Так, например, Ш.М.Мунчаев и В.М.Устинов прямо признают, что "в литературе высказано немало суждений относительно характера и последствий этих событий. Во многом они носят субъективный характер. Это и понятно, так как слишком свежи в памяти народа события тех противоречивых и страшных дней" (История России: учебник для вузов. – 3-е изд., изм. и доп. – М.: Норма,2002. – С.450). Любопытно, что на этом основании почтенные историки, профессиональный долг которых состоит именно в раскрытии настоящего исторического смысла событий, наоборот уходят от ответа, намеренно низводя историю до простой хроники. По мнению этих ученых, "для подавляющего большинства населения страны было ясно: в октябрьских событиях не было ни победителей, ни побежденных. Это была общенародная трагедия, явившаяся следствием антинародной политики незадачливых функционеров, трагедия, тяжело отразившаяся на состоянии всего российского общества" (там же. – С.451).

В другом пособии для поступающих в вузы эти события рассматриваются как развязка в борьбе двух сил Президента и Верховного Совета – за конституционную форму власти в России. "Противостояние двух сил вызвало вооруженные столкновения в Москве 3 – 4 октября, в ходе которых было убито свыше 100 человек. Сторонники оппозиции попытались штурмом взять здание мэрии и останкинского телецентра. Президентские войска начали осаду и расстрел Белого дома – здания Верховного Совета" (Орлов А.С., Георгиев В.А., Полунов А.Ю., Терещенко Ю.Я. Основы курса истории России: учебн. пособие. – М.: Простор, 1999. – С.617).

Такая же разноголосица существует и на уровне школьных учебников. Однако при всех оттенках и различиях многие авторы прямо или косвенно воспроизводят официальную точку зрения, согласно которой осенью 93-го произошло выступление красно-коричневых (т.е. коммунистов и патриотов), которые хотели взять реванш и устроили 3 октября в Москве мятеж, а Президент был вынужден этот мятеж подавить. Пока эта точка зрения проводится не во всех учебниках, но и те, кто воздерживается от пересказа официальной версии, в лучшем случае возлагают ответственность за октябрьскую трагедию на обе стороны.

Не многим лучше обстоит дело и среди оппозиции, умеренные представители которой видят в тех событиях лишь одно: трагедию расстрела. Отсюда явное преобладание траурно-поминальных мотивов в акциях КПРФ при явном забвении другой стороны дела, о которой хочется рассказать подробнее.

Трагедия 1993 года была прямым следствием трагедии буржуазной контрреволюции, произведенной в СССР под видом перестройки. Эта трагедия определялась как самим капитализмом (как общественным строем) на стадии первоначального накопления капитала, так и крайне разрушительной формой капитализации в виде так называемой "шоковой терапии", связанной с именем Егора Гайдара.

Еще в августе 1991 г. Б.Н.Ельцин, избранный в июне того же года Президентом РФ, умело воспользовался выступлением ГКЧП для осуществления фактического государственного переворота, позволившего ему сосредоточить в своих руках всю полноту политической власти. Даже верховный Совет, который должен был согласно Конституции РСФСР играть роль политического противовеса, предоставил тогда Ельцину особые полномочия, т.е. фактически согласился с политическим режимом президентского самодержавия.

Однако не прошло и года буржуазных реформ, а разрушительные их результаты явно разошлись со сладкоголосыми обещаниями буржуазных реформаторов. Либерализация цен привела к ужасающей дороговизне и к развалу отечественной промышленности, в особености пищевой и обрабатывающей. Пресловутая приватизация привела к тому, что общенародное достояние советской экономики было сначало поделено на всех, а потом отнято у рабочих и служащих под видом неравного распределения акций. Все это усугублялось вопиющим социальным неравенством, которое приобретало особенно уродливый и издевательский характер на фоне общего кризиса и социального обнищания. Однако в условиях деморализации левой оппозиции, когда от 17 миллионов членов КПСС осталось всего несколько сот тысяч, а в средствах массовой информации царствовал примитивный антикоммунизм, эти результаты привели прежде всего к расколу самого правящего класса. В основе этого раскола был не выбор пути развития (капитализм или социализм), а выбор того или иного варианта капитализации. И поскольку Ельцин прямо связал себя с ее гайдаровским вариантом "шоковой терапии" (или, как потом ее назвали, с шоком без терапии), сторонники иных вариантов стали группироваться вокруг Верховного Совета (далее В.С.).

