплошь да рядом к весьма важным выводам, зачастую меняющим наши представления по самым общим вопросам. К таким широким общеисторическим выводам приводит изучение истории текстов "Просветителя" (оно меняет наши представления о сущности обвинений против "жидовствующих"), "Сказания о князьях владимирских" (оно исправляет и уточняет наши представления об официальной политической теории Русского централизованного государства XVI в.) и т. д. Вместе с тем текстология позволяет ученому приобрести выводы личным трудом, лишает его права довольствоваться приблизительным, дает ясные представления о памятнике, об его истории, о том, как он воспринимался в свое время (проблема читательского восприятия памятника особенно интересна для литературоведа-медиевиста).
        Текстология открывает широчайшие возможности изучить литературные школы, направления, идейные движения, изменения в стиле, динамику творческого процесса 1) и оказывается арбитром в решении очень многих споров, которые вне изучения конкретной истории текстов могли бы тянуться без каких-либо определенных перспектив на их окончательное разрешение.
        Итак, текстология зародилась как узко подсобная дисциплина, как сумма филологических приемов к изданию текстов. Первоначально казалось, что перед ней не стоит сложных задач, что вопросы взаимоотношения текстов могут быть решены несложными и единообразными приемами. Она развивалась обособленно, и казалось, что текстолог замкнут в решении своих узких задач. По мере углубления в задачи издания текста текстология, как уже отмечалось выше, все более и более вынуждена была заниматься изучением истории текста произведений. Она становилась наукой об истории текста произведений, а задача издания текста становилась только одним из ее практических применений.
        ___________
        1) Этому вопросу посвящен мой доклад "Текстология и теоретические проблемы литературоведения", прочитанный на XI Всесоюзной пушкинской конференции в Ленинграде в мае 1959 г. См. также: Д. Лихачев. 1) Древнерусское рукописное наследие и некоторые методические принципы его изучения. - Slavia, 1958, rot. XXVII. S. 4; 2) Некоторые новые принципы в методике текстологических исследований древнерусских литературных памятников. - Изв. АН СССР, ОЛЯ, 1955, № 5. С. 403-419; Б. С. Мейлах. Психология художественного творчества - Вопр. лит., 1960, № 6. С. 71-72; L. Havrankova. Sovetska textologie - veda mlada a podnetna. Bulletin Vysoke Skoly ruskeho jazyka a literatury, Praha, 1961, № V. S. 111-112.

-36-

        Рост науки не упростил стоящих перед ней вопросов, а усложнил. При этом, становясь самостоятельной научной дисциплиной, текстология не только не оборвала своих связей с другими дисциплинами, но все более их увеличивала. Чем более ясным становилось, что текстология - не "сумма приемов", а самостоятельная наука с самостоятельным полем исследования и специфическими вопросами, тем более укреплялась связь ее с многими другими филологическими, историческими, литературоведческими дисциплинами. Теперь уже никто не назовет текстолога "узким ученым", а текстологию "узкой дисциплиной". Напротив, хороший текстолог обязан широко "охватывать" предмет своего изучения. Чем больше он привлекает данных из области палеографии, археографии, литературоведения, истории, искусствоведения и пр., - тем более убедительные выводы он получает, тем нео-провержимее его построения. История текста не изолирована от общих проблем культуры и "человековедения" в целом. Умение сопоставлять, объединять явления, объяснять один ряд явлений другим, принадлежащим другой области изучения человека и человеческого общества, становится все более и более необходимым.
        Среди текстологов существует издавний спор - текстология (или как ее долго называли - критика текста) 1) принадлежит науке или это искусство? 2) Одно время с распространением механических приемов решения сложнейших текстологических вопросов школы К. Лахмана и ее видоизменений казалось, что ответ найден в другой области: текстология - это ремесло 3) ; настолько простыми представлялись тогда все текстологические приемы 4) . Сейчас мы можем сказать так: текстология - это наука, но методика рабо-
        ___________
        1) Термин "текстология" впервые введен Б. В. Томашевским и быстро распространился среди литературоведов благодаря его книге "Писатель и книга. Очерки текстологии" (1 -е издание вышло в свет в 1928 г.). В качестве названия для самостоятельной науки термин "текстология" удобнее, чем термин "критика текста". Последний, впрочем, не исчез из употребления. Определившееся различие между терминами "текстология" и "критика текста" такое же, как между терминами "химия" и "химический анализ". В последнее время проявилась некая "деформация" в употреблении термина "текстология". Стали говорить и писать "текстология Задонщины", "текстология Сказания" или какого-либо другого памятника древней письменности, разумея под этим результаты текстологического исследования того или иного памятника, а не само его исследование. Но это так же неправильно, как говорить "астрономия той или иной планеты", имея при этом в виду данные ее астрономического исследования.
        2) Искусством называет науку об издании текстов Эдмон Фараль: Е. Faral, A propos de l'edition des textes anciens. Le cas du manuscrit unique. - Recueil de travaux offerts a M. Clovis Brunei. Paris, 1955. P. 411.
        3) Или техника. См.: О. Stahlin. Editionstechnik. Ratschlage fur die Anlage textkritischer Ausgaben. Berlin, 1909; 2. Aufl. 1914; Gustave Rudler. Les techniques de la critique et de l'histoire litteraire. Oxford, 1923.
        4) Об этом см. подробнее выше и статью: Д. Лихачев. Кризис современной зарубежной механистической текстологии. - Изв. АН СССР, ОЛЯ, 1951, т. XX, вып. 4.

-37-

ты текстолога настолько усложнилась, что она стала для текстолога в известной мере и искусством. Однако текстология ни в коем случае не ремесло, которое позволило бы текстологу отъединиться в решении своих собственных задач. Текстологу приходится быть в курсе всех исторических наук применительно к изучаемой эпохе. Вот почему хороший текстолог - он и литературовед, и историк, и историк общественной мысли 1) . От широты и разносторонности его знаний, от его умения охватывать факты и от искусства, с которым он применяет методические приемы изучения текста, зависит успех его исследований.

*

        Творчество - процесс; восприятие творения - также процесс, и это особенно ярко проявляется при чтении литературных произведений. Автор создает произведение, внушая читателю представление о том, что читатель вместе с ним вновь проходит весь путь его творчества. Автор создает у читателя иллюзию творческого процесса. Читая произведение, читатель как бы участвует при создании произведения, оно разворачивается перед ним во времени. Конечно, на самом деле творческий процесс гораздо сложнее, чем он предстоит перед читателем в произведении, однако черновики, наброски, разные редакции произведения остаются за бортом произведения и не воспринимаются читателем. Творчество многочисленных средневековых "соавторов" - переписчиков, переделывателей, составителей сводов, компиляторов, редакторов текста - также не доходило до читателей, воспринимавших каждое произведение как создание цельное и законченное.
        Читательское восприятие произведения отличается от научного тем, что в читательском восприятии автору оказывается полное доверие, автор ведет читателя по своей "последней авторской воле", - в научном же восприятии изучается реальный творческий процесс, текстолог пытается освободиться из-под гипноза "авторской воли" и восстановить историю текста из-под навязываемого ему автором его последнего результата. Исследова-
        ___________
        1) То же постепенное превращение источниковедения в широкую историческую науку, а источниковедов в историков в собственном смысле этого слова отмечают и иностранные ученые. В заключение своей статьи, как один из ее выводов, А. Ларгиадер пишет: "Мы становимся из дипломатистов историками; исключительно формальное отношение к материалу по рецептам дипломатики, хотя и оставалось естественной предпосылкой всех наших работ, все более перерастало в выходящее за пределы только издательских целей изучение всего активного материала: мы стали, так сказать, из дипломатистов историками" (A. Largiader. Neuere Richtungen im Berekhe der Historischen Hillswissenschaiten. - Schweizer Beitrage zur Allgemeinen Geschichte. Bern, 1954. Bd 12. S. 194),

-38-

тель стремится установить все этапы истории текста, и не только установить, но и объяснить их появление 1) .
        До той поры, пока мы знаем памятник только в его последнем варианте и лишены возможности проследить движение текста, соотнести текст с явлениями личного развития автора и историческими фактами в целом - наша интерпретация памятника всегда может быть субъективной, подчиненной автору и нашим собственным способам восприятия. Только изучив текст в его движении (самостоятельном, соотнесенном с развитием автора, редакторов, переписчиков, с движением истории литературы и истории и т. д.), мы получаем объективные данные для суждения о нем, о его замысле, художественных тенденциях, идеологии, отразившейся в нем, и т. д. Без изучения истории текста, истории создания произведения мы не можем даже научно понять "последнюю волю автора".
        Повторяем: текстология - основа истории литературы. История текста отдельного памятника в конечном счете дает огромный первичный материал для истории литературы в целом.
        С. М. Бонди подчеркивает значение изучения истории текста произведения в текстологии. В статье "О чтении рукописей Пушкина" С. М. Бонди пишет: "Прежде всего может быть поставлен вопрос - для чего производится чтение рукописи, что хочет получить текстолог в результате этого чтения: окончательный ли текст документа для публикации или же варианты текста, т. е. зачеркнутые или вообще отмененные в процессе работы куски текста, или, наконец, его интересует самый процесс работы, последовательность истории создания данной рукописи? Первые два случая, в сущности, однородны: в обоих мы ищем только текста, связаных фраз или изолированных отрывков, отдельных слов; нас интересуют самые слова, их содержание (или форма), независимо от истории их появления и уничтожения, между тем как в последнем случае именно этот вопрос является основным. Итак, мы можем, в сущности, различать всего два случая: поиски текста (окончательного или вариантов) и исследование процесса работы автора над текстом" 2) .
        Несколько далее С. М. Бонди заявляет: "Можно было бы сказать, что изучение процесса создания рукописи, т. е. история создания произведения как специфическая задача, в сущности, выходит за пределы задач текстолога как такового; это совершенно особая, отдельная проблема, относящаяся
        ___________
        1) Б. В. Томашевский писал: "Каждая стадия поэтического творчества есть сама по себе поэтический факт. Каждая реакция стихотворения отражает замысел поэта. Наличие различных, разновременных "исправлений" (вернее - "изменений") свидетельствует об художественной изменчивости поэта... Для науки нужны все редакции и все стадии творчества" (Б. В. Томашевский. Новое о Пушкине. - Альманах "Литературная мысль", 1. Пг., 1922. С. 172).
        2) С. М. Бонди. О чтении рукописей Пушкина. - Изв. АН СССР, ООН, 1937, №2-3. С. 571.

-39-

к психологии творчества или т. п.; речь в текстологии должна идти о другом: о том, чтобы правильно и полно прочесть текст рукописи и при этом понять его, чтобы этим пониманием гарантировать себя от возможных ошибок чтения. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что, даже ставя себе задачу лишь прочесть текст рукописи, все-таки совершенно невозможно отойти от проблемы истории создания рукописи. Наоборот, как будет показано дальше, обращение к этому вопросу в большинстве случаев совершенно обязательно" 1) .
        Положение С. М. Бонди может быть подкреплено многочисленными соображениями на материале древнерусской литературы. Правильность его здесь особенно бесспорна. Проблема восстановления движения текста произведений обстоятельно рассматривается Б. В. Томашевским в книге "Писатель и книга" в главе "История текста и история литературы" 2) .
        Отмечая, что история текста восстанавливает творческий процесс, вскрывает элементы движения в тексте, изучает произведение как становящееся, Б. В. Томашевский пишет: "...историк литературы должен видеть в отдельном произведении не только его статическую форму (понимая это слово в широком значении), не только замкнутую в себе законченную систему - он должен примышлять и угадывать в произведении следы движения" 3) . Говоря о различии наблюдений механика над совершающимся в настоящем времени движением и наблюдениями историка литературы над уже совершившимся в прошлом движением, Б. В. Томашевский отмечает: "Но ведь механик имеет возможность созерцать движение. Не довольствуясь двумя крайними положениями тела, он может наблюсти сколько угодно средних положений, т. е. он может "интерполировать" путем непосредственного наблюдения. Предметы изучения историка литературы являются оторванными друг от друга следами движения, отдельными "точками", между которыми тру дно "интерполировать", трудно найти связывающие звенья, и поэтому трудно расположить линии эволюции, проходящие через эти точки. Вот эта чрезвычайная статичность литературных произведений как предметов наблюдения заставляла историков литературы постоянно искать методов, позволявших или умножить число предметов наблюдения ("интерполировать") путем, например, изучения массовой литературы, "младшей", дающей гораздо более широкий материал для сближения или сопоставлений, или в самих статических объектах вскрывать элементы динамики и кинематики. История создания и работы над произведением именно и дает этот материал. При изучении текста вскрывается уже не статическое явление, а литературный процесс его выработки и становления. Изучая замысел поэта, мы часто вскрываем"связи, на первый взгляд неясные, между различными произведениями одного автора. Изучая его незавершенные планы и
        ___________
        1) С. М. Бонди. О чтении рукописей Пушкина. С. 572-573.
        2) Б. В. Томашевский. Писатель и книга. С. 144-153.
        3) Там же. С. 147.

-40-

черновики, мы часто находим те недостающие звенья эволюционной цепи, которые позволяют нам "интерполировать", заполнять промежутки между отдельными объектами наблюдения" 1).
        Все, что здесь сказано Б. В. Томашевским об истории текста произведений новой литературы, в еще больше мере касается произведений литерат) ры древней, где история текста произведения не кончается в пределах твор ческих исканий одного автора, а захватывает творчество многих авторов многих поколений редакторов и переписчиков текста, занимая иногда сколько столетий.

*

        Свою школу текстологов создал в свое время акад. В. Н. Перетц. Ему же принадлежит единственное для дореволюционной науки краткое руководство по текстологии 2). Замечательной особенностью текстологической школы акад. В. Н. Перетца явилось требование изучать "литературную историю" памятника. В. Н. Перетц писал: "Для историка литературы важно путем изучения списков не только установить архетип памятника, но, проделав обратный путь, сравнивая архетип с вышедшими из него редакциями, - обнаружить судьбу памятника в зависимости от изменения вкусов и литературных интересов среды, в которых он вращался и подвергался новым обработкам" 3). В. Н. Перетц отмечает, что стеммы списков важны не только для восстановления первоначального вида памятника, "но и для установления его литературной истории, которая для историка русской литературы имеет особо важное значение" 4).
        Указания В. Н. Перетца относительно необходимости изучать "литературную историю памятников" практически осуществлялись в целом ряде работ, вышедших из-под пера его самого и его многочисленных учеников.
        Сходную идею высказал и Н. К. Пиксанов. В изучении новой русской литературы Н. К. Пиксанов предложил исследовать "творческую историю" произведения, заменив этим понятием более широкое понятие "литературной истории", предложенное В. Н. Перетцем. Н. К. Пиксанов указал, что
        ___________
        1) Б. В. Томашевский. Писатель и книга. С. 147-148.
        2) В. Н. Перетц. Из лекций по методологии истории русской литературы. История изучения. Методы. Источники. Корректурное издание на правах рукописи. Киев, 1914. С. 233-340 (§ 30. Источники. Евристика. Описание рукопией; § 31. Издание § 32. Критика текстов. Типы ошибок; § 33. Примеры критики текста; § 34. Изучение переводных памятников; § 35. Датировка памятника и определение его автора; § 36. Вопрос о подделке памятников; § 37. Приемы филологического метода; § 38. Итоги. Примерный путь исследования).
        3) Там же. С. 338.
        4) Там же. С. 337. (разрядка моя. - Д. Л.).

