Пока шли бои за Ростов-на-Дону и Кубань, гитлеровское командование подготовило мощную долговременную оборону на реке Миус. Фашистские войска прилагали все усилия, чтобы удержать в руках промышленный Донбасс, не допустить прорыва советских войск на Украину и в Крым.

В упорных наземных боях наши войска прикрывали с воздуха авиачасти 8-й воздушной армии. Летчики 9-го гвардейского полка стали воевать на американских истребителях «аэрокобра». Не сразу покорился заокеанский самолет Амет-хану Султану, которому,к этому времени присвоили очередное звание — капитан. Машина оказалась достаточно сложной в управлении. Однако этот недостаток компенсировался мощным вооружением «аэрокобры».

На новом месте базирования эскадрильи полка вылетали за линию фронта, чтобы перехватывать фашистские бомбардировщики до их подлета к позициям советских войск. Эскадрильи взлетали поочередно, не оставляя линию фронта без присмотра.

В то раннее июльское утро первой на «дежурство» поднялась третья эскадрилья.

Когда достигли зоны на высоте 5000 метров, Амет-хан увидел группу вражеских самолетов, направлявшихся к переднему краю.

— Вижу «юнкерсы»! — предупредил Амет-хан по радио летчиков своей эскадрильи.

Бомбардировщики летели ниже, что позволяло внезапно напасть на них сверху.

— Атакуем все вместе!

На командном пункте полка находился генерал Т. Т. Хрюкин. Командующий 8-й воздушной армией по-прежнему особо следил за действиями своих любимцев, часто приезжал на КП 9-го полка, сам ставил командирам эскадрилий боевую задачу, нередко участвовал и в разборе воздушных боев.

Так было и в тот день, когда он, прибыв пораньше в 9-й гвардейский авиаполк, уточнил боевую задачу его летчиков.

И вот, находясь на КП полка, генерал увидел, как истребители третьей эскадрильи врезались сверху в гущу вражеских бомбардировщиков. Вот ведущий с ходу один за другим поджег два «юнкерса» и снова взмыл вверх. По «почерку» Хрюкин сразу узнал Амет-хана Султана.

— По-моему, тех двух бомбовозов «свалил» комэск-3, — проговорил командующий армией, продолжая наблюдать за воздушным боем.

— Так точно, товарищ генерал! — подтвердил офицер наведения. — Амет-хан Султан. Видите, опять вверх полез? Его тактика...

— Ну, молодец капитан! — не удержался Хрюкни от похвалы. — Действительно, как орел, — бьет свою добычу сверху. Не зря я, выходит, разрешил ему орлов нарисовать на истребителе.

По приказу командующего 8-й воздушной армией Амет-хану Султану и его ведомому за этот бой была объявлена благодарность и вручены ценные подарки от имени генерала.

Среди плеяды асов-истребителей 9-го гвардейского полка Тимофей Тимофеевич Хрюкин уже не раз выделял Амет-хана Султана. Талант его все полнее раскрывался в полку Шестакова, и это было тем более заметно и дорого, что молчаливый, застенчивый даже, капитан держался всегда в тени на земле, а в небе преображался. Командование и боевые его друзья неизменно поражались его дерзости и упорству в боях с вражескими летчиками.

Прошло немного времени после того памятного воздушного боя, и летчики эскадрильи Амет-хана Султана снова отличились.

На этот раз задачу Амет-хану ставил командир полка Л. Л. Шестаков. В те дни наши наземные войска прорвали оборону противника на реке Миус, в наступление пошли танковые и мотомеханизированные части, поэтому их бесперебойное движение через переправы на реке Миус имело важнейшее значение.

— Вашей эскадрилье первой поручается вылет на прикрытие важного объекта, — сказал Шестаков, проводя по карте линию маршрута. — Ни одна вражеская бомба не должна упасть на переправу, капитан!..

— Переправа будет действовать, товарищ командир полка.

Немногословно объяснил Амет-хан Султан боевое задание летчикам эскадрильи Борисову, Головачеву, Карасеву, Кильгова-тову и Малькову.

— От эффективности наших действий будет зависеть не только нормальная работа переправы, — завершил командир эскадрильи. — Главное — мы спасем жизни сотен наших солдат, поможем сохранить очень нужную в наступлении боевую технику.

Раздумывая о предстоящем задании, Амет-хан мысленно проиграл возможные ситуации над переправой. Ясно, что гитлеровцы не пожалеют самолетов, чтобы как можно быстрее ликвидировать переход через реку. Значит, его шестерке придется вести бой со значительными силами врага...

«Похоже, жаркий будет сегодня день», — подумал Амет-хан, поднимая на рассвете летчиков своей эскадрильи.

Коротка летняя ночь — не заметил, как начало алеть небо на востоке. Тревожные мысли, которые не давали долго спать, остались в землянке. Как всегда собранный, спокойный, Амет-хан легко поднялся в кабину истребителя. Холодный металл, покрывшийся крупными каплями росы, матово отражал первые лучи солнца. «Видимость отличная, — удовлетворенно отметил комэск. — Значит, облаков для прикрытия у фашистов не будет».

Эскадрилья вышла в зону на высоте 6000 метров. Затем по команде Амет-хана летчики в боевом порядке снизились до 2000 метров. Этот маневр, который шестаковцы называли «люлькой», позволял постоянно сохранять наивысшую скорость самолета, что было главным при встрече с преобладающим количеством вражеских машин. Этот тактический прием и решил использовать в предстоящем бою Амет-хан Султан.

Эффективность «люльки» была доказана и в тот день. Не успели летчики третьей эскадрильи повторно подняться вверх, как увидели три группы вражеских самолетов, направлявшихся со стороны Азовского моря. Первыми шли 20 «Хейнкелей-1 II». Вслед — еще 20 «Юнкерсов-88», а чуть позади — еще 20 «Хейнкелей-111». Амет-хан внимательно осмотрелся вокруг — истребителей прикрытия как будто не видно. Это насторожило его. Не забывая о том, что «мессеры» могут появиться в любой момент, командир эскадрильи решил атаковать бомбардировщиков. Летчики услышали в шлемофонах голос Амет-хана:

— Внимание! Все атакуем «хейнкелей»!

Летчики во главе с командиром устремились на врага. Первые «Хейнкели-111» уже в перекрестье прицелов. Амет-хан, сделав небольшой доворот, ударил по бомбардировщику короткой очередью. Фашистская машина задымилась, потянулась к земле. Нашли свои цели в этой атаке и остальные летчики эскадрильи.

Боевой строй вражеских самолетов расстроился. Они стали сбрасывать бомбы, отворачивать в разные стороны.

А на подходе была вторая группа — «юн-керсы». Времени на раздумье у наших летчиков не оставалось: внизу, по переправе, сплошным потоком двигались наши войска.

— Атакуем!..

Короткий боевой разворот, и летчики по команде Амет-хана наваливаются сверху на новую группу бомбардировщиков. Задымились еще два «юнкерса», подожженные командиром эскадрильи и Павлом Головачевым.

И тут Амет-хан с досадой заметил, что мотор его «аэрокобры» дает перебои. Однако комэск подбирается к «хейнкелю», раздается длинная очередь. Третий фашистский самолет загорается, устремляется к земле.

Оставшиеся «юнкерсы» и «хейнкели» уходят на запад. Задача, поставленная перед третьей эскадрильей, была выполнена. Ни одного прицельного бомбометания по переправе через реку Миус Амет-хан и его летчики не допустили.

Однако в этом бою молодые истребители еще раз убедились, что фашистские бомбардировщики не так уж беззащитны и умеют огрызаться огнем. В конце боя послышался встревоженный голос Павла Головачева:

— Амет! Ранен в голову. Кровь заливает глаза!

— Отставить преследование! — передал по радио командир эскадрильи летчикам, погнавшимся было за уходящими «юнкерсами» и «хейнкелями». — Саша! Карасев! Прими командование! Я иду с Головачевым на аэродром!

С тревогой наблюдал Амет-хан за «аэрокоброй» Павла Головачева. Тяжело, рывками тянулась она рядом с его истребителем. По радио Амет-хан пытался помогать товарищу вести самолет вслепую. Одновременно приходилось также и оглядываться вокруг — гитлеровцы любили подстерегать подбитые или неисправные наши машины, возвращавшиеся на аэродром. Без прикрытия они становились легкой добычей.

Раненый Головачев по командам Амет-хана дотянул до аэродрома, посадил истребитель.

Вечером того же дня командир полка Л. Л. Шестаков объявил летчикам третьей эскадрильи благодарность за отлично проведенный над переправой бой. Они сбили 7 фашистских бомбардировщиков. Три из них лично уничтожил Амет-хан Султан. А когда в столовой за ужином Амет-хан встретил Николая Верховца, полковой комиссар подсел к комэску-3, сообщил с улыбкой:

— Сегодня командующий армией затребовал на тебя характеристику. На твоем месте, Амет, я бы стал теперь просматривать свежие газеты.

Николай Верховен, мог бы еще рассказать командиру третьей эскадрильи и о наградном листе, который был подготовлен в штабе полка. В нем сообщалось, что «гвардии капитан Амет-хан Султан — командир эскадрильи 9-го Краснознаменного гвардейского истребительного Одесского полка, произвел с начала войны 359 боевых вылетов, провел 79 воздушных боев. Лично сбил 11 самолетов противника и 19 — в групповом бою. Имеет один таран самолета Ю-88. На Сталинградском фронте произвел 110 боевых вылетов, лично сбил 6 самолетов и 7 — в группе».

Стояли жаркие августовские дни. Напряженные бои на Миус-фронте не утихали. Эскадрильи шестаковского полка за день совершали столько боевых вылетов, что воентехники едва успевали пополнять боекомплекты истребителей. Поэтому Амет-хан забыл о разговоре в столовой с комиссаром полка. Тем более на газеты времени просто физически не оставалось...

24 августа в полдень Амет-хан возвратился на аэродром после очередного боевого вылета. Подрулил к стоянке и в ожидании, пока подойдет техник, устало опустил голову. В эти дни даже несколько минут казались блаженным отдыхом.

— Да он спит прямо в кабине! — услышал Амет-хан чей-то веселый голос.

Дверца открылась, струя воздуха освежила потное лицо. И только тут удивленный капитан увидел, что возле его истребителя много людей во главе с командиром полка. Амет-хан выскочил на крыло «аэрокобры», спрыгнул на землю и собрался было по-уставному доложить Шестакову о выполнении боевого задания, как Лев Львович на этот раз опередил его:

— Поздравляю, Амет, со званием Героя! — совсем уже неофициально обнял Шестаков своего командира эскадрильи. — Ты его давно заслужил!

Объятия, поцелуи, крепкие рукопожатия. Все это было столь неожиданным, что Амет-хан не сразу осознал, что поздравляют его с присвоением звания Героя Советского Союза. Он растерянно улыбался, топтался на месте, не знал, что в этом случае должен говорить и тем более делать.

— Тебя вторым сегодня поздравляем, — довольно сообщил Амет-хану комиссар полка Николай Верховен. — Можешь поздравить и Алексея Алелюхина — тоже Героя получил...

Через несколько дней в полку по рукам ходила газета «Красная Звезда». На ее первой странице был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР «О присвоении звания Героя Советского Союза офицерам военно-воздушных сил Красной Армии». В списке представленных к высокому званию третьим и четвертым шли гвардии капитаны Алексей Алелюхин и Амет-хан Султан...

