Марьина В.В.

Дневник Г. Димитрова. О его существовании и недоступности (он хранился под грифом "строго секретно" в Центральном архиве ЦК БКП) для широкого круга исследователей было известно давно. Как все скрытое и тайное, Дневник порождал множество слухов и версий относительно содержавшихся в нем записей, могущих пролить свет на личность и позиции самого Георгия (Михайловича) Димитрова, советскую внешнюю политику 30-40-х годов и механизмы принятия Москвой тех или иных решений, взаимоотношения Кремля и Коминтерна, деятельности Отдела международной информации ЦК ВКП(б), взявшего на себя функции распущенного в 1943 г. Коминтерна и т.д. Лишь немногим из исследователей после крушения коммунистического режима 10 ноября 1989 г. в Болгарии, когда доступ к архивам был сильно облегчен, удалось проникнуть в "тайну" записей Димитрова и сделать на них "глухие" ссылки. И вот теперь Дневник опубликован. Разрешение на это не без колебаний дал приемный сын Г. Димитрова Бойко Димитров, являющийся по праву наследника собственником материала. Пространное предисловие к изданию написано академиком Илчо Димитровым. Публикация снабжена чрезвычайно ценным именным указателем, содержащим сведения о сотнях людей, упоминаемых на страницах Дневника.

Интерес исследователей к Дневнику понятен и объясняется прежде всего личностью самого Димитрова (1882-1949 гг.), видного деятеля болгарского и международного коммунистического движения, являвшегося с 1934 по 1945 гг. гражданином СССР. Родители Димитрова, беженцы из оставшейся под турецким игом Македонии, обосновались в Софии. Георгий, в 12 лет оставивший школу и ставший учеником наборщика, серьезно занимался самообразованием и начал рано участвовать в профсоюзной работе. В 20 лет он стал членом Болгарской рабочей социал-демократической партии, примыкая к еe левому крылу - "теснякам" во главе с Д. Благоевым. После Октябрьской революции 1917 г. в России БРСДП ("тесняки"), воспринявшая лозунги большевиков о пролетарской революции и диктатуре пролетариата, стала именоваться Болгарской коммунистической партией ("тесные социалисты") и вступила в Ш, Коммунистический Интернационал. БКП активно участвовала в подготовке и проведении сентябрьского антифашистского восстания 1923 г. в Болгарии, после подавления которого вследствие репрессий против коммунистов Димитров вынужден был эмигрировать и вскоре оказался в СССР. На родине он заочно был осужден и приговорен к смерти. В 1924-1935 гг. Димитров был кандидатом в члены ИККИ, а в 1926-1935 гг. - кандидатом в члены Секретариата ИККИ. С 1929 по 1933 г. он руководил западноевропейским бюро КИ, часто под псевдонимами Гельмут, д-р Гедикер, Пауль находился за границей, посещая Вену и Берлин. 9 марта 1933 г. (именно с этого дня он начал вести дневник) Димитров был арестован в Германии по обвинении в стремлении к насильственному изменению еe государственного строя, а конкретно - в поджоге Рейхстага как сигнала к началу восстания. Инсценированный главарями Третьего рейха Лейпцигский процесс (21 сентября - 23 декабря 1933 г.) принес Димитрову, использовавшему трибуну суда для обличения германского фашизма, всемирную известность. Оправданный под давлением мировой общественности по суду, он возвратился в Советский Союз, где продолжил работу в Коминтерне и получил советское гражданство. В 1935 г. Димитров стал Генеральным секретарем Исполкома Коминтерна (ИККИ) и пребывал на этом посту вплоть до роспуска Коминтерна в июне 1943 г. После создания Отдела международной информации ЦК ВКП(б) Димитров стал сначала его фактическим, а затем и формальным главой. С 1937 по 1945 г. он являлся депутатом Верховного Совета СССР (от Костромы). 4 ноября 1945 г. Димитров возвратился в Болгарию, где был избран депутатом Народного собрания и стал председателем Совета министров НРБ, а с конца 1948 г. - Генеральным секретарем ЦК БКП.

Уже эти краткие сведения из биографии Димитрова дают ответ на вопрос о причинах интереса к его Дневнику, который он вел почти до последнего дня жизни. Илчо Димитров полагает, что в период пребывания в СССР в 1935-1945 гг. Г.М. Димитров был шестым лицом в государстве после И.В. Сталина, А.А. Жданова, Л.М. Кагановича, В.М. Молотова и К.Е. Ворошилова, хотя роль его постепенно падала после начала Великой Отечественной войны (с.23).

Дневниковые записи носят разный характер: очень часто это просто перечень лиц, с которыми встречался Димитров; намеченных или выполненных им дел; нередко в приложении к заметкам даются документы, о которых идет речь; излагается содержание разговоров с людьми, с которыми он встречался; данные им поручения и инструкции; фиксируется суть речей и указаний (без комментариев), полученных от советских руководителей (Сталина, Молотова, Жданова и др.). Что касается собственных оценок происходившего, то за редким исключением их почти нет: Димитров, видимо, понимал, насколько это небезопасно делать в таком документе, как личный дневник.

Чрезвычайный интерес для исследователей представляют заметки о встречах и беседах с видными представителями различных коммунистических партий, а также советскими руководителями. Эти записи дают представление о политике Коминтерна в рассматриваемые годы, а также возможность понять, как формировался советский внешнеполитический курс и как коррелировалась советская стратегия и тактика с линией, проводимой национальными компартиями. Из всего многообразия аспектов дневниковых записей Димитрова для данной статьи выбран один: Димитров и кремлевские вожди, среди которых первым был Сталин. Прочие материалы будут затронуты лишь постольку, поскольку они относятся к магистральному направлению статьи. Выдержки из заметок с конца 1934 г. по конец 1945 г. даны по копиям подлинников на русском языке (особенности лексики сохранены, грамматические ошибки исправлены), прочие цитаты - в переводе с болгарского. Фразы, слова, выделенные тем или иным способом в Дневнике, даются жирным шрифтом.

Дневниковые записи о встречах и беседах Димитрова со Сталиным свидетельствуют, во-первых, как уже говорилось, об осторожности автора; во-вторых, о безусловной преданности Димитрова кремлевскому лидеру, хотя в некоторых записях, относящихся к последнему году жизни Димитрова, ощущаются некое недоумение и скрытое сомнение в правильности политики Москвы; в-третьих, об убежденности хозяина Дневника в правоте дела, которому он посвятил жизнь, в мессианской роли партии большевиков и советского государства. Беседы со Сталиным носили (как это выглядит в записях) характер монолога последнего с короткими репликами в виде согласия (как правило) или вопроса со стороны Димитрова. Дневник свидетельствует, что все свои основные документы - статьи, речи, заявления, приветствия, рекомендации компартиям, соображения относительно деятельности Коминтерна, а затем ОМИ ЦК ВКП(б) - Димитров направлял Сталину с просьбой высказать замечания и дать указания.

Итак, в конце февраля 1934 г. Димитров возвратился в Москву и уже 3 марта был приглашен на обед к Сталину, где присутствовали также Молотов, Каганович, В.В. Куйбышев, Г.К. Орджоникидзе, Д.З. Мануильский и В. Кнорин. Герой Лейпцигского процесса был, по всей видимости, симпатичен хозяину Кремля, который увидел в нем сильную личность и намеревался использовать заработанное им во время процесса имя в интересах международного коммунистического движения. Димитров снова приступил к работе в Коминтерне, где в то время важнейшую роль играл представитель ВКП(б) в этой организации Мануильский. 3 апреля, то есть месяц спустя после обеда у Сталина, Димитров написал ему письмо, в котором говорилось: "По моему мнению, то, что мне удалось сделать в Лейпциге, является политическим капиталом, который следует использовать как можно более полно, рационально и своевременно". Для обсуждения этих вопросов Димитров просил о личной встрече со Сталиным, и уже на следующий день, 4 апреля, в Дневнике появилась запись: "Сталин хочет переговорить" (с. 98-99). 7 апреля встреча состоялась. В этой продолжительной беседе (присутствовал и Молотов), на наш взгляд, стоит отметить два момента. Первое: в связи с обсуждением письма к австрийским рабочим Сталин затронул вопрос о парламентской демократии: "Следует показать, что буржуазия отказывается от демократии и переходит к фашизму (в той или иной форме), поскольку она не может управлять по-другому. В отличие от прошлого сегодня борьба за парламентскую демократию бессмысленна для рабочих". "Наши люди в Коминтерне, - записал далее Димитров слова Сталина, - переносят все, что было правильно для русских рабочих и на европейских рабочих. Они не понимают, что у нас фактически не было парламентаризма. Русские рабочие ничего не получили от Думы. В Европе не так. Если бы наша буржуазия имела в запасе еще 30 лет, она несомненно посредством парламентаризма установила бы связь с массами, и тогда нам было бы гораздо труднее еe свалить".

Димитров ставит вопрос, "почему, если наше учение правильно, в решающий момент миллионы рабочих не идут с нами, а остаются с социал-демократией, которая вела себя столь предательски, или - как в Германии - даже идут к национал-социалистам". Главную причину этого он усматривал "в нашей системе пропаганды, в неправильном подходе к европейским рабочим". Сталин же, возражая ему, видел основную причину в "исторической связи европейских масс с буржуазной демократией" и подчеркнул: "миллионные массы имеют стадную психологию. Они действуют через своих избранников, своих вождей...Они боятся потерять своих руководителей... они оставят этих вождей, если появятся другие, лучшие. А для этого нужно время. М[ануильский] не понимает этого. Он каждый год предсказывает пролетарскую революцию, а она не идет". Думается, что эта мысль о необходимости длительной и кропотливой работы по перевоспитанию европейского пролетариата, о необходимости постепенного подвода его к идее социалистической революции не оставляла Сталина и в первые послевоенные годы.

Второй момент, тесно связанный с первым: обсуждение вопроса о том, кто может и должен возглавить Коминтерн. Рассуждая об этом, Сталин говорит: "[O].Куусинен - хорош, но академик; М[ануильский] - агитатор; Кн[орин]- пропагандист". Димитров замечает: "Я думаю, что Вы как наш первый руководитель все же несете ответственность за руководство Коминтерном и вопреки тому, что Вы ужасно заняты, нужно, чтобы Вы принимали участие в решении важных вопросов". Сталин отвечает: "Ну, начните с несколькими товарищами, мы Вам будем помогать". Молотов предлагает прямо: "Вы видели врага в лицо. И после тюрьмы возьмите сегодня дело в свои руки". Димитров высказывает сомнение: "А как быть с моим советским гражданством ? Не будет ли это определенным препятствием для моих заявлений ?" Сталин в ответ: "Можете спокойно высказываться по всем вопросам, если это необходимо. Мы ведь не несем ответственности за действия каждого советского гражданина" (с. 100-102). Видимо уже тогда, более, чем за год до У11 конгресса Коминтерна, для советского руководства был решен вопрос о том, кто возглавит эту организацию.

Мануильский в беседе с Димитровым 25 апреля, убеждая его, что разговор со Сталиным не был случайностью, а "скорее всего имел большое политическое значение", уговаривал Димитрова возглавить Коминтерн: "Мы в Коминтерне нуждаемся в "хозяине". История выдвинула тебя вперед с Лейпцигского процесса. Ты очень популярен в массах. Твой голос имеет колоссальный резонанс. Необходимо, чтобы ты взял руководство. Честное слово, я буду помогать тебе на 120%... У нас - ужасная рутина и бюрократизм. Я давно пытаюсь изменит это, но мне не хватает необходимого авторитета. А если и тебе не удастся, тогда все останется по-старому. Необходим контакт со Сталиным. Тебе это будет легче. Он будет считаться с тобой. Выздоравливай (Димитров часто и подолгу болел, проводя лечение в больницах и санаториях - В.М.) и берись серьезно за работу" (с. 103).

1 Мая 1934 г. Сталин во время демонстрации приглашает Димитрова подняться к нему на трибуну Мавзолея. Димитров просит найти возможность, чтобы "переговорить о работе Коминтерна". Сталин соглашается и спрашивает: "Когда хотите ?" Димитров: "Когда Вам будет удобно. Я наблюдаю известную "растерянность" среди людей в Коминтерне". Сталин: "Ну, это не страшно. Все уладим." (с. 104). Уже 28 июня 1934 г. было принято постановление президиума ИККИ "О порядке дня У11 конгресса Коминтерна". Димитрову поручалось сделать доклад "Наступление фашизма и задачи Коммунистического Интернационала в борьбе за единство рабочего класса против фашизма". Документы к У11 конгрессу готовились ИККИ в самом тесном контакте с руководителями ВКП(б). В письме в ЦК ВКП(б) и в ИККИ от 1 июля 1934 г. Димитров поставил вопрос о необходимости пересмотра оценки социал-демократии как социал-фашизма, о расширении политики единого фронта, о борьбе за единство профсоюзов, о ликвидации сектантско-догматических ошибок, об изменении методов работы и руководства Коминтерном, учитывая, "что невозможно руководить из Москвы по всем вопросам всеми 65 секциями Коминтерна, находящимися в самых разнообразных условиях", о частичном "освежении кадров работников Коминтерна". "Особенно необходима тесная связь руководства Коминтерна с Политбюро ВКП(б)", - заканчивал письмо Димитров. Тогда же была представлена и схема доклада Димитрова на VII конгрессе Коминтерна².

К сожалению, перерыв в дневниковых записях с 1 января 1935 г. по 19 августа 1936 г. не дает возможность проследить контакты Димитрова со Сталиным в период подготовки и хода У11 конгресса Коминтерна (25 июля -23 августа 1936 г.), на котором Димитров был избран Генеральным секретарем ИККИ. В начале 30-х годов, когда самый разрушительный в истории капитализма мировой экономический кризис чрезвычайно обострил все общественные противоречия, фашизм с приходом к власти нацистов в Германии стал реальной международной опасностью. Чтобы противостоять ей, необходимо было единение всех мировых демократических сил, в чем был заинтересован тогда и Советский Союз. Новая стратегия и тактика, изложенная в докладе Димитрова на У11 конгрессе Коминтерна, была в деталях согласована со Сталиным и одобрена им. Это логически следует из описанных выше взаимоотношений руководителей Коминтерна с хозяином Кремля. Как это всегда бывало в нужные моменты, Сталин-догматик отступил перед Сталиным-прагматиком в целях решения насущной задачи: создания широкого союза политических сил в борьбе против наступления фашизма. Антифашистская, демократическая революция и созданные в еe результате режимы должны были подготовить необходимые условия для перехода к следующему стратегическому этапу - социалистической революции. Г. Димитров, по выражению Илчо Димитрова, стал "символом и реализатором" новой линии Коминтерна, отражавшей изменение советского внешнеполитического курса (с. 25). В этом плане интересна беседа у Кагановича, на которую Димитров был приглашен вместе с руководителем французских коммунистов М. Торезом. "Т. Сталин прекрасно относится к Торезу, - сказал Каганович. - Хорошо идут дела во Франции, и Торез хорошо ведет партию. Его популярность в рядах нашей партии и в стране здорово вырастает. Успехи народного фронта это ваша заслуга. Вы внесли, когда приехали, европейский дух" (с.114-115).

До нового поворота во внешней политике Москвы, связанного с заключением 23 августа 1939 г. советско-германского пакта о ненападении, обсуждать вопросы коминтерновской стратегии и тактики со Сталиным, видимо, не было необходимости. Записи Димитрова не содержат какой-либо информации на этот счет. Но, вот парадокс, взяв курс на сплочение всех политических сил в мире, способных противодействовать наступлению фашизма, Сталин развернул беспримерные репрессии против собственного народа, обвинив десятки тысяч людей в пособничестве фашизму, мировому империализму, в стремлении подорвать и развалить советский строй. В этой связи интересны зафиксированные Димитровым впечатления Л. Фейхтвангера о процессе по делу троцкистско-зиновьевского "объединенного центра" (август 1936 г.). Встреча состоялась 18 декабря 1936 г. дома у главы Коминтерна и впечатления даются без комментариев: "О процессе: 1. Непонятно, почему обвиняемые сделали такие преступления; 2. Непонятно, почему все обвиняемы всe признают, зная, что это будет стоить им жизни; 3. Непонятно, почему кроме признаний обвиняемых не приведено никаких доказательств; 4. Непонятно, почему, такая строгая кара против политических противников, когда советский режим так могуч, что ему не могло угрожать ничего со стороны людей, сидящих в тюрьмах. Протоколы процесса небрежно составлены, полны противоречий, неубедительны. Процесс ungeheuert (чудовищно- В.М.) проведен" (с. 119). Не ясно, соответствовали ли эти оценки впечатлениям от процесса самого Димитрова ? Или они нужны были для каких-то других целей ? Судя по характеру записей о репрессиях этого периода, скорее всего первое.

Репрессии не обошли стороной и Коминтерн. Какова же была позиция его генерального секретаря в этой связи ? В Дневнике вопрос не то, чтобы обойден, но отражен достаточно скупо. Здесь Димитров был очень осторожен. В целом, поддерживая кампанию против "врагов народа", Димитров, как правильно отметил автор предисловия, не был инициатором и подстрекателям репрессий. Димитров говорит об этом, когда дело касается людей из его ближайшего окружения, иногда заступается за них (прежде всего, это болгары), большей частью молчит, констатируя лишь факты арестов, а иногда и сам обосновывает необходимость репрессий обостряющейся "классовой борьбой". 11 февраля, разговаривая в Большом театре со Сталиным о проекте постановления президиума ИККИ в связи с антитроцкистской кампанией, Димитров получил такие замечания: "1. Не учитывается, европейские рабочие думают, что все произошло из-за драки между мною и Троцким из-за плохого характера Сталина; 2. Надо указать, что эти люди боролись против Ленина, против партии при жизни Ленина; 3. Цитировать, что говорил Ленин об оппозиции: "всякая оппозиция партии при советской власти, которая настаивает на своих ошибках, скатывается на белогвардейщину"; 4. Ссылка на стенограмму процесса. Цитировать показания обвиняемых; 5. Выставить их политику и работу на подготовку поражения Советского Союза. Постановление чепуховое. Вы все там в Коминтерне работаете на руку противника... не стоит делать постановления; постановление вещь обязательная. Лучше письмо к партиям...". 17 февраля 1937 г. Димитров направил проект такого письма Сталину (123).

Как факт отмечается в Дневнике полученное от Сталина известие о раскрытии контрреволюционной деятельности в Коминтерне Х.Г. Раковского, И.А. Пятницкого, Б. Куна, то есть людей, которых Димитров отлично знал. "С разъяснениями по вопросу о раскрытых фактах контрреволюционной деятельности (аресты и пр.) в ВКП(б) и Коминтерне надо еще подождать, - записано в Дневнике указание Сталина. - Не стоит давать по кусочкам информации. Кнорин - польский и немецкий шпион (давно и до последнего времени); Раковский - на службе Интеллидженс Сервис (английская разведка) еще до революции и до последнего времени; Пятницкий - троцкист. Все показывают на него...; Кун - действовал с троцкистами против партии. По всей вероятности, замешан в шпионаже. Очень подозрительна его роль в подавлении венгерской революции". 26 мая после встречи с наркомом внутренних дел СССР Н.И. Ежовым Димитров записал его мнение: "крупнейшие шпионы работали в Коминтерне". После этого , 27 мая - короткая запись о проверке аппарата ИККИ (c.127). Следуя указаниям Сталина о борьбе за чистоту собственных рядов, ИККИ принял постановление о роспуску Польской коммунистической партии, руководство которой якобы попало в руки классовых врагов. (Постановление было признано необоснованным в 1956 г. - В.М.).

Весьма подробно описал Димитров обед у Ворошилова после демонстрации 7 ноября 1937 г. Один из тостов, произнесенных Сталиным, касался деятельности русских царей, которые сделали "много плохого", но в то же время "одно хорошее дело - сколотили огромное государство - до Камчатки". Большевики получили еe в наследство и сделали "единым и неделимым": "каждая часть, которая была бы оторвана от общего социалистического государства, не только нанесла бы ущерб последнему, но и не могла бы существовать самостоятельно и неизбежно попала бы в чужую кабалу. Поэтому каждый, кто попытается разрушить это единство социалистического государства, кто стремится к отделению от него отдельной части и национальности, он враг, заклятый враг государства, народов СССР. И мы будем уничтожать каждого такого врага, был он и старым большевиком, мы будем уничтожать весь его род, его семью. Каждого, кто своими действиями и мыслями (да, и мыслями) покушается на единство социалистического государства, беспощадно будем уничтожать . За уничтожение всех врагов до конца, их самих, их рода ! (Одобрительные возгласы: За великого Сталина !)".