Уже в конце 1992 г. В.С. отказался продлить особые полномочия Президента, что привело в декабре к первому конфликту с Ельциным. Осознав в ходе этого конфликта, что он более не пользуется поддержкой депутатского корпуса, Ельцин был вынужден передвинуть Гайдара с поста ио премьера на пост вице-премьера, вручив руководство Черномырдину, но взамен потребовал проведения референдума, от которого ждал согласия народа на досрочный роспуск В.С. В апреле 1993 г. такой референдум действительно состоялся, но его результаты не оправдали ожиданий Ельцина: в трактовке Конституционного Суда народ проголосовал против досрочного роспуска как В.С., так и перевыборов Президента. При этом еще в марте 1993 г. В.С. предпринял попытку отрешения ельцина от должности Президента, но хотя за это и проголосовало большинство депутатов, по конституции оно оказалось всеже недостаточным. В этой ситуации Ельцин решил показать свою власть и проучить оппозицию. Перед 1 мая 1993 г. первомайское шествие в Москве было так ограничено, что по существу это означало его запрет. Когда же участники первомайской демонстрации отказались подчиняться этому произволу, на Гагаринской площади они подверглись нападению ОМОНа, что привело к значительным жертвам. В результате 9 мая на улицы вышло около полмиллиона человек, продемонстрировавших осуждение кровавого произвола властей. И, наконец, летом при В.С. было проведено Всероссийское экономическое совещание, на котором была выработана альтернативная экономическая политика. По своему существу она тоже была буржуазной, но по формам и методам проведения эта альтернативная политика, как показал опыт Белоруссии, позволяла сохранить значительную часть российской промышленности и спасти рабочий класс от деклассирования, что могло бы создать хорошие предпосылки для борьбы за социализм. Вся эта борьба действительно проходила на фоне конституционной реформы, причем к лету 1993 г. Президент и В.С. фактически выступили с двумя различными ее проектами, один из которых давал значительные полномочия президенту, а другой законодательной власти.

Все это привело к фактическому двоевластию, к своеобразной "войне законов", парализовавшей работу государственной машины. Но важно то, что по мере усугубления конфликта чисто буржуазная оппозиция В.С. Президенту стала постепенно преобретать народный характер, поскольку вокруг В.С. началась консолидация не только парламентской, но и внесистемной оппозиции. И если еще перед апрельским референдумом автор этих строк призывал к досрочным перевыборам как Президента, так и В.С., то летом и моя позиция изменилась, так как оппозиция В.С. с каждым днем приобретала все более демократический характер. К тому же и Ельцин перестал скрывать свои планы, прямо обещая в августе артподготовку, а в сентябре – "решительные действия", и теперь остается только удивляться тому преступному легкомыслию, с которым оппозиция отнеслась к этому откровенному ультиматуму.