Август 1943 года выдался небывало знойным. Короткие летние ночи сменялись безоблачными, солнечными днями — температура в тени поднималась до тридцати градусов. Грохот сражения не смолкал ни на земле, ни в воздухе. Наши войска, прорвав оборону гитлеровцев на реке Миус, продвигались к Донбассу и вдоль Азовского моря к Таганрогу.

Вслед за наступавшими наземными войсками шли вперед и части 8-й воздушной армии. 9-й гвардейский истребительный полк находился в местечке Веселом, когда на его аэродром прилетел генерал Хрюкин. На летном поле был выстроен весь личный состав полка. Перед застывшими в торжественном строю летчиками командующий армией вручил Амет-хану Султану и Алексею Алелюхину Грамоты Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза, приколол к груди каждого медаль «Золотая Звезда» и орден Ленина...

Вновь принимал Амет-хан Султан поздравления от своих боевых друзей. Он скупо благодарил за добрые слова, смущенно старался перевести разговор на другие темы, когда начинали говорить о его боевых заслугах. Конечно, в глубине души он был счастлив, что теперь на его груди рядом с орденами и медалями будет сверкать Золотая Звезда Героя Советского Союза — знак высшей доблести, которым награждает Родина своих воинов. Однако таков был характер молодого командира эскадрильи — внешне его эмоции проявлялись редко, он умел глубоко прятать свои чувства.

Вечером в полковой столовой был праздничный ужин в честь двух новых Героев Советского Союза. Однако радость Амет-хана в этот день омрачала новая горькая утрата. В воздушном бою за линией фронта был сбит самолет лучшего его боевого друга Владимира Лавриненкова. Никто не знал, что произошло с молодым летчиком. То ли сгорел в подбитом истребителе, то ли успел выброситься с парашютом и оказался на территории, занятой врагом. Эта неизвестность о судьбе Лавриненкова беспокоила всех в полку, хотя в тот час, чествуя Алексея Алелюхина и Амет-хана Султана, об этом старались не говорить.

Амет-хан с горечью думал, как не хватает в такой день рядом Володи Лавриненкова, всегда добродушного, жизнерадостного. Крупный, физически рослый, Лавриненков с первых же дней знакомства тогда, в Сталинграде, привлек к себе Амет-хана своей открытостью, настоящей мужской дружбой, истинным умением и кусок хлеба, и щепотку соли, и радость делить по-братски пополам. А когда Амет-хан вылетал на боевое задание с Лавриненковым, он знал, что им вместе никакой враг не страшен, сколько бы их не встретилось. Поэтому Амет-хан и досадовал горько, что в тот злополучный день, когда сбили Володю, он не оказался рядом.

И еще одна тяжкая мысль постоянно тревожила Амет-хана, а в те дни беспокоила особенно. Третий год продолжалась война, а о судьбе родителей он ничего не знал. В Крыму хозяйничали фашисты. Что с отцом, матерью, юным братом? Остались в Алуп-ке или успели эвакуироваться? Может, уехали на родину отца — в далекий дагестанский аул Цовкра?.. Приближение к родным местам усиливало тревожное ожидание, и Амет рвался в бой, торопил время.

Вскоре 9-й гвардейский полк был переведен на другой аэродром — в Должанки. Здесь уже находилась стартовая площадка для ночных полетов советских самолетов-штурмовиков — «горбатых», как называли дх летчики. «Ильюшин-2» имел выпуклую кабину, которая и породила это прозвище.

В тот сентябрьский вечер в Должанках села очередная группа штурмовиков. Летчики направились к землянкам, где отдыхали после дневных вылетов новые хозяева — истребители 9-го гвардейского полка. Командир дивизии генерал Б. А. Сидней объяснял пилотам эскадрильи Амет-хана план завтрашних полетов на «свободную охоту».

— Вылет рано утром. Всей шестеркой, — говорил генерал. На столе лежала крупномасштабная карта, на которой был нанесен маршрут полетов. — Выходите с набором высоты на Ровеньки. Затем вдоль линии фронта идем на Таганрог. Задача — сбивать все вражеские самолеты, которые попадутся в пути!

— А-а, «горбатые» пожаловали! — обернулся генерал, когда хлопнула дверь и в землянку вошла группа летчиков-штурмовиков. — Надеюсь, у вас все в порядке?

— Нормально, товарищ генерал! — ответил один из штурмовиков, высокий, с усталым лицом. Амет-хан, сидевший рядом с генералом, вдруг вскочил и бросился к летчику.

— Товарищ инструктор! — раздался его изумленный возглас. — Петр Мефодьевич! Неужто вы?..

Подожди, подожди, — удивленно ус-дся Большаков на молодого капитана с Золотой Звездой Героя Советского Союза на груди. — Никак, Амет?

В полумраке землянки они крепко обнялись, сели рядом. Петр Мефодьевич с трудом узнавал в затянутом в командирские ремни молодом капитане того подростка, которого поднимал «на крыло» в аэроклубе. Смуглое, чернобровое лицо, легкий восточный разрез глаз остались прежние. А вот черты лица стали другими — резче очертание рта, подбородка, выражение глаз свидетельствовало об окрепшем волевом характере.

И Амет-хан отметил, как изменился его бывший инструктор. Крупный, полноватый в те годы, Петр Мефодьевич похудел, стал как будто выше. Лицо усталое, жесткое, на нем заметно прибавилось морщин... Летчикам-штурмовикам, похоже, тоже достается основательно. Хотя, если подумать, кому было легко на войне?

— Да, Петр Мефодьевич, многое из того, что вы, бывало, говорили в аэроклубе, только на войне понял, — говорил Амет-хан, торопливо отвечая на вопросы Большакова.

Прощаясь, договорились по возможности видеться чаще. Однако на войне как на войне — человек предполагает, а война по-своему располагает. В следующий раз они увиделись много лет спустя — уже после окончания войны.

В конце августа 1943 года фронт приблизился к Таганрогу. Фашисты прев-гатили город в свой важнейший узел обо-:оны на юге. Он имел особое значение для гитлеровского командования: с центром Донбасса Таганрог соединяла железная порога, от побережья Азовского моря на север шла разветвленная сеть шоссейных дорог. Из Таганрога немцы отправляли на фронт эшелоны с горючим и продовольствием. Отсюда же шли в Германию богатства, награбленные в Донбассе и Приазовье.

Не удивительно, что, удерживая в своих руках почти два года таганрогский плацдарм, фашисты сделали все, чтобы превратить его в крепость. Не только сам город, и особенно его северо-восточные подступы, но и ближайшие населенные пункты враг превратил в сильные узлы сопротивления, образующие мощную систему обороны.

Наступление наших войск на такой укрепленный район началось после тщательной подготовки. На этом участке фронта советское командование собрало большие силы. В помощь наземным войскам сюда перебазировались крупные соединения бомбардировочной и штурмовой авиации, которые должны были с воздуха уничтожить оборонительные сооружения врага. Для их прикрытия и борьбы с вражескими самолетами под Таганрог были переброшены и лучшие истребительные полки 8-й воздушной армии.

Перед самым началом наступления на Таганрог все эскадрильи 9-го гвардейского полка по тревоге были подняты в воздух. Амет-хан со своей эскадрильей должен был сопровождать к линии фронта бомбардировщики и штурмовики. Ожидая в воздухе их подхода, он впервые стал свидетелем артиллерийской подготовки. Хотя сверху происходящее виделось как в перевернутом бинокле, в уменьшенных размерах, все же картина получалась внушительной. Хорошо было заметно, как над вражескими позициями нарастал гигантский вал пламени, дыма и вздыбленной земли от ураганного огня нашей артиллерии.

Не успел рассеяться дым от артподготовки, как над вражескими траншеями появились звенья советских бомбардировщиков. Бомбовые взрывы пышными султанами взмывались над гитлеровской линией обороны. Следом стали подходить «илы» на низких высотах. Штурмовка вражеских огневых точек с воздуха довершила разгром укреплений противника.

Амет-хан не забывал поглядывать на горизонт. Внимание его привлекли далекие точки, которые показались на севере. «Странно, — подумал он, — ведь обычно фашисты появляются с юга, со стороны Азовского моря». На всякий случай Амет-хан развернул навстречу свой истребитель и дал команду летчикам эскадрильи набрать высоту.

Предусмотрительность командира оказалась не лишней. Вскоре сомнения исчезли — с севера шла группа бомбардировщиков

Ю-88. Сверху можно было их легко сосчитать — 12 самолетов. «Почуял фашист, что артподготовка ничего им хорошего не сулит», — усмехнулся Амет-хан, представив себе, что творится сейчас там, внизу, на вражеских позициях.

— Каждому выбрать цель! В атаку! — передал он по радио и первым бросил зниз свой истребитель: «юнкерсы» уже подлетели на достаточно близкое расстояние.

Пять фашистских бомбардировщиков через несколько минут горящими факелами понеслись к земле. Выйдя первым из атаки, командир эскадрильи достал очередью еще один «юнкере». И на этот раз стремительная атака наших истребителей нарушила план вражеских летчиков, и они повернули назад. В этой короткой схватке шестерка Амет-хан Султана сбила 6 вражеских самолетов и три повредила.

Когда третья эскадрилья, победно покачивая крыльями, вернулась на аэродром, на стоянке их встретил комиссар полка Николай Верховец. Он сообщил летчикам, что танковые и пехотные части прорвали вражескую оборону и ушли вперед. Командир полка разрешил им короткий отдых. После обеда летчиков повезут на ближайший участок переднего края. Им будет полезно увидеть результаты действий нашей артиллерии, особенно бомбардировщиков и штурмовиков. Ведь, прикрывая от фашистских истребителей эти самолеты, они не видят в реальных масштабах результаты их действий.

Вскоре полуторка с летчиками третьей эскадрильи выехала с аэродрома. Машина падирыгивала на разбитой дороге. Приходилось держаться за борта, чтобы, как шутили летчики, не спланировать на землю без парашюта.

Вот и передний край. Дальше пошли пешком. У первой же вражеской траншеи шутки и разговоры затихли. Представшая картина потрясла их. Воюя в небе, они, по существу, не знали последствий земных боев. Многие из них впервые видели так близко развороченные перекрытия блиндажей, взорванные дзоты, крошево из обломков оружия, изуродованные трупы фашистских солдат и офицеров...

С душевной тоской и болью даже четверть века спустя рассказал Амет-хан о впечатлении, от которого так и не, смог избавиться... Мертвый вражеский солдат лежал на спине в развороченном окопе. Он был, наверное, его ровесник. Широко раскрытые глаза смотрели в небо. На лице солдата застыло выражение ужаса, как будто что-то жуткое увидел он там, в чужой для него синеве. В глаза бросилась широкая пряжка на поясе мертвеца с надписью «Гот мит унс». Что ж, если даже есть этот бог, то, похоже, не помогал он тем, кто убивал безвинных людей.

Молчаливые, подавленные, возвращались летчики с этой неожиданной «экскурсии». С одной стороны, они с гордостью думали о мощи советского оружия, от разрушительной силы которого врага не спасают никакие укрепления. С другой, они были потрясены увиденным. Казалось, сама вздыбившаяся земля перемешала в жуткое месиво вражеских солдат, их оружие и вооряжение в отместку за жестокость непрошеных пришельцев.

— Фашисты пожинают бурю нашей ненависти, — задумчиво проговорил комиссар полка, когда добрались до полуторки. — Не мы начинали эту войну...

Жаркие воздушные бой над Таганрогом продолжались. Враг перебросил на этот участок фронта большое количество бомбардировщиков, чтобы ударами с воздуха остановить наступавшие на город советские войска. Борьба с ними стала основной задачей летчиков 9-го гвардейского полка.

