| Назад | Далее Оглавление Каталог библиотеки |
способностей. Вначале это сконцентрированные темы внутренней речи ребенка, затем - его внутреннее мышление.
В своей первой монографии "Мышление и речь" Выготский знакомит нас со своими мыслями об интериоризации с помощью внутренней речи: процесс операций, вычислений и т. д. выполняются вначале вслух в ситуации зрительного восприятия и управляемого обучения, затем они присваиваются ребенком, повторяются им про себя, с тем чтобы позднее уйти в план внутреннего мышления. (Те, кто читал книгу, не смогут забыть блестящих мыслей Выготского и его иллюстраций из Достоевского и Толстого, с помощью которых он доказывает свою идею о "компрессии" внутренней речи, о том, как "облако мысли" конденсируется в слово).
Благодаря изданию книги "Разум в обществе" мы можем теперь оценить достоинства Выготского с позиции более широкого контекста, понять, что в этом плане к сегодняшнему дню сделано на Западе. Особенно ясно мы представляем теперь одну из центральных идей Выготского о значении и роли языка и символического мышления при формировании интеллекта. И язык и символы для Выготского являются в буквальном смысле слова психологическими инструментами, с помощью которых формируется наш ментальный внутренний мир, подобно тому, как мы используем обычные инструменты для придания формы любым материалам "внешнего мира".
В то же время, готовясь к деятельности нейропсихолога, Выготский работал и над вопросами о роли центральной нервной системы в условиях, консолидации и мобилизации наших способностей. По этим вопросам работы Лурии и его коллег продвинули психологию далеко вперед. Это было сделано несколькими способами. Некоторые работы являются прямыми исследованиями по развитию нормальных и отсталых детей. В других работах изучаются патологические изменения, происшедшие со взрослыми людьми в результате травм, и эти изменения являют более ранние и скрытые стадии формирования той или иной способности или навыка.
Лурия показал, что у людей, выросших в алфавитной культуре, навыки чтения и письма представлены главным образом определенными зонами в слуховых областях коры мозга, несмотря на активное участие зрения при формировании этих навыков. Доказательства он находил в двух фактах. Во-первых, у русских, больных афазией, нарушения в слуховой зоне приводили к распаду или к деградации навыков письма и чтения, а у больных китайского происхождения этого не наблюдалось.
Во-вторых, было замечено, что русские дети в процессе обучения письму всегда проговаривают про себя слова во время письма. Если их заставляли прикусывать кончик языка между зубами, число ошибок при письме возрастало в шесть раз.
В любом случае (как отмечал Лурия) понимание речи, по крайней мере в языковых культурах, формирует лингвистические навыки.
Идеи Выготского, касающиеся использования детьми беззвучной речи в качестве орудия в создании интеллектуальных навыков, созвучны западной философской традиции (так, Платон рассматривал "мышление" как "разговор с самим собой"). Выготский знал о своих философских предках: он оставил после своей смерти незаконченную рукопись о страстях у Спинозы и Декарта. Однако его работа дает нам новые пути облечения в плоть и кровь того, что ранее было абстрактными, общими спекуляциями. Теперь мы знаем, что "разговор с самим собой" является одним из главных инструментов, используемых ребенком при создании своего мышления как внутреннего процесса, имеющего преимущества автономии и экономичности1.
В целом работы Выготского о роли языка перекликаются с поздними работами Витгенштейна. Вспомним "языковые игры" Витгенштейна, где прослеживается роль языка в формировании поведенческих актов и их проявлений, отставленном во времени. Но в работах Выготского дан целый ряд интересных рассуждений, отсутствующих в работах Витгенштейна. Возьмем, например, дискуссию об "абстракции", занимающую философов со времен Джона Локка (это имеет отношение к вопросу о взаимосвязи языковых и неязыковых компонентов "лингвистических игр"). Возникают вопросы: зависит ли понимание смысла ситуации только от слов, или слова могут быть абстрагированы от всех других компонентов и "смысл" может быть вне слов? Могут ли животные формировать "общие идеи" без использования какого - либо языка?
