ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА -- Мемуары -- 9 мая 1945 года. Воспоминания

9 мая 1945 года. Воспоминания

«Военная литература»: militera.lib.ru
Издание: 9 Мая 1945 года. — М.: Наука, 1970.
Книга на сайте: militera.lib.ru/memo/russian/9may/index.html
Иллюстрации: militera.lib.ru/memo/russian/9may/ill.html
OCR, правка: anonymous for Militera
Дополнительная обработка: Hoaxer (hoaxer@mail.ru)

{1} Так обозначены ссылки на примечания.

9 Мая 1945 года. / Составители: В. Д. Вознесенский Д. Б. Рубежный. Под редакцией члена-корреспондента АН СССР А. М. Самсонова. — М.: Наука, 1970.

Содержание

А. А. Гречко. Победа какой не знала история
А. М. Василевский. К вопросу о руководстве вооруженной борьбой в Великой Отечественной войне
Г. К. Жуков. Берлинская операция и капитуляция Германия
И. С. Конев. 1-й Украинский фронт в Пражской операции
К. К. Рокоссовский. 2-й Белорусский фронт в Берлинской операции
М. В. Захаров. От Будапешта до Праги
Н. Г. Кузнецов. От Ялты до Потсдама
А. И. Еременко. Победная весна
A. А. Новиков. Советская авиация в боях за Кенигсберг и Берлин
Н. И. Крылов. На победных рубежах
И. X. Баграмян. На путях к великой Победе
К. С. Москаленко. В боях рождалась Победа
С. П Иванов. 3а освобождение Венгрии и Австрии
Д. Д. Лелюшенко. 4-я гвардейская танковая армия в завершающих боях
С. М. Штеменко. Завершающая кампания войны в Европе
И. А. Плиев. Острие победного клина
К. Ф. Телегин. Знамя Победы над рейхстагом
B. Ф. Трибуц. Балтийский флот в завершающих операциях войны
C. И. Руденко. Над Вислой, Одером и Берлином
А. С. Желтов. Разгром гитлеровцев в Венгрии и Австрии
А. И. Радзиевский. Танки идут на Берлин
Л. М. Сандалов. Через Карпаты — в Прагу
Н. А. Антипенко. Тыл в Берлинской операции
Примечания

Все тексты, находящиеся на сайте, предназначены для бесплатного прочтения всеми, кто того пожелает. Используйте в учёбе и в работе, цитируйте, заучивайте... в общем, наслаждайтесь. Захотите, размещайте эти тексты на своих страницах, только выполните в этом случае одну просьбу: сопроводите текст служебной информацией — откуда взят, кто обрабатывал. Не преумножайте хаоса в многострадальном интернете. Информацию по архивам см. в разделе Militera: архивы и другия полезныя диски (militera.lib.ru/cd).

Победа, какой не знала история

А. А. ГРЕЧКО
Маршал Советского Союза Герой Советского Союза
Герой Чехословацкой Социалистической Республики

Родился 17 октября 1903 г. в Ростовской области. В Советской Армии с 1919 г., член КПСС с 1928 г. Участник гражданской войны, боец 1-й Конной армии. В 1936 г. окончил Военную академию им. М. В. Фрунзе, в 1941 г. — Военную академию Генерального штаба.

Во время Великой Отечественной войны командовал 34-й кавалерийской дивизией и 5-м кавалерийским корпусом на Юго-Западном и Южном фронтах; в 1943 г. — 12-Й армией, оборонявшей Донбасс и Северный Кавказ, 47-й и 18-й армиями в боях на новороссийском и туапсинском направлениях; в 1943 г. — 56-й армией, участвовавшей в освобождении Северного Кавказа и Таманского полуострова. С октября 1943 г. А. А, Гречко — заместитель командующего 1-м Украинским фронтом, а с декабря до конца войны — командующий 1-й гвардейской армией, которая в этот период принимала участие в освобождении Правобережной Украины, в Львовско-Сандомирской, Восточно-Карпатской, Моравско-Остравской, Пражской и некоторых других операциях. В 1945–1953 гг. А. А. Гречко — командующий Киевским военным округом, с 1953 г. — главнокомандующий Группой советских войск в Германии, с ноября 1957 г. — первый заместитель министра обороны СССР и главнокомандующий сухопутными войсками, а с1960 г. — первый заместитель министра обороны СССР и главнокомандующий Объединенными вооруженными силами стран Варшавского договора, В 1967 г. назначен министром обороны СССР.

1970 год — год двух исторических дат всемирного значения; столетия со дня рождения бессмертного гения нашей революционной эпохи Владимира Ильича Ленина и двадцатипятилетия победы советского народа и его Вооруженных Сил над фашистской Германией.

С именем В. И. Ленина неразрывно связано свершение крупнейших революционных преобразований, в корне изменивших социальный облик мира, ознаменовавших поворот человечества к социализму и коммунизму. В. И. Ленин основал первое в истории социалистическое государство, против которого летом 1941 г. в неистовой ярости обрушили свои удары гитлеровские орды. Отстаивая на полях кровопролитных сражений Великой Отечественной войны свободу и независимость своей социалистической отчизны, советский народ вел борьбу за торжество ленинских идеалов, за свое неотъемлемое право на воплощение их в жизнь и, верный знамени ленинизма, добился всемирно-исторической победы.

Победа Советского Союза в Великой Отечественной войне явилась новым триумфом учения В. И. Ленина о защите социалистического Отечества, ленинской теории пролетарской революции. Разгром ударного отряда империализма — фашизма показал, что в мире нет сил, которые могли бы повернуть вспять могучий поток революционных преобразований, начатых Великой Октябрьской социалистической революцией. Сокрушительное поражение фашистской Германии и милитаристской Японии создало благоприятные условия для победоносных революции в ряде стран мира, для образования мировой социалистической системы. Дальнейший подъем получили мировое коммунистическое и рабочее движение, национально-освободительная борьба народов.

Твердо и неуклонно следуя ленинским курсом, творчески развивая ленинское теоретическое наследие, Коммунистическая партия Советского Союза в наши дни успешно решает задачи укрепления оборонного могущества советской Родины, повышения боевой мощи Вооруженных Сил, улучшения оборонно-массовой работы среди населения в целях поддержания на высоком уровне готовности всего советского парода к отражению любой империалистической агрессии вплоть до полного разгрома агрессивных сил.

Международное значение разгрома фашистской Германии

Война, которую фашистская Германия навязала Советскому Союзу в 1941 г., не возникла ввиду чьих-то ошибок или оплошностей. Нельзя считать ее и всецело следствием злой воли Гитлера, как это склонны представить некоторые буржуазные военные историки. В последние годы они усиленно стремятся изобразить сам факт разбойничьего нападения фашистской Германии на СССР как результат импровизированного решения бесноватого «фюрера» и его приближенных. В связи с этим даже пущена в ход версия о «недостаточной подготовленности» немецко-фашистской армии для серьезного похода на Восток, чем, мол, и объясняется ее поражение на советско-германском фронте.

Агрессия против Советского Союза представляла собой не что иное, как итог многолетнего генерального курса международного империализма. Она готовилась длительно и планомерно, со всем искусством, на какое были способны заправилы буржуазного мира и выполнявшие их волю генеральные штабы. По своей — сути это была еще одна попытка, предпринятая с самой решительной целью, силой оружия уничтожить первое в мире государство рабочих и крестьян.

В развязанной империалистами против Советского Союза войне нашли свое отражение непримиримые классовые противоречия между миром социализма, возникшим в октябре 1917 г., и миром отживающего свой век капитализма и обострение этих противоречий в связи с изменением в тридцатых годах расстановки политических сил на международной арене. К власти в это время в ряде стран пришел фашизм — откровенно террористическая и контрреволюционная диктатура наиболее агрессивных империалистических кругов. В оголтелом фашизме и прежде всего в гитлеровском режиме монополисты США, Англии, Франции увидели ту реальную силу, которую в первую очередь можно было направить против СССР. Они щедро помогли возрождению военной мощи Германии. Особенно много в этом отношении сделали американские банкиры и промышленники.

Перед германским империализмом и его порождением — нацизмом ставилась задача уничтожить молодой социалистический строй, чтобы обеспечить дальнейшее господство уходящего с историческом арены капиталистического строя. Однако острый антагонизм между двумя полярными социально-экономическими системами — капитализмом и социализмом — не мог, конечно, снять или ослабить внутренние противоречия между самими империалистическими хищниками. Размахивая флагом «крестового похода» против коммунизма, получая на его подготовку щедрые кредиты, стратегическое сырье, дипломатическую поддержку, германский фашизм отнюдь не считал своей целью только уничтожение СССР. Это должно было, по замыслу Гитлера и его окружения, стать лишь решающим этапом на пути к захвату мирового господства.

О своих глобальных вожделениях Гитлер, как свидетельствуют обнародованные документы, говорил уже на следующий год после прихода к власти. «Советская Россия — это трудная задача, — сокрушался он. — Вряд ли я смогу начать с нее»{1}. Он начал осуществление своих планов нападением на буржуазные государства. Одну за другой фашистская Германия поглотила девять европейских стран. Мир оказался втянутым в пучину новой мировой войны.

Коммунистическая партия и Советское правительство, глубоко заинтересованные в создании условий для дальнейшего социалистического строительства в стране, всеми силами стремились обеспечить всеобщий мир и независимость народов. Советский Союз последовательно и настойчиво боролся за заключение пактов о ненападении, программу всеобщего разоружения, систему коллективной безопасности. Англии и Франции было предложено заключить договор о взаимной помощи. Такой договор мог бы остановить агрессора. Но инициатива страны социализма не нашла поддержки правящих кругов этих стран, надеявшихся направить устремления фашистской Германии на Восток, против СССР. История, как известно, самым жестоким образом покарала тех, кто в столь ответственный момент не проявил достаточной дальновидности и политической мудрости.

Гитлеровский разбой в Европе в 1939–1940 гг. привел к колоссальному усилению военно-экономического потенциала и росту стратегических возможностей гитлеровской Германии. Достаточно сказать, что в распоряжении гитлеровской армии оказались экономические и военные ресурсы почти всей Западной Европы — арсеналы вооружения, огромные запасы металла, сырья, металлургические и военные заводы. Захват Польши, оккупация Балкан и Норвегии позволили гитлеровцам приблизить исходные рубежи для вторжения непосредственно к границам СССР. Был обеспечен полностью для предстоящей войны и стратегический тыл Германии путем захвата ряда стран Западной Европы.

Готовясь к нападению на СССР, гитлеровские правители сколотили коалицию фашистских государств. В сентябре 1940 г. в Берлине был подписан так называемый Тройственный пакт. В нем в целях международного грабежа и разбоя объединились Германия, Италия и Япония. К этому агрессивному блоку, не считаясь с интересами своих пародов, присоединились продажные правители хортистской Венгрии, королевской Румынии, царской Болгарии, тисовской Словакии и павеличевской Хорватии. На стороне фашистской Германии выступила Финляндия. Вторжением на Дальнем Востоке Советскому Союзу непрерывно угрожала империалистическая Япония.

Тщательная, разносторонняя подготовка позволила фашистской Германии создать мощные вооруженные силы. Их общая численность накануне нападения на СССР была увеличена до 8,5 млн. человек, а количество дивизий с осени 1939 г., когда Германия развязала вторую мировую войну, к лету 1941 г., перед агрессией против нашей страны, возросло со 103 до 214.

22 июня 1941 г. на СССР был обрушен удар колоссальной силы. Войну начали 190 вражеских дивизий, в том числе 153 немецких и 37 — сателлитов гитлеровской Германии. К ноябрю 1942 г. число их доходило до 266. В это время на советско-германском фронте находилось до 6,2 млн. войск оккупантов. Протяженность фронта осенью 1942 г. превышала 6 тыс. км. Враг, далеко продвинувшись, окружил Ленинград, угрожал Москве, достиг Волги, проник на Кавказ.

Потребовалось почти четыре года кровопролитной борьбы, чтобы изгнать гитлеровские орды с советской земли и завершить их разгром. Война унесла свыше 20 млн. жизней советских людей. 1710 наших городов и поселков городского типа, более 70 тыс. сел и деревень были превращены фашистами в руины и пепел; они взорвали и сожгли 32 тыс. промышленных предприятий, уничтожили 98 тыс. колхозов и 1876 совхозов. Страна лишилась около 30 процентов своего национального богатства.

Особенно суровые испытания выпали на долю советского народа и его Вооруженных Сил в начальный период войны, когда трудности, обусловленные невыгодным соотношением сил, усугубили определенные просчеты в оценке сроков возможного нападения гитлеровской Германии на СССР и связанные с этим упущения в подготовке к отражению первых ударов врага.

Наши недоброжелатели, не стесняясь, единодушно предсказывали нам гибель. Но вот фашистская Германия, имевшая первое время огромные военные и экономические преимущества, одно за другим стала утрачивать их. Советский же Союз, несмотря на трудные и сложные условия, наращивал силу своих ударов. Потом в войне произошел крутой поворот. Буржуазные оракулы вынуждены были перестраиваться. Они заговорили о «русском чуде», суровых естественных условиях нашей страны, ошибках Гитлера и т. д., стремясь приписать победы Красной Армии случайным факторам.

Победа Советского Союза в Великой Отечественной войне имеет глубокую причинную обусловленность. Успехи Красной Армии на полях сражений были тесно связаны с социалистическим характером общественного строя страны и небывалой активной ролью народных масс в системе Советского государства. Война подвергла исключительно строгой и всесторонней проверке социалистический общественный строй нашей страны. Он с честью выдержал суровое испытание, доказал свою жизнестойкость и неоспоримое превосходство над фашистско-империалистическим строем во всех основных областях — экономической, политической, идеологической и военной.

Несмотря на то, что промышленная база «третьего рейха», использовавшего ресурсы многих стран Европы, была в 1,5–2 раза мощней промышленной базы СССР, за время войны наша страна выпустила боевой техники — танков, артиллерии, самолетов — почти в два раза больше, чем фашистская Германия. Выдержало испытания войной и социалистическое сельское хозяйство. В труднейших условиях оно смогло удовлетворить жизненные потребности армии и населения. Общественная собственность на землю, орудия и средства производства, социалистические производственные отношения, плановое ведение хозяйства, трудовой героизм масс, руководство Коммунистической партии — все это позволило советской экономике выиграть невиданно острое и напряженное единоборство с капиталистической экономикой фашистской Германии.

Война убедительно продемонстрировала могучую силу нашего государственного, нашего политического строя. Особенность советского социалистического государства состоит в том, что оно располагает не только орудиями политической власти. В его руках как общенародная собственность находятся и важнейшие средства производства. Это позволило нашему государству в годы войны более активно, чем любому капиталистическому государству, влиять на достижение победы над врагом.

Марксизм-ленинизм учит, что способность государства выиграть войну в современных условиях зависит прежде всего от социальной природы этого государства, его классовых и национальных основ, а также от отношения широких народных масс как к самому государству, так и к той войне, которую оно ведет. Советское государство представляло собой подлинно народный строй, основывалось на классовом союзе рабочих и крестьян, дружбе народов. Оно вело справедливую войну от имени народа, пользуясь неограниченной поддержкой народа и в интересах народа.

Советскому Союзу в войне противостояла фашистская Германия, государство монополистического капитала, орудие подавления трудящихся, оплот мировой империалистической реакции, для которого война — главное средство достижения своих целей. Политика насилия и грабежа была государственной политикой «третьего рейха». Чем кончилось противоборство двух политических систем, хорошо известно. Фашистское государство было уничтожено. Советское государство, руководимое Коммунистической партией, вышло из войны еще более прочным и сильным.

Духовным оружием советского народа и его армии в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками была социалистическая идеология. В ходе социалистического строительства в нашей стране вырос новый человек, беззаветно преданный идеалам коммунизма и своей советской Родине. Справедливые, возвышенные цели войны, тяжелые испытания, выпавшие на долю советских людей, еще более укрепили идейное и морально-политическое единство нашего общества. Это нашло свое выражение в самом широком проявлении патриотической активности масс в тылу и на фронте. Советский патриотизм носил всенародный характер, находил свое выражение в конкретных делах и прежде всего в стремлении грудью встать на защиту Родины.

В войнах прошлого было немало ярких примеров героизма. Но такой самоотверженности, такой жажды подвига, какие были проявлены на фронтах Великой Отечественной войны, не знала и не могла знать мировая история. Советские солдаты и офицеры шли на смертный бой с немецко-фашистскими захватчиками в силу своего глубокого убеждения. Массовый героизм, доходивший до самопожертвования, был повседневным и осознанным явлением. С этим непосредственно связаны инициатива, воинская сметка, стойкость, изобретательность бойцов.

Более 11,5 тыс. воинов были удостоены высшей степени отличия — звания Героя Советского Союза: русские, украинцы, белорусы, казахи, грузины, литовцы, представители многих наций и народностей СССР. Свыше 7 млн. человек за подвиги на фронтах были награждены орденами и медалями. Массовый героизм проявлял личный состав целых воинских формирований. Около 11 тыс. боевых орденов было вручено отличившимся в сражениях частям и соединениям Советских Вооруженных Сил. Свыше трехсот раз столица нашей Родины Москва салютовала в честь славных побед советских войск над войсками фашистской Германии. Сотни боевых частей и соединений удостоены наименования гвардейских и почетных наименований Ленинградских, Сталинградских, Киевских, Будапештских, Берлинских и т. д.

Идея защиты социалистического Отечества, борьба за воплощение в жизнь великих коммунистических идеалов, чувство интернационального долга — вот в чем заключались основные стимулы, звавшие советских воинов на борьбу с врагом. А что было за душой фашистского солдата, с чем он шел на нашу землю?

В нацистской идеологии теснейшим образом переплетались шовинизм, расовая теория, навязчивая идея завоевания «жизненного пространства» с антикоммунизмом, прославлением истребительной войны и самой откровенной социальной демагогией. Вот, например, как объясняются некоторые морально-этические стороны войны в официальном документе «Проблемы организации и руководства войной», составленном германским штабом верховного главнокомандования вооруженных сил в 1938 г.

«Несмотря на все попытки запретить войну, — утверждается в нем, — она продолжает оставаться законом природы, который можно ограничить, но нельзя устранить совершенно, ибо война служит делу сохранения нации и государства или обеспечивает его историческое будущее. Эта высокая моральная цель придает войне отличительный признак и служит ее нравственным оправданием. Она ставит войну выше чисто политического акта и выше военного поединка из-за экономических выгод». Далее говорится, что «военная добыча и потери приобретают невиданный доселе размах и значение», и делается заключение: «Поскольку в такой войне каждый человек может не только все обрести, но и лишиться всего, он должен отдать войне все силы»{2}.

Документ этот весьма примечателен. Он позволяет судить о «теоретическом багаже» гитлеровцев, В нем также исключительно рельефно раскрывается, как такие высокие понятия — закон, мораль, нравственность — бесцеремонно используются для разжигания низменных страстей, лишь бы обеспечить готовность «отдать войне все силы».

Такая готовность, как теперь известно, была достигнута. Но «боевого духа» немецко-фашистской армии, выступавшей под черными знаменами грабежа, насилия, угнетения и истребления, хватило, но существу, лишь до первых крупных поражений под Москвой ч Сталинградом. Далее этот «дух» поддерживался главным образом страхом перед ответственностью за совершенные злодеяния.

В связи с этим не лишне будет напомнить, что 19 июля 1941 г., и пору отчаянно трудного для советских поиск положения на фронте, командование немецкой группы армий «Центр» в своем оператнвном донесении указывало: «Упадка боевого духа в русской армии пока еще не наблюдается». Не случилось этого и позже. Гитлеровцы не дождались того, чего им так хотелось. И не могли дождаться, так как моральное состояние наших воинов, как и всего советского народа, лежало на прочном фундаменте великих гуманных идей, которые резюмировались в 1941–1945 гг. в простом и доступном каждому лозунге: «Наше дело правое. Победа будет за нами!» Победа, действительно, пришла. Это явилось триумфом жизнеутверждающей социалистической идеологии, новым свидетельством ее бесспорного преимущества перед растленной, реакционной идеологией фашизма.

Организатором и вдохновителем всенародной борьбы с немецко-фашистскими захватчиками была Коммунистическая партия. Используя возможности советского общественного и государственного строя, опираясь на массы, которые твердо верили ей, она создала могущественное военное хозяйство, многомиллионные Вооруженные Силы, оснащенные первоклассной техникой, и привела советский народ к исторической победе, оказавшей огромное влияние на дальнейшее мировое развитие. Органом, который объединил усилия фронта и тыла, стал Государственный Комитет Обороны под председательством И. В. Сталина, Осуществляя политику, выработанную партией, он направлял энергию всего советского народа к достижению единой цели — разгрома врага.

Международное значение победы Советского Союза над фашистской Германией состояло прежде всего в том, что эта победа позволила нам отстоять и упрочить завоевания Великого Октября. Советская держава с момента ее зарождения — социалистическое Отечество трудящихся всех стран, могучий оплот мирового революционного, демократического и национально-освободительного движения.

Кто кого? Этот вопрос во время войны стоял необычайно остро. Германский империализм располагал таким военным могуществом, что остановить его на пути к мировой гегемонии мог только Советский Союз. Не окажись этой контрсилы, мировое развитие на какой-то период могло бы пойти совсем иным путем. Этого нельзя недооценивать.

Победа Советского Союза над гитлеровской Германией продемонстрировала перед всем миром поистине несокрушимую мощь экономических и политических устоев нашей страны, невиданную сплоченность ее пародов, их несокрушимую волю к победе, стойкость в борьбе. Это еще выше подняло авторитет пашей Родины, увеличило ее притягательную силу. Исход войны нанес удар по расчетам реакционных политиков, делавших ставку сначала на поражение Советской страны, а потом, когда этого не случилось, на ее полное истощение в длительной кровопролитной борьбе. Им хотелось, чтобы СССР превратился во второстепенную державу, которой на заключительном этапе войны и при решении вопросов послевоенного устройства можно было бы диктовать свою волю.

Но этого не произошло.

Несмотря на огромные людские и материальные потери, Советский Союз завершил войну, оставаясь сильным государством, способным быстро залечить раны, нанесенные войной, и оказать необходимую поддержку силам демократии и прогресса на мировой арене. Значительно упрочились его международные позиции и связи, что нашло свое выражение, в частности, в том, что до войны с ним имели дипломатические отношения 25 государств, а к концу ее — 49.

Война показала, что в мире нет сил, которые могли бы остановить поступательное развитие социалистического общества. Пророческие слова Владимира Ильича, говорившего, что «паша социалистическая республика Советов будет стоять прочно, как факел международного социализма и как пример перед всеми трудящимися массами»{3}, получили еще одно убедительное подтверждение. Разгромив фашистскую Германию, Советский Союз избавил народы многих стран от уготованной им печальной участи фашистского порабощения, устранил серьезную угрозу развитию мировой культуры и цивилизации. Распространение коричневой чумы по миру неминуемо привело бы к попранию завоеванных массами демократических прав и свобод. Суверенитет государств, культура народов оказались бы растоптанными, а прогрессивное развитие человечества — задержано на десятилетия.

Многим народам угрожало физическое уничтожение. Еще до войны Гитлер говорил: «Если мы хотим создать нашу великую германскую империю, мы должны прежде всего вытеснить и истребить славянские народы: русских, поляков, чехов, словаков, болгар, украинцев, белорусов... Наша миссия заключается в том, чтобы подчинить другие народы. Германский народ призван дать миру новый класс господ». Политику истребления гитлеровцы в широких масштабах проводили на захваченных территориях.

Гитлеровская Германия, будучи основной силой блока фашистских государств, одновременно являлась ударным кулаком всей международной контрреволюции. Капитуляция фашистской Германии означала, что из рук международной империалистической реакции выбито ее самое мощное орудие — фашизм, режим ничем не ограниченного политического террора, виселиц и лагерей смерти. Свободолюбивые народы мира получили новые возможности для расширения революционного, демократического и национально-освободительного движения.

Серьезнейшее международное значение имело создание в самой Германии необходимых условий для ликвидации милитаризма и развития ее как миролюбивого демократического государства. Немецко-фашистская армия подверглась полному разгрому и пленению, пошел на слом аппарат ее управления. Территорию страны оккупировали державы-победительницы. Гитлеровское государство, нацистская партия были ликвидированы. Международный военный трибунал, выражая волю миллионов, строго покарал военных преступников.

Фашизм в Германии перестал существовать как военная сила и как политическая система. Возникли благоприятные условия для демократического развития страны. Однако последовательно идет этим путем лишь Германская Демократическая Республика. В Западной Германии силы фашизма и реваншизма при попустительстве со стороны наших бывших союзников по антигитлеровской коалиции за последнее время все более активизируются. Неофашисты нагло требуют пересмотра итогов второй мировой войны, тянутся к атомному оружию, усиливают напряженность международной обстановки и опасность новой мировой войны. Советское правительство делает все от него зависящее, чтобы предотвратить чреватое опасностью для мира развитие событий. Нужны постоянная бдительность и высокая активность всех демократических и прогрессивных сил планеты, чтобы не допустить сползания мира к войне.

Великое историческое значение победы СССР — в том, что она создала благоприятные условия для развертывания социалистических революций в ряде стран Центральной и Юго-Восточной Европы.

Освобождение этих стран советскими войсками, выполнявшими свою интернациональную освободительную миссию, оказало глубокое революционизирующее воздействие на народные массы. Возглавляемые коммунистическими и рабочими партиями, они умело воспользовались тем, что силы внутренней реакции были подавлены. Власть капиталистов и помещиков была свергнута. Ее взяли в свои руки трудящиеся. Образовалась мощная мировая социалистическая система, которая привела к серьезнейшим изменениям в расстановке классовых сил на мировой арене. Прорыв фронта империализма, начатый пролетариатом России в 1917 г., значительно расширился. Капиталистической системе был нанесен новый мощный удар. Начался новый этап общего кризиса капитализма.

В буржуазной печати упорно распространяется фальшивая версия о «советской экспансии», о том, что народно-демократические режимы якобы «навязаны извне», принесены на штыках Красной Армии.

Как известно, марксизм-ленинизм отвергает всякие теории об «экспорте», «подталкивании» революции. «Подобная «теория», — указывал В. И. Ленин, — шла бы в полный разрыв с марксизмом, который всегда отрицал «подталкивание» революций, развивающихся по мере назревания остроты классовых противоречий»{4}.

СССР последовательно проводил политику невмешательства во внутренние дела освобождаемых от гитлеризма стран. Красная Армия получала строжайшие директивы не упразднять политические учреждения и институты, связанные с исторически сложившимися местными условиями и традициями. Советские войска были пунктуальны в выполнении этих требований. Свои задачи они видели в уничтожении вражеских группировок, продолжавших оказывать сопротивление на территории этих стран, в ликвидации фашистского «нового порядка», в разгроме профашистских реакционных групп.

Естественно, что пребывание Советских Вооруженных Сил в странах Центральной и Юго-Восточной Европы облегчало осуществление в них глубоких революционных преобразований. Однако основные причины мощных революционных выступлений рабочего класса и всех трудящихся против капитализма лежали не во внешних, а во внутренних экономических и политических условиях развития этих стран. Борьба против классового гнета, слившаяся с борьбой за национальное освобождение, нищенское и бесправное существование трудящихся масс, обострение в результате войны противоречий между трудом и капиталом — вот что привело к революционному взрыву. Удары Красной Армии слились с общенародной борьбой против фашизма и империализма, за демократию и социализм. Под воздействием этих факторов рухнули прогнившие реакционные режимы, к власти пришли народно-демократические силы. Великий освободительный поход по странам Европы потребовал от Советского Союза огромных усилий. В нем участвовало 377 стрелковых дивизий и 34 танковых и механизированных корпуса{5}. Борьба продолжалась свыше года. Советские Вооруженные Силы потеряли сотни тысяч человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Вместе с советскими войсками отважно сражались против общего врага национально-освободительные войска Польши, Чехословакии, Румынии и Болгарии. Упорную борьбу с оккупантами на протяжении всей войны вела Народно-Освободительная армия Югославии. Вклад в антифашистскую борьбу внесли бойцы движения Сопротивления, участники Словацкого национального восстания, восстаний в Праге, в Варшаве, в Болгарии и Румынии.

Местное население повсюду восторженно встречало советских воинов-освободителей. «Люди плакали и смеялись от счастья, ликовали, целовали и обнимали советских героев, как никогда никого», — писали о встрече воинов Красной Армии трудящиеся Чехословакии в мае 1945 г.

Победа над фашистской Германией, разгром гитлеровской коалиции вызвали бурный подъем национально-освободительного движения в колониальных и зависимых странах. Особенно высокой интенсивности этот процесс достиг в последнее время. Только за последние годы десятки колоний Африки и Азии завоевали независимость. Колониальная система потерпела крушение. Ныне уже народы последних колоний ведут героическую борьбу за свое освобождение. Огромное влияние оказала борьба советского народа, его победа над фашизмом на развитие мирового коммунистического и рабочего движения. Коммунисты являлись самыми стойкими и последовательными борцами с фашизмом, инициаторами создания антифашистских фронтов, активными участниками партизанских отрядов, национальных восстаний. Поистине титанической была в годы войны деятельность Коммунистической партии Советского Союза. Все это привело к быстрому росту влияния и авторитета коммунистических и рабочих партий и нашло свое выражение в росте их численности: в 1939 г. в них состояло 4 млн. человек, а в 1945 г. — до 20 млн. Таким образом, победоносное завершение Советским Союзом войны с фашистской Германией отразилось на многих важнейших аспектах международной и общественной жизни. Главное же заключается в том, что наша победа привела к коренному изменению соотношения классовых сил на международной арене: социализм многократно расширил свою базу, империализм, наоборот, потерял многие свои позиции. Империализм утратил историческую инициативу. Магистральный путь развития человечества стали определять мировая социалистическая система, международный рабочий класс и другие революционные силы.

Великая народная война

Весь ход и исход Великой Отечественной войны подтвердили глубокую обоснованность положения исторического материализма о возрастающей роли народных масс в истории, в частности в решении судеб современных войн.

Война, с точки зрения марксизма-ленинизма, не имеет самодовлеющего значения, как это считают многие буржуазные теоретики, и, в частности, те из них, которые проповедуют теорию насилия. Этой теории в свое время сильнейший удар нанес Энгельс в широко известном труде «Анти-Дюринг». Тем не менее она находится на вооружении буржуазных идеологов и до сих пор. Дело в том, что, объявляя войны постоянным и неустранимым спутником человека, а иногда и великой благодетельной силой, теория насилия служит оправданием и «научной» базой того разбоя и авантюризма, которые пронизывают политику империализма, его планы подготовки и развязывания новых больших и малых войн.

Марксистское учение первенствующую роль в историческом процессе отводит не всемогуществу вооруженного насилия, а развитию материальных условий жизни общества, созидательной деятельности народа, народных масс, которые своим трудом творят материальные и духовные ценности и в процессе этого творчества преобразуют мир и преобразуются сами. Войны же марксизм рассматривает как явление временного, преходящего характера. Они возникли в условиях классового общества и будут устранены из жизни людей вместе с уничтожением разделения общества на антагонистические классы.

Система эксплуатации человека человеком и система истребления человека человеком — это в сущности две стороны одного и того же общественного строя, основанного на «священном принципе частной собственности». И только победа социализма во всем мире может привести к созданию общества, «международным принципом которого будет - мир, ибо у каждого народа будет один и тот же властелин — труд!»{6}

Отрицая, что военное насилие — определяющий фактор исторического развития, основоположники марксизма-ленинизма тем не менее считали, что войны играют большую роль в истории общества. Она заключается в том, что в одном случае войны оказывают регрессивное воздействие на исторический процесс, задерживая его развитие, в другом — прогрессивное, ускоряя его поступательное движение. Это принципиальное марксистское положение относится и к современным войнам, хотя, разумеется, война с применением ракетно-ядерного оружия по своим катастрофическим последствиям и по своему влиянию на судьбы человечества может далеко превзойти все то, что было известно в истории.

Война как социально-политическое явление есть продолжение и орудие политики того или иного класса, государства. Под этим углом зрения К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин неизменно рассматривали каждую войну, раскрывая ее природу и причины. Политика же, по определению В. И. Ленина, представляет собой не что иное, как концентрированное выражение экономики, ее обобщение, ее завершение. Так, война через посредство политики оказывается неразрывно связанной с основой основ человеческого бытия — экономикой, что имеет огромное методологическое значение для познания ее сущности.

В годы, предшествовавшие второй мировой войне, за рубежом громко звучали голоса о том, будто с развитием военной техники снизилась роль в войне человеческих масс. Сочинялись теории «воздушной войны», «танковой войны», «малых профессиональных армий». Однако жизнь, практика опровергли эти теории. История со всей определенностью подтвердила гениальный вывод В. И. Ленина, сделанный еще во время русско-японской войны: «Войны ведутся теперь народами». Впоследствии В. И. Ленин неоднократно возвращался к вопросу о роли народных масс в войне, творчески обобщая новый опыт. Война наших дней, подчеркивал он, есть народная война, побеждает в ней тот, «у кого больше резервов, больше источников силы, больше выдержки в народной толще»{7}. Убедительным свидетельством правильности ленинского положения о все более широком вовлечении народных масс в орбиту войны могут служить такие данные. Если в первой мировой войне участвовало 36 государств с населением свыше 1 млрд. человек, то вторая мировая война уже захватила 61 страну, в которых насчитывалось 1,7 млрд. жителей. Увеличилась массовость вооруженных сил воюющих государств. В годы первой мировой войны под ружьем находилось 70 млн. человек. В 1939–1945 гг. в армии было мобилизовано 110 млн. человек. Кроме того, 10–12 млн. участвовало в движении Сопротивления и советском партизанском движении. Для обеспечения каждого солдата всем необходимым, по подсчетам экономистов, требовались усилия четырех-пяти тружеников тыла. Значит, самой войной и работой по ее обеспечению в мире все эти годы были заняты многие сотни миллионов человек.

Коренная слабость гитлеровской коалиции в конечном счете состояла в том, что ее солдатские массы, проливавшие кровь на полях сражений, и рабочие массы, трудившиеся во имя войны (к тому же среди них было много иностранных невольников), должны были выполнять свои функции, не имея перед собой высокой моральной цели. Корыстный расчет, повиновение, принуждение — вот и все «стимулы».

В странах антигитлеровской коалиции наблюдалась иная картина. Благородные задачи борьбы с агрессором, рвавшимся к мировому господству и угрожавшим независимости многих стран, были весьма серьезным мобилизующим моментом. Поэтому народные массы в тылу и на фронте выступали не просто пассивными исполнителями воли своих правительств. Они действовали, сознавая значение своей борьбы. Высокая активность самых широких народных слоев опрокинула антисоветские и антинародные планы буржуазных правителей, сорвала попытки к заключению сделок с фашистскими агрессорами, вызвала могучую волну движения Сопротивления, подняла народы многих стран на борьбу за национальное и социальное освобождение.

Воля народов, их все возрастающее влияние на политику правительств привели к изменению характера второй мировой войны. Из войны империалистической она с вступлением в нее СССР окончательно переросла в освободительную антифашистскую войну. А это в свою очередь открыло новые, исключительно благоприятные политические и стратегические возможности перед странами антигитлеровской коалиции. В. И. Ленин не раз подчеркивал, что осознание массами целей и причин войны имеет громадное значение и обеспечивает победу. Исход второй мировой войны еще раз со всей силой и наглядностью подтвердил это.

В изменении характера второй мировой войны, как и в достижении ее победных целей, решающая роль принадлежит Советскому Союзу. Его героическая бескомпромиссная борьба подала вдохновляющий пример свободолюбивым народам мира. Взяв на себя основную тяжесть борьбы с немецко-фашистской армией, СССР по нраву занял ведущее положение во всей антигитлеровской коалиции. Союзниками советского народа в борьбе с фашизмом оказались прогрессивные силы всех стран мира, а Великая Отечественная война стала главной и решающей составной частью второй мировой войны.

Возросшее значение народных масс для судеб современных войн особенно наглядно видно на примере борьбы СССР против фашистской агрессии.

Всего за несколько лет до нападения на нашу страну в Советском Союзе одержал полную победу социализм. Это означало завершение коренных преобразований советского общества, в результате которых неизмеримо возросли сознательная, творческая деятельность трудящихся масс, их влияние на все стороны жизни и работы Советского государства. Глубокие социально-экономические перемены, небывалое в истории морально-политическое единство советского народа, общность его классовых, экономических и политических интересов явились необходимой предпосылкой и прочным фундаментом того, что война стала подлинно народной, отечественной, качественно новой по своему характеру и социальному содержанию, а именно — войной победившего социализма против ударных сил империализма. Социализм дал советскому народу могучие силы, которые особенно полно раскрылись в годы тяжелых военных испытаний.

Всенародный характер Великой Отечественной войны, решающая роль народных масс в достижении победы над врагом нашли свое конкретное проявление в участии многомиллионной армии в вооруженной борьбе на полях сражений; в героическом труде советских людей в тылу страны во имя достижения победы над врагом; в небывалой патриотической активности масс, направленной на организацию всенародной помощи фронту.

Кратко остановимся на каждом из этих вопросов.

О росте массовости Советских Вооруженных Сил накануне и в ходе войны говорят следующие данные. По состоянию на 1 января 1038 г. в рядах Рабоче-Крестьянской Красной Армии службу проходило 1,5 млн. человек{8}. Последующий трехлетний период можно назвать периодом предвоенного развертывания Советских Вооруженных Сил. За этот срок их численный состав увеличился почти в три раза и к январю 1941 г. достиг 4,2 млн. человек. Такой рост, конечно, был продиктован соображениями безопасности нашей Родины. Пожар второй мировой войны уже охватил многие страны Европы и Азии. Он угрожал перекинуться и да советскую землю.

В условиях явно обозначившейся опасности нападения фашистской Германии на СССР численный состав наших Вооруженных Сил возрос к июню 1941 г. до 4, 6 млн. человек, из которых около 2,9 млн. находилось в западных приграничных округах и флотах.

Как уже было сказано, в вооруженных силах фашистской Германии, предвоенное развертывание которых в основном было завершено, в это время насчитывалось 8,5 млн. человек. Соотношение общей численности войск 1: 1,7 давало определенные преимущества противнику. Однако еще более опасным было то, что 5,5 млн. гитлеровских и союзных им войск находились непосредственно у наших западных границ в готовности ринуться вперед по первому сигналу. Именно в этом таилась особенно серьезная опасность для народов Советского Союза.

Вполне естественно, что наиболее бурным был количественный рост Советских Вооруженных Сил в начале Великой Отечественной войны. На основе Указа Президиума Верховного Совета СССР от 22 июня 1941 г. только за первые ее восемь дней, к 1 июля, в Вооруженные Силы было мобилизовано 5,3 млн. человек из числа военнообязанных 1905–1918 гг. рождения{9}. Такие мощные людские резервы позволили развернуть формирование многих новых соединений и частей, которые сыграли исключительно важную роль в ходе борьбы.

Наличие в руках Ставки Верховного Главнокомандования резервов позволяло систематически усиливать действующие фронты свежими объединениями, соединениями, частями, хотя следует подчеркнуть, что их не хватало и у нас в связи с этим были крайне тяжелые периоды.

В действующую армию только за первые пять месяцев войны были направлены 291 дивизия и 94 бригады{10}. Это давало возможность создавать оборону на новых рубежах, ликвидировать прорывы вражеских войск, группировать необходимые силы с целью нанесения контрударов и т. д. В конце концов враг был остановлен, фронт стабилизирован.

О том, каким неожиданным для врага и действенным было пополнение советских фронтов свежими соединениями, можно судить по записи от 11 августа 1941 г., сделанной в своем дневнике начальником генерального штаба сухопутных сил немецко-фашистской армии генералом Гальдером. «В начале войны, — отмечал он, — мы рассчитывали, что нам придется иметь дело примерно с 200 дивизиями противника. Теперь мы их определяем в 360... Если десять из них оказываются разбитыми, то русские выставляют десять новых».

Пополнение Советских Вооруженных Сил необходимым количеством резервов обеспечивалось на протяжении всей войны, хотя это и было сопряжено с преодолением огромных трудностей. Достаточно сказать, что в армию были мобилизованы мужчины более чем 30 возрастов, а также свыше 530 тыс. женщин{11}.

Наибольшей массовости Красная Армия и Военно-Морской Флот достигли на заключительном этапе войны. К маю 1945 г. в составе Вооруженных Сил насчитывалось 11.365 тыс. человек{12}, из них 6 млн. человек находились на фронте, вели борьбу с немецко-фашистскими захватчиками.

Быстрое развертывание, восстановление в ходе войны и наращивание Вооруженных Сил СССР было еще одним свидетельством неиссякаемой мощи советского социалистического строя, огромных военно-мобилизационных возможностей Советского государства, кипучей военно-организаторской деятельности Коммунистической партии.

Гигантские Вооруженные Силы, невиданный размах и напряженность боевых действий на фронтах требовали колоссальных материально-технических средств. Наши неудачи и потери в начале войны, оккупация врагом значительной части территории страны осложнили положение. Какую же поистине несгибаемую волю, какой героизм должны были в этих условиях проявить советские люди в тылу, чтобы обеспечить советских воинов вооружением, боевой техникой, боеприпасами, горючим, продовольствием, обмундированием и многим другим! Лозунг партии: «Все для фронта, все для победы!» приобрел в жизни и деятельности советского народа поистине силу закона.

Снабжение Вооруженных Сил зависело от организации военного производства. Но в самом начале войны перед Советской страной встала новая труднейшая задача, связанная с необходимостью перебазирования промышленности в глубокий тыл и организацией ее работы на новом месте. Задача была успешно решена. В течение второй половины 1941 г. более 1500 предприятий и свыше 10 млн. человек были перемещены в восточные районы. Этот беспримерный в истории маневр производительными силами стал возможен только в условиях социалистической системы хозяйства.

Когда перестройка народного хозяйства на военный лад была завершена, в стране развернулось неуклонно растущее военное производство. Плановое использование людских и материальных ресурсов, невиданный трудовой энтузиазм рабочих и служащих, инженеров и техников позволили в короткий срок превзойти фашистскую Германию по производству важнейших видов вооружения и боевой техники.

Вот, например, как рос выпуск военной продукции наркоматов вооружения, танковой промышленности, авиационной промышленности, боеприпасов. В 1941 г. он составлял 140 процентов по сравнению с предыдущим годом, в 1942 г. — 186, в 1943 г. — 224. в 1944 г. — 251.

За четыре военных года, с 1 июля 1941 г. по 1 июля 1945 г., промышленность СССР произвела 12 млн. винтовок и карабинов, 6,1 млн. пистолетов и пулеметов, 347,9 тыс. минометов, 188,1 тыс. орудий, 95,1 тыс. танков и самоходно-артиллерийских установок, 108 тыс. боевых самолетов и 583,4 млн. артиллерийских снарядов и мин. Это значительно больше, чем произвела промышленность фашистской Германии. В 1941–1944 гг. она, например, смогла выпустить танков и штурмовых орудий 53,8 тыс., боевых самолетов — 78,9 тыс. Нетрудно видеть, что на каждый немецкий танк труженики советского тыла отвечали выпуском почти двух советских танков, на каждый самолет — выпуском полутора советских самолетов.

Показательно, что, начиная войну, гитлеровские стратеги особые свои надежды возлагали именно на танки и авиацию. Но постепенно усилиями советского рабочего и советского солдата это оружие было выбито из рук врага. Гитлеровцы лишились своих основных преимуществ, и уже краснозвездные танки и самолеты господствовали на ноле боя.

Советская военная промышленность превзошла немецкую но только по количеству, но и по качеству многих видов оружия. Творческая мысль ученых и конструкторов в сочетании с вдохновенным трудом миллионов рабочих позволила создать танки «Т-34» и «KВ», которые по своим тактико-техническим данным превосходили соответствующие типы танков любой другой страны. То же можно сказать о самолетах-штурмовиках «Ил-2» и «Ил-10». Не имела себе равной советская реактивная артиллерия. Высоким качеством отличались и другие виды советского оружия.

Исключительно ярким показателем высокого трудового энтузиазма рабочего класса, снабжавшего Советские Вооруженные Силы вооружением и боевой техникой, является рост выработки на одного рабочего в важнейших отраслях промышленности в военное время. Уже в 1941 г. эта выработка достигла НО процентов относительно уровня 1940 г., в 1942 г. поднялась до 130, в 1943 г. — до 139, в 1944 г. — до 142 процентов.

Быстро налаженное военное производство позволило оснастить Советские Вооруженные Силы для борьбы с сильным врагом отечественной боевой техникой и вооружением, созданными за счет собственных экономических ресурсов руками советских трудящихся. Об этом приходится говорить потому, что буржуазные пропагандисты прилагают немалые усилия, чтобы преувеличить значение военно-технической помощи, оказанной в свое время Красной Армии союзными государствами.

Подсчеты показывают, что поставки но ленд-лизу по отношению к нашему собственному производству составили по зенитной артиллерии около 2 процентов, по танкам 7 процентов и по самолетам до 13 процентов. Цифры эти говорят сами за себя, они не дают основания считать предоставленную нам помощь значительной с количественной точки зрения. Кроме того, нельзя не подчеркнуть, что поступившие из-за рубежа образцы вооружения не удовлетворяли необходимых требований и по своему качеству. Часть из них была устаревшей конструкции, другая не вполне отвечала характеру боевых действий на советско-германском фронте. Особенно это касается танков, которые не пользовались у наших танкистов популярностью, так как были легко уязвимы на поле боя.

Исключительно большие трудности в годы Великой Отечественной войны выпали на долю крестьянства. Всеобщая мобилизация привела к резкому сокращению трудоспособной части сельского населения. Из колхозов и совхозов изымалось много тракторов, автомобилей, лошадей. В 1942 г. их тракторный парк был почти вдвое меньше довоенного, парк грузовых автомобилей сократился на 80 процентов. Материально-техническая база сельского хозяйства чрезвычайно ослабла. И тем не менее наши колхозы и совхозы за 1941–1944 гг. заготовили 4312 млн. пудов зерна, в то время как в годы первой мировой войны в дореволюционной России его было заготовлено и закуплено в три раза меньше. Советское государство, конечно, при самой жесткой экономии продуктов питания, смогло обеспечить ими как армию, так и все население страны.

Неоценимой помощью для войск была постройка силами населения, главным образом в первый период войны, огромного количества оборонительных сооружений. Успешной обороне городов-героев Москвы, Ленинграда, Севастополя, Киева, Одессы, Сталинграда и многих других крупных населенных пунктов способствовала постройка вокруг них противотанковых рвов, дзотов, окопов и других фортификационных сооружений. Всего в оборонительных работах летом и осенью 1941 г. принимало участие около 10 млн. человек. Объем выполненных при этом работ поистине колоссален.

Советский народ добровольно взял на себя значительную часть государственных расходов, связанных с ведением войны. За годы сражений на фронтах в государственный фонд обороны по различным каналам (в виде денежных средств, облигаций государственных займов, драгоценностей, от реализации денежно вещевых лотерей и т. д.) поступило 118 млрд. рублей. Чтобы наглядно представить себе, что это дало, сошлемся на такой факт. Эта сумма полностью, даже с небольшим превышением, покрывала прямые военные расходы Советского государства за 1942 г.{13} Таково еще одно замечательное проявление влияния патриотизма масс на ход войны.

Нельзя не сказать особо о героическом труде в тылу советских женщин, подростков, людей преклонных лет. Каждый положил на алтарь Отечества все, что мог.

В великой, развернувшейся по всей стране битве за металл, за боевую технику, за хлеб с повой силой проявилась решающая роль народных масс в обеспечении победы над врагом. Народное хозяйство СССР успешно решило все стоявшие перед ним задачи. Рабочие, крестьяне, интеллигенция сделали все, чтобы выполнить планы военного производства, еще раз доказав, какие неисчерпаемые возможности заложены в социалистическом способе производства, в руководстве ленинской Коммунистической партии, в животворном советском патриотизме. За самоотверженность, трудовой героизм свыше 16 млн. трудящихся было награждено медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».

Огромный размах в минувшей войне приобрело партизанское движение, развернувшееся за линией советско-германского фронта и в своей основе опиравшееся на массы. Высокую политическую и стратегическую эффективность этого движения вынужден был признать сам враг. Бывший гитлеровский генерал Рендулич пишет: «История войн не знает ни одного примера, когда партизанское движение играло бы такую же большую роль, какую оно сыграло

в последней мировой войне. По своим размерам оно представляет собой нечто совершенно новое в военном искусстве. По тому колоссальному воздействию, которое оно оказало на фронтовые войска и на проблемы снабжения, работы тыла и управления в оккупированных районах, оно стало частью понятия тотальной войны. Партизанское движение, с годами постепенно усилившееся в России, Польше, на Балканах, а также во Франции и Италии, повлияло на характер всей второй мировой войны»{14}.

Партизанская борьба в тылу врага выражалась в действиях партизанских формирований, деятельности подпольных групп в населенных пунктах, массовом участии населения в срыве политических, экономических и военных мероприятий оккупантов. Эти формы борьбы охватывали подавляющее большинство советских граждан, находившихся на временно захваченной врагом советской территории. По далеко не полным данным, всего за время войны общая численность партизанских формирований, действовавших в тылу врага, составляла около миллиона человек. Десятую часть партизан составляли женщины. Каждый десятый партизан был членом Коммунистической партии.

Партизанские отряды, соединения базировались в районах, имевших естественные укрытия. Подпольные организации создавались в основном в городах, в крупных населенных пунктах. В боевой деятельности подпольщиков преобладали диверсии, террористические акты, сбор разведывательных данных. По имеющимся далеко не полным сведениям, в подпольных организациях в разное время действовали сотни тысяч советских патриотов.

Наиболее массовыми были действия, направленные на срыв политических, экономических и военных мероприятий оккупантов. Какой-либо конкретный подсчет даже наиболее активных участников этого, по существу, общенародного движения вряд ли возможен. Их были миллионы. Советский народ оставался непокоренным, несмотря пи на какие зверства, репрессии и пропагандистские усилия гитлеровцев.

Партизанское движение оказало определенное влияние на развитие боевых действий на фронтах Великой Отечественной войны. Были уничтожены тысячи вражеских солдат, офицеров, чиновников оккупационного аппарата, пособников захватчиков; подорвано много эшелонов, мостов, объектов связи и т. д.; спасены от угона на фашистскую каторгу многие тысячи советских людей; предотвращено уничтожение огромного количества народнохозяйственных объектов. Исключительно важным результатом советского партизанского движения явился срыв попыток оккупантов поставить себе на службу экономику захваченной ими советской территории. Им не удалось наладить на советской земле в сколько-нибудь серьезных размерах ни промышленное, ни сельскохозяйственное производство.

Для борьбы с партизанами гитлеровское командование, помимо полицейских я охранных частей, вынуждено было отвлекать до 10 процентов своих сухопутных сил, находившихся на советско-германском фронте{15}.

Буржуазная пропаганда всеми силами старается доказать, что главной причиной возникновения советского партизанского движения якобы было чувство мести, вызванное «негибкой» политикой гитлеровцев. В своей основе это глубоко неверный тезис. Марксистско-ленинская убежденность, патриотический долг перед социалистическим Отечеством, сознание необходимости защитить светлые человеческие идеалы от посягательства черных сил фашизма — вот что вело советских людей в бой по ту и по другую сторону линии фронта. Эта линия в морально-политическом отношении не разделила советский народ на две разные части. Советские люди в массе своей и на оккупированной территории оставались советскими людьми, несмотря ни на какие испытания.

В трудную пору 1941 г. получила широкое распространение еще одна подлинно народная форма наращивания вооруженной мощи страны для борьбы против вражеского нашествия — народное ополчение. Исторически, так же как и партизанский способ борьбы, она известна давно. Ополчения играли выдающуюся роль в отражении агрессий русским пародом.

«Россия, — говорил В. И. Ленин, — отличалась тем, что в самое трудное время у нее всегда находились массы, которые можно было двинуть вперед, как запас, в котором находили новые силы, когда старые начинали иссякать»{16}.

В советское время старая форма участия широких народных масс в отражении иноземных захватчиков была возрождена, но получила новое, значительно более богатое содержание: она служила делу борьбы за свободу и независимость социалистического Отечества.

Советское ополченское движение начального периода Великой Отечественной войны характеризуется двумя основными видами вооруженных формировании — истребительными батальонами и собственно ополченскими частями и соединениями. Появлению истребительных батальонов предшествовало создание в прифронтовой полосе многочисленных отрядов партийно-советского актива и рабочих отрядов с задачей пресечения деятельности вражеской агентуры в тылу действующей армии. Уже с третьего дня войны, в соответствии с решением партии и правительства, из добровольцев, не подлежащих призыву в армию, начали формироваться истребительные батальоны и группы содействия им. К концу июля 1941 г. имелось свыше 1500 истребительных батальонов. Всего за годы войны в составе истребительных батальонов боролось с врагом до 400 тыс. человек. Примерно столько же объединяли и группы содействия.

Бойцы-истребители несли службу без отрыва от производства. Но с приближением фронта они переходили полностью на воинское положение, а потом и вовсе вливались в действующую армию или переключались на партизанские методы борьбы.

Ныне общепризнано, что гитлеровцам, забрасывавшим через линию фронта парашютные десанты, лазутчиков, диверсантов, не удалось дезорганизовать наш прифронтовой тыл. Испытанное оружие, которое безотказно действовало при нападении на страны Западной Европы, в войне против СССР успеха не имело. В этом немалая заслуга и советских истребительных батальонов.

Патриотическое стремление масс к участию в вооруженной защите Родины нашло свое воплощение в значительно более широких масштабах в создании собственно ополченских дивизий, полков, батальонов. Инициаторами этого движения явились ленинградцы и москвичи, которые уже в начале июля 1941 г. приступили к формированию в помощь Красной Армии массового народного ополчения. Этот почин был одобрен и распространен на другие города. Наиболее крупные ополченские формирования создали трудящиеся Российской Федерации (Москва, Ленинград, Сталинград, Ростов-на-Дону), Украины (Киев, Одесса, Запорожье, Донбасс), Белоруссии (Могилев, Гомель).

Следует подчеркнуть, что всю работу по созданию ополчения возглавляли местные партийные комитеты. Ими было развернуто формирование большого количества ополченских дивизий, полков и более мелких подразделений.

Около 30 дивизий народного ополчения было сформировано и передано в действующую армию. Участвуя в боях, многие из них приобрели опыт, прошли большой и славный боевой путь, завершив войну далеко за пределами родной земли. Остальные соединения, по тем или иным обстоятельствам не завершившие формирования, так же как большинство частей и подразделений, явились источником пополнения уже существующих дивизий Красной Армии.

Более двух миллионов самоотверженных бойцов дало народное ополчение Красной Армии. Их упорство, стойкость в боях должен был признать и враг. Гитлеровский генерал Типпельскирх, объясняя причины неудач немецко-фашистских войск под Ленинградом, писал: «Немецкие войска дошли до южных предместий города, однако ввиду упорнейшего сопротивления обороняющихся войск, усиленных фанатичными ленинградскими рабочими, ожидаемого успеха не было»{17}.

Четыре московские стрелковые ополченские дивизии и одна ростовская кавалерийская дивизия народного ополчения впоследствии за героизм, мужество, дисциплину и организованность, проявленные в боях, были преобразованы в гвардейские.

Таковы лишь некоторые конкретные факты и исторические свидетельства проявления решающей роли народных масс в минувшей войне. Ее опыт еще раз со всей убедительностью показал, какие поистине безграничные силы заключены в народе, особенно если он организован и сплочен, если его деятельность, энергия, усилия направляются к достижению высоких целей. В этом один из очень важных уроков Великой Отечественной и всей второй мировой войны в целом и грозное предостережение современным империалистическим агрессорам, которые ради бизнеса, вопреки воле миролюбивых народов, готовы ввергнуть мир в новую, на этот раз термоядерную катастрофу.

Торжество советского военного искусства

Историческая победа Советских Вооруженных Сил над немецко-фашистской армией, безусловно, сильнейшей из армий, когда-либо создававшихся в капиталистическом мире, явилась наглядным свидетельством мощи Советских Вооруженных Сил и высокого уровня развития советского военного искусства, его превосходства над немецким военным искусством.

Боевые действия на советско-германском фронте отличались не только исключительно большим размахом и крайним ожесточением. В них с обеих сторон в массовом количестве применялась самая совершенная по тому времени боевая техника. Выявились характернейшие черты современной вооруженной борьбы. В этих условиях чрезвычайно важное значение приобретало умение безошибочно найти и со знанием дела использовать наиболее отвечающие конкретной обстановке способы и формы достижения поставленной цели. В арсенале советского военного искусства нашлось все, что требовалось для обеспечения победы над грозным противником, и советское военное искусство с честью справилось с решением стоявших перед ним сложнейших задач.

Великая Отечественная война подвергла суровой проверке все принципиальные положения нашей военной теории, разработанные в предвоенные годы. Многие из них подтвердили свою жизненность и обоснованность. В частности, выдержала всестороннее испытание теория глубокой операции и глубокого боя. Вместе с тем боевая практика решительно отмела все отжившее, ошибочное. Война, таким образом, подняла на новую, высшую ступень наше искусство вооруженной борьбы.

Замечательную способность учиться на опыте войны, делать из него теоретические и практические выводы, творчески подходить к решению задач показали советские командные кадры. Именно с этим обстоятельством связано, что боевым действиям советских войск на всех этапах войны было присуще творческое начало. Они, как правило, отличались глубиной, смелостью и оригинальностью замысла, отвечали условиям и требованиям обстановки, всесторонне обеспечивались и велись с величайшей решительностью и полной отдачей сил.

Достижения советского военного искусства на полях сражений в свое время широко отмечались зарубежной прессой. В американской военно-исторической литературе обычно подчеркивалось высокое мастерство советских войск в осуществлении прорывов, окружений, обхода противника с флангов. О советской стратегии говорилось, что она превосходит стратегию немцев, а советские командиры способнее немецких. Высоко оценил действия Советских Вооруженных Сил президент США Ф. Рузвельт, который отмечал: «Подобных достижений может добиться только армия, обладающая умелым руководством, прочной организацией, соответствующей подготовкой и прежде всего решимостью победить противника»{18}. Английский премьер-министр У. Черчилль писал 23 февраля 1945 г., что «будущие поколения признают свой долг перед Красной Армией так же безоговорочно, как это делаем мы, дожившие до того, чтобы быть свидетелем этих великолепных побед»{19}.

Дань невольною уважения советскому военному искусству отдали и наши враги. Небезызвестный немецкий генерал-танкист Гудериан прямо пишет, что во второй мировой войне советское верховное командование показало высокие способности в области стратегии. Будет правильно, предупреждает он, и в дальнейшем ожидать от советских командиров и войск высокой боевой подготовки и высокого морального духа, и призывает обеспечить хотя бы равноценную подготовку офицеров и солдат на Западе.

Так характеризовалось умение Советских Вооруженных Сил решать боевые, оперативные и стратегические задачи еще по горячим следам войны. Однако в современной «объективной» буржуазной прессе таких оценок становится все меньше. Их вытесняют другие, подчас прямо противоположные.

В 1968 г. в Вашингтоне вышла пухлая книга «От Сталинграда до Берлина: поражение Германии на Востоке». Это — официальное издание Пентагона. Введение написано главным историком армии США генералом Паттисоном. Автор книги — американский военный историк Э. Зимке{20}.

Исследовать вопрос, как была выиграна война на поле боя, — такую цель ставил перед собой автор. Это обязывало его осветить и достижения советского военного искусства. Но когда знакомишься с тем, что он написал, невольно приходишь к мысли: не показать, а похоронить советское военное искусство периода Великой Отечественной войны вознамерился автор. В этом состоит смысл книги.

С самого ее начала и до конца читателю внушается мысль, что победа Советского Союза над фашистской Германией была обеспечена только численным превосходством Красной Армии над ее противником. Чтобы создать видимость мотивированности этой предвзятой точки зрения, автор рисует совершенно искаженную картину борьбы на советско-германском фронте. Он занижает численность немецких войск, подтасовывает данные о соотношении сил в операциях, преувеличивает потери советских войск при одновременном занижении потерь немецко-фашистской армии, умалчивает о многих успешных действиях и искусных приемах борьбы Красной Армии, но не упускает случая, чтобы показать, подчеркнуть подчас мнимые успехи военного искусства нашего противника.

Немцы действовали против превосходящих советских сил с самого начала войны — говорится в одной из первых глав книги. Широко известно, что более чем 5,5-миллионной группировке войск гитлеровцев и их союзников, сосредоточенной на наших границах, первоначально могло противостоять 2,9 млн. советских войск, находившихся в наших приграничных военных округах. Могло. Но ведь фактически эти войска не были развернуты для боевых действий, находились в рассредоточенном на глубину до 400 км состоянии, вынуждены были вступать в борьбу не одновременно, а по частям, что давало огромный выигрыш врагу.

Чтобы увидеть за всем этим «превосходящие советские, силы», поистине надо не уважать ни историю, ни конкретные исторические факты!

О выдающейся победе советских войск под Сталинградом Э. Зимке говорит, что она была больше результатом ошибок Гитлера, чем достижением советского военного искусства. Наши победы в битве под Курском и других операциях, по его мнению, тоже явились следствием «большого численного превосходства русских» и только. Пражской же наступательной операции советских войск, в результате которой, как известно, была ликвидирована последняя крупная группировка врага и пленено более 800 тыс. гитлеровцев, если верить автору, так и вовсе не существовало. Когда война закончилась, пишет Зимке, советское военное руководство инсценировало показную битву за Чехословакию.

Резюмируя, автор приходит к выводу, что Красная Армия добилась победы не в результате искусного нанесения ударов, а действуя навалом, массой, что «против советского численного превосходства Германия имела общее качественное превосходство, особенно более высокий уровень военного искусства», а советские генералы, пишет он в заключение, во время войны занимались главным образом тем, что «приспосабливали немецкие методы к своим собственным способностям и недостаткам».

Нельзя не заметить, что многие суждения американского военного историка в свое время и часто в тех же выражениях уже высказывались гитлеровскими генералами. Но поскольку они продолжают повторяться и даже, казалось бы, в довольно солидных изданиях, на некоторых их аспектах необходимо остановиться.

Прежде всего о том, имела ли Красная Армия численное превосходство над противником? Правильное понимание этого вопроса очень важно, поскольку речь идет о материальной основе и одном из решающих условий победы в бою, операции, войне. Опыт войн убедительно свидетельствует, что успех отдельных операций может определяться частным соотношением сил. Но благоприятные условия для развития наступления по всему стратегическому фронту и победоносного завершения войны создаются прежде всего общим перевесом в силах и средствах. Конечно, при практическом решении проблемы может быть много вариантов, но основная тенденция остается неизменной.

Борьба за превосходство над противником в количестве бойцов, вооружения, боевой техники в период Великой Отечественной войны носила острый характер, и победитель в ней определился не сразу. Почти всю первую треть войны общим численным превосходством располагал блок фашистских государств. К ноябрю 1942 г. возникло временное равновесие в силах. В дальнейшем боевой и численный состав фашистской Германии начал постепенно, но неотвратимо сокращаться. В советских войсках проявилась иная тенденция. Количество живой силы в действующей Красной Армии, если не считать небольших колебаний в ту и другую стороны, сохранялось с этого времени и до конца войны почти на одном и том же уровне. Но боевая мощь войск непрерывно возрастала за счет роста насыщенности их новым вооружением. Динамика этих изменений видна из таблицы{21}.
Силы и средства 22 июня 1941 г. 1 ноября 1942 г. 1 января 1945 г. Численность войск (в млн.) 2,9 / 5,5 6,1 / 6,1 6,0 / 3,1 Танки с САУ (в тыс.) 1,8* / 3,7 6,0 / 6,6 11,0 / 4,0 Орудия и минометы (в тыс.) 34,7 / 47,3 72,5 / 70,1 91,4 / 28.5 Боевые самолеты (в тыс.) 1,5**/ 5,0 3,1 / 3,5 14,6 / 2,0

Примечание: В числителе — данные по советским войскам, в знаменателе — по войскам противника.

* Без легких танков.

** Только самолетов новых типов.

Достигнуть численного превосходства над армией противника можно, располагая соответствующими людскими ресурсами. Это главное условие. Но многое зависит от того, как распорядиться имеющимися возможностями.

История показала, что фашистская Германия, начиная войну против СССР, не имела необходимых политических, экономических и военных предпосылок для достижения победы. И все же война нам была навязана. Ставка делалась на использование возможностей военного искусства, в частности, на эффект первоначального удара превосходящими силами с последующим стремительным продвижением к жизненным центрам страны и захватом их. По мнению гитлеровских теоретиков, это должно было не просто привести к быстрому разгрому основных сил Красной Армии. Этот большой натиск, как предполагалось, должен был также лишить нас возможности восстановить свою вооруженную мощь за счет контингентов, призванных по общей мобилизации. Подошедшие из глубины войска подлежали немедленному разгрому, и таким образом на фронте активных действий намечалось поддерживать непрерывное превосходство немецко-фашистской армии, гитлеровского бронированного кулака.

Чтобы лишить противника заблаговременно созданного и старательно поддерживаемого количественного превосходства в силах и средствах, нам потребовалось, как показало развитие событий, приложить гигантские усилия и в тылу, и на фронте. Только в 1941 г. было вновь сформировано 286 стрелковых дивизий, 159 стрелковых бригад, а также значительное количество кавалерийских дивизий{22}. До 1 декабря 1941 г. в действующую армию в среднем вливались десятки свежих дивизий ежемесячно.

Но несмотря на такое большое пополнение действующей армии резервами, желанное общее количественное превосходство в силах и средствах продолжало оставаться на стороне врага. Только в течение первого периода Великой Отечественной войны советским войскам пришлось четырежды восстанавливать стратегический фронт обороны, прорванный противником (в начале войны — на западном и северо-западном, в сентябре 1941 г. — на юго-западном, в октябре 1941 г. — на западном и, наконец, в июне 1942 г. — вновь на юго-западном направлениях). Локализация больших и малых прорывов, ожесточенные бои на всех направлениях, к сожалению, были связаны с большими потерями. В связи с этим только в 1941 г. были расформированы 124 стрелковые дивизии, потерявшие боеспособность{23}.

Разумеется, немалый урон понесли и другие наши части и соединения, находившиеся на фронте.

Такие крупнейшие оборонительные операции, как Ленинградская (10 июля — 10 сентября 1941 г.), Смоленская (10 июля — 10 сентября 1941 г.), на Правобережной Украине (10 июля — 30 августа 1941 г.), Московская (30 сентября — 5 декабря 1941 г.), Сталинградская (17 июля — 18 ноября 1942 г.), Кавказская (25 июля — 31 декабря 1942 г.) и целый ряд других, развертывались при весьма неблагоприятном для нас соотношении сил и средств. Переходя в контрнаступление под Москвой, наши войска также не имели превосходства в силах и средствах над противником. К началу декабря его группировка, действовавшая на западном направлении, насчитывала свыше 800 тыс. человек, тогда как советских войск на этом направлении было 719 тыс. Некоторое превосходство гитлеровцы имели также по танкам и артиллерии. Лишь по боевым самолетам небольшой перевес был на нашей стороне. Однако битва под Москвой завершилась нашей победой. Крупнейшая стратегическая группировка немецко-фашистских поиск потерпела сокрушительное поражение.

Буржуазные военные историки и пропагандисты, касаясь событий зимы 1941–1942 гг. на советско-германском фронте, обычно охотно пишут о бескрайних русских просторах, плохих дорогах, суровых морозах, мифическом «двадцатикратном» численном превосходстве советских поиск и, конечно, о «роковых ошибках» Гитлера, якобы в конце концов приведших к провалу «московского похода» немецко-фашистского воинства. Меньше всего они склонны видеть в этой битве какое-либо проявление советского военного искусства. Конечно, такое одностороннее освещение — заведомая фальсификация.

Крупнейшим достижением советского военного искусства того незабываемого времени является осуществление решительного и неожиданного для врага перехода советских войск в декабре 1941 г. от длительной обороны к наступлению. Это наступление закончилось поражением как раз той группировки немецко-фашистских войск, с которой у политического и военного руководства «третьего рейха» были связаны главные надежды на победоносное завершение войны на Востоке. Стратегическая инициатива была выбита из рук врага, что, как известно, в большой войне всегда представляло собой задачу не только важную, но и сложную.

Такой крутой поворот событий, естественно, не был случайным. Его дальновидно и планомерно подготовила Ставка Верховного Главнокомандования путем заблаговременного создания стратегических резервов, их своевременного выдвижения на фланги вражеских группировок, обтекавших Москву, и умелого ввода в сражение. С большой точностью был определен момент перехода в контрнаступление. Удар последовал, когда противник, обескровленный в длительных и трудных наступательных боях, не успел ни пере группировать свои войска для обороны, ни закрепиться на достигнутых рубежах.

Командные инстанции всех степеней сделали все от них зависящее, чтобы осуществить намеченные планы. Особого слова признания в зимних сражениях 1941–1942 гг. заслужил простой советский солдат, вынесший на своих плечах основную тяжесть боев. Именно его непоколебимая стойкость, вызванная сознанием справедливости своей борьбы, и беспримерная боевая доблесть сделали возможной эту победу,

В ходе контрнаступления под Москвой советские войска нанесли тяжелое поражение 38 дивизиям врага, в том числе 11 танковым, Всего же в процессе развернувшегося потом общего зимнего наступления Красная Армия разгромила до 50 гитлеровских дивизий. Потери немецко-фашистской армии в зимней кампании 1941–1942 гг. составили свыше 400 тыс. человек.

Но еще более важно было то, что «в белоснежных полях под Москвой» вместе с планом «Тайфун», рассчитанным на захват нашей столицы, фактически был похоронен и план «Барбаросса». Был развеян миф о «непобедимости» немецко-фашистской армии, получившей впервые за всю вторую мировую войну сокрушительный удар. Перед фашистской Германией со всей отчетливостью вдруг открылась перспектива затяжной войны, никак не входившей в планы ее политического и военного руководства и не сулившей каких-либо надежд на успех.

Стремясь любой ценой добиться реализации своих наступательных планов, намеченных на лето 1942 г., германский генеральный штаб восполнил убыль в своих войсках и к 1 мая 1942 г. довел их численность до максимума — 6,2 млн. человек.

Состав действующей Красной Армии к этому времени возрос только до 5,5 млн. человек. Таким образом, гитлеровскому командованию благодаря принятым мерам и в течение всего второго военного лета удалось иметь на своей стороне такой важный стратегический фактор, как абсолютный численный перевес в людях.

Решающие события, позволившие выбить этот фактор из рук врага, развернулись зимой 1942–1943 гг., когда по плану Ставки Верховного Главнокомандования был проведен ряд наступательных операций, в большинстве закончившихся разгромом значительных группировок немецко-фашистских войск.

В числе этих операций особое место занимает Сталинградская наступательная операция войск Юго-Западного, Донского и Сталинградского фронтов. Весьма показательно, что, начатая при фактическом равенстве в силах, она закончилась разгромом почти 50 вражеских дивизий, причем 22 из них нашли свой бесславный конец в кольце окружения.

Выдающаяся победа на берегах Волги явилась новым триумфом советского военного искусства, его стратегии, оперативного искусства и тактики.

Удар под Сталинградом был всесторонне подготовлен Ставкой Верховного Главнокомандования. При подготовке операции были эффективно использованы как преимущества нашего охватывающего положения по отношению к вражеской группировке, далеко продвинувшейся в восточном направлении и измотанной в предшествовавших боях, так и то обстоятельство, что ее фланги оказались слабо прикрытыми. Искусный выбор направлений главных ударов, скрытое сосредоточение и развертывание стратегических резервов, тщательное планирование и всестороннее материальное обеспечение операции, массирование сил и средств на избранных направлениях, внезапность удара, высокие темпы наступления, достигнутые путем применения танковых и механизированных соединений, наконец, мужество и героизм советских воинов — все это в итоге привело к блестящему завершению окружения и разгрому еще одной стратегической группировки немецко-фашистских войск. Из миллиона солдат и офицеров, находившихся между Волгой и Доном, противник потерял свыше 800 тыс. человек. Катастрофа на Волге до основания потрясла фашистскую Германию.

Используя успехи Сталинградской операции, Красная Армия развернула общее наступление, в котором в той или иной мере участвовало 10 фронтов. Огромное военное и политическое значение имело освобождение Северного Кавказа: рухнул гитлеровский план порабощения народов Советского Кавказа и захвата кавказских нефтяных источников. Чрезвычайно важным был осуществленный в это же время прорыв блокады Ленинграда, означавший провал варварских намерений гитлеровского руководства задушить город Ленина в тисках голода,

Зимней кампании 1942–1943 гг., продолжавшейся четыре с половиной месяца, принадлежит особое место в истории Великой Отечественной войны. За это время на советско-германском фронте было разгромлено более 100 дивизий блока фашистских государств. Враг лишился почти 1700 тыс. солдат и офицеров, 24 тыс. орудий, 3,5 тыс. танков, 4,3 тыс. самолетов. Такой урон фашистская Германия, уже в основном исчерпавшая свои резервы, восполнить в ограниченные сроки оказалась не в состоянии.

Так в результате более чем полуторалетней борьбы, потребовавшей огромного напряжения, советский народ и его Вооруженные Силы выиграли чрезвычайно важное сражение за абсолютное превосходство над противником в силах и средствах. Лишившись этого преимущества, гитлеровское руководство окончательно потеряло стратегическую инициативу в вооруженной борьбе на всем советско-германском фронте. Коренной перелом в Великой Отечественной войне и второй мировой войне в целом стал уже свершившимся фактом.

В дальнейшем, планируя новые операции, советское командование, конечно, во всей полноте использовало имевшиеся в его распоряжении возможности для приближения победного финала войны, в том числе и такой мощный фактор, как превосходство в силах.

Численность населения СССР накануне войны составляла 190 млн. человек. Это в 1,6 раза превышало население фашистской Германии, на территории которой в тот период вместе с территориями, насильственно включенными в ее границы, проживало 117 млн. человек. Знал ли враг об этом? Безусловно, знал. Но рассчитывал взять верх путем использования заранее накопленных или полученных в начале войны преимуществ. До поры до времени расчет оправдывался. Особенно долго и сильно давало себя знать техническое превосходство врага на поле боя. Но героический трудовой подвиг, равного которому не знала история, совершенный трудящимися Советского Союза, лишил гитлеровцев превосходства и в этой области. Для тех, кто не захотел считаться с объективными закономерностями вооруженной борьбы, пробил час возмездия.

Конечно, наличие в руках советского командования с конца 1942 г. больших сил и средств предоставляло определенную свободу действий. Бои и операции приобрели более решительный характер, повысилась их результативность. Однако ведущим в советском военном искусстве всегда оставался принцип, требовавший не огульного наступления, не «навала», а всемерной экономии своих сил при нанесении возможно большего урона врагу. Советское военное искусство не знает противопоставления силы искусству побеждать, а требует в полной мере использовать оба эти фактора для достижения победы над врагом. Вот один из показательных примеров на этот счет.

Летом 1943 г. Красная Армия располагала всеми необходимыми возможностями для нанесения нового крупного поражения гитлеровской армии. Разрабатывались соответствующие наступательные планы. Но когда стало ясно, что противник также готовится к нанесению мощного удара под Курском, выбирая наиболее экономный способ достижения поставленной цели, Ставка Верховного Главнокомандования склонилась к другому решению. Она приказала встретить наступление противника на заранее подготовленных оборонительных рубежах, измотать его и только после этого перейти к осуществлению наступательных планов.

Так и было сделано. Ударные группировки врага, обескровленные в результате преднамеренного оборонительного сражения, сначала были остановлены, затем отброшены в ходе контрнаступления. Последовало общее наступление советских войск, завершившееся прорывом стратегического фронта обороны противника и беспримерным форсированием Днепра.

Творческий характер советского военного искусства, ставка на сочетание силы с умением видны на этом примере как нельзя лучше. Буржуазные военные теоретики, анализируя явления военного искусства, часто скатываются к идеалистическому, субъективистскому толкованию его природы и сущности. Взгляды многих из них характеризуются недооценкой закономерностей военного искусства, переоценкой роли личности и элемента случайного — «военного счастья» — в вооруженной борьбе и войне в целом. Формула одного из видных буржуазных военных идеологов прошлого К. Клаузевица, гласящая, что на войне «талант и гений действуют вне закона», еще не потеряла своего влияния в их среде.

Несмотря на явно антинаучный характер подобного рода теорий, они имели своих сторонников среди немецкого генералитета и во время второй мировой войны. Об этом говорит множество фактов и прежде всего крупнейшие пороки немецкой стратегии. Абсолютизация деятельности полководца была свойственна Гитлеру.

В вопросах правильного понимания природы и сущности военного искусства, его роли и значения в процессе вооруженной борьбы советские военные кадры всегда исходили из марксистско-ленинской методологии, из положений марксистско-ленинского учения о войне и армии. Талант, одаренность военачальника имеют на войне большое значение. Примеров тому Великая Отечественная и другие войны дали достаточно. Но действовать этот полководец должен не «вне закона», а в строгом соответствии с ним, т. е. всемерно учитывая и используя объективные условия материального состояния войск, законы вооруженной борьбы и принципы военного искусства. Только в этом случае возможен прочный успех, полководец может проявить свои творческие задатки.

Основоположники марксизма-ленинизма придавали исключительно большое значение умелому руководству войсками на войне на основе всестороннего учета конкретных условий и глубоко обоснованного предвидения. Этот род человеческой деятельности они неизменно относили к области искусства, подчиненного определенным правилам, забвение которых, как они указывали, недопустимо. Широко известна формулировка «восстание есть искусство, точно так же как и война.», которая не раз встречается в трудах К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина.

Поистине неоценимое теоретическое и практическое значение для воспитания командных кадров Красной Армии в духе правильного понимания глубинных процессов развития военного дела в целом и военного искусства в частности имело классическое положение Ф. Энгельса о зависимости армии, способов и форм вооруженной борьбы от экономического строя общества и развития производства. «Ничто так не зависит от экономических условий, — писал он, — как именно армия и флот. Вооружение, состав, организация, тактика и стратегия зависят прежде всего от достигнутой в данный момент ступени производства и от средств сообщения. Не «свободное творчество ума» гениальных полководцев действовало здесь революционизирующим образом, а изобретение лучшего оружия и изменение солдатского материала; влияние гениальных полководцев в лучшем случае ограничивается тем, что они приспособляют способ ведения боя к новому оружию и к новым бойцам»{24}.

Открытие этой закономерности означало создание новой, материалистической теории развития военного искусства.

Особенно значительным было влияние на воспитание советских командных кадров военно-теоретического наследия Владимира Ильича Ленина. С именем В. И. Ленина неразрывно связаны рождение Советских Вооруженных Сил, разработка военной программы пролетарской революции, создание учения о защите социалистического Отечества. Ему же принадлежит заслуга в разработке основ советской военной науки.

Опираясь на положения марксизма по вопросам военного дела, творчески развивая их, Владимир Ильич указал на ряд важнейших принципов боевых действий, которыми руководствовались советские войска как в годы гражданской, так и в годы Великой Отечественной воины. Среди этих принципов прежде всего следует назвать такие, как сосредоточение сил и средств в решающем месте и в решающий момент; внезапность действий с целью захватить неприятеля врасплох; смелость и решительность наступления; развитие наметившегося успеха до полной победы над врагом; постоянное поддержание морального перевеса над противником.

В. И. Ленин подчеркивал, что в руководстве военными действиями решающее значение имеет правильный и всесторонний учет соотношения сил, что ни в коем случае нельзя допускать недооценки возможностей противника, самоуспокоенности — это самое опасное на войне. Он называл неразумным и даже преступным поведение той армии, которая не стремится овладеть всеми видами оружия, всеми средствами и приемами борьбы, которые есть или могут быть у неприятеля. «Владея всеми средствами борьбы, — указывал он, — мы побеждаем наверняка...»{25}

Не будет преувеличением сказать, что Советские Вооруженные Силы сделали все от них зависящее, чтобы овладеть всеми необходимыми средствами, формами и способами вооруженной борьбы, научиться их правильно сочетать, переходить от одних к другим в тактическом, оперативном и стратегическом масштабах. Достижения в этой области наиболее полное свое выражение получили в 1944–1945 гг. — в завершающем периоде Великой Отечественной войны.

Следует подчеркнуть, что условия развития советского военного искусства — стратегии, оперативного искусства и тактики — в этот период в значительной мере отличались от тех, которые имелись раньше. Враг, теряя почву под ногами, жесткой обороной на всем фронте пытался затянуть войну, отсрочить час окончательной расплаты за содеянные преступления. Советские Вооруженные Силы держали в своих руках инициативу, имели материально-техническое превосходство, необходимый опыт ведения боевых действий. Эти обстоятельства открывали новые широкие возможности для проявления творческих качеств советского военного искусства, его дальнейшего обогащения и совершенствования.

В завершающих сражениях Великой Отечественной войны новых творческих вершин достигла советская военная стратегия. Она отличалась исключительно высокой активностью и решительностью. Дальнейшее развитие получили методы стратегического наступления.

Кампании 1944 г. прошли под знаком дальнейшего совершенствования и развития способа последовательного нанесения ударов. На избранных направлениях за счет второстепенных и путем привлечения резервов скрытно создавались мощные ударные группировки. Каждый раз они нацеливались против наиболее опасной в данный момент группировки врага. Вооруженные силы противника, таким образом, подвергались разгрому по частям.

Таким способом стратегического наступления Советское Верховное Главнокомандование пользовалось и ранее. Новое состояло в том, что в 1944 г. последовательные удары охватили, по существу, весь советско-германский фронт от Баренцева до Черного моря и проводились они на значительно большую глубину — до 900 км..

Еще более высоким уровнем отличалось стратегическое наступление в кампании 1945 г. Одновременность развертывания и непрерывность ведения крупных наступательных операций в ходе всей кампании — вот что являлось наиболее характерным для действий советских войск в это время.

Исключительно высокая эффективность такого способа наступательных действий заключалась прежде всего в том, что в кратчайший срок достигались дробление и рассечение стратегического фронта обороны врага, решительный одновременный разгром его группировок на различных направлениях. Противник лишался возможности маневрировать силами и средствами вдоль фронта с целью создания крупных группировок для парирования ударов советских войск.

Решительность нашей стратегии в этот период нашла свое яркое выражение в широком применении маневра на окружение и уничтожение крупных группировок противника. Кампании 1944–1945 гг. обогатили теорию и практику военного искусства Советских Вооруженных Сил подлинно классическими образцами проведения операций на окружение в самых разнообразных условиях. Достаточно сказать, что из 130 вражеских дивизий, разгромленных в 1944 г., более половины было уничтожено в результате проведения операций на окружение. Гигантскими «котлами» завершились Берлинская и Пражская наступательные операции.

В кампаниях 1944–1945 гг. значительно возрос уровень стратегического руководства Советскими Вооруженными Силами. Накопленный в 1941–1943 гг. опыт позволил улучшить систему планирования военных кампаний, организацию и ведение стратегических операций, создание и использование стратегических резервов, применение видов вооруженных сил — сухопутных войск, авиации, флота, войск ПВО. Вместе с советскими войсками против общего врага сражались воинские соединения Польши, Чехословакии, Румынии, Болгарии, Югославии.

Советское стратегическое руководство стремилось к согласованности действий на советско-германском фронте с действиями английских и американских войск в Северной Африке, Италии и Западной Европе. Успешная борьба Красной Армии против основной массы гитлеровских войск позволила нашим союзникам по антифашистской коалиции после тщательной подготовки в июне 1944 г. высадить свои войска на побережье Северной Франции. Конечно, это ускоряло разгром врага общими силами, хотя стратегический вклад союзников и Советского Союза и не был одинаковым. 607 дивизий фашистской коалиции было уничтожено на советско-германском фронте и лишь 176 — англо-американцами в Северной Африке, Италии и Западной Европе, Высшим органом военно-стратегического руководства являлась Ставка Верховного Главнокомандования, которая твердо и авторитетно руководила Вооруженными Силами страны. В состав Ставки, которую возглавлял Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин, входили видные военачальники и руководящие деятели партии и государства. В обеспечении правильного и искусного стратегического руководства боевыми действиями Вооруженных Сил активное участие принимали также ведущие работники Генерального штаба, командующие видами вооруженных сил, родами войск.

Новый шаг вперед был сделан в развитии оперативного искусства. Фронтовые и армейские наступательные операции 1944–1945гг. обогатили теорию и практику вождения войск исключительно ценным опытом в области прорыва подготовленной обороны противника, организации и осуществления неотступного преследования врага на широком фронте и на большую глубину, окружения и быстрой ликвидации окруженных вражеских группировок, успешного форсирования с ходу водных преград, штурма крупных городов.

В кампаниях 1944–1945 гг. продолжали совершенствоваться общая тактика и тактика родов войск. Это было связано с изменениями в условиях материально-технического обеспечения войск и в характере обороны и оборонительных действий противника. Рост тактического мастерства советских войск нашел свое концентрированное выражение в увеличении темпа и глубины прорыва. Главная полоса обороны противника прорывалась, как правило, в первый день наступления. Иногда в тот же день, хотя и с введением в сражение подвижных групп, удавалось преодолеть всю тактическую зону вражеской обороны, что самым благотворным образом отражалось на развитии наступления.

Наша победа в Великой Отечественной войне, если ее рассматривать в чисто военном аспекте, означала победу передового, творческого по своему характеру советского военного искусства над военным искусством фашистской Германии.

Непрерывное развитие и совершенствование советского военного искусства — это результат творческой деятельности всего личного состава Вооруженных Сил от солдата до Верховного Главнокомандующего. Имена многих искусных воинов — рядовых и сержантов, офицеров, генералов и маршалов — навсегда войдут в историю Великой Отечественной войны.

В ходе грандиозных сражений выросла, закалилась и проявила свои высокие организаторские и творческие способности целая когорта талантливых военачальников, имена которых ныне широко известны: А. И. Антонов, И. Х. Баграмян, С. С. Бирюзов, А. М. Василевский, Н. Ф. Ватутин, К. А. Вершинин, Н. Н. Воронов, Л. А. Говоров, А. Г. Головко, С. Г. Горшков, А. И. Еременко, Г. К. Жуков, М. В. Захаров, И. С. Исаков, И. С. Конев, Н. И. Крылов, Н. Г. Кузнецов, Р. Я. Малиновский, К. А. Мерецков, К. С. Москаленко, А. А. Новиков, Ф. С. Октябрьский, И. Е. Петров, М. М. Попов, К. К. Рокоссовский, В. Д. Соколовский, Ф. И. Толбухин, В. Ф. Трибуц, И. Д. Черняховский, В. И. Чуйков, Б. М, Шапошников, И. С. Юмашев. Еще со времен гражданской войны прославились как замечательные полководцы С. М. Буденный, К. Е. Ворошилов, С. К. Тимошенко.

В быстром росте советского военного искусства в годы войны нашли свое закономерное проявление те могучие силы, которые вызвала и открыла в советском народе Великая Октябрьская социалистическая революция. Достигнутое Советским Союзом превосходство в производстве средств вооружения, превосходство морально-политических качеств Советских Вооруженных Сил, лежавших в основе успешного совершенствования боевого метода нашей армии, в свою очередь были прямо и непосредственно связаны с господствующим у нас социалистическим строем, рожденным Октябрем.

Развитие советского военного искусства обеспечивалось разносторонней деятельностью Коммунистической партии. Являясь организаторами и вдохновителями борьбы с фашистским агрессором, коммунисты в то же время находились на переднем крае вооруженной схватки. С началом войны на фронт ушли 1,5 млн. членов и кандидатов ВКП(б). Более 3 миллионов своих лучших сынов партия потеряла на фронтах. В период войны в Вооруженных Силах находилось до 60 процентов состава партии. Это была в полном смысле слова сражающаяся партия. Душой солдатских масс являлись политические работники. Обращаясь к воинам от имени партии, со словом партии, они укрепляли в них веру в торжество нашего правого дела, вдохновляли на самоотверженную борьбу, зажигали в сердцах бойцов мужество, волю, бесстрашие.

Как мудрый, дальновидный полководец, вела Коммунистическая партия советский народ на трудовые и ратные подвиги в годы Великой Отечественной войны. Она организовала умелое использование экономических и людских ресурсов в интересах вооруженной борьбы, обеспечила единство политической и военной стратегии, единство политического, экономического и военного руководства в столь трудное для страны время. Преимущества экономической, политической и военной организации советского общества и господствующей в нем передовой идеологии оказались блестяще реализованными в годы войны благодаря повседневному руководству Коммунистической партии страной, народом, Вооруженными Силами.

Минуло четверть века, как разгромленная в кровопролитных сражениях немецко-фашистская армия сложила оружие. Пожар войны погас на Западе, а несколько месяцев спустя и на Востоке, где под ударами советских войск и войск союзников 2 сентября 1945 г. империалистическая Япония подписала акт о безоговорочной капитуляции. Советский Союз одержал победу в борьбе, которая по своему размаху, напряженности, влиянию на послевоенное мировое развитие превзошла все, что знала история. Немного в ее анналах найдется также примеров, когда бы столь неблагоприятное вначале развитие военных событий было так решительно и круто изменено, а противник после весьма серьезных успехов, достигнутых на первых порах, в конце концов потерпел крах.

Советский народ добился великой победы потому, подчеркивается в Тезисах ЦК КПСС «К 100-летию со дня рождения Владимира Ильича Ленина», что «социализм обеспечил несокрушимое единство всего советского общества, мощь и невиданную мобильность его экономики, высокое развитие военной науки, воспитал замечательных воинов и военачальников».

Вторая мировая война завершилась сокрушительным поражением сил агрессии. По единодушному требованию народов планеты были осуждены, понесли суровую кару военные преступники, залившие людской кровью землю. Но оголтелый империализм, ослепленный страстью к чистогану, отнюдь не изменил своей природы и не отказался от плана силой оружия сломить социализм, чтобы вновь восстановить свое былое господство над миром.

В последнюю треть нашего столетия, говорится в итоговом документе международного Совещания коммунистических и рабочих партий, состоявшегося в Москве в июне 1969 г., человечество вступило в обстановке обострения исторического противоборства сил прогресса и реакции, социализма и империализма. Усилила свою агрессивность главная империалистическая держава — Соединенные Штаты Америки. С помощью блока НАТО вновь возрожден и окреп западногерманский империализм — основной очаг опасности в центре Европы. Поднимает голову, наглеет, рвется к власти неофашизм. Империалистический лагерь усиливает гонку вооружений, обостряет идеологические диверсии против мирового социализма.

В этой сложной международной обстановке важен трезвый учет уроков минувшей войны. Нельзя допустить, чтобы из-за своекорыстия правящих кругов той или иной страны или группы стран, стремления к перекройке границ и установлению своего господства над другими народами и государствами человечеству была навязана новая, еще более разрушительная и опустошительная война.

Советский народ, внесший решающий вклад в разгром фашизма в 1941–1945 гг., занят мирным созидательным трудом. Вместе с братскими социалистическими государствами и другими миролюбивыми силами СССР последовательно борется за разрядку международной напряженности, за предотвращение новой мировой войны, за мирное разрешение острых международных проблем. Но наше миролюбие — отнюдь не признак слабости. Оно основано на сознании нашей уверенности в своих силах. Империализм бессилен вернуть утраченную им историческую инициативу, повернуть вспять развитие современного мира. На страже великих завоеваний демократии и социализма стоят страны социализма, Вооруженные Силы СССР.

К вопросу о руководстве вооруженной борьбой в Великой Отечественной войне

А. М. ВАСИЛЕВСКИЙ
Маршал Советского Союза
дважды Герой Советского Союза

Родился 30 (17) сентября 1895 г. в Ивановской области. В Советской Армии С 1918 г., член КПСС с 1938 г. Участник первой мировой и гражданской войн. Затем был на ответственных командных и штабных должностях. С 1937 г., после окончания Военной академии Генерального штаба, работал в Генеральном штабе. С 1942 г. — начальник Генерального штаба Вооруженных Сил СССР и первый заместитель народного комиссара обороны СССР, с февраля 1945 г. — командующий войсками 3-го Белорусского фронта, а с июня 1945 г. — главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке. В марте 1946 г. был вновь назначен начальником Генерального штаба и первым заместителем министра Вооруженных Сил СССР, в 1949 г. — министром Вооруженных Сил СССР; с 1950 по 1953 г. — военный министр СССР, в 1953–1957 гг. — заместитель министра обороны. В последующие годы — на руководящей работе в Министерстве обороны.

Великая Отечественная война занимает особое место в истории Советского государства, в истории его Вооруженных Сил. Эта война была самым крупным военным столкновением социализма с ударными силами международного империализма, самой тяжелой и самой жестокой из всех войн, когда-либо пережитых пашей Родиной; она явилась небывалым, жестоким испытанием всех материальных и духовных сил нашей страны, самой суровой проверкой боевых качеств Советской Армии и Военно-Морского Флота за все время их существования.

Грозные события четырехлетней войны все дальше уходят в глубь истории. Но время не властно над людскими сердцами. В них живет и всегда будет жить слава героических дел советского народа и его Вооруженных Сил, память о подвигах и мужестве тех, кто отстоял социалистическую Родину, спас мир от фашистского порабощения.

Чтобы принизить значение нашей победы, некоторые буржуазные военные историки и политические деятели, даже и те, кто так восхищался в период войны могуществом Советского Союза, мужеством и геройством его Вооруженных Сил я их замечательными победами, сейчас пытаются распространять версию, будто бы Советский Союз совершенно не был готов к отражению фашистской агрессии, что его победа над гитлеровской Германией объясняется чуть ли не «военным счастьем» и «чистой случайностью».

Немало книг с подобной отчаянной ложью и клеветой уже выпущено западногерманскими, американскими и другими фальсификаторами истории второй мировой войны, стремящимися преподнести итоги борьбы на советско-германском, основном фронте войны в ложном, выгодном для международной реакции свете, умалить решающую роль Советского Союза в победе над немецкими захватчиками, в освобождении народов Европы от фашистского ига, реабилитировать гитлеровскую Германию, ее внутреннюю и внешнюю политику, ее генеральный штаб, ее генералитет и милитаризм в целом.

Старшее поколение советских людей, ветеранов армии и флота. хорошо помнит предвоенные годы, когда Коммунистическая партия и весь наш народ прилагали огромные усилия, чтобы создать прочную материально-техническую базу обороны страны, заложить фундамент победы над любым агрессором; это, а также и то, что наши Вооруженные Силы к началу Великой Отечественной войны представляли собой грозную могущественную силу, позволило нам в труднейших условиях начального периода войны выстоять, нанести врагу в оборонительных сражениях колоссальные потери, а затем перейти в решительное наступление и наголову разгромить сильного, хорошо вооруженного и опытного противника.

Уроки истории неопровержимы. Всем ходом событий и документами самих фашистских архивов доказано, что поражение гитлеровского рейха стало прежде всего закономерным следствием его природы, его преступной политики. Неопровержима, неизбежна и совсем не удивительна закономерность победы Советского Союза над гитлеровской Германией, так как она была обусловлена превосходством советского государственного строя, превосходством материальных и духовных сил советского народа.

Тщетны усилия империалистов и их идеологов. Могущество социализма неоспоримо, социализм несокрушим. Победа в Великой Отечественной войне вновь подтвердила, что в мире нет сил, которые могли бы остановить поступательное развитие социалистического общества.

Историческая победа в Великой Отечественной войне — это победа Советских Вооруженных Сил, созданных великим Лениным. Это победа тружеников советского тыла, советского парода в целом.

Главным и решающим источником этой победы явилась направляющая и организующая деятельность Коммунистической партии. Партия не только осуществила в суровый первый год войны перестройку народного хозяйства и мобилизовала все силы и ресурсы страны на разгром врага. Она на протяжении всей войны успешно решала самые сложные внутренние и внешнеполитические задачи, неустанно заботилась о совершенствовании армии и флота, об усилении партийного влияния в войсках, о повышении их боеспособности. Коммунисты организовали, вдохновили, идейно вооружили советский народ на борьбу с врагом. Вера народа в Коммунистическую партию Советского Союза, постоянно сражающуюся народную партию, его любовь к ней, единство партии и народа явились решающим фактором, обеспечившим эту великую победу.

Война началась в неблагоприятных для нас условиях. Причины наших неудач в начале войны известны. Известно и то, что в результате допущенных просчетов в оценке времени возможного нападения гитлеровской Германии советское командование упустило возможность своевременно отмобилизовать, сосредоточить на главных стратегических направлениях и развернуть свои Вооруженные Силы. Сказалась также незавершенность проводимых в армии мероприятий по ее дальнейшему укреплению.

В результате всего этого, несмотря на ожесточенное сопротивление наших войск, крупным танковым группировкам врага, поддержанные сильной авиацией, удалось быстро и на значительную глубину продвинуться на нашу территорию, часто создавая на основных направлениях выгодные условия для окружения частей и соединений советских войск.

Конечно, неприятно вспоминать об этом. Но правда, какой бы она ни была суровой, есть правда, и наша партия прямо говорит своему народу об этих упущениях и ошибках. Задача состоит в том, чтобы учиться на опыте прошлого и не допускать в будущем подобных ошибок и просчетов.

Однако тяжелое положение, в котором оказался Советский Союз в начале войны, объясняется не только и не столько этим. Мы всегда помним, что политика империалистических государств в предвоенные годы была рассчитана на то, чтобы с помощью германского фашизма уничтожить Советский Союз и разрешить свои межимиериалистические противоречия. Гитлеровцам удалось использовать и такие временные преимущества, как милитаризация экономики и всей жизни Германии, длительная подготовка к захватнической войне и опыт военных действий на Западе. К тому же в распоряжении гитлеровской Германии к началу вероломного нападения на пашу страну оказались весь арсенал вооружения, громадные запасы металла, стратегического сырья, металлургические и военные заводы большей части Западной Европы.

В первые дни войны на нашу страну обрушился удар огромной силы. К началу нападения армия фашистской Германии и ее сателлитов, одурманенная ядом шовинизма и расизма, полностью отмобилизованная и имевшая немалый опыт боевых действий на Западе, превосходила Вооруженные Силы нашей страны в численности и в вооружении. Причем на направлениях главных ударов это превосходство было многократным. И все же в итоге расчеты врага не оправдались, его военная авантюра провалилась.

Исключительно важное, первостепенное значение для нашей победы над врагом имела правильная организация управления государством. Решая этот важнейший для страны вопрос, партия исходила из ленинских принципов централизации политического, военного и хозяйственного руководства страной, выработанных еще в годы гражданской войны и основанных на сочетании коллегиальности со строгой персональной ответственностью.

Проводить в жизнь политику ленинской партии, правильно и точно определять объем и характер политических, экономических и военных целей и задам нашей страны и ее Вооруженных Сил на тот пли иной период войны, на ту или иную ее кампанию, мобилизовать и целесообразно использовать все возможные силы и средства государства для выполнения этих целей и задач — это огромное по масштабам дело мог осуществлять лишь такой орган, каким являлся созданный в первые дни войны Государственный Комитет Обороны, возглавляемый И. В. Сталиным. В руках ГКО была сосредоточена вся полнота власти, руководство всей мощью и деятельностью страны, ее Вооруженными Силами, всей этой небывалой по размаху вооруженной борьбой.

Наивысшей и неопровержимой оценкой деятельности Государственного Комитета Обороны является весь ход Великой Отечественной войны и всемирно-исторические, незабываемые в веках победы советского народа над фашистскими агрессорами. Советские люди — и те, кому суждено было с оружием в руках разить ненавистного врага непосредственно на фронтах войны, и те, кто своим героическим трудом ковал эту победу на тыловом фронте страны, и особенно те, которые имели несчастье познать весь ужас фашистского порабощения, а затем и великую радость освобождения от пего, — никогда не забудут огромную роль Коммунистической партии, ее ЦК и Государственного Комитета Обороны в организации Победы.

Мы, старшие советские военачальники, и тем более те из нас, которые имели возможность и счастье работать в эти суровые годы под непосредственным руководством ГКО, являемся свидетелями титанической работы, проделанной Коммунистической партией, Государственным Комитетом Обороны для осуществления возникавших день на днем, казалось бы, совершенно невыполнимых по объемам и срокам задач в области руководства вооруженной борьбой на фронте и напряженным трудом в тылу — в оборонной промышленности, на транспорте, в сельском хозяйстве.

С первых минут войны основное внимание ГКО было сосредоточено на укреплении и повышении боевой мощи Красной Армии и Флота, на переводе хозяйства страны на военный лад, на мобилизации и подъеме всех ее сил на разгром врага.

Перед Вооруженными Силами партия, ГКО поставили задачу отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови за свои города и села, измотать и обескровить в оборонительных боях немецко-фашистские войска, разгромить и изгнать их с советской земли. Претворяя в жизнь выработанную партией программу военного времени, ГКО и Советское правительство проводили огромную организаторскую и политическую работу, направленную на всемерное укрепление Вооруженных Сил.

По решению ГКО в срочном порядке пополнялись на фронте кадровые войска, формировались новые войсковые соединения и части, создавались, вооружались и обучались крупные стратегические резервы, проводились серьезные организационные мероприятия как в войсках, так и в органах управления ими, включая Генеральный штаб и Наркомат обороны в целом. В тылу врага на территории страны создавались партизанские войсковые соединения, совершенствовалось руководство партизанским движением.

В результате этих усилий Красная Армия крепла изо дня в день. Возрастала ее сила сопротивления врагу, вынудившая его уже на пятый месяц войны отказаться от наступления по всему советско-германскому фронту и перейти к обороне.

В то же время Государственный Комитет Обороны вынужден был решать целый ряд других неотложных, важнейших государственных задач. Так, в создавшейся в стране обстановке, после внезапного нападения врага, необходимо было в кратчайший срок осуществить перебазирование сотен крупнейших промышленных предприятий и эвакуацию миллионов советских людей с запада на восток страны. И эта сложнейшая задача, сыгравшая исключительную роль в организации победы над врагом, несмотря на невероятные трудности, была успешно выполнена под руководством Государственного Комитета Обороны усилиями партии и всего советского народа.

На высоте задач, выдвигаемых Великой Отечественной войной и определяемых Коммунистической партией и ГКО, стояло и руководство Вооруженными Силами страны. Говоря об этом, надо прежде всего сказать о той огромной роли, которую выполняла на протяжении всей войны Ставка Верховного Главнокомандования, с 10 июля 1941 г. возглавляемая И. В. Сталиным.

Осуществляя стратегическое руководство вооруженной борьбой, Ставка не придерживалась каких-либо шаблонов в своей деятельности, а изыскивала и применяла в каждом отдельном случае наиболее целесообразные формы и методы.

Как известно, в начале войны, когда управление войсками было крайне затруднено, Ставка осуществляла стратегическое руководство через главные командования направлений. Когда положение на фронтах стало принимать более или менее стабильные формы, главные командования направлений последовательно были упразднены и Ставка взяла на себя непосредственное руководство фронтами. Начиная с 1942 г. Ставка направляла своих представителей для участия и помощи при организации и проведении крупных наступательных операций силами нескольких фронтов, для координации их действий, а в дальнейшем и для руководства ими. В последний год войны, когда протяженность советско-германского фронта резко сократилась и уменьшилось число действующих фронтов, надобность в создании промежуточных звеньев стратегического руководства отпала.

Ставка Верховного Главнокомандования, опираясь в течение войны на свой основной оперативный орган — Генеральный штаб, на командующих и Военные советы фронтов, на представителей Ставки и центральный аппарат Наркомата обороны, умело использовала людские и материальные ресурсы, предоставляемые в ее распоряжение страной для проведения в жизнь стратегических решений. Принимаемые Ставкой коллективно отработанные стратегические решения на проведение операций, как правило, всегда отвечали конкретной, складывающейся на фронтах обстановке и потому быстро, легко и правильно воспринимались командованием и войсками. Требования, предъявляемые ею к исполнителям, были всегда реальными.

Были в деятельности Ставки по руководству вооруженной борьбой отдельные ошибки и просчеты, особенно в первый год войны. В этом отношении надо прежде всего сказать о неоправданных попытках путем контрнаступления в первые дни и недели войны остановить дальнейшее продвижение во много раз превосходящих сил врага и отбросить их за пределы нашей Родины. Эти попытки вели к излишним потерям, лишали командование столь необходимых резервов и еще более осложняли и без того крайне тяжелое положение наших войск.

Основной причиной ошибок являлась потеря управления войсками, приводившая к тому, что некоторые решения принимались советским командованием вслепую и не соответствовали фактическому положению на фронте, а задачи, которые ставились войскам на основе этих решений, оказывались невыполнимыми.

Однако при всем том мы хорошо знаем, что в дальнейшем как раз благодаря правильному, глубоко продуманному использованию наших Вооруженных Сил Ставкой, а также беспримерному героизму советских войск удалось выдержать тяжелый экзамен в сражениях начального периода войны, остановить наступление гитлеровской военной машины, сорвать авантюристический план «блицкрига», уже в начале зимы 1941 г, нанести под Москвой первое в мировой войне крупное стратегическое поражение немецко-фашистской армии и захватить стратегическую инициативу в свои руки. Помним мы и то, что это первое крупное историческое контрнаступление, несмотря на ввод в дело серьезных стратегических резервов, осуществлялось советскими войсками без каких-либо преимуществ над противником. Наоборот, даже на Западном фронте, где мы наносили основной удар, противник превосходил нас в людях, артиллерии и танках.

Историческая победа в Московской битве, ставшая триумфом Советских Вооруженных Сил, положила начало коренному повороту не только в Великой Отечественной, но и во всей второй мировой войне. Разгромом гитлеровцев под Москвой победоносно завершился первый, наиболее трудный этап борьбы на пути к полной и окончательной победе над фашистской Германией.

По инициативе советского командования, а точнее — Верховного Главнокомандующего, успешное контрнаступление наших войск под Москвой в дальнейшем переросло в общее наступление по всему советско-германскому фронту. Переоценив свои собственные возможности и создавшуюся для советских войск фронтовую обстановку и недооценив истинное состояние и силы врага, Советское Верховное Главнокомандование 17 декабря 1941 года поставило войскам явно непосильные задачи, которые они должны были выполнить к началу летнего периода. По этому решению войска Ленинградского, Волховского и правого крыла Северо-Западного фронтов при содействии Балтийского флота должны были разгромить главные силы группы армий «Север» и ликвидировать блокаду Ленинграда; Калининский и Западный фронты во взаимодействии с армиями Северо-Западного фронта обязаны были окружить и разгромить главные силы группы армий «Центр»; армиям правого крыла Юго-Западного и Брянского фронтов предстояло активными действиями сковать противостоящего врага и не позволить ему перебрасывать силы на центральное направление и в Донбасс; Южный и Юго-Западный фронты имели задачу нанести поражение группе армий «Юг» и освободить Донбасс; Кавказскому фронту совместно с Черноморским флотом предстояло в течение зимы освободить от врага Крым.

Чтобы показать, из чего же исходил Верховный Главнокомандующий, принимая столь нереальное для войск решение, не считаясь при этом с мнением Генерального штаба и некоторых командующих фронтами, я позволю себе привести несколько формулировок из вступительной части директивного письма Ставки Верховного Главнокомандования, направленного Военным советам фронтов и армий 10 января 1942 г., т. е. почти одновременно с постановкой им приведенных выше задач. Инициатором этого письма являлся И. В. Сталин. Направляя его, он хотел, чтобы войска при переходе в общее наступление, осуществляя без достаточных сил и средств прорыв оборонительных рубежей врага, всемерно учли бы опыт, полученный ими при контрнаступлении в битве под Москвой, и не допускали повторения нередко наблюдавшихся серьезных ошибок.

Особенно это относилось к созданию ударных группировок, обеспечивающих необходимое превосходство в силах над врагом на нужных направлениях, к вопросам более рационального использования имевшейся артиллерии, с тем чтобы отказаться «от отжившей свой век артиллерийской подготовки» и перейти к практике артиллерийского наступления.

Огромная польза от этого письма для командования и войск в целом была бесспорной, но бесспорным было и то, что для выполнения столь больших задач им, кроме упомянутых указаний, нужны были дополнительные и притом значительные силы, вооружение, боеприпасы и пр., чего Ставка тогда дать не могла; их в ее распоряжении в то время не было, а для создания и накопления необходимых резервов и запасов требовалось определенное время. И войска вынуждены были, не завершив начатых наступательных операций, переходить к обороне. Достаточно сказать, что уже к началу перехода советских войск к общему наступлению они имели по всему фронту равное с врагом соотношение по пехоте и артиллерии и лишь в танках и авиации превосходили его в полтора раза.

Возвращаясь к вопросу об оценке фронтовой обстановки Верховным Главнокомандованием к началу перехода в общее наступление, мы читаем в этом письме следующее: «После того, как Красной Армии удалось достаточно измотать немецко-фашистские войска, она перешла в контрнаступление и погнала на запад немецких захватчиков.

Для того чтобы задержать наше продвижение, немцы перешли на оборону и стали строить оборонительные рубежи с окопами, заграждениями, полевыми укреплениями. Немцы рассчитывают задержать таким образом наше наступление до весны, чтобы весной, собрав силы, вновь перейти в наступление против Красной Армии. Немцы хотят, следовательно, выиграть время и получить передышку.

Наша задача состоит в том, чтобы не дать немцам этой передышки, гнать их на запад без остановки, заставить их израсходовать свои резервы еще до весны, когда у нас будут новые большие резервы, а у немцев не будет больше резервов, и обеспечить таким образом полный разгром гитлеровских войск в 1942 году.

Но для осуществления этой задачи необходимо, чтобы наши войска научились взламывать оборонительную линию противника, научились организовывать прорыв обороны противника на всю глубину и тем открыли бы дорогу для продвижения нашей пехоты, наших танков, нашей кавалерии...»

Правильно оценивая сложившуюся к началу 1942 г. фронтовую обстановку как благоприятную для дальнейшего продолжения наступления, Верховный Главнокомандующий, принимая решение развернуть это наступление на всех основных стратегических направлениях, допустил серьезную ошибку, так как оно не соответствовало в то время возможностям наших Вооруженных Сил. Это решение неизбежно повлекло за собой почти равномерное распределение между этими направлениями имевшихся в распоряжении Ставки резервов. В результате в ходе общего наступления зимой 1942 г. советским войскам не удалось полностью разгромить ни одной из главных немецко-фашистских группировок.

Важным историческим этаном на пути к окончательной победе над врагом был второй год войны, в начале которого нас также постигли неудачи. Пользуясь отсутствием второго фронта в Европе, гитлеровские стратеги, не имея уже возможности наносить удары на нескольких направлениях, как это было в 1941 г., смогли развернуть летом 1942 г. крупное наступление на юге советско-германского фронта. Преследовали они те же политические цели по пресловутому плану «Барбаросса», которых они не добились в 1941 г.

Советское Верховное Главнокомандование и Генеральный штаб полагали, что летом 1942 г. враг попытается нанести свой удар, как и в 1941 г., на московском направлении, а потому наши основные силы до лета 1942 г. находились здесь. Правда, немало внимания и сил у Верховного Главнокомандования отнимало в то время и ленинградское направление.

Поступавшие же в Генеральный штаб и в Ставку сведения о создании врагом группировки войск на юге нашего фронта расценивались как намерение противника предпринять там вспомогательный, отвлекающий удар, который было решено сорвать предупреждающим ударом войск юго-западного направления. Успешно начавшееся здесь в первой половине мая наступление советских войск было приостановлено, так как переход основной группировки врага в контрнаступление против слабых сил нашего Южного фронта создал угрожающее положение не только для войск Южного, но и для основных сил Юго-Западного фронта. В результате этой неудачной операции войска фронтов юго-западного направления понесли тяжелое поражение, вынуждены были вновь отражать удары крупных сил противника и, ведя кровопролитные бои, отходить от рубежа к рубежу в глубь страны.

Враг вновь захватил стратегическую инициативу.

Но в конечном счете, хотя ему и удалось прорваться к Волге у Сталинграда и выйти в предгорья Кавказа, все же благодаря проведенным Ставкой серьезным мероприятиям и это наступление противника закончилось для него провалом. И здесь советские войска, твердо руководимые Верховным Главнокомандованием, обескровили врага в оборонительных сражениях и создали необходимые условия для перехода в решительное контрнаступление, которое началось в ноябре 1942 г. под Сталинградом.

Искусно выполняя замысел Ставки и детально разработанный по нему представителями Ставки, Генеральным штабом и командованием фронтов этого направления план операции, советские войска наголову разгромили отборные войска фашистов в великой Сталинградской битве. И этот разгром явился решающим вкладом в создание коренного перелома в войне в пользу государств антигитлеровской коалиции. Он означал также полный провал военной доктрины немецко-фашистской армии, превосходство нашей стратегии, оперативного искусства, тактики, организаторского таланта советских военачальников. Правильное использование войск советским командованием и их героические, решительные и искусные действия привели осенью и зимой 1942 г. и в начале 1943 г. к изгнанию врага с захваченных им территорий на Северном Кавказе, Кубани и на Верхнем Дону, к прорыву блокады Ленинграда.

Летом 1943 г. развернулась знаменитая Курская битва. Она была также замечательно организована и классически проведена. В результате противник окончательно утратил стратегическую наступательную инициативу. Последующее контрнаступление и общее наступление ряда наших фронтов завершились освобождением Донбасса, Левобережной Украины, форсированием Днепра и захватом больших плацдармов на его правом берегу.

На примере этой операции, грандиозной по масштабу и исключительно сложной по содержанию и формам проведения, можно хорошо проследить за тем, как зарождались и вырабатывались у Верховного Главнокомандования замыслы столь крупных стратегических операций, как разрабатывались планы их проведения и обеспечивалось выполнение этих планов.

Говоря о плане Курской битвы, надо прежде всего сказать, что он являлся для советского командования центральной частью плана всей летней кампании 1943 г.

К разработке плана действий на лето 1943 г. и к их всестороннему обеспечению Верховное Главнокомандование приступило в конце марта 1943 г., т. е. сразу же после завершения зимней кампании. Уже в начале апреля Генеральный штаб по поручению Ставки дал указания фронтам о том, чтобы период весенней распутицы использовать для лучшей организации обороны занимаемых рубежей, особенно противотанковой, для развития оборонительных сооружений и создания резервов на основных направлениях, а также для боевой подготовки войск, в основу которой положить отработку вопросов организации наступательного боя и операции.

Всегда, а в этот период особенно, вопросы создания резервов Ставки и накопления танков, самолетов, артиллерии, боеприпасов, горючего и всех прочих материальных ресурсов, необходимых войскам для проведения крупных наступательных операций в предстоящей летней кампании, являлись основными в деятельности Государственного Комитета Обороны, Ставки, Генерального штаба, соответствующих наркоматов и главных управлений Наркомата обороны. На наиболее ответственных для данного периода направлениях — орловском, курском, харьковском и донбасском, по предложению Генерального штаба и решениям Ставки, к апрелю были выведены из фронтов и находились на укомплектовании со сроком готовности к 30 апреля пять общевойсковых и одна танковая армии, четыре танковых и два механизированных корпуса. Всего же к 1 апреля в резерве Ставки было до 10 армий.

6 апреля Ставкой была дана директива о создании к 30 апреля мощного Резервного фронта, позже переименованного в Степной округ, а затем в Степной фронт.

Враг, не имея возможности наступать на широком фронте, на этот раз решил сосредоточить максимум своих ударных сил на узком участке фронта обороны наших войск. Он стремился прежде всего мощными фланговыми ударами разгромить группировку советских войск, сосредоточенных на Курском выступе. Советской военной разведке удалось своевременно вскрыть подготовку гитлеровской армии к крупному наступлению в районе Курского выступа, а затем установить и время перехода противника в наступление.

Естественно, что в сложившихся условиях, когда был вполне очевиден предполагавшийся удар врага крупными силами, требовалось принять наиболее целесообразное решение. Советское командование оказалось перед сложной дилеммой: наступать или обороняться, а если обороняться, то как? Были внимательнейшим образом проанализированы все возможности, изучены все варианты.

Принять единственно правильное в этой сложившейся обстановке новое стратегическое решение помог, как и всегда, коллективный разум, большой творческий труд опытных, умудренных двумя годами войны военачальников и штабов — от командования фронтов до Верховного Главнокомандования. Анализируя многочисленные разведывательные данные о характере предстоящих действий врага и о его подготовке к наступлению, фронты, Генеральный штаб и Ставка все больше склонялись к идее перехода к преднамеренной обороне. Этот вопрос в конце марта — начале апреля многократно обсуждался в ГКО и Ставке. Неоднократно имел место обмен мнениями по этому вопросу также между заместителем Верховного Главнокомандующего Г. К. Жуковым и мною. Как известно, 8 апреля Г. К. Жуков, находясь в войсках Воронежского фронта, направил Верховному Главнокомандующему доклад с оценкой обстановки и своими соображениями о плане действий в районе Курского выступа, в котором отмечалось: «Переход наших войск в наступление в ближайшие дни с целью упреждения противника считаю нецелесообразным. Лучше будет, если мы измотаем противника на нашей обороне, выбьем его танки, а затем, введя свежие резервы, переходом в общее наступление окончательно добьем основную группировку противника»{26}.

Мне пришлось быть у И. В. Сталина, когда он получил этот доклад. Из прежнего обмена мнениями он хорошо знал, что изложенной Г. К. Жуковым точки зрения придерживается и Генеральный штаб. Хорошо помню, как Верховный Главнокомандующий, ознакомившись с докладом и не высказав своего отношения к нему, произнес:

— Надо посоветоваться с командующими войсками фронтов.

Он дал Генеральному штабу распоряжение запросить мнение фронтов и обязал подготовить специальное совещание в Ставке по обсуждению плана летней кампании и, в частности, действий фронтов на Курской дуге. Тогда же И. В. Сталин сам позвонил Н. Ф. Ватутину и К. К. Рокоссовскому и попросил их к 12 апреля представить соображения по оценке фронтовой обстановки и по плану предстоящих действий фронтов.

Ставка и Генеральный штаб получили донесения от Центрального фронта 10-го и от Воронежского — 12 апреля. В вопросах оценки сил противника и его намерений мнения командующих фронтами совпадали с мнениями Г. К. Жукова и Генерального штаба. В соображениях же по плану действий командование Центрального фронта высказывалось за то, чтобы объединенными усилиями войск Западного, Брянского и Центрального фронтов уничтожить орловскую группировку врага, пока она еще не подготовилась к наступлению. Имелось в виду тем самым лишить врага возможности использовать эту группировку для нанесения удара на Курск одновременно с ударом из района Белгорода.

На состоявшемся вечером 12 апреля совещании в Ставке, на котором присутствовали И. В. Сталин, прибывший с Воронежского фронта Г. К. Жуков, я и заместитель начальника Генерального штаба А. И. Антонов, было принято окончательное решение на переход к преднамеренной обороне. Тщательный анализ обстановки и предвидение развития событий позволили сделать правильный вывод, что главные усилия надо сосредоточить в районе Курска, обескровить здесь врага в оборонительном сражении и затем перейти в контрнаступление и окончательно довершить его разгром. В дальнейшем имелось в виду развернуть общее наступление, нанося главный удар в направлении Харькова, Полтавы, Киева.

Нельзя не сказать и о том, что на совещании был предусмотрен и другой вариант действий — переход советских войск к активным действиям в случае, если вражеское командование не предпримет наступления под Курском в ближайшее время и оттянет его на длительный срок.

После принятия решения на преднамеренную оборону и на последующий переход в контрнаступление развернулась всесторонняя и тщательная подготовка к предстоявшим действиям. Одновременно продолжалась разведка действий противника, в результате чего советскому командованию стали точно известны сроки начала вражеского наступления, которые Гитлер трижды переносил.

Трудно перечислить весь круг крупных мероприятий, которые были проведены Государственным Комитетом Обороны, Ставкой, Генеральным штабом и Наркоматом обороны в интересах подготовки к решающей битве на Курской дуге. Это была огромная, поистине титаническая работа. В числе таких мероприятий было и создание многополосной обороны на курском направлении на общую глубину 250–300 км, и выдвижение в район. восточнее Курска мощного стратегического резерва Ставки — Степного фронта, и осуществление крупнейшего за все время войны сосредоточения в районе Курска материальных средств и войск. Много внимания было уделено организации специальных воздушных операций по нарушению вражеских коммуникаций и завоеванию господства в воздухе, активизации

действий партизан с целью проведения массовых диверсий в тылу врага и получения важнейших разведывательных данных. Осуществлялся также целый комплекс мероприятий по политическому обеспечению предстоявших действий Красной Армии.

В середине апреля Ставка через Генеральный штаб и руководящий состав Наркомата обороны проверила на местах подготовку к летней кампании в войсках фронтов курского направления. После этого ею были даны директивные указания по устранению выявленных недочетов.

К этому времени, по имевшимся у нас данным, враг сосредоточил против войск Центрального и Воронежского фронтов до 16 танковых дивизий, хорошо укомплектованных танками. Основная, наиболее мощная группировка врага, насчитывавшая 11 танковых и около 20 пехотных дивизий, была обнаружена перед войсками Воронежского фронта. Она особенно беспокоила Верховного Главнокомандующего, и он решил лично заслушать доклад командующего войсками Воронежского фронта с тем, чтобы выяснить, как идет их подготовка и в чем они нуждаются дополнительно для выполнения поставленных перед ними задач. Мне было приказано предупредить об этом Военный совет фронта, а затем и вызвать его в Ставку.

Легко представить, какие повышенные требования в ожидании удара врага предъявлялись советским командованием к органам пашей разведки. Надо сказать, что в первые два года войны мы, руководители Генштаба, не раз вынуждены были выслушивать серьезные и довольно острые замечания Верховного Главнокомандования касательно недостатков в работе нашей разведки, прежде всего разведывательного управления Генштаба. В 1943 г. и в этом отношении многое изменилось к лучшему. Замечаний по адресу разведки теперь почти не было. Неплохо помогла она и в период подготовки к Курской битве. Как ни стремился враг держать в тайне планы своего наступления, как ни старался он отвлечь внимание от истинных районов сосредоточения своих основных ударных группировок, нашей разведке удалось установить не только общий замысел противника на летний период 1943 г., направления его предстоящих ударов, состав ударных группировок и резервов, но и время начала наступления.

В результате всех предпринятых советским командованием мероприятий наступление врага, начатое 5 июля 1943 г., захлебнулось на орловско-курском направлении в тактической зоне, а на белгородско-курском — в ближайшей оперативной глубине нашей обороны.

Здесь, в Курской битве, был сломан становой хребет гитлеровского вермахта. Фашистская Германия совершенно потеряла надежду на успех, реально увидела перед собой проигрыш войны, которую она развязала осенью 1939 г.

Коренной поворот в ходе второй мировой войны, начавшийся в великой битве под Москвой и получивший дальнейшее развитие в Сталинградской битве, был окончательно завершен в сражениях на Курской дуге. Москва, Сталинград, Курск стали, таким образом, тремя историческими рубежами на пути к победе над фашистской Германией, победе, к которой привела наш народ Коммунистическая партия Советского Союза.

В Курской битве инициатива действий на советско-германском фронте второй мировой войны была полностью закреплена за Красной Армией. Все последующие операции войны уже велись Верховным Главнокомандованием в условиях, когда безраздельно владели инициативой Советские Вооруженные Силы. Это явилось важным фактором в достижении новых крупных военных побед над врагом.

В результате победы под Курском перед советским командованием все яснее открывались перспективы конечной победы.

Правильно и всесторонне учитывая все факторы, влияющие на ход и исход вооруженной борьбы, Коммунистическая партия и Советское правительство поставили перед Вооруженными Силами на лето 1944 г. крупные политические цели и вытекавшие из них решительные стратегические задачи. Красная Армия должна была очистить от оккупантов всю советскую землю. Более того, ей предстояло приступить к освобождению из фашистской неволи народов Польши, Чехословакии и других европейских стран.

Советская военная стратегия положила в основу предстоящей кампании идею последовательного наступления на различных направлениях. Первыми перешли в наступление Ленинградский и Карельский фронты, которым предстояло освободить Карельский перешеек и Южную Карелию. Главный же удар в кампании наносился в центре советско-германского фронта. Там в июне — августе 1944 г. была проведена Белорусская стратегическая операция группы фронтов. Результаты операции, одной из крупнейших, общеизвестны. Мощные сокрушительные удары по окружению и разгрому крупных сил врага были нанесены Красной Армией в 1944 г. и в других наступательных операциях — Корсунь-Шевченковской, Ясско-Кишиневской, а также в западных областях Украины, между реками Тисой и Дунаем. Нельзя не отметить также активные успешные действия моряков на Черном, Балтийском морях и на Северном Ледовитом океане.

Следует сказать, что и здесь большие успехи во многом явились следствием глубокого анализа Советским Верховным Главнокомандованием общей стратегической обстановки на советско-германском фронте, а также учета обстановки на других театрах действий к лету 1944 г. и экономических возможностей как СССР, так и фашистской Германии, вдумчивого планирования предстоявших боевых действий.

На конечном этапе войны, в 1945 г., были проведены Восточно-Прусская, Висло-Одерская, Будапештская, Венская, Пражская и завершившая войну гигантская Берлинская наступательные операции. Война пришла к тем, кто ее развязал. В центре германской столицы врагу был нанесен последний, смертельный удар. Поход на Восток закончился для фашистов парадом в Москве, обещанным в 1941 г. гитлеровской пропагандой, а капитуляцией в своей столице.

В буржуазной историографии второй мировой войны усиленно распространяется версия о том, что советские войска могли овладеть Берлином в феврале 1945 г., но Советское Верховное Главнокомандование якобы запретило войскам 1-го Белорусского фронта наступать тогда на фашистскую столицу. Вследствие этого, уверяют авторы данной версии, немецкий народ-де понес излишние жертвы, так как в марте-апреле 1945 г. Берлин был подвергнут американо-английской авиацией интенсивным воздушным бомбардировкам. Говорится это, разумеется, с целью во что бы то ни стало опорочить Красную Армию и ее Верховное Главнокомандование и настроить немецкий народ против СССР. Особенно усердствуют в этом отношении западногерманский журнал «Шпигель», публицисты Эрих Куби и Корнелиус Райен. В книгах этих авторов — «Русские в Берлине в 1945 году» и «Последняя битва» — показаны в ложном свете события, связанные с предысторией Берлинской операции Красной Армии.

Аргументированная отповедь этим и другим фальсификациям истории подготовки и проведения Берлинской операции дана в книге «Воспоминания и размышления» Маршала Советского Союза Г. К. Жукова, командовавшего в те времена войсками 1-го Белорусского фронта.

Общеизвестны неоднократно предпринимавшиеся войсками 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов настойчивые попытки развернуть наступление в сторону Берлина с рубежа реки Одер в феврале 1945 г., сразу же после проведения ими крупной стратегической Висло-Одерской операции. Не являются секретом и причины принятого тогда Советским Верховным Главнокомандованием решения о временной отсрочке продолжения наступления на Берлин. Это, напомню, были: усиление группировки врага непосредственно на берлинском направлении, возрастание активности фашистской авиации, необходимость усиления боевого состава советских войск, трудности их материального обеспечения и в первую очередь образование на фланге 1-го Белорусского фронта крупной танковой группировки врага в Восточной Померании.

Последующие события показали, насколько правильно было такое решение Советского Верховного Главнокомандования. Наши войска в течение марта-апреля осуществили планомерную и тщательную подготовку к завершающему удару по логову фашистского зверя, и в мае 1945 г. без излишних жертв овладели Берлином.

Советский Союз и его Вооруженные Силы явились основной, решающей силой в разгроме гитлеровской Германии. В тяжелой и длительной борьбе они благодаря усилиям Коммунистической партии и всего советского народа оказались более мощными, чем самая могучая армия капиталистического мира.

Преимущества Советских Вооруженных Сил, обусловленные социалистической экономикой, политическим строем и передовой идеологией, сами собой не привели бы к победе, их необходимо было правильно использовать. И это было сделано под руководством партии, общими усилиями Государственного Комитета Обороны, Ставки Верховного Главнокомандования и советского командования в целом.

Ряд стратегических наступательных, да и оборонительных — таких, как Курская и другие, — операций советских войск является поистине классическим. При их проведении с удивительной быстротой нарастал наступательный порыв наших войск. В завершающий период войны в наступлении участвовали войска почти всех фронтов. При этом для кампании 1944 г. было характерно, что наступление велось сразу на нескольких стратегических направлениях, а в конце войны (1945 г.) — на всем советско-германском фронте, при непрерывном нарастании технической вооруженности наступательными средствами.

Успех всех этих классических операций, которые и привели советские войска к окончательной победе над врагом, предопределялся прежде всего тем, что в основу их всякий раз ложились обдуманные, своевременные, как нельзя лучше отвечающие сложившейся фронтовой обстановке и совершенно реальные по силам и средствам стратегические решения и детально разработанные по ним планы операций с учетом их развития и завершения. Реальность же этих решений, правильность и конкретность разработанных на их основе планов обеспечивались, как уже говорилось ранее, творческими совместными усилиями Ставки Верховного Главнокомандования, Генерального штаба и Военных советов фронтов. Основная же руководящая роль при выработке планов стратегических операций, проводившихся силами нескольких фронтов, во всех случаях принадлежала Ставке Верховного Главнокомандования и Генеральному штабу. И это естественно, так как только им были известны все те силы и средства, которые могли быть привлечены для этих целей. Только они могли решать вопрос о том, когда и куда целесообразнее будет направить эти силы.

Руководящая роль Ставки Верховного Главнокомандования проявлялась не только при выработке и принятии своевременных и правильных стратегических решений, наиболее отвечающих на данном этапе политическим целям войны, но и в постоянном и конкретном руководстве фронтами при проведении этих решений в жизнь. Особенно наглядной, как уже показано выше, была на протяжении всей войны роль Ставки в деле создания и умелого использования крупных стратегических резервов. Это позволяло Ставке успешно влиять на ход и развитие стратегической обстановки на фронтах и резко менять ее в свою пользу. То же самое делалось Ставкой и путем своевременного и неожиданного для врага подключения к операциям ударов соседних фронтов или путем организации новых мощных фронтовых ударов на других стратегических направлениях, приводивших в конечном результате к достижению единой политической цели.

Ведущая и руководящая роль в деятельности Ставки на протяжении всей войны, безусловно, принадлежала Верховному Главнокомандующему И. В. Сталину. Он обладал огромным умом, железной силон воли и поразительной памятью, умел отлично разбираться в самой сложной военной обстановке. Неправильны утверждения, что он не переносил советов других и игнорировал их. От нас, военачальников, работавших во время войны под его непосредственным руководством, от командующих фронтами он всегда требовал оценки происходящих на фронте событий и предложений по ним и строго взыскивал с каждого из нас при малейшем нарушении этих требований. «Маршалу Василевскому. Сейчас уже 3 часа 30 мин. 17 августа, а Вы еще не изволили прислать в Ставку донесения об итогах операции за 16 августа и о Вашей оценке обстановки. Я давно уже обязал Вас, как уполномоченного Ставки, обязательно присылать в Ставку к исходу каждого дня операции специальные донесения...» Так начиналось полученное мною 17 августа 1943 г. и запомнившееся мне по сей день послание И. В. Сталина. Оно было вызвано тем, что я, находясь в войсках армии В. В. Глаголева в качестве представителя Ставки по Юго-Западному и Южному фронтам, на несколько часов задержался с присылкой очередного донесения И. В. Сталину.

Верховный Главнокомандующий изо дня в день очень внимательно и серьезно следил за ходом фронтовых событий и, опираясь на свою постоянную и непосредственную связь с командующими войсками фронтов, представителями Ставки, с Генеральным штабом и центральным аппаратом Наркомата обороны, своевременно и, как правило, очень разумно реагировал на все серьезные изменения во фронтовой обстановке, очень умело и правильно используя при этом все ценное из вносимых ему предложений. Правда и то, что в своих требованиях к подчиненным он был настойчив и до жестокости строг.

Говоря о роли Ставки Верховного Главнокомандования в стратегическом руководстве Вооруженными Силами, не будет преувеличением сказать, что Ставка, непрерывно и умело осуществляя конкретное стратегическое руководство вооруженной борьбой, не только этим помогала фронтам, но зачастую и учила их искусству побеждать. Это можно подтвердить хранящимися ныне в архивах многими документами, направленными Ставкой во время войны командующим войсками фронтов и армий.

Я позволю себе привести выдержки хотя бы одного из них. Речь идет о директиве Ставки, направленной фронтам и армиям в мае 1942 г. в связи с крайне неприятным и тяжелым для Вооруженных Сил и страны в целом исходом операции на Керченском полуострове. Как мне известно, содержание этой суровой директивы в условиях весны 1942 г. и особенно при организации и осуществлении операции под Сталинградом, да и последующих, сыграло исключительно полезную роль. Содержавшиеся в этой директиве указания, на мой взгляд, в значительной мере сохранили свою ценность и поныне.

Детальное изучение Керченской операции, организованное Ставкой, выявило несостоятельность руководства войсками со стороны командующего Крымским фронтом генерал-лейтенанта Д. Т. Козлова, члена Военного совета дивизионного комиссара Ф. А. Шаманина, начальника штаба генерал-майора П. П. Вечного и представителя Ставки армейского комиссара 1-го ранга Л. 3. Мехлиса.

Анализируя провал Керченской операции, Ставка в директиве по этому вопросу указывала, что основная причина заключалась в том, что командование фронта, представитель Ставки и командующие армиями, особенно 44-й и 47-й, обнаружили полное непонимание природы современной войны. Вследствие этого при выполнении приказа Ставки о переходе к прочной обороне командование фронта растянуло слои дивизии в одну линию, не считаясь с открытым равнинным характером местности, вплотную пододвинуло всю пехоту и артиллерию к противнику, не создало вторых и третьих эшелонов, не говоря уже о резервах. Поэтому после прорыва противником линии фронта командование оказалось не в состоянии противопоставить достаточные силы врагу, своевременно задержать его и ликвидировать прорыв.