Далее Сталин продолжал: "Я не кончил свой тост. Очень много говорится о великих вождях. Но дело не побеждает, если нет условий для этого. При этом - главное в средних кадрах - партийных, хозяйственных, военных. Они выбирают вождя, они разъясняют позиции массам, они обеспечивают успех дела. За эти средние кадры ! Они не лезут, их не заметно". Димитров продолжил: "и за того, кто их вдохновляет, показывает им путь, их ведет - за товарища Сталина !...Вы твердо и мудро продолжили его (Ленина -В.М.) дело...Я не могу ничего прибавить к тому, что тов. Сталин сказал насчет беспощадной борьбы против врагов и насчет значения средних кадров. Это будет учтено в партии, и я сам сделаю все, что в моих силах, чтобы это было учтено и в рядах Коминтерна. Но я должен сказать..., что величайшее счастье для социалистической революции и для международного пролетариата, что после Ленина товарищ Сталин продолжил его дело с такой непоколебимостью и гениальностью на всех крутых поворотах и обеспечил победу дела. Нельзя говорить о Ленине, не связывая его со Сталиным !". Сталин возразил: "Я очень уважаю товарища Димитрова. Мы друзья и останемся друзьями. Но я не согласен с ним. Он даже не по-марксистски выразился. Для победы дела необходимы соответствующие условия, а вожди найдутся. Не достаточно показать только верный путь... Основное в средних кадрах. На это надо обратить внимание и никогда не забывать, что при других, равных условиях, средние кадры решают успех дела". Димитров зафиксировал и слова Н.С. Хрущева: "У нас счастливое сочетание - и великий вождь, и средние кадры" (128-29).

После встречи со Сталиным и Молотовым 17 февраля 1938 г., на которой обсуждалось положение дел в Испании и Китае, Димитров записал в Дневнике: "реорганизация органов Коминтерна. Конгрессы, пленумы создавать полулегально (не печатать доклады, речи)". Кремлевские лидеры, видимо, полагали, что в преддверии новой войны, а еe неизбежность становилась всe более явственной, излишняя гласность в работе Коминтерна затруднит как внешнеполитическую деятельность СССР по организации коллективного отпора агрессорам, так и деятельность самой этой организации, секции которой были разбросаны по всему свету. Мир неотвратимо приближался к новой войне, о чем свидетельствовал захват Италией Эфиопии (Абиссинии), гитлеровский аншлюс Австрии, Мюнхен и последовавшее за ним через полгода расчленение Чехословакии. Димитров, по постановлению Политбюро ЦК ВКП(б) получивший 24 августа 1938 г. разрешение на двухмесячнный отпуск для лечения в Кисловодске, внимательно следил за развитием событий в Чехословакии. Так, в телеграмме, направленной в Москву 14 сентября 1938 г., он писал: "Повидимому путч генлейновцев является прелюдией к нападению на Чехословакию извне. Нам надо считаться с возможностью войны в ближайшее время и всячески усилить подготовку наших партий на этот случай". Мюнхенское соглашение Димитров оценил как "неслыханное предательство" (136, 141-142). Димитрова беспокоила и оценка Сталиным работы Коминтерна в это время, о чем свидетельствует его телеграмма Мануильскому и М.А. Москвину от 29 сентября: "Получили ли какие-то советы, указания, замечания со стороны тов. Сталина или товарищей из Политбюро насчет нашей работы в теперешней ситуации . Надеюсь, что вы информируете Сталина о важнейших мероприятиях, предпринимаемых нами". Но, видимо, в отсутствии Димитрова никто из его аппарата не отваживался выходить на прямую связь с советскими верхами, что следует из телеграммы, полученной им 30 сентября от Москвина: "До сих пор контакт по нашей работе в связи с ситуацией с Политбюро [ЦК ВКП(б)] мы не установили".

В октябре Димитров много внимания уделяет конкретным указаниям компартии Чехословакии, касающимся еe действий в сложившейся ситуации. Он высказывается за переправку руководящих деятелей КПЧ за границу. ("Было бы безумием оставить эвентуально [К.]Готвальда заложником в руках реакции") (143-157). В конце 1938 г. репрессии не ослабевали, продолжалась кадровая чистка и в аппарате ИККИ. 23 ноября Димитров записал в Дневнике: "М[осквина] пригласили в НКВД. Не вернулся !" М.А. Москвин (1883-1940), входивший в состав делегации ВКП(б) в ИККИ, был профессиональным разведчиком, являлся членом президиума и кандидатом в члены секретариата ИККИ. На следующий день после его ареста Димитров на даче у Ежова получил следующее разъяснение: "М[осквин] был крепко связан со всей этой публикой. Поскольку он имел эти связи в последнее время, придется выяснить. Также не попал ли в ловушку какой-то иностранной разведки, которая давила на него, будет выяснено". 25 ноября Димитров принял дела Москвина, а вечером был у Л.П. Берии ("Работали вместе с [А.Я]Вышинским и [В.Н] Меркуловым"), рассматривая участь других сотрудников аппарата ИККИ: "Николаев - агент нескольких разведок; Волин - немецкий агент; [Л.М.] Полячек - польский шпион. Ряд случаев нужно пересмотреть. Выработать по поручению Сталина "новую инструкцию", инструмент насчет арестов". В тот же день Димитров написал письмо Сталину с просьбой как можно скорее пополнить делегацию ВКП(б) в ИККИ "новым товарищем" вместо Москвина: "арестованный враг народа несомненно много навредил в аппарате ИККИ, что теперь на ходу нужно безотлагательно исправить и перестраивать". Димитров сетовал, что ему будет "не по силам продолжительное время" выполнять работу, за которую отвечал Москвин: руководство службой связи, надзор за Управлением делами, урегулирование финансовых вопросов (с. 160). Вместо "убывших" из аппарата ИККИ приходили новые сотрудники. 11 февраля 1939 г. Димитров записал: "В ЦК ВКП(б) ([А.А.]Андреев, Жданов, [Г.М.] Маленков) наметили необходимых для ИККИ людей" (с. 166). Видимо "сгущались тучи" и вокруг самого Димитрова. Во всяком случае слухи на этот счет ходили, что следует и из Дневника (с. 173).

Но Сталину пока Димитров с его авторитетом в коммунистических кругах был необходим. Вождь ценил его как проводника нового курса Коминтерна и даже не стеснялся публично делать замечания своим соратникам, если они говорили что-то не так. Так было, например, на обеде в Кремле после демонстрации 7 ноября 1938 г. Димитров перечисляет многих присутствовавших на обеде (Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, М.И. Калинин, Андреев, Ежов, А.И. Микоян, Берия, С.М. Буденный, М. Фриновский, Е.М. Ярославский, А.С. Щербаков, Н.И. Булганин, Н.М. Шверник, А.В. Косарев, Б.М. Шапошников, Г.И. Кулик, начальник авиации, два товарища из грузинского НКВД, Л.З. Мехлис и др.) и замечает: "Значительная часть новых людей". Тамадой на обеде был Микоян, который поднимал "тосты подряд за всех", в том числе и за Димитрова: "Димитров мужественно боролся против врагов в Лейпциге. Когда я читал его выступление на суде, говорил себе - это наш большевик. Наша страна и наша партия любит Димитрова. Но это и обязывает. Имеются большие сдвиги в рабочем движении на Западе. Европейские рабочие научились махать кулаками. Но это недостаточно. Димитров много сделал и он мог бы этим удовлетвориться. Но мы уверены, что он дальше будет добиваться, чтобы не только махали кулаками, но и научились сваливать этот кулак на врагов, на буржуазию. Сталин: Кто должен научиться ? Микоян: Европейские рабочие. Сталин: Не совсем ясно" (с. 158). Время всеобщего пролетарского штурма буржуазии тогда еще не настало, и Сталин своей репликой дал понять это.

В плане отношения хозяина Кремля к Димитрову примечательна также нарисованная в Дневнике картина встречи в Кремле 26 апреля 1939 г., во время которой обсуждалось первомайское воззвание Коминтерна. Кроме Сталина и Димитрова присутствовали Молотов, Каганович, Ворошилов, Микоян, Жданов. На вопрос Сталина, видел ли Димитров текст воззвания, тот ответил, что в последней редакции - нет, но что это - плод коллективного творчества, а Мануильский - главный редактор. Сталин обратил внимание на восхваляющие его места воззвания ("Да здравствует наш Сталин ! Сталин - это мир ! Сталин - это коммунизм ! Сталин - наша победа !") и заметил: "Мануильский - подхалим! Он был троцкистом ! Мы его критиковали, что он, когда шла чистка троцкистских бандитов, он молчал, не выступал, а он начал подхалимничать. Это что-то подозрительно ! Его статья в "Правде" "Сталин и мировое коммунистическое движение" вредная, провокационная статья". Включился Молотов: "Да, провокационная статья, опубликованная как раз в момент, когда ведем переговоры с Англией". На вопрос Сталина, знает ли Димитров о статье, тот ответил утвердительно и добавил: "он (Мануильский - В.М.) хотел дать и полемическую часть против статьи Куусинена в "Правде" о 20-летии Коминтерна, на что я противопоставился, и он еe выкинул. Он считал, что статья Куусинена политически неправильна, потому что выдвигает роль Димитрова на У11 конгрессе Коминтерна (поставил новые задачи)". Сталин заметил: " Кто пишет о Димитрове - значит оппортунист, кто замалчивает - не оппортунист ! Хорошее дело ! Куусинен куда честнее Мануильского. Мы знаем Мануильского ! Он человек настроения. От одной крайности метается в другую крайность. Ветрогон ! Он Вас "оседлал"". Димитров: "Не то, что "оседлал", но он пользуется моей болезнью, тем, что я не в состоянии быть как нужно на своем посту". Сталин: "Да, он умет закручивать и интриговать". Димитров: "Он оставляет впечатление, что действует согласованно с ЦК ВКП(б)". Сталин: "Какое тут согласование с ЦК ? Вы его держите в руках! Не давайте ему волю! Он может напортить ! После 1-го Мая подумаем послать в Коминтерн и другого нашего товарища !". Димитров: "Мы просим Вашего мнения о поднятых нами французских вопросах". Сталин: "Мы теперь очень заняты. Решайте эти вопросы сами. (Шутя) - Вы, ведь "председатель Коминтерна". Мы - только секция Коминтерна". "Иосиф Виссарионович, - записал Димитров, - не согласился оставить в воззвании "под знаменем Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина", а только "Маркса-Энгельса-Ленина"." На это Димитров заметил, что первая формулировка была опубликована в лозунгах ЦК ВКП(б) к 1 Мая. Сталин: "Это - не вопрос престижа, а принципиальный вопрос. Лозунги - это наше "национальное дело". И тут мы просмотрели, не нужно было так писать ! А воззвание - интернациональное - здесь нужно сказать точнее !" (с. 171-172).

На следующий день Димитров записал в Дневнике: "Дмитрий Захарович (Мануильский -В.М.)растерялся, но старается держаться, как ничуть не бывало! (Пишет объяснения Иосифу Виссарионовичу)". Рассказывая о параде и демонстрации на Красной площади 1 Мая, Димитров с удовлетворением отмечает, что наряду с портретами членов Политбюро был и его портрет, а в числе лозунгов - "Да здравствует рулевой Коминтерна Димитров !". "Полная ликвидация разных слухов о Димитрове - здесь и за границей !" - с облегчением подчеркивает автор.

Ранее уже говорилось, что Димитров избегал оценок и эмоций по поводу политики советского государства. Ничего подобного нет в Дневнике и в связи с заключением 23 августа 1939 г. советско-германского пакта о ненападении, хотя на заседании Секретариата ИККИ 22 августа 1939 г. (присутствовали Готвальд, Димитров, Куусинен, Мануильский, А. Марти, В. Флорин), обсудившего вопрос "Об антисоветской кампании по поводу переговоров между СССР и Германией", подчеркивалось, что "своей готовностью заключить с Германией пакт о ненападении СССР...действует в защиту всеобщего мира"³. В плане констатации подается в Дневнике и агрессия Германии против Польши. Зато очень подробно излагается оценка случившегося, данная Сталиным 7 сентября во время встречи с Димитровым в Кремле в присутствии Молотова и Жданова. Содержание беседы и указаний Сталина известно из статьи Ф.И. Фирсова⁴, знакомившегося с Дневником еще в период его "секретного существования". Но, думается, следует привести запись целиком, как это выглядело в Дневнике Димитрова. "Сталин: Война идет между двумя группами капиталистических стран (бедные и богатые в отношении колоний, сырья и т.п.). За передел мира, за господство над миром ! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Не плохо, если руками Германии было расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии). Гитлер, сам этого не понимая и не желая, расшатывает, подрывает капиталистическую систему. Позиция коммунистов у власти иная, чем коммунистов в оппозиции. Мы хозяева у себя дома. Коммунисты в капиталистических странах - в оппозиции, там буржуазия хозяин. Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались. Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии. Следующий момент подталкивать другую сторону.

Коммунисты капиталистических стран должны решительно выступать против своих правительств, против войны. До войны противопоставление фашизму демократического режима было совершенно правильно.

Во время войны между империалистическими державами это уже неправильно. Деление капиталистических государств на фашистские и демократические потеряло прежний смысл. Война вызвала коренной перелом. Единый народный фронт вчерашнего дня был для облегчения положения рабов при капиталистическом режиме. В условиях империалистической войны поставлен вопрос об уничтожении рабства !

Стоять сегодня на позициях вчерашнего дня (единый народный фронт, единство нации) означает скатываться на позиции буржуазии. Этот лозунг снимается.

Польское государство раньше (в истории) было национальное государство. Поэтому революционеры защищали его против раздела и порабощения.

Теперь фашистское государство угнетает украинцев, белорусов и т.д. Уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы одним буржуазным фашистским государством меньше ! Что плохого было бы, если бы в результате разгрома Польши мы распространили социалистическую систему на новые территории и население.

Мы предпочитали соглашение с так называемыми демократическими странами и поэтому вели переговоры. Но англичане и французы хотели нас иметь в батраках и за это ничего не платить ! Мы, конечно, не пошли бы в батраки и еще меньше, ничего не получая!

Надо сказать рабочему классу:

Война идет за господство над миром. Воюют хозяева капиталистических стран за свои империалистические интересы. Эта война ничего не даст рабочим, трудящимся, кроме страданий и лишений. Выступить решительно против войны и еe виновников. Разоблачать нейтралитет, буржуазный нейтралитет стран, которые, выступая за нейтралитет у себя, поддерживают войну в других странах в целях наживы. Необходимо подготовить и опубликовать тезисы ИККИ" (с. 181-182).

8 сентября 1939 г. была подготовлена Директива секретариата ИККИ компартиям об отношении к начавшейся войне (с. 182-183), содержавшая основные мысли, высказанные Сталиным в беседе 7 сентября⁵. С 19 по 27 сентября Димитров вместе с другими членами Исполкома Коминтерна работал над Тезисами ИККИ о войне и задачах коммунистов. Сталин нетерпелив и торопит, о чем свидетельствовал звонок Жданова со сталинской дачи 24 сентября: "За это время товарищ Сталин написал бы целую книгу". 27 сентября проект Тезисов был направлен Сталину, Молотову и Жданову⁶, однако Тезисы так и не были ни разосланы компартиям, ни опубликованы. На их основе Димитров подготовил статью "Война и рабочий класс в капиталистических странах", которая 16-17 октября была направлена Сталину и Жданову. 24 октября Жданов позвонил Димитрову по поводу этой статьи: "Говорил с т. Сталиным, он читал статью, правил еe. Статья хорошая. Сегодня ночью хотел вместе с Вами просмотреть исправления, но у него не было текста статьи. Сказал - он Вам позвонит" (с. 183-184).

25 октября в Кремле состоялся разговор Димитрова со Сталиным и Ждановым по поводу статьи. Димитров так записал полученные указания: "1. Не забегать вперед. Не все лозунги сразу ставить. Надо выдвигать лозунги, соответствующие данному этапу войны. Надо ставить лозунги, которые назрели, понятные и восприимчивые для масс. Надо постепенно подводить массы к революционным лозунгам. Надо выдвигать лозунги, которые помогли бы массам отколоться от социал-демократических лидеров !

2. Пока- главное негативные лозунги !

Долой империалистическую войну ! Прекращение войны, прекращение кровопролития ! Прогнать правительства, которые за войну ! (Мы не будем выступать против правительств, которые за мир !) Ставить сейчас вопрос о мире на основе уничтожения капитала - значит помогать Чемберлену, поджигателям войны. Значит изолировать себя от масс !

3. В первую империалистическую войну у большевиков была переоценка ситуации ! Мы все забегали вперед, делали ошибки ! Это можно объяснить тогдашними условиями, но нельзя оправдать ! Нельзя теперь копировать тогдашние позиции большевиков. С тех пор чему-то научились, умнее стали ! Надо также учитывать, что теперь обстановка другая - тогда коммунисты нигде не были у власти. Теперь -Светский Союз !

4. Коммунистические партии должны быть не пропагандистскими группами, а политическими партиями рабочего класса. Сегодня - не время для теорий! Необходима мобилизация масс на борьбу. Мы думаем, что в пактах взаимопомощи ( Эстония, Литва, Латвия) нашли ту форму, которая позволит нам поставить в орбиту влияния Советского Союза ряд стран. Но для этого надо нам выдержать - строго соблюдать их внутренний режим и самостоятельность. Мы не будем добиваться их советизации. Придет время, когда они сами это сделают" (с. 184-185).

Димитров доработал статью и 29 октября направил еe Сталину и Жданову. (с. 185)⁷. 31 октября Жданов сообщил мнение Сталина: "можете еe печатать". 3 ноября Димитров передал статью в журналы "Коммунистический Интернационал"⁸ и "Большевик".

7 ноября Димитров - на Красной площади и опять с удовлетворением отмечает, что среди прочих демонстранты несли и его портрет. Затем - обед у Сталина, на котором присутствовали Каганович, Молотов, Андреев, Микоян, Буденный, Кулик, Димитров. Сталин, согласно записи Димитрова, заявил: "Лозунг "Соединенных Штатов Европы" был ошибочный. Владимир Ильич спохватился и снял лозунг...Я считаю, что лозунг превращения войны империалистической в войну гражданскую (в первую империалистическую войну) подходил только для России, где рабочие были связаны с крестьянами и в условиях царизма могли идти на штурм против буржуазии. Для европейских стран этот лозунг не был подходящим, так как там рабочие получили от буржуазии некоторые демократические реформы и цеплялись за них, не были готовы пойти на гражданскую войну (революцию) против буржуазии. (Иначе нужно было подойти к европейским рабочим). Надо было учесть эти особенности европейского рабочего и иначе поставить вопрос, другие лозунги для них выдвинуть" (с. 185).

12-19 декабря Димитров работал над статьей, посвященной 60-летию Сталина., а 20 декабря провел заседание секретариата ИККИ, принявшего приветствие вождю. 21 декабря Димитров - участник "дружеского вечера" в Кремле, продолжавшегося до 8 часов утра. "Незабываемый вечер", - констатирует Димитров. Он перечисляет присутствовавших и произнесенные тосты, в том числе Сталиным: за летчиков, за танкистов, за рабочих, за крестьян, за интеллигенцию, за молодежь и т.д.; записывает слова Молотова: "Сталин превзошел Ленина". А через день выделяет фразу из выступления Ярославского на торжественном собрании ВЛКСМ, посвященном 60-летию Сталина: "Нельзя быть марксистом, не быть ленинцем, нельзя быть ленинцем, не быть сталинцем". 24 декабря Димитров переписывает в Дневник опубликованные "Правдой" ответы Сталина на присланные ему поздравления Гитлера и Риббентропа. В ответе последнему значилось: "Дружба народов Германии и Советского Союза, скрепленная кровью, имеет все основания быть длительной и прочной" (с. 187).