И вот 21 сентября ельцин исполнил свою угрозу. Его указом N 1400 В.С. был распущен, а другим указом в стране была начата так называемая "поэтапная конституционная реформа", что означало незаконное введение ельцинской конституции явочным порядком. В.С. не остался в долгу и в тот же день отрешил Ельцина от должности Президента РФ, назначив на этот пост вице-президента А.Руцкого, что полностью соответствовало действовавшей тогда Конституции. Эту позицию В.С. в тот же день поддержал возглавляемый В.Зорькиным Конституционный суд. За этими политическими шагами последовала двухнедельная борьба, отчаяное противоборство двух лагерей, каждый из которых чувствовал слабость другого и верил в возможность победы. Если говорить о Ельцине, то он верил не просто в победу, но в настоящий блицкриг, уверяя телезрителей, что через день-два Руцкой и Хазбулатов останутся в Белом доме одни. Однако произошло прямо противоположное. У здания В.С. возникло стихийное народное кольцо, численность которого колебалась от нескольких сот до нескольких десятков тысяч человек. Увидив, что это кольцо не исчезает, а, напротив, растет, ельцинские силы превратили белый дом в настоящий концлагерь, окружив его колючей проволокой и непроходимой блокадой из частей ОМОН. Этот акт варварства не запугал, а укрепил оппозицию, которая стала проводить стихийные митинги в поддержку В.С. за пределами оцепления. Власти ответили на это побоищем мирных демонстрантов, что еще больше накалило обстановку. Но самое главное было, пожалуй, в том, что уже на этом этапе в лагере Ельцина было принято решение о штурме Дома Советов и ликвидации народных депутатов вместе с их защитниками. Руководители ВС по своим каналам прекрасно знали об этом решении, что ставило их перед выбором: либо выступление, либо бесславный конец и смирение перед грубой силой. И еще, смысл тех событий останется непонятым, если забыть о всероссийской мобилизации обеих сторон. Мобилизация В.С. проявилась в мощном потоке приезжих защитников В.С. из более 60 городов России. Это было настоящее стихийное народное движение. И хотя трудящиеся как класс в этом движении тогда не участвовали, их политический авангард проявил тогда настоящую волю к победе и доказал, что может ее одержать. Мобилизация ельцинистов, напротив, проявилась в направлении в Москву частей ОМОНа со всей страны. А поскольку части эти очень скоро начинали понимать, ради чего их прислали, ельцинистам приходилось часто их менять. При этом люди из одного и того же города стояли иногда друг против друга по разные стороны баррикад: одни по воле сердца, а другие по служебной необходимости. В целом к началу октября в москве сложилось некоторое превосходство организованных сторонников В.С. над ельцинистами, шли слухи о колебаниях в армии, В.С. получил определенную политическую поддержку от парламентариев других стран, – все это было еще одним аргументом в пользу восстания. Главное же в том, что не восстание послужило основанием для расправы над В.С., как это доказывает официальная пропаганда, а напротив, это восстание было единственно возможным ответом на ту расправу, которая фактически началась с блокады в конце сентября и, как все знали, должна была завершиться неизбежным кровавым штурмом 4 октября.

Фактически это восстание началось 3 октября с прорыва блокады вокруг Дома советов и продолжилось штурмом здания мэрии, откуда по восставшим был открыт огонь. Далее среди восставших возникли значительные разногласия, результатом которых стало пагубное и преступное решение о штурме останкинского телецентра. Но главное было не в этих непосредственных действиях, а в том общем духе свергнутой ельцинской власти, который объединил тогда людей самых разных политических убеждений и религиозных взглядов. Восставшие впервые почувствовали себя творцами истории, которая совершалась на их глазах, и именно в этом заключается то, о чем мы должны прежде всего вспоминать каждый год. В силу своего народного характера, в силу той большой, хотя и не ведущей роли, какую играли в нем коммунисты, это восстание было прологом будущей социалистической революции. Именно об этом должны мы напоминать каждый год, скорбя о жертвах, и именно в этом видим мы, коммунисты, настоящий смысл тех событий.

Мне быть может возразят, что никаких надежд на социалистическую революцию тогда быть не могло, и с высоты прошедших 10 лет я готов признать, что эти надежды действительно были очень малы. Но, во-первых, они все-таки были, а, во-вторых, даже далекая от социализма победа В.С. над Президентом имела бы тогда большое прогрессивное значение. Для человека, знающего историю, совершенно очевидно, что прогрессивны не только победоносные революции, но и те, что заканчивались поражением. Так, например, в результате революции 1905 – 1907 годов в России, которая в целом закончилась поражением революционно-демократического лагеря, были отменены выкупные платежи крестьян за землю, полученную в ходе отмены крепостного права, что дало мощный импульс развитию сельского хозяйства, который почему-то до сих пор приписывается тупиковой политике А.Столыпина. Что же до В.С., то даже такой далекий от коммунизма человек, как Вадим Белоцерковский, отдавший не один год работе на "Радио свобода", доказывал, что в случае победы В.С. " было бы лучше, чем при Ельцине. "Сохранились бы элементы демократии, ее базовая структура: разделение властей, избираемая региональная администрация, приоритет исполнительной власти (представляющей народ) над исполнительной. После гипотетической победы Верховного Совета, – продолжал он, – в нем немедленно началась бы борьба фракций, открытая и легальная, и становление авторитарного режима сделалось бы невозможным" (Независимая газета. – 1994. 2 октября). "В.С., продолжал Белоцерковский, – не позволил бы себе десятой доли того полицейского произвола, насилия и этнических чисток, которые позволили себе подчиненная Ельцину администрация после октябрьской победы" (там же). И хотя для этого автора очевидно, что победа В.С. не явилась бы еще "окончательной победой демократии", "но каким бы не видеть путь развития демократии в России, заключает Белоцерковский, – срыв октябрьского переворота увеличил бы шансы на развитие демократии" ( там же). Продолжая эту мысль, можно с большой долей уверенности утверждать, что Россия без ельцина могла бы избежать и чеченскую войну, и позорные выборы 1996 г., и последующий экономический кризис. Да, это, конечно, не был бы еще социализм, но Россия с сильным и растущим рабочим классом, с хорошо работающей промышленностью была бы куда ближе к социализму, чем теперь, когда ельцинские последыши продолжают по существу прежний курс приватизации и упорядоченной либерализации, при котором даже микроскопический рост осуществляется не благодаря, а вопреки их откровенно пробуржуазной политике. Отсюда становится понятным, что тогда, 10 лет назад, защищали лучшие люди России и что расстреляли ельцинские сатрапы: речь шла о путях дальнейшего развития России, и 4 октября были расстреляны не только полторы тысячи защитников В.С. – были расстреляны современная промышленность, передовая наука и самое главное – право людей на достойное существование, основанное прежде всего на эффективном производительном труде.

