|
По-моему, это абсолютно шизоидный
фильм, ни то ни се. Но в данном случае это оправдано, потому что соответствует
той ситуации, в которой пребывает главный герой, Блох. Такова же была
и моя собственная ситуация. Может быть, сказать "шизоидная" было бы
слишком, но, во всяком случае, в ту пору я еще был на пути к себе.
Я мог бы определить ее точнее, если бы сейчас пересмотрел фильм. Сегодня
яснее видится то, что когда-то я делал бессознательно: неопределенность
отражает состояние человека, унаследовавшего традиции американского
кино, но не обладающего американским типом сознания. Снимая "Вратаря",
я понял, что я не американский режиссер и что, хотя мне нравится американский
способ воспроизведения вещей, сам я неспособен его повторить, ибо
у меня в уме совершенно иная грамматика. Отсюда конфликты в каждом
кадре, конфликты двух противоположных грамматик: одной -- скрытой,
еще не осознанной, которой я сам пока не доверяю, и другой -- вполне
для меня очевидной, реальной.
Кино начиналось как некое феноменологическое предприятие. Изобретатели
первых киноаппаратов, снимая, думали лишь о воспроизведении того,
что видели. Лишь позднее кино стало обрастать идеями. Поначалу же
в нем не было ничего, кроме воспроизведенной реальности. И эта изначальная
идея репрезентации сильнее сохранилась в американском кино, чем в
европейском.
Я вспоминаю строчку из песни группы "Велвет андеграунд": "Ее жизнь
спас рок-н-ролл". Этим все сказано. Я не считаю, что рок-н-ролл --
часть американского империализма, хотя так принято думать.
-- Так что же, спас рок-н-ролл вашу жизнь?
-- Определенно. Во всяком случае, кое-что прояснил в моей жизни. Когда
мне было двенадцать или четырнадцать лет. Это было первое, что я оценил
сам, что не было мне внушено. Некому было просвещать меня в этой области.
Наоборот, находилось немало охотников отвадить меня от этой музыки,
показать мне ее бесполезность и дурновкусие. Так, наверное, со многими
было. Вот так вот... И все же рок-н-ролл вывел меня в жизнь; он привел
меня в кино. Без рока я, может быть, стал бы юристом. И такая же история
приключилась со многими.
-- Интересно, только рок-н-ролл способен сыграть такую роль или
же вообще музыка, которую труднее всего взять под контроль, обладает
освобождающей силой?
-- Я думаю, что именно рок-н-ролл впервые заставил многих почувствовать
себя личностью. Может быть, отчасти потому, что он несет с собой прежде
всего радость. Благодаря ему я начал размышлять о фантазии, творчестве
как о чем-то радостном, во мне зародилась мысль о праве наслаждаться...
Начав делать кино, я испытал нечто похожее. Поэтому для меня оказалось
естественным соединение фильма и песни. Так я и начинал. Снимал эпизод
-- минуты на три, без монтажа -- и приискивал для него песню.
-- А вам не приходилось начинать с песни и потом снимать для нее
что-нибудь на пленку?
-- Конечно. Правда, не в игровых фильмах, хотя начальный эпизод "Алисы
в городах" был навеян песней Дрифрета "Под сценой". Сперва мне попалась
песня, потом я стал думать о том, что такое подмостки... Кино поначалу
служило мне заменителем, компенсировало то, что я не мог играть на
саксофоне, барабане и гитаре разом. Уверен, что если бы мне хватило
куражу, я стал бы рок-музыкантом. Мне нравится думать, что, не будь
я кинематографистом, я играл бы на гитаре... Это всегда оставалось
для меня мечтой, хотя в свое время и играл на тенор-саксофоне. И до
сих пор эта мечта не покидает меня, что лишний раз показывает, как
рок близок кинематографу. Рок более чем кому-либо обязан англичанам.