Здесь, в небе Таганрога, Амет-хан Султан еще раз доказал, что не зря называли его бесстрашным воздушным бойцом...

Августовским днем шестерка третьей эскадрильи сопровождала наши штурмовики, которые расчищали наступавшим пехотным частям путь в глубине вражеской обороны. В это время с пункта наблюдения полка Амет-хану по радио передали:

— Внимание! В воздухе истребители противника!

Командир эскадрильи заметил силуэты смессеров». По его команде шестерка немедленно начала набирать высоту. Заметив, что истребители их оставляют, летчики-штурмовики встревожились:

— Не робейте, ребята! Прикроем! — успокоил их Амет-хан. Объяснить штурмовикам маневр эскадрильи времени не оставалось. — Продолжайте спокойно свое дело!

Восьмерка «мессеров» также заметила советские истребители и рванула ввысь, чтобы получить преимущество в высоте. Однако было уже поздно. Амет-хан и его желтококие ринулись вниз и сходу сразили тройку «мессеров». В помощь оставшейся пятерке вражеских истребителей подоспела еще пара «фокке-вульфов». Воздушный бой возобновился. В новой схватке командир эскадрильи сбил второго «мессера», но, выходя из очередной атаки, увидел «фок-ке-вульф», который пристроился за ним. Осмотревшись, увидел своего ведомого, который заканчивал боевой разворот. Амет-хан решил подставить гитлеровца под прицел Ивана Борисова и не стал уходить в сторону, как того ожидал фашистский летчик, а дал газ, чтобы не позволить фашисту близко подобраться к хвосту своего самолета. Амет-хан рассчитал, что за это время ведомый подберется к «фоккеру» снизу. Борисов понял тактику командира и с близкого расстояния вогнал очередь в брюхо вражеского истребителя.

— Молодец, Ваня! — похвалил ведомого Амет-хан, когда горящий «фоккер» в крутом пике понесся к земле.

В стороне задымил еще один «фоккер». «Это, похоже, постарался Паша», — отметил удачу Головачева командир эскадрильи.

Оставшиеся вражеские истребители уходили на запад.

— Всем оставаться в зоне! — передал по радио Амет-хан.

Командир эскадрильи помнил, как старается хитрить враг: когда наши летчики устремлялись преследовать противника, другая группа истребителей накидывалась на оставшиеся без защиты советские штурмовики.

Вскоре Амет-хан получил сигнал, что жтурмовики отработали и уходят на свой аэродром. Пора было возвращаться и им — горючее на исходе.

Шестерка третьей эскадрильи возвращалась с победой: сбито пять фашистских истребителей. Амет-хан приказал всем идти аа посадку, а сам с Борисовым остался в зоздухе. Быть может, «кожей чувствовал», что успокаиваться еще рано.

И предосторожность командира эскад-эильи оказалась не лишней. В последний момент, когда он с ведомым направился к посадочной полосе, навстречу вынырнула пара «мессеров». Амет-хан видел, что избежать боя не удастся. Однако и драться долго не мог — горючее вот-вот кончится. Оставалось одно — лобовая атака. Командир эскадрильи выровнял машину и направил ее на передний «мессер». Понял решение командира и ведомый и нацелился на вторую вражескую машину.

Теперь должен был победить тот, у кого крепче нервы. Амет-хан не только глазами, всем телом ощущал, как сокращается расстояние между ним и фашистом. «Мессер» первым не выдержал, открыл огонь издалека. Вот огненные трассы его становятся все ближе и ближе. Амет-хан напрягся, удерживая палец у гашетки — рано стрелять! И когда осталось между ними метров пятьсот, гитлеровец не выдержал, круто отвернул влево — вверх. Вот тогда и раздалась короткая, сжатая, как стальная пружина, очередь. «Мессер» взорвался в воздухе, обломки его посыпались прямо на аэродромное поле...

Садились Амет-хан с Борисовым, что называется, на «святом духе» — баки горючего были сухие. Не успели они поставить истребители на стоянки, как около них остановился «виллис» командующего 8-й воздушной армией.

— Как же ты красиво свалил последнего фашиста! — растроганно обнял командира эскадрильи генерал Хрюкин. — Дай я тебя расцелую, сынок!

Смущенный такой встречей, Амет-хан не знал, что ответить генералу. Командующий армией по-прежнему особо выделял этого скромного, молчаливого командира эскадрильи. «У Амет-хана талант летчика-истребителя от бога», — часто говорил генерал, по-видимому, лучше других чувствуя одаренность комэска. Отмечая эти его черты в одной из характеристик, Т. Т. Хрюкин писал: «Амет-хан на земле удивительно скромный человек, а в небе, во время воздушного сражения, он человек неуемной храбрости и отваги...»

— Послушай, командир, что это ты сегодня не уходил от «фоккера», тянул его за собой? — спросил ведущего Борисов, когда генерал уехал. — Ведь мог легко уйти вверх?

— Уйти мог, конечно, — улыбнулся Амет-хан. — Но я хочу, чтобы научился наверняка сбивать фашиста и мой ведомый...

30 августа 1943 года Таганрог был освобожден советскими войсками. На следующий день газета «Правда» писала:

«Велик список героев воздушной битвы над Таганрогом. Трудно перечислить даже самых лучших. В боях за Таганрог Герой Советского Союза гвардии капитан Алелюхин сбил 12 немецких самолетов. Герой Советского Союза гвардии капитан Амет-хан Султан уничтожил 11 немецких машин».

— Рад за тебя, дорогой Амет! — ;ердечно обнял командира эскадрильи Николай Верховен. Комиссар полка, как всегда первым, сообщал летчикам о газетных заметках или статьях, которые появлялись з армейской, фронтовой или центральной газетах. — Впрочем, в боях за Таганрог отличились и твои земляки по отцу. На вот, дочитай...

Амет-хан, которого в полку одни считали татарином, а другие лакцем, не обращал на это внимание. Для него и те и другие были земляками. Поэтому он с интересом взял листовку, выпущенную политотделом 416-й стрелковой дивизии, получившей наименование «Таганрогской» за особые заслуги в освобождении города. В листовке было напечатано открытое письмо командования дивизии трудящимся Дагестана, где говорилось: «С гордостью и радостью сообщаем дагестанскому народу, что созданный из лучших сынов Дагестана первый Дагестанский кавалерийский эскадрон в боях за освобождение родной земли от немецко-фашистских полчищ не раз выполнял ответственные задания командования... Бойцы и сержантский состав народностей Дагестана — аварцы, даргинцы, кумыки, лакцы и другие — показали в наступательных боях единство, дружбу и сплоченность».

После освобождения Таганрога начались упорные бои в районе реки Молочной. Здесь гитлеровское командование тоже подготовило прочный оборонительный рубеж. Сражение на реке Молочной, по существу, шло на подступах к Крыму, и враг отчаянно сопротивлялся, чтобы не допустить наши войска к воротам полуострова.

Над Мелитополем развернулись ожесточенные воздушные бои.

Генерал Хрюкин руководил действиями 8-й воздушной армии, находясь на КП командующего фронтом генерала Ф. И. Толбухина. На этом командном пункте находился также член Военного совета фронта Н. Е. Субботин.

Далеко на западе показалась большая группа вражеских самолетов. В боевом строю к нашему переднему краю шли 12 «юнкерсов». Бомбардировщиков сопровождала четверка «мессеров». Генерал Хрюкин знал, что в воздухе находится только эскадрилья Амет-хана Султана. Шестерка наших истребителей против 16 фашистских самолетов...

— Эх, Тимофей Тимофеевич! — с досадой обратился к Хрюкину командующий фронтом. — Испортят нам сейчас эти «юнкерсы» гею обедню!

— Полагаю, товарищ командующий, — ответил Хрюкин, — мои истребители не позволят им этого.

— Смогут ли?.. — недоверчиво бросил Ф.И. Толбухин.

Не успел генерал Хрюкин взять в руки микрофон, чтобы передать по радио команду Амет-хану Султану, как истребители эскадрильи, будто угадав его мысли, с набором высоты пошли навстречу врагу. Амет-хан решил использовать испытанный прием: вначале атаковать «юнкерсы», расстроить их боевой порядок. Поэтому повел своих летчиков против бомбардировщиков.

Истребитель Амет-хана ринулся вниз. Его атака нарушила строй вражеских са-уолетов. Меткая очередь командира эскадрильи — и передний «юнкере» загорелся, ;тал падать на землю. В следующий мо-чент летчики эскадрильи Амет-хана закружились в стремительной карусели с фашистскими истребителями. А «юнкерсы» поспешили сбросить бомбы и повернули на обратный курс.

— Лихо! — удовлетворенно проговорил командующий фронтом. — По-моему, этот молодец заслужил награду!

Генерал Хрюкин не замешкался. Назвав позывной Амет-хана, он сообщил по радио командиру эскадрильи:

— Поздравляю с наградой — орденом Красного Знамени!

В начале ноября советские войска вышли к северному побережью Сиваша. Гитлеровцы были отброшены к Днепру и заперты в Крыму. Амет-хан с волнением ожидал, когда начнется освобождение родного края. Второй год хозяйничали в Крыму фашисты, второй год ходили по улицам его прекрасной Алупки. Тревожное нетерпение терзало молодого капитана, все более мучительным становилось ожидание встречи с родителями...

Однако вскоре разгорелись бои за Днепр, и Амет-хан с огорчением понял, что в Крым попадет еще не скоро. Используя естественную преграду, немцы пытались не допустить наши войска на другой берег реки. Однако передовые части с ходу захватили плацдарм на вражеском берегу. Перед летчиками 8-й воздушной армии была поставлена новая задача — прикрывать с воздуха войска на этом плацдарме, срывать атаки гитлеровцев, пытавшихся сбросить наш авангард в Днепр.

Боевые вылеты в те осенние дни проходили в сложных погодных условиях. Тучи низко висели над аэродромом, часто моросил мелкий, надоедливый дождь. Летчики 9-го истребительного полка пытались использовать каждый час погожей погоды, чтобы помочь наземным войскам.

В один из таких ненастных дней полк облетела радостная весть — появился Владимир Лавриненков, о судьбе которого ничего не было известно после того, как его сбили в августе за линией фронта.

Больше всех радовался встрече с боевым другом Амет-хан. Володя был для него примером настоящего аса-истребителя еще со времени боев под Сталинградом, где Лавриненков провел 40 воздушных боев, лично сбил 9 и еще 7 фашистских самолетов в совместных поединках. Уже тогда он был удостоен звания Героя Советского Союза. И только много позже Амет-хан узнал, какой тяжкий путь в плену у гитлеровцев прошел Лавриненков, прежде чем смог вернуться в родной полк...

Заканчивался трудный, но насыщенный победами в воздушных боях с фашистской авиацией 1943 год. Война продолжалась с не меньшим ожесточением, хотя характер ее изменился: наши войска вели наступательные бои на всех участках Южного фронта. Освобождены от врага Северный Кавказ, юг Украины, шли бои и на подступах к Крыму. Ход боев в новых условиях показывал, что роль авиации должна быть иной. Опыт лучших летчиков-истребителей 8-й воздушной армии в период сражений за Ростов, Кубань, Таганрог, Мелитополь, Днепровский плацдарм нужно было обобщить, выделить наиболее эффективные тактические приемы борьбы с вражескими самолетами в новых, изменившихся условиях, шире использовать приобретенный боевой опыт.