В директиве также указывалось, что командование фронта с первых же часов наступления противника выпустило из своих рук управление войсками, так как первым же налетом авиация врага разбомбила хорошо известные ей и длительное время не сменявшиеся командные пункты фронта и армий, нарушила проволочную связь и расстроила узлы связи, а радиосвязь по преступной халатности штаба фронта оказалась в загоне. К использованию других средств связи штабы армий оказались неподготовленными. Командование фронта не организовало взаимодействия армий между собой и совершенно не обеспечило взаимодействия наземных сил с авиацией фронта.

Командование фронта, вопреки опыту, не организовало отвода войск. Оно не поняло того, что гитлеровцы, нанося главный удар против левого фланга фронта, сознательно вели себя пассивно против его правого фланга. Противник же был прямо заинтересован в том, чтобы наши войска на этом фланге оставались на своих позициях, и рассчитывал нанести им удар с выходом своей ударной группировки на тылы наших войск, остававшихся в бездействии на правом фланге. Когда же на второй день после начала наступления противника, учитывая обстановку, сложившуюся на Крымском фронте и видя беспомощность командования фронта. Ставка приказала ему планомерно отвести армии на позиции Турецкого вала, командование фронта и Л. 3. Мехлис своевременно не обеспечили выполнения приказа Ставки, начали отвод с опозданием на двое суток, причем он происходил неорганизованно и беспорядочно. Командование фронта не обеспечило выделения достаточных арьергардов, не установило этапов отхода, не наметило промежуточных рубежей отвода и не прикрыло подхода войск к Турецкому валу заблаговременной выброской на этот рубеж передовых частей.

Вторая причина неудач наших войск на Керченском полуострове, подчеркивалаI Ставка, заключалась в бюрократическом и бумажном методе руководства войсками со стороны командования фронта и Л. Л. Мехлиса, Они считали, говорилось в директиве, что главная их задача состояла в отдаче приказа и что этим заканчиваются их обязанности по руководству войсками. Они не поняли того, что издание приказа является только началом работы и что главная задача командования состоит в обеспечении выполнения приказа, в доведении приказа до войск, в организации помощи войскам по выполнению приказа командования.

Как показал разбор хода операции, указывала Ставка, командование фронта отдавало свои приказы без учета обстановки на фронте, не зная истинного положения войск. Оно не обеспечило даже доставки своих приказов в армии, как это имело место с приказом для 51-й армии о прикрытии ею отвода всех сил фронта за Турецкий вал. В критические дни операции командование Крымским фронтом и Л. 3. Мехлис, вместо личного общения с командующими армиями и личного воздействия на ход операции, проводили время на многочасовых бесплодных заседаниях Военного совета.

Ставка строго взыскала с виновных, сняла их с занимаемых постов, понизила в воинских званиях и послала каждого из них для проверки на другую, менее сложную военную работу. Командующим и Военным советам всех фронтов и армий было указано, чтобы они извлекли уроки из этих ошибок и недостатков.

Как заявлялось в директиве, задача заключалась в том, чтобы наш командный состав по-настоящему усвоил природу современной войны, понял необходимость глубокого эшелонирования войск и выделения резервов, значение организации взаимодействия всех родов войск и особенно наземных сил с авиацией. Ставка требовала решительно покончить с порочными. методами бюрократического бумажного руководства и управления войсками, не ограничиваться отдачей приказов, а бывать почаще в войсках, в армиях, в дивизиях и помогать своим подчиненным в выполнении приказов командования. Командному составу, комиссарам и всем политработникам предписывалось до конца выкорчевывать элементы недисциплинированности в среде больших и малых командиров.

Директивы и приказы с указанием ошибок, допускаемых в борьбе с врагом, и путей к их устранению многократно направлялись Ставкой в течение войны и другим командующий фронтами. Но избежали и мы, представители Ставки на фронтах, соответствующих наставлений. Приведу для примера одну из телеграмм, полученную мною 4 декабря 1942 г. Вот ее текст:

«Тов. Михайлову{27}.

Ваша задача состоит в том, чтобы объединить действия Иванова (А. И. Еременко. — Авт.) и Донцова (К. К. Рокоссовского. — Авт.). До сего времени у Вас, однако, получается разъединение, а не объединение. Вопреки Вашему приказу, 2 и 3 числа наступал Иванов, а Донцов не был в состоянии наступать. Противник получил возможность маневра. 4-го будет наступать Донцов, а Иванов окажется не в состоянии наступать. Противник опять получает возможность маневрировать. Прошу Вас впредь не допускать таких ошибок. Раньше, чем издать приказ о совместном наступлении Иванова и Донцова, нужно проверить, в состоянии ли они наступать.

4.12.42 г. 7 ч. 06 мин. — Васильев{28}».

Должен признать, что данный упрек Верховного в мой адрес был совершенно справедлив. Указанная в телеграмме неудачная попытка наступления действительно имела место не без моего ведома, хотя основной причиной подобных неудач в те дни являлась ошибка более серьезная, а именно наше неправильное, крайне преуменьшенное представление о силах окруженного противника, которые в действительности значительно превосходили действовавшие против них наши войска. В связи с этим, как известно, Ставка вынуждена была предпринять дополнительные серьезные меры.

Многие директивы и приказы Ставки, Генштаба, Наркомата обороны доводили до командования и войск извлекаемый из войны опыт боевых действий всех родов и видов вооруженных сил, их взаимодействия, освоения и боевого применения новых образцов вооружения и боевой техники. Важную роль сыграли изданные во время войны уставы и наставления. Каждое из них перед выпуском в свет тщательно проверялось практически на учениях и путем обмена мнениями с командным составом. Так, в марте 1942 г. Генеральным штабом было издано «Наставление по полевой службе штабов». В том же году вышел в свет «Боевой устав пехоты», в 1943 г. — «Полевой устав».

Помню, прежде чем издать «Боевой устав пехоты», мы разослали его проект на все фронты с указанием раздать определенное количество экземпляров в армиях — лучшим командирам батальонов и рот, помочь им практически освоить и проверить в различных условиях боевой обстановки положения нового устава. Этих командиров надлежало к определенному сроку направить в Ставку для личного доклада Верховному Главнокомандующему. Одновременно должны были представить свои заключения и Военные советы фронтов и армий. Организация совещания в Ставке по этому вопросу была возложена на меня, и поэтому оно мне особенно хорошо запомнилось. Встреча с вызванными с фронтов командирами, которая состоялась сначала в Генеральном штабе, а затем у Верховного Главнокомандующего, дала очень много полезного.

Ныне уже широко известно, что Генеральный штаб был основным оперативным рабочим органом Ставки Верховного Главнокомандования в деле стратегического руководства вооруженной борьбой на протяжении всей войны. На него возлагались ответственные и разносторонние задачи.

Так, он должен был: организовать и поддерживать постоянную и самую прочную связь Ставки и Генерального штаба с фронтами и армиями; непрерывно собирать данные о складывающейся на фронте обстановке, тщательно анализировать ее и свои выводы и предложения докладывать Верховному Главнокомандованию; на основе решений, принимаемых Ставкой, разрабатывать планы использования Вооруженных Сил и планы стратегических операций; организовать и строжайше контролировать передачу и доставку адресатам решений, приказов, директив и всех других документов, исходящих от Верховного Главнокомандования; вести постоянную тщательную и своевременную разведку и непрерывное наблюдение за деятельностью врага; разрабатывать приказы и директивные указания Верховного Главнокомандования и Наркомата обороны по вопросам управления войсками в бою, использования ими опыта войны, по организации войск и другим подобным вопросам; организовать и контролировать оперативные перевозки войск; принимать все зависящие от Генштаба меры по скорейшему формированию, вооружению и обучению стратегических резервов Ставки, своевременно направлять и использовать их в строгом соответствии с принимаемыми Верховным Главнокомандованием решениями; следить за состоянием, обеспечением и боеспособностью своих войск и своевременно принимать соответствующие меры по поднятию их боеспособности, восполнению понесенных ими потерь и — с ведома Ставки — выводу войсковых соединений, наиболее нуждающихся в восстановлении, из состава фронтов в резерв Верховного Главнокомандования на доукомплектование; вместе с командующими видами и родами войск, главными и центральными управлениями Наркомата обороны и начальником тыла Вооруженных Сил разрабатывать и представлять правительству заявки на выпуск военной продукции в соответствии с намеченными Ставкой стратегическими планами...

В функции Генерального штаба входили и многие другие вопросы, связанные с вооруженной борьбой. Однако и приведенный перечень показывает, что эти функции были весьма обширны.

Накануне и в начале Великой Отечественной войны начальником Генерального штаба был генерал Г. К. Жуков. Мы, работники Генштаба, испытывали чувство глубокого уважения к Г. К. Жукову, уже тогда особо выделявшемуся крупному военачальнику, отлично зарекомендовавшему себя и на работе по обучению войск, и при организации и проведении крупных боевых операций против сильного врага. Примером в этом служили не столь давние события на востоке, в районе Халхин-Гола, где Георгию Константиновичу принадлежала руководящая роль в крупной наступательной операции, успешно проведенной против японских войск, пытавшихся вторгнуться в пределы Монгольской Народной Республики, а затем и Советского Союза. Работники Генерального штаба также знали, что Г. К. Жуков хорошо показал себя при решении крупнейших оперативных и стратегических вопросов во время военной игры, проведенной наркомом обороны и Генеральным штабом в январе 1941 г., что по существу и повлекло за собой его перевод с должности командующего войсками Киевского особого военного округа на пост начальника Генерального штаба.

Постановлением ГКО от 29 июля 1941 г. генерал армии Г. К. Жуков был назначен командующим войсками Резервного фронта, предназначенного более надежно прикрыть московское направление. В связи с резко обострившейся обстановкой на ленинградском паправлении, он вскоре был переведен на должность командующего войсками Ленинградского фронта. Начальником Генерального штаба был вновь назначен Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников.

Я в то время работал заместителем начальника Оперативного управления. Те из нас, работников Генштаба, кто работал под непосредственным руководством Бориса Михайловича в период с осени 1937 по май 1940 г., когда он возглавлял Генеральный штаб, никогда не забудут, что, учась у него, мы повседневно накапливали широкий круг исключительно ценных познаний, особенно в области оперативного искусства, приобретали богатейший опыт штабной службы. Мы, работники Генштаба, да и весь руководящий состав Вооруженных Сил глубоко уважали и любили Б. М. Шапошникова. Мы знали, что его военная деятельность неразрывно связана с эпохой революционных бурь, великих социальных перемен, с историей зарождения, становления и развития советского Генерального штаба.

Его перу принадлежали написанные в 20-х и 30-х годах теоретические исследования в области оперативного искусства, стратегии и строительства Вооруженных Сил СССР. Б. М. Шапошников был советским военным ученым и знатоком деятельности генеральных штабов ряда стран Западной Европы. Более сорока лет прошло после выхода в свет его основного труда «Мозг армии». Многое, конечно, за это время изменилось; жизнь внесла немало нового и в положения, изложенные в этом труде. Но главные проблемы, затронутые Борисом Михайловичем, их принципиальная постановка имеют важное значение и в наше время.

Б. М. Шапошников обладал всеми данными для работы на посту начальника советского Генерального штаба. Опыт оперативно-штабной работы в годы первой мировой и гражданской войн, практика командования войсками в трех военных округах, детальное знакомство со структурой центрального военного аппарата и, наконец, высокий деловой авторитет у руководителей Коммунистической партии и Советского правительства позволили Борису Михайловичу сделать Генеральный штаб подлинным центром военного руководства.

Большое влияние на нас, генштабистов, оказывал личный пример Б. М. Шапошникова, его выдержанность и вежливость, скромность и большой такт, дисциплинированность и предельная исполнительность. Все это воспитывало у работавших под его руководством чувство собственного достоинства, сознание ответственности, исполнительность и высокую культуру поведения.

С 1 августа 1941 г. возобновилась моя совместная работа с Б. М. Шапошниковым: с этого дня я был назначен начальником Оперативного управления и заместителем начальника Генерального штаба.

После годичной напряженнейшей работы на посту начальника Генерального штаба, окончательно и непоправимо подорвавшей его и без того крайне слабое здоровье, Борис Михайлович в мае 1942 г. вынужден был покинуть занимаемый пост. Постановлением ГКО от 26 июня 1942 г. начальником Генерального штаба был назначен я. На этом высоком посту я находился до середины февраля 1945 г.

Вспоминая годы войны, я с уважением и любовью думаю о тех, чьи имена были так тесно связаны с деятельностью Генерального штаба в то время, — о Г. К. Жукове, Б. М. Шапошникове, А. И. Антонове, П. И. Бодине, Н. Ф. Ватутине, В. Д. Соколовском. Многих из них, увы, уже нет среди нас, но память о них не умрет.

Не могу не сказать хотя бы несколько теплых слов об обаятельнейшем человеке и выдающемся оперативном работнике, ценнейшей помощью которого мне посчастливилось пользоваться на протяжении нескольких военных и послевоенных лет. Речь идет об известном всем военным, горячо любимом Алексее Иннокентьевиче Антонове.

Первое наше знакомство состоялось в стенах только что созданной в 1936 г. академии Генерального штаба, куда оба мы прибыли на учебу. Там же завязалась и наша дружба. В декабре 1942 г. А. И. Антонов, освободившись от должности начальника штаба Закавказского фронта, прибыл в распоряжение начальника Генерального штаба. Но моей просьбе он был назначен Ставкой начальником Оперативного управления и заместителем начальника Генштаба.

С января 1943 по февраль 1945 г. я имел удовольствие работать в Генеральном штабе вместе с Алексеем Иннокентьевичем. Значительную часть этого времени мне довелось выполнять ответственные задания Верховного Главнокомандования на фронтах, а ему в это время фактически приходилось брать на себя обязанности начальника Генштаба. Но где бы я ни был, Алексей Иннокентьевич, являя пример безупречной дисциплинированности, всегда своевременно и полностью информировал меня обо всех основных событиях, происходивших на фронтах, о деятельности Ставки, Генерального штаба и Наркомата обороны. Разумеется, и все принципиальные вопросы, подготавливаемые Генеральным штабом, докладывались Ставке лишь после того, как они были предварительно рассмотрены мною.

Так продолжалось до 18 февраля 1945 г. В этот день, в связи со смертью дорогого Ивана Даниловича Черняховского, постановлением ГКО на меня было возложено командование войсками 3-го Белорусского фронта, а начальником Генерального штаба был назначен А. И. Антонов. С марта 1946 г., после того как я вновь был возвращен на должность начальника Генштаба, нам в течение двух лет опять пришлось работать вместе.

Глубочайшую благодарность испытываю я и к другим работникам Генерального штаба в период войны, особенно к С. М. Штеменко, Н. А. Ломову, А. А. Грызлову, А. Г. Карпоносову, А. П. Панфилову, И. И. Ильичеву, Л. В. Онянову, А. И. Шимонаеву, Н. П. Михайлову, Н. И. Потапову, П. Н. Белюсову, И. В. Будилеву, М. К. Кудрявцеву, М. Т. Беликову, много, хорошо потрудившимся ради Победы.

Считаю долгом отметить также огромный труд И. Т. Пересыпкина, С. Я. Сергейчука, Н. Д. Псурцева, Н. А. Найденова и Н. А. Борзова, под руководством которых была обеспечена устойчивая связь Верховного Главнокомандования и Генерального штаба с фронтом в годы Великой Отечественной войны.

Не могу не высказать искреннюю признательность начальникам штабов фронтов С. С. Бирюзову, А. Н. Боголюбову, Д. Н. Гусеву, М. В. Захарову, С. П. Иванову, Ф. К. Корженевичу, В. В. Курасову, Г. К. Маландину, М. С. Малинину, А. П. Покровскому, Л. М. Сандалову, В. Д. Соколовскому, Г. Д. Стельмаху и другим, являвшимся, правда, неофициально, а по существу как бы заместителями начальника Генерального штаба на фронтах. Они были не только незаменимыми помощниками при проведении в жизнь стратегических замыслов и решений Верховного Главнокомандования, но и разделяли с Генштабом все его невзгоды и радости.

Наш народ не забыл и никогда не забудет грозные события войны, светлые имена и образы героев. Они увековечены в сердцах поколений. Все честные люди земли и среди них все те, кто испытал тяготы войны, кто знает, какой дорогой ценой досталась Победа, понимают, что лучшим памятником кровопролитной борьбе с фашизмом будут мир и дружба между народами, свобода и счастье трудового человечества. Советские люди, наша страна, наша ленинская партия делают все возможное, чтобы не допустить развязывания новой войны, еще более ужасной для всех стран мира.

В то же время они отлично знают, что американский империализм, являющийся ныне главной силой агрессии и войн, стремится спасти изжившую себя систему капитализма, установить свое господство над миром, почти во всех частях света создал и создает свои военные и военно-морские базы, нацеленные прежде всего против Советского Союза, против стран социалистического лагеря. Вот уже в течение многих лет империалисты США ведут бесперспективную для них грязную войну против свободолюбивого вьетнамского народа. Они препятствуют смягчению напряженности и политическому урегулированию на Ближнем Востоке, где их подручные — израильские авантюристы продолжают агрессивные действия против арабских стран. Под покровительством империалистов США реваншистские и неонацистские силы Западной Германии, слишком быстро забывшие уроки недавнего прошлого, намереваются перекроить границы, пытаются любыми путями овладеть атомным оружием, открыто угрожают делу мира и безопасности народов Европы.

Советские люди, их Вооруженные Силы, помня ленинский наказ, берегут как зеницу ока обороноспособность Отчизны, непрестанно готовят себя к защите родной земли. Они всегда начеку и готовы в тесном содружестве с народами стран социализма, при поддержке трудящихся всего мира дать сокрушительный отпор любому агрессору.

Берлинская операция и капитуляция Германии{29}

Г. К. ЖУКОВ
Маршал Советского Союза
четырежды Герой Советского Союза
Герой Монгольской Народной Республики

Родился 2 декабря 1896 г. в Калужской области.

В Советской Армии с 1918 г., член КПСС с 1919 г. Участник первой мировой и гражданской войн. Командовал кавалерийским взводом, эскадроном, полком, бригадой, дивизией и корпусом. В 1939 г. — командующий 1-й армейской группой советско-монгольских войск при разгроме японских войск в районе реки Халхин-Гол, в 1940 г. — командующий войсками Киевского военного округа. В январе — июле 1941 г. — начальник Генерального штаба РККА и первый заместитель наркома обороны.

В период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. — командующий войсками Резервного, Ленинградского, Западного, 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов, заместитель Верховного Главнокомандующего. После войны был главнокомандующим Сухопутными войсками, затем командующим войсками ряда военных округов, с марта 1953 г. по февраль 1955 г. — первым заместителем министра обороны, а с февраля 1955 г. по октябрь 1957 г. — министром обороны СССР. С марта 1958 г. в отставке.

Советские Вооруженные Силы, готовясь к последней схватке с фашизмом, строго исходили из согласованной с союзниками политики безоговорочной капитуляции Германии как в области военной, экономической, так и политической. Главной нашей целью на этом этапе войны была полная ликвидация фашизма в общественном и государственном строе Германии и привлечение к строжайшей ответственности всех главных нацистских преступников за их зверства, массовые убийства, разрушения и надругательства над народами в оккупированных странах, особенно на нашей многострадальной земле.

Замысел Берлинской операции в Ставке в основном определился в ноябре 1944 г. Уточнение его проходило в процессе Висло-Одерской, Восточно-Прусской и Померанской операций.

При разработке плана Берлинской операции учитывались и действия экспедиционных войск союзников, которые в конце марта — начале апреля 1945 г. широким фронтом вышли на Рейн и приступили к его форсированию, с тем чтобы развернуть общее наступление в центральные районы Германии.

Верховное командование союзных войск ближайшей целью своих действий ставило ликвидацию группировки противника и овладение промышленным районом Рура. Затем оно планировало выдвижение американских и английских войск на Эльбу на берлинском направлении. Одновременно развертывались операции американских и французских поиск в южном направлении с целью овладения районами Штутгарта, Мюнхена и выхода в центральные районы Австрии и Чехословакии...

Хотя между американскими и английскими политическими и военными деятелями не было единства в стратегических целях на завершающем этапе войны, само Верховное командование экспедиционными силами союзников не отказалось от мысли при благоприятной обстановке захватить Берлин.

Так, 7 апреля 1945 г., информируя Объединенный штаб союзников о своем решении относительно завершающих операций, генерал Дуайт Эйзенхауэр заявил:

— Если после взятия Лейпцига окажется, что можно без больших потерь продвигаться на Берлин, я хочу это сделать. — И далее: — Я первый согласен с тем, что война ведется в интересах достижения политических целей, и если Объединенный штаб решит, что усилия союзников по захвату Берлина перевешивают на этом театре чисто военные соображения, я с радостью исправлю свои планы и свое мышление так, чтобы осуществить такую операцию{30}.

В последние дни марта И. В. Сталин через американскую миссию получил информацию Эйзенхауэра о его плане выхода на согласованную линию на берлинском направлении. Из этого сообщения было видно, что дальнейшее наступление английские и американские войска предполагали развернуть на северо-восток, чтобы выйти в район Любека, и на юго-восток с целью подавления противника на юге Германии.

И. В. Сталин знал, что гитлеровское руководство за последнее время развило активную деятельность в поясках сепаратных соглашений с английским и американским правительствами. Учитывая безнадежное положение германских войск, можно было ожидать, что гитлеровцы прекратят сопротивление на западе и откроют американским и английским войскам дорогу на Берлин, чтобы не сдать его Красной Армии.

Как происходило наступление англо-американских войск в районе Рейна?

Известно, что у гитлеровцев здесь было довольно слабое прикрытие. В свое время, отойдя за Рейн, немцы могли организовать серьезное сопротивление. Однако этого сделано не было. И прежде всего потому, что основные силы были переброшены на восток против советских войск. Даже в критические для рурской группировки дни верховное немецкое командование за счет своей западной группировки усиливало фронт на востоке против советских войск.

К началу англо-американской кампании немцы располагали на западе крайне ослабленными 60 дивизиями, общая боеспособность которых равнялась 26 штатным дивизиям. У союзников было 80 полнокровных дивизий, в том числе 23 танковые дивизии.

Особое преимущество союзники имели в авиации. Своими авиационными ударами они практически могли в любом районе осуществить полное подавление всякого сопротивления как на земле, так и в воздухе.

Таким образом, форсирование Рейна американскими и английскими войсками проходило в облегченных условиях, и Рейн был захвачен ими, по существу, без сопротивления немцев.

Не ожидая ликвидации рурской группировки немецких войск, главное командование войсками союзников поспешно бросило основные силы на берлинское направление с целью выхода на Эльбу.

Из многочисленных послевоенных бесед с американскими и английскими генералами, в том числе с Эйзенхауэром. Монтгомери, Делатром де Тассиньи, Клеем, Робертсоном, Смитом и многими другими, выяснилось, что вопрос о захвате Берлина союзными войсками был окончательно снят лишь тогда, когда на Одере и Нейсе мощный удар артиллерии, минометов, авиации и дружная атака танков и пехоты советских войск потрясли до основания оборону немецких войск.

Когда в Ставке было получено сообщение генерала Эйзенхауэра о его решении нанести два удара — на северо-востоке и на юге Германии — и о том, что американские войска остановятся на согласованной линии на берлинском направлении, И. В. Сталин отозвался об Эйзенхауэре как о человеке, верном взятым на себя обязательствам. Мнение это оказалось преждевременным.

29 марта по вызову Ставки я вновь прибыл в Москву, имея при себе план 1-го Белорусского фронта по Берлинской операции. Этот план отрабатывался в течение марта штабом и командованием фронта, все принципиальные вопросы в основном согласовывались с Генштабом и Ставкой. Это дало нам возможность представить на решение Верховного Главнокомандования детально разработанный план.

Поздно вечером того же дня И. В. Сталин вызвал меня к себе в кремлевский кабинет. Он был один. Только что закончилось совещание с членами Государственного Комитета Обороны.

Молча протянув руку, он, как всегда, будто продолжая недавно прерванный разговор, сказал:

— Немецкий фронт на западе окончательно рухнул, и, видимо, гитлеровцы не хотят принимать мер, чтобы остановить продвижение союзных войск. Между тем на всех важнейших направлениях против нас они усиливают свои группировки. Вот карта, смотрите последние данные о немецких войсках.

Раскурив трубку, Верховный продолжал:

— Думаю, что драка предстоит серьезная...

Потом он спросил, как я расцениваю противника на берлинском направлении.

Достав свою фронтовую разведывательную карту, я положил ее перед Верховным. И. В. Сталин стал внимательно рассматривать всю оперативно-стратегическую группировку немецких войск на берлинском стратегическом направлении.

По нашим данным, немцы имели здесь четыре армии, в составе которых было не меньше 90 дивизий, в том числе 14 танковых и моторизованных, 37 отдельных полков и 98 отдельных батальонов.

Впоследствии было установлено, что на берлинском направлении находилось не менее миллиона человек, 10 тыс. орудий и минометов, 1500 танков и штурмовых орудий, 3300 боевых самолетов, а в самом Берлине формировался двухсоттысячный гарнизон.

— Когда наши войска могут начать наступление? — спросил И. В. Сталин.

Я доложил:

— 1-й Белорусский фронт может начать наступление не позже чем через две недели. 1-й Украинский фронт, видимо, также будет готов к этому сроку. 2-й Белорусский фронт, по всем данным, задержится с окончательной ликвидацией противника в районе Данцига и Гдыни до середины апреля и не сможет начать наступление с Одера одновременно с 1-м Белорусским и 1-м Украинским.

— Ну что ж, — сказал И. В. Сталин, — придется начать операцию, не ожидая Рокоссовского. Если он и запоздает на несколько дней, — не беда.

Затем подошел к письменному столу, перелистал какие-то бумаги и достал письмо.

— Вот, прочтите.

Письмо было от одного из иностранных доброжелателей. В нем сообщалось о закулисных переговорах гитлеровских агентов с официальными представителями союзников, из которых становилось ясно, что немцы предлагали союзникам прекратить борьбу против них, если они согласятся на сепаратный мир.

В этом сообщении говорилось также, что союзники якобы отклонили домогательства гитлеровцев. Но все же не исключалась возможность открытия гитлеровцами путей союзным войскам на Берлин.

— Ну, что вы об этом скажете? — спросил И. В. Сталин. И, не дожидаясь ответа, тут же заметил: — Думаю, Рузвельт не нарушит ялтинской договоренности, но вот Черчилль, этот может пойти на все.

Вновь подойдя к письменному столу, он позвонил А. И. Антонову и приказал ему тотчас прибыть.

Через 15 минут А. И. Антонов был в кабинете Верховного.

— Как идут дела у Рокоссовского?

А. И. Антонов доложил обстановку и ход боевых действий в районе Данцига и Гдыни, после чего Верховный спросил его, как идут дела у Василевского в районе Кенигсберга.

Алексей Иннокентьевич доложил обстановку на 3-м Белорусском фронте.

И. В. Сталин молча дал ему прочитать письмо, которое только что показал мне.

А. И. Антонов сказал:

— Это еще одно доказательство закулисных махинаций, которые ведутся между гитлеровцами и английскими правительственными кругами.

Обратившись к А. И. Антонову, Верховный сказал:

— Позвоните Коневу и прикажите 1 апреля прибыть в Ставку с планом операции 1-го Украинского фронта, а эти два дня поработайте с Жуковым.

На следующий день А. И. Антонов познакомил меня с проектом стратегического плана Берлинской операции, куда полностью был включен план наступления 1-го Белорусского фронта. После внимательного изучения плана Берлинской операции, спроектированного Ставкой, я пришел к выводу, что он был подготовлен хорошо и полностью отвечал сложившейся в тот период оперативно-стратегической обстановке.

31 марта в Генштаб прибыл командующий 1-м Украинским фронтом маршал И. С. Конев, который тут же включился в рассмотрение общего плана Берлинской операции, а затем доложил и проект плана наступления войск 1-го Украинского фронта.

Насколько память мне не изменяет, все мы были тогда единодушны во всех принципиальных вопросах.

1 апреля 1945 г. в Ставке Верховного Главнокомандования был заслушан доклад А. И. Антонова об общем плане Берлинской операции, затем — мой доклад о плане наступления войск 1-го Белорусского фронта и доклад И. С. Конева о плане наступления войск 1-го Украинского фронта.

Верховный Главнокомандующий не согласился со всей разграничительной линией между 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами, обозначенной на карте Генштаба. Он заштриховал границу от Нейсе до Потсдама и прочертил линию только до Люббена (60 км юго-восточнее Берлина).

Тут же он указал маршалу И. С. Коневу:

— В случае упорного сопротивления противника на восточных подступах к Берлину и возможной задержки наступления 1-го Белорусского фронта 1-му Украинскому фронту быть готовым нанести удар танковыми армиями с юга на Берлин.

Существуют неверные представления о том, что 3-я и 4-я гвардейские танковые армии были введены в сражение за Берлин якобы не решением Ставки, А по инициативе командующего 1-м Украинским фронтом. В целях восстановления истины приведу слова маршала И. С. Конева по этому вопросу, сказанные им на сборе высшего командного состава центральной группы войск 18 февраля 1946 г., когда все было еще так свежо в памяти:

«Когда около 24 часов 16 апреля я доложил, что дело наступления идет успешно, товарищ Сталин дал следующее указание: «У товарища Жукова идет туго, поверните Рыбалко и Лелюшенко на Целендорф, помните, как договорились в Ставке»{31}.

Наступление на Берлин было решено начать 16 апреля, не дожидаясь действий 2-го Белорусского фронта, который, по всем уточненным расчетам, мог начать наступление с Одера не ранее 20 апреля.

Вечером 1 апреля в Ставке в моем присутствии Верховный подписал директиву 1-му Белорусскому фронту о подготовке и проведении операции с целью овладения Берлином и указание в течение 12–15 дней выйти на Эльбу.

Главный удар решено было нанести с кюстринского плацдарма силами четырех общевойсковых и двух танковых армий. Последние предполагалось ввести в сражение после прорыва обороны противника в обход Берлина с севера и северо-востока. 2-й эшелон фронта (3-ю армию генерал-полковника А. В. Горбатова) намечалось ввести в дело также на главном направлении.

Проект директивы 1-му Украинскому фронту в связи с изменением разграничительной линии и указанием о том, чтобы фронт был готов повернуть танковые армии с юга на Берлин, Верховный Главнокомандующий подписал днем позже после внесения им необходимых исправлений.

Этой директивой 1-му Украинскому фронту предписывалось:

- разгромить группировку противника в районе Котбуса и южнее Берлина;

- изолировать главные силы группы армий «Центр» от берлинской группировки и этим обеспечить с юга удар 1-го Белорус ского фронта;

- за 10–12 дней (не позже) выйти на рубеж Беелитц — Виттенберг и далее по реке Эльбе до Дрездена;

- главный удар фронта нанести в направлении на Шпремберг;

- 3-ю и 4-ю гвардейские танковые армии ввести после прорыва в направлении главного удара.

В связи с тем, что 2-й Белорусский фронт все еще вел напряженные боевые действия против немецких войск в районах юго-восточнее Данцига и севернее Гдыни, Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение начать перегруппировку основных сил этого фронта на Одер, сменив не позднее 15 апреля на участке Кольберг — Шведт войска 1-го Белорусского фронта. Для окончательной ликвидации вражеской группировки в районах Данцига и Гдыни было приказано оставить там часть сил фронта К. К. Рокоссовского.

Во время обсуждения в Ставке общего плана предстоящих действий на берлинском направлении в основном были определены цели и задачи 2-го Белорусского фронта.

Так как 2-й Белорусский фронт операцию начинал на четверо суток позже, маршал К. К. Рокоссовский не был вызван в Ставку для обсуждения Берлинской операции.

Выходило, что 1-й Белорусский фронт должен был в первые, наиболее напряженные дни наступать с открытым правым флангом, без оперативно-тактического взаимодействия с войсками 2-го Белорусского фронта.

Мы серьезно учитывали не только вынужденное запоздание 2-го Белорусского фронта с началом наступления, но и те трудности, с которыми он неизбежно встретится в процессе форсирования Одера в его нижнем течении. Там река имеет два значительных русла — Ост — и Вест-Одер шириной 150–250 м и глубиной до 10 м. По нашим расчетам, 2-й Белорусский фронт сможет достаточно быстро форсировать оба русла реки и создать необходимый плацдарм, но не раньше как за двое-трое суток. Следовательно, его реальное воздействие на противника севернее Берлина начнет сказываться где-то 23–24 апреля, т. е. тогда, когда 1-й Белорусский фронт должен будет уже штурмовать Берлин.

Конечно, было бы лучше подождать пять-шесть суток и начать Берлинскую операцию одновременно тремя фронтами, но, учитывая сложившуюся военно-политическую обстановку, Ставка не могла откладывать операцию на более позднее время.

Времени до 16 апреля у нас оставалось мало, а мероприятий, которые надо было срочно провести, очень много. Нужно было организовать перегруппировку войск после смены их 2-м Белорусским фронтом, подвезти войскам огромный запас материальных средств, осуществить большую всестороннюю оперативно-тактическую и специальную подготовку фронта, для такой исключительно важной и необычайной операции, как взятие Берлина.

В течение всей войны мне пришлось быть непосредственным участником многих крупных и важных наступательных операций, но предстоящая битва за Берлин была особой, ни с чем не сравнимой операцией. Войскам фронта нужно было прорывать сплошную эшелонированную зону мощных оборонительных рубежей, начиная от самого Одера и кончая сильно укрепленным Берлином. Предстояло разгромить на подступах к Берлину крупнейшую группировку немецко-фашистских войск и взять столицу фашистской Германии, за которую враг наверняка будет драться смертным боем.

Размышляя о предстоящей операции, я не раз возвращался к величайшей битве под Москвой в октябре — декабре 1941 г., когда мощные вражеские полчища, сосредоточившись на подступах к столице, наносили сильные удары по оборонявшимся советским войскам; Еще и еще раз перебирал в памяти отдельные эпизоды, анализировал промахи сражавшихся сторон. Хотелось до деталей учесть опыт этого сложного сражения, чтобы все лучшее использовать для проведения предстоящей операции и постараться не допустить ошибок.

Берлинской операцией заканчивали свой победный путь героические советские войска, прошедшие с боями тысячекилометровые расстояния, умудренные опытом крупнейших сражений, закаленные в ожесточенных боях. Они горели желанием быстрее добить врага и закончить войну.

Вечером 1 апреля я позвонил из Москвы начальнику штаба фронта генерал-полковнику М. С. Малинину и сказал ему:

— Все утверждено без особых изменений. Времени у нас мало. Принимайте меры. Вылетаю завтра.

Этих лаконичных указаний для Михаила Сергеевича было достаточно, чтобы немедленно начать проведение всех запланированных мероприятий по подготовке операции.

В ходе войны нам вообще еще не приходилось брать такие крупные, сильно укрепленные города, как Берлин. Его общая площадь была равна почти 900 кв. км. Развитые подземные сооружения давали возможность вражеским войскам осуществлять широкий маневр.

Наша разведывательная авиация шесть раз производила съемку Берлина, всех подступов к нему и оборонительных полос. По результатам съемок, трофейным документам и опросам пленных составлялись подробные схемы, планы, карты, которыми снабжались все войска и командно-штабные инстанции до рот включительно.

Инженерные части изготовили точный макет города с его пригородами, который был использован при изучении вопросов, связанных с организацией наступления, общего штурма Берлина и боев в центре города.

С 5 по 7 апреля очень активно, творчески прошли совещание и командная игра на картах и макете Берлина. Участниками этой игры были командармы, начальники штабов армий, члены Военных советов армий, начальник политуправления фронта, командующие артиллерией армий и фронта, командиры всех отдельных корпусов и начальники родов войск фронта. Здесь же присутствовал и начальник тыла фронта, тщательно изучавший вопросы материального обеспечения операции. С 8 до 14 апреля проводились более детальные игры и занятия в армиях, корпусах, дивизиях и частях всех родов войск.

Ввиду чрезмерно большой протяженности тыловых коммуникаций фронта, а также расхода значительных материальных запасов на Восточно-Померанскую операцию к началу Берлинской операции еще не были созданы необходимые запасы. Нужны были действительно героические усилия работников тыла, фронта и армий. И они оказались на высоте положения.

Готовя операцию, все мы думали над тем, что еще предпринять, чтобы больше ошеломить и подавить противника. Так родилась идея ночной атаки с применением прожекторов.

Решено было обрушить наш удар за два часа до рассвета. Сто сорок зенитных прожекторов должны были внезапно осветить позиции противника и объекты атаки.

Во время подготовки операции ее участникам была показана эффективность действия прожекторов. Все единодушно высказались за их применение.

Во время игры, в процессе проигрыша прорыва тактической обороны противника на Одере серьезному обсуждению подвергся вопрос о применении танковых армий. Учитывая наличие сильной тактической обороны на Зееловских высотах, было решено ввести в сражение танковые армии только после захвата этих высот.

Мы, естественно, не строили своих расчетов на том, что с прорывом тактической обороны наши танковые армии вырвутся на оперативный простор, как это имело место, например, в предыдущих Висло-Одерской, Восточно-Померанской и других операциях. В этих операциях танковые армии уходили на значительное расстояние вперед и своими действиями создавали все условия для стремительного продвижения общевойсковых армий.

В ходе Висло-Одерской операции, например, были моменты, когда 2-я танковая армия отрывалась от общевойсковых армий на расстояние до 70 км. Здесь же этого не предвиделось, так как расстояние до Берлина по прямой линии вообще не превышало 60–80 км.

Поэтому имелось в виду следующее. Если сила удара первого эшелона фронта окажется недостаточной для быстрого преодоления тактической обороны противника и возникнут опасения, что наступление задержится, тогда ввести обе танковые армии для взлома обороны. Это усилит удар общевойсковых армий и поможет завершению прорыва тактической обороны противника в районе реки Одер и Зееловских высот.

Директивой Ставки предусматривалось как 1-ю, так и 2-ю гвардейские танковые армии ввести в сражение для удара по Берлину с северо-востока и для обхода его с севера. Однако во время проигрыша операции у меня и руководящего состава штаба фронта возникли серьезные опасения за успешный прорыв обороны противника на главном направлении фронта, особенно в районе сильно укрепленных Зееловских высот, находившихся в 12 км от переднего края немецкой обороны.

А так как сосед справа, 2-й Белорусский фронт, начинал наступление позже нас, всякая задержка с прорывом обороны противника могла создать для фронта очень невыгодную оперативную обстановку. Чтобы гарантировать фронт от всяких случайностей, мы приняли решение поставить 1-ю гвардейскую танковую армию генерала М. Е. Катукова в исходное положение за 8-й гвардейской армией В. И. Чуйкова, с тем чтобы в случае необходимости немедленно ввести ее в дело вместе с 8-й гвардейской армией.

Взяв на себя ответственность за изменение задачи, изложенной в директиве Ставки, я все же посчитал своим долгом доложить об этом Верховному Главнокомандованию.

Выслушав мои доводы, И. В. Сталин сказал:

— Действуйте, как считаете нужным, вам на месте виднее.

Что же происходило в это время у противника?

Битва за Берлин планировалась немецким верховным командованием как решающая битва на Восточном фронте. Пытаясь воодушевить свои войска, Гитлер в воззвании от 14 апреля писал:

«Мы предвидели этот удар и противопоставили ему сильный фронт. Противника встречает колоссальная сила артиллерии. Наши потери в пехоте пополняются бесчисленным количеством новых соединений, сводных формирований и частями фольксштурма, которые укрепляют фронт. Берлин останется немецким...»

Оборона основных стратегических направлений на Восточном фронте осуществлялась тремя группами гитлеровских армий. Группа армий «Висла», оборонявшаяся по Одеру, прикрывала подступы к Берлину с северо-востока и востока. Южнее действовала центральная группа армий, оборонявшая Саксонию и подступы к промышленным районам Чехословакии с северо-востока. Южная группа армий обеспечивала Австрию и юго-восточные подступы к Чехословакии.

Группа армий «Висла» первоначально сама готовилась нанести контрудар войскам 1-го Белорусского фронта. Однако после ее разгрома и потери померанского плацдарма оставшиеся войска отошли за Одер и приступили к усиленной подготовке обороны берлинского направления.

Для усиления группы армий «Висла» немецкое командование продолжало спешно формировать новые части и соединения, преимущественно эсэсовские. Так, только в одном учебном лагере в районе Дебериц для этой группы армий за короткий срок было сформировано три дивизии.

Оборону непосредственных подступов к Берлину первоначально возглавил Гиммлер, и все руководящие посты здесь были переданы эсэсовским генералам. Этим гитлеровское командование подчеркивало особую ответственность момента. За март и апрель 1945 г. на берлинское направление было переброшено с различных направлений девять дивизий.

— Для того чтобы обеспечить необходимое пополнение частей Восточного фронта к началу предстоящего решительного наступления русских, — показал на допросе бывший начальник оперативного штаба ставки немецкого верховного командования генерал-полковник Йодль, — нам пришлось расформировать всю резервную армию, т. е. все пехотные, танковые, артиллерийские и специальные запасные части, военные училища и военно-учебные заведения, и бросить их личный состав на пополнение войск{32}.

Немецкое командование разработало детальный план обороны берлинского направления. Оно надеялось на успех оборонительного сражения на реке Одер, представлявшей собой стратегическое предполье Берлина. В этих целях было осуществлено следующее.

Прикрывавшая город 9-я армия генерала Буссе усиливалась людским составом и техникой. В ее тылу формировались новые дивизии и бригады. Укомплектованность соединений первой линии доводилась почти до штатной численности. Особое внимание уделялось сосредоточению и использованию в обороне танков и штурмовой артиллерии.

От Одера до Берлина создавалась сплошная система оборонительных сооружений, состоявшая из ряда непрерывных рубежей, по нескольку линий окопов. Главная оборонительная полоса имела до пяти сплошных траншей.

Противник использовал ряд естественных рубежей: озера, реки, каналы, овраги. Все населенные пункты были приспособлены к круговой обороне.

В районе северо-восточнее Берлина формировалась армейская группа «Штейнер», которая должна была нанести удар во фланг войскам 1-го Белорусского фронта. Сюда же перебрасывались отборные части морской пехоты.

Кроме того, проводились «специальные мероприятия» по обороне Берлина. Город делился по окружности на восемь секторов обороны. Кроме них, имелся еще особый, девятый сектор, охватывавший центр Берлина, где находились правительственные здания, Имперская канцелярия, гестапо и рейхстаг.

На непосредственных подступах к городу создавались три рубежа обороны: внешняя заградительная зона, внешний оборонительный обвод и внутренний оборонительный обвод. На улицах самого города строились тяжелые баррикады, противотанковые заграждения, завалы, бетонированные сооружения. Окна домов укреплялись и превращались в бойницы.

Был создан штаб обороны Берлина, который предупредил население, что необходимо готовиться к ожесточенным уличным боям, к боям в домах, что борьба будет вестись на земле и под землей. Рекомендовалось использовать метро, подземную канализационную сеть, средства связи. В специальном приказе штаба обороны предлагались жилые кварталы превратить в крепости. Каждая улица, площадь, каждый переулок, дом, канал, мост становились составными элементами общей обороны города. Созданные для ведения уличных боев 200 батальонов фольксштурма проходили специальное обучение.

Для усиления артиллерийской обороны подступов к Берлину и самого города привлекались все силы зенитной артиллерии. Свыше 600 зенитных орудий крупного и среднего калибра были поставлены на противотанковую и противопехотную оборону города. Кроме того, в качестве огневых точек использовались танки, даже находившиеся в ремонте, но имевшие исправное артиллерийское вооружение. Их закапывали на перекрестках улиц, у железнодорожных мостов. Из членов союза фашистской молодежи «Гитлерюгенд» были сформированы танкоистребительные отряды. Их вооружали фаустпатронами.

На оборонные работы в Берлине было привлечено свыше 400 тыс. человек. В городе сосредоточились отборные полицейские и эсэсовские части. Для обороны особого сектора были стянуты многие эсэсовские полки и отдельные батальоны, располагавшиеся в ближайших районах. Возглавил эти эсэсовские войска начальник личной охраны Гитлера Монке.

Немецко-фашистское командование рассчитывало, что ему удастся заставить нас последовательно прогрызать рубеж за рубежом, затянуть сражение до предела, обессилить наши войска и остановить их на ближайших подступах. Предполагалось поступить с нашими войсками так же, как советские войска поступили с немецкими на подступах к Москве. Но этим расчетам не суждено было сбыться.

События, предшествовавшие Берлинской операции, развивались так, что скрыть от противника наши намерения было очень трудно. Для всякого, даже не посвященного в военное искусство человека было ясно, что ключ к Берлину лежит на Одере и вслед за прорывом на этой реке немедленно последует удар непосредственно по Берлину. Немцы ожидали этого.

— Для генерального штаба было понятно, что битва за Берлин будет решаться на Одере, — показал впоследствии на допросе генерал Йодль, — поэтому основная масса войск 9-й армии, оборонявшая Берлин, была введена на передний край. Срочно формировавшиеся резервы предполагалось сосредоточить севернее Берлина, чтобы впоследствии нанести контрудар во фланг войскам маршала Жукова.

Готовя наступление, мы полностью отдавали себе отчет в том, что немцы ожидают наш удар на Берлин. Поэтому командование фронта во всех деталях продумало, как организовать этот удар наиболее ВНЕЗАПНО для противника.

Мы решили навалиться на оборонявшиеся войска противника с такой силой, чтобы сразу ошеломить и потрясти их до основания, использовав массу авиации, танков, артиллерии и материальных запасов. Но суметь в короткий срок скрытно сосредоточить в районе боевых действий всю эту многочисленную технику и средства — для этого требовалась титаническая работа.

Через всю Польшу двигалось множество эшелонов с артиллерийскими, минометными, танковыми частями. На вид это были совсем невоенные эшелоны, на платформах перевозили лес и сено... Но как только эшелон прибывал на станцию разгрузки, маскировка быстро убиралась, с платформы сходили танки, орудия, тягачи и тут же отправлялись в укрытия. Пустые эшелоны возвращались на восток, а вместо них появлялись все новые и новые с боевой техникой. Так на пополнение фронта прибыло большое количество тяжелых орудий, минометов и артиллерийских тягачей.

29 марта, когда отгремели последние выстрелы в Померании, артиллерия и танки, соблюдая строжайшую маскировку, потянулись на юг. Все леса и рощи по восточному берегу Одера были забиты войсками. На берлинском направлении сосредоточивались десятки тысяч орудий и минометов разных калибров. Для каждого орудия надо было оборудовать огневую позицию, вырыть землянку для расчета, ровики для снарядов.

Днем на плацдарме обычно было пустынно, а ночью он оживал. Тысячи людей с лопатами, ломами, кирками бесшумно рыли землю. Работа усложнялась близостью подпочвенных весенних вод и начавшейся распутицей. Свыше 1800 тыс. кубометров земли было выброшено в эти ночи. А наутро никаких следов этой колоссальной работы нельзя было заметить. Все тщательно маскировалось.

По многочисленным дорогам и вне дорог ночью тянулись огромные колонны танков, артиллерии, машин с боеприпасами, горючим и продовольствием. Одних артиллерийских выстрелов к началу операции требовалось сосредоточить 7147 тыс. Чтобы обеспечить успех наступательных действий наших войск, нельзя было допустить никаких перебоев в снабжении. Характер операции требовал безостановочного продвижения боеприпасов с фронтовых складов к войскам, минуя промежуточные звенья: армейские и дивизионные склады.

Железнодорожное полотно было перешито на русскую колею, и боеприпасы подвозились почти до самого Одера. Чтобы представить себе масштаб всех этих перевозок, достаточно сказать, что если бы выстроить по прямой поезда с грузами, отправленными для этой операции, они растянулись бы более чем на 1200 км.

У нас была полная уверенность в том, что войска не будут испытывать недостатка в боеприпасах, горючем и продовольствии. И действительно, снабжение было организовано так, что, когда мы начинали штурм самого Берлина, боеприпасов оказалось столько же, сколько их было при выходе с плацдарма на Одере. За время наступления от Одера до Берлина они все время равномерно пополнялись.

В целом проведенная работа по подготовке Берлинской операции была невиданной по своему размаху и напряжению. На сравнительно узком участке фронта за короткое время было сосредоточено 68 стрелковых дивизий, 3155 танков и самоходных орудий. Мы были уверены в том, что с этими средствами и силами наши войска разгромят противника в самый короткий срок.

Вся эта масса боевой техники, людей и материальных средств переправлялась через Одер. Потребовалось построить большое количество мостов и переправ, которые обеспечили бы не только переброску войск, но и дальнейшее их питание. Ширина Одера местами доходила до 380 м. Начался весенний ледоход. Инженерно-строительные работы протекали в непосредственной близости от линии фронта под систематическим обстрелом артиллерии и минометов противника, при налетах его авиации. Однако к началу выхода соединений в исходные районы через Одер были проложены 23 моста и 25 паромных переправ. Район переправ прикрывался многослойным огнем зенитных орудий и патрулированием многих десятков истребителей.

Начиная с первых чисел февраля противник на Одере действовал все время активно. В течение марта и первой половины апреля ни на один день не прекращалась напряженная борьба за наши плацдармы в районе Кюстрина. Помимо массированных ударов бомбардировочной авиации, для уничтожения мостов и паромных переправ вражеские войска применяли самолеты-снаряды и плавучие мины, но мосты продолжали существовать. Разрушения быстро восстанавливались. Тысячи километров телефонных проводов, зарытых в землю и подвешенных на шесты, были готовы к работе.

На участке главного удара войск фронта артиллерийская плотность создавалась до 270 стволов калибром от 76 миллиметров и выше на один километр фронта прорыва.

Одновременно с оперативно-тактической и материальной подготовкой операции Военными советами, политорганами и партийными организациями проводилась большая партийно-политическая работа по подготовке завершающей Берлинской операции.

В эти дни мы отмечали 75-ю годовщину со дня рождения В. И. Ленина. Вся воспитательная работа с войсками была одухотворена именем вождя революции. Партийное сознание бойцов и офицеров в эти исторические дни завершения войны было чрезвычайно высоко. Усилился рост вступления в ряды Коммунистической партии. Мне довелось в середине апреля присутствовать на одном из партийных собраний в 416-й дивизии 5-й ударной армии.

Все выступавшие говорили о том, что каждый коммунист в предстоящей операции, особенно при штурме Берлина, должен личным примером увлекать за собой бойцов, проявляя при этом взаимную выручку. С большим подъемом выступали не только коммунисты, но и беспартийные солдаты, заверившие партию в своей готовности быстрее покончить с фашизмом.

Должен сказать доброе слово о члене Военного совета фронта генерал-лейтенанте Константине Федоровиче Телегине, который с большой творческой энергией направлял через политуправление фронта всю партийно-политическую работу в войсках. Он сумел лично побывать во многих частях и подразделениях, призывая бойцов и командиров к боевому подвигу во имя нашей Родины.

Одновременно велась большая разъяснительная работа о лояльном отношении к мирному населению Германии, которое было жестоко обмануто гитлеровцами и теперь испытывало на себе все тяготы войны. Должен сказать, что благодаря своевременным указаниям ЦК нашей партии и широкой разъяснительной работе нам удалось избежать нежелательных явлений, которые могли быть проявлены со стороны бойцов, семьи которых так сильно пострадали от зверств и насилий гитлеровцев.

Как я уже говорил, разгром берлинской группировки и взятие Берлина должны были осуществляться 1-м Белорусским фронтом при содействии части сил 1-го Украинского фронта.

Между 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами предусматривалось постоянное оперативно-стратегическое и тактическое взаимодействие, которое координировалось и корректировалось Ставкой,

Так, в ходе операции Ставка уточнила взаимодействие группы войск правого крыла 1-го Белорусского фронта с 4-й танковой армией 1-го Украинского фронта, выходившей в район Потсдам — Ратенов — Бранденбург, с тем чтобы замкнуть оперативное окружение всей берлинской группировки противника.

Чтобы не допустить отхода в Берлин 9-й армии противника после прорыва 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов на Одере и Нейсе, при планировании операции нами было решено нанести вспомогательный удар силами 69-й и 33-й армий из района Франкфурт-на-Одере (южнее железной дороги Франкфурт — Берлин) в общем направлении на Бонсдорф.

Ставка приказала командующему 1-м Украинским фронтом на-нести удар частью сил правого крыла фронта из района Котбус на Вендиш — Бухгольц, с тем чтобы отсечь от Берлина войска 9-й армии и разгромить их совместно с войсками левого крыла 1-го Белорусского фронта.

Ударом 69, 33, 3-й армий 1-го Белорусского фронта, ударом 3-й гвардейской, 13-й, частью сил 3-й гвардейской танковой и 28-й армий 1-го Украинского фронта вся двухсоттысячная юго-восточная группировка немецких войск 9-й армии генерала Буссе была отсечена от Берлина и вскоре разгромлена.

Следует подчеркнуть значительную роль 1-й гвардейской танковой армии 1-го Белорусского фронта, которая, выйдя на юго-восточную окраину Берлина, отрезала пути отхода 9-й армии в Берлин. Это облегчило дальнейшую борьбу в самом городе.

Теперь я хотел бы в какой-то степени последовательно напомнить, как проходила историческая Берлинская операция.

За два дня до начала нашего наступления была проведена разведка по всему фронту. 32 разведывательных отряда силой до стрелкового батальона в течение двух суток 14 и 15 апреля боем уточняли огневую систему обороны противника, его группировки, определяли сильные и наиболее уязвимые места оборонительной полосы.

Эта силовая разведка имела и другую цель. Нам было выгодно заставить немцев подтянуть на передний край побольше живой силы и техники, чтобы при артподготовке наступления 16 апреля накрыть их огнем всей артиллерии фронта. Разведка 14 и 15 апреля сопровождалась мощным артиллерийским огнем, в котором участвовали крупные калибры.

Противник принял эту разведку за начало нашего наступления. Достаточно сказать, что в результате действий наших разведывательных отрядов некоторые немецкие части были выбиты из занимаемых первых позиций, а в отражении наступления разведывательных частей участвовала почти вся немецкая артиллерия.

Произошло то, к чему мы стремились. Противник стал поспешно подтягивать на вторую позицию свои резервы. Однако наши войска прекратили продвижение вперед и закрепились на достигнутых рубежах. Это озадачило командование противника. Как потом выяснилось, кое-кто из немецких командующих посчитал наше наступление неудавшимся.

За годы войны враг привык к тому, что артиллерийскую подготовку перед прорывом мы начинали обычно с утра, так как атака пехоты и танков лимитируется дневным светом. Поэтому он не ожидал ночной атаки. Этим мы и решили воспользоваться.

Глубокой ночью, за несколько часов до начала артиллерийской и авиационной подготовки, я отправился на наблюдательный пункт командующего 8-й гвардейской армией генерала В. И. Чуйкова.

По дороге мне удалось увидеться со многими командирами обще-поисковых и танковых соединений, с командующим 1-й гвардейской танковой армией генералом М. Е. Катуковым и его начальником штаба генералом М. А. Шалиным. Все они бодрствовали и еще раз проверяли детали боевой готовности вверенных им войск.

Меня обрадовала предусмотрительность генералов М. Е. Катукова и М. А. Шалина. Оказывается, они еще со вчерашнего утра послали своих командиров соединений, назначенных к действию и первом эшелоне танковой армии, на наблюдательные пункты командиров корпусов 8-й гвардейской армии, чтобы согласовать подробности взаимодействия и условия ввода в прорыв, а в случае необходимости и для допрорыва обороны противника.

От командующего 1-й гвардейской танковой армией я позвонил в штаб 2-й гвардейской танковой армии С. И. Богданову. В штабе его не оказалось, он был у командарма В, И. Кузнецова. К телефону подошел начштаба 2-й гвардейской танковой армии генерал А. И. Радзиевский. На мой вопрос, где командиры соединений, назначенные для действия в передовых эшелонах, А. И. Радзиевский ответил:

— Впереди, в «хозяйствах» Василия Ивановича Кузнецова в связи с предстоящей работой.

Можно было только радоваться за наших командиров-танкистов, так выросших за годы войны в оперативно-тактическом отношении.

С таким настроением прибыл я вместе с членом Военного совета К. Ф. Телегиным на наблюдательный пункт командующего 8-й гвардейской армией В. И. Чуйкова. Здесь уже находились член Военного совета армии, начальник штаба армии, командующий артиллерией и другие армейские генералы и старшие офицеры.

Было три часа ночи. Во всех звеньях шла последняя проверка боевой готовности к началу действий. Все происходило деловито, спокойно и в то же время без излишней самоуверенности и недооценки противника. Чувствовалось, что армия готовится драться по-настоящему, как и полагается сражаться с сильным, опытным и стойким врагом.

Через полтора часа мы полностью закончили проверку. Артподготовка была назначена на пять часов утра. Часовые стрелки, как никогда, медленно двигались по кругу. Чтобы заполнить как-то оставшиеся 15 минут, все мы решили выпить по стакану горячего крепкого чаю, который тут же, в землянке, приготовила девушка. Помнится, ее звали Марго. Пили чай молча, каждый был занят своими мыслями.

Ровно за три минуты до начала артподготовки все мы вышли из землянки и заняли свои места на наблюдательном пункте, который с особым старанием был подготовлен начальником инженерных войск армии.

Отсюда днем просматривалась вся приодерская местность. Сейчас здесь стоял предутренний туман. Я взглянул на часы: было ровно пять утра.

И тотчас же от выстрелов многих тысяч орудий, минометов и наших легендарных «катюш» ярко озарилась вся местность, а вслед за этим раздался потрясающей силы грохот выстрелов и разрывов снарядов, мин и авиационных бомб. В воздухе нарастал несмолкаемый гул бомбардировщиков.

Со стороны противника в первые секунды протрещало несколько пулеметных очередей, а затем все стихло. Казалось, на стороне врага не осталось живого существа. После 30-минутного мощного артиллерийского обстрела, когда противник не сделал ни одного выстрела, что свидетельствовало о его полной подавленности II расстройстве системы обороны, было решено начать общую атаку.

В воздух взвились тысячи разноцветных ракет. По этому сигналу вспыхнули 140 прожекторов, расположенных через каждые 200 м. Более 100 миллиардов свечей освещали поле боя, ослепляя противника и выхватывая из темноты объекты атаки для наших танков и пехоты. Это была картина огромной впечатляющей силы, и, пожалуй, за всю свою жизнь я не помню подобного ощущения.

Артиллерия еще больше усилила огонь, пехота и танки дружно бросились вперед, их атака сопровождалась двухслойным мощным огневым валом. К рассвету наши войска преодолели первую позицию и начали атаку второй позиции.

Противник, имевший в районе Берлина большое количество самолетов, не смог ночью эффективно использовать свою авиацию, а утром наши атакующие эшелоны находились так близко от войск противника, что их летчики не в состоянии были бомбить наши передовые части, не рискуя ударить по своим.

Гитлеровские войска были буквально потоплены в сплошном море огня и металла. Непроницаемая стена пыли и дыма висела в воздухе, и местами даже мощные лучи зенитных прожекторов не могли ее пробить.

Наша авиация шла над полем боя волнами. Ночью несколько сот бомбардировщиков ударили по дальним целям, куда не доставала артиллерия. Другие бомбардировщики взаимодействовали с войсками утром и днем. В течение первых суток сражения было проведено свыше 6550 самолето-вылетов.

На первый день было запланировано только для одной артиллерии миллион 197 тыс. выстрелов, фактически было произведено миллион 236 тыс. выстрелов. 2450 вагонов снарядов, т. е. почти 98 тыс. тонн металла, обрушилось на голову врага. Оборона противника уничтожалась и подавлялась на глубину до 8 км, а отдельные узлы сопротивления — на глубину до 10–12 км.

Вот как рассказал впоследствии об этом дне командир 56-го танкового корпуса немецкий генерал артиллерии Вейдлинг на допросе в штабе фронта.

— 16 апреля в первые же часы наступления «русские прорвались на правом фланге 101-го армейского корпуса на участке дивизии «Берлин», создав этим самым угрозу для левого фланга 56-го танкового корпуса. Во второй половине дня русские танки прорвались на участке 303-й пехотной дивизии, входившей в состав 11-го танкового корпуса СС, и создали угрозу нанесения ударов с фланга по частям дивизии «Мюнхеберг». Одновременно русские оказывали сильное давление с фронта на участке моего корпуса. В ночь на 17 апреля части моего корпуса, неся большие потери, были вынуждены отойти на высоты восточнее Зеелов.

Утром 16 апреля на всех участках фронта войска успешно продвигались вперед. Однако противник, придя в себя, начал оказывать противодействие со стороны Зееловских высот своей артиллерией, минометами, а со стороны Берлина появились группы бомбардировщиков. И чем дальше продвигались наши войска к Зееловским высотам, тем сильнее нарастало сопротивление врага.

Этот естественный рубеж господствовал над всей окружающей местностью, имел крутые скаты и являлся во всех отношениях серьезным препятствием на пути к Берлину. Сплошной стеной стоял он перед нашими войсками, закрыв собой плато, на котором должно было развернуться генеральное сражение на ближних подступах к Берлину.

Именно здесь, у его подножия, немцы рассчитывали остановить паши войска. Здесь они сосредоточили наибольшее количество сил и средств.

Зееловские высоты ограничивали не только действия наших танков, но являлись серьезным препятствием и для артиллерии. Они закрывали глубину обороны противника, делали невозможным наблюдение ее с земли с нашей стороны. Артиллеристам приходилось преодолевать эти трудности усилением огня и зачастую стрелять по площадям.

Для противника отстаивание этого важнейшего рубежа имело еще и моральное значение. Ведь за ним лежал Берлин! Гитлеровская пропаганда всячески подчеркивала решающее значение и непреодолимость Зееловских высот, называя их то «замком Берлина», то «непреодолимой крепостью».

К 13 часам дня я отчетливо понял, что оборона противника здесь в основном уцелела, и в том боевом построении, в котором мы начали атаку и ведем наступление, нам Зееловских высот не взять.

Для того чтобы усилить удар атакующих войск и наверняка прорвать оборону, мы решили, посоветовавшись с командармами, ввести в дело дополнительно обе танковые армии генералов М. Е. Катукова и С. И. Богданова. В 1.4 часов 30 минут я уже видел со своего наблюдательного пункта движение первых эшелонов 1-й гвардейской танковой армии.

В 15 часов я позвонил в Ставку и доложил, что первая и вторая позиции обороны противника нами прорваны, войска фронта продвинулись вперед до шести километров, но встретили серьезное сопротивление у рубежа Зееловских высот, где, видимо, в основном уцелела оборона противника. Для усиления удара общевойсковых армий я ввел в сражение обе танковые армии. Считаю, что завтра к исходу дня мы прорвем оборону противника.

И. В. Сталин внимательно выслушал и спокойно сказал:

— У Конева оборона противника оказалась слабей. Он без труда форсировал реку Нейсе и продвигается вперед без особого сопротивления. Поддержите удар своих танковых армий бомбардировочной авиацией. Вечером позвоните, как у вас сложатся дела.

Вечером я вновь доложил Верховному о затруднениях на подступах к Зееловским высотам и сказал, что раньше завтрашнего вечера этот рубеж взять не удастся. 84

На этот раз И. В. Сталин говорил со мной не так спокойно, как днем.

— Вы напрасно ввели в дело 1-ю танковую армию на участке 8-й гвардейской армии, а не там, где требовала Ставка. — Потом добавил:

— Есть ли у вас уверенность, что завтра возьмете зееловский рубеж?

Стараясь быть спокойным, я ответил:

— Завтра, 17 апреля, к исходу дня оборона на зееловском ру беже будет прорвана. Считаю, что чем больше противник будет бро сать своих войск навстречу нашим войскам здесь, тем быстрее мы возьмем затем Берлин, так как войска противника легче разбить в открытом поле, чем в городе.

— Мы думаем приказать Коневу двинуть танковые армии Рыбалко и Лелюшенко на Берлин с юга, а Рокоссовскому ускорить форсирование и тоже ударить в обход Берлина с севера, — сказал И. В. Сталин.

Я ответил:

— Танковые армии Конева имеют полную возможность быстро продвигаться, и их следует направить на Берлин, а Рокоссовский не сможет начать наступление ранее 23 апреля, так как задержится с форсированием Одера.

— До свидания, — довольно сухо сказал И. В. Сталин вместо от вета и положил трубку.

Через день, 18 апреля, была дана директива Ставки об изменении задач 1-му Украинскому и 2-му Белорусскому фронтам: И. С. Коневу — наступать 3-й гвардейской танковой армией через Цоссен на Берлин с юга, 4-й гвардейской танковой армии выйти в район Потсдама, а К. К. Рокоссовскому ускорить форсирование Одера и частью сил наступать в обход Берлина с севера.

С раннего утра 17 апреля на всех участках фронта разгорелись ожесточенные сражения, враг отчаянно сопротивлялся. Однако к вечеру, не выдержав удара танковых армий, введенных накануне, которые во взаимодействии с общевойсковыми армиями пробили на ряде участков оборону на Зееловских высотах, противник начал от-ступать. К утру 18 апреля Зееловские высоты были взяты.

Прорвав оборону зееловского рубежа, мы получили возможность ввести в сражение все танковые соединения уже на широком фронте.

Однако и 18 апреля противник все еще пытался остановить продвижение наших войск, бросая навстречу им все свои наличные резервы и даже части, снятые с обороны Берлина. Только 19 апреля, понеся большие потери, немцы не выдержали мощного напора наших танковых и общевойсковых армий и стали отходить на внешний обвод Берлинского района обороны.

Несколькими днями позже М. С. Малинин доложил мне, что получено указание Ставки об отмене директивы К. К. Рокоссовскому, предписывавшей 2-му Белорусскому фронту наступать в обход Берлина с севера. Было ясно, что войска 2-го Белорусского фронта, форсируя сложнейшую водную систему на Одере и преодолевая там оборону немцев, не смогут раньше 23 апреля двинуться в наступление.

Как показал действительный ход событий, развивать наступление главными силами 2-й Белорусский фронт мог не раньше 24 апреля, тогда, когда в Берлине уже шли уличные бои, а правофланговая группировка войск 1-го Белорусского фронта к этому времени уже обошла город с севера и северо-запада.

В ходе сражений 16 и 17 апреля да и потом я еще и еще ран возвращался к анализу построения операции войск фронта, с тем чтобы убедиться, нет ли в наших решениях ошибок, которые могут привести к срыву операции.

Ошибок не было. Однако следует признать, что нами была допущена оплошность, которая затянула сражение при прорыве тактической зоны на один-два дня.

При подготовке операции мы несколько недооценивали сложность характера местности в районе Зееловских высот, где противник имел возможность организовать труднопреодолимую оборону. Находясь в 10–12 км от наших исходных рубежей, глубоко врывшись в землю, особенно за обратными скатами высот, противник смог уберечь свои силы и технику от огня нашей артиллерии и бомбардировок авиации. Правда, на подготовку Берлинской операции мы имели крайне ограниченное время, но и это не может служить оправданием.

Вину за недоработку вопроса прежде всего я должен взять на себя.

Думаю, что если не публично, то в размышлениях наедине с самим собой ответственность за недостаточную готовность к взятию Зееловских высот в армейском масштабе возьмут на себя и соответствующие командующие армиями. При планировании артиллерийского наступления следовало бы предусмотреть трудности уничтожения обороны противника в этом районе.

Сейчас, спустя много времени, размышляя о плане Берлинской операции, я пришел к выводу, что разгром берлинской группировки противника и взятие самого Берлина можно было бы осуществить несколько иначе.

Слов нет, теперь, когда с исчерпывающей полнотой все ясно, куда легче мысленно строить стратегический план, чем тогда, когда надо было практически решать уравнения со многими неизвестными. И все же хочу поделиться своими соображениями по этому поводу.

Взятие Берлина следовало бы сразу, и в обязательном порядке, поручить двум фронтам; 1-му Белорусскому и 1-му Украинскому, а разграничительную линию между ними провести так: Франкфурт-на-Одере — Фюрстенвальде — центр Берлина. При этом варианте главная группировка 1-го Белорусского фронта могла нанести удар на более узком участке и в обход Берлина с северо-востока, севера и северо-запада. 1-й Украинский фронт нанес бы удар своей главной группировкой по Берлину на кратчайшем направлении, охватывая его с юга, юго-запада и запада.

Мог быть, конечно, и иной вариант: взятие Берлина поручить одному 1-му Белорусскому фронту, усилив его левое крыло не менее чем двумя общевойсковыми и двумя танковыми армиями, одной авиационной армией и соответствующими артиллерийскими и инженерными частями.

При этом варианте несколько усложнились бы подготовка операции и управление ею, но значительно упростилось бы общее взаимодействие сил и средств по разгрому берлинской группировки противника, особенно при взятии самого города. Меньше было бы всяких трений и неясностей.

Что касается наступления 2-го Белорусского фронта, его можно было бы организовать несколько проще.

Можно было оставить на участке Штеттин — Шведт небольшое прикрытие, главные силы фронта сосредоточить южнее Шведта и примкнуть их к правому крылу 1-го Белорусского фронта, а может быть, даже развернуть действия из-за его фланга (форсировавшего Одер), нанося удар в северо-западном направлении, и отрезать штеттин-шведтскую группу противника.

По ряду причин при рассмотрении и утверждении плана в Ставке эти варианты не фигурировали. Верховное командование проводило в жизнь вариант удара широким фронтом.

Но вернемся к событиям тех дней.

В первые дни сражений танковые армии 1-го Белорусского фронта не имели никакой возможности вырваться вперед. Им пришлось драться в тесном взаимодействии с общевойсковыми армиями. Несколько успешнее действовала 2-я гвардейская танковая армия генерала С. И. Богданова совместно с 3-й и 5-й ударными армиями. К тому же на ее направлении после 18 апреля сопротивление противника было несколько слабее.

Наступление 1-го Украинского фронта (командующий маршал И. С. Конев, член Военного совета генерал К. В. Крайнюков, начальник штаба генерал И. Е. Петров) с первого же дня развивалось более быстрыми темпами. Как и ожидалось, на направлении его удара оборона противника была слабая, что и позволило с утра 17 апреля ввести там в дело обе танковые армии, которые продвинулись на 20–25 км, форсировали реку Шпрее и с утра 19 апреля начали продвигаться на Цоссен и Луккенвальде.

Однако при подходе войск И. С. Конева к району Цоссена сопротивление со стороны противника усилилось, темп продвижения частей 1-го Украинского фронта замедлился. К тому же и характер местности затруднял танковой армии генерала П. С, Рыбалко действия развернутым боевым порядком. По этому поводу командующий фронтом И. С. Конев передал П. С. Рыбалко следующую радиограмму:

«Тов. Рыбалко. Опять двигаетесь кишкой. Одна бригада дерется, вся армия стоит. Приказываю: рубеж Барут — Луккенвальде через болото переходить по нескольким маршрутам развернутым боевым порядком... Исполнение донести. Конев. 20.4.45 г.»{33}

20 апреля, на пятый день операции, дальнобойная артиллерия 79-го стрелкового корпуса 3-й ударной армии, которой командовал генерал-полковник В. И. Кузнецов, открыла огонь по Берлину. Начался исторический штурм столицы немецко-фашистской Германии. В это же время 1-й дивизион 30-й гвардейской пушечной бригады 47-й армии, которым командовал майор А. И. Зюкин, также дал залп по фашистской столице.

21 апреля части 3-й ударной, 2-й гвардейской танковой, 47-й и 5-й ударной армий ворвались на окраины Берлина и завязали бои в самом городе. 61-я армия, 1-я армия Войска Польского и другие соединения фронта быстро двигались на Эльбу, где предполагалось встретить союзные нам войска.

Большую партийно-политическую работу по обеспечению высокого наступательного духа воинов проводили политотделы наступающих войск — 47-й армии (начальник политотдела полковник М. Х. Калашник), 61-й армии (начальник политотдела генерал-майор А. Г. Котиков), 2-й гвардейской танковой армии (начальник политотдела полковник М. М. Литвяк), 3-й ударной армии (начала ник политотдела полковник Ф. Я. Лисицын), 5-й ударной армии (начальник политотдела генерал-майор Е. Е. Кощеев).

Чтобы всемерно ускорить разгром обороны противника в самом Берлине, было решено 1-ю и 2-ю гвардейские танковые армии бросить вместе с 8-й гвардейской, 5-й ударной, 3-й ударной и 47-й армиями в бой за город. Мощным огнем артиллерии, ударами авиации и танковой лавиной они должны были быстро подавить вражескую оборону в Берлине.

23–24 апреля войска 1-го Белорусского фронта громили гитлеровцев на подступах к центру Берлина. В южной части города завязали бой части 3-й гвардейской танковой армии 1-го Украинского фронта.

25 апреля 328-я стрелковая дивизия 47-й армии и 65-я танковая бригада 2-й гвардейской танковой армии 1-го Белорусского фронта, наступавшие западнее Берлина, соединились в районе Кетцина с 6-м гвардейским механизированным корпусом 4-й гвардейской танковой армии 1-го Украинского фронта.

Так берлинская группировка врага общей численностью более 400 тыс. человек оказалась рассеченной на две изолированные группы: берлинскую и франкфуртско-губенскую.

Введенная в дело из резерва фронта 3-я армия генерала А. В. Горбатова, развивая наступление вдоль канала Одер — Шпрее и используя успех 1-й гвардейской танковой армии, быстро вышла в район Кенигсвустерхаузен.

Отсюда, резко повернув на юг и юго-восток, она нанесла удар на Тойпитц и 25 апреля соединилась с частями правого крыла войск 1-го Украинского фронта, наступавшими в северо-западном направлении. Плотно сомкнулось кольцо окружения вражеской группировки юго-восточнее Берлина в районе Вендиш — Бухгольц.

Успешно развивались бои и в самом Берлине. Когда войска фронта ворвались в столицу Германии, оборона города в некоторых районах уже ослабла, так как часть войск берлинского гарнизона была снята немецким командованием для усиления обороны на Зееловских высотах. Наши части быстро нащупывали эти районы и, маневрируя, обходили главные очаги сопротивления.

Но с подходом к центральной части города сопротивление резко усилилось.

Ожесточение нарастало с обеих сторон. Оборона противника была сплошной. Немцы использовали все преимущества, которые давали им перед наступающей стороной бои в городе. Многоэтажные здания, массивные стены и особенно бомбоубежища, казематы, связанные между собой подземными ходами, сыграли важную роль. По этим путям немцы могли из одного квартала выходить в другой и даже появляться в тылу наших войск.

Река Шпрее в самом городе с ее высокими цементированными берегами, рассекая Берлин на две части, опоясывала министерские здания в центре города. Каждый дом здесь защищал гарнизон, нередко силой до батальона.

Наше наступление не прекращалось ни днем, ни ночью. Все усилия были направлены на то, чтобы не дать возможности противнику организовать оборону на новых опорных пунктах. Боевые порядки армий были эшелонированы в глубину. Днем наступали первым эшелоном, ночью — вторым.

Заранее подготовленной обороне Берлина с его секторами, районами и участками был противопоставлен детально разработанный план наступления.

Каждой армии, штурмовавшей Берлин, заранее были определены ее полосы. Частям и подразделениям давались конкретные улицы, площади, объекты. За кажущимся хаосом городских боев стояла стройная, тщательно продуманная система. Под уничтожающий огонь были взяты основные объекты города.

Главную тяжесть боев в центральной части Берлина приняли на себя штурмовые группы и штурмовые отряды, составленные из всех родов войск.

Суть центральной задачи уличных боев в Берлине заключалась в том, чтобы лишить противника возможности собрать свои силы в кулак, расколоть гарнизон на отдельные очаги и в быстром темпе уничтожить их.

Для ее решения к началу операции были созданы необходимые предпосылки. Во-первых, наши войска на подступах к городу перемололи значительную часть живой силы и техники противника. Во-вторых, быстро окружив Берлин, мы лишили немцев возможности маневрировать резервами. В-третьих, и сами резервы немцев, стянутые к Берлину, были быстро разгромлены.

Все это позволило нам, несмотря на многочисленные препятствия, сократить до минимума уличные бои и облегчить войскам условия уничтожения вражеской обороны внутри города.

Каждая атака пехоты и танков сопровождалась массированными ударами артиллерии и авиации, которые наносились на всех участках фронта. 11 тыс. орудий разного калибра через определенные промежутки времени открывали одновременный огонь. С 21 апреля по 2 мая по Берлину было сделано почти миллион 800 тыс. артиллерийских выстрелов. А всего на вражескую оборону в городе было обрушено более 36 тыс. тонн металла.

На третий день боев в Берлине по специально расширенной колее с Силезского вокзала были поданы крепостные орудия, открывшие огонь по центру города. Вес их каждого снаряда составлял полтонны.

Оборона Берлина разлетелась в пух и прах.

- К 22 апреля, — показал Кейтель потом на допросе, — стало ясно, что Берлин падет, если не будут сняты все войска с Эльбы для переброски против наступающих русских. После совместного со вещания Гитлера и Геббельса со мной и Йодлем было решено: 12-я армия оставляет против американцев слабые арьергарды и на ступает против русских войск, окруживших Берлин.

Йодль показал:

— 22 апреля Геббельс спросил у меня: можно ли военным путем предотвратить падение Берлина. Я ответил, что это возможно, но только в том случае, если мы снимем с Эльбы все войска и бросим их на защиту Берлина. По совету Геббельса я доложил свои соображения фюреру, он согласился и дал указание Кейтелю и мне вместе со штабом находиться вне Берлина и лично руководить контрнаступлением.

Командующий берлинским гарнизоном генерал Вейдлинг на допросе показал:

— 25 апреля Гитлер заявил мне: «Положение должно улучшиться (!). 9-я армия подойдет к Берлину и нанесет удар по противнику вместе с 12-й армией. Этот удар последует по южному фронту русских. С севера подойдут войска Штейнера и нанесут удар по северному крылу».

Все эти планы были фантазией Гитлера и его окружения, уже потерявших способность мыслить реально. В ночь на 23 апреля Кейтель выехал из Берлина в штаб 12-й армии, имея задачу соединить ее с 9-й армией. На следующий день он просто не смог вернуться в город. Советские войска громили обе эти армии.

Ежедневно за подписью Гитлера передавались радиотелеграммы подобного содержания: «Где 12-я армия?»; «Почему Венк не наступает?»; «Где Шернер?»; «Немедленно наступать!»; «Когда вы начнете наступать?»

В связи с тем, что действия войск 5-й ударной армии под командованием генерал-полковника Н. Э. Берзарина почти не освещены в пашей печати, я хочу рассказать о некоторых ее героических усилиях. Одни из них я наблюдал лично, о других был информирован командованием армии и командирами соединений.

Учитывая особую важность боевой задачи этой армии — овладение районом правительственных кварталов, расположенных в центре города, в том числе Имперской канцелярией, где находилась ставка Гитлера, кроме ранее приданных средств, мы усилили 5-ю ударную армию 11-м танковым корпусом генерала И. И. Ющука.

Наиболее сложной задачей на первом этапе были штурм сильно укрепленного Силезского вокзала и форсирование реки Шпрее с ее высокими бетонными берегами.

Первыми ворвались в Берлин с востока следующие войска, входившие в состав 26-го гвардейского корпуса генерала П. А. Фирсова и 32-го корпуса генерала Д. С. Жеребина:

94-я гвардейская дивизия (командир генерал И. Г. Гаспарян, начальник политотдела полковник С. В. Кузовков);

89-я гвардейская дивизия (командир генерал М. П. Серюгин, начальник политотдела полковник П. Х. Гордиенко);

266-я дивизия (командир полковник С. М. Фомиченко, начальник политотдела полковник В. И. Логинов);

60-я гвардейская дивизия (командир генерал В. П. Соколов, начальник политотдела полковник И. Н. Артамонов);

416-я дивизия (командир генерал Д. М. Сызранов, начальник политотдела полковник Р. А. Меджидов);

295-я дивизия (командир генерал А. П. Дорофеев, начальник политотдела полковник Г. Т. Луконин).

Почти четыре года ждали этого исторического момента наши героические воины, перешедшие в контрнаступление от Москвы, Сталинграда, Ленинграда, Северного Кавказа, с Курской дуги, Украины, Белоруссии, Прибалтики и других районов страны. И вот этот час, час окончательной расплаты с фашизмом, наступил.

Трудно передать словами охватившее всех советских воинов волнение.

Вот что вспоминает командир орудия 6-й батареи 832-го артполка 266-й стрелковой дивизии старший сержант Николай Васильев:

— Уже под вечер наша батарея вышла на высоты, и мы увидели огромный город. Чувство радости и ликования охватило нас: это был последний вражеский рубеж, и час расплаты настал! Мы даже не заметили, как подъехала машина и из нее вышел наш командующий генерал Берзарин. Поприветствовав нас, он приказал нашему командиру: «По фашистам в Берлине — огонь!» Наверное, мы никогда так стремительно и слаженно не действовали, ведя огонь...

На снарядах батареи санинструктор Маланья Юрченко написала: «За Сталинград, за Донбасс, за Украину, за сирот и вдов. За слезы матерей!»

При штурме восточной части Берлина в боях особенно отличились 286-й гвардейский стрелковый полк 94-й гвардейской дивизии (командир подполковник А. Н. Кравченко) и 283-й гвардейский стрелковый полк той же дивизии под командованием подполковника А. А. Игнатьева.

Бойцы рвались вперед, проявляя массовый героизм. Убедившись, что лобовой атакой трудно захватить сильно укрепленный угловой дом, мешавший продвижению полка, парторг роты 283-го гвардейского полка Алексей Кузнецов с группой бойцов скрытными путями обошел этот дом и ударил по фашистам с тыла. Опорный пункт врага был захвачен.

Беспримерную отвагу проявил старший лейтенант И. П. Украинцев из 283-го гвардейского полка. При атаке одного из домов бой перешел в рукопашную схватку. Украинцев бросился на врагов. Девять фашистов заколол отважный офицер. Следуя его примеру, гвардии сержант Степан Гробазай со своим отделением истребил несколько десятков гитлеровцев.

В этих боях пал героической смертью замечательный вожак комсомольцев 94-й гвардейской дивизии, помощник начальника политотдела дивизии по комсомольской работе капитан Николай Горшелев. Личным боевым примером он воодушевлял солдат, всегда находясь там, где решался успех боя. Его уважали и любили воины дивизии за отвагу и душевную заботу о солдатах и офицерах.

22 апреля наибольшего успеха в штурме Берлина добился 9-й стрелковый корпус под командованием Героя Советского Союза генерал-майора И. П. Рослого. Воины этого корпуса решительным штурмом овладели Карлсхорстом, частью Копеника и, выйдя к Шпрее, с ходу форсировали ее.

Здесь, как мне рассказывали, в боях особенно отличился штурмовой отряд во главе с заместителем командира дивизии подполковником Ф. У. Галкиным. После захвата Карлсхорста отряд при наступлении на Трептов-парк с ходу захватил крупнейшую электростанцию Берлина — Румельсбург, которую гитлеровцы подготовили к взрыву. Когда отряд Ф. У. Галкина ворвался на электростанцию, она еще была на полном ходу. Станцию немедленно разминировали. С оставшимися рабочими был установлен полный контакт. Они взяли на себя обязательство по техническому обслуживанию электростанции.

За организованность, мужество и героизм, проявленные при захвате электростанции Румельсбург, стремительное форсирование реки Шпрее, за овладение многими объектами полковнику Ф. У. Галкину и его подчиненным подполковникам А. М. Ожогину и А. Н. Левину было присвоено звание Героя Советского Союза.

При форсировании Шпрее смело действовала 1-я бригада речных кораблей Днепровской военной флотилии, особенно отряд полуглиссеров этой бригады во главе с командиром лейтенантом М. М. Калининым. Несмотря на сильный огонь противника, старшина 1-й статьи Георгий Дудник на своем катере перебросил на вражеский берег несколько стрелковых рот 301-й стрелковой дивизии.

Во время переправы от прямого попадания вражеской мины на катере возник пожар. Старшина Георгий Дудник был тяжело ранен. Невзирая на ранение и ожоги, он довел катер до берега, высадил десант, потушил на катере пожар и отправился обратно на свой берег. Но он не достиг его и погиб от минометного огня...

Моторист другого катера А. Е. Самохвалов во время десантирования наших частей проявил исключительную смелость и находчивость. Под огнем противника он устранял повреждения в катере, а когда от неприятельского огня погиб его командир, взял на себя командование и продолжал переправу наших войск.

За боевую доблесть и героизм, проявленные моряками 1-й Бобруйской бригады Днепровской флотилии, Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 31 мая 1945 г. были удостоены звания Героя Советского Союза лейтенант М. М. Калинин, старшины Г. Г. Дудник, Г. П. Казаков и А. П. Пашков, матросы Н. А, Баранов, А. Е. Самохвалов, М. Т. Сотников, Н. А. Филиппов и В. В. Черинов. Днепровская Краснознаменная флотилия была награждена орденом Ушакова I степени.

24 апреля 5-я ударная армия, ведя ожесточенные бои, продолжала успешно продвигаться к центру Берлина, к площади Александерплац, к дворцу кайзера Вильгельма, берлинской ратуше и Имперской канцелярии.

Учитывая наиболее успешное продвижение 5-й ударной армии, а также особо выдающиеся личные качества ее командарма Героя Советского Союза генерал-полковника Н. Э. Берзарина, 24 апреля он был назначен первым советским комендантом и начальником советского гарнизона Берлина.

В те дни писатель Всеволод Вишневский в своем дневнике сделал такую запись: «Комендантом города назначен командующий Н-ской ударной армией генерал-полковник Берзарин. Это один из культурнейших генералов в Красной Армии. У него есть масштаб»{34}.

Николай Эрастович Берзарин был преданный сын Коммунистической партии, патриот Родины, опытный, волевой, дисциплинированный командир. Командуя в Отечественную войну армиями, Н. Э. Берзарин в Ясско-Кишиневской, Висло-Одерской, Берлинской и других операциях проявил себя талантливым военачальником. К разработке операций и руководству войсками относился вдумчиво, творчески выполняя приказы высшего командования. В своей работе он всегда опирался на коммунистов.

Ему хорошо помогал в делах армейских член Военного совета генерал-лейтенант Федор Ефимович Боков, который, работая ранее в Генеральном штабе, получил значительный опыт в оперативно-стратегических вопросах и организации операций.

С нарастающим ожесточением 25 апреля шли бои в центре Берлина. Противник, опираясь на крепкие узлы обороны, оказывал упорное сопротивление.

Наши войска несли большие потери, но, воодушевленные успехами, рвались вперед — к самому центру Берлина, где все еще находилось главное командование противника во главе с Гитлером.

Об этом мы хорошо знали из немецких радиопередач: Гитлер истерично призывал свои армии к спасению Берлина, не зная, что они уже разбиты войсками 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов.

29 апреля в центре города развернулись наиболее ожесточенные сражения.

На ратушу наступали 1008-й стрелковый полк (командир полковник В. Н. Борисов) и 1010-й полк (командир полковник М. Ф. Загородский) 266-й стрелковой дивизии. Много волнующих подвигов совершили воины этой дивизии, о которых мне в те дни рассказывали непосредственные участники штурма.

Батальон капитана Н. В. Бобылева получил задачу пробиться к ратуше и совместно с батальоном майора М. А. Алексеева овладеть ею. Наших воинов, наступавших при поддержке танков, самоходной артиллерии, встретил такой сильный шквал огня, что продвижение по улице стало просто невозможным.

Тогда решено было пробиваться к ратуше через стены зданий, делая проходы в них взрывчаткой. Под огнем противника саперы закладывали тол и одну за другой взрывали стены домов. Еще не успевал разойтись дым от взрывов, как в проходы бросались штурмовые группы и после рукопашной схватки очищали от неприятеля здания, прилегающие к ратуше.

В бой были введены танки и тяжелые самоходные орудия. Несколькими выстрелами они разбили тяжелые железные ворота ратуши, проделали пробоины в стенах, одновременно ставя дымовую завесу. Все здание заволокло густым дымом.

Первым сюда ворвался взвод лейтенанта К. Маденова. Вместе с отважным лейтенантом смело действовали бойцы Н. П. Кондрашев, К. Е. Крютченко, И. Ф. Кашпуровский и другие. Они закидали вестибюль и коридоры ручными гранатами. Каждую комнату приходилось брать с бою.

Комсорг 1-го батальона 1008-го стрелкового полка младший лейтенант К. Г. Громов пролез на крышу ратуши. Сбросив на мостовую фашистский флаг, Константин Громов водрузил над ратушей наше Красное знамя. За героизм и мужество, проявленные в этих боях, Константину Григорьевичу Громову было присвоено звание Героя Советского Союза.

5-я ударная армия, успешно наступавшая в центре Берлина, хорошо взаимодействовала с 3-й ударной и 2-й гвардейской танковой армиями, 16-й воздушной армией и другими частями. Быстрый успех, который был достигнут в сражениях за центр города, явился следствием умелой организации взаимодействия между всеми наступавшими армиями.

Здесь я прежде всего должен отметить блестящую работу начальника штаба 5-й армии генерала А. М. Кущева, его заместителя генерала С. П. Петрова, начальника разведотдела А. Д. Синяева, парторга штаба В. К. Попова, начальника связи В. Ф. Фалина и других офицеров штаба.

Итак, развязка подходила к концу.

На что же надеялось гитлеровское руководство в этот критический для Германии момент?

Кейтель на допросе показал: «Еще с лета 1944 года Германия вела войну за выигрыш времени, надеясь на то, что в войне, в которой о обеих сторон участвовали различные государства, различные полководцы, различные армии и различные флоты, в любое время могло возникнуть совершенно неожиданное изменение обстановки в результате комбинации различных сил. Таким образом, мы вели войну в ожидании событий, которые должны были случиться, но не случились».

В момент падения Берлина Гитлер уже не Мог рассчитывать на эти события и выбросил лозунг: «Лучше сдать Берлин американцам и англичанам, чем пустить в него русских».

Пленные немецкие солдаты в Берлине показывали: «Офицеры утверждали, что все силы будут приложены к тому, чтобы не допустить захвата Берлина русскими. Если сдавать город, то только американцам».

Сражение в Берлине подошло к своему кульминационному пункту. Всем нам хотелось покончить с берлинской группировкой к 1 Мая. Но враг, хотя и был в агонии, все же продолжал драться, цепляясь за каждый дом, за каждый подвал, за каждый этаж и крышу.

Несмотря на это фанатическое сопротивление, советские воины брали квартал за кварталом. Войска генералов В. И. Кузнецова, Н. Э. Берзарина, С. И. Богданова, М. Е. Катукова и В. И. Чуйкова все ближе продвигались к центру Берлина.

30 апреля 1945 г. навсегда останется в памяти советского народа и в истории его борьбы с фашистской Германией.

В этот день, в 14 часов 25 минут, войсками 3-й ударной армии, которой руководили командующий генерал В. И. Кузнецов и член Военного совета генерал А. И. Литвинов, была взята основная часть. здания рейхстага.

За рейхстаг была кровопролитная битва. Подступы к нему прикрывались крепкими зданиями, входящими в систему девятого центрального сектора обороны Берлина. Район рейхстага обороняли отборные эсэсовские части общей численностью около 6 тыс. человек, оснащенные танками, штурмовыми орудиями и многочисленной артиллерией.

Непосредственный штурм здания рейхстага осуществлял 79-й стрелковый корпус Героя Советского Союза генерала Семена Никифоровича Переверткина в составе 150, 171, 207-й стрелковых дивизий. Главный удар наносила усиленная 150-я стрелковая Идрицкая дивизия (3-й ударной армии), во главе которой стоял опытный генерал Герой Советского Союза В. М. Шатилов. 150-ю дивизию поддерживали 23-я танковая бригада и другие части армии. За этим исторически важным боем лично наблюдал командарм В. И. Кузнецов, который держал со мной непрерывную связь.

Около 15 часов 30 апреля он позвонил мне на командный пункт и радостно сообщил:

— На рейхстаге — Красное знамя! Ура, товарищ маршал!

— Дорогой Василий Иванович, — ответил я, — сердечно поздравляю тебя и всех твоих солдат с замечательной победой. Этот исторический подвиг войск никогда не будет забыт советским народом. А как с самим рейхстагом?

— В некоторых отсеках верхних этажей и в подвалах здания все еще идет бой, — доложил В. И. Кузнецов.

К концу дня 1 мая гитлеровские части общим числом около 1500 человек, не выдержав борьбы, сдались. Рейхстаг был полностью очищен от противника.

Комендантом рейхстага был назначен командир полка 150-й дивизии полковник Федор Матвеевич Зинченко.

Борьба за Берлин шла не на жизнь, а на смерть. Из глубины матушки-России, из Москвы, из городов-героев Сталинграда, Ленинграда, с Украины, из Белоруссии, из прибалтийских, закавказских и других республик пришли сюда наши люди, чтобы завершить справедливую войну с теми, кто посягнул на свободу их Родины. У многих не зарубцевались еще раны от прошлых боев. Раненые не покидали строя. Все стремились вперед. Будто и не было четырех лет тяжелой войны: все воспрянули духом, чтобы свершить великое дело — водрузить знамя Победы в Берлине.

Много вдохновения и дерзости проявили во всех действиях наши воины. Зрелость нашей армии, ее рост за годы войны полностью отразились в берлинском сражении. Солдаты, сержанты, офицеры и генералы показали себя в Берлинской операции творчески зрелыми, решительными и отчаянно смелыми людьми. Наша Коммунистическая партия в Великую Отечественную войну сделала из них исключительно опытных воинов, настоящих мастеров своего дела, а опыт и знания являются самой благоприятной почвой для всестороннего развития военного искусства.

Сколько мыслей проносилось в голове в те радостные минуты! И тяжелейшая битва под Москвой, где наши войска стояли насмерть, не пропустив врага в столицу, и Сталинград в руинах, но непокоренный, и славный Ленинград, выдержавший тяжелейшую блокаду, и Севастополь, так героически сражавшийся против отборных гитлеровских войск, и торжество победы на Курской дуге, и тысячи разрушенных сел и городов, многомиллионные жертвы советского народа, героически выстоявшего в суровые годы.

И вот, наконец, самое главное, ради чего перенес великие страдания наш народ, — полный разгром фашистской Германии, торжество нашего правого дела!

1 мая в руках немцев остались только Тиргартен и правительственный квартал. Здесь располагалась Имперская канцелярия, во дворе которой находился бункер ставки Гитлера.

В этот день Мартин Борман записал в своем дневнике: «Наша Имперская канцелярия превращается в развалины».

В 3 часа 50 минут 1 мая на командный пункт 8-й гвардейской армии был доставлен начальник генерального штаба германских сухопутных войск генерал пехоты Кребс. Он заявил, что уполномочен установить непосредственный контакт с Верховным Командованием Красной Армии для проведения переговоров о перемирии.

В 4 часа генерал В. И. Чуйков доложил мне по телефону, что генерал Кребс сообщил ему о самоубийстве Гитлера. По словам Кребса, оно произошло 30 апреля в 15 часов 50 минут. Василий Иванович тут же зачитал мне содержание письма Геббельса к советскому Верховному Командованию. В нем говорилось:

«Согласно завещанию ушедшего от нас фюрера мы уполномочиваем генерала Кребса в следующем. Мы сообщаем вождю советского народа, что сегодня в 15 часов 50 минут добровольно ушел из жизни фюрер. На основании его законного права фюрер всю власть в оставленном им завещании передал Деницу, мне и Борману. Я уполномочил Бормана установить связь с вождем советского народа. Эта связь необходима для мирных переговоров между державами, у которых наибольшие потери Геббельс».

К письму Геббельса было приложено завещание Гитлера со списком нового имперского правительства. Завещание было подписано Гитлером и скреплено свидетелями (оно датировалось 4 часами 29 апреля 1945 г.).

Ввиду важности сообщения я немедленно направил своего заместителя генерала армии В. Д. Соколовского на командный пункт В. И. Чуйкова для переговоров с немецким генералом. В. Д. Соколовский должен был потребовать от Кребса безоговорочной капитуляции фашистской Германии.

Тут же соединившись с Москвой, я позвонил И. В. Сталину. Он был на даче. К телефону подошел дежурный генерал, который сказал:

— Сталин только что лег спать.

-Прошу разбудить его. Дело срочное и до утра ждать не может.

Очень скоро И. В. Сталин подошел к телефону. Я доложил полученное сообщение о самоубийстве Гитлера и появлении Кребса и решение поручить переговоры с ним генералу В. Д. Соколовскому, Спросил его указаний.

И. В. Сталин ответил:

— Доигрался, подлец. Жаль, что не удалось взять его живым, Где труп Гитлера?

— По сообщению генерала Кребса, труп Гитлера сожжен на костре.

— Передайте Соколовскому, — сказал Верховный, — никаких переговоров, кроме безоговорочной капитуляции, ни с Кребсом, ни с. другими гитлеровцами не вести.

Если ничего не будет чрезвычайного, — не звоните до утра, хочу немного отдохнуть. Сегодня у нас Первомайский парад.

Первомайский парад... Первомайские демонстрации... Как все это близко и дорого советскому человеку, особенно находящемуся за пределами Родины! Я отчетливо представил себе, как сейчас к Красной площади двигаются войска Московского гарнизона. Утром они займут свои места и после речи принимающего парад пройдут торжественным маршем перед Мавзолеем В. И. Ленина, перед правительством и руководством партии, пройдут вдоль стен седого Кремля, чеканя шаг, с гордостью представляя победную мощь Советских Вооруженных Сил, освободивших Европу от угрозы фашизма...

Около 5 часов утра мне позвонил генерал В. Д. Соколовский и доложил о первом разговоре с генералом Кребсом.

— Что-то хитрят они, - сказал В. Д. Соколовский. — Кребс за являет, что он не уполномочен решать вопросы безоговорочной капитуляции. Этот вопрос, по его словам, может решить только новое правительство Германии во главе с Деницем.

Кребс добивается перемирия якобы для того, чтобы собрать в Берлине правительство Деница. Думаю, нам следует послать их к чертовой бабушке, если они сейчас же не согласятся на безоговорочную капитуляцию.

— Правильно, Василий Данилович, — ответил я. — Передай, что, если до 10 часов не будет дано согласие Геббельса и Бормана на без оговорочную капитуляцию, мы нанесем удар такой силы, который навсегда отобьет у них охоту сопротивляться. Пусть гитлеровцы подумают о бессмысленных жертвах немецкого народа и своей личной ответственности за безрассудство.

В назначенное время ответа от Геббельса и Бормана не последовало.

В 10 часов 40 минут наши войска открыли ураганный огонь по остаткам особого сектора обороны центра города. В 18 часов

В. Д. Соколовский доложил, что немецкое руководство прислало своего парламентера. Он сообщил, что Геббельс и Борман отклонили требование о безоговорочной капитуляции.

В ответ на это в 18 часов 30 минут с невероятной силой начался последний штурм центральной части города, где находилась Имперская канцелярия и засели остатки гитлеровцев.

Не помню точно времени, но как только стемнело, позвонил командующий 3-й ударной армией генерал В. И. Кузнецов и взволнованным голосом доложил:

— Только что на участке 52-й гвардейской дивизии прорвалась группа немецких танков, около 20 машин, которые на большой скорости прошли на северо-западную окраину города.

Было ясно, что кто-то удирает из Берлина.

Возникли самые неприятные предположения. Кто-то даже сказал, что, возможно, прорвавшаяся танковая группа вывозит Гитлера, Геббельса и Бормана.

Тотчас же были подняты войска по боевой тревоге, с тем чтобы не выпустить ни одной живой души из района Берлина. Немедленно было дано указание командарму 47-й Ф. И. Перхоровичу, командарму 61-й П. А. Белову, командарму 1-й армии Войска Польского С. Г. Поплавскому плотно закрыть все пути и проходы на запад и северо-запад. Командующему 2-й гвардейской танковой армией генералу С. И. Богданову и командарму генералу В. И. Кузнецову было приказано немедля организовать преследование по всем направлениям, найти и уничтожить прорвавшиеся танки.

На рассвете 2 мая группа танков была обнаружена в 15 км северо-западнее Берлина и быстро уничтожена нашими танкистами. Часть машин сгорела, часть была разбита. Среди погибших экипажей никто из главарей гитлеровцев обнаружен не был. То, что осталось в сгоревших танках, опознать было невозможно.

Ночью 2 мая, в 1 час 50 минут, радиостанция штаба берлинской обороны передала и несколько раз повторила на немецком и русском языках:

«Высылаем своих парламентеров на мост Бисмаркштрассе. Прекращаем военные действия».

В 6 часов 30 минут утра 2 мая было доложено: на участке 47-й гвардейской дивизии сдался в плен командир 56-го танкового корпуса генерал Вейдлинг. Вместе с Вейдлингом сдались офицеры его штаба. На предварительном допросе генерал Вейдлинг сообщил, что он несколько дней назад был лично Гитлером назначен командующим обороной Берлина.

Генерал Вейдлинг сразу же согласился дать приказ своим войскам о прекращении сопротивления. Вот текст, который он утром 2 мая подписал и объявил по радио:

«30 апреля фюрер покончил с собой и, таким образом, оставил пас, присягавших ему на верность, одних. По приказу фюрера мы, германские войска, должны были еще драться за Берлин, несмотря на то, что иссякли боевые запасы, и несмотря на общую обстановку, которая делает бессмысленным наше дальнейшее сопротивление.

Приказываю: немедленно прекратить сопротивление. Подпись: Вейдлинг (генерал артиллерии, бывший командующий зоной обороны Берлина)».

В тот же день около 14 часов мне сообщили, что сдавшийся в плен заместитель министра пропаганды доктор Фриче предложил выступить по радио с обращением к немецким войскам о прекращении всякого сопротивления. Чтобы всемерно ускорить окончание борьбы, мы согласились предоставить ему радиостанцию.

После выступления по радио Фриче был доставлен ко мне. На допросе он повторил то, что уже было в основном известно из переговоров с Кребсом. Как известно, Фриче был одним из наиболее близких к Гитлеру, Геббельсу и Борману людей.

Он сообщил, что 29 апреля Гитлер собрал совещание своего окружения, на котором присутствовали Борман, Геббельс, Аксман, Кребс и другие ответственные лица из фашистского руководства. Лично он, Фриче, якобы не был на этом совещании, но позже Геббельс подробно информировал его.

По словам Фриче, в последние дни, особенно после 20 апреля, когда советская артиллерия открыла огонь по Берлину, Гитлер большей частью находился в состоянии отупения, которое прерывалось истерическими припадками. Временами он начинал бессвязно рассуждать о близкой победе.

На мой вопрос о последних планах Гитлера Фриче ответил, что точно не знает, но слышал, что в начале наступления русских на Одере кое-кто из руководства отправился в Берхтесгаден и Южный Тироль. С ними посылались какие-то грузы. Туда же должно было вылететь и главное командование во главе с Гитлером. В самый последний момент, когда советские войска подошли к Берлину, шли разговоры об эвакуации в Шлезвиг-Гольштейн. Самолеты держались в полной готовности в районе Имперской канцелярии, но были вскоре разбиты советской авиацией.

Больше Фриче ничего нам сказать не мог.

На следующий день он был отправлен в Москву для проведения более обстоятельного допроса.

Несколько слов о последнем, завершающем бое в Берлине.

248-я (командир дивизии генерал Н. 3. Галай) и 230-я (командир дивизии полковник Д. К. Шишков) дивизии армии Н. Э. Берзарина 1 мая штурмом овладели государственным почтамтом и завязали бой за дом министерства финансов, расположенный напротив Имперской канцелярии. 1 мая 301-я дивизия (командир дивизии полковник В. С. Антонов) во взаимодействии с 248-й стрелковой дивизией штурмом овладела зданием гестапо и министерством авиации.

Вечером 1 мая 301-я и 248-я стрелковые дивизии 5-й ударной армии вели последний бой за Имперскую канцелярию. Схватка на подступах и внутри этого здания носила особо ожесточенный характер. В составе одной из штурмовых групп 1050-го стрелкового полка предельно смело действовала инструктор политотдела 9-го стрелкового корпуса майор Анна Владимировна Никулина. Вместе с офицерами И. Давыдовым и Ф. Шаповаловым она водрузила Красное знамя над Имперской канцелярией.

После захвата Имперской канцелярии ее комендантом был назначен заместитель командира 301-й стрелковой дивизии полковник В. Е. Шевцов.

К 15 часам 2 мая с врагом было полностью покончено. Остатки берлинского гарнизона сдались в плен общим количеством более 70 тыс. человек, не считая раненых. Многие из тех, кто дрался с оружием в руках, видимо, в последние дни разбежались и попрятались.

2 мая 1945 г. было днем великого торжества советского народа, его Вооруженных Сил, наших союзников в этой войне и народов всего мира.

В тот день в приказе Верховного Главнокомандующего говорилось:

«Войска 1-го Белорусского фронта при содействии войск 1-го Украинского фронта после упорных уличных боев завершили разгром берлинской группы немецких войск и сегодня, 1 мая, полностью овладели столицей Германии городом Берлином — центром немецкого империализма и очагом немецкой агрессии».

После захвата Имперской канцелярии мы поехали туда с генерал-полковником Н. Э. Берзариным, членом Военного совета армии генерал-лейтенантом Ф. Е. Боковым и другими участниками штурма, чтобы убедиться в самоубийстве Гитлера, Геббельса и других руководителей гитлеровцев.

Прибыв на место, мы оказались в затруднительном положении. Нам доложили, что все трупы убитых немцы якобы закопали в местах захоронения, я где и кто закопал — толком никто не знал. Вы сказывались разные версии.

Захваченные пленные из числа главным образом раненых о Гитлере и его окружении ничего сказать не могли, ссылаясь на то, что из руководящих гитлеровцев не видели и не знали никого, кроме своего ротного командира.

Пленных в Имперской канцелярии было взято мало, всего несколько десятков человек. Видимо, в самый последний момент эсэсовцы, офицерский состав и остатки руководства попрятались в городе, использовав потайные выходы.

Мы искали костры, на которых якобы сжигались трупы Гитлера и Геббельса, но так и не нашли. Правда, мы видели следы костров, но они были малы по размерам. Там скорее всего кипятили воду немецкие солдаты.

Мы заканчивали осмотр Имперской канцелярии, когда нам доложили, что в подземелье обнаружены трупы шестерых детей Геббельса. Признаюсь, у меня не хватило духу спуститься туда и посмотреть на детей, умерщвленных матерью и отцом. Вскоре недалеко от бункера были обнаружены трупы Геббельса и его жены. Для опознания был привлечен доктор Фриче, который подтвердил, что это именно они.

Обстоятельства вначале побудили меня усомниться в правдивости версии о самоубийстве Гитлера, тем более что нам не удалось обнаружить и Бормана. Я тогда подумал; а не удрал ли Гитлер в самый последний момент, когда уже не было надежды на помощь Берлину извне?

Такое предположение я высказал в Берлине на пресс-конференции советских и иностранных корреспондентов.

Несколько позже в результате проведенных расследований, опросив личного медицинского персонала Гитлера и т. д. к нам стали поступать дополнительные, более определенные сведения, подтверждающие самоубийство Гитлера. Я убежден, что для сомнений в самоубийстве Гитлера оснований нет.

Большинство фашистских главарей, в том числе Геринг, Гиммлер, Кейтель и Йодль, заблаговременно бежали из Берлина в разных направлениях.

До последней минуты они вместе с Гитлером, как азартные игроки, не теряли надежды на «счастливую карту», которая может спасти фашистскую Германию и их самих. 30 апреля и даже 1 мая гитлеровские заправилы все еще пытались оттянуть время окончательного краха, затеяв переговоры о вызове в Берлин новоявленного правительства Деница якобы для решения о капитуляции Германии...

7 мая мне в Берлин позвонил Верховный Главнокомандующий и сообщил:

— Сегодня в городе Реймсе немцы подписали акт безоговорочной капитуляции. Главную тяжесть войны, — продолжал он, — на своих плечах вынес советский народ, а не союзники, поэтому капитуляция должна быть подписана перед Верховным командованием всех стран антигитлеровской коалиции, а не только перед Верховным командованием союзных войск.

Я не согласился и с тем, — продолжал И. В. Сталин, — что акт капитуляции подписан не в Берлине, в центре фашистской агрессии. Мы договорились с союзниками считать подписание акта в Реймсе предварительным протоколом капитуляции. Завтра в Берлин прибудут представители немецкого главного командования и представители Верховного командования союзных войск.

Представителем Верховного Главнокомандования советских войск назначаетесь вы. Завтра же к вам прибудет Вышинский. После подписания акта он останется в Берлине в качестве помощника Главно-начальствующего по политической части. Главпоначальствующим в советской зоне оккупации Германии назначаетесь вы; одновременно будете и Главнокомандующим советскими оккупационными войсками в Германии.

Рано утром 8 мая в Берлин прилетел А. Я. Вышинский. Он привез всю нужную документацию по капитуляции Германии и сообщил состав представителей от Верховного командования союзников.

С утра 8 мая начали прибывать в Берлин журналисты, корреспонденты всех крупнейших газет и журналов мира, фотожурналисты, чтобы запечатлеть исторический момент юридического оформления разгрома фашистской Германии, признания ею необратимого крушения всех фашистских планов, всех ее честолюбивых и человеконенавистнических целей.

В середине дня на аэродром Темпельгоф прибыли представители Верховного командования союзных войск.

Верховное командование союзных войск представляли английский маршал авиации Артур В. Теддер, командующий стратегическими воздушными силами США генерал Спаатс и главнокомандующий французской армией генерал Делатр де Тассиньи.

На аэродроме их встречали мой заместитель генерал армии В. Д. Соколовский, первый комендант Берлина генерал-полковник Н. Э. Берзарин, член Военного совета армии генерал-лейтенант Ф. Е. Боков и другие представители Красной Армии. С аэродрома союзники прибыли в Карлсхорст, где было решено принять от немецкого командования безоговорочную капитуляцию.

На тот же аэродром из города Фленсбурга прибыли под охраной английских офицеров генерал-фельдмаршал Кейтель, адмирал флота Фридебург и генерал-полковник авиации Штумпф, имевшие полномочия от Деница подписать акт безоговорочной капитуляции Германии.

Здесь, в Карлсхорсте, в восточной части Берлина, в двухэтажном здании бывшей столовой немецкого военно-инженерного училища подготовили зал, где должна была проходить церемония подписания акта.

Немного отдохнув с дороги, все представители командования союзных войск прибыли ко мне, чтобы договориться по процедурным вопросам столь волнующего события.

Не успели мы войти в помещение, отведенное для беседы, как туда буквально хлынул поток американских и английских журналистов и с места в карьер начали штурмовать меня вопросами. От союзных войск они преподнесли мне флаг дружбы, на котором золотыми буквами были вышиты слова приветствия Красной Армии от американских войск.

После того как журналисты покинули зал заседания, мы приступили к обсуждению ряда вопросов, касающихся капитуляции гитлеровцев.

Генерал-фельдмаршал Кейтель и его спутники в это время находились в другом здании.

По словам наших офицеров, Кейтель и другие члены немецкой делегации очень нервничали. Обращаясь к окружающим, Кейтель сказал:

— Проезжая по улицам Берлина, я был крайне потрясен степенью его разрушения.

На это наши люди ему ответили:

— Господин фельдмаршал, а вы были потрясены, когда по вашему приказу стирались с лица земли тысячи советских городов и сел, под обломками которых были задавлены миллионы наших людей, в том числе многие тысячи детей?

Кейтель побледнел, нервно пожал плечами и ничего не ответил.

Как мы условились заранее, в 23 часа 45 минут Теддер, Спаатс и Делатр де Тассиньи, представители от союзного командования, А. Я. Вышинский, К. Ф. Телегин, В. Д. Соколовский и другие собрались у меня в кабинете, находившемся рядом с залом, где должно было состояться подписание немцами акта безоговорочной капитуляции.

Ровно в 24 часа мы вошли в зал.

Все сели за стол. Он стоял у стены, на которой были прикреплены государственные флаги Советского Союза, США, Англии, Франции.

В зале за длинными столами, покрытыми зеленым сукном, расположились генералы Красной Армии, войска которых в самый короткий срок разгромили оборону Берлина и поставили на колени высокомерных фашистских фельдмаршалов, фашистских главарей и в целом фашистскую Германию. Здесь же присутствовали многочисленные советские и иностранные журналисты, фоторепортеры.

— Мы, представители Верховного Главнокомандования Советских Вооруженных Сил и Верховного командования союзных войск, — заявил я, открывая заседание, — уполномочены правительствами антигитлеровской коалиции принять безоговорочную капитуляцию Германии от немецкого военного командования. Пригласите в зал представителей немецкого главного командования.

Все присутствующие повернули головы к двери, где сейчас должны были появиться те, кто хвастливо заявлял на весь мир о своей способности молниеносно разгромить Францию, Англию и не позже как в полтора-два месяца раздавить Советский Союз.

Первым не спеша переступил порог генерал-фельдмаршал Кейтель, правая рука Гитлера. Выше среднего роста, в парадной форме, подтянут. Он поднял руку со своим фельдмаршальским жезлом вверх, приветствуя представителей Верховного командования советских и союзных войск.

За Кейтелем вошел генерал-полковник Штумпф. Ниже среднего роста, глаза полны злобы и бессилия. Одновременно вошел адмирал флота фон Фридебург, казавшийся преждевременно состарившимся.

Немцам было предложено сесть за отдельный стол, который специально для них был поставлен недалеко от входа.

Генерал-фельдмаршал не спеша сел и поднял голову, обратив свой взгляд на нас, сидевших за столом президиума. Рядом с Кейтелем сели Штумпф и Фридебург. Сопровождавшие офицеры встали за их стульями.

Я обратился к немецкой делегации:

— Имеете ли вы на руках акт безоговорочной капитуляции, изучили ли его и имеете ли полномочия подписать этот акт?

Вопрос мой на английском языке повторил главный маршал авиации Теддер.

— Да, изучили и готовы подписать его, — приглушенным голосом ответил генерал-фельдмаршал Кейтель, передавая нам документ, подписанный гросс-адмиралом Деницем. В документе значилось, что Кейтель, фон Фридебург и Штумпф уполномочены подписать акт безоговорочной капитуляции.

Это был далеко не тот надменный Кейтель, который принимал капитуляцию от покоренной Франции. Теперь он выглядел побитым, хотя и пытался сохранить какую-то позу.

Встав, я сказал:

— Предлагаю немецкой делегации подойти сюда, к столу. Здесь вы подпишете акт о безоговорочной капитуляции Германии.

Кейтель быстро поднялся, устремив на нас недобрый взгляд, а затем опустил глаза и, медленно взяв со столика фельдмаршальский жезл, неуверенным шагом направился к нашему столу. Монокль его упал и повис на шнурке. Лицо покрылось красными пятнами.

Вместе с ним подошли к столу генерал-полковник Штумпф, адмирал флота фон Фридебург и немецкие офицеры, сопровождавшие их. Поправив монокль, Кейтель сел на край стула и не спеша подписал пять экземпляров акта. Тут же поставили подписи Штумпф и Фридебург.

После подписания акта Кейтель встал из-за стола, надел правую перчатку и вновь попытался блеснуть военной выправкой, но это у него не получилось, и он тихо отошел за свой стол.

В 0 часов 43 минуты 9 мая подписание акта безоговорочной капитуляции было закончено. Я предложил немецкой делегации покинуть зал.

Кейтель, Фридебург, Штумпф, поднявшись со стульев, поклонились и, склонив головы, вышли из зала. За ними вышли их штабные офицеры.

От имени советского Верховного Главнокомандования я сердечно поздравил всех присутствовавших с долгожданной победой. В зале поднялся невообразимый шум. Все друг друга поздравляли, жали руки. У многих на глазах были слезы радости. Меня окружили боевые друзья — В. Д. Соколовский, М. С. Малинин, К. Ф. Телегин, Н. А. Антипенко, В. Я. Колпакчи, В. И. Кузнецов, С. И. Богданов, Н. Э. Берзарин, Ф. Е. Боков, П. А. Белов, А. В. Горбатов и другие. — Дорогие друзья, — сказал я товарищам по оружию, — нам с вами выпала великая честь. В заключительном сражении нам было оказано доверие народа, партии и правительства вести доблестные советские войска на штурм Берлина. Это доверие советские войска, в том числе и вы, возглавлявшие войска в сражениях за Берлин, с честью оправдали. Жаль, что многих нет среди нас. Как бы они порадовались долгожданной победе, за которую, не дрогнув, отдали свою жизнь!

Вспомнив близких друзей и боевых товарищей, которым не довелось дожить до этого радостного дня, эти люди, сами привыкшие без малейшего страха смотреть смерти в лицо, как ни крепились, не смогли сдержать слез.

В 0 часов 50 минут 9 мая 1945 г. заседание, на котором была принята безоговорочная капитуляция немецких вооруженных сил, закрылось.

Итак, закончилась кровопролитная война. Фашистская Германия и ее союзники были окончательно разгромлены.

Путь к победе для советского народа был тяжел. Он стоил миллионов жизней. И сегодня все честные люди мира, оглядываясь на прошлые страшные дни второй мировой войны, обязаны с глубоким уважением и сочувствием вспомнить тех, кто боролся с фашизмом и отдал жизнь за свободу от фашистского рабства всего человечества. Коммунистическая партия и Советское правительство, исходя из своего интернационального долга и гуманных убеждений, приняли все меры к тому, чтобы своевременно разъяснить советским воинам, кто является истинным виновником войны и совершенных злодеяний. Не допускалось и мысли о том, чтобы карать трудовой немецкий народ за те злодеяния, которые фашисты творили на нашей земле. В отношении немецких трудящихся советские люди имели ясную позицию: им необходимо помочь осознать свои ошибки, быстрее выкорчевать остатки нацизма и влиться в общую семью свободолюбивых народов, высшим девизом которых в будущем должны стать мир и демократия.

В Берлине и его окрестностях еще шли бои, а советское командование на основании решений ЦК партии и Советского правительства уже приступило к организации нормальных жизненных условий для населения Берлина.

Основой для создания и деятельности военных и гражданских органов власти был приказ Военного совета 1-го Белорусского фронта № 5 от 23 апреля 1945 г. Приказ гласил:

«Вся власть управления на территории Германии, занятой Красной Армией, осуществляется военным командованием через посредство военных комендантов городов и районов.

Военные коменданты назначаются в каждом городе. Исполнительная власть создается из местных жителей: в городах — бургомистры, в более мелких городах и селах — старосты, которые несут ответственность перед военным командованием за выполнение населением всех приказов и распоряжений...»

В соответствии с этим приказом 28 апреля 1945 г. был опубликован приказ N° 1 советского военного коменданта Берлина Героя Советского Союза генерал-полковника Н. Э. Берзарина о переходе всей полноты власти в Берлине в руки советской военной комендатуры.

В этом приказе он объявил населению города, что фашистская партия Германии и ее организации распускаются и деятельность их запрещается.

Приказ устанавливал порядок поведения населения и определял основные положения, необходимые для нормализации жизни в Берлине.

Центральная военная комендатура создала во всех двадцати районах Берлина районные военные комендатуры, которые были укомплектованы нашими офицерами, и в первую очередь специалистами-хозяйственниками и инженерно-техническим персоналом. В некоторых подрайонах были созданы участковые комендатуры. С первых же шагов своей работы советским военным комендатурам пришлось в весьма сложной обстановке решать многие трудные задачи.

В результате боев в Берлине из 250 тыс. зданий города около 30 тыс. было совершенно разрушено, более 20 тыс. зданий находилось в полуразрушенном состоянии, более 150 тыс. зданий имело средние повреждения.

Городской транспорт не работал. Более трети станций метро было затоплено, 225 мостов подорвано немецко-фашистскими войсками. Вагонный парк и силовая сеть городского трамвая почти целиком были выведены из строя. Улицы, особенно в центре, завалены обломками. Вся система коммунального хозяйства прекратила свою работу (электростанции, водокачки, газовые заводы, канализация).

Первым делом советские войска, расположенные в Берлине, начали тушить пожары, организовали уборку и захоронение трупов, производили разминирование. Необходимо было спасти берлинское население от голодной смерти, организовать продовольственное снабжение, которое было прекращено до вступления в Берлин советских войск. Были установлены многочисленные факты, когда целые группы населения в течение нескольких недель не получали никакого продовольствия.

Однако советское командование не могло решить все эти задачи без массового привлечения к активной работе местного населения.

Военные советы, военные коменданты, работники политических органов прежде всего привлекали к работе в районные магистраты немецких коммунистов, освобожденных из концлагерей, антифашистов и других немецких демократов, с которыми у нас сразу установилось дружеское взаимопонимание.

Так начали создаваться немецкие органы самоуправления — органы антифашистско-демократической коалиции. В них была примерно одна треть коммунистов, которые действовали в товарищеском согласии с социал-демократами и лояльно настроенными специалистами.

Большую работу в Берлине проводил политический отдел во главе с полковником А. И. Елизаровым.

В мае 1945 г. Военный совет фронта в целях нормализации жизни в Берлине принял ряд важных решений, в частности:

мая — постановление № 063 о снабжении продовольствием немецкого населения Берлина. В нем устанавливались порядок и нормы выдачи продовольствия.

мая — постановление № 064 о восстановлении и обеспечении нормальной работы коммунального хозяйства Берлина.

31 мая — постановление № 080 о снабжении молоком немецких детей в Берлине.

Были приняты и другие решения о нормализации питания и быта населения, и в первую очередь трудового народа, занятого на восстановительных работах.

В качестве первой помощи со стороны Советского правительства в Берлин поступило 96 тыс. тонн зерна, 60 тыс. тонн картофеля, до 50 тыс. голов скота для убоя, сахар, жиры и другие продукты.

В результате этих срочных мероприятий была ликвидирована угроза голода немецкого населения.

Значительную роль в упорядочении жизни немецкого населения сыграли советские комендатуры, политорганы фронта, гарнизона и комендатур, вокруг которых быстро нарастала активность демократически настроенного населения. Постепенно исчезали неуверенность и боязнь репрессий, которыми пугали всех нацисты...

О мая к нам в Берлин по поручению Государственного Комитета Обороны прилетел Анастас Иванович Микоян; он тут же захотел посмотреть, что осталось от города и как налаживается его жизнь.

Выйдя из машины около одного из продовольственных магазинов, где уже выдавался по советским карточкам хлеб немецким жителям, А. И. Микоян обратился к женщинам, стоявшим в очереди. Вид их был крайне истощенный.

— Как чувствуете себя после занятия Берлина советскими войсками? — спросил Анастас Иванович. — Говорите смелее, вот мар шал Жуков, он учтет ваши нужды и сделает все, что будет в наших силах.

Это Анастас Иванович Микоян, — сказал я, — заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров. Он прибыл по поручению Советского правительства посмотреть, как вы живете и в чем нуждаетесь, чтобы оказать берлинцам возможную помощь. — Переводчик перевел.

Нас тут же окружили и заговорили наперебой:

— Никогда бы не поверили, что такой большой русский начальник может ходить по очередям и интересоваться, в чем нуждаются простые немцы. А нас все время пугали русскими...

Пожилая женщина, подойдя к А. И. Микояну, заметно волнуясь, сказала:

— Большое спасибо от нас, немецких женщин, за то, что не даете нам умереть голодной смертью.

Вместе с А. И. Микояном, А. В. Хрулевым и Н. А. Антипенко мы тщательно изучили наши возможности по оказанию продовольственной и медицинской помощи населению. Несмотря на собственные большие трудности, средства были найдены и помощь была оказана. Надо было видеть лица жителей Берлина, когда им выдавали хлеб, крупу, кофе, сахар, а иногда даже немного жиров и мяса...

Руководствуясь указаниями Центрального Комитета партии и Советского правительства, мы помогали немецкому народу всем, чем только могли, чтобы быстрее организовать его трудовую жизнь. Из числа трофейного имущества выделялись грузовые машины, семена, а лошади и сельскохозяйственный инвентарь, взятые в поместьях немецких баронов, передавались сельскохозяйственным рабочим, которые создавали трудовые артели.

В Берлин прибыл Вальтер Ульбрихт. До этого я никогда его не видел, но много слышал о нем как о твердом и принципиальном руководителе немецких коммунистов. С В. Ульбрихтом приехала большая группа немецких коммунистов. Первой их заботой было не допустить каких-либо эксцессов во взаимоотношениях немецкого населения и наших бойцов.

Немецкие товарищи подчеркивали, что рабочие, простые люди Германии уже видят в Красной Армии не карателя, а освободителя немецкого народа от фашизма.

Мы предложили Вальтеру Ульбрихту отправиться в части Красной Армии и послать своих немецких товарищей для разговора с советскими бойцами. Это предложение было принято. Возвратившись, они с большой теплотой отозвались о наших бойцах, их широком политическом кругозоре и человечности.

После захвата Берлина нам приходилось часто встречаться с В. Пиком, В. Ульбрихтом и другими немецкими коммунистами, не покладая рук работавшими над ликвидацией тяжелых последствий войны и господства фашизма.

Я познакомился и с Отто Гротеволем, который в то время был признанным руководителем левой группировки социал-демократической партии Германии, явно тяготевшей к коммунистам. Вскоре между Вильгельмом Пиком, Вальтером Ульбрихтом и Отто Гротеволем начались активные переговоры об образовании из числа коммунистов и левых социал-демократов единой социалистической пар-тин Германии, которые через год, 21 апреля 1946 г., закончились образованием СЕПГ. Были избраны руководящие органы партии, развернута большая работа среди рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции.

В середине мая 1945 г. Военный совет фронта созвал совещание с участием немецкой общественности, работников промышленности, транспорта, здравоохранения, коммунального хозяйства, культурных учреждении и офицеров военных комендатур. В работе этого совещания приняли участие заместитель Председателя Совнаркома А. И. Микоян, секретарь ЦК КПГ Вальтер Ульбрихт и другие немецкие партийные и общественные деятели.

Были обсуждены вопросы дальнейшей нормализации жизни в городе, снабжения населения и меры по восстановлению транспорта, коммунальных предприятий, организации культурной жизни в Берлине.

Уже 14 мая военный комендант Берлина генерал-полковник Н. Э. Берзарин вместе с новой дирекцией метро открыл движение по первой линии метрополитена, а к концу мая было введено в эксплуатацию пять линий метрополитена общей протяженностью в 61 км.

19 мая состоялось торжественное учредительное собрание берлинского магистрата, на котором Н. Э. Берзарин выступил с докладом о политике советских властей в Берлине, а обербургомистр доктор Вернер представил магистрат общественности. Он состоял из немцев, известных своей прежней антифашистской демократической деятельностью.

По всему городу проводились большие восстановительные работы, расчистка завалов, в которых наряду с немецкими специалистами и населением приняли участие советские инженерные и специальные войска. К концу мая в черте города частично вступили в строй основные железнодорожные станции и речные порты, обеспечивающие нормальное снабжение Берлина топливом и продовольствием.

К этому же времени была введена в действие 21 насосная станция городского водопровода. Семь восстановленных газовых заводов подавали для нужд города 340 тыс. куб. м газа в сутки. Предприятия и население основных районов Берлина почти полностью были обеспечены газом и водой.

В нюне городской трамвай уже перевозил пассажиров и грузы на 51 линии общим протяжением в 498 км.

25 мая по приказу Н. Э. Берзарина была разрешена организация городской полиции, суда в прокуратуры. Возглавить полицейский аппарат в Берлине было поручено активному участнику движения «Свободная Германия» Паулю Маркграфу.

Военные комендатуры Берлина с помощью немецких коммунистов и демократов провели значительную работу по организации и развитию демократического устройства в городе.

Берлинское радио начало свои передачи 13 мая. На следующий день руководством военной комендатуры вместе с директорами театров Густавом Грюндгеном, Эрнстом Легалем и Паулем Вегнером были обсуждены подготовительные мероприятия к открытию берлинских театров.

К середине июня в Берлине работало 120 кинотеатров, в них демонстрировались советские художественные и документальные кинофильмы. Их с интересом смотрели десятки тысяч берлинцев.

Очень важным политическим и культурным мероприятием советских властей было издание для населения газеты советских оккупационных войск «Тэглихе рундшау» ( «Ежедневное обозрение») на немецком языке. Первый номер этой газеты вышел 15 мая, и она быстро завоевала популярность.

Перед газетой была поставлена задача: разъяснять немецкому народу внешнюю и внутреннюю политику нашей партии и Советского правительства, рассказывать правду о Советском Союзе, об интернациональной миссии Красной Армии. Подробно освещались мероприятия по восстановлению коммунального хозяйства и подъему культуры в Берлине, разоблачалась сущность фашизма. Немцев призывали напрячь все силы для скорейшего восстановления нормальной жизни в Берлине.

Через несколько дней начала издаваться и вторая газета, «Берлинер цейтунг» — орган берлинского магистрата.

В июне состоялось объединение берлинских демократических культурных сил. Был создан «Культурбунд» — культурный союз демократического обновления Германии.

В середине мая по указанию советской комендатуры и магистрата в большинстве районов возобновились школьные занятия. К концу июня уже шли уроки в 580 школах, где обучалось 233 тыс. детей. Было организовано 88 детских домов.

Приказом № 2 Главноначальствующего советской военной администрации была разрешена на территории советской зоны оккупации деятельность антифашистских партий. Трудящемуся населению было гарантировано право объединения в свободных профсоюзах и организациях с целью обеспечения своих интересов и прав.

«Этот шаг социалистических военных властей оказался неожиданным и поразительным для преобладающего большинства немецкого населения. Он явился выражением доверия советских властей к демократическим силам немецкого народа и их последовательной программы искоренения фашизма и демократического преобразования Германии», — пишет историк ГДР Хорст Шюцлер.

Как отмечал затем Отто Гротеволь, приказом № 2 Главноначальствующего советской военной администрации в Германии «был дан мощный импульс политической жизни в советской зоне оккупации».

«Где можно найти в истории такую оккупационную армию, — писал он, — которая пять недель спустя после окончания войны дала бы возможность населению оккупированного государства создавать партии, издавать газеты, предоставила бы свободу собраний и выступлений?»

11 июня Центральный Комитет Коммунистической партии Германии выступил с программным воззванием к немецкому народу. Это был документ исключительной исторической важности, он излагал программу построения антифашистско-демократической Германии.

Немецкий народ получил право строить свою жизнь на демократической основе.

В первые же месяцы после окончания войны демократические органы самоуправления Берлина, впрочем, как и во всей советской зоне оккупации, под руководством КПГ и с участием советского командования провели ряд социально-экономических преобразований. Ныла проведена демократическая земельная реформа, давшая землю почти миллиону немецких трудящихся и положившая конец существованию класса прусских юнкеров, одного из главных оплотов немецкого милитаризма и фашизма. Были ликвидированы крупные капиталистические монополии, распущены союзы предпринимателей, бывшие нацисты были удалены с руководящих постов в различных областях экономической, общественной и культурной жизни города. На заводах устанавливался 8-часовой рабочий день и вводилась единая система отпусков для трудящихся.

Хорошо помню, с каким большим вниманием и конкретным знанием условий жизни немецких трудящихся следили за этими важнейшими процессами Центральный Комитет Коммунистической партии и его Политическое Бюро. Много ценных советов по главным направлениям этой работы исходило лично от И. В. Сталина, который рассматривал эти вопросы под углом зрения интересов международного рабочего класса и борьбы за укрепление мира и безопасности в Европе...

* * *

Итак, окончательно рухнуло чудовищное фашистское государство. Советские Вооруженные Силы и войска союзников при содействии народно-освободительных сил Франции, Югославии, Польши, Чехословакии и других стран завершили разгром фашизма в Европе. Это был долгожданный и радостный конец гитлеровского нашествия, длившегося почти шесть лет. С исходом войны с фашистской Германией были связаны лучшие надежды всего прогрессивного человечества.

Мне трудно, да и в этом нет надобности, особенно выделить, кого-либо из участников Берлинской операции — этой величайшей финальной битвы конца второй мировой войны. Каждый воин дрался и выполнял порученную ему задачу с максимальным напряжением своих сил и возможностей. Вообще разгром противника в операции, сражении или в бою — дело всех, кто принимал в этом участие, общее дело.

В управлении войсками фронта мне хорошо помог опытный коллектив штаба 1-го Белорусского фронта, во главе которого стоял генерал М. С. Малинин.

Должен сказать, что, когда мы подводим итоги войны, необходимо воздать должное труженикам штабных коллективов.

Хотелось бы обратить внимание на то, что разгром берлинской группировки немецких войск и взятие германской столицы были осуществлены всего лишь за 16 суток. Это рекордно короткий срок для такой сложной стратегической операции.

В настоящее время кое-кто на Западе пытается преуменьшить трудности, с которыми пришлось столкнуться советским войскам в завершающих операциях 1945 г. и при взятии Берлина.

Как участник Берлинской операции, должен сказать, что это была одна из труднейших операций второй мировой войны. Группировка противника общим количеством около миллиона человек, оборонявшаяся на берлинском стратегическом направлении, дралась ожесточенно. Особенно на Зееловских высотах, на окраинах города и в самом Берлине. Советские войска в этой завершающей операции понесли большие потери — более 300 тыс. убитых и раненых.

Из разговоров с Эйзенхауэром, Монтгомери, офицерами и генералами союзных войск мне тогда было известно, что после форсирования Рейна союзные войска серьезных боев с немцами не вели. Немецко-фашистские части быстро отходили и без особого сопротивления сдавались в плен американцам и англичанам. Эти данные подтверждаются крайне ничтожными потерями союзных войск в завершающих операциях.

Так, например, по данным Ф. С. Погью, изложенным в его книге «Верховное командование», 1-я американская армия Паттона за 23 апреля 1945 г. потеряла всего лишь трех человек, тогда как в этот же день взяла в плен 9 тыс. немецких солдат и офицеров.

Какие потери понесла трехмиллионная американская армия, двигаясь от Рейна на восток, юго-восток и северо-восток? Оказывается, лишь 8351 человек, в то время как число пленных немцев исчислялось сотнями тысяч солдат, офицеров и генералов.