Все более или менее важные с точки зрения Димитрова документы направлялись для согласования с советскими лидерами. Так было, в частности, и с документом о тактической позиции компартии Германии, отосланным Молотову 13 января 1940 г.⁹ 21 января на вечере в Большом театре, посвященном 16-й годовщине со дня смерти Ленина, Молотов в разговоре с Димитровым по поводу документа о тактике компартии Германии заметил: "Да, обратил внимание. Вы не решаетесь назвать войну империалистической со стороны Германии. Надо обменяться мнениями по тактике германской партии". Сталин же сказал: "Мировая революция как единый акт - ерунда. Она происходит в разные времена в разных странах. Действия Красной Армии - это также дело мировой революции". Произнесенный им тост был посвящен Красной Армии, ведущей тяжелые бои в Финляндии: "За бойцов Красной Армии, которую недостаточно подготовили, плохо одели и обули,...которая борется за свою честь - в некоторой степени подмоченную- , борется за свою славу!" "Пришел Кулик, информирует о неприятном", - записал Димитров. Последовала реакция Сталина: "Вы впадаете в панику. Я вам пошлю книгу [Г.И.]Челпанова об основах психологии. Греческие жрецы были умные люди, когда они получали тревожную информацию - шли в баню, выкупались, вымывались и тогда оценивали события и принимали решения. Человек получает через свои органы разные впечатления и ощущения и всякое говно. Есть задерживающие центры (эти центры у Кулика слабы). Нужно отбросить всю дрянь и решать на основании основных фактов, а не под влиянием моментных настроений и страшных несуществующих вещей" (с. 188-189).

Состояние советских вооруженных сил находилось и в центре внимания Пленума ЦК ВКП(б), прошедшего 26-28 марта 1940 г. Димитров присутствовал на нем. Помимо доклада Молотова о внешней политике на пленуме был заслушан и доклад Ворошилова об уроках войны с Финляндией, который по тем временам был достаточно самокритичен. В нем, судя по записям Димитрова, отмечались незнание фактического положения в Финляндии, неподготовленность к такой войне, слабость части командного состава, плохая экипировка армии. Был приведены цифры "наших" потерь: 233 тысячи, в том числе 52 тысячи убитых, и потерь Финляндии: 70 тысяч убитых и 200 тысяч раненых. Ворошилов подчеркивал необходимость иметь кадровую армию. По докладу Ворошилова развернулась оживленная дискуссия. Резко критически выступили заместители нарком обороны Мехлис, Е.А. Щаденко, Кулик. Димитров записал: "Нападают на народного комиссара и Генеральный штаб. Утверждают: неправильная информация о силах и обороноспособности противника, о его укреплениях, базах и территории - это основные ошибки в финской войне". В защиту своего старого, верного друга выступил Сталин, который посчитал доклад необычно самокритичным и говорил об исправлении ошибок и преодолении недостатков. В частности, он сказал: "Мы поставим на колени не только белофиннов, но и их учителей - французов, англичан, итальянцев, немцев!" (с. 191-192).

В конце марта в распоряжение Димитрова была предоставлена дача Ежова (ранее Димитров с семьей жил на бывшей даче Молотова в Мещерино), который к тому времени сам был объявлен "врагом народа" и арестован.

С марта до 15 сентября 1940 г. в записях перерыв, связанный с отсутствием (потерей) части Дневника. 3 сентября Политбюро за подписью секретаря ЦК Сталина разрешило Димитрову полуторамесячный отпуск для лечения в Сочи, куда он и уехал 22 сентября. Он находится в постоянной связи с Москвой и следит за изменениями в международной обстановке. 28 сентября Димитров комментирует заключение Тройственного пакта между Германией, Италией и Японией, которые договорились о разделе мира на сферы влияния: "Исключительное значение. Дальнейшее расширение войны до мировой войны", а 28 октября фиксирует получение указания от ЦК ВКП(б): "в этом году не рекомендуется выступление с воззванием ИККИ. Вместо воззвания - статья !" (К 23 годовщине Октябрьской революции - В.М.) (с. 194-199). Мотивировка такой рекомендации отсутствовала. Известно, что проект воззвания был подготовлен Мануильским и направлен с просьбой дать советы и указания Сталину, Молотову и Жданову. "Мы старались обойти в связи с международной обстановкой острые вопросы, которые могли бы быть использованы буржуазной прессой за границей"¹⁰. Видимо, в преддверии поездки Молотова в Берлин (она состоялась 12-13 ноября 1940 г.) советские лидеры сочли нецелесообразным лишний раз афишировать деятельность Коминтерна и проводимую им политику.

К празднику Димитров возвратился в Москву и 7 ноября присутствовал на обеде у Сталина. Вероятно на обеде не было ничего необычного, кроме сцены, описанной Димитровым: когда уже все собрались уходить, Сталин взял слово и очень жестко заявил о том, что никто не хочет учиться, "работать над собой", что он сам должен заниматься всеми вопросами: "Выслушают меня и все оставят по-старому. Но я вам покажу, если выйду из терпения (вы знаете, как я это могу). Так ударю по толстякам, что всe затрещит. Я пью за тех коммунистов, за тех большевиков - партийных и беспартийных (беспартийные большевики обычно менее самодовольны), которые понимают, что надо учиться и переучиваться". "Все стояли напряженно, - продолжает Димитров, - и слушали молчаливо, видимо никак не ожидая от Иосифа Виссарионовича таких Leviten (отчитывать, журить - В.М.). В глазах Ворошилова показались слезы. Во время своего выступления Иосиф Виссарионович особенно обращался к Кагановичу и Берии. Никогда я не видел и не слышал Иосифа Виссарионовича таким, как в этот вечер. Памятный вечер." (с.200-201).

25 ноября, т.е. после поездки Молотова в Берлин, Димитров встретился с ним, а затем со Сталиным. "Мы ведем курс на разложение оккупационных немецких войск в разных странах и эту работу, не крича об этом, хотим еще более усилить. Не помешает ли это советской политике ?" - спросил руководитель Коминтерна у наркома иностранных дел. "Конечно, это надо делать, - ответил тот. - Мы не были бы коммунисты, если не вели бы такой курс. Только делать это надо бесшумно". А Сталин затем, разговаривая с Димитровым о заключении между СССР и Болгарией пакта о взаимопомощи, сказал: "Мы не только не возражаем, чтобы Болгария присоединилась к Тройственному пакту, но тогда и мы сами присоединимся к этому пакту...наши отношения с немцами внешне вежливые, но между нами есть серьезные трения" (с. 202-203).

Думается, что к этому времени советские лидеры стали ощущать само существование и деятельность Коминтерна как нечто неудобное для советской внешней политики и проводимого ею сложного маневрирования на международной арене. Кроме того, по мере разрастания войны становилось все более очевидным, что вырабатывать одинаковую линию для всех компартий из единого центра чрезвычайно трудно и практически невозможно в связи с различием условий, в которых действовали коммунисты оккупированных, союзных с Германией или нейтральных стран. Коминтерн становился помехой, с одной стороны, в международных делах СССР, с другой, в активизации деятельности национальных компартий.

8 марта 1941 г. Димитров, по его словам, "в первый раз не был избран в почетный президиум" торжественного собрания по случаю международного женского дня. Это, считал он, "конечно не случайно. Кроме внешнеполитических соображений надо считать это как сигнал какой-то закулисной "работенки"". Что касается последнего, то речь, видимо, шла о трениях в работе с Мануильским, который полагал, что Димитров "оттирает" его и жаловался на "шефа" за разглашение им секретных сведений Молотову¹¹. А "международные соображения" частично нашли отражение в беседе Димитрова со Ждановым 9 апреля 1941 г. Во-первых, было сочтено "нецелесообразным в нынешнем положении выступать с воззванием Коминтерна по случаю 1 Мая". Делать обстоятельный анализ, как следует из записи Димитрова, значит в известной степени раскрывать свои карты, дать повод для неблагоприятного использования врага. Во-вторых, была обозначена более нейтральная позиция СССР в отношении обеих воюющих сторон: "Балканские события не меняют общей установки, занятой нами в отношении империалистической войны и обеих воюющих капиталистических группировок. Германскую экспансию на Балканах мы не одобряем. Но это не означает, что мы отходим от пакта с Германией и поворачиваем в сторону Англии. Те наши люди, которые так думают, недооценивают самостоятельной роли и мощи Советского Союза. Им кажется, что надо ориентироваться либо на одну, либо на другую империалистическую группировку, а это глубоко неверно..." (с. 225-226).

18 апреля Димитров снова беседует со Ждановым по поводу директивы ИККИ о проведении 1 Мая. Жданов передал замечания Сталина о необходимости дифференцированного подхода к странам (воюющие, невоюющие, оккупированные и т.д.). "В отношении основных установок (империалистическая война - дело империалистов, народный мир - дело рабочего класса и народов, война греческого и югославского народов против империалистической агрессии - справедливая война) нет сомнений", - записал Димитров (с. 227).

Наконец, 20 апреля 1941 г. после концерта в Большом театре по случаю декады таджикского искусства в Москве, Димитров встретился со Сталиным. Поднимая тост за здоровье Димитрова, вождь сказал: "У Димитрова в Коминтерне выходят партии (намекал на американскую компартию) (по соображениям самосохранения она формально вышла из Коминтерна, но сохранила связи с ним - В.М.). Это неплохо. Наоборот, следовало бы компартии сделать совершенно самостоятельными, а не секциями Коминтерна. Они должны превратиться в национальные коммунистические партии под разными названиями - рабочая партия, марксистская партия и т.д. Название неважно. Важно, чтобы они внедрились в своем народе и концентрировались на своих собственных задачах. У них должна быть коммунистическая программа, они должны опираться на марксистский анализ, но, не оглядываясь на Москву, разрешали бы стоящие перед ними конкретные задачи в данной стране самостоятельно. А положение и задачи в разных странах совсем различные. В Англии - одни, в Германии - другие и т.д. Когда таким образом компартии укрепятся, тогда снова восстановится их международная организация. Интернационал был создан при Марксе в ожидании близкой международной революции. Коминтерн был создан при Ленине также в такой период. Теперь на передний план выступают национальные задачи для каждой страны. Но положение компартий как секций международной организации, подчиняющейся Исполнительному комитету Коммунистического Интернационала, является помехой... Не держитесь за то, что было вчера. Учитывайте строго создавшиеся новые условия... С точки зрения ведомственных интересов (Коминтерна) это может быть неприятно, но не эти интересы решают !

Принадлежность компартий к Коминтерну в настоящих условиях облегчает преследования буржуазии против них и еe план их изолировать от масс собственной страны, а компартиям мешает самостоятельно развиваться и решать свои задачи как национальные партии". Далее - комментарий Димитрова : "Резко и ясно поставлен вопрос о дальнейшем существовании Коминтерна на ближайший период и новых формах интернациональных связей и интернациональной работы в условиях мировой войны" (с. 227-228).

Уже на следующий день, 21 апреля 1941 г., Димитров обсудил с Эрколи (П. Тольятти) и М. Торезом "вопрос о прекращении деятельности ИККИ как руководящей инстанции коммунистов в ближайшее время, о предоставлении полной самостоятельности отдельным компартиям, их превращении в подлинно национальные коммунистические партии данной страны, руководствующиеся коммунистической программой, но решающие свои конкретные задачи по своему, сообразно условиям своих стран, и несущие сами ответственность за свои решения и действия. Вместо ИККИ - иметь орган информации и идеологической и политической помощи компартиям. И оба (Эрколи и Торез - В.М.) восприняли эту постановку как в основном правильную и вполне отвечающую современному положению международного рабочего движения" (с. 228).

23 апреля 1941 г. Димитров участвовал в беседе с лекторами (65 человек) по международному положению. Общие выводы, значится в Дневнике:

"а) события на Балканах не ускорят прекращения войны, а напротив удлиняют и усиливают еe. Мировая война - длительная, затяжная.

б) пламя войны все больше приближается к границам Советского Союза, который должен всемеро готовится против всякой неожиданности;

в) Советский Союз получает более развязанные руки в отношении Запада" (с. 228).

Достаточно подробно изложена в Дневнике известная речь Сталина на вечере выпускников военных академий 5 мая. "Наша политика мира и безопасности, - записал Димитров, - есть в то же время политика подготовки войны. Нет обороны без наступления. Надо воспитывать армию в духе наступления. Надо готовиться к войне" (с. 230-231).

В этой обстановке продолжалось обсуждение вопроса о дальнейшем существовании Коминтерна. 12 мая Димитров и Мануильский обдумывали мотивировку о прекращении деятельности ИККИ. "Множество неясных и трудных вопросов, связанных с этим переустройством", - записал Димитров. В тот же день по вопросам судьбы Коминтерна Димитров беседовал со Ждановым. Итоги разговора были обобщены в Дневнике так: "1.Постановление должно быть принципиально обосновано, так как придется серьезно разъяснить заграницей, а также нашим советским коммунистам, почему предпринимается такой шаг. Был Коминтерн с большой своей историей, а вдруг перестает существовать и действовать как единый международный центр. В постановлении надо было бы заранее предусмотреть все возможные удары врага, например, что якобы это - маневр или что коммунисты отказываются от интернационализма и от международной пролетарской революции. Наша аргументация должна быть такова, чтобы вызвала подъем в компартиях, а не создала похоронное настроение и растерянность. Следовало бы указать, что на данном этапе самое важное не направление движения в разных странах из одного международного центра, а ставить главный удар на движение и его руководство в каждой отдельной стране, развивать всемерно самостоятельность компартий, способных руководить сами рабочим движением собственных стран, способных сами намечать свою стратегию, тактику и организацию и нести полную ответственность за рабочее движение своей страны, рассчитывая целиком и полностью на собственные силы и способности.

Нужно развивать идеи сочетания здорового, правильно понятого национализма с пролетарским интернационализмом. Пролетарский интернационализм должен опираться на этот национализм (т. Сталин разъяснял, что между правильно понятым национализмом и пролетарским интернационализмом нет и не может быть противоречия. Безродный космополитизм, отрицающий национальные чувства, идею родины, не имеет ничего общего с пролетарским интернационализмом. Этот космополитизм подготовляет почву для вербовки разведчиков, агентов врага). Идеи Коминтерна глубоко проникли в ряды передовых слоев рабочего класса капиталистических стран. На данном этапе необходимо, чтобы коммунистические партии развивались как самостоятельные национальные партии. На основе расцвета национального коммунистического движения в отдельных странах возродится на следующем этапе на более крепкой и широкой базе международная коммунистическая организация. Нужно показать ясно, что прекращение деятельности ИККИ не означает отказ от международной пролетарской солидарности. Наоборот, меняются только формы и методы еe проявления - формы и методы, более подходящие к нынешнему этапу международного рабочего движения.

2. Этот шаг должен быть вполне серьезный и консеквентный (последовательный - В.М.). Не следует его делать так, что якобы только одежда меняется, а всe остальное остаeтся по-старому, т.е. ИККИ распускается, а на деле под другой фирмой продолжает существовать международный директивный центр.

3. Очень важен вопрос, по чьей инициативе это будет сделано: по собственной инициативе руководства или по предложению ряда компартий. Кажется, последнее лучше.

4. Дело - не так спешно - не надо спешить, а серьезно обсудить и подготовить.

Три вопроса подлежат обсуждению:

а) как обосновать принципиально; б) по чьей инициативе принять постановление; в) наследство Коминтерна - что дальше ?

5. Во всяком случае от этого шага коммунистическое движение может получить большие выгоды: а) сразу потеряют всю почву все антикоминтерновские пакты; б) Важнейший козырь буржуазии, что коммунисты являются подчиненными иностранному центру, значит "предатели", будет отнят; в) компартия в каждой стране усилит свою самостоятельность и превратится в подлинно народную партию своей страны; г) облегчается вступление в компартию и тех рабочих-активистов, которые теперь не входят, считая, что тем самым они отчуждаются от своего народа" (с.233-234).

Записи Димитрова свидетельствуют, что идея роспуска Коминтерна созрела у советского руководства еще накануне войны. Были в общем продуманы обоснование и мотивы этого шага. Так что в 1943 г. оставалось лишь несколько обновить уже имевшиеся аргументы и найти способ закамуфлировать роль Москвы в руководстве международным коммунистическим движением.

21 июня Димитров записал в Дневнике: "Слухи о предстоящем нападении множатся со всех сторон. Надо быть начеку. Звонил утром Молотову. Просил, чтобы переговорил с Иосифом Виссарионовичем о положении и необходимых указаниях для компартий". Молотов ответил: "Положение неясно. Ведется большая игра. Не всe зависит от нас. Я переговорю с Иосифом Виссарионовичем. Если будет что особое, позвоню" (с. 235).

Звонок раздался в 7 часов утра 22 июня. Димитрова вызывали в Кремль: "В кабинете у [А.Н.] Поскребышева встречаю [С.П.] Тимошенко, [Н.Г.] Кузнецова, Мехлиса (снова в военной униформе), Берию (дающего по телефону разные распоряжения). В кабинете Сталина находятся Молотов, Ворошилов, Каганович, Маленков. Сталин - ко мне: "Напали на нас, не предъявляя никаких претензий, не требуя никаких переговоров, напали подло, как разбойники. После нападения, бомбардировок Киева, Севастополя, Житомира и других мест явился [Ф.] Шуленбург с заявлением, что Германия считает себя угрожаемой концентрацией советских войск на восточной границе, предприняла контрмеры. Финны и румыны идут с немцами. Болгария приняла представительство интересов Германии в СССР". Далее - опять слова Димитрова: "Только коммунисты могут победить фашистов. Удивительное спокойствие, твердость, уверенность у Сталина и у всех других. Редактируется декларация правительства, которую Молотов должен сделать по радио. Дается распоряжение для армии и флота. Мероприятия о мобилизации и военное положение. Подготовлено подземное место для работы ЦК ВКП(б) и Штаба. Дипломатические представители, говорит Сталин, должны быть выведены из Москвы и отправлены в другое место, например, в Казань. Они здесь могут шпионить.

Договариваемся насчет нашей работы. Коминтерн пока не должен выступать открыто. Партии на местах развертывают движение в защиту СССР. Не ставить вопрос о социалистической революции. Советский народ ведет отечественную войну против фашистской Германии. Вопрос идет о разгроме фашизма, поработившего ряд народов и стремящегося поработить и другие народы" (с. 235-236).

Эти сталинские указания и были положены в основу всех документов, разработанных Коминтерном в годы войны, который, по существу, вернулся к идее антифашистского, народного, национального фронта, отвергнутой после заключения советско-германского пакта о ненападении 23 августа 1939 г. Главными задачами ИККИ стали организация движения в защиту СССР и национально-освободительной борьбы в оккупированных Германией и зависимых от нее странах. Идея ликвидации Коминтерна на время была забыта. Секретариат ИККИ постановил перестроить всю работу, исходя из необходимости "обеспечить всемерную помощь ВКП(б) и советским органам". Выступая 22 июня на заседании ИККИ, Димитров заявил, что основной удар в новых условиях следует направить против фашизма: "Мы не будем на этом этапе призывать ни к свержению капитализма в отдельных странах, ни к мировой революции" (50). Та же мысль подчеркивалась в директивах ИККИ компартиям в отдельные страны: "учтите, что на данном этапе вопрос идет о защите народов против фашистских поработителей, а не о социалистической революции"¹².

6 июля Димитров обсудил с Молотовым, как организовать работу ИККИ в новых условиях, а 24 июля было получено постановление Государственного комитета обороны (ГКО) о создании в Уфе резервной радиостанции ИККИ. Общение со Сталиным (по телефону или посредством письменных обращений) не прекращалось. 30 июля, например, Димитров получил телеграмму из Софии, в которой задавался вопрос, на какую помощь СССР можно рассчитывать в случае восстания. 2 августа Димитров отправил Сталину письмо об этом. 4 августа Сталин ответил: "Никакого восстания сейчас. Разобьют рабочих. Пока мы не можем оказать никакую помощь. Попытка к восстанию будет провокацией" (с. 238, 242, 243). 27 августа в убежище Димитров говорил со Сталиным о польских делах: "Лучше создать Рабочую партию Польши с коммунистической программой. Коммунистическая партия пугает не только чужих, но даже и некоторых наших". Димитров поставил вопрос о координации работы по развертыванию партизанского движения и саботажа за рубежом между НКВД, У управлением (Главным разведуправлением Генерального штаба Красной Армии - В.М.) и ИККИ. Реакция Сталина была следующей: "Товарищи из У-го управления хотят руководить движением. Это никуда не годится. Приедет [Ф.И.] Голиков (начальник ГРУ в это время возглавлял советскую военную миссию в Великобритании и США - В.М.). Надо урегулировать это дело" (с. 248). 24 сентября Димитров обсудил с Голиковым эти вопросы.