В середине декабря 1943 года командование 8-й воздушной армии собрало в Аскании-Новой своих асов-истребителей. Газета «Красная Звезда» сообщила 17 декабря 1943 года:

«На сборе присутствовали знаменитые дважды Герои Советского Союза Покрыш-кин и Глинка, известные асы Лавриненков, Амет-хан Султан и другие. У каждого из участников слета на боевом счету от пятнадцати до тридцати сбитых немецких са-иодетов, десятки воздушных боев. Если сложить количество вражеских машин, сбитых участниками слета, получится внушительная цифра...»

Наряду с анализом разнообразного боевого опыта летчики обсудили по предложению командующего армией генерала Хрю-кина и такой метод воздушной борьбы с врагом, как «свободная охота». Он особенно нравился Амет-хану. Возвратившись со слета, он рассказал о результатах сбора летчикам своей эскадрильи.

— Немного о «свободной охоте»; — завершил лаконично свой отчет комэск. — Суть этого метода в следующем: ищи гитлеровца везде. Нашел — бей его и лети дальше. При этом не забывай, что за линией фронта против нас еще один коварный враг — зенитки фашистов.

— Об этом они сами напоминают, — усмехнулся Иван Борисов, самолет которого недавно получил повреждение при налете на'вражеский аэродром. — От этих зениток лучше подальше держаться...

— Ты хотел сказать, лучше от них держаться повыше! — засмеялся Павел Головачев. — Ничего, с нашим командиром найдем управу и на них.

Все дальше на запад откатывался фронт. Ни долговременные оборонительные рубежи, ни крупные естественные препятствия — реки, не помогали гитлеровцам.

Наши войска, отбросив врага за Днепр, приступили к ликвидации его группировки, засевшей в Крыму. В число войсковых объединений, начавших освобождение полуострова с севера, была включена и 8-я воздушная армия генерала Хрюкина.

К осени 1943 года произошли некоторые изменения в 9-м гвардейском истребительном авиаполку: его возглавил бывший командир 4-го истребительного полка Герой Совететского Союза подполковник Анатолий Аэанасьевич Морозов, а Л.Л. Шестаков был назначен заместителем командира Авиадивизии. Амет-хан, как и другие летчики асовского полка, с удовлетворением воспринял давно заслуженное повышение Шестакова. И вместе с тем не мог не радоваться встрече с прежним своим командиром, с вторым были связаны нелегкие первые месяцы войны.

Снабжение окруженных в Крыму фашистких войск боеприпасами, продовольствием и горючим шло как морским, так и воздушным путем из Болгарии, Румынии и оккупированных еще западных областей нашей страны. Поэтому летчикам 9-го гвардейского полка была поставлена задача: из засады, с промежуточного аэродрома «подскока» на Килигейской косе, перерезать трассу воздушного снабжения врага. Необходимость в этом возникла еще и потому, что транспортные «юнкерсы», чтобы избежать встречи с советскими истребителями, старались пробиваться к своим ночью, в сумерках или пользуясь ненастной погодой.

— На аэродроме «подскока» будем дежуритъ по очереди, — объявил командирам эскадрилий новый командир полка Морозов. — Наш базовый аэродром будет находиться в Чаплинке.

Амет-хан Султан с волнением ожидал вылета своей эскадрильи на Килигейскую косу. Наконец-то близился день освобождения его родного Крыма! Тогда только Киркинитский залив будет отделять его от Крыма. Однако Амет-хану пришлось набраться терпения: на аэродром «подскока» вначале вылетела эскадрилья Алексея Але-люхина, затем Владимира Лавриненкова. И только потом настал черед третьей эскадрильи.

— На косу первым полетим мы с Борисовым, — объявил Амет-хан своим летчикам. — Посмотрим на месте, что там за аэродром. Ждите вызова.

Короткий разбег, и вот уже пара «аэрокобр» в воздухе. Дул сильный встречный ветер. Не долетев еще до Килигейской косы, Амет-хан заметил нырявшую над бурлящим морем черную точку. Необычный силуэт самолета заинтересовал командира эскадрильи. Было ясно, что машина вражеская, хотя и не похожа на ранее встречавшиеся фашистские самолеты.

— Ну-ка, Ваня, прибавь газу! — передал по радио Амет-хан ведомому Борисову. — Впереди какой-то странный тип летит.

Гитлеровец тоже заметил советские истребители и попытался развернуться и уйти обратно. Однако это оказалось для него непосильной задачей: это был тихоходный моноплан и уйти от истребителя Амет-хана он не мог.

Вскоре Амет-хан настиг фашистский самолет, облетел и короткой очередью перед кабиной дал пилоту знак повернуть машину. Амет-хан и Борисов пропустили моноплан вперед и, периодически подгоняя его короткими очередями, повели на аэродром подскока. Здесь командир эскадрильи, наседая сверху, заставил немца посадить машину на соседнем поле. Пока Иван Борисов кружился над взятым в плен самолетом, Амет-хан сел на свой аэродром и подрулил к бараку, где еще находились летчики из эскадрильи Лавриненкова и была радиостанция. —

— Принимай, Володя, подарок! — весело крвкнул Амет-хан Лавриненкову, который вышел навстречу. — Мы тут с Борисовым какую-то странную птичку поймали!

Через минуту с аэродрома «подскока» заскочила полуторка с Амет-ханом и Лавриненковым. Когда она подъехала к стоявшему в поле моноплану, над ним все еще г?одолжал кружиться Иван Борисов. Не-иепкий пилот покорно сидел в кабине. Оба юмэска на всякий случай вытащили пистолеты, и Амет-хан жестом велел гитлеровцу юкинуть самолет. После того как его обезоружили, Амет-хан вновь жестом показал жетчику, чтобы он вернулся в кабину и объяснил назначение приборов, схему управления самолетом. Гитлеровец оказался понятливым. А когда он запустил мотор, Амет-хан сам занял место пилота.

И вот мимо Лавриненкова, стоявшего в стороне с пленным летчиком, Амет-хан уверенно погнал моноплан по полю. Взлетев, он сделал пару кругов и пошел на посадку на аэродром «подскока».

Пленный оказался связным и летел с важными документами из румынского порта Констанца в Евпаторию на штабном самолете «физилер-шторх». В штабе полка он дал ценные показания о том, по каким маршрутам летают транспортные Ю-52 в Крым.

На следующий день летчики третьей эскадрильи в полном составе собрались на аэродроме «подскока». Амет-хан учел опыт боевых действий на Килигейской косе летчиков Алексея Алелюхина и Владимира Лавриненкова и решил изменить тактику. На перехват вражеских транспортных самолетов стали вылетать парами. Это позволяло вести «свободную охоту» за одиночными целями и одновременно осуществлять воздушную разведку. В случае обнаружения большой группы фашистских машин можно было по радио поднять остальные звенья эскадрильи.

Первый боевой вылет совершил сам Амет-хан — снова с Иваном Борисовым. Прошли вдоль залива, набрали высоту. И здесь командир эскадрильи, вместо тихоходных «юнкерсов», вдруг внизу увидел пару «мессеров». Под прикрытием кучевых облаков Амет-хан с ведомым близко подобрались к вражеским истребителям и внезапно атаковали их сверху. Один из «мессеров» загорелся и, «украшенный» длинным шлейфом дыма, пошел к земле. За вторым погнался было Борисов. Однако голос командира по радио заставил его вернуться.

— Отставить преследование! Возвращайся аэродром!

Озадаченный ведомый подчинился приказу, хотя никак не мог взять в толк, почему Амет-хан вернул его. Знал, что командир икогда не упускал малейший шанс сбить вражескую машину и этому учил своих подчиненных. Все стало ясно, когда на стоянке Амет-хан объяснил ведомому, почему прервал полет.

— Надо, Ваня, иногда и на грешную землю посматривать, — добродушно сказал он, прочитав вопрос в глазах ведомого. — Видел на той стороне залива железную дорогу? А длиннющий состав из цистерн не видел? Вот, дорогой, сейчас нам приходится действовать и за линией фронта. Так что за землей тоже надо следить...

Амет-хан еще в воздухе прикинул: раз железнодорожный состав идет с запада, а джстерны все чистенькие, то наверняка гит-леэовцы везут горючее на фронт. И вполне возможно, даже авиационный бензин.

— Вылетаем всей эскадрильей, — объявил Амет-хан летчикам, объяснив боевую задачу. — Скорость после взлета максимальная. Нам еще надо догнать этот состав.

Шестерка истребителей поднялась с Килягейской косы, взяла курс на север. Комэск уверенно вывел ее на цель. «Аэрокобры» стремительно пронеслись над длинным составом, поливая его огнем. И сразу же языки пламени разлились по обеим сторонам железнодорожного полотна. Догадка Амет-хана подтвердилась — цистерны были с горючим.

На другой день очередная пара третьей эскадрильи обнаружила за линией фронта тщательно замаскированный аэродром так называемых «рам» — самолетов «Фокке-Вульф-189», предназначенных для вражеской воздушной разведки. Это были новые бронированные фашистские самолеты, имевшие сильное бортовое вооружение. «Рамы» обладали также высокими летно-тактичес-кими данными, а экипажи укомплектовывались опытными летчиками и штурманами. «Фокке-Вульф-189» представлял собой последнее слово гитлеровской авиационной техники, равного им разведывательного самолета в то время еще не было. Выполнив разведывательный полет над позициями советских войск, «рамы» часто безнаказанно уходили от наших истребителей, издалека точно корректируя огонь своей артиллерии. В общем, появление в небе «рамы» всегда доставляло много неприятностей и хлопот нашим наземным войскам.

Командование фронта давно пыталось обнаружить аэродром этих «рам», появлявшихся в небе неизвестно откуда. Поэтому сообщение командира третьей эскадрильи было весьма кстати. Амет-хан получил приказ немедленно совершить налет на логово «Фокке-Вульф-189» и уничтожить их на стоянках.

Для успешного выполнения этого задания командир третьей эскадрильи выбрал предрассветный час. Шестерка, ведомая Амет-ханом, внезапно появилась над секретным аэродромом и, как на полигоне, расстреляла все девять «рам» на летном поле.

Немецкие истребители появились в небе с опозданием. В завязавшемся воздушном бывший ведомый Амет-хана Иван Борисов уже командир звена, с ходу поджег один «мессер». Однако боекомплект у Борисова был на исходе, и командир эскадрильи приказал не преследовать отставшие фашистские машины и возвращаться на косу...

Возможно, удача более чем когда-либо сопутствовала Амет-хану во время тех бовых дежурств на подходах к его малой родине. Или желание как можно быстрее оказаться над освобожденным Крымом давало свежие силы, удесятеряло его находчивость, смелость... Так или иначе, но той осенью и зимой дрался Амет-хан Султан с врагом блистательно, напористо и особенно успешно.

Вражеской транспортной авиации приходилось в дни дежурства третьей эскадрильи тяжко. Вылетая парами, ее летчики редко возвращались, как говорится, с пустыми руками. В одной такой «свободной охоте» Амет-хану и его новому ведомому повстречался транспортный самолет. Две меткие очереди взорвали машину, горящие обломки попадали в море.

Сбивать тихоходные «юнкерсы» для истребителей дело не особенно сложное. Труднее было обнаруживать маршруты их следования в Крым. Неся большие потери в авиации, гитлеровское командование часто меняло направление движения транспортных самолетов, стало сопровождать их крупными группами истребителей. Однако это не помешало летчикам третьей эскадрильи в один только день сбить более десяти «юнкерсов».

Когда командование полка получило донесение об этом, на аэродром подскока пришел запрос: «Сообщите о тактике действий, применяемой в бою с тихоходными воздушными целями».