Рок, который впервые произвел на меня сильное впечатление, был не
американский; это были группы "Притти сингс", "Роллинг стоунз" или
"Ху" и множество других британских ансамблей, зато мне почти никогда
не нравился Элвис Пресли... Если бы рок был чисто американским явлением,
он давно бы исчез, но его подхватили англичане, причем в большинстве
своем выходцы из рабочих, и они превратили его в нечто совершенно
новое... Если бы все осталось на уровне Элвиса Пресли, рок не возымел
бы такого действия. Длинные волосы, к примеру, не в Америке появились.
Для рок-музыки существенным стало то, что она создает ощущение индивидуальности,
с одной стороны, и "принадлежности", например, определенному классу
-- с другой. Чтобы было понятнее, скажу, что контрпонятием капитализму
и империализму является индивидуальность. Шагнуть к ней -- значит
сделать первый и необходимый шаг к бунту.
-- Может быть, для вас это и не странно, поскольку вы как житель
Мюнхена привыкли к передачам радиосети американских воздушных сил,
но меня очень раздражало, когда в "Течении времени" два столь явно
немецких персонажа на немецкой земле пели "Прямо, как Эдди" по-английски.
Может, это и раскрепощает, но это и прибивает их к толпе. Ваша мысль
об импорте свободы из-за границы остается для меня загадочной. Не
знаю, есть ли действительно хорошие рок-музыканты в Германии, мы никогда
о них не слыхали.
-- Нет, раньше не было. И, конечно, в Германии все было по-другому,
чем в Англии или Соединенных Штатах, как раз из-за того, что рок был
нам импортирован. Но для меня он был единственной альтернативой Бетховену
(я, разумеется, сгущаю краски), потому что я очень неуютно чувствовал
себя перед лицом унаследованной культуры, которая казалась мне фашистской,
квинтэссенцией фашизма. И единственное, в чем я оставался уверен и
в чем' с самого начала не видел ничего фашистского, была рок-музыка.
Только на нее я мог опереться, только она помогала стать личностью.
Понятие личности очень новое, оно зародилось не раньше нашего столетия.
Может быть, только с Фрейдом. До этого бытовали представления о человеке
как социальном существе, но идея человека как тождественного самому
себе возникла в нашем веке. И мне кажется, только кино может адекватно
передать ее. Кино -- это искусство вещей и людей, становящихся равными
самим себе. Нужно многое испробовать, чтобы обрести почву под ногами.
То есть пройти через то, что я называю чужим; на этом пути расстаешься
с иллюзиями самоочевидности... Впрочем, все это звучит довольно абстрактно,
не так ли?
Вообще я не люблю интервью. Особенно с режиссерами. Например, в прошлом
месяце я написал статью о "Нэшвиле". Я вообще-то не занимался критикой
лет пять или шесть, но о "Нэшвиле" решил написать, потому что хотел
высказаться о состоянии критики в Германии и о фильме, потому что
его неправильно поняли. Я прочел все, что мог достать по этому поводу,
все интервью; в результате я так и не понял, что такое кино Роберта
Олтмена. Так что я перестал обращаться к текстам, а пересмотрел фильмы.
И отныне я не читаю интервью с режиссерами. Люблю читать описания
фильмов, сценарии и тому подобное, но интервью мне скучны. Особенно,
если знаю фильмы, о которых идет речь. Интервью с режиссерами -- всегда
нечто вторичное, даже в большей степени, чем беседы с политиками.
Потому что если они знают свое дело, то уже сделали его.
Перевод с английского Н.Цыркун
[Источник: Искусство кино
№9, 1995]
|
|
а также:
Дмитрий Король
Владислав Софронов-Антомони
Зрение ангела
Альмира Усманова. Насилие как культурная метафора.
Арсен Меликян. Зрение-мания. фотография и
невинность.
Светлана Зверева.
Бойцовский Клуб.
Штефан Борн. Заметки о фильме Бойцовский Клуб,
скажем, из подполья.
Ольга Шпарага. Бойцовский Клуб или "Только
когда потеряешь все, обретаешь истинную свободу: делать все, что захочется"
Андрей Корбут. Б.К.
Е. Гротовский.
Действие буквально.
Валерий Подорога.
Театр без маски.
Александр Сарна. Спорт, гендер и нация. (Riefenstahl + Rammstein).
|