В эти памятные сентябрьско-октябрьские дни нельзя забывать и о том, что у кровавой расправы над защитниками Советской власти были не только преступные исполнители, но и не менее преступные соучастники. Но если первые действовали открыто, то вторые, постоянно разыгрывая из себя оппозицию, открыто призывали 2 октября (накануне восстания) устами Председателя президиума ЦК КПРФ Г.А.Зюганова не выходить 3 октября на улицы из страха провокации. Эти слова принадлежат человеку, который в силу своего положения не мог не знать о нависшей над В.С. расправе, но предпочел "умыть руки" в духе классического оппортунизма: не надо, мол, было браться за оружие. К чести рядовых членов КПРФ нужно сказать, что вопреки призывам своего лидера многие из них были 3 октября с восставшим народом, но в то же время вызывает удивление и недоумение, что тот, кто призывал их сидеть дома, до сих пор остается во главе КПРФ и представляет эту партию на выборах. При этом становится понятно почему там, где октябрьскими акциями руководит КПРФ, главный акцент делается не на 3, а на 4 октября, чем им придается траурно-поминальный характер, когда нет и помина ни о восстании 3 октября, ни о социалистической революции. Может быть предстоящие выборы в Государственную Думу не самое лучшее время для того, чтобы об этом напоминать, но никакие коалиции и объединения не должны заставлять нас забыть о том предательстве, которое имело своим продолжением отказ от бойкота преступного референдума и выборов в первую (после Советской власти) Госдуму и до сих пор не осуждено многотысячной партией, пытающейся представить себя сегодня главной защитницей дела восставших.

И, пожалуй, последний аспект исторического значения осени 1993 г. состоит в том, что то восстание впервые реально выявило настоящие политические позиции многих его участников, из которых одни готовы были стоять до конца и поставить на карту все вплоть до собственной жизни, а другие действовали или, вернее, бездействовали, заботясь прежде всего о своей безопасности как, например, генерал Руцкой, который фактически просаботировал мобилизацию сторонников В.С. в действующей армии, или другой генерал Очалов, сорвавший одну из решающих боевых операций 3 октября 1993 г., о которой еще мало кто знает. Весной 1994 г. этот раскол между трусливыми остатками старой правящей бюрократии и самоотверженными выходцами из народа был закреплен в ходе так называемой амнистии и последующего примирения. Ельцин наградил трусов свободой, а они зато обещали пойти на примирение и вести себя прилично. Но в том же году начала оформляться и непримиримая оппозиция, выступающая не только против курса и его исполнителя, но и против самого буржуазного режима, т.е. против всей системы современной буржуазной диктатуры в форме президентского самодержавия, олицетворяемой все более наглеющим полицейским государством. Только решительный слом этого государства и создание качественно новой системы политической власти рабочего класса, всех трудящихся выведет нас из буржуазного тупика и откроет новые горизонты социально-экономического прогресса. И только тогда, когда эта новая социалистическая революция станет реальностью, раскроется весь смысл событий 1993 г.

С. А. Новиков
18 сентября 2003 г.