В штабе решили обобщить опыт летчиков третьей эскадрильи, чтобы передать его остальным подразделениям полка. Однако немногословный Амет-хан очень не любил писать... Не всегда удавалось ему также объяснить тактику своего воздушного боя. Каждая схватка с врагом была для него импровизацией, которая по-своему зависела от складывавшейся в бою ситуации.

Поэтому на запрос штаба полка Амет-хан ответил лаконично: «Где видим врага, там и бьем».

Весна 1944 года в Крыму была ранняя, дружная. Как-то разом стаял снег, за день-два земля покрылась зеленью. Цветное, пестрое разнотравье одело степной север полуострова; ясным, ярко-голубым стало безоблачное небо.

Пролетая каждый раз над весенней крымской землей, Амет-хан все с большим нетерпением ждал освобождения родного края. Что там в Алупке, как живется в домике у подножия Ай-Петри?

8 апреля войска 4-го Украинского фронта начали штурм вражеских укреплений в Крыму со стороны Сиваша и Перекопа. С воздуха их действия поддерживали части 8-й воздушной армии.

По данным нашей разведки, на вражеских аэродромах в Крыму скопилось большое количество самолетов разных типов. Командование фронта поставило перед летчиками кстерала Т. Т. Хрюкина задачу уничтожить на взлетных полосах, не дать подняться в воздух. Разрабатывая эту операцию, командующий армией понял, что одним штурмовикам с задачей не справиться. Гитлеровцы создана каждом аэродроме сильную противовоздушную оборону. Плотный заградительный огонь зенитной артиллерии мог вызвать большие потери среди наших самолетов. : тогда генерал решает использовать приналетах на вражеские аэродромы и истребители. С первого же захода им предстояло подавить зенитки, чтобы штурмовики вслед за ними могли без особых помех уничтожить фашистские машины на летном июле.

Из штаба полка Амет-хан Султан возвращался озадаченный. Было над чем раздумывать. На штурмовку аэродрома его эскадрилья вылетала первой. Значит, они и аримут на себя основной огонь немецких зениток. Надо было предпринять во время налета что-то такое, что свело бы к минимуму потери в эскадрилье.

Сворачивая к полковой столовой — близилось время ужина — Амет-хан решил за столом поговорить со своими летчиками о завтрашней операции.

— Ну, во-первых, нас в определенной мере выручит внезапность нападения, — рассуждал комэск. — Пока немцы очухаются. кинутся к зениткам, мы успеем хорошо полоснуть по ним. А вот при выходе из пикирования они могут всыпать нам вдогонку… Думаю, нам надо перенять опыт наших штурмовиков: при выходе из пикирования они кладут машины на крыло...

— Ясно, командир! — подхватил рассуждение Амет-хана Павел Головачев. — Вертикальное положение самолета резко уменьшает площадь попадания зенитных снарядов. Молодцы, штурмовики! Хорошую вещь придумали!

— Спасибо. Но мы тоже этот маневр у кого-то переняли, — подал вдруг голос летчик-штурмовик, сидевший за соседним столом.

Жесткие, зачесанные назад черные волосы, знакомое скуластое лицо. Амет-хан увидел на груди неожиданного собеседника Звезду Героя Советского Союза и догадался, что это и есть знаменитый снайпер-штурмовик Муса Гареев, на портрет которого он недавно обратил внимание в армейской газете. Оказалось, Муса Гареев и другие летчики-штурмовики уже прилетели на их аэродром для участия в завтрашней операции.

Муса Гареев охотно выполнил просьбу Амет-хана подробнее рассказать о тактических приемах, которые используют штурмовики для подавления противовоздушной обороны на вражеских аэродромах. Так случайное знакомство Мусы Гареева и Амет-хана Султана перед совместной боевой операцией стало началом их долгой братской дружбы. В Крыму их полки часто базировались на одном и том же аэродроме, и каждая встреча на земле или в небе доставляла им радость.

Много лет спустя дважды Герой Советского Союза летчик-штурмовик Муса Гарееев напишет: «Амет-хан вошел в мою жизнь смелым соколом, у которого я учился летать, щедрым другом, на которого я всегда мог положиться как на самого себя, властелина огромного неба, которое всегда было ему послушным»...

10 апреля советские войска на широком фронте прорвали оборону противника на Сиваше и Перекопе. Танковые и механизированные части стремительным ударом овладели Джанкоем. Здесь, на аэродроме, лежали превращенные в груду металла вражеские самолеты, подожженные нашими истребителями и штурмовиками во время совместного налета.

Скопление большого количества фашистских танковых и пехотных соединений в Крыму позволяло противнику упорно сопротивляться, часто контратаковать наши войска. Гитлеровское командование прилагало все усилия, чтобы не допустить прорыва советских войск на оперативный простор степ-чой части полуострова. В этой сложной обстановке истребителям и штурмовикам вновь пришлось воевать вместе, уничтожать вражеские танки, пытавшиеся остановить наше наступление.

В один из апрельских дней эскадрилье Амет-хана Султана было поручено прикрывать от гитлеровских истребителей группу штурмовиков под командованием Мусы Гареева. Штурмовики выполняли второй заход на скопление фашистских танков, когда Амет-хан увидел над горизонтом 12 быстро приближавшихся темных точек.

— Внимание! Вижу «фоккеров»! — предупредил Амет-хан летчиков эскадрильи. — Приготовиться к бою!

Командир первым пошел на ведущего «фоккера». Однако на этот раз атака с ходу не достигла цели: вражеский летчик оказался опытным пилотом. Он не только умело оборонялся, но и сам дерзко нападал на самолет Амет-хана. Командиру эскадрильи пришлось приложить все старания, чтобы перехитрить врага. На выходе из боевого разворота он все-таки поймал в прицел «фоккера» и направил в его корпус очередь. «Похоже, готов», — подумал Амет-хан, когда увидел, как «фоккер» сорвался в штопор.

Амет-хан сделал «горку», осмотрелся. Под ним продолжали свое дело штурмовики, уверенные, что фашистские истребители связаны боем. Внезапно Амет-хан похолодел. К хвосту «аэрокобры» его ведомого подобрался другой «фоккер». Комэск в немыслимом пике кинул вниз свою машину и открыл огонь секундой раньше вражеского пилота.

— Знатно ты его угостил! — услышал Амет-хан в шлемофоне голос Гареева. — Хорошо работаете, ребята!

— Да и вы неплохо утюжите, — ответил Амет-хан, глядя на горящие на земле танки.

Еще три дня ожесточенных воздушных боев и вот он, освобожденный Симферополь, город юности Амет-хана, откуда он начал свой путь в небо. Не удержался молодой капитан, поехал на свой аэроклубовский аэродром. Широкое летное поле на окраине города было неприглядным кладбищем немецкой авиационной техники. Это тоже была работа наших штурмовиков и бомбардировщиков. Обломки «мессеров», обгоревшие ос-танки «юнкерсов» и «фоккеров» вызывали, конечно, удовлетворение, но уж очень неуместны они были на его родном — первом аэродроме...

Чудом сохранилось целым серое здание, где до войны располагались учебные классы Симферопольского аэроклуба. Амет-ха прошел по пустынным гулким коридорам, заглянул в знакомые комнаты, забитые разбитой радиоаппаратурой. Похоже, в аэроклубе располагалась немецкая радиостанция.

А вот и кабинет его первого инструктора Петра Мефодьевича Большакова. Длинный, за всю комнату стол, высокий, узкий шкаф з углу. Именно в этом шкафу висела под замком заветная летная кожаная куртка, которую инструктор выдавал каждому курсанту только перед полетом. Амет-хану показалось, что прошла целая вечность с того дня, когда он выпрашивал у Петра Мефодьевича куртку, чтобы покрасоваться в ней перед родичами — дагестанскими канатоходцами. А было это всего шесть лет назад...

Подавленный, вернулся Амет-хан Султан после экскурсии по местам своей юности. В эскадрилье его ждал комиссар полка. Николай Верховец по-прежнему использовал каждую паузу между боями, чтобы встретиться с летчиками, почувствовать их настроение, поделиться новостями с фронтов.

— Что-то, Амет, настроение у тебя какое-то смурное, — проговорил комиссар полка, который хорошо изучил характер комэска-3. — Радоваться надо! Скоро, считай, дома будешь!

— Так-то оно так, товарищ комиссар полка, — грустно улыбнулся Амет-хан. — Ходил вот на свой аэроклубовский аэродром, вспомнил курсантские годы...

Амет-хан нервно закурил папиросу. Помолчал и комиссар полка. Пусть капитан успокоится. Трудно таким, как он, молодым, спокойно вспоминать безмятежное предвоенное время. В тех же аэроклубах юным курсантам постоянно твердили, что «если завтра война, если завтра поход», то никакой враг не устоит перед могуществом Красной Армии. И они свято верили этим словам, были убеждены, что так и будет. Чем объяснить, как примириться с тем, что испытали с первых дней войны эти аэроклу-бовские курсанты?..

— Ладно, Амет, повспоминал — и хватит, — нарушил молчание Николай Верховец, кладя на стол пачку газет. — Здесь последние номера армейской газеты, почитай раздай своим летчикам. Есть кое-что интересное и для нас.

Амет-хан стал просматривать верхние газеты. Вот вчерашний номер армейской газеты «Сталинское знамя» от 12 апреля 1944 . На первой полосе броский заголовок каз Верховного Главнокомандующего генералу армии Ф.И. Толбухину, командующему 4-м Украинским фронтом.

… В боях за освобождение Крыма, в числе других воинских соединений... отличились летчики авиации генерала Хрюкина».

Амет-хан опустил длинный список взтых войсками фронта городов и поселков и с радостью прочел:

«Сегодня, 11 апреля, в 21 час, в столице вашей Родины — Москве, от имени Родины произвести салют в честь войск 4-го Украинского фронта 20 артиллерийскими залпами из 224 артиллерийских орудий».

«3начит, салют в Москве был и в нашу честь, — удовлетворенно подумал Амет-хан, складывая газету. — Надо сегодня после ужина прочитать приказ всем летчикам эскадрильи».

Амет-хан понимал, что комиссар полка не зря принес эту газету. Впереди еще были бои за освобождение южного побережья Крыма и хорошее настроение истребителей всегда подмога в схватке с фашистскими летчиками...

Уже на следующий день предположение Амет-хана оправдалось. После Сталинграда он не помнил таких ожесточенных воздушных боев, какие развернулись над Севастополем. Этот город, последнюю свою опору в Крыму, гитлеровцы защищали, не считаясь ни с какими потерями. Здесь молодой командир эскадрильи выдержал еще один труднейший экзамен на мастерство летчика-истребителя...

Воздушный бой шел над Северной бухтой Севастополя. Противник Амет-хана на истребителе «Фокке-Вульф-190» оказался опытным летчиком. Он искусно избегал прицельного огня, умело маневрировал. Амет-хан понял, что фашист решил измотать его, заставить нервничать, допустить ошибку. И тогда он решил «подыграть» вражескому летчику. Он совершил маневр, будто выполнял желаемое противником. И когда торжествующий фашист пошел на сближение, уверенный, что теперь уже советский самолет никуда от него не денется, Амет-хан неожиданно с переворотом пропустил над собой «фоккер» и выпустил вслед ему длинную очередь. Горящая вражеская машина врезалась в берег бухты Северной.