Многие руководящие военные деятели Запада, в том числе и бывшее Верховное командование экспедиционных союзных войск в Европе, продолжают делать неверные выводы о том, что после сражения в Арденнах и выхода союзных войск на Рейн германская военная машина была разбита и не было надобности проводить какую-либо весеннюю кампанию 1945 г. Даже бывший президент Эйзенхауэр, давая в 1965 г. интервью в Чикаго вашингтонскому корреспонденту Эдварду Фольянцу, заявил: «Германия потерпела полное поражение после битвы в Арденнах...

К 16 января все было кончено, и всякий разумный человек понял, что это конец... От всякой весенней кампании следовало отказаться. Война кончилась бы на 60 или 90 дней раньше». Не могу с этим согласиться.

Красная Армия, как известно, в середине января 1945 г. только что развернула наступление с рубежа Тильзит — Варшава — Сандомир, имея целью разгромить противника в Восточной Пруссии и Польше. В последующем планировалось наступление в центр Германии для овладения Берлином и выхода на Эльбу, а на южном крыле готовилось окончательное освобождение Чехословакии а Австрии.

Согласно новым рассуждениям Эйзенхауэра, выходило, что советские войска должны были в январе 1945 г. тоже отказаться от весенней кампании. Это значило закончить войну, не достигнув ни основной военно-политической цели, ни даже границ фашистской Германии, не говоря уже о взятии Берлина. Короче говоря, сделать то, о чем так мечтал Гитлер и его окружение, сидя в подземельях Имперской канцелярии, сделать то, о чем так печалятся сегодня все те, кому не по душе великие прогрессивные перемены наших дней. Разгром фашизма в Европе потребовал от стран антигитлеровской коалиции мобилизации огромнейших вооруженных сил и материальных средств. В решении этой важнейшей задачи было продемонстрировано взаимопонимание и желание довести борьбу с фашизмом до безоговорочной его капитуляции.

Никто не может оспаривать то обстоятельство, что главная тяжесть борьбы с фашистскими вооруженными силами выпала на долю Советского Союза. Это была самая жестокая, кровавая и тяжелая из всех войн, которые когда-либо пришлось вести нашему народу.

Ожесточенная и всеразрушающая война около трех лет велась непосредственно на советской территории. Свыше 20 миллионов советских людей погибли на полях сражений, под развалинами городов и сел, расстреляны фашистами, замучены в гитлеровских «фабриках смерти». Были стерты с лица земли более 70 тыс. городов, поселков, сел и деревень. Страна потеряла около 30 процентов национального богатства. Кто может отрицать, что история не знала такого массового варварства и бесчеловечности, которые творили на нашей земле фашистские оккупанты!

Ни одна страна, ни один народ антигитлеровской коалиции не понес таких тяжелых жертв, как Советский Союз, и никто не приложил столько сил, чтобы разбить врага, угрожавшего всему человечеству.

На американскую территорию не было сброшено ни одной бомбы. На города США не упал ни один снаряд. Англия понесла потери убитыми за годы войны 264443 человека{35}.

Однако советские люди отдают должное народам Америки, Англии, их солдатам, матросам, офицерам и полководцам, которые делали все возможное, чтобы приблизить час победы над фашистской Германией. Мы искренне чтим память погибших английских и американских моряков, которые, невзирая на сложную морскую обстановку, на то, что на каждой миле их поджидала смертельная опасность, доставляли нам грузы, обусловленные договором по ленд-лизу. Мы высоко ценим самоотверженность участников Сопротивления во многих европейских странах.

Что касается боевой доблести воинов всех родов войск экспедиционных сил союзников в Европе, должен объективно признать их высокие боевые качества и воинский дух, с которым они сражались с нашим общим врагом.

Не случайно, когда наши войска встретились с союзниками на Эльбе и в других районах, они искренне приветствовали друг друга с победой над фашистской Германией, выражая надежду на послевоенную дружбу.

Война подвергла суровому испытанию и всесторонней проверке советский общественный и государственный строй. Эта проверка подтвердила его полное превосходство и жизненную силу. Ход и исход войны показали решающую роль в ней народных масс. Каждый советский человек, находившийся в рядах войск, в партизанских отрядах, на заводах, в конструкторских бюро, колхозах и совхозах, не жалея сил, вкладывал свою долю в разгром врага.

В тяжелых условиях, недоедая и недосыпая, трудились рабочие, колхозники, интеллигенция. Женщины и подростки сменяли тех, кто уходил на фронт. Все народное хозяйство, построенное на новой экономической базе, доказало свою прогрессивность. Наша промышленность в труднейших условиях вооруженной борьбы с сильным врагом, который нанес нам такой огромный материальный ущерб, сумела за годы войны произвести почти вдвое больше современной боевой техники, чем гитлеровская Германия, опиравшаяся на военный потенциал Европы.

Даже в самые трудные моменты, когда, казалось, враг должен был взять верх, советский народ не опустил рук, не согнулся под ударами противника, а, сплотившись вокруг Коммунистической партии, с честью преодолел все трудности и добился всемирно-исторической победы.

Коммунистическая партия Советского Союза действительно была нашим подлинным вдохновителем и организатором. В тяжелую годину суровых военных испытаний она стояла во главе борющегося народа, ее лучшие сыны были на переднем крае вооруженной борьбы. К концу войны на фронте было свыше трех миллионов коммунистов — более половины всех членов партии (каждый четвертый воин был коммунист!), а наибольший приток воинов в партию был в самые тяжелые месяцы 1941 и 1942 гг. Коммунисты и комсомольцы на фронте и в тылу служили примером в героической борьбе за Родину. Народ и его армия видели в коммунистах и ленинской партии образец высокого советского патриотизма и преданности интернационализму.

Хотел бы подчеркнуть ту огромной важности патриотическую и пропагандистскую роль, которую сыграла советская печать в годы Великой Отечественной войны. Героически в первых рядах, в самых o опасных и сложных фронтовых условиях действовали спецкоры, корреспонденты центральных и фронтовых газет, бесстрашные и вездесущие фотокорреспонденты, работники Всесоюзного радио.

Огромным и заслуженным авторитетом пользовалось во всем мире Совинформбюро как источник самой достоверной информации с фронтов Великой Отечественной войны.

Подводя некоторые итоги, мы должны еще раз по достоинству оценить огромные усилия и доблесть, проявленные нашим народом и армией в битве под Москвой в трудном и тяжелом — 1941 г.

Германский империализм ставил перед собой цель — уничтожить первое в мире социалистическое государство, поработить народы многих стран. Сегодня уже пожелтели документы, директивы и карты, на которых гитлеровская верхушка расписала судьбу Европы, Азии, Африки и Америки после того, как удастся разгромить СССР. Но о них стоит вспоминать всякий раз, когда думаешь о значении Великой Отечественной войны Советского Союза, о том, к чему вообще могут вести притязания на мировое господство.

Классовая непримиримость и бескомпромиссность в борьбе с фашизмом и его вооруженными силами оказали определяющее влияние на стратегию, оперативное искусство и тактику советских войск, которые направлялись Центральным Комитетом партии и Ставкой Верховного Главнокомандования.

Советское военное искусство, преодолев трудности первого периода войны, опираясь на всенародную поддержку, сумело на втором этапе окончательно вырвать у врага инициативу и организовать ряд крупнейших стратегических наступательных операций.

Совершенствуя формы и способы ведения войны, Ставка Верховного Главнокомандования, Генеральный штаб, командование фронтов, армий и их штабы в ходе войны проводили огромную работу по обобщению передового опыта вооруженной борьбы и внедрению его в войска...

В середине мая 1945 г. Верховный приказал мне прибыть в Москву. Цели вызова я не знал, а спрашивать было неудобно, да и не принято это у военных.

По приезде в Москву я направился к А. И. Антонову в Генеральный штаб, от которого узнал, что Государственный Комитет Обороны рассматривает сейчас вопросы, связанные с выполнением наших новых обязательств перед США и Англией о вступлении Советского Союза в войну с Японией.

В Генеральном штабе в это время шла полным ходом работа по планированию предстоящих боевых действий сухопутных войск, ВВС и Военно-Морского Флота.

Из Генштаба я позвонил И. В. Сталину и доложил о своем прибытии. Тут же получил указание явиться в восемь часов вечера в Кремль. Времени в моем распоряжении было достаточно, и я поехал к Михаилу Ивановичу Калинину, который звонил мне в Берлин и просил по приезде в Москву обязательно зайти к нему и рассказать о Берлинской операции.

Я искренне любил Михаила Ивановича Калинина за его простоту, за мудрость житейскую, за то, что он обычными словами умел объяснить самые сложные явления жизни.

Михаил Иванович встретил меня очень радушно. Он сильно сдал за эти годы и выглядел утомленным. Несмотря на свой возраст, он неоднократно выезжал в войска действующей армии, встречался с бойцами, командирами и всегда находил для них умное, теплое слово.

Михаил Иванович расспрашивал, как был взят Берлин, как налаживается жизнь немецкого народа, как организуется деятельность немецкой Коммунистической партии, в значительной части так зверски уничтоженной гитлеровцами.

После беседы с Михаилом Ивановичем я пошел к Верховному. В кабинете были, кроме членов Государственного Комитета Обороны, нарком Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецов, А. И. Антонов, начальник тыла Красной Армии А, В. Хрулев, несколько генералов, ведавших в Генеральном штабе организационными вопросами.

Алексей Иннокентьевич докладывал расчеты Генштаба по переброске войск и материальных средств на Дальний Восток и сосредоточении их по будущим фронтам. По наметкам Генштаба определялось, что на всю подготовку к боевым действиям с Японией потребуется около трех месяцев.

Затем И. В. Сталин спросил:

— Не следует ли нам в ознаменование победы над фашистской Германией провести в Москве парад Победы и пригласить наиболее отличившихся героев — солдат, сержантов, старшин, офицеров и генералов?

Эту идею все горячо поддержали, тут же внося ряд практических предложений. Вопрос о том, кто будет принимать парад Победы и кто будет командовать парадом, тогда не обсуждался. Однако каждый из нас считал, что парад Победы должен принимать Верховный Главнокомандующий.

Тут же А. И. Антонову было дано задание подготовить все необходимые расчеты по параду и проект директивы. На другой день все документы были доложены И. В. Сталину и утверждены им.

На парад предусматривалось пригласить по одному сводному полку от Карельского, Ленинградского, 1-го Прибалтийского, 1, 2, 3-го Белорусских, 1, 2, 3 и 4-го Украинских фронтов, сводные полки Военно-Морского Флота и Военно-Воздушных Сил.

В состав полков включались Герои Советского Союза, кавалеры орденов Славы, прославленные снайперы и наиболее отличившиеся орденоносцы — солдаты, сержанты, старшины IT офицеры.

Сводные фронтовые полки должны были возглавляться командующими фронтами.

Решено было привезти из Берлина Красное знамя, которое водружено над рейхстагом, а также боевые знамена немецко-фашистских войск, захваченные в сражениях советскими войсками.

В конце мая и в начале июня шла усиленная подготовка к параду. В десятых числах июня весь состав участников уже был одет в новую парадную форму и приступил к предпраздничной тренировке.

12 июня Михаил Иванович Калинин вручил мне третью Золотую Звезду Героя Советского Союза.

Точно не помню, кажется 18–19 июня, меня вызвал к себе на дачу Верховный.

Он спросил, не разучился ли ездить на коне. Я ответил: Нет, не разучился.

— Вот что, вам придется принимать парад Победы. Командовать парадом будет Рокоссовский.

Я ответил:

— Спасибо за такую честь, но не лучше ли парад принимать вам? Вы — Верховный Главнокомандующий, по праву и обязанности следует вам принимать парад.

И. В. Сталин сказал:

— Я уже стар принимать парады. Принимайте вы, вы помоложе. Построение парада было определено в порядке общей линии действующих фронтов, справа налево. На правом фланге был построен полк Карельского, затем Ленинградского, 1-го Прибалтийского фронтов и так далее. На левом фланге фронт замыкали 4-й Украинский, сводный полк Военно-Морского Флота и части гарнизона Московского военного округа.

Для каждого сводного полка были специально выбраны военные марши, которые были особенно им любимы. Предпоследняя репетиция к параду состоялась на Центральном аэродроме, а последняя, генеральная — на Красной площади. В короткий срок все сводные полки были блестяще подготовлены и производили внушительное впечатление.

22 июня в газетах был опубликован следующий приказ Верховного Главнокомандующего:

«В ознаменование Победы над Германией в Великой Отечественной войне назначаю 24 июня 1945 года в Москве на Красной площади парад войск действующей армии, Военно-Морского Флота и Московского гарнизона — парад Победы...

Парад Победы принять моему заместителю Маршалу Советского Союза Г. К. Жукову, командовать парадом Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.

Верховный Главнокомандующий Маршал Советского Союза

Сталин.

Москва, 22 июня 1945 года».

Вот они, долгожданные и незабываемые дни! Советский народ четыре года ждал этой минуты. Героические воины, воодушевляемые партией Ленина, под командой своих прославленных командиров прошли тяжелый четырехлетний боевой путь и закончили его блистательными победами в Берлине.

24 июня 1945 г. я встал раньше обычного. Сразу же поглядел в окно, чтобы убедиться в правильности сообщения наших синоптиков, которые накануне предсказывали на утро пасмурную погоду и моросящий дождь. Как хотелось, чтобы на сей раз они ошиблись!

Но, увы, на этот раз погоду предсказали верно. Над Москвой было пасмурное небо и моросил дождь. Позвонил командующему Военно-Воздушными Силами, который сказал, что на большей части аэродромов погода нелетная. Казалось, парад Победы не пройдет так торжественно, как хотелось.

Но нет! Москвичи в приподнятом настроении шли с оркестрами к району Красной площади, чтобы принять участие в демонстрации в тот исторический день. Их веселые лица, масса лозунгов, транспарантов, песни создавали всеобщее ликующее настроение.

А те, кто не принимал участия в демонстрации на Красной площади, заполонили все тротуары. Радостное волнение и крики «ура» в честь победы над фашизмом объединяли их с демонстрантами и войсками. В этом единении чувствовалась непреоборимая сила.

Без трех минут 10 часов я был на коне у Спасских ворот.

Отчетливо слышу команду: «Парад, смирно!». Вслед за командой прокатился гул аплодисментов. Часы отбивают 10.00.

Чувствую, как сердце учащенно забилось. Тронул коня и направился на Красную площадь. Грянули мощные и торжественные звуки столь дорогой для каждой русской души мелодии «Славься!» Глинки. Затем сразу воцарилась абсолютная тишина, раздались четкие слова командующего парадом Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского, который, конечно, волновался не меньше моего. Его рапорт поглотил все мое внимание, и я стал спокоен.

Боевые знамена войск, под которыми был завершен разгром врага, опаленные войной мужественные лица воинов, их восторженно блестевшие глаза, новые мундиры, на которых сверкали боевые ордена и знаки отличия, создавали волнующую и незабываемую картину.

Как жаль, что многим верным сынам Родины, павшим в боях с кровавым врагом, не довелось дожить до этого радостного дня, дня нашего торжества!

Во время объезда и приветствия войск я видел, как с козырьков фуражек струйками сбегала вода, но душенный подъем был настолько велик, что никто этого не замечал.

Особенный восторг охватил всех, когда торжественным маршем двинулись полки героев мимо Мавзолея В. И. Ленина. Во главе их шли прославившиеся в сражениях с немецкими войсками генералы, маршалы родов войск и Маршалы Советского Союза.

Ни с чем не сравнимым был момент, когда двести бойцов — ветеранов войны под барабанный бой бросили к подножию Мавзолея В. И. Ленина двести знамен немецко-фашистской армии.

Пусть помнят этот исторический акт реваншисты, любители поенных авантюр!

После парада Победы состоялся правительственный прием в честь участников парада. На приеме присутствовали руководители партии и правительства, члены Президиума Верховного Совета СССР, члены ЦК партии, наркомы, виднейшие деятели Красной Армии и Флота, науки, промышленности и сельского хозяйства, искусства, литературы.

Было произнесено много теплых речей в честь партии, сплотившей советский народ на борьбу с врагом и организовавшей вооруженные силы на разгром врага; в честь Советских Вооруженных Сил, осуществивших полный разгром фашистской Германии; в честь деятелей науки, техники, промышленности, сельского хозяйства и искусства, обеспечивших материальную и духовную мощь наших вооруженных сил в борьбе с сильным, опытным и лютым врагом; и честь великого советского народа.

Разъехавшись по своим служебным местам, участники парада Победы долгое время находились под впечатлением торжественного парада и теплого приема в Кремле.

Возвратясь в Берлин, мы предложили американцам, англичанам и французам провести парад войск в честь победы над фашистской Германией в самом Берлине. Через некоторое время был получен их положительный ответ. Парад советских войск и войск союзников было решено провести и сентябре в районе рейхстага и Бранденбургских ворот, где проходили завершающие бои при взятии советскими войсками Берлина 1–2 мая 1945 г.

Согласно договоренности парад войск должны были принимать главнокомандующие войсками Советского Союза, США, Англии и Франции.

В берлинском параде участвовали все рода сухопутных войск. Военно-воздушные силы, военно-морские силы решено было не привлекать, так как они были сильно удалены от Берлина.

Близилось время парада. Советские войска провели тщательную подготовку. На парад мы старались пригласить прежде всего солдат, сержантов, старшин, офицеров и генералов, особо отличившихся при штурме Берлина и его главных очагов сопротивления — рейхстага и Имперской канцелярии. Все шло так, как было согласовано с союзниками. Но накануне парада мы были неожиданно предупреждены о том, что по ряду причин главнокомандующие союзными войсками не могут прибыть в Берлин на парад Победы и уполномочили своих генералов принять в нем участив.

Я тотчас же позвонил И. В. Сталину.

Выслушав мой доклад, он сказал:

— Они хотят принизить значение парада Победы в Берлине. Подождите, они еще не такие будут выкидывать фокусы. Не обращайте внимания на отказ главкомов и принимайте парад сами, тем более что мы имеем на это прав больше, чем главкомы союзных войск.

Парад войск антигитлеровской коалиции начался в точно назначенное время. В нем приняли участие советские войска, штурмовавшие Берлин, американские, английские и французские войска, которые прибыли сюда для несения оккупационной службы в отведенных им секторах западной части города.

Объехав войска, построенные для прохождения торжественным маршем, мы произнесли речи, в которых были отмечены исторические заслуги советских войск и экспедиционных сил союзников.

Советская пехота, советские танкисты и артиллеристы прошли в безукоризненном строю. Особо внушительное впечатление произвели наши танки и самоходная артиллерия. Из союзных войск запомнились английские поиска.

В районе, где проходил парад, собралось около 20 тыс. берлинцев, которые доброжелательно отнеслись к торжеству, символизирующему дружбу антигитлеровской коалиции и историческое значение победы советского оружия там, откуда распространилась на Европу кровавая фашистская агрессия.

Великая Отечественная война явилась величайшим военным столкновением социализма и фашизма. Это была всенародная битва против злобного классового врага, посягнувшего на самое дорогое для советских людей — на завоевания Великой Октябрьской социалистической революции, на Советскую власть.

Коммунистическая партия подняла нашу страну, многонациональный народ на решительную вооруженную схватку с фашизмом. С первых и до последних дней войны мне довелось работать в Ставке Верховного Главнокомандования, и я видел, какую гигантскую организаторскую работу проводили Центральный Комитет партии и Советское правительство, мобилизуя народ, вооруженные силы и народное хозяйство для разгрома немецко-фашистских полчищ.

Прямо скажу, мы не могли бы победить врага, если бы у нас не было опытной и авторитетной партии и советского социалистического общественного и государственного строя, могущественные материальные и духовные силы которого позволили в короткий срок перестроить всю жизнедеятельность страны, создать условия для разгрома вооруженных сил германского империализма.

Умножили наши силы крепкое единство социалистических наций и народов, союз рабочих и крестьян, сплоченность всех трудящихся, молодежи, интеллигенции вокруг лозунга, знамени партии «Все для фронта, все для победы!»

В результате влияния советского образа жизни, огромной воспитательной работы партии в нашей стране сформировался человек, идейно убежденный в правоте своего дела, глубоко сознающий личную ответственность за судьбу социалистической Родины.

Где бы ни находился этот человек — на фронте, в тылу страны, в тылу врага, в фашистских лагерях, на подневольном труде в Германии, — всюду и везде он делал все от него зависящее, чтобы приблизить час победы над фашизмом.

Блестяще показали себя офицеры всех степеней — от младших лейтенантов до маршалов, пламенные патриоты своей Родины, опытные и бесстрашные организаторы боевых действий многомиллионных войск. Глубокую ошибку совершают те, кто разделяет советского солдата и офицера. По происхождению своему, образу мыслей и действиям они в равной степени верные и преданные сыны своей Родины.

Величие исторической победы Советского Союза в борьбе с фашистской Германией состоит в том, что советский парод отстоял не только свое социалистическое государство. Он самоотверженно боролся за пролетарскую интернациональную цель — избавление народов Европы от фашизма.

Советские люди не забыли вклад в победу над общим врагом народов других стран. Наша армия, наш народ помнят и высоко ценят мужество и доблесть борцов Сопротивления.

Советский Союз — государство мирное. И малые, и большие цели народа сводятся к одному — построению коммунизма в нашей стране. Для этого нам война не нужна. Но мы должны, оберегая и охраняя мирный труд советских людей, изучать военный опыт защиты социалистического Отечества, брать из него то, что помогает наиболее эффективно обеспечивать оборону страны, правильно обучать и воспитывать войска.

Страхи войны не опасны тем, кто заранее хорошо подготовлен к ней и знает свое место в обороне страны. Растерянность и паническое состояние обычно возникают там, где нет надлежащей готовности страны, войск и народных масс к войне, где нет должной организованности и твердого руководства в момент суровых испытаний.

1-й Украинский фронт в Пражской операции

И. С. КОНЕВ
Маршал Советского Союза
дважды Герой Советского Союза
Герой Чехословацкой Социалистической Республики

Родился 28 декабря 1897 г. в Кировской области. В Советской Армии с 1918 г., член КПСС с 1918 г. Окончил Военную академию им. М. В. Фрунзе в 1934 г. Активный участник гражданской войны, после окончания которой командовал полком, дивизией, корпусом, войсками ряда армий и военных округов, а накануне Великой Отечественной войны был командующим войсками Северо-Кавказского военного округа.

Начав войну командующим 19-Й армией в боях 1941 г. под Смоленском, в последующем И. С. Конев — командующий войсками Западного, Калининского, Северо-Западного, Степного, 2-го и 1-го Украинских фронтов. Под его командованием советские войска нанесли крупные поражения немецким захватчикам в Московской битве под Калинином, в битве под Курском, на Украине, в Молдавии, в Польше, под Берлином и в Чехословакии. В послевоенные годы И. С. Конев занимал ряд высоких командных постов: командующего войсками Прикарпатского военного округа, с 1946 г. — главнокомандующего Сухопутными войсками, а с мая 1955 г. ЕГО I960 г. - первого заместителя министра обороны СССР, главнокомандующего Объединенными Вооруженными Силами стран Варшавского договора. В настоящее время — генеральный инспектор Министерства обороны СССР.

После разгрома берлинской стратегической группировки фашистское государство фактически рухнуло. Однако в своем политическом завещании Гитлер сделал попытку спасти фашистский режим, назначив новое правительство Германии во главе с гросс-адмиралом Деницем. Главнокомандующим сухопутными силами Германии выдвигался генерал-фельдмаршал Шернер, занимавший в это время пост командующего группой немецко-фашистских армий «Центр». Эти силы находились главным образом в Чехословакии. Такое назначение имело свои основания: Шернер в те дни оказался, пожалуй, наиболее реальной военной фигурой, имевшей власть, а главное, войска. И немало войск.

В распоряжении нового германского «правительства» для продолжения войны имелись еще весьма значительные по численности силы. Чтобы составить общую картину, стоит назвать их.

В Советской Прибалтике находилась группа армий «Курляндия». На побережье Балтийского моря еще продолжала сражаться группа войск «Восточная Пруссия». Западнее Берлина сопротивлялась, хотя и основательно потрепанная, 12-я гитлеровская армия. В Чехословакии была сосредоточена под командованием генерал фельдмаршала Шернера группа армий «Центр» (около 50 полнокровных дивизий и шесть боевых групп, сформированных из бывших дивизий). Эта внушительная группировка оказывала сопротивление войскам 1, 2 и 4-го Украинских фронтов. В Западной Чехословакии союзникам противостояла 7-я немецкая армия (пять дивизий), как раз в эти дни тоже переданная в подчинение Шернеру. Наконец, в Австрии и Югославии против войск 2-го и 3-го Украинских фронтов и Югославской народной армии дрались еще две группы немецко-фашистских армий - «Австрия» и «Юг», вместе насчитывавшие до 40 дивизий.

Таким образом, Пражская операция отнюдь не носила символического характера, как это иногда пытаются изобразить на Западе. Нам предстояла серьезная борьба с большой группировкой вооруженных сил Германии, на которую делало ставку «правительство» Деница, рассчитывая, что спасение этой группировки даст возможность хотя бы еще на какое-то время продлить существование третьего рейха.

Находясь уже на краю гибели, это «правительство» пыталось сделать все возможное, чтобы прекратить военные действия на Западе, но зато продолжить борьбу на Восточном фронте. Это был краеугольный камень политики, достаточно откровенно изложенной самим Деницем в его выступлении 1 мая по фленсбургскому радио:

«Фюрер назначил меня своим преемником. В тяжелый для судьбы Германии час, с сознанием лежащей на мне ответственности, я принимаю на себя обязанности главы правительства. Моей первейшей задачей является спасение немцев от уничтожения наступающими большевиками. Только во имя этой цели продолжаются военные действия. Пока при выполнении этой задачи встречаются препятствия со стороны англичан и американцев, мы вынуждены защищаться также от них...»

На специальном заседании «правительства» Деница записано как основное решение: «Необходимо всеми средствами продолжать борьбу на Восточном фронте».

Нет сомнения, что Дениц был фанатичным последователем Гитлера и, не считаясь с реальной обстановкой, продолжал его политику, угрожавшую самому существованию немецкого народа. Собственно говоря, именно это и привело его к власти.

Основной реальной силой, которая могла «всеми средствами продолжать борьбу на восточном фронте», была, конечно, немецко-фашистская группировка, действовавшая севернее Дуная, на территории Чехословакии и северных районов Австрии.

«Правительство» Деница надеялось на скорую капитуляцию перед нашими западными союзниками, чтобы обратить всю миллионную группировку войск против Красной Армии. Нам предстояло сорвать эти планы.

2 мая преемники Гитлера подсчитали, что группировка Шер-нера не меньше трех недель сможет удерживать за собой территорию Чехословакии. Но сам Дениц настаивал на том, чтобы Шернер начал немедленный отвод войск к юго-западу — там будет легче потом сдаваться в плен американцам.

Кейтель и Йодль возражали, считая, что, как только группа армий «Центр» начнет отходить, она будет смята и развалится под ударами советских войск.

Рассуждение, я бы сказал, не лишенное здравого смысла. Если бы Шернер в эти дни поспешно сорвал свои войска с обжитых позиций, они, несомненно, были бы смяты нами в ходе преследования и им едва ли удалось бы улизнуть в американскую зону.

Вызванный в резиденцию Деница начальник штаба Шернера генерал Нацмер доложил мнение своего командующего о нецелесообразности отхода войск с хорошо укрепленных позиций, опиравшихся на Судетские и Рудные горы и в значительной мере на старые чехословацкие укрепления, построенные еще перед войной.

Точки зрения, как видим, были разные. Причем обсуждался даже вопрос о переезде «правительства» в Прагу под прикрытие группировки Шернера.

Такова была военно-политическая обстановка в стане противника накануне Пражской операции.

В первых числах мая в Чехии вспыхнуло восстание. С особенной силой оно разгорелось в Праге. Фашистский наместник Франк, стремясь выиграть время, начал переговоры с восставшими. А в это же самое время Шернер отдал своим войскам приказ: «Восстание в Праге должно быть подавлено всеми средствами». К Праге с трех сторон двинулись немецкие войска. Восставшим пражанам предстояла тяжелая борьба. Прага нуждалась в решительной помощи, и оказать эту помощь должны были прежде всею мы.

Войска 1, 2 и 4-го Украинских фронтов занимали выгодное охватывающее положение по отношению к группе армий Шернера. Удары по ее флангам — с юго-востока 2-м Украинским фронтом и с северо-запада нашим 1-м Украинским фронтом — грозили ей окружением восточнее Праги и наглухо закрывали пути отхода на запад.

Но чтобы такая заманчивая возможность стала для нас реальностью, нашим войскам предстояло преодолеть крупные горные массивы и глубокие, заблаговременно подготовленные оборонительные полосы немцев. Перед 1-м Украинским фронтом глубина главной полосы неприятельской обороны местами достигала 18 км.

Наиболее мощные оборонительные сооружения гитлеровцы создали восточнее Эльбы, в районе Гёрлица, где мы вели долгие и тяжелые бои с дрезденско-гёрлицкой группировкой. Значительно слабее выглядела у противника оборона северо-западнее Дрездена, где еще во время предыдущих поев фронт не приобрел стабильного положения. Самым слабым участком вражеской обороны был участок западнее Эльбы. Именно на этом направлении я и сосредоточил главные силы для наступления на Прагу.

Правда, и тут в глубине обороны противника была полоса бетонированных укреплений, проходивших вдоль старой германо-чехословацкой границы. Если бы мы задержались, застряли здесь, эти укрепления в сочетании с горным рельефом местности оказались бы серьезным препятствием. Ведь тут простиралась цепь Рудных гор протяжением в 150 км и около 50 км в ширину.

Однако Рудные горы с севера на юг, т. е. в направлении нашего удара, прорезало около двух десятков шоссейных дорог. А это при соответствующей подготовке и темпах наступления сулило нам неплохую перспективу даже в условиях горной войны.

Меня как командующего фронтом в эти дни беспокоило не столько сопротивление мощной группировки противника и даже не прочность его укреплений, сколько сочетание всего этого с горным рельефом местности. Ведь операция была рассчитана на быстроту. Именно высокий темп наступления лежал в основе наших расчетов, и надо было всерьез подумать о том, как бы не застрять в горах.

У меня все время из головы не выходила Дуклинская операция 1944 г. Тогда мы тоже пробивались прямо через горы. Помня ее нелегкий опыт, я в последующем делал все, чтобы при малейшей возможности не забираться в горы, а прикрываться ими. Я пришел к твердому убеждению, что борьба в горах может быть вызвана только самой жестокой, железной необходимостью, когда иного пути — обхода или маневра — нет.

Но именно такое положение и создалось перед началом Пражской операции. Чтобы как можно скорее разгромить засевшую в Чехословакии миллионную группировку Шернера, взять Прагу, спасти город от разрушений, а жителей Праги, да и не только Праги, от гибели, не оставалось ничего другого, как прорываться прямо через Рудные горы. Иного пути не было, потому что на подступах к Чехословакии с севера всюду, куда ни сунься, куда ни кинься, горы. Значит, надо их преодолеть. Но преодолеть так, чтобы нигде не застрять, чтобы как можно скорее их проскочить, обеспечив свободу маневра для танковых и механизированных войск.

Итак, в предстоящей операции надо было предусмотреть все, чтобы не дать немцам возможности задержать наше наступление на перевалах. Мы не собирались брать их силами одной пехоты. Мы считали, что наши передовые отряды должны с самого начала обладать внушительной пробойной силой и состоять из всех родов войск, располагать всеми необходимыми инженерными средствами разграждения, подрыва, уничтожения оборонительных сооружений, которые могли оказаться на нашем пути в Рудных горах.

Такие отряды были созданы на всех направлениях, ведущих в Чехословакию через Рудные горы. Действие каждого из них обеспечивалось достаточным количеством авиации, которая должна была поддержать пробивающиеся части, а вслед за этим и дальнейшее движение вырвавшихся на простор танков.

Из района Берлина значительной части войск, входивших в нашу ударную группировку, предстояло проделать марш 150–200 км, чтобы достичь исходных позиций. Времени было в обрез, и все-таки мы стремились проводить марши, в особенности крупных танковых соединений, по возможности скрытно. Ведь, узнав о сосредоточении их, Шернер мог в любой момент пойти на риск: сорваться с насиженных позиций и двинуться на запад, навстречу американцам. Мы вовсе не стремились подталкивать его к такому решению.

При планировании операции Ставка отводила главную роль 1-му Украинскому фронту. Это было связано не только с его нависающим по отношению к вражеской группировке положением, но и с наличием у него достаточно мощных соединений и объединений. Мы имели возможность использовать для удара освободившиеся у нас на берлинском направлении две танковые армии и несколько танковых и механизированных корпусов.

Исходя из общей обстановки и директивы Ставки, мы создал на правом фланге северо-западнее Дрездена ударную группировку из трех общевойсковых армий Н. П. Пухова, В. Н. Гордова и А. С. Жадова, двух танковых армий П. С. Рыбалко и Д. Д. Лелюшенко, двух танковых корпусов П. П. Полубоярова и Е. И. Фоминых и пяти артиллерийских дивизий. Этой группировке предстояло действовать в направлении главного удара Теплице — Шанов — Прага несколько охватывая Прагу с запада и юго-запада.

Вспомогательный удар предпринимался из района Гёрлица. Его должна была осуществить вторая ударная группировка, включавшая 28-ю армию генерал-лейтенанта А. А. Лучинского и 52-ю армию генерал-полковника К. А. Коротеева, один механизированный корпус, одну артиллерийскую дивизию прорыва. Общее направление этого удара Циттау — Млада — Болеслав — Прага.

Начиная Пражскую операцию, предстояло решить попутно и еще одну немаловажную задачу: разделаться с войсками противника, оборонявшими Дрезден. Овладение Дрезденом возлагалось на 5-ю гвардейскую армию генерал-полковника А. С. Жадова, усиленную 4-м гвардейским танковым корпусом генерал-лейтенанта П. П. Полубоярова и взаимодействовавшую со 2-й армией Войска Польского и ее танковым корпусом. Остальным же войскам главной ударной группировки предстояло сразу же двигаться на Прагу, не ввязываясь в борьбу за Дрезден.

Было решено также, что на главном направлении в наступление перейдут одновременно и общевойсковые, и танковые армии. Этим сразу обеспечивались максимальная мощь удара, стремительное сокрушение обороны противника и дальнейшее движение вперед без обычных затрат времени, необходимых на ввод танковых армий в прорыв.

Я считаю это важной особенностью Пражской операции; операция была продиктована и обстановкой, и опытом войны. Причем опытом последних, наиболее стремительных операций, где широко использовались танковые армии.

Но чтобы правильно использовать этот опыт, нельзя было забывать и другие слагаемые победы. Требовалось создать не только мощную танковую, но и мощную артиллерийскую группировку, обеспечить массированную поддержку авиации и при прорыве, и при дальнейшем движении наземных войск.

Все это было подготовлено, и мы были вправе рассчитывать на успех.

Особо ответственная задача была поставлена перед 13-й армией генерал-полковника Н. П. Пухова. Прорвав вражескую оборону, она должна была в дальнейшем развивать наступление, обходя Прагу с запада, а Пльзень с востока, обеспечивая этим маневром всю остальную ударную группировку фронта на ее правом фланге. Нетрудно было предположить, что, когда развернется операция, гитлеровцы приложат все усилия, чтобы прорваться на запад, к нашей демаркационной линии с союзниками. Именно здесь они и напоролись бы на армию Пухова.

Еще глубже, перехватывая пути возможного отхода немцев, должен был продвинуться приданный Пухову 25-й танковый корпус генерала Е. И. Фоминых.

3-я гвардейская армия генерал-полковника Гордова наносила удар на Прагу прямо с севера и, взаимодействуя с 3-й гвардейской танковой армией генерал-полковника П. С. Рыбалко, должна была овладеть городом с северо-востока и востока. 4-й гвардейской танковой армий Д. Д. Лелюшенко предстояло ворваться в Прагу с запада и юго-запада.

Овладение Прагой планировалось в самые сжатые сроки. Высокие темпы наступления требовались от всех армий. Но изюминка плана заключалась в другом: сначала общевойсковые и танковые армии совместными усилиями осуществляют прорыв обороны противника, в дальнейшем же все наши подвижные танковые и механизированные соединения смело вырываются вперед на максимально высоких скоростях, какие только допускают обстановка и состояние дорог, смело движутся к Праге, не оглядываясь и не заботясь о том, что происходит у них за спиной. Их задача сводится к одному: с ходу овладеть Прагой. А уже потом, когда они завяжут бои и отрежут врагу пути отхода для соединения с основными силами группировки Шернера. на помощь им подоспеют и общевойсковые армии.

И хотя, надо отдать должное, мы все время наступали на Прагу высокими темпами, но то, что туда ринулось десять танковых корпусов — 1600 танков и самоходно-артиллерийских установок — 1-го Украинского фронта, было решающим фактором.

1100 танков и самоходок, введенные в бой на главном направлении, а также весь автотранспорт танковых поиск имели более чем полуторную заправку дизельным топливом и бензином, Они были обеспечены горючим на всю операцию до конца, вплоть до Праги. И ни одна боевая машина из-за нехватки горючего не встала в пути.

Исключительную мобильность проявили в этой операции артиллеристы. Чтобы обеспечить задуманный план, нам пришлось за небывало короткий срок (с 4 по 6 мая) перебросить, в основном с берлинского направления, и сосредоточить на участке прорыва главной ударной группировки не только упоминавшиеся выше пять артиллерийских дивизий, но и еще около 20 артиллерийских бригад, примерно столько же отдельных артиллерийских и минометных полков, много зенитной артиллерии. Всего за эти дни мы сосредоточили на главном направлении удара 5680 орудий и минометов. Плотность огня на участке прорыва 5-й гвардейской армии А. С. Жадова достигала 200 и более стволов на километр.

2-я воздушная армия под командованием генерала С. А. Красовского выделила для действия на основном направлении 1900 и на вспомогательном — 355 самолетов. Кроме прикрытия войск, обеспечения переправы через Эльбу и массированных уларов по живой силе и технике врага, перед авиацией была поставлена задача: не дать возможности противнику маневрировать по железным дорогам, практически выключить все крупнейшие железнодорожные узлы вокруг Праги.

Я говорю сейчас о главном направлении удара. Но и на вспомогательном, у А. А. Лучинского и К. А. Коротеева, были сосредоточены немалые силы, в том числе около 3700 орудий и минометов, около 300 танков и две артиллерийские дивизии прорыва. Вместе с ними наступал танковый корпус 2-й армии Войска Польского.

Недостаток времени не позволял нам готовиться к наступлению с обычной методичностью. Приходилось одновременно перебрасывать войска, сосредоточивать их, тут же создавать группировку, полагая, что, если какие-то части и не успеют подойти в назначенное место к назначенному сроку, наступление все равно начнется и им придется наверстывать упущенное время на ходу. По существу, и переброска войск, и их сосредоточение, и переход в наступление — все слилось в Пражской операции в единый неразрывный процесс. И в этом была одна из основных особенностей этой операции.

4 мая в штаб фронта были вызваны на совещание командующие армиями. При обсуждении здесь всех аспектов предстоящей операции фактор времени выдвигался на первое место. Было подчеркнуто, что нам предстоит не просто преодолеть Рудные горы и Судеты, а в буквальном смысле слова чуть ли не перелететь через них.

Одной из предпосылок успеха являлось состояние войск противника. И об этом тоже говорилось на совещании.

Я никогда не был склонен недооценивать возможности сопротивления немцев. Но в данном случае, требуя от командующих армиями стремительных и безостановочных действий, счел необходимым подчеркнуть, что хотя нам и противостоит группировка, мощная по численности и серьезная по вооружению, однако после падения Берлина моральное ее состояние, как и всей немецкой армии в целом, подавленное, она надломлена и ее остается только доломать. Судя по многим признакам, немецкие штабы уже не Б состоянии оценивать и охватывать взглядом все происходящее с той точностью, с которой они обычно это делали. Поэтому мы должны идти не только на смелые, но и на дерзкие решения, показывая высший класс оперативного и тактического искусства, считая и экономя каждую минуту.

От танковых войск требовалось, отрываясь от пехоты и не ввязываясь в бои за города, обходить опорные пункты и смело рваться вперед и вперед. Общевойсковым армиям — в максимальной мере использовать весь наличный автотранспорт, не делая ни одного шага пешком там, где можно воспользоваться машинами. От командиров и штабов, вплоть до штабов дивизий и полков, требовалось: осуществлять руководство боем не на длинных, а на самых коротких дистанциях и в то же время с самым широким использованием управления по радио; командирам находиться непосредственно в боевых порядках, чтобы все было в их руках и в их зоне видимости.

Специальное указание не допускало разрушения городов, заводов, населенных пунктов. Следовало помнить, что мы вступаем на территорию дружественной союзной страны. Требуя от войск по возможности не ввязываться в бой за населенные пункты там, где только это возможно, мы не только обеспечивали стремительность продвижения войск, но и желали избежать жертв среди мирного населения. Было также приказано всюду, где это возможно выходить на фланги и тылы немецко-фашистских частей и соединений, стремительно окружать их, расчленять и предъявлять ультиматумы о сдаче в плен. В этом смысле предоставлялась полная свобода инициативы и командующим армиями, и командирам соединений.

Под лозунгом «Вперед, на Прагу! Спасти ее! Не допустить, чтобы она была разрушена фашистскими варварами!» велась вся партийно-политическая работа в частях. И надо сказать, что, несмотря на усталость войск после Берлинской операции, лозунг был всюду подхвачен.

Об этом говорилось и на том двухчасовом совещании с, командующими армиями и членами Военных советов. Получилось, что оно было последним в ходе войны. Последний раз перед последней операцией собрались в штабе фронта все командармы, которым предстояло ее осуществить. Должно быть, потому оно и запомнилось мне... Несмотря на то, что сроки подготовки к ней были и без того предельно сжаты, начало операции пришлось перенести с 7 на О мая. Главной причиной этою явилось пражское восстание, вспыхнувшее 5 мая, и тот призыв по радио о помощи, с которым обратились к нам наши чехословацкие братья. Пражское радио передало обращение повстанцев:

«Просьба города Праги ко всем союзным армиям. На Прагу наступают немцы со всех сторон. В действии германские танки, артиллерия, пехота. Прага настоятельно нуждается в помощи. Пошлите самолеты, танки и оружие. Помогите, помогите, быстро помогите!»

Одновременно мы получили разведывательные данные о том, что генерал-фельдмаршал Шернер поспешно стягивает к Праге войска. 5 мая я отдал приказ войскам ударной группировки начать наступление утром 6 мая.

Как только утром передовые отряды армий перешли в наступление, сразу же обнаружились два очень существенных обстоятельства.

Во-первых, выяснилось, что противник занимает оборону не сплошную, а из отдельных узлов и очагов сопротивления и опорных пунктов. Предположения на этот счет у нас имелись и раньше, но наступление началось буквально с ходу, без достаточного времени на всестороннюю разведку, и проверить эти предположения заблаговременно не удалось.

Во-вторых (и это было особенно важно), передовые отряды сразу установили, что немецко-фашистское командование не обнаружило сосредоточения нашей ударной группировки на левом берегу Эльбы, к западу и к северо-западу от Дрездена. Именно поэтому ее внезапный удар обещал дать особенно хорошие результаты. Надо было только действовать смело, без промедления. И я решил развить успех передовых отрядов немедленным вводом главных сил.

6 мая в 14 часов после мощной артиллерийской подготовки перешли в наступление армии Н. П. Пухова и В. Н. Гордова. Сразу же вместе с ними, в их оперативных порядках, двинулись танковые армии П. С. Рыбалко и Д. Д. Лелюшенко.

Армия А. С. Жадова. ближайшей задачей которой являлось взятие Дрездена, к этому часу еще не была готова к наступлению. Я отсрочил начало ее действий до 20 часов 45 минут. У Жадова в этот день оставалось мало светлого временя, но это меня не смущало. Я считал, что армия должна перейти в наступление ночью: этого требовала обстановка. К тому же 5-й армии любая задача была по плечу.

Нанести без промедления удар в направлении Дрездена я считал особенно важным: как раз перед Дрезденом оборонялись танковые дивизии противника, и мы этим ударом лишали немецкое командование возможности снять их оттуда и бросить против наших танковых армий. Армия Жадова должна была сковать танковые дивизии врага. Так оно и вышло.

К ночи, как назло, пошел проливной дождь. Темнота — хоть глаз выколи. Слякоть, грязь. Наступать нелегко, а ориентироваться еще труднее. Гитлеровцы повсюду оказывали жестокое сопротивление, особенно сильным оно было на левом фланге у Гордова и на всем фронте у Жадова. Здесь вели упорные оборонительные бои части танковой дивизии «Герман Геринг», 20-й танковой дивизии и 2-й мотодивизии противника.

Весь день на этом самом трудном участке немецко-фашистские войска предпринимали отчаянные усилия, задерживая нас. Мы продвинулись за ночь только на 10–12 км. Но зато в полосе 13-й армии Пухова и на правом фланге у Гордова наши войска прорвались вперед на 23 км, целиком выполнив задачу дня. Танкисты пока что действовали в боевых порядках общевойсковых армий.

В обычных условиях можно было вполне удовлетвориться достигнутым. Но, принимая во внимание обстановку, сложившуюся в Праге, когда был дорог каждый час, я потребовал от всех четырех командармов — Гордова, Пухова, Рыбалко и Лелюшенко — более высоких темпов наступления. Перед пехотой стояла задача пройти на следующие сутки 30–45 км, а от танкистов — 50–60. Им было приказано наступать днем и ночью, не считаясь ни с усталостью, пи с какими-либо помехами. А главная помеха состояла в том, что дождь сильно испортил дороги. Выехав в части Гордова, я даже на «виллисе» с трудом пробрался туда по полям. Дрезден еще не был взят. Поэтому некоторые шоссе мы не могли использовать. Войскам приходилось двигаться по проселочным дорогам я кружными путями. После дождя все было буквально перепахано и колесами, и гусеницами, и это очень затрудняло продвижение.

Так обстояло дело на главном направлении. На других направлениях в этот день тоже произошли существенные события.

В 18 часов командующий обороной Бреслау генерал Никгоф, убедившись в безнадежности дальнейшего сопротивления, капитулировал с 40-тысячным гарнизоном. Город был сдан уже много недель осаждавшей его 6-й армии генерала В. А. Глуздовского. Генерал Никгоф дал интересные показания, о которых немедленно доложили мне.

Оказывается, на 7 мая Бреславский гарнизон планировал прорыв на соединение с Шернером. Войска 17-й армии, входившие в группу армий «Центр», должны пыли одновременно начать наступление навстречу прорывающимся. Этот замысел, хотя и не осуществившийся, свидетельствовал о той активности, которую даже в эти последние дни своего существования проявляла группировка Шернера.

Начало нашего наступления, видимо, перечеркнуло немецкие планы, и Никгоф решил капитулировать. Кстати говоря, Никгоф передал через генерала В. Л. Глуздовского письмо на мое имя, в котором просил встречи со мной, ссылаясь на то, что он не взят в плен, а капитулировал сам. Я приказал передать ему, что оперативные дела фронта не дают мне возможности принять его, а с ним и с его подчиненными поступят так же, как со всеми остальными капитулировавшими частями германской армии.

У меня действительно не было времени для разговора с Никгофом. Кроме того, я считал, что и принципиально он не заслуживает какого-то особого отношения. Никгоф и его гарнизон проявили упорство в бою, но в последнее время, особенно после падения Берлина, оказались в явно безнадежном и бесперспективном положении, это упорство было бессмысленно и преступно, прежде всего по отношению к многочисленному гражданскому населению, скопившемуся в Бреслау.

Вторым существенным событием дня на нашем левом крыле фронта был неожиданно обнаружившийся отход противника перед фронтом 59-й армии генерал-лейтенанта И. Т. Коровникова. 6 мая, когда только обозначился успех наступления ударной группировки фронта, мною был отдан приказ войскам 2-й армии Войска Польского, 28, 52, 31, 21 и 59-й армиям перейти в наступление с утра 7 мая, т. е. на два дня раньше запланированного срока.

Заметив первые признаки отхода, Коровников организовал преследование противника, и к вечеру его войска продвинулись на 7 км. Все говорило, что гитлеровцы почувствовали наш удар на дрезденском направлении, правильно восприняли его как угрозу окружения и начали поспешно вытягивать свои войска из самых отдаленных районов того периметра, по которому была размещена миллионная группировка Шернера.

Шернер явно торопился, и это требовало от нас удвоенной стремительности действий.

Именно этими мыслями закончился для меня первый день Пражской операции.

Сражение шло всю ночь и продолжалось утром 7 мая. Войска главной ударной группировки продвигались все дальше к югу по западному берегу Эльбы и к концу дня оказались перед северными склонами главного хребта Рудных гор.

Темп продвижения достиг в этот день 45 км. Особенно успешно наступала армия Пухова, настолько успешно, что взаимодействовавшие с нею танкисты Лелюшенко, продвигаясь через горы и леса, так и не смогли в этот день оторваться от пехоты Пухова и лишь кое-где незначительно опередили ее. Правда, армия Лелюшенко наступала компактно, и я по многим признакам чувствовал, что у нее уже все подтянуто для предстоящего рывка вперед.

В этот день, признаюсь, я был особенно удовлетворен действиями Н. П. Пухова и Д. Д. Лелюшенко, четкой работой штабов обеих этих армий, возглавляемых генералами Маландиным и Ун-маном.

Обстановка была сложной, темпы наступления высокие. Для управления войсками фронта в этих условиях требовались непрерывные донесения снизу, чтобы вовремя регулировать движение войск, выдерживать и направление движения, и темпы. Я должен был все время знать, где что происходит, чтобы иметь возможность соответственно сманеврировать другими имевшимися в моем распоряжении резервами в том случае, если наступление где-то остановится, застопорится, упрется в непробиваемую с одного удара оборону. Бесперебойная информация имела для меня в этот день особенное, исключительное значение. И нужно отдать должное начальнику штаба 13-й армии генералу Г. К. Маландину и начальнику штаба 4-й гвардейской танковой армии генералу К. И. Упману, пни ее обеспечили: донесения шли непрерывно. Связь с 13-й и 4-й гвардейской танковой армиями, хотя они и действовали на дальнем, заходящем фланге, была превосходной.

Армия В. Н. Гордова и танковая армия П. С. Рыбалко своим правым флангом прошли за этот день 25 км. П. С. Рыбалко, так же как и Д. Д. Лелюшенко, еще не оторвался от пехоты. А его 6-й танковый корпус, помогавший А. С. Жадову овладеть Дрезденом, совершил 15-километровый маневр и вышел на западную окраину Дрездена.

В. Н. Гордов в этот день овладел городом Мейсеном с его знаменитым собором и не менее знаменитым фарфоровым заводом. Командарм 3-й гвардейской принял все меры, чтобы захватить этот один из стариннейших и красивейших городов Германии в целости и сохранности. А это было не так просто: гитлеровцы сопротивлялись упорно, цепляясь за каждый рубеж и прикрывая свой отход контратаками танков.

Войска армии А. С. Жадова, начав, как я уже сказал, свое наступление накануне вечером, вели бои всю ночь, все утро и весь день и к концу суток, продвинувшись на 30 км, завязали бои уже непосредственно за Дрезден.

Особенно важным с точки зрения дальнейшего развития событий было быстрое продвижение правого, заходящего фланга нашей ударной группировки — армий Пухова и Лелюшенко. Своим стремительным наступлением они захлестывали противника, не давали ему возможности зацепиться! занять оборону, сесть на пояс долговременных укреплений по чехословацкой границе, оседлать горные перевалы.

Погода теперь более благоприятствовала нам, чем накануне. Правда, земля еще не просохла, но небо было чистым, и авиация ужо работала вовсю. А это, разумеется, сыграло немаловажную роль для облегчения нашего продвижения.

Что касается противника, то, как выяснилось впоследствии, в тот день штаб группы армий «Центр» разработал план постепенного отхода войск в Западную Чехословакию и Северную Австрию, навстречу американцам. Оказывается, Кейтель, подписав в этот день в штабе Эйзенхауэра предварительную капитуляцию, тотчас же направил генерал-фельдмаршалу Шернеру приказ за своей подписью о прекращении боевых действий. Однако Шернер отказался выполнить это требование и начал отвод войск на запад.

В приказе, отданном 7 мая, Шернер писал: «Неприятельская пропаганда распространяет ложные слухи о капитуляции Германии перед союзниками. Предупреждаю войска, что война против Советского Союза будет продолжаться». Ясно, что намерения Шернера заключались в том, чтобы драться с нами до последней возможности, а в критический момент ускользнуть от нас и капитулировать перед теми, с кем он не воевал. Но чем дальше шло время, тем менее выполнимым становился задуманный Шернером план.

Утром 7 мая в соответствии с общим планом Ставки перешли в наступление войска 2-го Украинского фронта под командованием маршала Р. Я. Малиновского, двигавшиеся на Прагу в обход ее с юго-востока. 7-я гвардейская армия генерал-полковника М. С. Шумилова и 6-я гвардейская танковая армия генерал-полковника А. Г. Кравченко 2-го Украинского фронта шли навстречу нам, охватывая группировку Шернера. Одновременно войска 4-го Украинского фронта под командованием генерала армии А. И. Еременко продвигались с востока, освобождая на пути к Праге все новые и новые районы Чехословакии{36}.

Если говорить о моих размышлениях на исходе дня 7 мая, то они сводились к тому, что от войск 1-го Украинского фронта по-прежнему требовалось максимальное напряжение сил для быстрейшего выхода в район Праги. Пути отхода войск Шернера на запад надо было скорее отрезать.

На рассвете 8 мая в полосе действий армии Д. Д. Лелюшенко произошло событие, в тот момент не обратившее на себя особого внимания, но, несомненно, сыгравшее свою роль в последовавшем затем разгроме и пленении группировки Шернера.

Стремительно продвигаясь вперед днем и ночью и громя все. что попадалось на пути, 5-й гвардейский мехкорпус под командованием генерал-майора И. П. Ермакова между Яромержем и Жатецем (северо-западнее Праги) с ходу разгромил и уничтожил большую штабную колонну немцев. Разгромил и пошел дальше. Было некогда останавливаться, задерживаться, разбирать документы.

Что это была за колонна, мы узнали уже потом, только после салюта Победы. Тогда выяснилось, что танкисты Ермакова полностью уничтожили пытавшийся уйти к американцам штаб группы армий «Центр» генерал-фельдмаршала Шернера.

О значении этого факта лучше всего, пожалуй, сказал потом в своих показаниях сам Шернер: «С этого времени я потерял управление отходящими войсками. Танковый прорыв был совершенно неожиданным, так как вечером 7 мая фронт еще существовал». К этому следует добавить, что после уничтожения штаба нашими танкистами Шернер не только потерял управление войсками, но и вообще, если можно так выразиться, «перешел на нелегальное положение», бежал в горы и прятался там, переодетый в штатское платье.

А наше стремительное наступление продолжалось. Войска ударной группировки смяли противника на рубеже Рудных гор, где он еще пытался зацепиться и оказать сопротивление, и перевалили через них. Одна за другой наши части вступали на территорию Чехословакии. С огромной радостью встречало их чешское население. День 8 мая стал не только решающим днем наступления, по и решающим днем всей операции.

В этот же день 5-я гвардейская армия А. С. Жадова во взаимодействии с частями армий В. Н. Гордова, П. С. Рыбалко и 2-й армии Войска Польского полностью овладела Дрезденом и с ходу продвинулась еще на 25 км. Вечером в Москве прозвучал один из предпоследних салютов войны — в честь взятия Дрездена.

Как командующий фронтом я знал, что в то самое время, когда наши войска продвигаются вперед, освобождая Чехословакию, в Берлине идет подготовка к подписанию акта о всеобщей капитуляции гитлеровской армии.

Я аккуратнейшим образом получал информацию обо всем происходившем там и, читая ее, испытывал, пожалуй, довольно странное чувство: фельдмаршал Кейтель готовился к подписанию капитуляции, а перед нами все еще воевал генерал-фельдмаршал Шернер, верное, остатки его войск.

В двадцать часов я, выполняя указания Ставки, приказал передать по радио обращение ко всем немецко-фашистским войскам, находившимся на территории Западной Чехословакии, о их безоговорочной капитуляции. Одновременно с этим всем командармам 1-го Украинскою фронта было дано указание: если через три часа, т. е. к 23 часам 8 мая, гитлеровские войска не капитулируют, продолжать военные действия и, нанеся решительный удар по противнику, разгромить его до конца.

Чтобы воспрепятствовать бегству фашистских генералов и других нацистских преступников воздушным путем, я потребовал от наших войск во время наступления в первую очередь захватывать аэродромы и взлетные площадки, выделив для этого специальные подвижные отряды с танками, броневиками а посаженной на машины пехотой.

Наступила трехчасовая пауза. Я находился на своем КП, на северо-западной окраине Дрездена, куда перебрался, как только наши войска взяли город. Все, кто прибыл со мной, оставались на своих местах. Слушали, как говорится, во все фронтовые уши — всеми радиостанциями. Ждали ответа. Но ответа от немецко-фашистского командования так и не последовало.

Ровно в 23 часа войска фронта в соответствии с приказом обрушили на немцев мощный огневой шквал и возобновили наступление. Вперед двинулись уже не только армии, входившие в главную и вспомогательные ударные группировки, но и вообще все двенадцать армий фронта вплоть до крайней левофланговой. Они начали наступление в разное время, но к исходу дня продвижение семи армий центра и левого крыла фронта составило от 20 до 30 км.

2-я армия Войска Польского генерала К. К. Сверчевского и войска генералов Коротеева, Шафранова, Гусева, Коровникова к вечеру 8 мая очистили от противника ряд городов на границе Чехословакии и в ее пределах.

С начала наступления наша авиация уже сделала 4 тыс. самолето-вылетов. Две трети из них пришлись на 8 мая. Удары с воздуха наносились преимущественно по вражеским войскам, пытавшимся отходить от Праги на запад. Авиация препятствовала движению немцев по дорогам, которые еще не успели перерезать наши танкисты.

Так выглядели события этого напряженного дня. Поскольку именно тогда мы взяли Дрезден, а название этого города неразрывно связано с всемирно известной Дрезденской картинной галереей, то я, пожалуй, именно здесь расскажу о поисках и спасении этой сокровищницы.

Дрезден предстал перед нами в страшных развалинах. Под самый конец войны, без всякой стратегической необходимости, его бомбардировала англо-американская авиация.

Когда мы увидели разрушенный с особенной беспощадностью исторический центр города, нас сразу же заинтересовало, где и в каком состоянии находится знаменитая Дрезденская галерея. До меня уже дошли слухи, что сокровища ее куда-то спрятаны, а здание, где находилась галерея, разворочено так, что даже узнать его невозможно. Что последнее соответствует истине, я убедился, проезжая по городу.

Не буду приписывать себе какую-то особую инициативу в розысках сокровищ Дрезденской галереи, но внимание, которое я смог уделить этому делу в то горячее время, я уделил. Поинтересовался, занимаются ли розысками, кто занимается, и выяснил, что в трофейной бригаде 5-й гвардейской армии есть художник Рабинович, проявляющий большой энтузиазм в розысках картин; он натолкнулся на множество трудностей; необходимо было оказать ему помощь: дать для розысков специальную команду, а также выделить из органов разведки опытных людей, которые могли быть ему полезны.

Надо сказать, что Л. Н. Рабинович — офицер трофейной бригады по должности и художник по образованию — действительно приложил много энергии и сообразительности, разматывая запутанный клубок и все время расширяя сферу своих поисков. Я разрешил ему докладывать о ходе дел непосредственно мне. И он докладывал регулярно каждый день. К этому времени в поисках принимало участие уже немало людей, в том числе группа специалистов во главе г. московским искусствоведом Натальей Соколовой, очень энергичной женщиной.

И вот однажды ко мне на командный пункт явился сияющий и до крайности взволнованный Рабинович и доложил, что сокровища Дрезденской галереи найдены. Найдены за Эльбой, в штольнях каменоломен, и добавил, что еще не может сейчас сказать о степени сохранности полотен, но картины там, он видел их собственными глазами.

Я тотчас же сел в машину и поехал к каменоломням. Как сейчас, помню открывшееся тогда перед нами зрелище. Уходившая в глубь каменоломни железнодорожная ветка, по которой вывозили камень, сохранилась, но выглядела так, будто здесь все давно уже заброшено. У входа в штольню, наполовину прикрывая его, стояли два сломанных вагона. Кругом — запустение, словно стоишь на худом, давно покинутом деревенском дворе. Все заросло травой, крапивой.

Никому и в голову не могло прийти, что здесь спрятано что-то ценное, а тем более знаменитые полотна. Скажу, как военный человек, маскировка была на высоте. Буквально никаких признаков, которые вызывали бы хоть малейшее подозрение. А там, внутри, за всем этим камуфляжем, за всем видимым запустением, оказалась одна дверь, потом вторая, потом обнаружился электрический свет и даже специальные установки, предназначенные для поддержания внутри штольни определенной температуры.

Штольня представляла собой нечто вроде большой пещеры. Наверно, те. кто прятал здесь картины, предполагали, что в этой каменной выемке будет сухо. Но увы, местами здесь сочились по трещинам грунтовые воды, температура воздуха, видимо, претерпевала большие колебания, и регулирующие установки к тому времени, когда были разысканы картины, уже не работали.

Картины (а их в этой пещере оказалось около 700) были размещены довольно беспорядочно. Некоторые обернуты пергаментной бумагой, другие упакованы в ящики, иные же просто-напросто прислонены к стенам. Я прошел всю эту пещеру и впервые увидел многие из тех шедевров живописи, которые теперь можно видеть и залах восстановленной Дрезденской галереи. Там была и «Сикстинская мадонна». Несколько минут стоял я перед ней, все еще не до конца веря собственным глазам, что мы действительно нашли ее,

Беспокоили сырость, грунтовые воды. Еще больше встревожился я, когда узнал, что наши саперы обнаружили в штольне мины. Правда, они были уже обезврежены, но, кроме этих, могли ведь оказаться и другие.

Я приказал немедленно произвести дополнительную проверку и вызвать батальон для охраны сокровищ искусства. Через несколько часов в штольню прибыли московские специалисты во главе с Натальей Соколовой, и под их руководством все найденное было переправлено в одну из летних резиденций саксонских королей на окраине Дрездена. В этом огромном дворце специалисты просушивали картины, делали все, что было необходимо для их спасения.

Но вскоре выяснилось, что и здесь им не место. В разрушенном городе невозможно было организовать абсолютно надежное и правильное хранение этой огромной драгоценной коллекции, и она была отправлена в Москву специальным поездом под усиленной охраной и в сопровождении специалистов.

Но пока картины находились в летнем дрезденском дворце, я и Иван Ефимович Петров, кстати говоря, большой любитель и ценитель живописи, приходили смотреть их. Может быть, именно после всего пережитого за четыре года войны я с каким-то особенным удовлетворением и радостью смотрел на эти, к счастью, сохранившиеся великие произведения искусства.

В те дни мы оказали большую помощь жителям Дрездена. Центральная часть города была превращена в результате массированных налетов англо-американской авиации в сплошные руины. Известный немецкий писатель Гергарт Гауптман свидетельствовал потом: «Я лично пережил гибель Дрездена под грохот Содома и Гоморры английских и американских самолетов».

Мы понимали положение дрезденцев: разрушены их жилые дома и трамвайные пути, электростанции и газовое хозяйство, водопровод и канализация.

Руины нам приходилось видеть не впервые. В нашей памяти были свежи истерзанные фашистскими оккупантами города и села России, Украины, Белоруссии, растоптанная гитлеровским сапогом польская земля. Мы отлично понимали, что это ждало и Москву, и город Ленина. У советского солдата не могло не возникнуть чувства мощения, святой ненависти. Но мы никогда не отождествляли немецкий народ с кликой фашистских преступников. На занятой нами территории Германии советские воины проявили подлинный гуманизм и благородство. Поведение наших солдат и офицеров в Дрездене — характерный тому пример.

Буквально сразу же после освобождения города началось его восстановление силами Красной Армии с привлечением населения. Нами были выделены необходимые материальные ресурсы, автотранспорт, горючее. Самое главное — приняты меры по организации снабжения дрезденцев продовольствием. Военный совет фронта установил нормы, которые были выше, чем при фашистском режиме. Рабочий тяжелого труда получал в день 450 г хлеба и 50 г мяса. Продовольственные нормы работников науки, техники, культуры и искусства были установлены такие же, как для рабочих тяжелого труда, т. е. самые высшие. Инженеры, техники, учителя, а также граждане, находившиеся на излечении в больницах, снабжались по нормам рабочих. Дифференциацию норм по категориям производили местные власти.

Дрезденцы с благодарностью отзывались о заботе, проявленной нашей армией. Немцы, по-моему, очень быстро поняли, насколько лжива была геббельсовская пропаганда, вдалбливавшая изо дня в день до прихода советских войск, что советские солдаты будут мстить и расправляться с мирным населением. Лучшее свидетельство тому — приток жителей, возвращавшихся в Дрезден с Запада. Ежедневно в город прибывало по две-три тысячи человек, бежавших из зоны американской оккупации. Они заявляли, что американцы создали невыносимые условия прежде всего тем, что совершенно не снабжают их продуктами.

Мы же, чтобы скорее создать нормальные условия для жизни населения города, мобилизовали буквально всех автомобилистов, продовольственников, инженерный состав и аппарат тыла.

В работе по организации снабжения дрезденцев продовольствием и восстановлению городского хозяйства нам помогали немецкие коммунисты и демократы. Я с удовольствием вспоминаю встречи с товарищем Г. Матерном, который в то время работал в Дрездене.

Кстати, поскольку я коснулся здесь разнообразной работы наших тыловиков, мне особенно хотелось бы выделить медиков, и не потому, что другие службы тыла значили меньше или больше; от каждой службы, от того, как она поставлена и организована, зависело многое при подготовке и осуществлении боевых операций. Но труд медиков, признанных спасать самое дорогое — человеческие жизни, я бы сказал, наглядно, поистине, без всяких оговорок, благороден. А на войне, где смерть косит людей без разбора, в особенности благороден.

Наши фронтовые медики совершили множество подвигов и на поле боя, и в госпитальных условиях, возвращая в строй тысячи и тысячи раненых бойцов и командиров. Здесь уместно сказать, например, что из числа раненых 80 процентов возвращались из госпиталей в свои части и подразделения. Примечательно!

В Висло-Одерской, Берлинской и Пражской операциях при их огромном пространственном размахе, напряженности боев и высоких темпах наступления войск медперсоналу приходилось выдерживать большие нагрузки. Врачи, сестры, санитары работали самоотверженно, на пределе всех своих возможностей, а высшие и старшие медицинские начальники проявили оперативность, разворотливость, организуя эвакуацию раненых и маневр госпиталями и транспортными средствами. На всех этапах сражения были обеспечены быстрота и надежность эвакуации, раненые получали скорую медицинскую помощь.

Прежде чем говорить о событиях, происшедших 9 мая, скажу — несколько слов о пражском восстании.

В восстании участвовали, как известно, различные социальные силы. Восстание усугубило и без того критическое положение немецких войск в Чехословакии. Ведя с восставшими кровавую борьбу, фашистские власти и немецкое командование в то же время маневрировали, искали выгодных для себя обходных путей. Чтобы выиграть время, шли на переговоры, а на последнем этапе соглашались даже на разоружение своих войск с условием, чтобы их пропустили через Прагу вооруженными и разоружили только за ее пределами.

Среди руководителей пражского восстания были люди, по-разному относившиеся к этим предложениям. И трудно сказать, чем бы все это кончилось, может быть, еще одним жестоким кровопролитием, которое учинили бы якобы готовые разоружаться, но пока еще вооруженные фашистские войска.

Сейчас гадать об этом не приходится, потому что весь этот сложный узел был разрублен нашими танкистами, ворвавшимися в 3 часа утра 9 мая на улицы Праги. К этому моменту в различных районах Праги еще продолжались кровавые столкновения между участниками восстания и эсэсовцами. И в то время как на одних улицах наших танкистов встречало торжествующее пражское население, на других, особенно окраинных, танковые экипажи вынуждены были с ходу вступать в бой и выбивать из Праги сопротивлявшихся фашистов.

Когда я бываю на Ольшанском кладбище в Праге, где покоится прах наших солдат и офицеров, погибших в дни Пражской операции, я с горестным чувством читаю на надгробьях украшенных цветами могил дату «9 мая». В сущности, война уже кончилась, а эти люди погибли здесь, на пражских окраинах, когда вся наша страна уже праздновала победу, погибли в последних схватках с врагами, бесстрашно доводя до конца начатое дело.

Я не стану анализировать ход пражского восстания во всех его сложных перипетиях. Скажу лишь о том, что было в нем самым главным, — всенародный взрыв негодования против фашистских захватчиков, стремление взять в руки оружие, любой ценой помочь скорейшей победе над фашизмом, не считаясь при этом ни с опасностью, ни с жертвами. В этом — героическая суть восстания.

И тогда, двадцать пять лет назад, мы, издалека прорываясь к Праге, чтобы спасти ее от фашистов, чувствовали это и стремительно двигались на помощь восставшим пражанам. Ведь по собственному опыту мы достаточно хорошо знали, на какие кровавьте злодеяния способны фашисты всюду, где сила оказывается на их стороне.

У нас была острая тревога за Прагу, острое желание как можно скорее прийти на помощь своим братьям, прежде чем фашисты, использовав преимущество в силах, успеют расправиться с ними. Это чувство было у нас всеобщим. Оно владело и мной, командующим фронтом, и рядовыми танкистами из армий Рыбалко и Лелюшенко, которым, чтобы утром ворваться в Прагу, пришлось совершить в ночь на 9 мая неимоверный по темпам 80-километровый бросок. К Праге стремились, и каждый из нас сделал все, что было в человеческих возможностях. Но ради исторической справедливости хочу перечислить части, первыми достигшие Праги, в той последовательности, в какой это происходило.

Первыми ворвались в город с северо-запада танки 10-го гвардейского Уральского добровольческого корпуса (командир генерал-лейтенант Е. Е. Белов) армии Д. Д. Лелюшенко. Почти сразу же вслед за ними с севера в Прагу вступили танкисты 9-го мехкорпуса (командир генерал-лейтенант И. П. Сухов) армии П. С. Рыбалко. А всего через несколько часов на пражских окраинах уже появились передовые части 13-й и 3-й гвардейской общевойсковых армий. Войска 5-й гвардейской армии, ее передовой отряд, тоже вышли на северную окраину Праги. К 10 часам утра Прага была полностью занята и очищена от противника войсками 1-го Украинского фронта.

А в 13 часов навстречу нам вышли войска 2-го Украинского фронта. Это были головные части 6-й танковой армии генерала Л. Г. Кравченко. Встретились они в 35 км юго-восточнее Праги с частями 4-й гвардейской танковой армии Лелюшенко.

Подвижная группа 4-го Украинского фронта, стремительно преследуя отходящего врага, к 18 часам 9 мая также достигла Праги своими передовыми частями.

Кольцо вокруг отказавшейся сложить оружие чехословацкой группировки гитлеровцев было замкнуто. В этом очередном и теперь уже последнем гигантском котле оказалось более полумиллиона солдат и офицеров из дезорганизованных и потерявших управление войск группы армий Шернера. Теперь им не оставалось ничего другого, как сдаться в плен, хотя отдельные стычки с фашистами, не желавшими складывать оружие, продолжались в разных местах еще почти неделю.

Кстати сказать, в течение этой недели был схвачен нами и изменник родины Власов. Случилось это в 40 км юго-восточнее Пльзеня. Войсками 25-го отдельного танкового корпуса генерала Фоминых была пленена власовская дивизия генерала Буйниченко. Когда танкисты стали разоружать ее, то выяснилось, что в одной из легковых машин сидит закутанный в два одеяла Власов. Обнаружить предателя помог его собственный шофер. Танкисты вместе с этим шофером вытащили прятавшегося Власова из-под одеял, погрузили на танк и тут же отправили прямо в штаб 13-й армии. Жалкий конец, вполне закономерно венчающий всю карьеру этого отщепенца и предателя!

Из штаба 13-й армии Власова доставили ко мне в Дрезден, на командный пункт, а вернее, прямо на аэродром. Я распорядился, не теряя времени, отправить его сразу в Москву. Решительными действиями, которые потребовались для бескровного и быстрого пленении власовской дивизии, непосредственно руководил командир 162-й танковой бригады полковник И. П. Мищенко. А самого Власова захватил командир мотострелкового батальона этой бригады капитан М. И. Якушев.

Возвращаюсь к рассказу о дне 9 мая.

О том, что танкисты Лелюшенко и Рыбалко в Праге, я узнал вскоре после того, как они вступили туда. Поступили почти одновременно коротенькие донесения на этот счет и от начальника оперативного отдела штаба Рыбалко, и от Маландина из 13-й армии. Но вдруг, как назло, проводная связь со штабами армий, освобождавших Прагу, прервалась. В течение многих часов связисты, как ни бились, не могли соединиться ни с армией Лелюшенко, с которой до этого держали очень хорошую связь, ни с армией Рыбалко, ни с армией Гордова. С 13-й армией, с Маландиным, связь была, но зато сам он никак не мог связаться со своими передовыми частями.

Все это беспокоило меня, хотя я и был уверен в благоприятном развитии дальнейших событий и уже имел первые данные об освобождении Праги. Однако одних предварительных данных было недостаточно для того, чтобы докладывать в Ставку.

После того как связь прервалась, можно было, конечно, попытаться запросить штабы по радио открытым текстом, но этого не хотелось делать.

Тогда я направил самолет из эскадрильи связи штаба фронта. Рассчитал по времени. Во всяком случае, через два часа он должен вернуться. Но прошло три часа, а самолета нет. Пришлось звонить в 13-ю армию и брать в оборот Маландина. Тот ответил, что послал в Прагу машину с несколькими офицерами, но докладов от них еще нет. Я приказал ему продублировать эту попытку, направить офицеров связи в Прагу на самолетах.

Время шло, а самолеты не возвращались и новых донесений по-прежнему не было. Я послал еще одного офицера из оперативного управления штаба фронта на самолете связи и одновременно приказал Красовскому поднять группу боевых самолетов и поручить летчикам с малых высот выяснить обстановку в Праге. После их возвращения мы узнали, что в городе никаких боевых действий уже не наблюдается, а на улицах толпы народа, проходят демонстрации.

Что Прага освобождена, было ясно, но ни одного вразумительного доклада ни от одного из командующих армиями так и не было.

Как выяснилось потом, причиной тому было ликование пражан.

На улицах шли сплошные демонстрации. При появлении советского офицера его немедленно брали в дружеский полон, начинали обнимать, целовать, качать. Один за другим попали все мои офицеры связи в окружение — поцелуи, угощения, цветы...

Потом в этих же дружеских объятиях один за другим оказались и старшие начальники — генералы: и Лелюшенко, и Рыбалко, и подъехавший вслед за ними Гордов. Никому из них не удавалось выбраться из Праги на свои командные пункты, к своим узлам связи и подробно доложить обстановку.

Ко мне поступали время от времени сообщения по радио, но все они были, я бы сказал, уж чересчур краткими: «Прага взята», «Прага взята», «Прага наша...» А мне необходимо было доложить Верховному Главнокомандующему И. В. Сталину не только, что Прага взята, но и при каких обстоятельствах взята, какое сопротивление было встречено и где. Есть или уже нет организованного противника, а если есть, то в каком направлении он отходит.

Словом, день освобождения Праги был для меня очень беспокойным. Пропадали офицеры связи, пропадали командиры бригад, дивизий, корпусов — все пропадали! Вот что значит и до чего доводит народное ликование!

Впоследствии меня не раз, в особенности по случаю торжественных годовщин, спрашивали, каким был для меня последний день войны, какими были мои переживания в связи с последней операцией войны. Как видите, вопрос но такой уж простой!

Из-за торжественной встречи наших войск в Праге, которая вызвала перебои в связи, я фактически задержал на несколько часов обнародование приказа Верховного Главнокомандующего об освобождении Праги войсками 1-го Украинского фронта. Я нажимал НА своих подчиненных, требовал подробных донесений, а в это время из Москвы беспрерывные звонки: «Послушайте, ведь сегодня должен быть окончательный салют в честь полной победы! Где же ваше донесение? Где вы там? Что у вас там? Уже давно подписана всеобщая капитуляция, а от вас все еще ничего нет».

Начальник Генерального штаба по крайней мере раз десять звонил мне, требуя окончательных донесений, а я и сам не имел их и все оттягивал и оттягивал срок доклада. И только получив, наконец, удовлетворяющие меня сведения, уточнив их, составил свое до-несение. В нем указывалось, что в 9 часов утра Прага была полностью освобождена и очищена от противника. Хотя, повторяю, первые наши танки вошли туда в 3 часа ночи.

Для исторической точности позволю себе привести приказ Верховного Главнокомандующего об освобождении Праги:

Приказ{37} Верховного Главнокомандующего

Командующему войсками 1-го Украинского фронта

Маршалу Советского Союза Коневу

Начальнику штаба фронта генералу армии Петрову

Войска 1-го Украинского фронта в результате стремительного ночного маневра танковых соединений и пехоты сломили сопротивление противника и сегодня, 9 мая, в 4 часа утра освободили от немецких захватчиков столицу союзной нам Чехословакии — город Прагу.

В боях за освобождение Праги отличились войска генерал-полковника Гордова, генерал-полковника Пухова, генерал-полковника Жадова, генерал-лейтенанта Маландина, генерал-майора Лямина, полковника Зелинского, генерал-лейтенанта Черокманова, генерал-лейтенанта Пузикова, генерал-майора Бакланова, полковника Иванова, генерал-майора Орлова, генерал-майора Даниловского, генерал-майора Волковича, генерал-майора Краснова; танкисты генерал-полковника Лелюшенко, генерал-полковника Рыбалко, генерал-полковника танковых войск Новикова, генерал-майора танковых войск Упмана, генерал-майора танковых войск Бахметьева, генерал-лейтенанта танковых войск Белова, генерал-майора танковых войск Ермакова, полковника Пушкарева, полковника Хмылова, генерал-майора танковых войск Митрофанова, генерал-майора танковых войск Новикова, генерал-лейтенанта танковых войск Сухова, подполковника Карнюшкина, подполковника Щербака, полковника Селиванчика, полковника Туркина; артиллеристы генерал-полковника артиллерии Варенцова, генерал-лейтенанта артиллерии Кожухова, генерал-майора артиллерии Добринского, генерал-майора артиллерии Краснокутского, генерал-майора артиллерии Ментюкова, генерал-майора артиллерии Никольского, генерал-лейтенанта артиллерии Кубеева, генерал-майора артиллерии Полуэктова, генерал-майора артиллерии Дзевульского; летчики генерал-полковника авиации Красовского, генерал-лейтенанта авиации Рязанова, полковника Никишина, генерал-майора авиации Архангельского, генерал-майора авиации Забалуева, генерал-майора авиации Слюсарева, генерал-лейтенанта авиации Утина; саперы генерал-полковника инженерных войск Галицкого, полковника Полуэктова, полковника Каменчука, полковника Кордюкова, подполковника Скороходова, подполковника Соболева; связисты генерал-лейтенанта войск связи Булычева, генерал-майора войск связи Ахременко, полковника Остренко, полковника Борисова, полковника Симховича, полковника Богомолова.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за освобождение Праги, представить к присвоению наименования «Пражских» и к награждению орденами.

Сегодня, 9 мая, в 20 часов столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 1-го Украинского фронта, освободившим столицу союзной нам Чехословакии — Прагу, — двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трехсот двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия ОБЪЯВЛЯЮ БЛАГОДАРНОСТЬ руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях за освобождение Праги.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины и Чехословацкой Республики!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. Сталин

9 мая 1945 года. № 368.

Завершив последнее крупное событие войны, освободив Прагу и полностью окружив группировку Шернера, войска 1, 2 и 4-го Украинских фронтов в кратчайший срок решили задачу большой политической и стратегической важности.

Ход и результаты Пражской операции явились новым свидетельством зрелости советского военного искусства, высоких организаторских способностей наших командных кадров и боевого мастерства советских войск.

Салют в честь освобождения Праги был предпоследним салютом войны. Последний салют — салют Победы, данный из тысячи орудий, — прозвучал в Москве через несколько часов после этого.

Я слушал его по радио на своем передовом командном пункте. Вместе со мной были в тот час многие из моих соратников по боевым действиям — члены Военного совета К. В. Крайнюков и Н. Т. Кальченко, командующие родами войск и начальники служб фронта, офицеры политуправления, оперативного управления. Торжественность обстановки усиливалась тем, что со всех сторон гремели, если можно так выразиться, самосалюты. Передовые части ушли далеко вперед; они там, конечно, палили из всех видов оружия, но мы их не слышали. Зато уж вторые эшелоны салютовали в эти часы вокруг нас, не жалея сил. Палили в небо и ракетами, и холостыми снарядами, и боевыми патронами из автоматов, карабинов и револьверов. Словом, каждый салютовал как и чем мог... Не помню сейчас уж всех подробностей этого вечера. Помню товарищеский ужин, не очень длинный, помню, много и с особым чувством пели, но больше всего запомнилось ощущение природы в тот вечер. Весна была в разгаре, все благоухало, и было такое чувство, как будто ты заново увидел природу.

Радость от победы была, конечно, большая, огромная, но все-таки всей меры ее в тот первый момент мы еще даже не почувствовали. И скажу честно, одним из первых и самых сильных желаний этого дня было желание выспаться и мысль, что, наконец, это будет возможно, если не сегодня, то хотя бы вскоре.

Мне лично выспаться в ту ночь так и не удалось. Почти сразу нахлынуло столько неотложных дел! И первым из них было неожиданное донесение, что в районе Мельника значительные силы немцев еще оказывают сопротивление. Пришлось срочно распоряжаться и направлять танковые войска для немедленной ликвидации этой довольно сильной и организованной группировки.

9 мая у меня было полно забот до глубокой ночи, а утром 10-го и выехал в Прагу. Дорога, по которой я ехал, была забита до отказа. По ней двигалось как бы три не смешивающихся между собой потока. Первый, самый большой, колонна военнопленных из группировки Шернера. Голова ее уже подходила к Дрездену, а хвост Пыл еще около Праги. Второй поток составляли судетские немцы, выдворяемые чехами из пределов Чехословакии.

А третий огромный поток состоял из тех, кто возвращался из фашистских концлагерей, которых в этом районе было много. Здесь размещалось немало предприятий военной промышленности, а на них немцы использовали подневольную рабочую силу из всех стран Европы. Вид возвращавшихся из лагерей вызывал двойное чувство — и радости и боли. Радости, потому что они возвращались к жизни, шли к себе домой, а боли потому, что просто мучительно было на них смотреть — так изнурены и ужасающе измождены были они в большинстве своем.

Я много раз бывал потом в Праге и очень люблю этот прекрасный город, но, конечно, то, первое впечатление от него просто неизгладимо. Город продолжал праздновать свое освобождение, и это всеобщее победное радостное ликование, эти знамена, флаги, цветы делали его особенно красивым и праздничным, несмотря на то, что кое-где нам на пути попадались развалины и пожарища — следы фашистских обстрелов и бомбардировок в дни пражского восстания,

В этот день, 10 мая, мне удалось лишь бегло познакомиться с Прагой. Главное чувство, которое я при этом испытывал, была радость, что разрушения в Праге все же редки и что нам удалось сохранить город в целости.

Вечером в Праге, в штабе 3-й гвардейской армии, я встретился с моими боевыми командармами — Рыбалко, Лелюшенко, Гордовым и с членами Военных советов этих армий. Всех трех командармов я от всей души поздравил с одержанной победой. Они ответили тем же.

Но долго поздравлять друг друга было некогда, надо было думать о нормализации жизни, о снабжении населения и, стало быть, о назначении начальника гарнизона и коменданта города Праги. В этом эпизоде есть некоторые житейские черточки, которые и сейчас, через двадцать пять лет, вызывают у меня улыбку.

Сидя в штабе у Гордова и разговаривая об итогах только что закончившейся операции, я сделался свидетелем жаркого спора между Рыбалко и Лелюшенко о том, кто из них первым вошел в Прагу. Этот спор подогревался еще и таким обстоятельством: по нашей русской военной традиции, начиная со времен Суворова, повелось так, что, кто из генералов первым вступил в город, тот обычно и назначается комендантом.

Слушая этот спор между двумя нашими славными генералами-танкистами, никак не желавшими уступить друг другу пальму первенства, я решил, что не стоит углублять их «междоусобицу», и тут же назначил начальником гарнизона командующего 3-й гвардейской армией генерал-полковника В. Н. Гордова. Тем самым претензии обоих командующих танковыми армиями сразу же отпали. Вслед за этим я назначил комендантом города человека, так сказать, нейтрального: им был заместитель командующего 5-й гвардейской армией генерал В. К. Парамзин.

Докладывая в этот же вечер по ВЧ из Праги Сталину о назначении Гордова начальником гарнизона в Праге, я встретился с неожиданным для меня возражением. Сталину было непонятно, почему идет речь о начальнике гарнизона; ему больше нравилось слово «комендант». Пришлось объяснить по ВЧ, что, согласно уставу, начальнику гарнизона подчиняются все войска, находящиеся на соответствующей территории, а комендант — подчиненное ему лицо и подает главным образом вопросами караульной службы, охраны внутреннего порядка.

Выслушав мое объяснение, Сталин утвердил Гордова начальником гарнизона и дал мне распоряжение оказать необходимое содействие для переезда в Прагу из Кошице президента Бенеша и чехословацкого правительства.

Эти указания я выполнил. Президент Бенеш и чехословацкое правительство выразили желание лететь из Кошице в Прагу на самолетах. Самолеты были за ними посланы.

В тот день, когда в Прагу прибыло чехословацкое правительство, на пражском аэродроме был построен почетный караул от войск 1-го Украинского фронта. Наши военные власти были представлены генерал-полковником бронетанковых войск Рыбалко, комендантом города генерал-майором Парамзиным и другими официальными лицами — генералами и офицерами 1-го Украинского фронта.

А на следующий день я снова приехал в Прагу и встретился там с премьер-министром Зденеком Фнрлингером, с Клементом Готвальдом и другими членами правительства. В дружеской обстановке Пыли рассмотрены многие вопросы нормализации жизни Праги и всей Чехословацкой Республики, в решении которых мы в силах были оказать содействие чехословацким друзьям.

В заключение считаю необходимым кратко остановиться на характеристике некоторых своих соратников, с которыми пришлось работать на заключительном этапе войны. Я хочу здесь прежде всего рассказать о командующем 3-й гвардейской танковой армией генерал-полковнике Павле Семеновиче Рыбалко, выдающемся военачальнике, талантливом и незаурядном полководце.

На войне я встретился с Рыбалко впервые только в 1944 г. До этого в качестве командующего 3-й гвардейской танковой армией он уже провел ряд крупных операций по освобождению Украины, форсированию Днепра, освобождению Киева, наступлению на Западной Украине. Я встретился с ним, принимая командование 1-м Украинским фронтом, в мае 1944 г.

Эта первая встреча на войне была далеко не первой в жизни Я знал Рыбалко с начала двадцатых годов по учебе на Курсах высшего начальствующего состава при Академии имени М. В. Фрунзе. После окончания курсов Павел Семенович пошел на командную должность, командиром полка. Он командовал полком, дивизией, затем был некоторое время военным атташе в Польше. Потом — вновь на командной работе. В ходе войны стал командующим танковой армией. В этой роли я его и встретил почти через двадцать лет после академии.

Павел Семенович был широко образованным человеком. Он окончил не только Курсы высшего начальствующего состава, но и Академию имени М. В. Фрунзе, где мы опять учились вместе. И на курсах, и в академии учился он превосходно, был в числе первых. Это характерно для его натуры.

Высокая теоретическая подготовка, разносторонний командный опыт сделали Рыбалко сложившимся, знающим свое дело и уверенным в себе военачальником. Ему была свойственна исключительная выдержка, сочетавшаяся с энергией и волевым началом, ярко выраженным во всех его действиях.

В дружеских беседах он бывал остроумен, находчив, любил и умел полемизировать. Но главным положительным качеством Рыбалко, я бы сказал, высоким его достоинством было умение сплотить коллектив, которым он командовал.

П. С. Рыбалко действовал не методом уступок и поглаживания по головке, задабривания или всепрощения. Напротив, всегда предъявлял к подчиненным (в условиях армии это необходимо) самые суровые требования, но при этом умел оставаться справедливым и заботливым. Ему было свойственно далеко не всегда встречающееся качество, которое я особенно ценю в военных людях. Полной мерой взыскивая с подчиненных за любой промах, он потом, когда за тот же промах подчиненного приходилось отвечать ему самому, не давал его избить, смять, уничтожить. Большую часть ответственности он всегда брал на себя.

Очень правильно строил он и свои отношения с Военным советом. В 3-й гвардейской танковой армии Военный совет был хорошим, сплоченным руководящим органом, работал дружно, разумеется, при неоспоримом приоритете командующего. Член Военного совета С. И. Мельников, о котором я уже упоминал, хорошо дополнял П, С. Рыбалко, и это, по справедливости, было их обоюдной заслугой.

С. И. Мельников не только занимался вопросами политико-морального состояния и политического воспитания личного состава, но и вникал в целый ряд других армейских дел. Таких, например, как материально-техническое обеспечение, значение которого вообще огромно на войне, а в танковой армии тем более. Постоянно бывая вместе с Рыбалко на передовой, он умел, если это требовалось, воздействовать на подчиненных примером личного мужества. В этом смысле оба эти человека были схожи друг с другом.

Павел Семенович Рыбалко был бесстрашным человеком, однако никак не склонным к показной храбрости. Он умел отличать действительно решающие моменты от кажущихся и точно знал, когда именно и где именно ему нужно быть. А это необыкновенно важно для командующего. Он не суетился, как некоторые другие, не метался из части в часть, но, если обстановка диктовала, невзирая на опасность, появлялся в тех пунктах и в тот момент, где и когда это было нужно. И в этих случаях его ничто не могло остановить.

У нас было немало хороших танковых начальников, но, не преуменьшая их заслуг, я все-таки хочу сказать, что, на мой личный взгляд, Рыбалко наиболее проницательно понимал характер и возможности крупных танковых объединений. Он любил, ценил и хорошо знал технику, хотя и не был смолоду танкистом. Он знал, что можно извлечь из этой техники, что для этой техники достижимо и что недостижимо, и всегда помнил об этом, ставя задачи своим войскам.

Во второй половине Великой Отечественной войны танковые войска были передовым родом оружия, задававшим тон в операциях. И Рыбалко, умело используя силу войск, задавал этот тон, определяющий темп всей операции. Разумеется, это было непростым делом, и каждую свою операцию он готовил с ювелирной тщательностью.

Я не раз бывал у него, когда он на ящике с песком, или на рельефном плане, или на карте крупного масштаба предварительно проигрывал со своими командирами боевые действия корпусов, бригад, различные варианты решения одной и той же задачи. Присутствовал и при том, как он в армейском масштабе готовил Львовскую операцию. Присутствовал и при подготовке Висло-Одерской операции.

Тщательная подготовка командного состава была для Рыбалко пусть важнейшей, но все же частью его забот. Столь же скрупулезно занимался он и с инженерно-техническим составом, вникал во все, что было связано с техническим обеспечением танков, с их ремонтом, эвакуацией, восстановлением, понимая, что наибольший эффект в бою он получит только при технически правильном использовании танков.

Не мудрено, что такой генерал-танкист был для нас на войне исключительно дорог. И не случайно 3-я гвардейская танковая армия была передовой армией, подававшей своими действиями пример того, как много можно получить от наших танковых объединений в условиях большой маневренной войны, если правильно и дальновидно управлять ими.

Что касается наших личных отношений с Павлом Семеновичем, то мы были с ним друзьями. Поскольку речь идет о войне, скажу точнее — боевыми друзьями.

Павел Семенович Рыбалко был человеком, на которого я полагался всецело. Когда речь шла о нем, то я знал, что там, где я как командующий фронтом не все предусмотрел, предусмотрит он. Таков был Павел Семенович Рыбалко.

После войны, когда мне в роли главнокомандующего Сухопутными войсками пришлось вновь работать вместе с Рыбалко, командовавшим тогда нашими бронетанковыми войсками, я еще раз утвердился в своем высоком мнении об этом человеке.

Армия осуществляла переход на мирное положение. На своем новом, весьма ответственном посту Рыбалко должен был решать многие задачи, суммировать весь боевой опыт, накопленный бронетанковыми войсками за годы войны, наметить планы развития этих войск в мирное время с перспективой на будущее, правильно разработать всю техническую политику в области танкостроения. И тогда я видел в Рыбалко талантливого, проницательного и твердого военачальника.

Командующий бронетанковыми войсками — последняя должность Рыбалко. Он умер, находясь на этом посту, умер в расцвете сил, и это была тяжелейшая утрата не только для всех его боевых товарищей, но и для всех наших Вооруженных Сил.

21-й армией у нас на фронте командовал генерал-полковник Дмитрий Николаевич Гусев, прибывший к нам из-под Ленинграда, где он успешно воевал в роли начальника штаба фронта и командовал армией. На 1-м Украинском фронте он начал свою боевую деятельность с Висло-Одерской операции. Его армия очистила от врага всю северную часть Силезского промышленного района. Гусев действовал при этом образцово, очень организованно, умело, приняв близко к сердцу требование сохранить Силезский промышленный район от разрушения.

С такой же основательностью и упорством Д. Н. Гусев действовал и во время Верхне-Силезской операции. Опираясь на свой хорошо подготовленный и сработавшийся штаб, он отлично организовал управление боевыми действиями армии сверху донизу.

По своему характеру это был человек и активный, и неторопливый одновременно, отличался рассудительностью и твердостью, умел трезво взвешивать обстановку в целом, но и не выпускал из поля зрения те особенные, неповторимые частности, которые существенны для той или иной операции или боя. Очень ценил мнения ближайших своих соратников, в особенности члена Военного совета армии Василия Павловича Мжаванадзе.

Я не раз наведывался в 21-ю армию, и мне всегда было приятно наблюдать дружную, сплоченную работу Военного совета этой армии.

Добрые отношения установились у Дмитрия Николаевича с командирами корпусов и дивизий. Вместе с ними он прошел длинную боевую дорогу, в каждом был уверен и всегда мог рассчитывать на безусловное выполнение не только буквы, но и духа любого своего приказа.

Не лишне добавить, что этот дружный, сплоченный коллектив, прибыв к нам на фронт, попал в совершенно непривычную для него обстановку. Она отличалась от обстановки Ленинградского фронта неизмеримо большим оперативным простором, широтой и глубиной операции, маневренностью. Но командарм, а вместе с ним и подчиненные ему войска очень быстро освоились со всем этим и оказались на высоте положения.

С самого начала нашего знакомства Дмитрий Николаевич возбудил во мне глубокие симпатии. Я и по сей день храню о нем самую светлую память.

Здесь мне хотелось бы несколько слов сказать о начальнике штаба 1-го Украинского Фронта генерале армии Иване Ефимовиче Петрове.

Он сменил генерала Соколовского буквально перед самым началом Берлинской операции. Василий Данилович отбыл на 1-й Белорусский заместителем командующего к маршалу Жукову. Перед этим мне позвонил Сталин и спросил, согласен ли я взять к себе начальником штаба генерала Петрова.

Я знал, что за несколько дней до этого Петров был освобожден от должности командующего 4-м Украинским фронтом. Мое личное мнение об Иване Ефимовиче в общем было положительным, и я дал согласие на его назначение.

Иван Ефимович был человеком с хорошей военной подготовкой и высокой общей культурой. На протяжении всей войны он проявлял храбрость и мужество и был этим известен в армии.

Будучи до этого в роли командующего фронтом, а под конец войны впервые в своей практике оказавшись начальником штаба фронта, он, боевой генерал, не проявлял ни малейшего оттенка обиды. Напротив, с самым живым интересом к новому для себя делу говорил: «Вот теперь вижу настоящий фронт — и по количеств) войск, и но размаху, и но задачам». Генерал хорошо отдавал себе отчет в том, что, несмотря на весь боевой опыт, в новой роли начальника штаба фронта ему надо кое-чему поучиться. И он честно учился.

Сработались мы довольно быстро. У меня было полное доверии к нему, так же как и у Петрова ко мне, я это чувствовал. Отношения у нас сложились хорошие; хотя и приходилось порою делать скидку на то, что все-таки Петров не штабной командир (до этого все его должности — и в мирное, и в военное время — были командные: начальник училища, командир дивизии, командующий армией, командующий фронтом). Но надо отдать должное и генералу Соколовскому, который до Петрова в течение года был начальником нашего штаба: он оставил очень слаженный, хорошо организованный штабной коллектив. Опираясь на этот коллектив, Петров не испытывал в своей работе каких-либо существенных затруднений.

Иван Ефимович оставался начальником штаба нашего фронта до последнего дня войны. Вместе с ним мы на 1-м Украинском фронте завершили Великую Отечественную войну, и завершили как будто неплохо...

Невозможно не рассказать о командующем 5-й гвардейской армией Алексее Семеновиче Жадове.

Впервые я встретил его в годы войны в звании генерал-лейтенанта и в должности командующего 5-й гвардейской армией, когда и июне 1943 г. принимал войска Степного фронта. До этого его армия в составе Донского фронта воевала под Сталинградом и оттуда прибыла к нам на Степной фронт.

Уже при первой встрече — во время поездки по участкам подготовленной армией обороны — Жадов произвел на меня положительное впечатление ясностью, определенностью и твердостью своих суждений.

Бывает так, что проникаешься к человеку уважением и доверием с первой же встречи и сохраняешь эти чувства потом навсегда. Так было и в моих отношениях с Жадовым. Доверие к нему ни разу не было у меня поколеблено в течение всей войны, которую мы вместе прошли — сначала на Степном, потом на 2-м Украинском и, наконец, на 1-м Украинском фронтах. Сохранил я к нему это доверие и уважение и после войны, когда я был главнокомандующим Сухопутными войсками и имел возможность оценить его в роли своего первого заместителя.

В период битвы на Курской дуге А. С. Жадов лично как Командарм и вся его армия в целом проявили исключительную стойкость и героизм. Отражение 5-й гвардейской армией Ж адова и 5-й танковой армией Ротмистрова немецкого удара под Прохоровкой, несомненно, было решающим событием во всей обстановке, сложившейся на южном фасе Курской битвы. Вскоре 5-я гвардейская вышла к Днепру и, форсировав его в районе Кременчуга, захватила плацдарм на том берегу.

5-я гвардейская армия Жадова выполнила главную задачу в Кировоградской операции по прорыву обороны и освобождению Кировограда. Войска армии проявили большую стойкость и воинское умение. Им в значительной степени мы были обязаны общим успехом.

Когда в 1944 г. я был переброшен командовать 1-м Украинским фронтом и при планировании крупной Львовско-Сандомирской операции фронту понадобились большие резервы, я обратился в Ставку с просьбой передать нам и армию Жадова (находившуюся к тому времени в резерве 2-го Украинского фронта на отдыхе и восстановлении). Ставка согласилась. После этого мы прошли с Алексеем Семеновичем весь последующий боевой путь до самого конца войны.

В дни Львовско-Сандомирской операции я ввел армию Жадова в дело только тогда, когда подошел действительно решающий момент сражения: на Висле разгорелась ожесточеннейшая борьба за сандомирский плацдарм.

Немцы стянули туда очень большое количество пехоты и танковых войск и упорно нажимали на нас. Положение было очень сложным, особенно на левом фланге.

Тут-то и сказала свое слово 5-я гвардейская под командованием Жадова. Она внесла резкий перелом в характер боев: с ходу смяла всю вражескую группировку, находившуюся перед нами на восточном берегу Вислы, расчистила путь к переправам и обеспечила их. Потом, переправившись сама на сандомирский плацдарм, заняла там оборону на левом фланге.

Гитлеровцы трижды предпринимали массированные атаки несколькими танковыми дивизиями, 5-я гвардейская отбила их, показав под руководством своего командарма исключительную стойкость, тем более заслуживающую похвалы, что в числе танков противника, кроме «фердинандов», «тигров» и «пантер», были впервые введены в бой «королевские тигры».

Алексей Семенович Жадов всегда глубоко продумывал все свои решения, отлично знал обстановку. То, что он решал, — решал обстоятельно и фундаментально. Причем эта фундаментальность не мешала его мобильности и оперативности, а, напротив, удачно сочеталась с ними.

В трудный послевоенный период, когда мы осуществляли мероприятия по перестройке армии, внимательно исследуя и обобщая опыт войны и закрепляя его в уставах и наставлениях, Жадов был незаменимым работником. Его знание сухопутных войск — я могу это смело утверждать — так глубоко и обстоятельно, как ни у кого другого.

Рассказывая о завершающих операциях Великой Отечественной войны, я с глубоким удовлетворением вспоминаю среди своих ближайших соратников Алексея Семеновича Жадова — талантливого командарма, подлинного труженика войны и настоящего мастера обучения и воспитания войск в мирное время.

Николай Павлович Пухов, командовавший 13-й армией, был человеком с большим боевым и служебным опытом. До войны он преподавал в Академии имени М. В. Фрунзе, командовал дивизией и корпусом и уже в первые месяцы войны был выдвинут на должность командующего 13-й армией, прошел вместе с нею весь путь от Подмосковья до Берлина и Праги. Он участвовал в сражении на Курской дуге, приняв там на себя основной удар немцев по северному фасу нашей обороны. Его армия одной из первых форсировала Днепр и потом прошла с боями всю Украину и Польшу. Одной из первых она вышла на Вислу, форсировала ее вместе с танковыми войсками и захватила сандомирский плацдарм.

При форсировании Вислы Пухов в очень сложной обстановке проявил большое мастерство, находчивость, смелость и настойчивость. Противник делал буквально все, чтобы спихнуть нас с плацдарма. В первый период боев за плацдарм эти жесточайшие контратаки пришлись главным образом на долю армии Пухова.

На протяжении всего довольно длительного периода, когда я мог лично наблюдать работу Военного совета 13-й армии, она представлялась мне образцом, достойным подражания. В ней чувствовались слаженность, четкая организация, дух истинного товарищества.

Военный совет 13-й армии являл собой пример того, как в условиях полного и безоговорочного единоначалия каждый в этом руководящем коллективе находил свое место и с наибольшей пользой отдавал делу все свои силы.

Иногда в первое время работы с Н. П. Пуховым мне казалось, что Николай Павлович несколько мягковат, недостаточно тверд. Узнав его ближе, я убедился, что этот внешне мягкий, спокойный человек способен проявить решимость в сложной обстановке и твердой рукой поддержать в армии порядок.

Николай Павлович умел опираться на ближайших своих помощников, доверял им, высоко и по достоинству ценил своего начальника штаба.

С несколько неожиданной стороны раскрылся передо мною Николай Павлович в дни взятия Берлина. Как раз у Пухова мне и довелось отметить 1 Мая; по существу, Берлин был уже взят. Прямо на командном пункте на скорую руку был организован праздничный обед, и тут я, может быть, впервые, хотя воевали мы вместе давно, увидел Николая Павловича просто в роли гостеприимного хозяина.

Никогда не ожидал, что Пухов такой любитель и мастер попеть. Что только он не пел в тот вечер! Был в полном смысле запевалой, всех увлек. Особенно хорошо пел он лирические песни. Вся его душевность, сердечность, открытость, скованные обстановкой войны, в этот вечер как бы прорвались наружу...

Не могу не сказать тут хотя бы несколько слов о начальнике штаба 13-й армии Германе Капитоновиче Маландине (в последнее время он возглавлял Академию Генерального штаба). Это был человек большой штабной культуры, талантливый и организованный, отличавшийся безукоризненной честностью и точностью, никогда не поддававшийся соблазну что-либо приукрасить или округлить в своих докладах. Вот уж за кем не было этого греха, водившегося за некоторыми в общем-то неплохими людьми.

Отличная штабная школа сказалась и в тех докладах — лаконичных и в высшей степени точных, — которые представлял мне Маландин в ходе Пражской операции. Порой он даже сообщал последние данные о продвижении своего соседа — 3-й гвардейской армии Гордова — раньше, чем сосед успевал сделать это.

Большую роль в организации партийно-политической работы сыграл и член Военного совета армии М. А. Козлов.

Некоторые из командармов нашего фронта аи условиям обстановки в заключительных операциях войны оказались не на главных, а на второстепенных направлениях. Их армии занимали оборону, прикрывали фланги наших наступающих ударных группировок, сковывали противника, т. е. выполняли совершенно необходимые в масштабах фронта, но, так сказать, не броские задачи, о которых обычно упоминается самым кратким образом, основное же внимание сосредоточивается на том участке фронта, где осуществляется прорыв, где развертываются главнейшие события.

В такой относительно незаметной роли в последних операциях войны оказался командующий 52-й армией генерал Константин Аполлонович Коротеев. И он, и его армия прошли славный и нелегкий боевой путь, и если он во главе своей армии не штурмовал непосредственно Берлин и не входил в Прагу, ему тем не менее пришлось нести свою долю ответственности за осуществление этих операций войсками фронта, а значит, и у него имелась совершенно законная доля гордости за их успех. Коротеев и его войска обеспечивали этот успех гам, где им было поручено, в том числе и в жестоких боях под Гёрлицем, где его армию с такой яростью контратаковали немцы.

К сожалению, генерал К. А. Коротеев, как и многие другие военачальники Великой Отечественной войны, рано ушел от нас. Очевидно, как это принято теперь говорить, сказались «перегрузки» военного времени, то огромное напряжение, вызванное чувством постоянной ответственности за дело и за жизнь десятков тысяч людей, которое прежде всего и определяет справедливость подсчета: год войны — три года службы.

Коротеев был опытным боевым командармом, добросовестным и умелым исполнителем всех тех задач, которые ставил перед ним и его армией фронт. Он воевал честно, много, никогда не хитрил и никогда не уклонялся от осуществления самых сложных операций, выпадавших на его долю...

Иван Терентьевич Коровников — командарм 59-й — тоже оказался в ходе Берлинской и Пражской операций на направлениях, хотя и ответственных, но с точки зрения общих задач фронта все-таки второстепенных. Не то что в Висло-Одерской операции, когда Коровников был на одном из главных направлений и сыграл важную роль в освобождении Кракова. В последующем центр тяжести событий переместился на правое крыло нашего фронта, и Коровников оказался в менее заметном положении.

59-я армия была переброшена к нам в конце 1944 г. с Ленинградского фронта.

Помимо деловых соображений, у меня была и чисто личная причина радоваться встрече с Иваном Терентьевичем.

Дело в том, что в тридцатые годы, когда я командовал особым корпусом в Монголии, Коровников был комиссаром этого корпуса, хотя образование имел командное. У меня о нем сохранилось самое лучшее мнение: это был замечательный коммунист, хороший воспитатель, отличный товарищ, честнейший человек.

И теперь, когда мы встретились с ним в новых ролях — я командующий фронтом, он командующий армией, — я приезжал к нему как к своему старому боевому другу и товарищу. Но должен сказать, что скидок я ему ни в чем не делал, требовал с него полной мерой и в душе был рад, что он хорошо выполняет поставленные перед ним задачи, потому что, будь по-иному, спуска я бы ему не дал, несмотря на старую дружбу.

Генерал И. Т. Коровников со своей армией особенно активно и успешно действовал при освобождении Кракова и в Верхне-Силезской операции. Иногда, правда, он жаловался, что я мало даю ему танков, а он хорошо знал танковые войска и имел вкус к их использованию. Но ничего не поделаешь, обстановка складывалась так, что основные танковые массы приходилось бросать на другие направления, хотя и в Берлинской, и в Пражской операциях армия Коровникова несла нелегкую службу, обеспечивая наш левый фланг на довольно растянутом фронте.

Вспоминая сейчас о военной деятельности этого человека, я должен сказать, что он достоин самого глубокого уважения.

Мне хочется сказать несколько слов об авиаторах, действовавших на нашем фронте в составе 2-й воздушной армии под командованием генерал-полковника Степана Акимовича Красовского.

Сам генерал Красовский — старый солдат, испытанный боевой командир, отлично знающий не только авиационное дело, но и наземные войска, их службу и их потребности.

Положение командующего воздушной армией в известной мере двойственно: с одной стороны, он целиком подчинен командующему войсками фронта, а с другой — главнокомандующему Военно-воздушными силами в Москве. Все материальные ресурсы, все техническое руководство идет оттуда. Но С. А. Красовский всегда умело выходил из трудных положений, возникавших в связи с двойным подчинением. И я неизменно в таких случаях удивлялся его недюжинным способностям.

В его распоряжении была одна из самых крупных авиационных армий — до 3 тыс. самолетов. Поддерживая наступление наземных войск, Степан Акимович иногда был склонен преувеличивать трудности боевого использования авиации. Но зато, когда операция была уже спланирована и утверждена, он со своим штабом настойчиво проводил в жизнь и решения командующего войсками фронта, и свои собственные.

У меня о генерале Красовском сложилось мнение как об очень способном авиационном начальнике. Его подчиненные — командиры корпусов 2-й воздушной армии — представляли собой замечательную плеяду советских летчиков с большим опытом и славными традициями, сложившимися еще в мирное время. Эти люди вынесли на своих плечах самые тяжкие испытания первого периода войны, когда немцы решительно превосходили нас в воздухе и по численности, и по летно-техническим данным. Затем уже в разгар войны они в им подобные, по существу, заново создавали нашу авиацию, формировали новые авиационные части, обучали и воспитывали летчиков, отрабатывали новые принципы боевого применения авиации.

Я неизменно с большим уважением вспоминаю о таких командирах корпусов, как В. Г. Рязанов. П. П. Каманин, Д. Т. Никишин, А. В. Утин, В. Г. Благовещенский, В М. Забалуев, М. Г. Мачин, И. С. Полбин. Помню, как всех нас глубоко потрясла внезапная гибель последнего — это случилось уже в самом конце войны, во время победоносной Берлинской операции...

Дважды Герой Советского Союза генерал И. С. Полбин, командир гвардейского бомбардировочного корпуса, был очень храбрым, я бы даже сказал, безумно храбрым человеком. Причем эта личная храбрость сочеталась у него с высокими командирскими и организаторскими качествами. Всю войну он лично летал на выполнение боевых заданий, особенно когда это были задания ответственные или особо, опасные.

Я знал, что Полбин и под конец войны продолжает сам летать, и во время Берлинской операции через генерала Красовского и его штаб приказал без моего ведома не выпускать его с аэродрома. Было вполне достаточно, чтобы он с КП руководил боевыми действиями подчиненных — обстановка теперь не требовала его личного участия в боях.

Корпус Полбина базировался недалеко от Бреслау. Генерал знал, что происходило в этой осажденной крепости, и, видимо, глубоко переживал, что нам так долго не удается покончить с окруженной там группировкой. И вот однажды, когда командующий 6-й армией Глуздовский попросил Полбина подавить какие-то особенно мешавшие продвижению немецкие батареи, генерал, прирожденный летчик, соскучившийся без боевых вылетов, несмотря на мое запрещение, поднял девятку бомбардировщиков и сам повел ее на Бреслау. И надо же было так случиться, чтобы именно в этот вылет он напоролся на не зафиксированную ранее зенитную батарею. Единственный из девятки самолет Полбина был сбит прямым попаданием снаряда, а сам он убит в воздухе. Так погиб этот замечательный командир корпуса, человек безукоризненно дисциплинированный. Погиб в самом конце войны...

Говоря об авиаторах, не могу не упомянуть о другом талантливом командире — А. И. Покрышкине, ныне трижды Герое Советского Союза, командовавшем у нас авиационной истребительной дивизией.

Он показал себя на фронте не только человеком большой личной храбрости, но и искуснейшим организатором боевых действий. Александр Иванович владел не только высочайшим личным искусством воздушного боя, не только превосходно руководил этими боями в воздухе, выбирая каждый раз наилучшие боевые порядки и уничтожая максимальное число вражеских самолетов, но умел еще на земле наилучшим образом подготовить личный состав к действиям к воздухе, быстрее и точнее всех перебазироваться, лучше всех организовать аэродромную службу. Кстати сказать, именно он первым начал летать с германских автострад, используя их как аэродромы. Покрышкин — гордость нашей авиации.

И наконец, вспоминая своих боевых соратников, я хочу сказать о генерале Кароле Сверчевском — командующем 2-й армией Войска Польского. Читатель уже знает, что Сверчевский был одним из тех, кто давал отпор вооруженному натиску фашизма еще до начала второй мировой войны. Он сражался в Испании, командовал там интернациональной бригадой; имя, которое он там носил — Вальтер, — было одним из самых популярных в республиканской Испании.

На нашем фронте генерал Сверчевский представлял новую, возродившуюся армию Польши — Войско Польское. 2-я армия Войска Польского, которой он командовал, в период Берлинской операции приняла боевое крещение. Скажу, как военный человек, не так-то легко вести в первый бой такое крупное объединение, как армия. Но Кароль Сверчевский и его штаб основательно подготовились к этому.

Наступление армии началось хорошо. Позже в полосе ее действий создалась трудная и даже очень трудная обстановка — немцы превосходящими силами вышли на тылы армии. Но и при таком стечении обстоятельств воины 2-й армии Войска Польского сражались мужественно и умело. Даже когда положение стало критическим, Сверчевский сохранял уверенность в выходе из создавшейся ситуации. И действительно, помощь ему пришла вовремя, и опасность была ликвидирована.

Товарищ Сверчевский участвовал и в Пражской операция. Имя его было упомянуто в приказе Верховного Главнокомандующего о взятии Дрездена. И думал ли я тогда, что нашему боевому товарищу так недолго осталось жить. Несколько лет спустя меня глубоко потрясла весть о том, что в Польше товарищ Кароль Сверчевский погиб от руки украинского националиста-террориста. Тяжело и горько было слышать о трагической гибели этого замечательного представителя польского народа, боевого командарма, нашего старого друга...

С особой теплотой вспоминаю я тогдашнюю встречу с моим боевым соратником генералом Людвиком Свободой, возглавившим министерство национальной обороны Чехословакии. Впервые я познакомился с ним в 1944 г., во время Карпатско-Дуклинской операции, которая проводилась нами в поддержку словацкого национального вооруженного восстания. В начале операции Свобода был командиром бригады, потом стал командовать всем чехословацким корпусом вместо не справившегося со своими обязанностями и отстраненного мной от командования генерала Кратохвила.

В тяжелой, кровопролитной операции Людвик Свобода проявил себя с самой лучшей стороны. Человек он был организованный и исключительно храбрый. О нем можно сказать без преувеличений: такой на поле боя головы перед врагом не склонит. Хотя в буквальном смысле слова это иногда и следовало бы ему делать: уж слишком он рисковал собой.

Во время войны, когда правительство Чехословакии находилось в Лондоне, Л. Свобода был, формально говоря, для меня представителем иностранного государства. Официально я его называл «господин генерал», но в душе никак не мог привыкнуть к такому обращению. Он был для меня настоящим боевым товарищем и другом, и, когда не было необходимости в официальщине и дипломатии, я его в боевой обстановке называл товарищем. Впрочем, как и всех других офицеров чехословацкого корпуса.

За время боев я присмотрелся к генералу Свободе как к организатору боя. Пройдя путь от командира отдельного батальона (весной 1943 г. под Харьковом) до командира корпуса. Свобода отвечал тем требованиям, которые предъявлялись на войне к лицам, возглавлявшим крупные войсковые соединения. Он был тверд, способен настоять на выполнении своих приказов, что не мешало ему весьма учтиво относиться к подчиненным.

В своих отношениях с советским командованием Свобода оставался всегда прямодушным, дружественным, искренним, и мы платили ему тем же.

Кстати говоря, нет ничего надежнее той дружбы, которая выражается не в декларациях, а в совместных боевых делах, складывается при выполнении ответственных и сложных заданий, связанных с риском для жизни. А именно так зарождалась и складывалась наша боевая дружба с воинами чехословацкого корпуса и с его командиром генералом Свободой. В ходе боев, особенно в Карпатах, она была в подлинном смысле слона скреплена кровью.

Генерала Свободу отличала глубокая уверенность в правоте своих позиций, вера в то, что новая, зарождающаяся чехословацкая армия, у колыбели которой он стоял, может и будет крепнуть. Он не был в годы войны коммунистом, но был человеком прогрессивных идей, связанных с лучшими стремлениями и чаяниями своего народа; он верил чехословацким коммунистам, верил, что это люди, для которых интересы народа превыше всего; и твердо, не отступая, шел вместе с ними через все испытания — и войны, и политики.

Свобода — настоящий народный герой, один из самых храбрых людей, каких я знал, солдат в самом высоком смысле этого слова.

Понятно поэтому, как я рад был обнять его, встретившись с ним в его родной Праге, наконец-то освобожденной от фашистов.

Добрым словом я вспоминаю боевых офицеров 1-го армейского чехословацкого корпуса, славных сынов чешского и словацкого народов.

Когда сейчас, спустя двадцать пять лет после окончания войны, думаешь о минувших событиях, о боевых товарищах, в памяти ярко встает прошлое, пережитое — и горечь неудач, и радость побед.

Вспоминается и 1941 г., когда враг в зените своей боевой мощи, используя все ресурсы покоренной Европы, стоял у ворот Москвы, рассчитывая на легкую победу. Но он понес под Москвой, а затем под Сталинградом и Курском и в других битвах тяжелые поражения и не смог спасти свою имперскую столицу от падения. Под обломками поверженного Берлина было погребено и само фашистское государство вместе с преступником Гитлером.

Какой это назидательный урок!

От первых неудач начального периода войны к полной капитуляции побежденного врага, гитлеровской Германии — таков великий путь нашей армии в минувшей войне. Это ли не выдающийся исторический пример! Вот что значат великие идеи ленинизма, воплотившиеся в могучем социалистическом строе Советского государства.

Пройдут века, но никогда не изгладится в памяти грядущих поколений героический подвиг советского народа и его Вооруженных Сил, разгромивших гитлеровскую Германию в Великой Отечественной войне.

Через все битвы и сражения, через трудности и невзгоды прошли героические воины Красной Армии. Многие из них пали смертью храбрых на полях войны, их ратный подвиг будут чтить благодарные потомки.

В связи с 25-летием Победы над гитлеровской Германией мне хотелось бы сердечно поздравить с праздником Победы командармов и членов Военных советов фронта и армий, всех командиров и политработников, генералов, офицеров, сержантов и солдат фронта, внесших своим ратным трудом, мужеством и отвагой вклад в, дело разгрома врага, и пожелать доброго здоровья, плодотворного труда во имя торжества коммунизма и личного счастья.

2-й Белорусский фронт в Берлинской операции{38}

К. К. РОКОССОВСКИЙ
Маршал Советского Союза
дважды Герой Советского Союза

Родился 21(9) декабря 1896 г. в Варшаве, умер 3 августа 1968 г. По национальности поляк. Участник первой мировой войны 1914–1918 гг. и гражданской войны 1918–1920 гг. Член КПСС с 1919 г. В Советской Армии с 1918 г. В 1929 г. окончил Курсы усовершенствования высшего комсостава при Военной академии им. М. В. Фрунзе, затем командовал кавалерийскими частями и соединениями — полком, бригадой, дивизией и корпусом. Начав Великую Отечественную войну командиром механизированного корпуса, К. К. Рокоссовский затем командовал армейской группой в боях под Ярцевом летом 1941 г., в битве под Москвой — 16-й армией, в последующем — войсками Брянского. Донского, Центрального, 1-го и 2-го Белорусских фронтов; успешно руководил крупными операциями под Сталинградом, Курском, в Белоруссии, в Восточной Пруссии, Померании и на берлинском направлении. После войны — главнокомандующий Северной группой поиск, а с 1949 по 1956 г. - заместитель Председателя Совета Министров и министр национальной обороны Польской Народной Республики. В конце 1956 г. вернулся в СССР и был заместителем министра обороны СССР, главным, а затем генеральным инспектором Министерства обороны.

...После ликвидации восточно-померанской группировки противника нам предстояло принять участие в Берлинской операции. По решению Ставки нашему фронту следовало в кратчайшие сроки перегруппировать войска на запад, на Штеттин-ростовское направление и сменить части 1-го Белорусского фронта на рубеже Кольберг, устье Одера и далее по восточному берегу этой реки до Шведта. Основную группировку (три армии) предлагалось иметь на участке Альтдам, Шведт.

Первоочередная задача — быстро перебросить войска на рубеж, с которого будем наступать. Нужно было тщательно все продумать, чтобы никакие заминки не помешали маневру.

Только вчера войска наступали на восток, сейчас им нужно было повернуть на запад и форсированным маршем преодолеть 300–350 км по местам, где только что закончились ожесточенные сражения, где еще не рассеялся дым пожарищ, а работы по расчистке дорог и восстановлению переправ через многочисленные реки, речки и каналы только начинались. На железных дорогах не хватало подвижного состава, а полотно и мосты были в таком состоянии, что поезда тащились со скоростью пешехода. И вот в таких условиях надо было передислоцировать сотни тысяч людей, тысячи орудий, перевезти десятки тысяч тонн боеприпасов и уйму другого имущества.

В разработке плана перегруппировки, как всегда, участвовало много людей — руководящий состав штаба фронта, политуправления, тыла, командующие родами войск, командующие армиями. Но еще до того как план был утвержден, отдавались предварительные распоряжения, касавшиеся множества люден. Войска еще только собирались в путь, а на маршруты их движения уже выдвигались специальные отряды для разведки и восстановления дорог, устранения препятствий, оборудования объездов. Организовывалась комендантская служба на мостах и переправах. На перекрестках устанавливались регулировочные посты.

Из-за крайне ограниченных возможностей использования железных дорог по ним будем перевозить только танки и другую технику на гусеничном ходу. Все остальное пойдет походным порядком. Пустим в дело весь свой колесный транспорт — от автомашин до конных повозок. Войска будут следовать перекатами: то пешком, то на колесах. Главное — точное соблюдение графика и строгая дисциплина на марше.

Командиры, политработники, партийные и комсомольские организации разъясняли бойцам, как это важно — в срок прибыть на назначенные рубежи. Ведь впереди — последние, завершающие бои. И речь шла не только о переходе, но и о будущих боевых действиях. Солдаты, уже побывавшие в сражениях, делились своим опытом с новичками.

Особое внимание уделялось всему, что было связано с форсированием водных преград и лесисто-болотистой местности. Радовало приподнятое, бодрое настроение людей, не чувствовалось никакой усталости, а ведь бойцы только что перенесли тяжелые бои, длившиеся долгие недели.

Первыми подготовились к походу войска 49-й и 70-й армий. 4 и 5 апреля они тронулись в путь. Вслед за ними, 6 апреля, двинулась 65-я армия, только что ликвидировавшая вражеские части в районе Крокау. 2-я ударная армия могла подняться не раньше 8 апреля — после того, как ее сменят войска 5-й танковой.

А 19-й армии еще надо было разгромить противника на косе Путцигер-Нерунг севернее Данцига (Гданьска). Она там и останется: на нее и приданные ей 93-й и 153-й укрепленные районы возлагается оборона побережья Балтийского моря до устья реки Одер.

Штабы фронта, армий, родов войск, служб и тыла не знали покоя ни днем, ни ночью. На них лежала ответственность за порядок и своевременность передвижения войск, за точное выполнение плана передислоцирования. Члены Военного совета, работники политорганов тоже все это время проводили в войсках, совершающих переходы. Политическая работа не прекращалась и на марше: каждый привал использовался для бесед с бойцами.

План был жесткий. Суточный переход для общевойсковых колонн был определен в 40–45 км. Мобилизовали весь транспорт. На машинах перевозили людей, полковую и батальонную артиллерию, минометы, боеприпасы, продовольствие и кухни. Автоколонны эшелонировались. Для регулирования движения намечались рубежи в 30–40 км один от другого. Автоколонны шли со скоростью 30–40 км в час днем, 20–30 км ночью. Гужевой транспорт двигался со скоростью 35–45 км в сутки. Войска, передвигавшиеся пешком, проходили за сутки 30–35 км.

В первых числах апреля меня вызвали в Ставку. Здесь была уточнена и утверждена задача войскам 2-го Белорусского фронта.

Разрабатывая Берлинскую операцию, советское командование учитывало сложившуюся к тому времени политическую и стратегическую обстановку. Несмотря на явный проигрыш войны, немецко-фашистское руководство еще на что-то надеялось. Почти полностью прекратив сопротивление против союзников, гитлеровцы создавали крупную группировку против советских войск. Гитлер и его окружение все еще рассчитывали на какие-то комбинации, которые могут их спасти. Надо было положить конец этим попыткам. Отсюда задача наших войск: как можно быстрее разгромить немецко-фашистскую группировку на берлинском направлении, овладеть германской столицей и выйти на реку Эльба.

11*

Выполнение этой задачи возлагается на три фронта: 1-й Белорусский, 1-й Украинский и 2-й Белорусский. В общих чертах операция должна была развиваться следующим образом. Удар в общем направлении на Берлин наносит 1-й Белорусский фронт, одновременно частью сил обходя город с севера; 1-й Украинский фронт наносит рассекающий удар южнее Берлина, обходя город с юга. Наш, 2-й Белорусский наносит рассекающий удар севернее Берлина, обеспечивая правый фланг 1-го Белорусского фронта от возможных контрударов противника с севера, и ликвидирует все вражеские войска севернее Берлина, прижимая их к морю.

Начало операции устанавливалось Ставкой для войск 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов 16 апреля, для нас — 20 апреля. Надо сказать, что и эти четыре дня отсрочки мы получили только после того, как я раскрыл все трудности, которые стояли перед нами. Фронт нацеливался на новое направление, по существу не завершив предшествовавшую Восточно-Померанскую операцию. Нам отводится невероятно короткий срок на перегруппировку, хотя войска должны преодолеть расстояние свыше 300 км. Я попросил помочь фронту в сложной передислокации. Но дополнительный автотранспорт нам не был выделен. Все это до предела сокращало время на подготовку сложнейшей операции по форсированию такой большой водной преграды, как Одер в его нижнем течении. По сути дела, войскам фронта предстояло начать наступление с ходу. Как мы увидим, это значительно затруднило осуществление операции. Когда я вернулся из Москвы, войска уже были на марше. Не дожидаясь их прибытия, вместе с командармами и начальниками их штабов производим тщательную рекогносцировку местности, организуем разведку противника.

К сожалению, части 1-го Белорусского фронта, которые мы должны были сменить, не смогли нам дать необходимых сведений о противнике. Они просто не имели времени собрать эти данные. Командующий 61-й армией генерал П. А. Белов, который передавал свой участок войскам трех наших армий, в беседе со мной не смог сказать о противнике ничего нового по сравнению с тем, что мы ужо знали. Пришлось отойти от заведенного нами порядка и ставить задачи командармам еще до выяснения более или менее полных данных о противнике. Делали мы это, конечно, не от хорошей жизни. Сроки поджимали. Ведь надо было еще дать время командармам для отработки задач с командирами соединений.

Рекогносцировку мы провели 10 апреля. Начали ее с участка 65-й армии. Вместе со мной сюда прибыли генералы и офицеры управления и штаба фронта, командующие 4-й воздушной и 49-й армиями. Нас встретил П. И. Батов с группой своих офицеров. Место, где мы собрались, было выбрано очень удачно: впередилежащая местность отсюда просматривалась на несколько километров. То, что нам удалось увидеть, не радовало. Наши войска и позиции противника разделяла река, которая на этом участке образовала два широких русла — Ост-Одер и Вест-Одер. Между ними пойма, которая в это время была затоплена. Так что перед нами лежала сплошная полоса воды шириной 5 км. Западный, высокий берег еле просматривался. Если б это была река, было бы легче: ее можно одолеть на лодках или паромах. Но через пойму на них не переплыть: слишком мелко...

Да, препятствие серьезное. К тому же противоположный берег всюду господствует над нашим, усиливая позиции противника.

Приходим к выводу, что форсировать придется на широком фронте, одновременно на участках всех трех армий. Успех, достигнутый на одном участке, будем использовать немедленно, перебрасывая сюда силы и средства с других участков. Поэтому уже сейчас надо предусмотреть возможность маневра вдоль фронта. К счастью, такая возможность имелась.

Залитая водой болотистая пойма практически была непроходима. Но в некоторых местах над пей возвышались полуразрушенные дамбы. Решено было использовать их. Такие дамбы имелись на участках 65-й (остатки автострады) и 49-й армий.

Рекогносцировка, произведенная совместно с командармами во всей полосе предстоящего наступления трех армий, оказалась весьма полезной. Здесь же на месте вносились коррективы к уже принятому решению, уточнялись задачи. Командармы горячо принялись за подготовку операции.

Начали подходить войска. Первой 13 апреля заняла исходное положение на рубеже Альтдам, Фердинандштайн 65-я армия II. И. Батова. Южнее ее 16 апреля подошла к Одеру 70-я армия В. С. Попова, днем раньше еще южнее, сменив, как и ее соседи, части 61-й армии 1-го Белорусского фронта, на участке Кранцфельде, Ниипервизе расположилась 49-я армия И. Т. Гришина.

Войска 2-й ударной И. И. Федюнинского к утру 15 апреля встали севернее 65-й армии на рубеже Каммин, Инамюнде, сменив части 1-й армии Войска Польского. В тот же день выдвинулись на побережье Балтийского моря части 19-й армии В. 3. Романовского, сменив здесь наш 3-й гвардейский кавалерийский корпус, которому предстояло еще совершить далекий переход к Шведту.

К 17 апреля завершили передислокацию наши подвижные соединения — 1, 3 и 8-й гвардейские танковые и 8-й механизированный корпуса.

К началу операции закончила перебазирование и 4-я воздушная армия К. А. Вершинина.

Небывалое воодушевление владело всеми. Войска с марша приступали к подготовке наступления. Не верилось, что люди только что совершили утомительные походы, во время которых отдыхали урывками на коротких привалах, спали под открытым небом на сырой земле. Ничто не могло омрачить их приподнятого, радостного настроения. Все понимали важность задачи и стремились выполнить ее как можно лучше.

Предварительная работа по подготовке наступательной операции с руководящим командным составом фронтового и армейского масштаба была закончена до прибытия войск на исходное положение, а теперь началась подготовка в звене дивизия — полк. Нужно сказать, что отработка задач везде, где мне пришлось побывать, проводилась умело и целеустремленно. За время войны наши командиры и политработники приобрели глубокие знания и богатейший практический опыт. Это сказывалось на подготовке к наступлению. Было внесено много ценных предложений, которые тут же претворялись в жизнь. Войска, уже немало действовавшие на лесисто-болотистой местности, форсировавшие на своем пути множество рек, сейчас подходили к решению новой задачи во всеоружии опыта.

Летчики Вершинина сфотографировали с воздуха всю оборону противника. Неутомимо работала воздушная и наземная разведка. Удалось установить, что главная полоса неприятельской обороны, оборудованная по западному берегу реки Вест-Одер, достигает глубины 10 км и состоит из двух-трех позиций. Каждая позиция имеет одну-две сплошные траншеи. Через каждые 10–15 м по берегу реки отрыты ячейки для стрелков и пулеметчиков, связанные с траншеей ходами сообщения.

Пленные показывали, что все населенные пункты в приодерской полосе на глубину до 40 км приспособлены для обороны и превращены в опорные пункты...

Установлено было также, что на направлении наступления войск фронта противник создал вторую полосу обороны, которая проходила по западному берегу реки Рандов, в 20 км от Одера. А еще дальше наша воздушная разведка обнаружила третью полосу обороны. Все говорило о том, что противник подготовился к отпору и что нашим войскам нелегко будет сломить его сопротивление.

По данным разведывательного управления фронта, против наших войск стояли крупные вражеские силы. Перешеек от побережья моря у Вальд-Дивенова до Загера (30 км по фронту) обороняла корпусная группа «Свинемюнде» под командованием генерала Фрейлиха. В первом эшелоне здесь были два морских пехотных батальона, школа военно-воздушных сил, морской пехотный и пять крепостных полков, а в резерве — части учебной пехотной дивизии.

Южнее на 90-километровом участке фронта по западному берегу Вест-Одера оборонялась 3-я немецкая танковая армия под командованием генерал-полковника Мантейфеля. Здесь стояли 32-й армейский корпус и армейский корпус «Одер». В первом эшелоне они держали три пехотные дивизии, два крепостных и два отдельных пехотных полка, батальон и боевую группу. Во втором эшелоне — три пехотные и две моторизованные дивизии, две пехотные, две артиллерийские бригады, три отдельных полка, четыре батальона, две боевые группы и офицерскую школу. Кроме того, 3-я танковая армия была усилена ранее действовавшими против 1-го Белорусского фронта тремя артиллерийскими полками, 406-м фольксартиллерийским корпусом и 15-й зенитной дивизией.

Как видим, наиболее сильная группировка гитлеровцев располагалась именно там, где мы собирались наносить главный удар. Но обстановка сложилась так, что изменить направление наступления было невозможно. Выполняя директиву Ставки, мы планировали главный удар нанести на 45-километровом участке Штеттин (Щецин), Шведт силами трех армий левого крыла фронта — 65, 70 и 49-й, трех танковых, механизированного и кавалерийского корпусов. Прорвав оборону противника на западном берегу Вест-Одера, мы должны были развивать наступление в общем направлении на Нейштрелиц и на двенадцатый — пятнадцатый день операции выйти на рубеж Нойенкирхен, Деммин, Мальхен, Варен, Виттенберге (у реки Эльба). Разграничительная линия с 1-м Белорусским фронтом — Арнсвальде, Шведт, Ангермюнде, Гранзее, Виттенберге.

После прорыва вражеской обороны каждая общевойсковая армия усиливалась танковым (49-я — механизированным) корпусом. 3-й гвардейский кавалерийский корпус оставался во фронтовом резерве, располагаясь за левым флангом 49-й армии.