В середине октября фашистские войска вплотную подошли к Москве. 15 октября было принято постановление ГКО об эвакуации из Москвы дипломатических миссий, правительственных учреждений. "Т. Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстоятельствам", -говорилось в постановлении¹³. 15 октября Сталин дал указание Димитрову: "Надо эвакуироваться еще сегодня". "Сказал так, как он сказал бы: надо обедать", - записал Димитров.

16 октября началась эвакуация сотрудников ИККИ в Уфу и Куйбышев. Димитров с семьей обосновался сначала в Куйбышеве, а затем в конце декабря переехал в Уфу. В конце октября он направил Сталину письмо (через Андреева) с предложением о целесообразности работы ИККИ в Уфе под вывеской Института по изучению международных вопросов (с. 262). Ответа не последовало. Сталину было не до того: части вермахта стояли на пороге Москвы. Несмотря на существование телефонной и курьерской связи, общение Димитрова с советским руководством было затруднено, и он стремился вернуться в Москву. 12 декабря в телефонном разговоре с Молотовым, который сообщил ему, что "дела на фронте идут неплохо", Димитров поставил вопрос о возвращении в Москву, но получил отрицательный ответ (с. 267). В это время Димитров занимался организацией радиопропаганды на заграницу, работы среди военнопленных, согласуя все эти вопросы с Москвой (Щербаков, Берия, Мехлис, Г.Ф. Александров и др.). 19 марта 1942 г. с группой сотрудников ИККИ Димитров вернулся в Москву.

В Кремль в 1942 г. главу Коминтерна, судя по Дневнику, не приглашали, но в случае необходимости связывались с ним по телефону. Например, 24 июля 1942 г. звонил Молотов "по поводу информации наших товарищей из Югославии. Ему кажется их утверждение, что люди [Д.] Михайловича прямые орудия оккупантов, упрощенное и однобокое". Мнение самого Димитрова на этот счет в Дневнике не зафиксировано. По-прежнему все сколько-нибудь важные и интересные материалы за подписью Димитрова направлялись советским лидерам.

Очень скромно был отмечен и 60-летний юбилей Димитрова в июне 1942 г. Мануильский по этому поводу обращался к Сталину с просьбой разрешить "руководящим работникам Исполкома Коминтерна обратиться к товарищу Димитрову с внутренним письмом товарищеского приветствия, которое не будет опубликовано ни в нашей, ни в заграничной печати"¹⁴. Осенью 1942 г. Димитров был награжден орденом Ленина.

Первый раз после возвращения в Москву из эвакуации , если судить по Дневнику, Димитров встретился со Сталиным 21 января 1943 г. в Кремле на торжественно-траурном заседании по случаю 19-й годовщины со дня смерти Ленина. После доклада Щербакова - закуска с участием Сталина, Молотова, Калинина, Берии, Маленкова, Андреева, Щербакова, Шверника, Мануильского. Запись в Дневнике гласит: "Беседовали по разным вопросам. На мое предложение Сталину, чтобы в ближайшие дни обсудили некоторые наши вопросы, Сталин ответил: "Некогда. Когда у меня бывает немножко свободного времени, я или сваливаюсь спать, или занимаюсь шуточными делами, а не серьезными вопросами"" (с. 350).

Судьба Коминтерна была уже, видимо, решена вождем. В то же время в некотором противоречии с этим 22 февраля 1943 г. в печати появляется письмо ИККИ Сталину и его ответ. "Факт опубликования довольно примечательный - публичное подтверждение существования и деятельности Коминтерна в условиях Отечественной войны против германских оккупантов", - записал Димитров (с. 356). Кто являлся инициатором этого шага, неясно. Возможно это был тактический ход, чтобы, напомнив миру о существовании этой организации, затем открыто поведать о еe роспуске. Возможно, мотивы были иные.

В конце марта в Дневнике появляется ряд записей, свидетельствовавших о недовольстве НКИД содержанием радиопередач на Югославию и Финляндию, который в достаточно резкой форме заявил о необходимости согласования с ним содержания вещания на заграницу. 25 марта Димитров дал указание о практическом ознакомлении с содержанием радиопередач К.А. Уманского (НКИД) (с. 362).

Именно в это время Димитров переживал тяжелейшие в своей жизни дни: тяжело болел (дифтерия), а затем 3 апреля умер его 8-летний сын Митя. Но уже 5 апреля читаем в Дневнике: "Поехал на работу с сознанием, что нам, большевикам, не полагается и при самых тяжелых условиях и испытаниях падать духом и допускать, чтобы из-за личного горя страдало наше дело." (с. 364).

Аппарат ИККИ работал пока, как обычно. Ничто не указывало на то, что дни Коминтерна сочтены. Из Уфы постепенно возвращались очередные группы эвакуированных. 20 апреля секретариат ЦК ВКП(б) принял постановление: "Поручить народному комиссару финансов СССР (т. [А.Г.]Звереву) впредь до утверждения сметы на 1943 г. открыть кредит ИККИ на месяцы апрель-май текущего года в размере тридцати тысяч американских долларов" (с. 369).

И вдруг, как гром среди ясного неба, запись в Дневнике 8 мая 1943 г.: "Ночью у Молотова вместе с Мануильским. Беседовали о будущем Коминтерна. Пришли к выводу, что Коминтерн как руководящий центр для компартий при создавшихся условиях является помехой самостоятельному развитию компартий и выполнению их особых задач. Выработать документ о роспуске этого центра." (с. 372). Как и в апреле 1941 г., когда Сталин намеревался распустить Коминтерн, чтобы попытаться улучшить отношения с Германией, так и теперь он решил пожертвовать этой организацией во имя укрепления сотрудничества в рамках антигитлеровской коалиции и облегчения объединения всех антифашистских сил в борьбе против гитлеровской Германии.

Следующие дни Димитров и Мануильский готовили проект постановления президиума ИККИ о роспуске Коминтерна, а вечером 11 мая были приняты Сталиным (в присутствии Молотова) по этому вопросу. Димитров записал: "Сталин одобрил наш проект. Обсуждали, как провести постановление. Остановились на следующей процедуре: 1. Рассмотреть проект в заседании президиума и принять как предложение для секций; 2. Сообщить его секциям и запросить их согласие; 3. После получения согласия секций - опубликовать.

Какие функции и под какой формой должны и дальше продолжать - поручено Маленкову и мне обсудить и приготовить конкретное предложение.

По этому поводу Сталин сказал: "Опыт показал, что нельзя иметь международный руководящий центр для всех стран. Это выявилось при Марксе, при Ленине и теперь. Быть может надо перейти к региональным объединениям - например, Южной Америки, Соединенных Штатов и Канады, некоторые европейские страны и пр., но и с этим делом нельзя торопиться"" (там же). Процедура роспуска Коминтерна достаточно полно на основании архивных документов описана в литературе¹⁵, поэтому свидетельства Дневника на этот счет приводятся лишь частично.

Перед закрытым заседанием президиума ИККИ 13 мая, обсуждавшего проект постановления о роспуске Коминтерна, Димитров получил следующее указание Сталина: "1. Не торопитесь с этим делом. Представьте проект на обсуждение. Дайте возможность членам президиума ИККИ подумать дня два-три и внести поправки. У него будут также некоторые поправки; 2. Заграницу пока проект не посылать. Решим после; 3. Не оставить такого впечатления, что просто выгоняем руководящих иностранных товарищей. Люди будут работать в газетах. Надо создать четыре газеты (на немецком, румынском, итальянском и венгерском языках), а также можно создать отдельные антифашистские комитеты немцев и др." (с. 373).

Протоколы заседаний президиума ИККИ (13, 17, 19 мая) и редакционной комиссии направлялись Сталину и Молотову. 19 мая Димитров записал в Дневнике: "Ночью у Сталина. (Присутствовали Молотов, Ворошилов, Берия, Маленков, Микоян). Сталин предложил некоторые уточнения в проекте постановления: 1. Последний абзац выкинуть как ненужный; 2. Указать, что вопрос о роспуске во время войны обсуждался рядом секций КИ; 3. В пункте о 1-ом Интернационале подчеркнуть, что Маркс распустил 1-ый Интернационал "в результате назревшей потребности создания массовых национальных рабочих партий".

Договорились: 1. Предупредить секции, что подобное постановление будет опубликовано; 2. Через 10 дней опубликовать постановление; 3. Опубликовать его за подписями членов президиума (из ВКП(б) - Жданов и Мануильский); 4. После получения решений ЦК секций, утверждающих постановление, опубликовать коммюнике президиума об окончательном роспуске."

На следующий день, 20 мая - звонок от Сталина: "Нельзя ли сегодня дать в печати постановление президиума? Следовало бы поспешить с опубликованием ! Разъяснил ему, что шифрованное радиосообщение посылаю сегодня днем, вечером и ночью разным партиям. Они его расшифруют и узнают содержание не ранее, чем завтра днем или вечером. Неудобно опубликовать до этого. Надо сдать в печать не раньше, чем завтра вечером, чтобы опубликовали 22 мая. На этом договорились" (с. 374).

21 мая в кабинете у Сталина состоялось заседание Политбюро ЦК ВКП(б), на которое были приглашены Димитров и Мануильский. В Дневнике зафиксировано: "Молотов зачитывает постановление Президиума ИККИ о роспуске Коминтерна. Калинин отмечает, что враги используют этот шаг. Лучше сделать попытку перенести центр Коминтерна в другое место, например, в Лондон (Смех). Сталин разъясняет, что опыт показал, что и при Марксе, и при Ленине, и теперь невозможно руководить рабочим движением всех стран мира из одного международного центра. Особенно теперь, в условиях войны, когда компартии в Германии, Италии и других странах имеют задачу свергнуть свои правительства и проводить тактику пораженчества, а компартии СССР, Англии, Америки и другие, наоборот, имеют задачи всемерно поддерживать свои правительства для скорейшего разгрома врага.

Мы переоценили свои силы, когда создавали Коминтерн и думали, что сможем руководить движением во всех странах. Это была наша ошибка. Дальнейшее существование Коминтерна - это будет дискредитация идеи Интернационала, чего мы не хотим. Есть и другой мотив для роспуска Коминтерна, который не упоминается в постановлении. Это то, что компартии, входящие в Коминтерн, лживо обвиняют, что они являются якобы агентами иностранного государства, и это мешает их работе среди широких масс. С роспуском Коминтерна выбивается из рук врагов этот козырь. Предпринимаемый шаг, несомненно, усилит компартии как национальные рабочие партии и в то же время укрепит интернационализм народных масс, базой которого является Советский Союз. Постановление принято единогласно. Следует обмен мнений о некоторых вопросах, связанных с роспуском Коминтерна." (с. 375).

В Дневнике полностью приводятся и ответы Сталина на письменные вопросы московского корреспондента английского агентства "Рейтер" У.Л.М. Кинга в связи с роспуском Коминтерна. Подробно описываются и решения по организационным вопросам (какие направления деятельности Коминтерна и в каких формах должны быть сохранены), принятые на совещании у Маленкова в ЦК ВКП(б). Сталину и Молотову направляются сообщения о реакции компартий на решение о роспуске Коминтерна. Сталин нетерпелив. Ночью 2 июня он звонит Димитрову: "Нужно ли ждать сообщений всех партий и тогда публиковать коммюнике ?" "Ответил ему, - записал Димитров, - что поскольку некоторые компартии назначили свои конференции на 7-8 июня, следовало бы подождать еще несколько дней. Так и договорились". 7 июня Димитров направил Сталину и Молотову проект решения президиума о принятии секциями предложения о роспуске Коминтерна и текст коммюнике для печати. Ночью позвонил Молотов и сообщил, что "Сталин и он согласны с предложенным мной проектом."

8 июня Димитров провел последнее заседание президиума ИККИ, а 10 июня "Правда" опубликовала сообщение о его решениях. Следующие дни были посвящены решению практических вопросов, связанных с ликвидацией Коминтерна, в том числе встречам с представителями госбезопасности (П.М. Фитин) и разведуправления Генштаба Красной Армии (Ильичев, Большаков).

12 июня Димитров снова у Сталина в Кремле. В присутствии Молотова, Ворошилова, Берии, Маленкова, Микояна, Щербакова обсуждается "наш проект (он был направлен Димитровым Сталину 11 июня - В.М.) создания немецкого антифашистского комитета "Свободная Германия". В основном проект был одобрен". Тогда же "было решено создать в ЦК ВКП(б) специальный Отдел международной информации, которому поручить руководство антифашистскими комитетами, нелегальным национальным радиовещанием и связями с заграницей, телеграфным агентством "Супресс" и Издательством литературы на иностранных языках". "Чтобы враги не могли использовать тот факт, - читаем в Дневнике, - что отдел возглавляется Димитровым, решено было назначить Щербакова зав. Отделом, а Димитрова и Мануильского заместителями. Это решение и объявить, а работу отдела организовать и проводить внутренним порядком" (с. 381).

14 июня вместе с Щербаковым и Мануильским Димитров обсуждает у Маленкова конкретные вопросы, связанные с работой ОМИ, "чтобы избежать опасности использования противником этого для утверждения, что Коминтерн под другой формой продолжает существовать, а также какие функции на него возложить"¹⁶.

В ЦК ВКП(б) Димитров занял бывший кабинет Жданова. Обсуждался вопрос и о работе в секретариате Димитрова сына секретаря ЦК Ю.А. Жданова (с. 384, 386). Напряжение последних месяцев (смерть сына, роспуск Коминтерна) отрицательно сказались на здоровье Димитрова. Осенью 1943 г. он снова тяжело и часто болел. Запись в Дневнике 13 октября гласит: "Борьба между жизнью и смертью", а 31 декабря читаем: "Последние 4 месяца 1943 г. были особенно тяжелыми для меня. Едва не умер". В начале января 1944 г. Димитров постановлением Политбюро был официально назначен заведующим ОМИ ЦК ВКП(б), Мануильский остался его заместителем до лета 1944г., когда он занял пост заместителя председателя СНК и наркома иностранных дел Украины. Первым заместителем Димитрова стал А.С. Панюшкин (бывший советский посол в Китае), заместителями - Б.Н. Пономарев (опытный работник аппарата ИККИ) и Л.С. Баранов (бывший секретарь Челябинского обкома ВКП(б)).

В перерывах между болезнями и даже находясь на больничной койке, Димитров продолжал заниматься делами: консультации и беседы с представителями КПЧ в связи с приездом в Москву Э. Бенеша и заключением Советско-чехословацкого договора о дружбе, взаимопомощи и послевоенном сотрудничестве; обсуждение вопроса о создании и составе Польского национального комитета, который "должен иметь характер временного польского правительства"; организация Центрального бюро польских коммунистов (запись 25 января 1944 г.: "Получил постановление ЦК ВКП(б) об утверждении состава Центрального бюро польских коммунистов и его функциях согласно моему предложению") и т.д.

Но в 1944 г. внимание Димитрова все более и более переключается на болгарские проблемы, хотя он занимается и решением вопросов, касающихся других компартий и стран. В Кремль к Сталину Димитрова в это время не приглашали. Вождь предпочитал теперь напрямую общаться с представителями национальных компартий, но те из них, которые удостаивались приема в Кремле, затем делились с Димитровым услышанным. Так, 19 ноября 1944 г. М. Торез сообщил ему о полученных советах Сталина следующее: "1. Провести линию "левого блока" под соответствующей для Франции формой; 2. Терпеливо добиваться союзников между социалистами, радикалами и др.; 3.Выступать за возрождение Франции с сильной армией и за осуществление демократического режима (союзники хотят слабую Францию и слабую Италию); 4. Не преувеличивать своих сил и не считать, что партия сама может справиться с задачами, стоящими перед французским народом; 5. Не давать изолировать себя от других демократических группировок и масс; 6. Не бравировать правительство де Голля, проводить лояльную политику; 7. Не держаться сохранения вооруженных сил движения Сопротивления; необходима единая армия, но стараться в армии иметь людей и позиции; 8. Не обязательно восстанавливать союз коммунистической молодежи, лучше создать общий патриотический союз молодежи и пр." (с. 448).

4 января 1945 г. А. Паукер, Г. Георгиу-Деж, Г. Апостол, принятые Сталиным, рассказали о беседе и полученных ими советах следующее: "1. Обратить главное внимание на аграрную реформу...Земли дворца и монастырей пока не трогать; 2. Создать машинно-тракторные станции (СССР даeт некоторое количество тракторов); 3. СССР может дать известное количество хлопка для переработки на текстильных фабриках Румынии; 4. Вопрос о национализации сейчас не ставить, обратить внимание на развитие нефтяной промышленности; 5. Стараться не пугать и не отталкивать буржуазные элементы (антинемецкие) - в частности, группу [Г.] Татареску; 6. Дивизию [Т.] Владимиреску использовать как внутреннюю опору национально-демократического фронта; 7. Курс на создание правительства национально-демократического фронта; 8. Развивать точку зрения, что если такое правительство будет, СССР поможет, чтобы Северная Трансильвания была румынской. Если такое правительство будет создано, СССР готов заключить пакт о взаимной помощи, подобно пакту с Чехословакией" (с. 458).

Но 10 января 1945 г. Сталин позвонил Димитрову и сообщил ему своe мнение по ряду вопросов: "Вчера принял югославскую делегацию. Югославяне мне сообщили, что они предложили болгарам, чтобы Болгария вошла в Югославию на тех правах, как и сербы и хорваты. Но болгары с этим не согласились и настаивали на создании из Югославии и Болгарии, как равноправных, болгаро-югославского союзного государства. Я сказал, что болгары правы, югославы не правы. Следовало бы создать из Болгарии и Югославии двуединое государство на равноправных началах, нечто аналогичного как бывшая Австро-Венгрия. Иначе вхождение Болгарии в Югославию будет означать поглощение Болгарии. При этом у югославов нет еще правительства, чтобы заключить договор с Болгарией. Они хотят. чтобы болгары послали в Белград дипломатического представителя. Болгарскому правительству, однако, нельзя посылать дипломатического представителя, можно иметь только политического представителя при Национальном комитете. Лучше начать с пакта взаимопомощи, а потом идти дальше...Югославяне хотят взять греческую Македонию. Хотят также Албанию и даже части Венгрии и Австрии. Это неразумно. Не нравится мне их поведение. [A.] Хебранг, видимо, толковый человек и понял, что я ему говорил, но другие в Белграде загибают.

Что касается отъезда [В.] Коларова в Болгарию, я боюсь, что его приезд туда может оттолкнуть земледельцев и других. Распишут его биографию, поднимут шум, используют его присутствие для разговоров о советизации Болгарии и пр. Между тем, нынешнее правительство нужно сохранить и если можно даже его расширить...". Сталин выразил свое неудовольствие по поводу развития событий в Греции: "Я советовал, чтобы в Греции не затевали эту борьбу. Люди ЭЛАС не должны были выходить из правительства [Г.]Папандреу. Они принялись за дело, для которого у них сил не хватит. Видимо, они рассчитывали, что Красная Армия спустится до Эгейского моря. Мы этого не можем делать. Мы не можем послать и в Грецию свои войска. Греки совершили глупость" (с. 460).

А 28 января 1945 г. Сталин принял у себя на даче югославскую (М. Пьяде, Хебранг и югославский посол В. Симич) и болгарскую (Димитров, К. Георгиев, А. Югов, Т. Костов и др.) делегации. Присутствовали также Молотов, Маленков, Берия. "Исключительно задушевная атмосфера", - записал Димитров. Речь шла о проекте союзнического договора между Югославией и Болгарией, создании федеративного государства. Участвовавший во встрече Димитров так зафиксировал позицию Сталина: союз между Югославией и Болгарией "положит начало союзу всех славянских народов. Эти народы должны друг другу помогать и взаимно защищаться. Германия будет разгромлена, но немцы - крепкий народ, с большим количеством кадров, они снова поднимутся. Славянские народы не должны оказаться врасплох, когда снова на них попытаются напасть, а это в будущем вероятно и даже наверняка будет. Старое славянофильство выражало стремление царской России подчинить себе другие славянские народы. Наше славянофильство - совсем другое - объединение славянских народов как равных для общей защиты своего существования и будущего. Мы не хотим ничего навязывать другим славянским народам. Мы не вмешиваемся в их внутренние дела. Пусть они делают то, что могут.