Теперь Амет-хан имел полное право пролететь над Алупкой. Еще несколько минут назад спокойный в бою, он с трудом сдержал волнение, когда увидел знакомые улицы, скалистые вершины Ай-Петри. Амет-хан уменьшил скорость, развернулся над склоном горы, где белел заветный домик...

— Не удержался, Паша, — виновато сознался он потом Головачеву на аэродроме. — Хотелось убедиться хотя бы в том, что цел дом родителей. Может, уже на днях сумею их навестить, если, конечно, живы. Однако этого Амет-хану пришлось ждать дольше, чем он думал. Бои за освобождение Севастополя продолжались. Во время полета на другой день Амет-хан заметил западнее Балаклавы группу «Фокке-Вульф-190», пытавшихся бомбежкой остановить наступавшие советские пехотные части.

По численности вражеских самолетов было значитнльно больше, но комэск-3 все же дал своим летчикам приказ атаковать «фоккеры».

Шестерка советских истребителей дерзко вклинилась в строй фашистских машин. Чтвствуя свое количественное превосходство несколько «фоккеров», отбомбившись, вступили в бой. Амет-хан в том бою сбил один из «фоккеров» и помог своему ведомому поджечь другой.

Это была последняя воздушная схватка захватчиков третьей эскадрильи над Севастополем.

10 мая 1944 года Севастополь был полностью освобожден. Казалось, сама привода южного побережья Крыма праздновала долгожданный день — буйно цвели деревья и кусты, солнце заливало ласковой теплотой разрушенные города и поселки.

Впервые за годы войны летчики 8-й воздушной армии были выведены на отдых. Странно и непривычно было не получать ежедневных боевых приказов, не бежать по сигналу ракеты к стоянкам самолетов, не драться в небе с фашистами до последнего патрона, а часто и до последнего вздоха.

Наступил, наконец, долгожданный и для Анет-хана Султана день. Еще в Севастополе он узнал, что отец и мать живы, благополучно пережили оккупацию Крыма. Командование разрешило капитану краткосрочный отпуск, чтобы навестить родителей.

И вот в солнечный майский день шумная группа летчиков 9-го гвардейского полка на двух машинах направилась в Алупку: Амет-хан напомнил своим боевым друзьям о приглашении, которое они получили еще в донских степях.

Готовились к встрече с сыном и Султан с Насибой. Амет-хан сумел сообщить родителям, что приедет не один, а с группой однополчан. Гостеприимные и хлебосольные хозяева домика на склоне Ай-Петри заволновались.

— Чем же мы встретим дорогих гостей? —

расстроенно приговаривала Насиба, пересматривая свои скудные припасы. — На стол-то что будем ставить?..

— Ничего, мать, они люди военные, не осудят, — успокаивал жену Султан, сам прикидывающий с утра, где бы достать пару кувшинов хорошего вина.

Весть о приезде Амет-хана не стала секретом и для соседей, родственников Наси-бы. Все они потянулись к дому Султана. Кто-то принес чашку риса для плова, кто-то — стакан топленого масла, а кто и несколько яичек. К полудню, когда накрыли стол во дворе, Насиба облегченно вздохнула. Конечно, набор блюд, их разнообразие не сравнить с довоенным праздничным столом. Однако хозяйка дома и этого не ожидала — спасибо людям, помогли, кто чем мог

— Приехали! Приехали! — донеслось с улицы.

Султан и Насиба поспешили за ворота. От дороги к их дому поднималась группа молодых военных. Впереди шел широкоплечий летчик, в котором Султан и Насиба не сразу признали своего сына. И только когда он одним рывком первым влетел во двор, они кинулись навстречу Амет-хану.

Пока родители обнимали долгожданного сына, его боевые друзья неторопливо поднимались вслед, чтобы не мешать первым минутам их встречи. Командир полка Анатолии Морозов, его заместитель Аркадий Ковачевич, Павел Головачев, Иван Борисов и другие однополчане по-хорошему завидовали Амет-хану. Конечно, это счастье — побывать дома, повидать родителей в короткое затишье между боями. По существу, после Сталинграда им впервые выпала возможность отдохнуть вдали от фронта, который иаходился уже где-то на севере, гремел в степях Украины.

Вскоре все разместились за столом, вид которого у многих боевых друзей Амет-хана вызвал забытые довоенные воспоминания о доме, о еде, которую готовили их матери, жены, сестры. Сияющая от счастья Насиба обносила молодых офицеров вкусными татарскими блюдами. Доставший все-таки несколько кувшинов вина Султан наполнял стаканы терпким напитком из крымского винограда.

— Все три года войны мечтал Амет об этом дне, — поднял стакан вина командир полка Анатолий Морозов, обращаясь к Султану и Насибе. — Мы приехали сегодня к вам, чтобы разделить радость нашего боевого друга. Сегодня в вашем доме двойная радость — вы встретили не только живого, здорового сына, но и сына — Героя, удостоенного высшей награды Родины.

— Прошу алаверди, — поднялся Султан. Заметив, что молодые летчики не поняли, что это значит, старый лудильщик объяснил:

— На Кавказе есть обычай просить разрешения на ответный тост — «алаверди». Ты прав, сынок, — обратился Султан к Морозову, — в нашем доме сегодня действительно большая радость. Приезд Амета, его однополчан — что может быть приятнее сердцу родителей? Однако я хочу уточнить: о том, что наш Амет получил звание Героя Советского Союза, мы узнали еще осенью прошлого года. Мать, принеси-ка ту газету...

Амет-хан удивленно переглянулся с соседом по столу — Павлом Головачевым. Странно, как могла в оккупированную врагом Алупку попасть газета с таким сообщением? Еще больше недоуменных вопросов вызвала сама газета, которую принесла На-сиба. Небольшой формат. На первой странице, под названием газеты — «Красный Крым» — крупная фотография Амет-хана Султана в военной форме. Рядом напечатан Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении асу-истребителю высокого звания Героя Советского Союза. Ниже, на той же странице, подробный рассказ о его боевом пути.

— Эта газета тогда ходила в городе по рукам, — продолжал Султан. — Разбрасывали ее как листовки на базаре. Мне ее знакомый сапожник принес. Говорят, смотри, о твоем сыне пишут. Решил сохранить. Пусть, думаю, Амет увидит после войны.

— По-моему, это была не совсем продуманная затея, — хмуро проговорил Павел Головачев, прочитав под фотографией Амет-хана о том, сколько фашистских самолетов сбил Амет-хан в небе Сталинграда, над Ростовом и Батайском, на Миус-фронте. — Указывать в газете, что Амет — уроженец Алупки, это значит «подставить» его родителей фашистам. Удивляюсь, как они после этого 'листались целы!

— Кстати, отец, где Имран? — огляделся Амет-хан в поисках младшего брата.

Когда он отправлялся в предвоенном году к месту назначения после окончания Качинской школы военных летчиков, Имран был еще мальчишка-подросток. За эти годы он наверняка вырос, стал юношей. Только теперь Амет-хан обратил внимание, что Имрана среди встречавших не было.

— Сам не пойму, где он до сих пор, — пожал плечами Султан. — Ушел утром. Сказал, вызывают в военкомат. Куда денется, придет.

Уклончивый ответ отца, пустынные улицы Алупки вызвали у Амет-хана какую-то .мутную тревогу. Однако тосты однополчан, счачтливые лица родителей, не спускавших с него глаз, заглушили тревожное предчуствие.

Вечером Амет-хан провел друзей к морю, которое не раз снилось за эти годы. Солнце вязко висело над горизонтом, отбрасывая длинные причудливые тени от платанов и кипарисов. На берегу Амет-хан проворно разделся и кинулся в голубую гладь тихого в этот час моря.

Майское море показалось летчикам прохладным, и они не решались окунуться.

— Герои войны, а холодной воды боитесь! — поддразнивал их Амет-хан, блаженно отфыркиваясь. — Мое море лечит, а не калечит! Смелее, ребята!

После моря Амет-хан повел однополчан осмотреть знаменитый Алупкинский парк, Воронцовский дворец. Пил с ними воду у Трильби, куда любил бегать с детских лет. Показал крутые горные тропки, которые вели на вершину Ай-Петри...

Поздно ночью уехали летчики в Симферополь. Командир полка разрешил Амет-хану погостить у родителей еще три дня. Вместе с ним в Алупке остался и Павел Головачев.

Амет-хан проснулся сразу, будто кто толкнул его. В первое мгновение он недоуменно уставился в открытое окно, откуда доносился какой-то шум. Однако хватило секунды, чтобы понять, что это плач матери и умоляющий кого-то голос отца.

Не раздумывая, как был, в трусах и майке, Амет-хан выскочил во двор и застыл, пораженный увиденным. Двое солдат в форме внутренних войск держали за руки его мать, отталкивая отца. пытавшегося что-то им объяснить. Еще мгновение, и полуголый Амет-хан налетел на солдат. Они забыли про Насибу и вдвоем схватились с Амет-ханом.

На шум и крики из дома выскочил успевший одеться Павел Головачев. Когда солдаты увидели офицера в летной форме, со множеством орденов и Звездой Героя Советского Союза, они отпустили Амет-хана.

— Товарищ капитан! — обратился один из солдат к Головачеву. — Выполняем приказ Верховного Главнокомандующего о выселении всех жителей татарской национальности из города. Эта гражданка, — указал солдат на плачущую Насибу, — татарка. Ее муж — из Дагестана, мы его не трогаем. А вот этот гражданин, — кивнул солдат на Амет-хана, которого Павел успел отвести в сторону, — напал на нас при исполнении полученного нами приказа.. Похоже, под трибунал захотел!

— Амет, немедленно одеваться! — приказал Головачев, видя, как у него, не остывшего еще от ярости, перекатываются желваки на скулах. — А вы, товарищи, отпустите женщину. Я вам объясню, в чем дело...

Когда отцу позволили увести рыдавшую жену в дом, Головачев рассказал солдатам, что Насиба — мать Героя Советского Союза, командира эскадрильи капитана Амет-хана Султана. Командование 9-го гвардейского полка за высокие боевые достижения в боях при освобождении Крыма предоставило Амет-хану краткосрочный отпуск, чтобы навестить родителей.

Пока Павел Головачев говорил с солдатами, подошел в полной военной форме Амет-хан. Увидев капитанские погоны, ордена и тоже Звезду Героя Советского Союза, солдаты смутились. Старший из них предложил Амет-хану пойти к их командиру. Оставив мать под охраной Павла Головачева, он направился вниз, к знакомому кирпичному зданию, где, как сказали солдаты, находился штаб их воинской части.

Дежурный офицер проверил документы Амет-хана и попросил немного подождать. Вскоре к штабу подъехал «виллис», из которого вышел высокий пожилой полковник. Он пригласил молодого летчика в кабинет, спокойно выслушал сбивчивый рассказ Амет-хана.

— Очень сожалею, товарищ капитан. Но мои солдаты действительно выполняют приказ Верховного Главнокомандующего, — хмуро сказал полковник. — Сейчас идет выселение из Крыма всех татар. Поголовно, независимо от возраста и пола.

— Но почему?! — недоуменно вырвалось у Амет-хана. — Чем провинились эти люди?

— Не будем, капитан, обсуждать этот вопрос, — произнес полковник. — Скажу лишь, что операция по выселению готовилась в глубокой тайне. До сегодняшнего дня даже мы не представляли все это в деталях.

Полковник заглянул снова в лежащие перед ним листы.

— Капитан Амет-хан Султан... Выходит, Имран Султан ваш брат? Младший, говорите? Видите, он тоже в списке тех татар, которых обвиняют в сотрудничестве с немцами.