Артиллерия действовала по планам командующих армиями. На ударном направлении создавалась группировка артиллерии, обеспечивавшая плотность не менее 150 стволов на километр фронта (без учета 45– и 57-миллиметровых орудий). Она должна была своим огнем помочь пехоте в форсировании Одера и прорыве всей тактической глубины вражеской обороны. В дальнейшем артиллерия будет сопровождать пехоту и эшелоны развития успеха.

Что касается танковых корпусов, то на первом этапе операции ввод их в прорыв определялся командованием фронта. В дальнейшем они подчинялись командующим тех армий, которым были приданы.

4-я воздушная армия в ночь перед наступлением нанесла сосредоточенный бомбовый удар по огневым точкам на западном берегу Вест-Одера, по штабам, узлам связи и артиллерийским позициям противника.

В ходе наступления каждая общевойсковая армия левого крыла получила в оперативное подчинение одну штурмовую авиационную дивизию.

На первом этапе операции на авиацию возлагалась ответственная роль. Общая ширина Одера вместе с поймой и заболоченной местностью на восточном берегу доходила до 6 км. Следовательно, артиллерии во время артподготовки и при форсировании реки пехотой придется стрелять с довольно значительных дистанций, что, конечно, будет снижать эффективность ее огня. Не сможем мы своевременно перебросить орудия на западный берег, так как это потребует оборудования переправ. Значит, первое время пехоте придется вести там бой без артиллерийского сопровождения. Поэтому вся тяжесть огневой поддержки пехоты ложилась на плечи летчиков. И нужно сказать, что они блестяще справились с задачей. Огнем и бомбовыми ударами авиация прекрасно сопровождала пехоту при штурме вражеских позиций противника. Этому способствовала большая предварительная работа по организации взаимодействия между наземными и воздушными частями. Вообще мы огромные надежды возлагали на нашу авиацию, и 4-я воздушная армия полностью оправдала их.

Много внимания уделялось инженерной подготовке операции. Инженерным войскам под руководством генерала Б. В. Благославова пришлось крепко поработать. В кратчайший срок к берегу были подтянуты и надежно укрыты десятки понтонов, сотни лодок, запасы лесоматериалов для строительства причалов и мостов, изготовлены плоты, через заболоченные участки берега проложены гати.

16 апреля с юга донеслась канонада. Это двинулись вперед поиска соседа — 1-го Белорусского фронта. Близился и наш срок.

По инициативе командармов отдельные подразделения ночью переправились через восточный рукав реки в пойму и захватили там дамбы. С этим отчаянно смелым предприятием особенно хорошо справились подчиненные П. И. Батова. Командир дивизии П. А. Теремов, например, своими передовыми батальонами занял уцелевшие опоры автострады, выбив засевших там гитлеровцев.

Так были созданы своеобразные плацдармы среди затопленной поймы, куда постепенно переправлялись войска. Впоследствии это значительно облегчило форсирование реки.

Можно было бы много рассказывать о героических вылазках наших разведчиков, которые ночами вели поиск и на западном берегу Вест-Одера. Они добирались туда вплавь, подчас захватывали под самым носом гитлеровцев важные объекты и удерживали их, сражаясь с многократно превосходившим противником.

Наконец наступил момент, когда мы смогли подвести итоги проделанной работы и убедиться, что войска фронта к наступлению готовы.

Члены Военного совета фронта генералы Н. Е. Субботин, А. Г. Русских и начальник политуправления фронта генерал А. Д. Окороков, возглавлявшие политическую подготовку войск, штаб фронта, командующие родами войск, служб и тыла могли смело заявить, что сделано все для успеха операции.

Вечером 19 апреля я с твердой уверенностью в успехе доложил по ВЧ Верховному Главнокомандующему о готовности войск фронта начать наступление в назначенный Ставкой срок.

В ночь перед наступлением неприятельские позиции подверглись ударам нашей бомбардировочной авиации, продолжавшимся всю ночь. В этих действиях принял деятельное участие и женский авиационный полк ночных бомбардировщиков под командованием Бершанской, совершив рекордное количество самолето-вылетов. Полк состоял из молодых девушек-летчиц. Они храбро сражались с врагом, начав свой боевой путь еще на Северном Кавказе. Многие из них были награждены орденами, а 23 летчицы удостоены звания Героя Советского Союза. Среди них М. П. Чечнева, Л. Н. Литвинова, Н. Ф. Меклин, Р. Е. Аронова, М. В. Смирнова, Е. А. Никулина, А. В. Попова, Е. А. Жикуленко и другие. Авиационный полк ночных бомбардировщиков был награжден орденом Красного Знамени и орденом Суворова III степени. Наш фронт законно гордился крылатыми героинями, доставлявшими врагу немало бед своими лихими ночными налетами.

Ночью на участках всех армий шла напряженная борьба специальных отрядов за расширение захваченных участков на западном берегу Вест-Одера и за полный захват поймы. В междуречье на дамбах происходило накапливание сил. На всем протяжении реки от Альтдама до Шведта кипела неутомимая работа. Подготавливались и сплавлялись понтоны. На пойме прокладывались щитовые дороги через топи. Было наготове множество легких переносных лодок.

Чтобы ввести противника в заблуждение, демонстрировалась подготовка к форсированию водной преграды севернее Штеттина. Части 19-й и 2-й ударной армий, прикрываясь дымами, поднимали там неистовый шум. Вообще-то они и на самом деле готовили десанты через пролив Дивенов. Если бы им удалось там зацепиться за западный берег, было бы неплохо.

Главный удар фронта наносился тремя армиями в полосе 47 км между Альтдамом и Шведтом. Но каждая из них наметила для себя узкие — не более 4 км — участки прорыва.

Начало артподготовки намечалось на 7 часов утра. Продолжительность ее — 60 минут.

Но ночью позвонил П. И. Батов и попросил, чтобы ему разрешили начать наступление на час раньше, так как ветром нагоняет в пойму воду, уровень ее поднимается, что может усложнить форсирование реки. Кроме того, противник усилил нажим против отрядов, уже высадившихся на западном берегу Вест-Одера, их нужно скорее поддержать. Павел Иванович сказал, что он уже отдал соответствующее распоряжение и войска готовы начать действия на час раньше назначенного срока. Мне оставалось только одобрить инициативу командарма.

Связываюсь с другими армиями. Командармы В. С. Попов и И. Т. Гришин оставались при прежнем решении и времени начала операции не меняли. Они тоже заверили меня, что все проверено и войска готовы.

Итак, утром 20 апреля форсирование Вест-Одера началось почти одновременно на широком фронте всеми тремя армиями главной группировки фронта.

Форсирование происходило под прикрытием дымовых завес. Очень эффективной оказалась стрельба дымовыми снарядами и минами, ослеплявшими неприятельские наблюдательные пункты и огневые точки.

Войска 65-й армии первыми приступили к форсированию реки. Почти одновременно с началом артиллерийской подготовки, продолжительность которой командарм определил в 45 минут, на воду были спущены все наплавные средства. В армии Батова было заготовлено много лодок легкого типа, которые уже оправдали себя при форсировании рек с заболоченными берегами. Они и здесь сыграли большую роль. Там, где было не проплыть из-за мелководья, пехотинцы легко переносили лодки на руках. Батову удалось быстро высадить на западный берег Вест-Одера большую партию пехоты с пулеметами, минометами и 45-миллиметровыми пушками. Этот десант усилил уже находившиеся здесь с ночи мелкие отряды. Сюда направлялись все новые эшелоны. Теперь в ход пошли и паромы.

Жестокие бои разгорелись за дамбы на западном берегу. Нам они были нужны в качестве причалов и съездов, без которых не выгрузить на заболоченной местности тяжелую технику — танки и орудия, — прибывающую на паромах. Противник это понимал и всячески препятствовал захвату дамб. Как назло, густой утренний туман, да и дымы ограничили действия авиации, и она не могла помочь войскам, вклинившимся во вражескую оборону. Но с 9 часов утра погода резко улучшилась, а наша авиация заработала во всю свою мощь.

На западном берегу Вест-Одера бой становился все ожесточеннее. По мере накопления наших сил расширялся район действий. Захваченные нашими бойцами участки и объекты тут же закреплялись, и все попытки врага вернуть их успешно отражались. Вновь прибывающие подразделения расширяли плацдарм, вгрызаясь, — именно вгрызаясь! — в оборону противника. Делалось это упорно, настойчиво, и все попытки врага остановить этот процесс были тщетны, хотя с его стороны следовали контратака за контратакой, одна отчаяннее другой.

Инженерные войска с помощью стрелковых частей приступили к наводке понтонных и паромных переправ. Им сильно мешали своим артиллерийским огнем вражеские корабли, появившиеся в проливе. С улучшением погоды ими занялись летчики К. А. Вершинина. Штурмовые и бомбовые удары с воздуха вынудили корабли уйти в море.

По ходу событий на участке армии Батова чувствовалось, что наступление развивается успешно. С каждым часом увеличивалось количество наших войск на западном берегу. Противник был уже вынужден вводить в бой свои резервы. Вернуть завоеванное нашими частями пространство он был не в силах и теперь стремился хотя бы задержать дальнейшее наше продвижение на этом участке. В контратаках уже участвовали усиленные танками части 27-й пехотной дивизии СС «Лангемарк» и 28-й пехотной дивизии СС «Валония», составлявшие резерв 3-й танковой армии. А ведь бой только начинался, на западном берегу Вест-Одера пока дрались только наши передовые части без танковой поддержки и, по существу, без артиллерии сопровождения пехоты. Но своим мужеством, самоотверженностью эти части вынудили врага уже ввести свои резервы! Наши солдаты не оглядывались назад. Они шли вперед или удерживали захваченный объект из последних сил, но не уступали его врагу.

Уже к 13 часам на участке 65-й армии действовали две 16-тонные паромные переправы. К вечеру на западный берег Вест-Одера был переброшен 31-й батальон с пятьюдесятью 45-миллиметровыми мушками, семьюдесятью 82– и 120-миллиметровыми минометами и пятнадцатью легкими самоходными (СУ-76) установками. За день боя войска Батова заняли плацдарм свыше 6 км шириной и около 1,5 км глубиной. Здесь уже сражались четыре дивизии стрелковых корпусов К. М. Эрастова и Н. Е. Чувакова. Переправа войск на плацдарм продолжалась.

С командующим артиллерией А. К. Сокольским, командармом 4-й воздушной К. А. Вершининым и начальником инженерных войск Б. В. Благославовым мы прибыли на наблюдательный пункт Батова. Отсюда хорошо просматривалась на некоторых участках береговая полоса Вест-Одера, правда, не на большую глубину, потому что берег противника господствовал над нашим, но многое можно было увидеть. В частности, мы наблюдали вражескую контратаку силой около батальона с семью танками. Она происходила на участке 37-й гвардейской стрелковой дивизии К. Е. Гребенника. Вскоре мы увидели, как все семь танков загорелись, подбитые противотанковыми орудиями, вражеская пехота побежала.

Ознакомившись с обстановкой, принимаю решение: используя успех 65-й армии, предоставить возможность частям 2-й ударной воспользоваться одной из переправ Батова для переброски войск на западный берег Вест-Одера с целью обхода Штеттина с юга и запада. Конечно, это мероприятие можно было осуществить лишь после того, как переправятся войска 65-й армии.

Желаю Павлу Ивановичу дальнейшего успеха. Обещаю усилить его армию Донским гвардейским танковым корпусом М. Ф. Панова, с которым Батову часто приходилось действовать совместно. Павел Иванович очень обрадовался.

Едем в 70-ю армию к В. С. Попову, на участке которого тоже обозначился успех.

Василий Степанович Попов, как и Батов, занимал своей армией участок протяженностью 14 км. Силы в армиях были примерно одинаковы (везде ощущался у нас большой некомплект в людях, численность дивизий колебалась от 3,5 до 5 тыс. человек).

Но условия наступления на участке 70-й армии были значительно лучше, чему 65-й, над флангом которой нависал город-крепость Штеттин с сильным гарнизоном, тяжелой артиллерией и кораблями, которые могли своим огнем доставить много неприятностей. У Попова тоже был хорошо оборудованный наблюдательный пункт, с которого можно было следить за боевыми действиями на довольно большом расстоянии.

Войска армии приступили к форсированию реки под прикрытием артиллерийской подготовки, которая здесь началась несколько позже, чем у Батова, и продолжалась 60 минут. Переправа осуществлялась на широком фронте с помощью множества лодок, заранее подтянутых к восточному берегу Вест-Одера. Главный удар армия наносила на 4-километровом участке, создав плотность артиллерии до 200–220 орудий и минометов на километр фронта. Под прикрытием артиллерийского огня вся масса наплавных средств одновременно устремилась к противоположному берегу. Все, кроме гребцов, вели огонь из пулеметов и ручного оружия.

Противник оказывал упорное сопротивление. По докладу командарма за утро войска на плацдарме отбили свыше 16 вражеских контратак. К нашему прибытию переправились на западный берег Вест-Одера 12 стрелковых батальонов с пулеметами, минометами и несколькими 45-миллиметровыми орудиями. Противник, пользуясь недостатком на плацдарме артиллерии, донимал нашу пехоту танковыми атаками. Большую помощь пехотинцам в это время оказала авиация.

Бои были тяжелые, люди дрались геройски. Упорство, взаимная выручка и страстное стремление победить помогли им отразить все вражеские удары.

Нам довелось наблюдать работу саперов. Работая по горло в ледяной воде среди разрывов и мин, они наводили переправу. Каждую секунду им грозила смерть, но люди понимали свой солдатский долг и думали об одном — помочь товарищам на западном берегу и этим приблизить победу.

Долг для них был превыше всего!

В огне и дыму я видел командиров и политработников. В этом аду они умели все подчинить точному расчету, поддержать организованность и строгий порядок. Руководители отвечали своему назначению. Своим мужеством они подавали пример и пользовались глубоким уважением среди подчиненных. Это чувствовалось везде.

Впервые мне пришлось видеть В. С. Попова, потерявшего свою флегматичность. Он заметно нервничал и горячился. Причиной тому было то, что артиллерия не смогла подавить сильный опорный пункт в районе Грайфенхагена, напротив разрушенного моста через Вест-Одер. Огнем из нескольких пулеметов и реактивных противотанковых гранатометов (панцер-фауст) гитлеровцы долгое время не давали нашим частям продвинуться по дамбе и использовать ее для переброски артиллерии и другой тяжелой техники.

Командарм разыскал лиц, виновных в этом упущении. Наверное, крепко досталось бы товарищам. Пришлось мне вмешаться и немного успокоить расходившегося Василия Степановича. Кстати, дружной атакой пехоты, поддержанной летчиками-штурмовиками, злополучный опорный пункт был обезврежен. Тут же на наших глазах саперы подвели к дамбе понтоны. К концу дня на Ост-Одере действовали девять десантных и четыре паромные переправы и 50-тонный мост. По Вест-Одеру курсировали шесть паромов, буксируемых автомашинами-амфибиями. На западный берег стала поступать артиллерия, столь необходимая войскам, сражавшимся на плацдарме.

Распрощавшись с Василием Степановичем и его ближайшими помощниками, пожелав им успеха, мы убыли на свой КП.

Сильно тревожили нас события на направлении действий 49-й армии. Судя по донесениям командарма Гришина, его войска, начав наступление одновременно с 70-й армией, успеха не добились. Все попытки преодолеть Вест-Одер были противником отражены. На 49-ю армию возлагались большие надежды. Взаимодействуя с правофланговыми войсками 1-го Белорусского фронта, который начал наступать раньше, она должна была нанести рассекающий удар по противнику, отбрасывая части его 3-й танковой армии на север и северо-запад, под удары нашей 70-й армии. Учитывая важность задачи, 49-я армия больше других получила средств усиления. И вдруг Гришин топчется на месте.

Разбираемся в причинах неудачи. Главная из них. — ошибка армейской разведки. Здесь междуречье изрезано многочисленными каналами. Один из них разведка приняла за основное русло Вест-Одера. В результате весь огонь артиллерии был обрушен на берег канала, оборонявшийся незначительными силами противника. А когда наша пехота преодолела канал и подошла к Вест-Одеру, ее встретил губительный вражеский огонь. Форсировать реку не было возможности.

Командарм И. Т. Гришин принял все меры к подготовке нового удара и просил разрешения возобновить штурм 21 апреля. Учитывая, что если он прекратит операцию, то противник получит возможность перебросить свои силы с этого участка на направления, где у нас наметился успех, я приказал командарму утром возобновить наступление.

Ошибка командования 49-й армии в определении исходного положения для своего первого эшелона послужила нам всем горьким уроком. Тем более было обидно, что в штабе армии были аэрофотоснимки всего участка наступления. Конечно, доля вины ложилась и на нас — руководство фронта: видно, плохо мы проверили готовность армии к действиям. Нечего говорить о переживаниях Гришина. Все мы чувствовали себя неловко, и каждый задавал себе вопрос: как же все это могло получиться и в чем именно мое упущение в совершившемся? Такая внутренняя самокритика бывает очень полезна. Я верил, что впредь товарищи не допустят подобного промаха.

Принимая решение на продолжение наступления на участке Гришина, мы на всякий случай продумали вариант действий, если ему опять не удастся зацепиться за западный берег Вест-Одера. Тогда часть средств усиления, приданных этой армии, немедленно перебросим к Батову и Попову. Возможность такой перегруппировки и процессе операции мы предусматривали заранее, маршруты были изучены и подготовлены, так что никаких затруднений переброска войск не вызовет.

Подводим итоги первого дня операции. Они оказались более скромными, чем мы рассчитывали. Но все же войска двух левофланговых армий прочно закрепились на западном берегу Вест-Одера, вклинившись в оборону противника на отдельных направлениях до двух километров. Наибольшего успеха достигли войска 65-й армии. Бои по расширению и углублению захваченных плацдармов продолжались и ночью. Одновременно производилась усиленным темпом переброска войск на западный берег реки. С каждым часом наше положение там становилось прочнее.

Большую помощь пехоте в боях на западном берегу оказывала авиация 4-й воздушной армии, совершившая в этот день 3260 самолето-вылетов. Наше господство в воздухе было полное. Действия вражеской авиации ограничивались разведкой. В течение дня мы насчитали в воздухе 69 самолетов противника. Из них десять было сбито.

Ночью вражеская авиация пыталась применить торпеды и плавучие мины для подрыва мостов, которые наводили наши сапёры. На участке 70-й армии были схвачены вражеские водолазы-диверсанты, посланные тоже с задачей разрушить наши переправы.

Всю ночь бомбардировщики Вершинина, в частности полк Л. Бершанской, наносили удары по переднему краю вражеской обороны против участка 49-й армии.

21 апреля продолжались ожесточенные бои на всем нашем фронте. На участке Батова противник ввел в бой свежую 281-ю пехотную дивизию, которая, по показаниям пленных, направлялась на берлинское направление, но была возвращена и брошена в бой в районе Курова, захваченного 65-й армией.

Пока еще везде происходило прогрызание вражеской обороны. Сил для решительного рывка вперед было еще слишком мало на наших плацдармах. Это чувствовал противник и напрягал все усилия к тому, чтобы сбросить нас в реку. Не удавалось! Наши доблестные солдаты не отступали ни на шаг, а, наоборот, использовали любую возможность, чтобы расширить уже захваченные участки.

Туда, где обозначился наибольший успех, т. е. к Батову, перебрасываем два мотопонтонных батальона с их парками, ранее придававшихся 49-й армии. К вечеру на участке Батова на реке Ост-Одер действовали 30-тонный и 50-тонный мосты и 50-тонный паром. На Вест-Одере работали шесть паромных переправ, из них два парома 16-тонных, большой площади.

У 70-й армии успехи были несколько меньше. Но и ее войска расширили плацдарм, в частности овладели рощей севернее Пар гова, имевшей в той обстановке большое значение. Удалось ликвидировать важный опорный пункт противника, державший под огнем дамбу, по которой перебрасывались через заболоченный участок войска и техника. Были наведены новые переправы через Вест-Одер. Теперь здесь уже действовали тринадцать десантных переправ и пять паромных. Это позволило в течение дня перебросить на плацдарм еще девять батальонов и — что очень важно — дивизионную артиллерию.

Войскам 49-й армии удалось лишь зацепиться за западный берег Вест-Одера, и весь день шел бой за удержание этих небольших плацдармов. Противник беспрерывно контратаковал наши части. Поскольку форсирование здесь проходило очень тяжело, мы старались приковать к плацдармам как можно больше войск противника, а для переброски главных сил армии использовать переправы ее правого соседа — 70-й армии. Приданные 49-й армии фронтовые средства усиления передавались Батову и Попову. Проще говоря, решено было главный удар перенести на правый фланг.

22 апреля войска 65-й армии продвинулись на отдельных участках до двух километров, заняв несколько населенных пунктов, превращенных неприятелем в узлы обороны. Сопротивление врага по ослабевало, а все усиливалось. Но, несмотря на это, на западный берег Вест-Одера были переправлены все стрелковые соединения армии, истребительно-противотанковая артиллерийская бригада и минометный полк. Войска с каждым часом чувствовали себя все увереннее. Вечером сюда по каналам был отбуксирован 60-тонный наплавной мост и за ночь наведен через Вест-Одер. Это уже было большим достижением. Мы смогли перевезти на плацдарм всю тяжелую технику.

Продолжала непрерывно переправлять свои войска на западный берег Вест-Одера и 70-я армия. Отражая яростные контратаки врага, наши части шаг за шагом теснили его, за день продвинувшись до 3 км. Армия переправила на западный берег 11 батальонов.

Авиация 4-й воздушной армии, несмотря на неблагоприятную погоду, делала все, чтобы помочь войскам на плацдармах. В течение суток она совершила 3020 самолето-вылетов, из них 1745 в интересах войск 65-й армии. Своими активными и смелыми действиями летчики не раз выручали наземные войска в критические минуты, особенно при отражении танковых атак.

В результате жарких боев наш плацдарм на западном берегу Вест-Одера вырос до 24 км по фронту и более 3 км в глубину. Это обеспечивало более выгодные условия для переправы войск.

Вся беда заключалась в том, что тяжелая техника могла быть переброшена через пойму только по сохранившимся насыпям и дамбам, а их на участке каждой армии было не более двух. Это замедляло темп наступления, тем более что противник держал эти узкие места под артиллерийским огнем. Необходимо было как можно скорее отбросить его от реки на такое расстояние, которое не давало бы ему вести прицельный огонь по переправам.

Все внимание Военного совета фронта, политуправления, командующих родами войск и начальников служб было сосредоточено на решении этой задачи. Мы сердцем чувствовали, как дорога каждая пушка, своевременно переброшенная на плацдарм, и делали все, чтобы этих пушек перебросить как можно больше.

К 25 апреля части 65-й и 70-й армий, подкрепленные фронтовыми средствами усиления, продвинулись до 8 км, хотя Батову пришлось часть своих войск развернуть фронтом на север, против штеттинской группировки врага. Чтобы помочь ему, мы торопили И. И. Федюнинского с переброской на плацдарм двух его корпусов. Для этого ему были предоставлены переправы 65-й армии на ее правом фланге.

70-я армия достигла рубежа Радехов, Петерсхаген, Гартц. Попов переправил на западный берег и свой армейский резерв — стрелковый корпус. Вечером по переправам 70-й армии направился на плацдарм 3-й гвардейский танковый корпус. Подтягивала к этим переправам главные силы и 49-я армия.

У командармов настроение было превосходное: они уже владели плацдармом 35 на 15 км. Еще немного — и войска прорвут вражескую оборону. Самое тяжелое осталось позади. Перенесенные трудности были забыты. Солдаты рвутся вперед. И мы уже начинаем думать, как бы с ходу прорвать вражеский оборонительный рубеж на реке Рандов, не прибегая к сложным перегруппировкам. Решаем использовать для этого всю мощь авиации Вершинина. Все танковые корпуса подчиняем командармам. Предоставляем командармам полную инициативу в решении задачи. Основное — не дать противнику задержаться на этом, втором оборонительном рубеже.

Но чуть забрезжил рассвет, гитлеровцы снова начали контратаки на всем фронте нашей ударной группировки. Противник бросил значительную часть своих резервов: части 103-й бригады СС, 171-й противотанковой бригады, 549-ю пехотную дивизию из района Штеттина, 1-ю дивизию морской пехоты, прибывшую из района Штольпа с участка 1-го Белорусского фронта, а также тапкоистреби-тельную бригаду «Фридрих», почти целиком вооруженную панцер-фаустами и усиленную дивизионом штурмовых орудий.

Враг опоздал. К этому времени на западном берегу Вест-Одера мы имели силы, которые ничто не могло остановить. Там уже развернулись три корпуса 65-й армии — Алексеева, Эрастова и Чувакова — боевых, замечательных командиров. Рядом с ними сражались два корпуса армии Попова, а третий корпус тоже был готов вступить в бой. Заканчивали переправу 3-й гвардейский и 1-й гвардейский Донской танковые корпуса, возглавляемые талантливыми генералами А. П. Панфиловым и М. Ф. Пановым.

Все контратаки противника были отбиты, и войска 65-й и 70-й армий продолжали развивать прорыв. Контратаками противник лишь ослабил свои силы, понеся огромные потери и давая нам возможность на плечах его обращенных в бегство солдат преодолевать укрепления.

К вечеру 25 апреля был завершен прорыв вражеской обороны на 20-километровом фронте. Наши войска подошли к реке Рандов. В результате боев на западном берегу Одера были полностью разгромлены не только части, оборонявшие этот рубеж, но и все резервы, которые подбрасывал сюда противник.

Тем временем войска соседа слева — 1-го Белорусского фронта — уже завязали бои в Берлине, а правофланговыми соединениями охватывали германскую столицу с севера. Наше наступление не давало противнику перебрасывать резервы к Берлину и тем способствовало успехам соседа.

С завершением форсирования Одера войска нашего фронта приступили к осуществлению маневра с целью охвата главных сил 3-й немецкой танковой армии с юга и юго-запада, лишая их не только возможности оказать содействие берлинской группировке, но и отойти на запад. 65-я армия с 1-м гвардейским танковым корпусом получает задачу ударами в северо-западном направлении прижать к морю все вражеские войска, действующие к северо-востоку от линии Штеттин, Нойбранденбург, Росток.

2-я ударная армия двумя корпусами наступает в общем направлении на Анклам, Штральзунд, а частью сил очищает от противника острова Узедом и Рюген. Федюнинскому вменялось в обязанность держать тесную связь с Батовым, хотя, зная Ивана Ивановича как старого, опытного военачальника, я не сомневался, что он и сам позаботится о взаимодействии с соседями. Учитывая сложность задачи, придаем Федюнинскому 40-й гвардейский стрелковый корпус 19-й армии.

70-я армия с 3-м гвардейским танковым корпусом наступала в общем направлении на Варен, Краков, Рисмар.

49-я армия с 8-м механизированным корпусом и 3-м гвардейским кавалерийским корпусом Н. С. Осликовского выполняла прежнюю задачу — идти прямо на запад до самой Эльбы.

Трогалась в путь и 19-я армия Романовского. Она должна была наступать по побережью моря на Свинемюнде (Свиноуйсьце) и далее на Грейфсвальд.

26 апреля войска 65-й армии штурмом овладели Штеттином, прорвали оборону противника на реке Рандов и устремились на северо-запад.

Пытаясь задержать их, немецко-фашистское командование выдвинуло сюда свежие резервы — так называемую боевую группу «Ост-Зее», одну из офицерских школ и 1-ю дивизию морской пехоты. Эти войска предпринимали отчаянные контратаки, в которых участвовали и части 50-й полицейской бригады СС, и остатки резервной 610-й дивизии. Все они были опрокинуты. Противник нес огромные потери, но остановить нас не мог.

Враг давал своим войскам все более громкие названия: «Ост-Зее», «Висла», «Померания», «Валония»... Не помогало! Одним названием не поддержать боеспособность части...

Прорвав вражескую оборону на реке Рандов, сокрушая все на споем пути, двигались войска Попова. Части 70-й армии разгромили три батальона фольксштурма — «Гамбург», «Бранденбург» и «Грайфенхаген».

Развернулась в полную мощь армия И. Т. Гришина. Воспользовавшись переправами 70-й армии, она вывела свои главные силы на западный берег Вест-Одера и ударом во фланг и тыл оборонявшегося на этом участке противника нанесла ему тяжелое поражение.

Бои 26 апреля носили ожесточенный характер. Враг вводил все новые и новые резервы, вплоть до наспех созданных батальонов с названиями городов, их сформировавших. Но это была уже агония.

Как смертельно раненный зверь огрызается в диком безумии, так и фашисты дрались до последнего. У них оставалась последняя надежда дождаться подхода англичан и американцев, сдаться им, но не советским войскам. На большее, по-видимому, они уже не рассчитывали и потому дрались с ожесточением самоубийц.

Бои этих дней были насыщены героизмом наших солдат. Одно стремление вело их вперед — не дать врагу ни минуты передышки, быстрее покончить с ним. Все действовали мужественно и умело. Плечом к плечу с пехотой шли артиллеристы, прокладывая дорогу огнем. Артиллерия крупных калибров сокрушала опорные пункты врага. Отлично действовали знаменитые «катюши», буквально сметая контратакующих гитлеровцев.

Летчики Вершинина наносили удары по подходившим резервам противника и по узлам сопротивления, прикрывали наши войска с воздуха.

Наш командный пункт перешел в Штеттин. До этого управление войсками мы осуществляли в основном с наблюдательных пунктов, которые располагались на наиболее важных направлениях действий войск фронта на удалении 2,5–4 км от линии передовых подразделений. Не могу не отметить отличную, самоотверженную работу наших связистов. Как командование фронта, так и командующие армиями всегда были обеспечены связью со своими соединениями и частями.

Войска нашего левого соседа, 1-го Белорусского фронта, совершив маневр своими правофланговыми соединениями, обошли Берлин с севера и сомкнулись с частями 1-го Украинского фронта к западу от столицы. Берлинская группировка врага оказалась в кольце. Советские войска с тяжелыми боями продвигались к центру города.

В этой обстановке нужно было не допустить попыток со стороны противника ударом с севера облегчить положение своей берлинской группировки. А у нас имелись данные, что гитлеровцы перебрасывают морем свои войска с Земландского полуострова и с косы Хель (Гданьская бухта). Поэтому мы больше всего уделяли внимания действиям войск 49-й армии, наступавшей — на запад вместе с 8-м механизированным и 3-м гвардейским кавалерийским корпусами. Они должны были отсекать гитлеровские части, направлявшиеся к Берлину, и отбрасывать их на север, под удары 70-й армии.

27 апреля наступление продолжалось. 2-я ударная армия, очистив от неприятеля остров Гристов, своим правым флангом подошла к Свинемюнде. Главные ее силы, действуя вдоль южного берега Штеттинской гавани, продвигались на Анклам, Штральзунд. По пути они уничтожали отошедшие в северном направлении части штеттин-ского гарнизона и 4-й полк «Померания», оборонявшийся севернее Штеттина.

Успешно развивали наступление войска всех армий фронта. Начиная с 27 апреля враг уже не мог сколько-нибудь прочно закрепиться ни на одном рубеже. Началось стремительное преследование его отходящих частей, хотя они не упускали случая огрызаться.

Отступая, вражеские войска взрывали за собой все мосты, минировали и разрушали дороги, пытались дать бой в каждом удобном для обороны населенном пункте. Но, несмотря на это, скорость продвижения наших войск в сутки достигала 25–30 км. Сметая все преграды на своем пути и уничтожая сопротивлявшегося врага, наши войска неудержимо продвигались вперед. Вскоре 2-я ударная армия Федюнинского и 65-я армия Батова, наступавшие в северо-западном направлении, уничтожив и пленив отходившие перед ними вражеские части, достигли побережья Балтийского моря.

70-я армия Попова и 49-я Гришина столкнулись с резервами противника, выдвинутыми им в лесисто-озерный район, Нойштерлиц, Парен, Фюрстенберг. Здесь пытались закрепиться части 7-й немецкой танковой дивизии, переброшенные морем из района Данцнгской бухты, 102-я дивизия особого назначения и пехотная дивизия «Шлягитер» из резерва главного командования, 5-я парашютная дивизия с западного фронта, а также остатки 25-й моторизованной, 5-й легкопехотной, 3-й морской, 156-й пехотной, 606-й особого назначения дивизий и фольксгренадерского артиллерийского соединения, отошедшие в полосу наших войск под ударами правого крыла 1-го Белорусского фронта. Все эти вражеские части ударами войск Попова и Гришина при содействии танкового корпуса Панфилова и 8-го механизированного корпуса, а также авиации Вершинина были разгромлены, уничтожены, а остатки их пленены. Наступление 19-й и 70-й армий продолжалось безостановочно.

3 мая 3-й гвардейский танковый корпус Панфилова юго-западнее Висмара установил связь с передовыми частями 2-й британской армии.

4 мая вышли на разграничительную линию с союзниками и войска 70-й, 49-й армий, 8-го механизированного и 3-го гвардейского кавалерийского корпусов (конники дошли до Эльбы). Части 19-й армии Романовского и 2-й ударной Федюнинского еще сутки вели бон — очищали от гитлеровцев острова Воллин, Узедом и Рюген. С овладением этими островами закончилась наступательная операция 2-го Белорусского фронта. Правда, приходилось еще прочесывать отдельные районы, обезвреживать небольшие группы гитлеровцев, остававшиеся в тылу наших войск.

Много хлопот доставил нам датский остров Борнхольм, превращенный немецко-фашистским командованием в военно-морскую базу и перевалочный пункт для переброски за границу своих войск, заострявших на косе Хель, в районе Гданьской бухты и на изолированных плацдармах в Курляндии. Наше предложение командующему немецкими войсками на острове генералу Вутману и его заместителю по морским делам капитану 1-го ранга фон Кеметцу о капитуляции было отклонено. Пришлось приступить к высадке десанта. Две стрелковые дивизии 19-й армии погрузились на корабли. Организацию десантной операции я поручил начальнику оперативного управления штаба фронта генералу П. И. Котову-Легонькову, который действовал совместно с командиром Кольбергской военно-морской базы. Нам всем тоже, конечно, пришлось приложить свои усилия. Впоследствии навалились заботы с обеспечением продовольствием и всем необходимым высаженных на Борнхольме наших войск. Балтийское море было засорено минами, которые ставили и немцы, и союзники. Документация отсутствовала, работы по тралению фарватеров только начинались. Каждый рейс к острову стоил большого риска.

На Борнхольме было обезоружено и взято в плен свыше 12 тыс. немецких солдат и офицеров и большие военные трофеи. Между датским населением острова и нашими войсками с первого же дня установились дружеские отношения. Жители восторженно встретили своих освободителей. И все время, пока наши войска находились на острове, они пользовались любовью и уважением всего населения...

9 мая был подписан акт о полной, безоговорочной капитуляции немецко-фашистских вооруженных сил.

Не описать энтузиазма солдат. Не смолкает стрельба. Стреляют из всех видов оружия и наши, и союзники. Палят в воздух, изливая свою радость. Ночью въезжаем в город, где разместился наш штаб. И вдруг улицы озарились ярким светом. Вспыхнули фонари и окна домов. Это было так неожиданно, что я растерялся. Не сразу пришло в сознание, что это же — конец затемнению. Кончена война! И только тогда я оценил значение неумолчной трескотни выстрелов. Пора положить конец этому стихийному салюту. Отдаю распоряжение прекратить стрельбу.

Командир 3-го гвардейского танкового корпуса генерал А. П. Панфилов, корпус которого первым вошел в связь с британскими войсками, вручает мне приглашение фельдмаршала Монтгомери. На следующий день мы с группой генералов и офицеров едем в Висмар. Еще до въезда в город нас встречают британские офицеры в обыкновенной полевой форме, только не в касках, а в беретах. После короткой официальной церемонии они сопровождают нас к резиденции своего командующего. Чувствуется, что англичане стараются придать встрече как можно больше теплоты. Мы отвечали тем же.

Вот и фельдмаршал Монтгомери. Обмениваемся крепкими рукопожатиями и поздравлениями с победой. Англичане строго соблюдают ритуал. Гремит орудийный салют, застыли шеренги почетного караула. А после церемоний завязалась оживленная беседа. Наши и британские генералы и офицеры втягиваются в общий разговор. Ведется он и через переводчиков, и без них. Монтгомери держится непринужденно, видно, и ему передалось общее настроение.

Конечно, не обошлось без фотографов, художников, корреспондентов, их, я бы сказал, было слишком много. Удивляться этому, пожалуй, нечего. Ведь это была первая встреча военачальников двух союзных армий после четырехлетней кровавой войны с общим врагом — фашистской Германией.

Когда все познакомились друг с другом, фельдмаршал приглашает в зал. На столах — угощение. Но не до него — люди по-прежнему увлечены беседой.

Меня с фельдмаршалом засняли у карты, висевшей на стене. Снимались все друг с другом, в одиночку и группами.

Встреча прошла тепло и оставила у нас хорошее впечатление. Британские офицеры, да и сам Монтгомери оказались в действительности проще и общительнее, чем мы их себе представляли. Тепло прощаемся. Провожают нас те же офицеры во главе с генералом Паулсом, командиром воздушно-десантной дивизии.

На любезность мы ответили любезностью и пригласили к себе фельдмаршала Монтгомери и его соратников. Прием решено было провести с русским гостеприимством.

В почетный караул ставим кубанцев 3-го гвардейского кавалерийского корпуса Осликовского в конном строю, в полной казачьей форме. На Монтгомери и его офицеров они произвели огромное впечатление. Англичане долго провожали восхищенными взглядами лихо удалявшуюся конницу. После церемонии встречи гости были приглашены в большой зал, где умело и со вкусом был подан обед. Сидя за обильным столом (у англичан беседовать приходилось стоя), наши гости почувствовали себя еще лучше. Беседа приняла задушевный характер. Сам Монтгомери, сначала пытавшийся в очень деликатной форме ограничить время своего визита, перестал поглядывать на часы и охотно втянулся в общий разговор.

В заключение с концертом выступил наш фронтовой ансамбль. А нужно сказать, он у нас был прекрасным. Этим мы окончательно покорили британцев. Каждый номер они одобряли такими неистовыми овациями, что стены дрожали. Монтгомери долго не мог найти слов, чтобы выразить свой восторг и восхищение.

Уже поздно вечером фельдмаршал и его офицеры тепло распрощались с нами.

Эта встреча на долгое время сохранила у всех нас чувство уверенности, что люди разных государств, говорящие на разных языках, и даже с разной идеологией при желании могут жить в дружбе, г уважением относясь друг к другу.

Наши солдаты ликовали. Я смотрел на их восторженные лица и радовался вместе с ними.

Победа! Это величайшее счастье для солдата — сознание того, что ты помог своему народу победить врага, отстоять свободу Родины, вернуть ей мир. Сознание того, что ты выполнил свой солдатский долг, долг тяжкий и прекрасный, выше которого нет ничего на земле!

Враг, пытавшийся поработить народы социалистического государства, разбит и повержен.

Тяжелые годы пережила наша Родина. В этой войне решалась ее судьба, жизнь каждого из нас. Советские люди знали это и по зову партии поднялись все как один, чтобы отстоять свой советский общественный и государственный строй, все свои революционные завоевания. И война стала всенародной.

Наше социалистическое государство оказалось сильнее фашистской Германии.

В смертельной борьбе, начавшейся в крайне невыгодных для нашей страны условиях, проявились во всем величии несокрушимое единство советского народа, безграничная любовь наших людей к своей Родине, их верность ленинским идеям. Народ понимал и воспринимал политику Коммунистической партии, как свою собственную, и поддерживал ее до конца.

Оправдались бессмертные слова В. И. Ленина: «Никогда не победят того народа, в котором рабочие и крестьяне в большинстве своем узнали, почувствовали и увидели, что они отстаивают свою, Советскую власть — власть трудящихся, что отстаивают то дело, победа которого им и их детям обеспечит возможность пользоваться всеми благами культуры, всеми созданиями человеческого труда»{39}.

В огне испытаний безграничную преданность своему народу, правительству и партии проявили воины Красной Армии. Каждый из нас крепко запомнил лозунг партии: «Наше дело правое, победа будет за нами!» Вера в победу не покидала нас никогда, даже в самые тяжелые моменты, а их было много.

Преданность и любовь к своему народу и государственному строю проявлялись в бесчисленных подвигах на поле брани. Героями становились миллионы. Солдаты стояли насмерть на последних рубежах, грудью бросались на амбразуры вражеских дотов, летчики и танкисты не задумываясь шли на таран. Героями были все — и те, кто устремлялся в атаку сквозь стену огня, и кто под снарядами строил мосты и тянул провод к командным пунктам. Слава вам, чудесные советские люди! Я счастлив, что был вместе с вами все эти годы. И если я смог что-то сделать, так это благодаря вам.

В сражениях крепла и мужала наша армия. Вырастали кадры замечательных командиров и политработников. Совершенствовалось тактическое, оперативное и стратегическое руководство Вооруженными Силами.

В годы грозной опасности, нависшей над нашей Родиной, весь советский народ еще теснее сплотился вокруг Коммунистической партии и Советского правительства. Доблесть фронтовиков подкреплялась и вдохновлялась трудовой доблестью рабочих и колхозников, интеллигенции, наших героических женщин, молодежи. Это они, миллионы неутомимых тружеников, ковали оружие для фронта, кормили и одевали солдат, согревали своей заботой, теплом своих сердец.

Душой и вдохновителем всенародной борьбы являлась наша Коммунистическая партия — руководящая и направляющая сила советского общества, испытанный в боях авангард советского народа.

Великая Отечественная война была всенародной. И победа над врагом тоже была победой всенародной. Армия и народ праздновали ее одной дружной семьей. И от этого еще полнее, еще больше было наше солдатское счастье.

От Будапешта до Праги

М. В. ЗАХАРОВ
Маршал Советского Союза
Герой Советского Союза
Герой Чехословацкой Социалистической Республики

Родился 17(4) августа 1898 г. в Калининской области. В Советской Армии с 1918 г., член КПСС с 1917 г. Участвовал в Великой Октябрьской социалистической революции в качестве бойца Красной гвардии при штурме Зимнего и защите революционного Петрограда. Командиром батареи и дивизиона принимал участие в гражданской войне на Южном фронте.

В 1928 г. окончил Военную академию ни. М. в. Фрунзе, а в 1937 г. — Военную академию Генерального штаба. В предвоенные годы работал начальником отдела в штабе Белорусского военного округа, командовал полком, был начальником штаба Ленинградского и Одесского военных округов, а также помощником начальника Генерального штаба.

В период Великой Отечественной войны — начальник штаба Главкома Северо-Западного направления, Калининского, Степного, 2-го Украинского фронтон, а во время войны с Японией был начальником штаба Забайкальского фронта. В послевоенные годы — начальник Военной академии Генерального штаба, главный инспектор Вооруженных Сил СССР, с 1953 г. — командующий войсками Ленинградского военного округа, с 1957 г. — главнокомандующий Советскими войсками в Германии, а с 1960 г. — начальник Генерального штаба Вооруженных Сил, первый заместитель министра обороны СССР.

Канун тысяча девятьсот сорок пятого... Позади год решающих побед — освобождены Украина, Белоруссия, Молдавия, Карелия, почти вся территория прибалтийских союзных республик. Под мощными ударами советских войск капитулировала Финляндия.

С разгромом немецко-фашистских войск под Яссами и Кишиневом в конце августа 1944 г. резко изменилась в нашу пользу стратегическая обстановка на южном крыле советско-германского фронта. Создались благоприятные условия для успешного наступления Красной Армии на Балканы и в Венгрию, для глубокого охвата всего южного крыла немецко-фашистских армий с последующим за этим вступлением в Чехословакию и Австрию.

Не менее велики были и политические итоги Ясско-Кишиневской операции. Победа Советских Вооруженных Сил сыграла решающую роль в успехе народных восстаний 23 августа в Румынии и 9 сентября 1944 г. в Болгарии. Под руководством коммунистических партий, свергнув ненавистную власть фашистских правителей, трудящиеся этих стран повернули оружие своих национальных армий против гитлеровских оккупантов. В те исторические дни румынские и болгарские войска приняли участие в великом освободительном походе Красной Армии.

В конце сентября 1944 г. войска 2-го Украинского фронта, где в то время мне довелось быть начальником штаба, приступили к освобождению Венгрии. В результате успешно проведенной в октябре 1944 г. Дебреценской операции было закончено освобождение Румынии, очищена от гитлеровских оккупантов почти треть венгерской земли, на которой проживала четверть населения страны,

16 октября 1944 г., так и не решившись окончательно порвать с Гитлером, ушел в отставку правитель Венгрии Миклош Хорти. Затеянные им маневры вокруг подписания соглашения о перемирии с Советским правительством, по существу, не пошли дальше заявления регента но радио о разрыве с гитлеровской Германией, от которого Хорти отказался на следующий день. Убежищем для себя он выбрал гестапо, официально передав власть в стране еще более оголтелому фашисту Ференцу Салаши.

Новый ставленник гитлеровцев установил на неосвобожденной территории Венгрии тоталитарный режим. В армию насильно мобилизовывалось все способное носить оружие население, за малейшее проявление симпатий к Советскому Союзу людей подвергали жестоким репрессиям, расстреливали. Но никакими чрезвычайными мерами лидер партии «Нилаш керестеш» ( «Скрещенные стрелы») уже не мог поправить пошатнувшееся положение правящих кругов фашистской Венгрии.

Вступление советских войск в Венгрию активизировало борьбу народных масс против фашистского оккупационного режима. На освобожденной территории появлялись народные органы самоуправления, встал вопрос о создании нового, демократического правительства, которое решительно порвет с фашистской Германией и объявит ей войну.

Учитывая непрочность положения правящей верхушки салашистской Венгрии, Ставка Верховного Главнокомандования 28 октября, в день завершения Дебреценской операции, отдала приказание командующему 2-м Украинским фронтом Маршалу Советского Союза Р. Я. Малиновскому перейти 29 октября 1944 г. в новое наступление, конечной целью которого должны были стать освобождение венгерской столицы, вывод Венгрии из войны. Главный удар первоначально наносился левым флангом 2-го Украинского фронта в междуречье Тисы и Дуная, где оборонялись в основном войска наскоро сформированной 3-й венгерской армии.

И нужно сказать, что, как и в Ясско-Кишиневской операции, командующий 46-й армией генерал-лейтенант И. Т. Шлемин снова проявил свою напористость. Начав наступление 29 октября, o его войска уже во второй половине того же дня прорвали оборону, а введенные в прорыв 2-й и 4-й механизированные корпуса ко 2 ноября вышли к внешнему обводу оборонительных сооружений венгерской столицы. Однако ворваться в город и завязать бои на его улицах не удалось.

Опасаясь потери Будапешта, немецкое командование срочно перебросило большие силы в район междуречья Тисы и Дуная и, опираясь на заранее подготовленные рубежи, временно задержало наступление советских воинов.

К 4 ноября правый фланг наших войск, выдвинувшийся к Будапешту, оказался под угрозой танкового удара. В этих условиях Ставка Верховного Главнокомандования 4 ноября отдала командующему 2-м Украинским фронтом распоряжение прекратить атаки венгерской столицы на узком участке силами двух мехкорпусов с незначительным количеством пехоты; вывести 7-ю гвардейскую, 53, 27 и 40-ю армии на западный берег Тисы и, развернув наступление на широком фронте, разгромить будапештскую группировку врага ударом с севера и северо-востока во взаимодействии с ударом левого крыла фронта (46-я армия) — с юга.

Перешедшие 11 ноября 1944 г. в наступление войска центра и правого крыла 2-го Украинского фронта за 16 дней непрерывных боев разгромили значительные силы врага, освободили много венгерских населенных пунктов. На направлении главного удара, где действовали соединения и части 7-й гвардейской армии генерал-полковника М. С. Шумилова, конно-механизированная группа генерал-лейтенанта И. А. Плиева, 2-й и 4-й гвардейские мехкорпуса, наши войска вышли на подступы к Будапешту. Однако основную задачу — разгромить будапештскую группировку — выполнить не удалось.

Не удалось ее выполнить и в ходе третьего наступления на Будапешт, которое началось в ночь на 5 декабря 1944 г. форсированием Дуная южнее Будапешта частями 46-й армии. Захватив плацдарм на правом берегу реки, армия не смогла прорвать с ходу такой мощный рубеж обороны противника, как «линия Маргариты». Темпы наступления наших войск были недостаточными. На главном направлении за 16 дней продвинулись всего на 60 км. Сказывались усталость личного состава, уже в течение нескольких месяцев ведшего наступательные бои, осенняя распутица, нелетная погода.

Именно эти обстоятельства не позволили нашим танковым и механизированным поискам быстро вырваться на оперативный простор для развития успеха в глубину. В течение всего периода они наступали в тесном тактическом взаимодействии с общевойсковыми соединениями. Маневр танковых и механизированных дивизий был ограничен, им приходилось действовать исключительно вдоль дорог.

Упорно сопротивлялся и противник, значительно усиливший танками группировку своих войск на будапештском направлении. Для этого у немецких фашистов были довольно веские причины. Потеряв надежду удержать центральные и северные районы Германии, гитлеровская клика решила укрыться в ее южной части и в Австрии за мощной горной грядой. С этой целью здесь планировалось сосредоточить военную промышленность и крупные силы. В этом районе гитлеровцы рассчитывали отсидеться до того момента, когда, по их мнению, должно было произойти столкновение между советскими и англо-американскими войсками в Европе. А потом, как свидетельствует бывший начальник германского генерального штаба сухопутных сил генерал Гальдер, снова появиться на сцене в качестве решающего фактора или по крайней мере в роли желанного помощника англо-американцев. Венгрия и ее столица прикрывали пути к фашистскому логову, а также к коммуникациям гитлеровской армии, отходившей из южных, районов Балкан.

Понимая, что потеря Венгрии откроет путь советским войскам в Австрию и Южную Германию, Гитлер говорил генерал-полковнику Йодлю, исполнявшему в тот момент обязанности начальника штаба оперативного руководства верховного главнокомандования: «Сохранение венгерской территории имеет для нас настолько жизненно важное значение, что его вообще нельзя переоценить». Фашисты не жалели сил и средств, чтобы удержать Венгрии. За сравнительно короткое время они создали несколько линий обороны. Одна из них, самая мощная, проходила по правому берегу Дуная и включала укрепленный район Будапешта. Он состоял из трех хорошо оборудованных подковообразных позиций, которые упирались в Дунай севернее и южнее венгерской столицы.

Все это обусловило ожесточенность характера боев в Будапештской операции, сложность разгрома вражеской группировки силами войск одного фронта. И несмотря на трудности, за 45 дней наступления войска 2-го Украинского фронта на главном направлении вышли к Дунаю севернее Будапешта и к чехословацкой границе на реке Ипель. Правое крыло фронта вступило на территорию Чехословакии.

В результате наступательных действий войск 2-го Украинского фронта уже в ноябре удалось создать предпосылки для обходного маневра и нанесения удара с целью разобщения будапештской и мишкольцской группировок противника и перерезать дороги, которые вели от Будапешта на север и северо-восток.

Активные боевые действия 2-го Украинского фронта притянули к себе основные силы противника, облегчив продвижение нашему соседу слева — 3-му Украинскому фронту — в задунайской части Венгрии. К 9 декабря его войска вышли к озерам Веленце, Балатон и южнее реки Драва. Сложилась обстановка, при которой задача овладения Будапештом могла быть наиболее успешно решена силами двух фронтов.

Учитывая это, Ставка Верховного Главнокомандования решила объединить усилия двух фронтов в разгроме будапештской группировки врага и овладеть Будапештом. Замысел Ставки, выраженный в директиве от 12 декабря, состоял в том, чтобы окружить будапештскую группировку силами 2-го и 3-го Украинских фронтов, которые должны были нанести удар по обороне противника на двух участках — севернее и юго-западнее Будапешта, развить наступление навстречу друг другу, применяя оперативный охват и обход.

В этой операции, исходя из замысла Ставки, командующий 2-м Украинским фронтом Р. Я. Малиновский решил нанести главный удар силами 53-й армии, конно-механизированной группы И. А. Плиева, 7-й гвардейской и 6-й гвардейской танковой армий, которые, обходя Будапешт с севера, должны были соединиться в районе Эстергома с войсками 3-го Украинского фронта, успешно продвигавшимися за Дунаем. Наличие в районе Левице крупной вражеской группировки, которая угрожала фланговым ударом нашим силам, наступавшим на главном направлении, диктовало необходимость локализации этой угрозы. Данную задачу должна была выполнить 6-я гвардейская танковая армия стремительным выдвижением в северо-западном направлении и овладением районом Левице. Однако упорное сопротивление противника заставило изменить в последующем это решение и повернуть 6-ю гвардейскую танковую армию на юг, где ею был нанесен удар во фланг противнику. Продвигаясь по 30 км в сутки, она вышла 26 декабря к Эстергому и соединилась с войсками 3-го Украинского фронта.

Таким образом, 26 декабря 1944 г. наступление двух Украинских фронтов закончилось окружением будапештской группировки врага и завершением освобождения почти всей территории Венгрии к востоку от Дуная. В мешке оказались семь пехотных, две танковые, одна моторизованная, две кавалерийские дивизии, три артиллерийские бригады, около 30 отдельных полков, батальонов и различных боевых групп немецких и венгерских войск общей численностью до 188 тыс. человек.

Важнейшим политическим результатом действий советских войск в Венгрии в декабре месяце явилась дальнейшая консолидация ее демократических сил. 21 декабря 1944 г. в Дебрецене собралось Временное национальное собрание, которое 22 декабря сформировало Временное национальное правительство, куда вошли представители коммунистической и других партий Венгерского фронта национальной независимости. 28 декабря это правительство объявило войну гитлеровской Германии, одновременно обратившись к венгерскому народу с призывом вступать во вновь создаваемые венгерские вооруженные силы.

Такова вкратце военно-политическая обстановка, которая сложилась на южном крыле советско-германского фронта накануне 1945 г. Многочисленные факты говорили, что в новом, последнем году войны нам еще предстояло немало пролить крови, чтобы добиться победы. Предстоял штурм Будапешта, хотя советское командование сделало все от него зависящее, чтобы избежать напрасного кровопролития и разрушения древнего города.

29 декабря 1944 г., в 11 часов утра, в стан врага были направлены советские парламентеры с ультиматумом, подписанным командующими 2-го и 3-го Украинских фронтов. Обращаясь к окруженным в Будапеште генералам, офицерам противника, Маршалы Советского Союза Р. Я. Малиновский и Ф. И. Толбухин предупреждали, что дальнейшее сопротивление бесполезно и ведет только к истреблению их войск, к многочисленным жертвам среди мирного населения и к разрушению венгерской столицы. Сложившим оружие гарантировались сохранение жизни и беспрепятственное возвращение на родину после войны, раненым и больным — немедленное оказание медицинской помощи.

Венгр, офицер Красной Армии Миклош Штейнмец — парламентер 2-го Украинского фронта и украинец капитан Илья Остапенко — парламентер 3-го Украинского фронта были вероломно убиты фашистами. История войн не знала подобных преступлений. Начав войну вероломным нападением на СССР, гитлеровцы и кончали ее, как подлые, трусливые убийцы, которым уже нечего было терять. Прощальным салютом по погибшим прогремела артиллерийская канонада наших орудий в первый день нового, 1945 года. Советские войска начали штурм Будапешта. Огромный многовековой город с его памятниками старины и искусства, ажурными мостами через Дунай, сотнями тысяч мирных жителей подвергался гитлеровцами угрозе полного разрушения, а его население обрекалось на жертвы и страдания. Советское командование со своей стороны делало все, чтобы сохранить город от излишних разрушений, спасти его мирных жителей.

Чтобы поддержать дух гитлеровских вояк, геббельсовская пропаганда кричала в те дни о новом чудо-оружии, которое-де «изменит ход войны», окруженным в Будапеште войскам посылались контейнеры с наградами. В течение января немецко-фашистское командование трижды делало отчаянные попытки выручить свои войска, бросая против соединений и частей, находившихся на внешнем фронте окружения города, значительные силы. Все это, разумеется, затягивало процесс освобождения Будапешта.

В первой половине января боевые действия по штурму города вели соединения и части 18-го гвардейского отдельного стрелкового корпуса, 30-й стрелковый и 7-й румынский армейский корпуса. 11 января для лучшего управления войсками, штурмовавшими город, была создана Будапештская группа, командование которой возложили на командира 18-го гвардейского отдельного стрелкового корпуса генерал-майора И. М. Афонина. С первых же дней бои в Пеште приобрели ожесточенный характер. Гитлеровцы располагали большими запасами материальных средств, получали боеприпасы, горючее и продовольствие по воздуху. Укрепившись в угловых зданиях, они держали под обстрелом сразу несколько улиц. За толстыми стенами старинных домов фашисты чувствовали себя в безопасности. В то же время из окон, проемов и специально продолбленных в стенах амбразур их пулеметы и орудия вели губительный огонь. Многие из крупных зданий были заранее минированы, чтобы в нужный момент завалами преградить путь наступавшим советским танкам.

Однако никакие военные хитрости не могли остановить продвижение советских солдат. Преодолевая упорное сопротивление врага, они очищали квартал за кварталом от фашистской нечисти. 9 января был захвачен ипподром близ Восточного вокзала, служивший гитлеровцам аэродромом, что лишило их снабжения по воздуху. Доставка же грузов на парашютах оказалась малоэффективной, и посылки часто попадали не по адресу.

18 января 1945 г. советские войска освободили Пешт. Отступая, фашисты взорвали все мосты через Дунай — гордость венгерской столицы. За время боев в Пеште противник потерял около 36 тыс. убитыми. Наши войска уничтожили и захватили 291 танк и штурмовое орудие, 1419 орудий и минометов, 222 бронемашины и бронетранспортера, 784 пулемета, 20 140 винтовок, 2700 автомашин и много другого военного имущества.

После освобождения Пешта наши войска приступили к освобождению Буды. В этой операции приняли участие 18-й отдельный гвардейский стрелковый корпус 2-го Украинского фронта, 7-й румынский армейский корпус, 37-й и 75-й стрелковые корпуса, переданные в состав Будапештской группы наших войск из 3-го Украинского фронта. С 22 января после ранения генерала И. М. Афонина командование группой принял генерал-лейтенант И. М. Манагаров — командующий 53-й армией.

Обоим генералам пришлось много поработать, проявить личную смелость и отвагу, чтобы решить задачу освобождения венгерской столицы. Каждый квартал брался с боем, по существу в миниатюре представлявшим операцию, в которой участвовали представители многих родов войск. Командующим Будапештской группой часто лично приходилось руководить такими операциями. В одной из них и был тяжело ранен Иван Михайлович Афонин. За умелое руководство войсками и личную храбрость, проявленную при освобождении Будапешта, он был удостоен высокого звания Героя Советского Союза.

Расположенная на холмах Буда представляла собой крепкий орешек. Здесь каждое здание превращалось в крепость. За 20 дней наступательных операций наши войска смогли овладеть лишь 114 кварталами из 722. Ожесточенность сопротивления фашистов объяснялась и обещаниями Гитлера вызволить их из «котла». В конце января, когда рухнула третья попытка гитлеровских войск выручить свою будапештскую группировку, настроение окруженных фашистских солдат резко упало. 5 февраля советские войска в Будапеште, произведя небольшую перегруппировку, овладели наиболее сильными очагами сопротивления врага и к исходу 11 февраля освободили 109 кварталов, захватив в плен 25 тыс. гитлеровских солдат и офицеров. Ликвидация окруженной группировки вражеских войск в Буде продолжалась 25 дней. Как и в Пеште, командование советских войск, стремясь сохранить памятники архитектуры самой древней части венгерской столицы, избегало применения' тяжелой артиллерии и авиации.

Иначе поступали фашистские варвары, которые продолжали разрушать город, ведя огонь прямой наводкой по сохранившимся в освобожденной части города старинным зданиям. Немецкое гестапо и их прислужники из банды Салаши расстреливали жителей Будапешта при малейшем подозрении в симпатиях к Красной Армии. Под дулами пулеметов эсэсовцев вынуждены были «защищать» город и многие венгерские солдаты.

В этих условиях находившийся в Будапеште Центральный комитет Венгерской коммунистической партии активизировал деятельность движения Сопротивления на оккупированной территории. Активно включился в работу ЦК бежавший из заключения Янош Кадар. Как стало известно позднее, группы патриотов перерезали линии военной связи, подрывали автомашины с гитлеровцами, разбирали железнодорожные пути.

В дни боев за Будапешт венгерские патриоты, ненавидевшие оккупантов, показывали командирам штурмовых групп, где засели гитлеровцы и как незаметно подойти к ним.

В ночь на 12 февраля 16 тыс. немецких солдат и офицеров предприняли последнюю попытку вырваться из кольца окружения. Гитлеровцам удалось пробить брешь в боевых порядках нашей 180-й дивизии и вывести из города свыше 15 тыс. солдат и офицеров. Однако далеко они не ушли; к 14 февраля вся эта группа была ликвидирована. Оставшиеся в Буде отдельные подразделения фашистских войск общей численностью до 33 тыс. капитулировали. Утро 13 февраля 1945 г. венгерская столица встретила свободной от немецких оккупантов. Этот день вошел в историю новой Венгрии как дата освобождения Будапешта.

В ходе боев за столицу Венгрии войска 2-го Украинского фронта взяли в плен более 138 тыс. солдат и офицеров противника во главе с командующим окруженной группировкой генерал-полковником Пфеффер-Вильденбрухом и его штабом. Чтобы не подвергать себя опасности, немецкий генерал предпочел отсидеться в канализационной трубе, пока наверху гремели выстрелы советской артиллерии и наши штурмовики прочесывали лесистые холмы Буды. Нами было захвачено много танков, самоходных орудий, артиллерии, минометов, пулеметов, бронемашин, автомобилей и другой боевой техники, много боеприпасов и оружия. Враг потерял убитыми около 50 тыс. солдат и офицеров.

С освобождением венгерской столицы закончились одна из труднейших операций Великой Отечественной войны советского народа и второй этап боевых действий по освобождению Венгрии. За 108 дней напряженных боев войска 2-го Украинского фронта и взаимодействующих с ним 3-го и 4-го Украинских фронтов освободили к середине февраля две трети венгерской земли, форсировали две крупнейшие водные преграды — Тису и Дунай, разгромили 40 дивизий и три бригады врага, уничтожили полностью восемь дивизий и пять бригад, продвинулись в глубь территории от 120 до 240 км. Сравнительно невысокие темпы наступления (1,5–2 км в сутки) свидетельствовали о том, что каждый клочок венгерской земли приходилось отбирать у врага с боем. За это время только группа армий «Юг» получила 37 дивизий, в том числе 12 танковых и моторизованных, и 8 бригад. К началу января 1945 г. к юго-западу от Карпат действовала половина всех бронетанковых сил фашистской Германии, которые она выставила против Советского Союза. Последнее в немалой степени облегчало действия советских войск на варшавско-берлинском стратегическом направлении. Разгром будапештской группировки противника открывал войскам 2-го и 3-го Украинских фронтов путь в Австрию. В штабах готовилась Венская наступательная операция.

Первоначально в соответствии с директивой Ставки Верховного Главнокомандования от 17 февраля главный удар планировалось нанести силами 2-го Украинского фронта. Для этого в наше распоряжение намечалось передать из резерва Ставки 9-ю гвардейскую армию, а также ряд артиллерийских частей и соединений. Однако контрнаступление фашистских войск в районе озера Балатон внесло коррективы в планы осуществления Венской наступательной операции.

Похоронив надежды удержать фронт в Восточной Пруссии и на Висле, немецкое командование решило активными действиями на юге закрыть путь советским войскам в Австрию и Южную Германию. В его планах предусматривалось сначала разгромить войска 3-го Украинского фронта, ликвидировать плацдарм на западном берегу Дуная. С этой целью 6-я танковая армия СС и 6-я полевая армия наносили главный удар между озерами Балатон и Веленце, с тем чтобы рассечь 3-й Украинский фронт и выйти к Дунаю. Затем их главные силы должны были развить наступление на север и овладеть Будапештом. Часть соединений выделялась для наступления на юг, где совместно со 2-й танковой армией и армейской группой Вейхса. действовавшей в Югославии, они должны были уничтожить войска 3-го Украинского фронта южнее озера Балатон.

О серьезности замысла врага свидетельствовала прежде всего группировка войск, предназначенная для контрнаступления. В ее составе насчитывалось более 400 тыс. солдат и офицеров, до 6 тыс. орудий и минометов, 877 танков и штурмовых орудий, 900 бронетранспортеров, около 850 самолетов. На главном направлении противник сосредоточил более трети живой силы, девять десятых всех танков и штурмовых орудий, более половины артиллерии. На вооружении 6-й танковой армии, укомплектованной из отборных нацистских частей, имелось много тяжелых танков типа «тигр», «королевский тигр», «пантера».

Исходя из создавшейся обстановки, Ставка нашего Верховного Главнокомандования приказала принять все меры к отражению наступления противника, обескровить его, а затем перейти в контрнаступление по всему фронту. Поскольку 3-му Украинскому фронту предстояло выдержать главный удар вражеских войск, Ставка сделала все, чтобы усилить его частично за счет своих резервов, а главным образом путем передачи значительных сил и средств из состава нашего фронта. К моменту перехода 3-го Украинского фронта к обороне 2-й Украинский фронт передал в его распоряжение три стрелковых, два танковых, один механизированный и один кавалерийский корпуса, 27-ю общевойсковую армию в полном составе, а также большое количество частей усиления, главным образом артиллерийских полков и бригад. Обеспечению действий войск Ф. И. Толбухина должна была служить и значительная часть самолетов 5-й воздушной армии 2-го Украинского фронта.

Разумеется, при всем прочем это не могло пройти бесследно для нашего фронта, войска которого уже вели к тому времени наступательные бои на территории Чехословакии. Поэтому, когда 17 февраля крупная группировка противника, в составе которой находилось около 400 танков и штурмовых орудий, неожиданно нанесла сильный удар из района Комарно по войскам 7-й гвардейской армии, ей удалось достичь серьезных успехов. Вытянутая в один эшелон на 120 км фронта, армия генерала М. С. Шумилова, левый фланг которой к вечеру 18 февраля оказался под угрозой окружения, вынуждена была оставить плацдарм на восточном берегу реки Грон. Чтобы приостановить наступление врага, командующий 2-м Украинским фронтом Р. Я. Малиновский перебросил на этот участок ряд соединений и частей.

В ожесточенных боях за гронский плацдарм наши солдаты и офицеры проявили образцы мужества и героизма. Особенно отличились гвардейцы 27-й отдельной танковой бригады. За шесть дней боев только ее 1-й батальон под командованием гвардии капитана И. К. Пасынка отбил 20 контратак. Пять танков комбат подбил лично, а когда в районе Кам Дармоть его батальон был окружен, И. К. Пасынок, не имея боеприпасов, повел боевые машины на таран. «Умрем, но не сдадимся врагу», — сказал комбат, и кольцо вражескою окружения было прорвано. За этот подвиг гвардии капитану И. К. Пасынку было присвоено звание Героя Советского Союза.

Предпринимая активные действия в районе гронского плацдарма, гитлеровцы ставили своей целью задержать в юго-восточных районах Чехословакии наступление наших войск, которые к тому времени продвинулись до 100 км в северо-западном направлении и освободили ряд словацких городов. Однако этой цели врагу достичь не удалось. Снижение темпов наступления 40-й и 53-й армий, 1-й и 4-й румынских армий, которое действительно произошло в феврале, было вызвано плохим состоянием дорог, проходов и глубоким снежным покровом в лесисто-горной местности, где вели боевые действия войска правого крыла 2-го Украинского фронта.

В то время как войска нашего фронта вели ожесточенные бои на гронском плацдарме, 3-й Украинский фронт сумел подготовиться к встрече врага. В ходе оборонительного сражения, продолжавшегося с 6 по 15 марта, его войска измотали врага, причинив ему большой ущерб в живой силе и технике. За 10 дней фашисты потеряли 40 тыс. убитыми, около 500 танков и штурмовых орудий и почти столько же бронетранспортеров, свыше 300 орудий и минометов.

Успех оборонительного сражения 3-го Украинского фронта, значительно пополнившего свой состав накануне за счет войск 2-го Украинского фронта, а также потеря нами гронского плацдарма и внесли те существенные коррективы в первоначальный план Венской операции, о которых я упомянул выше.

Директивой от 9 марта Ставка переносила основные усилия в Венской наступательной операции на плечи 3-го Украинского фронта. Нам же предписывалось с выходом правого крыла фронта на реку Грон перейти к жесткой обороне на участке севернее Дуная. Левым крылом фронта (46-я армия) перейти в наступление о 15–16 марта, чтобы вместе с войсками 3-го Украинского фронта разбить группировку противника южнее Дуная и развивать наступление в общем направлении на Дьёр. Для этого 46-я армия усиливалась двумя артиллерийскими дивизиями прорыва и 6-й гвардейской танковой армией. В соответствии с директивой Ставки уточнили свои решения и командующие 2-м и 3-м Украинскими фронтами.

Командующий 3-м Украинским фронтом решил перейти 16 марта в контрнаступление двумя общевойсковыми армиями — 9-й и 4-й гвардейскими, чтобы нанести удар но флангу и тылу главной танковой группировки противника, отрезать ей пути отхода на запад, а затем вместе с 26-й и 27-й армиями уничтожить ее. В Венской наступательной операции мы наносили удар силами 46-й армии пятикорпусного состава. Командовал ею опытный военачальник генерал-лейтенант А. В. Петрушевский, Кроме 6-й гвардейской танковой армии генерала А. Г. Кравченко, ее поддерживали 2-й мехкорпус генерала К. В. Свиридова и 5-я воздушная армия генерала С. К. Горюнова. 46-я армия должна была прорвать оборону противника, выйти главными силами к Дьёру, а частью сил на Комаром, чтобы прижать противника к Дунаю и, взаимодействуя с Дунайской военной флотилией, уничтожить группировку врага в районе Эстергома.

Противник, поняв всю опасность своего положения, отчаянно сопротивлялся. Чтобы усилить наметившийся успех 3-го Украинского фронта, Ставка приказала 16 марта передать в распоряжение Ф. И. Толбухина 6-ю гвардейскую танковую армию.

К 20 марта в Венской наступательной операции участвовали все силы обоих Украинских фронтов, действовавшие между Дунаем и озером Балатон. Оказавшись в мешке южнее озера Балатон, эсэсовские танковые войска поспешно отступали, в панике бросая оружие и боевую технику. Этим они навлекли страшный гнев своего фюрера, приказавшего сорвать нарукавные знаки у личного состава бежавшей с поля боя дивизии СС «Адольф Гитлер».

Успешно действовала и наша 46-я армия, сумевшая при взаимодействии с десантом морской пехоты Дунайской военной флотилии, которой командовал контр-адмирал Г. Н. Холостяков, загнать врага в узкую полосу вдоль южного берега Дуная, уничтожить и пленить его войска в районе Эстергома.

С 16 по 25 марта гитлеровцы потерпели серьезное поражение в районе между озером Балатон и Дунаем, потеряв свыше 50 тыс. убитыми и пленными, много оружия и боевой техники. Войска обоих фронтов перешли в преследование, в ходе которого к 31 марта 9-я гвардейская армия под командованием генерал-полковника В. В. Глаголева пересекла австрийскую границу, а 4 апреля 1945 г. территория Венгрии была освобождена от фашистских оккупантов.

Боевые действия советских войск по освобождению Венгрии осуществлялись в сложной военно-политической обстановке. Они характеризуются прежде всего гибким маневрированием, основанным на строгом учете реальных условий и правильной оценке сил и возможностей обеих сторон. Ограниченное численное превосходство, сложность обстановки на театре военных действий, переутомленность наших войск после длительного наступления, растяжка линий коммуникаций, неблагоприятные метеорологические условия — все это требовало от личного состава и командиров всех степеней большого напряжения сил и воинского мастерства.

Несмотря на серьезные трудности, воины 2-го Украинского фронта выполнили поставленные перед ними задачи. Одним из важнейших условий для этого была непрерывность активных боевых действий наших войск, лишившая противника возможности передышки для стабилизации фронта, мешавшая перегруппировке сил и накоплению резервов. За исключением предмостного укрепления в районе Будапешта, немецко-фашистское командование не смогло организовать сильную оборону ни на одном из рубежей, в том числе и на таких мощных естественных преградах, как реки Тиса и Дунай. Их форсирование, как правило, осуществлялось нашими войсками с ходу и в быстрых темпах.

Боевые действия войск 2-го Украинского фронта в Будапештской операции отличались большим разнообразием. Наступление начиналось с прорыва различных по степени подготовленности полос обороны. В оперативной глубине наши войска вели напряженные бои, осуществляли преследование, форсировали с ходу реки. Наступление велось в широких полосах, боевые порядки соединений были неглубокими, а оперативное построение фронта и армий одноэшелонное. При этом танковые и механизированные соединения наступали в первом эшелоне вместе с общевойсковыми армиями. Этот способ использования наших танковых войск, применявшийся как исключение в ходе Великой Отечественной войны, дал высокие результаты. Он был успешно использован и обогащен в Хингано-Мукденской операции Забайкальского фронта.

Форсирование рек, встречавшихся на пути наступавших войск, начиналось обычно на широком фронте внезапной переправой передовых отрядов на табельных и подручных десантных средствах под покровом темноты без артиллерийской подготовки. Подошедшая к реке артиллерия находилась в готовности к открытию огня, причем значительная часть ее выдвигалась непосредственно к берегу для ведения стрельбы прямой наводкой. После захвата передовыми отрядами плацдармов и прибытия к реке понтонных парков переправа осуществлялась на паромах. По мере расширения плацдармов наводились наплавные мосты, которые обеспечивали переправу крупных сил.

При прорыве заблаговременно подготовленной обороны, с которой наши войска встретились на подступах к Будапешту, стрелковые войска наступали в узких полосах, имея глубокие боевые порядки. В этих случаях плотность артиллерийского огня доводилась до 200 и более орудий и минометов на один километр, артподготовка длилась 40–65 минут методом огневых налетов по опорным пунктам и артиллерийским позициям.

Танковые, механизированные и кавалерийские соединения при прорыве глубокоэшелонированной вражеской обороны обычно вводились в прорыв для развития успеха. Часто их приходилось использовать полностью или частично для завершения прорыва тактической зоны обороны. Необходимость этого вызывалась недостатком танков непосредственной поддержки пехоты. Для развития успеха в оперативной глубине обороны наряду с танковыми и кавалерийскими соединениями использовались войска вторых эшелонов, а также силы, переброшенные с соседних участков фронта.

В сражении за Будапешт наши войска получили богатый опыт ведения боевых действий по овладению большим городом.

Здесь прежде всего мне хотелось бы отметить смелые и инициативные действия штурмовых групп, сыгравших решающую роль в овладении венгерской столицей. Горстка храбрецов — автоматчики, саперы, огнеметчики — при поддержке огня из крупнокалиберных пулеметов, артиллерии и танков незаметно подбиралась к зданию, превращенному врагом в опорный пункт, забрасывала окна гранатами, врывалась в дом и вела ожесточенный бой за каждую его комнату, за каждый пролет лестничной клетки. Иногда воинам штурмовых групп приходилось прихватывать с собой ножницы для резки проволоки, миноискатели и другие приборы для проделывания проходов в заграждениях противника.

Обычно штурмовые группы действовали не вдоль улицы, которая простреливалась врагом, а через проходные дворы, проломы наши воины старались зайти в тыл врага, чтобы свалиться на него как снег на голову. Наиболее удачным для этого временем была ночь: гитлеровцы боялись ночного боя.

В боях за Будапешт наши командиры умело использовали особенности этого города. Наступая по сходящимся к центру магистральным улицам, стрелковая дивизия имела возможность постепенно наращивать силы, не создавая для этого специальных резервов. Большое значение в этих условиях имела блокировка занятых противником зданий, которые мешали фланкирующим огнем продвижению наших войск. Для этого специально выделялись блокировочные группы с артиллерией. Последняя, как правило, вела огонь прямой наводкой.

Из гуманных соображений командование советских войск почти не применяло бомбардировочной авиации. Истребители прикрывали город от налетов вражеской бомбардировочной авиации и закрывали воздушный путь доставки окруженной группировке боеприпасов, оружия и продовольствия. Самолеты-штурмовики, тесно взаимодействуя с пехотой, наносили удары по труднодосягаемым очагам сопротивления противника, способствуя быстрейшему освобождению города. Чтобы решать эти сложные задачи, наши летчики должны были обладать исключительным мастерством, блестяще ориентироваться в сложном лабиринте будапештских улиц, быстро находить объект атаки и точно поражать цель. В противном случае легко можно было сбросить смертоносный груз на головы своих войск, как это иногда получалось у прорвавшихся в город гитлеровских «асов».

Наши летчики летали в сложных метеорологических условиях, совершая пять-шесть боевых вылетов в сутки. Будапештскую операцию с воздуха обеспечивали две воздушные армии — 5-я генерал-полковника авиации С. К. Горюнова и 17-я генерал-полковника авиации В. А. Судца.

Большое мужество и боевое мастерство в будапештском небе проявил командир эскадрильи 31-го истребительного авиационного полка майор Д. С. Кравцов. 2 января, прикрывая наши войска, его эскадрилья сбила 4 самолета противника. В воздушном бою Дмитрий Степанович Кравцов получил 16 ранений. Истекая кровью, он продолжал вести бой, а затем сумел благополучно посадить самолет на свой аэродром. На личном счету этого отважного летчика, удостоенного высокого звания Героя Советского Союза, 13 сбитых вражеских самолетов.

Немало смелости и отваги в сражении за Будапешт проявили наши военные моряки. Во время боев за овладение венгерской столицей корабли Дунайской военной флотилии поддерживали своим огнем наступающие по обоим берегам реки наши части. В рядах штурмовавшей Будайскую крепость 83-й морской стрелковой бригады сражались подразделения венгерских воинов-добровольцев. Отлично показали себя советские военные моряки и при овладении другими придунайскими городами и населенными пунктами Венгрии.

Вспоминая о подвигах наших отважных летчиков и моряков, я не могу не сказать добрых слов о тех, кто ближе всех был к земле, о тружениках войны — саперах. В Будапештской операции они проявили себя с самой лучшей стороны. Они обеспечивали переправу наших войск через Тису и Дунай, делали проходы в минных заграждениях, без них не обходилась ни одна штурмовая группа в Будапеште. Их руками были восстановлены сотни километров шоссейных и гравийных дорог, десятки мостов, отрыты многие километры окопов и ходов сообщения. В борьбе с вражескими танками и пехотой инженерные части 2-го и 3-го Украинских фронтов успешно применяли противотанковые и противопехотные мины и фугасы, минировали мосты и дорожные сооружения, создавали лесные завалы и проволочные заграждения.

Наши саперы не только отлично воевали, но и стали «ангелами-хранителями» сотен тысяч мирных жителей Венгрии. В отличие от многих других крупных населенных пунктов, где разминирование проводилось после их освобождения, венгерская столица очищалась от мин в ходе боев. Для получения данных о заминированных объектах были созданы пункты сбора сведений от населения города. На пунктах круглосуточно дежурили советские офицеры с переводчиками из местных граждан и подразделения саперов. Проезжая в те дни мимо таких пунктов, нельзя было не обратить внимания на длинные очереди будапештцев, которые приходили с заявлениями. На основе этих заявлений наши саперы проверили и разминировали 2450 объектов. А сколько умения, находчивости и бесстрашия нужно было проявить каждому из них, чтобы обезвредить мины с сюрпризами и элементами неизвлекаемости.

Много пришлось поработать во время боев за Будапешт и нашим связистам. Крайне ограниченный обзор в условиях большого города, когда командиры корпусов и дивизий не могли выбрать наблюдательного пункта, откуда просматривалось бы целиком наступление на главном направлении, требовал четко налаженной радио — и проводной связи. Чтобы избежать помех, антенны полевых раций устанавливались на крышах домов, чердаках. Связисты быстро приспособились использовать в своих целях и местную телефонную связь.

Достижение успеха в операциях по освобождению Венгрии было немыслимо без хорошо налаженного, четкого управления войсками. Значительный пространственный размах наступательных действий и их маневренный характер потребовали от командования и штабов большой и напряженной работы, гибкости при планировании операций.

Если с началом операции управление войсками осуществлялось иногда с командных пунктов, то в ходе наступления командующий фронтом с небольшой оперативной группой офицеров находился в войсках. Он лично организовывал ввод в сражение танковых войск и вторых эшелонов, уточнял и ставил войскам новые задачи в связи с изменившейся обстановкой. Определяя на месте картину развития боя, учитывая конкретно сложившуюся обстановку, Р. Я. Малиновский принимал решения и меры, способствовавшие выводу войск фронта на такие рубежи и в такой группировке, чтобы иметь возможность быстро и решительно громить врага.

Командующему фронтом принадлежала ведущая роль и в организации взаимодействия на направлении главного удара. В то же время жесткая централизация в использовании главных огневых средств и подвижных групп не мешала проявлению разумной инициативы командирами всех степеней. Особенно наглядно это проявилось при штурме Будапешта.

Чтобы удобнее управлять подразделениями, командиры полков выбирали командные пункты в 150–300 м от переднего края. Комбаты и командиры рот лично организовывали захват каждого объекта. Вышестоящие штабы практиковали посылку в боевые порядки частей своих офицеров, которые контролировали их действия, на месте устраняли недостатки, организовывали взаимодействие между частями, добивались точного проведения в жизнь решения командира соединения и общей задачи. С передового командного пункта, расположившегося на окраине Будапешта, часто выезжали в войска старшие офицеры оперативного управления, разведки, штаба артиллерия, политуправления.

Штаб фронта, получая донесения из войск, в предельно короткие сроки изучал их и подготавливал командующему необходимые данные для принятия новых решений. Оперативная документация штаба фронта в условиях непрекращающегося наступления чаще всего носила графический характер. Основным средством связи в ходе наступления штаба с войсками было радио, широко использовались проводные и подвижные средства связи, особенно самолеты «По-2». Быстро менявшаяся в ходе наступательных операций обстановка требовала от командования и штабов всех степеней высоких организаторских способностей по обеспечению маневренности наших войск.

Большая заслуга в разгроме противника в Венгрии принадлежала политорганам, партийным и комсомольским организациям. В те тяжелые дни, потребовавшие от воинов напряжения всех сил, политработники, коммунисты и комсомольцы вложили достойный вклад в победу над врагом. Они старались довести до каждого бойца слово нашей партии, задачи, которые стояли перед ним в этой операции, воодушевить на подвиги, предупредить о необходимости соблюдения революционной бдительности. В дни, когда враг рвался к Будапешту, чтобы выручить окруженную группировку, вновь перед нашими войсками на внешнем фронте окружения прозвучали лозунги: «Ни шагу назад!», «Стоять насмерть!» Коммунисты поднимались первыми в атаку, первыми форсировали водные преграды, первыми захватывали опорные пункты врага.

Действия коммунистов служили примером для комсомольцев и беспартийных. Армейская молодежь гордилась высоким званием комсомольца и стремилась на деле оправдать его.

В боях за освобождение Венгрии отличились сотни тысяч солдат и офицеров Красной Армии; 289 из них, совершивших подвиги, удостоены высокого звания Героя Советского Союза. Почетные наименования «Будапештские», «Сегедские», «Дебреценские», «Мишкольцские» получили 118 соединений и частей наших войск. Участникам операции по освобождению венгерской столицы вручена памятная медаль «За взятие Будапешта».

* * *

Отгремели пушки на венгерской земле... Кончился жестокий, кровопролитный бой, который вели наши воины за свободу братского народа. Вместе с теплым весенним ветром в долину Тисы и Дуная пришло освобождение от оков фашизма. Когда думаешь о том, какой ценой заплатил наш народ за это, неизменно вспоминается эпизод, который произошел со мной в Пеште в день его освобождения.

Машина медленно пробиралась по заваленным обломками зданий узким улицам. Кругом обгоревшие танки, исковерканные орудия, боевая техника. У одного из домов на поваленном фонарном столбе сидят два советских бойца — сержант и рядовой. Они не спеша закусывают. Лица у обоих печальные. При виде генерала солдаты встали и растерянно взглянули на неожиданно появившегося большого начальника. Потом сержант, выступив вперед, четко доложил:

— Рота обедает, товарищ генерал! Командир отделения сержант Ольхин. — И, видя мое недоумение, добавил:

— Тут, вот на этой улочке, полегла наша рота, товарищ генерал. Санитары и похоронные команды подобрали всех ночью — и капитана нашего, и лейтенанта...

А почему сидите?

Ждем приказа.

Давайте в машину.

Сержант потупился и, показав на аккуратно сложенное боевое оружие, сказал:

— А как же с этим, товарищ генерал?

Теплое чувство уважения к этим людям, по-настоящему понимающим и честно выполняющим свой солдатский долг, охватило меня.

— Спасибо, друзья, обязательно пришлю за вами.

Солдатский долг... По дороге на командный пункт я долго находился под впечатлением этой встречи. Вспомнилась и собственная тревожная юность. Семнадцатый год, Октябрь, Смольный. Красногвардейцем с телефонно-телеграфного завода пришел я в штаб революции и начал свою солдатскую службу. Может быть, по молодости лет я еще тогда не понимал всего значения свершившегося, но крепко знал одно — мой долг отдать жизнь за рабочее дело. Революция открыла смысл жизни людям в серых солдатских шинелях. Они стали сознательными, идейными бойцами, солдатами революции.

В годы гражданской войны вместе с нами защищали советскую власть десятки тысяч венгров, поляков, сербов, чехов, болгар, румын и воинов других национальностей. Они выполняли свой интернациональный долг, потому что понимали, что через победу социалистической революции в нашей стране лежит путь к их свободе. Помнится с какой радостью встретили мы на фронте весть о социалистической революции в Венгрии и как горько и больно было всем при известии о падении Венгерской коммуны. Но мы верили, что это временно и социализм вновь победит в Венгрии. Уже тогда каждый из нас дал клятву прийти на помощь братскому пароду. Это было нашим солдатским долгом...

Знаменосцами свободы вступили советские воины на венгерскую землю и оставались ими до конца, несмотря на кровопролитный бой который вела наша армия с немецкими и венгерскими фашистами Сколько голодающих накормили в дни освобождения наши солдатские кухни! Скольким венгерским детям советские солдаты спасли жизнь! Наши саперы с риском для жизни очищали дома и улицы от мин. Командование советских войск выделяло тягловую силу чтобы помочь венгерскому крестьянину засеять землю. Мостовики' 2-го Украинского фронта навели первые мосты через Дунай, вновь соединившие Буду с Пештом, и трудно перечислить все, что было сделано нашим солдатом революции в интересах братского венгерского народа.

Важное значение для установления правильных взаимоотношений с венгерским населением имело постановление Государственного Комитета Обороны, которое возлагало на Военный совет фронта организацию и контроль за осуществлением гражданского управления на освобожденной территории. В нем подчеркивалась необходимость уважения установившихся в венгерском народе обычаев поддержания порядка в освобожденных районах через местные органы власти. В городах и крупных населенных пунктах назначались советские военные коменданты, которые следили за работой существующих органов власти, исходя в первую очередь из интересов трудящихся Венгрии. В случае бегства владельцев военный комендант мог назначить руководителем предприятия любого из его бывших служащих, устранять лиц, саботирующих мероприятия советского командования. Под охрану советских властей брались все личные и имущественные права венгерских граждан и частных обществ а также принадлежащая им собственность Деятельность советских военных комендатур способствовала возобновлению работы школ, больниц, амбулаторий и других общественных учреждений.

Военные коменданты были непосредственными проводниками политики нашей партии и правительства на венгерской земле своей деятельностью заслужили большой авторитет у трудящихся. Паже после 22 декабря, когда в связи с образованием Временно, о национального венгерского правительства функции комендатур были ограничены, венгерские трудящиеся часто обращались к советским комендантам за помощью в решении насущных вопросов.

Большую разъяснительную работу проводили наши политорганы среди местного населения и солдат противника. Выходившая на венгерском языке газета «Уй со» ( «Новое слово») рассказывала трудящимся Венгрии правду о Советском Союзе и его Вооруженных Силах, помогала им освобождаться от дурмана фашистской пропаганды. Миллионы сброшенных листовок с обращением советского командования к окруженной в Будапеште группировке врага стали пропуском для тысяч венгерских солдат, добровольно перешедших на сторону Красной Армии. В этом немало помогло и обращение Временного национального правительства Венгрии, которого призывало венгерских военнослужащих повернуть оружие против немецких оккупантов и всеми силами помогать Красной Армии — освободительнице.

Помнится, в конце декабря к командованию 2-го Украинского фронта обратилась большая группа венгерских военнопленных, находившихся в лагерях под Дебреценом и Ясберенем. Они просили разрешить им принять участие на стороне Красной Армии в освобождении своей родины. Командующий удовлетворил их желание. 31 декабря 1944 г. на территории дебреценского лагеря была сформирована венгерская воинская часть — отряд железнодорожных войск. Отряд неплохо помогал советским войскам в восстановлении и охране коммуникаций 2-го Украинского фронта.

По мере продвижения Красной Армии в глубь страны все больше и больше венгерских солдат и офицеров отказывалось воевать на стороне гитлеровских оккупантов, сдаваясь в плен целыми подразделениями. В конце декабря под Будапештом у населенного пункта Фот, например, к нам перешла рота венгерских военнослужащих. В качестве «трофеев» солдаты прихватили двух эсэсовцев-охранников, предварительно связав их. Нередко перешедшие на нашу сторону венгерские военнослужащие изъявляли желание вернуться, чтобы сагитировать товарищей сдаться в плен и тем самым избавиться от перспективы бессмысленной гибели. За время боев в Будапеште такого рода добровольцы-агитаторы сумели сагитировать и привести с собой около шести с половиной тысяч солдат и офицеров из окруженной группировки. Подавляющее большинство из них были венгры, которые выражали горячее желание сражаться на стороне Красной Армии за освобождение своей родины.

Как известно, но подписанному 20 января 1945 г. в Москве соглашению о перемирии Венгерское временное национальное правительство обязалось сформировать и передать в распоряжение Верховного Главнокомандования советских войск восемь пехотных дивизий. «На основе соглашения о перемирии, — писала в те дни в своем обращении к трудящимся Венгерская коммунистическая партия, — рождается Венгерская Народная армия, которая на стороне победоносной Красной Армии примет участие в разгроме фашизма и отомстит за вековые страдания венгерского народа». Газеты, выходившие на освобожденной территории Венгрии, сообщали о многочисленных заявлениях венгерских граждан, добровольно изъявлявших желание записаться в ряды создаваемых новых вооруженных сил.

С выходом наших войск на границу с Австрией и Чехословакией началась массовая сдача в плен венгерских частей, воевавших на стороне гитлеровцев. Только за три дня боев, 28–30 марта, на сторону советских войск перешло 45 тыс. венгерских солдат и офицеров. Большинство сдавшихся в эти дни солдат 24-й пехотной дивизии по их добровольному желанию были направлены в Хаймашкер, где формировалась 5-я пехотная дивизия новой венгерской армии. К середине апреля штаб фронта имел сведения, что две пехотные дивизии Венгерской Народной армии готовы к отправке на фронт, чтобы вместе с советскими войсками принять участие в разгроме фашизма. Эта решимость венгерского народа с оружием в руках выступить против общего врага лучше всего говорила, что кровь, пролитая нашими воинами за свободу венгерского народа, не пропала даром.

Об этом свидетельствует и история народной Венгрии за последние четверть века. Приятно и радостно сознавать, что сбылось предсказание В. И. Ленина о том, что вторая социалистическая революция обязательно победит в этой стране; видеть, как с каждым днем растет и крепнет дружба между нашими народами, рожденная в дни Великого Октября. И, что особенно дорого солдату, венгерский народ свято чтит память о тех, кто пролил кровь за его свободу. Цветы любви и благодарности не увядают на могилах советских воинов, сложивших голову на венгерской земле во имя светлого будущего человечества.

* * *

В день, когда на венгерской земле отгремели последние залпы войны, наша Родина узнала о новой победе советского оружия. 4 апреля 1945 г. войска 2-го Украинского фронта освободили Братиславу.

Освобождение словацкой столицы явилось одним из кульминационных моментов в боевых действиях войск 2-го Украинского фронта в Чехословакии. К ним, как говорилось выше, армии правого крыла нашего фронта приступили в начале декабря 1944 г.

На левом крыле после прорыва войсками 7-й гвардейской армии обороны противника северо-западнее венгерского города Хатван и успешного наступления 6-й гвардейской танковой армии и конно-механизированной группы генерал-лейтенанта И. А. Плиева части 9-го гвардейского механизированного корпуса 14 декабря 1944 г. овладели первым чехословацким городом — Шахи, Это было началом того трудного и кровопролитного пути, который пришлось пройти нашим воинам, борясь за свободу словацкого и чешского народов.

К наиболее запоминающимся событиям того периода относятся ожесточенные бои 6-й гвардейской танковой армии, которая к 20 декабря 1944 г. подошла к чехословацким городам Сантов и Левице. Командование противостоящей ей 6-й немецкой армии, увидев в этом угрозу своему тылу, приняло все меры, чтобы ликвидировать опасность. Сосредоточив на узком участке большое количество танков и штурмовых орудий, утром 21 декабря гитлеровцы нанесли сильный контрудар из районов Сакалош в направлении Шахи, который пришелся по боевым порядкам 7-й гвардейской армии. К исходу второго дня танковые части врага вышли в район Шахи.

Однако противник не заметил, как подставил под удар свой левый фланг. Этим воспользовались наши войска. Генерал-полковнику танковых войск А. Г. Кравченко было приказано: прикрывшись частью войск с севера, нанести главными силами удар на юг и во взаимодействии с 7-й гвардейской армией разгромить врага в междуречье Ипеля и Грона. С этой задачей наши войска справились успешно. 26 декабря части 7-й гвардейской армии вышли к Дунаю, где встретились с войсками 3-го Украинского фронта.

В это время войска правого крыла и центра 2-го Украинского фронта — 40-я, 4-я румынская, 27-я, 53-я армии и конно-механизированная группа генерала И. А. Плиева — наступали в Словакии на Рожняву, Добшину, Зволен. Им противостояли части 8-й и 6-й немецких и 1-й венгерской армий. По поступавшим в штаб сведениям, гитлеровцы всячески стремились стабилизировать фронт, чтобы обеспечить свои действия по деблокированию окруженной в Будапеште группировки своих войск. Этот замысел был сорван, как рассказывалось выше, ударом наших войск на Комарно.

Развивая наступление, армии правого крыла 2-го Украинского фронта 12 января прорвали сильную оборону врага на юго-восточных склонах словацких Рудных гор и к концу месяца освободили города Плешивец, Рожнява, Иелшава, Тисовец, Брезно, Ождяни, Лученец. Горы и туман, местами глубокий снег сильно затрудняли продвижение наших войск. Все горные дороги и тропы были заминированы и перекрыты завалами. Нужна была подлинно суворовская закалка бойцов, чтобы преодолеть этот путь в горах, продвинуться на отдельных участках в глубь Чехословакии до 100 км.

В эти дни приказом народного комиссара обороны за умелое выполнение боевых задач конно-механизированная группа генерал-лейтенанта И. А. Плиева была преобразована в 1-ю гвардейскую конно-механизированную группу. Не одну тысячу километров прошли с нашим фронтом донские и кубанские казаки под командованием Героя Советского Союза Иссы Александровича Плиева. Мастер ошеломляющего удара, генерал Плиев одним из первых понял новые возможности конницы — совместные действия с танками. И под его командованием конно-механизированная группа вписала не одну славную страницу в историю Великой Отечественной войны нашего народа.

После освобождения Будапешта войска 2-го Украинского фронта развертывали наступление на венском направлении и в Чехословакии. Перед ними была поставлена задача разгрома группы немецких армий «Юг», овладения Братиславой и Брно, и во взаимодействии с 3-м Украинским фронтом — Веной. На территории Чехословакии к этому моменту находились: 40, 53, 7-я гвардейская армии, 5-я гвардейская танковая армия, 1-я гвардейская конно-механизированная группа, 1-я и 4-я румынские армии. На территории Венгрии — 46-я армия. Для подготовки наступления отводился месяц. Верховное Главнокомандование учитывало, что 2-й Украинский фронт много месяцев ведет непрерывные бои, истощились силы и материальные ресурсы, растянулись линии коммуникаций.

В начале марта войска 53-й армии, перейдя в наступление, прорвали сильно укрепленную полосу обороны противника на фронте в 55 км, освободили более 100 населенных пунктов. Враг был отброшен за реку Грон.

В этих боях отличилась находившаяся в составе фронта 1-я румынская добровольческая пехотная дивизия имени Тудора Влади-миреску. За боевые заслуги Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 апреля 1945 г. она была награждена орденом Красного Знамени. В составе нашего фронта дивизия активно действовала и в Венгрии. За участие в Дебреценской операции ей было присвоено почетное наименование «Дебреценская».

Крупной победой войск нашего фронта в Чехословакии было освобождение промышленного и административного центра Зволен. Три дня части 40-й армии вели ожесточенные бои за этот город, освободив его утром 14 марта 1945 г. За успешные действия по овладению Зволеном 25 наших частей были удостоены правительственной награды, десять — почетного наименования «Зволенские».

Во второй половине марта наши войска начали осуществлять Братиславско-Брновскую наступательную операцию. Для ее проведения центральная группировка фронта — 53-я, 7-я гвардейская армии и 1-я гвардейская конно-механизированная группа — нацеливалась на Братиславу. Главный удар планировалось нанести смежными флангами 53-й и 7-й гвардейской армий, после чего ввести в прорыв для развития успеха 1-ю гвардейскую конно-механизированную группу.

Перед началом наступления на Братиславу командованию фронта удалось установить связь со словацкими партизанами. Они хорошо помогли нам, доставляя ценные сведения о системе укреплений немецких войск, о планах обороны отдельных городов, численности и боевом составе противостоящих войск противника. С помощью словацких партизан нам удалось уточнить данные о наших «старых знакомых»: 8-й немецкой армии под командованием генерала Крейзинга, а также 6-й армии под командованием генерала танковых войск Балка. Эти войска и предстояло нам разгромить в первую очередь.

25 марта на рассвете на командный пункт командира 27-го гвардейского стрелкового корпуса прибыл Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский. Находившимся на направлении главного удара частям этого корпуса совместно с левофланговыми соединениями 53-й армии командующий фронтом отдал приказ о наступлении. Нага командный пункт к этому времени переместился на одну из высот у реки Грон. Вместе с командующим находилась оперативная группа во главе с начальником оперативного управления штаба фронта генералом Н. О. Павловским. Здесь же были и другие начальники ведущих родов войск — командующий артиллерией генерал Н. С. Фомин, начальник инженерных войск генерал А. Д. Цирлин и начальник войск связи генерал А. И. Леонов.

С высоты, где находился наш КП, была видна развернувшаяся величественная картина боя. Дружным хором в 6 часов утра заговорили артиллерийские орудия. Под их прикрытием пошли в атаку батальоны. Наши войска начали захватывать плацдарм на другом берегу. Войска первого эшелона успешно прорывали главную полосу обороны. Р. Я. Малиновский отдал приказ о наводке дополнительных мостов через реку, чтобы переправить 1-ю гвардейскую конно-механизированную группу. Введенная 26 марта в прорыв, она быстро вышла на оперативный простор. 28 марта брешь в боевых порядках врага составляла до 135 км по фронту и 40 км в глубину. Наши войска за это время освободили в Чехословакии около 200 населенных пунктов.

В этом рейде снова блестяще показали себя казаки генерала Н. А. Плиева. Своими быстрыми и ошеломляющими действиями они наводили ужас на врага. Конно-танковый маневр был всегда неожидан и приносил успех войскам фронта. В стремительном движении конников вперед немалую помощь оказывала и наша авиация, которая наносила мощные бомбовые удары по врагу. С выходом войск фронта на реку Нитра и со взятием Нове-Замки открывался кратчайший путь к Братиславе. Продвигаясь к столице Словакии, войска 2-го Украинского фронта занимали все новые и новые города. К исходу дня 31 марта 7-я гвардейская армия, взаимодействуя с 1-й гвардейском конно-механизированной группой, заняла город Таланта — важнейший узел дорог перед Братиславой.

Непосредственно бои за освобождение столицы Словакии передовые части 7-й гвардейской армии завязали 2 апреля. Прорвав сильную линию укреплений ее внешнего обвода, они вышли к восточным и северо-восточным окраинам Братиславы. Начались ожесточенные бои за каждый квартал, за каждую улицу, за каждый дом.

Одновременно другая часть сил гвардейской армии подошла к городу с севера и северо-запада. На следующий день штаб 2-го Украинского фронта переместился из-под Будапешта в небольшой словацкий населенный пункт Двори, Такое перемещение позволяло оперативнее руководить действиями войск в боях за Братиславу и Брно. Не удержавшись на реках Грон, Нитра и Ваг, противник предполагал отсидеться в Братиславском укрепленном районе на выгодных рубежах в Западных Карпатах. Но это ему не удалось. Всего два дня потребовалось нашим войскам, чтобы выбить гитлеровцев из Братиславы. В Москве гремел салют в честь героев, отличившихся при освобождении Словакии. 16 соединений и частей получили почетное наименование «Братиславских».

С освобождением Братиславы наши войска создали непосредственную угрозу венскому промышленному району. Лишить гитлеровцев мощного военного арсенала — такова была боевая задача войск 46-й армии 2-го Украинского фронта, действовавшей во взаимодействии с войсками 3-го Украинского фронта на венском направлении.

И они отлично справились со своей задачей. 13 апреля соединения 3-го и 2-го Украинских фронтов штурмом овладели столицей Австрии. Вместе с нашими войсками в Венской операции участвовали воины Болгарии.

Вскоре после этого события Родион Яковлевич, взглянув на мою оперативную карту, испещренную разными пометками, шутливо заметил: «Удивительное совпадение, Матвей Васильевич! Над Будапештом ты поставил дату 13 февраля, а над Веной — 13 апреля. Видно, невезучие для Гитлера числа. Нам же и чертова дюжина впрок!»

О том, что у гитлеровцев действительно дела были плохи, ярко свидетельствовало победоносное наступление Красной Армии на всем протяжении советско-германского фронта. 16 апреля началась Берлинская операция. Быстро продвигался вперед, освобождая один за другим чехословацкие города, наш сосед — 4-й Украинский фронт.

Не менее успешно развивались бои наших войск на правом крыле фронта. Соединения 40-й армии, продолжая наступать в тяжелых горных условиях, 4 апреля освободили город Превзида — крупнейший узел шоссейных и железных дорог на пути к Братиславе и Моравской Остраве. По расходящимся от него магистралям осуществлялось снабжение группировки немецких войск; действовавшей в Карпатах. Кроме того, Превзида и прилегающие к ней районы были арсеналом гитлеровского командования. К концу апреля войска 40-й армии совместно с румынскими соединениями достигли Моравы.

После поражения под Братиславой фашистские войска все дальше уходили на запад, пытаясь укрыться за альпийским барьером. Горы, реки и доты прикрывали путь наших войск к крупнейшему промышленному центру Чехословакии городу Брно. Овладение им было решено осуществить обходным маневром подвижных частей в сочетании с фронтальным ударом общевойсковых соединений. Падение Брно означало для врага лишение важной линии коммуникаций, открывало для наших войск широкий маневр и, главное, путь на Прагу.

14 апреля штаб 2-го Украинского фронта переместился в населенный пункт Модора в 20 км севернее Братиславы. Это было последнее его место на территории Чехословакии. Наши соединения и части вышли на рубеж реки Морава. 1-я гвардейская конно-механизированная группа, форсировав реку, с ходу овладела переправами в районе Бржеслава, а соединения 53-й армии к 13 апреля овладели городом Годонин. Жители города встретили советских воинов-освободителей колокольным звоном.

Быстрый и смелый маневр наших войск лишил гитлеровцев возможности закрепиться на Мораве и создать здесь прочный оборонительный рубеж. Боевые донесения, поступавшие в штаб 2-го Украинского фронта, были полны примерами отваги и героизма наших воинов. Танкисты генерала Кравченко часто навязывали бой превосходящим силам противника. Наступление шло днем и ночью. Под покровом темноты форсировали Мораву. С плацдарма на ее другом берегу наши войска начали бои за освобождение столицы Моравии — Брно. Накануне штурма этого города были вручены ордена Ленина и медали Золотая Звезда сорока четырем солдатам, сержантам и офицерам нашего фронта за беспримерное мужество, проявленное в борьбе за освобождение Румынии и Венгрии....

Награды от имени Советского правительства вручал командующий фронтом Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский. Выступая от имени награжденных, капитан С. Д. Пономарев сказал:

— Близок час победы. Это обязывает нас еще больше напрячь силы, чтобы завоевать ее...

И действительно, наши воины не жалели сил и энергии, чтобы добиться победы. Три дня, с 23 по 26 апреля, войска 2-го Украинского фронта дрались за Брно. За это время им пришлось преодолеть несколько оборонительных рубежей и целый ряд сильных опорных пунктов, созданных вокруг города на реках Свратка и Свитава. Гарнизон Брно состоял из отборных эсэсовских частей, усиленных танками, штурмовыми орудиями и артиллерией большой мощности. С воздуха город прикрывался гитлеровской истребительной авиацией. 25 апреля 18-й гвардейский стрелковый корпус генерала И. М. Афонина подошел к Брно. В тот же день его 109-я стрелковая дивизия под командованием полковника И. В. Балдынова завязала кровопролитные бои на окраинах города. Вслед за ней, форсировав на подручных средствах реку Свитава, в город ворвались остальные соединения и части 18-го корпуса и 243-я стрелковая дивизия 57-го стрелкового корпуса. 26 апреля их действия поддержали соединения 6-й гвардейской танковой армии, 1-й гвардейской конно-механизированной группы и 5-й воздушной армии. К середине дня после ожесточенных уличных боев столица Моравии была освобождена.

И вновь Москва салютовала войскам 2-го Украинского фронта. Приказом народного комиссара обороны от 38 апреля 1945 г. свыше 60 соединений, частей и отдельных подразделений, отличившихся в боях за город Брно, награждались высокими правительственными наградами. Пополнилась славная когорта Героев Советского Союза. Только в одном 7-м механизированном корпусе этого высокого звания были удостоены семь наших воинов. Не забыты были и заслуги высшего командного состава. За умелое руководство войсками, освобождавшими Румынию, Венгрию и Чехословакию, и проявленную при этом личную храбрость звания Героя Советского Союза были удостоены: командующий артиллерией фронта генерал-полковник Н. С. Фомин, командующий 53-й армией генерал-лейтенант И. М. Манагаров, командующий 5-й воздушной армией генерал-полковник авиации С. К. Горюнов, а также многие командиры корпусов.

В день взятия Брно Указом Президиума Верховного Совета СССР за умелое выполнение заданий Верховного Главнокомандования по руководству боевыми операциями большого масштаба, в результате которых были достигнуты выдающиеся успехи в деле разгрома немецко-фашистских войск, командующий 2-м Украинским фронтом Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский был награжден орденом Победы. Вступив во второй половине мая 1944 г. в командование 2-м Украинским фронтом, выдающийся советский полководец вел его войска от одной победы к другой. Они громили гитлеровцев под Яссами и Кишиневом, освобождали Румынию, Венгрию и теперь начали изгнание немецких оккупантов из Словакии.

Родиона Яковлевича Малиновского знали как очень опытного военачальника, прошедшего славный боевой путь от солдата до маршала. Воевал в империалистическую, участвовал добровольцем в гражданской войне, боролся с фашизмом в Испании; командуя армией, бил гитлеровцев под Сталинградом и Ростовом, в Донбассе и на юге Украины. Он был одним из тех, кто своим военным талантом вложил большую долю в общее дело победы нашего народа над фашизмом, в укрепление наших Вооруженных Сил.

Победа ... Для каждого советского человека и для всех прогрессивно мыслящих людей мира до сих пор это слово тесно связано с разгромом фашизма во второй мировой войне. Ее финалом, как известно, были две важнейшие операции Советских Вооруженных Сил — Берлинская и Пражская. Будучи участником Пражской операции, я не могу не сказать об исторических, запомнившихся мне на всю жизнь майских днях. Прежде всего хотелось бы обратить внимание на масштабы операции. В ней участвовали войска 1, 2 и 4-го Украинских фронтов. Они насчитывали в своем составе 180 дивизий общей численностью 2100 тыс. человек, более 30 тыс. орудий, 2 тыс. танков и 4 тыс. самолетов. Вместе с нами в боях за Чехословакию участвовали воины 2-й армии Войска Польского, 1-й и 4-й румынских армий и 1-го чехословацкого корпуса. Общая численность войск наших боевых друзей составляла 226 тыс. человек. История Великой Отечественной войны не знала более крупной операции, с точки зрения совместного участия армий братских народов, по разгрому фашизма.

Пражская операция началась в обстановке, когда над рейхстагом уже гордо развевалось алое знамя нашей победы и началась массовая капитуляция фашистских армий на западе. 9 мая в предместье Берлина Карлсхорст фельдмаршал Кейтель подписал акт о безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии. Несмотря на это, находящаяся в юго-восточной Германии и Чехословакии немецкая группа «Центр» под командованием генерал-фельдмаршала Шернера отказывалась вложить оружие.

На что рассчитывали гитлеровцы? Как свидетельствуют документы, обнаруженные в секретных архивах «третьего рейха», план состоял в том, что гитлеровцы с помощью чешской реакции, сотрудничавшей с оккупантами в рамках марионеточного «протектората Богемии и Моравии», до последних минут надеялись войти в сговор с западными державами. Фашисты рассчитывали, что антикоммунизм руководящих деятелей Соединенных Штатов и Англии возобладает над здравым смыслом.

Практически это могло бы обстоять так: к началу мая 3-я американская армия генерала Паттона находилась на линии Ческе Будеёвице — Пльзень — Карловы Вары. С ее помощью предполагалось создать в Праге правительство из представителей местной реакции под эгидой Запада. Согласно немецким планам, марионетки и их новые хозяева должны были разделаться со всеми прогрессивными силами в чешских землях, приютить недобитых фашистов, их агентуру и сохранившуюся часть военно-политического руководства «третьего рейха». Нетрудно предположить, что в этом случае в чешских землях установилась бы власть империалистической реакции, отодвинулось бы осуществление надежд на национальное и социальное освобождение, которое трудящиеся страны связывали с разгромом фашистской Германии.

Но черным планам фашистов и антикоммунистов не суждено было сбыться. Советское правительство решительно предупредило союзников о необходимости выполнять взятые обязательства, и им пришлось прислушаться к предупреждению. Войска 1, 2 и 4-го Украинских фронтов стремительно приближались к столице Чехословакии. 1–5 мая в городах Чехословакии стали вспыхивать восстания, а 5 мая антифашистское восстание началось в Праге.

Все это спутало карты недобитых фашистов. Тем яростней стали они расправляться с народом Чехословакии. Многие сотни жителей Праги пали в те дни от эсэсовских пуль. Древний город был на волоске от гибели. Его начала бомбить немецкая авиация. Документы подтверждают, что, согласно имевшимся у фашистов инструкциям, гитлеровцы при бегстве из Праги должны были оставить за собой «выжженную землю». И они сделали бы это, если бы на помощь Праге не пришла Красная Армия.

Общую операцию по разгрому группы Шернера и завершению освобождения Чехословакии предполагалось начать 7 мая. Однако, когда правительство Чехословакии и его военная миссия в Москве обратились к Советскому Верховному Главнокомандованию с просьбой немедленно оказать помощь восставшей Праге, осуществление планов Ставки было ускорено.

Уже 6 мая войска 1-го Украинского фронта под командованием Маршала Советского Союза И. С. Конева начали наступление. 6 и 7 мая успешно продолжали наступательные действия войска 4-го Украинского фронта, в составе которого мужественно сражался 1-й чехословацкий корпус под командованием нынешнего президента ЧССР Людвика Свободы. В это же время правофланговая

40-я армия 2-го Украинского фронта развивала удар на крупный промышленный город и важный стратегический пункт Оломоуц.

С утра 8 мая на огромном фронте от Дрездена до Дуная в наступление включились все армии трех фронтов. В течение дня продвигавшиеся с севера к Праге войска 1-го Украинского фронта сначала танковыми, а затем и общевойсковыми соединениями преодолели перевал через Рудные горы и начали форсированный марш к столице Чехословакии.

В свою очередь войска 2-го и 4-го Украинских фронтов создали условия для подхода к Праге с южного и восточного направлений. Население чешских городов и сел встречало советские войска хлебом-солью. В окнах домов вывешивались национальные флаги Чехословакии и Советского Союза.

Положение восставших патриотов Праги к этому времени резко ухудшилось. Эсэсовцы заняли ряд районов города и чинили там зверскую расправу. На баррикадах погибло около 2 тыс. человек. Силы восставших убывали с каждой минутой. В этот критический для судьбы пражского восстания момент танковые армии 1-го Украинского фронта совершили беспримерный 80-километровый бросок и на рассвете 9 мая вступили в Прагу. Здесь на одних улицах советских танкистов восторженно встречало население города, а на других им приходилось с ходу вступать в бой с фашистами.

На рассвете 9 мая мы мчались в машине по шоссе на Прагу. В долинах рек стлался туман, на полянах горели солдатские костры. Войска нашего фронта, танки, автомашины, артиллерийские тягачи — все устремилось на помощь восставшим в чехословацкой столице, В одном из городов в глаза бросился плакат: «Красной Армии — освободительнице — вечная благодарность человека!» Еще вчера здесь шли уличные бои, а сегодня население вышло на улицы, вывешены национальные и красные флаги, звонят колокола городской церкви. Из уст в уста передается радостная весть о конце войны, а в Праге продолжается ожесточенная схватка с фашистами, льется кровь советских солдат и чехословацких патриотов,

В первой половине того же дня к предместью города подошли передовые части 6-й гвардейской танковой армии 2-го Украинского фронта. Не дожидаясь подхода главных сил, наша 22-я гвардейская танковая бригада под командованием полковника И. К. Остапенко после короткого ожесточенного боя с противником к 13 часам вступила в Прагу, где соединилась с частями 1-го Украинского фронта. К этому моменту штабу 2-го Украинского фронта стало известно, что гитлеровские войска, противостоявшие левому крылу 1-го Украинского фронта, 4-му и 3-му Украинским фронтам, отказываются капитулировать. Поэтому мною было передано распоряжение генерал-полковнику танковых войск А. Г. Кравченко: «В целях окружения и пленения врага к исходу 9 мая выйти в район Прага, Бешенев, Костелец, замкнуть совместно с войсками 1-го Украинского фронта кольцо окружения и пленить противника. Ни в коем случае не дать противнику прорваться на запад».

К вечеру того же дня на окраину столицы Чехословакии вступил передовой отряд 4-го Украинского фронта, а утром 10 мая — передовой отряд 38-й армии того же фронта, в составе которой была и 1-я отдельная чехословацкая танковая бригада. В это время 6-я гвардейская танковая армия и 1-я гвардейская конно-механизированная группа 2-го Украинского фронта, осуществляя марш на запад, окружили остатки вражеских войск. 7-я, 9-я гвардейские, 53-я и 46-я армии действовали на внешнем кольце окружения. В тот же день, 10 мая 1945 г., передовые подразделения 98-й гвардейской стрелковой дивизии 9-й гвардейской армии встретились с частями 26-й пехотной дивизии 3-й американской армии генерала Джорджа Паттона-младшего. В течение 11–12 мая группа армий «Центр» была пленена советскими войсками. Так завершилась четырехлетняя битва советского народа против германского фашизма.

В ходе Пражской операции Советские Вооруженные Силы ликвидировали последнюю крупную вражескую группировку войск на советско-германском фронте, освободили Чехословакию и ее столицу, что привело к восстановлению независимого государства чехов и словаков. С разгромом гитлеровских оккупантов страна освободилась и от засилья местной реакции. Позиции продажной буржуазии были подорваны. На авансцену политической жизни вышел рабочий класс во главе с коммунистической партией. Все это привело к тому, что в феврале 1948 г. в Чехословакии окончательно утвердилась народная власть, началось строительство нового, социалистического общества.

Оценивая победу Красной Армии в Пражской операции, Клемент Готвальд говорил: «День 9 мая является поистине великим и самым большим нашим национальным праздником. В этот день в 1945 г. навсегда был положен конец гитлеровской оккупации, угрожавшей самому существованию чешского и словацкого народов. Этот день вместе с тем является историческим рубежом, когда чешский и словацкий народы начали новую, самую прекрасную эру своей истории, эру подлинной национальной независимости, эру господства народа, эру свободного труда народных масс, эру строительства социализма. Каковы исторические условия, которые вызвали такой поворот в истории нашего народа? Самым главным и решающим фактором явились Вооруженные Силы Красной Армии, союз и братская помощь Советского Союза...»

Чтобы иметь хотя бы малейшее представление о той огромной помощи, которую оказали Советский Союз и его Вооруженные Силы в дни войны братскому народу Чехословакии, я приведу только некоторые цифры и факты. Как известно, на территории нашей страны в феврале 1942 г. началось формирование первого батальона будущей Чехословацкой Народной армии. Командовал им подполковник, ныне Герой Советского Союза Людвик Свобода. Под руководством компартии Чехословакии и при непосредственной поддержке Советского правительства батальон к концу войны вырос до шестидесятитысячного корпуса. Чехословацкие воины храбро сражались против фашизма. В боевом крещении батальона под селом Соколово в марте 1943 г. надпоручику Отокару Ярошу — первому из иностранцев — было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. В боях против фашизма погибло свыше трех тысяч чехословацких воинов. Большой урон гитлеровцам и неоценимую помощь нашим войскам оказали чехословацкие партизаны.

Как с самым близким другом делился наш народ в дни войны с патриотами Чехословакии всем, что у него было. Десятки тысяч винтовок, карабинов, автоматов, тысячи пулеметов, орудий, минометов, противотанковых ружей, автомашин, сотни самолетов, танков и самоходных установок, мотоциклов и радиостанций, десятки тысяч комплектов обмундирования, многие тонны продовольствия и фуража на общую сумму 210 млн. рублей было безвозмездно передано в дни войны только чехословацким войскам. Помимо чехословацкого армейского корпуса на территории СССР при поддержке нашего народа в дни войны были сформированы — 1-я чехословацкая смешанная авиационная дивизия, авиадесантная бригада, 1-я танковая бригада, девять артиллерийских полков.

За время Словацкого национального восстания 1944 г. наша страна перебросила на самолетах только с центральной базы НКО свыше 2 тыс. винтовок, 1700 автоматов, 580 тяжелых, легких и зенитных пулеметов, противотанковые ружья и много другого военного имущества. Кроме того, по просьбе чехословацких представителей в Словакию было направлено трофейное оружие: 2170 винтовок, 360 автоматов, 484 пулемета и свыше 2 млн. патронов. Разве сравнимо все это с мизерной помощью союзников, которые за тот же период поставили восставшим всего 80 легких пулеметов и 100 противотанковых ружей. Для Чехословацкой Народной армии и партизанских отрядов из лиц чешской и словацкой национальности военно-учебные заведения Советского Союза подготовили за короткое время войны около 400 специалистов. Кроме того, сотни советских офицеров-инструкторов помогали чехословацким патриотам создавать свои национальные вооруженные силы.

За свободу братского народа пролили кровь почти полмиллиона советских воинов, из которых 140 тыс. навсегда остались лежать в чехословацкой земле. Кровь людская — не водица. Это понимает каждый и особенно тот, кто пережил войну и ужасы фашизма. Те, кто в Чехословакии не забыл Лидице, навсегда останутся благодарны воинам, отдавшим жизнь в борьбе с фашистским зверем. Тысячи братских могил напоминают им о бессмертном подвиге, свершенном Красной Армией — освободительницей. И нет ничего более кощунственного, чем надругаться над священной памятью тех, кто в дни жестокой схватки с фашизмом отдал жизнь или пролил кровь во имя мира и победы самых светлых идеалов человечества.

Вот почему меня до глубины души возмущает наглая ложь продажных писак, пытавшихся во время чехословацких событий 1968 г. очернить образ советского воина-освободителя. Миллионы людей и поныне помнят братскую бескорыстную помощь советских людей, знают, какой дорогой ценой заплатила Красная Армия, чтобы рассеялся мрак фашистской ночи, вспыхнула заря новой жизни. Нынешнее поколение советских воинов чтит и приумножает боевые традиции своих отцов.

Рожденная в огне совместной борьбы против фашизма дружба советского и чехословацкого народов — великая сила, и ее не поколебать агентам империализма. Выступая в связи с пятидесятилетием Чехословацкой Республики, президент Свобода от имени трудящихся своей страны, от имени тех, кто пал во время штурма Дуклинского перевала, кто был замучен в словацких селах и городах и сражен фашистской пулей на улицах Праги, заявил: «Принадлежность Чехословакии к содружеству социалистических стран, прочный союз с Советским Союзом, армия которого освободила нашу республику в 1945 г., — это основа политики, которая действовала вчера, действует сегодня и будет действовать завтра...»

За четверть века, прошедшие со дня окончания войны, чехословацкий народ не раз мог убедиться в бескорыстии дружбы Советского Союза, ее жизненной необходимости. И это, как указывалось выше, — одна из причин того, что 9 мая 1945 г. стало для чешского и словацкого народов самым большим национальным праздником — днем начала новой жизни.

* * *

9 мая 1945 г. ... 1418 дней и ночей шел советский народ к победе над гитлеровской Германией, поставившей бредовые цели — завоевание мирового господства, превращение миллионов людей в рабов, уничтожение целых народов и наций. Двадцать миллионов человек, около 30 процентов своего национального богатства потеряла наша страна в борьбе с фашистским зверем. Похоронная почти в каждой семье сильнее пепла Клааса стучит в сердцах советских людей, предупреждает о бдительности по отношению к тем, кто забыл уроки второй мировой войны и готовит новую кровавую бойню. «Бросьте! — говорим мы агрессорам, — Советские Вооруженные Силы, армии стран социалистического содружества и все миролюбивое человечество не позволят факельщикам войны зажечь нашу землю атомным пожаром!»

Делая бизнес на подготовке к ракетно-ядерной войне, господа за океаном и на Рейне широко рекламируют индивидуальные атомные убежища для толстосумов. В этой связи тем, кто ныне играет с огнем, было бы полезно вспомнить, как провалились четверть века назад гитлеровские планы спастись от сурового возмездия за грядой Альпийских гор.

Людям же, ненавидящим войну, но которым за грязным потоком антисоветской клеветы империалистической пропаганды иногда бывает трудно увидеть бациллу коричневой чумы, мне хотелось бы вновь напомнить слова замечательного чешского патриота-коммуниста, верного друга Советской страны — Юлиуса Фучика, сказанные им в фашистском застенке перед казнью: «... будьте бдительны! «

Мы не хотим судьбы Варшавы, Орадура и Лидице, горькой доли тысяч сожженных советских городов и сел в годы войны, страданий, которые сегодня приносит свободолюбивому народу Вьетнама наемная армия американских агрессоров, и мы не забудем уроков второй мировой войны, будем беречь мир. Мы будем защищать его, как ныне защищают мир и безопасность народов воины Советских Вооруженных Сил и братских армий. От их карающего меча, как и двадцать пять лет назад, поджигателям войны не скрыться ни за какими естественными или искусственными преградами.

К борьбе за мир, национальную независимость, социальный прогресс, демократию и социализм против источника войн — империализма и призывает пас международное Совещание коммунистических и рабочих партий, состоявшееся в июле 1969 г. в Москве. «Борьба против империализма, — говорится в его решении, — борьба длительная, упорная и тяжелая. Впереди неминуемы острые классовые битвы. Нужно усилить наступление на позиции империализма и внутренней реакции. Победа революционных и прогрессивных сил неизбежна».

От Ялты до Потсдама
(Из воспоминаний о последних месяцах войны)

Н. Г. КУЗНЕЦОВ
Герой Советского Союза

Родился 11 июля 1902 г. в Архангельской области. В Советском Военно-Морском Флоте с 1919 г. Участник гражданской войны. Член КПСС с 1925 г. Окончил в 1926 г. Высшее военно-морское училище, а в 1932 г. — Военно-морскую академию.

В 1933–1936 гг. командовал крейсером, затем был военно-морским атташе и советником в республиканской Испании, а в последующем — командовал Тихоокеанским флотом. С 1939 до 1946 г. был народным комиссаром Военно-Морского Флота СССР и главнокомандующим Военно-Морскими Силами, а в последующие, 1947–1956 гг. — военно-морским министром, первым заместителем министра обороны и главнокомандующим Военно-Морским Флотом. С 1956 г. Н. Г. Кузнецов в отставке.

Вспоминая о знаменательных победных месяцах и днях 1945 г., полезно хотя бы на мгновение оглянуться назад и посмотреть на пройденный до этого боевой путь. Несмотря на неожиданное для нас нападение гитлеровцев и тяжелый первый период войны, каждый день и час ковалась победа над фашистской Германией, В период вынужденного отступления далеко в глубь нашей территории никто не мог предсказать, сколько трудных месяцев пройдет, прежде чем начнется перелом в кровопролитной войне с сильным врагом. Но бесспорно одно: ни у кого не возникало и мысли, что советский народ может оказаться под пятой фашизма. Несмотря на временное превосходство противника и отступление, советские люди, не считаясь с жертвами, проявляли небывалый героизм. Уместно в этой связи привести слова Л. Н. Толстого, сказанные в «Войне и мире» об Отечественной войне 1812 г.: «Благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит его [противника] до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменится презрением и жалостью».

Враг, напавший на нас 22 июня 1941 г., был опытен и организован. Потребовались особая сила, умение и необычайная смелость, чтобы остановить его и заставить пятиться назад. Оправившись от первых поражений, наши войска нанесли ряд сильных ударов оккупантам. Они остановили противника под Москвой и Ленинградом, оказали ему упорное сопротивление в Одессе, Севастополе, Таллинне и других местах. Потом последовали тяжелые испытания лета 1942 г., когда фашисты рвались к Волге и на Кавказ, Но и в эти трудные для нас дни немецкие фашисты имели мало надежд на конечную победу. Советские бойцы все больше верили в свои силы, думая о дне торжества над захватчиками. Еще не было победных салютов, но каждый выстрел по врагу приближал нас тогда к 1945 г. Сталинградская и Курская битвы означали, что пробил наш победный час. Призыв «Ни шагу назад!» сменился лозунгом «Вперед, на Берлин!» Нелегким был путь к логову фашистского зверя. Но советские воины его прошли, неся свободу многим народам Европы, попавшим под фашистское иго. Обо всем этом нельзя ни на минуту забыть. Первый день войны и день последний, как бы разительно ни отличались они друг от друга, являются звеньями одной цепи.

1945 год начался в обстановке развернутого наступления Советских Вооруженных Сил и наших союзников на страны оси. Наши войска освободили всю временно захваченную фашистами советскую землю и вступили на германскую территорию. Высаженный западными союзниками в Нормандии десант осторожно, не рискуя большими потерями, продвигался по Франции. На Тихом океане, мобилизовав весь свой мощный потенциал, американские вооруженные силы угрожали уже непосредственно Японским островам. Но борьба еще продолжалась, враг упорно сопротивлялся.

Советский Военно-Морской Флот к этому времени, можно считать, «выполнил свой долг до конца». Он внес свой вклад в общие усилия в трудный первый период войны, обеспечивая фланги наших сухопутных армий и морские коммуникации, помогая советским войскам защищать военно-морские базы и приморские города. Теперь главные сражения развертывались на суше. Приморские фланги не потеряли своего значения, но уже не играли той роли, которая им выпала в 1941–1942 гг. Ставка Верховного Главнокомандования считала, что не следует рисковать крупными кораблями, когда исход последних сражений все равно решался не на море, а на суше. Именно так было, когда шли бои за Кенигсберг (Калининград) и Пиллау (Балтийск), в период освобождения Румынии и Болгарии. Верховный Главнокомандующий, заглядывая вперед, интересовался тем, каков будет состав советских флотов к концу войны, придавал большое значение нашей мощи на морях в дни Крымской конференции, пытался даже приобрести несколько крейсеров у США. Только на Дальнем Востоке наш Тихоокеанский флот готовился всеми своими силами участвовать в надвигавшейся войне с Японией.

Последние несколько месяцев Великой Отечественной войны богаты знаменательными событиями, которые оказали сильное влияние на последующее развитие международных отношений. Капитуляция фашистской Германии, конечно, — самое знаменательное из них. Заключительные крупные наступательные операции наших войск и занятие Берлина заслуживают специального подробного описания. О них, безусловно, еще много напишут те, кто принимал непосредственное участие в сражениях, добиваясь безоговорочной капитуляции противника.

Однако не только факт поражения Германии и подписание акта о капитуляции заслуживают быть отмеченными теперь, когда минуло четверть века и когда народы отмечают День Победы. Крымская и Потсдамская конференции, на которых мне как народному комиссару ВМФ довелось быть членом советской делегации, имели большое значение. На них принимались решения о совместных действиях союзников в войне и вырабатывались основы послевоенного устройства мира. С радостью и одновременно с огорчением теперь, через 25 лет, приходится вспоминать эти конференции. Сколько надежд, и, кажется, искренних, было высказано в те дни, и как много разочарований принесли нам последующие годы. Отнюдь не Советский Союз повинен в том, что открывшиеся после окончания войны возможности не были использованы. В Соединенных Штатах и Англии, которые вместе с Советским Союзом взяли на себя торжественные обязательства, возобладало влияние политических сил, помешавших реализовать все намеченные мероприятия.

В начале 1945 г., когда успешный исход войны уже был предрешен, но действия союзных армий и авиации нуждались еще в координации, появилась необходимость организовать встречу глав правительств Советского Союза, США и Англии. Предстояло наметить, решения политических проблем, которые уже вырисовывались и ожидании скорого окончания войны с Германией, на пороге завершающего этапа борьбы с Японией на Дальнем Востоке. В результате переговоров было достигнуто соглашение о проведении Крымской конференции, с описания которой я и хочу начать.

* * *

В январе 1945 г., примерно за две недели до конференции глав трех держав, меня известили о месте ее проведения и составе делегации. Местом конференции было выбрано южное побережье Крыма (бывшие дворцы Ливадия, Воронцовский, Юсуповский). Встречать американскую и английскую делегации было решено в Крыму. Кроме того, ожидалось прибытие американских и английских кораблей для обеспечения своих делегаций связью и для размещения части обслуживающего персонала. На мне лежала ответственность за подготовку аэродрома и места стоянки кораблей. Опасности немецкого нападения с воздуха практически уже не было, но принять меры предосторожности считалось все же не лишним.

На мою долю в деле подготовки конференции выпало обеспечение безопасности ожидавшихся самолетов с высокими представителями, посадки их на аэродроме в Крыму и надежного плавания американских и британских кораблей в районе Севастополя и Ялты, в те дни еще сильно засоренном вражескими минами. Командующему ВВС ВМФ генерал-полковнику С. Ф. Жаворонкову было дано указание немедленно вылететь на юг и заняться самой детальной подготовкой аэродрома с чисто военной и с технической точки зрения.

Тем временем Главный морской штаб и я занимались с Генеральным штабом подготовкой вопросов, намеченных к решению на конференции и относящихся к флоту. Основным из них для нас, моряков, был вопрос об усилении Тихоокеанского флота. На западе война как для нас, так и для союзников приобретала сухопутный характер: кольцо вокруг Германии сжималось, и на морях немецкий флот уже не представлял серьезной угрозы. На Дальнем же Востоке надвигалась неизбежность вступления в войну Советского Союза против Японии, и Тихоокеанскому флоту предстояло выполнять сложные и ответственные задачи в прибрежном районе Японского моря, на Сахалине и островах Курильской гряды. Японский флот, правда, уже сильно ослабленный в борьбе с ВМС США, еще продолжал представлять серьезную опасность. О размерах необходимой нам помощи и сроках поставки кораблей и шла в первую очередь речь в беседах между мной и первым заместителем начальника Генштаба генералом армии А. И. Антоновым. Он также был назначен членом советской делегации и вместе с Верховным Главнокомандующим маршалом И. В. Сталиным готовился выехать в Крым.

Не буду рассказывать о том, какие политические вопросы решались в Крыму, — об этом уже многое известно. Ограничусь лишь изложением впечатлений о ходе рассмотрения более близких мне военных дел.

Я приехал в Севастополь за неделю до начала конференции, чтобы исподволь проверить, как выполняется указание о встрече самолетов и кораблей союзников.

Был конец января, дул холодный северный ветер, на земле лежал еще снег, и только в полдень чувствовалось, правда, довольно робкое, приближение весны. Так было в Севастополе и на аэродроме. Зато на южном берегу Крыма погода была совсем иной. В Ялте уже стояли теплые дни, и помнится, приехав туда, мы тут же сбросили шинели и потом все время ходили в кителях. Отличной, как теперь, дороги из Симферополя в Ялту еще не было, и я ехал через Байдарские ворота. Едва мы проехали арку ворот и спустились немного вниз, как почувствовали весну. Нельзя было не остановиться и не взглянуть на голубое небо и ласковое Черное море. Именно здесь нашим войскам приходилось с боями отступать осенью 1941 г., именно здесь, через Байдары, партизаны «неведомыми» тропами пробирались в тыл врага. О недавних боях напоминали еще не расчищенные завалы и разрушенные дома в городах и селах. Однако я не мог долго задерживаться у моря: мне надо было поскорее вернуться на аэродром. 2 февраля в Ялту прибывали глава нашей делегации И. В. Сталин и наркоминдел В. М. Молотов.

3 февраля 1945 г. британская и американская делегации, находившиеся уже на Мальте, где они вырабатывали общую линию поведения, должны были прибыть в Крым. Еще накануне аэродром был полностью готов к приему высоких гостей. Раскинутые там палатки позволяли нам укрыться от резкого ветра. Несмотря на холодную погоду, все выглядело строго, торжественно. Флаги союзных держав были подняты и развевались на мачтах около палаток. Наблюдатели зорко следили за небом.