-41-

творческая история памятника дает основной материал для его понимания 1).
        Но Н. К. Пиксанов объявил эту творческую теорию телеологической, целеустремленной, направляемой всегда единой волей автора. Н. К. Пиксанов пишет: "Признается, что художественные средства подчиняются поэтом художественному заданию, которое осуществляется художественным приемом или стилем. Понятие приема признается понятием телеологическим. Таким образом, для поэтики, кроме дескрипции и классификации, выдвигается третья задача: выявлять внутреннюю телеологию или мотивацию поэтических средств и их конечного результата, поэтического произведения. Для теоретиков поэзии привычно применить и здесь тот же прием, что и в описании и классификации, т. е. статарное изучение печатного, дефинитивного поэтического текста. Несомненно, что пристальное изучение такого текста, соотнесение его с другими произведениями того же автора, перекличка одинаковых примет и приемов на всем протяжении творчества поэта - все это может дать основания для угадывания художественной телеологии, для ее реконструкции исследователем. Но этот прием недостаточен, гадателен и сильно окрашен субъективностью. Случается, что поэт сам раскрыл свой замысел: в воспоминаниях, дневниках или признаниях современникам. Но это бывает редко, эпизодично, в большинстве случаев таких показаний нет, или они сами нуждаются в комментариях, как заявления Гоголя о "Ревизоре"; иногда же художник ревниво скрывает доказательства своих творческих процессов. У нас есть иной, надежный способ обнажения художественной телеологии: изучение текстуальной и творческой истории произведения по рукописным и печатным текстам" 2).
        Возражая Н. К. Пиксанову, Б. В. Томашевский правильно писал: "В первую очередь такая постановка вопроса предполагает как основную предпосылку неизменность авторского намерения на всем протяжении создания произведения. Между тем этого как раз и нет. Самый материал творчества иной раз подсказывает новые художественные эффекты и заставляет автора изменить задание" 3).
        Далее Б. В. Томашевский приводит известный пример изменения замысла произведения в процессе его создания: в творческой истории "Евгения Онегина".
        Вместе с тем Б. В. Томашевский делает тонкое наблюдение: "Внутренняя целеустремленность (телеология) художественного приема далеко не то, что личное намерение автора" 4). Б. В. Томашевский пишет: "Целесообразность написанного не укладывается в рамки индивидуально-психологи-
        ___________
        1) Н. К. Пиксанов. Новый путь литературной науки. Изучение творческой истории шедевра (принципы и методы). - Искусство, 1923, № 1.
        2) Там же. С. 103-104.
        3) Б. В. Томашевский. Писатель и книга. С. 150.
        4)Там же.С. 151.

-42-

ческого анализа намерений писателей. Все писатели хорошо знают, что не всегда выходит то, что задумано. Писателя от неписателя отличает вовсе не способность "задаться", а способность воплотить задание, его выразить" 1). Но то, что пишет Б. В. Томашевский далее, правильно только отчасти: "Поэтому, - пишет Б. В. Томашевский, - вовсе не намерение авторам вовсе не тот путь, которым автор дошел до создания произведения, дают ему смысл. Здесь так же не важна индивидуальная психология автора, как и индивидуальная психология случайного читателя. Важно произведение как оно вышло, и его внутренняя целеустремленность познается в анализе того, что внушает это произведение идеальному читателю, т. е. обладающему всем, что необходимо для полного понимания. Произведение создает не один человек, а эпоха, подобно тому как не один человек, а эпоха творит исторические факты. Автор во многих отношениях является только орудием. В своем произведении он часто берет уже готовый материал, данный ему литературной традицией, и неизменно вдвигает его в свое произведение и лишь вокруг него творит свое, индивидуальное, т. е. характерное для него как для некоторой художественной личности. Внутренняя телеология такого перенесенного приема иной раз определяется совершенно помимо намерения автора" 2).
        Обобщая все сказанное, Б. В. Томашевский замечает далее: "Важно не то, куда целит автор, а куда он попадает" 3).
        В противоположность Б. В. Томашевскому я считаю, что важно и то и другое: без первого, т. е. без изучения намерений автора (пусть меняющихся) нельзя понять второе, т. е. творческий результат. Конечно, изучение одних намерений не может дать полного объяснения творческого результата, надо изучать еще и "эпоху", но нельзя согласиться с утверждением Б. В. Томашевского, что "произведение создает не один человек, а эпоха" 4). Эпоха помимо человека ничего создать не может, эпоха действует через человека и его намерения, при этом на одних она влияет no-одному, а на других - по-другому, ибо само положение человека в эпохе различно. Не будем вдаваться в изложение общеизвестных истин. Скажем только, что отрицать целесообразность изучения "творческой истории" только на том основании, что намерения творца меняются в процессе этой творческой истории или что помимо намерений творца имеет значение и эпоха, - нет никаких оснований. Разумеется, история текста произведения должна включать в себя изучение истории целей автора и их изменений, а история целей автора должна строиться с учетом влияния идеологии автора.
        И тем не менее понятие "творческой истории", как мне кажется, не должно заменять понятия истории текста. Дело в том, что история создания
        ___________
        1) Б. В. Томашевский. Писатель и книга. С. 151-152.
        2) Там же. С. 152.
        3) Там же.
        4) Там же.

-43-

того или иного произведения включает в себя почти во всех случаях совсем не творческие моменты - давление цензуры, давление издателя, гонорарные соображения и различного рода случайности: пропажу рукописи, ошибки памяти, описки, механические пропуски и пр. Ни один автор не избавлен от вторжения в свой творческий процесс отнюдь не творческих моментов, и исследователь обязан изучать как творческие, так и нетворческие моменты истории текста произведения. Для того чтобы понять, "куда попал автор", надо изучать и то, как он целился, и то, каким было его "ружье", и всю сумму обстоятельств, оказавших воздействие на "полет пули".
        К древней русской литературе понятие "творческой истории" применимо еще меньше, - и не только потому, что доля различного рода случайностей здесь возрастает бесконечно, но и потому, что у одного и того же произведения зачастую оказывается несколько авторов, а соавторами оказываются почти все переписчики. Но тем значительнее, тем важнее для изучения становится история текста произведения, ибо для правильного понимания идейного и художественного содержания произведения изучение элементов случайности иногда не менее важно, чем изучение творческих намерений.
        Итак, для древней русской литературы изучение истории текста произведения еще важнее, чем для литературы новой.
        Вот почему нельзя признать правильным, особенно для древней русской литературы, отрицание права истории текста считаться отдельной научной дисциплиной, выведенное Б. В. Томашевским из его положения: "Важно не то, куда целит автор, а куда он попадает".
        История текста произведения охватывает все вопросы изучения данного произведения. Только полное (или по возможности полное) изучение всех вопросов, связанных с произведением, может по-настоящему раскрыть нам историю текста произведения. Вместе с тем только история текста раскрывает нам произведение во всей его полноте. История текста произведения есть изучение произведения в аспекте его истории. Это исторический взгляд на произведение, изучение его в динамике, а не в статике. Произведение немыслимо вне его текста, а текст произведения не может быть изучен вне его истории. На основе истории текста произведений строятся история творчества данного писателя и история текста произведения (устанавливается историческая связь между историями текстов отдельных произведений), а на основе истории текстов и истории творчества писателей строится история литературы. Само собой разумеется, что история литературы далеко не исчерпывается историями текстов отдельных произведений, но они существенны, особенно в литературе древнерусской.
        Это - историческая точка зрения, прямо противоположная механистической и статичной, игнорирующей историю и изучающей произведение в его данности. Но надо иметь в виду, что сам по себе исторический подход может допускать различные приемы истолкования текста, творчества, истории литературы.

-44-

        Можно себе представить литературоведение, пытающееся строить историю литературы на основании изучения истории текста произведений, идущее от частного к общему (индуктивным методом), опирающееся на сознание изменяемости текста, но объясняющее все, исходя из особенностей биографии писателя или из особенностей его психологии (например, на основе психоанализа). В какой-то мере история текста произведений может служить для такого литературоведения основой, но это литературоведение будет бессильно построить историю литературы. Исторический подход неизбежно изменит этому литературоведению. Только литературоведение, опирающееся на понимание творчества писателя как исторически обусловленного, способно дать первичное объяснение истории текста. Изучение же истории текста вне его объяснений невозможно. Нельзя изучать историю текста "летописно", регистрируя лишь изменения. Этот подход к тексту будет так же по существу антиисторичен, как и откровенно статический и статистический. История не есть сумма фактов, а история текста не есть сумма вариантов текста.

*


        Итак, история текста произведения не может сводиться к простой регистрации изменений. Изменения текста должны быть объяснены. При этом регистрация изменений текста и их объяснение - не два различных этапа исследования, а один взаимосвязанный ряд. Факты без их объяснения - не факты. Теоретически регистрация фактов должна, казалось бы, предшествовать их объяснению, но в практической работе текстолога регистрация и объяснение идут параллельно, так как увидеть факт часто бывает возможно только под определенным углом зрения, - в свете его объяснения. Всякий взгляд, открывающий факт, открывает его с определенной точки зрения. Рассеянного зрения не существует. Факт отражения в тексте той или иной идеологии может быть вскрыт только тогда, когда мы уже в известных пределах знакомы с этой идеологией. Факт отражения в памятнике классовой борьбы может быть вскрыт только тогда, когда исследователь знаком с тем, что представляет собой классовая борьба на данном этапе исторического развития. И т. д.
        Изучая внешнюю сторону факта во всех ее деталях, мы подготовляем конкретное его объяснение, и оно будет тем конкретнее, чем детальнее зафиксирован факт, но, с другой стороны, само объяснение факта позволяет глубже заглянуть во все детали факта. Текстолог - следопыт. Он должен стремиться как можно детальнее видеть факт, принимая во внимание каждую мелочь в свете возможного его объяснения. В текстологии вполне применимо правило всякой расследовательской деятельности: "Чем бессмысленнее и смешнее инцидент, тем старательнее надо его исследовать. И то

-45-

обстоятельство, которое кажется осложняющим дело, иногда бросает на все яркое освещение, если его разобрать и обработать" 1).
        Когда мы говорим об объяснении фактов изменения текста произведения, мы не должны предполагать, что существует узко текстологическое объяснение этих фактов и что речь идет именно об этом узко текстологическом объяснении.
        Объяснения берутся из всех областей науки, изучающей деятельность человека. Эти объяснения могут быть историческими, литературоведческими, психологическими, могут быть связанными с историей общественных идей и историей техники (техники письма, переплета, книгопечатания, распространения книг и пр.), с историей общественных формаций и историей искусств и т. д.
        Исследование текстов памятников древнерусской литературы ясно показывает, что нельзя вести текстологическое изучение без отчетливого представления о литературной стороне памятника - о его жанре, стиле, идейной стороне, целях, для которых создавался памятник или его редакции, художественном методе его создателей и пр., и пр.
        История памятника, воспринимаемая в этом широком аспекте, выступает перед нами как история людей, его создававших, как отражение истории всего общества.
        Чтобы восстанавливать историю текста памятников, текстолог обязан быть и историком, и литературоведом, и языковедом, и историком общественной мысли, а часто и историком искусства. Текстология требует на современном этапе ее развития всесторонних знаний, и в этом ее исключительная трудность.
        Конкретная жизнь памятника не может быть вскрыта механическими схемами и подсчетами, поэтому чтобы полностью восстановить историю текста, надо войти в историческую обстановку, детально знать исторические события, детально знать факты классовой и в особенности внутриклассовой борьбы. Последняя особенно важна в древнерусской литературе (поскольку литературные памятники Древней Руси XI-XVI вв. по большей части живут среди одного только класса - феодалов; только в XVII в. начинается массовый "выход" литературы за пределы класса феодалов) 2). Текстолог должен вникнуть в психологию переписчика, ясно понимать причины ошибок писца, но в еще большей мере он должен знать его идейный строй, его идеологию, идеологию "заказчика" рукописи и т. д.
        На всем пути истории текста произведения стоят люди с их интересами, воззрениями, представлениями, вкусами, слабыми и сильными сторонами, навыками письма и чтения, особенностями памяти, общего развития, обра-
        ___________
        1) А. Конан-Дойль. Баскервильская собака. Пг., 1916. С. 162.
        2) См.: В. П. Адрианова-Перетц. У истоков русской сатиры. - В кн.: Русская демократическая сатира XVII века. Подгот. текстов, статья и комментарии В. П. Адриановой-Перетц. М.; Л., 1954.

-46-

зования. Из этих людей наиболее важен для нас автор (если он, конечно, есть), но значение имеют и редактор, и заказчики, и переписчики, и читатели, также оказывающие влияние на судьбу текста, а за этими людьми стоят, в свою очередь, люди и люди: все общество оказывает свое заметное и незаметное влияние на судьбу памятника.
        Само собой разумеется, что полное восстановление истории текста памятника, распространенного в свое время во многих списках, по большей части невозможно, поскольку нельзя быть уверенным, что нам известны все его списки и точно восстановлены все не дошедшие до нас этапы его развития, но это не исключает необходимости в научном исследовании стремиться к восстановлению именно полной и конкретной истории памятника - как максимальной задачи текстолога.
        Хорошо сформулированы были задачи текстолога, работающего над рукописями автора нового времени, С. М. Бонди в его статье "О чтении рукописей Пушкина". С. М. Бонди пишет, что главная задача текстолога "все понять в рукописи, осмыслить ее форму". Работая над рукописями автора, мы "повторяем вслед за автором весь ход его работы, воспроизводим в своем сознании все варианты, придуманные автором (и отброшенные им), и именно в той последовательности, в которой они придумывались и отбрасывались, для нас становится яснее смысл всех его поправок, мы начинаем как бы изнутри видеть весь текст, понимая его в его становлении, и потому это понимание легко подсказывает нам и расшифровку вовсе неразборчивого слова, и простое и естественное заполнение недописанного второпях автором" 1) .
        С. М. Бонди пишет применительно к черновикам Пушкина: "...задача текстолога, читающего рукопись, в том случае, если перед ним беловик, - просто прочесть его текст (или два текста, если беловик переправленный); если же черновик - то развернуть его во времени, найти последовательность в создании и уничтожении его текста и установить тот текст, на котором остановилась работа автора в данной рукописи" 2) .
        "Последовательность работы текстолога должна быть такая: сначала он должен установить историю создания текста на черновике, а затем уже на основании этой истории (поскольку ее возможно установить) прийти к последнему тексту и взять его за основной (если он законченный) или одну из более ранних стадий (законченную), если последние поправки в рукописи не доведены до конца" 3) .
        Как видим, и при изучении черновиков писателя основное - это изучение истории текста. Выбор же текста для издания - это дело второе (но, может быть, не по важности для издания), и этот выбор может быть мотиви-
        ___________
        1) С. М. Бонди. О чтении рукописей Пушкина. С. 585.
        2) С. М. Бонди. Черновики Пушкина. Статьи 1930-1970 гг. Изд. 2-е. М., 1978. С. 157.
        3) Там же.

