I
Через сорок лет и более после французской революции продолжал оставаться разрыв между физиологами Франции и их коллегами - учеными и медиками Англии. Отчасти этот разрыв был следствием наполеоновских войн, вызвавших волну патриотизма в Англии. Но в основном именно революция усугубила недоверие консерваторов и враждебность англичан ко всему, связанному с Францией.
А во Франции именно в эти годы происходил великий подъем в физиологии. Работы Бишепа, Флоренца, Ленека и Магенди закладывали тот теоретический фундамент, на котором позднее Клод Бернар построил первую действительно современную физиологическую теорию "Гомеостатических систем", стабилизирующих изнутри живой организм. В Англии же продолжали господствовать старые, консервативные статичные концепции. Такие почетные авторитеты, как Хантер и Абернети, сомневались в том, является ли даже жизнь, (не говоря уже о духе) продуктом простой анатомической "организации" С их точки зрения "за каналом" разило грубым материализмом, приемлемым только для тех, кто поддерживает тиранов и цареубийц.
Вильям Лоренц в "Естественной истории происхождения человека" писал, что всякий в Англии, кто "играет" идеями, распространенными во Франции, оценивается как союзник "французских атеистов". Чарльз Дарвин многие годы" со студенческих лет в Эдинбурге вплоть до публикации в 1871 году "Происхождения человека" жил в страхе прослыть материалистом. И только в конце XIX столетия "научная физиология" пробила себе путь в Британии.
Нечто подобное произошло со многими американскими психологами, которые оставались в стороне от важнейших открытий в русской психологической науке после Первой мировой войны. Значительная часть фундаментальных работ советской психологии 20-30-х годов - теоретических и экспериментальных остается неизвестной в США и лишь сейчас, благодаря усилиям, энергии и инициативе Майкла Коула из Рокфеллерского университета в Нью-Йорке становится более-менее доступной американскому читателю в английском переводе.
Профессор М. Коул редактирует квартальный журнал "Советская психология" (это сборник переводов статей) и является ответственным за выпуск двух из трех обсуждаемых ниже томов антологии "Советская психология развития". И если Майкл Коул до сих пор редактирует новый выпуск работ Выгодского, то это он делает не потому, что питает слабость к архивной работе, а потому, что убежден: "Существенная часть того, что было сделано в России с 20-е по 30-е годы, соответствует американским исследованиям сегодняшнего дня".
Теперь, когда на английский язык переведены почти все материалы, в том числе и ключевые работы, возникает вопрос:
1. Что мы можем почерпнуть из этих материалов? Правы ли Майкл Коул и его коллеги? Действительно ли американская психология, отдав 50 лет напряженного труда таким областям знаний, как академическая психология, нейро клиника, лингвистика, теория обучения, проглядела нечто очень существенное, что было сделано советскими учеными?
2. А если это так, то почему советская психологическая литература игнорировалась до сих пор? Неужели это была дань разногласий между нашими странами, и если это так, то как возможно подобное в середине двадцатого века? Как могло случиться, что большая группа видных физиологов и психологов - целая школа! - работала на протяжении 40 лет, публиковалась в России и тем не менее осталась неизвестной на Западе?
Ответы на эти вопросы связаны между собой. Как мы сейчас видим, разница в теоретическом подходе, методе и философии между нашими странами привела к различиям и в организации исследований, а различия в организации исследований поддерживали разногласия в теории и философии.
И изначальные установки, и интеллектуальные факторы отгородили западных ученых - бихевиористов от достижений советской школы. Поэтому только сейчас мы получили возможность изучить эти достижения и включить результаты советских исследований в практику нашей науки.
II
Центральной фигурой в советской психологии 20-30-х годов был Лев Семенович Выготский. В июне 1934 года в возрасте 37 лет он умер от туберкулеза. Последние годы его жизни были лихорадочной гонкой в соревновании с приближающейся смертью. (Возможно, он был последним из умерших от чахотки гениев, для которого понятие "лихорадочный" существовало во всех его значениях.) Он оставил после себя не школу, а скорее группу страстно преданных ему товарищей. Во время худших лет сталинизма, когда академическая психология в СССР была загнана в тень, коллеги и ученики Выгодского продолжали работать в открытых им направлениях, и позже они внесли свой вклад в реабилитацию психологии - частично благодаря своим работам во время войны над проблемами "афазиологии" (или клинической неврологии), частично благодаря необходимости улучшить методику образования1.
Среди соратников Выготского - ученые, которым сейчас около 70-ти лет. Самым выдающимся среди них был Лурия - человек с необычайно широким кругом талантов и интересов. Это был один из разносторонних ученых. В августе прошлого года он умер2. Вслед за Выготским - Моцартом в психологии (подобно тому, как Сади Карно был Моцартом в физике), Лурия сумел стать Бетховеном - просто его судьба была более удачной: он уцелел. Но весь богатый спектр возможностей, представленных в работах Лурии, которые можно назвать пограничными между нейрофизиологией, лингвистикой и теорией обучения (хотя и в менее глубоко проработанной теоретической форме), - все это коллегами в начале 30-х годов3.
Выготский начал не как психолог. Сразу же после революции 1917 года он специализировался в МГУ как литературовед, и его первые исследования относились к области литературной критики по "Гамлету" Шекспира (в результате получилась книга "Психология искусства", переведенная в Англии в 1971 году). С этой подготовкой Выготский был скоро вовлечен в круг дискуссий в Московском институте психологии на тему о "социальном и культурном в структуре сознания". Эти дискуссии велись с 1924 года с того времени, как директором института стал Корнилов.