Точно в обусловленный час в воздухе показался четырехмоторный воздушный лайнер «С-54», на борту которого находился английский премьер-министр У. Черчилль. Коренастая, тучная и в то же время энергичная, подвижная фигура главы английского правительства показалась на трапе, едва самолет остановил моторы и стюардесса открыла двери кабины. За ним следовала его дочь Сарра в военной форме. Она упросила отца сопровождать его в эту важную и весьма интересную для нее поездку.

Сам У. Черчилль в черном драповом пальто и полувоенной флотской фуражке обошел строй почетного караула, пристально заглядывая в глаза советским бойцам. Ему как бы хотелось разгадать, в чем же кроется секрет стойкости нашего народа и воинов Красной Армии. Затем английский премьер скрылся в палатке, где его ожидали русская водка и икра.

Мне предстояло встретить английского адмирала флота Э. Кэнингхэма и взять над ним шефство. Заочно мы были знакомы. В Баренцевом море наши флоты взаимодействовали, обеспечивая движение союзных конвоев в Мурманск или Архангельск. Я, признаться, представлял его другим. Пожилой, среднего роста, с красными воспаленными глазами, главнокомандующий английским флотом внешне не был представителен, но за его плечами, бесспорно, имелся огромный опыт.

Вскоре в небе показался самолет, на борту которого находился американский президент Ф. Рузвельт. Все вышли на летное поле, в том числе и У. Черчилль, не пожелавший покинуть аэродром до его прибытия.

Ф. Рузвельта мне предстояло видеть впервые. Самолет «С-54» коснулся колесами бетонной полосы и остановился. Моторы были выключены. Ф, Рузвельта с помощью специального лифта-кабины спустили на землю. Два рослых человека осторожно перенесли его на «виллис». Слуга-негр заботливо укутал его парализованные ноги. Машина медленно двинулась вдоль строя почетного караула. Запомнилось бледное лицо президента. Он был уже тяжело болен, и такая поездка требовала от него особого напряжения сил.

Главы западных держав выехали на машинах через Симферополь в Ялту, а мы с Э. Кэнингхэмом немного задержались, чтобы встретить главнокомандующего американскими ВМС адмирала флота Э. Кинга. Знакомство с ним и установление деловых отношений имели для меня важное значение. Я понимал, что именно от него больше всего зависит решение вопроса о быстром получении из США кораблей для усиления нашего Тихоокеанского флота. Высокий пожилой спортивного вида, с красным обветренным лицом, Кинг с первого взгляда производил впечатление настоящего «старого морского волка».

Хотя И. В. Сталин уже находился в Ялте, сам он не встречал глав делегаций. Говорили, что Черчилль и Рузвельт были несколько обижены этим, но какие-то соображения заставили Сталина поступить именно так. Позади остались тяжелые годы борьбы один на один с фашистской Германией. Как известно, все попытки в 1941–1943 гг. побудить союзников открыть второй фронт встречали нежелание рисковать, особенно со стороны английского премьера. И, очевидно, Сталин не мог этого забыть.

Советский Союз не нуждался в военной помощи. Более того, застрявший в Арденнах фельдмаршал Б. Монтгомери попросил в январе 1945 г. через Черчилля, чтобы наши войска облегчили положение его войск. И это было сделано, как и подобает союзникам. Красная Армия перешла в наступление, не считаясь с погодой и не ожидая, когда у солдат выделенных для этого соединений будет «пришита последняя пуговица». Именно в дни Крымской конференции части Красной Армии форсировали Одер, оттягивая на себя с запада немецкие дивизии. Можно предполагать, что все это и обусловило поведение Сталина.

В бывших царских апартаментах в Ливадии разместились американцы, а во дворце, выстроенном графом Воронцовым в английском стиле, поселился У. Черчилль со своими спутниками. Советская делегация остановилась в Юсуповском дворце в Кореизе.

4 февраля состоялись официальное открытие этой исторической конференции и первое пленарное заседание всех делегаций в полном составе.

За длинный эллипсоидальной формы стол сели главы делегаций со своими помощниками, советниками и переводчиками. Победа была не за горами, но вопрос, как покончить с Германией, стоял на повестке дня первым. Ведь гитлеровцы отчаянно сопротивлялись и угрожали применением новых, страшных средств борьбы. Но убежденные в успешном исходе борьбы, союзные правительства уже думали о том, как и на какой основе восстановить независимость порабощенных фашистами стран и наладить их хозяйство, как превратить побежденную Германию в миролюбивое демократическое государство и каким путем взыскать законные репарации за произведенные фашистами разрушения. Много внимания предполагалось уделить польскому вопросу. Но не только европейские дела занимали собравшихся. США воевали с Японией. Им еще предстояло преодолеть сильное сопротивление на пути к основным Японским островам, пересекая с боями всю ширь Тихого океана. Естественно поэтому возникал вопрос о вступлении Советского Союза в войну с Японией. Вот коротко те проблемы, которые предстояло обсудить на конференции.

Советскую делегацию возглавлял И. В. Сталин. В нее входили нарком иностранных дел В. М. Молотов, а также А. Я. Вышинский, А. А. Громыко, Ф. М. Гусев и И. М. Майский. По военной линии старшим в составе делегации был генерал армии А. И. Антонов. Помогали ему маршал авиации С. А. Худяков и автор этих строк.

Началась конференция с любезностей. И. В. Сталин предложил Ф. Рузвельту открыть заседание, а последний, взяв в руки «бразды правления», заявил, что считает большой честью открыть такое заседание. Рузвельт сказал, что обсуждения требует многое, фактически вся карта Европы. Он закончил свое вступительное слово выражением уверенности в победе.

Вопросы, которыми занимались политические деятели и дипломаты, выходят за рамки моих воспоминаний. Мне приходилось принимать участие в подготовке военных решений. Только на пленарных заседаниях делегации собирались в полном составе. В остальные дни военные и морские представители союзных держав заседали отдельно. Их задачей было обсудить и внести предложения главам правительств, как скорее и более организованно, с меньшими жертвами закончить войну на востоке и на западе. Ранее было установлено союзниками, что фашистская Германия — это враг № 1, а достижение ее безоговорочной капитуляции — первостепенная задача на пути к окончанию войны.

Обстановка на Восточном фронте была изложена от имени Генерального штаба генералом армии А. И. Антоновым на первом пленарном заседании. Он начал с того, что намеченное на конец января 1945 г. наступление Красной Армии началось раньше ввиду неожиданной атаки немцев в Арденнах. Далее Алексей Иннокентьевич по разложенной на столе большой карте охарактеризовал действия советских войск, перешедших в наступление на всем фронте, от реки Неман до Карпат, протяженностью более 700 км. Он отметил, что наиболее мощный удар был нанесен армиями фронтов Г. К. Жукова, И. С. Конева и К. К. Рокоссовского на линии Остроленка — Краков длиной 300 км. При этом генерал Антонов подчеркнул, что с нашей стороны войска имеют огромную насыщенность артиллерией: 220–250 орудий калибра от 76 мм и выше на каждый километр участков прорыва вражеского фронта. Отметил он и силу удара наших армий. После прорыва они продвигались в среднем на 25–30 км в сутки. Мне думается, и сейчас полезно напомнить, в какой большой степени это наступление наших армий повлияло на спасение частей английского фельдмаршала Монтгомери.

Никто из присутствовавших не мог отрицать успехи Красной Армии. Контрастом к докладу А. И. Антонова прозвучало сообщение американского генерала Д. Маршалла. По его словам, «последствия немецкого наступления в Арденнах ликвидированы» и союзнические войска перегруппировываются, т. е. пока решают задачу сохранения старого положения. От англичан выступил адмирал флота Э. Кэнингхэм, а не фельдмаршал А. Брук, как мы ожидали. В докладе английского адмирала звучала еще пессимистическая нотка. Он говорил о трудностях борьбы с немецкими подводными лодками и просил нас, хотя бы косвенно, помочь в этом Британии. Он отметил уменьшение угрозы со стороны немецких подводных лодок, но ввиду того, что немцы приступили к строительству новых, есть основания ожидать вспышки борьбы за Атлантику. Как потом выяснилось, речь шла об усовершенствованных немецких подводных лодках, имевших специальное оборудование, позволявшее лодкам заряжать свои батареи, не всплывая на поверхность. Э. Кэнингхэм сказал, что с такими лодками морским силам «будет трудно бороться». Указав, что они строятся главным образом в Данциге (Гданьск), он закончил свое выступление словами: «Как моряк я хочу, чтобы русские поскорее заняли Данциг».

Важность нашей помощи союзникам в этом была подтверждена и вопросом Рузвельта, обращенным к Сталину. Президент просил уточнить: близко ли к Данцигу находятся советские войска? На что последовал ответ Сталина: Данциг находится еще вне досягаемости нашей артиллерии, но есть надежда, что скоро это произойдет. Ответ очень обрадовал У. Черчилля. Надо сказать, что положение Данцига в дни Крымской конференции было уже безнадежным: с суши к городу подходили наши сухопутные части, а Балтийский флот своими подлодками нарушал единственный путь отступления — морем.

Да, наши армии уже неудержимо двигались к Берлину! Военно-Морской Флот действовал на море и во взаимодействии с частями, наступавшими вдоль побережья. Несколькими днями раньше паша подлодка «С-13» потопила немецкий лайнер «Вильгельм Густлов». Как выяснилось позднее, немцы уже эвакуировали Данциг и на «Густлове» находились лучшие немецкие подводники. Гитлер, вторично после Сталинграда, объявил трехдневный национальный траур.

День закончился приемом у президента Ф. Рузвельта, на котором хозяйкой была дочь тогдашнего американского посла в СССР А. Гарримана Кэтлин.

Какими же вопросами занимались военные руководители в то время, как дипломаты обсуждали политические проблемы? Расскажу, к примеру, об одном совещании военных, которое состоялось 6 февраля. На нем присутствовали, кроме генерала армии А. И. Антонова и автора этих строк, генерал-лейтенант Грызлов и капитан 3-го ранга Костринский. От США на совещании были: Леги, Маршалл, Кинг, Кутер, Кук и Дин. От Англии — Брук, Порталл, Кэнингхэм, Вильсон, Исмэй, Сомервил и Арчер.

А. И. Антонов любезно предложил кресло председателя адмиралу флота В. Леги как старшему по званию и положению. Уже в ходе состоявшихся совещаний глав правительств военным было поручено разобраться и выработать план совместных действий авиации союзников над Германией. Объяснялось это тем, что к февралю 1945 г. налеты союзной авиации значительно расширились, а объекты бомбежек нашей авиации и союзников располагались уже совсем недалеко друг от друга. Важно было своевременно установить разграничительную линию, дабы исключить ошибки с тяжелыми последствиями. Помнится, по поводу разграничительной линии разгорелся горячий спор. Все точки над «i» поставить не удалось. Приняли каучуковую формулировку: «дать указания военным миссиям США и Англии в Москве держать более тесную связь с нашим Генеральным штабом и чаще информировать о действиях авиации».

Возникал также вопрос о базировании американской авиации на аэродромах, уже освобожденных нашими войсками и расположенных поближе к Вене и Будапешту. Наше руководство, однако, не видело в этом большой нужды.

Главы правительств к 6 февраля уже договорились о перспективах войны на Дальнем Востоке, и военные получили возможность в конце совещания перенести свои взоры с запада на Тихий океан. Докладывал американский адмирал флота Э. Кинг. Начал он с того, что нужно добиваться скорейшего разгрома Германии, а после этого «получить подкрепления с европейского театра, занять позиции и начать решительное наступление на Японию». Здесь полезно напомнить, что атомной бомбы еще не было, американцы постепенно продвигались к Японским островам, но были все еще далеки от победы над Японией. Участие Советского Союза в войне с ней западные союзники считали крайне желательным.

Кинг на этом совещании сказал: «Передовая линия, удерживаемая нами, в настоящее время проходит по Атту, Марианским островам и Луссону». Говоря о будущих планах и, в частности, о захвате одного из островов Курильской гряды, адмирал откровенно пояснил, что «отсутствие средств делает маловероятным осуществление таких операций в 1945 г., если не будут изысканы дополнительные ресурсы». Для продолжения борьбы с Японией требовались прежде всего людские ресурсы. Англия их выделить не могла. Подобно тому как перед конференцией потребовалась наша помощь в Арденнах, так в предвидении упорного сопротивления японцев на последнем этапе борьбы союзники не мыслили обойтись без вступления в войну Советского Союза. Их крайне заботил вопрос о сроках вступления Советского Союза в войну с Японией. Чем скорее, тем лучше — таков был лейтмотив рассуждений наших коллег. Как известно, Советское правительство дало обещание через два-три месяца после окончания войны в Европе начать военные действия на Дальнем Востоке. И это обещание было точно выполнено.

В дни конференции меня беспокоил один вопрос: получение из США по ленд-лизу некоторого количества кораблей для Тихоокеанского флота. Окончательно решить его могли только главы делегаций СССР и США. Шли дни, а самый животрепещущий для меня вопрос не решался. Видимо, горячие споры по политическим проблемам отодвигали его на задний план. Выбрав удобный момент, я как-то обратился к Сталину по этому поводу, но он уклончиво ответил, что не пришло еще время. И только несколько дней спустя я узнал, что Сталин и Рузвельт в принципе договорились о поставках Советскому Союзу кораблей и мне следует окончательно уточнить детали с американским главнокомандующим ВМФ.

9 или 10 февраля я встретился с Э. Кингом. Оказалось, он получил указание от своего президента о передаче нам такого количества кораблей, которое найдет возможным военно-морское командование США. Кинг обещал полностью удовлетворить нашу заявку, но окон чательный ответ отложил до возвращения в Вашингтон. Мы подробно обсудили вопрос о месте передачи кораблей. Кинг назвал бухту Коулд-бей на Алеутской гряде. Оспаривать было трудно, хотя мне и не нравилось это глухое место. Но, очевидно, желание избе жать массовых встреч американских и советских моряков побудило Кинга принять именно такое решение.

По прибытии в Вашингтон Кинг телеграфировал мне, что наш Тихоокеанский флот получит 30 фрегатов, 24 тральщика типа «АМ», 36 тральщиков типа «УМС», 56 больших охотников за подводными лодками, 48 торпедных катеров и ПО различных десантных судов. Сформированные нами команды для этих кораблей немедленно направлялись во Владивосток, а оттуда на попутных или специальных транспортах попадали в далекую и неуютную бухту Коулд-бей.

10 февраля конференция закончила свою работу. Президент Рузвельт на следующий день выехал на машине в Севастополь, чтобы провести ночь на своем корабле связи «Кэтоктин» и вылететь на родину.

Черчилль улетел немного позднее. Он решил осмотреть в Севастополе известное «английское кладбище», сохранившееся с времен осады города в прошлом веке. Там был похоронен один из его родственников, знаменитый Мальборо.

Неся ответственность за пребывание гостей в Севастополе и отправку их с аэродрома, я выехал туда. Когда последние иностранные самолет и корабль оставили наши территорию и воды, я облегченно вздохнул. Такие обязанности на первый взгляд не представляют сложностей, а все же доставляют много беспокойства.

12 февраля отбыл из Крыма глава советской делегации. Я оставался там еще сутки для обсуждения различных вопросов с командованием Черноморского флота, затем выехал в Москву. Как в Севастополе, так и на пути следования уже бросались в глаза не только разрушения, но и восстановительные работы: война отступала на запад, страна, не теряя времени, переключалась на мирный созидательный труд. Еще не была подписана безоговорочная капитуляция фашистской Германии, еще не полностью ликвидировали курляндскую группировку немцев в районе Либавы, но существовала полная уверенность, что конец войны близок. «Они хотели молниеносную — они ее получили», — писала «Правда» 4 апреля 1945 г. События последующих недель подтвердили это. 24 апреля на заседании XI Сессии Верховного Совета СССР был принят бюджет первого мирного года. Страна залечивала раны и думала о дальнейшем развитии народного хозяйства. В конце апреля открылась первая конференция ООН, на которую тогда возлагались огромные надежды.

После Крымской конференции события стали развиваться быстрее, чем ожидалось. Наши войска, преодолевая сопротивление врага, двигались по направлению к Берлину. Туда же спешили и союзники.

После Крымской конференции усилия союзников были направлены на скорейшее окончание войны с Германией, чтобы потом разбить и Японию.

Балтийский флот вместе с частями армии был занят освобождением военно-морских баз, еще находившихся в руках противника. После занятия Данцига, а немного позднее Пиллау в руках немцев оставалась еще Либава. Курляндская группировка немцев оказывала сильное сопротивление.

Однако отрезанная от главных сил и блокируемая с моря, она не представляла большой опасности. Судьба гитлеровской империи решалась на берлинском направлении. Ставка не требовала проводить рискованные операции с моря, хотя, помнится, однажды и зашел разговор о высадке десанта. Неудержимо двигавшиеся вперед сухопутные армии уже не нуждались в большой помощи флота даже при освобождении приморских городов, и морские коммуникации врага стали теперь главным объектом для балтийцев. Из Либавы в порты южной Балтики шли транспорты: сначала немцы подвозили пополнение и снабжение для окруженной группы армий «Север», а когда со положение было признано безнадежным, началась эвакуация морем того, что еще можно было спасти.

Черноморский флот к этому времени получил возможность часть своих сил вернуть в Севастополь, Одессу и заняться очищением моря и бухт от мин. Дунайская флотилия с боями и при самом тесном взаимодействии с сухопутными частями двигалась вверх по Дунаю к Будапешту и Вене.

Главной задачей Северного флота в 1945 г. было обеспечивать движение союзных конвоев и вместе с частями фронта теснить немцев с территории Финляндии и Норвегии. Правда, в портах Северной Норвегии немцы еще имели более 30 подводных лодок, около десяти эскадренных миноносцев и около 150 самолетов. Немецкое морское командование еще пыталось атаковать конвои. Но сил, обеспечивающих их движение, было теперь значительно больше — по конвойному кораблю на транспорт, а в более опасных зонах число охранных кораблей доходило до трех-четырех на каждый транспорт, и поэтому атаковать их становилось с каждым днем все труднее и труднее.

Кроме пополнения Северного флота кораблями и самолетами, построенными нашей промышленностью и переведенными из других районов, «северяне» к концу войны получили в качестве трофеев из полагавшейся нам части итальянского флота один линкор, крейсер, восемь миноносцев и четыре подводные лодки. Мне запомнился весь процесс переговоров, освоения и перевода этих судов в Мурманск. Когда летом 1945 г. мне довелось посетить линкор «Архангельск», мы уже в довольно спокойной обстановке вспоминали, как союзникам в 1944 г. не хотелось делить трофейный итальянский флот, на чем справедливо настаивало наше правительство, и как взамен были предоставлены другие корабли. Когда И. В. Сталин спросил мое мнение но этому поводу, я высказался за этот вариант.

Факт передачи кораблей из трофейного итальянского флота подтверждал наше право на определенную долю кораблей побежденной Италии. К тому же больше всего мы нуждались в пополнении на Северном флоте, а бывшие итальянские корабли переводить туда было еще сложно. Такое решение облегчало и обеспечение конвоев. Да и союзники к этому времени получили возможность выделять нужные средства. Фашистская Германия уже потеряла надежды выиграть «битву за Атлантику» и, понимая, что основная угроза продолжает надвигаться с востока, придавала еще значение морским коммуникациям, связывающим США, Англию, Канаду с СССР. С января до конца мая 1945 г. в порты Кольского залива и Белого моря прибыло 136 транспортов, из которых немцам удалось потопить всего три. Кстати говоря, опасность для плавания продолжалась еще некоторое время и после капитуляции Германии — отдельные фашистские лодки до конца мая пиратствовали в Атлантике и Северном Ледовитом океане.

Весной 1945 г. Тихоокеанский флот уже готовился к выполнению намеченных операций в Японском море, на Сахалине и Курильской гряде. Настал его черед. Самое тесное взаимодействие с частями армии ожидалось как в прибрежном районе Японского моря, так и при высадке десантов на острова Курильской гряды и Сахалин, Флот пополнялся всеми нужными для предстоящих операций кораблями, и крупные военачальники переводились на Дальний Восток, чтобы передать свой опыт. Но рассказ о финале войны и капитуляции Японии выходит за рамки данной статьи. Об этом будет сказано особо.

До полной капитуляции противника оставалось всего четыре месяца. На берлинском направлении шли тяжелые бои. Мне думается, Верховным Главнокомандованием не было потеряно ни одной недели для достижения конечной цели — победы над Германией. Ставка самым внимательным образом взвешивала соотношение сил, уточняла сроки наступления и ежедневно следила за ходом сражений. Подготовка к наступлению на Берлин была особенно тщательной. В командование 1-м Белорусским фронтом вступил маршал Г. К. Жуков, с конца февраля 3-м Белорусским фронтом командовал маршал А. М. Василевский. Ставка сочла нужным и возможным взять на себя функции координирования действий фронтов. Не мне, моряку, рассказывать о том, что происходило на сухопутных фронтах, но я хочу лишь подчеркнуть, что столицу Германии нельзя, видимо, было занять ни одним месяцем раньше, но опасно было и медлить, чтобы враг не успел собраться с силами, закрепиться или выиграть время для дипломатических маневров.

В конце марта я выехал на Балтийский флот. 3-й Белорусский фронт готовился к проведению операции по разгрому кенигсбергской группировки. Балтийскому флоту (командующий В. Ф. Трибуц, член Военного совета Н. К. Смирнов и начальник штаба А. Н. Петров) надлежало «содействовать наступавшим вдоль морского побережья войскам своей авиацией, артиллерийским огнем. Флот должен был также высаживать десанты, продолжать уничтожение в Балтийском море боевых кораблей и транспортных судов противника».

Основные события развертывались в южной части Балтики. Мы с командующим флотом адмиралом В. Ф. Трибуцем на машинах проехали из Таллинна в Ригу, а оттуда в Палангу. В этом районе проходили коммуникации курляндской группировки. Торпедные катера и подводные лодки наносили удары по конвоям противника. Авиация Балтийского флота бомбила порты, где сосредоточивались немецкие транспорты.

Надолго оставались в памяти города и села, разоренные фашистами. Казалось, потребуется очень много времени для их восстановления, но темпы послевоенного развития нашего народного хозяйства превзошли все ожидания. Народу, победившему в небывалой войне, естественно, оказалось под силу в невиданные сроки превысить довоенный уровень буквально во всех отраслях народного хозяйства.

С наступлением весны 1945 г. темп наступления наших войск ускорился. В оперативных сводках уже давно появились названия немецких городов. Определилось и берлинское направление как последний этап борьбы. На Балтике продолжали действовать подводные лодки и авиация. 2-й Белорусский фронт очищал от противника побережье в южной части Балтийского моря и готовился занять остров Борнхольм совместно с моряками-балтийцами. Подводные лодки и торпедные катера действовали на путях начавшейся эвакуации войск курляндской группировки.

На Черном море было более спокойно. Все побережье контролировалось флотом, и лишь Дунайская флотилия оказывала всемерное содействие сухопутным частям при их продвижении вверх по Дунаю до столицы Австрии — Вены. Днепровская флотилия продвигалась на запад вместе с передовыми частями 1-го Белорусского фронта, готовилась плести свою лепту при наступлении на Берлин. Северный флот продолжал обеспечивать морские коммуникации от немецких подводных лодок и вместе с армией теснил противника на его самом крайнем северном фланге.

Празднование 1 Мая 1945 г. проходило в условиях, когда наши войска вели бои на улицах Берлина. Как бывало не раз, после парада состоялся скромный обед на даче Сталина, в Кунцеве. Выдался теплый день, и человек 30 приглашенных уселись за столом на открытой лужайке. Всем было известно, что идут последние бои за Берлин. Долго ждали мы этого дня. Он пришел через четыре года тяжелых испытаний. Все чаще и чаще в Москве раздавались победные салюты. Это сказывалось на настроении присутствовавших на обеде у И. В. Сталина. Хорошее расположение духа пришло не сразу, как и победа над фашистской Германией. Вспоминались трудные лето и осень 1941 г., напряженный 1942 г., вспоминались слова, что «и на нашей улице будет праздник». Теперь этот праздник был совсем близок.

Тостом «за Победу» начался обед. Но И. В. Сталин, не любивший громких слов, предпочел переключиться на деловые разговоры. Он, по существу, продолжал работать. То и дело ему приносили телеграммы, на которые он давал нужные ответы. Он, всегда придававший значение секретности и редко говоривший лишнее, на этот раз вел себя по-иному. Запомнились две телеграммы: поздравительная от В. М. Молотова, находившегося в тот день в Сан-Франциско, и от маршала Г. К. Жукова, доносившего из Берлина о попытках нового фашистского руководства уже фактически разгромленной Германии вести мирные переговоры. Эти телеграммы Сталин прочел вслух, явно довольный ходом дела. Потом мы говорили о мирном строительстве и планах на будущее.

Такие обеды никогда не затягивались: через два часа уже все разъезжались по своим делам. Так было и на этот раз. Я отправился в наркомат, чтобы заслушать последние сведения с флотов.

На следующий день — 2 мая — капитулировал Берлин, а в ночь с 8 на 9 мая была подписана безоговорочная капитуляция Германии. Закончилась война в Европе. Однако Япония продолжала упорно сопротивляться. Части Красной Армии спешно направлялись на Дальний Восток. Главный морской штаб в эти дни полностью переключился на планирование и подготовку боевых действий Тихоокеанского флота.

Как бы ни был очевиден скорый конец войны, какой бы высокий наступательный дух ни владел тогда всем личным составом, флоты и соединения требовали неослабного внимания и руководства. Начальник ГМШ адмирал С. Г. Кучеров почти непрерывно находился на своем посту и следил за выполнением отданных распоряжений. Жизнь продолжала бить ключом, и ее нужно было направлять. Потери в канун окончания войны досадны и непростительны там, где они уже не вызывались крайней необходимостью. В этой связи мне запомнились наши колебания относительно использования в конце войны крупных надводных кораблей в южной части Балтийского моря. Командование флотом под напором боевого порыва командиров кораблей и соединений склонялось к проведению надводными кораблями боевых операций. Главный морской штаб со своей стороны находил этот риск необоснованным; такое же мнение было высказано и в Ставке. Рассказываю об этом факте потому, что и после войны на сей счет высказывались противоречивые взгляды. Я считал правильным использование даже линкора для поддержки защитников Севастополя, ибо это было необходимо. Но в конце войны условия были иные.

Вечером 8 мая мне довелось выезжать из Кремля через Спасские ворота. Красная площадь, запруженная народом, ликовала. Ожидали очередного крупного салюта. Качали встречавшихся военных: летчиков, танкистов, офицеров и рядовых. Неподдельные чувства радости охватили в эти минуты всех без исключения.

Поздно ночью мне позвонил А. Н. Поскребышев, обычно скупой на разговоры даже с друзьями, и сообщил, что капитуляция Германии подписана. Я тут же счел необходимым продиктовать поздравительную телеграмму Военным советам флотов. Хотелось в самых теплых выражениях поделиться радостью с теми, кто все годы войны находился на переднем крае борьбы и своими усилиями ковал победу.

Несмотря на поздний час, это стало известно многим наркомам, и они звонили мне. И. И. Носенко, человек эмоциональный, сначала удостоверился в правильности этой новости, а затем, не скрывая своих чувств, сказал: «Обнимаю и крепко жму руку, моряки были не в последних рядах». «Спасибо, спасибо», — волнуясь отвечал я всем, кто звонил, искренне уверяя, что их доля в победе не меньше.

День 9 мая прошел особенно оживленно. Всюду царило ликование. Первыми зашли ко мне адмирал флота И. С. Исаков, начальник Главного политуправления И. В. Рогов и тогдашний начальник Главного морского штаба адмирал С. Г. Кучеров. Утренний доклад об обстановке на флотах то и дело перебивался звонками телефонов. Установить обычный распорядок дня было невозможно, да и не хотелось. Докладывались только особо важные дела и подписывались исключительно спешные телеграммы. Все командующие флотами считали своим приятным долгом позвонить мне по ВЧ и поздравить с победой.

В кабинет заходили офицеры из управлений наркомата: одни по делам, другие, без стеснения, под наплывом чувств, просто поздравить. Возникала непринужденная шумная беседа. Всех объединяло одно: мы одолели врага и в данном случае не так уж важно, кому и где довелось принимать участие в борьбе. Незабываемый день! Кажется, вся Москва, вся страна жили тогда одними чувствами, забывая пережитые невзгоды. Победа!

Слово Победа у всех было на устах. Оно произносилось с одинаковым чувством радости и гордости за нашу Родину. Оно никогда не теряло своего значения. С новой силой оно осознано нами в день 25-летия капитуляции фашистской Германии в 1970 г. Нет сомнения, что пройдут века, а эта знаменательная дата не померкнет в летописи самых значительных событий нашей страны. Она будет вселять законную уверенность советского человека в могуществе и непобедимости социалистического государства и одновременно служить предостережением тем, кто готов забыть прошлое и попытаться начать новую войну.

С различными вопросами обращались ко мне в тот день корреспонденты, но чаще всего им хотелось узнать, «что больше всего запомнилось мне, что ускорило поражение Германии». Ответить в короткой беседе было трудно. Зерна поражения немцев сеялись везде. И тогда, когда мы еще отступали: в Либаве, Таллинне, Одессе, Севастополе. Героизм моряков на кораблях, летчиков флотской авиации и морских пехотинцев помог сначала остановить врага, затем измотать его и начать наступление. Упорная оборона моряков вместе с сухопутными армиями на наших приморских флангах сыграла исключительную роль в деле достижения победы. К этому сводилась роль Военно-Морского Флота в первый период войны.

На память приходили выдающиеся события на морях. Борьба за Ирбенский пролив в начале войны, тяжелый прорыв Балтийского флота из Таллинна в Кронштадт, «огненные» походы кораблей Черноморского флота для поддержки Приморской армии в Одессе и успешная эвакуация войск в Крым. Как особая эпопея — борьба за Севастополь. Позднее — оборона Керчи и Новороссийска. Критические дни для Северного флота в июле-августе 1941 г. с угрозой для главной базы — Полярного. Нельзя забыть о самых первых воздушных таранах над Ханко и незабываемых полетах на пределе физических сил на Берлин или Плоешти флотской авиации. Все это относилось к первому периоду, когда еще не было победных салютов и решительного перелома в ходе войны.

Вспоминалось, как с облегчением вздохнула вся страна в 1943 г., после разгрома армии Паулюса под Сталинградом и контрнаступления наших войск на Курской дуге. До победы еще предстояло пройти длинный путь, но все понимали, что самое трудное осталось позади. Наступил новый период войны. Он характеризовался продвижением наших войск по всему фронту от Черного и до Баренцова моря. Военачальники всех степеней могли проявить и проявляли свои способности не только в обороне, но и в наступлении. Пришла пора, когда немецко-фашистские армии оказывались в окружении, обреченные на гибель. Страна была уже в состоянии снабдить войска нужной и самой современной техникой.

В середине мая 1945 г. (кажется, 14-го) я был вызван в кабинет Сталина в Кремле. Обсуждался вопрос о переброске войск на Дальний Восток. Докладывал начальник Генштаба А. И. Антонов. Немного позднее прибыл начальник тыла Красной Армии А. В. Хрулев С ним мы встречались часто, можно сказать, дружили. После обсуждения основного вопроса я доложил о мероприятиях Наркомата ВМФ по усилению Тихоокеанского флота. Зашел разговор о Германии. К этому времени прибыл маршал Г. К. Жуков. Было принято решение отпраздновать победу особым парадом, как это делалось в старину.

Несколькими днями позже Главный морской штаб согласовал с Генштабом состав сводного морского полка, выделенного на парад Победы. Вице-адмирал Владимир Георгиевич Фадеев, участник обороны Севастополя, человек, отдавший всю жизнь флоту, был утвержден командиром этого полка и вскоре приступил к подготовке моряков.

Нет нужды подробно описывать парад Победы. У всех видевших его он остался навсегда в памяти. Невозможно забыть те минуты, когда советские воины, проходя мимо Мавзолея В. И. Ленина, бросали к его подножию поверженные вражеские знамена.

И. В. Сталин, имевший привычку занимать определенное место на Мавзолее, не изменил ей и на сей раз. Не часто улыбавшийся и малоразговорчивый, он в этот день был приветлив и охотно говорил го всеми находившимися там. И все же, присматриваясь к нему, я не мог заметить лишних эмоций и выражения восторга.

После парада члены правительства и военачальники были приглашены на чашку чая в небольшой зал, расположенный в здании у самой Кремлевской стены. Все направились туда. Хотелось погреться после длительного стояния на дожде и, конечно, не одним чаем. Получился импровизированный банкет. Было, правда, тесновато, но царила непринужденная обстановка. Именно здесь возникла мысль внести предложение о присвоении Сталину звания Генералиссимуса, о награждении его орденом Победы и присвоении звания Героя Советского Союза. Чтобы оформить внесенные предложения, присутствовавшие там военачальники потом собрались в Наркомате обороны и изложили свои соображения в письменном виде, направив их в Политбюро ЦК партии. Позже я узнал, что этот вопрос официально стоял на Политбюро, что И. В. Сталин возражал, но в конце концов согласился.

* * *

С победой над фашистской Германией связана Потсдамская конференция, начавшаяся 17 июля 1945 г. Мне пришлось участвовать в ней в качестве члена советской делегации.

В первой половине июля 1945 г. мне позвонил начальник Генерального штаба генерал армии А. И. Антонов и предупредил, чтобы я готовился к вылету в Берлин. Собрав нужные материалы и прежде всего о немецком флоте, я 14 июля вылетел в Берлин. Было еще темновато, когда самолет оторвался от взлетной дорожки Центрального аэродрома и взял курс на запад. Прошло менее десяти лет с тех пор, как с этого же аэродрома в 1936 г. я отправлялся в Испанию и делал короткую остановку в Берлине. Гитлер уже заявлял свои претензии на «жизненное пространство» и помогал Франко установить фашистский режим на Пиренейском полуострове. Мне предстояло увидеть иной, чем в 1936 г., Берлин, когда фашистские молодчики, чеканя шаг, вскидывали руки вверх, по-военному отдавая команды даже на гражданском аэродроме.

Летели на небольшой высоте. Повсюду хорошо просматривались разрушенные города и села: здесь прошел фашизм, пытавшийся установить «новый порядок». Приближаясь к Берлину, невольно вспоминалось и начало войны. Летчики Балтийского флота первыми нанесли бомбовые удары по городу в августе 1941 г. Затем на несколько лет он стал недосягаем для наших самолетов, но в 1945 г. к нему подошли наши армии и он оказался в огненном кольце.

На Потсдамской конференции предстояло зафиксировать поражение нацистской Германии и наметить пути к возрождению нового, миролюбивого немецкого государства. В те дни еще никак не укладывалось в голове, что пройдет менее трех десятилетий и бывшие нацисты получат возможность не только носить свои заслуженные при Гитлере «железные кресты», но и претендовать на места в бундестаге. К сожалению, это так!

Мы приземлились на аэродроме Темпельгоф, где наши люди обеспечивали прием советских самолетов. Без задержки отправились в Бабельсберг - предместье Потсдама. Город был сильно разрушен в последние военные недели. Разноречивые чувства возникали при виде разрушенных кварталов жилых домов: с одной стороны, это заслуженная кара тем, кто вверг мир в пучину войны, но, с другой, было по-человечески жаль погибших под развалинами женщин, детей и стариков.

Ближе к Бабельсбергу — больше зелени, озер. Это дачные места с множеством небольших особняков. Здесь меньше и следов войны: по-немецки аккуратно ухоженные садики перед домами, не тронутые снарядами парки с бегающими по деревьям ручными белками.

Нас встретил командующий Днепровской флотилией В. В. Григорьев. Корабли этой флотилии участвовали в наступлении на Берлин. Приятно было сознавать, что речные корабли и бронекатера сопровождали сухопутные войска до самого Берлина и внесли свою посильную лепту в окончательный разгром врага.

Главу советской делегации ожидали через два-три дня, и у меня было время осмотреть Берлин. Наши «старьте берлинцы» из Днепровской флотилии охотно взялись показать нам рейхстаг, на котором развевалось Красное знамя как символ окончательной победы, Бранденбургские ворота, бывшую канцелярию Гитлера. Проехали по широкой Унтер-ден-Линден, где распустившиеся свежими листьями, некогда красивые деревья чередовались: совсем целое, поврежденное огнем или снарядом и вырванное с корнем сильным взрывом.

Желая проявить гостеприимство, командование флотилии приготовило для моряков особняк около старого Потсдама. Оказалось, владельцами этого дома была чета Адлон, известная своими фешенебельными отелями во многих столицах Европы. Как рассказывали, строя этот особняк на берегу озера, Адлоны хотели удивить своих соседей применением всех последних новинок строительной техники. К нашему прибытию дом не тронула ни одна бомба, но в нем размещались проходившие воинские части, внесшие известные «поправки» в первоначальный проект и обстановку. Старик Адлон умер незадолго перед падением Берлина, а старуха-хозяйка жила где-то поблизости от своего владения и даже вела негласное наблюдение за ним. Она с каждым днем становилась смелее и, как рассказывали мне охранявшие дом матросы, даже спрашивала у них: когда же советские войска освободят помещение, а пока просила держать все в порядке и особенно крышу. Какая бережливость к своему добру, когда в развалинах лежали тысячи городов и сел! Какая судьба в дальнейшем постигла старуху Адлон и ее, некогда модный, особняк? Мне не пришлось воспользоваться приготовленным домом в Потсдаме. В Бабельсберге для всех членов делегации были подготовлены небольшие особняки, где разместилась и морская группа. В особняке, где расположился начальник Генерального штаба генерал армии Л. И. Антонов, я увидел маршала Г. К. Жукова. Нам предстояло встретить советских руководителей. Встреча состоялась 16 июля. За полчаса до прибытия поезда на перроне были: Г. К. Жуков, Л. И. Антонов, А. Я. Вышинский, я и другие военачальники. Оцепленный и тщательно охраняемый вокзал был пуст. Среди разрушенных зданий выделялся только что отремонтированный перрон. За маленьким столиком с телефонами мы вели приватные разговоры; комендант регулярно докладывал о движении этого специального поезда.

Точно в назначенный час паровоз с несколькими вагонами, пофыркивая, прибыл к платформе. Мы подошли к вагону, в котором находились И. В. Сталин и В. М. Молотов. Глава советской делегации, одетый в свой обычный серый китель, был в хорошем расположении духа и тепло поздоровался со всеми. Не задерживаясь на вокзале, он вместе с Г. К. Жуковым направился в Бабельсберг, а мы последовали за ними.

Вечером того же дня состоялись первые встречи глав союзных делегаций. Аппарат готовился к открытию конференции. В Бабельс-берге все выглядело строго и торжественно: каждой делегации был выделен отдельный район, и только легкие шлагбаумы, охраняемые специально подобранными военными, разделяли места пребывания представителей союзных стран.

Недалеко от нашего «местожительства» располагался дворец Цецилиенгоф. Там было уже все готово. По установленной процедуре в зал нижнего этажа одновременно из разных дверей должны были войти делегации Советского Союза, США и Англии. Приближался торжественный я ответственный момент. Союзникам предстояло наметить пути послевоенного устройства мира и заложить фундамент для новой, миролюбивой Германии. Теперь, четверть века спустя, обнаружилось, какие трещины дали стены здания, которое призваны были построить страны-победительницы. И в этом виновны западные державы, уже тогда взявшие курс на «холодную войну». Но в день открытия конференции все были полны радужных надежд.

По составу участников Потсдамская конференция мало отличалась от Крымской. И. В. Сталин и В. М. Молотов представляли Советский Союз. У. Черчилль и А. Иден возглавляли делегацию Англии. От США вместо умершего в апреле 1945 г. Ф. Рузвельта на конференции был Г. Трумэн с министром иностранных дел Д. Бирнсом. В состав советской делегации входили от военных Г. К. Жуков, А. И. Антонов, я и другие. Моими коллегами по переговорам были старые знакомые по Ялте адмиралы флота Э. Кинг и Э. Кэнингхэм.

Журналисты осаждали Цецилиенгоф. Никто из них не хотел упустить возможность запечатлеть это историческое событие. По подсчетам Черчилля, их было более 180. Щелкание фотоаппаратов и вспышки «блицев», очевидно, продолжались бы все дни конференции, что, кажется, соответствовало желаниям Черчилля ввиду надвигавшихся в Англии выборов. Однако И. В. Сталин на второй день конференции поставил вопрос об ограничении их деятельности, Трумэн согласился. Не мог возражать и Черчилль. Было решено: «Журналистов впредь во дворец не пускать и к этому вопросу больше не возвращаться».

На первом заседании, по предложению И. В. Сталина, председательствовал Г. Трумэн. Уже в первые часы работы конференции нельзя было не заметить вырисовывавшиеся огромные трудности в решении ряда политических вопросов. Это относилось прежде всего к управлению Германией в период оккупации, к установлению ее новых границ и размеров репараций. Именно здесь выявились острые разногласия, которые не позволили с полной ясностью зафиксировать все решения конференции. Я не собираюсь вспоминать подробно ход конференции. Он теперь хорошо известен по опубликованным протоколам. Расскажу лишь об одном эпизоде, коснувшемся непосредственно меня.

Еще в Москве мне было известно, что на конференции будет поставлен вопрос о трофейном немецком флоте. Об этом мне однажды сказал И. В. Сталин. Более подробно мы обсуждали это с А. И. Антоновым.

Я знал, что И. В. Сталин еще во время испанских событий 1936–1939 гг. начал заниматься проблемой будущего советского флота. Надвинувшаяся война вынудила свернуть ужо осуществлявшуюся программу судостроения. Но едва кончилась война с Германией, как Сталин вновь стал интересоваться перспективами военно-морских дел. Еще в апреле 1945 г., когда был взят Данциг, где немцы строили подводные лодки, он вызвал меня и с пристрастием спрашивал, какие корабли нам удалось захватить там. Потом он спросил, занимаемся ли мы, моряки, подготовкой новой судостроительной программы, и дал указание представить ее при первой возможности. А в сентябре 1945 г., когда я находился на Дальнем Востоке, он по телефону предложил мне выехать в Москву, спросив, готова ли программа.

Ожидая серьезных разногласий в Потсдаме по вопросу о трофейном флоте, Главный морской штаб старался уточнить число и местонахождение захваченных немецких боевых и торговых судов, а я готовился доложить собранные данные И. В, Сталину.

Этот вопрос возник на одном из первых пленарных заседаний, еще во время уточнения повестки дня конференции. Поднял его И. В. Сталин. Помнится, У. Черчилль очень болезненно воспринял даже самую постановку такой проблемы. Он считал, что ее не существует, и тем более не допускал мысли о делении трофейного немецкого флота на равные части между союзниками. Мотивировал он это огромными потерями английского флота от немецких подводных и надводных кораблей. Его козырем было и то обстоятельство, что к моменту капитуляции Германии большая часть немецкого флота оказалась в портах Англии или запятых ею военно-морских базах Германии, Дании, Норвегии и Франции.

Между Сталиным и Черчиллем возник горячий спор. Мне до итого никогда не приходилось видеть их такими рассерженными. Если Сталин во время полемики сидел, то Черчилль, не выдержав, нетал, бросая резкие реплики. Не оставалось ничего другого, как отложить решение этого вопроса на последующие заседания конференции. «Мы к этому вопросу обязательно вернемся», — сказал мне в перерыве В. М. Молотов. Не зная, когда он будет поднят, я все относящиеся к нему документы постоянно носил в папке. Но шли дни за днями, обсуждались и решались другие вопросы, а о немецком флоте как бы забыли.

В конце июля 1945 г. произошли изменения в составе английской делегации. 25 июля в особняке, занимаемом У. Черчиллем, состоялся прием. С советской стороны на нем присутствовали И. В. Сталин, В. М. Молотов, А. И. Антонов и автор этой статьи. Такие приемы уже были у И. В. Сталина и Г. Трумэна, Они обычно кончались рано, по на этот раз мы засиделись. На следующий день в Англии должны были состояться выборы. Все были уверены, что Черчилль останется у власти. Но события повернулись по-другому. Черчилль и Идеи больше не вернулись в Потсдам. В английской делегации и раньше находился К. Эттли, вероятный премьер-министр, на случай победы лейбористов. Три дня вынужденного перерыва — и с Британских островов в качестве новых руководителей английской делегации прилетели Эттли и Бивен.

Мне казалось, что теперь легче пройдет рассмотрение вопроса о трофейном флоте, но смена правительства в Англии не внесла особых перемен в ее внешнюю политику. К. Эттли занял ту же позицию, что и Черчилль. В вышедшем в ходе конференции «Сообщении о Берлинской конференции трех держав» раздел о немецком флоте был сформулирован так: «Конференция согласилась в принципе относительно мероприятий по использованию и распоряжению сдавшимся германским флотом и торговыми судами. Было решено, что три правительства назначат экспертов, которые совместно выработают детальные планы осуществления согласованных принципов». Это меня тревожило. «Если на конференции не будет зафиксировано деление трофейного флота на три равные части между союзниками, дело может бесконечно затянуться», — рассуждал я, и при случае высказал это мнение главе нашей делегации. Он согласился, и главы делегаций решили уточнить эти принципы тут же, на конференции, а выработанный документ немедленно представить на утверждение.

31 июля вечером состоялось совещание старших военно-морских начальников — членов делегаций. Там были Э. Кинг, Э. Кэнингхэм и я. Кроме того, присутствовали дипломатические советники и военно-морские специалисты.

Сразу же встал вопрос, кому председательствовать на этом совещании. Мне хотелось предложить на эту роль американского адмирала флота Э. Кинга. Однако он опередил меня и назвал мою фамилию, мотивируя это тем, что, мол, адмирал Кузнецов старше остальных по чину, поскольку он еще и морской министр.

Видя в этом лишний шанс на успешное решение вопроса, я не возражал, но шутя заметил, что возьмусь за почетное дело председателя только при одном непременном условии. «Мы не выйдем из этого помещения, пока не придем к определенному решению», — с улыбкой сказал я. Все рассмеялись, приняв мое предложение.

Начались дебаты. Они явились продолжением тех споров, которые начались за столом конференции сначала с У. Черчиллем, а затем с К. Эттли. Как и там, в зале нижнего этажа дворца Цецилиенгоф американский представитель Кинг активности не проявлял. Я бы сказал, не особую активность по складу своего характера выявил и английский адмирал Э. Кэнингхэм. Удивительным упорством отличался английский дипломат Робертсон.

Уже год или два спустя он как-то на приеме в Москве подошел ко мне и предложил тост за «умелое ведение совещания», признав тем самым успех советской делегации. Я с удовольствием осушил бокал. Треть трофейного немецкого флота к тому времени была уже в наших военно-морских базах. Англичане, уже имевшие в своих руках много кораблей бывшего немецкого флота, не хотели принимать конкретного и ясного решения, не желая фиксировать на бумаге деление трофейных кораблей на три равные части и осуществлять его в определенные сроки. Желая выиграть время, англичане говорили; «Пусть наши представители сначала на месте осмотрят все корабли выработают предложения». Нетрудно догадаться, сколь долго тянулись бы переговоры, если бы не были поставлены все точки над «i» на самой Потсдамской конференции. Я помнил указание: «Постараться добиться четкого решения» и поэтому не согласился с предложением англичан. «Ну как разбить на три равные части немецкие корабли, когда там всего один линкор, два крейсера», — твердили английские коллеги. Дело, казалось, зашло в тупик. Ничего не оставалось, как предложить необычное решение: поручить нашим представителям разделить корабли; на приблизительно равные группы, а затем кинуть жребий. «Кому-то повезет, а кому-то нет», — можно было бы сказать в данном случае. Но мне никто не давал права полагаться «на судьбу» в таком важном деле, и это беспокоило меня. А что было делать!

Американец Кинг соглашался пойти на любой вариант, лишь бы скорее решить вопрос. Было далеко за полночь. Кэнингхэму пришлось сдаться. И когда уже светало, было принято решение: разделить немецкий трофейный флот на три равные части. К 12 часам наступившего дня мы должны были представить проект документа главам своих правительств.

Не без волнения ждал я, как отнесется к нему Сталин. «Что, удалось вам разделить флот?» — спросил он меня. Я издалека начал рассказывать, как сопротивлялись англичане и почему в конце концов пришлось пойти на такой необычный шаг. Сталин промолчал, и я принял это за одобрение своих действий.

В большой спешке, уже накануне закрытия конференции оформлялось наше решение. На основании его была немедленно создана тройственная комиссия, в которую от Советского Союза был назначен адмирал Г. И. Левченко, от США контр-адмирал В. Пзрри и от Англии вице-адмирал Д. Майкле. Нужно было торопиться. Корабли оставались без присмотра.

Вызванный в Потсдам Г. И. Левченко получил нужные указания и приступил к работе. 14 августа комиссия в полном составе уже заседала в Берлине. Она прежде всего разбила все корабли на три группы. В первую вошли исправные корабли, во вторую — требующие ремонта, в третью — все остальные. Затем начался самый сложный этап, из-за которого ломали копья в Потсдаме. Комиссия делила различные корабли на три приблизительно равные части и, назвав их X, Y, Z, кидала жребий. Когда Г. И. Левченко прибыл для доклада в Москву, я спросил его, как вел себя мой старый знакомый, адмирал Майклс. Оказывается, он «с удовольствием предложил свою фуражку», когда предстояло тянуть свернутые в трубочки бумажки. Комиссией было установлено, что в августе-сентябре 1945 г. в составе немецкого флота числилось 2032 боевых корабля, из них 1188 подводных лодок. 768 подводных — лодок, по сведениям комиссии, были потоплены во время боевых операций и 225 затоплены или повреждены на базах. 30 подводных лодок были разделены, а остальные как мало пригодные затоплены. Из вспомогательных судов было зарегистрировано 2109, из которых 1339 подлежали разделу. Советский Союз получил 155 боевых кораблей, в числе которых находились крейсер «Нюрнберг», четыре эсминца, шесть миноносцев, несколько подводных лодок.

Целый год заняли приемка и доставка всех трофейных кораблей в наши порты и базы. Конечно, они не представили большой боевой ценности, но оказали известную помощь флотам как учебные и вспомогательные корабли.

Прямое отношение к победе над Германией имеет первое после войны в Европе празднование Дня Военно-Морского Флота. Вспоминаю, как на майском параде 1939 г. на Мавзолее В. И. Ленина при прохождении курсантов военно-морского училища в присутствии Сталина зашел разговор об учреждении, но примеру празднования Дня Воздушного Флота, подобного дня и для моряков. Вскоре было принято решение партии и правительства. 24 июля на всех флотах и в Москве мы впервые отметили этот день показом достижений моряков в боевой и политической подготовке.

В 1945 г. этот праздник выпал на воскресенье 26 июля. Было решено, что поздравительный приказ подпишет не нарком ВМФ, как обычно, а Верховный Главнокомандующий. Для личного состава флотов было очень важно знать его отношение к боевым действиям моряков. Вместе с начальником Главного морского штаба адмиралом С. Г. Кучеровым мы тщательно проверили его содержание, и я лично доложил о нем Сталину. Он внимательно прочитал его и, не внеся ни одной поправки, подписал. В приказе высоко оценивались действия нашего флота в годы войны. «Флот до конца выполнил свой долг перед Родиной», — подчеркивалось в нем. Эта высокая оценка была с восторгом воспринята на всех флотах.

Советский народ всегда будет отдавать должное тому поколению, на долю которого выпали тяжелые годы войны. Но оно познало и радость Победы. Героические дела этого поколения — яркий пример для наших потомков.

Победная весна

А. И. ЕРЕМЕНКО
Маршал Советского Союза
Герой Советского Союза
Герой Чехословацкой Социалистической Республики

Родился 14 октября 1892 г. в Луганской области. В Советской Армии с 1918 г., член КПСС С 1918 г. Участник первой мировой и гражданской войн. В 1925 г. окончил Высшую кавалерийскую школу и в 1935 г. — Военную академию им. М. В. Фрунзе.

В 1919–1938 гг. служил в 14-й кавалерийской дивизии, пройдя путь от начальника бригадной разведки до командира этой дивизии. В последующем командовал кавалерийским корпусом, с 1940 г. — 1-й Отдельной Краснознаменной армией на Дальнем Востоке.

Во время Великой Отечественной войны командовал Западным и Брянским фронтами, 4-й ударной армией, Юго-Восточным, Сталинградским, Южным и Калининским фронтами, Отдельной Приморской армией, 2-м Прибалтийским и 4-м Украинским фронтами.

С июля 1945 г. — командующий войсками Прикарпатского, с октября 1946 г. — Западно-Сибирского и с ноября 1953 г. — Северо-Кавказского военных округов. С мая 1958 г. — генеральный инспектор Министерства обороны СССР.

День начала войны против нашей страны в документах германского генерального штаба именовался «Днем X». Не знаю, как предполагали обозначить гитлеровские генштабисты день ее окончания, вероятно — «День S», с этой буквы начинается немецкое слово Sieg — победа. В победе они были, как известно, более чем уверены и ожидали триумфа не позднее чем спустя три-четыре месяца после «Дня X».

Просчет оказался поистине катастрофическим для вдохновителей и исполнителей плана «Барбаросса». Война длилась 3 года, 10 месяцев и 17 дней. А День Победы праздновала не Германия, а народы антигитлеровской коалиции и все миролюбивое человечество.

Решающая роль в этом историческом свершении принадлежит Советскому государству. Путь нашего народа к яркому майскому дню 9 мая 1945 г. был крут, тернист и многотруден. Но лозунг ленинской партии «Наше дело правое, победа будет за нами!», прозвучавший в первый день войны, оправдался в полной мере. Передовой общественный строй, титанический ратный и созидательный труд советского народа обеспечили великую победу.

Эта победа была итогом отнюдь не только сражений заключительной фазы войны. Но ошибается и тот, кто полагает, что в последние месяцы войны наши войска лишь пожинали плоды предыдущих могучих ударов по врагу. Данная статья, думается, будет еще одним свидетельством этого, в ней я коснусь событий последних двух месяцев войны на 4-м Украинском фронте.

* * *

1 марта 1945 г. я покинул Прибалтику и выехал по вызову в Москву в связи с предстоящим назначением на другой фронт, — на какой именно, я не знал.

Москва все еще казалась строгой и по-военному суровой, но все же в ней чувствовалось больше приветливости и оживления, чем в прежние мои посещения. Особую красоту столице придавали салюты, возвещавшие о новых победах наших войск на фронтах войны.

Теперь салюты гремели каждый вечер, а иногда и дважды. Вот и сегодня мощные репродукторы разнесли торжественные слова приказа Верховного Главнокомандующего о новых победах Красной Армии. До этого мало кому известные населенные пункты, находившиеся где-то далеко на западе, за пределами нашей Родины, такие, как Бервальде, Темпельбург, Шифельбайне и другие, стали известными, ибо наши воины, прорвав сильно укрепленную оборону немцев, овладели этими важными узлами коммуникаций и мощными опорными пунктами обороны врага.

Сердце наполнялось гордостью за родную партию, под руководством которой наш народ, мужественно вынесший тяготы первых лет войны, твердо и неуклонно шел к полной победе. Лица людей, высыпавших на улицы, чтобы увидеть красочный фейерверк салютом, сияли радостью. Чувство уверенности в близкой победе невидимыми нитями передавалось по всей стране и касалось сердца каждого солдата на фронте и труженика на заводах и полях в самых отдаленных уголках страны. Оказываясь в тылу, и я каждый раз с волнением слушал звуки торжественной музыки салютов, хотя и не терпелось вновь попасть туда, где они рождались.

По приезде в Москву я остался жить в вагоне на Ржевском (ныне Рижском) вокзале, так как был уверен, что новое назначение получу скоро.

От привычной фронтовой жизни оторваться было нелегко, и я несколько раз говорил по телефону с Л. М. Сандаловым. Советские войска в Прибалтике, где я до этого командовал 2-м Прибалтийским фронтом, а Сандалов был там же начальником штаба, непрерывными ударами сковывали крупные силы врага. Группа армий «Курляндия», находившаяся на самом крайнем левом фланге все еще громадного по протяженности советско-германского фронта, по приказу Гитлера стремилась во что бы то ни стало удержать последний небольшой кусок советской территории с целью затормозить наше наступление на центральном и южном участках фронта.

6 марта я был вызван в Кремль. В этот день председатель Президиума Верховного Совета Союза ССР Михаил Иванович Калинин вручил мне «Золотую Звезду», орден Ленина и грамоту о присвоении звания Героя Советского Союза, а также ордена Ленина и Красного Знамени за долголетнюю и безупречную службу в Красной Армии.

За время пребывания в Москве я несколько раз был в Генеральном штабе, где получил необходимую информацию о военно-политической обстановке.

Начавшееся в середине января 1945 г. грандиозное наступление пяти советских фронтов от Балтийского моря до Карпат (на фронте 1200 км) дало замечательные результаты. Советские войска разгромили основные силы противника, которыми немецко-фашистское командование рассчитывало сдержать Красную Армию на подступах к восточным границам Германии. За это время было проведено несколько крупнейших операций, в ходе которых наши фронты, каждый самостоятельно, выполняли свои задачи. В целом их дейст-вия, строго координируемые Ставкой Верховного Главнокомандования, были направлены на осуществление единого стратегического плана — разгрома основных сил вермахта у ворот фашистской Германии.

21 марта Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин принял меня в Кремле и объявил о назначении командующим 4-м Украинским фронтом. Это было мое десятое по счету назначение за период Великой Отечественной войны.

Ознакомившись с боевой обстановкой в Чехословакии по материалам, имевшимся в Генеральном штабе и отличавшимся глубиной анализа, я попросил разрешения выехать на фронт немедленно. Такое разрешение было дано, и я, не теряя времени, отправился в путь с первым же поездом. Погода была, к сожалению, нелетная.

В дороге мои мысли невольно сосредоточились на судьбе Чехословакии и ее народов в последние годы. Эта страна первой из славянских государств подверглась нашествию фашистских варваров. Мюнхенские «умиротворители», о которых с проклятием вспоминает все свободолюбивое человечество, бросили эту страну на разграбление гитлеровцам. Семь с лишним лет фашисты огнем и мечом насаждали «новый порядок» в городах и селах Чехословакии. Число граждан Чехословакии, погибших в застенках гестапо, расстрелянных без суда и следствия, умерших в концлагерях за этот период, превзошло потери США на всех фронтах второй мировой войны. Но гитлеровцы не смогли сломить волю свободолюбивых народов. Об этом свидетельствовало Словацкое национальное восстание.

К осени 1944 г. Красная Армия вышла к границам Чехословакии. В сентябре одновременно начались Карпатско-Дуклинская операция 1-го Украинского фронта и Карпатско-Ужгородская операция 4-го Украинского фронта. В течение четырех недель продолжались ожесточенные бои по преодолению вражеских, укреплений на карпатских перевалах. 6 октября наши войска, в составе которых героически сражался 1-й чехословацкий армейский корпус, вступили в районе Дуклинского перевала на землю Чехословакии. В этих местах и родился пламенный призыв чехословацких патриотов: «С Советским Союзом на вечные времена!»

Бои на территории Чехословакии были связаны с огромными трудностями в силу необычайно сложных условий местности и важности этого района для гитлеровцев. От границ Чехословакии по труднодоступным отрогам Карпат, форсируя многочисленные реки, шли войска 4-го Украинского фронта к важным в стратегическом и экономическом отношении районам страны — городам Опаве, Моравской Остраве, Оломоуцу и др.

Утром 26 марта я вступил в командование 4-м Украинским фронтом и сразу же погрузился в дела. Вначале работал в штабе, принимая войска и фронтовое управление от генерала армии Ивана Ефимовича Петрова, знакомясь с положением дел и ходом боевых действий.

В состав фронта на 10 марта входили армии: 1-я гвардейская (командующий генерал-полковник Андрей Антонович Гречко), 38-я (командующий генерал-полковник Кирилл Семенович Москаленко), 18-я (командующий генерал-лейтенант Антон Иосифович Гастилович), 8-я воздушная (командующий генерал-лейтенант Василий Николаевич Жданов). Всего в составе войск фронта было десять корпусов, состоявших из 22 стрелковых дивизий, бригад и частей усиления.

По документам, имевшимся в штабе, по докладам начальника штаба фронта генерал-лейтенанта Ф. К. Корженевича и начальника оперативного управления генерал-майора В. А. Коровикова я ознакомился с положением на фронте, и передо мной встала картина не только состояния войск к моменту моего вступления в должность, но и их боевых действий во многих предыдущих операциях.

15 января 1945 г.{40} войска 4-го Украинского фронта, осуществляя Западнокарпатскую операцию (она продолжалась до середины февраля), с рубежа западнее города Санок перешли в наступление. Они прорвали сильно укрепленную оборону противника и за четыре дня наступательных боев продвинулись вперед до 80 км, расширив прорыв до 60 км по фронту. В ходе наступления войска фронта форсировали реки Вислока и Дунаец, овладели городами Ясло и Горлице, важными опорными пунктами обороны немцев на краковском направлении, и с боями заняли свыше 400 других населенных пунктов.

Основную роль в прорыве сыграли войска 38-й армии, действовавшей на правом крыле фронта. Вместе с ней повели успешное наступление и две другие армии — 1-я гвардейская и 18-я. Эти действия войск фронта на территории Чехословакии, как и прежде, протекали в тесном оперативном взаимодействии со 2-м Украинским фронтом, войска которого проводили Среднесловацкую операцию, выдвигаясь на широком фронте к реке Грон.

Одновременно 38-я армия 4-го Украинского фронта взаимодействовала с войсками левого фланга 1-го Украинского фронта, осуществлявшими Сандомирско-Силезскую операцию.

К 20 января, наступая в полосе Карпат, войска 4-го Украинского фронта освободили польский город Новы Сонч, чехословацкие города Прешов, Кошице, Бардейов. Непрерывные удары наших частей и угроза окружения заставляли врага откатываться на запад. 28 января соединения 18-й армии овладели крупным административным центром Чехословакии — городом Попрад, а 29 января войска 1-й гвардейской армии заняли польский город Новы Тарг.

Вскоре, однако, продвижение замедлилось.

Цель продолжавшейся операции — разбить противостоящего противника и выйти главными силами в верховья рек Висла и Одер до Моравской Остравы — полностью не была выполнена, хотя к течение месяца операция в основном и развивалась в соответствии с намеченным планом. Войска фронта сохраняли боевой подъем, но в результате тридцатидневных боев в тяжелых условиях горно-лесистой местности дивизии в известной степени истощились, снизились их наступательные возможности. Противник же сумел перейти к организованной обороне на заблаговременно подготовленных рубежах.

Последним крупным успехом фронта в этот период было овладение 12 февраля городом Бельско. Превращенный гитлеровцами в крепость, он был взят штурмом войсками 1-й гвардейской армии генерал-полковника А. А. Гречко и 38-й армии генерал-полковника К. С. Москаленко.

Командование фронта, понимая, что поспешные попытки дальнейшего продвижения не принесут успеха, поставило перед Ставкой вопрос о необходимости более серьезной подготовки к выполнению операции, в результате которой войска должны были выйти на рубеж реки Влтава и овладеть столицей Чехословакии Прагой. Предполагалось осуществить операцию в три этапа на общую глубину до 450 км. Однако фактически спланирован был лишь первый этап, в котором предусматривалось освобождение Моравско-Остравского промышленного района.

Ставка 17 февраля утвердила предложения командования фронта. Начало операции было назначено на 10 марта.

При ее подготовке было немало трудностей: многие вопросы оказались нерешенными.

Первый же день наступления оказался неудачным. Авиация не могла действовать из-за плохой погоды, артиллерия не сумела разрушить огневую систему противника. Тем не менее войска фронта сражались самоотверженно. Преодолевая сильное огневое сопротивление, отражая контратаки противника, в условиях обильного снегопада и плохой видимости дивизии наступающих армий, вклиниваясь в оборону противника, продвинулись местами до 5 км.

Несмотря на то, что войска фронта не смогли до конца выполнить поставленных перед ними задач, их действия сковывали крупные силы врага: сюда с других участков фронта было привлечено около восьми дивизий. Это облегчило 1-му. Украинскому фронту проведение Верхнесилезской операции, а 2-му Украинскому — Братиславско-Брновской, которая началась в 20-х числах марта.

И все-таки продвижение войск 4-го Украинского фронта развивалось в крайне медленном темпе. К концу марта войска других фронтов продвинулись далеко вперед: 1-й Белорусский и 1-й Украинский вышли на Одер и Нейсе, форсировали Одер в районе Кюстрина, и только 4-й Украинский фронт и правое крыло 2-го Украинского отставали, образовав дугу, охватывавшую северо-восточные и юго-восточные границы Чехословакии. Важнейшие промышленные центры страны продолжали оставаться в руках противника.

Войска 4-го Украинского фронта почти за два с половиной месяца наступления на правом крыле продвинулись на 200 км, причем половина этого расстояния была пройдена за первые пять дней наступления, а на левом крыле — только на 100 км. До Моравской Остравы оставалось всего 30–35 км, но она не была взята как из-за упорного сопротивления противника, опиравшегося на мощные укрепления и придававшего этому району исключительное значение, так и из-за недостатков в организации нашего наступления.

Ознакомление с обстановкой показало, что нужно серьезно готовить новое мощное наступление, которое сокрушило бы противника в Моравско-Остравском и Оломоуцком районах и открыло бы путь к столице Чехословакии.

С первого же дня я начал знакомство с делами непосредственно ил местах и вечером 26 марта был уже в 38-й армии. Меня встретил и тепло приветствовал командующий генерал-полковник К. С. Москаленко.

С командующим 38-й армией, начальником штаба генерал-майором Василием Фроловичем Воробьевым, членами Военного совета генерал-майорами Алексеем Алексеевичем Епишевым и Федором Ивановичем Олейником мы обсудили важнейшие проблемы предстоящей операции. А. А. Епишев предложил мне допросить двух пленных офицеров, чтобы убедиться в точности данных о противнике, имевшихся у Военного совета армии. Я принял это предложение. Офицер 735-го пехотного полка показал, что батальон имел 350 активных штыков, 18 ручных и восемь станковых пулеметов, восемь минометов. В боях 24 марта батальон был разгромлен, и около половины его личного состава вместе со штабом захвачено в плен. Другой пленный офицер, из 1083-го пехотного полка, сообщил, что его дивизия входила в состав 59-го армейского корпуса 1-й танковой армии. В дивизии ощущался большой недостаток горючего.

Затем я вернулся на КП фронта. Выслушав мнение Военного сонета армии, я пришел к выводу, что решение генерала И. Е. Петрова о наступлении на Моравску Остраву только силами 38-й армии не соответствует сложившейся обстановке.

В состав армии в тот момент входили 126-й (командир генерал-майор В. Н. Соловьев) и 127-й (командир генерал-майор I'. А. Жуков) легкие горнострелковые корпуса (по три стрелко-1П.1П бригады в каждом), 95-й (командир генерал-майор И. И. Мельников), 101-й (командир генерал-лейтенант А. Л. Бондарев) и 52-й (командир генерал-майор С. М. Бушуев) стрелковые корпуса (по три дивизии в каждом). Всего, таким образом, имелось 15 стрелковых дивизий и бригад, но они были сильно ослаблены в предыдущих боях. И хотя из общеармейской 140-километровой (в ширину) полосы фронта каждому корпусу отводилось около 20 км, в тех специфических условиях усилиями одной только армии многого достигнуть было нельзя.

В этой обстановке необходимо было, чтобы 1-я гвардейская армия нанесла удар на Моравску Остраву совместно с 38-й. И дальнейшем, наступая главными силами в направлении Фридек и обходя Моравску Остраву с юга, армии предстояло форсировать року Остравице.

11-й стрелковый корпус (командир генерал-лейтенант Михаил Иванович Запорожченко) оставался в резерве, в готовности раз-вить наступление ударной группировки. На участке прорыва плотность артиллерийско-минометного огня определялась в 150–160 стволов на один километр фронта. Готовность войск к наступлению была назначена на утро 28 марта.

Так прошел первый день моего пребывания на новом фронте. Мое внимание, естественно, в большей степени привлекали действия 38-й и 1-й гвардейской армий, наступавших на главном направлении, так как от их успешного продвижения и выхода во фланг и тыл противника, оборонявшегося перед 18-й армией, зависело продвижение объединения генерал-лейтенанта Антона Иосифовича Гастиловича. Оно действовало в трудных условиях местности, преодолевая горные массивы Баскид и Фатр.

27 марта я выехал на КП командарма 1-й гвардейской, где встретился и с находившимся там членом Военного совета. фронта Л. 3. Мехлисом.

Гвардейцы были исполнены решимости нанести удар по врагу. У командарма А. А. Гречко был богатейший опыт руководства войсками в сложных условиях, он в свое время выдвинул ряд интересных идей, осуществление которых могло содействовать скорейшему выполнению задачи по овладению Моравской Остравой.

По моей просьбе А. А. Гречко собрал командиров корпусов и дивизий, весь наличный армейский руководящий состав. На этом импровизированном совещании мы заслушали доклад начальника штаба армии генерал-лейтенанта Александра Григорьевича Батюни и ответственных военачальников управления армии. Речь шла теперь конкретно о дальнейших действиях каждого корпуса и дивизии в связи с вновь поставленной задачей. После оживленного обсуждения был выработан развернутый план операции.

В последующие дни наши части и соединения усилили натиск на врага и немного продвинулись вперед, хотя можно было достигнуть большего при правильной организации взаимодействия между армиями. Обстановка диктовала необходимость некоторое время продолжать действия при прежнем построении боевых порядков и на прежних направлениях, чтобы не давать передышки врагу, все время теснить его, не дать ему возможности разгадать наш новый замысел, а тем временем подготовить мощный удар.

Наибольшее продвижение, как и прежде, имела 38-я армия, главным образом на своем правом фланге.

Эта армия, возобновив с утра 27 марта наступление, в течение дня с боями продвинулась до 5 км и овладела 20 населенными пунктами. На следующий день, преодолевая упорное сопротивление противника, соединения и части К. С. Москаленко вновь продвинулись и заняли еще ряд населенных пунктов. На некоторых участках они оказались в 2–3 км от рек Одер и Ольша, по которым здесь проходила граница с Германией.

В последующие дни части 126-го горнострелкового и 95-го стрелкового корпусов 38-й армии севернее Моравской Остравы овладели сильно укрепленными пунктами Сырин, Блющув, Камень. 2 апреля они на этом участке форсировали Одер и завязали бой за расширение плацдарма на его левом берегу.

В тот же день взятый мною из резерва 1-й гвардейской армии 11-й стрелковый корпус, заранее сосредоточенный в направлении действий 38-й армии, был введен в бой и одной дивизией форсировал Одер севернее населенного пункта Камень в районе Тунскирх (Творков). Такая переброска корпуса диктовалась обстановкой и Пыла оправдана успехом, достигнутым в результате захвата плацдармов на западном берегу Одера.

В это же время активизировали действия и две другие армии. Они сковали силы противника в своих полосах наступления и лишили его возможности маневра. 1-я гвардейская армия, на которую я возлагал большие надежды, 29 апреля после 45-минутной артподготовки в 11 часов 45 минут силами 67-го (командир генерал-майор И. С. Шмыга) и 107-го (командир генерал-лейтенант Д. В. Гордеев) стрелковых корпусов перешла в наступление в направлении Фриштат и овладела станцией Прухна. После этого ее продвижение несколько замедлилось, так как противник оказывал бешеное, сопротивление и части армии были вынуждены непрерывно отбивать контратаки.

18-я армия генерала А. И. Гастиловича, наступавшая южнее 1-й гвардейской, продолжала действовать в трудных условиях горно-лесистой местности и выбивала немцев, засевших в горах, на перева-лах, дорогах и в населенных пунктах, приспособленных врагом к круговой обороне. С 29 марта по 5 апреля ее войска на отдельных участках продвинулись от 15 до 20 км и заняли ряд важных опорных пунктов противника. Вместе с частями армии отважно сража-лись. бойцы 1-го чехословацкого корпуса.

Командовал корпусом генерал бригады Людвик Свобода. Его заместителем по просвещению (по политической части) был ветеран коммунистического движения Чехословакии Ярослав Прохазка. Артиллерией корпуса командовал Отокар Рытирж.

Об этих замечательных людях хочется рассказать подробнее. Людвик Свобода родился 25 ноября 1895 г. До второй мировой войны был кадровым офицером чехословацкой армии. После оккупации страны гитлеровцами эмигрировал в Польшу, где начал формировать чехословацкий легион. Подполковник Свобода вывел личный состав легиона на территорию СССР и здесь и 1942 г. сформировал чехословацкий батальон, выросший в 1943 г. в бригаду, а в 1944 г. в корпус. 5 апреля 1945 г. Л. Свобода был назначен министром обороны Чехословацкой Республики. В период попытки контрреволюционного мятежа в 1948 г. руководимые им вооруженные силы твердо встали на сторону трудящихся. Л. Свобода на-гражден многими орденами и медалями ЧССР и СССР, а также удостоен звания Героя Чехословацкой Социалистической Республики и Героя Советского Союза. В настоящее время Л. Свобода — президент ЧССР.

Я. Прохазка родился в 1897 г. Окончил юридический факультет Пражского университета. После первой мировой войны вступил в КПЧ. В 30-х годах по решению ЦК КПЧ был направлен в СССР, где занимался переводом основных трудов классиков марксизма-ленинизма на чешский язык. Вступив в 1942 г. в чехословацкое воинское формирование на территории СССР, он был бессменным заместителем командира по просвещению и секретарем организации коммунистов-военнослужащих. Я. Прохазка участвовал во всех боевых делах чехословацкого воинского формирования. Это был политический руководитель фурмановского типа, обладавший громадной эрудицией и непоколебимой убежденностью в правоте идей коммунизма. В апреле 1945 г. Ярослав Прохазка был назначен начальником Главного управления по воспитанию и просвещению чехословацкой армии, в 1948 г. — начальником Генерального штаба, с 1951 г. — в отставке в звании генерала армии. Награжден многими орденами ЧССР и СССР.

О. Рытирж — кадровый офицер, прошедший с корпусом весь боевой путь от Соколова до Праги. Как артиллерийский начальник О. Рытирж проявил себя с наилучшей стороны. Под его руководством артиллерия корпуса хорошо взаимодействовала с пехотой и тапками. После войны О. Рытирж командовал корпусом, военным округом, был заместителем министра обороны. В настоящее время — начальник Генерального штаба Чехословацкой армии, генерал-полковник.

Мне часто приходилось встречаться также с заместителем начальника разведки корпуса Антонином Сохором. Это был молодой командир, прошедший трудный путь борьбы и невзгод. Он родился в семье горняка в 1914 г. Вскоре после оккупации Чехословакии попал в лапы гестапо и был выслан на принудительные работы в Германию. За организацию саботажа ему грозила жестокая расправа, но Сохору удалось бежать через Польшу в СССР. Уже в боях у Соколова он командовал разведвзводом и за храбрость и отвагу, проявленные при освобождении Киева, получил звание Героя Советского Союза. А. Сохор быстро рос как командир и, когда мы встретились с ним, был уже опытным разведчиком. Хорошо зная местные условия, он оказал на территории Чехословакии много важных услуг не только корпусному, но также армейскому и фронтовому командованию{41}.

Таков был командный состав чехословацкого корпуса, сражавшегося рука об руку с советскими воинами.

5 апреля, преодолев упорное сопротивление противника, 18-я армия овладела районным центром Ружомберок{42} — важным узлом дорог и опорным пунктом обороны врага на реке Ваг. В честь этой победы Москва впервые салютовала войскам 4-го Украинского фронта после того, как я вступил в командование ими.

Это был несомненный успех. Большой вклад в подготовку и проведение удара на город принадлежал командующему армией А. И. Гастиловичу и тем, кто возглавлял этом объединении партийно-политическую работу, — члену Военного совета генерал-лейтенанту Семену Ефимовичу Колонину, начальнику политического отдела армии генерал-майору Леониду Ильичу Брежневу, и также начальнику штаба армии Никите Григорьевичу Брилеву.

Бой за Ружомберок был крайне ожесточенным. Дело осложнялось тем, что единственная дорога, соединяющая Липтовски Святы Микулаш, откуда двигались паши части, и Ружомберок, на всем своем 25-километровом протяжении пролегает через горную долину, ограниченную с обеих сторон скалистыми Липтовскими и Низкими Татрами.

Большим препятствием служили также широко разлившиеся горные реки.

Гитлеровцы перекрыли эту долину тремя полосами укреплений, каждая из которых включала дзоты, минные поля, проволочные награждения и даже железобетонные укрепления. Особенно прочным был третий рубеж - на непосредственных подступах к городу. Ружомберок был со всех сторон окружен минными полями, дзотами, а с танкоопасных направлений огражден еще и надолбами. Только заранее оборудованных артиллерийских площадок вокруг города насчитывалось около сотни.

Наступательный порыв наших войск, однако, оказался сильнее всех препятствий. Преодолевая сильное огневое сопротивление противника, умело сочетая обходный маневр с фронтальными атаками, наши воины сумели преодолеть все три рубежа. Были захвачены трофеи, в числе которых семь паровозов и более 580 вагонов с различными военными грузами.

Наступление наших войск в эти дни встречало исключительно сильное сопротивление со стороны противника и на других участках. Не было дня, чтобы паши части в ходе наступления не отбивали десятки контратак пехотных частей противника, поддерживаемых танками и авиацией. В горах и населенных пунктах приходилось выбивать врага буквально с каждой мало-мальски значительной высоты.

В ходе наступления в ущельях и отрогах Скалистых Татр части 18-й армии взяли еще несколько населенных пунктов и овладели рядом господствующих высот.

Противник не желал мириться с поражением, пытался вернуть утраченные позиции. Гитлеровцы подтянули несколько самоходных орудий и с ходу обрушились на боевые порядки стрелкового батальона майора Сорокина, выдвинувшегося вперед. За самоходками двинулась вражеская пехота. Противник накапливался в лощине, чтобы с короткой дистанции контратаковать батальон.

Однако у него ничего не вышло. Командир батальона приказал своим подразделениям открыть огонь из минометов и станковых пулеметов.

Гитлеровцы медленно взбирались по скатам, и было выгодно ударить но ним с большой дистанции, чтобы расстроить боевой порядок врага, измотать его силы на дальних подступах, а потом уничтожить. Солдаты противника с трудом поднимались вверх, а наши бойцы вели по ним прицельный огонь. Более полусотни гитлеровцев было выведено из строя. После этого батальон Сорокина начал контратаку и, преследуя врага, вышел на соседнюю высоту.

Только за один день — 31 марта — отдельные части 18-й армии отразили более чем по десять контратак противника. Истребив около 500 вражеских солдат и офицеров, паши бойцы захватили 120 пленных и овладели рядом господствующих высот в Скалистых Татрах.

Особенно яростное сопротивление оказал противник правому крылу наступающих войск 38-й и 1-й гвардейской армий. Здесь для него была наибольшая угроза обхода Моравской Остравы с севера, и это он прекрасно понимал. Густая сеть населенных пунктов, фольварков издавна приспосабливалась к длительной обороне. Стены каменных зданий были возведены с большим запасом прочности, а железобетонные фундаменты по толщине иной раз не уступали стенам дотов.

Если к этому добавить, что противником были заново подготовлены полевые укрепления, а также использованы многочисленные озера, пруды, каналы, изрезывающие этот район вдоль и поперек, то станет ясным, с какими трудностями было связано здесь продвижение вперед.

В последнее время противник непрерывно стягивал в этот район все, что мог снять с других участков фронта. Однако людей у него все же не хватало. Поэтому на отдельных участках он был вынужден бросать в бой подразделения, наспех собранные из остатков различных разгромленных частей, разбавляя их ездовыми, штабными писарями и другими тыловиками. В немецкой армии уже тогда существовал приказ о том, что всех солдат, находившихся без дела на расстоянии свыше 2 км от передовой, направлять в штрафные роты.

Вместе с тем противник старался как можно больше насытить свои боевые порядки огнем. Только полностью истребив гарнизоны отдельных укреплений или расчеты огневых точек, нашим войскам удавалось продвинуться вперед.

Когда воинами 38-й армии был захвачен плацдарм на западном берегу Одера (вначале этот плацдарм не превышал и нескольких десятков метров в глубину), немцы оказали переправившимся бешеное сопротивление, пытаясь сбросить их в реку непрерывными контратаками пехоты и танков. Но наступающих поддерживала с восточного берега наша артиллерия. Над боевыми порядками противника появились самолеты 8-й воздушной армии{командующий генерал-лейтенант Василий Николаевич Жданов), наносившие беспрерывные бомбардировочные и штурмовые удары. Тогда гитлеровцы, со своей стороны, ввели в бой авиацию. Над переправами через Одер только 3 апреля произошло 14 ожесточенных воздушных боев, закончившихся полной победой советских летчиков. Нашими истребителями и зенитной артиллерией за день было сбито 23 самолета противника.

Пользуясь поддержкой своей артиллерии авиации, стрелковые поиска, переправившиеся через Одер, полностью уничтожили оборонявшихся здесь гитлеровцев и сумели закрепиться, а затем, накопил силы, значительно расширили плацдарм, захваченный на западном берегу этой реки.

Здесь, на Одерском плацдарме, пал смертью храбрых отважный сын чехословацкого народа Стефан Вайда, 23-летний офицер-танкист. На его счету было 20 подбитых танков врага. Посмертно Стефан Вайда был удостоен высокого звания Героя Советского Союза.

Подготовка к более мощному удару по врагу требовала пополнения войск фронта личным составом, танками и авиацией. Об этом было доложено в Ставку. Одновременно принимались меры по изысканию собственных ресурсов. Мы, в частности, организовали ремонт танков и автомашин, пополняли боевые части за счет нестроевых подразделений.

В это время Ставка приняла решение передать нам из состава 1-го Украинского фронта 60-ю армию вместе с занимаемым ею участком, который являлся продолжением правого крыла нашего фронта. Войска армии нависали с севера над противником, оборонявшимся в Моравско-Остравском районе, Они вели бои на подступах к реке Опаве, являвшейся на северном участке естественной границей между Чехословакией и Германией.

6 апреля 60-я армия в составе трех стрелковых корпусов (девять дивизий) перешла в наше подчинение. Таким образом, протяженность линии фронта увеличилась на 40 км. В связи с этим возникла необходимость переместить несколько севернее его штаб и командный пункт. Для этого было выбрано местечко Необшютц в 4 км юго-западнее Рыбника. Отсюда можно было легко наладить связь с армиями, и, главное, штаб фронта оказывался ближе к правому флангу, где намечался главный удар.

Штаб фронта начал переезжать вечером 3 апреля, мы же с членом Военного совета Л. 3. Мехлисом выехали на следующее утро. Дорога вела через Освенцим — зловещий лагерь смерти.

Сам Освенцим — небольшой городок, затерявшийся в огромном кольце концентрационных лагерей. Около 6 млн. человек разных национальностей нашли в них свою гибель. Мы проезжали мимо высоких, прочных заборов из колючей проволоки, тянувшихся на 20 км вдоль шоссе. За ними виднелись пепельно-серые бараки, построенные на болоте. В районе Освенцима гитлеровцы создали 20 лагерей на площади в 50 кв. км. Здесь день и ночь полыхал огонь 54 огромных печей, в которых сжигались тысячи людей. Когда сюда подошли части Красной Армии, им удалось спасти лишь 10 тыс. узников.

Во всех городах, которые мы проезжали, были видны следы жестоких разрушений. И несмотря на это, улицы выглядели празднично. Почти из каждого окна свисали бело-красные польские национальные флаги. После многолетней неволи люди почувствовали радость освобождения. По дороге нам очень часто попадались большие группы поляков с лопатами. Несколько таких групп мы видели на полях. Польские крестьяне, освобожденные советскими войсками от гитлеровского ига, делили землю, ранее принадлежавшую помещикам.

Из Рыбника, не заезжая на новый КП фронта, мы поехали по дороге прямо на Ратибор (Рацибуж), довольно большой и красивый город на западном берегу Одера. Он был освобожден частями 60-й армии 31 марта и выглядел пустым. Часть жителей, в большинстве немцы, поддавшись влиянию лживой геббельсовской пропаганды, покинули город, другие были насильно угнаны эсэсовцами. Бой за город кончился несколько дней назад, и в нем продолжались пожары. Советский гарнизон принимал действенные меры к их ликвидации.

Мы проехали в штаб 60-й армии, размещавшейся недалеко от Ратибора. Нас встретил командующий армией генерал-полковник Павел Алексеевич Курочкин. Я знал его с первых дней войны как хорошего, волевого командира. В штабе мы познакомились со всем руководящим составом. Здесь же были член Военного совета армии генерал В. М, Оленин, начальник штаба генерал А. Д. Гончаров и др.

Ознакомившись с составом армии и положением ее войск, я дал указания П. А. Курочкину об увязке действий с 38-й армией, сообщил ему, что в скором времени 60-й армии придется участвовать в готовящейся новой наступательной операции. Про себя же прикидывал, какое направление нужно будет определить армии для наступления и какие конкретные задачи поставить ей.

К вечеру мы приехали в Необшютц, где разместился КП фронта. Надо было вплотную заняться разработкой плана операции. Здесь уже находился новый начальник штаба фронта генерал-полковник Леонид Михайлович Сандалов, который 2 апреля сменил Ф. К. Корженевича. Его приезду я очень обрадовался, так как хорошо знал его по совместной службе на Брянском, Калининском и 2-м Прибалтийском фронтах. Он показал себя штабным работником широкого оперативного кругозора, отличался глубоким знанием дела и громадной работоспособностью. В успешном осуществлении последующих операций фронта — большой вклад руководимого им штаба и его лично.

В начале апреля мы направили в Ставку наметки нашего плана по освобождению Остравского промышленного района, основной идеей которого был удар по Остраве с северо-запада. Одновременно намечались планы последующих действий фронта.

Полученная в это же время (3 апреля) директива Ставки, адресованная командующему 2-м Украинским фронтом и мне, содержала общую оперативную задачу фронтам южного стратегического направления. В ней, в частности, излагался и общий замысел по разгрому всей вражеской группировки, которая оборонялась в горах Словакии южнее Моравской Остравы. Предусматривалось нанесение встречных ударов 4-м и 2-м Украинскими фронтами, причем 4-й Украинский должен был силами 60-й и 38-й армий с частями усиления нанести главный удар по противнику на западном берегу реки Одер, овладеть городами Опава и Моравска Острава и нанести удар на Оломоуц. Сюда же после освобождения города Брно должны были выйти и войска 2-го Украинского фронта.

Таким образом, основные силы 1-й танковой армий, игравшей важную роль в составе группы армий «Центр», должны были оказаться в котле, как, впрочем, и соединения 8-й немецкой и 3-й венгерской армий, входивших в состав группы армий «Юг». Это лишало врага последней возможности к сопротивлению в данном районе и открывало перед войсками обоих фронтов прямой путь на Прагу с востока.

В начале апреля советские войска, сражавшиеся в Чехословакии, вышли на линию Истебне — Врутки — Годонин. Были освобождены крупные города Словакии и в их числе Братислава. Этот город был взят напористым ударом 7-й гвардейской армии генерала М. С, Шумилова. Действия армии поддерживала Дунайская военная флотилия ныне адмирала флота Советского Союза С. Г. Горшкова.

После получения от начальника Генерального штаба генерала армии Алексея Иннокентьевича Антонова сообщения о необходимости начать реализацию изложенного плана мы еще раз увязали вопросы оперативного взаимодействия между армиями и со 2-м Украинским фронтом. 6 апреля я отдал оперативную директиву по осуществлению Моравско-Остравской наступательной операции.

В период подготовки к наступлению одна из главных задач заключалась в том, чтобы обучить войска прорыву укрепленных позиций противника и развитию успеха в глубину. С этой целью пыли проведены учения соединений и частей, которым предстояло действовать в нервом эшелоне.

Наступила середина апреля. Подготовка к решительному удару шла к концу. Требовалось еще несколько дней, чтобы завершить перегруппировку войск. Однако Ставка, основываясь на том, что 15 и 16 апреля начиналось наступление советских войск также на берлинском и венском направлениях, настояла на установленном ранее сроке наступления. И оно началось утром 15 апреля.

В 6 часов утра я был уже на наблюдательном пункте, расположенном на склоне холма в трехэтажном здании школы, хорошо замаскированном самой природой: густо разросшийся парк полностью скрывал его от глаз вражеских наблюдателей. Из окон верхнего этажа открывался широкий обзор как по фронту, так и в глубину. Были видны участки обеих армий — 38-й и 60-й, настучавших на главном направлении. Влево за холмами высились заводы Моравской Остравы. До самой реки Опавы расстилались зеленеющие поля с темно-красными пятнами селений. За рекой видна была озимь, а дальше темнел хвойный лес...

15 апреля в 9,15. началась авиационная и артиллерийская подготовка. На громадном полукруге линии фронта все чаще и чаще взрывались вверх столбы дыма — черного, белого, желтого. Это горели автомашины, переправы, склады с горючим, селения на пути наступления наших войск.

Несколько дней продолжались напряженные бои, усложнившиеся наличием здесь мощных оборонительных сооружений врага. Лишь к 17 часам 22 апреля под ударами наших соединений пал гарнизон Опавы. Эта победа прочно обеспечила дальнейшее развитие удара на Моравску Остраву. Однако для ее освобождения требовалось новое большое напряжение всех сил фронта. Здесь необходимы были стремительность и самоотверженность, чтобы без существенных разрушений возвратить Чехословакии ее важнейший индустриальный центр, имеющий общеевропейское значение.

На подступах к Моравской Остраве и ее многочисленным пригородам враг имел превосходные условия для обороны. Город расположен у слияния рек Опава, Одер, Остравице и, таким образом, с трех сторон окаймлен водой. Горы, сойдясь в этом месте, сделали долину крайне узкой и почти недоступной. «Моравские ворота» запирали северный рубеж Чехословакии. Вместе с тем проходившая неподалеку государственная граница Чехословакии и Германии была сильно укреплена глубоко эшелонированными железобетонными сооружениями. В свое время они были построены чехословацкими буржуазными правителями по проектам французских инженеров, но по воле мюнхенских «миротворцев» эти укрепления, воздвигнутые на народные деньги, послужили не обороне родины от неприятеля, а врагам для продления их тираний над многострадальной страной.

Оборонительная полоса в последнее время была модернизирована немцами, построившими дополнительно несколько прочных оборонительных полевых рубежей. Моравско-Остравский район обороняла крупная группировка противника, в том числе несколько танковых и мотомеханизированных соединений. Драконовы меры приняло гитлеровское командование для повышения «морального духа» своих солдат. Офицерам и унтерам было предоставлено право расстреливать на месте без суда любого солдата, отставшего от части или оставившего позиции, Были заменены все «неблагонадежные» командиры частей и соединений, их место заняли ярые приверженцы нацизма.

Нельзя было не возмущаться бессмысленностью сопротивления гитлеровского командования в Чехословакии, пытавшегося удержаться в этой стране в то время, когда уже на немецкой территории решалась судьба самой Германии. После войны стало известно, что командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Шернер и имперский министр по делам «протектората Чехия и Моравия» палач чешского народа Франк еще продолжали надеяться, что с помощью политических маневров продлят существование рейха, если воспрепятствуют освобождению основных районов Чехословакии советскими войсками. В своих показаниях Франк впоследствии заявил: «Ввиду все более ухудшающегося политического и военного положения Германии я придумал план, который должен был обеспечить политическое преимущество для рейха в случае переговоров о перемирии или мире. Этот план был рассчитан на то, чтобы передать протекторат под международный контроль группы держав или нового чешского правительства».

Реализуя этот план, Франк и Шернер направили 25 апреля к Мюнхен к Кессельрингу своих доверенных лиц во главе с Р. Бинертом (премьер-министр марионеточного правительства протектората). Они должны были связаться с Эйзенхауэром и попытаться заручиться согласием союзников на проведение в жизнь плана Франка. Одновременно Бинерт начал маневры с целью создания «правительства» Чехии и Моравии в противовес законному правительству, находившемуся в Кошице.

Утром 28 апреля я был на наблюдательном пункте генерала К. С. Москаленко, расположенном в 1,5 км от переднего края, Отсюда Моравска Острава вырисовывалась лесом фабричных труб, шахтных копров, силуэтами заводских корпусов.

Брать город в лоб, выкуривать засевшего там врага артиллерийским огнем и бомбовыми ударами авиации — значило подвергнуть разрушению индустриальное сердце дружественной страны. Наша же задача состояла в том, чтобы вернуть чехословацкому пароду его шахты, домны, заводы и фабрики, не причинив им ущерба, с тем чтобы страна поскорее встала на ноги. Эту задачу можно было решить лишь обходом города, для чего предстояло преодолеть еще более мощную и глубокую полосу обороны — систему многоамбразурных двухэтажных дотов, разветвленных траншей, минных полей, противотанковых рвов. К этому мы и подготовили свои войска. Наша разведка, опираясь на помощь чехословацких офицеров и сержантов, установила сильные и слабые стороны укреплений.

Накануне дня атаки из чехословацкого корпуса на наблюдательный пункт фронта прибыли по нашему приглашению два офицера. Они служили прежде на этом участке бывшей чехословацко-германской границы и отлично знали укрепления. По их указаниям были нанесены на карту основные узлы сопротивления, особенно капониры и полукапониры, тщательно замаскированные под окружающую местность.

Мы понимали чувства наших друзей, когда они, указывая рукой, называли прежние условные обозначения дотов. Они смотрели на места, связанные с их службой по защите границ родной страны, где все еще был ненавистный враг. Их беспрестанно приходилось «призывать к порядку», так как они забывали о всякой осторожности к гноем стремлении содействовать скорейшему освобождению Моравской Остравы.

На следующий день, 24 апреля, после мощной авиационной и артиллерийской подготовки войска возобновили наступление. Советские воины вместе с танкистами и автоматчиками из отдельной чехословацкой танковой бригады проявили поистине чудеса героизма. Многие из них появлялись неожиданно в тылу у ничего не подозревавшего врага. Стрелковые части, тесно взаимодействуя с артиллерией, танками и авиацией, решительно взламывали оборону противника и захватывали одно укрепление за другим.

Приведу пример того, как наши воины штурмовали вражеские опорные пункты. Советские артиллеристы несколько раз точно попадали в один из дотов. Разрывами снарядов была серьезно повреждена его трехметровая железобетонная стена, но гарнизон все еще сопротивлялся. Тогда группа советских воинов, сопровождаемая младшим командиром — чехом, знавшим непростреливаемые участки перед этим дотом, подобралась почти вплотную к его стенам. С помощью огнеметов она в буквальном смысле слова выкурила гитлеровцев из убежища.

Особо следует отметить участие в сражении отдельной танковой бригады 1-го чехословацкого корпуса, которая дерзкими и очень умелыми действиями во многом содействовала решению общей задачи. Танкисты отлично взаимодействовали с пехотой, артиллерией 38-й армии и авиацией, прорывались в тыл и на фланги узлов сопротивления, доставляли танковые десанты туда, куда пехота не смогла бы проникнуть без танков. Своими успехами бригада во многом была обязана отважному командиру Владимиру Янко, прошедшему весь боевой путь с родным корпусом. Владимир Янко вначале командовал стрелковой ротой, но затем, окончив Тамбовское танковое училище, показал себя командиром, глубоко понимающим природу действий танковых частей.

Много сделал для воспитания танкистов бригады Генек Грушка — офицер по просвещению (заместитель командира бригады по политический части).

Генек Грушка еще в гражданскую войну сражался в рядах Красной Армии. Под Царицыном в 1919 г. он командовал Интернациональной ротой. Возвратившись в Чехословакию, стал одним из активных работников КПЧ. После оккупации страны гитлеровцами он эмигрировал в СССР и теперь вновь отдавал все силы и знания борьбе с врагом.

Хорошо показали себя в этих боях и командиры танковых рот бригады Андрей Ондик и Эмиль Цилу.

В боях под Моравской Остравой отличились также пехотинцы-автоматчики, успешно взаимодействовавшие с танкистами. На броне танков они прорывались сквозь губительный заградительный огонь врага и оказывались возле вражеских узлов сопротивления. Командиром доблестных автоматчиков был Сергей Петрис — сын старого коммуниста-красногвардейца. Он участвовал в обороне Москвы, и затем во всех боях чехословацкого формирования, был дважды раной.

Доблестно действовала и чехословацкая авиадивизия, получившая первое боевое крещение в боях за Моравску Остраву. Летчики Чехословакии сражались, как настоящие герои, и оказали неоценимую помощь при освобождении города.

К исходу 29 апреля штурмовые группы, овладев многими дотами, сильно расстроили огневую систему противника. В обороне фашистов с северо-запада была пробита брешь. Началось непосредственное наступление на город.

30 апреля войска 1-й гвардейской армии генерала Гречко, 38-й армии генерала Москаленко, 60-й армии генерала Курочкина, прорвав оборону врага, освободили Моравску Остраву с ее многочисленными пригородами.

Накануне взятия города на командный наблюдательный пункт фронта прибыли члены правительства Чехословакии Клемент Готвальд, Зденек Фирлингер, Людвик Свобода, только что назначенный министром обороны, и другие. Они вместе с нами имели возможность наблюдать район боя, а затем и артиллерийскую подготовку, огонь прославленных «катюш», бомбовые удары авиации. Гости оживленно делились с нами впечатлениями, радовались успешным действиям как наших, так и своих, чехословацких войск.

Мы знали, что в марте происходили переговоры между Советским и Чехословацким правительствами. В ходе их была достигнута договоренность о широкой помощи чехословацкому народу со стороны СССР. Теперь же Клемент Готвальд подробно рассказал нам о первых шагах нового правительства Чехословакии и о внутриполитическом положении, сложившемся в последние недели на территории страны. Это очень обогатило наши в общем довольно отрывочные представления о борьбе чехословацкого народа за свое национальное освобождение накануне краха оккупационного режима. Со стороны Советского правительства имелись строгие указания не допускать какого-либо вмешательства во внутренние дела Чехословацкой Республики. Командиры и политработники вели широкую работу по разъяснению того, что наши войска вступили на территорию дружественной Чехословакии, чтобы помочь ее народу освободиться от фашистского ига. Воинам напоминали об их высоком долге перед братским народом, об уважении к национальным и религиозным традициям страны. И советские солдаты показали, что они умеют ценить и уважать чувства благодарности и симпатии, проявляемые чехами и словаками к своим освободителям.

В то время как 1-я гвардейская и 38-я армии вели бои за Моравску Остраву, войска 2-го Украинского фронта подошли к другому крупнейшему городу Чехословакии — Брно. Противник упорно сопротивлялся, выдвинув на подступы к городу дивизии с соседних участков. План штурма города был успешно разработан под руководством ныне Маршала Советского Союза М. В. Захарова. Войска 7-й гвардейской армии успешно форсировали реку Мораву. Танковые соединения фронта охватили группировку противника с, северо-востока, конно-механизированные — с юго-востока, а стрелковые дивизии наносили фронтальный удар. 26 апреля город Брно был возвращен чехословацкому народу.

Прежде чем перейти к изложению событий, связанных с завершением разгрома гитлеровских войск в Чехословакии и освобождением Праги, мне хотелось бы сказать несколько слов о том, как радостно встречало своих освободителей население городов и сел Чехословакии и особенно Моравской Остравы. Вот что рассказал мне в свое время генерал-лейтенант Федор Тимофеевич Ремизов, танки которого приняли участие в штурме Моравской Остравы: «Уничтожая сопротивляющихся гитлеровцев, наши танки с боем вышли на какую-то большую площадь; враг уже бежал, отсюда. Я находился в одном из танков. Открыв люк, мы хотели на минуту выйти из танка, но это оказалось не простым делом: со всех сторон в нас летели букеты цветов. Несколько десятков чьих-то мускулистых рук осторожно вынесли нас из люка и под дружную овацию откуда-то мигом собравшейся толпы подняли в воздух. Возгласы: «На здар!», взгляды, исполненные радости и благодарности, были лучшей наградой за наш ратный труд».

Вечером 30 апреля 1945 г. на улицах Моравской Остравы было, казалось, столько флагов, сколько жителей в городе. Флаги в каждом окне, в руках у каждого проходящего, их поднимали вверх, ими размахивали мужчины, женщины и дети. Улицы запружены ликующими людьми в праздничных нарядах.

Жители освобожденной Моравской Остравы трогательно благодарили своих избавителей — пожимали им руки, хлопали дружески по плечу, обнимали, целовали, дарили цветы, старались подарить много лет хранившиеся в семье реликвии: кто крестик, который носил дальний предок — участник движения таборитов, кто русский штык времен наполеоновских войн.

Наши бойцы с радостью отвечали на это всенародное изъявление благодарности и любви. Они брали на руки детей, охотно шедших к ним, передавали друзьям-остравцам. свои пятиконечные звезды с пилоток; заверяли, что скоро будет освобождена Прага и что победоносный конец войны близок. На улицах гремели оркестры. А сколько песен, смеха, улыбок, веселья, хлещущего через край, было в этот день и в Остраве, и в Витковице, и в Марианских горах, и в Пршивозе. Очень обрадовало следующее письмо:

«Генералу армии Андрею Ивановичу Еременко,
главнокомандующему 4-го Украинского фронта.

Чехословацкие горные и металлургические инженеры Остравского каменноугольного бассейна, участники первого собрания горных и металлургических инженеров в Моравской Остраве после ее освобождения, благодарят вас и доблестные войска 4-го Украинского фронта за то, что в течение военных действий горная и металлургическая промышленность нашего бассейна осталась совершенно неразрушенной и Чехословацкая Республика не была лишена своей основной промышленной базы.

Чехословацкие горные и металлургические инженеры в Моравской Остраве просят вас передать товарищеский привет всем советским горным и металлургическим инженерам.

Да здравствует сотрудничество между советскими и чехословацкими горными и металлургическими инженерами!

Да здравствует вечная дружба между Союзом Советских Социалистических Республик и Чехословацкой Республикой!»

В честь освобождения Остравы войскам 4-го Украинского фронта и Чехословацкого корпуса салютовала столица нашей Родины Москва. Я получил в те дни поздравительную; телеграмму от Клемента Готвальда. В ней говорилось: «От имени Чехословацкого правительства выражаю вам и руководимым вами доблестным поискам 4-го Украинского фронта глубочайшую благодарность за освобождение Моравской Остравы. Моравска Острава является крупнейшим промышленным центром Чехословакии и имеет важнейшее значение для восстановления всего народного хозяйства повой Чехословацкой Республики.

Враг яростно цеплялся за укрепления в районе Моравской Остравы, часть которых была создана еще в период домюнхенской республика и которые ваши воины должны были брать с величайшим упорством и большими жертвами. Тем более мы считаем своим долгом способствовать всеми силами чешского и словацкого народов дальнейшему победоносному продвижению ваших войск в глубь Моравии вплоть до полного освобождения всей Чехословацкой Республики и до окончательного разгрома гитлеровской Германии».

Маршал Советского Союза А. А. Гречко следующим образом оценивает действия наших войск по овладению Моравской Остравой.

«В боях за Моравску Остраву наши солдаты и офицеры проявили много подлинного геройства. Немало из них сложило свои головы, помогая братскому чехословацкому народу в его освобождении от немецко-фашистских захватчиков.

Главная тяжесть борьбы за Моравску Остраву выпала на долю 1-й гвардейской и 38-й армий. Войска этих армий прорвали укрепления врага и, ломая его сопротивление, 21 апреля завязали бои на ближних подступах к городу. Успешно продвигалась и 60-я армии Ее соединения 22 апреля овладели городом Опава.

Советские войска, ведя боевые действия в районе Моравской Остравы, делали все, чтобы не допустить разрушения врагом угольных шахт, заводов и фабрик. Нужно было сохранить промышленные предприятия этого важного индустриального района с тем, чтобы чехословацкий народ имел возможность в кратчайший срок залечить раны войны и развивать экономику своей страны. В связи с этим было решено нанести сосредоточенные удары на узких участках в полосах наступления 60, 38 и 1-й гвардейской армии, что позволяло расчленить вражескую группировку на части и обеспечить ее скорейший разгром.

Приближались решающие события. В период подготовки последнего штурма вражеских укреплений, прикрывавших Моравску Остраву, большую помощь советскому командованию оказали воины 1-го чехословацкого корпуса, партизаны и местные жители. Они сообщили важные сведения об организации неприятельской обороны, что облегчило последующие боевые действия наших войск.

Наступление возобновилось 26 апреля. Войска 4-го Украинского фронта, тесня противника, стремительно продвигались вперед. Сопротивление врага было окончательно сломлено 30 апреля. В этот день соединения 1-й гвардейской и 38-й армий одновременно вошли в город и полностью освободили Моравску Остраву от гитлеровцев»{43}.

После капитуляции Берлина, разгрома группы армий «Висла» и еще некоторых наспех сколоченных объединений (группа армий «Север» была еще ранее, в конце февраля, частично разбита, а частично изолирована в так называемом курляндском мешке) к началу мая Красной Армии продолжали оказывать организованное и весьма сильное сопротивление три группы войск южного стратегического направления: «Центр», «Австрия» и «Юго-Восток». Первой командовал фельдмаршал Шернер, мой «старый знакомый» по Прибалтике, где он после потери Риги пытался навести порядок в группе армий «Север». Педантичная жестокость этого вновь испеченного фельдмаршала вошла в поговорку.

Гросс-адмирал Дениц, возглавивший германское «правительство» после самоубийства Гитлера, не мог не понимать обреченности этих группировок, но, уповая на возможность сговора с западными союзниками, он с согласия командующих срывал капитуляцию гитлеровских войск перед Красной Армией. Дениц откровенно заявил, что главной целью своего правительства он считает «спасение возможно большего числа немцев от большевиков».

Полагая, что Шернер способен сопротивляться еще свыше двух недель, последыши Гитлера связывали все свои иллюзорные надежды с возможно более длительной обороной немецких позиций в Чехословакии.

Эти расчеты находили питательную почву в двойственной позиции наших западных союзников. Дело в том, что Черчилль, да и занявший к этому времени пост президента США Трумэн принимали меры к тому, чтобы оккупировать своими войсками западные области Чехии и Моравии и занять Прагу и тем самым воспрепятствовать победе демократических сил. Генерал Эйзенхауэр писал 4 мая начальнику Генерального штаба Красной Армии: «Мы собираемся начать наступление в Чехословакии к общей линии Ческе-Будеёвице — Пльзень — Карлсбад а захватить эти города. Позже мы будем готовы продвинуться в Чехословакии, если этого потребует обстановка, до линии рек Влтава и Эльба, чтобы очистить западные берега этих рек». Это заявление было сделано, несмотря на то, что ранее уже были согласованы демаркационные линии. Советское командование отклонило эти поползновения союзников. Надо сказать, что на территории Чехословакии враг все еще располагал довольно значительными силами. Их составляли 62 пехотных, 16 танковых и моторизованных дивизий, 35 отдельных полков, 120 отдельных батальонов (900 тыс. человек), более 9700 орудий и минометов, свыше 2200 танков, около тысячи самолетов. Конечно, запас горючего и отчасти боеприпасов был ограниченным, но это все еще была громадная по мощи и боеспособности армия.

Силы Красной Армии, которые могли быть немедленно противопоставлены данной группировке, имели лишь незначительное превосходство в личном составе, артиллерии и авиации, а в танках даже уступали противнику.

В это время в Праге и непосредственно прилегающих к пей районах началось восстание. 5–6 мая столица Чехословакии фактически оказалась в руках восставших. Во главе стихийно поднявшихся масс стояли коммунисты. Восстание в Праге смешало карты Шернера, ибо лишь через столичный узел транспортных магистралей он мог отвести свои войска на запад для капитуляции перед американцами. Вечером 5 мая Шернер отдал приказ: «Восстание в Праге должно быть подавлено любыми средствами... Мы непременно должны вернуть Прагу!»

Утром 6 мая начались ожесточенные бои между фашистскими поисками и восставшими. Над населением Праги, древней столицы братских чешского и словацкого народов, нависла угроза варварского уничтожения со стороны озверевших гитлеровцев.

В эти дни спешно заканчивалась подготовка к осуществлению последней стратегической операции Красной Армии, в которой решено было использовать войска 1, 4 и 2-го Украинских фронтов, глубоко охвативших с севера, востока и юго-востока вражескую группировку. Обстановка сложилась так, что на пути войск 2-го и 4-го Украинских фронтов, действовавших на территории Чехословакии и нацеленных на Прагу, оказалась наиболее многочисленная группировка войск противника, занимавшая выгодные и заблаговременно подготовленные для обороны рубежи.

Кроме того, эти два фронта не располагали достаточным количеством подвижных средств борьбы: танков и самоходных установок. Поэтому еще 1 мая было решено широко привлечь к участию в операции по освобождению Праги силы 1-го Украинского фронта. Тем более, что в результате наступательных действий, предпринятых нашими армиями 1 мая, противник отступил на 12–20 км и сдал ряд важных опорных пунктов, которые служили ему прикрытием на пражском направлении.

Для освобождения Праги нами была подготовлена подвижная группа в составе стрелковой дивизии, посаженной на машины, и танковой бригады. Подвижные группы были созданы также в 38-й и 1-й гвардейской армиях.

Войска 1-го Украинского фронта, принимавшие участие в Берлинской операции, получили возможность нанести удар по наиболее уязвимому участку обороны группы армий «Центр», точнее, по тому участку, который являлся глубоким тылом для этой группировки. 1-й Украинский фронт с помощью глубокого обходного маневра мог выйти кратчайшим путем к Праге, на тылы и коммуникации группировки Шернера и отрезать ей пути отхода на запад. Этот фронт располагал весьма солидными силами, в том числе двумя гвардейскими танковыми армиями. Основными препятствиями на пути фронта являлись группировки немцев в районе Дрездена и необходимость преодоления главного хребта Рудных гор.

Войскам 1-го Украинского фронта было приказано, закончив необходимую перегруппировку, начать стремительное наступление на Прагу.

Важную задачу предстояло выполнить и 2-му Украинскому фронту; он усиливался одной армией из состава 3-го Украинского фронта и должен был нанести удар на Прагу из района южнее Брно. При этом 9-й гвардейской армии предстояло действовать в направлении Ново Бистрице — Пльзень. Левофланговая 46-я армия получила задачу наступать на Ческе-Будеёвице. К действиям на направлении главного удара был привлечен и еще ряд армейских соединений.

За нашим фронтом сохранялась ранее поставленная задача — ударом 38-й и 60-й армий, поддержанным 31-м танковым корпусом, отсечь глубоко выдвинутые на восток основные силы 1-й танковой армии противника, что открывало путь на Прагу с востока всем войскам фронта и 1-му чехословацкому корпусу.

Таким образом, войска 4-го Украинского фронта двигались к столице Чехословакии с востока. Наиболее коротким и сравнительно более удобным путем для них могла служить Оломоуцкая долина, являвшаяся как бы естественными воротами к Праге. Поэтому Шернер создал в районе Оломоуца на весьма выгодном для обороны рубеже основной узел сопротивления.

Гитлеровцы располагали здесь крупными силами пехоты (до 14 дивизий) и большим количеством техники. Кроме того, им удалось возвести разветвленную сеть заграждений. Строжайший приказ Шернера, угрожавший расстрелом за малейшее проявление малодушия, заставлял неприятельских солдат упорно сопротивляться. Вместе с этим и дальние подступы к Оломоуцу были сильно укреплены врагом. При продвижении передовых частей фронта в направлении Оломоуца гитлеровцы с господствующих высот оказывали бешеное сопротивление огнем и контратаками.

Хотя еще 2 мая капитулировал начальник Берлинского гарнизона генерал артиллерии Вейдлинг, все же Шернер продолжал сопротивляться.

7 мая я получил из Ставки указание — предложить неприятелю во избежание напрасного кровопролития прекратить сопротивление и сложить оружие. К противнику были посланы парламентеры для переговоров о сдаче в плен. Шернер отказался капитулировать. Бои развернулись с еще большей ожесточенностью.

В этот же день в Реймсе был подписан предварительный протокол о капитуляции фашистской Германии. В ночь с 7 на 8 мая войска фронта, подойдя вплотную к Оломоуцу, сосредоточили силы и подготовились к решающему штурму. Утром начался штурм. Фашисты засели в зданиях, перегородили улицы баррикадами, взорвали мосты, но остановить натиск наступающих они были не в силах.

В ночь на 9 мая, когда в Карлсхорсте представители верховного командования разгромленной фашистской армии подписывали акт капитуляции, в Оломоуце прозвучали последние выстрелы. Город был возвращен чехословацкому народу.

С утра 9 мая гитлеровцы начали повсюду складывать оружие и сдаваться в плен, не Шернер и теперь не желал капитулировать. Его войска по приказу своего командующего всеми средствами пытались закрепиться на следующем рубеже.

В создавшемся положении перед нами встала задача обезвредить врага и принудить его выполнить условия капитуляции.

Подвижные группы стремительно продвигались вперед. Героизм, находчивость и инициативу проявил личный состав 8-й отдельной Севастопольской моторизованной разведроты капитана Николая Кутузова, действовавшей в составе фронтовой подвижной группы. Особенно отличились двигавшиеся в голове колонны разведчики сержант И. Н. Курощепов и рядовой В. В. Саломатин, Они утром 9 мая сквозь вражеские заслоны прорвались к Праге, указав нашим авангардам путь к столице страны.

Отважным разведчикам оказал большую помощь чехословацкий патриот А. Галлер{44}.

Войска фронта устремились к Праге. За танковыми колоннами двигалась пехота, посаженная на автомашины и бронетранспортеры. 9 мая вступили в Прагу воины 3-й и 4-й танковых армий генералов П. С. Рыбалко и Д. Д. Лелюшенко, а за ними и другие соединения 1, 2 и 4-го Украинских фронтов. Прага была спасена!

Вместе с подвижной группой 38-й армии в столицу Чехословакии по второй половине дня 9 мая прибыли генерал-полковник К. С. Москаленко и генерал-майор А. А. Епишев. В дальнейшем группа проследовала на северо-восточную окраину Праги. Полагаю, что подробно расскажет об этом дерзком рейде сам Кирилл Семенович в своей новой книге, готовящейся к печати. Днем 9 мая в Прагу вошли также войска 2-го Украинского фронта.

Маршал Советского Союза А. А. Гречко отмечает: «Передовые отряды войск 4-го Украинского фронта вышли на восточную окраину Праги, где встретились с войсками 1-го Украинского фронта и вместе действовали по ликвидации последних очагов сопротивления гитлеровских войск на чехословацкой земле».

Так развивались события заключительных дней войны. Враг, принесший столько горя и страданий народам нашей страны и всей Европы, был повергнут. Наконец наступил долгожданный День Победы.

По радио мы услышали Указ Президиума Верховного Совета СССР об объявлении 9 мая днем всенародного торжества — праздником Победы. Затем прозвучали залпы салюта в честь войск Красной Армии и Военно-Морского Флота, одержавших блестящую победу.

В эти дни радостные сообщения поступали одно за другим. Их ждали долго сотни миллионов людей на земле и дождались. 10 мая основные силы 60-й и 38-й армий фронта, оказавшиеся впереди, так как полоса наступления сузилась, продолжали продвижение в западном направлении. К исходу дня они вышли на фронт Градец-Кралове, Пардубице, Хрудим. 1-я гвардейская и 18-я армии были остановлены на восточном берегу Свитавы на участке от Цвиттау до Летовице.

Поздно ночью 10 мая я получил новое указание Ставки Верховного Главнокомандования. Оно гласило:

«1. Установить с 6.00 11.5. 45 следующую разгранлинию между 1-м и 4-м Украинскими фронтами:

До Рождяловице — прежняя, далее Ржичаны. Между 1-м и 2-м Украинскими фронтами — Ржичаны, Пльзень.

2. Командующим войсками 1-го и 4-го Украинских фронтов принять меры к скорейшему пленению войск противника, окруженных северо-восточнее Праги, не допустив отхода их на запад.

Командующему 1-м Украинским фронтом одновременно продолжать энергичное выдвижение своих сил на запад до соприкосновения с войсками союзников, подвижными отрядами занять города Хемниц, Карлсбад и Пльзень, если они еще не заняты союзниками. Командующему войсками 4-го Украинского фронта после пленения противника, окруженного северо-восточнее Праги; две армии (60-ю и 38-ю) сосредоточить в районе Хлумец, Нимбург, Костелец, Часлав и две другие армии (1-ю гвардейскую и 18-ю) — восточнее линии Градец-Кралове, Пардубице, Здирец.

3. Командующему войсками 4-го Украинского фронта вывести 1-й чехословацкий армейский корпус в город Прага».

В соответствии с этим указанием Ставки 1-й чехословацкий армейский корпус несколько дней спустя, 17 мая, вступил в Прагу. Жители столицы восторженно встретили его славных воинов, сражавшихся с общим врагом плечом к плечу с советскими войсками.

Армии фронта, выдвигаясь в указанные им районы сосредоточения, продолжали операции по обезвреживанию и пленению оставшихся фашистских войск. Такое положение сохранялось до 13 мая.

Только за последние дни после капитуляции немецких войск, с 9 по 13 мая, в руки соединений фронта попало около 130 тыс. пленных, в том числе два генерала. Были захвачены трофеи, вся боевая техника Германии, находившаяся в этой части Чехословакии: самолетов — 219, орудий — 1354, танков, САУ и бронетранспортеров — 298, минометов — 510, пулеметов — 2782, винтовок и автоматов — 43500, автомашин и тягачей — 10 172, лошадей — 7900 и т. д.

Захват пленных и сбор трофеев продолжался и после 13 мая. Отдельные группы противника некоторое время еще скитались по лесам и глухим местам, но вынуждены были выходить и сдаваться в плен. Так, например, только 15 мая было взято в плен 1859 солдат и офицеров немецкой армии, а 16 и 17 мая — еще 3123.

Действия 4-го Украинского фронта в последние недели войны характеризовались упорными кровопролитными боями в сложных условиях местности, благоприятствовавшей врагу в организации обороны.

Настойчивые удары фронтов, наступавших с востока на главные узлы сопротивления группы армий «Центр», притянули основные силы врага, принудили его вести изнурительные кровопролитные бои, лишили свободы маневра. Эти моменты имели весьма важное значение на заключительном этапе войны. Они, во-первых, позволили сохранить в почти неповрежденном состоянии промышленный потенциал Чехословакии, спасли страну от тактики «выжженной земли».

Удары войск 4-го Украинского фронта воспрепятствовали крупным массам войск противника сдаться в плен американцам.

Войска фронта взломали долговременную, стационарную оборону. Эти бои показали, что в условиях минувшей войны никакие, даже самые прочные, оборонительные сооружения не способны устоять против хорошо подготовленного наступления.

Очень важную роль в спасении столицы Чехословакии сыграло принятое Ставкой Верховного Главнокомандования решение об ударе войск 1-го Украинского фронта из-под Дрездена на Прагу и последовавшие затем стремительные действия войск Маршала Советского Союза И. С. Конева.

В результате тесного, слаженного взаимодействия трех фронтов (4, 1 и 2-го Украинских) с входившими в их состав воинскими формированиями Чехословакии, Польши и Румынии было завершено окружение всей группировки врага, оказавшей сопротивление после капитуляции. При этом было пленено 859400 солдат, офицеров и генералов вермахта.

4-й Украинский фронт за время боевых действий на территории Чехословакии освободил восемь крупных, 54 средних, 310 малых городов — всего около 500. 16 раз Москва салютовала войскам фронта. Они освободили наибольшую часть территории Чехословакии.

1-я гвардейская армия под командованием генерал-полковника А. А. Гречко первой пересекла границу Чехословакии и прошла с боями более 600 км по ее земле, осуществив ряд крупнейших операций в тяжелых условиях гористой местности.

38-я армия под командованием генерал-полковника К. С. Москаленко, так же как и 1-я гвардейская армия, успешно осуществила несколько сложных операций и прошла более 500 км по труднодоступным районам Чехословакии.

18-я армия под командованием генерал-лейтенанта А. И. Гастиловича, наступая на левом крыле фронта, совместно с чехословацким армейским корпусом, входившим в ее состав, преодолевая Карпаты и другие горные хребты, прошла с боями около 600 км по территории братской страны.

Именно этим армиям принадлежит главная заслуга в освобождении большинства городов и сел Чехословакии в полосе наступления 4-го Украинского фронта. Эти объединения прошли почти всю территорию Чехословакии, вытянутую с востока на запад, и приняли активное участие в освобождении Праги.

Население братской страны было изумлено преданностью наших воинов идеям интернационализма. В те дни, когда агонизирующий фашизм не останавливался перед самыми чудовищными злодеяниями против чехов и словаков, десятки тысяч наших воинов без страха и упрека жертвовали собственной жизнью, чтобы избавить от гибели мирных жителей, сохранить их достояние, национальные ценности братской страны.

Я был свидетелем поистине драматических сцен, когда с раздирающими душу рыданиями перед умирающими от ран советскими воинами склонялись чешские матери, чьих детей спасли ценою собственной жизни эти парни, а иной раз и убеленные сединами мужчины, пришедшие с Волги и Дона, из Москвы и Сибири. Эпиграфом к своей книге «От Бузулука до Праги» нынешний президент ЧССР Л. Свобода избрал следующие слова: «Никогда не забудем, как легко мы утратили свободу и как тяжело, ценой великих усилий и огромных жертв нашего и особенно советского народа мы добыли ее вновь».

Советские солдаты и офицеры, имевшие все необходимое, чтобы покончить с врагом без всякого риска в соответствии с требованиями военной целесообразности, тем не менее, не раздумывая, бросались и штыковые атаки на яростно сопротивлявшихся гитлеровцев, чтобы артиллерийским и даже автоматно-пулеметным огнем не причинить вреда мирным жителям. Это было разительным контрастом с тем, как действовало американское командование. Чехословацкие друзья показывали мне села и города, начисто сметенные с лица земли американской артиллерией и авиацией лишь потому, что десяток потерявших остатки разума эсэсовцев несколько раз выстрелили по вступившим без боя в этот город или село войскам американцев.

В таких случаях мотопехота наших союзников по приказу своего командования быстро отходила от населенного пункта. Вызывались бомбардировочная авиация и артиллерия большой мощности. Их удар уничтожал город или село нередко со всем его населением. Характерно, что американская авиация за несколько дней до окончания войны бомбила чехословацкие города, совершенно не имевшие никаких военных объектов. Целью таких бомбардировок было разрушение промышленного потенциала Чехословакии.

Советские войска, наоборот, стремились во что бы то ни стало сохранить индустриальные центры Чехословакии. Примером этому служит овладение Моравской Остравой. Часто наши воины, оставляя сиротами своих детей, вдовами своих жен, как бы забыв о любимых, об отцах и матерях, шли на смерть во имя жизни и счастья чехословацких братьев.

В те дни на всем нашем пути до Праги население городов, рабочих поселков, сел и деревень с восторгом и искренней благодарностью встречало советских воинов. Танки, самоходные пушки, бронеавтомобили, повозки были осыпаны цветами, которыми так богата чехословацкая земля в весеннюю пору.

Помню, как в нескольких городах меня буквально выносили из автомашины на руках. Я с радостью пожимал одну за другой десятки протянутых рук.

10–12 мая я провел в освобожденной столице Чехословакии. Надо было быть очевидцем того торжества, которое переживала в эти дни Прага, чтобы понять, от каких мук и страданий избавила Красная Армия чехословацкий народ. Нам, видевшим в эти теплые майские дни Прагу, украшенную флагами и убранную цветами, наполненную неуемным веселым шумом ликующей толпы, все это было ясно, как никогда.

Колонны наших войск, грузовики с пехотой, танки, бронетранспортеры, артиллерия беспрерывным потоком двигались по магистралям огромного города.. Порой этот поток останавливался — улица не могла вместить всех, кто вышел приветствовать Красную Армию. Женщины и дети взбирались на броню танков, на грузовики, обнимали и целовали солдат и офицеров, осыпали боевые машины букетами цветов — ароматной сирени, ярких тюльпанов.

В воздухе звучали возгласы дружбы и благодарности: «Братья, вы спасли нашу Прагу!», «Вы вернули нам Родину и свободу!», «Чехословакия не забудет вашего подвига!» А сколько было подарков: люди с радостью готовы были передать советским воинам все, что они считали ценным для себя. Подарки делались и отдельными гражданами, и целыми предприятиями, и населенными пунктами.

Но самым большим подарком для нас была та активнейшая помощь, которую оказывало нашим частям население Чехословакии от мала до велика на всем пути от границ страны до ее столицы. В районе города Здирец — важного узла шоссейных дорог, где проходила основная масса отступавших гитлеровцев, — местное население помогало нашим войскам разоружать неприятельских солдат и доставляло их на пункты сбора военнопленных. Группа чешских партизан, захватившая у немцев бронетранспортер и другое оружие, контролировала шоссе между городами Хрудим и Здирец. Партизаны не пропустили здесь ни одного нациста, несмотря на то, что их атаковали довольно многочисленные группы врагов.

В свое время я получил письмо от одного из командиров этого отряда Павла Стахова из города Гавричкув Брод, который подробно описал бои тех дней и прислал снимки захваченного партизанами бронетранспортера.

Он писал следующее: «... Трудно высказать нашу радость уже потому, что вы, руководящий представитель славной и победоносной Красной Армии, вспомнили и этот незначительный эпизод боев против фашизма в Великой Отечественной войне наряду с самоотверженным героизмом советских войск и ее командиров. Считаю своим долгом сообщить вам некоторые данные об этом событии.

Бронетранспортер был захвачен с комплектом вооружения у оккупантов (часть СС, посланная для поддержки карательного отряда, который был ликвидирован у дер. Дедово на Чешско-Моравской возвышенности), воевал в составе партизанской бригады Яна Козина. Командир бригады — майор Красной Армии Мельник Григорий Арсеньевич, парашютист, комиссар бригады — капитан Красной Армии Химич Николай Игнатьевич, парашютист, начальник штаба бригады — Ольдржих Шофарж, чешский партизан.

Экипаж транспортера старшего лейтенанта Красной Армии Морякова Павла - парашютиста — состоял в большинстве из советских партизан.

Боевые действия бронетранспортера № 1, о которых вы упоминаете, начались по приказу штаба северо-восточнее дер. Крижево, в районе Круценбурга атакой и проникновением в тыл левого фланга гитлеровской части. Проникновение было осуществлено при поддержке наступающих подразделений Красной Армии, эти действия были неожиданными для врага и вызвали панику среди гитлеровцев из группы армий Шернера.

Фашистская часть начала в беспорядке отступать от прежней цели атаки, т. е. от участка шоссе в районе Здирец на Хотеборж, Хрудим, полагая, что здесь действуют крупные силы Красной Армии. Немецкая часть распалась на мелкие группы и позднее была ликвидирована. Экипаж бронетранспортера после оказания необходимой помощи раненым поддерживаемых частей продолжал бой на упомянутом шоссе по приказу своего штаба и командования Красной Армии.

Каждое воспоминание о незабываемых минутах встречи с легендарной Красной Армией — освободительницей нашей дорогой Родины по сей день волнует нас.

Нельзя без волнения вспомнить и громовое «ура», которым нас встречали советские воины, когда увидели нас рядом с собой. Ведь помощь могучего советского брата нам, малой стране, уже символизировало красное знамя на бронетранспортере, рядом с которым было и чешское знамя. Советские партизаны еще раньше, к нашей большой радости, написали на бронетранспортере боевые лозунги Красной Армии...

Уважаемый товарищ маршал! Разрешите мне в конце своего письма заверить вас, что мы всегда помним о пашем большом долге братскому советскому народу и его славной армии за самоотверженность ее воинов, за все то, что она сделала для нашей свободы. Это все мы сознаем и сегодня, когда перед нами опять появляется опасность агрессии, от которой нас защищает наш верный друг — Советский Союз.

Желаю вам искренне много здоровья, много успехов в вашей ответственной работе, а также личного счастья.

Ваш Павел Стахов».

Это письмо говорит о многом и, в частности, об истинных чувствах рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции Чехословакии по отношению к советскому народу и его Вооруженным Силам. И это не мимолетный порыв.

Благодарные граждане Чехословацкой Республики на протяжении всех послевоенных лет сооружали памятники доблестным воинам Советских Вооруженных Сил, павшим смертью храбрых в боях за освобождение чешского и словацкого народов. Эти памятники и сейчас напоминают о пламенном интернационализме, о героизме и мужестве тысяч и тысяч советских людей, отдавших жизнь за свободу, за светлое социалистическое будущее чехословацкого парода.

Такие памятники стоят в Праге и Остраве, в Глучине и Фридеке, в Цешине и Опаве и многих других городах. В проектировании памятников принимали участие чехословацкие инженеры и архитекторы, их сооружали чехословацкие граждане на свои средства, часто получаемые от сборов среди населения.

Многие памятники, как, например, в Остраве, представляют гобой памятники-мавзолеи, в которых находятся урны с прахом погибших. В памятнике-мавзолее, который стоит в Остраве в городском парке имени Яна-Амоса Коменского на берегу реки Остравице, хранится 658 таких урн с прахом советских воинов. При открытии памятника эти урны несли в руках чешские солдаты и офицеры в сопровождении 275 бойцов почетного караула и свыше тысячи военнослужащих и представителей народной полиции. В церемонии открытия памятника участвовало 60 тыс. трудящихся города.

Созданные чехословацким народом памятники всегда останутся символом вечной дружбы, скрепленной кровью советских, чешских и словацких воинов, пролитой в совместной борьбе против исконного врага миролюбивых народов — немецкого милитаризма.

Историческая битва за освобождение Чехословакии связала неразрывной дружбой советский и чехословацкий народы. Эту дружбу никогда не удастся подорвать врагам наших народов, врагам социализма.

Войска фронта после полной и окончательной капитуляции врага к середине мая закончили сосредоточение на территории Чехословакии в районах: 60-я и 38-я армии — Хлумец, Нимбург, Костелец, Часлав (восточнее Праги); 1-я гвардейская и 18-я армии — юго-восточнее линии Градец-Кралове — Пардубице — Здирец. Оборудовав временные лагеря, они приводили личный состав, вооружение и технику в порядок.

Еще 15 июня 1945 г. я послал в Ставку Верховного Главнокомандования доклад по поводу организации Прикарпатского военного округа. С этим предложением Ставка согласилась, я в первой половине июля было приказано начать организацию новых военных округов, в том числе Прикарпатского военного округа. Командование войсками округа было поручено мне, членом Военного совета стал генерал-полковник Л. 3. Мехлис, начальником штаба округа — генерал-полковник Л. М. Сандалов, начальником политического управления — генерал-майор Л. И. Брежнев.

Выйдя в районы постоянной дислокации, войска бывшего 4-го Украинского фронта приступили к планомерной мирной учебе.

Заключая эти воспоминания, не могу не рассказать хотя бы очень кратко о параде Победы в Москве на Красной площади 24 июня 1945 г. В этом историческом параде участвовали и войска 4-го Украинского фронта.

От каждого фронта на парад выделялось по одному полку, в который входило семь батальонов. Батальоны были сводные и состояли из наиболее отличившихся и заслуженных воинов. Мы сформировали такой полк в Пардубице, где размещался в то время штаб фронта.

Командиром сводного полка был назначен генерал-лейтенант А. Л. Бондарев, командирами батальонов стали командиры наиболее отличившихся дивизий.

10 июня 1945 г. наш сводный полк тремя эшелонами прибыл на Киевский вокзал.

Москва в июне — Москва первых мирных недель. Пристально вглядывались все мы, фронтовики, в ее родной облик. А в памяти невольно возникала Москва военных лет, которую я видел из окна санитарной машины, доставившей меня в госпиталь хмурым октябрьским утром 1941 г. после тяжелого ранения на Брянском фронте. И тогда столица была прекрасна в своей суровой боевой собранности и решимости.

Когда враг приблизился к воротам столицы, мне кажется, каждый, кто был одет в военную форму, испытывал тяжелое чувство, будто в чем-то не оправдал надежд своего народа, хотя и совершил все, что было в человеческих силах. Это чувство нравственной боли было мучительнее, чем боль, причиняемая ранениями.

Но вот теперь, и июне 1945 г., мы вернулись в столицу с отчетом о свершенном на полях сражений и могли с гордостью доложить своему народу, что его наказ исполнен, что враг, поднявший руку на нашу Родину, на счастье наших детей, повергнут в прах, что выполнен и интернациональный долг коммунистов-ленинцев — оказана братская помощь народам, подвергшимся нашествию фашизма. В ушах еще звучали приветственные возгласы и звонкие песни жителей Остравы и Праги, а в глазах переливались утопающие в цветах, освещенные солнцем и тысячами улыбок улицы городов и сел, переживавших единственное в своем роде торжество: праздник освобождения и праздник весны.

Среди участников парада от нашего фронта было 77 Героев Советского Союза, а все остальные неоднократно награждались орденами и медалями. Местом сбора нашего полка была Красная Пресня. Здесь воинов окружили самой теплой заботой трудящиеся района, имеющего давние революционные традиции.

Мне довелось возглавлять колонну фронта, которым я четырежды командовал в течение войны. Этот фронт был в 1942 г. Юго-Восточным, затем Сталинградским, в 1943 г. — Южным, а в 1944–1945 гг. стал 4-м Украинским. Помню, как двигался наш полк к Красной площади, как четко и бодро звучала фронтовая песня:

«Мы — солдаты Сталинграда, Мы — карпатские орлы, Наша честь и наша слава В жарких битвах рождены...»

Нелегко описать самый парад, хотя он и был строго регламентирован уставами и приказами. Чеканя шаг, перед Мавзолеем бессмертного Ленина прошли седые ветераны боев, представители первого поколения бойцов. Красной Армии и их сыновья, те, что выросли и возмужали в годы Советской власти.

Сверкали обнаженные клинки, мерцала граненая сталь штыков. Как бы спаянные невидимыми узами шеренги и ряды двигались четко и слаженно. Вот сотни знамен и штандартов повергнутого в прах вермахта брошены к подножию Мавзолея. Гудит древняя брусчатка Красной площади под мощным шагом тех, кто прошел от Ленинграда до Вены, от Москвы до Берлина, от Сталинграда до Праги.