-47-

рован по-разному. То это текст последний в данном творческом процессе, то первый. Мы можем руководствоваться "последней волей автора", "последней творческой волей автора" (что не одно и то же), "последней волей автора" при создании данного произведения, в данном черновике, или, наоборот, первой волей автора (если последняя в черновике не дает законченного текста). В случае переработок произведения автором их спустя некоторое время (под влиянием других, изменившихся его представлений, другого мировоззрения - например, выработавшегося в эмиграции), в случаях переработок его произведений посторонним лицом, с которыми он вынужден был согласиться или согласился по создавшемуся у автора безразличию к своему произведению, - мы можем не согласиться с последним вариантом произведения, пренебречь им. Одним словом - все зависит (и в выборе текста) от изучения творческой и нетворческой (включающей случайные причины) истории текста.
        Таким образом, история текста произведения диктует нам выбор текста для издания. При этом мы можем заметить одно принципиально важное различие между выбором текста средневекового произведения и выбором текста автора нового времени, вернее - между произведением личностного творчества и произведением коллективного средневекового творчества.
        Если до нас дошли авторские рукописи и варианты произведения, мы обязаны в первую очередь считаться с этими авторскими текстами, выбирать текст для издания среди них, предварительно изучив по возможности (в доступных исследователю пределах) историю авторского прижизненного текста.
        Если до нас (как это бывает в средние века) текст изменялся многими десятилетиями и столетиями, а авторский текст неизвестен, то мы обязаны выбирать текст среди многих древнейших и последующих, иногда предлагая читателям несколько текстов одновременно: и первую редакцию (или то, что мы будем считать первой), и последующие. Причем первая редакция - не обязательно авторская, а архетип дошедших до нас редакций или одной какой-либо редакции - не обязательно "первый текст". Все дошедшие до нас тексты средневекового произведения могут восходить к одному архетипу, но этот гипотетически восстанавливаемый текстологом архетип - не обязательно первый текст данной редакции, не обязательно авторский текст. Все списки могут восходить по разным причинам ко вторичному тексту, и его мы все же будем считать архетипом.
        Даже установив наличие древнейших текстов, мы не всегда обязаны считать этот текст "лучшим". Так, например, было с текстами Повестей о Николе Заразском. Повесть эта возникла где-то в конце XIII в., а затем изменялась и росла. Лучший свой вид эта повесть в результате коллективного творчества многих авторов приобрела на грани XIV и XV вв., когда в нее были включены и плач Ингваря Ингваревича, и рассказ о Евпатии Коловрате. Для широкого читателя следует издавать именно этот относительно поздний, дошедший до нас в рукописях XVI-XVII вв., а отнюдь не авторский

-48-

вариант. Такого случая не бывает в новое время, с произведениями литературы XVIII-XIX вв. Однако в средние века бывают случаи, когда мы обязаны стремиться давать читателю именно авторские тексты (тексты Максима Грека, Ивана Грозного, Аввакума, Симеона Полоцкого и пр.), а не их переработки.
        Задача текстолога заключается в том, чтобы по возможности во всех деталях воспроизвести ход работы автора над произведением, восстановить в воображении весь творческий процесс. Эта сложная задача, выдвигаемая по отношению к текстологическим исследованиям произведений нового времени, становится еще более сложной по отношению к произведениям русского средневековья, где был не один автор произведения, где "творческий процесс", в котором участвовали редакторы, переписчики и читатели, дополнявшие текст своими поправками, и который был осложнен случайными обстоятельствами (утратами и искажениями), длился иногда многие столетия. Текстолог, изучающий средневековые произведения, обязан с возможно большей конкретностью понять историю текста произведения, его редакции.
        Текстолог древнерусских литературных произведений обязан пройти по следам всей истории текста, воспроизвести в своем воображении (но не фантазии) по возможности весь ход его переработок.

*

        Мы уже коснулись выше вопроса о различиях между текстологией древнерусских литературных произведений и текстологией новых. Эти различия связаны с различием самого материала изучения.
        История текста литературного произведения нового времени изучается главным образом на материале черновиков. Черновики представляют нам текст в процессе его создания, они закрепляют отдельные точки движения текста. Черновик - это рукопись, создаваемая в процессе работы 1) и отражающая иногда несколько этапов в движении текста. Этим чрезвычайно облегчается изучение процесса создания произведения.
        Древнерусские литературные произведения представлены почти только беловиками 2), т. е. рукописями с законченным текстом, - предназначенные для чтения, они отражают конечный результат работы. Этих конечных результатов иногда по тому или иному произведению могут быть сотни. Перед нами, следовательно, не сплошная линия развития произведения, а как бы пунктирная с гораздо большими расстояниями между отдельными точками, чем в черновых вариантах произведений нового времени.
        ___________
        1) См. об этом: С. М. Бонди. Черновики Пушкина. С. 573.
        2) Черновики в древнерусской письменности сохранились только от деловых документов и от произведений XVII в. (например, Аввакума).

-49-

        Древнерусская рукопись, как беловик в отличие от черновиков, сохранившихся от писателей нового времени, есть в гораздо большей степени "документ статический" (пользуюсь выражением С. М. Бонди).
        Древнерусская рукопись по большей части представляет один текст, и только в том редком случае, когда она правлена самим писцом или кем-то другим, мы можем предполагать в ней два и больше текстов. Но зато древнерусское произведение изменяется в дальнейшем - при переписке, редактировании, переделке, включении в своды и компиляции.
        В литературе нового времени история текста произведения - это история его создания автором. В литературе древней авторский текст, по-видимому, создавался так же, как и в новой, но материалов от процесса авторской работы в ней не сохранялось. Зато история текста не ограничивалась авторской стадией; произведение продолжало твориться и после того, как оно вышло из-под пера автора. Древнерусское творчество было по преимуществу коллективным, и оно часто длилось десятки и сотни лет.
        Если история текста литературного произведения нового времени после смерти автора сводится по преимуществу к истории его печатных воспроизведений, в которых изрядную долю занимают простые искажения, то в литературе древней наиболее распространенные тексты были как раз не авторскими, а созданными в последующее время.
        Текстолога, занимающегося русской литературой нового времени, в подавляющем большинстве случаев интересуют в первую очередь рукописи самого автора и только прижизненные издания его сочинений; все остальные рукописи и издания изучаемого им произведения будут его интересовать постольку, поскольку они отражают этот первопечатный авторский текст или один из его вариантов и поскольку в них можно угадать "авторскую волю" 1).
        Текстолога-медиевиста интересует вся литературная история изучаемого памятника, от его зарождения и до того времени, пока он перестает читаться и переписываться. Эта литературная история памятника обнимает иногда много столетий (есть памятники, которые читались и переписывались в течение полутысячелетия, например; жития Бориса и Глеба, Киево-Печерский патерик и т. д.). Авторский же текст в подавляющем большинстве случаев для медиевиста недоступен и невосстановим.
        В процессе своего бытования памятники древней русской литературы бесконечное количество раз переписывались, переделывались, сокращались или разрастались вставками, осложнялись заимствованиями, вступали в состав компиляций, перерабатывались стилистически и идейно. Некоторые из памятников почти забывались, потом снова вызывали читательский интерес после значительных перерывов, перерабатывались и становились
        ___________
        1) См. тезисы доклада В. С. Нечаевой "Установление канонических текстов литературных произведений" (Совещание по вопросам текстологии. Тезисы докладов. М., 1954).

-50-

особенно распространенными именно в этих переделках, а отнюдь не в "авторском" тексте. Вся эта жизнь памятника не может не интересовать литературоведа-медиевиста, поскольку она отражает историю идеологии, литературных вкусов, характеризует действенное значение памятника, а иногда как бы в миниатюре рисует историко-литературный процесс за несколько столетий. Текстологу-медиевисту приходится иметь дело с десятками, а иногда и сотнями рукописей изучаемого произведения, предполагать существование в прошлом исчезнувших впоследствии отдельных списков памятника, а очень часто и целых его редакций. Ясно, что текстолог-медиевист в основном стоит лицом к лицу с иными задачами, чем текстолог, занимающийся литературой нового времени.
        Необходимо, однако, отметить, что почти все текстологические особенности литературы древней могут иметь место и в литературе новой. Различие главным образом в том, что некоторые явления жизни текста преобладают в литературе древней, а другие - в новой.
        В самом деле, история литературы XVIII и XIX вв. также знает случаи, когда произведение подвергается многочисленным переделкам уже после смерти автора - в руках редакторов. Интересный пример приводит П. Н. Берков в статье "К истории текста "Громвала" Г. П. Каменева" 1). "Громвал" несколько раз переделывался его издателями, стремившимися приноровить его к новым эстетическим требованиям. Среди последних редакций этого произведения была и "переделка" В. А. Жуковского.
        Приведу примеры "жизни" текста литературных произведений нового времени, продолжавшейся за пределами авторского творчества. Вот, например, некоторые сведения к истории текста романа Фурманова "Чапаев". Первый (наборный) экземпляр рукописи не сохранился, не сохранились и корректуры первого издания романа (1923). Сравнение же второго экземпляра машинописи авторского текста, почти не правленного самим Фурмановым, но по его санкции подписанного к печати его редактором П. Н. Лепешинским, и печатного текста показывает, что ряд явных искажений, допущенных машинисткой (вплоть до случайного пропуска целой страницы рукописи!), не был замечен ни автором, ни редактором и перешел во все последующие издания. Но главное, в связи с отличиями печатного текста и от рукописи, и от второго экземпляра машинописи, теперь невозможно установить применительно ко всем разночтениям, кто исправлял и сокращал текст - Дм. Фурманов или редактор П. Н. Лепешинский. Правда, есть запись Фурманова в его дневнике под 16 февраля 1923 г., что П. Н. Лепешинский вычеркнул два определенных эпизода, но кто изъял другие важные части, например, эпизод с дифирамбом Фрунзе или большое и яркое посвящение романа героям Гражданской войны, - пока неизвестно.
        Другой случай "послеавторской" жизни текста с тем же романом Дм. Фурманова. Фурманов, подготовляя четвертое издание "Чапаева" (оно вышло уже после смерти автора - в 1926 г.), сделал важное примечание: "У жи-
        ___________
        1) Изв. АН СССР, ООН, 1934, № 1.

-51-

вых - имена чужие, у погибших - свои". Вдова Дм. Фурманова в шестом издании "Чапаева" (1928) нарушила это правило автора и, сохранив нетронутым примечание Дм. Фурманова (оно было впервые снято лишь в издании 1936 г.), самовольно исправила ряд "живых имен", в том числе и "Зоя Павловна" (т. е. свое собственное имя и отчество) со сноской-примечанием: "Жена Дмитрия Фурманова". Однако имя Клычкова она сохранила в романе, ограничившись лишь сноской-примечанием: "Дмитрий Фурманов" 1).
        Тем не менее количественное различие между литературой древней и новой в отношении типов изменения текста, преобладание в древней литературе последующих изменений текста над доступными для наблюдения авторскими создают значительное различие в удельном весе текстологических исследований "послежизненных" текстов. В литературе древней они занимают исключительно большое место и имеют громадное историко-литературное значение.
        Талантливый, рано умерший исследователь древней русской литературы А. Д. Седельников писал: "...для древней русской литературы создавалась методология своеобразная, с перенесением зачастую центра тяжести исследования в область предварительных работ. Насколько историк новой русской литературы способен уклоняться в критику от своей прямой исследовательской задачи, что объясняется близостью, созвучностью материала ему самому, настолько же понятно, если в историке древней литературы доминирует, и иногда слишком доминирует, филолог. Перед историком древней литературы стоят ранее остального вопросы, отсутствующие обыкновенно, потому что тут они редко сохраняют характер "вопросов", при исследованиях в области новой литературы: о первоначальном тексте памятника, о времени и месте его возникновения, и т. п. Взамен возможности сразу с помощью заявления автора, или его окружающих, или вообще современников определить основную редакцию, приходится, при наличии нескольких, искать ее; при недостатке же материала для сопоставлений - довольствоваться внутренним анализом того, что дошло более или менее случайно. Если имеется заявление автора, оно еще подлежит сначала критической оценке, причем опять работа над текстуальными признаками выдвигается на первый план. По отношению к времени памятника остаются в силе те же, подчас весьма косвенные, соображения, хронологизация нередко расплывается на целое столетие, базируясь, тоже нередко, на чертах языка, далеко не всегда ярко выраженных в силу подверженности подновлению при переписках. Древность языка, которая служит, казалось бы, прочным методологическим ручательством (язык могли подновлять, но архаизировать не было, по-видимому, ни смысла, ни тем более уменья), оказывается подчас ковар-
        ___________
        1) Сведения взяты из статьи: Е. И. Прохоров. "Чапаев" Д. А. Фурманова (История текста романа). - В кн: Текстология произведений советской литературы. Вопросы текстологии, вып. 4. М., 1967. С. 13-79. - В том же издании много и других примеров "жизни" текста произведений после смерти их авторов. Примеры указаны мне А. Л. Гришуниным.

-52-

ной, так как может принадлежать древним источникам автора, а не автору; при манере компилировать большими купюрами эта древность языка может охватывать памятник весь или почти весь. Даже присутствие имени русского автора, встречаясь на общем анонимно-псевдонимном поле зрения, не только не спасает непременно от ошибки, но самостоятельно способно вызвать ошибку. До какой степени оно гипнотизирует, в смысле желания использовать имя, отвести памятнику определенное историческое место, видно из тех случаев, когда именем, известным по другому памятнику, пользуются для того, чтобы тому же автору усвоить еще какой-либо, сомнительный" 1).

*

        Требования, предъявляемые в настоящее время советской медиевистикой к текстологическому изучению рукописей, исходят из особенностей средневековой рукописной традиции. Они учитывают характер бытования рукописей, особенности их переписки и переработок в Древней Руси.
        За каждым произведением и за каждой рукописью исследователь обязан видеть жизнь, их породившую, обязан видеть реальных людей: авторов и соавторов, переписчиков, переделывателей, составителей летописных сводов. Исследователь обязан вскрывать их намерения, явные, а иногда и "тайные", учитывать их психологию, их идеи, их представления о литературе и литературном языке, о жанре переписываемых ими произведений и т. д.
        Текстолог обязан быть историком в самом широком смысле этого слова и историком текста в особенности. Ни в коем случае нельзя делать практических выводов (для издания текста, для его реконструкции, для классификации его списков и т. д.) раньше, чем не исчерпаны все возможности для установления конкретной картины того, как текст реально изменялся, кем изменялся и для чего, в каких исторических условиях создавался авторский текст и производились его переработки последующими редакторами.
        Исторический подход к вопросам текстологии отнюдь не отменяет необходимости внешней классификации списков, необходимости вычерчивания стемм, но и не служит одним только историческим пояснением к тому, что добыто на основании только внешних признаков. В последнем случае роль исторического подхода к вопросам текстологии ограничивалась бы своеобразной комментаторской задачей, самая же методика текстологической работы, на первом этапе изучения текста во всяком случае, оставалась бы прежней. На самом деле исторический подход должен пронизывать всю методику анализа списков. Изменение и различие в тексте должны учитываться сообразно тому значению, которое они имели, а не по количественному признаку. Различия в результатах обоих подходов бывают очень велики.
        ___________
        1) А. Д. Седельников. Несколько проблем по изучению древней русской литературы. Методологические наблюдения. - Slavia, 1929, roc. VIII, ses. 3.

-53-

Так, например, если разделить списки "Сказания о князьях владимирских" по внешним признакам, без анализа происхождения различий, то мы неизбежно придем к выводу, что отдельных редакций "Сказания" выделять не следует, поскольку различия между списками внешне весьма невелики; однако если анализировать историю текста списков "Сказания" в тесной связи с исторической действительностью, в составе всей рукописной традиции, то окажется, что внешне незначительные изменения в списках делят их совершенно отчетливо на две редакции, каждая из которых имела вполне определенную и строго очерченную политическую функцию 1).
        Следовательно, исторический подход отнюдь не освобождает текстолога от кропотливого сличения списков, выявления внешних различий, составления генеалогических таблиц (или стемм), но он требует, чтобы работа текстолога этим не ограничивалась. Он налагает на текстолога дополнительные обязанности - постоянно стремиться к конкретному историческому пониманию всего того, что он обнаружил в результате первого, пока что чисто "внешнего" этапа своей работы, и строить свои окончательные выводы, рисуя картину реальной, "объясненной" жизни памятника.
        Достичь такого положения, чтобы текстология во всех случаях выясняла те побудительные причины, которые двигали составителями новых редакций памятника, или чтобы во всех случаях удавалось до конца объяснить все движение текста, конечно, непросто. Речь идет только о том, что к этому необходимо стремиться, что текстолог обязан принять все меры к тому, чтобы вскрыть реальное, понятное для нас, исторически объясненное движение текста, а не только построить схему внешнего взаимоотношения редакций и списков, так как эта схема в ряде случае не только может оказаться недостаточной, но и неверной. Конечно, есть немало случаев, когда из-за недостатка материала приходится ограничиваться и этим или когда на первый план в изменениях текста выступают причины случайные, например: утрата отдельных частей списков, которыми пользовался переписчик, неграмотность писца, технические условия его работы, непонимание им языка оригинала и т. д.
        Само собой разумеется, что мы остались бы только в пределах прекраснодушных мечтаний, если бы на помощь такой задаче не пришли бы некоторые методические приемы работы, плодотворность которых все более и более осознается советской текстологией.

*

        Превращению текстологии в самостоятельную науку значительно способствовал ряд новых принципов, выдвинутых в свое время лучшими представителями старой русской филологии, занимавшимися изучением наиболее сложных с точки зрения текстологии памятников древнерусской лите-
        ___________
        1) См.: Р. П. Дмитриева. Сказание о князьях владимирских. М.; Л., 1955.