Кризис капитализма проявился в разделении капиталистов на две фракции - одна - фашистская, другая - демократическая. Получился союз между нами и демократической фракцией капиталистов, потому что последняя была заинтересована не допустить господства Гитлера, так как это брутальное господство привело бы рабочий класс до крайности и до свержения самого капитализма. Мы теперь с одной фракцией против другой, а в будущем - и против этой фракции капиталистов. Может быть мы делаем ошибку, когда думаем, что советская форма - единственная, которая ведет к социализму. На деле оказывается, что советская форма - самая лучшая, но совсем не единственная. Могут быть и другие формы - демократическая республика и даже в известных условиях - конституционная монархия... (Чрезвычайно много важного и интересного еще было в высказываниях Сталина на этом замечательном вечере !)" (с. 463-464)¹⁷.

Взаимоотношения между Болгарией и Югославией очень беспокоили Димитрова, и 8 апреля он послал письмо Сталину, в котором просил его во время пребывания в Москве Й.Б. Тито рассмотреть и этот вопрос. В частности, считал Димитров, "следовало бы подыскать подходящую форму для осуществления проектируемого политического соглашения между обеими странами до окончания войны, так как после этого трудностей наверное будет гораздо больше. Надо отметить, что у ряда югославских товарищей видимо имеются нездоровые настроения, известное головокружение от успехов и неправильное, высокомерное отношение к Болгарии и даже болгарской компартии. Считаю Вашу помощь и воздействие очень желательными". Вечером того же дня он принял Тито у себя на квартире. "долго беседовали о положении в Югославии, о возможном союзном договоре между Югославией и Болгарией, - записал Димитров. - Общее впечатление: недооценка сложности положения и предстоящих трудностей, слишком самонадеянный, большая доля зазнайства и несомненно "головокружение от успехов". На словах, конечно, как будто все в порядке..." (с. 474).

А 12 апреля 1945 г. Димитров и Тито были у Сталина, где в присутствии Молотова, Маленкова, Берии и Булганина обсуждался вопрос о взаимоотношениях двух стран. Итоги этой встречи в Дневнике отражены так: "...договорились: 1.как первый этап - в ближайшее время восстановить дипломатические отношения между Болгарией и Югославией и таким образом поставить конец на прошлом (ликвидируя прежние враждебные отношения, вопросы о репарациях и пр.). Через некоторое время - как второй этап заключение договора о сотрудничестве и взаимопомощи по восстановлению обеих стран и защиты против возможной новой агрессии со стороны Германии. Как третий этап - подготовить после этого создание из обоих государств общую федерацию". Кроме того, согласно Дневнику, во время этой же встречи Сталин "критиковал самоуверенность болгарских коммунистов, неучитывание с их стороны трудностей, их желание, чтобы все гладко шло и пр. Считает, что компартия недостаточно укрепилась в стране, что Земледельческий союз имеет большое влияние на крестьянские массы и что не надо спешить с проведением выборов и пр. Надо найти те вопросы, на которые можно было бы привлечь крестьян на сторону компартии" (там же).

Были и другие вопросы, по которым советские лидеры считали нужным советоваться с Димитровым. Война шла к концу, и 17 марта 1945 г. Сталин и Молотов в присутствии Димитрова обсуждали вопрос о судьбе Германии: "Англичане хотят расчленить Германию (Бавария и Австрия, рейнская область и пр.). Всеми средствами добиваются уничтожения своего конкурента. Злостно бомбят немецкие заводы и фабрики. Мы не допускаем их авиацию в нашу зону Германии. Но они всячески стремятся и там бомбить. Немцы упорно продолжают драться. Идут на явную гибель. Гитлер чувствует свой конец и толкает вместе с собой и немецкое население в пропасть. Нужно, чтобы явились немцы, которые бы действовали, чтобы спасти то, что еще можно спасти для жизни немецкого народа. Организовать муниципалитет, например, хозяйственную жизнь и пр. На занятых и занимаемых Красной Армией немецких территориях создать местные органы управления, из которых впоследствии вышло бы и германское правительство.(Развил свой план, который был в основном одобрен)" (с. 471).

7 июня 1945 г., уже после окончания войны в Европе, у Сталина в присутствии Молотова обсуждался проект воззвания Коммунистической партии Германии. "Сталин предложил: заявить буквально, что в данный момент путь насаждения советской системы в Германии - неправилен, необходимо установить антифашистский демократический парламентский режим. Компартия предлагает блок антифашистских партий на основе общей платформы. Не говорить в таком хвалебном тоне о Советском Союзе и пр.", - записал Димитров (с. 481-482).

Требовала к себе постоянного внимания и Болгария, которая уже почти год развивалась по народно-демократическому пути. Компартия там имела прочные позиции во власти, но немалым влиянием пользовалась и оппозиция. Предстояли парламентские выборы. Димитров рвался на родину, где не был уже более двух десятков лет. 6 августа он говорил с Молотовым о Берлинской конференции и, в частности, о решениях, относящихся к Болгарии и Балканам. "В основном эти решения выгодны нам. Фактически признана за нами (СССР) эта сфера влияния", - записал Димитров в Дневнике. Видимо, во время этого разговора зашла речь и о его переезде в Болгарию с целью баллотироваться в депутаты парламента. На следующий день, 7 августа Молотов сообщил, что советовался по этому вопросу со Сталиным и что выставлять свою кандидатуру на выборах Димитров не может, поскольку является советским подданным и депутатом Верховного Совета СССР. Димитров настаивал на личной встрече и обсуждении другого варианта - отставке с поста депутата Верховного Совета СССР, "чтобы стать болгарским депутатом, что более выгодно с точки зрения будущей перспективы". 8 августа Сталин дал согласие на этот план. 20 августа Димитров направил Молотову проект сообщения Президиума Верховного Совета СССР об освобождении его от должности депутата и от советского гражданства в связи с предстоящим выдвижением его кандидатуры в депутаты Народного собрания в Болгарии. Поздно вечером Молотов сообщил Димитрову, что завтра сообщение будет передано в печать. 21 августа оно появилось в газетах под заголовком "Г.М. Димитров - кандидат в депутаты Народного собрания Болгарии".

29 августа Сталин и Молотов приняли Димитрова, Костова, В. Червенкова и Коларова. "Беседа со Сталиным исключительна важна в связи с положением в Болгарии", - записал Димитров в Дневнике. Тогда же был решен вопрос о направлении в Болгарию Коларова, а после него - и Димитрова. На следующий день, 30 августа состоялась вторая встреча со Сталиным, на которой присутствовали Молотов, Хрущев, Булганин и С.С. Бирюзов. Обсуждался ряд вопросов советско-болгарских отношений и помощи Болгарии со стороны СССР. Сталин дал Бирюзову "следующую установку": "Отсрочили выборы - это была несущественная уступка (Западу и болгарской оппозиции - В.М.). Больше никаких уступок. Никакого изменения в составе правительства" (с. 492-495).

9 сентября 1945 г. в Софию улетел Коларов. Вместе с ним полетел сотрудник ОМИ Н.И. Баскаков, который должен был передать Костову для Н. Захариадиса (Греция) 75 тыс. американских долларов - помощь компартии. 13 сентября с наркомом госбезопасности Меркуловым Димитров обсудил конкретные вопросы, связанные с его отъездом в Софию ("охрана и пр."). В тот же день он принял сотрудников НКГБ - полковников Голубенко, Студникова и Зеленского, которые направлялись в Болгарию в качестве "инструкторов при Югове" под псевдонимами соответственно Голубов, Студеников и Зеленов (с. 500, 504). 3 ноября перед своим отлетом в Болгарию Димитров направил письмо Сталину, который отдыхал в это время в Сочи: "Дорогой тов. Сталин ! Уезжая в Болгарию в связи с депутатскими выборами, хотел бы выразить Вам свою глубочайшую благодарность за то, что я имел возможность на протяжении многих лет работать под Вашим непосредственным руководством и так много научиться у Вас, а также за то доверие, которое Вы мне оказывали. Разумеется, я приложу все усилия, чтобы и в дальнейшем оправдать Ваше доверие. Но очень прошу дать мне возможность и в будущем пользоваться Вашими исключительно ценными необходимыми советам. Желаю Вам от всей души доброго здоровья и долгой жизни на благо великой советской родины и трудящихся всего мира. Ваш всегда преданный Димитров" (с. 509).

4 ноября, вылетев из аэропорта Внуково, Димитров прибыл в Софию: "После 22 лет снова на болгарской земле". Связь с Москвой поддерживалась с помощью шифрограмм. Так, 25 ноября Димитров получил от Алексеева (Молотова) уведомление о решении предоставить еще 100 тыс. долларов помощи "нашим южным соседям" (греческим коммунистам - В.М.), и 28 ноября эта сумма была доставлена в Софию сотрудником ОМИ В. Мошетовым. Москва поддерживала связь с греческой компартией через Софию. В частности, 9 февраля 1946 г. Димитров получил ответ Молотова на "вопрос греческих товарищей": могут ли они ориентироваться на вооруженное восстание против монархического реакционного режима или следует организовать самооборону в сочетании с политической мобилизацией народных масс. "Рекомендует (Молотов - В.М.) второе", - записал Димитров.

С Тито Димитров продолжал обсуждать вопрос о болгаро-югославских отношениях. 2 декабря он направил Тито письмо в связи с провозглашением Югославии Федеративной народной республикой. В частности, в нем говорилось: "следовало бы обсудить уже конкретно вопрос о союзническом договоре между Югославией и Болгарией и посоветоваться с нашими большими друзьями - когда и каким образом провести это чрезвычайно важное мероприятие" (с. 514-515).

Сталин внимательно следил за развитием событий в Болгарии и 23 декабря вызвал Димитрова по ВЧ, сказав ему следующее: "Явился ко мне министр иностранных дел США и предложил в целях признания болгарского правительства реорганизацию правительства с включением представителей оппозиции. Я ему ответил, что для меня вопрос о реорганизации болгарского правительства недискутабильный. Это правительство после выборов зависит от Народного собрания. Дело Народного собрания составление болгарского правительства. Мы считаем ненужным вмешиваться во внутренние дела Болгарии. Что касается оппозиции, как известно, имеется лояльная и нелояльная оппозиция. Болгарская оппозиция нелояльна. Она бойкотировала выборы. В Америке имеется тоже оппозиция республиканская. Но после еe поражения на выборах еe руководитель заявил, что поддержит Ваше правительство. Болгарская оппозиция поступила наоборот. Есть у Вас и нелояльная оппозиция. Включили ли бы представителей в Ваше правительство этой оппозиции ? (Он начал смеяться). Почему же надо требовать это от болгар ? На этом и закончился наш разговор. Чтобы, однако, было обеспечено разрешение болгарского вопроса, подумайте, не могли ли бы вы включить одного или двух министров из оппозиционных кругов, отрывая их от оппозиции. Дать им какое-либо незначительное министерство. Конечно, вопрос не идет о [Н.] Петкове. Можно найти другого, хотя и не очень известного. Посоветуйтесь со своими товарищами и сообщите Ваше мнение. Буду ждать завтра Вашего звонка". На следующий день, 24 декабря Димитров позвонил в Москву: "Говорил со Сталиным (через Поскребышева). Сообщил ему о нашем согласии. Хотим скорее сообщить ему о возможных кандидатах" (с. 518).

Политическое положение в Болгарии, активность оппозиции, за которой чувствовалась "рука Запада", тревожили советское руководство. 7 января 1946 г. болгарская делегация в составе К. Георгиев, Югов, П. Стайнов направилась в Москву, где состоялась встреча со Сталиным и Молотовым. А 8 января 1946 г. в Софию с визитом прибыл Вышинский. "Встретились у Бирюзова, - читаем в Дневнике. -Беседовали о позициях, которые он должен занять по отношению к оппозиционерам. Вышинский разговаривал с К. Лулчевым и Петковым (лидерами оппозиции - В.М.) безрезультатно". 11 января на заседании Политбюро ЦК БРП(к), на котором Югов доложил о переговорах в Москве, был "намечен курс в отношении оппозиции". В тот же день Вышинский отбыл из Софии (с. 513, 520).

Непосредственно контролировала Москва и создание нового болгарского правительства. В конце февраля Димитров получил от Молотова ряд директив по этому вопросу. А 15 марта от Алексеева (Молотова) была получена пространная телеграмма на этот счет. В ней обращалось внимание на следующие вопросы: 1. Необходимо внести изменения в распределение министерских портфелей между партиями, поскольку оно явно не отвечает результатам выборов и партийному составу парламента. Следует выдвинуть нового министра иностранных дел вместо Стайнова, "которому мы не доверяем", из числа деятелей рабочей партии или из числа близких к ней людей, как [A.]Оббов. Люди Стайнова за границей являются противниками добрых отношений с СССР. Это в дальнейшем нельзя терпеть, так как такое положение будет вредить интересам Болгарии. Второе. Необходимо вместо министров без портфелей иметь двух вице-премьеров, из которых один должен быть коммунистом. В Югославии, Польше, Чехословакии, Венгрии, Румынии есть вице-премьеры. Третье. Надо иметь заместителей министров от коммунистов. Неплохо, чтобы и другие партии имели заместителей министров там, где министрами являются коммунисты. Четвертое. Вы могли бы уступить министерство юстиции звенарям, а министерство финансов передать коммунистам. "Жду срочного ответа".

16 марта Димитров направил Алексееву (Молотову) шифрограмму о том, что почти все рекомендации советского руководства приняты. 18 марта за подписями Дружков (Сталин) и Алексеев пришла новая шифрограмма, в которой отмечалось, что "нет ответа на вопрос о министре финансов" и говорилось, что соотношение партийных сил в болгарском парламенте позволяет рабочей партии иметь четыре-пять основных портфелей: "Нас удивляет ваша скромность и неинициативность в этом деле. Югославские коммунисты действуют куда лучше и напористее вас" (с. 521-523). Так на практике выглядело неоднократно звучавшее из уст Сталина заявление о невмешательстве Москвы во внутренние дела Болгарии и других стран.

5 июня 1946 г. Димитров снова в Москве. 6 июня он встречается со Сталиным и Молотовым в Кремле, а вечером приглашен к Сталину на дачу. "Сталин критиковал нас за недостаточно решительные действия, - записал Димитров в Дневнике. - Посоветовал нам взять решительный курс, не считаясь с мнением и настроением англичан и американцев и их агентуры в Болгарии". 7 июня Димитров снова у Сталина. Здесь, кроме Молотова, Жданова и Берии, были также члены югославской делегации Тито, А. Ранкович и Б. Нешкович. Обсуждались болгаро-югославские отношения, а о предстоящих в Болгарии выборах в Великое народное собрание Сталин сказал: "На предстоящих выборах сохранить Отечественный фронт. Предпочтительнее общие списки ОФ, если можно договориться на основе: 40% - коммунисты, 30% - земледельцы, 15% - звенари, 10% - социал-демократы и несколько процентов радикалы. Если этого не будет, тогда самостоятельное выступление коммунистов, но все сделать так, чтобы она стала первой партией". 9 июня, получив указания Кремля относительно дальнейших действий, Димитров вернулся на родину (с. 527-528).

15 августа Димитров снова отправляется в Москву, на этот раз "полуинкогнито" для лечения. 2 сентября его принимает Сталин в Кремле в присутствии Молотова, Жданова, Берии, Маленкова, Микояна и Булганина. Беседа - обстоятельная и длительная по широкому кругу вопросов. Сталин сообщил, что советское правительство не дало согласия на приглашение представителя болгарской оппозиции в Париж для решения и обсуждения вопроса о мирном договоре с Болгарией и выразил уверенность в том, что англичане и американцы в конце концов должны заключить мирный договор с болгарским правительством. Молотов заметил: "Если они откажутся заключить мир с Болгарией, тогда мы откажемся подписать мир с Италией. В заключении мира они более заинтересованы, чем мы". После вопроса Димитрова о том, если Кимон (Георгиев - В.М.) эвентуально подаст в отставку, могут ли коммунисты выставить своего премьер-министра, Сталин ответил, что "сегодня это нецелесообразно: будут созданы только новые внешнеполитические трудности для Болгарии. Лучше выдвинуть какого-либо земледельца, готового честно работать с вами, хотя и не очень способного человека".

По вопросу подготовки новой болгарской конституции Сталин развил следующие мысли: "Ваша конституция должна быть народной конституцией; по возможности - меньше подробностей; конституция народно-республиканского государства с парламентским режимом; не будоражьте нетрудовые слои (промышленников, торговцев, кулаков); сделайте конституцию правее югославской ( в последней, видимо, - хотя я не читал еe в окончательном виде, - имеется излишнее подражание советской конституции, вплоть до пятиконечной звезды и пр.). (Обещал ознакомиться с первыми наметками, которые я ему направлю, и сделать свои замечания)". В беседе Сталин поднял новый вопрос: "Вам необходимо создать в Болгарии лейбористскую партию (трудовую партию). Объедините в такую партию вашу партию и другие партии трудящихся (например, партию земледельцев и пр.) Невыгодно иметь Рабочую партию и при этом называться коммунистической. Ранее марксисты должны были обособлять рабочий класс в отдельную рабочую партию.. Тогда они были в оппозиции. Сегодня вы участвуете в управлении страной. Вам нужно объединить рабочий класс с другими слоями трудящихся на основе программы-минимум, а время программы-максимум еще придет. На рабочую партию крестьяне смотрят, как на чужую партию, а на трудовую партию будут смотреть, как на свою партию. Я очень советую сделать так. Трудовая партия или рабоче-крестьянская партия подходит для такой страны, как Болгария. Это будет народная партия. Уверяю вас, что этим вы нисколько себя не погубите, наоборот только выиграете. И с точки зрения международного положения страны это значительно облегчит ваши задачи. По существу партия будет коммунистическая, но получит более широкую базу и удобную маску для нынешнего периода. Этим вы поможете переходу к социализму по собственному пути - без диктатуры пролетариата. Положение со времени нашей революции коренным образом изменилось и необходимо использовать другие методы и формы, а не подражать русским коммунистам, которые в свое время находились совсем в другом положении. Не бойтесь, что вас обвинят в оппортунизме (в тексте - в Болгарию: Глупости !). Это - никакой не оппортунизм, а применение марксизма в современных условиях... Сталин высказался за подготовку болгарских офицеров в стране, а не в СССР: "У нас имеются большие трудности в этом отношении. И наше обучение не совсем подходит для болгарской армии. Можно помочь с преподавателями, программами и пр., но лучше иметь свои учебные заведения в стране." Сталин считает невыгодным для нас иметь в армии советских инструкторов. Враги используют это. Вреда будет больше, чем пользы. При этом наличие инструкторов часто препятствует самостоятельному развитию собственных офицеров. "Лучше было бы, если бы учились без нянек". Согласен дать указание Бирюзову выделить несколько советских офицеров под его руководством, чтобы помочь болгарской армии неофициально и без шума" (с. 533-534).

Очень интересной была также и беседа Димитрова со Ждановым 4 сентября 1946 г., состоявшаяся в ЦК ВКП(б). Речь шла в основном о международном положении. "Сталин считает, - сказал Жданов, - что новая война в ближайшее время исключена. Он смотрит совершенно спокойно на развитие событий. Если анализировать сегодняшнее положение и судить не по форме, а по содержанию о будущем, то можно смело сказать о нашей точке зрения: все в порядке. Шум, который англо-американцы поднимают и угрожают новой войной, это шантаж и ничего больше. Они хотят дискредитировать Советский Союз в глазах своих рабочих. Социальные конфликты в Америке все более разрастаются. Лейбористы в Англии так много наобещали английским рабочим относительно осуществления социализма, что сегодня им трудно отступать. Они скоро столкнутся не только со своей буржуазией, но и с американскими империалистами. [Г.] Ласки со своей делегацией не напрасно приезжал к нам. Он постоянно оправдывал себя и лейбористов и отчитывался в том, что сделано. Он заявляет, что они не отступят перед империалистами. Они пойдут по своему, парламентскому пути к социализму. Сталин подчеркивает: мы считаем советский путь лучше, но если вы считаете парламентский путь подходящим для Англии, мы не возражаем. Видимо Ласки хотел узнать, не думает ли Москва проводить политику советизации Англии... Ясно также, что лейбористы хотят также подготовить почву на случай, если им будет гораздо труднее, получить известную поддержку со стороны Советского Союза" (с. 533). На следующий день Димитров отбыл на родину.