Сколько воспоминаний, радостных и тяжелых! Гордость за нашу великую Родину, за мудрую партию Ленина охватывает вновь. Стучит сердце, ветер славы коснулся каждого участника парада своим светлым крылом, наполнились глаза слезами радости.

Но сколько товарищей по оружию пало на долгом и тернистом пути войны, сколько горя принес враг нашему мирному народу...

Все это позади. Жестокие бои на древней Смоленской земле, где враг впервые узнал разницу между «блицпоходом» и настоящей войной, не менее тяжелые бои на Брянском фронте, прикрывавшем столицу с юго-запада, где идеолог молниеносной танковой войны

Гудериан с присущим ему прусским упрямством рвался к Москве: фюрер обещал ему честь открыть парад «победоносного» вермахта на Красной площади. Но не удалось захватчикам осквернить ее священные камни.

В памяти встает и все, что было потом.

Общее стратегическое наступление после разгрома гитлеровцев под Москвой. Снежная зима у истоков великой Волги. В составе 4-й ударной армии мы возвращаем нашему народу древнюю заповедную землю: Андреаполь, Понизовье, Торопец, Велиж.

А вот следующий этап — немеркнущая в веках Сталинградская битва. Беспримерная оборона. 700 отбитых атак. Наше неудержимое наступление. Разгром пяти армий Германии и ее сателлитов. Полгода боевой страды.

А затем под Калининой, прорыв в смоленские «ворота», участие в освобождении Крыма и Прибалтики и заключительные бои на чехословацкой земле.

Все эти этапы боевого пути невольно возникли у меня в памяти,

когда мы шли перед Мавзолеем...

Советская авиация в боях за Кенигсберг и Берлин

А. А. НОВИКОВ
Главный маршал авиации
дважды Герой Советского Союза

Родился 19(6) ноября 1900 г. в Костромской области. В Советской Армии с 1919 г., член КПСС с 1920 г.

А. А. Новиков — участник гражданской войны. В 1930 г. окончил Военную академию им. М. В. Фрунзе, потом служил в стрелковом корпусе (начальником разведки, а затем оперативного отдела) и в 1933 г. был переведен в ВВС. В 1938–1940 гг. — начальник штаба и в 1940–1941 гг. — командующий ВВС Ленинградского военного округа, во время советско-финляндской войны — начальник штаба ВВС фронта.

В 1941–1942 гг. А. А. Новиков — командующий ВВС Ленинградского фронта, в 1942–1946 гг. — командующий ВВС Советской Армии и заместитель наркома обороны: в 1946 г. был избран депутатом Верховного CОВЕТА СССР (2-госозыва).

С 1953 г. — на различных командных должностях в ВВС Советской Армии В 1956 г., выйдя по болезни в запас, он стал работать начальником Высшего авиационного училища Гражданского Воздушного Флота в Ленинграде; в этой должности проработал одиннадцать лет, одновременно преподавал и вел научную работу, В 1958 г. ему было присвоено ученое звание профессора.

Вечером 23 февраля 1945 г. на моем столе зазвонил кремлевский телефон. Я снял трубку и услышал неторопливый глуховатый голос И. В. Сталина. Поздоровавшись, Верховный Главнокомандующий, как всегда без всяких предисловий, спросил:

— Не можете ли вы поехать к Василевскому? — Когда прикажете, товарищ Сталин?

— Чем скорее, тем лучше. Василевский только что звонил мне и очень просил прислать вас.

Утром 24 февраля я вылетел на 3-й Белорусский фронт. Самолет вел мой шеф-пилот, командир транспортной авиадивизии особого назначения генерал Виктор Георгиевич Грачев. Он был мастером своего дела, и я всегда, если он не бывал занят выполнением ответственного задания, летал с ним.

Поднялись мы с Центрального аэродрома. Метеорологи ничего хорошего на маршруте не обещали. Но погода оказалась даже хуже той, которую запрогнозировали синоптики. Низкая облачность со шквальными снежными зарядами преследовала нас до самого Вильнюса. Облака все прижимали и прижимали «Дуглас» к земле,, и, наконец, Грачев повел самолет почти на бреющем полете. За Вильнюсом видимость совсем пропала, и Виктор Георгиевич, опасаясь врезаться в какую-нибудь высотку, ушел в облака. Дальше полет проходил вслепую, по приборам.

Перед отбытием на фронт я ознакомился с обстановкой в Восточной Пруссии. В то время наши войска, расчленившие в ходе январского наступления группу армий «Центр» на три части, вели бои по ликвидации хейльсбергской группировки противника, оборонявшейся южнее Кенигсберга. Группировка эта, включавшая около 20 дивизий, занимала рубежи Хейльсбергского укрепленного района. Войска 3-го Белорусского фронта должны были разгромить ее к 25 февраля. До срока, определенного Ставкой, оставались сутки, а конца боев не было и видно. Противник, опираясь на систему долговременных сооружений и выгодные позиции, сопротивлялся упорно и яростно. А тут еще в самый разгар сражения фронт лишился своего командующего. 18 февраля в районе Мельзака был смертельно ранен генерал армии И. Д. Черняховский, молодой, даровитый военачальник. Утрата была весьма чувствительной. Ставка Верховного Главнокомандования назначила командующим войсками 3-го Белорусского фронта Маршала Советского Союза А. М. Василевского. 21 февраля Александр Михайлович прибыл в Восточную Пруссию.

На аэродроме в Растенбурге нас встретил командующий 1-й воздушной армией генерал-полковник авиации Т. Т. Хрюкин. В его штабе, находившемся в Гросс-Колене, я ознакомился с состоянием дел в 1-й воздушной армии, а затем уехал к Василевскому.

Александр Михайлович коротко изложил нам план операции: вначале советские войска громят хейльсбергскую группировку, потом штурмом овладевают Кенигсбергом и заканчивают боевые действия ликвидацией Земландской группировки. Такая последовательность несколько затягивала операцию, но иного выхода тогда не было. В заключение маршал сказал, что решением Ставки 1-й Прибалтийский фронт переименовывается к Земландскую группу войск, которая вливается в состав 3-го Белорусского фронта.

С 22 февраля по 12 марта советские войска готовились к операции по ликвидации хейльсбергской группировки. 13 марта начались боевые действия. При поддержке 1-й и 3-й воздушных армий эта группировка гитлеровцев была расчленена и 29 марта перестала существовать.

Наступила очередь Кенигсберга. Но разгрызть такой «орешек» было далеко не просто даже при наличии тех немалых сил, которые советское командование привлекло для штурма города.

Противник придавал Кенигсбергу исключительное не только военное, но и политическое, моральное значение. Центр Восточной Пруссии, он был и одним из важнейших военно-промышленный районов Германии. Наконец, этот город был старым гнездом самой жестокой и агрессивной силы страны — прусской военщины. Нетрудно поэтому было себе представить, как отзовется его падение среди населения и особенно в гитлеровской армии.

Советское командование ясно понимало, каким грозным и трудноодолимым барьером является Кенигсберг с его многочисленным, прекрасно вооруженным и надежно защищенным от ударов с земли и с воздуха гарнизоном. Штурм такого объекта требовал тщательной и длительной подготовки. Достаточно сказать, что для обороны города противник привлек около 130 тыс. человек, до 4 тыс. орудий и минометов, более 100 танков и штурмовых орудий. На аэродромах Земландского полуострова — в Гросс-Диршкайме, Гросс-Хубникене и Нойтифе — базировалось 170 боевых самолетов{45}. Вокруг Кенигсберга и внутри него гитлеровцы создали четыре оборонительные полосы. Первая (внешний обвод) состояла из системы траншей, противотанкового рва, линии надолб, противопехотных заграждений и минных полей; вторая (внутренний обвод) включала в себя доты, дзоты и 15 мощных старинных фортов с солидными гарнизонами; третья проходила по окраинам города и представляла собой комплекс железобетонных огневых точек и подготовленных к обороне каменных строений и баррикад; четвертая опоясывала центральную часть города и состояла из бастионов, равелинов, башен и наиболее прочных зданий. В самом центре находилась старинная цитадель, вмещавшая несколько тысяч человек. От нападения с воздуха Кенигсберг защищали 56 зенитных батарей (около 450 стволов), В городе имелись подземные заводы и склады с достаточным запасом продовольствия и воинского имущества.

Разработку операции «Земланд» — овладение городом и ликвидацию Земландской группировки — советское командование поручило генералу армии И. Х. Баграмяну. Иван Христофорович и его помощники быстро и хорошо справились с этим ответственным заданием.

Замысел операции сводился к следующему: мощными ударами с севера и с юга по сходящимся направлениям рассечь гарнизон Кенигсберга на изолированные группы и штурмом овладеть городом. Для пресечения попыток врага помешать штурму города со стороны Земландского полуострова из района Кенигсберга намечался вспомогательный удар в западном направлении.

Для разгрома кенигсбергской группировки привлекались четыре общевойсковые армии. 43-я и 50-я наносили удар с севера, 11-я гвардейская — с юга, 39-я отсекала крепость от земландской группировки противника.

Операция разрабатывалась с учетом мощного артиллерийского и авиационного воздействия на врага. Вместе с артиллеристами летчики должны были разрушить основные фортификационные сооружения и опорные пункты, подавить артиллерию и огневые точки гитлеровцев и создать пехоте все условия для быстрейшего овладения городом, причем с наименьшими потерями с нашей стороны.

В помощь наземным войскам были выделены: три воздушные армии — 1, 3 и 18-я (бывшая Авиация Дальнего Действия){46}, ВВС Краснознаменного Балтийского флота и два авиасоединения резерва Верховного Главнокомандования — 5-й гвардейский и 5-й бомбардировочные авиационные корпуса. Всего ко дню штурма фронт имел 2444 боевых самолета, в том числе 1124 бомбардировщика (500 тяжелых дальнего действия, 432 ближнего действия и 192 легких ночных), 470 штурмовиков, 830 истребителей и 20 торпедоносцев{47}.

За исключением 150 самолетов ВВС КБФ, нацеленных исключительно на срыв морских перевозок противника, остальная авиация предназначалась для действия на сухопутном фронте. В этом таились свои, и весьма немалые, трудности. К концу четвертого года войны мы накопили богатый опыт по руководству и управлению большими массами авиации в бою. Но то были действия на широком фронте. Под Кенигсбергом же вводилось в сражение более двух тысяч боевых машин на весьма узком участке наступления, что очень усложняло массированное применение авиации и взаимодействие ее с сухопутными войсками. К тому же мы еще не имели опыта массированного воздушного штурма таких крупных городов, как Кенигсберг. А штурмовке вражеских позиций, особенно в черте города, придавалось первостепенное значение. Мы понимали, что хотя авиации в овладении городом отводится большая роль, но последнее слово все-таки принадлежит пехоте и задача летчиков — всемерно помогать ей. Однако не являлось секретом и то, что действия пехоты в отлично приспособленном к обороне Кенигсберге окажутся успешными лишь в том случае, если авиаторы сумеют непрерывно сопровождать ее на поле боя и так, чтобы удары с земли дополнялись точными, согласованными ударами с воздуха, чтобы лавина наземного и воздушного огня загоняла фашистов в укрытия и не позволяла им полностью использовать свое оружие и оборонительные сооружения. Поэтому мы сделали все, чтобы; фронт имел не только мощную ударную бомбардировочную, но и сильную штурмовую авиагруппу. В нее вошли (без учета подразделений ВВС КБФ, имевших всего 60 «Ил-2») шесть штурмовых авиадивизий: 1-я гвардейская полковника С. Д. Пруткова, 182-я генерал-майора В. И. Шевченко, 277-я полковника Ф. С. Хатминского, 211-я полковника П. М. Кучмы, 311-я подполковника К. П. Заклепы и 335-я генерал-майора С. С. Александрова{48}. Это были закаленные, с большим боевым опытом, не раз упоминавшиеся в приказах Верховного Главнокомандующего соединения. Всех командиров этих дивизий я знал в лицо и не раз наблюдал, как действуют в бою их подчиненные. Особенно приятно было видеть под Кенигсбергом ленинградских летчиков, к которым я, как их бывший командующий, всегда испытывал очень теплые чувства. Штурмовая группа 1-й воздушной армии была усилена 277-й авиадивизией. Эта дивизия завоевала мою симпатию своим поистине ювелирным взаимодействием с пехотой и танками и снайперскими ударами, показанными еще летом 1944 г. во время Выборгской операции, в которой я как представитель Ставки координировал боевую работу фронтовой и морской авиации. А ее беспримерный, длившийся шесть часов подряд штурм Кутерселъки вообще можно считать классическим образцом воинского мастерства и героизма. Только благодаря ударам летчиков Хатминского наши пехотинцы смогли овладеть этим сильнейшим узлом финской обороны. Мастерство и опыт летчиков 277-й дивизии, их умение быстро ориентироваться в обстановке на поле боя и действовать по точечным целям были неоценимы в условиях борьбы за Кенигсберг.

План боевого использования штурмовиков в Кенигсбергской операции мы разрабатывали с особенной тщательностью, построили его таким образом, чтобы удары «готов» были наиболее эффективными, т. е. наносились бы одновременно и непрерывно на всю глубину тактической обороны противника. С этой целью боевая работа штурмовых соединений проводилась двумя эшелонами. Первый (две трети сил) непосредственно сопровождал войска на поле боя, нанося удары по вражеской обороне на глубину до 2 км; второй громил противника на удалении 4 км и более от переднего края, подавлял артиллерию, мешал отступавшим гитлеровцам занимать промежуточные рубежи, а резервам подтягиваться в район боев.

Однако предварительные расчеты показали, что имевшегося у нас числа штурмовиков для успешного выполнения этого плана но хватит. Авиация ВВС КБФ имела свои задачи, часть штурмовиков 1-й и 3-й воздушных армий предназначалась для действий по аэродромам и коммуникациям фашистов. Наконец, следовало учитывать и боевые потери, и уменьшение самолетного парка штурмовой авиации из-за разного рода неисправностей, поломок и аварий. Поэтому к штурмовым действиям была привлечена истребительная авиация. 200 самолетов ее были специально подготовлены для нанесения бомбовых ударов по точечным целям с пикирования, а остальные 630 истребителей мы решили использовать в качестве штурмовиков периодически, исходя из обстановки. В частности, как штурмовое соединение действовала вся 130-я истребительная авиадивизия полковника Ф. И. Шинкаренко, вооруженная новыми машинами «Як-9». Этот истребитель имел внутренний отсек, в котором размещалось 400 кг бомб.

Общий план боевого применения авиации состоял из планов действий фронтовой авиации (1-я и 3-я воздушные армии), тяжелых ночных бомбардировщиков (18-я воздушная армия), ВВС КБФ и авиакорпусов резерва ВГК.

План действий фронтовой авиации разработал штаб 1-й воздушной армии. Этой армии отводилась в операции ведущая роль, и потому она была самой мощной, имела почти половину всей нашей боевой техники — 1107 самолетов, в том числе 199 пикирующих бомбардировщиков, 88 легких ночных, 310 штурмовиков и 510 истребителей5{49}. Хотя генерал Т. Т. Хрюкин был самым молодым командующим (ему тогда шел 35-й год), он уже обладал большим опытом, был талантлив, энергичен, решителен, и я смело доверил ему столь ответственное задание, как разработка плана боевых действий авиации двух воздушных армий. После уточнений и внесения поправок план этот 1 апреля был доложен Военному совету фронта и в тот же день утвержден.

Остальная авиация: 18-я воздушная армия, ВВС КБФ, 5-й гвардейский и 5-й бомбардировочные корпуса имели самостоятельные планы. Боевые задачи им ставил я.

В целом план боевого использования авиации в Кенигсбергской операции выглядел так.

Основные задачи: а) прикрыть сосредоточение и развертывание войск фронта; б) ударами бомбардировщиков разрушить наиболее важные опорные пункты противника вне города и в его черте; в) парализовать работу Кенигсбергской гавани; г) систематическими действиями по порту Пиллау, морским и сухопутным коммуникациям лишить немецко-фашистское командование возможности перебрасывать в Кенигсберг резервы и воинские грузы; д) непрерывными штурмовками помогать наземным войскам взламывать вражескую оборону, не давать фашистам никакой передышки и тем самым подавлять их волю к сопротивлению.

Планом предусматривалось проведение предварительной авиационной подготовки, рассчитанной на двое суток (до начала общего штурма города). Цель ее: разрушить форты и узловые опорные пункты в полосах наступления 43-й и 11-й гвардейской армий, массированными налетами нанести урон вражеской авиации на аэродромах и вывести из строя взлетно-посадочные полосы. Ударами штурмовых авиасоединений предполагалось завершись разгром фашистской авиации. Одновременно намечалось провести тщательную доразведку с воздуха районов боевых действий.

В эти двое суток советские летчики должны были совершить 5316 самолето-вылетов и сбросить 2690 тонн бомб{50}.

В первый день операции перед началом общей атаки 406 «Ту-2» и «Пе-2» и 133 истребителя, вооруженных бомбами, наносят массированный удар по вражеским позициям перед фронтом наступающих армий. Потом в сражение вступают штурмовики. Они сопровождают пехоту и танки, подавляя ожившие и ранее не обнаруженные огневые точки врага.

Три истребительные авиадивизии (129, 240 и 330-я) и часть сил 11-го истребительного авиакорпуса предназначались для прикрытия бомбардировщиков и штурмовиков.

Остальные истребительные соединения в это время должны вести борьбу с вражеской авиацией, не допуская ее в район действий наземных войск.

Через четыре-пять часов бомбардировщики наносят второй массированный удар, но уже по объектам в центре Кенигсберга.

Всего в первый день операции планировалось совершить 4124 самолето-вылета{51}.

В последующие дни операции фронтовая авиация должна была действовать по личным указаниям командующих воздушными армиями генералов Т. Т. Хрюкина и Н. Ф. Папивина.

Хотя на подготовку авиации к сражению было отпущено очень мало времени и осуществлять ее приходилось в ходе боев с хейльсбергской группировкой, штабы воздушных армий и авиасоединений с честью справились с нелегкой задачей.

Насыщенность авиации (на один километр фронта на главных участках приходилось 150 боевых самолетов) заставила очень тщательно составить графики вылетов и возвращений самолетов. Были установлены разграничительные линии полетов для каждого соединения; все авиадивизии имели свои маршруты и высоты следовании к цели и обратно; категорически запрещалось летать над аэродромами группами на малой высоте; чтобы летчикам, действовавшим ночью, было легче ориентироваться, вдоль переднего края намечалось зажечь костры, а центр Кенигсберга обозначить перекрестием прожекторных лучей.

Особенно детально отрабатывались вопросы взаимодействия авиации с наземными войсками, С этой целью в общевойсковых армиях были построены крупные макето-планшеты вражеских обо-

решительных рубежей. На этих макетах прошли тренировку все командиры авиасоединений, частей и эскадрилий. За трос суток до начала операции командиры авиакорпусов и авиадивизий получили фотопланы города, схемы, карты с пронумерованными целями и указания по боевому использованию авиации.

Накануне штурма в части прорыва выехали офицеры, специалисты по радионаведению авиации на цели, а на КП общевойсковых армий — авиационные представители, которым поручили управление штурмовыми соединениями, непосредственно взаимодействовавшими с наступающими войсками.

Истребительной авиацией, обеспечивавшей наше господство в воздухе, руководил командир 303-й истребительной авиадивизии генерал-майор Г. Н. Захаров. Его КП находился в районе Бранденбурга, откуда в бинокль хорошо просматривался вражеский аэродром возле Нойтифа{52}.

Истребители сопровождения получали боевые задания от авиационного представителя в общевойсковых армиях или через штабы воздушных армий.

Общее руководство и координацию боевых действий всей авиации Ставка возложила на меня. При мне была оперативная группа, с которой я, в зависимости от обстановки, находился на КП 1-й или 3-й воздушных армий, подключая, по мере надобности, к работе их штабы.

Большую работу проделали и тыловые службы. Особенно много и напряженно работал начальник тыла 1-й воздушной армии генерал В. Л. Успенский. Его подчиненные должны были в очень короткий срок принять и разместить новые авиасоединения и обеспечить их всем необходимым. А в весеннюю распутицу, при отсутствии железнодорожного транспорта (мы не успели перешить железные дороги Восточной Пруссии на колею нашего транспорта), отдаленности от фронта основных баз и складов добиться слаженности и четкости в работе тыла было не просто. Но в последние уже даже не месяцы, а недели войны люди были столь воодушевлены, что невозможно становилось возможным, и авиация своевременно получала все, что требовалось для ее бесперебойной боевой работы.

Наконец подготовка к операции закончилась. Кажется, 3 апреля А. М. Василевский при мне позвонил в Москву и доложил о готовности фронта к штурму Кенигсберга. Выслушав короткий доклад Александра Михайловича, Сталин сказал, что надо быстрее кончать с противником в Восточной Пруссии.

— Торопит Верховный, — положив трубку, сказал Василевский. — Берлинская операция поджимает.

Я вспомнил о наказе Сталина, высказанном мне накануне моего отлета на фронт, нанести по Кенигсбергу такой удар, чтобы гитлеровцы надолго его запомнили, и сказал о том Василевскому.

— Что ж, и ударим! — ответил маршал. — Сил достаточно. Не по мешала бы только погода.

Александр Михайлович посмотрел в окно и сокрушенно покачал головой. Над раскисшей землей ползли плотные облака, из которых сеял мелкий дождь. В последние дни перед началом операции, как нарочно, занепогодило. Иногда шли довольно сильные дожди. По утрам долго держались густые туманы. Метеорологи ничего утешительного на ближайшие дни не обещали, лишь очень осторожно говорили, что некоторое улучшение погоды возможно только после 5 апреля.

Непогода срывала предварительную авиационную подготовку к операции. И все же мы надеялись провести ее, хотя бы в неполном объеме. Но и 4 апреля ничем не порадовало авиаторов. Перед рассветом на землю лег плотный туман. Он держался долго, потом, псе усиливаясь, полил дождь. Даль будто затянуло серой кисеей, даже очертания крупных предметов еле просматривались.

К полудню я приехал на КП Хрюкина. Тимофей Тимофеевич, гладко выбритый, мелкими шагами расхаживал по комнате, время от времени бросая сердитые взгляды на улицу. Начальник его штаба генерал И. М. Белов разговаривал с кем-то по телефону и настойчиво выпытывай что-то. Должно быть, речь шла о погоде, так как командующий вдруг обернулся и отрывисто произнес:

— Да бросьте вы! Все равно бесполезно. Не боги ведь.

— Говорят, к вечеру дождь прекратится, — ответил Белов.

— Обрадовали: к вечеру! — иронически отозвался Хрюкин.

Узнав у Хрюкина о боеготовности авиасоединений, я спросил, как обстоят дела с 5-м гвардейским авиакорпусом генерала В. А. Ушакова. По плану это соединение не привлекалось к участию в штурме Кенигсберга. Но вчера, после разговора Василевского со Сталиным, я решил усилить нашу авиагруппировку двумя дивизиями пикирующих бомбардировщиков — 4-й и 5-й, находившимися в оперативном подчинении у командующего 15-й воздушной армией. В тот же день 5-й гвардейский авиакорпус перебазировался из Литвы под Кенигсберг. Хрюкин доложил, что дивизии В. А. Сандалова и Ф. П. Котляра уже готовятся к операции, но на аэродромах, где они разместились, для «пешек» не оказалось горючего и боекомплектов.

— Вы не беспокойтесь, товарищ Главный маршал, — заметив мою тревогу, тут же добавил Хрюкин, — снабжением корпуса лично занялся сам Успенский. Он уже выехал на место.

Уточнив еще кое-какие детали, я уехал к Василевскому. По плану операция начиналась 5 апреля, но при такой погоде нечего было и думать вводить в сражение авиацию. Александр Михайлович и сам прекрасно понимал это и потому после недолгого раздумья решил отсрочить штурм на сутки.

— А все-таки, можно сегодня пустить хоть часть авиации? — осведомился он.

— Если погода улучшится, выпустим «По-2» и часть бомбардировщиков, — ответил я.

Ночью погода действительно несколько улучшилась, и я приказал поднять в воздух две дивизии легких ночных бомбардировщиков — 213-ю генерал-майора В. С. Молокова и 314-ю полковника П. М. Петрова, вооруженные «По-2». Собственно, это были не боевые, а учебно-тренировочные самолеты, приспособленные для действий над линией фронта и в ближнем тылу, в основном по переднему краю и отдельным объектам. Летали они только ночью, так как были совершенно беззащитны от истребителей, и для ударов по сильным опорным пунктам не годились. «По-2» брал на борт всего 200 кг бомб — две по 100 или четыре по 50. Для уничтожения живой силы и малых объектов иных IT не требовалось.

Привлекая эти машины к борьбе за Кенигсберг, мы, разумеется, рассчитывали не столько на силу их бомбовых ударов, сколько на то, что своими ночными налетами они будут поддерживать непрерывность авиационного воздействия на противника, держать его все время в нервном напряжении. С этой ролью «По-2» справлялись отлично, и неспроста гитлеровцы так недолюбливали эти легонькие, сделанные из дерева и перкали (специально обработанной ткани) самолеты, которые ночами висели над вражескими позициями и частыми налетами изнуряли фашистских солдат и офицеров. Как правило, экипажи «По-2» вели бомбометание с выключенными моторами, т. е. с планирования, появлялись над противником внезапно, на малой высоте, и бороться с ними ночью было почти невозможно.

В ночь с 4 на 5 апреля «По-2» совершили 657 самолето-вылетов. Чуть более ста вылетов сделали двухмоторные бомбардировщики. Попытка пустить в дело тяжелые машины 18-й воздушной армии кончилась неудачей. Из 40 бомбардировщиков, выпущенных в воздух, лишь 15 достигли города и отбомбились, остальные потеряли ориентировку и вернулись на аэродромы, не выполнив задания{53}.

Непогода сорвала план авиационной подготовки. Не выполнили своей задачи в эти дни и артиллеристы. Из-за плохой видимости им не удалось своим огнем вскрыть форты и доты противника, т. е. содрать с них земляное покрытие.

Все были расстроены, и главное, не было никакой уверенности, что погода улучшится и авиация, хоть и с запозданием, но по-настоящему включится в сражение. Ставка отвела на овладение Кенигсбергом очень мало времени, и совсем не исключалось, что летчики, как говорится, поспеют лишь к шапочному разбору. Эта зависимость столь мощного вида вооруженных сил от капризов погоды всегда удручающе действовала на меня. В таких случаях я не раз вспоминал разговор с бывшим командующим Белорусским военным округом командармом И. П. Уборевичем, по совету которого в 1933 г. сменил профессию общевойсковика на авиатора.

Однажды глубокой осенью 1934 г. в нашей авиабригаде, где я служил начальником штаба, была объявлена боевая тревога. Оказалось, что ее объявил сам Уборевич, прибывший на аэродром. Но подняться в воздух эскадрильи не смогли — помешал сильный фронт окклюзии (плотный туман, образующийся в результате смыкания потоков теплого и холодного воздуха). Туман закрыл весь аэродром и окрестности вокруг него. Иероним Петрович, большой поклонник авиации и знаток ее, очень расстроился. Придя к нам в штаб, он посетовал на туманы, назвав их большим злом не только для летчиков, но и для сухопутных войск, особенно для артиллерии, и сказал, что когда-нибудь люди научатся бороться и с туманами, но нескоро, конечно.

Минуло десятилетие, мы создали отличные самолеты, приборы для полетов вслепую, но туман победить не сумели, и он, как был, так и остался бичом авиации. И сколько раз во время войны срывал боевые действия летчиков! Вот и под Кенигсбергом грозил прикопить авиацию к земле.

В нетерпеливом ожидании летной погоды прошел весь день. Утром 6 апреля я прибыл на КП командующего 43-й армией генерала А. П. Белобородова. Командный пункт размещался к северо-западу от Кенигсберга в районе Фухсберга на склоне пологой горы и старинном помещичьем доме. Неподалеку среди деревьев стояли две вышки. Возле одной из них, что поменьше, уже сновали связисты с голубыми погонами. На площадке ее находился начальник оперативного отдела 1-й воздушной армии подполковник Н. П. Жильцов. Он смотрел в бинокль на Кенигсберг. Внизу по полю, за которым начиналась наша передовая, медленно ползли космы тумана. Над туманом вдали едва просматривались очертания города. Дождя не было, но не было и солнца. Оно лишь изредка прорывалось в узкие разрывы туч и тут же исчезало.

Со мной приехали начальник Главного управления обучения, формирования и боевой подготовки ВВС Красной Армии и авиарезервов Верховного Главнокомандования А. В. Никитин и член Военного совета ВВС Н. С. Шиманов. Они прилетели на фронт уже после утверждения плана боевого, применения авиации в предстоящем сражении, однако я был рад им — опытные работники, они могли помочь нам в ходе боев.

Генерал Шиманов, еще в мирное время служивший со мной в ВВС Ленинградского округа и участвовавший в войне с Финляндией, проверял накануне операции политическую подготовку личного состава авиационных соединений, моральное состояние людей. Он только что вернулся из очередной поездки и, идя рядом, делился своими впечатлениями. Они были очень хорошими.

— Летчики буквально рвутся в бой, Александр Александрович, — говорил Николай Сергеевич. — Но вот погода... Обидно.

Никитин как-то недовольно посматривал вокруг. Я спросил, в чем дело. Оказалось, что Алексею Васильевичу не нравилось расположение КП. Я тоже огляделся и в знак согласия кивнул головой. Действительно, дом был очень приметен, весь на виду у противника и никак не замаскирован. Я хотел было сказать Баграмяну об этом и предупредить, чтобы у КП поменьше ходило народу, но тут подъехал Василевский, и внимание мое отвлеклось. Александр Михайлович сразу осведомился о возможности боевых действий авиации. Ничего утешительного я сообщить не мог, сказал только, что во второй половине дня ожидается некоторое улучшение погоды.

— Больше ждать мы не можем, — заметил маршал, — и так на целые сутки задержали операцию.

Оставшиеся до начала штурма минуты тянулись томительно долго. И вот около девяти часов утра где-то за Кенигсбергом на юге загромыхали орудия 11-й гвардейской армии генерала К. Н. Галицкого. Часом позже открыла огонь артиллерия остальных армий.

Огневая обработка вражеской обороны длилась более двух часов. Залпы орудий особой мощности буквально сотрясали землю. Оставляя за собой огненные хвосты, с завыванием проносились реактивные снаряды гвардейских минометов. Бог войны слаженно, умело и мощно вел свою партию. Работой артиллеристов нельзя было не залюбоваться, и Александр Михайлович, уловив коротенькую паузу, на секунду оторвался от бинокля и быстро произнес:

— Хорош концерт, Александр Александрович! Жаль, вашего недостает.

Ровно в 12 часов при внезапно павшей тишине ринулись в атаку штурмовые отряды и танки прорыва. Но тут случилось то, чего и следовало ожидать. Внезапно на КП Белобородова обрушился залп по крайней мере целого дивизиона вражеской артиллерии. Несколько снарядов угодило в группу военных юристов, приехавших полюбоваться с КП началом штурма. Их предупреждали, что находиться вот так на виду у противника совсем небезопасно, но они не послушались разумного совета и жестоко поплатились за свою беспечность. Нескольких сразило наповал, других ранило.

Снаряды разорвались рядом с домом. Взрывной волной выбило раму в комнате, где находился Баграмян с Белобородовым. Белобородова отшвырнуло в угол, Ивану Христофоровичу микроскопическими осколками порезало лицо.

Меня в тот момент в доме не было. Перед атакой пехоты я направился на вышку, чтобы оттуда взглянуть, что делается на позициях противника. Только поставил ногу на первую ступеньку, как за спиной загрохотало. Чтобы не искушать судьбу, я, Грачев и всегда сопровождавший меня в поездках по фронтам работник оперативного управления штаба ВВС подполковник М. Н. Кожевников поспешили в укрытие. Но второго залпа не последовало. Это было к счастью, так как фашистам стоило сделать небольшую поправку в расчете, чтобы поразить сам дом. Видимо, что-то помешало вражеским артиллеристам.

Было ясно, что налет этот не случаен. После того как Кенигсберг пал, один из пленных гитлеровских генералов на допросе сказал, что они давно приметили этот помещичий дом на склоне горы, следили за ним и ждали лишь случая, чтобы накрыть его артиллерийским огнем.

Инцидент этот оставил у всех очень неприятный осадок. Но шло наступление, и нужно было заниматься делами. К тому времени погода несколько улучшилась, и я приказал поднимать в воздух авиацию сопровождения пехоты — штурмовиков и истребителей, подготовленных для действий над полем боя. Но велел вводить их в бой небольшими группами. Дым и пыль, поднявшиеся от разрывов артиллерийских снарядов, были столь густыми, что чрезвычайно затрудняли летчикам ориентировку и при малейшем недосмотре бомбы и эрэсы (реактивные авиационные снаряды) могли угодить в своих.

К двум часам дня летчики совершили лишь около 300 самолето-вылетов. Потом отдельными экипажами стали действовать бомбардировочные соединения. Они наносили удары в основном по северо-западной окраине города и железнодорожному узлу. За день бомбардировочная авиация произвела только 85 самолето-вылетов вместо запланированных 1218. Основная нагрузка 6 апреля легла мл плечи летчиков генерала Хрюкина. Из 1052 самолето-вылетов (по плану намечалось свыше 4 тыс.), совершенных в тот день, 870 пришлось на долю 1-й воздушной армии{54}.

Вражеская авиация почти никакого сопротивления не оказывала. За весь день произошло два воздушных боя, причем очень скоротечных и в общем-то случайных. Просто гитлеровцам не удалось избежать встречи с нашими летчиками, и они против воли приняли бой. Мы были полными хозяевами в воздухе, но использовать все выгоды своего господства так и не смогли. Непогода приковала к аэродромам основные силы бомбардировочной и штурмовой авиации, а морская авиация не поднялась в воздух из-за сильного тумана.

Отсутствие мощного авиационного воздействия на противника заметно сказалось на результативности боевых действий наземных войск. К исходу дня пехота продвинулась вперед лишь на 2–4 км. Несмотря на длительную артиллерийскую подготовку, подавить главные узлы и опорные пункты обороны немцев не удалось. Пехота и танки, вклинившись в боевые порядки гитлеровцев, мешали массированному применению артиллерии. Бои в этих условиях грозили принять затяжной характер. К тому же, почуяв силу ударов нашей 39-й армии, части которой перерезали западнее Метгетена железную дорогу Кенигсберг — Пиллау, гитлеровское командование стало спешно перебрасывать с Земландского полуострова в район боев пехотные и противотанковые подразделения и часть сил 5-й танковой дивизии.

Чтобы быстро сокрушить форты и наиболее прочные оборонительные сооружения противника, требовались массированные сосредоточенные удары с воздуха, в первую очередь перед фронтом наступающих войск. Поэтому, как только метеорологи дали на 7 апреля благоприятный прогноз погоды, я распорядился перенацелить почти всю бомбардировочную авиацию для действий по основным узлам сопротивления непосредственно перед фронтом наших ударных группировок.

Едва рассеялся туман, как наши штурмовики повисли над вражескими позициями. Истребители 11-го истребительного авиакорпуса нанесли несколько штурмовых ударов по аэродромам в Гросс-Диршкайме и Гросс-Хубникене, которые затем были полностью блокированы с воздуха.

С 10 часов утра включились в сражение бомбардировщики 1-й и 3-й воздушных армий и 5-го гвардейского бомбардировочного авиакорпуса. 246 «Ту-2» и «Пе-2» нанесли три мощных последовательных удара по районам наибольшего сопротивления противника, в основном по войскам, оборонявшимся западнее Кенигсберга{55}. Непрерывно сопровождаемые штурмовиками, пехота и танки во второй половине дня на многих участках одолели третью оборонительную полосу врага и ворвались в город. Начались уличные бои.

По донесениям, поступавшим от экипажей, наших представителей на КП общевойсковых армий, офицеров радионаведения авиации на объекты и войска противника, находившихся в первой линии наступавших, и сообщениям штабов наземных соединений, с которыми поддерживался тесный контакт, мы имели достаточно ясное представление о положении дел на всех участках фронта. Авиация, начавшая действовать строго по плану, все наращивала и наращивала силу своих ударов, и успех все более сопутствовал нашим героическим войскам.

В любом сражении рано или поздно наступает момент, когда одним дополнительным сильным ударом можно окончательно перетянуть чашу весов на свою сторону. Истина простая. Но вся сложность в том, чтобы точно определить наступление этого момента.

Первые признаки его стали проявляться после полудня. Примерно в это время я связался с Василевским и спросил, не пора ли ввести в бой главную ударную силу авиации — 18-ю воздушную армию. Погода была хорошая, и летчики могли бомбить вражеские объекты прицельно, а не просто по площади. Александр Михайлович немного подумал и согласился. Я тотчас отдал необходимые распоряжения.

Однако по поводу решения использовать днем дальние ночные бомбардировщики командующий 18-й воздушной армией Главный маршал авиации А. Е. Голованов высказал сомнение. Он доказывал, что летчики его не имеют опыта дневных полетов группами, что сами бомбардировщики, в основном «Ил-4», тихоходные, слабо вооруженные для отражения атак и могут стать легкой добычей для вражеских истребителей и зенитной артиллерии.

Но это возражение я уже слышал почти два года тому назад, накануне битвы на Курской дуге. Незадолго до ее начала И. В. Сталин поинтересовался, могут ли ночники работать днем. Он сказал, что Авиация Дальнего Действия очень помогла бы нам взламывать вражескую оборону.

— Нельзя ли хоть часть Авиации Дальнего Действия выделить для ударов по вражеской обороне днем? — обратился Верховный Главнокомандующий к Голованову.

Александр Евгеньевич ответил отрицательно, приведя уже известные читателю доводы.

— А ваше мнение, товарищ Новиков? — спросил меня Сталин.

В то время мы имели уже достаточно истребителей, могли надежно прикрывать бомбардировщиков, и я предложил в порядке эксперимента выделить нам одну дивизию «Ил-4» и проверить ее в дневных условиях. Нам дали 113-ю дальнебомбардировочную авиадивизию. Она удачно действовала на Курской дуге и с тех пор стала непосредственно подчиняться мне. Отлично зарекомендовала себя 113-я и в июне 1944 г. во время боев на Карельском перешейке.

Словом, «Ил-4» могли выполнять и функции фронтовых бомбардировщиков, но, конечно, при соответствующем прикрытии их истребителями.

Первоначально мы предполагали 18-ю воздушную армию ввести, в сражение 6 апреля. Но тогда помешала погода. С утра 7 апреля установилась летная погода, и я решил использовать тяжелые ночные бомбардировщики днем, пока позволяла воздушная обстановка. Ждал только момента. И вот он наступил. Но, чтобы оградить «Ил-4» от всяких случайностей, мы дали им очень сильное прикрытие — 124 истребителя. 108 истребителей выделялись для непрерывного патрулирования над городом на весь период прохождения бомбардировщиков над Кенигсбергом{56}.

Начало воздушной операции было назначено на 13 часов 10 минут. Поскольку днем в сражение вводилась сразу вся 18-я воздушная армия, чему еще не было прецедента, я счел своим долгом поставить об этом в известность Ставку. После безуспешных попыток связаться со Сталиным позвонил начальнику Генштаба генералу армии А. И. Антонову. Алексей Иннокентьевич ответил, что Сталин еще на даче, отдыхает, но как только Верховный Главнокомандующий приедет в Кремль, он немедленно доложит ему.

— Но ведь время не терпит, — заметил я, — а погода у нас капризная. Не исключено, что больше такой возможности нам не представится.

— Действуйте на свое усмотрение, — помолчав, дипломатично ответил Антонов.

«Что ж, по-своему, так по-своему, — решил я. — Главное — интересы всей операции, а остальное приложится. Наконец, мы на месте и нам виднее». И все же уклончивость Антонова оставила в душе некоторый осадок. Дело было очень серьезным, и он должен был найти возможность проинформировать о нашем решении Верховного Главнокомандующего, тем более что подобного рода крупные мероприятия, как правило, всегда согласовывались с ним. Но ждать было нельзя, и я приказал поднимать в воздух соединения 18-й воздушной армии — все четыре корпуса.

Пока тяжелые машины двигались на Кенигсберг, мы за 20 минут до их появления над городом провели отце одно профилактическое мероприятие — 118 «Ил-2» и «Пе-2» основательно отштурмовали и отбомбили все вражеские аэродромы, где базировались истребители.

И вот появились первые самолеты 18-й воздушной армии. Они шли в одиночку один за другим с равными интервалами. Около часа не смолкал в Кенигсберге грохот разрывов крупнокалиберных бомб. За это время на врага было сброшено 3743 бомбы общим весом в 550 тонн. Весь город заволокло дымом. Массированный удар 516 боевых машин возымел свое действие{57}. Многие опорные пункты и форты были разрушены, движение по городу прекратилось, командование гарнизона, как впоследствии показал опрос пленных, потеряло управление частями и не смогло маневрировать резервами. Сопротивление противника после этого удара резко снизилось, и наши войска стали быстро продвигаться к центру Кенигсберга.

Экипажи 18-й воздушной армии действовали, если так можно выразиться, в стерильном небе. Ни один вражеский истребитель не смог прорваться к нашим бомбардировщикам, зенитную же артиллерию противника наши штурмовики к тому времени почти начисто вывели из строя. Ночники не потеряли ни одной машины, и все благополучно вернулись на свои аэродромы.

Сразу же за ночниками возобновила боевые действия фронтовая авиация. Гвардейцы генерала В. А. Ушакова нанесли бомбовый удар по врагу в северо-восточной части города. Летчики 5-го бомбардировочного авиакорпуса генерала М. К. Борисенко совершили массированный налет на порт Пиллау. Дважды, произведя 376 самолето-вылетов, бомбили этот порт и скопления в нем судов и летчики КБФ{58}.

Во второй половине дня воздушная разведка установила, что противник подтягивает с Земландского полуострова новые войска, чтобы воспрепятствовать нам замкнуть кольцо вокруг Кенигсберга. Сорвать этот замысел было поручено штурмовикам. До самых сумерек «Ил-2» громили фашистов, сосредоточивавшихся в лесах западнее города, и деблокирующий контрудар гитлеровцев не состоялся.

Сильные удары нанесли наши штурмовики и по обороне в южной части Кенигсберга, в полосе наступления 8-го и 16-го гвардейских стрелковых корпусов 11-й гвардейской армии. Особенно успешно тут действовала группа «илов» под командованием Героя Советского Союза майора М. Т. Степанищева. В этом районе нам не удалось полностью подавить зенитную артиллерию противника, огонь ее был очень плотным, и все же летчики, ведомые Степанищевым, прорывались через огненный заслон и успешно громили врага. За день они уничтожили несколько зенитных орудий и три оклада с боеприпасами, подавили огонь многих огневых точек.

В этот день немцы пытались хоть как-то наладить действия своих уцелевших от разгрома истребителей и помешать нашей авиации, но советские летчики решительно и быстро пресекли эти попытки гитлеровцев. В 22 воздушных боях было сбито 16 вражеских самолетов, 36 мы уничтожили на аэродромах. Наши потери составили 25 самолетов{59}.

7 апреля нашим летчикам пришлось поработать очень напря-женно — они совершили более 4700 самолето-вылетов и сбросили но врага свыше 1600 тонн бомб. Однако это не было пределом наших возможностей, и на 8 апреля мы запланировали произвести свыше 6 тыс. самолето-вылетов{60}.

8 апреля удары советской авиации достигли максимальной силы. Боевая работа летчиков началась в ночь с 7 на 8 апреля и не прекращалась до самой темноты. Тяжелые ночные бомбардировщики подвергли ударам порт Пиллау и узел дорог Фишхаузен, через который шло основное движение вражеских войск. С рассветом поднялись в воздух штурмовики и дневные бомбардировщики. Часть их громила врага в самом Кенигсберге, другая — пехоту и танки западнее города. Под непрерывным прикрытием штурмовиков наши пехота и танки, решительно пресекая вражеские контратаки, продвигались к центру города. Во второй половине дня войска 43-й армии очистили от гитлеровцев всю северо-западную часть Кенигсберга, а части 11-й гвардейской армии форсировали реку Прегель. Вскоре передовые отряды этих армий соединились в районе Амалиенау и замкнули кольцо вокруг города.

Большую помощь сухопутным войскам оказали наши штурмовики. Первой к реке Прегель вышла 16-я гвардейская стрелковая дивизия генерала М. А. Пронина. Однако из-за сильного вражеского огня части ее не смогли с ходу форсировать Прегель. Тогда авиационный представитель в дивизии вызвал штурмовиков. Три шестерки «илов», ведомые майором Коровиным, капитанами Пятери и Асадчим, подавили немецкую артиллерию, а затем пушечно-пулеметным огнем прижали к земле фашистскую пехоту. Под прикрытием штурмовиков советские пехотинцы быстро переправились через реку.

Петля вокруг остатков кенигсбергского гарнизона неумолимо сжималась. Гитлеровцы из последних сил цеплялись за цитадель и укрепления, воздвигнутые в центре города, и одновременно готовились к удару извне с целью вывести свои войска из крепости. Командующий 4-й немецкой армией генерал; Ф. Мюллер вновь стал сосредоточивать силы западнее Кенигсберга для деблокирующего удара и приказал коменданту крепости генералу О. Лашу нанести встречный удар.

Сорвать этот замысел врага было поручено авиации. Для действий против войск, сосредоточивавшихся западнее города, мы привлекли основные силы 3-й и 18-й воздушных армий. Удары бомбардировщиков чередовались с ударами «илов» и истребителей выполнявших функции штурмовиков. Весь день и ночью западнее Кенигсберга стоял неумолчный грохот от бомбовых разрывов. По деблокирующей группировке противника было совершено около половины всех самолето-вылетов (2965) и сброшено 1020 тонн бомб; вскоре она была разгромлена и начала отходить на Пиллау. Крепко досталось и войскам О. Лаша, на которые было сброшено 549 тонн бомб{61}.

8 апреля была окончательно сломлена воля гитлеровцев к сопротивлению. Советские летчики, уничтожив в тот день 51 самолет, по существу, лишили противника авиации{62}.

Участь остатков кенигсбергского гарнизона была решена. Утром 9 апреля началась заключительная стадия штурма — несколько тысяч орудий и минометов открыли ураганный огонь по цитадели и последним опорным узлам обороны фашистов. Авиации в самом городе делать уже было нечего, и она небольшими группами наносила удары лишь по ипподрому и аэропорту, не давая приземлиться транспортным самолетам, на которых пытался улизнуть из города руководящий состав гарнизона.

Основной задачей советских ВВС в этот день было,, уничтожение войск неприятеля западнее Кенигсберга. Сюда и была перенацелена почти вся авиация, действовавшая 9 апреля.

К исходу дня враг сложил оружие. Сильнейшая крепость, имевшая многочисленный, хорошо вооруженный гарнизон, спрятанный за толстенными стенами старинных фортов и дотов, большие запасы воинского снаряжения и продовольствия — словом, все необходимое для длительного сопротивления, была разгромлена за четверо суток. Это была поистине блистательная победа нашей армии, новое свидетельство ее мощи, оперативно-тактического искусства и героизма наших воинов.

Представители всех родов войск внесли в эту победу свою лепту. Немало сделали и летчики. За четверо суток боев авиация совершила свыше 14 тыс. самолето-вылетов и сбросила на противника 4440 тонн бомб{63}. Ее массированные, великолепно организованные удары буквально потрясли вражескую оборону и психику фашистских солдат. Сдавшийся в плен комендант города и крепости генерал О. Лаш заявил, что во взятии Кенигсберга «авиация сыграла исключительно большую роль — солдаты были измучены, прижаты к земле, загнаны в блиндажи». «Бомбардировщики и штурмовики летели волна за волной, — писал он впоследствии в своих мемуарах, — сбрасывая свой губительный груз на пылающий город, лежавший в развалинах... ни один немецкий истребитель не показывался в воздухе. Стиснутые на узком пространстве зенитные батареи были бессильны против таких масс самолетов и к тому же должны были, хотя и с трудом, вести бой с танковыми силами противника, Все линии связи оказались разорванными, и только пешие связные ощупью пробирались через поля развалин на свои командные пункты или к войскам».{64}

Советское правительство высоко оценило заслуги советских летчиков. Достаточно сказать, что после Кенигсбергской операции ряды наших авиаторов пополнились еще четырьмя дважды Героями Советского Союза. Этого звания были удостоены генерал Т. Т. Хрюкин, летчики-командиры Е. М. Кунгурцев, Г. М. Мыльников, Г. М. Паршин. Летчикам В. А. Алексенко, А. И. Кизиме, А. Н. Прохорову и Н. И. Семейко было присвоено звание Героя Советского Союза. Четверо из героев были ленинградскими летчиками. Первая Золотая Звезда Героя Советского Союза появилась и на моей груди.

С восточно-прусской группировкой противника в основном было покончено. Оставались еще войска, засевшие на Земландском полуострове. Но для помощи нашим армиям, готовившимся к разгрому группы «Земланд», не требовалась столь мощная авиагруппировка, которую мы создали под Кенигсбергом, и я, выполняя решение Ставки, уже 9 апреля распорядился о переброске на берлинское направление трех авиакорпусов — истребительного, штурмового и бомбардировочного. А на следующий день и сам улетел на 1-й Белорусский фронт для координации боевых действий авиации, привлекаемой к участию в решающей операции Великой Отечественной войны.

Берлинская операция была исключительной не только по силам и средствам, привлекаемым к ней. Она была решающей операцией, должной привести к окончательному крушению и безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии. Поэтому мы готовились к ней весьма тщательно. Но непосредственно на боевую подготовку к ней войск и, в частности, авиации Ставка ВГК отпустила очень мало времени — около двух недель. Тому были весомые причины как военного, так и политического характера.

Лишь 4 апреля была разгромлена фашистская группировка в Восточной Померании и тем самым ликвидирована угроза вражеского удара во фланг и тыл войск 1-го Белорусского фронта, наступавших на берлинском направлении. Ещё держался и приковывал к себе значительные силы, в том числе и авиационные, Кенигсберг с его мощным гарнизоном. 1-й Украинский фронт только 31 марта закончил Верхне-Силезскую операцию. Это и задержало прямую подготовку советских войск к решающему наступлению на Берлин. Наконец нам стало известно, что наши союзники вопреки договоренности, достигнутой на Ялтинской конференции, прилагают усилия, чтобы раньше нас ворваться в столицу Германии. Впоследствии Черчилль подтвердил это намерение в своих мемуарах{65}.

Все это и предопределило очень сжатый срок, отпущенный Ставкой на непосредственную подготовку к операции.

Трудно пришлось в эти дни сухопутным войскам, но нелегко было и авиаторам. Предстояло до малейших деталей согласовать вопросы взаимодействия авиации с наземными войсками и воздушных армий между собой, передислоцировать на берлинское направление авиакорпуса резерва Верховного Главнокомандования, подготовить и построить десятки новых аэродромов, создать необходимые резервы боеприпасов, горючего, продовольствия, запасных частей, в полосе наступления 1-го Украинского фронта провести тщательную аэрофотосъемку тактической зоны обороны противника, а в полосе действий 1-го Белорусского фронта завершить эту работу. Насколько велика была роль воздушной разведки и как много, напряженно пришлось поработать ее специалистам, свидетельствуют такие данные. Только летчики 16-й воздушной армии в подготовительный период совершили 2600 самолето-вылетов на разведку, сфотографировали территорию общей площадью 155 250 кв. км. Оборона врага в тактической зоне фотографировалась восемь раз, а территория от переднего края фронта до Берлина — два раза{66}. Это помогло нам достаточно полно вскрыть всю систему обороны и расположения фашистских войск в полосе наступления 1-го Белорусского фронта.

Напряженно работали все эти дни штабы и тыловые службы воздушных армий. Хотя 16-я армия раньше всех начала готовиться к битве за Берлин, но и ее крепко поджимало время. Основные силы 2-й воздушной армии, участвовавшей в Верхне-Силезской операции, в первых числах апреля находились еще в районе Оппельна. Их нужно было срочно перебросить на 300–400 км севернее. Но железные дороги в этом районе мы не успели переделать на нашу колею, и огромное тыловое хозяйство пришлось перевозить автомашинами.

Немалые трудности пришлось преодолеть и командованию 4-й воздушной армии, лишь недавно закончившей бои в Восточной Померании. В короткий срок все ее соединения нужно было перебазировать более чем на 200 км ближе к Одеру. Но в новых районах было всего 11 аэродромов, а для армии требовалось около 50. Изыскательные группы проделали огромную работу. В какие-нибудь две недели они обследовали 55 тыс. кв. км территории, подобрали площадки и построили 36 аэродромов. Благодаря самоотверженной работе тыловиков все соединения 4-й воздушной армии передислоцировались на новое место до 16 апреля.

Для решающей схватки с врагом Ставка выделила четыре воздушные армии. 2-я (командующий С. А. Красовский, заместитель по политчасти С. Н. Ромазанов, начальник штаба А. С. Пронин) поддерживала действия 1-го Украинского фронта и имела 1956 боевых самолетов. 16-я (командующий С. И. Руденко, заместитель но политчасти А. С. Виноградов, начальник штаба П. И. Брайко) входила в состав 1-го Белорусского фронта и была самой мощной — располагала 3168 боевыми машинами. 4-я (командующий К. А. Вершинин, заместитель по политчасти Ф. Ф. Веров, начальник штаба Н. А. Алексеев) содействовала войскам 2-го Белорусского фронта и имела 1360 боевых самолетов. 18-я (командующий А. Е. Голованов, заместитель по политчасти Г. Г. Гурьянов, начальник штаба Н. В. Перминов) имела 800 тяжелых ночных бомбардировщиков. Эта армия действовала в основном в полосе наступления войск маршала Г. К. Жукова и подчинялась непосредственно мне. Кроме того, в оперативном подчинении командующего 16-й воздушной армией находились ВВС Войска Польского{216 боевых машин), которыми командовал генерал Ф. П. Полынин. Общая численность нашей авиагруппировки составляла 7500 боевых самолетов: 2267 бомбардировщиков ближнего и дальнего действия, 1709 штурмовиков, 3279 истребителей и 245 воздушных корректировщиков и разведчиков. Для усиления фронтовой авиации из резерва Верховного Главнокомандования было направлено 13 авиакорпусов и 13 отдельных авиадивизий, т. е. более половины всех боевых самолетов, имевшихся в трех воздушных армиях к началу Берлинской операции.

Средняя плотность авиации на один километр фронта, учитывая общую протяженность полосы наступления, была очень высокой - до 30 самолетов. На направлениях главных ударов она составляла свыше 100 боевых машин, а в районе наступления 5-й ударной и 8-й гвардейской армий 1-го Белорусского фронта достигала 170 самолетов (без учета 18-й воздушной армии).

Но само по себе число самолетов в воздушных армиях еще не гарантирует высокой интенсивности их боевых действий. Огромное значение имеет степень удаленности мест базирования авиации от линии фронта. Поэтому мы постарались максимально приблизить воздушные армии к месту будущих боев. С этой целью как можно ближе к фронту было восстановлено и построено 290 аэродромов{67}. Среднее удаление их от линии фронта по родам авиации составляло: для истребителей 15–40 км, штурмовиков 30–50 км, дневных бомбардировщиков 50–100 км и легких ночных ( «По-2») 25–60 км. Соединения 18-й воздушной армии базировались восточнее меридиана Познани.

Для бесперебойной работы авиации был создан надежный запас горючего, боекомплектов и других видов боевого довольствия. При самых интенсивных действиях этого запаса могло хватить на 10–12 суток, т. е. почти на все время операции.

Очень тщательно велась и непосредственная боевая подготовка авиасоединений. Особенно скрупулезно отрабатывались планы боевого применения авиации. В целом, как и в предшествовавших операциях, все частные задачи, поставленные авиации, сводились к одной — максимально и с наибольшей эффективностью содействовать наступающим сухопутным войскам. Поэтому я не стану перечислять их. Выделю лишь одну. Особое внимание в планах 2-й и 16-й воздушных армий было уделено обеспечению ввода в сражение танковых армий, отдельных танковых и механизированных корпусов и сопровождению их авиацией на всю глубину операции. Сопровождение это должно было быть непрерывным. Вызывалось оно общим замыслом операции и той огромной ролью, которая отводилась в ней подвижным соединениям, в первую очередь танковым армиям 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов.

1-я и 2-я гвардейские танковые армии, действовавшие в составе 1-го Белорусского фронта, после прорыва вражеской обороны под Зееловом должны были ворваться в Берлин с севера и северо-востока. 3-ю и 4-ю гвардейские танковые армии 1-го Украинского фронта предусматривалось в случае выхода их за Люббен повернуть тоже на столицу Германии. Короче, стальные лавины танковых армий двух фронтов при благоприятных обстоятельствах должны были объединить свои усилия, первыми ворваться в Берлин, окружить город и отсечь пути отхода на запад основным силам берлинской группировки противника. Для выполнения столь сложной задачи танковые армии нуждались в мощной и непрерывной поддержке с воздуха.

Сама идея такой поддержки была не новой. Впервые в крупном масштабе мы применили ее в Сталинградской операции. Впоследствии прямое взаимодействие авиации с танками и подвижными группами или соединениями совершенствовалось, становилось все более длительным по времени и протяженным в пространстве, т. е. строилось из расчета нанесения совместных ударов по противнику на все большую глубину проводимых операций. И все больше сил выделялось на поддержку и прикрытие танков. Например, во время нашего контрнаступления на Курской дуге летом 1943 г. и оперативном подчинении командования 1-й и 5-й гвардейских танковых армий находилось только по одной штурмовой и истребительной авиадивизии, которым на помощь иногда привлекались еще две — бомбардировочная и штурмовая. В Белорусской операции только 5-ю гвардейскую танковую армию в отдельные периоды поддерживали и прикрывали четыре авиакорпуса — бомбардировочный, штурмовой и два истребительных. В Берлинской же операции предусматривалось для этой цели привлекать до 75 процентов авиации 16-й и 2-й воздушных армий{68}.

Ясно, что успешное взаимодействие столь крупных танковых и авиационных сил было делом весьма нелегким, и, чтобы наладить но, танкистам и авиаторам пришлось скрупулезно поработать над совместными планами боевых действий. В них детально были показаны задачи этих родов войск по дням операции, порядок боевых действий и управления авиацией, средства и порядок обозначения переднего края рубежей, достигнутых танкистами, взаимоопознавания и целеуказания той и другой сторонам, способы передачи и приема разведывательных данных и обмена информацией об обстановке. Было также решено, что танкисты должны захватывать вражеские аэродромы и всячески содействовать сопровождавшим их авиасоединениям в перебазировании на эти аэродромы.

Больше прав, чем раньше, было дано командирам штурмовых авиасоединений. При действиях танковых армии в оперативной глубине обороны противника они могли сами вызывать «Ил-2», определять порядок их боевой работы, изменять им задачи и перенацеливать на другие объекты и участки. При общем жесткой централизации ВВС фронтон командованию штурмовых авиасоединений была предоставлена максимальная свобода действий.

Общий план применения ВВС трех фронтов состоял из планов воздушных армий. По характеру боевых действий и задач планы этих армий были идентичны. Однако в области планирования и организации работы авиации были свои особенности, вытекавшие из характера боевых действий сухопутных войск фронтов и условий, в которых фронтам приходилось наступать.

Поскольку главную полосу вражеской обороны предполагалось прорвать основной ударной группировкой 1-го Белорусского фронта в первый же день наступления, план боевых действий авиации 16-й воздушной армии был разработан только на одни сутки. 90 процентов всех сил ее предназначались для действий на направлении главного удара, наносимого с плацдарма на Одере, западнее Кюстрина. Две общевойсковые и две танковые армии должны были поддерживать семь корпусов и восемь отдельных авиадивизий, или 2453 самолета. Северную и южную вспомогательные группировки поддерживали с воздуха только по одной авиадивизии.

Так как фронт переходил в наступление в темное время суток, то авиационную подготовку было решено провести силами двух дивизий легких ночных бомбардировщиков. В течение получаса «По-2» должны были нанести удары по штабам и узлам связи в тактической зоне вражеской обороны. 2-й Белорусский фронт вступал в сражение четырьмя сутками позже, и поэтому часть его авиации привлекалась для содействия правофланговым войскам маршала Г. К. Жукова. До наступления рассвета авиационная поддержка наступающих войск возлагалась на 18-ю воздушную армию. Тяжелые ночные бомбардировщики должны были нанести массированные удары по основным опорным пунктам второй полосы немецкой обороны.

В светлое время приступала к боевой работе фронтовая авиация. Действия ее в зависимости от размеров успеха наступающих войск планировались по трем вариантам. В первом случае (войска выходят ко второй полосе обороны противника) авиация массированно обрабатывает объекты врага, расположенные в основном на этом рубеже, и своими ударами помогает пехоте быстрее одолеть его. Если темп продвижения войск окажется невысоким, авиация перенацеливается для действий по первой полосе. Наконец, при темпах наступления выше запланированных и завершении прорыва зоны тактической обороны до наступления рассвета соединения 16-й воздушной армии наносят массированные удары по более глубинным объектам.

В целях более оперативного управления авиацией, главным образом бомбардировочной, был создан вспомогательный пункт управления (ВПУ). который находился на направлении главного удара в 6 км от переднего края.

В организации управления боевой работой авиации 16-й воздушной армии имелось и новшество — централизованная радиолокационная система, состоявшая из армейского и двух корпусных узлов наведения. Корпусные узлы с помощью радиолокаторов наблюдали за общей воздушной обстановкой, наводили на вражеские самолеты наших истребителей, оповещали командование армии, зенитную артиллерию и наземные войска о подходе фашистской авиации. Армейский узел руководил работой корпусных.

В первый день операции летчики 16-й воздушной армии должны Пыли совершить 8126 самолето-вылетов, половина из которых приходилась на долю истребительной авиации.

План боевых действий 2-й воздушной армии был составлен на нею операцию. Особенно подробно была распланирована работа авиасоединений на первый день наступления. В течение 16 апреля намечалось нанести по противнику четыре массированных удара. Для первого (6.40–8.20) выделялось 800 самолетов, для второго (10.40–12.00) — 570, для третьего (16.00–16.40)-420 и для четвертого (19.30–20.30) — 370. В промежутках между этими ударами должны были действовать небольшие группы самолетов всех родов авиации, всего 1240 машин. Всего в первый день намечалось совершить 4640 самолето-вылетов. В резерв командующего 2-й воздушной армией выделялось 1250 самолето-вылетов.

В организации боевых действий 4-й воздушной армии тоже имелись свои особенности. Вся артиллерия 2-го Белорусского фронта находилась на восточном берегу Одера и не могла эффективно поражать своим огнем оборону противника. Поэтому подавление и уничтожение вражеских объектов, расположенных в глубине немецкой обороны, возложили на авиацию, в основном штурмовую, так как бомбардировочная группа ее была недостаточно многочисленной и мощной. А поскольку погода была неустойчивой, очень переменчивой, то во избежание всяких заминок боевая работа штурмовых авиасоединений была рассчитана по трем вариантам. В благоприятных для полетов метеорологических условиях штурмовики должны были действовать в составах эскадрилий и полков, в случае ухудшения погоды — группами в четыре — шесть самолетов, а при совсем плохой погоде — парами и отдельными экипажами, причем без истребительного прикрытия.

Соединения 4-й воздушной армии в первый день наступления должны были совершить более 4 тыс. самолето-вылетов.

Основополагающим принципом боевых действий воздушных армии, как и в прежних стратегических операциях, было авиационное наступление, т. е. сосредоточенно-массированное и непрерывное воздействие на противника с воздуха в течение всего периода сражения и на всю глубину его.

Наиболее мощной авиагруппировкой располагал 1-й Белорусский фронт, войска которого действовали на наикратчайшей прямой к Берлину.

Особенно мощной была ударная (бомбардировочная) группа — более 1600 машин, почти половину которых составляли тяжелые ночные бомбардировщики 18-й воздушной армии. Наконец, готовя эту авиагруппировку к решающему сражению, мы учли и то, что ей предстоит действовать не только во всей 80-километровой по глубине обороне противника, но и значительной частью своих сил помогать наземным войскам в боях непосредственно в самом Берлине. А из опыта только что отгремевшей битвы за Кенигсберг было известно, какая требуется согласованность во взаимодействии авиации с пехотой и танками в боях на улицах большого, отлично приспособленного к обороне города и какова должна быть точность ударов с воздуха. Берлин же был подготовлен к обороне еще тщательнее и сильнее, чем Кенигсберг. Изучая по фотопланшетам и другим разведывательным данным систему уличной обороны Берлина, мы пришли к выводу, что для успешного содействия нашим войскам в боях в таком огромном городе уже одной штурмовой авиации недостаточно, и решили привлечь еще и бомбардировочную. Для этого специально для ударов по точечным целям выделили и подготовили несколько полков пикирующих бомбардировщиков. А что могли противопоставить нам в воздухе гитлеровцы? Наше командование знало, что возможности противника уже невелики. К тому времени в составе фашистских ВВС, по нашим данным, было немногим более 5 тыс. боевых самолетов, причем около трети их находилось в ремонте и на складах. Германская авиапромышленность уже давно не только не создавала резерва, но и не восполняла потерь в боевой технике, понесенных ВВС вермахта. Еще хуже обстояли дела у немцев с летным составом. Особенно остро ощущалась противником нехватка опытных кадров, хотя общее число летчиков, штурманов, стрелков-радистов и бортмехаников даже к исходу войны не было критическим. Но подготовка и боевой опыт их оставляли желать много лучшего.

Военно-воздушная доктрина гитлеровцев, строившаяся на авантюрных расчетах ведения войны молниеносными методами, и их авиапромышленность не выдержали испытаний затяжной гигантской битвы. После битвы на Курской дуге это уже не просто чувствовалось, а было твердо известно. Сражение в Белоруссии доконало фашистскую авиацию. В 1944 г. немцы были вынуждены расформировать несколько бомбардировочных эскадр{69}, летный состав которых был направлен переучиваться на истребителей. Тогда же были расформированы некоторые авиационные школы и тыловые обслуживающие части; их технику передали боевым соединениям, а рядовой и унтер-офицерский состав направили на фронт в войска СС{70}.

Но нам было также известно, что немецко-фашистское командование сделает все, чтобы создать под Берлином сильную авиагруппировку, не остановится и перед тем,, чтобы снять наиболее боеспособные авиачасти с западного театра военных действий. Так оно и произошло. В конце 1944 г. гитлеровцы в связи с сокращением территории военных действий, нехваткой техники и опытного летного состава ликвидировали три воздушных флота, создав вместо них оперативные авиагруппы. Был создай воздушный флот «Митте», в который вошли и части ПВО страны. Потом этот флот был переименован в «Райх», основу которого составила авиация ПВО берлинской зоны{71}.

В авиационную группировку, поддерживавшую группу армий «Висла» и частично «Центр», вошли соединения 6-го воздушного флота и воздушного флота «Райх». Всего в ней насчитывалось около 3,3 тыс. боевых самолетов, более 70 процентов которых составляли истребители. На истребителей гитлеровцы делали основную ставку в сражении под Берлином и потому послали в эти флоты всех сколько-нибудь опытных пилотов. Помимо этого, противник имел под Берлином около 120 реактивных истребителей «Ме-202», самолеты-снаряды системы «Мистель» и управляемые авиабомбы{72}.

О реактивной авиационной технике Германии нам стало известно еще весной 1944 г. Мы получили сведения, что в числе опытных самолетов, находившихся в различных стадиях производства, имеются и реактивные. Уже тогда гитлеровцы форсировали выпуск нескольких машин с реактивными двигателями. Это были «Ме-262», «Ме-103», «Арадо-234», «Хе-219» и «Хе-280»{73}. Но только истребители «Ме-262» и «Хе-280» были близки к запуску в серийное производство{74}. Однако, по единодушному мнению наших специалистов, эта техника существенной опасности не представляла. Даже лучшие из реактивных самолетов, «Ме-262» и «Хе-280», были очень сложны в управлении, слишком тяжелы для своего класса машин, маломаневренны и по продолжительности полета много уступали винтомоторным истребителям. Тогда же нам стало известно о радиоуправляемых бомбах «Хш-293» и «ФХ»{75}.

В конце 1944 г. поступили сведения о дислоцировавшейся в районе Штеттина второй группе 40-й бомбардировочной эскадры, вооруженной 50 «Хе-177». Они были оборудованы для сбрасывания управляемой бомбы «Хш-293»{76}. Группа находилась в оперативном резерве и предназначалась для действий по кораблям. Но и эта техника была далеко не совершенной, к тому же прямого отношения к битве за воздух она не имела, самой авиации не угрожала, и мы, авиаторы, признаться, ею не очень-то интересовались.

С самолетами-снарядами мы сталкивались еще до Берлинской операции. Это была гибридная неуклюжая конструкция, по существу в техническом плане не представлявшая собой новшества. И возникла она не от хорошей жизни. Гитлеровцы, сделав под Берлином ставку в борьбе за воздух на истребителей, максимально сократили бомбардировочную авиацию, а чтобы машины не пропадали даром, стали начинять их взрывчаткой. На фюзеляже самолета-снаряда укреплялся истребитель, пилот которого и управлял этой системой. Над целью летчик отделял бомбардировщика, тот входил в пикирование и взрывался на земле.

Высокой эффективностью это оружие не отличалось, несмотря на мощность своего заряда, — оно было очень громоздким, маломаневренным, и наши летчики легко перехватывали его и сбивали. Беспокоило нас не само существование у противника этой системы, а возможность ее массового применения. Но вскоре опасения наши отпали. Оказалось, что у гитлеровцев совсем немного самолетов-снарядов.

О появлении на фронте «Ме-262» я узнал, кажется, в конце Висло-Одерской операции от полковника П. Ф. Чупикова, командира особого истребительного полка, находившегося непосредственно в моем подчинении. В этот полк, созданный летом 1942 г., брали только первоклассных летчиков. Многие из них впоследствии стали Героями Советского Союза. В этом полку до конца войны служил трижды Герой Советского Союза И. Кожедуб. Полк асов я всегда при выездах на фронт брал с собой, и его вскоре стали называть просто «маршальским». Так вот, однажды Павел Федорович доложил мне о появлении нового немецкого истребителя, обладавшего огромной для того времени скоростью. Чупиков погнался за ним, но быстро отстал. По описанию, составленному полковником, мы поняли, что имеем дело с реактивным самолетом. Я приказал во что бы то ни стало сбить его, но все попытки уничтожить «Ме-262» кончались безрезультатно. Пилоты, летавшие на этих машинах, не принимали боя и быстро скрывались.

Перед началом сражения за Берлин о «Ме-262»были предупреждены командиры всех истребительных полков. За ним повсеместно началась охота. Чупиков несколько раз встречал реактивного «мессера», но догнать его не смог. Сбили «Ме-262» летчики из 2-й воздушной армии в тот момент, когда он пытался атаковать группу наших штурмовиков. Случилось это уже на исходе Берлинской операции.

Несмотря на то, что у нас было значительно больше боевых самолетов, чем у противника, авиационная группировка его все же представляла грозную силу. К тому же в районе Берлина немцы имели хорошо развитую и оснащенную систему радиолокационных постов, а густая сеть стационарных аэродромов обеспечивала вражеской авиации гибкий и широкий маневр ар всему фронту. Войска противника прикрывали около 200 зенитных батарей, а непосредственно для обороны Берлина было сосредоточено 600 зенитных орудий{77}. Правда, орудия эти предназначались для борьбы с танками и пехотой, но их можно было использовать и против самолетов.

Недооценка мощи авиационных и зенитных средств гитлеровцев грозила обернуться для нас большими неприятностями. А возможность такой недооценки не исключалась. Близкий конец войны и наше общее огромное превосходство над врагом невольно рождали в войсках всегда опасное на войне чувство самоуспокоенности. С такими настроениями у летчиков, в основном молодых, мне не раз приходилось сталкиваться в последний год войны. Поэтому я перед каждой операцией настойчиво требовал от командования воздушных армий держать под постоянным и неослабным контролем летчиков, готовить людей к боям так, чтобы они не ждали легких побед в воздухе, не расслаблялись внутренне, а сражались бы с противником в любой, даже самой выгодной ситуации с полной самоотдачей сил. Так поступил и в этот раз, причем побеседовал на эту тему не только с командованием воздушных армий, но и с командирами авиасоединений, в которых успел побывать.

Большую плодотворную работу накануне и в ходе операции проделали и политработники воздушных армий. Их труд обычно не поддается точному учету, его не выразишь числом уничтоженных вражеских солдат и офицеров и боевой техники противника. Но вклад их в каждую нашу победу велик. Говорят: слово — это дело. А умное, идущее от сердца слово коммуниста — это то же самое боевое оружие. Оно готовит человека к боям и ведет его через все сражение, прибавляя ему сил и вдохновляя его на подвиги. Не потому, конечно, что оно сказано тем или иным конкретным политработником, а потому, что это слово Коммунистической партии, слово, в котором концентрируется вся светлая неодолимая и благородная сила наших идей, наших целей. И потому в каждом уничтоженном враге, подбитом танке или захваченном безымянном пригорке есть и доля труда человека, скромно именуемого политработником.

Когда наш воин, идя в бой, просит считать его коммунистом, это означает, что он будет бить врага еще сильнее, не щадя живота своего, и этим самым он выражает мысли я чувства всех своих товарищей по оружию. Примеров тому масса. И я сам, не только как военачальник, но, прежде всего, как коммунист, не раз в войну обращался с таким словом к летчикам, и результат всегда оказывался великолепным — люди часто шли через невозможное и побеждали.

В делах и заботах быстро промелькнули шесть суток.

И вот долгожданный момент. Когда я прибыл на наблюдательный пункт 8-й гвардейской армии, там уже находились Г. К. Жуков, член Военного совета 1-го Белорусского фронта К. Ф. Телегин и командование этой армии во главе с В. И. Чуйковым. Последняя проверка боевой готовности войск к наступлению уже кончилась, и все молча ждали, когда часы отсчитают последние минуты, оставшиеся до начала решающей битвы. Но, собственно, она уже началась. Легкие ночные бомбардировщики 4-й воздушной армии в течение ночи обрабатывали вражеские позиции.

Последние секунды. Ровно в 3 часа ночи (по местному времени) началась артподготовка. Тысячи орудий и минометов буквально потрясли воздух. От вспышек стало светло, как днем. И почти одновременно в воздухе загудели моторы. Более 100 самолетов 16-й воздушной армии шли бомбить штабы и узлы связи на первой и второй полосах обороны противника{78}.

Тридцать минут неумолчно громыхали в стороне врага взрывы снарядов, мин и бомб.

За несколько минут до конца мощной артподготовки в полосе наступления главной ударной группировки фронта одновременно были включены 143 зенитных прожектора. Они обрушили на передовые позиции противника океан слепящего света. Артиллеристы перенесли огонь в глубь вражеской обороны, в атаку устремились пехота и танки. Гитлеровцы оказались настолько ошеломленными ночным ударом, что первые два километра советские войска продвигались, не встречая почти никакого сопротивления.

В это же время 745 тяжелых ночных бомбардировщиков нанесли массированный удар по основным опорным пунктам второй оборонительной полосы — Лечину, Лангзову, Вербигу, Зеелову, Фридерс-дорфу и Дольгелину. Более 40 минут длился этот налет. Самолеты шли волна за волной. Каждую минуту на вражеские позиции обрушивали свой смертоносный груз 18 машин. Всего было сброшено 884 тонны бомб. Средняя плотность бомбового удара в районе целей составила 50 тонн на 1 кв. км{79}.

Организация массированного налета тяжелых бомбардировщиков 18-й воздушной армии была разработана до малейших деталей. Сперва шли разведчики погоды, за ними эшелон обеспечения (группы наведения и освещения целей), потом колонны ударного эшелона и, наконец, экипажи, контролировавшие боевые действия бомбардировщиков и фиксировавшие результаты их ударов. Чтобы дезорганизовать работу вражеских радиолокационных постов, над

линией фронта и в районе целей сбрасывались станиолевые ленты. Они создавали помехи и затрудняли попеки ударных групп бомбардировщиков.

Все это время я находился на наблюдательном пункте генерала Чуйкова, откуда хорошо просматривались долина Одера и Зееловские высоты. Над долиной и высотами бушевало море огня. Гул артиллерийской канонады и бомбовых разрывов, перемешанный с трескотней пулеметов и автоматов, раскатывался по всему Одеру.

«Вот оно, началось!» — невольно думалось в те минуты каждому.

А какой подъем царил в войсках! Ведь до Берлина по прямой было чуть более 60 км. Почти четыре долгих, как века, года шли мы сюда. Шли по разоренной родной земле, среди дымящихся руин и страшных следов фашистских преступлений. Шли, бросаясь в воздушные и огненные тараны, закрывая грудью амбразуры вражеских дотов, взрывая себя гранатами под гусеницами гитлеровских танков. Шли партизанскими тропами. И дошли!

И натиск советских воинов был так стремителен и горяч, что уже к рассвету они прорвали первую полосу обороны и начали атаку второй.

С наступлением рассвета вступила в сражение 16-я воздушная армия. Но утренний туман помешал массированным действиям с воздуха. До полудня многие аэродромы были закрыты туманом, видимость не превышала 1 км. Поэтому в первые три часа действовали только штурмовики, да и они вынуждены были летать небольшими группами. Пикирующие бомбардировщики начали наносить удары по врагу лишь после 8 часов утра. Пыль и дым, поднявшиеся над полем битвы, тоже осложняли работу летчиков — уменьшали видимость и мешали ориентироваться в наземной обстановке. И все же авиаторы использовали малейшую возможность для нанесения ударов по врагу.

Гитлеровцы сражались упорно и с небывалым ожесточением. Так, передовые части 80-го стрелкового корпуса 5-й ударной армии подверглись сильному артобстрелу. Пехота залегла, а танки поддержки ушли в укрытия. Воздушная разведка установила, что противник ведет огонь из района Дидерсдорфа. Авиационный представитель при корпусе немедленно вызвал штурмовиков 198-й авиадивизии. Первой подоспела на помощь войскам девятка «Ил-2» под командованием капитана Сорокина. Она с ходу атаковала позиции немецких артиллеристов. Вскоре подошли другие группы штурмовиков. Они завершили разгром вражеской артиллерии, и пехота снова двинулась вперед{80}.

Но чем ближе советские войска подходили к Зееловским высотам, тем сильнее становилось сопротивление фашистов. Высоты эти господствуют над всей окружающей местностью. Гитлеровцы сосредоточили здесь наибольшее количество войск и боевых средств. На этом рубеже противник рассчитывал остановить ударную группировку фронта, что ему и удалось во второй половине дня. Прикрываясь высотами, немцы стали подтягивать в район боев резервы и укреплять свою оборону.

В своих воспоминаниях Г. К. Жуков пишет, что после полудня ему стало ясно: в том боевом построении, в котором его войска начали атаку, им в первый день наступления оборону на Зееловских высотах не прорвать. При подготовке операции командование 1-го Белорусского фронта недооценило характер местности в полосе главного удара, очень открытой и простреливаемой насквозь, и недоучло, насколько глубоко противник зарылся в землю, особенно на западных скатах, скрытых от нашего наблюдения, что и позволило ему уберечь живую силу и технику от ударов нашей артиллерии и авиации. Артиллеристы часто вели огонь по площадям{81}. От себя добавлю, что и ночная бомбежка тяжелыми самолетами 18-й воздушной армии в основном тоже велась по площадям и районам целей и, естественно, не могла быть столь результативной, как нам хотелось.

Вот тогда-то, убедившись, что оборона на Зееловских высотах в основном уцелела, Жуков и решил для усиления удара общевойсковых армий ввести в сражение танковые. Сделал он это вопреки первоначальным указаниям Ставки, но с согласия Сталина. И в третьем часу дня двинулись в атаку подразделения первого эшелона 1-й гвардейской танковой армии. Несколько позже Жуков вновь разговаривал по телефону со Сталиным и доложил, что прорвет он главный рубеж вражеской обороны только к исходу завтрашнего дня. Однако этот срок оказался нереальным.

Не берусь категорически судить о правильности этого решения. Но, наверно, в ситуации, сложившейся тогда в полосе действий главной ударной группировки фронта, это был единственный выход. Иначе наше наступление просто захлебнулось бы. Правда, общевойсковые армии, поддержанные танками М. Е. Катукова и С. И. Богданова, овладели Зееловскими высотами лишь к утру 18 апреля, т. е. с опозданием почти на двое суток, но это уже деталь. В конечном счете удар танковых масс свою роль сыграл — наступление не захлебнулось, как могло бы случиться.

Беспокойство за результат действий в полосе главного удара к полудню передалось и нам, авиаторам. У нас было достаточно техники для мощных ударов по вражеской обороне, но неблагоприятные метеорологические условия не позволяли в первой половине дня массированно применять авиацию. Не соблюдался и график запланированных самолето-вылетов — с 9 часов утра они резко пошли на убыль. Интенсивность боевой работы авиации с 9 до 12 часов дня уменьшилась вдвое, т. е. в воздухе в течение каждого часа находилось все меньше боевых самолетов. Лишь после полудня, когда погода улучшилась, интенсивность действий фронтовой авиации стала возрастать. В 15 часов в воздухе находилось уже 647 штурмовиков, пикирующих бомбардировщиков и истребителей. В это время и вошли в сражение танковые армии. Они нуждались в сильной авиационной поддержке, и мы сделали все возможное, чтобы надежно прикрыть их с воздуха и ослабить огонь по ним вражеской артиллерии.

В этот же период очень активно стала действовать вражеская авиация. Группами по 20–40 машин она пыталась прорваться к боевым порядкам наших войск. Начались воздушные бои, которые не прекращались дотемна. Однако, хотя гитлеровские летчики доставили нам немало хлопот, существенно повлиять на ход основных событий они не смогли. Наши истребители действовали решительно но всему фронту, над полем боя и на подступах к нему. Причем сражения в небе в большинстве случаев проходили над территорией противника. Фашистская авиация редко прорывалась в районы боевых действий советских войск. Основную массу ее мы перехватывали на подступах к передовой. Этому во многом способствовала отличная работа радиолокационных станций, которые своевременно обнаруживали вражескую авиацию. А благодаря армейскому узлу, следившему за общефронтовой обстановкой в воздухе, мы поспевали гибко и своевременно маневрировать истребительной авиацией, быстро усиливать ее на наиболее угрожаемых участках.

Основные усилия авиации в этот, как и в последующие дни, согласно общему плану операции, были направлены на поддержку поиск непосредственно на поле боя, главным образом на подавление обороны на Зееловских высотах. Для уничтожения объектов и живой силы противника было совершено две трети всех самолето-вылетов фронтовой и ночной авиации. Всего в первый день наступления было произведено 6550 самолето-вылетов, причем 2700 из них — штурмовиками и пикирующими бомбардировщиками. Это было на полторы тысячи с лишним меньше, чем запланировано. И все же авиационная поддержка была достаточно сильной, хотя и не в такой мере, как требовалось для стремительного прорыва такой мощной обороны, которую создал противник на Зееловских высотах. Впрочем, как показали дальнейшие события, и при большей интенсивности боевых действий авиации мы не смогли бы в одни сутки разгромить гитлеровцев на их главном оборонительном рубеже.

На 1-м Украинском фронте наступление развивалось успешно. К исходу дня войска маршала И. С. Конева при мощной поддержке авиации довольно быстро прорвали первую полосу вражеской обороны и начали сражение за вторую. Не помогло немцам даже такое серьезное препятствие на пути наших войск, как река Нейсе. К 10 часам утра она была форсирована по всему фронту наступления. Этот явный успех давал основания предполагать, что на направлении главного удара противник не имеет сил для серьезного сопротивления.

Действия 2-й воздушной армии начались с небольшим опозданием, и первый из четырех массированных ударов был нанесен нами в самом начале восьмого часа. 418 бомбардировщиков и штурмовиков под прикрытием 250 истребителей более двух часов подряд громили основные опорные пункты и огневые точки на первой оборонительной полосе противника. Особенно эффективным был налет на Форст. Разрушения, причиненные этому сильнейшему опорному пункту, оказались настолько большими и многочисленными, а моральное состояние гитлеровских войск столь подавленным, что наша пехота почти без боя ворвалась на южную окраину Форста. О силе авиационного удара по Форсту свидетельствуют цифры — на южной его окраине было обнаружено свыше 400 воронок от бомб, находившихся друг от друга в 10–15 м.

Летчики генерала С. А. Красовского были достойны самой высокой похвалы. В первую очередь мне хочется отметить боевую работу частей и подразделений 1-го и 2-го гвардейских штурмовых авиакорпусов. Это они, когда фашисты прижали огнем артиллерии нашу пехоту к земле, своими мощными ударами заставили замолчать вражеские орудия в районах Форста, Гросс-Цшаксдорфа, Койне, Кебельна, Емлитца и Мускау. Советская пехота снова поднялась в атаку и быстро овладела этими сильными узлами обороны на первой полосе.

Великолепно работали в этот день и истребители. Перед форсированием Нейсе они полностью очистили небо от вражеской авиации, а потом решительно и быстро пресекали попытки гитлеровцев прорваться к нашим переправам с воздуха.

После полудня, когда я уже находился на КП 16-й воздушной армии в Людвигсру, из штаба Красовского передали, что штурмовые авиасоединения почти полностью прекратили боевую работу. Я встревожился, подумал даже, не результат ли это большой активности истребителей противника и не ошиблись ли мы в оценке сил вражеской авиагруппировки, противостоявшей нашей 2-й воздушной армии. Но причина прекращения полетов «Ил-2» оказалась весьма обыденной. От артиллерийских обстрелов и непрерывных бомбежек в полосе наступления ударной группировки фронта все было в дыму и пожарах. Задымленность была такой, что даже с бреющего полета цели атак почти не просматривались, а так как штурмовики часто действовали очень близко от линии наступающих войск, то велика была возможность поражения и своих.

Я сказал, что в таком случае надо перенести удары в глубину вражеской обороны. Мне ответили, что командование воздушной армии так и поступает: «Пе-2» громят войска и резервы гитлеровцев на третьей полосе, и уже заканчиваются приготовления для нанесения третьего массированного удара по основным опорным узлам в районах Котбуса и Шпремберга, где воздушная разведка обнаружила сосредоточение крупных сил фашистов.

Дела у маршала Конева шли хорошо. 2-я воздушная армия, умело использовавшая солидный резерв самолето-вылетов, последовательно решала одну задачу за другой, удары ее не ослабевали, и я занялся делами 16-й. Пора было подумать о плане ее боевых действий на следующий день.

Ныне применение авиагруппировки 1-го Белорусского фронта может показаться далеко не безупречным. В самом деле, боевой план 16-й воздушной армии, являвшейся костяком авиагруппировки (вместе с ВВС Войска Польского она имела 3384 боевых самолета из 4184), был составлен только на первый день наступления и существенно в своей сути отличался от планов остальных воздушных армий; более 90 процентов ее сил выделялось для прямой поддержки войск непосредственно на поле боя. Именно для прямой поддержки и именно на поле боя, а не вообще на направлениях главных ударов, что давно стало для нас аксиомой. Для решения других задач, как, например, борьба с оперативными резервами противника, удары по его коммуникациям, 16-я воздушная армия в первый день операции не привлекалась, да и в последующие двое суток расходовала на это не очень много средств, а ее командование не имело даже резерва. Все шло в бой на линии фронта.

Казалось бы — ошибка. В случае неосуществления быстрого прорыва тактической обороны противника у Зееловских высот неизбежны были серьезные осложнения в действиях и на земле, и в воздухе. В дальнейшем и погода могла сильно мешать авиации, что и было; и противник, воспользовавшись предоставленной ему возможностью беспрепятственно перебрасывать на передовую резервы из окрестностей Берлина и с других участков фронта, мог быстро усилить свою оборону, что отчасти тоже было. И все же никакой ошибки, даже намека на нее не было. Исходя из общего замысла операции, мы преднамеренно ограничили действия фронтовой авиации зоной тактической обороны врага и почти все наши силы нацелили на оказание максимальной помощи войскам непосредственно на поле боя. Для Этой же цели привлекли даже значительную часть истребительной авиации, используя ее в роли штурмовой.

Как можно было быстрее всего вырваться к столице Германии? Только на прямой Кюстрин — Берлин. А здесь на нашем пути стеной стояла мощнейшая глубокоэшелонированная оборона, построенная к тому же на естественных очень выгодных рубежах. Пробить ее в стремительном темпе можно было только максимальным сосредоточением сил всех родов войск на Одерском рубеже, этом действительно стратегическом предполье Берлина, и в первую очередь против Зееловских высот — замка этого предполья. Трудно? Даже очень, и при более длительном сроке прорыва такой обороны, и с нашими, поистине огромными силами. Но в той обстановке это было единственно верное и радикальное решение. Здесь был гордиев узел всей оборонительной системы Берлина. А чтобы наш удар по нему оказался решающим и для врага смертельным, следовало вложить в него все, что мы имели, буквально задавить противника всей мощью войск и боевой техники непосредственно на передовой, ошеломить и прижать его к земле всеми средствами сухопутными и воздушными, прорваться за Зееловские высоты, а там уже действовать обычным порядком. Поэтому авиации и отвели роль никогда раньше не встречавшегося в полевых условиях своеобразного воздушного огневого пресса непосредственно на линии фронта. (Во время штурма Кенигсберга мы применили похожий метод, только в условиях города и когда исход сражения уже не вызывал сомнения.) К чести командования 16-й воздушной армии, оно схватило самую суть операции и сделало все, чтобы, несмотря на непогоду, подчас очень затруднявшую массирование авиации, действовать с наземными войсками в одном ключе, на одном локте.

Началась операция удачно. Но к полудню возникли осложнения, уже известные читателю. Короче, намечавшийся прорыв тактической обороны в первые сутки наступления не состоялся. Все это в последние годы дало основание критиковать, подчас весьма безапелляционно, решения и действия командования 1-го Белорусского фронта.

Критика, конечно, — то горючее, без которого немыслимы поиски истины и лучших решений. Но применительно к данному случаю такая критика несостоятельна, ибо в основе своей неисторична, т, е. пренебрегает тем, что и как было в действительности. Большинство критикующих сознательно или нет, но абстрагируется от конкретной действительности, осмысливает минувшее как бы вне времени и пространства, без учета множества обстоятельств и веяний того периода. Это и есть осмысление прошлого с позиций некой критической стерильности, вариации по принципу: если бы да кабы.

Конечно, замысел операции 1-го Белорусского фронта не безупречен. Можно было подобрать и другие ключи к Зееловским высотам, о чем, кстати, написал в своих воспоминаниях Г. К. Жуков. Но на войне нет ничего безупречного в принципе, ибо безупречность в решениях и действиях одной стороны — это промахи в решениях и действиях другой. Безупречность может быть лишь в частностях, да и то относительная. И вообще применительно к войне так ставить и решать вопросы нельзя.

В апреле 1945 г. обстановка сложилась так, что для нас главным и определяющим было не то, как именно брать Берлин, а то, что брать его следовало не мешкая, как можно быстрее. Тому были весомые причины не только чисто военного, но и внешнеполитического порядка, ныне известные всем. Давление этих последних обстоятельств я испытал на себе и когда улетал на фронт в феврале 1945 г. для координации работы авиации в Восточно-Прусской операции, и накануне штурма Кенигсберга. Когда я улетал на фронт, И. В. Сталин велел передать маршалу А. М. Василевскому, чтобы мы быстрее кончали с противником в Восточной Пруссии. О том же напомнил он Александру Михайловичу и в известном уже читателю разговоре по телефону 3 апреля, требуя быстрейшего овладения Кенигсбергом — последним мощным оплотом гитлеровцев в Восточной Пруссии, который приковывал к себе очень значительные сухопутные и авиационные силы, необходимые нам на берлинском направлении.

В той обстановке мощный кинжальный удар через Зееловские высоты, несмотря на все трудности его выполнения, был наиболее разящим, а следовательно, и быстрее достигающим цели. Ведь все происходит не только в пространстве, но и во времени. А время не резина — его не растянешь, оно конкретно и диктует свое. Вот почему я как командующий ВВС со спокойной совестью без единой поправки принял план боевой работы авиагруппировки фронта, хотя, разумеется, предвидел те осложнения, которые могли возникнуть в случае заминки с прорывом тактической обороны противника под Зееловом. Но в реальность общего плана фронтовой операции я верил непоколебимо, и потому заминки и осложнения меня не пугали. У нас было достаточно сил, чтобы справиться с заминками и одолеть осложнения, а искусство наших штабов и начальников всех родов войск и боевое мастерство советских воинов были на высочайшем уровне. И мы, авиаторы, как и общевойсковики, с некоторыми поправками все трое суток, пока не отбросили гитлеровцев к внешнему оборонительному обводу Берлина, последовательно и до конца проводили свой план — давили на противника всей своей авиационной мощью непосредственно на поле боя. И в конце концов задавили его намертво.

Конечно, ныне, оглядываясь через четверть века на минувшее, яснее видишь свои действия. И боевую работу авиации можно было построить лучше. Например, используя опыт по прорыву финской обороны на Карельском перешейке в июне 1944 г., можно было бы за сутки или двое до начала операции несколькими массированно-сосредоточенными ударами дневных и тяжелых ночных бомбардировщиков основательно обработать Зееловские высоты и тем самым значительно подорвать обороноспособность противника на этом рубеже. Возможно, тогда мы прорвали бы его в намеченный срок и без ввода в сражение раньше времени танковых армий, и потерь лишних избежали бы. Но все это просто, когда все позади, все ясно и тебя не одолевает масса больших и малых забот и сомнений. Лучшее всегда есть, Но лучшее, говорят, и неспроста, враг хорошего. Хорошее потому и хорошее, что оно ко времени, к сроку, к обстановке и к месту. А на лучшее надо время, которого на войне как раз чаще всего и не хватает.

Наконец, когда слышишь подобные разговоры, то невольно вспоминаешь Клаузевица с его теорией ведения войны в некоем идеализированном пространстве. Нет такой войны, не было и не будет. Война всегда конкретна, привязана к определенному месту, времени, обстановке, подвержена влиянию тысяч конкретных обстоятельств, а следовательно, подвержены влиянию этих обстоятельств и участники ее. И потому отшумевшая в апреле 1945 г. битва у Зееловских высот в целом — великолепнейший пример решения сложных стратегических задач применительно ко времени и обстановке.

Вечером поступило сообщение от воздушной разведки: летчики обнаружили переброску вражеских войск и артиллерии из-под Берлина к линии фронта. Маршруты колонн проходили через Буков, Хайнерсдорф, Мюнхеберг и Фюрстенвальде. У меня мелькнула мысль: хорошо бы ударить по противнику пикирующими бомбардировщиками. План — планом, а война — войной. События настойчиво требовали хоть с опозданием, но начать борьбу с оперативными резервами противника. Однако, глянув в окно, я отказался от такой соблазнительной мысли. На землю ужо плотно легли сумерки. Для ударов по вражеским резервам можно было использовать только тяжелые ночные бомбардировщики. Однако расчеты на них, как показывал опыт, не всегда оправдывались. Одно дело — бомбить ночью крупные объекты, совсем иное — подвижные цели{82}.

Но ничего иного не оставалось, как поднимать в воздух тяжелые машины 18-й армии. Я позвонил Г. К, Жукову, доложил о данных воздушной разведки и попросил использовать для ударов по резервам врага армию А. Е. Голованова.

— А кто будет бомбить Зееловские высоты? — спросил командующий. — И так немцев не выбьешь оттуда.

Я ответил, что резервы как раз движутся к Зееловским высотам и что без ударов с воздуха по резервам врага еще труднее будет прорывать оборону противника на главной полосе; возможно, для этой цели придется привлечь часть сил и фронтовой авиации.

— У нас мощная группа пикирующих бомбардировщиков — два корпуса и четыре отдельные дивизии, и надо ее использовать интенсивнее, хотя бы в периоды плохой погоды. В глубине «пешкам» больше простора и действовать легче.

— Посмотрим, — ответил Жуков, — а ночников пускайте, только не всех. Все равно ведь будут бить по площадям. Остальных на цельте на высоты.

Как только совсем стемнело, «Ил-4» поднялись в воздух. Своими ударами по узлам дорог и опорным пунктам, через которые шли вражеские войска, они в какой-то мере дезорганизовали их движение и помешали быстрому сосредоточению в районах боевых действий. Часть сил 18-й воздушной армии бомбила опорные узлы на главной оборонительной полосе.

Всего в ночь на 17 апреля соединения наших тяжелых ночных бомбардировщиков совершили 759 самолето-вылетов и сбросили 931 тонну бомб.

Уже совсем ночью поступили сведения об итогах воздушных схваток. За день летчики 16-й воздушной армии провели 151 воздушный бой и сбили 131 вражеский самолёт. Мы потеряли 87 самолетов, в основном от огня зенитной артиллерии.

На 1-м Украинском фронте фашистская авиация проявляла меньшую активность. Там нам противостояла более слабая авиагруппировка. И все же в небе в полосе главного удара войск маршала И. С. Конева часто бывало весьма жарко. Здесь в 33 воздушных боях наши летчики уничтожили 40 фашистских самолетов.

Такое число воздушных схваток даже в масштабах Берлинской операции никак не сочтешь малым. И в последующие несколько дней активность гитлеровцев в воздухе была довольно высокой. Правда, это противнику дорого стоило. Но и мы несли потери, и в первую неделю нашим истребителям приходилось работать весьма напряженно, особенно на 1-м Белорусском фронте. Все это впоследствии дало основание утверждать, что сравнительно высокая сопротивляемость гитлеровцев в воздухе в первые дни операции была в определенной мере следствием отказа от активной систематической борьбы с вражеской авиацией на земле и что, отказавшись от нее, мы совершили серьезную ошибку. Действительно, удары по вражеским аэродромам применялись редко и, по существу, как самостоятельный вид боевых действий, если не считать намечавшегося нанесения ударов небольшими силами 2-й воздушной армии по ограниченному числу объектов, в планах воздушных армий отсутствовали. Наносились они в ходе операции и в зависимости от обстановки. Всего за операцию по аэродромам противника было совершено около 400 самолето-вылетов и уничтожено на земле 100 неприятельских машин{83}.

Отсутствие систематической жесткой борьбы с немецкой авиацией на земле, конечно, сказалось на ситуации в воздухе и в определенной мере было на руку врагу. Но ошибки нашей в том не было. Мы сознательно пошли на это. Я уже писал, что основной задачей наших ВВС в Берлинской операции была максимальная поддержка поиск непосредственно на поле боя. Удары же по аэродромам отнимают много сил и средств. К тому же под Берлином немцы имели сильную ПВО и густую сеть радиолокационных станций, и поэтому рассчитывать на внезапность налетов, как это было, например, в воздушных операциях в 1943 г. на Курской дуге, да и то лишь в майских, не приходилось. А когда нет внезапности, то нет и должной результативности — противник успевает вовремя поднять в воздух истребителей и привести в полную боеготовность ПВО аэродромов. В этом случае атакующая сторона не гарантирована от больших потерь. Наконец, многие бомбардировочные авиасоединения не были еще готовы для боевых действий под Берлином.

Нам, имевшим на берлинском направлении очень мощную истребительную авиагруппировку, легче было громить вражескую авиацию в воздухе, в районах боев. Здесь мы были полными хозяевами положения. Здесь мы и решили перемалывать боевую авиатехнику гитлеровцев, и расчеты наши оправдались. Именно в сражениях над линией фронта наши летчики, образно говоря, нокаутировали воздушного противника — уничтожили более половины боевых самолетов, прикрывавших Берлин.

Мне могут возразить, что мы могли организовать серию ударов но вражеским аэродромам до начала операции. Да, могли, но не при тех сжатых сроках, которые были отпущены нам на подготовку к решающему сражению Великой Отечественной войны. Такого рода воздушные операции проводятся не вдруг, к ним надо тщательно готовиться. А времени на это у нас не было. Да и в общем-то это и не вызывалось обстановкой. Раньше мы таким образом вели борьбу за господство в воздухе. Начиная же с Белорусской операции проблема эта, сохраняясь в принципе, практически не являлась по трудности своего решения основной. Мощность наших авиагруппировок позволяла нам добиваться подавляющего превосходства в небе уже в ходе самих операций, причем быстро и сравнительно легко. Так было и под Берлином. Сил и упорства фашистам хватило только на первую неделю боев.

В последующие дни гитлеровская авиация, по сути дела, как реальная сила вообще была сброшена с весов сражения за Берлин. Если мне не изменяет память, после битвы на Курской дуге мы силами фронтовой авиации воздушных операций по вражеским аэродромам не проводили, осуществляла их только Авиация Дальнего Действия{с конца 1944 г. — 18-я воздушная армия), но, откровенно говоря, не очень удачно. Имевшаяся тогда техника самолетовождения и бомбометания в ночных условиях не позволяла наносить прицельных точных ударов по объектам.

С утра 17 апреля на кюстринском плацдарме вновь загромыхали пушки. Для летчиков генерала Руденко этот день был неудачным. Из-за сильной облачности и туманов, ограничивавших местами видимость до 500 м, авиация действовала в основном мелкими группами и за сутки совершила только 1658 самолето-вылетов. А войска в этот день очень нуждались в сильной поддержке с воздуха, особенно 8-я гвардейская армия, пробивавшаяся вместе с двумя танковыми и одним механизированным корпусом к Зеелову — центру вражеской обороны. С падением Зеелова, как с выемкой «замка» из каменного свода, рухнула бы и вся оборона на высотах. И гитлеровцы, несмотря на все нараставший напор наших войск и мощнейший артиллерийский огонь, сопротивлялись зло и яростно. Но сила переломила силу, и к вечеру Зеелов стал нашим. Угроза развития наступления на Берлин ставила в тяжелое положение немецкие войска, оборонявшиеся севернее Зеелова. Но гитлеровцам, как говорится, терять уже было нечего, и они держались за свои позиции до последней возможности, и правофланговые армии прорвали вторую полосу лишь утром 18 апреля. Враг был сброшен с Зееловских высот, и наши танковые армии наконец-то смогли развернуться по всему фронту. Сила их ударов сразу возросла. Однако враг еще не был сломлен, он часто и сильно контратаковал, бросая в бой все наличные резервы.

Весь день 18 апреля к западу от высот кипело ожесточеннейшее сражение. Очень напряженная обстановка сложилась у Дидерсдорфа и Марксдорфа, где наступали части 8-й гвардейской и 1-й гвардейской танковой армий. Здесь противник 14 раз переходил в контратаку. С помощью летчиков советские воины не только удержали свои позиции, по и продвинулись несколько вперед. Упорные бои шли и в полосе действий 5-й ударной и 2-й гвардейской танковой армий. Встречными ударами фашисты остановили их на рубеже Альт-Фридлянд — Мюнхехофе. Наносившие вспомогательные удары на флангах фронта 61-я и 69-я армии продвинулись тоже незначительно. Да и поддерживали мы их с воздуха слабо — ту и другую сопровождало по одной авиадивизии.

До полудня авиация вообще была сильно ограничена в действиях. Дым, поднятый сражением, и туманы очень затрудняли наблюдение за полем боя, а низкая, в пределах 300–600 м, облачность приковала к земле бомбардировщики «Пе-2», часть аэродромов которых была вообще закрыта туманом. Местами шли дожди. Но во второй половине дня погода разгулялась, и авиация сразу активизировала свою боевую работу. Главные усилия ее были направлены на поддержку 3-й и 5-й ударных армий. Воздушная разведка вновь сообщала о выдвижении резервов из окрестностей Берлина. Поскольку фронтовая бомбардировочная авиация действовала только по указаниям командования фронта, пришлось звонить Г. К. Жукову и согласовывать с ним вопрос об ударе с воздуха по вражеским резервам. Захват Зееловских высот заметно поднял у всех настроение, и маршал совсем другим, чем прежде, голосом бодро ответил: — Ну, ударьте. Где гуще всего колонны? — В районах Бидсдорфа и Мюнхеберга.

Мы подняли в воздух «Пе-2», и вскоре на подходах к Бидсдорфу и Мюнхебергу загромыхали бомбовые разрывы. Прицельные удары — это ПК бомбометание по площади. Вражеские колонны были рассеяны и укрылись в лесах.

Улучшением погоды воспользовались и гитлеровцы. Немецко-фашистское командование, окончательно убедившись, что сражение за воздух проиграно, перестало, по существу, прикрывать свои войска авиацией и почти все силы ее бросило на борьбу с наступавшими советскими армиями. Этот прием стал у противника уже стандартным и был нам давно знаком{84}.

Все, что только можно было, противник бросил против наших группировок, выходивших к третьей оборонительной полосе. Большие группы «Ю-88» и «Ю-87» (кстати, пикирующие бомбардировщики немцев появились над линией фронта только в этот день) под довольно сильными истребительными эскортами настойчиво пытались прорваться к боевым порядкам наших войск. Особенно ожесточенные воздушные бои проходили в районах Врицена, Альт-Фрид-лянда и Мюнхеберга. В этот день было зафиксировано около 100 вражеских авиагрупп с общей численностью до 700 боевых самолетов. Всем четырем истребительным авиакорпусам 16-й воздушной армии хватало работы в небе. Советские летчики провели 162 воздушных боя и уничтожили 151 вражеский самолет. Мы потеряли 64 самолета.

На 1-м Украинском фронте события в эти двое суток проходили так. Утром 17 апреля маршал И. С. Конев ввел в сражение свои танковые армии — 3-ю и. 4-ю гвардейские. Красовский, согласно плану, основные силы 2-й воздушной армии (шесть из восьми авиакорпусов; два бомбардировочных, два штурмовых и два истребительных) направил на поддержку и сопровождение танковых соединений. Чтобы остановить наши стальные лавины, гитлеровское командование спешно ввело в бой свои резервы — три танковые и одну моторизованную дивизии.

Сосредоточение крупных танковых сил в районах Котбуса, Ней-хаузена, Гросс-Оснига и Шпремберга наша воздушная разведка обнаружила еще под вечер 16 апреля. Как только стемнело, легкие ночные бомбардировщики «По-2» начали бомбить скопления вражеских танков.

Утром 17 апреля для ударов по врагу изготовились подразделения и части 6-го гвардейского и 4-го бомбардировочных авиакорпусов. Однако погода помешала массированному использованию пикирующих бомбардировщиков в первой половине дня. Удар состоялся только во втором часу дня. В нем участовало 150 «Пе-2»{85}. Одновременно небольшие группы «петляковых» бомбили узлы дорог, через которые подтягивались в районы сосредоточения отставшие танковые подразделения противника. В это же время штурмовики прокладывали путь гвардейцам генералов П. С. Рыбалко и Д, Д. Лелюшенко. «Илы» громили огневые средства, живую силу и контратакующие вражеские танки на поле боя.

На борьбу с советскими танками противник бросил «ФВ-190». Группами в 20–25 самолетов «фоккеры» пытались пробиться к нашим танкам, но каждый раз получали отпор от летчиков-истребителей 2-й воздушной армии. Так как немецкая авиация действовала концентрированно, в основном на наиболее опасных участках, то противнику иногда, правда, ненадолго, удавалось создавать в воздухе численное превосходство. Но советские летчики и в меньшинстве срывали вражеские замыслы. Так было, когда четверка истребителей из 106-го гвардейского авиаполка, ведомая лейтенантом Забыриным, встретила 40 «ФВ-190», дала бой и сбила четыре самолета.

Вот другой пример самоотверженности советских летчиков. В пятом часу вечера шестерка истребителей, возглавляемая капитаном Путько, сопровождала на штурмовку «илов». На подходе к Мюнхаузену «илов» неожиданно атаковали четыре «ФВ-190». Путько по радио приказал лейтенанту Гузу в паре с младшим лейтенантом Ларичевым связать «фоккеров» боем, а сам с оставшимися истребителями проследовал за штурмовиками. Едва Гуз и Ларичев вступили в бой с четверкой «фоккеров», как в воздухе появились еще два «ФВ-190». Гитлеровцы попытались зажать советских летчиков, но Гуз и Ларичев смелым маневром ушли из-под атаки. Когда «фоккеры» проскочили мимо, Ларичев в полуперевороте успел пристроиться в хвост одному из вражеских истребителей и дать по нему очередь. «Фоккер» задымил и резко пошел к земле. Группе Путько тоже пришлось выдержать бой с численно превосходившим противником. Над целью «илов» сверху и снизу атаковали восемь «Ме-109». В короткой схватке советские летчики отбили атаку и уничтожили одного «мессера».

17 апреля летчики 2-й воздушной армии сбили 48 вражеских самолетов. Наши потери составили 16 машин. Великолепно сражались все истребительные соединения. Но особенно мне хочется отметить 6-й гвардейский истребительный авиакорпус, который прикрывал танкистов генерала Д. Д. Лелюшенко. Только 17 и 18 апреля летчики этого корпуса провели 50 воздушных боев и уничтожили 56 самолетов противника.

К исходу дня войска маршала И. С. Конева прорвали вторую оборонительную полосу врага и вышли к третьей. В ночь на 18 апреля Ставка, учтя явно определившийся успех в полосе главного удара фронта, изменила боевую задачу танковым армиям, Им было приказано завершить прорыв тактической обороны противника и двигаться на Берлин. К концу дня танковые армии закончили сосредоточение на западном берегу Шпрее.

Форсирование Шпрее проходило успешно. Мощный авиационный щит над войсками исключал какие-либо неожиданности в действиях противника как с земли, так и с воздуха. Но иногда на отдельных участках возникали трудности. Правда, их тут же с помощью летчиков быстро преодолевали.

Во время переправы частей 3-й гвардейской танковой армии. у Гросс-Оснига немецкая артиллерия открыла сильный огонь, в атаку двинулись вражеские танки. Переправившиеся на западный берег наши подразделения не успели развернуться в боевые порядки, артиллерия отстала, и для наших танкистов сложилась весьма неблагоприятная обстановка — противник мог сбросить их в Шпрее.

Выручили танкистов летчики 95-го гвардейского штурмового авиаполка. Две его эскадрильи под командованием майоров Дегтяря и Кочмарева одновременно ударили по немецким батареям и танкам. Дружная мастерская работа штурмовиков так восхитила находившегося у переправы генерала П. С. Рыбалко, что он тут же послал в штаб 2-го гвардейского штурмового авиакорпуса телеграмму: «За отличные боевые действия, в результате которых было сожжено 8 танков противника в районе переправы Гросс-Осниг, летчикам 95-го шап объявляю благодарность».

Напряженная ситуация сложилась и у переправы возле Нейхаузена. Гитлеровцы упорно пытались отбросить наших танкистов за Шпрее. В одну из вражеских атак в воздухе появилось 20 «ФВ-190». Одновременно над полем боя оказалась и шестерка «Ил-2», возглавляемая капитаном Потаповым. Сопровождавшие ее истребители несколько отстали. Но обстановка на земле требовала решительных действий, и Потапов повел своих парней на штурмовку. Он только передал по радио своим истребителям, чтобы они побыстрее прикрыли «илов», потом, чтобы было легче отбиваться от «фоккеров», построил свою группу в замкнутый круг и в этом боевом порядке повел атаку. С первого же захода советские летчики бомбами прижали немецкую пехоту к земле. «Фоккеры» ястребами набросились на «илов». Но в этот момент подоспели наши истребители. Они сковали гитлеровцев боем, а штурмовики снова ударили по наземному противнику. Пять раз «илы» ходили в атаку. Фашисты не выдержали их ударов и отошли.

К исходу 18 апреля на западном берегу Шпрее, между Котбусом и Шпрембергом, своими основными силами сосредоточилась и 13-я армия. И хотя эти главные на третьей полосе опорные пункты находились еще в руках врага, танковые армии 1-го Украинского фронта, выполняя указания Ставки, утром 19 апреля двинулись на Берлин. Соединения П. С. Рыбалко повернули на Цоссен, имея задачу прорваться к южной окраине Берлина. Танки Д. Д. Лелюшенко устремились на Луккенвальде, откуда должны были выйти в район севернее Потсдама и где-то там соединиться с войсками 1-го Белорусского фронта.

Стремительный бросок двух танковых армий на Берлин с юга сулил быстро изменить всю обстановку в районе немецкой столицы в нашу пользу. Но, узнав об этом смелом и блестящем маневре, я вместе с радостью ощутил и беспокойство. Основания для этого были весьма серьезные. Беспокоило не быстрое продвижение танков и даже не их большой отрыв от общевойсковых армий. Почти до самого внешнего оборонительного обвода Берлина на пути танкистов не было серьезных препятствий. К тому же их непрерывно сопровождали основные силы 2-й воздушной армии. При такой поддержке с воздуха пробивная способность танковых армий была очень высокой, что и подтвердили события. Опасность для них таилась совсем на другом направлении. Чтобы помешать нашим танковым армиям развить успех, достигнутый с выходом их на западный берег Шпрее, гитлеровцы активизировали свои действия под Шпрембергом и против левофланговой группировки 1-го Украинского фронта. Сюда спешно направлялись резервы из-под Дрездена. Воздушная разведка обнаружила переброску под Шпремберг 10-й танковой дивизии СС, стоявшей в районе Гёрлица. Вражеский нажим в районе Шпремберга и по 52-й армии мы почувствовали уже 18 апреля.

Потом поступили сведения, что гитлеровцы сосредоточивают войска в районах Бауцена и Вайсенберга. Разведка обнаружила скопления танков и штурмовых орудий. Это свидетельствовало о том, что противник готовится к какому-то сильному контрудару с юга на север и по левофланговым армиям фронта. Логика событий подсказывала, что, вероятнее всего, удар этот будет наноситься вдоль Шпрее на Шпремберг и Котбус. И предположения наши подтвердились. Вскоре гёрлицская группировка противника перешла в наступление в общем направлении на север. Правым своим крылом она наносила удар по нашей 52-й армии и 2-й армии Войска Польского, а левым пробивалась по восточному берегу Шпрее, к Шпрембергу. Противник рассчитывал выйти в тыл нашим танковым армиям и отрезать их от основных сил фронта. Угроза была реальной, тем более, что Котбус и Шпремберг находились в руках гитлеровцев, а Рыбалко и Лелюшенко к исходу 19 апреля оторвались от общевойсковых армий более чем на 60 км.

Линия фронта принимала невыгодные для нас очертания. Для отражения вражеских ударов приходилось распылять силы, в частности авиационные. Красовский был вынужден для действий против гёрлицской группировки выделить два авиакорпуса — штурмовой и истребительный. Но их оказалось недостаточно, и уже с 22 апреля на это направление была перенацелена часть сил двух бомбардировочных авиакорпусов — 4-го и 6-го гвардейского.

Бои с гёрлицской группировкой продолжались до 30 апреля. О напряженности их можно судить по такому факту. Для борьбы с ней авиация произвела около 4500 самолето-вылетов, или пятую часть всех боевых вылетов соединений 2-й воздушной армии, совершенных за десять дней. По неполным данным, советские летчики уничтожили 50 танков и десять артиллерийских батарей противника{86}.

Эти три группировки очень осложняли действия 1-го Украинского фронта. Как гири на ногах, висели они в тылу Рыбалко и Лелюшенко и не давали возможности общевойсковым армиям в быстром темпе развивать наступление к Эльбе и на Дрезден, Обстановка., требовала их быстрейшего разгрома, в первую очередь котбусской и шпрембергской группировок.

Особенно мешали нам гитлеровцы в Котбусе. По плану Конев уже 18 апреля должен был начать маневр на окружение 9-й и 4-й танковой армий противника. С этой целью намечался удар правым крылом ударной группировки фронта на Вендиш-Бухгольц. Но наличие в Котбусе значительных вражеских сил осложняло проведение этого удара. Оставлять их в тылу войск, наступавших на Вендиш-Бухгольц, было нельзя. Время же поджимало. К тому же с отрывом 3-й гвардейской танковой армии от основных сил фронта между нею и правым крылом ударной группировки образовался большой разрыв, противник мог воспользоваться им и заблаговременно отвести франкфуртско-губенскую группировку (так вскоре назвали окруженные юго-восточнее Берлина основные силы 9-й и 4-й танковой немецких армий) на запад или в окрестности Берлина. При отходе гитлеровцы могли ударить во фланг и тыл танкистам Рыбалко.

Эти соображения вызывали беспокойство не только у Конева, но и у нас, командования ВВС. И уже 19 апреля я стал подумывать о том, чтобы для ускорения разгрома котбусской и шпрембергской группировок помочь 1-му Украинскому фронту частью сил 16-й воздушной армии.

У генерала Руденко имелись «Ту-2» и «бостоны», дальность полета которых позволяла использовать их для действий в районах Котбуса и Шпремберга. Однако из-за напряженного положения на 1-м Белорусском фронте (8-я гвардейская и 1-я гвардейская танковая армии еще не одолели вражескую оборону на третьей полосе) с этим планом приходилось повременить. Я решил подождать сутки или двое и, уж если к этому времени И. С. Конев не разделается с гитлеровцами, добиться у Г. К. Жукова разрешения перенацелить несколько бомбардировочных соединений для ударов по противнику в районах Котбуса и Шпремберга. Но все обошлось как нельзя лучше. Сперва Конев овладел Шпрембергом. В ночь на 20 апреля 208-я ночная бомбардировочная авиадивизия начала наносить удары по фашистским войскам. До рассвета «По-2» не давали противнику покоя. В 11 часов утра 21 апреля поднялась в атаку пехота. После недолгого, но ожесточенного боя Шпремберг пал. Настал черед Котбуса. В тот же день вечером введенная из второго эшелона 28-я армия ворвалась на восточную окраину этого сильного опорного пункта и 22 апреля полностью очистила его от врага. Теперь можно было приступать к операции по окружению франкфуртско-губенской группировки.

А тем временем танковые армии, громя при непрерывной поддержке авиации попадавшиеся на пути гитлеровские войска, стремительно двигались на Берлин. В полдень 20 апреля соединения Рыбалко подошли к границе Цоссенского оборонительного района, прикрывавшего Берлин с юга. Мы не знали, что для обороны этого рубежа у противника мало сил, и ожидали сильного сопротивления, Я позвонил в штаб Красовского и осведомился, как командование 2-й воздушной армии намеревается поддержать танкистов и не следует ли усилить авиацию, взаимодействующую с Рыбалко? Мне ответили, что Рыбалко усиления поддержки с воздуха не просит, воздушная разведка не обнаружила подтягивания в район Цоссена сколько-нибудь значительных резервов неприятеля, а танки надежно прикрыты истребителями. «В случае осложнений, товарищ Главный маршал, — заверили меня, — мы примем необходимые меры». К вечеру поступило сообщение, что 6-й танковый корпус почти с ходу прорвался через Барут и устремился дальше на север. Без особых осложнений совершали свой победный марш и остальные массы 4-й гвардейской танковой армии.

На четвертый день сражения наметился перелом также на 1-м Белорусском фронте. Наибольшего успеха добились правофланговые армии ударной группировки. Здесь противник сопротивлялся слабее, чем в полосе наступления 8-й гвардейской и 1-й гвардейской танковой армий. Жуков решил развить успех на правом фланге и приказал нацелить сюда основные силы авиации. Но активно воздействовать на противника летчики смогли только после полудня, когда улучшилась погода. До наступления сумерек соединения 16-й воздушной армии работали в довольно высокой нагрузкой и совершили около 4400 самолето-вылетов, 1958 из которых пали на долю штурмовиков и бомбардировщиков. В это время мы нанесли несколько сильных ударов по скоплениям вражеских танков в районах Врицена, Претцеля, Букова и Мюнхеберга. В основном действовали «Ил-2». Штурмовики буквально по пятам преследовали фашистские танки, загоняя их в леса и укрытия, и вывели из строя около 50 машин.

В этот день вражеская авиация вела себя довольно активно, но сил ее в воздухе заметно поубавилось. Наши посты зарегистрировали всего 50 групп с общим числом в 570 самолетов. Как и вчера, гитлеровцы в основном действовали на наиболее угрожаемых направлениях, что и позволило им сохранять относительно высокую интенсивность боевой работы авиации. Мы приняли ответные меры. Дополнительно для непосредственной борьбы с фашистской авиацией в районах ее наибольшей активности генерал Руденко выделил полную истребительную авиадивизию. Бои в воздухе не прекращались дотемна. Наши летчики провели 150 схваток и сбили 112 немецких самолетов. Мы потеряли 44 самолета.

К исходу четвертых суток сражения число уничтоженных вражеских самолетов в воздушных боях только на 1-м Белорусском Фронте перевалило на пятую сотню. Это были внушительные потери, и они давали основания предполагать, что еще три-четыре дня, и немецкая авиация не выдержит такой ожесточенной борьбы в небе и как реальная сила будет сброшена с весов берлинской битвы. Столь высокая активность вражеской авиации в полосе действий 1-го Белорусского фронта объяснялась еще и тем, что противник использовал здесь авиасоединения, предназначенные для борьбы на 2-м Белорусском фронте. В определенной мере это было нам на руку. В сражениях непосредственно под Берлином мы перемалывали немецкую авиацию, как в мясорубке, уничтожая здесь ее основные силы. Этим значительно облегчалось выполнение боевых задач 4-й воздушной армии, ждавшей своего часа. Противник, конечно, знал о готовящемся наступлении войск маршала К. К. Рокоссовского и хотел бы сберечь на высоком уровне боеспособность своей авиации, противостоявшей воздушной армии генерала К. А. Вершинина, но мы не дали ему такой возможности и вынудили на полную мощь использовать всю его авиагруппировку за четверо суток до перехода в наступление 2-го Белорусского фронта.

20 апреля, образно говоря, лед тронулся и по всему фронту войск маршала Жукова. Не выдержав все нараставших ударов, враг уже на исходе 19 апреля начал отходить на внешний оборонительный обвод своей столицы, 20 апреля соединения 47, 3 и 5-й общевойсковых и 2-й гвардейской танковой армий прорвали здесь фашистскую оборону и устремились к северо-восточной окраине Берлина. 61-я армия и 1-я армия Войска Польского быстро продвигались к Эльбе навстречу союзным войскам.

В этот день фронтовая авиация действовала уже на всю глубину оперативной зоны противника. Дальнобойная артиллерия дала первые залпы по Берлину. А в ночь на 21 апреля нанесли удары по столице и советские летчики. 713 самолетов 18-й и 16-й воздушных армий бомбили узлы обороны, войска и боевую технику гитлеровцев в районах восточной и северо-восточной окраин Берлина{87}.

В ночь на 20 апреля ударами бомбардировщиков'4-й воздушной армии началось наступление войск 2-го Белорусского фронта. «По-2», громя огневые средства, штабы и узлы связи противника, совершили свыше 1000 самолето-вылетов. Когда рассвело, в сражение вступили главные силы фронта. К 10 часам утра они форсировали Одер в нескольких местах и начали бои за плацдармы. Гитлеровцы часто контратаковали, пытаясь сбросить Наши войска в Одер. Советских пехотинцев активно поддерживали штурмовые авиасоединення. Погода не благоприятствовала полетам, и «илы» уходили на задания без истребительного сопровождения. В первую очередь штурмовики отыскивали и уничтожали артиллерию и танки. Этот и следующий день прошли в ожесточенной борьбе за плацдармы, захваченные частями 70-й и 49-й армий, наносившими главный удар.

Метеорологические условия и 21 апреля оставляли желать много лучшего. До 6 часов вечера по всему фронту стояла сплошная облачность, державшаяся на высоте 150–200 м, временами моросил мелкий дождь, и штурмовики действовали по второму и третьему вариантам — небольшими группами или парами. Но поддержка войск была непрерывной. Лишь к концу дня погода улучшилась и «илы» стали появляться над полем боя колоннами в составе 24 и более самолетов.

Отлично налаженная система управления авиацией по радио позволяла гибко маневрировать силами в воздухе и удовлетворять заявки общевойсковиков буквально через 5–10 минут. Своевременное перенацеливание штурмовых авиагрупп на наиболее угрожаемые участки позволило нам сорвать более 50 вражеских контратак.

Когда передовые подразделения 70-й армии расширяли плацдарм возле сильного опорного пункта Тантов, вражеская артиллерия плотным огнем прижала нашу пехоту к земле. Командир 260-й штурмовой авиадивизии приказал подавить немецкую артиллерию летчикам 839-го полка. На задание вылетело 22 самолета. Их вел старший лейтенант В. Камушкин. Штурмовики вышли на цель с тыла. Первый удар они нанесли не перестраиваясь, с ходу, последующие четыре — перестроившись из колонны в круг. Получасовая штурмовка возымела свое действие. Группа Камушкииа подавила огонь нескольких батарей, уничтожила склад боеприпасов и загнала фашистскую пехоту в укрытия. Под прикрытием штурмовиков наши воины поднялись в атаку и после короткой схватки ворвались в Тантов.

В первые два дня наступления главные силы 4-й воздушной армии поддерживали войска 70-й и 49-й армий. Но к исходу 21 апреля выяснилось, что наибольших успехов добилась 65-я армия, наносившая вспомогательный удар. К. К. Рокоссовский, быстро оценив ситуацию, приказал основные усилия авиации перенести на правое крыло ударной группировки фронта. Генерал К. А. Вершинин, один из лучших командующих воздушными армиями, и в этот раз блестяще справился с трудной задачей — сложный маневр по фронту нескольких авиадивизий и авиакорпусов он осуществил в какие-нибудь 30 минут. Насколько этот маневр оказался своевременным, засвидетельствовал сам командующий 65-й армией генерал П. И. Батов. В своем донесении в штаб фронта он писал: «Если бы не действовали штурмовики по контратакующим танкам, самоходным орудиям и живой силе противника, то в сложившейся обстановке вряд ли удалось бы удержать занимаемый плацдарм»{88}.

При мощной поддержке авиации войска Батова не только удержали плацдарм, но расширили и углубили его.

А вот свидетельство участника этих событий, бывшего заместителя командира 279-го истребительного авиаполка по политической части майора А. М. Журавлева. В своем фронтовом дневнике он 21 апреля написал: «Противник предпринимает ожесточенные контратаки. 19 раз поднимались фашисты против наших смельчаков, фор-сировавших Одер, и каждый раз отбрасывались назад. Наша авиация штурмует укрепления врага в Штеттине. Я сегодня летал на прикрытие «илов». Город горит, дым уходит к морю... За два дня совершено 70 самолето-вылетов. Капитан Владимир Сазонов южнее Штеттина разгромил батарею зенитной артиллерии».

В эти дни летчики 4-й воздушной армии несколько раз встречали самолеты-снаряды, но сильная облачность мешала атакам наших истребителей. Я уже писал, что большой опасности это гибридное оружие не представляло, однако не мешало лишний раз удостовериться, что это та же конструкция, и я приказал сбить хоть один самолет-снаряд. Уничтожил его летчик 263-го истребительного авиаполка старший лейтенант В. Петкевич. Это произошло 24 апреля над переправой через Одер возле Тантова. Как мы и предполагали, самолетом-снарядом оказался все тот же бомбардировщик «хеншель», начиненный взрывчаткой.

Всесокрушающий вал советских армий неудержимо накатывался на Берлин со всех сторон. 21 апреля войска 1-го Белорусского фронта перерезали берлинскую окружную автостраду и завязали бои на северной и северо-восточной окраинах города. В ночь на 22 апреля с юга ворвались в столицу и передовые отряды танковой армии Рыбалко. Так началось сражение в самом Берлине.

Одновременно войска двух фронтов продолжали операцию на расчленение берлинской группировки. 24 апреля сомкнулось первое кольцо — войска Г. К. Жукова и И. С. Конева встретились у юго-восточной окраины Берлина и окружили основные силы 9-й и 4-й танковой армий противника. А в полдень 25 апреля, когда возле Кетцина, западнее Берлина, соединились головные подразделения 2-Й и 4-й гвардейских танковых армий, очутилась в кольце собственно берлинская группировка фашистских войск. В тот же день соединения 5-й гвардейской армии 1-го Украинского фронта у Торгау на Эльбе сомкнули фронт с 1-й американской армией. Так немецко-фашистские войска, находившиеся в Северной Германии, были отрезаны от войск, действовавших южней и в Чехословакии.

Затем начались бои по окончательному разгрому противника в самом Берлине и юго-восточнее столицы. Они длились до 2 мая и тоже были весьма ожесточенными. Близость расплаты придавала гитлеровцам силы, и они отчаянно сопротивлялись.

В эти дни, учтя сложность ведения боевых действий в условиях огромного, отлично приспособленного к обороне города, мы решили максимально облегчить задачу наземных войск. С этой целью штаб 10-й воздушной армии разработал план воздушной операции «Салют». Название это выбрали не случайно. Падение Берлина было вопросом считанных дней, и все сошлись на том, что неплохо было бы назвать заключительную операцию советских ВВС как-нибудь символически. Предвосхищая события, мы и назвали ее «Салют». И она действительно стала своего рода авиационным салютом в честь скорой Победы.

Несколькими мощными ударами с воздуха мы намеревались нарушить связь, разрушить основные оборонительные сооружения в городе и парализовать управление фашистскими войсками. 23 апреля генерал С. И. Руденко представил мне план операции «Салют», и я утвердил его. Командование 1-го Белорусского фронта полностью одобрило наш замысел. Операция была рассчитана на двое суток. Первый удар мы нанесли в ночь на 25 апреля. Свыше 100 тяжелых бомбардировщиков 18-й воздушной армии сбросили на центр Берлина 90 тонн крупнокалиберных бомб. Днем столицу дважды бомбили летчики 16-й воздушной армии. В налетах участвовало 1368 самолетов, в том числе 560 пикирующих бомбардировщиков, экипажи которых поражали точечные цели. В ночь на 26 апреля вновь действовали тяжелые бомбардировщики. 563 самолета сбросили 569 тонн бомб. Всего за двое суток перед началом боев за центральные кварталы Берлина было сброшено 1222 тонны бомб — в среднем по 70 тонн на 1 кв. км площади поражаемых объектов{89}.

Боеспособность вражеских войск была значительно подорвана. Затем начался общий штурм. В эти дни в основном действовали штурмовики — парами и небольшими группами. Дым, пожары и пыль туманом застилали город, и от летчиков, чтобы не угодить в своих, требовалась исключительная точность ударов. На задания посылались только опытнейшие из опытных, подлинные виртуозы штурмовых ударов.

Основные силы 2-й воздушной армии во взаимодействии с несколькими авиасоединениями 16-й воздушной армии в это время громили франкфуртско-губенскую группировку. Этот огромной взрывной силы «блуждающий котел» (200 тыс. солдат и офицеров, свыше 2 тыс. орудий и минометов и 300 танков и САУ) упорно пытался пробиться на запад и соединиться с 12-й немецкой армией, наносившей встречный удар со стороны Беелитца, и летчикам Кра-совского всю неделю пришлось поработать весьма напряженно. Но решительными действиями наземных войск и 1-го штурмового авиакорпуса армия генерала Венка была остановлена и затем отброшена к Эльбе. Франкфуртско-губенская группировка так и не дождалась обещанной помощи.

Противник, зажатый на земле и с воздуха, лихорадочно метался в лесах юго-восточнее Берлина. Но отчаяние прибавляло гитлеровцам сил, и они хотя и медленно, но все же продвигались на запад. А мы все наращивали и наращивали силу ударов с воздуха. «Илы» и «петляковы» буквально охотились за фашистами. Впоследствии взятый в плен командир одного из пехотных полков 35-й полицейской дивизии СС на допросе сказал: «Русская авиация не давала нам ни минуты передышки, нельзя было пошевелиться. Я с адъютантом не мог выйти из-под танка, под которым укрылся, МП был совершенно лишен возможности управлять боем».

Вскоре франкфуртско-губенская группировка была расчленена на части и к 1 мая ликвидирована. А утром в тот же день над рейхстагом затрепетало знамя Победы, водруженное там воинами 3-й ударной армии. В ночь на 2 мая остатки берлинского гарнизона начали сдаваться в плен. После полудня сражение в городе почти стихло, только с треском рушились в домах перекрытия, пылали здания, да кое-где раздавались автоматные очереди и взрывы гранат — то советские воины добивали остатки наиболее фанатичных гитлеровцев.

Так завершилась решающая битва второй мировой войны.

Но перед заключительным событием — сдачей в плен остатков берлинской группировки во главе с ее командующим генералом Вейдлингом — произошел еще один памятный мне эпизод.

30 апреля меня вызвал к телефону генерал Красовский. Степан Акимович доложил, что летчики Кузнецов и Трофимов только что сбили первый реактивный немецкий истребитель «Ме-262», который упал юго-восточнее Котбуса, и спросил, как поступить с ним. Получив указание, генерал от имени всех летчиков 2-й воздушной армии попросил разрешения сбросить на Берлин 1 мая красные знамена с надписями в честь нашей Победы и международного праздника солидарности всех трудящихся мира. Я согласился, по предупредил, чтобы мероприятие это провели, как говорится, без сучка и задоринки; хотя с авиацией противника покончено, но в последний момент всякое может случиться.

— Идея прекрасная, — сказал я, — но и выполнения она требует отличного.

— Прикрытие знаменам будет надежное, — заверил меня Красовский.

После полудня 1 мая над Берлином появились две группы самолетов. Вели их лучшие летчики 1-го и 115-го гвардейских истребительных полков. С флагманов над самым рейхстагом были сброшены два красных знамени. Они долго кружились в дымном воздухе, а навстречу им с земли неслось мощное «ура» и трещали автоматные салюты.

9 мая в предместье поверженного Берлина был подписан акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии, и долгожданное, выстраданное в тяжких муках, обошедшееся в миллионы человеческих жизней слово «мир» стало явью, и не только Европа, но и все другие континенты вздохнули полной грудью: с главной и самой страшной опасностью для всего человечества — фашизмом и гитлеризмом - было покопчено.