-54-

ратуры: летописей, хронографов, различных типов палеи и т. д. Издание текстов этих произведений потребовало предварительного изучения многих десятков и сотен списков, потребовало предварительного исследования взаимоотношения отдельных памятников между собою, их сложного компилятивного состава, их политических тенденций, стилистических особенностей и т. д. Стало совершенно ясным, что если издание памятника по одному или немногим спискам могло быть осуществлено без их предварительного всестороннего изучения, то изданию летописей, хронографов, различных типов палеи и памятников, обычно включаемых в их состав (как, например, "Александрии", отдельных исторических повестей), должно было быть предпослано их полное текстологическое изучение.
        Сложность текстологического анализа этих типов произведений потребовала новых методических приемов изучения, оказавшихся особенно плодотворными. В частности, именно на материале летописей и хронографов впервые была осознана мысль, что нельзя изучать отдельные части больших произведений — вне целого, вне сводов, компиляций, сборников. Этот принцип комплексности изучения, в сущности, не был нов — новым было то широкое понимание, которое вложил в него А. А. Шахматов, и та глубина, с которой он осуществил его в своих исследованиях.
        Принцип комплексности изучения очень труден для применения, поэтому практически текстологи очень часто его обходили, о нем забывали. И в самом деле, трудность текстологического анализа возрастает с увеличением объема анализируемого произведения почти в квадратной прогрессии. Вот почему текстолог всегда озабочен тем, чтобы отграничить объем изучаемого произведения, и в этом отграничении нередко допускает анализ частей произведения вне целого или изымает произведение из включающего его цикла. Особенно это относится к работам, посвященным летописанию и хронографии. Здесь соблазн заняться одной какой-либо "летописной повестью" вне всего состава включивших ее летописных сводов всегда был особенно велик.
        А. А. Шахматов в рецензии на работу И. А. Тихомирова "Обозрение летописных сводов Руси северо-восточной" основательно доказал полную научную несостоятельность анализа летописных текстов по частям, попыток механически разорвать летописный текст на ряд повестей, статей, сказаний и т. п. 1)
        Сам А. А. Шахматов в своей работе текстолога неуклонно проводил свой взгляд на летопись как на цельное произведение, которое ни в коем случае нельзя анализировать по эпизодам. Больше того, А. А. Шахматов убедительно показал, что нельзя исследовать одну какую-либо летопись вне истории всего летописания. Особенно определенно этот взгляд сказался в работах А. А. Шахматова, посвященных "Повести временных лет". В сущности, в центре всей исследовательской работы А. А. Шахматова по летописанию начиная со времени подготовки его к магистерским экзаменам (1887-1890) и первых пробных лекций (в 1890 г.) стояло одно произведение — "Повесть вре-
        ___________
        1) Отчет о сороковом присуждении наград графа Уварова. СПб., 1899.

-55-

менных лет". Но даже этот относительно цельный, крупный и самостоятельный памятник А. А. Шахматов никогда не пытался анализировать сам по себе, вне состава включивших его летописных сводов. Вот почему работа А. А. Шахматова над "Повестью временных лет" превратилась в исследование истории русского летописания XI-XV вв., которым он и занимался всю жизнь.
        Принцип изучения текста в составе включающего его произведения, в составе цикла и всего рукописного окружения дал особенно плодотворные результаты в последнее время в связи с общим методологическим принципом советской текстологии и советского источниковедения: изучать изменения текста памятников не только по их внешним признакам, но и в связи с изменением содержания памятников — их идейной направленности.
        Принципы, примененные А. А. Шахматовым к летописанию, в общем, но только с меньшей последовательностью, применялись В. М. Истриным, К. К. Истоминым и другими к хронографии.
        В целом это был определенный этап в развитии текстологических исследований, явившийся огромным шагом вперед в историко-литературных исследованиях.
        Методика исследований А. А. Шахматова и В. М. Истрина получила, однако, применение на материале всех видов литературных памятников очень нескоро. Текстологическое изучение житийного материала (например, житий Александра Невского В. Мансиккой) 1), повестей и посланий продолжало производиться еще старыми приемами. Эти старые приемы получили даже, уже после появления основных работ А. А. Шахматова, свое обоснование в небольшой брошюре С. А. Бугославского "Несколько замечаний к теории и практике критики текста" (Чернигов, 1913).
        Методические приемы, которые были введены А. А. Шахматовым и В. М. Истриным, оказались очень плодотворными. Научные традиции именно этой группы ученых были наиболее прогрессивными 2). Лучшие приемы их
        ___________
        1) В. Мансикка. Житие Александра Невского. Разбор редакций и текст. СПб., 1913.
        2) Как недоразумение, вызванное, очевидно, недостаточным знанием, можно рассматривать заявление В. И. Стрельского, что А. А. Шахматов "рассматривал документы" "формально, сравнивая родственные списки документов, определяя сумму разночтений, восходящих к протографу сравниваемых списков, и т. д." (Основные принципы научной критики источников по истории СССР. Изд. Киевского университета, 1961. С. 52). Перед тем В. И. Стрельский вопреки очевидности заявляет, что "защита неокантианской теории в интерпретации источников ярко проявлялась (разрядка моя. — Д. Л.) в работах Н. И. Костомарова, А. А. Шахматова, А. С. Лаппо-Данилевского и др." (Там же). Нет никаких намеков в обширном изданном и неизданном наследии А. А. Шахматова на то, что А. А. Шахматов интересовался или был знаком с неокантианством. Что же касается Н. И. Костомарова, то он работал до возникновения неокантианства, только А. С. Лаппо-Данилевский заявлял о своем неокантианстве.

-56-

исследований были применены к самому разнообразному материалу — не только летописному и хронографическому, но и к повествовательному, к церковно-учительному, к дипломатическому и даже, в самое последнее время, к материалу отнюдь не литературному — актовому.
        Упомянутые выше приемы получили полную поддержку, нашли себе опору в общих методологических принципах советской науки. Они сыграли большую роль в преодолении механических и формалистических приемов старой методики подготовки текстов к печати, приемов, которые в основном устанавливались "правилами издания" и "инструкциями", а не существом истории текста изучаемого произведения.
        Мысль А. А. Шахматова, что нельзя изучать историю текста той или иной части летописи вне всей летописи в целом, а историю текста летописи отрывать от истории летописания, от истории текста связанных с изучаемой летописью других летописных памятников, можно считать полностью себя оправдавшей, приведшей к чрезвычайно ценным результатам и позволившей даже восстанавливать утраченные тексты. Подобно тому как А. А. Шахматов все свои исследования по летописанию концентрировал вокруг "Повести временных лет" 1), стремясь восстановить историю текста этого памятника 2), его последователь М. Д. Приселков занимался по преимуществу историей русского летописания XIV-XV вв., создал "Историю русского летописания XI-XV вв." (Л., 1940), но никогда не упускал из виду основную свою задачу — восстановление утраченного текста сгоревшей в московском пожаре ценнейшей рукописи — Троицкой летописи начала XV в. Эта задача и была им осуществлена после нескольких десятков лет работы. Изданная после его смерти реконструкция "Троицкой летописи" 3) предстала как одно из самых удивительных достижений филологической науки — это почти "чудо", о котором мы и не могли бы мечтать, если бы методика изучения летописных текстов не сделала таких крупных достижений в работах А. А. Шахматова и не была оправдана принципом историзма, на котором зиждется советская текстология последних лет.
        В самом деле, принцип целостного изучения рукописной традиции, в которой дошел до нас тот или иной памятник, оказался чрезвычайно важным для советской текстологии с ее стремлением рассматривать историю текста и текстов в тесной связи с историей человеческого общества, видеть в тек-
        ___________
        1) Даже известное "Обозрение русских летописных сводов XIV-XVI вв." было написано А. А. Шахматовым как исследование, посвященное "Повести временных лет", но сокращено редактором при издании.
        2) Повесть временных лет, т. 1.Пг., 1916.
        3) М. Д. Приселков. Троицкая летопись. Реконструкция текста. М.; Л., 1950. — Вступительная статья к этому изданию сохранилась в нескольких вариантах. Окончательный текст (тот, что напечатан в издании) был компилятивно составлен мною. — Д. Л.

-57-

сте не нечто саморазвивающееся по своим внутренним законам, а проявление человеческой воли, человеческого мировоззрения, истории общества в целом.
        История текста есть прежде всего история создателей этого текста. Текстология как самостоятельная наука, а не сумма приемов к изданию текста, близка литературоведению, не может обходиться без его выводов, требует всестороннего подхода к тексту. Все эти принципы, к которым постепенно практически приходят советские текстологи, по-новому обосновывают и развивают шахматовский принцип целостного изучения рукописной традиции.
        Требование изучать своды как единое целое касается не только летописей. Помимо летописных сводов, создавались своды и других произведений.
        Огромное большинство литературных произведений дошло до нас не в самостоятельном виде, а в составе сводов — сложных и иногда очень обширных компиляций, которыми увлекались средневековые книжники. Эти компиляции обычно составлялись по какой-нибудь одной крупной теме и подчинялись определенной концепции. Например, Русский хронограф, Еллинский и Римский летописец, Троицкий хронограф, хронографические палеи были посвящены всемирной истории — библейской вместе с греко-римской и византийской. В составе таких компиляций по всемирной истории дошло до нас много переводных произведений: "Александрия", "Житие Константина и Елены", "Сказание о построении Софии Цареградской", "Сказание о Феофиле" и др. В многочисленных компиляциях по русской истории — летописных сводах — дошло до нас огромное большинство тех литературных памятников, которые мы сейчас изучаем отдельно: многие поучения (как "Поучение" Владимира Мономаха), жития (как жития Александра Невского, Дмитрия Донского и мн. др.), исторические повести (их перечисление исчерпало бы список всех исторических повестей до XVI в.), хождения (как "Хождение за три моря" Афанасия Никитина) и т. д. Такими же сводами являются многие патерики, повести одной местности (повести новгородские, муромские и др.), степенные книги, космографии, физиологи, азбуковники и т. д.
        Произведения, включенные в состав этих сводов, изменялись в процессе переписки вместе со всем их содержанием.
        Современное изучение древнерусских текстов учитывает не только характер бытования текстов в составе сводов, но и в составе сборников. Изменения в изучаемом произведении нередко находят себе соответствие в изменениях, которым подвергаются соседние произведения. Переписчик, переписывая целую группу памятников, изменяет в каком-то определенном направлении все памятники этой группы, вносит и в переписываемые им памятники однородные изменения. Даже ошибки он делает одинаковые. Отсюда ясно, что изучение всего постоянного сопровождения памятника (или, как я его предлагаю называть, "конвоя") позволяет многое понять в его литературной судьбе.

-58-

        Такая работа по изучению постоянного сопровождения памятника, его "конвоя", по изучению состава сборников, особенно тех, которые отличаются некоторой устойчивостью, только начинается в науке, но она сулит увлекательные перспективы.
        Помимо того что произведения древней русской литературы должны изучаться в составе сводов и в составе сборников, необходимо еще учитывать и литературную традицию, взаимовлияние и постоянные заимствования из одного памятника в другой.
        Отсутствие в средневековье современных представлений о литературной собственности и о коллективности творчества сказывалось, между прочим, в постоянном стремлении улучшать одно произведение за счет другого.
        Благодаря этой особенности мы имеем свидетельства о существовании памятников, не дошедших до нас, или можем составить представление о древнейшем виде памятника, сохранившегося только в поздних списках.
        Вот почему в современном советском литературоведении возникает требование учитывать в текстологической работе над древнерусскими памятниками не только все списки памятников, но и все те тексты, в которых изученный памятник в той или иной форме отразился, а иногда и те памятники, под влиянием которых он находился.

*

        Если текстология — наука об истории текста произведений, то какое имеет она отношение к изданию текстов?
        Издание текста памятника основывается на его текстологическом изучении. Научное издание памятников практически применяет результаты текстологических исследований. При этом издание текста — только одно из многих практических применений изучения текста. Другие применения могут быть в истории литературы, в историческом источниковедении и т. п.
        Выигрывает или проигрывает издание памятников от того, что текстология вышла из непосредственного подчинения эдиционной технике, стала самостоятельной дисциплиной? Несомненно, научное издание памятника от этого только выигрывает.
        В самом деле, если текстология имеет своею целью только издание памятника и представляет собою только "систему филологических приемов" к изданию произведения 1), является "прикладной филологией" 2), то тем самым изучение истории текста, независимое от задач издания, отодвигается на второй план и затрудняется. Текстология как "система приемов" подчиняется механическим "правилам игры", вырабатывает одни и те же способы подхода к тексту и т. д. Самостоятельное развитие текстологии оказывается
        ___________
        1) Б. В. Томашевский. Писатель и книга. С. 30.
        2) Там же.

-59-

так же затруднено, как было затруднено развитие геометрии, когда она отождествлялась с землемерием.
        В том-то и дело, что издание текста должно основываться не на сумме "филологических приемов", позволяющих легко и единообразно препарировать текст для отправки в типографию, а на всестороннем знакомстве с историей текста произведения. Только тогда, когда история текста изучена и работа по этому изучению закончена, издание текста может прийти к объективным выводам — какой текст издавать и какими приемами.
        Безрассудное следование одним и тем же приемам при издании совершенно различных по своему характеру текстов — бич современных изданий. Ни один текстологический принцип, ни одно правило не обладают всеобщностью, кроме единственного правила — соблюдать во всем строгую историчность и учитывать историю текста. Нет изданий, которые должны были бы повторяться по своим принципам: все издания "особенны".
        Современная советская текстология борется за объективность и стабильность изданий памятников. Объективность и стабильность изданий текстов не могут быть достигнуты только инструкциями и правилами изданий, хотя для каждого конкретного издания эти правила и инструкции совершенно необходимы.
        В самом деле, если в решении вопросов истории текста текстолог должен быть свободен от власти трафарета и механических способов исследования, должен быть готов к "особым случаям", то при издании текста, уже изученного, издатель текста, напротив, должен стремиться к единообразию, должен следовать определенным, строгим и простым правилам издания, но эти правила должны основываться на предварительном научном изучении истории текста.
        Раз выбрав и установив для своего издания на основе научного изучения истории текста определенные правила, издатель должен не отклоняться от них и не допускать неоговоренных в особых случаях исключений. При этом чем более просты и строги будут эти правила, тем яснее будет взаимоотношение издаваемого текста и текстов рукописных. Правила — это посредники, устанавливающие строгую и последовательную функциональную зависимость издаваемого текста от рукописных. Если этих правил нет — нет и этой зависимости, функция же должна быть единообразной, чтобы она могла быть воспринята читателем. Точность издания — это в первую очередь точность функциональной зависимости издания от научных данных изучения истории текста в рукописях.
        Предположения же, что правила и инструкции сами по себе создают стабильность и объективность изданий — глубоко ошибочны. Подлинная объективность и стабильность достигаются только научным исследованием, на котором уже и должны основываться все правила и инструкции, чтобы быть объективными и стабильными. Если же правила и инструкции не основаны на объективных данных научного изучения истории текста, а навязываются сверху требованиями издательств, редакторов и разного рода редак-

-60-

ционных комиссий, исходящих из крайне субъективных "общих представлений", то внешнее единообразие таких изданий очень непрочно. Подобного рода правила и инструкции могут легко меняться. Вот почему превращение текстологии из суммы филологических приемов для издания текста в самостоятельную научную дисциплину, изучающую историю текста, — задача первостепенной важности и для нашей эдиционной практики.

