Каждый раз, когда достоянием мира становится новое научное открытие, всех поражает этот неожиданный рывок вперед человеческой мысли.

Для большинства людей научное открытие лействительно кажется ошеломляюще внезапным, неожиданным.

Обьясняется это тем, что от нас часто скрыть то медленное накопление множества больших и малых сдвигов в овладении тайнами природы, которое всегда предшествует открытию.

"Если я видел дальше других, то только потому, что стоял на плечах гигантов".

Эти слова Исаака Ньютона напоминает Норберт Винер, один из творцов кибернетики, величайшего открытия нашей современности.

Но рождение и этой науки было подготовлено многими успешными поисками.

Говоря об истоках кибернетики, учения об управлении и связи в живом организме и машине.

Норберт Винер неизменно подчеркивал большую роль в формировании этих идей учения Павлова и русской математической школы, в особенности работ Андрея Николаевича Колмогорова.

В свою очередь, выдающийся советский математик пишет об этом так:

"Двадцатые и тридцатые годы были годами созревания идей, которые потом пышно развернулись в новые науки - кибернетику, теорию информации, теорию обучения и т.п.

Основная роль во всем этом комплексе идей работ И. П. Павлова признается всеми беспристрастными историками науки.

Идеи более последовательного применения математики во всех этих областях бродили уже в двадцатые годы в большом кругу думающих ученых. Постепенно кое-что выкристаллизировалось в определенные достижения…

Думали, конечно очень многие".

И здесь академик А. Н. Колмогоров называет одного из таких людей - молодого воронежского математика Н. А. Романова, который "оказался на уровне передовой мысли своего времени и думал самостоятельно"[А.Н. Колмогоров. Замысел "стохастической теории обучения" у Н. А. Романова. "Природа". 1966, n7, стр. 88.].

Николай Александрович Романов родился 22 декабря 1903 года в Воронеже.

Отец его был земским врачом, мать училась в Московской консрватории.

Окончив реальное училище и физико-математический факультет Воронежского государственного университета, Н. А. Романов с 1924 года работал преподавателем физики в автодорожном техникуме.

В 1932 году он получил звание доцента и стал заведовать кафедрой физики в Воронежском инженерно-строительном институте.

В своих воспоминаниях "История одного искания", которые остались незавершенными, Н. А. Романов рассказывает, как еще в студенческие годы он был поражен тем, что основная формула теории вероятностей не имела по существу, теоретического обоснования.

После многолетних раздумий молодой математик приходит к мысли, что пролить свет на этот нерешенный вопрос могут известные опыты И. П. Павлова.

Н. А. Романов решает поделиться своими мыслями с великим физиологом и шлет ему письмо в Ленинград.

И. П. Павлов, посоветовавшись с академиком Н. Н. Лузиным, находит идеи воронежского физика и математика заслуживающими внимания и приглашает его для беседы  в Ленинград.

Вскоре после поездки в Ленинград, описанной в четвертой главе воспоминаний в "Докладах Академии Наук", по рекомендации академика Н. Н. Лузина публикуется первая работа Н. А. Романова - "О возможности контакта между теорией вероятностей и учением академика И. П. Павлова об условных рефлексах".

А 20 ноября 1932 года в Воронеж приходит письмо директора Всесоюзного института экспериментальной медицины: "согласно просьбе академика И. П. Павлова нами возбуждено ходатайство перед Наркомтяжпромом об откомандированием профессора [Ошибка. Н. А. Романов был доцентом] Романова на работу к академику Павлову, который крайне заинтересован применением математического метода в физиологии высшей нервной деятельности".

До переезда в Ленинград Н. А. Романов на основе более семидесяти исследований павловских лабораторий успел подготовить математическую работу "О стандартной таблице для опыта с условными рефлексами".

Н. А. Романов становится одним из ближайших сотрудников Павлова, первым математиком, "проникшим" в Колтуши - столицу мировой физиологии.

Николая Александровича здесь любят и ценят. "Наш математизатор условных рефлексов", - дружески называют его павловцы.

Здесь он пишет свои работы "Вероятность и условные рефлексы", "Понятие субьективной вероятности в свете учения академика Павлова об условных рефлексах" и др.

Есть много доказательств того, как сам Павлов высоко ценил своего молодого сотрудника.

Об этом свидетельствуют не только отзывы великого ученого, но и фотодокументы: Нильс Бор в гостях у Павлова - при разговоре присутствует Романов, Павлов принимает Герберта Уэллса - в беседе участвует Романов.

После первых опытов Н. А. Романов по совету математиков (в первую очередь А. Н. Колмогорова), по-видимому, изменяет свой первоначальный замысел.

"Вместо этого он занялся содержательной и интересной задачей - выяснением того, как животное формирует определенные реакции на появляющийся случайно с заданной вероятностью (в самом обычном, всем известном смысле!) раздражитель" [Письмо  академика А. Н. Колмогорова  Е. А. Романовой от 23 октября 1964 года.]

Опыты такого рода уже гораздо позднее - через десятки лет - получили в США большое развитие под названием "стохастической теории обучения", ставшей существенной частью кибернетики.

"Именно в этом смысле, - пишет А. Н. Колмогоров, - можно считать, что Н. А. Романов предовосхитил одно из направлений позднейших работ по кибернетике".

Более того, глава советской математической школы подчеркивает, что "в этом направлении замыслы Н. А. Романова сохраняют свою актуальность и сейчас, так как упомянутые экспериментальные работы более поздних лет далеко не исчерпывают вопроса" ["Природа, 1966, n7, стр. 87. "].

К сожалению, самому ученому не пришлось довести свои планы до конца. Осенью 1943 года во время лекции он умер.

Много лет спустя, прочтя в рукописи записки Н. А. Романова, академик А. Н. Колмогоров написал его сестре:

Воспоминания Вашего брата с литературной стороны хорошо написаны, интересны и мне лично очень симпатичны. Было бы хорошо, если бы они где-либо были напечатаны не как обоснование некоего приоритета отечественной науки, а просто как памятники времени. Характеристики И. П Павлова и Н. Н. Лузина тоже очень хороши.

О научных замыслах Вашего брата и их отношении к дальнейшему развитию науки я составил справку, которую Вам посылаю [Имеется в виду цитировавшаяся выше статья А. Н. Колмогорова, опубликованная в журнале Природа как послесловие к отрывку из воспоминаний Н. А. Романова].

Если Вы найдете это разумным, то эту справку с моей подписью можно напечатать при публикации воспоминаний Николая Александровича или его работы [Письмо А. Н. Колмогорова Е. А. Романовой от 17 февраля 1966 года].

Н. А. Романов оставил после себя не только ряд интересных научных работ, но и замечательные по своей тонкости и зрелости стихи, много музыкальных произведений - прелюды, сонаты, этюды.

Однажды в доме М. В. Нестерова Романов, глядя на висевшую на стене картину, вдруг сказал:

- Когда я смотрю на нее, то слышу Двенадцатый этюд Скрябина.

Старый художник прослезился:

- Вы единственный, Коля, кто это сказал…

Ведь я писал картину именно под эти звуки…

В незавершенных воспоминаниях Н. А. Романова, в его дневниках, письмах к друзьям и любимой сестре Елене Александровне ощущается богатство духовного облика этого незаурядного, вечно ищущего человека.

Искусство не мешало, а помогало ему научно мыслить.

И когда мы говорим о тех, кто подготовлял рождение кибернетики, мы с полным правом можем назвать и имя молодого советского ученого Николая Александровича Романова.