Через месяц, 3 октября - он снова в Москве по вопросу предстоящих выборов в Великое народное собрание Болгарии. Сразу по прибытии Димитров пишет письмо Сталину (копия - Молотову) о демарше американцев и англичан в связи с выборами. Однако сведений о том, что встреча со Сталиным состоялась, в Дневнике нет. В этот приезд Димитров обсудил ряд вопросов с Молотовым (о Парижской мирной конференции и мирном договоре с Болгарией), Ждановым (о международном положении и работе Отдела внешней политики ЦК ВКП(б)), Булганиным (о вооружении для болгарской народной милиции), Н.Г. Пальгуновым (ТАСС) (о информации для Болгарии). 18 октября Димитров возвратился в Софию, а 4 ноября, уже после выборов в Великое народное собрание, снова был в Москве. Сталин в это время находился в Сочи, и 5 ноября Димитров встречается со Ждановым. Тот сообщает ему о шифровке, направленной Сталину: "Согласно позиции болгарского ЦК, как она изложена в шифровке Бирюзова и [С.П.] Кирсанова, Димитров и другие видимо хотят отказаться от всяких переговоров с представителями оппозиции по вопросу формирования правительства. Такая позиция не может быть признана гибкой и осторожной. Конечно, следовало бы составить правительство без оппозиции. Но если оппозиция обратится к ОФ с предложением начать переговоры о формировании коалиционного правительства, было бы необдуманно со стороны ОФ отказаться от таких переговоров. Возможно оппозиция не обратится с предложением о коалиционном правительстве. В таком случае можно было бы плюнуть на оппозицию, свалив вину на последнюю, заявив, что она не сочла нужным поставить вопрос о коалиционном правительстве. Но если оппозиция официально обратится с предложением о коалиционном правительстве, то было бы нецелесообразно отказываться от переговоров. При этих переговорах следует вести себя так, чтобы заставить оппозицию прервать переговоры и свалить всю вину на неe. Каким образом это сделать ? Это практический вопрос и его с успехом может решить болгарский ЦК.

Естественно, все важнейшие портфели должны быть в руках Рабочей партии. Не следует также отталкивать своих союзников - земледельцев и других. ОФ следует сохранить. Есть опасность, что Рабочая партия, одержав победу на выборах, задерет нос и заразится головокружением от успехов, думая, что может обойтись без союзников. Это было бы глубоко неправильно.

Что касается возможного вмешательства США в дела анализирования болгарской практики с привлечением СССР, то от этого следует отказаться, заявив, что мы не можем вмешиваться во внутренние дела Болгарии" (с. 539-540). Усвоив позицию Кремля из этой шифровки и подробно поговорив со Ждановым, Димитров 6 ноября вылетел в Софию.

22 ноября 1946 г. он стал премьер-министром, с чем его 4 декабря телеграммой поздравил Сталин. Димитров поглощен государственной деятельностью. Одним из объектов его пристального внимания летом 1947 г. становится организация судебного процесса над Н. Петковым, который 11 июня был лишен депутатского мандата и арестован. Димитров - участник совещаний ("наши из ГБ и советские советники") о подготовке процесса. 16 июня он записывает в Дневнике: "Тактика против оппозиции - идейно-политическое наступление", а 19 июня рассматривает проект обвинительного акта по делу Петкова ("участвуют советские товарищи, Коларов, Югов, Т. Костов, Р. Христозов, П. Вранчев, В. Поптомов") (с. 551-553).

18 июня Сталин, Молотов, Тито, П. Гроза, Готвальд, Ю. Циранкевич и др. Поздравили Димитрова с 65-летием, а 20 июля он говорил по телефону со Сталиным о своем приезде в Москву 5 августа. Именно в этот день начался процесс над Петковым. Димитров полетел в Москву 8 августа и вечером того же дня был на даче у Сталина. Но предметом обсуждения, судя по записи в Дневнике, был вовсе не этот, а другой вопрос, касающийся внешнеполитических шагов Болгарии, точнее конференции в Бледе (встреча Димитрова и Тито) по поводу болгаро-югославского договора. Позиция Сталина, согласно записи, сводилась к следующему: "В общем не совсем удобно, что вы это проделали до ратификации мирных договоров. Американцы и англичане используют этот факт, чтобы усилить военную помощь Греции и Турции". Вообще, - цитирует Димитров Сталина, - "слишком торопитесь, слишком нервничаете. Ненужный крик ! Все это вы можете сделать бесшумно, особенно учитывая, что Болгария еще считается сателлитным государством во второй мировой войне. Для Болгарии и Югославии внешняя опасность решающая, а не внутренняя...". "Что касается помощи СССР, - говорит Сталин, - то она затрудняется тем обстоятельством, что Болгария была в войне на стороне Гитлера, и мы не можем не считаться с этим фактом при оказании открыто этой помощи. Часто необходимо искать другие, окольные пути. Но помогать будем". "Когда я ему пожаловался, - продолжает Димитров, - что советские органы в Болгарии действуют, как обыкновенные служаки, ведомственно, не учитывая особенное политическое положение и роль Болгарии, он заявил, что многое из этих дел ему совершенно неизвестно и предложил обращаться в этих случаях непосредственно к нему".

Далее "подробно говорили о положении в различных коммунистических партиях, особенно во Франции и Италии. Находит политику французской партии совершенно неправильной. Руководство стало жертвой страха, что Франция без американского кредита пропадет. Коммунисты должны были выйти из правительства с мотивировкой, что они против предательства независимости Франции, а не ждать, когда будут выдворены из него. И более того, заявлять, что будут поддерживать это правительство условно. Достаточно критически относится и к итальянской компартии во главе с Эрколи". Кончается запись словами Сталина: "Надо не только хвастаться нашей победой, но и стараться изучать допущенные ошибки в различные периоды и в военных операциях. И победителей надо судить за их ошибки !" (с. 555-556).

На следующий день Димитров был у Булганина, где в присутствии советских военных рассматривалось подробно, что "необходимо нашей армии, флоту, пограничникам и пр. (вооружение, советники и пр.)". 12 августа Димитров направил 3 письма Дружкову (Сталину) по поводу хозяйственных вопросов и в тот же вечер был им принят. Разговор снова шел об отношении к бессрочному договору между Болгарией и Югославией ("Считает это ошибочным"). Сталин ознакомил Дмитрова со следующим решением советского правительства: "Конечно, Советский Союз связан союзом с Югославией и Болгарией, так как имеет с Югославией формально договор о союзе, а с Болгарией - фактический союз, что равносильно формальному союзному договору. Но советское правительство должно предупредить, что не может брать на себя ответственность за договоры большой важности в области внешней политики, которые заключаются без консультаций с советским правительством. Председатель Совета министров И.В. Сталин".

На следующий день Димитров направил в Белград Вальтеру (Тито) шифровку: "В связи с сообщением нашего большого друга следует признать, что мы увлеклись в вопросе о договоре. С целью поправить допущенные нами ошибки необходимо, по моему мнению, аннулировать этот акт, а когда наступит благоприятное время, после соответствующих консультаций с советскими друзьями договор подписать и опубликовать. Иван".

Вечером в Кремле у Сталина обсуждались "наши военные и хозяйственные вопросы" (тамже). 14 сентября 1947 г. Димитров получил шифровку за подписью Сталина и Молотова: "С 16 сентября, после депонирования мирных договоров, последние входят в силу. Мы считаем, что сегодня правительства Болгарии и Югославии могут приступить к осуществлению договора о дружбе и взаимопомощи. Дружков, Алексеев". А 18 октября в шифровке Спиридонову (Костову) Димитров писал: "Дружков рекомендует мне и Тито обозначить срок договора с Югославией. Это следует сделать. Было бы хорошо, если бы этот срок был более продолжительным, чем обычно. Например, 25 или 30 лет" (с. 564, 583).

Создание Информационного бюро коммунистических и рабочих партий в сентябре 1947 г. в Шклярской Порембе (Польша) не получило всесторонней оценки в Дневнике Димитрова, но мысли и идеи, высказанные на совещании, разделялись им полностью. Об этом свидетельствуют, в частности, пространные ответы Димитрова на вопросы газеты "Руде право", данные им 22 сентября в Москве. Одно из его утверждений гласит: "Для народов становится все яснее банкротство капиталистической системы с еe антинародным характером и превосходство социалистического общественного строя, блестяще подтвержденное во время войны великой страной советских социалистических республик. Многие новые миллионы людей в мире видят уже ясно, что их спасение - только в победе социализма". Пространно говорилось об американском империализме, антикоммунизме, поджигателях новой мировой войны, необходимости борьбы за мир, о сплочении всех свободолюбивых, прогрессивных, демократических сил вокруг Советского Союза. 5 октября Димитров записал в Дневнике: "Опубликованы в газете "Правда" документы коммунистического совещания в Польше. В данный момент это наша "атомная бомба", которая с грохотом взорвется во всем мире. Самый лучший ответ на антикоммунистический поход американских империалистов" (с. 567-568, 574).

24 сентября Димитров направил телеграмму Спиридонову (Костову), Венелину (Коларову) с просьбой не начинать "обсуждение проекта конституции во втором чтении до тех пор, пока не получите некоторых существенных замечаний от здешних друзей. Эти замечания привезет вам Владимиров (Червенков - В.М.)". Димитров сообщал, что он получил уже замечания Вышинского, А.А. Лаврищева, А.Ф. Горкина и других лиц по проекту конституции (с. 569). Получив "нахлобучку" за поспешность при заключении договора с Югославией, Димитров не хочет более "наступать на грабли". В октябре начались переговоры о заключении болгаро-чехословацкого договора. В шифровке Спиридонову (Костову) 1 октября он просит через советского посла в Болгарии Кирсанова направить в Москву "текст предложений чехословаков для соответствующей консультации с советскими друзьями", а 9 октября направляет Молотову "проект договора, предложенный чехами, для консультаций с советским правительством". 16 октября позвонил Молотов: "Советское правительство поддерживает нашу точку зрения о болгаро-чехословацком договоре, т.е. что взаимопомощь должна предусматриваться против всякой агрессии, а не только против германской агрессии (так значилось в советско-чехословацком договоре 1943 г. - В.М.). Ситуация уже значительно изменилась, - подчеркнул он. - Что касается заключения договора сначала с Румынией, а потом с Чехословакией, то возражений со стороны СССР нет. Советское правительство считает, что договоры должны быть заключены между малыми странами (Болгария, Румыния, Венгрия, Албания), а после между ними и Советским Союзом. Иначе стали бы говорить, что малые государства заключают договоры по указке Москвы". Это мнение сразу с пометкой "срочно" Димитров направил Костову с добавлением: "Советское правительство считает, что правительство Чехословакии включит эту постановку (против всякой агрессии - В.М.) в свой договор с Болгарией. Сообщите это тов. [З.] Неедлы перед его отъездом из Софии, он передаст это т. Готвальду" (с. 572, 578, 580-581).

Аналогичной была и процедура заключения болгаро-румынского договора. 28 октября Димитров дал указание Костову (Спиридонову): "Следует уведомить Петру Гроза, что сообщенная нам точка зрения советского правительства в отношении заключения союзного договора следующая: 1. Заключение союзного договора между нашими странами должно предшествовать заключению союзнического договора с Советским Союзом. 2. Союзный договор должен предусматривать взаимопомощь против всякой агрессии, а не только против агрессии Германии" (с. 585-586).

В тот же день, 28 октября Димитров направил Молотову письмо с сообщением о предложении Э. Ходжи прибыть в Софию с целью заключения культурной конвенции и переговоров о союзническом договоре между Болгарией и Албанией. Молотов ответил, что советское правительство согласно с проектируемым посещением.

Вскоре Болгария подписала союзные договоры с Югославией (27 ноября 1947 г.), Албанией (16 декабря 1947 г.), Румынией (16 января 1948 г.). Что касается договора с Чехословакией, то вопрос о его заключении застопорился: каждая из стран представила свой текст и отстаивала свою позицию. Арбитром выступила Москва, которая направила чехословацкому правительству свое мнение: "Учитывая возникшие разногласия между Чехословакией и Болгарией по вопросу текста договора о взаимопомощи между ними, советское правительство считает возможным заключение каждого из двух типов договора - болгарского или чехословацкого. При этом стороны должны сами решить вопрос, какой именно тип договора наиболее приемлем для них. Если же болгарское и чехословацкое правительства не достигнут согласия, весь вопрос о договоре мог бы быть отложен на известное время" (с. 593-594).

16 ноября после длительного пребывания в СССР Димитров отбыл в Болгарию и сразу включился в работу по подготовке проекта новой конституции, реконструкции правительства, проведению национализации крупной и средней промышленности, заключению упомянутых выше договоров. 16 января Димитров отправился в Бухарест, где состоялось подписание болгаро-румынского договора. В связи с этим были проведены пресс-конференции, материалы которых оказались и на столе у Сталина. 24 января Димитров (Иванов- В.М.) получил шифровку, подписанную Дружковым (Сталиным): "Считаем своим долгом обратить Ваше внимание на то, что Ваши высказывания на пресс-конференции в Румынии (Софии) в части, касающейся федерации или конфедерации стран народной демократии, в том числе Греции, Польши, Чехословакии и т. д., оцениваются московскими друзьями как вредные, наносящие вред странам новой демократии, облегчающие борьбу англо-американцев против этих стран. Столь же неосторожным и вредным считается Ваше заявление о таможенной унии между странами-союзницами, следовательно между странами, имеющими пакт о взаимопомощи, что может быть истолковано таким образом, что здесь подразумевается также и Советский Союз, который имеет или в скором времени будет иметь с ними пакты о взаимопомощи. Трудно понять, что могло Вас заставить сделать на пресс-конференции столь поспешные и необдуманные заявления". Димитров отреагировал немедленно: "Дружкову. Подтверждаю получение Вашей телеграммы. Принял с благодарностью Ваши замечания. Сделал соответствующие выводы. Иванов" (с. 595).

25 января московская "Правда" поместила критическую оценку советского руководства высказываний Димитрова на пресс-конференции в Румынии. 30 января "Иванов" с пометкой "сверхсрочно" направил "Дружкову" следующую покаянную телеграмму: "Как только из передач московского радио стало известно сообщение "Правды", у нас и за границей необычайно быстро распространились враждебные слухи о существующих будто бы разногласиях межу болгарским и советским правительствами и о неодобрении со стороны Москвы политики нашей партии и правительства Отечественного фронта. Чтобы парировать эти крайне враждебные для нашей страны в настоящий момент, накануне конгресса ОФ, слухи, мы поспешили опубликовать сообщение "Правды" вместе с некоторыми разъяснениями, подчеркнув таким образом нашу солидарность с основной мыслью "Правды" по поднятому вопросу. Считаю излишним Вас уверять, что никто в нашей партии, и конечно менее всего я лично, не предпринял бы сознательно какой-либо шаг в нашей внутренней или внешней политике, который шел бы вразрез с позицией ВКП(б) и в ущерб интересам нашего общего дела. Очень прошу учитывать, что даже самый малый намек на существование разногласий между нашей партией и ВКП(б), между болгарским и советским правительствами, поощряет наших злейших врагов внутри страны и заграницей и может посеять смятение и неуверенность среди народа. Что касается моих неудачных высказываний, я извлек уже достаточно хороший урок из Ваших замечаний и можете быть уверены, что подобная невнимательность и необдуманность уже не повторится" (там же).

Именно в это время набирал силу конфликт Сталин-Тито. В Софии было получено приглашение посетить неофициально Москву вместе с югославской делегацией. 8 февраля болгарская делегация в составе Димитров, Коларов, Костов вылетела в Москву. На аэродроме она была встречена сотрудниками Отдела внешней политики ЦК ВКП(б) Барановым, Ф.В. Константиновым и А.И. Антиповым. 10 февраля болгарская и югославская (Э. Кардель, М. Джилас, В. Бакарич) делегации были приняты в Кремле Сталиным в присутствии Молотова, Жданова, Маленкова, В.А. Зорина. Подробно обсуждались вопросы, касавшиеся обстоятельств заключения болгаро-югославского договора, выступления Димитрова на упомянутой пресс-конференции, югославско-албанских отношений. Результатом встречи, по словам Димитрова, явился "Протокол о взаимных консультациях между Болгарией и СССР, между Югославией и СССР по важнейшим международным вопросам, касавшимся двух стран". Т.Костов стенографировал ход беседы, и эта запись с пометкой "строго секретно" включена в Дневник. Разговор начал Молотов: "Между советским правительством, с одной стороны, и болгарским и югославским правительствами, с другой, существуют серьезные разногласия, которые проявляются главным образом в трех существенных вопросах: болгаро-югославский договор, интервью т. Димитрова и ввод югославских войск в Албанию. 1. По болгаро-югославскому договору в Бледе мы сделали некоторые замечания, которые были сообщены одновременно т.т. Димитрову и Тито. Советское правительство считает, что сделана ошибка с заключением договора и к тому же бессрочного, перед вступлением мирного договора в силу. Своей поспешностью оба правительства облегчили дело реакционных элементов в Англии и Америке, дав им повод усилить свою интервенцию в Греции против Болгарии и Югославии. Советское правительство должно предупредить, что не может брать ответственность за договоры в области большой политики, которые заключаются без консультаций с СССР. С нами соглашались, а поступили наоборот, не предупредив нас об этом. Неправильно и недопустимо строить таким образом взаимоотношения между двумя государствами и двумя партиями и так решать вопросы. Вследствие этого возникает необходимость исправить эту ошибку. 2. Нам кажется, что т. Димитров увлекся до известной степени пресс-конференциями и интервью, давая таким образом повод провоцировать его на вещи, о которых не стоит говорить. Это мы считаем неправильным и нежелательным. В интервью был изложен план, который идет очень далеко без всякой попытки согласовать вопрос с кем бы то ни было. Ставится вопрос о федерации или конфедерации, о таможенном союзе, как присоединятся к нему Польша, Чехословакия, Греция. Т. Димитров говорит за все эти страны без того, чтобы быть уполномоченным кем-нибудь на это. Это неправильно по сути и очень вредно тактически. Тем самым облегчается работа создателей западного блока. Мы не можем пройти мимо этого факта. Об этом т. Димитров был предупрежден предварительно по партийной линии т. Дружковым". Далее была процитирована шифровка на имя Димитрова от 24 января 1948г. "Когда мы разговаривали с польскими товарищами, - продолжал Молотов, - они сказали: "Мы думали, что это ваша точка зрения". Все так понимают, что если Димитров или Тито говорят о ряде других стран, то это несомненно исходит от СССР. А по существу польские товарищи сказали, что они против идеи т. Димитрова и считают еe неправильной. Нам следует занять позицию, потому что все - и враги, и друзья - думают, что это наша точка зрения. Мы считаем это абсолютно неправильным и недопустимым в будущем. Заявления Димитрова не помогают, а даже еще более запутывают дело. Согласно ему, федерации с Сербией препятствовала Германия, а сегодня препятствует СССР.

Димитров: Мы так не думали.

Сталин: Вы политический деятель, и нужно думать не только о своих намерениях, но и о том, что получится от Ваших высказываний. Мы против таможенного союза между Болгарией и Югославией не только не возражаем, а наоборот...

Молотов: Все это мы считаем недопустимым в будущем. 3. Случайно мы узнали, что в конце января в Албанию была введена одна югославская дивизия на греко-албанскую границу, чтобы предотвратить нападение греческой стороны под покровительством англо-американцев. Югославские товарищи нас не предупредили об этом. Когда мы спросили Тито, он подтвердил это: должна была быть создана югославская военная база в Албании для совместной охраны границы. Албанцы сказали, что были уверены, что это делается с нашего согласия. Из этого следует, что мы по разному оцениваем положение в Албании. Это же такое разногласие, мимо которого нельзя пройти. Мы должны открыто поговорить по этим вопросам, чтобы видеть, как вы оцениваете положение. В будущем мы считаем, что такие вещи нельзя допускать. Имеющиеся разногласия следует разрешать открыто, если имеются различные точки зрения, их следует изложить и обсудить. Без консультаций по таким вопросам нельзя действовать - в интересах дела и нашего взаимного согласия. В будущем т. Димитрову следует избавить и себя и нас от опасности таких высказываний.