*

        Итак, в текстологических исследованиях памятников древнерусской литературы советские текстологи стремятся за внешними особенностями текста отдельных списков найти их историческое (в широком смысле) объяснение. Реальная история текстов — история, понимаемая как история людей, создававших этот текст, а не как имманентное движение списков в их разночтениях, — таково то основное, что привлекает советских текстологов-медиевистов в первую очередь. Один из основных принципов советской текстологии состоит в том, что ни один текстологический факт не может быть использован, пока ему не дано объяснения. Нет текстологических фактов вне их истолкования. С этим связывается и другой принцип: все факты индивидуальны, каждый имеет свое объяснение 1). Наконец, еще один принцип: принцип комплексности изучения текстологических фактов. Важны не столько отдельные факты, сколько их сочетания, их система. Разночтения списка — это определенная система, учитываемая и объясняемая текстологом в целом, в первую очередь в связи с сознательной деятельностью книжников. История текста произведений изучается комплексно. Она изучается в составе сводов, сборников, в связи с "конвоем" и литературной традицией. Изменения текста совершаются не изолированно, поэтому многое в истории текста произведения находит себе объяснение в его литературном, рукописном окружении и в общих явлениях истории литературы, истории общества.
        Для того чтобы отвечать новым задачам, стоящим перед текстологической наукой, текстолог должен быть языковедом, историком литературы, историком, в известной мере психологом, должен обладать знаниями в области истории общественной мысли, знать во всех деталях эпоху, к которой относится его произведение. Чем большим запасом организованных фактических
        ___________
        1) Протесты против представления об истории текста как об однообразном накоплении различных искажений раздаются и на Западе. Об этом, в частности, пишет А. Дэн: "Tous les cas sont speciaux" (A. Dain. Les manuscrits. P. 167). Как всегда, своеобразно формулирует ту же мысль и А. Хаузман: "Писцы знали и заботились о наших вкусах не больше, чем больные заботятся о вкусе докторов; они делали ошибки не одного вида, а всех видов, и лекарства также должны быть всех видов" (A. Housman. Manilius. Oxford, 1937. P. LIV).

-61-

знаний, касающихся эпохи изучаемого произведения, располагает текстолог, тем у него большие возможности для различных догадок в области установления истории текста произведения.
        В текстологии имеет первостепенное значение широта комбинационного поля творческого воображения текстолога, сближающего между собой весьма обособленные явления, принадлежащие разным сферам истории человеческой жизни.
        В дальнейшем будет ясно, насколько прочно текстология связана с "человековедением" и "человековидением" и какую большую роль играет в ней творческое воображение: способность объединять различные стороны человеческой деятельности для создания цельной реальной картины движения текста произведения.
        Итак, текстология изучает историю текста произведения; история текста произведения должна пониматься как создание людей — авторов, редакторов, переписчиков, читателей, заказчиков. В таком виде история текста оказывается связанной с историей общества.
        В этом последнем пункте методика изучения истории текста произведений, практиковавшаяся А. А. Шахматовым в применении к летописанию, существенно отличается от текстологической методики советских текстологов-медиевистов. А. А. Шахматов не видел классовых противоречий, не видел в летописцах выразителей определенных социальных идей. Вся история летописания была для него в основном историей сводов, созданных в отдельных государственных и церковных центрах. В дальнейшем на ряде примеров мы увидим, насколько такой подход к истории летописания упрощал и искажал реальную историю текстов.
        История текста произведения теснейшим образом связана с историей литературы, с историей общественной мысли, с историей в целом и не может рассматриваться изолированно.

Часть VII. Исследование авторского текста
Датирование
См. также
Задачи текстологии
Подделки


OCR по Д.С. Лихачев. Текстология.
Деление на страницы сохранено. Номера страниц проставлены вверху страницы. (Как и в книге.)

-280-

        Исследуя историю текста того или иного памятника, мы должны по возможности установить даты его списков, редакций и самого памятника. Если такая точная датировка невозможна, мы должны постараться установить крайние хронологические пределы, между которыми список, редакция или первоначальный текст памятника были составлены. Границы времени должны указывать: когда всего ранее (terminus post quem) и когда всего позднее (terminus ante quem) был составлен список, редакция или сам первоначальный текст памятника.
        Все датировки между собой тесно связаны. От установления дат списка или списков зависят даты редакции, а от тех и других - установление даты произведения. Начинать следует с установления дат списков, тем более что датировка списков - легче, чем датировка редакций или произведений.
        Проще всего обстоит дело в тех случаях, когда дата имеется в самом списке.
        Отметки о времени написания рукописи могут встретиться в разных ее местах, но чаще всего они встречаются в конце, в послесловиях переписчиков.
        Так, Хронограф в списке ГПБ, F.IV. 178 имеет следующее послесловие переписчика: "Слава съвръшителю богу нашему, а писал сию книгу много-

-281-

грешный во иноцех Васиан пореклу Дракула, а замышлением и повелением господина старца Дософеа лета 704". 1)
        При датировке списка следует иметь в виду, что находящаяся в нем дата может относиться не к самому списку, а к оригиналу, с которого он скопирован, или к той или иной редакции памятника, или же даже к самому памятнику. Дата могла быть бездумно повторена переписчиком, если он механически переписывал текст. Во всяком случае, принимая имеющуюся в тексте списка или в приписках к тексту дату за дату списка, текстолог обязан привести свои соображения, исключающие все другие возможности.
        Если список не датирован, то вопрос о дате списка решается на основании палеографических данных - материала, на котором написана рукопись, филиграней, если это бумага, характера почерка, украшений. Эти признаки рассматриваются палеографами в специальных работах по палеографии, поэтому здесь мы ими не занимаемся. Следует только отметить, что для датировки списков, помимо палеографических данных (обычно самых важных), имеют значение показатели языка, 2) взаимоотношение списка с другими списками и редакциями того же памятника. Образцом всестороннего решения вопроса о датировке может служить статья Н. А. Мещерского "К вопросу о датировке Виленского хронографа". 3)
        Наиболее достоверные данные для датировки бумажных рукописей извлекаются из анализа филиграней с привлечением соответствующих спра-
        _______
        1) Ср. в конце редакции Ионы Думина "Жития Александра Невского": "Справлено же бысть чюдное житие се благовернаго великаго князя Александра Невскаго чюдотворца в лето 7099-го (1590 г. - Д. Л.) марта в 9 на память святых великих страстотерпец 40 мученик, иже в Севастии. В сие же бысть лето луна 12, круг солнцу 15, индиктион 4, в руце лето 4, основание 15, епакта 6" и т. д. (В. Мансикка. Житие Александра Невского. СПб., 1913, тексты. С. 123-124). Ср. менее точное указание в начале Владимирской редакции "Жития Александра Невского": "Егда же достигшу лет, в няже скипетры Русского царства дръжащу благочестивому царю, великому князю Ивану Василиевичю всея Русии, и сему вложи бог в сердце мысль благу, еже прославити угодника божиа, непобедимаго въина, втораго Коньстантина, новаго Владимира, крестившего Рускую землю, предивнаго чюдотворца, великаго князя Александра. Правящу же престол Рускиа митрополиа преосвященному Макарию, митрополиту всея Русии. И повелением самодръжца, оному о сем подвигшуся вседушьне с всем священным събором, и изыскавше известно, с всяцем испытанием, о чюдесех бывающих от честный его ракы. Сице ж ему и мене убогаго лонудившу списати сие похваление" (Там же. С. 16).
        2) Вопрос о том, как пользоваться данными языка для определения датировок и местного происхождения рукописей, в данной работе не затрагиваем. Это вопрос языковедческий и притом очень сложный. Элементарные сведения см.: А. И. Соболевский. Славяно-русская палеография. Изд. 2-е. СПб., 1908. С. 74-95.
        3) ТОДРЛ, т. XI. М.;Л„ 1955.

-282-

вочных альбомов Н. П. Лихачева, Брике, К. Я. Тромонина, И. Каманина, И. Лаптева и др.1)
        Существенной трудностью при определении даты списка по филиграням является трудность проверить филигрань по всем справочным пособиям. Редкая научная библиотека обладает всеми справочными пособиями по
        _______
        1) Основная литература о бумажных водяных знаках: Н. П. Лихачев. 1) Бумага и древнейшие бумажные мельницы в Московском государстве. Историко-археографический очерк, с приложением 116 таблиц с изображением бумажных водяных знаков. СПб., 1891; 2) Палеографическое значение бумажных водяных знаков: ч. I. Исследование и описание филигранен, с приложением семнадцати фототипических таблиц. СПб., 1899; ч. II. Предметный и хронологический указатель. СПб., 1899; ч. III. Альбом снимков. СПб., 1899. 4258 снимков; Приложения: таблицы, поясняющие в хронологическом порядке изменение формата и строения бумаги. СПб., 1899; С. М. Briquet. Les Eiligranes. Dictionnaire historique des marques du papier des leur apparition vers 1282 jusqu'en 1600. Avec 39 figures dans le texte et 16112 facsimiles de tiligranes, t. 1-2. 2eed. Leipzig, 1923-1936; W. Churchill. Watermarks in Paper in Holland, England, France etc., in the XVII and XVIII centuries and their interconnections. Amsterdam, 1935; V. Моsiп, S. Traljic. Vodeni znakovi XIII i XIV vijeka, t. I-II. Zagreb, 1957; W. J. Tscftudin.The Ancient Papermills of Basle and their Marks. Hilversum 1958; 0. Eineder. The Ancient Papermills of the former Austrohungarian Empire. 1960; К. Я. Тромонин. Знаки писчей бумаги. Изъяснение знаков, видимых в писчей бумаге, посредством которых можно узнавать, когда написаны или напечатаны какие-либо книги, грамоты, рисунки, картинки и другие старинные и нестаринные дела, на которых не означено годов. М., 1844; И. П. Лаптев. Опыт в старинной русской дипломатике, или способ узнавать на бумаге время, в которое писаны старинные рукописи. СПб., 1824; С. И. Маслов. Из истории русской филигранографии. (Неизданная часть работы К. Тромонина "Изъяснение знаков, видимых в писчей бумаге", М., 1844). - Изв. АН СССР, VII серия, ООН, 1934, № 3; /. Каманин, О. Вiтвiцька. Водят знаки на nanepi украiнських документiв XVI и XVII вв. (1566-1651). Кит, 1923; З. Участкина. Водяные знаки русской бумаги. - Труды Института истории естествознания и техники, т. XII. М„ 1956; С. А. Клепиков. Филиграни и штемпели русского производства XVIII-XX вв. -Записки Отдела рукописей Гос. Библиотеки СССР им. В. И. Ленина, вып. XIII. М., 1952; С. А. Клепиков. Бумага с филигранью "Герб города Амстердама". Материалы для датировки рукописных и печатных текстов. - Там же, вып. XX. М., 1958; М. В. Кукушкина. Филиграни на бумаге русских фабрик XVIII - начала XIX вв. Обзор собрания П. А. Картавова. - В кн.: Исторический очерк и обзор фондов Рукописного отдела Библиотеки Академии наук СССР, вып. II (XIX-XX века). М.; Л., 1958; А. С. Гераклитов. Филиграни XVII в. на бумаге рукописных и печатных документов русского происхождения. М., 1963; Э. Лауцявичюс. Бумага в Литве в XV-XVIII в. Вильнюс, 1967 (книга на литовском языке с русским резюме; в 1979 г. книга переиздана там же в сокращенном русском переводе); О. Я. Мацюк. Папiр та фiлiгранi на украiнських землях (XVI - початок XX ст.). Киiв, 1974; С. А. Клепиков. Филиграни на бумаге русского производства XVIII - начала XX в. М., 1978; Т. В. Дианова.Л.М.Костюхина. Водяные знаки рукописей России XVII в. По материалам Отдела рукописей ГИМ. М., 1980. - Кроме того в серии "Monumenta chartae papyraceae" переизданы основные альбомы филигранен, в том числе и русских.

-283-

филиграням. Обычно каких-то справочников нет в одной библиотеке, но есть в другой. Но как быть, если описываются рукописи в каком-либо небольшом музее или библиотеке небольшого города? Филиграни приходится срисовывать и проверку производить в рукописных хранилищах Москвы или Ленинграда. Общий выход из этого трудного положения мог бы быть легко найден, если бы нашлась возможность (а эта возможность сравнительно легкая) с помощью множительных аппаратов воспроизвести все альбомы, рассортировать изображения по темам с сообщением дат каждой филиграни и, составив таким образом сводный каталог всех изданных филиграней, разослать его в основные рукописные хранилища. План такого сводного каталога всех изданных и датированных филиграней предложил в свое время (лет десять назад) проф. Даниэль Кларк Уо, но идея его так и не была осуществлена, а между тем каталог серьезно облегчил бы работу датировки бумажных рукописей.
        Как же быть сейчас, пока такого сводного каталога нет? Я думаю, что описывающий рукописи при ссылке на филиграни обязан кратко ссылаться на то, по каким справочникам филиграней он проверил ту филигрань, по которой он датирует рукопись. Особенно важно указать всю бывшую доступной исследователю справочную литературу, когда филигрань не найдена. Не найдена филигрань, но где не найдена. Это важнее всего. Поиски филиграни тогда могут быть продолжены.
        Следует всячески поощрить инициативу сотрудника Рукописного отдела ГПБ В. М. Загребина, составившего несколько пособий для отыскания интересующих исследователей филиграней. Это "Свод изображений филиграни "Кувшинчик"" (Л., 1975), "Свод изображений филиграни "Рука"" (Л., 1976), "Свод изображений филиграни "Горы"" (Л., 1977), в которых сгруппированы по характерным признакам соответствующие филиграни, извлеченные из всех известных альбомов. Три пособия, составленные В. М. Загребиным, позволяют более быстро находить нужную филигрань в известных работах Н. П. Лихачева: Н. П. Лихачев. Бумага и древнейшие бумажные мельницы в Московском государстве. СПб., 1981. Альбом филиграней. Систематизировал по сюжетам и снабдил указателями В. М. Загребин (Л., 1978); Филиграни рукописей ГПБ в работе Н. П. Лихачева "Палеографическое значение бумажных водяных знаков". Ч. I-III. СПб., 1899. Указатель. Сост. В. М. Загребин (Л., 1978); Н. П. Лихачев. Палеографическое значение бумажных водяных знаков. СПб., 1899. Альбом филиграней. Систематизировал по сюжетам и снабдил указателем В. М. Загребин (Л., 1982). К сожалению, эти ценные пособия пока не изданы и находятся в Отделе рукописей ГПБ.
        Данные о почерке рукописи обычно бывают менее точны, так как почерки меняются медленнее, часто отличаются индивидуальными чертами, сохраняют подчас архаичные черты у пожилых переписчиков или в отдаленных местностях. Во всяком случае, претензии некоторых палеографов датировать рукописи по почеркам с точностью чуть ли не до десятилетия не могут быть признаны основательными. Предположения, что один писец может в скорописи несколько раз за свою жизнь менять почерк, противоречи-

-284-

ли бы данным физиологии. Только в уставе - почерке медленном, в котором отдельные буквы не столько пишутся, сколько рисуются, возможны смены почерков, как они возможны и у каллиграфов или художников, рисующих плакаты. Известны случаи, когда переписчики уставных пергаменных рукописей подражали уставу своего оригинала, с которого они списывали рукопись, или намеренно архаизировали почерк. Вот почему при анализе уставных и отчасти полууставных почерков ни в коем случае не следует забывать основного палеографического правила: датировать почерк не по большинству начертаний, а по самым молодым из встретившихся начертаний отдельных букв. Подражая старому почерку, писец где-нибудь да "проговорится", введя новое начертание - начертание своего времени; только оно и будет датировать рукопись.
        По отношению к текстологии палеография является вспомогательной дисциплиной. То обстоятельство, что славяно-русская палеография развивается как наука очень медленно, внушает серьезные опасения 1). Одна из первоочередных задач палеографии - это продолжение изучения исторической изменяемости почерков как основания для датировки рукописей. Для этого необходимо, чтобы какое-нибудь филологическое или историческое научное учреждение взяло на себя составление фототеки датированных рукописей. Такая фототека могла бы послужить основой для более глубокого, чем сейчас, анализа почерков славяно-русских рукописей и составления точно обоснованной истории письма.
        Если тексты отдельных списков исследованы и выявлены их индивидуальные особенности, то особенности эти могут указывать на время их возникновения.
        В. Н. Перетц исследовал индивидуальные особенности списка XVIII в. "Повести об Акире Премудром", А. В. Лонгинова - ее третьей редакции. Вот некоторые из этих особенностей, говорящие о переделке третьей редакции повести в Петровское время: "Акир, обучив Анадана, отдал его царю Синографу "для науки всякаго обхождения в поступках и в протчем обходительстве"; Анадан "во едино время пошед в царской кобинет, умысля написал указ"; Акир является "тайным советником"; царь Синограф, "собрав всех своих сенаторов и знатных персон державы своей в особливую палату", говорит им: "господа сенаторы и прочие предстоящие, известно мне учинилось" и т. д. - в стиле документов XVIII в.; выслушав речь царя, - "сенаторы приговорили"; египетское войско насилует "мещанских и протчих дочерей"; царь скорбит "всем своим корпусом"; "от царства до царства" "курьеры" едва поспевают за 50 дней; Акира-победителя царь встречает "при пушечной стрельбе", празднуют "тридневное торжество с колокольным звоном и пушечною пальбою"; начало плача укладывается в вирши:
        _______
        1) Особенно медленно развивается палеография нового времени. См. об этом: С. А. Рейсер. Некоторые вопросы палеографии нового времени. - В кн.: Проблемы источниковедения, т. X. М., 1962. С. 393.