Результаты размышлений Выготского показывают, что на этот вопрос нельзя дать общего однозначного ответа. Взаимоотношение языковых и неязыковых элементов любого комплекса изменяется при переходе от одной формы жизни к другой.
На доречевой стадии первые элементы речевой игры проигрываются без прямого использования языка. Затем в течение решающей, формирующей стадии языка общественный или внутренний или оба - служат "строительными лесами", внутри которых остальной комплекс создается, накапливается и консолидируется. Наконец, на стадии зрелого взрослого человека лингвистические элементы теряют все мнемонические функции и становятся чисто символическими. Когда это происходит, они выступают как независимые или абстрактные. Это дает новый подход к ряду вопросов, например, в какой мере "значение" является одинаковым для ребенка, здорового взрослого и больного с мозговой травмой, или шире - в какой мере можно расценивать "значение" как абсолютно одинаковое или совершенно различное для индивидов в различные моменты жизни.
Интерес и важность работ Выготского и Лурии частично объясняются их анализом того, как различные слои коры связаны с оперированием понятиями (этот вопрос подробнее рассмотрен в книге Лурии "Высшие корковые функции").
IV
В своем введении к "Разуму в обществе" Майкл Коул и Сильвия Скрибнер привлекают наше внимание к Вильгельму Вундту, который был основоположником психологии ХХ века как для России, так и для Америки. Вместе с тем интересно, что в обеих странах в учении Вундта были развиты разные части.
На Западе Вундт воспринимается чаще всего как основатель экспериментальной психологии, как ученый, который расширил применение методов психофизики Вебера и Фехнера и применил их в отношении интроспективных данных сенсорного опыта.
По мнению самого Вундта, экспериментальный метод в психологии имеет ограниченное применение: он может успешно применяться только при изучении умственных процессов на самом общем сенсорном уровне и непригоден для исследования тех "концептуальных" или "высших" психических процессов, которые сформированы в зависимости от социальных и культурных факторов. Как писали Коул и Скрибнер, Вундт в качестве своей (экспериментальной) задачи выбрал описание содержания человеческого сознания и его отношение к стимуляции извне. Его метод состоял в том, чтобы проанализировать составляющие элементы отдельных стадий сознания, которые он определял как простые ощущения.
Вундт предложил, что сложные ментальные функции или, как их тогда называли, "высшие психологические процессы" (произвольное запоминание и дедуктивное доказательство, например) в принципе не могут изучаться экспериментально. Он утверждал, что такие функции могут изучаться с помощью исторических исследований продуктов культуры, таких как народные легенды, обычаи и языки.
Покидая мир болевых, световых и других "простых ощущений", мы попадаем в мир сложных и культурно обусловленных сфер. Большая часть высших ментальных феноменов не сводится к результатам универсальных, механически понимаемых причин, но варьируется от культуры к культуре. По мнению Вундта, это не означает, что эти процессы вообще нельзя изучать. Просто к ним нужно подходить как к продуктам исторического развития человеческой культуры и общества. Говоря словами самого Вундта, они являются предметом исследования не столько экспериментальной психологии, сколько исторической психологии нации (...).
Единственная часть исследований Вундта, которая получила развитие в США, - это его экспериментальная программа. Эта часть его работ была введена в США учеником Вундта Титченером и при этом отделена от своей исходной теоретической части, теоретического контекста: далее она была обобщена и принята в качестве моделей "психологических исследований". Большинство американских ученых "проглядело" ту часть работ Вундта, где указывалась необходимость изучения "психологии нации".
Таким образом, в Америке не обратили внимания на мысль Вундта о культурно - историческом характере всех "высших психических процессов" и на тщеславность поиска универсальных причинно - следственных связей в сфере "высших ментальных функций".
Что же касается России, то там благодаря "историческому материализму", построенному на философии Маркса и Энгельса, а так же благодаря ранним работам Сеченова изначально развивался культурно - исторический подход к проблемам психологии. Русские психологи избежали искушения принять формулу "научного метода" с позиций позитивизма, и их исследования естественным образом продолжили именно ту заданную Вундтом линию, которая обращалась к (...).