Слова полковника ошеломили Амет-хана и в то же время объяснили, почему Имрана не было дома...

— Вы человек военный, капитан. Знаете, что на войне приказы не обсуждаются, — продолжал полковник. — Мы выполняем полученный нами приказ здесь, а вы приказ своего командира на фронте. И, судя по вашим наградам, свой воинский долг исполняете честно. Брату вашему я уже помочь не смогу, его увезли из города. А вот мать вашу давайте попытаемся отстоять. В первую очередь она — мать Героя Советского Союза...

Полковник позвонил какому-то генералу, кратко изложил ситуацию с Амет-ханом Султаном, попросил разрешения связаться с Москвой. Закончив разговор по телефону, устало положил трубку.

— Похоже, везучий вы, капитан, — доброжелательно улыбнулся полковник. — Добро получено. Давайте составлять текст телеграммы. Думаю, в течение часа-полутора получим ответ...

В ожидании ответа Амет-хан вышел во двор, где под деревьями были установлены деревянные скамейки. Присев на ту, что стояла подальше, он в отчаянии сжал обеими руками голову. Молодой летчик испытывал настоящую физическую боль, не мог сосредоточиться, осмыслить то, что происходило.

Так, в оцепенении, просидел Амет-хан какое-то время, выкуривая папиросу за папиросой. Когда уже кончилась вторая пачка «Казбека», наконец, успокоился и пришел к твердому решению: после всего услышанного и если еще Москва откажет, для него остается одно... Он не боялся смерти. На фронте она сотни раз была рядом. Амет-хан расстегнул кобуру, вытащил пистолет, проверил обойму...

— Товарищ капитан! — услышал он голос дежурного офицера. — Вас ждет полковник.

— Поздравляю, капитан, — стоя встретил Амет-хана полковник. — Знаете, рад за вас. Просто, по-человечески. Идите, успокойте свою мать...

В телеграмме, которую положил перед Амет-ханом полковник, разрешалось не выселять мать Героя Советского Союза Амет-хана Султана. Предлагалось до конца войны отправить родителей капитана на родину отца — в Дагестан.

Тяжелым шагом, медленно поднимался домой Амет-хан. Конечно, телеграмма его обрадовала. Однако пережитое за то время, что пробыл в штабе, «выжало» его. Такую физическую усталость он не чувствовал даже после самого жестокого воздушного боя. Амет-хан шел, не глядя по сторонам, не поднимая глаз: он не мог смотреть на женщин, детей, стариков, которые группами направлялись на сборочные пункты. Что бы ни делали в годы оккупации в Крыму отдельные татары-националисты, Амет-хан не мог согласиться с тем, что весь народ обвинили в предательстве.

Павел Головачев встретил друга у калитки. Быстро пробежал глазами бумагу, которую молча подал Амет-хан. Облегченно вздохнув, он потянул за собой Амет-хана в дом, чтобы успокоить Султана и Насибу.

Однако ответ из Москвы не принес настоящего облегчения. Гнетущая атмосфера, воцарившаяся в тот день в Алупке, сказывалась на настроении каждого. Насиба продолжала горько плакать — судьба Имрана и других близких беспокоила ее не менее, чем собственная...

...Пройдет долгих 45 лет. 14 ноября 1989 года Верховный Совет СССР примет Декларацию, в которой признает незаконными и преступными акты насильственного переселения народов. Варварской акцией назовет высший законодательный орган страны выселение крымских татар из родных мест. Но это произойдет лишь 45 лет спустя...

На другой день Амет-хан и Павел Головачев вернулись в Симферополь. Командир полка А. А. Морозов вместе с комэском-3 направился в штаб 8-й воздушной армии. Генералу Хрюкину не нужно было долго все объяснять. Он уже знал о поголовном выселении татар из Крыма. Поэтому искренне обрадовался, что родители его питомца избежали этой участи.

— Узнайте в штабе, когда идет очередной военно-транспортный самолет на Северный Кавказ, — предложил Тимофей Тимофеевич. — Везите родителей в Дагестан.

«Дуглас» летел над морем. Монотонно гудели моторы, мелко подрагивал на рифленом металлическом полу занесенный при погрузке песок. Внизу белой рябью пучились зеленовато-серые волны Каспия.

Вот показалась узкая ровная полоса между морем и нависшей над городом горой. «Значит, добрались, наконец», — облегченно подумал Амет-хан, вглядываясь в иллюминатор. По рассказам отца знал, что Махачкала раскинулась между Каспием и горой Тарки-Тау.

Впервые за годы войны Амет-хан летел в самолете в качестве пассажира. После тесной кабины истребителя чрево «Дугласа» казалось огромным, как аэродромный ангар. В стороне на каких-то тюках сидели притихшие Султан и Насиба, которым вообще первый раз пришлось подняться в воздух.

Пологий вираж, и самолет повернул к северной окраине города. Сверху отчетливо было видно, как вытянулась Махачкала вдоль морского берега. Вокруг города зеленели квадраты овощных плантаций, тянулись шпалеры виноградников. Амет-хан приметил также, что в столице Дагестана нет того буйства зелени — деревьев, кустарников, цветов, которым так богаты города и поселки южного побережья Крыма...

Военный аэродром в Махачкале в мае 1944 года находился на северной окраине. Город был тогда важным тыловым центром снабжения военных фронтов. Здесь скрещивались пути из Средней Азии и Закавказья. Поэтому то и дело взлетали и садились транспортные самолеты. На аэродроме Амет-хан почувствовал, что действительно находится в глубоком тылу. Спокойная деловая атмосфера, почти не видно боевых самолетов, а также примелькавшихся силуэтов зениток. Но то и дело подъезжали автомашины с красными крестами на бортах — они увозили прибывших на самолетах из прифронтовых городов раненых.

Одна из санитарных машин довезла Амет-хана и его родителей до военной комендатуры города. Золотая Звезда Героя Советского Союза, не часто встречавшаяся на груди тыловых военных, помогла Амет-хану без затруднений попасть к коменданту, хотя народу здесь толпилось предостаточно.

— Думаю, товарищ капитан, вам надо в Совнаркоме решать вопрос, как и где оставить родителей в Махачкале до конца войны, — после некоторого раздумья заключил комендант. — И добивайтесь приема у самого председателя Совнаркома Даниялова.

Комендант выдал направление в гостиницу «Дагестан» — единственную тогда в Махачкале. Гостиница стояла почти на берегу моря, и только узкое железнодорожное полотно, идущее на Баку, отделяло песчаный берег Каспия от города.

Приведя себя в порядок, Амет-хан вскоре входил в подъезд Совета народных комиссаров автономной республики. Встретили его любезно, проводили в кабинет помощника председателя Совнаркома, который попросил кратко письменно изложить свою просьбу для передачи А. Д. Даниядову.

— Абдурахман Даниилович сегодня с утра выехал по срочному делу, — объяснил помощник, худой, с желтоватым, болезненным лицом пожилой человек. — Должен к концу дня появиться на работе. Немедленно сообщу о вашем деле. Приходите завтра в это же время.

Вечером Амет-хан с родителями погулял по набережной, центральной улице города — Буйнакской. В назначенное время, назавтра он вновь появился в кабинете помощника.

Председатель Совнаркома встретил Амет-хана приветливо:

— Мне доложили о вашей просьбе, — сказал он, предлагая стул напротив себя. — Рад видеть сына нашего земляка — боевого летчика, Героя Советского Союза. Мне говорили, что ваш отец лакец. Из какого района?

— Отец еще до революции осел в Алупке, там и женился. Мать моя — крымская татарка, — сразу подчеркнул Амет-хан главное. — А родился отец в ауле Цовкра. Может, слыхали о цовкринских канатоходцах Рабадане Абакарове и Яраги Гаджи-курбанове? Они мои родственники по отцу.

— Ну, дорогой, кто в Дагестане не знает цовкринских канатоходцев? — улыбнулся Даниялоз и стал расспрашивать Амет-хана, на каких фронтах воевал, за что удостоен столь высоких наград.

Доброжелательный, участливый тон председателя Совнаркома располагал к разговору, и обычно замкнутый Амет-хан охотно отвечал на вопросы хозяина кабинета. Узнав, что последний вражеский самолет молодой летчик сбил над Севастополем, Даниялов еще больше оживился.

— Значит, вы освобождали Севастополь? — переспросил Абдурахман Даниялович. — А знаете, что ваши земляки из лакского аула Караща внесли в фонд восстановления Севастополя сто тысяч рублей? Их почин поддержали жители и других аулов Дагестана. На днях мы передали в фонд возрождения Севастополя 4,5 миллиона рублей, отправили жителям города 12 вагонов с продовольствием и строительными материалами... Впрочем, мы отвлеклись от вашего дела. Конечно, мы постараемся помочь вашим родителям. Хотя в нынешней ситуации найти в городе свободное жилье очень и очень нелегко.

— В таком случае, может быть, лучше отправить моих стариков в аул на каком-то транспорте? — предложил Амет-хан. — Отец говорит, что там у него есть своя сакля.

— Не думаю, что это будет лучшим выходом, — после некоторого раздумья проговорил Даниялов. — Весь движущийся транспорт из Махачкалы отправлен в горы. Республике передан ряд равнинных и предгорных районов Чечено-Ингушетии. Поэтому сейчас ведем переселение жителей высокогорных малоземельных аулов на новые места.

Раздался приглушенный телефонный звонок, Даниялов взял трубку. Амет-хан заметил, как помрачнело лицо председателя Совнаркома, и поспешно встал. Он и так ровел в этом кабинете больше времени, чем предполагал.

— Будем устраивать ваших родителей в Махачкале, — поднялся и Даниилов, положив телефонную трубку. — Меня завтра не будет на работе. Приходите после обеда к моему помощнику. Думаю, комнату, хотя бы в коммунальной квартире, найдем...

Уходил Амет-хан из старого трехэтажного особняка с чувством глубокой благодарности, не сомневаясь, что завтра перевезет отца и мать из гостиницы в более-менее надежное жилище.

На улице стоял солнечный день, сильно пахла цветущая акация. Впервые Амет-хан подумал о том, что ведь он сын двух народов, а значит, Дагестан — отчий край, вторая его родина. И мысленно дал себе слово, что, если останется жив, после войны вновь приехать в Махачкалу, обязательно побывать в Цовкре, пожить хотя бы несколько дней в сакле своих лакских предков...

Он стал подниматься по крутой улице вверх. Здесь, на плоской вершине площади, возвышающейся над приморской, узкой частью города, гудел вокруг большого многоглавого собора по-южному шумный базар. На длинных деревянных рядах, а то и на расстеленных прямо на земле паласах красовались ранние овощи, разнообразная зелень, первая черешня года, каспийская рыба всех видов — жареная, соленая, вяленая, сушеная...

Амет-хан с интересом прошелся по базару. За годы войны он просто забыл, что в жизни существует и вот такое нужное, оказывается, для людей место. Он купил родителям кулек черешни, набрал в бумажный пакет зелени и поспешил в гостиницу, чтобы сообщить отцу и матери о предстоящем завтра новоселье.

Рассказ сына о встрече с председателем Совнаркома Султан и Насиба встретили с огромным облегчением. Здесь же Султан решил, что нужно послать письмо в Цовкру родственникам. Старый лудильщик не сомневался, что они найдут возможность навестить их в Махачкале...

Рано утром, оставив свою военную форму в гостинице, Амет-хан облачился в отцовскую одежду и отправился на пляж. Впереди последний день в Махачкале, а до назначенного часа, как говорится, куча времени. Если небо для Амет-хана стало главным в жизни, море было для него родной стихией с детских лет.