-285-

                О, Акире мой прекрасный,
                Учинил ты ныне гласы мои безгласны!...." 1).

*

        Датировка редакций произведения и самого произведения практически производится одними и теми же способами. Каждый раз необходимо только точно отграничивать каждый этап истории текста произведения и точно устанавливать, что именно мы датируем, так как датирующие указания могут относиться к разным этапам жизни памятника.
        Датирующие признаки могут быть очень разнообразны: здесь могут приниматься во внимание различные хронологические выкладки и отсчеты времени в тексте, указания на тех или иных лиц как на живых или умерших, упоминание событий или исторических явлений, даты которых установлены, соотношение с другими произведениями (ссылки на произведения, время появления которых известно, следы влияния этих произведений и т. д.), указания на даты празднования переходных праздников (совпадение с воскресеньем какого-либо числа месяца) 2), данные языка, орфографии (если памятник может быть датирован только в пределах крупного периода времени) и т. п.
        Рассмотрим некоторые из этих датирующих признаков.
        При определении дат произведения и его редакций следует особенно обращать внимание на имеющиеся в некоторых из них отсчеты от времени того или иного описываемого события до "нашего времени", т. е. до времени, когда работал автор или редактор. Обычно переписчик, который просто переписывал текст, механически сохранял дату, но редактор, перерабатывающий текст, подновлял и эту дату. Поэтому такого рода отсчеты лет "до нашего времени" очень показательны, и текстолог обязан давать им объяснение. Так, например, в "Русском хронографе" имеется статья "Об отложении мяса". В этой статье читаются разные даты - в зависимости от того, к какой редакции относится данная рукопись "Русского хронографа". Так, например, редакция 1512г. определяется по следующему виду этой статьи: "Подвижнии убо отцы изначала мяса не ядяху, но нецы же глаголют яко на 5 соборе отложено, но не обретается сие ни в котором соборе. Феодор Студит был на седмом соборе за седмь сот лет без двадесятих до скончания седмыя тысящи,адо сих времен за седмь сот лет как был Феодор Студит... В том же пишет Никон в последнем слове, в послании, яко ныне благодатию божиею совершенно отложено иноком мясо. Собора ни единаго не помяну, но
        _______
        1) В. Н. Перетц. К истории текста Повести об Акире Премудром. - Изв. ОРЯС, 1916. т. XXI, кн. 1 (отд. отт.). С. 5-6.
        2) О вычислении дат рукописей и памятников по дате переходных праздников см.: Н. В. Степанов. Новый стиль и православная пасхалия. М., 1907; Л. В. Черепнин. Русская хронология. М., 1944. С. 41 и сл.

-286-

просто рече ныне, а как Никон был до скончания седмыа тысяща за четыреста лет и двадесять, а до сего времени мало болши". Расчет лет указывает, что этот вид статьи "Об отложении мяса" составлен в 7020(1512) г. Другие виды дают и другие цифры; например: "Федор Студит быв по седмом соборе от Адама в лето 6288 (780)... а был Никон в лето 6580 (1072)". Вторая редакция "Русского хронографа" составлена в 1617 г. Датируется она опять-таки по статье "Об отложении мяса". Последняя имеет во второй редакции "Русского хронографа" следующий вид: "Феодор Студит был на седьмом соборе в лето 6342, а до сих времен за 783 лета... Никон уже был в лето 6580, а до сего времени за 545 лет". Русские события в этой редакции доведены до первых лет царствования Михаила Федоровича, что также подтверждает время создания второй редакции.
        В Новгородской первой летописи в младших ее списках под 1049 г. читается: "А ту стояла святая Софея конець Пискупле улице, идеже ныне (подчеркнуто мною. -Д. Л.) поставил Сотъке церковь камену святого Бориса и Глеба над Волховом" 1). В тех же летописях под 1167 г. говорится: "На туже весну заложи Сотко Сытиниць церковь камену святого Бориса и Глеба, при князи Святославе Ростислалици при архиепископи Ильи" 2). Отсюда ясно, что летописец, составивший летописную статью 1049 г. Новгородской первой летописи младшего извода, писал в 1167 г. или в ближайшее после 1167 г. время. Значит ли это, что и самый младший извод Новгородской летописи относится к этому времени? Для того чтобы решить этот вопрос, надо исследовать всю историю текста Новгородской первой летописи. Простое извлечение даты здесь недостаточно.
        Датирующими признаками являются также упоминания в рукописях имен русских святых, время канонизации которых известно 3), и титулов: великий князь, царь, архиепископ, архимандрит, патриарх. Так, например, если мы встречаем добавление к имени московского митрополита Алексея "новый русский чудотворец", то это будет означать, что текст относится ко времени после 1431 г., когда были обретены его мощи, ноне позднее середины XVI в., так как выражение "новый" не могло держаться долго. Титул "великий князь" появился на Руси не ранее XIII в. 4) Царский титул был утвержден патриаршею грамотою в 1562 г. Патриарх на Москве появился с 1589 г. Титул архиепископа новгородские владыки получили в середине XII в. 5) В Со-
        _______
        1) Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. Под редакцией и с предисловием А. Н. Насонова. М.; Л., 1950. С. 181.
        2) Там же. С. 219.
        3) А. Дмитриевский. Способы определения времени написания рукописей без определенных дат вообще и богослужебных рукописей в частности. - Православный собеседник, 1884, январь. С. 81-84.
        4) А. Е. Пресняков. Княжое право в Древней Руси. СПб., 1909. С. 62, примеч. 2.
        5) Д. С. Лихачев. "Софийский временник" и новгородский политический переворот 1136 года. - Исторические записки, № 25. М., 1948. С. 248.

-287-

ловецком монастыре "архимандрития" учреждена в 1561 г. Сведения такого рода текстологу необходимы. Пользование ими дает возможность относительно определенно датировать тексты.
        К датирующим же указаниям относятся сведения о том или ином лице как о живом или как о мертвом. Зная дату смерти этого лица, нетрудно усмотреть в этих сведениях указания на время, когда памятник мог быть создан. Такими же указаниями могут служить сведения о различных явлениях истории, истории культуры, датировка которых нам известна.
        Приведу примеры. Исследователи летописания указывали, что Воскресенская летопись по разным признакам составлена, по-видимому, в 40-х годах XVI в. С. А. Левина уточняет эту дату следующими соображениями: "В списке русских митрополитов, помещенном во введении к Воскресенской летописи, последним назван Макарий, а он стал им 19 марта 1542 года. В списке литовских князей рядом с именем Сигизмунда I имеется пояснение "нынешний король", а он был королем до 8 октября 1544 года. Следовательно, Воскресенская летопись была составлена между 19 марта 1542 года и 8 октября 1544 года" 1). Последнюю дату необходимо, конечно, несколько оттянуть: должно было пройти некоторое время, пока о литовском событии узнали в Москве.
        Хронологические выкладки внутри текста переводного памятника по тому или иному поводу помогают также вычислить время его перевода на славянский язык. Так, время составления сербского перевода греческой хроники Зонары устанавливается на основании следующего замечания переводчика по поводу предсказания о том, что Константинополь будет существовать 696 лет. Переводчик заметил по этому поводу, что Константинополь существует и до настоящего времени: "Съврьшену же бывшу Константину граду в 11 день маиа месяца и вънегда съврьши сего, сътвори праздник глаголемый обновление и рождение. От създаниа же миру бе лет 5838, яко быти Константину граду от създаниа его даж до днесь лет 6 тысищь и 850 и двема". "Этим вычислением, - пишет А. Попов, - переводчик хотел сказать, что Константинополь продолжает существовать от 5538 до нынешнего 6852 года, т. е. 1344-го. Отсюда и делаем заключение, что Зонара был переведен на сербский язык в 1344" 2).
        Иногда неверная интерпретация текста или неполные сведения о его источниках могут повлечь за собой ошибки в датировке.
        Исследователь хронографов приводит следующий пример 3). А. А. Шахматов посчитал, что первоначальная редакция "Русского хронографа" составлена в 1442 г. на том основании, что, согласно Западнорусской редакции па-
        _______
        1) С. А. Левина. О времени составления и составителе Воскресенской летописи XVI века. - ТОДРЛ, т. XI. М.; Л., 1955. С. 376.
        2) А. Попов. Обзор хронографов русской редакции, вып. 2. М., 1869. С. 14-15.
        3) См.: О. В. Творогов. Древнерусские хронографы. Л., 1975. С. 190-192.

-288-

мятника (которую ученый возводил к первоначальному тексту), византийский император Иоанн Палеолог правил 17 лет. Так как в действительности Иоанн правил более 23 лет, А. А. Шахматов предположил, что Хронограф был составлен на восемнадцатом году его царствования (6933 + 17 = 6950, т.е. в 1442г.)!
        В действительности же все обстояло иначе. Дату воцарения Иоанна составитель Хронографа извлек из статьи "Царие, царствующие в Константи-неграде, православнии же и еретици". В этой статье указывалось, что Иоанн вступил на престол в 6933 г. Эти сведения и перенес в текст Хронографа его составитель. К царствованию Калуяна в редакции 1512 г., лучше отразившей первоначальный текст Хронографа, были отнесены русские события за 6933-6949 гг. Составитель же Западнорусской редакции, восходящей к редакции 1512 г., на этом основании высчитал, что Иоанн правил 17 лет (6949-6933 =16+1 = 17). Однако если мы проанализируем другие случаи соотнесения русских событий с царствованием того или иного византийского императора, то увидим их произвольность. Так, в главу, посвященную царствованию Василия II (умер в 1025 г.), попали русские события вплоть до 1054 г., в пределах царствования Константина Мономаха (1042-1055) оказываются события 1054-1078 гг., к царствованию Андроника III Палеолога (1328-1341 гг.) отнесены события 1344-1356 гг. и т. д. Следовательно, помещение в царствование Иоанна Палеолога событий вплоть до 6949 (1441 г.) отнюдь не говорило о том, что, по мнению хрониста, Иоанн правил 17 лет.
        Итак, датировка, казалось бы, вытекающая из самого текста источника, оказалась ошибочной, поскольку А. А. Шахматову не были известны источник Хронографа и соотношение его редакций.
        В некоторых случаях для датировки появления того или иного произведения имеют существенное значение прямые указания в сторонних памятниках. Так, например, мы могли бы сомневаться в том, когда стала известна на Руси "Повесть о Бове Королевиче". Как известно, ранних списков ее не сохранилось (древнейший список ее середины XVII в.) 1), указания в тексте отсутствуют и, наконец, косвенные данные спорны. Дело решается, однако, посланием некоего Ивана Бегичева второй четверти XVII в., в котором читается следующий упрек, обращенный им к кружку московской служилой аристократии, представители которого, кроме "баснословные повести, глаголемыя еже о Бове Королевиче, и мнящихся вами душеполезные быти, иже изложено есть от младенец, иже о куре и лисице и о прочих иных таковых же баснословных повестей и смехотворных писм, - божественных книг и богословных дохмат никаких не читали" 2). Следовательно, во второй четверти XVII в. перевод Бовы уже существовал во многих списках, он был популярен.
        _______
        1) В. П. Адрианова-Перетц, В. Ф. Покровская. Библиография древнерусской повести, вып. 1. М.; Л., 1940. С. 155-157.
        2) А. И. Яцимирский. Послание Ивана Бегичева о видимом образе божием. М., 1898. Отд. отт. из "Чтений в ОИДР". С. 4.

-289-


        Большое датирующее значение имеют следы влияния исследуемого произведения на другие датированные памятники. Так, например, в начале изучения Пролога, когда вопрос о времени его перевода был неясен даже приблизительно, большой интерес представили указания И. И. Срезневского на следы знакомства с ним в Новгородской летописи под 1212 г. 1), И. А. Шляпкинана следы влияния Пролога в "Поучении" Владимира Мономаха и в "Поучении" Луки Жидяты 2).
        Как terminus post quem должно быть принято указание, извлекаемое из даты произведения, повлиявшего на изучаемый памятник. Допустим, если установлено, что на "Задонщину", памятник, возникший на рубеже XIV и XV вв., повлияло "Слово о полку Игореве", то это значит, что само "Слово" возникло никак не позднее этой даты.
        В некоторых случаях (особенно если содержание памятника не дает никаких зацепок) приходится для датировки памятника прибегать к очень сложным соображениям. Так, Н. А. Бакланова датирует "Повесть о Ерше Ершовиче" концом XVI в., привлекая для доказательства следующие материалы. Во-первых, она исследует терминологию судебного процесса, употребляющуюся в "Повести", и вскрывает в ней ряд весьма старых терминов. Во-вторых, Н. А. Бакланова рассматривает общий характер судебного процесса в "Повести" и находит, что, поскольку процесс этот изображен обвинительным, а не состязательным (а состязательным процесс стал только в XVII в.), можно рассматривать его как изображение процесса именно XVI в. В-третьих, в "Повести" вместо "гость" говорится "сурожанин". Это также термин древний, указывающий, что "Повесть" не могла быть составлена в XVII в. В-четвертых, в "Повесть" введен эпизод с отпуском на волю холопа и переводом его в крестьяне, причем имеется в виду холопство полное или "обельное". Это явление более типично для XVI в., чем для XVII. В-пятых, о раннем времени свидетельствует и изображение в лице Ерша мелкопоместного обнищавшего служилого человека (сына боярского), охотящегося за землей, населенной крестьянами. В-шестых, большое количество редакций и вариантов указывает на продолжительность существования "Повести о Ерше". В-седьмых, некоторым указанием может служить и дата, с которой начинается "судный список", - 1596 год. В-восьмых, если бы "Повесть" была составлена в период крестьянской войны и польской интервенции начала XVII в. или вскоре после него, то события этого времени, потрясшие все государство и вызвавшие целый ряд литературных произведений, не могли бы не найти отражения в "Повести", все содержание которой проникнуто живой действительностью, - тем более что Ростовская область непосредственно
        _______
        1) И. И. Срезневский. Древние памятники русского письма и языка. Изд. 2-е. СПб., 1882. С. 90.
        2) И. А. Шляпкин. Лекции по истории русской литературы, ч. 1, вып. 2. СПб., 1913 (литографированное издание). С. 60. Ср. также: Н. К. Никольский. Материалы для повременного списка русских писателей X-XI вв. СПб., 1906. С. 144-149.

-290-

испытала власть интервентов. В-девятых, отнесению "Повести" к концу XVI в. не противоречат ее ясно выраженный сатирический смысл и форма, использующая жанр деловой письменности: резкое усиление сатирической направленности литературы наблюдается уже во второй половине XVI в.; широкое применение форм деловой письменности - челобитных, посланий - также представляет характерное явление именно этого времени (в литературной деятельности Ивана Грозного, Пересветова и т. д.); в начале XVII в. появляются и пародии на эти деловые жанры - "Послание дворительное недругу", "Сказание о куре и лисице" 1). Таковы аргументы Н. А. Баклановой. Нужно, однако, сказать, что хотя аргументов и много, но каждый из них не является решающим, и поэтому вопрос о датировке "Повести" все еще остается открытым. Датируя то или иное произведение, надо всегда иметь в виду, что один основательный аргумент стоит любого числа малоосновательных и косвенных.