Энергия и оригинальность Выготского скоро сделали его лидером в дискуссиях. А вскоре он занялся медициной, чтобы овладеть кругом нейрологического и психиатрического характера, имеющих отношение к проблемам понимания, формирования понятий и к проблемам сознания. До самой своей предждевременной смерти он оставался доминирующей фигурой во всех дебатах по вопросам психологии.
Однако даже в Советском Союзе только в конце 50-х годов работы Выготского стали оказывать влияние на научную психологию1. На западе же его имя до 1962 года было известно лишь в связи с изящным тестом с использованием кубиков в детской игре для определения детского способа формирования понятий. Благодаря этому тесту он с успехом пересмотрел ранние взгляды Пиаже на роль внутренней (эгоцентрической) речи в развитии ребенка. Публикация на английском языке 1962 году книги Выготского "Мышление и речь" дала возможность американским читателям почувствовать особенную остроту аналитического подхода этого ученого. Но только сейчас мы имеем возможность познакомиться с его теоретическими изысканиями благодаря появлению сборника работ Выготского, вышедшего под редакцией Майкла Коула и его коллег под изумительным названием "Разум в обществе".
Книга представляет собой род компиляции, где даются обстоятельства жизни и работы Выготского. В нее вошли разделы из четырех работ Выготского: это, главным образом, неопубликованная ранее монография "Орудие и знак в развитии ребенка", датированная 1930 годом, и глава из "Истории развития высших психических функций", вышедшей в России в 1969 году. Книга обладает двумя важными достоинствами. Во - первых, она была подготовлена при активном участии Лурии и потому несомненно авторитетна, и во - вторых, дает нам возможность убедиться во всеобъемлемости теории Выготского, чего мы давно ждали и без чего его работы по мышлению и речи казались одноаспектными.
III
На протяжении его короткой научной жизни главное внимание Выготского было сосредоточено на проблеме сознания, а именно на том, как, в каких видах представлено сознание в жизни индивида в интеллектуальном и нейрологических планах. По мнению Выготского к этой проблеме нельзя подходить не с позиции, что "основные функции генетически наследуются", ни с позиции, что "все приобретается исключительно в результате взаимодействия со средой". Выготский не принимал ни теории "наследственности" в смысле, развиваемом сегодня Хомским, ни "внешнего обусловливания" в терминах Скиннера. Он настаивал на том, что эти два подхода сами по себе не являются единственно возможными, и обрушивал на них критику в рамках теории "развития".
Л. И. Божович "Концепция культурно - исторического развития сознания", переведенную из "Вопросов психологии" за 1977 год, в которой анализируются аспекты работ Выготского, используемые и сегодня в психологических исследованиях в СССР. Конечно частично это происходит потому, что с 1935 по 1955 год идеи Выготского были "в загоне". Полдюжины учеников Выготского пережили Вторую мировую войну и заняли важное положение после нее, но 20-ти летний перерыв привел к разрыву покалений в советской психологии, и сила, которую в течении этих лет имели реактологи и рефлексологи, сильно уменьшила влияние идей Выготского даже в России. Некоторые информированные американские обозреватели считают, что его идеи были более эффективно исследованы и использованы в течении последующих лет в США " такими людьми, как Дж. Флейвел из Стенфорда и Энн Браун из Иллинойского университета, - чем в Советском Союзе. В то время как западная психология начинает избегать позитивизма, которого она придерживалась ранее, русская академическая психология - ирония судьбы! - начинает выглядеть скорее похожей на американскую экспериментальную психологию прошедших сорока лет.
В процессе своего становления ребенок под влиянием воспитания и под влиянием приобретенного социального опыта "присваивает" для себя определенные вопросы воспитания, мышления и поведения. Он социализируется и усваивает культуру. (На языке советских исследователей сознание ребенка приобретает "структуру" на базе "культурно - исторических" условий). В рамках этой проблемы Выготский пытался выяснить, как эти изменения происходят и каковы их общие закономерности. С его точки зрения они зависят не только от генетического развития, взросления индивида и не только от внешнего воздействия среды; более того, они неизбежно развиваются на базе определенных физиологических и неврологических условий. В терминах психологии Выготский пытался выяснить, как присвоение культуры, социализация и развитие мышления обретают свою форму во внутренней жизни ребенка - особенно под влиянием внутренней речи. В терминах неврологии он пытался выяснить, как социальные, культурные, языковые и интеллектуальные навыки, приобретаемые индивидом в период становления, представлены в корковых областях нервной системы.
Придя к вопросам развития ребенка от эстетических и литературно - критических исследований, Выготский особенное внимание уделял роли языка для умственного становления ребенка. Особенно тщательно он изучал, как ребенок использует знание языка в приобретении самостоятельных навыков. Обычно эти навыки вначале отрабатываются и тренируются в социально - обучающих ситуациях, рядом и вместе с другими человеческими приобретениями, под влиянием и при коррекции со стороны окружающих и самого языка. Далее они консолидируются в самостоятельных играх, путем разговоров с самим собой и постепенно становятся частью непридумываемого арсенала
Далее... | Оглавление Каталог библиотеки |