Поплавав вволю, Амет-хан вышел на берег, растянулся на теплом песке, подставил тело солнцу. Вспомнились галечные берега, камни в водорослях, с прилипшими горстями мидий на родном Черноморском берегу. А здесь чистый мелкий песок, прозрачная зеленоватая вода, вкус которой значительно солоноватее, горше. И опять подумал: отец родился в республике, прилегающей к Каспию, а мать — в Крыму, на берегу Черного моря. Значит, любовь к морю передалась ему от обоих родителей.

Бездонное серо-голубое небо над головой, легкий накат морских волн возле ног, блаженный покой от горячих солнечных лучей — все это казалось нереальным, как во све. Ведь завтра он вернется в свой полк и снова пойдет жизнь как бы в другом измерении, другом мире. Закрыв глаза, Амет-хан пытался отключиться от набегавших мыслей, отдаться полностью этому неожиданному отдыху на берегу Каспия...

Точно в указанный час Амет-хан входил в знакомый подъезд. В бюро пропусков за перегородкой дремал желтолицый, худой милиционер. Капитан уже был наслышан, что в городе много больных малярией, посочувствовал дежурному.

— Амет-хан Султан, Амет-хан Султан, — бормотал милиционер, когда молодой летчик протянул в окошко свой документ. Он разложил, как карточный пасьянс, бланки пропусков на столе и прошелся по ним сначала слева направо, прочитывая вслух фамилии, а потом в обратном порядке.

— На вас, товарищ капитан, на сегодня пропуск не заказан.

— Этого не может быть, — ответил Амет-хан, уверенный, что болезненного вида милиционер просто не может найти его пропуск в этой куче. — Меня сейчас ждет помощник председателя Совнаркома, товарища Даниялова. Посмотрите еще раз, пожалуйста...

— Помощник ушел еще до обеда, — сказал дежурный, вновь раскладывая пасьянс из пропусков. — Видите? На вас пропуска нет. Минутку, товарищ капитан, сейчас узнаем.

По внутреннему телефону милиционер долго разговаривал с кем-то, то и дело упоминая фамилию летчика. Амет-хан терпеливо ждал, уверенный, что произошло какое-то недоразумение. Вот сейчас этот желтолицый дежурный все выяснит, и он поднимется по широкой лестнице на второй этаж.

— К сожалению, помощник на работе не будет, — проговорил милиционер сочувственно и вернул Амет-хану документ.

Обескураженный, Амет-хан еще некоторое время растерянно простоял возле окошка бюро пропусков. В голове было пусто. Такого поворота событий он никак не ожидал...

И то, и другое предположение не меняло положения, в котором оказался Амет-хан. Приближался конец рабочего дня. А завтра утром он должен лететь в Крым, вернуться в полк. А как теперь быть с родителями? Оставить в городе, где, как откровенно предупредил военный комендант, снять комнату невозможно?.. Везти их обратно с собой? Но куда? Ведь ему прямо :казано, чтобы до конца войны его мать и этец уехали из Алупки...

Профессия летчика, тем более истребителя, требует четких, продуманных действий, твердого порядка в мыслях, сознании. Этому Амет-хан за годы войны научился, можно сказать, в полной мере. А вот что делать теперь, в столь непредвиденных обстоятельствах, Амет-хан не знал. Он вышел на улицу и бесцельно свернул в первый же иереулок, круто поднимавшийся от приморского парка.

Неожиданно взгляд Амет-хана остановился на аляповатой вывеске, украшавшей вход в подвал на другой стороне улицы. На жестяном листе масляными красками был нарисован пузатый кувшин, из горла которого широкой струёй лилось кроваво-красное вино. Вчера, гуляя с отцом по городу, они были здесь. Султан уверял сына, что до революции в этом духане всегда продавали лучший кизлярский чихирь — особый сорт сухого вина.

Амет-хан решительно перешел улицу, толкнул потемневшую от времени тяжелую дверь духана.

В подвале было прохладно, царил полумрак. Свет едва пробивался из единственного запыленного окошка под потолком. Дремавший за прилавком в одиночестве старик при скрипе двери вскочил, проворно засеменил навстречу.

— О, молодой герой! — приветливо заулыбался он. — Машалла, машалла! Это большая честь для моего духана!

Старик подвел Амет-хана к прилавку-столу, расставил тарелки с зеленью, сыром. Появился кувшин с вином, весьма похожий на тот, что был нарисован на вывеске.

— Совсем, сынок, плохо идут дела. Война, — вздохнул духанщик, наливая густое красное вино в керамическую кружку. — Вся молодежь на фронте, некому чихирь пить. До войны в такой час я, бывало, вертелся как сазан на сковородке, — продолжал он без умолку болтать. — Поверьте старому Мустафе, в подвале, бывало, за каждым столом по десять человек сидело!

Амет-хан на одном дыхании выпил кружку вина, которую Мустафа тут же наполнил снова. Почувствовав, что молодой летчик не расположен к разговорам, духанщик отошел за прилавок.

Так, в полном молчании, долго сидели они вдвоем в пустом подвале. Амет-хан пил вино, не чувствуя ни его вкуса, ни опьянения. Только впервые за годы войны он не мог удержать слезы и плакал, отвернувшись от старого Мустафы. Никто на фронте не видел его слез, ни под Ярославлем, когда умер в госпитале его друг Яшка-одессит, ни в тот день, когда на его глазах нелепо погиб во время тренировочного полета Миша Баранов. Стиснув зубы от горя, хоронил он и других боевых товарищей, могилы которых остались под Кишиневом, Сталинградом, на Миус-фронте и в Крыму...

А теперь Амет-хан не мог сдержать слез от своего бессилия, от обиды, от обманутого доверия, от того чувства унижения, которое испытал только что у окошка бюро пропусков. И старый духанщик, много повидавший в своей жизни, сердцем понял, что этот статный молодой военный, грудь которого украшают столько орденов и Звезда Героя Советского Союза, переживает в одиночестве какое-то глубокое горе и ему не надо мешать. Он только сочувственно вздыхал, горестно качая головой каким-то своим, тоже нелегким мыслям...

На следующий день Амет-хан с родителями вновь появился на Махачкалинском военном аэродроме. Здесь сочувственно отнеслись к положению, в котором оказался капитан-фронтовик. По просьбе Амет-хана в Крым. в штаб 8-й воздушной армии была отправлена радиограмма с кратким изложением ситуации. Вскоре пришел ответ, в котором командующий армией генерал Хрюкин предлагал Амет-хану отправить родителей в станицу Привольная Краснодарского края, где был родительский дом Тимофея Тимофеевича...

Было раннее утро. С моря дул прохладный влажный ветерок. Самолет на Краснодар ожидался во второй половине дня. Ослабевшую после переживаний в Алупке и теперь в Махачкале мать Амет-хан устроил в комнате отдыха летчиков, а сам с отцом отправился побродить по окрестностям аэродрома, надо было как-то скоротать время.

— Как видишь, отец, не приняли нас здесь, — с горечью проговорил Амет-хан, который никак не мог успокоиться. — Вот тебе и твой Дагестан!

— Не надо, сынок, обиду из-за одного или двух людей переносить на весь народ Дагестана, — тихо ответил Султан, стараясь успокоить сына. — Конечно, с тобой поступили нехорошо. Если не могли помочь, должны были сказать об этом. А может, этот помощник забыл о твоем деле? Я ведь еще в гостинице просил тебя, сходи снова в Совнарком или хотя бы позвони...

— Я не мальчишка, чтобы каждый день торчать в этом бюро пропусков! — запальчиво воскликнул Амет-хан. — Этот помощник знал, что в Махачкалу я прилетел только на три дня! Нет, ни звонить, ни тем более снова я туда не пойду! Спасибо Тимофею Тимофеевичу. Теперь у тебя с мамой до конца войны будет крыша над головой.

— Надо было в первый же день ехать в Буйнакск, — с сожалением продолжал Султан. — А уже оттуда как-нибудь добрались бы до Цовкры. Там и попутчиков бы нашли, а может, и какая-нибудь телега нашлась. А, сынок? Может, давай, действительно поедем в Буйнакск? Из Махачкалы туда поезд идет...

— Нет, отец. У меня уже нет времени на поездку в Буйнакск. И неизвестно, смогу ли я оттуда отправить вас в Цовкру. А мать уже еле ходит, на сердце жалуется...

За разговорами они не заметили, как вышли к шоссе, что протянулось недалеко от аэродрома. Дорога вела из Махачкалы в горные районы республики. Вдоль шоссе стояли двухколесные арбы, нагруженные домашним скарбом, рядом паслись распряженные волы. В тени арб сидели старики, женщины, дети. По их разговорам Султан понял, что это лакцы. У ближайшей арбы пожилой мужчина возился с колесом, с которого соскочил металлический обод.

— Куда путь держите? Откуда? — обратился к мужчине по-лакски отец Амет-хана.

Мужчина оказался колхозным кузнецом Исмаилом Абдуллаевым. Он объяснил, что в обозе жители бывшего аула Халаки, их переселяют в чеченское село Банай-аул. Почему Халаки — бывший аул? Да потому, что «добровольное» переселение началось с разрушения Халаки, где сотни лет жили их отцы, деды, прадеды... Милиция из райцентра подвела к каждому дому по арбе и приказала взять с собой только самое необходимое. Всех, кто отказывался покинуть родной дом, выводили за руки, насильно сажали в арбу. А чтобы не вздумали вернуться обратно в аул, на глазах его жителей стали разрушать саклю за саклей...

— Вот так и переселяемся, — с горечью закончил свой рассказ колхозный кузнец. — Уже неделю плетемся на этих воловьих упряжках, проливая горючие слезы. Нам обещают райскую жизнь на новом месте. Однако никто не спросил, согласны ли мы на эту жизнь. Кстати, ты сам, почтенный, из какого аула? Цовкра? Только что перед нами на этом месте стоял обоз переселенцев из Цовкры. Недавно отправился дальше... Говорят, переселяются в соседнее с Банай-аулом село...

Амет-хан не знал лакского языка. В Алупке, дома все говорили по-татарски, с боевыми друзьями общался по-русски. Поэтому Султан по ходу разговора переводил сыну на татарский язык то, что рассказывал колхозный кузнец.

Амет-хан с жалостью смотрел на печальные лица женщин, детей, безучастно сидящих возле арб, прямо на земле. И опять вскипела кровь от невозможности ответить на вопросы, на которые он не нашел ответа и в Алупке. Как понять «добровольное» переселение этих лакцев из горных аулов? Они-то какие совершили преступления? Насильно выгонять людей из родного очага, гнать их под конвоем милиции, так сказать, к лучшей жизни в края, о которых они даже не имели представления?..

Не находил тогда молодой летчик ответа на все эти вопросы. И только спустя много лет, когда партия скажет народу правду обо всех действиях Верховного Главнокомандующего, и не только в годы войны, многое станет для Амет-хана понятным из того, что он увидел в мае 1944 года вначале в Алупке, а потом и на окраине Махачкалы...

Самолет сделал круг над аэродромом, взял курс на север. Амет-хан устроился с родителями на каких-то ящиках и тюках в грузовом отсеке транспортного сдугласа». Впереди их ждала посадка в Краснодаре. На этот раз Амет-хан был уверен, что отца и мать он, наконец, оставит в надежном месте. Молодой летчик хорошо знал своего командующего армией, верил Тимофею Тимофеевичу. На фронте он не раз убеждался, что генерал пустых обещаний не дает и от других этого не терпит...