*

        Текстолог, датирующий памятник, его редакции или списки, должен обязательно быть осведомлен в истории русского языка и, в известных пределах, в истории других славянских языков. Он должен уметь определить извод русский, болгарский, сербский, отметить особенности языка и орфографии списка и т. д. Язык и орфография имеют важное датирующее значение. Они должны приниматься во внимание текстологом во всех случаях. Если они не дают решающих примет времени, то по крайней мере текстолог должен быть уверен, что ни данные языка, ни данные орфографии не противоречат его выводам, которые он извлек из примет другого характера.
        Датирующие данные могут быть извлечены из диалектных особенностей, имеющих свои хронологические пределы (так, например, в новгородских рукописях мена "ч" и "ц" характерна только в пределах до конца XV в.), из употребления времен глаголов, из данных лексических и фонетических, из употребления элементов южнославянской орфографии и т. п.
        Здесь не место давать сведения по истории русского языка и орфографии. Отмечу только, что наблюдающаяся в последнее время слабая осведомленность текстологов, литературоведов и историков в области истории русского языка отрицательно сказывается во всех звеньях текстологической работы, начиная от прочтения текста и кончая вопросами атрибуции памятника, определения его времени и места возникновения.
        _______
        1) Н. А. Бакланова. О датировке "Повести о Ерше Ершовиче". - ТОДРЛ, т. XI.

-291-

        Каковы бы ни были, однако, отдельные аргументы в защиту той или иной датировки, вопрос о дате произведения нельзя отрывать от истории его текста. Этого требует основной принцип текстологических исследований, сформулированный нами выше - в начале книги: принцип комплексности. Необходимо датировать не только создание авторского текста, но по возможности отдельные редакции, виды, списки произведения. Когда перед нами раскрыта вся история текста произведения, и дата авторского текста приобретает большие основания, становится прочнее. Мы видели выше, что шестым аргументом Н. А. Баклановой в пользу раннего происхождения "Повести о Ерше" было наличие большого числа редакций и вариантов этого произведения. Однако представьте себе, что эти редакции и варианты относятся по преимуществу к концу XVII и к XVIII в. - в этом случае аргумент этот не имеет никакого значения или имеет значение даже обратное. Другое дело, если выяснится, что редакции и варианты "Повести" в основном датируются довольно ранними годами. Конечно, необходимо иметь в виду, что датировать редакции и виды произведения бывает по большей части труднее, чем авторский текст, но зато списки датировать легче всего, а ведь датировка списков, особенно произведений XVI и XVII вв., имеет некоторое значение. Итак, датируя произведение, всегда необходимо иметь в виду по возможности полную историю его текста, даты и взаимоотношение редакций, видов и списков.
        Кроме того, конечно, по возможности необходимо мобилизовать все сведения о местности, в которой могло возникнуть произведение, об авторе, об идейном содержании произведения, о его языке, стиле и т. д. Датировка произведения должна ввести это произведение не просто в летосчисление, а в историю литературы, в историю языка, в историю общественной мысли, в историю быта, искусства и т. д. Вопрос о дате произведения есть вопрос о месте произведения в историческом процессе, в самом широком и разнообразном круге связанных с ним проблем. Таким образом, и этот вопрос является вопросом комплексным.
        Обращу внимание еще на одно существенное обстоятельство: указаний на время написания памятника в самом тексте летописей довольно много, и обычно они разноречивы. Это распространенное в летописях явление. Объясняется оно тем, что разные указания относятся к разным этапам жизни памятника. Вот почему время создания той или иной летописи и невозможно датировать, не прояснив всех этапов истории ее текста.
        Конечно, в простых случаях, когда дата произведения точно выводится на основании немногих убедительных соображений, нет смысла осложнять вопрос привлечением всех фактов, связанных с историей памятника. Принцип комплексности вступает в силу в спорных и неясных случаях, когда у нас нет оснований легко и убедительно определить дату. Комплексное решение вопроса о дате произведения может проиллюстрировать работа

-292-

Л. А. Дмитриева "О датировке "Сказания о Мамаевом побоище"" 1). Датировка "Сказания" была чрезвычайно запутана в связи с неясностью основного вопроса - о взаимоотношении редакций этого произведения (как известно, С. К. Шамбинаго и А. А. Шахматов датировали редакции совершенно различно). Поэтому Л. А. Дмитриев начинает свою статью с рассмотрения вопроса о первоначальной редакции этого произведения, затем он привлекает данные исторические и историко-литературные. В результате ему удается дать более или менее убедительное, хотя и не окончательное (ввиду отсутствия прочных данных) решение этого вопроса.
        Итак, при установлении времени возникновения памятника должны быть приняты во внимание решительно все хронологические приметы. Решающим приметам должно быть оказано предпочтение; в отношении же других должно быть по крайней мере установлено, что они не противоречат основным указаниям. Кроме того, должно быть полное соответствие между датировками первоначального текста, его редакций и списков. В конечном счете, датировка должна находить себе подтверждение во всей истории текста памятника 2).
        _______
        1) Л. А. Дмитриев, О датировке "Сказания о Мамаевом побоище". - ТОДРЛ, т. X. М.;Л., 1954.
        2) Рассмотрение общих вопросов древнерусской хронологии не входит в задачу текстологической науки. Литературу по хронологии см. в главе VIII ("Особенности изучения текста летописей"),

Часть VII. Исследование авторского текста
Подделки
См. также
Задачи текстологии
Датирование


OCR по Д.С. Лихачев. Текстология. СпБ., 2001
Деление на страницы сохранено. Номера страниц проставлены вверху страницы. (Как и в книге.)

-337-

        В наших рукописных хранилищах имеется довольно много подложных документов. Таковы, например, поддельные грамоты русских князей монастырям - вроде грамоты Андрея Боголюбского Киево-Печерской Лавре 1), или грамоты Дмитрия Донского Троице-Сергиеву монастырю 2), или подложные произведения с целью защиты какой-либо вероисповедной точки зрения: старообрядческой против православных или православных против старообрядцев (например, Деяние соборное на еретика армянина Мартына и Феогностов "Требник") 3), защита русско-литовских антитринитариев против православных (писмо половца Ивана Смерты князю Владимиру) 4) и т. д.
        Аналогичное положение существует и в западноевропейских рукописных хранилищах, где находится очень много поддельных памятников.
        Известны старинные подделки, например, грамоты короля Дагоберта монахам аббатства С.-Дени, Псевдо-Исидоровы декреталии, некоторые грамоты Карла Великого, грамота Константина Великого папе Сильвестру и т.д. Все эти поддельные документы сыграли в свое время крупную роль, а на
        _______
        1) Митр. Макарий. История Русской Церкви, т. III. Изд. 3-е. СПб., 1888. С. 41-55.
        2) Иером. Арсений. О вотчинных владениях Троицкого монастыря при жизни его основателя, преп. Сергия. - ЛЗАК, вып. VII. СПб., 1884. С. 139-175.
        3) В. Г. Дружинин. 1) Поморские палеографы начала XVIII столетия. - ЛЗАК за 1918г., вып. 31. Пг., 1923; 2) Дополнение к исследованию о поморских палеографах начала XVIII века. - ЛЗАК за 1923-1925 гг., вып. 33. Л., 1926. - Один из лучших и наиболее полных разборов подложности обоих памятников принадлежит старообрядческому деятелю и писателю начала XVIII в. А, Денисову. В своем разборе А. Денисов использовал аргументы палеографические, языковые, исторические, богословские и пр. Подложность обоих памятников была настолько основательно доказана, что обе рукописи были изъяты из обращения официальной церковью и опечатаны.
        4) Н. Малышевский. Подложное письмо половца Ивана Смеры к вел. кн. Владимиру. - Труды Киевской духовной академии, VI-VII. 1876 (здесь же литература вопроса). - Как это ни странно, письмо половца Ивана Смеры, которое поразило своей фантастичностью еще Н. М. Карамзина, было снова в 1950 г. принято за подлинное (Л. Теплов, В. Немировский. Книгопечатание - русское изобретение. - Лит. газ., 1950, № 27 (2618) от 1 апреля).

-338-

критике "Константинова дара" Лоренцом Валлой были заложены основы научной филологической критики текста 1).
        Вопрос о подделках, об их относительной ценности должен быть поэтому особо рассмотрен в нашей науке.
        За последнее время у нас появилось довольно много работ, посвященных отдельным "подделкам" 2) и даже "творчеству" наиболее известных фальсификаторов 3), однако в целом вопрос о подделке и о принципах их изучения в советском источниковедении не рассматривался.
        Вопрос этот очень сложен. Еще совсем недавно он ставился совсем иначе, чем сейчас. Понятие подделки до недавнего времени абсолютизировалось: поддельной считалась всякая рукопись и всякое произведение, относящееся не к тому времени и принадлежащее не тому автору, которые обозначены (прямо или косвенно) в самом памятнике. Такие рукописи и произведения в целом считались совершенно не заслуживащими внимания, и изучение их заканчивалось обычно с момента, когда факт подделки оказывался прочно установленным.
        Однако достаточно привести несколько примеров, чтобы стало ясным, насколько относительно самое понятие подделки. Так, например, в результате исследований А. М. Ставрович некоторое время считалось, что Строгановская сибирская летопись - подделка 4). Основывалось это мнение на том, что А. М. Ставрович доказывала относительно позднее происхождение Строгановской летописи (70-е годы XVII в.), с одной стороны, и тенденциозное преувеличение в ней роли Строгановых в походе Ермака - с другой. Однако ни отдаленность памятника от событий, в нем описываемых, ни тенденциозность памятника или даже явные искажения исторических фактов не являются еще признаками подделки; в противном случае к "подделкам" пришлось бы отнести львиную долю всех исторических и литературных про-
        _______
        1) Характерно, что и в России научные основы критики текста были заложены при доказательстве подложности памятников: "Соборного деяния на еретика арменина на мниха Мартина" и "Требника" митрополита Феогноста (см. об этом: В. Г. Дружинин. 1) Поморские палеографы начала XVIII столетия; 2) Дополнение к исследованию о поморских палеографах начала XVIII века). Впрочем, необходимо отметить, что критика текста подложных документов отчасти производилась уже в XVII в. (И. Ф. Колесников. Экспертиза "подметного письма". - Труды Моск. гос. историко-архивного ин-та, т. 7. М., 1954).
        2) М. Д. Каган. 1) Повесть о двух посольствах - легендарно-политическое произведение начала XVII в. - ТОДРЛ, т. XI. М.; Л., 1955; 2) Легендарная переписка Ивана IV с турецким султаном как литературный памятник первой четверти XVII в. -Там же, т. XIII. М.; Л., 1957; В. Н. Автократов. "Речь Ивана Грозного 1550 года" как политический памфлет конца XVII века. - Там же, т. XI. М.; Л., 1955.
        3) М. Н. Сперанский. Русские подделки рукописей в начале XIX века (Бардин и Сулакадзев). - В кн.: Проблема источниковедения, т. V. М., 1956. С. 44-101.
        4) А. М. Ставрович. Сергей Кубасов и Строгановская летопись. - В кн.: Сборник статей по русской истории, посвященных С. Ф. Платонову, Пг., 1922.

-339-

изведений - будь то исторические произведения XI-XVII или XVIII-XX вв. Ведь тенденциозное изложение и позднее происхождение имеет подавляющее большинство русских летописей, исторических повестей и пр.
        К числу подделок до недавнего времени безоговорочно относили "Переписку Ивана Грозного с турецким султаном" и "Статейные списки посольств Сугорского и Ищеина". Основание к тому то, что ни этой переписки, ни этих статейных списков в XVI в. еще не было. Они лишь приписаны указанным в них лицам и посольствам. Однако обстоятельные исследования М. Д. Каган показали, что перед нами в этом случае не подделки, а литературные произведения 1). Подобного рода литературные произведения в виде документов приняли черты законченного литературного жанра в XVII в. 2), однако складываться этот жанр начал значительно раньше. Так, к последней четверти XV в. относится "Рукописание шведского короля Магнуша" и к XVI в. - "Послание Александра Македонского к русским князьям". Оба эти произведения давно рассматривались историками литературы. Нет поэтому никаких оснований отказываться от рассмотрения таких интереснейших произведений, как "Переписка Ивана Грозного с турецким султаном" или "Статейные списки посольств Сугорского и Ищеина", относя их в разряд обычных подделок.
        Приведем еще один пример. В Хрущевском списке Степенной книги (ЦГАДА, МГАМИД (ф. 181) № 26/34) имеются три вставки: две вставки сделаны на новых листах, введенных в рукопись за счет удаления последних листов отдельных тетрадей рукописи, а одна вставка является результатом простого перемещения листов. Две вставки новых листов дают и новый текст. Исследования С. Ф. Платонова 3), П. Г. Васенко 4), а затем В. Н. Автократова 5) показали, что перед нами в этих вставках чрезвычайно интересный документ политической мысли, но важен этот документ не для историка XVI в., а для историка конца XVII в. Это уже подделка в собственном смысле слова, но подделка эта оказывается проявлением политической мысли времени своего создания.
        _______
        1) См. ее работы выше, в сноске 2 на с. 338.
        2) О том, как из деловых форм письменности постепенно вырастают новые светские литературные жанры, см.: Д. С. Лихачев. 1) Повести русских послов как памятники литературы. - В кн.: Путешествия русских послов XVI-XVII вв. М.; Л., 1954. С. 319-346; 2) Возникновение русской литературы. М.; Л., 1955. С. 111 -119; 3) К вопросу о зарождении литературных направлений в русской литературе. - Рус. лит., 1958, № 2. С. 11; 4) Человек в литературе Древней Руси. М.; Л., 1958. С. 142-150.
        3) С. Ф. Платонов. Речи Грозного на Земском соборе 1550 года. - Соч., т. 1. Статьи по русской истории. Изд. 2-е. СПб., 1912. С. 201-205.
        4) П. Г. Васенко. Хрущовский список Степенной книги и известие о Земском соборе 1550 года. - ЖМНП, 1903, ап. С. 386-400.
        5) В. Н. Автократов. "Речь Ивана Грозного 1550 года" как политический памфлет конца XVII века.

-340-

        Все эти обстоятельства заставляют уделять поддельным памятникам больше внимания, чем им уделялось до сих пор.
        В источниковедении принято делить исторические источники на "исторические остатки" и "исторические предания". Один и тот же памятник может изучаться историком как исторический остаток и как предание об этом факте 1).
        Допустим, что перед нами "Повесть о Петре и Февронии". Мы можем изучать ее как памятник литературы и идеологии XV-XVI вв., но по этому же памятнику можно пытаться восстановить исторические события в Муромском княжества. Это - и остаток старины, и рассказ о старине.
        Если с этой точки зрения подходить к так называемым поддельным памятникам, созданным в Древней Руси, то ясно, что они за редкими исключениями не годятся для изучения как рассказ о старине, но могут быть использованы в исследовании как остаток старины. По поддельным памятникам мы можем изучать мотивы, по которым они были сделаны, литературные приемы самой подделки и т. д. Это памятники быта и представлений своего времени, а часто - общественной мысли и литературы.
        Еще в 1904 г. автор весьма замечательной работы "Грамоты галицкого князя Льва и значение подложных документов как исторических источников" И. А. Линниченко указывал: "...для историка признанием подложности документа не оканчивается его значение - документ есть все же документ; он имеет известную физиономию, за ним скрывается известный мотив, который и должен быть вскрыт историком. Познание этого мотива может дать историку весьма ценные указания на современные отношения, и чем важнее по задаче своей такой подложный документ, тем он важнее для историка. Центр тяжести, таким образом, передвигается от самого документа к мотиву, вызвавшему подделку акта" 2).
        Далее И. А. Линниченко подчеркивает еще одну сторону подложных документов, сравнительно редкую, но которую в иных случаях не следует упускать из виду: если от эпохи, к которой отнесен подлог, до нашего времени не сохранилось подобных памятников, а во времена фальсификатора эти памятники были, то имитация фальсификатора может иметь некоторое значение и для характеристики подделываемых памятников. И. А. Линниченко пишет: "Если задача подложного документа - достижение известного реального результата, то естественно, что автор поддельного акта будет стараться придать ему, по мере своих знаний и искусства, внешний вид документа подлинного. Перед глазами совершающего подлог должен быть образец подлинный, с которого он, с теми или иными, необходимыми для его
        _______
        1) Это деление источников, в целом принятое в советском источниковедии, ведет свое происхождение отделения, предложенного А. С. Лаппо-Данилевским (Методология истории, ч. 1, СПб., 1910. С. 380-400), но и у последнего оно не оригинально: в этого рода делении отразился опыт многих источниковедов.
        2) И. А. Линниченко. Грамоты галицкого князя Льва и значение подложныхдо-кументов как исторических источников. - Изв. ОРЯС, 1904, т. IX, кн. 1. С. 90.