Димитров: Что касается Бледа, я в свое время разъяснил, что в Бледе мы не заключили договор, а согласовали текст будущего договора между Болгарией и Югославией. Что касается интервью, я сделал специальное заявление конгрессу ОФ, подчеркнув правильность критики ПБ. Для подъема экономической мощи и обороноспособности страны нам необходимо сотрудничество других дружественных стран новой демократии.

Сталин: Вы хотели сказать новое слово. Поляки и чехи смеются над Вашей федерацией. Спросите их: хотят ли они еe ?

Димитров: Это было вредно и по существу неправильно. Заявление было направлено против тех, которые хотели бы использовать высказывание против нас и против СССР. По существу разногласий сегодня между нами нет. Такие декларации не будут повторяться в будущем.

Сталин: Мы не понимаем друг друга, значит, между нами существуют разногласия. А вы пытаетесь прикрыть это.

Молотов: Это серьезные разногласия, не мелочь.

Сталин: Вы старый политический деятель. О какой ошибке можно говорить ? У Вас есть другая постановка, хотя, может быть, Вы и сами не осознаете это. Нельзя давать столь часто интервью. Хотите сказать нечто новое и удивить весь мир ! Вы говорите, как будто Вы еще Генеральный секретарь Коминтерна и даете интервью коммунистической газете. Вы даете пищу реакционным элементам в Америке для убеждения общественного мнения в том, что Америка не делает ничего особенного, когда создает западный блок, потому что на Балканах имеется не только блок, но и таможенная уния. Сегодня в Америке идет большая предвыборная борьба. Для нас имеет большое значение, какое правительство будет там. Потому что Америка сильное государство, хорошо вооруженное. Во главе еe правительства стоят не интеллигенты, а настоящие денежные мешки, которые нас страшно ненавидят и только ищут повод нам напакостить. Они могут провалиться на выборах, если мы своим поведением дадим аргументы прогрессивным элементам. Но если своим поведением мы дадим пищу реакционерам, мы поможем им. Американское правительство стоит перед выборами и боится последствий. Но если в правительство снова попадут эти финансовые магнаты, то в значительной степени будем виноваты мы с нашим поведением. Будут говорить: "Вы создаете не только блок, но объединяете целый ряд государств - против кого ?" Зачем Вам нужен подобный блок ? Наконец, если хотите объединиться, зачем поднимать такой шум вокруг этого ? Вы или неопытные люди, или увлекаетесь, как комсомольцы, которые, как бабочки, летят прямо на пламя. Для чего вам все это нужно ? Зачем облегчаете положение наших врагов в Англии, Америке, Франции ? Или по поводу Албании. Как просто решается югославскими товарищами вопрос ! Во время войны три союзные державы объявили независимость Албании и заявили, что будут поддерживать эту независимость. Изо всех узлов борьбы между реакцией и демократией албанский узел - наше самое слабое место. Албания еще не принята в ООН, англичане и американцы еe не признают. Вопрос там остается открытым. Другого такого слабого места нет. Только Албания юридически в международном плане не защищена. Если Тито вводит туда дивизию или только полк, это не ускользнет от внимания Америки и Англии. Они начнут кричать, что Албания оккупирована. Разве Албания официально обращалась к Югославии за помощью ? И тогда эти мерзавцы из Англии и Америки явятся в роли защитников албанской независимости. Кто, кроме неразумного человека, возьмется создавать фронт, который является явно безнадежным ? Сегодня следует усилить организацию албанской армии, дать ей инструкторов, вооружение. После того, как на Албанию будет совершено нападение, она должна обратиться за помощью к Югославии. А иначе Югославия будет представлена как страна, которая оккупирует другую независимую страну. И тогда безусловно возможна военная интервенция. Американские корабли, базы, стоят. Это будет самая удобная и благородная позиция для Америки. Когда начинаешь войну, надо строить фронт, как выгодно тебе, а тут просто подставили свою спину, чтобы она была бита американцами.

Вы видите, какая разгорелась война в Китае. Ни одного нашего солдата там нет. Разве албанцы хуже китайцев ? Обучайте их, вооружайте их, они сами сумеют себя защитить. Лучше, если они сами защитят свою независимость. Американцам трудно было бы напасть самим, в противном случае их задача будет облегчена. Вы очень просто решаете эти вопросы, а они сложны. Если греческие партизаны будут разбиты, начнете ли вы войну ?

Кардель: Нет

Сталин: Я исхожу из анализа наличных сил партизан и их противников. В последнее время я начал сомневаться в победе партизан. Если вы не уверены, что партизаны победят, надо свертывать партизанское движение. Американцы и англичане очень интересуются Средиземным морем. В Греции они хотят иметь базу и не пожалеют средств, чтобы сохранить там такое правительство, которое их слушается. Это большой международный вопрос. Если свернуть партизанское движение, не будут иметь повод напасть на вас. Не так легко начать сегодня войну, если у них не будет такого повода, что вы организуете в Греции гражданскую войну. Если вы убеждены, что партизаны имеют шансы на победу, это - другой вопрос. Но я немного сомневаюсь в этом.

Димитров: Оттуда мы также мало получаем информации.

Сталин: Вы имеете право требовать, чтобы мы вас уведомляли. Пусть тогда будет составлен протокол об обязательном взаимном консультировании по всем важным международным вопросам.

Димитров: Мы будем выполнять это.

Сталин: Договор с Болгарией не будем откладывать надолго. 15-го этого месяца здесь будут венгры. После этого мы обратимся к финнам, а потом к вам.

Молотов: В одном из договоров говорится об уничтожении всех очагов агрессии. Это только громкие фразы, которые дают излишнее оружие нашими врагам. Почему вы говорите больше, чем это есть в других договорах ? Будете ли вы вести превентивную войну ?

Сталин: Это левацкие увлечения.

Молотов: Нельзя поддерживать любую инициатива ООН против агрессии. Они могут обставить это так, что она (инициатива - В.М.) будет направлена против нас. Разве не объявила нас агрессором Лига Наций по поводу спора с Финляндией ?

А югославские товарищи не позволили Албании купить у нас 5 тысяч тонн овса и послали еe за овсом в Аргентину !

Сталин: Югославы, видимо, боятся, что мы отнимем у них Албанию. Албанию вам следует взять, но умно.

Постановлением о согласовании хозяйственных планов вы укрепите свой и Румынии суверенитет.

Только три федерации возможны и естественны: 1. Югославия и Болгария; 2. Румыния и Венгрия; 3. Польша и Чехословакия. Вот такие федерации возможны и реальны. Конфедерация между ними это что-то надуманное.

Тр.Костов: Надо ли считать, что мы можем взять курс на ускорение федерации между Болгарией и Югославией ?

Сталин: Создавайте еe, если хотите, завтра. Это естественно, и мы не имеем ничего против. Мы только против комсомольских методов объединения. Федерацию следует подготовить, чтобы она была приемлема для общественного мнения внутри страны и заграницей.

Кардель: Мы думаем, что даже с Болгарией нельзя спешить по международным причинам, поскольку это может осложнить наше положение.

Сталин: Вы тут ошибаетесь. Вам нельзя мешкать с объединением трех стран - Югославии, Болгарии, Албании. Но необходимо, чтобы национальные собрания приняли решения и поручили правительствам начать переговоры об объединении. Лучше начать с политического объединения и тогда направлять войска в Албанию - тогда это не может служить предлогом для нападения. Было преждевременно создавать федерацию, пока не было договора о мире с Болгарией. Но теперь Болгария нормальное и полноправное государство. Сегодня, по моему, вам нельзя откладывать этот вопрос - лучше его ускорить. Если устроите объединение через национальные собрания, все будет хорошо. Федерация решит все вопросы. Между болгарами и югославами близость и в этническом, и в бытовом отношении очень велика, и все поймут это объединение. А албанцы также выиграют от единой федерации, поскольку будет создана единая объединенная Албания с почти удвоенным населением. Следует концентрировать все усилия вокруг этой одной естественной федерации: развивайте еe экономику, развивайте свою национальную культуру, укрепляйте армию. А иначе Польша будет надеяться на вас, вы - на Польшу, и ничего не выйдет. Нет никакой необходимости отклоняться от решений 9-ти компартий.

Молотов: Если нужно уничтожать гнезда агрессии, о которых говорит т. Димитров, делайте это, но какая необходимость кричать во всеуслышание об этом. Сегодня люди хватаются за всякое слово.

Тр. Костов: Мы считаем, что поражение партизанского движения в Греции создало бы очень тяжелое положение для других балканских стран.

Сталин: Конечно, партизан необходимо будет поддерживать. Но, если перспектива партизанского движения в данной стране падает, лучше отложить борьбу до лучших времен. То, что отсутствует как баланс сил, не может быть заменено восклицаниями и сожалениями. Необходим разумный баланс сил. Если он покажет, что в данный момент не получается, не нужно стесняться признать это. Были и прежде случаи свертывания партизанского движения, когда обстановка была неблагоприятна. Если сегодня нельзя, завтра будет можно. Вы боитесь поставить остро вопрос. На вас сильно давит "моральный долг". Если вы не можете поднять такую тяжесть, которую вы на себя нагрузили, следует признаться в этом. Вам нельзя бояться никакого "категорического императива" по вопросу "морального долга". У нас таких "категорических императивов" нет. Весь вопрос в балансе сил. Если ты силен, бей. Если нет, не ввязывайся в бой. Мы принимаем бой не когда хочет противник, а когда это в наших интересах.

Кардель: В течение нескольких месяцев выяснится вопрос, каковы шансы партизан.

Сталин: Хорошо, тогда подождите. Может быть, вы правы. Я также сомневался, что китайцы будут иметь успех, и советовал им временно договорится с Чан Кай Ши. Они формально согласились с нами, но на деле продолжали свое, продолжали мобилизовать силы китайского народа. После этого открыто поставили вопрос: будем продолжать бороться, народ нас поддержит. Мы сказали: хорошо, что вам нужно ? Оказалось, что почва у них чрезвычайно благоприятна. Они оказались правы, мы оказались не правы. Может быть и здесь окажемся не правы. Но мы хотим действовать наверняка.

Костов: Допустят ли американцы победу партизан ?

Сталин: Их и спрашивать не будут. Если есть силы для победы и есть люди, которые могут использовать народные силы, надо продолжать борьбу. Но не следует думать, что если в Греции ничего не выйдет, все пропало. Пограничные государства должны признать правительство генерала Маркоса последними. Пусть его сначала признают другие, которые находятся дальше.

Молотов: Ошибочно было также заявление т. Димитрова против лулчевской оппозиции, что сегодня так широко используется врагами. Какая необходимость была в этом ?

Димитров: Это было продиктовано более внутренней необходимостью - чтобы не пытались снова поднять голову.

Сталин: С оппозицией пусть разговаривает Югов, он умеет делать это.

Кардель: Мы считаем, что между нами нет разногласий по существу. Это касается отдельных ошибок.

Сталин: Это не отдельные ошибки, а система. В договоре с Чехословакией можно ограничиться чешской формулировкой - если Германия или какая-либо союзная с ней сила нападет. Если есть опасность, что нападет другая страна, тогда вступит в силу пункт о взаимной консультации..."(с. 596-600)¹⁸.

На следующий день, 11 февраля 1948 г. в Кремле у Молотова бы подписан Протокол о взаимных консультациях. "Перед этим, - записал Димитров, - обедали в Мещерино с югославскими товарищами. Договорились, что ЦК-югославский и ЦК-болгарский изучат сразу вопрос об ускоренном объединении Болгарии и Югославии в единую федерацию".

13 февраля Димитров вернулся в Софию. Вновь он прибыл в Москву 15 марта во главе болгарской правительственной делегации с целью заключения договора о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи между СССР и Болгарией. 16 марта Димитров имел беседу со Сталиным о договоре, который в присутствии советского лидера был подписан 18 марта. На следующий день Сталин дал обед в Кремле в честь болгарской правительственной делегации. 24 марта она возвратилась в Софию (с. 603-605).

Весной 1948 г. полностью разгорелся советско-югославский конфликт, и 10 мая Димитров записал в Дневнике: "Рассмотрели новое письмо ЦК ВКП(б) к югославской компартии (прекрасный сталинский документ). Направил Молотову в связи с этим наше письмо". Далее следует текст письма "Алексееву": "Подтверждаю получение письма ЦК ВКП(б) К Центральному комитету КПЮ от 4 мая 1948 г. Ознакомившись с письмом, наше политбюро считает, что этот замечательный сталинский документ должен помочь не только югославской компартии найти выход из безвыходного положения, куда ее загнали самолюбивые, болезненно амбициозные и легкомысленные руководители, но имеет - особенно в своей принципиальной части - исключительно полезное значение и для других компартий, в том числе и для нашей партии. Ваше предложение обсудить весь вопрос на ближайшем заседании Коминформбюро мы встретили с полным одобрением, так как это единственно правильный путь после того, что позволили себе югославские руководители. Мы, конечно, опасаемся, что Тито и его друзья постараются под разными предлогами отказаться от участия в этом заседании или по меньшей мере отложить его созыв как можно дальше. Но тогда, по нашему мнению, следовало бы ознакомить актив югославской компартии с содержанием Вашего письма, а может быть, и в печати подвергнуть критике позиции руководства югославской компартии". Через 2 недели после этого, 24 мая Димитров направил полную добрых слов поздравительную телеграмму Тито по случаю его 56-летия (с. 613-614).

После заседания Коминформбюро по Югославии в июне 1948 г., обсуждения его результатов на пленуме ЦК БРП(к), на котором Димитров подвергся резкой критике и вынужден был каяться в совершенных ошибках, состояние его здоровья резко ухудшилось. 12 августа у Димитрова был сильный сердечный приступ ("В первый раз со мной случилось нечто подобное"), а через неделю он получил подписанное "Дружковым" и "Алексеевым" приглашение прибыть на лечение в Барвиху. 31 августа пришло известие о смерти Жданова ("Страшная, потрясающая весть"), а 15 сентября Димитров вылетел инкогнито в Москву. На следующий день консилиум врачей дал заключение: сердечно-сосудистая болезнь, хроническое воспаление желчного пузыря, диабет ("Все связаны между собой. Лечение от 6 недель до 2-х месяцев").

Проходя курс лечения, Димитров одновременно готовился к У съезду БРП(к), назначенному на конец года, и размышлял о характере и дальнейших путях развития народной демократии. В этой связи интересны несколько его бесед с О. Куусиненом, итоги которых были изложены позднее в письме Димитрова Сталину. Вот несколько заметок на этот счет, зафиксированных в Дневнике: 5 октября - "Он (Куусинен - В.М.), как и я, склонен принять тезис, что благодаря мощной опоре, которой является Советский Союз, с одной стороны, и руководящей роли рабочего класса и его коммунистического авангарда, с другой, народная демократия может привести к осуществлению социализма без диктатуры пролетариата, которая была неизбежно необходима в СССР"; 23 октября - "Долгая беседа о характере и перспективах народной демократии; сельский вопрос в странах народной демократии; вопрос о кулаке и национализации земли и т.д. Что касается диктатуры пролетариата, то [вопрос] ставится в сегодняшней обстановке по-другому. Есть возможность перехода от капитализма к социализму без прямой диктатуры рабочего класса. Но это только возможность и возможность желательная....Но это совсем не означает, что вопрос об установлении диктатуры пролетариата вообще отпадает. Рабочий класс, который руководит общественным развитием по пути к социализму, не откажется прибегнуть к диктатуре пролетариата в случае, если противодействующие внутренние и внешние силы принудят к этому как необходимому средству перехода от капитализма к социализму (кулак и капиталистические частники в стране, империалистический нажим извне !).

Диктатура пролетариата не является целью сама по себе, а средством для осуществления социализма. Цель одна - социализм. Средства могут быть различны. Если по пути народной демократии окажется невозможно, тогда - диктатура пролетариата. Но социализм должен быть осуществлен."; 29 октября - "Беседовали о постановке перед Сталиным важных принципиальных вопросов в связи с характером и перспективой народной демократии в переходный период от капитализма к социализму" (с. 631, 633-634, 637).

Последующие дни были заняты подготовкой письма Сталину , которое 2 ноября было передано в ЦК ВКП(б) для отправки его Сталину в Сочи, где он тогда находился на отдыхе. Вот это письмо (в переводе с болгарского, хотя очевидно, что оно было составлено на русском языке): "Дорогой Иосиф Виссарионович ! В начале декабря с. г. состоится съезд компартии нашей страны. В связи с этим для нас очень важно проверить правильность наших взглядов и некоторых принципиальных вопросов. Поэтому по поручению ЦК Болгарской Компартии я обращаюсь к Вам с настоятельной просьбой ознакомится с нашими установками по изложенным здесь вопросам и помочь партии Вашими советами правильно ориентироваться в еe предстоящей трудной и сложной деятельности". Далее следовала обширная теоретическая часть (дается в изложении)¹⁹:

1.ВОПРОС О ХАРАКТЕРЕ ГОСУДАРСТВ НАРОДНОЙ ДЕМОКРАТИИ.

Народная демократия и народно-демократическое государство стали возможны в результате разгрома немецко-фашистских сил, в результате исторической победы Советского Союза во второй мировой войне и борьбы народных масс под руководством рабочего класса за национальное освобождение и независимость, приведших к отпадению ряда стран Юго-Восточной Европы от системы империализма.

Характер государств народной демократии определяется четырьмя важнейшими особенностями:

1.Государства народной демократии представляют из себя власть трудящихся - огромного большинства народа при руководящей роли рабочего класса.

Это означает, во-первых, что сброшена власть капиталистов и помещиков и установлена власть трудящихся города и деревни под руководством рабочего класса; рабочий класс как самый передовой в современном обществе играет руководящую роль в государстве и общественной жизни; во-вторых, что государство служит орудием в борьбе трудящихся против эксплуататорских элементов, против всех попыток и тенденций, направленных на восстановление капиталистического строя и господства буржуазии.

2.Государства народной демократии находятся в сотрудничестве и дружбе с Советским Союзом.

...Всякая тенденция к ослаблению сотрудничества с Советским Союзом направлена против самой основы существования народной демократии в нашей стране.

3.Государства народной демократии входят в демократический, антиимпериалистический лагерь.

Только входя в единый демократический, антиимпериалистический лагерь, во главе которого стоит могучее советское государство, каждая страна народной демократии может обеспечить свою независимость, суверенитет и безопасность против агрессии империалистических сил.

4. Государство народной демократии является государством переходного периода, призванным обеспечить развитие стран по пути к социализму.

Это означает, что хотя власть капиталистов и помещиков свергнута, а имущество этих классов перешло в собственность народа, экономические корни капитализма все еще не ликвидированы, капиталистические элементы еще сохранились и развиваются, стремясь сохранить капиталистическое рабство. Поэтому двигаться вперед к социализму возможно только, ведя непримиримую классовую борьбу с капиталистическими элементами с целью их полной ликвидации. Только неуклонно продвигаясь вперед по пути к социализму, государства народной демократии могут укрепиться и выполнить свою историческую миссию. Если бы народная демократия прекратила борьбу против эксплуататорских классов, прекратила бы подавление и вытеснение капиталистических элементов, то последние неминуемо взяли бы верх и не только подорвали бы основы народной демократии, но привели бы еe к гибели.

II. НАРОДНАЯ ДЕМОКРАТИЯ И ВОПРОС О СОВЕТСКОМ РЕЖИМЕ

...Открывается возможность осуществить переход от капитализма к социализму без установления советского режима, посредством режима народной демократии, при условии укрепления и развития этого режима, опирающегося на поддержку СССР и народно-демократических стран. Осуществляя господство трудящихся при руководстве рабочего класса, режим народной демократии может и должен в данной исторической обстановке, как уже показал опыт, с успехом выполнять функции диктатуры пролетариата в целях ликвидации капиталистических элементов и организации социалистического хозяйства. Он может сломить сопротивление свергнутых капиталистов и помещиков, подавить и ликвидировать их попытки восстановления власти капитала. Он может организовать строительство индустрии на принципах общественной собственности и ведения планового хозяйства. И мы надеемся, что режим народной демократии будет также в состоянии преодолеть неустойчивость городской мелкой буржуазии и среднего крестьянства, чем достигается преодоление капиталистических элементов в деревне и сплочение основных масс трудящихся вокруг рабочего класса для решительной борьбы за переход к социализму.