Все внесли в эту победу свой вклад, но больше всего сделали советские воины. Велика была доля и наших летчиков. Только за время Берлинской операции они уничтожили и вывели из строя 400 танков и САУ, 100 бронетранспортеров, 10 тыс. автомашин, 1750 полевых и зенитных орудий, взорвали 230 складов боеприпасов и разрушили 14 переправ противника. За это же время летчики трех воздушных армий провели 1317 воздушных боев и сбили в них 1172 вражеских самолета, 100 самолетов было уничтожено на аэродромах. Но хоть и велико было наше превосходство в воздухе, а сама битва сравнительно короткой, однако мы понесли немалые потери.

Но как бы то ни было, советские воздушные бойцы и в этот раз показали высокое боевое мастерство. О героизме же, верности воинскому долгу и воле к победе и говорить не приходится. С желанием в любых ситуациях насмерть бить ненавистного врага они начали войну, с таким же желанием, не обольщаясь многими, поистине блестящими победами в воздухе и не уповая на нашу авиационную мощь и превосходство своей боевой техники над фашистской, и закончили решающую битву.

Они достойны самого низкого земного поклона и веяной памяти сердца. Все: и те, кто живы, и те, кто пал на долгом и тяжком пути к завершающей битве. И павшие, и живые — все ковали Победу.

На победных рубежах

н. и. Крылов
Маршал Советского Союза
дважды Герой Советского Союза

Родился 29 апреля 1903 г. в Пензенской области. В Советской Армии с 1919 г., член КПСС с 1927 г. Активный участник гражданской войны, после окончания которой находился на различных командных должностях. В годы Великой Отечественной войны Н. И. Крылов участвовал в героической обороне Одессы и Севастополя в должности начальника штаба Приморской армии. Во время Сталинградской обороны был начальником штаба прославившейся в боях 62-й армии. В последующем Н. И. Крылов командовал 21-й армией, а затем 5-й армией, во главе которой он штурмовал немецкие укрепления в Восточной Пруссии и японские укрепленные районы в Маньчжурии.

В послевоенные годы Н. И. Крылов — командующий войсками Дальневосточного. Уральского, Ленинградского и Московского военных округов, а с 1963 г. — главнокомандующий Ракетными войсками стратегического назначения и заместитель министра обороны СССР.

Мне, как бывшему командующему 5-й армией, которая в составе войск 3-го Белорусского фронта одной из первых вступила на территорию Германии, события периода окончания Великой Отечественной войны памятны по разгрому крупной вражеской группировки в Восточной Пруссии.

Восточная Пруссия — цитадель германского милитаризма — использовалась им как выгодный плацдарм, с которого немецкие захватчики осуществляли свои разбойничьи нападения. Отсюда гитлеровские полчища нанесли 22 июня 1941 г. один из основных ударов по Советскому Союзу. Огромные усилия приложили Советские Вооруженные Силы и советский народ, чтобы изгнать врага из пределов нашей Родины. И вот, наконец, настал долгожданный час: после сорока месяцев напряженной борьбы доблестная Красная Армия, громя противника, победоносно вступила на его территорию и занесла над фашизмом меч возмездия.

Немецко-фашистское командование делало все, чтобы не допустить вторжения советских войск в эту исключительно важную для «рейха» область. Вот почему борьба, развернувшаяся в приграничном районе, носила длительный и исключительно напряженный характер.

В августе 1944 г. войска 3-го Белорусского фронта, преодолевая все возраставшее сопротивление противника, приблизились к границе Восточной Пруссии. С каждым часом уменьшалось расстояние между наступавшими войсками и чертой, за которой лежала Германия.

Когда полки 184-й стрелковой дивизии 5-й армии пошли в последнюю атаку на советской земле, занималось утро 17 августа 1944 г. В 7 часов 30 минут батальон капитана Георгия Губкина вышел на государственную границу Советского Союза и водрузил на ней овеянное славой Красное знамя Отчизны. Мощное «ура» и троекратный салют возвестили Родине, что на этом участке советской земли нет больше врага.

Одновременно с батальоном капитана Губкина к реке Шешупа на государственную границу вышел и батальон капитана Павла Юргина. Батальон подошел к пограничному знаку № 56, и снова мощное «ура» прокатилось на берегах пограничной реки.

На долю прославленной дивизии, которая три года назад приняла на этом участке первый удар фашистских захватчиков, выпала высокая честь восстановить государственную границу СССР. Какое это счастье оказаться первым у границы и первым перешагнуть ее, знать, что отныне каждая наша пуля, снаряд, мина, бомба будут падать туда, где готовилась и откуда начиналась война.

Над прусской землей поднимались черные клубы дыма. От разрывов снарядов и мин содрогалась вражеская земля. К реке Шешупа подходили все новые и новые части 5-й армии и других армий 3-го Белорусского фронта.

Пришел неотвратимый час расплаты, пришло долгожданное возмездие, война вошла во владения тех, кто развязал ее. Мы шли к этому дню сквозь всю войну, сотнями дорог, через нечеловеческие испытания и лишения, и вот он — этот день.

Восточная Пруссия была еще до войны превращена в огромный укрепленный район. Каждая ферма прусского юнкера стала опорным пунктом, каждое строение — огневой точкой. Но тот факт, что война перенеслась с советской земли на землю фашистской Германии, вызвал у наших воинов небывалый подъем. Только за десять дней наступления на гумбинненском направлении войска 3-го Белорусского фронта прорвали полосу приграничных укреплений противника, вторглись на территорию Восточной Пруссии на 100-километровом фронте на глубину 15–20 км. «Мы пришли в Восточную Пруссию, — говорили солдаты и офицеры, — мы придем и в Берлин. Ничто и никто нас не остановит».

В январе 1945 г. перед войсками фронта, в том числе и 5-й армией, встала еще более сложная задача — прорвать основную полосу обороны Гумбинненского укрепленного района и разгромить тильзитскую группировку группы армий «Центр».

5-я армия наступала и на этот раз на главном направлении фронта.

Немецкая оборона на участке прорыва армии состояла из трех полос, причем между второй и третьей имелась еще и промежуточная позиция. Главная полоса обороны противника, передний край которой плотно прикрывался проволочными и противотанковыми заграждениями и минными полями{90}, имела глубину 5–6 км и состояла из трех позиций, основательно укрепленных бетонными фортификационными сооружениями. Особенно сильно были укреплены высоты, господствовавшие над всей местностью, прилегавшей к опорному пункту Каттенау.

Вторая полоса обороны находилась в 9–12– км дальше. Она состояла из двух-трех траншей, прикрытых противотанковыми и противопехотными заграждениями. Промежуточная позиция проходила по реке Айменис, в 17–18 км от переднего края главной полосы. Еще глубже, почти в 50 км от него, за реками Инстер и Ангерапп, протянулась третья оборонительная полоса. Она имела две позиции, опиравшиеся на долговременные фортификационные сооружения. Из всего этого видно, как глубоко простиралась на гумбинненско-инстербургском направлении вражеская оборона, которую предстояло прорывать 5-й армии совместно с другими советскими войсками. Причем упомянутые реки, а также обширные леса существенно дополняли систему немецких укреплений, а наступающим осложняли и без этого трудные условия боя.

Немецкое командование располагало крупными силами. К 13 января 1945 г. в Восточной Пруссии оно сосредоточило значительную часть своих войск — 3-ю танковую, 4-ю и 2-ю полевые армии, входившие в состав группы армий «Центр». К началу нашего наступления в них насчитывались 41 дивизия и много специальных формирований, в том числе части фольксштурма (до 200 тыс. человек). Гитлеровцы имели здесь 8200 орудий и минометов, 700 танков и штурмовых орудий и 515 самолетов{91}.

Естественно, что и перед фронтом 5-й армии оборонялись немалые вражеские силы: 349-я пехотная дивизия и один батальон 1099-го пехотного полка 549-й дивизии{92}. Оперативный резерв гитлеровцев состоял из 5-й и 1-й танковых дивизий, находившихся юго-западнее Гумбиннена (город Гусев).

Однако 5-я армия на направлении главного удара, имела подавляющее превосходство над немецко-фашистскими войсками, противостоявшими ей, особенно по пехоте и артиллерии (соответственно в 7 и 7,1 раза), а также по танкам (в 1,8 раза) и самоходно-артиллерийским установкам (в 1,5 раза).

Учитывая опыт прошлых боев, в которых противник очень активно действовал танками и штурмовыми орудиями, инженерные войска создали еще более сильные, чем до тех пор, подвижные отряды заграждения — армейские, корпусные, дивизионные, полковые. Наше наступление поддерживала 1-я воздушная армия.

31 декабря 1944 г. командующий фронтом И. Д. Черняховский вместе с членом Военного совета В. Е. Макаровым, командующим артиллерией генерал-полковником М. М. Барсуковым и генерал-лейтенантом танковых войск Н. И. Родиным прибыл на командный пункт армии в Петерлаунен. На совещании командиров соединений И. Д. Черняховский изложил замысел фронтовой операции. Он отметил, что боевые действия по вторжению в Восточную Пруссию в октябре 1944 г. были своего рода стратегической разведкой, в результате которой удалось отвлечь на себя много танков и несколько пехотных дивизий. Теперь же, говорил командующий фронтом, следует ожидать, что немецкое командование бросит сюда еще большие силы. У противника здесь была сильно укрепленная многополосная оборона, и, чтобы сокрушить врага, необходимо было тщательно, всесторонне подготовить и стремительно осуществить ее прорыв. В связи с этим генерал И. Д. Черняховский потребовал от командиров соединений и частей и их штабов такой постановки разведки, чтобы от них не укрылось ни одно изменение в построении немецкой обороны на всю тактическую глубину, в расположении живой силы и особенно огневых средств гитлеровцев. В частности, командующий фронтом приказал в каждой дивизии, как правило, вести через день разведку боем при мощной поддержке артиллерии. Он обратил также внимание присутствовавших на необходимость усилить обучение войск ночным действиям, блокировке и обходу дотов и опорных пунктов, организации взаимодействия пехоты с другими родами войск.

Так прошел на командном пункте армии последний день 1944 г. Напряженным был он и в войсках, где продолжалась начатая еще в середине декабря энергичная подготовка к прорыву основного оплота восточно-прусской обороны противника. Еще более усиленно велась она с первых дней января 1945 г. Занятия проводились, как всегда, на учебных полях, копировавших вражеские укрепления. Много времени уделялось подготовке батальонов к ночным действиям, боевой учебе командиров подразделений.

Вскоре началась и перегруппировка сил армии. Она была закончена к 11 января. А спустя еще сутки войска заняли исходное положение. К тому времени успели хорошо поработать отважные труженики войны — саперы. Морозными ночами они ползком пробирались к минным и проволочным заграждениям противника и к началу наступления проделали в них 46 проходов для танков и пехоты. Предварительно они, конечно, полностью расчистили от мин район наших исходных позиций.

И вот наступила ночь на 13 января. То был канун наступления. Подморозило. Ярко светила луна.

Артиллеристы и летчики ясной погоде радовались. Ведь она означала, что они смогут успешно выполнить поставленную им задачу. Но после двух часов ночи погода начала портиться. В морозной дымке понемногу тускнела луна. И чем выше поднималась она к зениту, тем все больше расплывалась в оседавшем на землю тумане. К пяти часам утра луна окончательно потонула в нем. Видимость стала минимальной, и это сказалось на начале наступления.

* * *

Из-за плохой видимости пришлось отменить бой передовых батальонов, запланированный на семь часов утра. Артиллерия стреляла вслепую, и, конечно, эффект от ее огня был далеко не таким, какой ожидался. Наконец, не смогла подняться, в воздух авиация.

Тем не менее артиллерийское наступление началось вовремя и велось по плану. В девять часов утра был произведен мощный пятиминутный огневой налет но всему переднему краю неприятеля. Затем наступила заранее намеченная 15-минутная пауза. Ее хорошо использовали наши разведчики. Под покровом тумана они проникли в первую траншею гитлеровцев и установили, что находившаяся там пехота была лишь прикрытием. Основная же ее масса была отведена во вторую и третью траншеи с целью заставить нашу артиллерию впустую израсходовать боеприпасы. Но этот прием, хорошо знакомый нашему командованию еще со времен Сталинградской битвы, уже не мог спасти гитлеровцев.

В 9 часов 20 минут наша артиллерия всей своей мощью накрыла вторую и третью траншеи и затем продолжала бить по запланированным и заранее пристрелянным целям. А в 10 часов 50 минут, за десять минут до конца артиллерийской подготовки, дали общий залп гвардейские минометы. Это и было сигналом к атаке.

В 11 часов стрелковые полки и действовавшие совместно с ними танки и самоходные установки, несмотря на сплошной туман, смело двинулись на штурм самого сильного рубежа обороны Восточной Пруссии. Сразу же дали себя знать результаты прекрасной работы саперов: в проходах не подорвался на минах ни один наш танк. На направлении главного удара развернулись ожесточенные бои. Здесь борьба, вплоть до рукопашной, шла за каждый участок траншеи, за каждый дом. Но ни бетонные доты и дома-блокгаузы, ни колючая проволока вокруг них и мины, пи прочие средства, примененные немецким командованием, не смогли остановить советских солдат и офицеров.

Наши воины штурмовали вражеские позиции бесстрашно и самоотверженно. Их исключительное мужество и отвага увенчались успехом: враг начал пятиться назад.

Так было, например, на участке 277-й стрелковой дивизии. Здесь 850-й и 852-й стрелковые полки прежде всего выбили подразделения 1-го и 43-го пехотных полков противника из опорных пунктов Шаарен и Штеменкей. Это было вечером 13 января. А на следующее утро гитлеровцы принялись упорно контратаковать 852-й стрелковый полк. Чувствительные удары по нашим боевым порядкам наносила вражеская артиллерия.

Тогда командир 227-й стрелковой дивизии генерал С. Т. Гладышев ввел в бой на левом фланге свой второй эшелон — 854-й стрелковый полк. Одновременно подразделения 852-го полка умело отражали вражеские контратаки. А затем наши части вновь пошли вперед. Гитлеровцы не выдержали натиска и обратились в бегство. На их плечах 852-й стрелковый полк ворвался в Грибен — основной опорный пункт противника на этом участке{93}.

Южнее наступала на Амалиенау 63-я стрелковая дивизия генерал-майора Н. М. Ласкина вместе с 75-м тяжелым танковым и 954-м легким самоходно-артиллерийским полками. В первый же день дивизия овладела этим фольварком и лесом вблизи него. Наступательный порыв советских полков и здесь был столь высок, что даже раненые, если только они еще могли сражаться, не покидали поля боя. И в этом, как и во всем, пример мужества и величайшего самопожертвования показывали коммунисты. Так поступили, например, коммунист старшина К. Винтин из 2-го батальона 226-го стрелкового полка и парторг минометной батареи 346-го стрелкового полка В. Кудинов. Командир минометного расчета А. Сальников, будучи контуженным, продолжал сражаться. Раненый пулеметчик П. Шарапов из 291-го стрелкового полка до конца контратаки продолжал разить врага — был эвакуирован лишь после вторичного тяжелого ранения в руку. А младший сержант Занков, также раненый, сразу же после перевязки вернулся из лазарета в свой минометный расчет{94}.

Продвижение стрелковых корпусов 5-й армии за первый день операции не превышало 2–2,5 км. Лишь на левом фланге 144-й стрелковой дивизии полковника А. А. Донца оно составило 4 км. Наш сосед слева — 3-й гвардейский стрелковый корпус генерала П. А. Александрова, действовавший в составе 28-й армии, — продвинулся на 5 км, овладел фольварком Каттенау и завязал бои за населенные пункты Ной Каттенау, Ной Тракенен и Альт Будупенен. Что же касается правого соседа — 94-го стрелкового корпуса 39-й армии, — то он прошел не больше, чем 277-я стрелковая дивизия.

Невысокий темп продвижения имел свои причины. Для немецкого командования наше наступление не было внезапным. В ожидании утра на гумбинненско-инстербургском направлении оно заблаговременно уплотнило боевые порядки 3-й танковой армии, повысило боеготовность своих войск и приняло таким образом меры для срыва нашего наступления. По упомянутым выше причинам была скована наша авиация и недостаточно эффективно действовала артиллерия. Тот же туман и последовавший за ним густой снегопад основательно усложнили управление войсками. Наконец, немецкие войска, оборонявшиеся на этом направлении, непрерывно получали крупные подкрепления, которые немедленно вводились в бой. Так, из лесов юго-западнее Гумбиннена противник перебросил в полосу 65-го стрелкового корпуса 5-ю танковую дивизию. 13 января, как явствовало из разведывательных данных, на усиление соединений 26-го армейского корпуса подошло много танков и штурмовых орудий.

Чувство долга и ответственности за святое дело разгрома врага требовало найти пути к преодолению любых возникающих трудностей, обеспечить при самых сложных условиях выполнение поставленной задачи.

Утром 14 января были введены в бой вторые эшелоны 45-го и 65-го стрелковых корпусов. Им была поставлена задача овладеть второй полосой вражеской обороны. Но и это не сразу дало должный эффект. Чем сильнее нажимали войска 5-й армий, тем упорнее сопротивлялись гитлеровцы.

Труднее всего пришлось 371-й стрелковой дивизии. Ей довелось испытать на себе основную тяжесть контрудара, который немецкое командование нанесло 14 января в полосе 65-го стрелкового корпуса силами 5-й танковой дивизии. И она выдержала его. А вскоре соединения 65-го стрелкового корпуса после 30-минутной артиллерийской подготовки возобновили наступление. И если 371-я стрелковая дивизия, все еще отражавшая контратаки противника, продвинулась в этот день незначительно, то 144-я своим левым флангом прорвалась к Каттенауским высотам.

Жаркая схватка разгорелась за опорный пункт Киаулякен. Здесь решительно действовал 449-й стрелковый полк, которым теперь командовал подполковник П. Н. Филатов. Примером отваги его воинов могут служить, например, действия 2-й роты. Сковав противника с фланга, она отдельными группами обошла Киаулякен и одновременно ударила по нему со всех сторон. Это и решило судьбу опорного пункта. Ворвавшись в Киаулякен, отделение сержанта коммуниста Е. Ковтарева уничтожило одну из огневых точек и большую часть находившихся в ней гитлеровцев, а уцелевших взяло в плен. Столь же смело действовало отделение комсомольца сержанта А. Сазонова. Он с тремя бойцами скрытно пробрался к северной окраине Киаулякена, в тыл дома-блокгауза. Четверо храбрецов ворвались в этот дом и в рукопашной схватке уничтожили восемь солдат противника{95}.

15 января окончательно наметился перелом в ходе боевых действий. Хотя сопротивление гитлеровцев и теперь не ослабевало, все же чувствовалось, что начинает брать верх боевой дух наших воинов. В этот день войска 5-й армии продвигались в два-три раза быстрее, чем накануне.

Еще утром совместным ударом смежных полков 184-й и 371-й стрелковых дивизий был взят Уждегген. Здесь смело действовала рота старшего лейтенанта В. А. Сальникова из 262-го стрелкового полка. Стремительным броском она ворвалась в Уждегген. Там рота захватила четыре вражеских орудия и, быстро развернув их, ударила по отступающим гитлеровцам. А 785-й и 449-й стрелковые полки 144-й стрелковой дивизии и 953-й легкий самоходно-артиллерийский полк в результате совместной ночной атаки овладели командной высотой Каттенауской возвышенности и там закрепились{96}.

Здесь вновь отличились воины 449-го стрелкового полка. Первым ворвалось в траншею на этой высоте и удержало ее подразделение лейтенанта А. Титова. Гитлеровцы попытались огнем из стоявшего рядом блокгауза прижать к земле наших воинов, по поплатились за это. Старший сержант комсомолец И. Сергеев со своим отделением ползком пробрался к блокгаузу и уничтожил 12 вражеских автоматчиков. Одновременно батарея старшего лейтенанта Нечаева прямой наводкой подбила ринувшиеся в контратаку два танка противника, рассеяв шедшую за ними пехоту. Самоотверженно сражались коммунисты — командир орудия сержант С. Белоусов и наводчик Л. Мартынов{97}.

Командование немецкого 26-го армейского корпуса не желало смириться с потерей Каттенауских высот и непрерывно бросало в контратаки танки и пехоту, поддерживая их мощным артиллерийским огнем. Но каждый натиск врага разбивался о стойкость бойцов 144-й стрелковой дивизии и поддерживающих ее частей. Контратакующие неизменно откатывались назад, неся большие потери. К утру 15 января перед передним краем этих полков насчитывалось уже 15 подбитых немецких танков и штурмовых орудий{98}. Немалые потери понесли, однако, и части 144-й дивизии, особенно 785-й стрелковый полк.

Несколько более благоприятно развивалось наступление в полосе 63-й стрелковой дивизии. Но и здесь было немало серьезных препятствий. Главнейшим среди них стал Иенткуткампен — ключевой опорный пункт с круговой обороной. Генерал Н. М. Ласкин решил взять его обходным маневром, и 15 января его дивизия овладела Иенткуткампеном, а вслед за этим также промежуточным опорным пунктом Кальбассен. К вечеру батальон капитана Ефремова вышел на рубеж Дуден, Антмирелен, Тутшен и ворвался в некоторых местах в первую и вторую траншеи второй полосы немецкой обороны{99}.

К исходу 15 января гитлеровцы были сброшены с Каттенауских высот и выбиты из опорных пунктов третьей позиции. Таким образом, главная полоса обороны Гумбинненского укрепленного района была прорвана. Справа от 5-й армии в 1 км от Дудена вел бой 94-й стрелковый корпус. Слева 3-й гвардейский стрелковый корпус вышел на рубеж Куммельн — Зеехаузен, ко второй полосе обороны.

Немецкое командование к тому времени ввело в бой подошедшие из глубины резервы и снятые с других участков части, организовав оборону второй полосы на рубеже Буджунен, Зеекампен, Шиллгаллен. Действуя на этом направлении превосходящими силами, гитлеровцы отчаянно пытались остановить наступление 5-й армии. И несмотря на то, что немецкая оборона уже была основательно подорвана, гитлеровцам удалось пока удержаться на второй полосе. Требовался новый сильный удар, чтобы прорвать ослабленную, но еще мощную оборону.

Учитывая все это, генерал армии И. Д. Черняховский в середине 16 января ввел в прорыв в полосе 45-го и 65-го стрелковых корпусов, на рубеже Бружен — Витткампен, 2-й гвардейский Тацинский танковый корпус А. С. Бурдейного{100}, усиленный полком гвардейских минометов и двумя саперными батальонами. Он вводился в сражение в полосе 5-й армии с задачей завершить прорыв тактической зоны обороны. В дальнейшем корпус генерала А. С. Бурдейного должен был развивать наступление в направлении Айменишкен, Радшен, Краупишкен. В районе Шуппиннена и Верделишкена ему предстояло захватить переправы через Айменис, а к исходу дня и через Инстер в районе Краупишкена. Для прикрытия действий танкового корпуса с воздуха выделялись 303-я истребительная и 1-я гвардейская штурмовая авиационные дивизии. Артиллерией его обеспечивала 5-я армия.

Планируемый выход войск 5-й, 39-й армий и 2-го гвардейского танкового корпуса на северный берег Инстера, в район Краупишкена, Брайтенштайна и южнее, имел далеко идущие цели. Он должен был отсечь тильзитскую группировку противника от инстербургской и создать условия для полного ее окружения.

Итак, танковый корпус наступал вместе с войсками 5-й армии. Выполняя приказ командарма, генерал А. И. Казарцев еще утром 16 января ввел на левом фланге своего корпуса 215-ю стрелковую дивизию, до того находившуюся во втором эшелоне. На правом фланге 65-го стрелкового корпуса начала действовать созданная командармом ударная группа в составе стрелковой дивизии, танковой бригады, танкового и двух самоходно-артиллерийских полков. Она должна была во взаимодействии со 2-м гвардейским танковым корпусом прорвать вторую полосу обороны в направлении Мильхбудена. Резерв командарма — 157-я стрелковая дивизия полковника В. А. Катюшина имела задачу наступать на Шокветен.

Наступлению предшествовала 40-минутная артиллерийская подготовка. И поскольку в тот день была благоприятная погода, то и летчики авиационных дивизий — 303-й истребительной генерала Г. Н. Захарова и 1-й гвардейской полковника С. Д. Прутикова — основательно помогли войскам, наступавшим на направлении главного удара. Особенно большие потери понесли гитлеровцы под Куссеном от ударов 76-го гвардейского штурмового авиационного полка подполковника А. Н. Бойко. Идя на малой высоте, его эскадрильи внезапно налетали из-за рощ на врага и уничтожали фашистские ганки и пехоту. Такие удары они нанесли в тот день несколько раз. При этом особенно отличился экипаж капитана Н. Т. Мартьянова, который неизменно выводил свою машину точно на боевые порядки врага и оставлял за собой горящие танки и самоходки и трупы гитлеровцев.

При поддержке авиации 2-й гвардейский танковый корпус совместно с 159-й стрелковой дивизией, преодолевая сильное огневое сопротивление, к 16 часам овладел Айменишкеном. Три часа спустя они вышли на рубеж, тянувшийся от западной окраины Валлинджена до северной окраины Шокветена{101}, и здесь были остановлены огнем немецкой артиллерии и контратаками пехоты и танков из районов Куссена и Радшена.

Генерал А. С. Бурдейный решил отложить до ночи штурм этого района, представлявшего собой мощный опорный пункт, предварительно обойдя его с тыла. Незадолго до полуночи взвод мотопехоты лейтенанта И. Х. Мухометова подобрался к Радшену с северо-запада. Смело атаковав его, он отвлек на себя внимание противника. Именно в этот момент и ударили с востока 4-я гвардейская мотострелковая бригада и взаимодействовавшие с ней части 159-й стрелковой дивизии. После 10-минутного артиллерийского налета они начали штурм Радшена и к двум часам 17 января овладели им, почти не понеся потерь.

Не давая противнику опомниться, генерал А. С. Бурдейный тут же бросил к северу от Радшена моторизованный и танковый батальоны 4-й гвардейской танковой бригады. В рукопашном бою они разгромили 550-й штрафной батальон гитлеровцев, вышли с юга к Куссену и там закрепились фронтом на север и северо-запад. В то же время с востока подошли снежные стрелковые полки 277-й и 63-й стрелковых дивизий — 854-й и 291-й. Они с ходу атаковали врага и, сломив его сопротивление, к 2 часам 30 минутам ночи захватили Скардупенен, Кореллен и Куссен.

Захват перечисленных опорных пунктов, а также Беднорена и Иоджека означал, что прорвана на 5-километровом участке и вторая полоса немецкой обороны. Свертывая ее к югу, войска 5-й армии и 2-го гвардейского танкового корпуса теперь устремились на Хайнрихсфельде и к реке Айменис.

На этом направлении особенно много пришлось поработать, саперам, обеспечивавшим разминирование и локализацию взрывов. Гитлеровцы густо заминировали дороги и дефиле. Например, на асфальтированном шоссе Куссен — Мальвишкен они не только заложили фугасы под мостами и в трубах, но и подвесили заряды на высоких липах, стоявших по обеим сторонам дороги. И только благодаря нашим неутомимым, самоотверженным саперам эти коварные уловки потерпели провал. 18 января в результате непрекращавшихся ожесточенных боев вторая полоса обороны противника на участке от Хенскишкена до восточного течения реки Айменис была, наконец, полностью прорвана{102}.

После шестидневного наступления войска 3-го Белорусского фронта, на главном направлении которого наносили удар 39, 5 и 28-я армии, прорвали глубокоэшелонированную оборону Гумбинненского укрепленного района и отбросили противника более чем на 20 км. Войска центра фронта и введенного здесь 2-го гвардейского танкового корпуса решительными действиями оттянули на себя оперативные резервы гитлеровцев, нанесли им тяжелые потери и создали благоприятные условия для последующего наступления на Инстербург (Черняховск) и Кенигсберг (Калининград). Этот успех был обеспечен хорошей подготовкой к прорыву, высоким боевым духом воинов, правильным выбором направления главного удара и созданием решающего превосходства в силах и средствах над противником.

К этому времени над северным флангом 3-й танковой армии врага нависла не менее грозная опасность. 16 января перешла в наступление на инстербургском направлении 2-я гвардейская армия генерал-лейтенанта П. Г. Чанчибадзе. Форсировав Неман и взаимодействуя с 39-й армией генерала И. И. Людникова, она блокировала Тильзит (Советск).

* * *

На пути 5-й армии серьезным препятствием теперь оказался Инстербург. Более того, сосредоточение в нем крупных сил врага — отступавших частей 56-й, 36-й, 549-й и 1-й пехотных дивизий, а также 13-го моторизованного полка 5-й пехотной дивизии и, наконец, войск, стянутых со стороны Виллау и Сцельгиррена, — таило опасность удара на север, в направлении Тильзита. Исходя из всех этих соображений и учитывая выгодную обстановку, создавшуюся к северу от Инстербурга, командующий фронтом решил 20 января ввести в полосе 39-й армии свой второй эшелон — 11-ю гвардейскую армию генерал-полковника К. Н. Галицкого. Ее главные силы вместе с войсками 43-й и 39-й армий нацеливались на Кенигсберг. 5-я же армия во взаимодействии с 28-й и частью сил 11-й гвардейской армии должна была нанести удар на Инстербург, разгромить сосредоточенную там группировку врага и овладеть городом раньше, чем к нему успеют подойти отступавшие немецкие войска.

Итак, 5-я армия продолжала наступление. Впереди, за рекой Айменис, на десятки километров простирались леса. Они, несомненно, таили немало неожиданностей. Поэтому командование 5-й армии решило обойти их с севера, предварительно с ходу форсировав на всем фронте Айменис и перехватив рокаду, связывавшую тильзитскую группировку с инстербургской.

Правофланговый 72-й стрелковый корпус генерала А. И. Казарцева силами 277-й стрелковой дивизии, взаимодействовавшей со 2-м гвардейским танковым корпусом, сбил гитлеровцев с занимаемого ими рубежа и погнал их морозной ночью к Гирренену. Выбив их и из этого опорного пункта, наши части с ходу ворвались в Брайтенштайн. Там они захватили мост, форсировали по нему Айменис и тут же двинулись вдоль восточного берега Инстера на юго-запад в направлении на Инстербург. Несколько восточнее в том же направлении двигались передовые отряды 63-й стрелковой дивизии, а за ними и ее главные силы.

К исходу 20 января 277-я и 63-я стрелковые дивизия отбросили гитлеровцев от Брайтенштайна на 12–15 км, Левее 159-я стрелковая дивизия, обойдя с севера 15-километровый лесной массив, вышла к железной дороге Краупишкен — Инстербург, 97-я, 144-я стрелковые дивизии обошли леса с юга.

От них не отставал левый сосед — 3-й гвардейский стрелковый корпус 28-й армии. Он тоже подошел к реке Писсе и овладел населенным пунктом Штаннайтшеи. Правым же соседом 5-й армии теперь был 36-й гвардейский стрелковый корпус 11-й гвардейской армии генерал-лейтенанта П. К. Кошевого, наступавший за рекой Инстер.

21 января подошли к Инстербургу с северо-запада соединения 72-го стрелкового корпуса и 159-я стрелковая дивизия 45-го стрелкового корпуса. В тот же день они выбили гитлеровцев с внешней оборонительной линии и вплотную подошли ко второму обводу. Гитлеровцы сопротивлялись яростно, ожесточенно. Потеряв надежду отбросить советские войска за внешний обвод обороны, они взорвали плотину у устья Инстера и затопили поймы этой реки, а также Ангераппа. Но это их не спасло. В ночь на 22 января войска 11-й гвардейской и 5-й армий ворвались в горящий Инстербург. К шести часам утра город был полностью очищен от гитлеровцев.

Большую роль в штурме Инстербурга сыграли стрелковые батальоны, усиленные танками и самоходками и специально подготовленные к ночным действиям. Такие подразделения еще в начале Восточно-Прусской операции были созданы в каждом стрелковом полку. В ночном штурме Инстербурга они наступали в первых эшелонах своих полков и с честью выполнили поставленную задачу. В боях за Инстербург гитлеровцы потеряли убитыми и ранеными свыше тысячи человек. Было уничтожено 27 вражеских танков и самоходок, 10 орудий, 18 минометов, захвачено много трофеев.

Овладение этим городом имело большое значение для дальнейшего наступления советских войск. Как отмечалось в приказе Верховного Главнокомандующего от 22 января 1945 г., Инстербург был «важным узлом коммуникаций и мощным укрепленным районом обороны немцев на путях к Кенигсбергу».

К 23 января войска 3-го Белорусского фронта полностью прорвали оборону Гумбинненского укрепленного района и изгнали противника из Лабиау, Тапиау, Велау, Енишены, Даркемены, Трейбурга.

* * *

Наступлением войск 3-го Белорусского фронта под командованием генерала армии И. Д. Черняховского на Кенигсберг и 2-го Белорусского фронта под командованием Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского на Мариенбург начался второй этап Восточно-Прусской операции. Теперь этим фронтам ставилась задача изолировать восточно-прусскую группировку от главных сил немецко-фашистской армии, рассечь ее по частям и прижать к заливу Фришес Хафф (Вислинский залив). Это должно было создать условия для штурма последней крепости Восточной Пруссии — Кенигсберга, полного разгрома и уничтожения восточно-прусской группировки вермахта.

5-я армия, овладев совместно с частями 11~й гвардейской армии Инстербургом, в силу сложившейся обстановки на рубеже Гайцунен — Зигмундсхоф меняла направление своего наступления с западного на юго-западное и нацеливалась на Алленбург. В связи с этим она перегруппировала свои войска, и теперь на правом фланге наступал 45-й, в центре — 65-й и на левом фланге — 72-й стрелковые корпуса.

Безостановочно преследуя гитлеровцев в полосе, ограниченной справа рекой Прегель, Норкиттеном, Клейн-Нуром, Фридрихсгофом и слева Мульдженом и Фридландом, успешно наступали передовые отряды 184, 97, 215 и 63-й стрелковых дивизий, взаимодействовавшие с передовыми частями 11-й гвардейской армии. В течение двух суток они отбросили врага на 30 км. Остальные войска 5-й армии, свернув свои боевые порядки, в колоннах двигались на Клейн-Нур, Рихау, Ильмсдорф.

Перед ними была еще одна крепость — Алленбург. Полагая, что он надежно прикрыт сильными укреплениями по реке Алле и Мазурскому каналу, гитлеровцы намеревались остановить здесь наступление 5-й армии.

Этому намерению командование 5-й армии противопоставило свой план. 25 января противнику нанесли короткие, но мощные удары наши артиллерия и авиация. Подавив оборону, они создали условия для успешного форсирования Алле войсками правого фланга армии.

Наши воины выбили гитлеровцев с оборонительного рубежа севернее Алленбурга и за сутки значительно продвинулись на запад. 159-я и 184-я стрелковые дивизии, например, прошли 15 км, 157-я стрелковая дивизия продвинулась на 12 км, нависнув с северо-запада и запада над Гросс-Энгелау — опорным пунктом позиции врага. 371-я стрелковая дивизия выбила гитлеровцев из Клейн-Энгелау. Особенно успешно действовал ее 1233-й стрелковый полк под командованием подполковника С. И. Баринова.

Командарм не преминул использовать успех этого полка. Вскоре 2-я гвардейская танковая бригада полковника А. И. Духовною вместе с лыжниками 1233-го стрелкового полка двинулась вдоль дороги на Клейн-Шенау. Неотступно преследуя гитлеровцев, танкисты и стрелковые подразделения с ходу ворвались в этот важный опорный пункт, прикрывавший собою обе рокады Тапиау — Фридланд. Не дав опомниться врагу, они выбили его из Клейн-Шенау и отбросили на 2 км к западу.

Часть гитлеровцев в беспорядке отошла к следующему узлу шоссейных дорог — Швенау. Другие подались на север, стремясь прорваться на Тапиау (Гвардейск), но на этом направлении были встречены огнем артиллерии и в поисках спасения кинулись на запад в леса заповедника Целяу-Брух.

Все пути к Алленбургу севернее этого города перехватила 144-я стрелковая дивизия полковника А. А. Донца. Хотя продвинулась она на незначительное расстояние, действия ее были успешными. Дивизия выбила гитлеровцев из опорных пунктов Йегерсдорф, Шеллен, Гримау и угрожающе нависла над Алленбургом с северо-запада и севера.

Хуже шло дело в первый день у дивизий, наступавших на этот город с востока. Здесь немецкое командование, опираясь на выгодные естественные прикрытия — канал и реки Алле и Омет-Флисс, создало сильную оборону. Правда, храбрые воины 97, 277 и 63-й стрелковых дивизий преодолели канал и вплотную подошли к Алленбургу, но с ходу взять его не смогли. Сильный огонь помешал им также форсировать Омет-Флисс к югу от города. Но зато 26 января 97-я стрелковая дивизия полковника С. И. Цукарева, пробившись вдоль северного берега Алле, обошла Алленбург и оттуда, с северо-запада, нанесла мощный удар артиллерией по вражеским позициям. Подавив оборону гитлеровцев, части 97-й, 277-й стрелковых дивизий во второй половине дня ворвались в город и вскоре выбили из него немцев. Генерал С. Т. Гладышев, не теряя ни минуты, тут же бросил 852-й стрелковый полк на преследование вражеских войск, усилив его самоходками и противотанковой артиллерией. Сбив на своем пути все вражеские заслоны, полк к исходу 27 января подошел к Штадиенбергу — заречной части Фридланда — и сразу же начал его штурмовать.

Севернее реки Алле в том же направлении прорвался передовой полк дивизии полковника С. И. Цукарева. К исходу дня он захватил Каршау (в 4 км севернее Фридланда). Здесь этот полк был комдивом повернут фронтом на юг. Наступая навстречу 852-му стрелковому полку, он в жестокой схватке овладел железнодорожной станцией Клошенен — последним опорным пунктом, прикрывавшим путь на Фридланд.

Фридландский гарнизон, несмотря на угрозу окружения, оборонялся упорно. Он продолжал ожесточенно сопротивляться даже тогда, когда к городу подтянулись и стали его штурмовать основные силы 277-й и 97-й стрелковых дивизий.

Фридланд привлекал особое внимание командования 5-й армии тем, что он находился на пути наших войск, стремившихся поскорее выйти к Хайльсбергскому укрепленному району, который прикрывал Кенигсберг с юга. Это было тем более важно, что как раз в тот момент успешно пробивались к Кенигсбергу с востока и северо-востока войска 39-й и 11-й гвардейской армий 3-го Белорусского фронта.

В то время как противник цепко держался за рубеж Швенау, Фридланд, южное течение реки Алле, его северный фланг в стыке 11-й гвардейской и 5-й армий оказался открытым. Создавшееся таким образом положение подсказало командованию 5-й армии решение: марш-маневром обойти с севера заповедник Целяу-Брух, быстро выйти на реку Фришинг и оттуда ударить на Кройцбург совместно с 28-й армией, действовавшей с юга. Это должно было решить судьбу Хайльсбергского укрепленного района.

Сняв с фронта 184-ю, а затем и 159-ю стрелковые дивизии, 2-ю гвардейскую танковую бригаду и 1921-й легкий самоходно-ар-тиллерийский полк и оставив на их участках небольшое прикрытие, командарм направил эти войска в обход Целяу-Бруха с севера. Вслед за ними тем же путем двинулись сначала 157-я дивизия 45-го корпуса, а затем и все остальные дивизии 65-го стрелкового корпуса.

Решить поставленную задачу было нелегко, главным образом потому, что в войсках после многодневных кровопролитных боев, естественно, уже чувствовалась усталость. Давали себя знать и понесенные в сражениях потери. Но промедлить — значило дать немецкому командованию возможность выдвинуть свой оперативный резерв, и тогда Целяу-Брух не обойдешь бескровно.

Воины передовых полков 159-й и 184-й стрелковых дивизий, усиленных танками и самоходками, в мороз, навстречу жгучим зимним ветрам Балтики, совершили стремительный 20-километровый марш и без потерь достигли в тот же день района Дихтенвальде, Ранденау, Аккернау. Там они надежно прикрыли сосредоточение и развертывание основных сил своих дивизий и приданных им частей, которые тогда же, 26 января, нанесли удар в направлении Мюльхаузена и к исходу дня преодолели реку Фришинг, овладели одноименным населенным пунктом и Удервангеном. Этим они, помимо всего прочего, существенно помогли 72-му стрелковому корпусу, наступавшему на Фридланд. К тому времени командующий фронтом перенес левую разграничительную линию 5-й армии несколько севернее, передав участок Швенау — Фридланд 28-й армии. Поэтому высвободившиеся здесь две дивизии 72-го стрелкового корпуса были переброшены по уже проторенному пути на Фришинг.

Это существенно ухудшило положение швенау-фридландской группировки немецко-фашистских войск. Над ней нависла угроза быть захлестнутой петлей на линии Мюльхаузен — Прейсиш Эйлау (Багратионовск). Гитлеровцы понимали это и потому сопротивлялись с особым ожесточением, непрерывно контратакуя.

31 января, когда встала во весь рост опасность окружения, немецко-фашистские войска оставили Фридланд. Отступая к Домнау, Шенбруху, они надеялись хотя бы на этом рубеже остановить наступление Красной Армии. Но напрасно: там гитлеровцам угрожали фланговым ударом с севера дивизии 65-го стрелкового корпуса.

* * *

Продолжая взаимодействовать с правофланговыми частями 28-й армии, корпус генерала Г. Н. Перекрестова отбросил гитлеровцев на реку Пасмар. Овладев Млабатеном, он тут же стал штурмовать Прейсиш Эйлау, расположенный в 1,5 км южнее. Прейсиш Эйлау с давних времен был одним из самых мощных узлов обороны Хайльсбергского укрепленного района и занимал важное место в планах немецко-фашистского командования, направленных на спасение своей 100-тысячной группировки, зажатой в Кенигсберге 39-й и 11-й гвардейской армиями. Не меньшее значение оно придавало коммуникациям, которые проходили по берегу Фришес Хаффа и могли быть использованы для деблокады названной группировки.

Так как пути морем и по заливу контролировались нашими подводными лодками, немецкое командование стремилось прорваться к кенигсбергской группировке с юга и тем самым отвоевать прибрежную автомагистраль Кенигсберг — Бранденбург — Эльбинг. К тому времени ее уже перерезали в районе Хайде Вальдбурга войска 36-го гвардейского стрелкового корпуса. Гитлеровцы сосредоточили в районе Бранденбург, Первильтен, Волиттникк большие силы, в четыре с лишним раза превосходившие все, чем располагал здесь названный корпус. Днем 30 января немецкое командование бросило их в наступление вдоль берега залива. Одновременно навстречу им со стороны Кенигсберга наносили удар две пехотные и танковая дивизии. В результате части 11-й гвардейской армии были оттеснены на 5–7 км от залива, на линию дороги Гординен — Зеепотен — Иескайм.

В то же время большие силы противника сосредоточились в районе Прейсиш Эйлау, Бартенштайн, Ланеберг. Они предназначались для того, чтобы, опираясь на Хайльсбергский укрепленный район, остановить здесь наступление советских войск, Это позволило бы гитлеровцам, по их предположениям, нанести затем удар на север и совместно со своей земландской группировкой полностью деблокировать Кенигсберг.

Командование 5-й армии видело возможность сорвать эти планы наступлением на Кройцбург — один из сильнейших узлов обороны, южный аванпост укреплений, прикрывавших Кенигсберг. Овладев Кройцбургом, 5-я армия могла далее совместно с 11-й гвардейской армией сбросить противостоящие немецко-фашистские войска в Фришес Хафф и этим обеспечить условия для окружения и разгрома кенигсбергской группировки.

И подготовка такого наступления началась. Ей способствовало и принятое командующим фронтом решение передать 28-й армии участок Ромиттен, Прейсиш Эйлау. В результате войска 5-й армии сосредоточили усилия на одном направлении — западном.

В течение недели армия напряженно готовилась к предстоявшему сражению. За это время были перегруппированы ее силы. 65-й стрелковый корпус передислоцировался на правый фланг. В центре армии расположился 72-й стрелковый корпус. 45-й же стрелковый корпус остался на левом фланге, на направлении Кройцбурга. Вскоре в состав 5-й армии вошел и наступавший южнее 36-й стрелковый корпус генерал-майора К. И. Провалова. Он имел в своем составе 173, 176 и 352-ю стрелковые дивизии.

Выводя поочередно полки во вторые эшелоны, армия привела их в порядок. Подтянулись тылы, которые, кстати сказать, растянулись на большую глубину, вплоть до Гумбиннена. Части основательно пополнились техникой, боеприпасами и горючим.

Личного состава, особенно в стрелковых войсках, прибавилось немного, В результате к началу нового наступления стрелковые дивизии насчитывали не более 4 тыс. человек. Вот, например, данные по 72-му стрелковому корпусу. Его 63-я стрелковая дивизия имела 3279 солдат и офицеров, 215-я — 3648, 277-я — 3662{103}. Такое же положение было и в других дивизиях армии. По всем военным канонам их следовало бы считать небоеспособными, подлежащими немедленному отведению в тыл на укомплектование.

Но обстановка требовала иного: сражаться в любых, самых сложных и трудных условиях. Здесь вновь хорошо пригодилось советским воинам их стремление воевать не числом, а умением. При всей своей малочисленности войска армии обладали неоценимыми качествами. Это были опытные и бесстрашные воины, охваченные могучим наступательным порывом. Величайшее их преимущество перед врагом состояло в том, что если у гитлеровских солдат, несмотря на применяемые к ним драконовские меры, дух был надломлен и вера в успех потеряна то советские воины твердо знали, что победа уже близка.

Кройцбург, на который наступал 45-й стрелковый корпус генерал-майора Н. И. Иванова, был крупным административным центром, мощным узлом сопротивления. Выгодно расположенный на высоком берегу реки Пасмар, Кройцбург господствовал над окружающей местностью. При этом он имел круговую оборону, передний край которой проходил по западному берегу реки. На подходе к Пасмару были выставлены части прикрытия. Непосредственно Кройцбург защищали довольно значительные силы, в которые входили, в частности, 3-й моторизованный полк и батальон 2-й танковой дивизии «Герман Геринг», а также две отдельные боевые группы{104}.

Гитлеровцы еще больше усилили оборону, завалив дороги и взорвав плотину к северо-западу от города. Последнее привело к тому, что лед на реке и в озере осел и вскоре от него остались одни обломки.

Это резко осложнило задачу наступавшего на Кройцбург 45-го стрелкового корпуса — однако не настолько, чтобы помешать ее выполнению. К началу наступления самоотверженным трудом воинов 63-й и 4-й инженерно-саперных бригад южнее Кройцбурга было построено семь мостов для танков. Отважные саперы разминировали все подходы к вражеской обороне. Смело и мужественно действовала группа полковых саперов в составе С. Синдевича, К. Добровольского, П. Шафикова, А. Мельникова. Они в течение одной ночи, работая по пояс, а кое-где и по грудь в ледяной воде, под огнем врага построили мост через Пасмар{105}.

7 февраля Балтика дышала сыростью. Кройцбург тонул в тумане. В 18 часов под покровом темноты на штурм немецких позиций двинулись передовые батальоны 97-й и 159-й стрелковых дивизий, наступавших в первом эшелоне. В составе этих частей, как и в остальных, имелись штурмовые группы, усиленные артиллерией, танками и самоходками.

Вся наша артиллерия пока молчала. И тем внезапнее был удар по вражеским частям прикрытия. Гитлеровцы были застигнуты врасплох. Не успев организовать сопротивление, они начали отходить к реке и вскоре были отброшены на противоположный берег.

Но чем ближе подходили наши части к городу, тем ожесточеннее становилось сопротивление гитлеровцев. Начались контратаки. Вскоре они уже следовали одна за другой.

Ломая сопротивление врага, к утру 8 февраля полки 159-й стрелковой дивизии прочно овладели восточной частью Кройцбурга. С севера наступали части 97-й стрелковой дивизии. Действуя штурмовыми группами, которым приходилось выбивать подразделения гитлеровцев почти из каждого дома, советские воины неудержимо продвигались вперед. К середине дня город был полностью очищен от немецко-фашистских войск. А к ночи, преследуя противника, паши войска продвинулись вперед еще на 1,5–2 км{106}.

* * *

В тот день и остальные части армии прорвали оборону противника почти по всему фронту. Исключение составлял 3-километро-пый участок Хинтервальде, Липникен на правом фланге.

Еще энергичнее наступали наши соединения 9 февраля.63-я стрелковая дивизия генерала Н. М. Ласкина овладела Тифенталем, а 184-я стрелковая дивизия генерала Р. Г. Максутова — Клейн-Тифенталем. Намного продвинулась и 277-я стрелковая дивизия генерала С. Т. Гладышева. Все ее три полка ворвались в восточную часть опорного пункта Каверн.

10 февраля 28-я армия выбила гитлеровцев из Прейсиш Эйлау. Следующий день, 11 февраля, был еще более успешным: 63, 97, 184-я стрелковые дивизии и 36-й стрелковый корпус продвинулись на 3,5 км южнее среднего течения реки Штрадик и овладели населенными пунктами Домлиттеи, Клаусситтен, Мюкюнен, а также значительной частью большого лесного массива Форст Вальдбург. Из последнего, северного, участка этого леса выбила гитлеровцев на следующий день 215-я стрелковая дивизия. Одновременно она захватила Вангникен, а 63-я стрелковая дивизия — Хальштедт и Домлиттен.

На четвертый день темп наступления уменьшился. Опираясь на промежуточную позицию Золлникен, Альбенлаук, Немриттен, Клаусситтен (последние два селения по характеру созданных здесь укреплений представляли собой форты с круговой обороной и множеством дзотов), гитлеровцы вновь усилили сопротивление. Здесь их цель состояла в том, чтобы не допустить прорыва 5-й армии к берегу залива Фришес Хафф, где она могла окончательно отрезать кенигсбергскую группировку немецко-фашистских войск. Бои на этом рубеже шли целую неделю. Альбенлаук, Немриттен и Клаусситтен несколько раз переходили из рук в руки и в конце концов все же остались в руках у противника.

Но в сердцах наших солдат и офицеров не было места унынию. Они готовились к решительному штурму вражеских позиций, воодушевляемые достигнутыми боевыми успехами и близостью окончательного разгрома противника.

17 февраля прозвучало по радио сообщение Совинформбюро «В последний час», посвященное военным действиям на территории Восточной Пруссии. В нем говорилось: «Войска 3-го Белорусского фронта, продолжая сжимать кольцо окружения восточно-прусской группировки противника, штурмом овладели городами Ворледитт и Мельзак — важными узлами коммуникаций и сильными опорными пунктами обороны немцев, а также с боями заняли Плаутен, Ной-хоф, Барнит, Клингенберг»{107}.

Это сообщение обрадовало воинов 5-й армии: ведь и их действия помогали сжимать смертельное для гитлеровцев кольцо. Повсюду в частях и подразделениях царило оживление. К новым боям готовились с подъемом, с воодушевлением.

И вдруг горестная весть: погиб командующий фронтом генерал армии И. Д. Черняховский... Никто не хотел этому верить, тяжко было думать, что этого обаятельного человека, талантливого полководца, которого любили и которым гордились все воины фронта, нет уже в живых. Но, увы, к несчастью, то была правда. 18 февраля, когда И. Д. Черняховский подъезжал к городу Мельзак, к командному пункту 3-й армии, возле автомашины разорвался вражеский снаряд. Осколком был смертельно ранен в сердце И. Д. Черняховский. Он скончался через 45. минут.

С печалью узнала об этом вся наша страна. «В лице товарища Черняховского, — говорилось в специальном сообщении Совета Народных Комиссаров и Наркомата обороны СССР, — государство потеряло одного из талантливейших молодых полководцев, выдвинувшихся в ходе Великой Отечественной войны»{108}.

И. Д. Черняховского 20 февраля с воинскими почестями похоронили в столице Литовской ССР — Вильнюсе. Обращаясь к тысячам людей, пришедших отдать последний долг павшему полководцу, член Военного совета фронта генерал-лейтенант В. Е. Макаров говорил: «Каждый воин 3-го Белорусского фронта гордится тем, что сражался под знаменами прославленных армий, которыми командовал Черняховский. Под водительством Черняховского войска фронта прошли славный путь от Витебска до Кенигсберга, пронесли свои боевые знамена по полям многострадальной Белоруссии и Литвы и ныне водрузили их на вражеской земле... Лютому, трижды проклятому врагу мы никогда не простим смерть любимого полководца»{109}.

21 февраля 1945 г. командующим войсками 3-го Белорусского фронта был назначен один из выдающихся советских военачальников, талантливый организатор крупнейших, блестяще проведенных операций Великой Отечественной войны, Маршал Советского Союза А. М. Василевский. А накануне войска 5-й армии возобновили наступление. Как бы подтверждая вышеприведенные слова члена Военного совета фронта, наши воины поклялись нанести за смерть генерала Черняховского такой удар по гитлеровцам, чтобы они запомнили его надолго. И с честью сдержали клятву.

Под натиском войск генерала Н. И. Иванова и генерала Г. Н. Перекрестова пал Цинтен — один из важнейших опорных пунктов и

узлов коммуникаций на южных подступах к Кенигсбергу. В овладении Цинтеном важную роль сыграли летчики штурмовых полков — 75-го гвардейского (командир подполковник Н. Стрельцов) и 999-го (командир майор И. Зеленцов). Особенно смело действовала группа самолетов офицера П. Иванова, которая поддерживала наступление 36-го стрелкового корпуса на Цинтен.

Воинов корпуса привело в восхищение мастерство храброй летчицы Тамары Федоровны Константиновой. Она на своем самолете 19 февраля уничтожила у Цинтена артиллерийскую батарею и подожгла два блокгауза, в которых засели гитлеровцы. 21 февраля смелая летчица двенадцать раз штурмовала боевые порядки врага, уничтожила немало его живой силы и вывела из строя четыре орудия{110}.

24 февраля 5-я армия вышла к очередному сильно укрепленному рубежу противника, проходившему от Тикригенена по лесу севернее Амалиенвальде, затем по безымянной речке в юго-восточной части лесного массива Гроссер Клингбеккер Вальд, через Весельхофен, Шнервинен, Дёзен и далее по реке Якинтц. Гитлеровцы подтянули сюда свежие силы пехоты, много артиллерии, реактивных установок и встретили наступающие соединения ураганным огнем.

К тому же наступила оттепель, полевые дороги и колонные пути стали непригодны для автотранспорта. Наконец, все сильнее давали себя знать усталость войск, их малочисленность. Например, дивизии 45-го стрелкового корпуса на 23 февраля имели в своем составе: 157-я — 2715, 159-я — 2431, 184-я — 2595 человек{111}. Такое же положение было и в остальных дивизиях.

Наши войска приостановили наступление, чтобы дать отдых личному составу и подготовить новые удары по врагу, К тому времени линия фронта армии имела весьма причудливые очертания и свидетельствовала о не менее своеобразной оперативной обстановке. Так, обращенный на запад передний край левофлангового 36-го стрелкового корпуса в районе Ворвегена, находившегося в 9 км от залива Фришес Хафф, резко поворачивал на северо-запад. Там этот корпус совместно со своим правым соседом — 72-м стрелковым корпусом угрожал правому флангу 50-й пехотной дивизии гитлеровцев, оборонявшей направление на Людвигсорт.

В свою очередь немецкая 2-я танковая дивизия, усиленная гренадерским полком и двумя батальонами, нависала над правым флангом армии. Это объяснялось тем, что здесь фронт 65-го стрелкового корпуса у населенного пункта Золлникен тоже резко изгибался, поворачивая с северо-запада на запад.

Немецко-фашистское командование не без оснований считало, что участок Коббельбуде — Золдникен был слабым местом в нашей обороне. Это был стык 371-й и 144-й стрелковых дивизий, причем на 5-километровом участке первой из них растянулись ее чрезвычайно ослабленные к тому времени части. И вот гитлеровцы, надеясь на легкий успех, попробовали 27–28 февраля прорваться здесь на Кройцбург.

Резервов у генерала Г. Н. Перекрестова на этом направлении не было. Пришлось снять с мостовых работ и бросить навстречу противнику 62, 63 и 18-й саперные батальоны. И саперы доблестно выполнили приказ. Действуя вместе с частями 371-й-и 144-й стрелковых дивизий, они смело и дружно ринулись в бой, опрокинули наступавшие цепи гитлеровцев, отбросили их с большими потерями за реку Штрадик и прочно закрепили свои позиции.

Отпор был столь силен, что противник больше и не пытался контратаковать.

* * *

За время оборонительных боев, продолжавшихся и в начале марта, войска привели себя в порядок. И хотя они были все так же малочисленны, тем не менее был достигнут максимум возможного в тех условиях: люди немного отдохнули и были готовы вновь громить врага. Командование 5-й армии произвело перегруппировку войск, сосредоточив основные силы на левом фланге.

Продолжалась прибалтийская распутица. Стояли туманы, временами шел мокрый снег или моросил дождь. Почва настолько раскисла, что танки погружались в нее по самое днище. Передвигаться могла только артиллерия, которая имела тракторы. Все это осложнило и перегруппировку войск, и наступление, начатое армией на следующий день, 13 марта.

Тринадцатое число стало знаменательным для 5-й армии. Ровно за два месяца до этого, 13 января, она совместно с другими войсками фронта перешла в наступление, завершившееся прорывом обороны мощного Гумбинненского укрепленного района. С того дня армия прошла с боями и со славой почти через всю Восточную Пруссию. Теперь впереди, в нескольких километрах от ее исходных позиций, лежал залив Фришес Хафф, к которому и устремились войска.

Наступлению предшествовала 40-минутная артиллерийская подготовка{112}. Едва умолкли орудия, как бойцы пошли в атаку и, ломая отчаянное сопротивление гитлеровцев, по всему фронту ворвались в первые траншеи противника. Завязались кровопролитные рукопашные схватки. Враг не выдержал удара и начал отходить во вторые траншеи, но и там продержался недолго.

К исходу дня гитлеровцы были повсюду выбиты со своей первой позиции. Наши части захватили 230 пленных. Любопытно, что среди них оказались солдаты самых различных соединений и частой, собранных здесь немецким командованием{113}. Это означало, что гитлеровцы изо всех сил стремятся воспрепятствовать выходу 5-й армии к Фришес Хаффу и проходившей по берегу этого залива исключительно важной для них автомагистрали Кенигсберг — Бладиау — Эльбинг. Столь же отчаянно сопротивлялись они и в последующие дни.

Так, к утру 14 марта на направлении главного удара появился вражеский 4-й штурмовой полк. Он пытался огнем остановить наступающих, по успеха не имел. Наши части вновь продвинулись вперед. В полдень 15 марта, когда немного поредел туман, командарм ввел в стыке 72-го и 36-го стрелковых корпусов 45-й стрелковый корпус генерала Н. И. Иванова. В результате продвижение войск армии усилилось по всему фронту.

К ночи войска вышли, наконец, на подступы к автомагистрали Кенигсберг — Бладиау — Эльбинг. Здесь гитлеровцы оборонялись с особым ожесточением. Они цеплялись за каждую рощицу и высотку, за каждое строение. Но устоять против натиска наших доблестных воинов не могли и постепенно пятились назад.

В ту ночь стало известно, что соседняя 11-я гвардейская армия, действовавшая правее, вышла в своей полосе на побережье залива Фришес Хафф, заняв расположенные к югу от Кенигсберга опорный пункт Хайде Вальбург и сильный узел обороны Бранденбург. Это известие обрадовало и воодушевило солдат и офицеров 5-й армии. Теперь, говорили они, настал наш черед выйти к Фришес Хаффу. И выйдем!

Утром 18 марта начался штурм позиций врага, оборонявшего автомагистраль.

Первыми к ней прорвались полки 144-й стрелковой дивизии полковника Г. Ф. Перепича, сменившего генерал-майора А. А. Донца, который в конце февраля был тяжело ранен в бою. В то время как воины этой дивизии овладели расположенным у шоссе набеленным пунктом Людвигсталь{114}, их правый сосед — один из корпусов 11-й гвардейской армии — выбил врага из Людвигсорта и Патерсорта. А слева от 144-й стрелковой дивизии, на участке Людвиг-сталь, Поттлиттен, вплотную подошли к автостраде остальные войска 65-го, а также соединения 72-го и 45-го стрелковых корпусов.

Передовые части 36-го стрелкового корпуса в тот день были остановлены огнем на линии опорных пунктов высота 66,4 — Поттлиттен — Ланк. Но ненадолго. Генерал К. И. Провалов за ночь подтянул свои войска, и на следующий день они совместно с правофланговым корпусом соседней 28-й армии штурмом овладели этими пунктами, составлявшими сильный узел обороны противника.

19 марта шли ожесточенные бои и в центре армии, в районе опорного пункта Виндкайм.

Здесь противник сосредоточил много танков и самоходок. Пользуясь в глубине своей обороны асфальтированной дорогой на Адель Порен, гитлеровцы беспрепятственно выводили на Кенигсбергское шоссе и там в критические моменты боя быстро разворачивались в контратаку.

В тот же день, 19 марта в полосе армии произошло знаменательное событие: 144-я стрелковая дивизия полковника Г. Ф. Перепича вышла к заливу Фришес Хафф и захватила там опорный пункт Шелен{115}. Здесь, как и на участке 159-й стрелковой дивизии, наши воины сражались, не зная страха, не чувствуя усталости. Мысли и чувства солдат и офицеров выразил в тот день пулеметчик 449-го стрелкового полка Иван Палей: «Это еще, друзья, не все. Враг еще сидит в Кенигсберге. Мой расчет готов идти и на Кенигсберг, и на Берлин, чтобы добить проклятых гитлеровцев»{116}.

Неудержимо наступали и столь же мужественно отражали бешеные контратаки врага все соединения армии, Гитлеровцы, не устояв против ее натиска, поспешно отходили на запад, на Больбиттен и расположенный на побережье залива крупный узел обороны Волиттникк. Последний и сливавшийся с ним городок Феддерау к тому времени приобрели для немецкого командования первостепенное значение. Отсюда оно намеревалось эвакуировать сосредоточившиеся на узких прибрежных полосках массы войск и техники.

В направлении Волиттникка и нужно было спешить нашим соединениям, чтобы сорвать этот план, отрезать отступавшим немецким войскам все пути, прижать их к заливу Фришес Хафф и принудить к капитуляции либо уничтожить.

В связи с этим основные усилия были сосредоточены на левом фланге армии. Здесь ее войска, взаимодействуя с правым флангом 28-й армии, повели наступление.

Противник попытался остановить наши войска. Для упрочения обороны к пулеметам и орудиям стали офицерские расчеты. А для того чтобы и они не дрогнули, позади расположились эсэсовские заградительные отряды. Они расстреливали за малейшую попытку оставить позиции, сдаться в плен.

Но и это не помогло. 21 марта войска 5-й армии овладели Феддерау, Больбиттеном и Штутененом, 22 марта — Паммерном, 23 марта — Мюкюненом и Партайненом. Наконец, 25 марта части 65-го и 45-го стрелковых корпусов вышли на железнодорожную линию Кенигсберг — Хаймлигенбайль на участке Паммерн — Ронзегут. Таким образом, гитлеровцы потеряли в этом районе свою последнюю сухопутную коммуникацию.

Тот день был особенно богат значительными событиями. И завершился он радостной вестью: на передовой узнали, что Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 г. 74 солдата, сержанта и офицера 5-й армии удостоены звания Героя Советского Союза. Это были отважнейшие из тех, кто в ее составе прошел с боями долгий и трудный путь от Витебска и Лиозно до залива Фришес Хафф, где ненавистному врагу, загнанному по большей части в прибрежные плавни, уже оставалось капитулировать или бесславно погибнуть.

Охваченные исключительным подъемом, воины армии 25 марта нанесли уничтожающий удар по противнику. 45-й стрелковый корпус выбил врага с позиций перед плавнями полуострова Бальга, 36-й — из населенного пункта Роттеталь, а 65-й — из Гросс-Хюннебруха. Затем эти три корпуса погнали гитлеровцев вдоль прибрежной дамбы залива Фришес Хафф на Ветродву и по дорогам и тропам западнее плавней — на Бальгу. Опережая бегущего противника и загоняя его в плавни, части 65-го и 36-го стрелковых корпусов в тот же день с ходу овладели позицией Бальга и завязали бой за Кольхольц, а 45-й стрелковый корпус вышел к прибрежному населенному пункту Ветродву{117}.

Перед каналом части корпуса генерала Н. И. Иванова были остановлены сильным огнем противника. Здесь немецкое командование хотело, видимо, собрать свои войска и эвакуировать их через залив: для этого под прикрытием огня военного корабля стояли наготове транспортные суда и баржи.

Но немецкому командованию не удалось осуществить и это свое намерение. На следующий день пал последний очаг сопротивления на побережье Фришес Хаффа — Волиттникк, 28 марта войсками армии был взят Ветродв, а в плавнях, в районе населенного пункта Волитта, окружено около 5 тыс. гитлеровцев, которые на другой день капитулировали.

На этом 5-я армия совместно с соседними армиями закончила разгром и уничтожение хайльсбергской группировки противника. Это был вклад в общее дело ликвидации войсками 3-го Белорусского фронта окруженной восточно-прусской группы немецких войск юго-западнее Кенигсберга. Об этом важном событии завершающего периода войны Совинформбюро сообщило вечером 29 марта{118}. «В длительных боях с 13 по 29 марта войска 3-го Белорусского фронта, — отмечалось в сообщении, — уничтожили более 93 тысяч и взяли в плен 46448 немецких солдат и офицеров, захватили 605 танков и штурмовых орудий, 3559 полевых орудий, 1441 миномет, 128 самолетов»{119}.

Итак, 5-я армия с честью выполнила поставленную задачу. И уже 30 марта, оставив для прикрытия Фришес Хаффа от Бранденбурга до Волиттникка 36-й стрелковый корпус, командарм снял остальные войска с фронта и отвел их на небольшое расстояние к востоку. Там они должны были подготовиться к маршу на другой участок фронта.

* * *

Земландская группа советских войск во главе с генералом армии И. Х. Баграмяном, в состав которой вошла и 5-я армия, имела задачу разгромить группировку противника, оборонявшуюся на одноименном полуострове. Последний же представлял собой сплошную укрепленную зону, прикрывавшую важный порт и военно-морскую базу Пиллау (Балтийск).

Еще в тот момент, когда советские войска форсировали реку Дайме, противник приступил к спешному совершенствованию обороны Земландского полуострова. Теперь она имела множество полос и простиралась на большую глубину вплоть до Пиллау.

Главная полоса обороны тянулась здесь от Балтийского моря до Кенигсбергского морского канала (залив Фришес Хафф). Она имела глубину 5–6 км и состояла из трех позиций, основательно прикрытых проволочными и минными заграждениями. Вторая полоса, прикрывавшая южную часть полуострова, а также третья, защищавшая подступы к узкой пиллауской горловине и к порту Фишхаузен (Приморск), состояли каждая из одной позиции в две-три траншеи.

Особенно сильно была укреплена узкая полоска земли, лежащая между Балтийским морем и заливом Фришес Хафф. Здесь противник создал для прикрытия Пиллау пять оборонительных рубежей, три противотанковых рва, а все селения, усадьбы и лесной массив Локштадт превратил в мощные опорные пункты. Все это и должны были преодолеть войска земландской группы, в которую входила и 5-я армия,

К 5 апреля 5-я армия (без 36-го стрелкового корпуса), совершив почти 120-километровый марш, передислоцировалась на Зем-ландский полуостров. Она сосредоточилась северо-западнее Кенигсберга, а 6 апреля ее войска вступили в сражение в стыке с 2-й гвардейской и 39-й армиями на 7-километровом фронте Шпальвиттен — Барвиникен.

Противостояли ей почти целиком 93-я и около двух полков 58-й пехотных дивизий. В стык этих дивизий, приходившийся на левый фланг 5-й армии, и было решено нанести главный удар. Командование сосредоточило здесь, на 3-километровом участке, большую часть сил 72-го и 45-го стрелковых корпусов.

Утро 6 апреля ознаменовалось также началом штурма Кенигсберга. Там советские войска в первый же день продвинулись на 3–4 км. 7 и 8 апреля они уже вели бой в городе, а 9 апреля, в 21 час 30 минут, заставили кенигсбергский гарнизон капитулировать.

Успеху этой операции в значительной мере содействовало одновременное наступление войск земландской группы. Оно прикрыло пашу северную группировку, наступавшую на Кенигсберг, сковало силы, которыми немецко-фашистское командование намеревалось отсюда нанести по ней удар с тыла.

Однако сама наша земландская группа продвинулась вперед ненамного. В частности, основная группировка за трое суток лишь «вгрызлась» в оборону противника, местами захватив первую и вторую траншеи. И только две дивизии 65-го стрелкового корпуса — 144-я и 371-я под командованием соответственно полковника Н. Т. Зоргина и генерала А. С. Логинова — прорвали первую позицию вражеской обороны и отбросили 270-й пехотный полк 93-й пехотной дивизии за реку Форкепер Флисс.

Закрепившись на этом рубеже, 5-я армия приступила к подготовке решительного штурма вражеских укреплений. Решением командующего фронтом маршала А. М. Василевского ей предстояло совместно с войсками 39-й армии нанести главный удар в направлении Фишхаузена, чтобы, используя наиболее короткое расстояние до этого пункта, быстрым ударом рассечь земландскую группировку противника на две части — северную и южную, а затем порознь их уничтожить. Справа 2-я гвардейская армия должна была наступать на Раушен.

Продолжавшие обороняться в полосе 5-й армии части 93-й и 58-й пехотных дивизий врага принадлежали к 9-му и 26-му армейским корпусам. Последние имели в своем резерве ряд учебных, специальных, артиллерийских и минометных частей, а также подразделения «фольксштурма». Названные дивизии сосредоточили свои основные силы против левого фланга 5-й армии, прикрывая направление на Пеммербуде и Пайзе — главные ворота в Кенигсбергский морской канал, который теперь оказывался очень, важным путем снабжения и эвакуации правофланговых войск земландской группировки противника.

На правом фланге, где сосредоточивались основные усилия армии, ее командование создало мощную группировку артиллерии. Здесь, в полосе 65-го стрелкового корпуса, имелось в среднем по 320 орудий на один километр фронта. Наступление подготовлялось со всей тщательностью, ставшей уже обычной. Все подготовительные мероприятия проводились непосредственно под руководством командиров соединений и частей. Их наблюдательные пункты, как и командно-наблюдательный пункт командарма, находились не более чем в 1,5 км от переднего края.

Как всегда, в дни, предшествовавшие наступлению, широко развернулась партийно-политическая работа. Ее особенностью на этот раз было стремление командиров, политработников, рядовых коммунистов и комсомольцев соединить, сцементировать боевой опыт ветеранов с юной силой и боевым порывом только что прибывшего пополнения, среди которого было немало необстрелянной молодежи.

В эти последние дни, недели боев каждому хотелось внести свой вклад в победу. Это стремление ярко проявилось уже накануне дня атаки, когда во всех подразделениях и группах было зачитано обращение Военного совета и политуправления фронта к войскам. Вот что сказал, например, выслушав текст обращения, сержант П. Сосновский из 291-го стрелкового полка 63-й стрелковой дивизии: «Друзья, Кенигсберг взят, остатки немецких войск загнаны за Земландский полуостров... Лично я и (бойцы моего отделения ждем приказа о наступлении. Будем бить врага беспощадно. Земландская группа войск противника будет уничтожена». Такие же мысли и чувства выражали все воины армии. И подтвердили их новыми подвигами.

В ночь перед наступлением все командиры не покидали своих наблюдательных пунктов. До самого утра слышали они гул советских самолетов, летевших на бомбежку вражеских опорных пунктов. То действовала авиация 1-й и 3-й воздушных армий. Их части сделали за ночь 1531 самолето-вылет. Они нанесли массированные удары по узлам сопротивления, портам Фишхаузен и Пиллау, а также по артиллерии противника, которая с целью срыва нашего наступления начала под утро, в 4 часа, контрподготовку по всему фронту армии.

В ту ночь саперы всех дивизий первого эшелона самоотверженно, под огнем противника, сделали проходы в лабиринтах проволочных и минных заграждений.

На долю каждого сапера выпало обезвредить не менее двух десятков мин, не считая резки проволоки в малозаметных препятствиях. И эту задачу они выполнили с доблестью и геройством. Например, в 371-й стрелковой дивизии сержант А. Капирулин я рядовой Г. Петров из 145-го отдельного саперного батальона за одну ночь проделали на направлении главного удара множество проходов в минных и проволочных заграждениях и обезвредили 46 мин{120}.

Накануне наступления командующий войсками 3-го Белорусского фронта Маршал Советского Союза А. М. Василевский и член Военного совета фронта генерал В. Е. Макаров послали командующему 4-й немецкой армией генералу Д. Заукену ультиматум, в котором предложили во избежание ненужного кровопролития капитулировать. Генерал Заукен отверг это гуманное предложение. Оставалось одно — наступать.

* * *

13 апреля в 8 часов утра, после часовой артиллерийской подготовки и бомбового удара авиации 1-й воздушной армии, войска 5-й армии перешли в решительное наступление.

Артиллерийское наступление и удары авиации были сильными и удачными, а наступательный порыв воинов армии оказался исключительно мощным. Наша славная пехота вместе с танкистами и самоходчиками в самом начале атаки прорвала фронт, ворвалась в первую, затем во вторую траншеи. Схватившись врукопашную с гитлеровцами, она выбила их оттуда, овладела всей первой позицией врага и погнала его к Балтийскому морю.

Не выдерживая атак наших воинов, солдаты и офицеры противника сдавались не только поодиночке, но и целыми группами. Генерал А. И. Казарцев доложил, что в полосе его корпуса капитулировали командир 272-го пехотного полка со своим адъютантом, командир 2-го дивизиона 192-го артиллерийского полка противника, много других немецких офицеров и солдат. Только на участке 63-й стрелковой дивизии генерала Н. М. Ласкина в тот день было взято 250 пленных{121}.

На следующий день сопротивление резко усилилось. До самого вечера войска армии стойко отражали бешеные контратаки противника. И если накануне дивизии правого фланга прошли с боями 6–7 км, то 14 апреля они почти не продвинулись. Лишь левофланговый 45-й стрелковый корпус потеснил гитлеровцев на 1,5–2 км, а его 157-я стрелковая дивизия (командир полковник Н. Ф. Кусакин) прорвала круговую оборону в районе Меденау и завязала ночной бой за его северную окраину.

Обстановка для противника, однако, ухудшалась с каждым часом. Севернее 5-й армии наносила удар 2-я гвардейская армия генерал-лейтенанта П. Г. Чанчибадзе. Прорвав фронт на всю глубину главной полосы обороны, она на второй день с ходу взяла Раушен (Светлогорск), превращенный неприятелем в прибрежную крепость, и быстро продвигалась вдоль берега Балтийского моря к следующему опорному пункту Гросс-Курену. Южный сосед — 39-я армия генерал-полковника И. И. Людникова, хотя и не сумела в первый день прорвать главную полосу обороны, все же перерезала силами 5-го гвардейского стрелкового корпуса дорогу Польвиттен — Шоршенин и также угрожала Меденау.

При таком повороте событий, угрожавшем отсечением северной части 4-й армии врага от южной, немецкое командование начало поспешно отводить войска с морского побережья на вторую полосу, пытаясь удержать ее в своих руках как единственную надежду на спасение базы Фишхаузен и Пиллау. Но гитлеровцы не успели осуществить это намерение, так как 2-я гвардейская армия, выбив их из Гросс-Курена и Клейн-Курена, круто повернула и стала стремительно продвигаться на юг, охватывая противника справа. В свою очередь 5-я армия 15 апреля сбила выдвинутые на южный фланг второй полосы обороны корпусные резервы врага. В тот же день под ударами войск 45-го и 5-го гвардейского стрелковых корпусов пал мощный узел обороны Меденау.

Наступил день 16 апреля, который для 5-й армии стал последним днем боев с немецко-фашистскими войсками.

Утром после короткого огневого налета армия всеми силами возобновила наступление. Вскоре она выбила гитлеровцев из опорных пунктов Пигенберг, Вишенен, Адлих Линкау, Каллен, Поленек, Бонау, Годникен, Нопкайм, Гаффкен, зашла с правого фланга в тыл второй полосы вражеской обороны и в узкой, простреливаемой прибрежной полосе прижала к морю основные силы 9-го армейского корпуса.

Немецкому командованию оставалось одно — незамедлительно отводить свои войска за третью полосу обороны. Так оно и посту пило. Но и здесь противник удержаться не смог, и его разбитые войска в ходе дальнейших боев были загнаны в пиллаускую горло вину, на рубеж Тенкиттен — Розенталь.

Разгром остатков этих войск довершила уже 11-я гвардейская армия генерал-полковника К. Н. Галицкого. Перейдя'' 20 апреля в наступление в стыке между 2-й гвардейской и 5-й армиями, она спустя пять дней овладела крепостью Пиллау.

Что же касается в целом наступления с 13 по 17 апреля, в котором 5-я армия наносила главный удар, то за это время советскими войсками была разгромлена на Земландском полуострове большая часть 4-й немецкой армии — 11 пехотных дивизий, четыре отдельные бригады и множество специальных частей. Число взятых за это время пленных достигло 19 250, а убитых насчитывалось в два раза больше. Была уничтожена масса вражеского вооружения и военной техники, захвачено 95 самолетов, 495 орудий, 210 минометов, 1025 пулеметов, 48 танков, 78 бронетранспортеров, 2512 автомашин и много другого военного имущества и складов{122}.

Успех был достигнут в значительной мере благодаря тому, что паше командование верно оценило оперативное положение войск противника и правильно наметило направление главного удара - в центре фронта, в полосе 5-й и 39-й армий. Тактический же успех определил и успех оперативный: в ходе дальнейшего наступления выход войск 5-й армии на участке Ротенен — Зонглинен к побережью Балтийского моря, а 39-й армии — к бухте Фишхаузенер отсек северную часть земландской группировки противника, прижал ое к Балтийскому морю и обрек на неминуемую гибель.

Как и предполагало командование фронта, 5-я армия, овладев рубежом Норгау и Крогау и начав развивать успех на Годникен и Гаффкен, вынудила немецкое командование спешно начать отвод северной группировки своей 4-й армии на вторую полосу обороны. Своеобразным было и решение о сосредоточении основных усилий 5-й и 39-й армий. Поскольку обе армии наносили главный удар, казалось бы, им следовало это сделать на смежных флангах. Но было учтено, что как раз на этом направлении находился сильный узел сопротивления — Меденау. Стремление обойти его и привело к перенесению участков прорыва ближе к центру каждой из этих армий.

Следует считать удачным использование большого числа орудий для одновременного массированного удара по опорным пунктам, узлам сопротивления. Операция была также примером непрерывного взаимодействия авиации с наземными войсками, что в немалой степени помогло успешному наступлению 5-й армии. Надо отдать должное и службе тыла армии, которая в короткий срок, несмотря на бездорожье, сумела полностью обеспечить и в ходе наступления бесперебойно снабжать войска боеприпасами и горючим, организованно провести эвакуацию раненых с поля боя.

Все это было результатом огромной работы по поддержанию постоянной боевой готовности, высокого политико-морального состояния и боевого духа войск, проделанной Военным советом, командирами и политработниками армии перед началом операции и в ходе наступления.

Первостепенную роль в этом сражении, как и во всех предшествовавших, играл личный пример коммунистов, вдохновлявший всех наших воинов на беспримерные ратные подвиги. И несмотря на то, что они уже свыше трех месяцев участвовали в непрерывных ожесточенных боях, их боевой дух был по-прежнему высок. И потому не случайно почти 30 контратак, предпринятых в течение пяти дней гитлеровцами против 5-й армии, успеха не имели и были отражены с большими для них потерями. А за этим последовал и полный их разгром.

После разгрома немецко-фашистских войск на Земландском полуострове противник продолжал удерживать в своих руках лишь косу Фрише-Нерунг. Боевые действия по освобождению косы осуществлялись войсками 11-й гвардейской армии и продолжались вплоть до 8 мая.

Разгром противника на Земландском полуострове явился заключительным событием всей Восточно-Прусской операции. С ее завершением Восточная Пруссия — цитадель прусского милитаризма на востоке Европы — была полностью очищена от немецко-фашистских войск.

Разгром фашистской Германии, начавшийся под Москвой и у берегов Волги, закончился в Берлине и на берегах Эльбы. Гитлеровская Германия потерпела сокрушительное поражение.

9 мая 1945 г. в Берлине, там, где была задумана, планировалась и откуда направлялась фашистская агрессия, представители германского командования подписали акт о безоговорочной капитуляции. День 9 мая 1945 г. стал первым днем мира в Европе, днем, которого более пяти лет ожидали ее народы.

Победа, одержанная нами 25 лет назад, была победой сил мира и свободы над силами мрака и войны.

Героические подвиги советских людей, совершенные в годы Великой Отечественной войны, никогда не померкнут в памяти пародов мира. Они будут сиять вечным примером для грядущих поколений борцов за светлое будущее человечества.

На путях к великой Победе

И. Х. БАГРАМЯН
Маршал Советского Союза
Герой Советского Союза

Родился 2 декабря 1897 г. в г. Елизаветполе (ныне Кировабад Азербайджанской ССР). В Советской Армии с 1920 г., член КПСС с 1941 г. В 1934 г. окончил Военную академию им. М. В. Фрунзе, в 1938 г. — Военную академию Генерального штаба. Участник первой мировой и гражданской войн. Участвовал в борьбе за победу Советской власти в Закавказье. В 1923–1930 гг. командовал кавалерийским полком, в 1934–1936 гг. был начальником штаба кавалерийской дивизии, в 1938–1940 гг. — старшим преподавателем Военной академии Генерального штаба, а накануне войны — начальником оперативного отдела штаба Киевского военного округа.

В период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. занимал должности заместителя начальника штаба (начальника оперативного отдела) и начальника штаба фронта; был командующим 16-й (11-й гвардейской) армией и войсками 1-го Прибалтийского фронта.

В послевоенные годы — командующий войсками Прибалтийского военного округа, с 1954 г. — главный инспектор Министерства обороны, с 1956 г. — начальник Военной академии Генерального штаба и с 1958 г. — заместитель министра обороны СССР. В настоящее время — генеральный инспектор Министерства обороны СССР.

Выдающаяся победа Советского Союза над фашистской Германией явилась прямым следствием крупных стратегических наступательных операций, блестяще проведенных нашими Вооруженными Силами в ходе всей Великой Отечественной войны. К этим важнейшим операциям, обеспечившим нашу окончательную победу над гитлеровцами, с полным правом можно отнести и победоносное наступление советских войск, развернувшееся на завершающем этапе войны на обширных просторах Советской Прибалтики.

Много мужества и воинской доблести, бесстрашия и героизма проявили воины Ленинградского, 1, 2 и 3-го Прибалтийских фронтов, Краснознаменного Балтийского флота при освобождении братских народов Литвы, Латвии и Эстонии от фашистской неволи. Я бесконечно счастлив, что и мне довелось внести вместе с воинами 1-го Прибалтийского фронта свой скромный вклад в сокровищницу наших замечательных побед над немецко-фашистскими захватчиками. На всю жизнь запомнились мне теплые, полные искренности дружеские встречи, радость, восторг, ликование советских людей, которым мы несли избавление от коричневой чумы.

В связи с 25-й годовщиной великой победы, одержанной советским народом и его Вооруженными Силами над злейшим врагом человечества — германским фашизмом, мне хочется поделиться с советским читателем своими воспоминаниями о героизме и боевом мастерстве воинов 1-го Прибалтийского фронта, которыми я имел счастье командовать в исторических сражениях за освобождение Советской Прибалтики.

В июне 1944 г. войска 1-го Прибалтийского и всех трех Белорусских фронтов перешли в решительное наступление, целью которого было освобождение Белоруссии. В этой операции, получившей условное наименование «Багратион», 1-й Прибалтийский фронт наступал на правом крыле стратегической группировки советских войск. В его состав входили 4-я ударная (командующий генерал-лейтенант П. Ф. Малышев, член Военного совета генерал-майор Т. Я. Белик, начальник штаба генерал-майор А. И. Кудряшов), 6-я гвардейская (командующий генерал-лейтенант И. М. Чистяков, член Военного совета генерал-майор К. К. Абрамов, начальник штаба генерал-майор В. А. Пеньковский), 43-я общевойсковая (командующий генерал-лейтенант А. П. Белобородое, член Военного совета генерал-майор С. И. Шабалов, начальник штаба генерал-майор Ф. Ф. Масленников) и 3-я воздушная армии (командующий генерал-лейтенант авиации Н. Ф. Папивин, начальник штаба генерал-майор авиации Н. П. Дагаев).

За период с 23 июня по 4 июля войска 1-го Прибалтийского фронта нанесли 3-й танковой и 1.6-й полевой армиям противника серьезное поражение. Во взаимодействии с 39-й армией (командующий генерал-лейтенант И. И. Людников, член Военного совета генерал-майор В. Р. Бойко, начальник штаба генерал-майор М. И. Симиновский) 3-то Белорусского фронта наши войска окружили и ликвидировали витебскую группировку немцев, а затем решительным ударом в сочетании с обходным маневром разгромили их полоцкую и лепельскую группировки.

Действуя на стыке двух крупных групп фашистских армий, войска фронта надежно изолировали их друг от друга, исключили возможность группе армий «Север» прийти на помощь войскам группы армий «Центр», подвергавшимся беспощадным ударам со стороны Белорусских фронтов.

Первую задачу, которую Ставка поставила перед войсками нашего фронта, — разгромить немецко-фашистские войска в северной части Советской Белоруссии и очистить ее от оккупантов — мы успешно выполнили. К этому времени войска трех Белорусских фронтов освободили значительную часть Белоруссии и ее столицу Минск.

Успешно завершенная Белорусская операция, образно говоря, явилась трамплином, с которого мы начали освобождение Советской Прибалтики.

* * *

В первых числах июля передовые части 6-й гвардейской и 43-й армий прорвались к границам Латвии и Литвы, а отдельные подвижные отряды смело проникли уже на литовскую землю. При дальнейшем успешном развитии нашего наступления на запад перед войсками фронта открывались заманчивые перспективы.

Мы с членом Военного совета генерал-лейтенантом Д. С. Леоновым и начальником штаба фронта генерал-полковником В, В. Курасовым, человеком весьма эрудированным и глубоко мыслящим, в ожидании получения новой директивы Ставки и прибытия на усиление войск фронта обещанных крупных резервов стали подолгу засиживаться над картой, обдумывая наиболее выгодные, на наш взгляд, варианты дальнейшего наступления. Тщательно обдумывали направление главного удара, выбор которого в сложившейся к тому времени обстановке приобретал особое значение.

Мы не сомневались в том, что Советскую Прибалтику враг будет удерживать, что называется, до последнего. Именно с этой целью он и создал в северо-восточной части Прибалтики, перед 2-м и 3-м Прибалтийскими фронтами, очень глубокую и сильно развитую в инженерном отношении оборону, которая была занята крупными силами. На этом направлении оборона Прибалтики гитлеровским командованием была обеспечена наиболее надежно. И лишь на стыке групп армий «Север» и «Центр» положение фашистских поиск в связи с успешным наступлением 1-го Прибалтийского фронта на запад было менее устойчивым; здесь наступающим противостояли основательно потрепанные в предшествовавших боях соединения 3-й немецкой танковой армии. Это создавало благоприятные условия для дальнейшего развития нашего наступления.

Представлялись возможными несколько вариантов решения.

Одни из них состоял в том, чтобы глубоко вклиниться главными силами фронта на двинском (даугавпилсском) и свенцянском (швенчёнисском) направлениях. В этом случае мы имели бы здесь вполне реальную возможность сперва довольно прочно охватить с юга правое крыло группы немецких армий «Север», а затем стремительным выходом в район Риги отрезать ее от Восточной Пруссии.

Однако вырисовывался и другой заманчивый вариант: прикрываясь с севера частью сил, развивать главными силами нашего фронта наступление строго на запад во взаимодействии с 3-м Белорусским фронтом генерала И. Д. Черняховского. Успех на этом направлении обеспечивал не только освобождение территории Советской Литвы, но и, с выходом к побережью Балтийского моря в районе Клайпеды, изоляцию всей группы армий «Север» от остальных сил гитлеровской армии. Но при таком развитии событий оставалась опасность со стороны мощной группировки фашистских войск, которая противостояла севернее Западной Двины правому флангу 1-го Прибалтийского фронта и в любое время могла нанести трудно отразимый удар с севера по его глубокому тылу.

Вот почему мы в конце концов сочли наиболее приемлемым следующий вариант решения: наступая частью сил во взаимодействии с 3-м Белорусским фронтом на шауляйском направлении, основные силы фронта сконцентрировать для нанесения удара на Ригу с юго-востока с целью разгрома правого крыла группы армий «Север» и выхода на нижнее течение Западной Двины.

Мы полагали, что в случае успеха получим возможность не только перерезать все сухопутные коммуникации группы армий «Север», но и совместно с войсками 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов нанесем ей серьезное поражение.

Но и от этого решения пришлось отказаться. Оно не соответствовало замыслу Ставки Верховного Главнокомандования.

Из полученной в ночь на 5 июля директивы Ставки было видно, что главные силы своего фронта мы должны нацелить не на Ригу, а строго на запад, тесно взаимодействуя с 3-м Белорусским фронтом.

В директиве говорилось: «1 Прибалтийскому фронту в составе 6-й гвардейской, 43, 39, 2-й гвардейской и 51-й армий развивать наступление, нанося главный удар в общем направлении на Свенцяны (Швенченис), Каунас.

Ближайшая задача — 10–12 июля овладеть рубежом Двинск, Новые Свенцяны, Подбродзе (Пабраде). В дальнейшем, прочно обеспечивая себя с севера, наступать на Каунас и частью сил — на Паневежис, Шауляй».

Правофланговая 4-я ударная армия вместе с занимаемой ею полосой в соответствии с этой директивой передавалась 2-му Прибалтийскому фронту. В состав же нашего фронта должна была прибыть из 3-го Белорусского фронта 39-я армия, которая после завершения ликвидации окруженной витебской группировки противника выдвигалась в район севернее озера Нарочь.

Соседу слева — 3-му Белорусскому фронту была поставлена задача не позднее 10–12 июля овладеть рубежом Вильнюс, Лида.

Сосед справа — 2-й Прибалтийский фронт должен был на первых порах наступать только силами 4-й ударной армии вдоль железной дороги Полоцк — Двинск, а свои главные силы подготовить к переходу примерно с 9–10 июля в наступление с целью разгрома противника в районе Идрица, Себеж, Дрисса и выхода на рубеж Резекне, Двинск. После этого он нацеливался для нанесения главного удара на Ригу. Войскам 3-го Прибалтийского фронта предстояло перейти в наступление еще позднее.

Ознакомившись с новой директивой, мы поняли: Ставка рассчитывает, что дальнейшее обтекание южного крыла группы армий «Север» соединениями нашего фронта и удары остальных Прибалтийских фронтов с северо-востока вынудят фашистские войска отступать из Эстонии и Латвии в Восточную Пруссию и поэтому выход 1-го Прибалтийского фронта на пути их отхода окажется весьма кстати.

К развитию наступления на каунасском направлении Ставку вынуждало также стремление максимально использовать большой успех, достигнутый к тому времени на таких решающих направлениях, как варшавское и восточно-прусское. На последнем направлении и предполагалось усилить нажим 3-го Белорусского фронта решительным наступлением главных сил 1-го Прибалтийского фронта.

Но нас тогда не могла не волновать мысль: вынудит ли продвижение главных сил нашего фронта на Каунас группу армий «Север» к оставлению территории Эстонии и Латвии и отходу в Восточную Пруссию? А если нет? Тогда мощная группировка фашистских войск, подвергаясь не такому сильному удару с северо-востока, какого нам хотелось, со стороны значительно позднее переходивших и наступление войск 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов, будет дамокловым мечом висеть над глубоким тылом нашего фронта, устремившегося на запад. Риск был значительный. Но на войне без риска не обойтись.

Ставка сознательно шла на это, полагая, видимо, что успеху будут содействовать 2-я гвардейская, 51-я армии и 19-й танковый корпус, которые она вводила из своего резерва в полосе нашего фронта. Несколько позже в наше подчинение из 3-го Белорусского фронта передавался и 3-й гвардейский механизированный корпус генерала В. Т. Обухова.

Замечу, что при всем этом силы 1-го Прибалтийского фронта в соответствии с полученной директивой Ставки к началу наступления фактически значительно уменьшались, так как 4-я ударная армия передавалась нашему соседу справа, а 39-я армия могла принять участие в операциях войск нашего фронта в лучшем случае через пять-шесть суток. Что касается двух армий, передаваемых нам из резерва Ставки, то на их ввод в сражение нельзя было рассчитывать раньше середины июля.

Таким образом, с 5-го июля мы могли рассчитывать только на 6-ю гвардейскую армию И. М. Чистякова и 43-ю армию А. П. Белобородова, а также на танковый корпус В. В. Буткова. Дело осложнилось и тем, что в ходе преследования противники войска этих объединений растянулись почти на 200-километровом фронте и надо было снова перегруппировать силы, чтобы воссоздать ударные кулаки.

Тщательно взвесив создавшуюся обстановку, мы единодушно приняли решение; не ожидая подхода 39-й армии, наступать силами 6-й гвардейской, 43-й армий и 1-го танкового корпуса во взаимодействии с 4-й ударной армией 2-го Прибалтийского фронта и войсками правого крыла 3-го Белорусского фронта. Им была поставлена задача разгромить двинскую и свенцянскую группировки противника и выйти на рубеж железной дороги Двинск — Подбродзе, обеспечивая благоприятные условия для ввода 39-й армии в сражение на южном крыле фронта.

В соответствии с этим решением 6-я гвардейская армия должна была, взаимодействуя с 4-й ударной армией, разгромить двинскую группировку противника и овладеть рубежом: юго-западная окраина Двинска, Зарасай, Дукштас. 43-й армии надлежало нанести главный удар на Свенцяны с целью разгрома свенцянской группировки противника, после чего развивать наступление в направлении Игналина, Утена (Утяна), обеспечивая ввод 39-й армии с рубежа Новые Свенцяны, Подбродзе.

Командующему 39-й армии генералу И. И. Людникову мы приказали спешно подтянуть свои войска к левому флангу 43-й армии и после ввода в сражение наступать на Укмерге.,

Таким образом, все наличные силы фронта были сразу же нацелены на выполнение задач, поставленных Ставкой. Для парирования угрозы с севера и для влияния на ход наступления у нас в резерве оставался лишь танковый корпус генерала Буткова, боеспособность которого из-за весьма ограниченного числа исправных танков была к тому времени недостаточно высокой.

Наступление фактически продолжалось без малейшей паузы: едва завершилась операция «Багратион», как войска нашего фронта приступили к решению задач новой операции. Конечная ее цель состояла в том, чтобы во взаимодействии с 3-м Белорусским и 2-м Прибалтийским фронтами освободить территорию Литвы и южной части Латвии.

Невзирая на то, что мы начинали новую, весьма важную операцию крайне ограниченными силами и в довольно сложной обстановке, войска фронта были охвачены высоким наступательным порывом.

Среди всех его воинов в эти дни отмечалось неукротимое желание решительно разгромить отчаянно сопротивлявшиеся в полосе нашего наступления немецко-фашистские войска и возможно быстрее освободить изнывающие в фашистской неволе братские народы Литвы и Латвии.

Перегруппировку войск и восстановление ударных группировок генералы Чистяков и Белобородов осуществляли, в ходе наступления. Их армии все еще продолжали продвигаться на запад. Более медленным темпом наступали войска 6-й гвардейской армии, развернувшей свои силы почти на 150-километровом фронте. Они не только не могли поддержать наступление армии Белобородова на каунасском направлении, но и сами с трудом преодолевали нараставшее с каждым днем сопротивление свежих сил двинской группировки группы армий «Север».

И все же, несмотря на усилившееся сопротивление этой группировки противника, гвардейцы генерала Чистякова с 5 по 12 июля продвинулись на 50 км и вышли на линию населенных пунктов Друя, Слободки, Плюсы, озер Дрисвяты и Смалвое. А левее этой армии наступавшие на широком фронте войска генерала Белобородова, подлинного мастера оперативно-тактического маневра, обладавшего исключительной настойчивостью в достижении поставленных целей, добились поистине замечательных успехов: уже к утру 9 июля они захватили железную дорогу Даугавпилс — Вильнюс во всей полосе своего наступления, выполнив поставленную нам Ставкой задачу на два дня раньше намеченного срока. А на следующий день передовые соединения этой армии уже оседлали шоссе Даугавпилс — Каунас.

К тому времени главные силы 39-й армии, которой командовал один из героев Сталинградской битвы генерал-лейтенант И. И. Людников, успели подойти к передовой и с утра 10 июля повели наступление на Укмерге. Донесение командарма было лаконичным: «Переправился через реку Жеймяна севернее Пабраде и успешно продвигаюсь на Укмерге».

В этот день мы получили весьма радостные вести и от генерала И. Д. Черняховского, войска которого, окружив вильнюсскую группировку, приступили к очищению от фашистов столицы Советской Литвы.

Так было положено начало освобождению литовской земли. Наступление советских войск не прекращалось пи днем, ни ночью.

В ходе наступления воины наших частей с особой радостью узнали об освобождении 12 июля двух близких сердцу каждого литовца городов, Зарасай и Дукштаса, с которыми неразрывно связано имя замечательной советской патриотки, национальной героини литовского народа Марите Мельникайте. Она родилась в первом из них, а во втором трагически погибла, не склонив гордой головы перед фашистскими извергами. Очевидцы рассказывали, что когда воины частей 43-й армии узнали о казни М. Мельникайте в Дукштасе, то почти без единого выстрела бросились на фашистов, стремясь сойтись лицом к лицу с палачами Марите.

В эти дни из армий фронта стали поступать донесения об установлении непосредственной боевой связи с отрядами народных мстителей, с литовскими партизанами. Из донесений, поступивших к нам, мне особенно запомнилось сообщение генерала Белобородова, что в боях за Утену его войскам крепко помогли партизаны из отряда «Аудра», которым командовал славный сын литовского народа Пятрас Кутка. Так же мужественно сражались и другие отряды литовских партизан.

Было приятно, что настойчивые стремления Центрального Комитета Компартии Литвы и его первого секретаря А. Ю. Снечкуса развернуть ожесточенную борьбу партизанских отрядов в тылу ненавистных немецко-фашистских оккупантов не пропали даром. Нас радовала мысль, что, несмотря на все старания фашистов, им все же не удалось задушить партизанское движение на литовской земле.

С выходом на рубеж Друя, озеро Дрисвяты, Салакас, Даугайляй, западнее Утена, озеро Виринта, Гиедрайчай армии фронта были вынуждены ввести все свои силы, которые, надо признать, к тому времени изрядно истощились. Учитывая это, мы понимали, что вряд ли можем рассчитывать на их большую боевую активность. Оставалась лишь надежда на ввод двух резервных армий, выдвигавшихся к линии фронта с востока. Но и оттуда, к нашему огорчению, поступали неутешительные сведения: речки, лесные завалы, разрушенные мосты и всякие другие препятствия снижали темпы передвижения частей. Поэтому мы полагали, что ввести эти армии в сражение удастся в лучшем случае через пять-шесть дней. А пока приходилось действовать наличными силами.

В ожидании подхода к линии фронта 2-й гвардейской армии{командующий генерал-лейтенант П. Г. Чанчибадзе, член Военного совета В. И. Черешнюк, а с 3 февраля 1945 г. генерал-майор Н. И. Ряпосов, начальник штаба генерал-майор П. И. Левин) и 51-й армии (командующий генерал-лейтенант Я. Г. Крейзер; член Военного совета генерал-майор В. И. Уранов, начальник штаба генерал-лейтенант Я. С. Дашевский) 12 июля был отдан приказ: 6-й гвардейской армии продолжать атаки против двинской группировки, но направление главного удара перенести на левый фланг, 43-й армии сосредоточить все свои усилия на шауляйском направлении. Задача 39-й армии оставалась прежней — развивать наступление на юго-запад через литовские города Укмерге, Кедайняй.

Отражая участившиеся настойчивые контратаки и контрудары противника, войска 1-го Прибалтийского фронта к концу 15 июля продвинулись до 6–12 км на северном крыле и до 20–30 км в центре и на южном крыле.

Здесь уместно возвратиться к директиве Ставки от 4 июля и напомнить, что, исходя из нее, войска нашего фронта должны были главный удар наращивать на каунасском направлении, чтобы, если фашистские войска побегут из Эстонии и Латвии, перехватить их на подступах к Восточной Пруссии. Но вот наступила уже вторая половина июля, а признаков бегства противника не наблюдалось. Неприятель продолжал оказывать отчаянное сопротивление как 6-й гвардейской армии, так и войскам 2-го Прибалтийского фронта, перешедшим 10 июля в общее наступление.

В этой обстановке нацеливать основные силы фронта на Каунас было не только нецелесообразно, но и все более рискованно. Поэтому представитель Ставки маршал А. М. Василевский, побывав у нас и взвесив все «за» и «против» со свойственной ему неторопливостью, распорядился перенести направление главного удара на Шауляй.

Это было очень своевременное решение. Оно позволяло не отказываться от главной идеи — отсечь фашистские войска, если они начнут общий отход из Эстонии и Латвии в Восточную Пруссию, и в то же время в случае, если мы овладеем Шауляем, создавало условия для крутого поворота значительных сил фронта на север с целью удара теперь уже в тыл сильной рижско-двинской группировки врага.

К тому времени на фронтовом командном пункте появились командующий 2-й гвардейской армией П. Г. Чанчибадзе и командующий 51-й армией Я. Г. Крейзер, войска которых уже подошли к линии фронта.

18 июля я приказал генерал-лейтенанту Я. Г. Крейзеру в ночь на 20 июля передовыми соединениями 51-й армии сменить войска 43-й армии в полосе от озер Ильгис и Салос справа до Шишкиняй и озера Рубикяй слева. Левее до линии Лабанорас, Видишкяй одновременно должна была развернуть свои дивизии 2-я гвардейская армия генерал-лейтенанта П. Г. Чанчибадзе.

С утра 21 июля обеим армиям надлежало перейти в наступление. 51-й армии предстояло нанести главный удар своим левым флангом и к исходу 24 июля овладеть районом Паневежиса, в дальнейшего развивать наступление на Шауляй. 2-й гвардейской армии было приказано продвигаться правым флангом в общем направлении на Рамигала, Цитовяны.

Нам был передан также 3-й гвардейский механизированный корпус. Но он нуждался в пополнении людьми и танками. Поэтому мы решили ввести его в сражение уже после овладения районом Паневежиса — для удара на Шауляй.

В это время остальные армии создавали свои ударные группы. Командармы, концентрируя основные силы на решающих направлениях, сознательно шли на определенный риск.

К ночи 21 июля приготовления к новому мощному рывку в основном были закончены. С волнением ждали мы рассвета.

После короткой, но мощной артиллерийской подготовки 51-я и 2-я гвардейская армии перешли в решительное наступление, В первых донесениях, поступавших из 2-й гвардейской и 51-й армий, сообщалось, что враг яростно сопротивляется. Однако к полудню начали приходить уже приятные вести — войска освобождали один населенный пункт за другим. К вечеру их стали считать десятками.

Нанося на карту достигнутые войсками фронта рубежи, неизменно спокойный и уравновешенный начальник штаба Владимир Васильевич Курасов удовлетворенно приговаривал:

— Лед тронулся, товарищ командующий, лед тронулся!

Немалый боевой опыт подсказывал нам, что наступление развивается хорошо. А следующий день подтвердил, что мы не ошиблись: генерал Крейзер, сдерживая переполнявшую его радость, кратко доложил, что войска 51-й армии освободили Паневежис. Это был последний крупный опорный пункт противника на подступах к Шауляю.

Неплохо развивались события и в полосе наступления 2-й гвардейской армии. Продвинувшись на запад от 20 до 45 км, она в числе многих населенных пунктов освободила литовские города Рагула и Рамигала.

На фоне этих больших успехов медленное продвижение 6-й гвардейской и 43-й армий в районе Двинска и к северо-западу от него не могло нас не огорчать.

Причины медленного продвижения своих войск генерал И. М. Чистяков объяснял тем, что сосредоточение главных сил его армии южнее Двинска было, по-видимому, обнаружено противником, которому вследствие этого и удалось своевременно бросить в бой все свои резервы и снятые с других участков войска. Кроме того, сообщал командарм, войска армии по-прежнему остро нуждались в снарядах, подвоз которых с тыловых баз фронта, несмотря на огромное расстояние, осуществлялся все еще только на автомашинах.

В ответ на это я указал на стремительное продвижение армий Крейзера и Чанчибадзе и потребовал от генерала Чистякова более решительно продолжать наступление.

Должен отметить, что настойчивые атаки 6-й гвардейской армии сыграли в последующие дни положительную роль. Они приковали к этой армии главные силы двинской группировки противника и облегчили действия 4-й ударной армии. Последняя к 24 июля обошла Двинск с севера, в то время как на южной окраине этого города вели бои соединения 6-й гвардейской армии. В результате фашистский гарнизон был обречен. 27 июля войска 4-й ударной армии во взаимодействии с частью сил 6-й гвардейской армии завершили его разгром.

Поскольку двинская группировка противника больше не представляла опасности для наступавших на запад главных сил фронта, мы потребовали от командармов Я. Г. Крейзера и П. Г. Чанчибадзе увеличить темпы наступления и выйти за линию городов Шауляй и Расейняй.

Для содействия 51-й армии в захвате Шауляя утром 26 июля был введен в сражение 3-й гвардейский механизированный корпус. В это же время генерал Крейзер ввел из второго эшелона свой 1-й гвардейский стрелковый корпус.

Свежие силы, сметая все на своем пути, словно неудержимый поток, устремились к Шауляю. За день они продвинулись от 35 до 70 км, выйдя к реке Муша севернее Шауляя и перерезав железную дорогу, идущую из этого города на Биржай. К вечеру от генерала В. Т. Обухова поступило донесение, что передовые части его мехкорпуса завязали бой на юго-восточной окраине Шауляя. Это был блестящий успех, и мы искрение радовались ему.

Не желая втягивать танковые и моторизованные части в уличные бои, я потребовал ускорить наступление стрелковых соединений 51-й армии с целью помочь 3-му мехкорпусу в Шауляе. Генерал Крейзер проявил большую настойчивость, и уже на следующий день стрелковые соединения его армии окружили Шауляй и во взаимодействии с частью сил мехкорпуса генерала Обухова штурмом (жди-дели этим крупнейшим узлом сопротивления фашистов в Прибалтике.

Порадовал нас в эти дни и генерал Чанчибадзе, который доложил, что правофланговые дивизии его армии продвинулись от 20 до 40 км.

В дни стремительного наступления наших войск на шауляйском направлении мы с начальником штаба все чаще и чаще с нараставшим беспокойством посматривали на огромное полотнище карты. На ней офицеры оперативного управления прерывистой красной чертой обозначали линию нашего фронта, которая теперь представляла собой 400-километровую дугу. Мы видели, как на этой огромной дуге наши армии в ходе наступления постепенно растягивались в ниточку. Оперативных же резервов в нашем распоряжении оставалось не так много.

Все это грозило серьезными осложнениями, если бы враг вдруг предпринял с разных направлений сильные контрудары. Дальнейшее вклинение главных сил фронта на запад в условиях, когда соседние прибалтийские фронты отставали от нас, а войска группы армий «Север» продолжали с прежним упорством цепляться за Эстонию и Латвию, становилось не только опасным, но и бессмысленным. С захватом Шауляя уже окончательно назрела необходимость повернуть главные силы фронта против рижской группировки противника, чтобы ударом на Ригу содействовать войскам 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов в окружении и разгроме этой группировки.

Выслушав эти соображения, представитель Ставки без колебаний приказал повернуть 3-й мехкорпус и 51-ю армию от Шауляя на Ригу.

Мы не стали медлить. Днем 27 июля командиру 3-го гвардейского мехкорпуса была послана телеграмма следующего содержания: «Благодарю за Шауляй. Прекратить бой районе Шауляя. Быстро сосредоточиться м. Мешкучай и ударом на север вдоль шоссе к исходу 27.7. 1944 г. главными силами овладеть Ионишкис, а сильными передовыми отрядами — Бауска, Елгава».

Вечером этого же дня получили новые распоряжения армии фронта. Генералу Крейзеру предписывалось немедленно направить спои войска вслед за 3-м гвардейским мехкорпусом, успешно продвигавшимся вдоль шоссе Шауляй — Елгава. Генералу Чистякову надлежало принять от 51-й армии участок фронта в районе Шауляя и продолжать наступление на запад на широком фронте. 6-я гвардейская и 43-я армии должны были отбросить противника на правый берег Западной Двины.

Итак, с 28 июля перед войсками фронта в ходе операции была поставлена новая задача.

Уже к исходу этого дня мы получили обрадовавшее нас донесение командира 3-го гвардейского мехкорпуса. Генерал Обухов кратко докладывал: «Передовой отряд корпуса, пройдя за день 60 километров, подошел к Елгаве и завязал бой с подошедшими туда из Риги частями 281 охранной дивизии».

Начало было неплохим. До Рижского залива оставалось всего 35–40 км. Поэтому командиру мехкорпуса было приказано немедленно двинуть часть сил к заливу. А генералу Крейзеру, стрелковые соединения которого не обладали мобильностью механизированных частей, было предписано поспешить на помощь 3-му гвардейскому механизированному корпусу.

Генерал Обухов не терял времени даром: пока главные силы его корпуса вели бои за Елгаву, он двинул к Рижскому заливу 8-ю гвардейскую механизированную бригаду под командованием смелого и решительного полковника С. Д. Кремера. Совершив стремительный 60-километровый рывок, мехбригада 30 июля с ходу ворвалась в город Тукумс и захватила его. В это же время ее передовой отряд продвинулся дальше на север и в районе Клапкалнса вышел на берег Рижского залива.

Это было выдающееся событие: последние сухопутные коммуникации, связывавшие группу армий «Север» с остальными силами гитлеровской армии, были перехвачены, правда, весьма незначительными силами.

Понимая, что силами мехкорпуса было невыгодно вести ожесточенные уличные бои за Елгаву, я приказал командующему 51-й армией взять эту задачу на себя. Теперь я был уверен, что с елгавской группировкой скоро будет покончено. Генерал Крейзер в наступлении, как правило, действовал на редкость решительно и дерзко. Я по праву считал его мастером стремительных атак. Случай с Елгавой помог мне укрепиться в своем убеждении.

Получив задачу, генерал Крейзер немедленно лично выехал в район Елгавы и умело организовал атаку осажденного города. В результате стремительного штурма фашистский гарнизон был разгромлен, а Елгава к началу августа была полностью очищена от фашистов.

Освобождение войсками нашего фронта крупных городов Шауляй и Елгава, выход его передовых отрядов к Рижскому заливу вынудили Гитлера сменить в конце июля командующего группой армий «Север». Вместо генерал-полковника Фриснера он назначил генерал-полковника Шернера, самого фанатичного из всех фашистских генералов. Шернер был другом Гитлера еще со времен мюнхенского путча. Именно ему Гитлер поручил в 1940 г. покорение Греции, Это его бандиты год спустя зверствовали на Украине, а позднее пытались задушить голодом героических защитников Ленинграда. И вот теперь Шернеру поручалось спасти положение в Прибалтике. Общеизвестно, что ему не удалось выполнить эту задачу.

31 июля на Военном совете фронта подводились итоги июльского наступления наших войск. Мы с удовлетворением отметили, что за 25 дней пройдено с боями свыше 400 км, нанесено поражение значительным силам противника и, наконец, в наших руках оказались все сухопутные коммуникации, связывавшие группу армий «Север» с остальными силами гитлеровского вермахта. Одним словом, войска фронта успешно выполнили свою задачу.

Однако, отметив это, мы вынуждены были констатировать и тот факт, что общее оперативное положение фронта значительно осложнилось, особенно в районе Тукумса, на острие клина, образовавшегося в результате глубокого вклинения наших войск в расположение противника. Если в первых числах июня мы начинали наступление тремя армиями на 160-километровом фронте, то к концу июля четыре армии оказались вынуждены растянуться почти на 500-километровом фронте.

Таким образом, итоги июльского наступления одновременно и радовали нас, и ставили перед нами новые вопросы. Нужно было искать наиболее правильные ответы на них.

* * *

Оценивая сложившуюся к концу июля обстановку, мы пришли к выводу, что прорыв наших войск к Рижскому заливу к западу от Риги вызовет настоящий переполох в стане врага и вынудит его принимать решительные шаги.

Но какие? Вынудит ли Гитлера случившееся поспешить с выводом группы армий «Север» из Прибалтики в Восточную Пруссию? Или он но остановится ни перед какими жертвами, чтобы удержать Прибалтику в своих руках? Эти вопросы нас все больше и больше волновали.

Представителя Ставки А. М. Василевского, которому к тому времени было поручено координировать боевые действия всех трех Прибалтийских фронтов, по-прежнему не оставляла забота: как бы фашистские войска не ускользнули в Восточную Пруссию. Поэтому он требовал от штаба фронта всеми путями вскрыть истинные намерения немецко-фашистского командования, а главное — выявить, где противник готовит главный удар с целью деблокирования своих поиск в Прибалтике.

В том, что гитлеровское руководство сделает все, чтобы восстановить сухопутные коммуникации, связывавшие с группой армий «Север», никто из нас не сомневался. Ясно было, что нам предстоит отразить мощные контрудары. Но где их следует ожидать на 250– километровом фронте от побережья Рижского залива до Кедайняя?

Кстати говоря, первые тревожные сигналы о решительных намерениях противника мы начали получать еще в последних числах июля.

Из доклада генерала П. Г. Чанчибадзе, продолжавшего командовать 2-й гвардейской армией, нам стало известно, что левый фланг этой армии, в районе к северо-западу от Кедайняя, 28 июля был атакован двумя сильными группами танков и мотопехоты (шесть — восемь моторизованных полков и около 150 танков), которые устремились в разрыв, образовавшийся между 11-м ' и 13-м гвардейскими корпусами. Как показали последующие события, этот контрудар был первым среди серии других ударов, намеченных гитлеровским командованием для оказания помощи группе своих войск, отрезанной в районе Риги и к северо-востоку от нее. Этот контрудар нанесла группа генерала Мауса, в которую, в числе других немецких соединений, входила и 7-я танковая дивизия.

Выход танков в тыл прорвавшейся на Расейняй (55 км западнее Кедайняя) 32-й гвардейской стрелковой дивизии заставил последнюю начать отход на северо-запад. Положение на левом фланге 2-й гвардейской армии резко ухудшилось. Завязалось ожесточенное сражение. Обе стороны не уступали в настойчивости; на атаку отвечали контратакой. Генерал Чанчибадзе быстро произвел перегруппировку и, стянув главные силы своей армии навстречу наносившей контрудар вражеской группировке, серьезно потрепал ее и вынудил на время прекратить атаки.

Так первый натиск врага разбился о непоколебимую стойкость гвардейцев. Однако для стабилизации положения в этом районе мне пришлось направить в распоряжение командарма свой резерв — 1-й танковый корпус.

Едва укрепилось положение соединений южного фланга 2-й гвардейской армии, успешно отразивших первый натиск крупной группировки танковых и моторизованных войск, как поступило тревожное донесение из штаба 43-й армии. В нем сообщалось, что за день войска армии освободили от фашистов 50 сел и хуторов, однако в ходе наступления им пришлось отразить свыше 15 ожесточенных контратак.

Это свидетельствовало о резкой активизации войск группы армий «Север», сконцентрированных в районе Риги. В связи с этим невольно припомнилось сообщение, присланное командиром одной из латышских партизанских бригад Ошкалнсом. Он писал, что в последние дни наблюдается интенсивное движение войск, артиллерии и танков со стороны Риги на юг. И как раз в тот же день заметно встревоженный генерал Н. Ф. Папивин, командующий нашей воздушной армией, доложил мне, что воздушная разведка отмечает выдвижение из пределов Восточной Пруссии на север, в полосу действий нашего фронта, крупных танковых и моторизованных колонн.

Все эти данные приводили нас к твердому убеждению, что отмеченные выше события определенно тесно взаимосвязаны: враг готовит с разных направлений мощные контрудары против главной группировки войск нашего фронта, вышедшей на основные сухопутные коммуникации группы армий «Север». Во весь рост встала задача подготовиться к отражению этих ударов и во что бы то ни стало отстоять занимаемые рубежи.

С этой целью мы немедленно отдали командующему 43-й армией распоряжение ускорить выход на реку Мемеле, закрепить за собой этот рубеж и подготовиться к отражению ожидаемого с севера контрудара. Позаботились и о создании резервов: 3-й гвардейский механизированный корпус был выведен из боя в район к югу от Елгавы, а 19-й танковый и 22-й гвардейский стрелковый корпуса спешно подтягивались из глубины расположения войск фронта в район к югу от Биржая. 2-я гвардейская и 51-я армии должны были усилить разведку в полосах своих действий и принять неотложные меры по укреплению обороны, особенно на танкоопасных направлениях.

Однако едва мы принялись за осуществление этих мер предосторожности, как командующий 43-й армией донес, что противник нанес с севера сильный контрудар в общем направлении на Биржай.

То ли продолжавшееся продвижение нашей 43-й армии на север, в направлении Бауски, и вызванное этим беспокойство за Ригу, то ли стремление оттянуть на себя как можно больше сил, чтобы помочь активным действиям своих войск с других направлений, но какая-то из этих причин побудила командование группы армий «Север» нанести контрудар своей рижской группировкой, не ожидая начала новых, более мощных ударов по войскам 2-й гвардейской и 51-й армий нашего фронта с других направлений.

События в районе Биржая разворачивались так. Выполняя приказ, генерал Белобородов 2 августа спешно выдвигал свои войска к реке Мемеле. Первой вырвалась к реке 357-я стрелковая дивизия генерала А. Г. Кудрявцева. И как раз в этот момент фашистское командование начало контрудар сильной группировкой численностью в шесть дивизий с сотнею танков.

Дивизия Кудрявцева оказалась в тылу врага. Она отошла в лес к северо-востоку от Биржая и заняла там круговую оборону. Положение дивизии было очень тяжелым: прекратился подвоз боеприпасов, стало невозможно эвакуировать раненых.

О случившемся я узнал от Белобородова и немедленно распорядился ускорить выдвижение 19-го танкового (командир генерал-лейтенант танковых войск И. Д. Васильев) и 22-го гвардейского стрелкового (командир генерал-лейтенант А. И. Ручкин) корпусов в район Биржая. Сам же спешно выехал на командный пункт командующего 43-й армией, находившийся в 20 км к юго-востоку от района, где произошли все эти осложнения.

Генерал Белобородов, несмотря на напряженное положение, создавшееся в полосе действий его армии, весьма спокойно и трезво оценивал сложившуюся обстановку. Он был уверен, что противнику не удастся прорвать фронт его войск. Однако, для того чтобы не только отразить контрудар противника, но и развивать дальнейшее наступление, сил в армии было явно недостаточно. Поэтому командующий армией обратился ко мне с просьбой прислать подкрепления. И был вполне удовлетворен моим ответом, гласившим, что в его распоряжение вскоре поступят корпуса генералов Васильева и Ручкина.

Между тем ударная группировка противника настойчиво продвигалась на юг. К вечеру 2 августа она была остановлена на северной окраине Биржая. Но на следующее утро возобновила атаки. Напряженные бои шли в течение всего дня. И только к его исходу врагу удалось ценой огромных потерь ворваться в город. Создалась явная угроза прорыва вражеских войск на Паневежис, в глубокий тыл главной группировки войск фронта.

Тогда-то и были введены в сражение корпуса Васильева и Ручкина. В ходе двухдневных боев войска 43-й армии разгромили ударную группировку противника и отбросили ее остатки за реку Мемеле.

Пока шла подготовка к разгрому ударной группировки, прорвавшейся к Биржаю, окруженная дивизия генерала Кудрявцева героически держалась, сорвав все попытки врага уничтожить ее. Она сковала значительную часть резервов противника, предназначенных для развития успеха на Паневежис.

Сражавшийся в рядах этой дивизии народный писатель Удмуртии Михаил Андреевич Лямин рассказывает: «Я никогда не забуду те пять дней и ночей в начале августа сорок четвертого года. Они были нелегкими, бессонными, голодными, наполнены беспрерывными боями. Нас теснили со всех сторон, теснили жестоко, в отместку за наши вчерашние удары. Берлинское радио даже передало об уничтожении нашей дивизии. Но мы не были уничтожены. Мы оборонялись с львиной стойкостью. У нас было много раненых, их нечем было перевязывать, медсанбат остался в тылах. Раненые сражались вместе со здоровыми. У нас не было продуктов и соли. Мы ели полусырое мясо убитых лошадей».

И все же дивизия не только отбила все атаки, но и приняла участие в разгроме противника. Когда перешедшие 5 августа в наступление резервные 22-й гвардейский стрелковый и 19-й танковый корпуса погнали врага от Биржая на север, она нанесла встречный удар и 7 августа соединилась с главными силами армии.

43-я армия, выйдя к 12 августа на реку Мемеле, по взаимодействии с другими армиями правого крыла фронта приступила к подготовке нового удара на север с целью освобождения от противника всего левобережья Западной Двины. Но необходимость отражать новые, еще более мощные контрудары противника вынудила нас временно отложить возобновление наступления в сторону Риги.

Надо сказать, что к тому времени резко осложнилась обстановка в полосах 51-й и 2-й гвардейской армий. Ведя наступательные бои местного значения, войска 51-й армии сумели овладеть станцией Ауце — важным железнодорожным узлом на магистрали, ведущей от Риги к крупному порту Либава (Лиепая). А 2-Й гвардейской армии удалось с боями продвинуться до реки Дубисса и овладеть городом Расейняй. На этом продвижение обеих армий закончилось. Более того, им самим пришлось перейти к обороне чтобы отразить мощный контрудар войск 3-й танковой армии противника.

Гитлеровское командование предпринимало отчаянные усилия. чтобы оказать помощь отрезанным в Прибалтике поискам группы армий «Север». К середине августа врагу удалось сосредоточить перед фронтом 51-й и 2-й гвардейской армий, растянувшихся почти на 250-километровом фронте, крупную группировку войск. В ее составе насчитывалось до семи танковых дивизий.

Этими силами командующий немецкой 3-й танковой армией и нанес 16 августа два сильных удара на елгавском и на шауляйском направлениях.

В ходе завязавшихся ожесточенных боев выяснилось, что только на елгавском направлении против двух стрелковых дивизий 51-й армии фашистское командование бросило более четырех танковых (4, 5 и 12-ю, а также группу «Штрахвиц») и две пехотные дивизии. Мощная группировка наступала и на шауляйском направлении против 2-й гвардейской армии. В ее составе было не менее пяти дивизий: три танковые (7-я, 14-я и дивизия СС «Великая Германия») и две пехотные. В обеих ударных группировках насчитывалось около тысячи танков и штурмовых орудий.

Надо сказать, что противник выбрал весьма удачный момент для нанесения контрудара. Ведь войска нашего фронта к тому времени осуществили без какой-либо паузы две наступательные операции. В ходе этих операций численность исправных танков и самоходных орудий, имевшихся в танковых соединениях фронта, резко снизилась. Поэтому основная тяжесть отражения массированных танковых атак противника ложилась на артиллерию, в том числе и на орудия крупных калибров.

На наше счастье, мощный контрудар 3-й танковой армии противника начался уже после того, как мы расправились с его группировками, наносившими контрудары с юга против 2-й гвардейский армии и с севера против 43-й армии.

Итак, уяснив условия, в которых начался контрудар 3-й танковой армии, мы можем приступить к рассказу о том, как развертывалось его отражение.

16 августа генерал Чанчибадзе, не скрывая тревоги, доложил, что его армия атакована из района Кельме крупными силами танков и пехоты. Он сообщил также, что на отражение атаки брошено все — авиация, вся артиллерия, саперные части и специально подготовленные группы истребителей танков. Однако противник, не считаясь с потерями, продолжает наращивать силы, вводя в бой все новые и новые части.

Благодаря стойкости войск 2-й гвардейской армии все атаки фашистов были отбиты с большим для них уроном. Но едва успели мы в этот день стабилизировать положение юго-западнее Шауляя, как на рассвете 17 августа противник нанес одновременно два удара — на Елгаву и на Шауляй. Сосредоточив на этих направлениях около 40–45 танков и самоходных орудий на один километр фронта наступления, он вклинился в нашу оборону в районах литовских городов Жагаре и Куршенай примерно на 8–12 км.

Для отражения наступления противника на шауляйском направлении, где он ввел в сражение до 400 танков, были привлечены 1-й танковый корпус и 16-я Литовская стрелковая дивизия, а также 5-я гвардейская танковая армия (командующий генерал-майор танковых войск М. Д. Соломатин, член Военного совета генерал-майор танковых войск П. Г. Гришин, начальник штаба генерал-майор танковых войск Г. С. Сидорович), переданная нам из 3-го Белорусского фронта. Хотя эта армия имела в своем составе лишь 37 бронеединиц (из них всего 17 танков), с ее подходом удалось не только остановить наступление противника, но и к 22 августа отбросить его на 10–12 км к западу от Шауляя. Большую роль в отпоре врагу сыграла, в числе других соединений, героически сражавшаяся на родной земле 16-я Литовская дивизия.

На елгавском направлении немецко-фашистские войска наносили удар в районе Жагаре по левому флангу 51-й армии, фронт обороны которой к тому времени достигал 140–150 км. Чтобы остановить продвижение противника, пришлось бросить в сражение 3-й гвардейский механизированный корпус и всю артиллерию, в частности и орудия крупного калибра.

Всего на елгавском направлении гитлеровское командование ввело в сражение несколько сот танков. Но, хотя удар наносился по нашей обороне, имевшей незначительную плотность, противнику удалось 18 августа вклиниться в районе Жагаре всего только на 10–12 км.

В дальнейшем бои в полосе действий 51-й армии приняли исключительно ожесточенный характер.

21 августа противник предпринял комбинированный удар с разных направлений по правому флангу 51-й армии в районе Тукумса, где на более чем 50-километровом фронте оборонялась одна из дивизий 1-го гвардейского стрелкового корпуса. Замысел вражеского командования сводился к тому, чтобы встречными ударами с запада танковой группы «Штрахвиц» и сводного отряда пехоты и танков с востока, из района Слока (устье реки Лиелупе), срезать тукумсский клин, образовавшийся в результате прорыва наших войск к Рижскому заливу. Этим предполагалось восстановить связь через узкую полосу вдоль залива с войсками группы армий «Север», оборонявшими рижский район. Причем в помощь силам, наносившим встречные удары, противник одновременно высадил на побережье Рижского залива, в районе восточнее Клапкалнса, морской десант с 30–35 судов.

Ввиду огромного превосходства в силах противнику удалось захватить шоссе, которое ведет от Тукумса на Ригу. Это была наша первая и единственная серьезная неудача за все время боев в Прибалтике.

После войны многие историки слишком упрощенно объясняют причину этой неудачи: командование не закрепило, мол, должным образом оборону в районе Тукумса. Однако в обстановке, сложившейся к середине августа, просто невозможно было сосредоточить на своеобразном узком «языке», вытянувшемся в сторону Рижского залива в районе Тукумса, достаточно мощные силы, способные парировать любые вылазки врага. Если бы мы стянули туда за счет обороны районов Елгавы и Жагаре достаточные резервы, то прорыв пяти-шести танковых дивизий 3-й танковой армии немцев с юго-запада в район Елгавы неизбежно привел бы не только к окружению всей 51-й армии, но и к созданию значительно более широкого коридора, связывающего силы врага в Латвии с Восточной Пруссией.

Контрудар 3-й немецкой танковой армии, поддержанный силами 16-й армии из района Риги, в двадцатых числах августа далеко не исчерпал имевшиеся у противника силы, и это вынуждало нас принимать меры к усилению елгавской группировки наших войск за счет других участков фронта. По разрешению маршала А. М. Василевского мы с 25 августа начали спешно перебрасывать соединения 6-й гвардейской армии с правого крыла фронта на левый фланг 51-й армии.

Для осуществления этого маневра имелись все условия: 43-я армия и только что переданная нам из 2-го Прибалтийского фронта 4-я ударная армия, в стыке которых наступала на северо-запад 6-я гвардейская армия, без особого труда могли сомкнуть свои фланги и высвободить гвардейцев.

Должен отметить, что командующий 6-й гвардейской армией генерал И. М. Чистяков в эти трудные для нашего фронта дни сам настоятельно просил меня дать его гвардейцам возможность охладить пыл фашистов, пытавшихся любой ценой пробиться на Ригу через Елгаву. Он предлагал отвести его армии самый опасный участок. Естественно, что, получив приказ, Чистяков со всей присущей ему энергией осуществил переброску войск армии на елгавское направление в очень короткий срок.

Дополнительные заботы легли и на плечи штаба фронта. Его офицеры и генералы во главе со своим начальником В. В. Курасовым и на этот раз блестяще справились с осуществлением сложной перегруппировки. Как всегда, исключительную энергию и настойчивость проявил в ходе переброски гвардейской армии на новое направление наш командующий артиллерией генерал-полковник Н. М. Хлебников.

Пока шла переброска 6-й гвардейской армии на новое направление, нам пришлось отказаться от попыток снова закрыть узкий коридор, созданный фашистами вдоль побережья. Ведь в те дни поиска 51-й армии с огромным трудом отбивали продолжавшиеся атаки танковой группировки врага, которая еще более усилилась путем переброски двух танковых дивизий (14-й и дивизии СС «Великая Германия») с шауляйского направления.

Положение на елгавском направлении до 26 августа оставалось настолько напряженным, что нам трудно было выкроить несколько часов на отдых. И представителю Ставки, как и его помощникам, в те дни тоже пришлось работать с предельным напряжением сил. Они приложила огромные усилия, чтобы ликвидировать кризисное положение на нашем участке и сделать действия всех трех Прибалтийских фронтов еще более согласованными.

Наконец, 26 августа наметился перелом в ходе сражения. Начали подходить соединения 6-й гвардейской армии. Они с ходу вступали в сражение на наиболее опасном участке фронта, в стыке 51-й и 2-й гвардейской армий. И сразу же натиск фашистских дивизий стал заметно ослабевать. А к концу месяца они вынуждены были совсем отказаться от продолжения атак.

Но надолго ли? Мы полагали, что после приведения в порядок и соответствующих перегруппировок ударная группировка фашистских поиск попытается возобновить свои атаки на Елгаву. Во всяком случае для этого противник все еще располагал немалыми возможностями.

И все же мы могли с удовлетворением отметить, что гитлеровскому командованию, несмотря на концентрацию против войск нашего фронта столь огромных сил, не удалось сломить сопротивление 51-й и 2-й гвардейской армий. Несколько километров, на которые фашистским войскам удалось продвинуться, они оплатили гибелью десятков тысяч своих солдат и офицеров, сотнями сожженных танков.

В те трудные для нашего фронта дни Маршал Советского Союза А. М. Василевский почти безвыездно находился у нас. В наиболее кризисные моменты отражения контрнаступления он выезжал непосредственно в войска и оказывал большое влияние на их действия по отражению таранящих ударов фашистских танковых армад.

Я с особой признательностью вспоминаю теперь о неоценимой помощи, которую оказал нам Александр Михайлович в те решающие дни, передавая нам силы и средства, столь необходимые для обуздания противника. Кроме 5-й гвардейской танковой армии, о которой я уже упоминал, он перебросил из 3-го Белорусского фронта три отдельные моторизованные артиллерийские противотанковые бригады, которые сыграли очень важную роль в отражении танковых атак противника.

Уделяя столь много времени и забот нашему фронту, Александр Михайлович ни на один час не оставлял без внимания и боевые действия 2-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов. Он сумел объединить их усилия для достижения единой цели — нанесения решительного поражения немецко-фашистским войскам, сражавшимся на северном крыле советско-германского фронта.

* * *

Не успели еще окончательно стихнуть, ожесточенные атаки фашистских дивизий, о которых я рассказывал выше, а Ставка Верховного Главнокомандования уже замыслила новое решительное наступление с целью окончательного разгрома группы армий «Север». В период с 26 августа по 2 сентября фронтам были поставлены очередные боевые задачи.

Ленинградскому фронту надлежало наступать из. района Тарту в направлении Раквере, а после разгрома нарвской группировки противника — в общем направлении на Таллин.

Войскам 3-го Прибалтийского фронта предстояло нанести главный удар своим правым флангом из района южнее озера Выртсъярв в общем направлении на Цесис и выйти на рубеж Мазсаланца, Валмиера, Смилтине. В дальнейшем фронт должен был наступать на Ригу с северо-востока.

2-й Прибалтийский фронт получил задачу во взаимодействии с 3-м и 1-м Прибалтийскими фронтами разгромить группировку войск противника, оборонявшуюся севернее Западной Двины, и овладеть Ригой.

1-му Прибалтийскому фронту было приказано силами 51-й, 6-й гвардейской и 2-й гвардейской армий прочно оборонять занимаемые рубежи, в оборонительных боях измотать танковую группировку противника юго-западнее Добеле и не допустить ее прорыва на Елгаву и Шауляй. Одновременно на правом крыле частью сил 4-й ударной и главными силами 43-й армий овладеть районами Вецмуйжа, Исцава и в дальнейшем наступать к устью Западной Двины, перехватывая пути отхода фашистских войск в Курляндию.

Задуманное в Прибалтике наступление по размаху представляло собой крупную стратегическую наступательную операцию, развертываемую на 500-километровом фронте с участием двенадцати армий, что составляло почти три четверти сил четырех наших фронтов. Начало наступления намечалось на 5–7 сентября.

Анализируя полученную директиву, в которой была сформулирована и задача 1-го Прибалтийского фронта, мы пришли к выводу, что требование Ставки наступать на Ригу лишь частью наших сил вызвало тем, что она обоснованно обеспокоена возможностью нового натиска фашистской, танковой группировки.