-341-

цели изменениями, копирует свой список. Чем более взыскательному и опытному критику будет представлен на утверждение известный документ, тем большей тщательностью должна отличаться самая техника подделки как со стороны формы, так и со стороны содержания. Поэтому, например, для составления какой-нибудь "Золотой грамоты" требуется меньше знаний и подготовки, чем для подделки жалованной грамоты, нотариального акта, Краледворской рукописи. Нередко могут быть такие случаи: от известной эпохи до нас не дошло подлинных актов; между тем мы имеем документы поддельные, составленные в такую эпоху, когда подлинные акты времени, которому приписывается известный документ, еще существовали. В таком случае документ и подложный приобретает для нас важное значение: он дает нам формулу не дошедших до нас актов, и, если возможно доказать близость копии к бывшему у фальсификатора образцу, может служить и к определению реальных бытовых черт времени, к которому его относит подделыватель" 1). Именно такой материал, как доказывает И. А. Линниченко, и дают подделанные во второй половине XVI в. грамоты Льва Галицкого.
        Наконец, обратим внимание еще на одну сторону изучения поддельных памятников: в текстологическом изучении поддельных и подлинных памятников нет принципиального различия. Ведь даже поддельность памятника доказывается всей историей текста. Для того чтобы исчерпывающе доказать поддельность, необходимо исследовать памятник решительно теми же приемами, какими исследуется и подлинный текст. Чем полнее и всестороннее будет исследована история текста поддельного памятника, в частности выяснено время его создания, "автор", побудительные причины (цель подделки), дальнейшая судьба текста, тем основательнее будет доказана поддельность. Но есть одна сторона дела, которая особенно важна для установления подделки. Подделка - это такой же памятник, как и всякий остальной, но сделанный с особыми целями. Вот почему, чтобы окончательно доказать поддельность памятника, нужно абсолютно ясно и убедительно показать цель, ради которой эта подделка была совершена.
        До тех пор пока не выяснены цели и побудительные причины, заставившие прибегнуть к обману, всегда может оказаться необходимость в пересмотре вопроса о поддельности.
        Поскольку различия между подлинным памятником и поддельным состоят главным образом в побудительных причинах к их созданию, нет оснований текстологическое изучение подделок вести каким-либо особым образом. История текста так называемых подделок должна изучаться точно так же, как и история текста подлинных произведений.
        В самом деле, если мы изучаем поддельный список "Поучения" Владимира Мономаха, то мы должны изучать его теми же самыми приемами, что и подлинный список, т. е. непременно рассматривать историю текста, историю создания самого списка. Допустим, мы установили, что подложный
        _______
        1) И. А. Линниченко. Грамоты галицкого князя Льва и значение подложных документов как исторических источников. С. 90-91.

-342-

список сделан не совсем аккуратно с первого печатного издания Лаврентьевской летописи с желанием подражать уставу XII в. и сделан он в коммерческих целях - на продажу. На основании чего мы должны отвергнуть его из рассмотрения в изучении текстологической истории "Поучения"? Только на том основании, что это плохая поздняя копия с уже изданного текста, Но ведь на этом основании мы не стали бы рассматривать и некоторые подлинные тексты древних памятников. Так, например, мы не исследуем списки Проложной редакции "Повестей о Николе Заразском" - редакции, впервые появившейся в печатном Прологе 1662 г. 1) В текстологическое рассмотрение мы не включаем также обычно списки, о которых мы можем сказать, что они являются копиями с известных нам более древних списков. Ну, а если "подделыватель" занялся сочинительством и дополнил "Поучение" своими вставками? Если этот "подделыватель" жил в XVII в. и вставки его представляют чисто литературный или общественно-политический интерес, - в этом случае мы изучаем такой поддельный список XVII в. как новую редакцию "Поучения". Такая редакция, если бы она была, представила бы для нас очень большой интерес. Аналогичная подделка "Поучения" со вставками XIX в. будет иметь значительно меньший интерес для историка литературы. Значит, и здесь введение или невведение в изучение той или иной подделки зависит вовсе не от того - подделан ли новый список или нет, а от соображений общих - исторических и литературоведческих -таких же, как и в отношении подлинного текста (например: может ли он представлять интерес для познания литературного процесса своего и последующего времени).
        Вместе с тем понятие "подделки" - историческое понятие. Об этом необходимо твердо помнить. Оно в значительной мере зависит от представлений об авторской собственности - представлений, меняющихся по векам. "Рукописание шведского короля Магнуша" могло бы считаться "подделкой", если бы оно было создано в XIX в., но с точки зрения историка литературы, учитывающего особенности литературного процесса, - это произведение конца XV в. очень характерно для своего времени и никакого вопроса о том, что это подделка, никогда не вставало.
        Некоторые виды "подделок" типичны для XVII в. и представляют любопытное явление в литературном развитии этого времени. Понятие "подделки" уточняется в XVIII и XIX вв. в связи с развитием представлений об исторических источниках, о литературной собственности и т. д. Тем не менее подделки А. И. Сулакадзева и А. И. Бардина начала XIX в. можно изучать как явление истории книжной торговли, и как явление истории русской литературы, и как явление истории исторических знаний, связанное с оживлением научного интереса к прошлому России и к собиранию документального материала в начале XIX в., и как показатель палеографических знаний начала XIX в. Во всех этих отношениях своеобразная "деятельность" обоих
        _______
        1) Д. С. Лихачев. Повести о Николе Заразском. С. 278.

-343-

фальсификаторов представляет очень большой интерес, хотя объективно она и принесла серьезный вред исторической науке.
        С точки зрения историков литературы и историков общественной мысли отдельные подделки, конечно, не равноценны. В первую очередь заслуживают внимания те подделки, которые делались не с коммерческими целями (не для выгодной продажи), а имели основанием более "высокие" побудительные причины (желание поднять значение своей национальной старины, отстоять какую-либо точку зрения, создать политический памфлет и т. д.). Историки литературы не случайно изучают фальсификации второй половины XVIII в. и первой XIX в. - "Сочинения Оссиана, сына Фингала", выполненные шотландским патриотом и фольклористом Джемсом Макферсоном 1), или литературные мистификации П. Мериме - "Театр Клары Газуль" 2) и "Гюзла" 3), "Краледворскую рукопись", мемуары Людовика XVIII или мемуары Талейрана, сочиненные Ламотом, и т. д. 4) Историками литературы давно отмечена связь романтического направления в литературе с различными искусственными воспроизведениями старинной литературы и фольклора, некоторые из которых достигали крупной художественной значимости. В целом, однако, критерий ценности, который мы прилагаем к подделкам, тот же, что и в отношении подлинных литературных произведений. Мы не будем интересоваться и неподдельными литературными произведениями, если они созданы только с коммерческой целью, не представляют художественной ценности и не показательны для эпохи.
        Итак, мы можем с уверенностью сказать, что изучение подделок не имеет серьезных отличий от изучения подлинных памятников и что отказываться от полного изучения подделок мы должны только по тем причинам, по которым мы отказываемся и от изучения подлинных произведений, - в том случае, если они не представляют значительного литературного, общественного и текстологического интереса. В этом случае достаточно выяснить происхождение подделки, ее цели или по крайней мере ее подлинную дату, установив несоответствие ее данных той эпохе, на которую подделка претендует.
        Иными словами - особой методики выяснения поддельности памятника не существует. Поддельный памятник должен изучаться теми же приемами, что и подлинный. Весь вопрос только в его "интересности": иногда достаточно только доказать, что он относится не к той эпохе, на которую претендует, или принадлежит не тому автору, которому он приписывается, и после этого изучение его может не продолжаться: он отбрасывается, как
        _______
        1) The Works of Ossian, the Son of Fingal. In two vols. Transl. from the Qalic Language, by James Macpherson. The 3rd ed. London, 1765.
        2) Le Theatre de Clara Gazul. Paris, 1825.
        3) La Guzla ou choix de poesies illiriques, recueillies dans la Dalmatie, la Bosnie, la Croatie et I'Herzegovine. Paris, 1827.
        4) См. подробнее: A. Thierry. Les grandes mystifications litteraires. Paris, 1911.

-344-

отбрасываются копии с сохранившихся оригиналов, неинтересные списки неинтересные произведения.
        Почти то же самое, что о подложных сочинениях, можно сказать и о частичных подделках, - например, о подложных записях в подлинных рукописях, увеличивающих их возраст или приписывающих сочинение какому-либо известному лицу 1). Записи эти могут представлять интерес с точки зрения мотивов, по которым они сделаны. Возраст рукописи можно увеличить для того, чтобы увеличить ее продажную цену. Например, покупатели старообрядцы ценили в первую очередь "дониконовские" рукописи. В связи с этим продавцы очень часто вписывали "дониконовскую" дату или соответственно переделывали в рукописи уже имеющуюся в ней датировку. Так, например, в датах с цифрой 80 - "П" (например, 7180-{=/ тут знак не равно внизу }ЗРП = 1672) достаточно бывает переделать эту цифру на 50 - "Н", соскоблив верхнюю черточку и вставив ее посередине между двумя вертикальными мачтами, чтобы сдвинуть дату на 30 лет и сделать рукопись "дониконовской" (7150-{=/}ЗРН = 1642), Такого рода подделка не представляет особого интереса сама по себе. Ее нужно бывает выявить, но нет нужды ее особо изучать. Совсем другой случай вскрывает Л. А. Дмитриев, изучивший рукопись XVIII в., в которой путем фальсификации заглавного листа подлинное сочинение XVIII в. оказалось приписано дьяку Григорию Котошихину. Здесь были интересны и мотивы, и самые обстоятельства, при которых это было сделано 2). Некоторый интерес представляют подделки части текста в рукописи. Любопытную подделку текста обнаружила В. Ф. Покровская в рукописи БАН под шифром "Собрание текущих поступлений № 637". Эта рукопись - автограф известного фальсификатора рукописей А. И. Сулакадзева, в которую заносились им сведения "О воздушном летании в России с 906 лета по Р. X.". Здесь в выписках из неизвестных записок некоего Боголепова читается следующий текст, цитирующийся иногда для доказательства русского приоритета в области воздухоплавания 3): "1731 года в Рязани при воеводе подьячий нерех-
        _______
        1) Подложную запись см. в "Роспевнике" XVII в. (ГПБ, ОЛДП. О. LXVII). Запись эта указывает косвенным образом на время ее написания: между 17 и 31 августа 6754 (1246) г. См.: X. Лопарев. Описание рукописей ОЛДП, т. III. СПб., 1899. С. 74.-Ср. подложную запись в рукописи второй половины XVIII в. "Книга глаголема" страдание и похвала св. праведных... Бориса и Глеба..." (ГПБ, I,Q, № 30), относящую ее к 6898 (1390) г. Запись: "Написана бысть святая книга сия... придерыше благороднаго и царьскоименитом и великым князе Василии Дмитриевиче всея Русии и при боголюбивом митолите (так! - Д. Л.) Фотии в лето шесть тысящьосмьсот девятьдесят осмаго, месяца ноямбрия, рукою многогрешна в калугерех Ионы, по реклу Истомы нижегородца".
        2) Л. А. Дмитриев. Вновь найденное сочинение об Иване Грозном. - ТОДРД т. XVIII. М.; Л., 1962.
        3) Воздухоплавание и авиация в России до 1907 г. Сборник документов и материалов. Под редакцией В. А. Попова. - В кн.: Материалы по истории воздухоплавания и авиации в СССР. М., 1956. С. 13-15. - Отголоски этой подделки и в фильм Тарковского "Андрей Рублев".

-345-

тец Крякутной Фурвин сделал как мячь большой, надул дымом поганым и вонючим...". Однако путем фотографических исследований удалось установить, что слово "нерехтец" написано поверх слова "немец", а фамилия "Крякутной" покрывает собой слово "крещеной", что же касается фамилии "Фурвин", то она исправлена из первоначальной - "Фурцель". Сделаны эти поправки, по-видимому, самим Сулакадзевым для создания очередной сенсации 1).
        Интерес также представляют подделки грамот, связанные со стремлением части дворянства в конце XVII в. создать себе более или менее пышное "генеалогическое древо".
        Бывают случаи, когда подделка не создает нового текста, а повторяет уже имеющийся: таковы некоторые подделки "Поучения" Владимира Мономаха, "Слова о полку Игореве", дворянских грамот 2). Эти подделки имеют серьезное значение, когда оригинал имитации исчез после снятия копии или потерпел какие-либо искажения и порчу.
        Наконец, отметим подделки, претендующие быть копиями с полного текста, якобы утраченного. Этот род подделок ставит исследователей в наиболее тяжелые условия, так как частичные несоответствия эпохе легко могут быть отнесены за счет неточности копии, а анализ палеографический не может быть произведен.
        Как же, однако, обстоит дело с моральной стороной деятельности фальсификаторов? В отношении различных эпох дело обстоит по-разному. Представления об авторской собственности слагались исторически. Они были своеобразны в античности 3) и в средние века. Громадное большинство древнерусских книжников, с нашей точки зрения, оказалось бы плагиаторами и компиляторами чужих произведений. Но, будучи и теми и другими, они не выставляли на вновь создаваемых ими сводах, новых редакциях произведений своих собственных имен, а если и выставляли, то не видели в этом нарушений "авторского права". Это происходило потому, что коллективность творчества, характерная для фольклора, еще не была изжита в Древней Руси. Особенно ярко эта коллективность творчества проявилась в летописании, где каждый летописный свод являлся продолжением и соединением работы многих десятков летописцев. Кроме того, в Древней Руси, как и в
        _______
        1) В. Ф. Покровская. Еще об одной рукописи А. И. Сулакадзева. (К вопросу о поправках в рукописных текстах). - ТОДРЛ, т. XIV. М.; Л.,1958. С. 634-636.
        2) См., например, об этом последнем случае в работе Н. С. Чаева: К вопросу о подделках исторических документов в XIX веке. - Изв. АН СССР, 1933, VII серия, ООН, №6-7. С. 485-502.
        3) См. об этом: Peter Hermann. Wahrheit und Kunst. Geschichtsschreibung und Plagiat im Klassischen Altertum. Leipzig-Berlin, 1911; Eduard Stemptinger. Literatur. Leipzig-Berlin, 1912. - По вопросу о подделках см. также: Н. Hagen. Uber literarische Falschungen. Hamburg, 1889; J. A. Farrer. Literary Forgeries. London, 1907.

-346-

античности и на средневековом Востоке, было очень принято подражать какому-либо известному автору и выставлять на этом подражании его имя. В Древней Руси существовало множество подражаний Иоанну Златоусту.
        Как известно, Лисию в рукописях приписывается 425 речей, из которых исследователями признаются подлинными менее 200. Почти такое же положение существует с сочинениями Омара Хайяма 1). Ясно, что в эпоху, когда представления о личном характере творчества не успели в достаточной мере сложиться, вопрос о моральной стороне подделок должен подниматься в строго историческом аспекте. Не может этот вопрос стоять и тогда, когда подделка ставит себе художественные задачи мистификации (Д. Макферсона, П. Мериме и пр.).
        В наше время, когда представления об историческом источнике, о научной ценности исторических источников и о литературной собственности стоят на достаточно высоком уровне, фальсификация памятников не может иметь каких-либо исторических оправданий. Объективно она приносит очень большой вред. Всякого рода фальсификации исторических источников должны поэтому стать предметом пристального общественного внимания.
        _______
        1) P.M. Алиев, М.Н. Османов. Омар Хайям. М., 1959. С. 4-10.