При проведении этой линии, направленной на вытеснение из народного хозяйства капиталистических элементов, режим народной демократии, конечно, не останется неизменным. Необходимо будет постоянно укреплять руководящие позиции рабочего класса во всех областях государственной и общественной жизни. Необходимо будет и в деревне сплотить все элементы, которые могут стать надежными союзниками рабочего класса в период обострения борьбы с кулаками и их помощниками. Необходимо будет укрепить и улучшить режим народной демократии как средство в борьбе за ограничение и ликвидацию классовых врагов.

III. ВОПРОС ОБ ОСНОВНОЙ ЗАДАЧЕ СЕГОДНЯШНЕГО ЭТАПА.

Мы считаем, что страны народной демократии, в том числе и наша страна, уже вступили на путь, ведущий к социализму. Но они все еще находятся в борьбе за свое утверждение на этом пути против внутренних и внешних вражеских сил. В настоящее время мы работаем над созданием необходимых условий для построения социализма, над созданием необходимых экономических и культурных основ будущего социалистического общества в нашей стране...

Эта общая задача охватывает ряд важных отдельных задач народной демократии, среди которых решающее значение имеют, по нашему мнению, следующие: а) постоянное укрепление руководящих позиций рабочего класса во главе с коммунистической партией во всех областях государственной, хозяйственной, общественно-политической и культурной жизни; б) укрепление союза рабочего класса и трудящегося крестьянства под руководством рабочего класса; в) ускоренное развитие общественного сектора народного хозяйства, в частности крупной индустрии (у нас - крупных национализированных промышленных предприятий, банков, страховых обществ и крупной внутренней и внешней торговли); г) подготовка условий для ликвидации капиталистических элементов в сельском хозяйстве на пути последовательной политики ограничения, а затем вытеснения и ликвидации капиталистических элементов деревни; д) всемерное развитие производственной сельскохозяйственной кооперации среди основных масс крестьянства - оказание государственной помощи мелким и средним крестьянам в виде услуг МТС, сельскохозяйственными машинами, кредитами, ссудами на семена и пр., повышая их заинтересованность в союзе с рабочим классом, убеждая их на примерах в преимуществах совместного ведения сельского хозяйства и воспитывая их в духе непримиримости к капиталистическим элементам. Мы считаем, что сегодня преждевременно ставить вопрос о национализации земли, так как основная масса трудящегося крестьянства далеко не готова к этому. Мы надеемся, что идя по пути постепенного вовлечения бедного и среднего крестьянства в трудовые сельскохозяйственные кооперативы, по пути запрета покупки, продажи и аренды земли, по пути ограничения землевладения 10-15 га, а также посредством соответствующей политической и воспитательной работы мы сможем ускоренно подготовить его к проведению национализации земли.

IV. О ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМЕ

Национализм, какой бы маской он не прикрывался, является врагом коммунизма. Это наглядно показала антикоммунистическая националистическая группа Тито в Югославии. Поэтому борьба с национализмом является самой первой обязанностью коммунистов. (Далее - о воспитании в духе пролетарского интернационализма и патриотизма)...Все будущее нашего народа зависит, с одной стороны, от могущества Советского Союза и, с другой стороны, от готовности и способности нашего народа в случае империалистической агрессии с честью выполнить свой долг в общей борьбе...Одновременно воспитание в духе пролетарского интернационализма означает развитие и укрепление сознания важности полного единства коммунистических партий всех стран и руководящей роли Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Хотя и нет Коммунистического Интернационала, но существует единая теория марксизма-ленинизма, существует общая целеустремленность в политике всех коммунистических партий, существует и великая партия Ленина-Сталина как руководящая партия международного рабочего движения...

"Примите, дорогой Иосиф Виссарионович, - говорилось в конце письма, -самые горячие поздравления от имени нашей партии и еe самую глубокую благодарность за драгоценные советы, которые Вы всегда с готовностью давали, и ценную помощь, оказываемую Вами партии и стране. 2-3 ноября 1948 г. Ваш Димитров" (с. 637- 639).

Копию письма Димитров направил и Молотову с просьбой ознакомиться и дать совет. 15 ноября Димитров писал Костову: "Ответа еще нет, но известно, что письмо Сталин получил своевременно и положил его в папку текущих дел, которые предстоит решить". Далее он сообщал, что "ЦК ВКП(б) подготавливает новую программу (партии - В.М.). Из первого проекта, разработанного комиссией во главе со Ждановым, который я имел случай бегло видеть (до сегодняшнего дня его еще никому не давали !), следует, что по-новому и гораздо глубже ставится ряд вопросов, особенно в общей части, которая касается кризиса капитализма и победы социализма, а также современной международной обстановки. Было бы нецелесообразно сегодня в какой бы то ни было форме предлагать нашему съезду основные положения, которые могли бы идти в разрез с новой программой ВКП(б), которая в следующем году будет принята съездом. Вследствие этого будет лучше подождать с нашими проектом программы и на съезде довольствоваться обоснованием предложения об избрании комиссии по подготовке программы с указанием вопросов, которые подлежат разработке, и подготовительной работы, которую комиссии надлежит провести".

Занимался Димитров и другими вопросами. В частности, он обратился с письмом к Маленкову, в котором просил разрешить ответственным работникам болгарской государственной безопасности проконсультироваться с министром госбезопасности СССР В.С. Абакумовым по ряду вопросов улучшения работы этой службы. "Со своей стороны, - писал Димитров, - очень прошу Секретариат ЦК ВКП(б) удовлетворить эту просьбу, так как нам чрезвычайно необходимо, особенно в настоящий момент, использовать богатейший опыт советских органов для успешной борьбы с классовыми врагами и англо-американской и другой агентурой в стране" (с. 642).

После 9 ноября 1948 г. Димитров переехал из Барвихи в Мещерино, где продолжил лечение. Но особых улучшений в его самочувствии не наблюдалось. "Состояние здоровья очень неустойчивое, - записал Димитров в Дневнике. - Все еще огромная слабость и разбитость. Явно не ликвидированы последствия гриппа. Восстановление сил идет страшно медленно". Но Димитров спешит на родину, несмотря на то, что очередной консилиум врачей советует "никакого особого напряжения в работе" и видит "опасность осложнения со стороны сердца". Перед возвращением в Софию Димитров звонит Поскребышеву в Ялту, где в то время находился Сталин, и просит напомнить ему о письме. Чувствует себя Димитров по-прежнему плохо (23 ноября: "Чувствую боли в области сердца. Сильно разбит !"). Открытие У съезда БРП(к) решено перенести с 5 на 18 декабря.

1 декабря Димитров по ВЧ разговаривал с Кремлем и выяснил, что Сталин и Молотов возвращаются в Москву, и сразу будет определена дата беседы "по поставленным в письме вопросам". 5 декабря Димитров спецрейсом вылетел в Москву, сделав остановку в Бухаресте. 6 декабря вечером он приглашен на дачу к Сталину, где были также руководители польских коммунистов Б. Берут, Г. Минц и Я. Берман. "Ужинали вместе со Сталиным и Молотовым, - записал Димитров. - Сталин сообщил о важных поправках к моему письму о народной демократии и диктатуре пролетариата и других принципиальных вопросах". Далее приводится стенографическая запись беседы, сделанная Костовым : "Строго секретно - 5 экземпляров. В истории марксистской мысли выделяются две возможности или две формы диктатуры пролетариата. То, что нельзя осуществить переход от капитализма к социализму без диктатуры пролетариата, это мы считаем аксиомой. Но пролетарская диктатура имеет две формы: одна форма - демократическая республика, которую Маркс и Энгельс увидели в Парижской Коммуне, когда сказали, что демократическая республика с перевесом пролетариата в ней является наилучшей формой диктатуры пролетариата, демократическая республика, не такая, как в Америке или Швейцарии, а республика, в которой рабочий класс имеет большой вес. После этого Ленин открыл советскую форму диктатуры пролетариата как более подходящую и целесообразную в наших условиях. У нас в России, где взятие власти пролетариатом осуществилось путем восстания - а когда начинается восстание, то все рушится - советская форма оказалась самой подходящей. У вас, где взятие власти рабочим классом осуществилось не путем внутреннего восстания, а путем помощи извне, советских войск, т.е. легко, без особых усилий, можно обойтись без советской формы, если вернетесь к той форме, о которой говорили Маркс и Энгельс, т.е. народно-демократической парламентской форме. Мы считаем, что вы можете обойтись без советского режима. Для вас народно-демократический режим достаточен, чтобы осуществить переход от капитализма к социализму. Но этот режим будет осуществлять функции пролетарской диктатуры.

Мы отняли избирательное право у кулаков и буржуазии. У нас только трудящиеся имеют избирательное право. Два миллиона кулаков мы должны были переселить на север и после того, как ликвидировали кулаков как класс, дали избирательные права всем. Капиталисты и помещики были 4 года против нас во время интервенции, а у вас просто бежали и сдались без боя. Не было другого государства, которое могло бы [помочь] нам, как мы сегодня помогаем вам. Поэтому нам была необходима другая форма организации власти рабочего класса и трудящихся. Но тот режим, который существует у вас, выполняет функции диктатуры пролетариата. Там, где существуют антагонистические классы, а у власти стоят рабочие и трудящиеся, нельзя без диктатуры. Но вы можете бить врагов на законных основаниях. Сегодня еще и у вас есть элементы гражданской войны. Только когда ликвидируете эксплуататорские классы, тогда вы можете заявить, что и у вас больше нет диктатуры пролетариата.

Демократическая республика с большим весом рабочего класса - это Маркс и Энгельс считали наиболее целесообразной формой диктатуры пролетариата. А у нас появились советы, не парламентаризм, которые были советами рабочих, крестьянских и солдатских депутатов и исключали все нетрудящиеся элементы. Советская форма хороша тем, что решает быстро - кроваво, но быстро, - а вы можете обойтись без этого, потому что ваши капиталисты сдались сразу. Одним словом, у вас дела пошли хорошо, и виновны в этом мы, в чем признаемся.

До тех пор, пока существуют антагонистические классы, диктатура пролетариата будет существовать. Но она имеет другую форму у вас, не такую, как наша. Вы можете обойтись без советского режима. Но основные функции пролетарской диктатуры режим народной демократии может исполнять - и в смысле ликвидации классов, и в смысле строительства социализма. Народная демократия и советский режим - две формы диктатуры пролетариата" (с. 644-645).

Далее Димитров отметил, что Сталин остро критиковал Костова за отказ предоставлять советским официальным лицам в Софии сведения об экономике Болгарии для передачи их непосредственно соответствующим советским ведомствам. Сталин расценил это, как случай, тождественный со случаем Тито: "Именно с этого начинался наш конфликт с Тито". Между коммунистами необходимы дружба и сотрудничество, "без лжи и высокомерия", - заявил он. "Долго говорил по этому поводу, - записал Димитров. - У Сталина очень серьезные подозрения (поддержанные Молотовым) в хитрости и обмане по отношению к Трайчо и в этой связи некоторые сомнения в отношении Югова (?). Это - крайне тяжелая история для нашей партии". Засиделись до утра, продолжал Димитров, "Сталин был очень бодр и весел. Угощал своих гостей. Завел граммофон с разными пластинками. Сам много шутил и танцевал".

На следующий день в Кремле у Сталина при участии Молотова, Берии, Маленкова, Н.А. Вознесенского, Булганина, Кагановича, А.Н. Косыгина были обсуждены вопросы, касавшиеся товарного кредита Болгарии, еe армии ("Роль нашей армии на случай войны - задержать противника. А главный удар нанесет советская армия").

8 декабря Димитров вернулся в Софию, а на следующий день заседало политбюро ЦК БРП(к). Димитров сообщил о разговорах в Москве, были осуждены ошибки Костова, обсуждены меры, согласно записи, "по ликвидации возникшего недоверия в наших отношениях с СССР". 18 декабря открылся У съезд БРП(к). Димитров, выступивший с 6-ти часовым докладом, важнейшее место в котором заняли обсужденные со Сталиным теоретические проблемы народной демократии, был избран Генеральным секретарем партии, получившей название Болгарская коммунистическая партия. С докладом выступал и Костов, который стал одним из 47 членов ЦК БКП. 18 января 1949 г. снова заседало политбюро, которое заслушало информацию болгарской делегации о совещании в Москве в связи с созданием Совета Экономической Взаимопомощи. Одновременно, согласно записи, "обсуждались вопросы об ошибках и поведении Трайчо в наших взаимоотношениях с СССР". 20 января Костов с женой отправился в Москву на лечение и отдых, а некоторое время спустя он стал главной фигурой политического процесса в Болгарии по делу "врагов народа", "титовских агентов", "пособников империализма" и т.д. В конце января Димитров опять заболел: острая кишечная инфекция и воспаление желчного пузыря с высокой температурой. 6 февраля - последняя запись: "Опасность осложнения после воспалительного процесса миновала. Состояние улучшилось" (с. 649-652).

На этом Дневник кончается. Что происходило с его автором в период с 7 февраля до 2 июля 1949 г., когда Димитров скончался в Барвихе²⁰ (с. 52), не ясно. Возникает не один, а множество вопросов. Когда Димитров отбыл в Москву на лечение ? Было ли его пребывание в Советском Союзе на протяжении последних пяти месяцев постоянным или он возвращался на какое-то время в Болгарию ? С кем, кроме врачей, и с какой целью он общался в последние месяцы своей жизни ? Какова история болезни и смерти Димитрова ? Вел ли он Дневник ? Учитывая, что Димитров вел записи ежедневно в течение 15-и лет, в том числе и в самые тяжелые моменты своей жизни, трудно предположить, что он на протяжении пяти месяцев не делал этого. Если Димитров вел Дневник, то где он может быть ? Просто утерян ? Такие вещи просто не теряются ! Уничтожен ? Кем и зачем ? Передан кому-либо из посещавших его в Барвихе ? Маловероятно. Хранится в недрах архивов советских либо болгарских спецслужб ? Возможно. Понадобился при подготовке политического процесса над Трайчо Костовым, который состоялся через пять месяцев после смерти Димитрова ? Тоже возможно. Как относился Димитров к начавшейся по существу еще при его жизни подготовке этого процесса ? Ведь Т. Костов был одним из наиболее близких к нему людей в последнее время²¹. И вообще, как умер Димитров ? Известно, что существует медицинское заключение о его смерти. Но известно также, как готовились эти заключения в те времена. Возможно, на какие-то из этих вопросов в современной болгарской историографии, которая, к сожалению, не достаточно хорошо известна российским исследователям, уже дан ответ. А если нет, то историкам еще предстоит закрасить это "белое пятно".

1. Георги Димитров. Дневник (9 март 1933 - 6 февруари 1949). Университетско издателство Св. Климент Охридски. София, 1997 (ссылки на Дневник даны в тексте статьи).
2. VII Конгресс Коммунистического Интернационала и борьба против фашизма и войны (Сборник документов). М., 1975. С. 10, 28-33.
3. Коминтерн и вторая мировая война Часть 1. До 22 июня 1941 г. М., 1994. С. 69.
4. Фирсов Ф.И. Коминтерн: опыт, традиции, уроки - нерешенные задачи исследования. //Коминтерн: опыт, традиции, уроки. Материалы научной конференции, посвященной 70-летию Коммунистического интернационала. М., 1989. С. 21-22.
5. Коминтерн и вторая мировая война. Часть 1. С. 88-89.
6. Там же. С. 108-120.
7. Там же. С. 171.
8. Димитров Г. Война и рабочий класс. //Коммунистический интернационал. 1939. N 8-9.
9. Коминтерн и вторая мировая война. Часть 1. С. 237-239.
10. Там же. С. 443-452.
11. Там же. С. 497-498.
12. Коминтерн и вторая мировая война. Часть 2. После 22 июня 1941 г. М., 1998. С. 95, 97.
13. Известия ЦК КПСС. 1990. N 12. С. 217; См. также Коминтерн и вторая мировая война. Часть 2. С. 164-165.
14. Коминтерн и вторая мировая война. Часть 2. С. 25, 237-238.
15. См., например. Адибеков Г.М. Коминформ и послевоенная Европа. М., 1994. С.6-10; Лебедева Н.С., Наринский М.М. Коминтерн после 22 июня 1941 г. Предисловие. //Коминтерн и вторая мировая война. Часть 2. С.57-71, а также документы NN 133, 134, 136-139, 141-143; Марьина В.В. Ликвидация или модификация ? (Коминтерн 1939-1943 гг.). //Славяноведение. 1995. N 5.
16. О трансформации Коминтерна в Отдел международной информации ЦК ВКП(б) см. Адибеков Г.М. Коминтерн после формального роспуска (1943-1944 гг.). //Вопросы истории. 1997. N 8.
17. О югославско-болгарских переговорах, создании южнославянской федерации см.: Гибианский Л.Я. Балканский узел. //Вторая мировая война. Актуальные проблемы. М., 1995.
18. Оригинал шифровки на русском языке, направленной в Софию 24 января 1948 г., см: Гибианский Л.Я. К истории советско-югославского конфликта: секретная советско-югославско-болгарская встреча в Москве 10 февраля 1948 г. //Советское славяноведение. 1991. N 3; Документы об этой встрече опубликованы Л.Я. Гибианским и В.К. Волковым в журнале "Исторический архив". 1997. N 4.
19. Опубликовано в: Советский фактор в Восточной Европе. 1944-1953 гг. Т. 1. 1944-1948 гг. Документы. М., 1999. С. 638-643.
20. В книге "Коминтерн и вторая мировая война". Часть 2. С.520 ошибочно говорится, что Г. Димитров погиб в авиационной катастрофе.
21. В конце марта 1949 г., когда Димитров был уже в Москве, на пленуме ЦК БКП по докладу Коларова было принято решение "о грубых политических ошибках, допущенных т. Трайчо Костовым, которые носят националистический и антисоветский характер, о неправильных методах руководства и управления, используемых им". (Исусов М. Последната година на Трайчо Костов. София, 1990, с. 74). Костов был выведен из состава политбюро и снят с должности заместителя председателя Совета министров. Уже в начале апреля Костов "признал" свои "грубые политические ошибки, затрагивающие один из основных вопросов нашей партии и нашего государства, а именно: отношения между нашей партией и ВКП(б), между нашим государством и Советским Союзом... Эти мои ошибки в отношении СССР - самого большого друга, покровителя и защитника Болгарии и гарантию развития народной демократии и построения социализма в нашей стране, носят националистический характер и говорят о наличии националистического уклона у меня, о котором я не давал себе достаточного отчета". (Цит. по: Адибеков Г.М. Коминформ и послевоенная Европа, с. 167) Костов заверял партию, что он приложит "все усилия к тому", чтобы на деле исправить ошибки. В апреле Червенков и Югов вылетели в Москву, где посетили больницу, в которой лежал Димитров, а затем встретились в Кремле со Сталиным, Молотовым, Маленковым и Берией. Когда речь зашла о признании Костовым своих ошибок, Сталин сказал: "Видимо, нечистоплотен ! Опасный человек !" Молотов добавил: "Мы считаем, что в вашем решении о Костове недостаточно все подчеркнуто. Его деятельность враждебна прежде всего интересам вашей страны". Червенков и Югов согласились с этим, а Сталин указал: "Важно найти аргументы, которые были бы понятны каждому члену партии". (Цит. по: Там же) В ночь с 31 мая на 1 июня Червенков снова встретился со Сталиным на даче: обсуждались югославские проблемы, состояние здоровья Димитрова, участь Костова. Состоявшийся 11-12 июня 1949 г. пленум ЦК БКП обвинил последнего в попытках "разжечь фракционную борьбу в партии, расколоть еe", "вызвать недоверие в ЦК ВКП(б) к БКП и партийному руководству", а также "в нечистоплотности и двуличном отношении к партийному руководству и Г. Димитрову, к ВКП(б) и Сталину". (Исусов М. Последната година..., с. 72-74). Костов был исключен из состава ЦК и из членов БКП, лишен депутатского мандата и 20 июня арестован. Все это происходило незадолго до смерти Димитрова. На совещании Коминформа в ноябре 1949 г. Червенков заявил о предстоящем процессе Костова. "Судебный процесс" проходил с 4 по 13 декабря 1949 г., т. е. ровно через год после того, как Сталин выразил недовольство действиями Костова. Ему был вынесен смертельный приговор. Просьба о помиловании, с которой Костов обратился в президиум Великого народного собрания, была отклонена. В ночь с 16 на 17 декабря 1949 г. он был повешен. (Адибеков Г.М. Коминформ и послевоенная Европа, с. 168)