Это не означает, что они приняли во внимание предупреждение Вундта о том, что "высшие психические процессы" нельзя изучать с помощью экспериментальной психологии, - просто с самого начала они строили свои работы, принимая во внимание культурные и исторические факторы. Сила работ Выготского состоит, в частности, в том, что он в своих эмпирических исследованиях отказался начать с выделения предмета, подлежащего экспериментальному изучению, ибо сделать это " значило бы вырвать его из контекстуальных ключевых связей, как это сплошь и рядом делали психологи Запада, - нет, он всегда рассматривал индивида в его связях с "культурно-исторической ситуацией".
V
Приняв во внимание два аспекта вундтовской психологии, легко понять, почему исследования в России и Америке пошли в разных направлениях. С точки зрения Москвы, американская психология фрагментарна и идет по разным идеологическим направлениям. За последние 50 лет в Америке было проведено громадное количество работ в различных областях психологии, неврологии, лингвистики и педагогической психологии. Но они не объединены никакой общей теоретической платформой, которая помогла бы интегрировать получаемые результаты. Поэтому различные области американской психологии разобщены.
Принятый позитивистский подход привел к тому, что бихевиористские методы проникли всюду, во множество никак не сообщающихся между собой, часто узко специализированных дисциплин. Ученые - бихевиористы так организовывали свои исследования, что преобладающим стал принцип: чем уже и определеннее становится вопрос исследователя, тем он более "научен". Так, например, зачастую задача исследования сводится к получению статистических корреляций между числовыми оценками "поддающихся подсчету" вариативных данных. Даже в предисловии Майкла Коула и Сильвии Скрибнер к книге "Разум в обществе" дается поразительное замечание " извинение редакторов за Выготского: "Ссылки Выготского на экспериментальные исследования, проводимые в его лаборатории, иногда остается некоторое чувство неловкости".
Он почти не приводит никаких фактических экспериментальных данных, и его выводы очень общие; где статистически обработанные тесты, доказывающие, что приведенные наблюдения верны? Ученые, пользующиеся методами экспериментального подхода, должны вычеркнуть Выготского из числа тех, кто добывает факты путем эксперимента, и причислить его к тем, кто предсказывает, теоретически намечает перспективы развития науки"1.
И вот пример: американские психолингвисты, вместо того чтобы изучать, как дети в целом продвигаются в функциональных "языковых играх", грубо говоря, просто подсчитывают, как ребенок усваивает, скажем, грамматическую категорию будущего времени. Многие западные неврологи, изучая мозговые нарушения у взрослых не обращаются к ранним стадиям формирования той или иной функции в детстве или на более ранних этапах (я сразу исключаю из числа таких ученых Нормана Гешвинда из Гарварда, благодаря которому я сам когда-то впервые познакомился с работами Лурии и Выготского).
Никто на Западе даже не осмеливается интегрировать в своих работах, подобно Лурии и Выготскому, синдромы афазии, общие для разных культур способы мышления, развитие интеллекта близнецов и особенности памяти феноменального человека (Лурия). Немногие американские психологи осмелились бы на такие попытки.
Опять - таки с точки зрения Москвы, американские бихевиористы поляризуются (из-за отсутствия культурно - исторического подхода) по двум линиям, резко противопоставленным одна другой в философском аспекте: идеализм и механический материализм. Поэтому они так мало уделяли внимания тем вопросам, которые, по Выготскому, являются решающими, а именно процессам, в которых мир "идей" и мир "материальных условий" обнаруживает свое общее историческое начало - в их воплощении в жизни отдельного ребенка, и это естественный результат его социализации и приобщение к культуре.
Вспомним недавнее разделение психологии языка в Америке на "нативистов" (это трансформационные грамматисты в духе Ноама Хомского, идущие от понятия о врожденности универсалий языка) и радикальных бихевиористов ("все от среды") в духе Б. Ф. Скиннера
| Далее... | Назад Оглавление Каталог библиотеки |