Поэтому в соответствии с замыслом Ставки мы нацелили командующих 51-й и 5-й гвардейской танковой армий на решение фактически двух задач; одна из них требовала быть в готовности но взаимодействии с 6-й гвардейской армией к отражению возможных ударов танковой группировки противника из районов Добеле и южнее на Елгаву; вместе с тем обеим армиям надлежало быть готовыми к переходу самим в решительное наступление в общем направлении на Тукумс — во фланг и тыл рижской группировки, если для этого сложится благоприятная обстановка.

Для подготовки Наступления 4-й ударной и 43-й армий мы, к сожалению, располагали весьма ограниченным сроком, какой-нибудь неделей. За это время нужно было проделать огромную подготовительную работу: более детально разведать противника, скрытно осуществить необходимые перегруппировки, накопить снаряды и проделать массу других мероприятий, обеспечивающих успех предстоящего наступления.

Самую большую трудность мы испытывали в подготовке к форсированию довольно глубоких и весьма заболоченных рек Мемеле и Лиелупе. Штатных переправочных средств у нас было мало, а подготовка подручных средств требовала немалого времени. И тут у нашего фронтового инженера генерала В. В. Косырева возникла великолепная идея: воздвигнуть в верхнем течении Мемеле временную плотину, в результате чего Лиелупе на участке главного удара 43-й армии резко мелела и появлялось множество бродов. Для пропуска же колесных автомашин намечалось несколько позже построить через Лиелупе мосты из готовых деталей.

Тем временем несколько облегчил наше положение Верховный Главнокомандующий. Внимательно следя за ходом подготовки войск и убедившись, что не все еще нами сделано, он утром 3 сентября разрешил нам перенести начало наступления на 15 сентября.

Дополнительная неделя, подаренная нам Верховным Главнокомандующим, давала возможность штабам более детально спланировать наступление и организовать взаимодействие. Артиллеристам она позволяла стянуть к району прорыва побольше орудий и минометов с других участков. Инженерные войска могли своевременно завершить строительство задуманной плотины на реке Мемеле. Наконец, тыловые части, не успевшие подвезти необходимое количество снарядов и авиационных бомб, получили возможность восполнить этот существенный пробел в обеспечении операции. Одним словом, эта неделя была крайне нужна всем, кто участвовал в подготовке наступления.

И, нужно сказать, она была использована должным образом. Общими усилиями командования, штабов и политорганов всесторонняя подготовка операции была завершена. Накануне начала операции командующий артиллерией фронта генерал Н. М. Хлебников с удовлетворением докладывал Военному совету, что на участке прорыва создана плотность от 105 до 186 орудий и минометов на один километр фронта и что все готово к началу артиллерийского наступления. Генерал В. В. Косырев сообщил о полной готовности инженерных войск. Командующий воздушной армией генерал Н. Ф. Папивин заверил Военный совет, что авиация в соответствии с поставленными задачами по первому сигналу готова подняться в воздух.

Штабы фронта и армий своевременно завершили отработку наступательных планов, организовали взаимодействие между армиями и авиацией, на местности проверили организацию прорыва обороны и ввода в сражение 3-го гвардейского механизированного корпуса. Полностью были завершены также и мероприятия по материально-техническому и медицинскому обеспечению войск в предстоявшем наступлении.

Накануне наступления мы с членом Военного совета генерал-лейтенантом Д. С. Леоновым и командующими родами войск побывали в штабе 43-й армии. Командарм генерал Белобородов детально познакомил нас со своим планом. Главный удар армия наносила силами 1-го и 84-го стрелковых корпусов. 92-й стрелковый корпус основными силами сковывал противника, а одной дивизией тоже участвовал в наступлении. 3-й гвардейский мехкорпус вводился в сражение после завершения прорыва стрелковыми дивизиями главной полосы вражеской обороны. Он должен был стремительно продвигаться на север и, овладев городом Иецава, развивать наступление на западную окраину Риги.

Мы остались вполне удовлетворены той скрупулезностью, с которой генерал Белобородов продумал замысел наступательной операции, а его штаб спланировал и организовал ее осуществление.

Довелось побывать в те дни и в 4-й ударной армии. В прорыве обороны противника участвовал находившийся на левом фланге этой армии 22-й гвардейский стрелковый корпус. Остальные ее силы переходили в наступление позднее, используя успех этого корпуса.

Как обычно, в ходе подготовки наступления значительно активизировалась вся партийно-политическая работа. Во фронте к тому времени насчитывалось около 173 тыс. коммунистов, которые были сконцентрированы на самых решающих участках. Во всех ротах были низовые партийные организации. В 4-й ударной и 43-й армиях коммунисты и комсомольцы составляли от 27 до 40 процентов всего личного состава. В каждой дивизии, готовившейся к наступлению, безвыездно находились представители фронтового и армейских политорганов. Они провели огромную и важную работу.

Накануне наступления Военный совет 43-й армии подготовил специальный приказ, в котором призывал воинов с честью выполнить свой ратный долг в предстоящем наступлении.

Наиболее точно выразил общее настроение воинов фронта сержант Рыженко из 881-го стрелкового полка 158-й стрелковой дивизии. «Товарищи! — обратился он к участникам митинга. — Просто сердце радуется, когда подумаешь о нашей силе и мощи. Подумать только: столько у нас техники, самолетов, танков, орудий, боеприпасов! Да с такими силами, которые вручил нам народ, мы разобьем любого врага!»

За двое суток до назначенного срока армии генералов П. Ф. Малышева и А. П. Белобородова были полностью готовы к наступлению. Мы доложили об этом маршалу А. М. Василевскому, и он решил перенести начало наступления с 15 на 14 сентября.

На рассвете я с группой генералов и офицеров прибыл на командный пункт генерала Белобородова. Командарм был уже на месте и, осматривая окружающую местность, сердито чертыхался, кляня «небесную канцелярию». И, надо сказать, основания для этого были серьезны: после дождя вся окружающая местность покрылась густым осенним туманом. Видно было не далее двухсот метров. Об использовании авиации нечего было и думать. Да и артиллерия могла вести огонь лишь вслепую.

Посоветовавшись, мы решили перенести начало атаки на более позднее время. Однако туман долго не рассеивался. Ожидание было мучительным. Наконец к полудню видимость стала сносной. Был подан сигнал начала артиллерийской и авиационной подготовки.

Мгновенно вспыхнула привычная слуху яростная артиллерийская канонада. Вскоре в воздухе появились самолеты, летевшие в несколько этажей. Сверху, натужно гудя, в строгих боевых порядках летели бомбардировщики. Вокруг них вились истребители. Ниже прижимаясь к земле, с воем проносились штурмовики. Эта картина радовала всех наших воинов, укрепляла уверенность в могуществе наших сил, в их способности сокрушить врага.

В 13 часов 30 минут стрелковые дивизии 43-й армии при поддержке танков и авиации стремительно атаковали позиции противника.

Первые донесения о результатах атаки всегда ожидаются с наибольшим нетерпением. Они фактически дают оценку нашей работе по подготовке операции. К счастью, на этот раз первые донесения радовали: войска без особых трудностей преодолели реку Мемеле, на которой к тому времени вскрылось много бродов, на 28-километровом участке вклинились в оборону противника и успешно продвигались на север.

Ударные группы 43-й и 4-й ударной армий шли вперед, преодолевая яростное сопротивление противника, который за короткое время предпринял 17 контратак. Несмотря на то, что наступление началось фактически во второй половине дня, первая полоса обороны, а в районе Бауски и вторая были прорваны еще задолго до наступления темноты.

Надо было торопиться, чтобы упредить противника. И мы решили немедленно ввести северо-восточнее Бауски 3-й гвардейский мехкорпус. Генерал Обухов протолкнул свои головные соединения в образовавшуюся брешь и повел их к городу Иецава, на подступах к которому проходил третий подготовленный рубеж обороны, именовавшийся фашистами «восточно-митавской оборонительной линией».

Прорвавшиеся уже затемно к этому рубежу передовые части генерала Обухова встретили организованное сопротивление. Их атаки продолжали на следующий день подоспевшие основные силы мехкорпуса и передовые части стрелковых дивизий.

Здесь, на подступах к Иецаве, находился наиболее мощный узел сопротивления противника. В этом я все более убеждался, оценивая и сопоставляя поступавшие отовсюду сведения о ходе сражения. Между тем нам нельзя было ввязываться в затяжные бои, выгодные противнику, стремившемуся выиграть время для переброски резервов. Поэтому я отдал приказ: мехкорпусу Обухова обойти Иецаву с востока и развивать наступление к Западной Двине и в сторону Риги.

Генерал Обухов и на этот раз умело осуществил маневр. В то время как стрелковые дивизии продолжали громить фашистов у Иецавы, он повел свои соединения в обход города с востока. Там они прорвались и через третий оборонительный рубеж, а затем стремительно продвигались вперед, отбрасывая выдвигавшиеся из тыла резервы противника.

Хочется отметить добрым словом блестящие боевые действия в этой операции 35-й танковой бригады мехкорпуса. Ею очень смело и успешно командовал Герой Советского Союза генерал-майор Ази Асланов. Я высоко ценил мужество и отвагу этого доблестного сына азербайджанского народа и до сих пор с печалью думаю о том, что не довелось ему дожить до победы: в ноябре 1944 г. в период ожесточенных сражений с фашистами в Курляндии генерал Ази Асланов пал смертью храбрых.

Вслед за мехкорпусом успешно продвигались и стрелковые соединения. Особенно стремительно наступали дивизии 1-го стрелкового корпуса, которым командовал Герой Советского Союза генерал-лейтенант Н. А. Васильев.

Неоценимую помощь наступавшим соединениям оказывали летчики 3-й воздушной армии. С первого дня наступления истребители уверенно господствовали в воздухе и, словно соколы, бесстрашно бросались на фашистские самолеты, появлявшиеся над нашими войсками. А в это время штурмовики и бомбардировщики сеяли смерть среди фашистов на земле. Тысячи фашистских вояк, десятки танков и орудий нашли свой конец от сокрушительных ударов летчиков 1-го гвардейского бомбардировочного корпуса, 314-й бомбардировочной, 221-й и 335-й штурмовых авиационных дивизий.

Шел третий день наступления. Войска успешно продвигались на Ригу. К вечеру 35-я танковая бригада 3-го гвардейского мехкорпуса и передовые части стрелковых корпусов 43-й армии прорвались к городу Балдоне и вышли к Западной Двине.

Я прикинул по карте; до Риги оставалось два десятка километров. Нетрудно было видеть, что в результате прорыва войск нашего фронта на юго-западные подступы к Риге возникла явная угроза изоляции и рассечения всей группы армии «Север». Мы понимали также, что первоочередной мерой командования этой группы армий явится усиление сопротивления на подступах к столице Латвии. Не вызывало сомнений и то, что гитлеровцы попытаются сильными контрударами отразить наступление войск 4-й ударной и 43-й армий, угрожавших Риге с юго-востока. Противник должен был предпринять контрудар хотя бы для того, чтобы успеть выскочить из мешка, который мы готовились «завязать» в районе Риги.

В том, что враг в те дни только и мечтал, как бы поскорее выскользнуть из этого мешка, мы впоследствии окончательно убедились.. Как выяснилось, 15 сентября командующий группой армий «Север» генерал Шернер настоятельно просил Гитлера разрешить отход войск из Советской Прибалтики, пока их не постигла полная катастрофа. Отличавшийся редким упрямством фюрер на этот раз вынужден был все же принять решение об отводе своих войск с занимаемых рубежей на всем фронте от Финского залива до Западной Двины.

Наши предположения, что командование группы армий «Север» в ближайшие дни попытается любой ценой нанести поражение советским войскам, угрожавшим Риге, не замедлили подтвердиться. Генерал Папивин чуть ли не через каждый час докладывал мне о беспрерывных передвижениях крупных колонн танков, пехоты и артиллерии как с востока, так и с запада в сторону Балдоне, где наши войска наиболее близко подошли к Риге. Эти данные полностью подтверждались информациями славных патриотов латышского народа, которые в составе партизанских отрядов на протяжении всей войны героически сражались в тылу врага, нанося ему существенные потери.

Пока генерал Шернер накапливал силы на южных подступах к Риге, его войска, действовавшие в районе Добеле, 17 сентября предприняли новый мощный контрудар, в котором участвовало свыше двенадцати моторизованных батальонов и 380 танков и штурмовых орудий. Вся эта группировка обрушилась на войска 51-й армии.

Командованию и штабу фронта пришлось снова распылять свое внимание как на руководство продолжавшимся наступлением на Ригу, так и на организацию отражения этого контрудара.

17 сентября, когда в районе Добеле войска 3-й немецкой танковой армии возобновили наступление, генералы Белобородов и Малышев доложили о новых успехах их армий на рижском направлении. В ходе упорных атак соединения 4-й ударной и 43-й армий освободили еще несколько десятков населенных пунктов. Однако командармы отмечали, что каждый километр пути на север достается все труднее и труднее.

В тот день мы особенно резко почувствовали возросшее сопротивление противника, предпринимавшего мощные контратаки силами подошедших резервов. Если накануне наши войска продвинулись за день от 10 до 15 км, то 17 сентября им удалось пройти вперед всего на 2–3 км. Перед наступающими одна за другой появлялись все новые дивизии противника, ранее действовавшие против войск других фронтов.

Обстановка на рижском направлении и в дальнейшем продолжала обостряться с каждым днем. Гитлеровское командование, перебросив в район Балдоне свои последние резервы, сосредоточило на этом направлении около двенадцати дивизий. Шесть из них, в том числе две танковые, входили в состав ударной группировки, которая утром 19 сентября при поддержке авиации нанесла мощный контрудар по 43-й армии и частям 3-го гвардейского мехкорпуса. Однако успеха она не имела. Все атаки противника были отбиты.

В этот день по вызову из Москвы мне пришлось по телефону лично докладывать Верховному Главнокомандующему И. В. Сталину о ходе нашего наступления. Он похвалил войска фронта за успешные действия и предложил немедленно передать в Генеральный штаб данные об отличившихся.

И уже вечером мы с большим волнением слушали, передаваемый из Москвы по радио приказ Верховного Главнокомандующего, в котором выражалась благодарность войскам фронта за достигнутые в ходе сентябрьского наступления успехи. В этой же вечер воины нашего фронта с радостью слушали по радио, как двести двадцать четыре орудия в столице нашей Родины сделали двадцать залпов в честь их победы.

Трудно описать ликование, охватившее воинов. Приказ Верховного Главнокомандующего словно прибавил силы наступавшим дивизиям, и они не только успешно отбили все контратаки, но и сами с новой силой атаковали врага и настойчиво теснили его на север и на запад.

В двадцатых числах сентября бои достигли наивысшего напряжения. Если в районе Добеле противнику удалось все же ценою огромных потерь потеснить наши войска на 5 км, то под Ригой он сам вынужден был каждый день пятиться назад, а 22 сентября был выбит и из Балдоне. На следующий день враг, введя две новые пехотные дивизии, прибывшие из Эстонии, попытался вернуть этот город, но был отбит.

Напряженные боевые действия, которые вели немецко-фашистские захватчики против правого крыла нашего фронта, а также ввод на этом участке почти всех крупных резервов группы армий «Север» создали благоприятные условия для развития наступления 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов с востока и северо-востока на Ригу. Под ударами войск этих фронтов основные силы группы армий «Север» к концу сентября были отброшены на сильно укрепленный в инженерном отношении Рижский плацдарм. Впрочем, при этом значительная часть войск противника продолжала упорно оборонять так называемый рижский коридор вдоль Рижского залива.

* * *

В связи с резким изменением стратегической обстановки в Прибалтике Ставка признала нецелесообразным дальнейшее наступление войск 1-го Прибалтийского фронта на Ригу с юго-востока по лесисто-болотистой местности против сильной группировки противника. Сложившиеся условия требовали переноса главного удара советских войск с рижского направления на клайпедское, с тем чтобы мощным рассекающим ударом из района Шауляя на запад прорваться к морю и отрезать пути отхода в Восточную Пруссию группе армий «Север», все еще насчитывавшей в своем составе около 40 полнокровных дивизий.

Новую директиву мы получили 24 сентября. Ставка фактически требовала направить в район Шауляя все силы фронта. Причем две армии{5-ю гвардейскую танковую и 43-ю общевойсковую) мы должны были перегруппировать туда в течение ближайших четырех дней, а остальные — после смены их войсками 2-го Прибалтийского фронта.

Указывалась и цель перегруппировки; создать в районе Шауляя мощную ударную группировку, силами которой прорвать оборону противника западнее и юго-западнее Шауляя и выйти на побережье Балтийского моря от Паланги до устья реки Неман. А в период подготовки нами большого наступления войскам 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов, согласно директиве Ставки, надлежало продолжать продвижение вперед с целью овладения Ригой и очищения побережья Рижского залива и Балтийского моря до порта Либава.

Таким образом, замысел Ставки вырисовывался предельно четко: нам надлежало мощным рассекающим ударом из района Шауляя на Клайпеду перехватить пути отхода войск группы армий «Север» из Латвии в Восточную Пруссию, а войскам 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов — громить противника в ходе решительного наступления и отбрасывать остатки его сил в «объятия» войск 1-го Прибалтийского фронта.

Начало наступления нашего фронта и войск 39-й армии 3-го Белорусского фронта было назначено на 1–2 октября. Иначе говоря, на подготовку, в том числе и на перегруппировку четырех армий, отводилось всего пять-шесть дней.

Мало знакомому с вопросами оперативного искусства читателю трудно представить себе весь необозримый объем предстоявших подготовительных мероприятий: надо было передвинуть полумиллионную армию с ее вооружением и боевой техникой на расстояние от 80 до 240 км, перебросить на новое направление свыше 9 тыс. орудий и минометов, 1350 танков и самоходных1 орудий, массу различной техники и имущества, подвезти, наконец, войскам огромное количество боеприпасов. Всю эту колоссальную работу мы должны были осуществить в условиях наступившей дождливой осени при недостаточной пропускной способности наличной сети шоссейных и грунтовых дорог.

Помимо всего этого, предстояло перебазировать на новое направление и основную массу фронтовой авиации, а также армейские и фронтовые тылы с их материальными средствами и громоздкими госпитальными базами.

Генерал В. В. Курасов, любивший точный расчет, долго изучал вместе со своими операторами огромную карту. В конце концов он огорченно развел руками:

— Никак не успеваем к назначенному сроку, товарищ командующий. К сожалению, войска в значительной своей массе вынуждены будут перегруппировку совершать пешим порядком, да и то только в ночное время. А это при наличии в полосе передвижений войск ограниченной сети грунтовых дорог существенно снижает темпы перегруппировки.

Мы представили точные расчеты маршалу А. М. Василевскому. Внимательно изучив их, он обещал выпросить для нас у Ставки еще двое-трое суток. Это нас в какой-то мере удовлетворило. Ведь мы понимали, что Ставка не сможет предоставить нам больше времени, ибо главный расчет предстоявшего наступления строился на внезапности оперативного маневра. Мы должны были Tie дать противнику возможности своевременно перебросить на кяайпедокое направление свои крупные оперативные резервы, чтобы воспрепятствовать наступлению нашего фронта.

Было ясно, что даже при соблюдении всех мер маскировки очень трудно утаить от противника перегруппировку всех сил довольно мощного по своему составу фронта на повое направление с преодолением при этом значительного расстояния. Поэтому нами принимались оперативные меры, направленные на то, чтобы гитлеровское командование не получило времени на проведение контрмер, если бы даже оно и сумело разгадать наш замысел.

Опыт войны убедил меня, что чем меньше времени имеешь на подготовку операции, тем тщательнее надо ее планировать. Генерал Курасов тоже хорошо это понимал и потому не только в короткий срок, но и всесторонне подготовил совместно со своими помощниками все необходимые материалы. Директива войскам фронта на наступление, план перегруппировки, план операции и другие документы были готовы еще до 29 сентября. Тщательно изучив группировку противника в полосе наступлепия, характер инженерного оборудования оборонительных позиций и рубежей в тактической зоне и в оперативной глубине, а также наступательные возможности поиск фронта, мы пришли к убеждению, что на этот раз все благоприятствует нанесению двух ударов.

Главный удар решили нанести из района северо-западнее Шауляя силами 6-й гвардейской, 43-й и 5-й гвардейской танковой армий на участке шириной около 20 км в общем направлении на Клайпеду. Здесь для решительного взлома обороны противника сосредоточивалась половина всех сил фронта и создавалась весьма высокая даже для того времени артиллерийская плотность — 250 орудий и минометов на каждый километр участка прорыва.

Общевойсковыми армиями предполагалось в первый день операции прорвать оборону противника на всю ее тактическую глубину.

Для развития же прорыва в глубину в общем направлении на Клайпеду намечалось использовать 5-ю гвардейскую танковую армию, которая вводилась в сражение главным образом в полосе наступления 43-й армии. Что касается 6-й гвардейской армии, наступавшей на правом крыле ударной группировки фронта, то она усиливалась 19-м танковым корпусом генерала Васильева и качестве армейской подвижной группы.

Нанесение второго удара было возложено на войска 2-й гвардейской армии. По нашему замыслу, они переходили в наступление из района, расположенного к юго-западу от Шауляя. Армия усиливалась 1-м танковым корпусом генерала Буткова в качестве армейской подвижной группы.

51-я армия после ее смены войсками 2-го Прибалтийского фронта выводилась во второй эшелон фронта на направлении главного удара. 4-я ударная армия развертывалась на правом крыле всей группировки фронта и должна была обеспечить ее от возможных контрударов противника с севера. За ней сосредоточивался 3-й мех-корпус, выводимый в резерв фронта.

На 3-ю воздушную армию в этой операции возлагались следующие задачи: прикрыть сосредоточение ударных групп фронта; осуществить авиационную подготовку атаки и авиационную поддержку наступления ударных группировок; обеспечить ввод в сражение армий второго эшелона и в первую очередь танковой армии и отдельных танковых корпусов; воспрепятствовать подходу резервов противника из глубины и с флангов.

По опыту предыдущих операций мне было известно, что на командование воздушной армии можно положиться: оно сделает все, что нужно для успешного выполнения приказа. Для того чтобы скрыть от фашистского командования найти оперативные намерения, я в личной беседе с генералом Папивиным обратил его внимание на необходимость в период осуществления перегруппировки войск фронта полностью закрыть разведывательной авиации противника путь в паше воздушное пространство.

Это было одно из важнейших мероприятия той части нашей подготовительной работы, целью которой было достижение внезапности. Ее мне хотелось бы выделить особо.

Еще 26 сентября мы направили в армии специальную директиву, в которой подчеркивали, что от умения скрытно провести нашу подготовку — рекогносцировки, перегруппировки, сосредоточение и занятие исходного положения — во многом зависит успех предстоящей операции. В числе мероприятий по дезинформации противника было рекомендовано имитировать подготовку нового наступления на Ригу из района Балдоне. В связи с этим автомашины, выделенные для переброски войск, двигались днем в сторону Риги, а ночью возвращались назад с войсками, боеприпасами и различным имуществом, перебрасывавшимися в новые районы.

Число лиц, участвовавших в планировании наступления, было предельно ограничено. Всякие переговоры по всем средствам связи о готовящейся операции были категорически запрещены. Все задачи и указания о предстоящем наступлении доводились до исполнителей старшими начальниками лично в устной форме. Рекогносцировку мы рекомендовали проводить небольшими группами, скрытно, причем все офицеры и генералы должны были переодеваться в красноармейскую форму или носить маскировочные халаты и пилотки. Генералам и офицерам армий, совершавших перегруппировку, разрешалось выезжать на рекогносцировку только под видом представителей вышестоящих штабов с соответствующими документами, как бы для проверки. Была налажена строжайшая комендантская служба, которой мы предоставили исключительные права по поддержанию соответствующего режима на всей территории, где происходила подготовка войск к наступлению.

Несмотря на все принятые предосторожности, нельзя было, однако, быть полностью уверенными, что фашистскому командованию не удастся раскрыть наши намерения. Поэтому мы потребовали, чтобы разведка своевременно выявила, предпринимает ли противник контрмеры. В первую очередь стремились проверить это путем захвата пленных. Однако явных признаков, подтверждающих осведомленность противника о готовившемся наступлении, нашей разведке не удалось установить.

Пока колонны соединений и частей скрытно, под контролем штабов, выдвигались в назначенные районы, командующие армиями с группами генералов и офицеров армейских управлений прибыли в исходные районы, откуда их войска переходили в наступление, Здесь они проводили рекогносцировку исходного района, уточняли на местности замысел предстоящего наступления, места сосредоточения войск, места для размещения органов управления, оформляли результаты проделанной работы документами: боевыми приказами, различными планами, распоряжениями. Одним словом, вели всю ту огромную работу, которая выпала на их долю в дни, отделявшие момент поступления директивы из Ставки от начала атаки.

Последние приготовления подходили к концу. Вечером 4 октября генералы Чистяков, Белобородов и Чанчибадзе доложили, что их армии готовы перейти с утра следующего дня в наступление. Новый командующий 5-й гвардейской танковой армией генерал-лейтенант танковых войск В. Т. Вольский, мой старый фронтовой друг, с которым мы вместе пережили первые, самые трудные, месяцы войны, умело подготовил свои войска к вводу в прорыв. Главные силы его армии были уже в назначенном районе сосредоточения к северо-западу от Шауляя, а остальные соединения подтягивались к району сосредоточения.

Благодаря умелой и настойчивой работе командующего бронетанковыми войсками фронта генерал-лейтенанта К. В. Скорнякова и его штаба все танковые части и соединения своевременно и организованно изготовились для участия в предстоящем наступлении поиск фронта.

Генерал Н. М. Хлебников, как всегда, отлично справился со всей суммой мероприятий по подготовке артиллерии. Огромная масса артиллерийских и минометных стволов была нацелена на вражеские позиции, готовая по первому сигналу открыть сокрушительный огонь.

От генерала Хлебникова не отставал талантливый начальник инженерных войск фронта генерал В. В. Косырев. Инженерное обеспечение операции было спланировано и практически подготовлено в полном объеме. Саперы были готовы снять в ближайшую ночь последние минные заграждения в намеченных проходах. Начальник службы противохимической защиты полковник М. Ф. Доронин подготовил задымление участков форсирования рек и переправ через них, чтобы воспрепятствовать ведению противником прицельного огня.

Исключительную по объему работу провел начальник тыла фронта генерал Д. И. Андреев со своим штабом и службами. К началу наступления войска были полностью обеспечены боеприпасами; горючим, продовольствием и другими видами снабжения. Очень много сделал для медицинского обеспечения операции начальник военно-санитарного управления фронта генерал А. И. Бурназян.

Еще в первых числах октября развернулась и активная политическая подготовка воинов к новому наступлению. В войска выехали почти все фронтовые политработники, в том числе начальник политуправления генерал М. Ф. Дребеднев, его заместители полковники Медведев и Филатов, начальник организационно-инструкторского отдела полковник Диброва и другие. Они организовали изучение полезного опыта партийно-политической работы в предыдущих наступательных операциях.

3 и 4 октября во всех соединениях были проведены собрания партийного актива. После этого их участники, возвратившись в свои части, организовали встречи и беседы, в которых рассказывали о злодеяниях, совершенных гитлеровцами на нашей земле, об отличившихся в последних боях героях своей дивизии, полка, батальона, роты.

Наибольшим успехом пользовались беседы бывалых воинов. Об их подвигах рассказывали многочисленные листовки, боевые листки, дивизионные и армейские газеты. Рассказы и советы самих героев выслушивались с затаенным дыханием. Это была, пожалуй, самая доходчивая форма пропаганды.

Итак, казавшееся несколько дней тому назад почти невозможным свершилось: фронтовая наступательная операция была подготовлена в весьма короткий срок.

Последним нас порадовал начальник разведки генерал-майор А. А. Хлебов. Он доложил, что в ближайшей глубине обороны противника существенных приготовлений к отражению нашего наступления не замечено.

Наступило утро 5-го октября. Оно было по-осеннему хмурым. Темные, густые облака, казалось, касались крыш домов и, словно спеша избавиться от своей ноши, обрушивали море воды на и без того раскисшую землю. При виде такой грустной картины лица моих ближайших боевых соратников стали мрачнее висевших над нами туч.

Ну и погодка! — не выдержал Хлебников. — Моим артил леристам словно повязку на глаза надели.

Да ... — вздохнул Папивин, — при такой погодке даже штурмовика не выпустишь.

Я молча слушал эти реплики, отлично понимая, что они являлись косвенным намеком на необходимость отложить начало операции: какое же наступление без артиллерии и авиации!

Однако я просто не мог смириться с этой мыслью. Ведь каждые сутки оттяжки — это выигрыш для врага, ибо мы не были уверены, что он все еще не обнаружил передвижений огромной массы войск. Посоветовавшись с членом Военного совета Леоновым и начальником штаба Курасовым, решил начать наступление в тот же день, если хоть немного улучшится видимость. На наше счастье к 11 часам дня погода действительно слегка изменилась. Облака, словно избавившись от избытка влаги, поднялись метров на сто. И хотя видимость еще была неважная, все же условия для начала наступления немного улучшились.

Во всех армиях фронта приступили к разведке обороны противника боем. Между 11.20 и 11.30 открыли огонь артиллерия и минометы. В течение 20 минут они интенсивно обстреливали первую позицию. Затем стремительно бросились вперед передовые батальоны дивизий. Они ворвались в первую траншею неожиданно для фашистских солдат, которые отсиживались в укрытиях в ожидании окончания артиллерийской подготовки.

На направлении главного удара, в районе литовского местечка Куршенай, в числе первых ворвавшихся на передний край противника бойцов и командиров была отважная полковая разведчица Нина Редько. Еще снаряды рвались вдоль первой траншеи противника, а отважная разведчица бросилась вперед и увлекла за собой товарищей. Вскочив в траншею, Нина Редько лицом к лицу столкнулась с фашистом. Внезапное появление девушки ошеломило его. Он растерялся, и это стоило ему жизни. На какое-то мгновенье упредила и метким выстрелом сразила Нина и следующего фашиста. Тем временем, обгоняя отважную девушку и круша врага, продвигались вперед остальные бойцы. Не прошло и 20 минут, как и первая, и вторая траншеи были очищены и наши передовые подразделения ворвались в Куршенай.

Два отделения из батальона майора Куташенкова сразу же проникли в тыл и незаметно просочились к мосту через реку Вента. В короткой рукопашной схватке они уничтожили саперов, подготовлявших мост к взрыву, и захватили его, отбив все атаки противника.

Подразделению капитана Болдырева, вырвавшемуся вперед, противостояли превосходящие силы гитлеровцев. Но Болдырев решительно повел в атаку горстку своих бойцов. Вспыхнул ожесточенный рукопашный бой. Когда он окончился, на поле боя осталось 65 фашистских трупов, а уцелевшие предпочли сдаться в плен. Один из взятых в плен унтер-офицеров так рассказывал об этом бое: «Я до сих пор не имел представления о силе ваших солдат. Нас было 150 человек, а русских не более 60. Их упорство и внезапность атаки привели к тому, что мы понесли потери и не сумели противостоять их удару».

Противник предпринимал яростные контратаки, но их стойко отражали наши бойцы и командиры. Яркий тому пример — взвод лейтенанта Давлетова.

Когда он был контратакован фашистской ротой с танками, Давлетов обратился к бойцам: «Товарищи! Стоять, как стояли панфиловцы. Ни шагу назад без моего приказа!» И бойцы ответили на этот призыв метким огнем по врагу. Фашистскую пехоту они заставили залечь, а с прорвавшимися тапками вступили в бой. Боец-комсомолец Высоченко успел подбить один танк из противотанкового ружья, но следующий ворвался в расположение взвода. Тогда лейтенант Давлетов схватил связку гранат и бросился под танк. Раздался взрыв, и стальная громадина замерла.

Потрясенные героической гибелью командира, бойцы мужественно продолжали схватку с врагом. Когда уцелевшие танки повернули назад, младший лейтенант Мальцев снова поднял бойцов в атаку. Вскоре он был смертельно ранен. Когда к нему подбежал санинструктор, чтобы перевязать его, Мальцев с трудом прошептал: «Оставь. Все кончено. Передай парторгу, чтобы вписал меня в свою книжечку, где у него записаны коммунисты. Я изо всех сил старался заслужить эту честь».

Так сражались наши воины повсюду.

Наступление началось успешно: передовые батальоны в течение первого же часа углубились в расположение противника на 2–4 км.

Их успешным действиям хорошо помогли стремительные атаки штурмовиков, которые из-за низкой облачности проносились так низко над землей, что порой казалось: вот-вот они заденут верхушки деревьев, крыши домов, телеграфные столбы.

Несмотря на все еще плохую погоду, авиация, как и артиллерия, оказала существенную поддержку наступавшим. Летчики генерала Папивина, в основном штурмовики, совершили в течение дня около 500 самолето-вылетов.

Командармы не замедлили воспользоваться успехом передовых отрядов и во втором часу дня начали вводить в сражение главные силы стрелковых корпусов, которые неудержимо пошли вперед. Противник предпринимал отчаянные попытки задержать наступающие части, но это ему не удавалось. Наши воины были охвачены исключительно высоким моральным подъемом: ведь они выбрасывали врага из последних районов родной советской земли! Все словно соревновались в героизме и самоотверженности. Отовсюду доносили об удивительных подвигах.

К концу дня оборона противника в полосе наступления 6-й гвардейской и 43-й армий была прорвана почти на 80-километровом фронте на глубину 14–17 км. В полосе 2-й гвардейской армии события развивались менее успешно, но и там наши воины прорвали оборону немецко-фашистских войск на участке 18 км по фронту и 7–8 км в глубину.

Поскольку переход в наступление начался со значительным опозданием, вторую полосу обороны, несмотря на высокий темп продвижения войск фронта, удалось прорвать лишь к вечеру. Это привело к задержке ввода подвижных групп в сражение. Вечером от генерала Вольского поступило донесение, что передовые отряды его танковой армии вышли к реке Вента и готовы с утра следующего дня перейти в наступление. О готовности ввести в действие спои армейские подвижные группы доложили и командармы Чистяков II Чанчибадзе.

Утро второго дня наступления показалось не столь мрачным; правда, весь небосвод был затянут облаками, однако они держались на довольно значительной высоте. Это позволило генералу Папивину выпустить всех своих рвавшихся в бой летчиков. Они сразу же захватили господство в воздухе. В этот день воздушная армия совершила более тысячи самолето-вылетов.

Армии генералов Чистякова, Белобородова и Чанчибадзе с утра решительно атаковали противника, закрепившегося на реке Вирвите. Они продолжали наступление в предусмотренных планом направлениях: 6-я гвардейская — на город Калвария, т. е. вдоль железной дороги, связывающей Шауляй с Кретингой; 43-я — на Клайпеду, 2-я гвардейская — от Кельме на Шилале и далее к устью реки Неман.

Фронт наступления с каждым часом расширялся. В этой обстановке чрезвычайно важно было сохранить твердое управление войсками. И штаб фронта блестяще справился с этой задачей: я имел возможность не только проследить все передвижения войск, но и, благодаря стараниям нашего начальника связи генерала К. А. Бабкина, в любую минуту установить связь с командармами и командирами корпусов и даже дивизий, чтобы в случае необходимости перенацелить их войска для выполнения новых задач.

В первой половине дня стало известно, что танковые корпуса генерала Вольского форсировали Вирвите и стремительно продвигаются в общем направлении на Кретингу и далее на Клайпеду. Генералы Чистяков и Чанчибадзе ввели в сражение свои танковые корпуса. В итоге темп наступления резко увеличился.

В связи с быстрым расширением участка прорыва 6-я гвардейская армия вынуждена была в ходе развития наступления постепенно развертывать войска в сторону своего правого фланга. Она все больше отклонялась на северо-запад, откуда ожидался контрудар по наступавшим войскам со стороны главных сил группы армий «Север».

Это вынуждало нас торопить генерала Малышева с вводом своей армии правее 6-й гвардейской. В полдень Малышев доложил, что главные силы 4-й ударной армии, сдав свою полосу войскам 2-го Прибалтийского фронта, к концу дня выйдут на рубеж городов Круопяй, Папиле, чтобы с утра 7 октября перейти в наступление и направлении Акмене.

Вскоре и генерал Крейзер сообщил, что главные силы 51-й армии, тоже сдавшие свою полосу войскам 2-го Прибалтийского Фронта, находятся на марше и во второй половине следующего дня будут готовы к вводу в сражение. Как предусматривалось планом/ они должны были заполнить образующийся между 6-й гвардейской и 43-й армиями разрыв, чтобы развивать наступление в общем направлении на Палангу.

К концу второго дня армии Чистякова и Белобородова продвинулись еще на 15–20 км и освободили свыше 350 населенных пунктов. Заметно увеличился темп наступления и на вспомогательном направлении: гвардейцы генерала Чанчибадзе, отбросив врага на 13–15 км, заняли более сотни населенных пунктов.

Донесения из армий показывали, что нам удалось скрыть свой маневр и подготовку наступления на Клайпеду. Во всяком случае ход наступления свидетельствовал, что противник опоздал принять контрмеры. Желая найти подтверждение этим предположениям, я приказал доставить ко мне двух захваченных в плен штабных офицеров. Их опрос подтвердил, что первые признаки готовившегося нами наступления фашистская разведка сумела выявить лишь 2–3 октября, но при этом она даже не подозревала о размахе предстоящего удара.

Командующий группой армий «Север» генерал Шернер, как выяснилось впоследствии, и мысли не допускал, что советские войска смогут в ближайшее время предпринять крупное наступление на клайпедском направлении. Эта недооценка наших возможностей дорого обошлась фашистам.

Даже на третий день нашего наступления фашистское командование не успело перебросить на клайпедское направление сколько-нибудь значительные силы. Лишь около двух пехотных дивизий да танковая бригада с прилегавших участков фронта успели подойти к району, где решалась участь войск группы армий «Север». Однако эти незначительные силы не могли серьезно повлиять на обстановку.

Как мы и рассчитывали, в последующие дни наши наступавшие армии, песмотря на начавшиеся изнурительные осенние дожди, достигли еще большего успеха. Только за 7 октября главные силы фронта продвинулись на 30–35 км.

Этому в значительной мере содействовало организованное вступление в сражение 4-й ударной и 51-й армий. Первая, как и предусматривалось, наступала правее 6-й гвардейской армии на Акмене и далее на северо-запад. Продвижение дивизий этой армии высвобождало войска 6-й гвардейской армии и позволяло ей все быстрее сосредоточивать усилия для наступления в сторону Либавы, прикрывая тем самым главные силы фронта от ударов с северо-запада.

Армия Крейзера, вступившая в сражение в стыке 6-й гвардейской и 43-й армий, при подходе наших войск к городу Тельшяй успешно продвигалась вдоль железной дороги, ведущей от Шауляя на Кретингу.

Еще более стремительно продвигались к Клайпеде войска 43-й армии, впереди которых наступали танковые корпуса 5-й гвардейской танковой армии.

Ритм сражения подсказывал, что противник на направлении главного удара наших войск был полностью деморализован. Это было особенно заметно по пленным, которых с каждым днем становилось все больше. Они выглядели небывало растерянными и явно испуганными. Они охотно давали показания и все искреннее произносили ставшую сакраментальной фразу: «Гитлер капут!» Как они были непохожи на тех, кого мне довелось увидеть в первые дни войны на Украине!

Документы сохранили показания многих из этих пленных. Вот что, например, говорил сдавшийся в плен 7 октября бывалый вояка, ефрейтор одной из рот гренадерского полка дивизии СС «Великая Германия»: «7 октября было самым страшным из всех дней, которые мне пришлось когда-либо пережить. Русские били по нас из всех видов оружия. Едва ли кому-нибудь удалось вырваться из русского огневого кольца. Думаю, что спаслись лишь те, кому посчастливилось попасть в плен». Так заговорили в те дни вояки из «непобедимой» армии; они стали почитать за счастье возможность попасть в плен.

Лишь в полосе 2-й гвардейской армии, наступавшей на вспомогательном направлении, противник все еще яростно отбивался. Но и она к концу 7 октября сумела «прогрызть» всю тактическую зону обороны противника и развернуть стремительное наступление к границе Восточной Пруссии. В числе передовых дивизий этой армии последние километры родной земли в упорных боях преодолевали воины прославленной в предыдущих сражениях 16-й Литовской стрелковой дивизии, которой командовал полковник А. И. Урбшас.

Оценивая свои успехи, мы не сомневались, что они неизбежно вызовут переполох в стане врага и вынудят командование группы армий «Север» спешно перебрасывать на клайпедское направление значительные силы из рижской группировки. А ослабление последней облегчало наступление войск 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов, в чем мы тогда же убедились: из штаба 2-го Прибалтийского фронта было получено сообщение, что войска группы армий «Север» 6 октября стали покидать укрепленный рубеж Сигулда и стягивать свои силы непосредственно к Риге. У нас не оставалось сомнений, что окончательный разгром уцелевших войск на клайпедском направлении и поворот главных сил нашего фронта на север ускорят бегство противника и из этого весьма важного стратегического пункта Прибалтики, хотя бы ради того, чтобы попытаться пробиться и Восточную Пруссию.

О влиянии продолжавшегося успешного наступления наших поиск на судьбу всей группы армий «Север», в течение нескольких лет осквернявшей землю Советской Прибалтики, наши политработники постарались рассказать всем воинам. Это вызвало еще большее воодушевление среди наступавших.

К концу дня 8 октября в обороне противника была проделана уже 260-километровая брешь. К этому времени от 551-й и 548-й пехотных, 5-й и 7-й танковых дивизий, танковой дивизии СС «Великая Германия», танковой бригады «Гросс» и от множества отдельных частей уцелели только жалкие остатки.

Дороги отступления фашистских войск выглядели сплошным кладбищем боевой техники: танков, орудий, автомашин. И всюду трупы. Ужасающая картина даже для глаз бывалых воинов, повидавших многое за годы войны. Это было поистине суровое возмездие за содеянные преступления!

Для воинов нашего фронта этот день был особенно радостным: по радио из Москвы был передан на всю страну приказ Верховного Главнокомандующего, в котором высоко оценивался успех войск 1-го Прибалтийского фронта. Весть о том, что товарищ Сталин благодарит всех воинов 1-го Прибалтийского фронта за новую выдающуюся победу, одержанную над врагом, молниеносно разнеслась по всем соединениям и частям. Она сыграла немалую роль в дальнейшей активизации всей партийно-политической работы, вселила в каждого воина новые силы, стремление с честью выполнить возложенную на него боевую задачу.

В эти ужасные для оккупировавших Латвию и Литву фашистов дни даже такой «несгибаемый» гитлеровский приспешник, как Шернер, вынужден был обратиться к своему фюреру с просьбой о помощи. Но Гитлеру было не до него: советские армии все ближе подходили к границам рейха, и ему приходилось прибегать к все новым «тотальным» мобилизациям, которые втягивали в армию даже инвалидов и несовершеннолетних.

В этой обстановке Шернеру оставалось лишь предпринимать самые отчаянные меры. И он бросал новые и новые дивизии навстречу армиям Малышева и Чистякова, пытаясь яростными контрударами остановить их продвижение. 8 октября в контрударах участвовало около двухсот танков, на следующий день число их удвоилось.

Хотя темп наступления 4-й ударной и 6-й гвардейской армий в связи с этим резко удал, но они все же по-прежнему продолжали теснить противника на северо-запад. Зато из остальных армий продолжали поступать донесения об успешном продвижении наших войск к морю и к границе Восточной Пруссии.

9 октября генерал Вольский прислал лаконичное донесение: «Форсировал Минию. Впереди море». Это означало, что корпусам 5-й гвардейской танковой армии осталось до Балтийского моря всего 15–20 км. К концу дня об успешном форсировании реки Минин донес и генерал Белобородов. Он сообщал также, что передовые дивизии его армии с ходу атаковали внешний оборонительный рубеж, опоясавший кольцом мощных железобетонных укреплений крупный литовский город-порт Клайпеду, с 1939 г. изнывавший под игом фашистских захватчиков.

Стремление быстрее очистить этот город от вражеских войск было настолько сильным, что воинов, первыми пробившихся к нему, не остановили ни массированный огонь артиллерии крупных калибров отряда кораблей фашистского флота, спешно выдвинутых в район Клайпеды, ни мощные удары авиации противника, ни железобетонные укрепления, ни даже огонь всех видов гитлеровских войск, успевших оседлать эти укрепления. Наши бойцы смело бросались на штурм. Сколько беззаветного героизма проявляли они вновь и вновь!

Несмотря на кажущуюся неприступность обороны на подступах к Клайпеде, многим частям удалось в первые же часы вклиниться в расположение противника. Особенно успешными были атаки 935-го стрелкового полка 306-й стрелковой дивизии.

О накале разгоревшихся 9 октября на подступах к Клайпеде боев можно судить на примере 8-й роты упомянутого выше полка.

Во главе с младшим лейтенантом Бердышевым она пробилась к командному пункту фашистского полка. Гитлеровцы предприняли несколько яростных контратак. Дело каждый раз доходило до рукопашной схватки, и каждый раз фашистам приходилось откатываться назад. Ведь в роте было 17 коммунистов и комсомольцев, а это много значило.

В одной из рукопашных схваток пал смертью героя командир роты. Вражеские пули сразили одного за другим командиров взводов. Но рота не отступила. Командование ею принял на себя парторг Терешин. И вновь бойцы шли в атаки.

В ходе одной из них группе бойцов во главе с рядовым Бадальяном удалось пробиться к фашистскому полковому знамени. Бадальян успел овладеть им, но был окружен группой гитлеровцев, кинувшихся на помощь охране. Советский солдат вступил в неравную схватку. Он был смертельно ранен, но врагам так и не удалось отбить свое знамя. Отдав его подоспевшим товарищам и глядя в сторону Клайпеды, смутно видневшейся сквозь дымку разрывов, он с сожалением вздохнул: «Эх, совсем немного не дошел!»

В те дни каждым воином владела мысль: «Поскорее дойти до цели. Поскорее прогнать фашистских захватчиков с последних клочков советской земли».

Шестой день наступления принес решающий успех. Хотя к этому времени перед нашими армиями появились новые крупные силы противника, в том числе 21-я, 58-я и 251-я пехотные дивизии и 21-я дивизия береговой охраны, враги не смогли и в этот день сдержать наступающие советские войска. Более того, командармы, докладывая о появлении новых вражеских частей, заверяли, что все усилия противника обречены на провал. И действительно, искусным маневрированием войсками и боевой техникой они сорвали все вражеские попытки остановить наступление.

Наступавшим войскам снова крепко помогли летчики 3-й воздушной армии. Генерал Папивин, еще накануне жаловавшийся на усталость летного состава, в этот день мобилизовал все свои резервы и добился самого большого за все наступление числа самолето-вылетов: 1300 раз его боевые машины поднимались в воздух, хотя погода была по-прежнему хмурой и сырой.

В тот день произошло, наконец, событие, которого мы с нетерпением ждали с самого начала наступления: войска фронта пробились к Балтийскому морю. Первым сообщил эту радостную весть генерал Вольский. Его танковые соединения стремительной атакой овладели Кретингой и между Палангой и Клайпедой вышли на морское побережье. При этом они с ходу открыли огонь по стоявшим на рейде фашистским кораблям, успев один из них потопить. К концу дня о выходе на побережье Балтийского моря севернее Паланги доложил и генерал Крейзер.

Это уже была большая победа. Трудно переоценить все ее значение для последующего успешного хода операции Красной Армии по разгрому восточно-прусской группировки войск, прикрывавшей одно из важнейших стратегических направлений на Берлин.

Итак, 10 октября группа армий «Север» была окончательно отрезана войсками нашего фронта от Восточной Пруссии, теперь уже без всякой надежды на освобождение перерезанных сухопутных коммуникаций. Во всяком случае, мы немедленно предприняли все меры, чтобы не выпустить их на сей раз из кольца. И именно в связи с этим сознательно ослабили нажим на Клайпеду, чтобы все силы сосредоточить против яростно атаковавших соединений заблокированной в западной части Латвии группы армий «Север». Это соответствовало указанию маршала А. М. Василевского, непосредственно руководившего с 30 сентября наступлением 2-го и 3-го Белорусских фронтов и твердо потребовавшего от нас не отвлекать силы на второстепенные задачи,

Чувствуя усиливающийся с каждым днем натиск фашистских войск с севера, мы догадывались, что участь Риги отныне решена: Шернер вынужден был снимать оттуда и бросать против нашего фронта все больше и больше сил, что неизбежно должно было вынудить его в конечном счете оставить Ригу.

Как теперь известно, Шернер еще 9 октября, когда войска нашего фронта прорвались на подступы к Клайпеде и были уже недалеко от морского побережья, настоятельно просил у Гитлера разрешения оставить Ригу и отойти на Курляндский полуостров. Гитлер отказал. А когда мы прочно закрепились на побережье Балтийского моря от озера Папе{южнее Либавы) до Клайпеды и стали угрожать захватом Либавы — важнейшего порта на Курляндском полуострове, Гитлер вынужден был согласиться на оставление Риги.

Но организованно отвести свои войска Шернеру не удалось. 13 октября армии 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов стремительным ударом очистили Ригу. Вынуждая противника спасаться бегством, они отбрасывали его в сторону армий нашего фронта. А мы не только не позволили прорваться в Восточную Пруссию ни одной фашистской дивизии, но и, тесня их на север, совместно с остальными Прибалтийскими фронтами зажали войска группы армий «Север» на небольшом клочке Курляндского полуострова.

Даже реакционные западногерманские историки признают ныне, что Шернер был в полной растерянности. Он не видел выхода из создавшегося положения. Огромная группировка войск, некогда удерживавшая за собой почти всю Прибалтику, была обречена. Немецко-фашистскому командованию приходилось сбросить со счетов 38 пехотных, танковых и моторизованных дивизий, свыше полмиллиона фашистских солдат и офицеров, огромную массу вооружения, боевой техники и боеприпасов. И это в то время, когда Гитлер лихорадочно готовился к решающей схватке, стремясь во что бы то ни стало удержать за собой территорию Германии с ее столицей Берлином.

Командующий группой армий «Север» пытался приободрить своих окончательно впавших в панику солдат и офицеров. Причем делал это Шернер довольно своеобразно. «Тем, — обращался он к ним, — кто по своей глупости или злонамеренности сравнивает положение наших войск с армией фон Паулюса под Сталинградом и болтает о котле, следует заткнуть глотку».

Фашистскому командованию массовыми репрессиями удалось в какой-то мере «заткнуть глотку» окруженным. Но это в конечном счете не помогло им избежать сдачи в плен.

Заменивший впоследствии генерал-полковника Шернера на посту командующего группой армий «Север» генерал-полковник Рен-дулнч предлагал Гитлеру как выход из создавшегося положения абсолютно фантастический план - прорваться в Восточную Пруссию. И надо сказать, подобные попытки противником предпринимались, особенно после прорыва войск 1-го Прибалтийского фронта к морю, лишившего группу армий «Север» ее последних сухопутных коммуникаций с Восточной Пруссией. Но все эти усилия не достигали цели. Начальник генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Гудериан придерживался мнения, что необходимо постоянно вывозить войска из Курляндии — одну дивизию за другой. Однако фашистское командование учитывало, что на перевозку одной дивизии из Либавы в Германию требовалось не менее 12 дней, а для полного оборота кораблей — три недели. Расчеты показывали, что на вывоз всей группы армий нужно было минимум полгода. Тогда Гитлер решил оставить главные силы группы армий «Север» в Курляндии, а вывозить морем лишь боевую технику, наиболее ценную материальную часть, конский состав и небольшое количество войск.

Тем временем осенняя распутица, наступившая вскоре после прорыва войск фронта к морю, буквально сковала их действия. Не облегчила условий для широкого наступления в лесисто-болотистой местности Курляндии и последовавшая за этим мягкая, слякотная зима. Кроме того, в январе 1945 г. советским войскам предстояло перейти в общее решительное наступление на главном, западном стратегическом направлении в целях разгрома восточно-прусской группировки гитлеровцев, освобождения братской Польши и выхода на ближайшие подступы к Берлину. В ходе подготовки к этим операциям из состава войск нашего фронта были переданы: 3-му Белорусскому фронту — 2-я гвардейская армия, 1-й танковый корпус, а затем и 43-я армия; 2-му Белорусскому — 5-я гвардейская танковая армия; 1-му Белорусскому — 51-я армия. Значительная часть нашей фронтовой авиации и средств усиления также была передана этим же фронтам.

Поэтому в конце 1944 г. в Курляндии наступила полоса относительного затишья, прерываемая отдельными ударами 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов по отсеченной от Восточной Пруссии группировке войск противника. Лишь в январе 1945 г. войскам 4-й ударной армии нашего фронта удалось под командованием генерал-лейтенанта П. Ф. Малышева прорвать Мемельский укрепленный район и при содействии сил Краснознаменного Балтийского флота штурмом овладеть Клайпедой — последним оплотом фашистов на литовской земле.

Таков был итог прорыва войск 1-го Прибалтийского фронта к Балтийскому морю. Клайпедская наступательная операция явилась как бы заключительным аккордом гигантской борьбы наших войск в Советской Прибалтике.

Гитлеровское командование, потерпев крупное поражение в Прибалтике, вынуждено было под давлением советских войск очистить почти всю ее территорию. Оно без особого сопротивления оставило такой выгодный стратегический район и важный узел сухопутных и морских сообщений в Прибалтике, каким является Рига и примыкающая к ней местность.

Главные силы группы армий «Север» были загнаны в леса и болота Курляндии. Подавляющая их часть была лишена возможности принять на заключительном этапе войны участие в отражении победоносного наступления Советских Вооруженных Сил на территории фашистской Германии, и мы были твердо убеждены, что недалек день, когда безоговорочно капитулируют и окруженные еще в октябре 1944 г, в Курляндии отборные войска немецко-фашистской группы армий «Север».

* * *

Наступал 1945 год. Впереди уже ясно виднелась наша великая Победа. Начавшееся в середине января мощное стратегическое наступление Советских Вооруженных Сил на огромном фронте — от Балтийского моря до Дуная — развивалось весьма успешно.

Наступавшие на северном стратегическом крыле Красной Армии войска 2-го и 3-го Белорусских фронтов нанесли немецко-фашистским силам серьезное поражение и овладели значительной частью Восточной Пруссии. Благодаря стремительному выходу войск 2-го Белорусского фронта к заливу Фришес Хафф и 3-го Белорусского фронта к Балтийскому морю севернее и южнее Кенигсберга крупные силы противника были расчленены на отдельные группировки.

Войска 4-й немецкой армии, насчитывавшие свыше 150 тыс. солдат и офицеров, с упорством обреченных удерживали Хейльсбергский укрепрайон южнее и юго-западнее Кенигсберга. Оперативная группа «Земланд»{123}, состоявшая из И дивизий, одной бригады, нескольких отдельных пехотных и специальных полков, закрепилась на весьма выгодных для обороны рубежах западной части Земландского полуострова и в Кенигсбергском крепостном районе. Только Кенигсбергский гарнизон этой группы насчитывал свыше 130 тыс. солдат и офицеров, до 4 тыс. орудий и минометов, более 100 танков и штурмовых орудий.

К середине февраля советские войска приступили к ликвидации изолированных в Восточной Пруссии немецко-фашистских войск. Против первой группировки — 4-й немецко-фашистской армии — наступали войска 3-го Белорусского фронта (командующий генерал армии И. Д. Черняховский, член Военного совета генерал-лейтенант В. Е. Макаров, начальник штаба генерал-полковник А. П. Покровский). Удар по второй группировке — оперативной группе «Земланд» — должны были нанести войска 1-го Прибалтийского фронта.

Перед нами стояла задача сперва разгромить противника, оборонявшегося в западной части Земландского полуострова, а затем штурмом овладеть крепостью Кенигсберг. Для этой цели управление фронта вместе с 3-й воздушной армией было переброшено к 10 февраля из Курляндии в Восточную Пруссию. Одновременно нам были переданы из 3-го Белорусского фронта 39, 43 и 11-я гвардейская армии, 1-й танковый корпус и необходимые войска усиления. Надо сказать, что первые две из названных армий были до предела истощены предыдущими кровопролитными сражениями и имели в своих стрелковых дивизиях вместе с тыловыми подразделениями но 2250–3000 солдат и офицеров. А у 1-го танкового корпуса было всего 17 танков. Причем других танковых и самоходных частей фронт не имел.

Как показали боевые действия, в последующем 1-й Прибалтийский фронт из-за явного недостатка в силах и средствах не смог без подкрепления крупными резервами выполнить возложенные на пего задачи. Да и наступление 3-го Белорусского фронта в этот период против хейльсбергской группировки противника шло с большим скрипом и не сулило скорой победы.

Учитывая, что эти фронты не располагали тогда достаточными силами и средствами для одновременной ликвидации еще довольно мощной восточно-прусской группировки врага, Ставка приняла разумное решение: уничтожить эту группировку по частям путем нанесения мощных последовательных ударов. Вначале наши войска должны были разгромить хейльсбергскую группировку, затем штурмом овладеть Кенигсбергом и закончить боевые действия ликвидацией противника в западной части Земландского полуострова.

Для лучшего использования сил и средств и централизации управления боевыми действиями наших войск в Восточной Пруссии 1-й Прибалтийский фронт 24 февраля был преобразован в Земландскую группу войск с включением ее в состав 3-го Белорусского фронта. Пишущий эти строки был назначен командующим Земландской группой и вместе с тем заместителем командующего фронтом Маршала Советского Союза А. М. Василевского, вступившего в эту должность 21 февраля после гибели генерала армии И. Д. Черняховского. Членом Военного совета группы стал генерал-лейтенант М. В. Рудаков, начальником штаба — генерал-полковник В. В. Курасов.

Исходя из решения Ставки, войска 3-го Белорусского фронта, усиленные частью сил 11-й гвардейской армии, а также 3-й воздушной армии Земландской группы войск, 13 марта под руководством маршала А. М. Василевского возобновили наступление против хейльсбергской группировки противника и в упорных боях к 29 марта разгромили ее. При этом войска фронта взяли в плен свыше 45 тыс. солдат и офицеров, захватили большое количество танков, до 4 тыс. орудий и минометов и 130 самолетов.

Еще в конце февраля маршал А. М. Василевский поручил мне подготовить так называемую операцию Земланд — штурм Кенигсберга с последующим разгромом группировки немецко-фашистских войск на Земландском полуострове. Подготовка этой операции велась одновременно с ликвидацией хейльсбергской группировки противника.

Из состава Земландской группы до середины марта лишь 39-я и 11-я гвардейская армии располагались вокруг Кенигсберга, 43-я же армия противостояла немецко-фашистским войскам, оборонявшим Земландский полуостров. Теперь же в соответствии с общим решением маршала А. М. Василевского в состав группы но мере уничтожения противника в районе Хейльсберга должны были последовательно прибыть 50-я, 2-я гвардейская и 5-я армии.

Это позволяло в предстоявшей операции использовать для штурма Кенигсберга 11-ю гвардейскую, 43-ю и 50-ю армии, а для ликвидации противника на Земландском полуострове и овладения военно-морской базой Пиллау — 2-ю гвардейскую, 5-ю и 39-ю армии.

Для участия в операции были привлечены значительные силы авиации — 2444 боевых самолета, в том числе 500 тяжелых бомбардировщиков. Общее руководство всеми этими воздушными силами возлагалось на Главного маршала авиации А. А. Новикова. Задача же авиации состояла в том, чтобы прикрыть сосредоточение и развертывание войск, разрушить наиболее важные опорные пункты, парализовать работу Кенигсбергского порта, изолировать крепость Кенигсберг от военно-морской базы Пиллау и западной части Земландского полуострова, непрерывными действиями поддержать наши войска при штурме крепости.

Не теряя ни одного дня, штаб Земландской группы войск во главе со старым моим соратником генерал-полковником В. В. Курасовым четко спланировал всю работу по подготовке операции. До ее начала нужно было доразведать характер обороны и группировку противостоявших войск, в чрезвычайно стесненных дорожных условиях осуществить весьма сложную перегруппировку и сосредоточение войск к линии фронта, всестороннюю их подготовку к предстоявшим действиям. Требовалось также тщательно подготовить артиллерийское и авиационное наступление, четки согласовать взаимодействие как внутри общевойсковых армий, так и между сухопутными войсками, авиацией и Военно-Морским Флотом.

Самой серьезной трудностью, с которой мы столкнулись в начале подготовки операции, была малочисленность стрелковых дивизий, составлявших основные силы войск группы. Сказались непрерывные бои, в которых они участвовали в течение последних месяцев. И вот теперь им предстояло выполнить новые задачи, сложность которых определялась особенностями штурма крепости Кенигсберг, во многом отличавшегося от обычного наступления.

Последним обстоятельством объяснялось то, что подготовке штурма крепости мы уделили исключительно большое внимание. Штаб группы прежде всего организовал тщательную разведку всей системы обороны крепости. Наряду с разведывательными поисками и наземным наблюдением проводилось тщательное аэрофотографирование. Очень ценные сведения добыли разведчики-саперы, а также группы, засылавшиеся в тыл врага начальником разведки группы войск генерал-майором А. А. Хлебовым.

В результате предпринятых мер нам к началу штурма стало известно многое о крепостном Кенигсбергском районе. Занимаемая им площадь составляла почти 200 кв. км. Она была буквально нашпигована мощными железобетонными и маленькими каменными «крепостями», которые группировались вдоль трех оборонительных рубежей. Первый из них, называвшийся внешним обводом, тянулся вокруг города на расстоянии 6–8 км от его окраины и имел общее протяжение 55 км. Следующий проходил прямо по окраине, а третий опоясывал центр города.

Когда мне впервые довелось наблюдать первую линию обороны, прежде всего бросилось в глаза обилие красивых холмов, покрытых мощными деревьями с широкими кронами. Я обратил внимание начальника инженерных войск генерал-лейтенанта В. В. Косырева на эту мирную картину, и он с досадой ответил:

— Под такими «рощицами» и скрыты трехэтажные мощные форты, окруженные противотанковыми рвами шириной до 20 м и глубиной до 7 м, наполовину заполненными водой. Только на первом рубеже насчитывается около пятнадцати таких фортов, да еще в городской черте — девять.

Как выяснилось в дальнейшем, промежутки между фортами окапались заполненными железобетонными дотами, бункерами, прочными каменными строениями, также используемыми в качестве огневых точек. Заводские и крупные административные здания города противник хорошо подготовил к круговой обороне. Улицы и площади были перекрыты железобетонными многоамбразурными огневыми точками, замаскированными танками, самоходными орудиями.

Для удержания крепости гитлеровское командование располагало более чем достаточным количеством войск и средствами их усиления. Если не считать нашего подавляющего превосходства в авиации, то противник имел сил почти столько же, сколько мы. Так что, пожалуй, впервые в истории современных войн штурм такой мощной крепости осуществлялся почти равными силами.

Большинство частей и соединений, составлявших гарнизон крепости, было укомплектовано в основном коренными жителями города и прилегавших районов Восточной Пруссии, что в значительной мере повышало устойчивость обороны. В распоряжении оборонявшихся имелось много вооружения, неограниченные запасы боеприпасов и продовольствия. Словом, крепость могла выдержать осаду в течение нескольких месяцев.

Никогда еще мы не готовили наступательную операцию столь тщательно. Были продуманы мельчайшие детали предстоявшего штурма. Именно этой скрупулезности подготовки, помноженной на всесокрушающий героический порыв советских воинов, и предстояло обеспечить успех операции.

Уже 8 марта план был мною доложен маршалу Л. М. Василевскому.

Замысел штурма крепости сводился к тому, чтобы силами трех общевойсковых армий при мощной поддержке авиации нанести четко согласованные по времени и задачам концентрические удары с целью одновременного рассечения гарнизона крепости на части и немедленной ликвидации разобщенных группировок. 43-я и 50-я армии под командованием генерал-лейтенанта А. П. Белобородова и генерал-лейтенанта Ф. П. Озерова должны были нанести удары по кенигсбергской группировке с северо-запада, а 11-я гвардейская армия, которой командовал генерал-полковник К. Н. Галицкий, — с юга. Полностью одобрив план, командующий фронтом в свою очередь подчеркнул необходимость тщательно подготовить войска к штурму крепости.

39-й армии под командованием генерал-лейтенанта И. И. Людникова предстояло нанести удар по фашистской группировке, прикрывавшей узкую полосу местности вдоль залива Фришес Хафф. Тем самым осажденные в крепости изолировались от остальных фашистских войск, находившихся на Земландском полуострове и военно-морской базе Пиллау. На разгром этих войск и овладение названной базой нацеливались 2-я гвардейская и 5-я армии под командованием генерал-лейтенантов П. Г. Чанчибадзе и Н. И. Крылова совместно с 39-й армией.

Командование, штабы и политорганы всех этих армий с большим искусством и умением подготовили подчиненные войска к участию в операции. Справедливость требует отметить, что благодаря именно их огромной организаторской работе были обеспечены успешный штурм крепости и полный разгром всех войск оперативной группы «Земланд». Исключительно большую работу провели командующие, штабы и политорганы воздушных армий, ВВС Краснознаменного Балтийского флота и бомбардировочных авиационных корпусов резерва ВГК. Они блестяще подготовили боевые действия авиации для обеспечения наступления наших войск и сыграли весьма важную роль в стремительном штурме крепости Кенигсберг.

Неоценимую услугу готовившимся к штурму войскам и их командованию оказали офицеры оперативного управления штаба Земландской группы, возглавляемые генерал-майором Ф. Н. Бобковым. Вместе с офицерами разведки и топографической службы они за короткий срок подготовили два точных и весьма детальных макета всей системы обороны Кенигсберга. Командиры именно по этим макетам изучали план предстоявшего штурма, каждый в полосе наступления своей армии, соединения или части, и потому так легко в ходе штурма ориентировались в укреплениях противника.

Огромную работу проделал весьма опытный и энергичный командующий артиллерией группы генерал-полковник Н. М. Хлебников со своим штабом. На его плечи легли заботы о подготовке артиллерийских групп различного назначения, огромного количества орудий, в том числе самых тяжелых и сверхмощных калибров, для удара по наиболее прочным укреплениям противника, организации взаимодействия с фронтовой авиацией и 18-й воздушной армией при разрушении крепостных сооружений и подавлении живой силы и системы артиллерийского и минометного огня оборонявшихся, организации сопровождения атаки пехоты и танков артиллерийским огнем в ходе штурма, а также многие другие сложные задачи, и генерал-полковник Н. М. Хлебников отлично справился с ними.

Много сделали для подготовки штурма Кенигсберга мой заместитель по бронетанковым войскам генерал-лейтенант К. В. Скорняков и начальник химической службы генерал-майор М. Ф. Доронин. Немаловажную роль в обеспечении успеха сыграли танкисты вместе с подразделениями огнеметчиков и дымовиков.

Не меньше забот выпало на долю наших инженерных войск и их начальника генерал-лейтенанта В. В. Косырева. Свыше половины личного состава находившихся в его распоряжении сил вошло тогда в штурмовые отряды и группы. Остальные были использованы для создания специальных групп разведки, отрядов разграждения, восстановления дорог, мостов. Колоссальную работу провели саперы для инженерной подготовки исходных позиций наших войск. Кроме того, они заранее заготовили огромное количество разборных мостов большой грузоподъемности, обеспечивавших преодоление танками и артиллерией многочисленных каналов и рвов, в том числе и реки Прегель.

Исключительную оперативность, высокую организованность и настойчивость проявили и офицеры тыла, возглавляемые моим заместителем по тылу генерал-лейтенантом Д. И. Андреевым.

Не вызывает сомнения, что паши войска в сравнительно короткий срок не смогли бы так тщательно подготовиться к штурму и столь блестяще осуществить его, если бы всю их деятельность не пронизывала целеустремленная партийно-политическая работа, направлявшаяся членом Военного совета группы генерал-лейтенантом М. В. Рудаковым. Политработники организовали также широкий обмен опытом участников боевых действий в крупных городах. Большую помощь оказала и армейская печать. На ее страницах публиковались десятки статей, рисунков, освещавших тактику боев в укрепленном городе, преодоление глубоких рвов, водных преград. Воодушевляющее воздействие оказали многочисленные листовки, прославлявшие героев предыдущих боев. Партийные и комсомольские собрания призывали коммунистов и комсомольцев быть в ходе штурма впереди.

Настроение бойцов и командиров хорошо выразил на митинге солдат 264-го стрелкового полка Верин: «Мы скоро идем в бой, товарищи! — сказал он. — Перед нами Кенигсберг — гнездо фашистских разбойников Восточной Пруссии. Взять Кенигсберг нам приказала Родина. Я обещаю и призываю всех с честью выполнить приказ — не щадя своей жизни, бить гитлеровцев». А вот как высказались тогда сержанты Макаров и Лунев: «Фашистские грабители и детоубийцы, засевшие в змеином гнезде — Кенигсберге, будут уничтожены»; «Кенигсберг — сильная крепость. Но эта крепость не спасет фашистов».

Воодушевление бойцов и командиров накануне штурма было настолько велико, что многие раненые обратились к командованию с настойчивой просьбой досрочно выписать их из госпиталей. Старые воины С. И. Акимов и А. А. Новокрещенов, имевшие на своем счету по 250 уничтоженных фашистов, в письме к командованию заявили: «В настоящее время мы работаем в госпитале 2544. Признаны негодными к строю и зачислены в штаты госпиталя. Горя непреодолимой ненавистью к проклятым фашистам и желая ускорить час Победы, мы просим Военный совет направить нас в 91-ю Духовщинскую Краснознаменную ордена Суворова дивизию к полковнику Кожанову, под командованием которого мы хотим сражаться. Пусть мы нездоровы, не стопроцентные строевики, но руки и ноги пока у нас есть, оружие мы можем держать в руках, а также владеть им».

Такие мысли и чувства владели всеми воинами.

1 апреля мы должны были начать силами авиации и артиллерии предварительную подготовку к разрушению крепостных фортов. Но действия артиллерии, которой предстояло провести огневую разведку и вскрыть форты и доты, т. е. сбить с железобетона земляное покрытие, как мы с горечью убедились во второй половине дня, не дали должного успеха из-за низкой облачности, густого тумана и моросящего дождя. Такая погода продолжалась до 5 апреля. В течение этих дней фактически не смогла начать нанесение ударов и бомбардировочная авиация, лишь легким самолетам «По-2» удалось произвести 766 вылетов в ночное время.

В начале апреля в район северо-восточнее Кенигсберга прибыл маршал А. М. Василевский. Он расположился на командном пункте Земландской группы войск и, внимательно ознакомившись с деталями плана и с готовностью войск и авиации к штурму крепости, выразил свое полное удовлетворение. С этого времени непосредственное руководство войсками маршал А. М. Василевский принял на себя и на штаб 3-го Белорусского фронта.

Штаб Земландской группы войск{по существу, бывший штаб 1-го Прибалтийского фронта) с этого момента был выведен в резерв Ставки. Мне же в роли заместителя командующего 3-м Белорусским фронтом предстояло с генералами и офицерами штаба Земландской группы помогать маршалу А. М. Василевскому в осуществлении штурма крепости и проведении всей операции.

По указанию Александра Михайловича я немедленно выехал на командно-наблюдательный пункт, находившийся северо-восточнее Кенигсберга, у населенного пункта Фухсберг, чтобы проследить за боевыми действиями 43-й армии, наступавшей на главном направлении. Здесь же развернулся КП командующего этой армией генерал-лейтенанта А. П. Белобородова.

6 апреля в 3 часа ночи наши разведывательные батальоны начали атаку. Мы с волнением ждали результатов. Что покажет разведка боем? Не пытался ли враг скрытно отвести войска с первой линии в глубь обороны, чтобы перехитрить и вынудить нас бесцельно выпустить огромное количество боеприпасов по пустому месту? Утро принесло радость: разведка оказалась успешной. Внезапная и яростная атака буквально ошеломила врага. Он не сразу пришел в себя. Опомнившись лишь к утру, противник предпринял ожесточенные контратаки, пытаясь отбросить назад ворвавшиеся на первую позицию разведывательные батальоны. Так подтвердилось, что он упорно стремится удержать первый рубеж. При этом наши войска значительно улучшили свои исходные позиции для атаки.

В 9 часов утра 6 апреля до Фухсберга, где я находился с небольшой оперативной группой, с юга донесся гул артиллерийской канонады. Это заговорили крупные калибры артиллерии 11-й гвардейской армии. Через час в «концерт» включилась артиллерия 39, 43 и 50-й армий. Земля дрожала от гула тысяч орудий и минометов. Через каждые две-три минуты в него вплетались волнующие звуки ударов прославленных «катюш» — гвардейских минометов. И хотя в этот день из-за плохой видимости наши самолеты не часто появлялись над полем сражения, картина боя была потрясающей.

Как показали первые пленные, огонь нашей артиллерии оказал ошеломляющее воздействие на гарнизон Кенигсберга.

В 12 часов во всех армиях пошли в атаку танки прорыва и штурмовые отряды. Надо сказать, что в ходе подготовки к операции подобные отряды и группы были созданы во всех стрелковых дивизиях. При этом мы учли опыт сражений в крупных городах, где бой обычно распадается на отдельные, часто изолированные атаки хорошо подготовленных к обороне каменных строений. Штурмовые группы и отряды были сильными по своему составу, и мы верили, что их действия будут успешными. Эта надежда оправдалась. Вскоре после начала атаки прилетели первые ласточки победы: соединения и части первого эшелона штурмовавших армий ворвались в расположение врага, уже блокировав ряд фортов.

Однако враг оказывал ожесточенное огневое сопротивление. К разрывам наших снарядов и мин присоединились разрывы мощных калибров крепостной артиллерии Кенигсберга.

Это мы ощутили на себе. Около двух дивизионов вражеской артиллерии обрушили свой огонь на район Фухсберга. Вокруг нашего командно-наблюдательного пункта поднялся невообразимый грохот, все заволокло дымом. Вдруг мощный снаряд разорвался рядом. Вокруг все потемнело. На меня обрушилась выбитая взрывной волной оконная рама. К счастью, отделался легкими ушибами.

Командующему 43-й армией генерал-лейтенанту А. П. Белобородову, находившемуся рядом, тоже повезло. А вот для наших гостей — двух представителей военной прокуратуры из Москвы — первый день штурма стал последним; оба лежали без признаков жизни.

Пришлось перебраться в подвальное помещение. В это время за первой линией вражеской обороны шли ожесточенные бои. Отовсюду поступали донесения о массовом героизме наступавших. Даже раненые отказывались уйти с поля боя. Они покидали его только тогда, когда уже не могли двигаться; их уносили на носилках.

Разведчик 107-й гаубичной артиллерийской бригады Тукмаков, раненный в лицо, заявил: «Во мне еще достаточно сил, чтобы продолжать выполнять боевой приказ, и никуда я с поля боя не уйду». Другой разведчик, Матусевич, подобрался к вражеской передней линии и оттуда корректировал огонь. Он был ранен, но уйти назад отказывался до тех пор, пока не умолк последний вражеский пулемет. Ворвавшиеся на вражеские позиции бойцы нашли героя умирающим от потери крови.

С первой минуты сражения пример подавали сыны партии и комсомола. Так, 71 из 105 особо отличившихся воинов 70-го артиллерийского полка и 9 из 12 раненых, оставшихся в бою, были коммунистами и комсомольцами.

В боевых действиях авиации 6 апреля основные усилия принадлежали 1-й воздушной армии. Участию бомбардировочной авиации и значительной части штурмовиков помешала ненастная погода. Поэтому, хотя господство в воздухе полностью находилось в руках советских летчиков, поддержка авиации была слабее, чем предполагалось. Тем не менее к исходу первого дня штурма наши войска сломили сопротивление врага на первом оборонительном рубеже. Они заняли два и блокировали три вражеских форта, выбили гитлеровцев из 15 пригородных поселков, вступили в предместья Кенигсберга и в упорных уличных боях овладели 102 кварталами.

Эти итоги показывали, что штурм начался успешно, судьба Кенигсберга предрешена.

На следующий день стало легче, хотя враг по-прежнему бесновался, бросив в бой все свои резервы. Только на участке 90-го стрелкового корпуса 43-й армии противник предпринял 14 контратак.

Воодушевление наступавших росло с каждым часом. Наши стрелки, саперы, артиллеристы, танкисты, связисты — воины всех родов войск — словно состязались в самоотверженности, отваге и бесстрашии. Когда в 107-й артиллерийской бригаде управление огнем нарушилось из-за порыва связи, ее восстановление было поручено сержанту Петестронину. Под ожесточенным огнем противника он сумел исправить два порыва и уже обнаружил последний, когда почувствовал, что в бок и руку впились осколки вражеской мины. Теряя силы, сержант схватил слабеющей рукой оборванные концы провода и зажал их зубами. Связь была восстановлена, и артиллерия заговорила с новой силой. А когда связисты отправились на поиски своего сержанта, то нашли бездыханное тело героя, зубами накрепко стиснувшего концы провода.

С утра 7 апреля установилась летная погода. Вступившая в этот день в сражение наша авиация окончательно предопределила исход штурма в нашу пользу. В 10 часов утра первыми вступили в бой бомбардировщики 1-й и 3-й воздушных армий и 5-го гвардейского бомбардировочного авиакорпуса. Они нанесли последовательные удары по районам, где враг больше всего сопротивлялся нашим наступавшим войскам. Штурмовики непрерывно поддерживали продвижение пехоты и танков. В этот день впервые в истории нашей авиации свыше 500 тяжелых бомбардировщиков Главного маршала авиации А. Е. Голованова под прикрытием истребителей нанесли в дневное время массированный удар по наиболее важным фортам и опорным пунктам крепости. Около часа не смолкал в Кенигсберге грохот разрывов крупнокалиберных бомб.

Сопротивление фашистов после этого удара заметно ослабло.

В тот день пали еще несколько вражеских фортов, и слава об овладевших ими героях облетела войска. Особо отличился экипаж самоходного орудия под командой брата бессмертной Зои, старшего лейтенанта Александра Космодемьянского. Он первым ринулся на штурм форта «Королева Луиза», прямым выстрелом своего орудия выбил ворота и ворвался во главе штурмовой группы во внутренний двор. Ошеломленные фашисты сложили оружие. Там было захвачено 350 солдат и офицеров, 8 исправных танков и 200 автомашин. Беспримерный подвиг совершила разведывательная саперная группа младшего лейтенанта А. М. Родителева. Его бойцы глубоко проникли в тыл врага и в неравной схватке уничтожили 15 зенитных орудий вместе с их расчетами.

Больших успехов достигли соединения 16-го гвардейского стрелкового корпуса генерала С. С. Гурьева и 36-го гвардейского стрелкового корпуса Героя Советского Союза генерала П. К. Кошевого, 16-я гвардейская стрелковая дивизия генерала М. А. Пронина, прорвавшаяся к реке Прегель.

Как и предусматривалось планом, второй день операции ознаменовался разгромом врага и на втором оборонительном рубеже. Одновременно были обескровлены его основные резервы. И, как стало впоследствии известно, в ночь на 8 апреля комендант Кенигсберга генерал О. Лаш запросил у Гитлера разрешение оставить Кенигсберг. Ему было отказано.

Не ослабевал высокий накал боев. Они не прекратились и ночью, благо света от пожаров хватало. Первыми форсировали Прегель и захватили плацдарм на ее северном берегу гвардейцы корпуса генерала Кошевого. Почин сделали под огнем противника штурмовые отряды 46-го гвардейского стрелкового полка и минометчики капитана Киреева из дивизии генерала Пронина. К утру на другом берегу была уже вся дивизия. Стремительной атакой она овладела вагоностроительным заводом и в 14 часов 30 минут в районе теперешнего кинотеатра «Победа» соединилась с частями 43-й армии, наступавшими с севера. Кенигсбергский гарнизон был прочно зажат в кольцо и отрезан от Земландского полуострова.

Теперь гитлеровское командование разрешило коменданту Кенигсберга генералу Лашу вывести окруженные войска и с этой целью в ночь на 9 апреля прорвать кольцо. Однако осуществить это намерение не удалось, несмотря на то что навстречу прорывавшимся из Кенигсберга одновременно нанесла удар с Земландского полуострова сильная группа фашистских войск. Наши войска отбили все атаки противника. Лишь на отдельных направлениях незначительным отрядам врага удалось, пользуясь темнотой, просочиться в расположение наших войск, но там они и были разгромлены.

Беспримерное мужество и величайшую самоотверженность проявили при этом наши воины. Приведу лишь один пример.

Вражеский отряд численностью в 500 человек прорвался на огневые позиции 12-го минометного полка. На пути гитлеровцев оказался вдали от своих 18-летний старший разведчик А. А, Евсеев. Окруженный врагами, он вступил в неравный поединок. На крики «Рус, сдавайся» Евсеев отвечал яростным огнем. Он сражался до последнего патрона, а когда они кончились, бросился в гущу врагов с гранатой. Герой погиб, уничтожив десятки гитлеровцев. А тем временем к месту неравной схватки подоспел отряд минометчиков во главе с заместителем командира 12-го минометного полка подполковником Зубцом. Минометчики в яростной рукопашной схватке уничтожили около 400 фашистов, а оставшихся в живых захватили в плен.

Стремясь избежать бесцельных жертв, маршал А. М. Василевский обратился к окруженным с предложением сложить оружие. Однако фашистское командование решило сопротивляться.

Поэтому с утра 9 апреля штурм возобновился с новой силой. По центру города, где сконцентрировались окруженные войска противника, была обрушена вся мощь артиллерийского огня и авиационных ударов. А в это время через Прегель в центр города переправились соединения 8-го гвардейского стрелкового корпуса.

Первыми форсировали реку гвардейцы Вешкин, Горобец, Лазарев, Ткаченко, Шайдеревский и Шиндрат. Против горстки храбрецов был брошей батальон фашистов, но герои не отступили. Они приняли бой и сражались до последнего патрона. Когда наши части прорвались к месту неравного боя, они нашли тела героев, окруженные десятками убитых ими фашистов. У одного из героев нашли записку: «Здесь дрались гвардейцы и погибли за Родину, за братьев, сестер и отцов! Дрались, но не сдались врагу...»

Переправившиеся через реку полки и дивизии 8-го. гвардейского стрелкового корпуса к 19 часам соединились с войсками 50-й армии генерал-лейтенанта Ф. П. Озерова, наступавшими с севера. К тому времени все важнейшие объекты города находились в руках советских войск. Пал и сильно укрепленный Королевский замок. Враг был разобщен на отдельные изолированные группы, подвергавшиеся непрерывным ударам.

Видя свое поражение, комендант Кенигсберга Лаш в 19 часов 30 минут выслал двух парламентеров для переговоров о капитуляции.

Полтора часа спустя на его командный пункт прибыл начальник штаба 11-й гвардейской стрелковой дивизии подполковник П. Г. Яновский, которому маршал Василевский приказал вручить генералу Лашу ультиматум о безоговорочной капитуляции. Он заставил коменданта отдать приказ своим войскам о капитуляции, а затем, захватив с собой в качестве пленных все командование окруженных, возвратился вместе с сопровождавшими его офицерами Федорко и Шпитальником в расположение своих войск. В ночь на 10-е появились первые колонны капитулировавших фашистов Кенигсбергского гарнизона.

В честь новой славной победы советского оружия столица нашей Родины в 24 часа 9 апреля салютовала войскам 3-го Белорусского фронта двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трехсот двадцати четырех орудий. Специальным Указом Президиума Верховного Совета СССР была учреждена медаль «За взятие Кенигсберга».

Впервые в истории современных войн войска, штурмовавшие равного по численности врага, засевшего в крупном, сильно укрепленном городе, всего за четыре дня одержали внушительную победу.

За период штурма было уничтожено около 42 тыс. и захвачено в плен почти 92 тыс. гитлеровцев, в том числе 1800 офицеров и генералов. Среди огромных трофеев насчитывалось свыше 3,5 тыс. орудий и минометов, 130 самолетов, около 90 танков и штурмовых орудий, множество автомашин, тягачей и тракторов, огромное количество различных складов и другое имущество{124}.

Правительство высоко оценило подвиг воинов, сокрушивших последний оплот врага в Восточной Пруссии. Многим генералам, офицерам, сержантам и рядовым солдатам за героизм, проявленный в ходе штурма города, было присвоено звание Героя Советского Союза, а еще больше награждено орденами и медалями Советского Союза. К нашей общей радости Маршал Советского Союза А. М. Василевский за талантливое руководство войсками был награжден вторым орденом Победы!

Семьсот лет Кенигсберг был символом милитаризма и агрессии, направленной своим острием против славянских народов. 9 апреля 1945 г. это гнездо прусского милитаризма было навсегда ликвидировано.

В последующие дни главные усилия войск фронта были сосредоточены против немецко-фашистских войск, пытавшихся удержать во что бы то ни стало западную часть Земландского полуострова с военно-морской базой Пиллау. Удары 2-й гвардейской и 5-й армий были усилены вводом из второго эшелона фронта 11-й гвардейской армии. Наступление началось утром 13 апреля. В упорных боях советские войска разгромили при содействии Краснознаменного Балтийского флота оборонявшуюся здесь группировку войск. 25 апреля пал Пиллау.

Вскоре маршал Василевский, передав мне командование войсками 3-го Белорусского фронта, по приказанию Ставки убыл во 2-й Прибалтийский фронт, чтобы организовать разгром Курляндской группировки противника.

К тому времени остатки наголову разгромленных в бывшей Восточной Пруссии гитлеровских войск укрылись на длинной морской косе Фрише-Нерунг и в устье Вислы. Их численность доходила до 50 тыс. солдат и офицеров. Организовать и осуществить весьма своеобразное наступление наших войск с целью полного разгрома данной группировки противника довелось автору этих строк. Сначала 11-я гвардейская армия, а затем и 48-я армия, которой командовал генерал-лейтенант Н. И. Гусев, с честью выполнили трудную задачу. Большую помощь наземным войскам при этом оказывали фронтовая авиация и моряки Балтийского флота.

Нам удалось почти полностью очистить от противника косу Фрише-Нерунг. Мы были готовы нанести 8 мая последний удар и по группировке, продолжавшей с упорством обреченных сопротивляться в устье Вислы. Но незадолго до этого Верховное Главнокомандование, желая избежать кровопролития, приказало предъявить прижатым к морю остаткам фашистских войск ультиматум. 8 мая мы разбросали в расположении фашистских поиск листовки такого содержания:

«К ГЕНЕРАЛАМ, ОФИЦЕРАМ И СОЛДАТАМ НЕМЕЦКОЙ АРМИИ НА ФРИШЕ-НЕРУНГ И В УСТЬЕ ВИСЛЫ.

От командующего советскими войсками 3-го Белорусского фронта.

Русские и союзные войска соединились на всем фронте от Балтийского моря до Дрездена. 2 мая русские войска заняли Берлин. Вся Германия, Италия, Голландия и Дания в руках русских и союзных войск.

В результате полного разгрома 7 мая 1945 г. в Реймсе представители германского правительства и ОКВ подписали безоговорочную капитуляцию Германии и всех германских вооруженных сил как на Восточном, так и на Западном фронтах. Капитуляция вступает в силу с 23.00 8 мая 1945 года по немецкому времени.

Днем 7 мая ОКВ по радио из Фленсбурга объявило о безоговорочной капитуляции Германии. Всем германским войскам на востоке и западе, севере и юге гросс-адмирал Дениц приказал прекратить сопротивление и капитулировать. Всем немецким судам и подводным лодкам он приказал прекратить военные действия и вернуться в Германию.

Офицеры и солдаты!

В соответствии с подписанной представителями германского правительства и ОКВ капитуляцией предлагаю: немедленно прекратить военные действия, сложить оружие и сдаться в плен. Если отдельные нацистские фанатики не подчинятся приказу ОКВ — уничтожайте их, как предателей германского парода. Если вы не выполните условий капитуляции и к 10.00 по немецкому времени 9 мая 1945 года не сложите оружия, тогда пеняйте на себя. Наши поиска перейдут к решительному штурму и беспощадно вас уничтожат».

Верные своему обещанию, мы не пускали в ход оружия до установленного часа. Однако, как оказалось, фашисты понимали лишь язык силы. И мы применили ее. Забегая вперед, скажу, что этот последний удар вынудил капитулировать перед нашими войсками около 30 тыс. солдат и офицеров немецко-фашистских войск во главе с тремя генералами.

Так вот и получилось, что в день, когда во всех городах и селах нашего необъятного государства шло невиданное ликование, в день великой Победы, мы оружием утверждали ее, лишая последней надежды наших наиболее упорных противников.

Но уже не о них думалось в тот день. Сколько невообразимой радости и волнения вызвало в наших сердцах правительственное сообщение о победоносном завершении Великой Отечественной войны!

Мы слушали его, затаив дыхание. Буря восторга, охватившая воинов, вылилась повсеместно, во всех частях, как на переднем крае, так и в тылу, в стихийные салюты в честь долгожданной Победы.

Палили из всего, что могло стрелять: винтовок, пистолетов, автоматов, пулеметов и даже орудий и минометов. Трассирующие снаряды и пули расцветили все голубое небо. Это было поистине количественное и красивое зрелище, необычное, конечно, для привыкших к боевой дисциплине войск, но ведь и день был необычный неизмеримо радостный, волнующий до слез.

В те минуты и часы даже у суровых ветеранов непобедимой советской гвардии в глазах поблескивала непрошеная влага. И не каждому удавалось сдержать волнение. Помню одного старого гвардейца, у которого скупые слезинки медленно скатывались по щекам и повисали прозрачными каплями на кончиках обвисших усов. Я спросил его:

— Чего ж ты, старина, плачешь в столь радостный день? Не вытирая слез, он тихо проговорил:

— Товарищей жалко, которым не пришлось дожить до этого светлого дня нашей Победы.

Да, в радостный для нас день мы не забывали и тех, кто ценою своей горячей крови и жизни приблизил час великой Победы. отстоял коммунистическое будущее нашей Родины. И никогда не изгладится в сердцах советских людей светлая, благодарная память о павших героях.

Проходит год за годом, но каждый раз в праздник Победы великая радость сочетается в наших сердцах с печалью о погибших во имя ее. И эта печаль придает нашей радости особую торжественность и величие. Чувство великой гордости и восхищения заполняет сердце при мысли о том, каких великих патриотов рождала, рождает и будет впредь рождать наша социалистическая Родина.

В боях рождалась Победа

К. С. МОСКАЛЕНКО
Маршал Советского Союза
Герой Советского Союза
Герой Чехословацкой Социалистической Республики

Родился 11 мая (28 апреля) 1902 г. в Донецкой области. В Советской Армии с 1920 г., член КПСС с 1926 г. Участник гражданской войны.

В 1922 г. окончил Харьковскую объединенную военную школу, в 1928 г. — Курсы усовершенствования командного состава и в 1939 г. — факультет высшего командного состава при Артиллерийской академии им, Ф. Э. Дзержинского.

Начал службу в Красной Армии командиром извода, в дальнейшем был командиром батареи, дивизиона, начальником штаба и командиром артиллерийского полка, затем начальником артиллерии дивизии и корпуса. Участвовал в советско-финляндской войне 1939-1940 гг.

Начав Великую Отечественную войну командиром артиллерийской противотанковой бригады, К. С. Москаленко затем командовал стрелковым и кавалерийским корпусами, общевойсковыми (38-й. 40-й и 1-й гвардейской) и 1-й танковой армиями.

В послевоенный период К. С. Москаленко занимал различные командные посты. С 1948 г. — командующий Московским округом ПВО, с 1953 г. — командующий Московским военным округом, с 1960 г. — главнокомандующий Ракетными войсками стратегического назначения, а с 1962 г. — заместитель министра и главный инспектор Министерства обороны СССР.

Победу вместе с армейской подвижной группой 38-й армии я встретил в Праге.

На пражских улицах еще догорали последние пожары. Тротуары были завалены осколками битого кирпича и припорошены известковой пылью. Перепачканные землей и копотью, саперы еще ощупывали миноискателями подвалы и чердаки, оставляя на выщербленных пулями и осколками стенах успокаивающие надписи: «Проверено, мин нет».

А весна, победная весна 1945 года, уже вступила в город полноправной хозяйкой. Она была во всем — та удивительная весна. В солнечных бликах на гладкой поверхности Влтавы. В звонком Детском смехе и в радостных улыбках пражан. В цветах на броне боевых машин и танков войск, освобождавших чехословацкую столицу.

Радостный, шумный, многоязыкий говор советских и чехословацких воинов и жителей Праги, только что избавленных от ужаса фашизма, вырванных из когтей смерти, музыка и песни, несущиеся со всех сторон, создавали на улицах, в парках, в домах необычайную, праздничную симфонию.

И тишина, которая настала, наконец, в поздний час, тоже звучала для всех нас прекрасной музыкой. Для каждого нашего солдата и офицера на всем огромном протяжении фронта — от норвежских фиордов до устья Дуная — она была особенно тиха, та тишина, потому что означала конец смертям и страданиям, скорое возвращение домой, к мирному труду, к родным и любимым...

Да, наконец-то она пришла — Победа! Настал этот прекрасный, счастливейший день, к которому мы шли долгие дни, недели и месяцы от стен Москвы, от берегов Волги и Дона тысячами дорог, через сотни рек. И начался он, этот долгий и трудный путь к Победе, еще в 1941 г., в первых боях, в горечи первых поражений и утрат, в радости первых побед. Да, я не оговорился — побед, еще тогда, в сорок первом, самых настоящих побед...

Почти всю войну мне пришлось командовать армиями. Но перед самым ее началом я был командиром 1-й артиллерийской противотанковой бригады Резерва Главного командования (РГК), которая располагалась неподалеку от Луцка. Это была превосходная бригада, оснащенная новейшими по тому времени военной техникой и артиллерийскими системами, укомплектованная преданными Родине и партии, грамотными командирами и хорошо подготовленными старшинами, сержантами, солдатами. Я и сейчас горжусь тем, что именно во главе этих замечательных людей вступил в первый бой с врагом.

22 июня 1941 г. по приказу командующего 5-й армией генерал-майора М. И. Потапова наша бригада двинулась к западной границе, по направлению к Владимиру-Волынскому, к которому уже приблизились вражеские войска. Примерно на полпути, во второй половине дня, наш передовой отряд догнал небольшую колонну — несколько бронемашин и два танка. Оказалось, что мы встретились с командиром 22-го механизированного корпуса генерал-майором С. М. Кондрусевым и оперативной группой его штаба. Во взаимодействии с этим корпусом нам предстояло вступить в бой с врагом на подступах к Владимиру-Волынскому. Я пересел в танк Кондрусева.

До цели оставалось уже совсем немного, когда впереди загремели выстрелы. Мы вышли из машины и, взобравшись на небольшой холм, увидели: навстречу нам, справа и слева от шоссе, в боевых и предбоевых порядках двигались танки.

— Прошу вас немедленно прекратить огонь, — встревоженно сказал Кондрусев. — Быть может, это отходит наша 41-я танковая дивизия.

Я молча передал генералу бинокль: до танков оставалось километра полтора, на их бортах отчетливо выделялись черно-белые кресты.

Для всех нас это была первая встреча с врагом. Конечно, в тот момент никто из нас не знал, какие именно вражеские соединения движутся вдоль шоссе. Но к исходу дня, когда бой затих и на наш командный пункт доставили первых пленных, стало известно, что это были соединения одной из лучших в гитлеровском вермахте 6-й армии генерал-фельдмаршала Рейхенау, той самой, что потом была разгромлена и пленена под Сталинградом, и части 1-й танковой группы фашистского генерала Клейста, который сыграл главную роль в разгроме английского экспедиционного корпуса на берегу Ла-Манша во Франции.

6-я армия и танки Клейста составляли основные силы группы фашистских армий «Юг», наступавших на Владимир-Волынский, Луцк, Ровно. Ударную группировку врага поддерживала авиация 4-го воздушного флота генерала Лера, самолеты которого не замедлили обрушиться на наших артиллеристов.

Но перед позициями авангарда нашей бригады уже горело несколько танков, подожженных метким огнем дивизионов капитана С. 3. Глущенко и Ф. Д. Шитикова из 712-го артполка. Эти дивизионы первыми начали дуэль с танками Клейста, и вражеская броня отступила перед стойкостью, мужеством, боевой выучкой. Танки противника, после того как им с ходу не удалось нас сбить, откатились назад, чтобы подготовиться к новой атаке.

С холма было видно, как быстро, слаженно разворачиваются и занимают огневые позиции главные силы бригады, которым я приказал занять рубеж Владимировка-Подгайцы-Микулачи...

Условия боя были для нас самыми неблагоприятными. Артиллерийскому соединению, находящемуся на марше, очень трудно вести встречный бой против превосходящих, да к тому же еще и комбинированных сил противника. Но другого выхода, кроме как принять этот неравный бой, у нас не было.

После короткой, но мощной авиационной-артиллерийской подготовки немецкие танки вновь бросились в атаку. На этот раз их было около двухсот. Вражеские машины шли двумя эшелонами, вслед за ними двигались мотопехота и артиллерия. Одновременно над нами вновь появились немецкие истребители и бомбардировщики. Танки, ведя на ходу интенсивный огонь, на большой скорости атаковала , наши позиции, в упор расстреливали расчеты, давили орудия. Но и сами то тут, то там вспыхивали, чадя черным дымом, крутились на месте, разматывая перебитые гусеницы, и замирали.

Наконец, гитлеровцы не выдержали и вновь откатились назад. Но нет, это было не все. Немцы повторили атаку и вновь, потерпев неудачу, отошли, оставив на иоле боя новые подбитые и сожженные машины. Потом еще атака, и еще, и еще...

В течение всей второй половины первого дня войны дотемна бились с врагом наши артиллеристы, не отступая ни на шаг. Четыре батареи вместе со всем личным составом потеряли мы в том бою. А вскоре погиб и генерал-майор С. М. Кондрусев, смертельно раненный осколком вражеского снаряда. Недолго мне пришлось воевать вместе с ним...

Враг тоже понес тяжелые потери. Наши артиллеристы сожгли около 70 танков и бронемашин, уничтожили много военных грузовиков, мотоциклов, другой боевой техники. Все поле боя, насколько хватал глаз, было устлано телами вражеских солдат и офицеров.

Главное же состояло в том, что враг не прошел, был остановлен, в том, что наводившие ужас танки Клейста и мотопехота Рейхенау, одни имена которых заставляли содрогаться офицеров и генералов армий западных держав, наткнулись на силу, которая смогла отразить их атаки и выстоять в неравном бою.

Правда, эта нелегкая победа была частной и временной. Ночью пришлось отойти, потому что рано или поздно гитлеровцы, имевшие подавляющее преимущество и уже теснившие наши войска на других участках, все равно вынудили бы к этому бригаду. Но таких, да и куда более крупных побед наши солдаты одержали множество на всем огромном протяжении фронта от Баренцева до Черного моря и в первый, и в последующие дни тяжкого сорок первого года.

Наши войска отходили с упорными боями, отстаивая каждый метр родной земли. Не раз переходили в контратаки, оттесняя и перемалывая вражеские соединения и части, рвущиеся на восток. Даже будучи окруженными, советские воины не складывали оружия, продолжая стоять насмерть. Вечно останется в памяти героизм наших войск на границах, на Правобережной Украине и в Белоруссии, в Бессарабии и под Одессой, под Киевом и Смоленском, на подступах к Москве и к Ленинграду. Не забыть и первой нашей крупной победы — под Москвой. В этой битве, на левом фланге которой мне довелось участвовать, командуя армейской группой войск, были развеяны впрах гитлеровские планы «блицкрига».

Уже первый период войны показал, что гитлеровская авантюра обречена на провал. Именно тогда были перемолоты многие кадровые дивизии врага.

А потом был Сталинград...

В битве на Волге я участвовал в качестве командующего сначала 1-й танковой, затем 1-й гвардейской армиями.

В действиях этих двух армий было много общего. Характерная для них особенность состояла в том, что они участвовали в Сталинградской битве в оборонительный период, а действия вели наступательные. Заслуга 1-й танковой армии в том, что этими действиями она вместе с 62-й и 4-й танковой армиями задержала на несколько недель наступление 6-й немецкой армии. 1-я же гвардейская армия совместно с другими войсками Сталинградского фронта отвлекла на себя значительную часть сил противника, без чего било бы невозможно удержать город. Таким образом, обе армии внесли весомый вклад в оборону твердыни на Волге, в создание условий для перехода советских войск в контрнаступление, в разгром немецко-фашистской группировки под Сталинградом.

В особенности мне хочется отметить успешные действия танковых корпусов Е. Г. Пушкина, А. Г. Кравченко, П. А. Ротмистрова, Г. С. Родина, А. М. Хасина, стрелковых дивизий А. А. Онуфриева, С. С. Гурьева, А. И. Пастревича, Н. П. Иванова, М. А. Песочина, В. Д. Хохлова, Л. Н. Гуртьева, Н. Е. Зубарева, сражавшихся тогда в составе 1-й танковой и 1-й гвардейской армий. Названные командиры, как и многие командиры бригад, полков, батальонов, дивизионов, рот, батарей и взводов, показали образцы руководства боевыми действиями, примеры личного героизма.

После окончания наступательных действий войск 1-й гвардейской армии я получил неожиданное приказание выехать в Москву, в Ставку.

Не раз приходилось мне испытывать горечь расставания с боевыми друзьями. Так было в августе 1941 г., когда я прощался с 1-й артиллерийской противотанковой бригадой, в июле 1942 г. — с 38-й армией, в августе — с 1-й танковой. Дважды обновлялся состав войск в 1-й гвардейской, и каждый раз прощание было нелегким. Как-то особенно сближаешься, роднишься с людьми, с которыми делишь все превратности войны, как говорится, ешь из одного котелка. Но еще труднее оказалось прощанье со Сталинградом, вернее с той пядью земли вблизи города, на которой довелось за него сражаться.

Уезжая, я думал о тех, кто в жестоких схватках о врагом в опаленных зноем задонских и приволжских степях сложил головы за свободу и независимость Родины. Нет, недаром пролилась их кровь, врагу так и не удалось осуществить свои замыслы, несмотря на непрерывное увеличение численности действовавших здесь войск противника. Если к 23 июля немецко-фашистское командование сосредоточило на сталинградском направлении 18 дивизий, то к 30 июля их было уже 23, к 15 августа — 39, а к 13 сентября — 47.

Но ведь и Красная Армия день ото дня становилась сильнее: прибывали направляемые Ставкой под Сталинград новые дивизии, да и ненависть к фашистским захватчикам удесятеряла силы. Войска Сталинградского и Юго-Восточного фронтов, в том числе 1-я танковая и 1-я гвардейская армии, поклялись отстоять город на Волге и свято выполняли свою клятву, Они сражались, не зная ни сна, ни отдыха, не щадя своей крови и самой жизни. И все очевиднее становилось, что вражеский стратегический план на 1942 г, был сорван, а отборные, самые боеспособные немецко-фашистские дивизии перемалывались советскими войсками под Сталинградом.

В конечном счете это неизбежно должно было подготовить почву для изменения в пользу Советского Союза стратегической обстановки на юге страны, а значит, и на всем советско-германском фронте. Предстояла еще упорная, жестокая борьба: враг продолжал наступать на позиции защитников Сталинграда. Но силы его явно слабели, и в этом уже заметно сказывались непрерывно нараставшие сопротивление и ответные удары Красной Армии.

....Самолет прибыл в Москву поздно ночью. А утром в Архангельское, где мне отвели небольшую комнату, позвонил начальник Генерального штаба генерал-полковник А. М. Василевский.

— Приезжай ко мне, — сказал он. — Отсюда отправимся к Верховному Главнокомандующему.

Я был наготове и потому немедленно выехал. Александр Михайлович тоже не заставил себя ждать, и вскоре мы уже были в приемной Верховного Главнокомандующего.

Там мне было объявлено о моем назначении командующим 40-й армией Воронежского фронта. В тот же день я вылетел под Воронеж, так и не разглядев как следует Москву осени 1942 г.

Запомнилось лишь одно: Москва была совсем не такой, какой я увидел ее в свой последний приезд перед войной — в мае 1941 г. Тогда она была, как всегда, радостной, смеющейся. Залитая весенним солнцем, она купалась в его лучах и сама словно излучала счастливое сияние. Теперь это был город-воин, посуровевший в боях. Москва непреклонно ощетинилась стволами зенитных орудий, ее небо заполнял грозный гул патрульных истребителей.

В то же время она осталась городом-тружеником. Только еще гуще, энергичнее дымили бесчисленные трубы заводов, переключившихся на изготовление оружия для фронта. И еще: отчетливее, чем: когда-либо, ощущалось то главное, чем была тогда Москва для всех нас, советских людей, — боевым командным пунктом громадного фронта борьбы с немецко-фашистскими захватчиками. И в Генеральном штабе, и в Ставке, где мне довелось побывать, да и во всей столице царила атмосфера твердости и уверенности в победе над врагом.

Было радостно сознавать, что сердце Родины работает размеренно и четко, наполняя живительной силой всю страну. И странно, за одни только сутки в Москве с меня, казалось, как рукой сняло свинцово-тяжелую усталость, копившуюся почти 500 дней и ночей, проведенных на фронте в непрерывных боях.

...После Сталинграда Воронежский фронт показался тихим, спокойным. И, увы, никаких активных действий в ближайшее время здесь не предвиделось.

40-я армия, которую я принял 18 октября, в то время обороняла восточную часть Воронежа по левому берегу реки Воронеж до ее устья и далее восточный берег Дона до населенного пункта Духовское. Армия имела четыре стрелковые дивизии — 100, 159, 206, 141-ю, две танковые бригады — 14-ю и 170-ю, две истребительные бригады и ряд артиллерийских и минометных полков усиления.

Вскоре, в начале ноября, в положении армии произошли некоторые перемены. По приказанию нового командующего фронтом генерал-лейтенанта Ф. И. Голикова (он сменил Н. Ф. Ватутина на атом посту 22 октября) участок фронта от северо-восточной окраины Воронежа до Кременчуга мы передали соседу справа — 60-й армии вместе с оборонявшими этот участок войсками — 100, 159 и 206-й стрелковыми дивизиями. Нам же слева была прирезана часть полосы 6-й армии, в том числе и так называемый сторожевский плацдарм, который сыграл впоследствии очень важную роль при нанесении 40-й армией главного удара в Острогожско-Россошанской операции.

Сторожевский плацдарм находился на западном берегу Дона в 25 км севернее города Коротояк и представлял собою территорию размером 13 км по фронту и 8 км в глубину. Здесь были расположены населенные пункты Титчиха, Селявное, восточная часть села Сторожевое 1-е и Урыво-Покровское. Их освободили при захвате плацдарма еще в конце июля 25-я гвардейская стрелковая дивизия генерал-майора П. М. Шафаренко и другие войска 6-й армии. С передачей нам сторожевского и — южнее — урывского плацдармов в 40-ю армию вошли и оборонявшие его войска, в том числе и гвардейцы генерала Шафаренко, а также 107-я стрелковая дивизия, которой командовал полковник П. М. Бежко.

Отмечу, что в полосе обороны 40-й армии имелись и другие плацдармы, например в районе Александровки, Архангельского, хутора Чернецкого. Но они были незначительны по площади и давали нам лишь небольшое позиционное преимущество. Сторожевский же плацдарм, находясь в наших руках, представлял для противника оперативно-тактическую угрозу. Поэтому после многократных бесплодных попыток ликвидировать его вражеское командование вынуждено было держать здесь в обороне около двух пехотных дивизий.

Однако пока что перспектив на нанесение удара по противнику со сторожевского плацдарма, как и в целом со стороны 40-й армии, не предвиделось.

Между тем в середине ноября армия, выполняя но распоряжению Фронта план дезинформации противника, имитировала строительство переправ через реку Воронеж, перегруппировку войск, сосредоточение пехоты и артиллерии, а также танкового корпуса на правом фланге армии. Все это должно было убедить вражеское командование в подготовке наступления на нашем фронте. Мне же стало ясно: наступление скоро начнется где-то неподалеку от нас. Но где?

Ответ на этот вопрос был дан начавшимся 19 ноября наступлением крупных сил Юго-Западного и Донского фронтов с целью окружения и уничтожения сталинградской группировки противника. А на следующий день успешно громили врага уже войска не двух, а трех фронтов — Юго-Западного, Донского и Сталинградского.

Трудно передать чувства, которые овладели мной при известии об этом. В них слились радость и гордость за великую Родину, за нашу могучую Красную Армию. И — что греха таить! — в то же время было как-то не по себе от сознания, что меня нет среди тех, кто громит врага под Сталинградом.

В те дни члены Военного совета армии генерал-майор К. В. Крайнюков, прибывший к нам 18 ноября, и полковник И. С. Грушецкий частенько после очередного сообщения Совинформбюро приходили ко мне поделиться общей радостью.

Мы подходили к карте, и передо мной оживали знакомые места. Калач-на-Дону... Отсюда в конце июля нанесла контрудар 1-я танковая армия. В августе здесь оборонялась 62-я армия. Оттеснив ее, противник овладел Калачом, и именно тогда угроза нависла непосредственно над Сталинградом. Почти месяц понадобился превосходящим вражеским силам, чтобы ценою огромных потерь преодолеть несколько десятков километров от реки Чир до Калача.

А теперь, в ноябре, войскам Юго-Западного фронта хватило четырех суток, чтобы освободить этот город. Ударом из района Верхне-Фомихинского (южнее Серафимовича) они прорвали оборону врага, разгромили его противостоявшие части и стремительным броском овладели Калачом. Сделала это ударная группировка Юго-Западного фронта. Она форсировала Дон в районе Березовского, овладела на левом берегу Назмищенским и Камышами и установила 23 ноября связь с соединениями Сталинградского фронта, успешно наступавшими с юго-востока. Вражеская группировка, насчитывавшая, как потом выяснилось, 22 дивизии и 160 отдельных частей, была отрезана от остальной части группы армий «Б».

Операция трех фронтов поражала не только невиданными масштабами, но и исключительным по широте и смелости замыслом. Сталинградская группировка противника, как известно, представляла собой нечто вроде треугольника, уткнувшегося своим острием в Сталинград. Теперь этот треугольник был подожжен и пылал со всех сторон и на всю оперативную глубину вражеской обороны. Это означало, что сражение развернулось на огромной территории, охватывавшей значительную часть большой излучины Дона и междуречья Дона и Волги.

Главное же заключалось в том, что сталинградская группировка противника теперь была окружена. Ее ликвидация становилась вопросом времени.

Придя к такому выводу, мы не могли не обратить внимания на то, что события в районе Сталинграда существенно меняют задачи и нашего, Воронежского фронта. Он уже не мог оставаться пассивным. Правда, я знал, что началась подготовка наступательной операции на его левом фланге, в полосе 6-й армии, однако считал, что этого недостаточно. Необходимо было вслед за ней нанести удар и силами 40-й армии.

По моим предположениям, войска Юго-Западного и левого фланга Воронежского фронта должны были в самое ближайшее время продвинуться вперед и выйти в глубь большой излучины Дона. Отсюда следовало, что они окажутся еще дальше от железных дорог, чем теперь, и при наступление в сторону Донбасса возникнут серьезные трудности в материальном снабжении войск. Для предотвращения таких перебоев целесообразно было иметь в своих руках рокадную железную дорогу Воронеж-Ростов. А так как ее участок от станции Свобода и южнее находился в руках противника, то нужно было освободить его ударом на Острогожск, Россошь, Кантемировку, т. е. навстречу наступавшим войскам Юго-Западного фронта. Это могла сделать только 40-я.

Крайнюков и Грушецкий были того же мнения.

— Доложи Верховному Главнокомандующему, — убеждали меня они. — Позвони по ВЧ и попроси активную операцию для. нашей армии...

Я задумался. В самом деле, почему бы и не позвонить; ведь ясно, что такая наступательная операция в скором времени станет необходимой, так не лучше ли заранее подготовиться к ней. Командующий войсками Воронежского фронта генерал-лейтенант Ф. И. Голиков находился в то время на левом фланге, в полосе 6-й армии, которая готовилась к наступлению на Среднем Дону совместно с войсками Юго-Западного фронта.

И вот, подойдя к аппарату ВЧ, я попросил соединить с Верховным Главнокомандующим. И в трубке вдруг послышалось:

— У аппарата Васильев.

«Васильев» — это был псевдоним Верховного Главнокомандующего. Волнуясь, я назвал себя, поздоровался. Сталин ответил на приветствие, сказал:

— Слушаю вас, товарищ Москаленко.

Крайнюков и Грушецкий, тоже взволнованные, быстро положили передо мной оперативную карту обстановки на Воронежском фронте, и я тут же кратко изложил вышеприведенные соображения. Сталин слушал, не перебивая, не задавая вопросов. Потом произнес:

— Ваше предложение понял. Ответа ждите через два часа.

И, не прощаясь, положил трубку.

Мы терпеливо ждали ответа, понимая, что в эти минуты предложение всесторонне взвешивается в Ставке. Ровно через два часа — звонок из Москвы. Беру трубку:

— У аппарата Москаленко.

Слышу тот же голос:

— Говорит Васильев. Вашу инициативу одобряю и поддерживаю. Проведение операции разрешается. Для осуществления операции Ставка усиливает 40-ю армию тремя стрелковыми дивизиями, двумя стрелковыми бригадами, одной артиллерийской дивизией, одной зенитной артиллерийской дивизией, тремя танковыми бригадами, двумя-тремя гвардейскими минометными полками, а позднее получите танковый корпус. Достаточно вам этих сил для успешного проведения операции?

— Выделяемых сил хватит, товарищ Верховный Главнокомандующий, — отвечаю я. — Благодарю за усиление армии столь значительным количеством войск. Доверие оправдаем.

— Желаю успеха, — говорит на прощание Сталин.

Кладу трубку и, повернувшись к Крайнюкову и Грушецкому, определяю по их радостно возбужденному виду, что они поняли: предложение одобрено Ставкой. Подтверждаю это и сообщаю им все, что услышал от Верховного Главнокомандующего. Добавляю:

— Скоро и 40-я армия от обороны тремя ослабленными стрелковыми дивизиями и одной стрелковой бригадой перейдет к активным действиям в усиленном составе.

На деле же это произошло далеко не так скоро. Два важных обстоятельства повлияли на определение сроков проведения наступательной операции, получившей позднее название Острогожско-Россошанской.

Первое из них состояло в том, что эта операция, замысел которой вскоре значительно разросся по сравнению с первоначальным моим предложением, вошла в план зимней кампании советских войск в качестве его существенной составной части. А так как этот план осуществлялся в строгой последовательности, то и Острогожско-Россошанской операции было отведено совершенно определенное место и время. Кстати, уже в этом сказалось влияние решительного изменения стратегической обстановки в районе Сталинграда. Вскоре оно привело к коренному перелому в ходе всей войны, к переходу инициативы в руки Советского Союза, к тому, что борьба на советско-германском фронте теперь стала вестись целиком по планам командования Красной Армии.

Второе обстоятельство тоже являлось знамением времени. Вспомним наши прежние наступательные операции, предшествовавшие Сталинградской. Большинство из них осуществлялось в спешном порядке и без всесторонней подготовки. Да и как могло быть иначе в то время, когда противник обладал превосходством в силах и средствах. Он бешено рвался вперед, и нам приходилось наносить ему контрудары, имевшие целью хотя бы сдержать его натиск. В тех же случаях, когда у нас было достаточно времени для подготовки наступления, часто не хватало сил или опыта, а то — и того, и другого.

Сталинградская наступательная операция знаменовала собой перелом в этом отношении. Удары советских войск теперь, во-первых, заранее подготовлялись и, во-вторых, имели решительные цели. Такой была и сама Сталинградская наступательная операция, и последовавшие за ней мощные удары войск Воронежского и Юго-Западного фронтов сначала на Среднем Дону, а затем и в районе Острогожска и Россоши.

К 23 ноября 1942 г. советские войска под Сталинградом завершили окружение основной группировки противника. 22 вражеские дивизии с многочисленными приданными частями были зажаты в кольце на простреливаемой во всех направлениях местности. Немецко-фашистская армия оказалась на пороге катастрофы.

Стремясь предотвратить ее и в то же время удержать в своих руках район Сталинграда, гитлеровское командование пыталось извне прорвать кольцо окружения. С этой целью оно создало одновременно две крупные ударные группировки. Одну в районе Котельниково, другую — Тормосина. Котельниковская группировка перешла в наступление 12 декабря и была разгромлена войсками Сталинградского фронта в конце месяца. Сосредоточение тормосинской группировки задерживалось, и разгромить ее было приказано войскам Юго-Западного фронта. Верховное Главнокомандование поставило им задачу: «боковско-морозовскую группу противника взять в клещи, пройтись по ее тылам и ликвидировать одновременным ударом» 5-й танковой и 3-й гвардейской армий с востока, а также 1-й гвардейской — с северо-запада{125}.

Таким образом, войскам Юго-Западного фронта предстояло наступать на юго-восток, а не на юго-запад, как намечалось ранее. Разгром деблокирующих группировок противника отсрочил осуществление плана наступления 40-й армии. Его можно было начать только после очищения от врага большой излучины Дона. И потому долго еще не было речи о сроке начала этого наступления. Его указала Ставка в своей директиве от 21 декабря, назначив наступление на 12 января 1943 г.

Однако, поскольку наступление 40-й армии было делом решенным, мы еще в самом начале декабря начали подготовку к нему. Таким образом, в пашем распоряжении оказалось больше месяца. Правда, первые две-три недели состав армии оставался прежним, но и имевшимися тогда силами удалось сделать немало.

Должен подчеркнуть, что подготовка к наступлению проходила в новых условиях, сложившихся к концу 1942 г.

Наша социалистическая Родина оказалась в состоянии в ходе боевых действий не только восполнить понесенные потери, но и непрерывно, в более широких масштабах, чем гитлеровская Германия, количественно и качественно наращивать свои Вооруженные Силы. В то же время война обогатила нас новым опытом, способствовала дальнейшему развитию советского военного искусства. Этот необратимый процесс вел к окончательной утрате противником таких временных преимуществ, использованных им в первый период войны, как превосходство в силах и технических средствах борьбы и опыт ведения боевых действий с массированным применением современной военной техники.

Общие коренные перемены обусловили в декабре 1942 г. и начале января 1943 г. также характер подготовки 40-й армии к наступлению. Он весьма поучителен, особенно в сравнении с предшествовавшими наступательными операциями, в которых мне довелось участвовать. Так, мы хорошо изучили противостоящие войска и имели достаточно времени на подготовку операции. Наконец сама подготовка велась нами на совершенно иной основе, которая определялась возросшим боевым опытом Красной Армии, новыми крупными достижениями советского военного искусства. В то время, в конце 1942 г., они нашли отражение в ряде нововведений, которыми в соответствии с накопленным опытом были определены принципы организации и ведения наступательного боя.

Дорогой ценой достался нам этот опыт. Задача совершенствования наступательного боя советских войск встала перед нами в самом начале войны. Уже тогда на практике выявились недостатки в управлении войсками, ошибочность равномерного распределения сил по фронту, слабое артиллерийское и авиационное обеспечение наступления. Многое изменилось уже в период контрнаступления под Москвой. Уменьшились полосы наступления, увеличились тактические плотности. Основные усилия теперь были сосредоточены на направлениях главного удара. Это содействовало достижению определенных успехов. Теперь же было сделано многое и для обеспечения мощного первоначального удара и осуществления решительных целей наступления.

Например, с целью максимального и одновременного участия пехоты и ее огневых средств в бою стрелковая рота, батальон, полк, дивизия должны были строиться в один эшелон и иметь в резерве соответственно отделение, взвод, роту, батальон. Атакующим стрелковым отделениям и взводам надлежало развертываться в цепь, которая в дальнейшем стала основой построения боевых порядков стрелковых подразделений. Важным нововведением было и определение места командира взвода и роты. Он должен был находиться за боевым порядком своего подразделения. Это позволяло ему лучше видеть ход боя и руководить им.

Огромное влияние на организацию и ведение наступательных действий советских войск оказал приказ наркома обороны относительно боевого применения танковых и механизированных частей и соединений, разработанный на основе опыта проведенных ранее операций. Он подробно касался вопросов организации и проведения танковых атак, использования танковых и механизированных соединений в различных условиях обстановки, их взаимодействия с пехотой, артиллерией и авиацией.

Значение всех этих изменений, содержавших основы советской теории боевого применения всех родов войск и их взаимодействия в современной войне, было исключительно велико. Они в огромной мере обусловили в дальнейшем крупные успехи Советских Вооруженных Сил в тяжелой борьбе с сильным и опытным противником.

Под знаком этих важных нововведений проходила вся подготовка 40-й армии к наступлению.

Ход событий внес новые изменения в план подготавливаемой операции. Дело в том, что, разгромив вражеские силы, пытавшиеся деблокировать группировку, окруженную под Сталинградом, войска Юго-Западного фронта, в том числе и переданная в его состав 6-я армия, вышли на рубеж Новая Калитва — Кантемировка-Чертково. Это создавало благоприятные условия для развертывания общего наступления Красной Армии в западном направлении и нанесения глубокого охватывающего удара во фланг и тыл вражеской группировки, оборонявшейся на Дону, южнее Воронежа.

Вследствие этого и наметки наступления 40-й армии разрослись в план операции левого крыла Воронежского фронта. Она имела целью разгром неприятельской острогожско-россошанской группировки, насчитывавшей более 21 дивизии — шесть немецких, десять венгерских и пять итальянских. В их составе было не менее 260 тыс. солдат и офицеров и свыше 300 танков, 900 орудий, около 8400 пулеметов и более 800 минометов.

Замысел Ставки на наступательную операцию Воронежского фронта предусматривал нанесение главных ударов по обоим флангам и центру вражеской группировки на 250-километровом фронте. 40-й армии, 18-му стрелковому корпусу генерал-майора П. М. Зыкова и 3-й танковой армии генерал-майора П. С. Рыбалко, передаваемой в состав фронта из резерва Верховного Главнокомандования, соответственно ставились задачи на прорыв обороны противника на трех участках — в районах населенных пунктов Сторожевое 1-е, Щучье, северо-западнее Кантемировки. Далее, развивая наступление по сходящимся направлениям на Алексеевну, Острогожск и Карпенково, они должны были окружить и уничтожить острогожско-россошанскую группировку противника. Выходом части сил на реку Оскол по обе стороны Валуек предполагалось прочно прикрыть освобожденный в ходе наступления участок железной дороги, одновременно лишив врага возможности использовать линию Касторное — Ворошиловград.

Этот план представлял собой новый шаг вперед в развитии советского военного искусства. Он учитывал опыт окружения противника под Сталинградом, где Красной Армии не удалось сразу рассечь вражескую группировку на части. И это, как известно, в конечном счете затянуло на продолжительное время ликвидацию сталинградской группировки противника. На сей раз предусматривалось одновременно окружение и нанесение рассекающего удара с целью дробления и уничтожения по частям вражеских войск.

На 40-ю армию в осуществлении этого замысла ложилась большая ответственность. Ибо она, в отличие о г 3-й танковой армии, предназначавшейся лишь для окружения группировки противника, и 18-го отдельного стрелкового корпуса, нацеленного только на нанесение рассекающего удара, участвовала в выполнении и той, и другой задачи.

40-я армия в составе пяти стрелковых дивизий, одной стрелковой, грех танковых и двух истребительных бригад, артиллерийской и минометной дивизий представляла собой северную ударную группировку фронта. Ей предстояло нанести удар главными силами со сторожевского плацдарма в направлении Болдыревка, Красный, Алексеевка. Там мы должны были соединиться с южной ударной группировкой фронта — 3-й танковой армией и совместно с ней завершить окружение войск противника.

Одновременно намечалось частью сил 40-й армии нанести удар в южном направлении — на Острогожск и там встретиться с правофланговыми соединениями 18-го отдельного стрелкового корпуса, наступавшего с щучьенского плацдарма. Действия главных сил 40-й армии намечалось обеспечить наступлением 4-го танкового корпуса справа в направлении Болдыревка, Репьевка и 7-го кавалерийского корпуса слева. Последний должен был овладеть городом Валуйки.

Благодаря постоянному наблюдению за противником мы в основном довольно ясно представляли себе все, с чем нам предстояло встретиться при прорыве обороны, и соответственно этому вели подготовку. Она включала огромное количество малых и больших дел, из которых сострят обычно приготовления армии к крупной наступательной операции.

Самым могучим нашим оружием был высокий боевой дух войск армии. Советский воин видел свое величайшее призвание в том, чтобы очистить родную землю от захватчиков, разгромить врага. И подобно всему нашему народу, каждый солдат и офицер Красной Армии понимал, что после окружения противника под Сталинградом настал, наконец, долгожданный перелом в ходе войны.

Приводили вести одна лучше другой: отбиты попытки деблокировать окруженных под Сталинградом, фашисты разгромлены на Среднем Дону и бегут с Кавказа... Значит, думал каждый, наступил и наш черед ударить по врагу. И весь личный состав армии, ожидая наступления, как самой большой награды, отдавал все силы подготовке к нему. Огромная радость переплеталась с неудержимым стремлением ускорить час окончательной победы.

Такова была атмосфера, царившая в войсках 40-й армии в период, предшествовавший Острогожско-Россошанской операции. Большую работу в частях и подразделениях проводили политработники, партийные и комсомольские организации. Коммунисты были примером для каждого воина во время подготовки к предстоявшим боям.

Всех нас радовало, что в войска армии непрерывно поступали боевая техника, много автоматического оружия, целый поток боеприпасов.

Правда, танков у нас оказалось меньше, чем намечалось по плану. Это было связано с тем, что 4-й танковый корпус не смог своевременно прибыть в полосу 40-й армии и не принимал участия в Острогожско-Россошанской операции. В нашем распоряжении оказались лишь три отдельные танковые бригады. Они имели 133 боевые машины, которые использовались для непосредственной поддержки пехоты.

Если учесть, что наш участок прорыва имел по фронту 10 км, то из этого следует, что у нас было всего лишь 13,3 танка в среднем на километр фронта. Да и то при условии, что все три танковые бригады будут приданы дивизиям первого эшелона. Кроме того, из-за опоздания 4-го танкового корпуса у нас оказалось танков ненамного больше, чем у противника, имевшего во втором эшелоне, северо-западнее сторожевского плацдарма, 700-ю танковую бригаду.

Но, во-первых, качество наших танков было значительно выше, чем у врага. Во всех танковых бригадах доля тяжелых и средних боевых машин составляла две трети общего числа. Танкисты прекрасно овладели замечательной боевой техникой. Они научились метко стрелять при движении танка со скоростью 15-20 км в час, что делало атаку наземных войск более стремительной и в конечном счете обеспечивало высокие темпы наступления.

Во-вторых, мы лучше, чем когда-либо раньше, подготовились к борьбе с танками противника. В ходе обучения войск была проведена целая серия занятий, имитировавших на местности отражение танковой атаки врага. Весь личный состав стрелковых частей к началу операции был снабжен противотанковыми гранатами и обучен их применению в бою.

Войсковая артиллерия занимала позиции, как правило, на танкоопасных направлениях, и каждый орудийный расчет умел вести огонь по танкам. Саперные подразделения хорошо напрактиковались ставить противотанковые минные поля на путях движения атакующих танков противника. В целом все это сделало нашу пехоту мало уязвимой для вражеских танков. Тем более, что в составе армии были также две истребительные бригады и два истребительно-противотанковых артиллерийских полка, имевших отличное вооружение и хорошо обученный личный состав.

Об артиллерии, приданной 40-й армии, нужно сказать особо.

Обещание дать нам две артиллерийские дивизии и два-три гвардейских минометных полка вскоре было выполнено с лихвой: Ставка придала армии 10-ю артиллерийскую дивизию прорыва, имевшую восемь артиллерийских полков, 4-ю дивизию реактивной артиллерии, состоявшую из двух бригад, и зенитную артиллерийскую дивизию.

Благодаря этому, а также сосредоточению войсковой артиллерии мы смогли накануне Острогожско-Россошанской наступательной операции осуществить массирование артиллерийских средств на участке прорыва. Здесь мы имели по 108 орудий и минометов на один километр фронта, причем армейская артиллерийская группа дальнего действия состояла из одиннадцати дивизионов, имевших по шесть орудий калибра 122 мм и выше. Кроме вышеупомянутой дивизии реактивной артиллерии, в нашем распоряжении имелись также четыре отдельных полка и один отдельный дивизион реактивной артиллерии.

Легко представить себе то чувство глубокого удовлетворения, какое вызвал во всех нас этот знаменательный факт. Ведь, например, те наступательные операции, в которых мне раньше пришлось участвовать, никогда не имели такого мощного артиллерийского обеспечения.

Важное значение имели мероприятия по инженерному обеспечению наступательной операции. Прежде всего потребовалось очистить исходный район от огромного количества мин, оставшихся от оборонительных боев на Дону летом 1942 г. Так, на сторожевском плацдарме их было обнаружено до 34 тыс.

К началу наступления саперы проделали проходы в 150 минных полях, а также в своих и вражеских проволочных заграждениях. Они провели огромную работу по подготовке исходного рубежа, позаботились о дорогах, увеличили количество переправ через Дон, Чтобы обеспечить беспрепятственное движение пехоты в ходе наступления, саперы отрыли множество ходов сообщения к переднему краю и «усов» для сближения с противником, соорудили дополнительные окопы и укрытия для личного состава, запасные позиции для артиллерии и минометов, построили много огневых точек, блиндажей, командных и наблюдательных пунктов.

Наступление началось атакой передовых батальонов 40-й армии 12 января 1943 г. Ей предшествовала часовая артиллерийская подготовка. На передний край противника обрушился огневой шквал. Он завершился мощным залпом двух дивизионов реактивной артиллерии М-13. В течение часа вражеские позиции обрабатывали бомбардировщики 291-й штурмовой авиационной дивизии.

Ровно в полдень раздались оглушительные взрывы. Это взлетели на воздух проволочные заграждения противника, под которые наши саперы предшествующей ночью заложили 33 длинных фугаса.

И сразу вслед за этим выступили передовые батальоны 107-й стрелковой дивизии полковника П. М. Бежко совместно с частями 86-й танковой бригады подполковника В. Г. Засеева. Они быстро преодолели расстояние до первых траншей ошеломленного противника. Завязался короткий бой за Голдаевку и находящуюся в полукилометре к западу от нее господствующую высоту. Схватка окончилась взятием населенного пункта и высоты.

Успешной была и атака двух передовых батальонов 25-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майора П. М. Шафаренко. При поддержке артиллерийского и минометного огня они совместно со 116-й танковой бригадой подполковника А. Ю. Новака после двухчасового боя овладели Ореховой рощей, разгромив находившийся там опорный пункт противника.

В результате действий передовых батальонов неприятельская оборона была основательно дезорганизована. Правда, обеспокоенный противник срочно перебросил сюда из Острогожска свою 700-ю танковую бригаду. Тем не менее войска 40-й армии, вклинившиеся на 6 км но фронту и более чем на 3 км в глубину, прочно закрепились на достигнутых рубежах. Более того, атака пехоты с тапками в сочетании с предшествовавшим огневым ударом артиллерии и минометов привела к такому развитию событий, которого мы и сами не ожидали, а именно: неприятельская пехотная дивизия, к которой на выручку спешила 700-я танковая бригада, не выдержала натиска и уже к исходу дня 12 января начала откатываться на запад.

Я тогда же принял решение использовать сложившуюся ситуацию для быстрейшего ввода в бой главных сил первого эшелона армии. Он был назначен на утро 14 января, но теперь стало ясно, что осуществить его можно и нужно на целые сутки раньше. И вот в течение ночи войска были подтянуты вперед, на новые исходные позиции. Одновременно мы внесли поправки в план артиллерийского наступления: так как опорные пункты на переднем крае были уже захвачены нашими войсками, артиллерия получила новые цели, находившиеся в глубине вражеской обороны.

Поздно вечером я доложил командующему фронтом обстановку в полосе армии. Генерал-лейтенант Ф. И. Голиков одобрил решение начать наступление главными силами на следующее утро.

Итак, 13 января войска армии перешли в наступление с рубежей, достигнутых передовыми батальонами.

Здесь необходимо сказать о задачах, которые ставились главным силам 40-й армии. В соответствии с директивами Ставки и фронта было принято решение построить боевые порядки армии в два эшелона. В состав первого из них вошли 141-я, 25-я гвардейская, 340-я и 107-я стрелковые дивизии, 116, 150 и 86-я танковые бригады. Им было приказано прорвать оборону противника на 10-километровом фронте и выйти на рубеж населенных пунктов Сторожевое 1-е-Болдыревка-Девица.

Второй эшелон — 305-я стрелковая дивизия и 253-я стрелковая бригада должны были войти в сражение на утро второго дня операции. Первой из них предписывалось наступать в направлении селений Красное, Алексеевна, второй — на северо-запад с целью обеспечения правого фланга ударной группировки армии.

Проблема обеспечения правого фланга приобрела первостепенное значение. Дело в том, что справа от полосы прорыва, на 47-километровом пассивном участке, мы удерживали занимаемый рубеж силами всего лишь одного стрелкового полка, учебного и пулеметного батальонов. А противостоял им армейский корпус противника. Кроме того, севернее и северо-западнее, в районе Воронежа и Касторное, располагалась 2-я немецкая армия. Указанные выше стрелковый полк и два батальона провели демонстрацию сосредоточения войск для перехода в наступление. Но противник мог принимать это на перу до поры до времени, и следовало ожидать, что именно там он попытается действовать в ответ на удар со сторожевского плацдарма.

Угроза с этой стороны была тем более реальной, что мы начинали наступательную операцию без 4-го танкового корпуса, который по плану должен был наносить удар как раз на правом фланге 40-й армии. Поэтому пришлось оставить одну из двух истребительных бригад, усиленную армейским батальоном противотанковых ружей и учебным батальоном стрелковой дивизии, в обороне восточнее села Сторожевое 1-е, к югу от которого находился участок прорыва. Кроме того, на правом фланге армии наступала сильная ударная группа в составе 141-й, 25-й гвардейской стрелковых дивизий, 253-й стрелковой и 116-й танковой бригад. Причем достигнутый ими в ходе операции рубеж должна была закрепить вторая истребительная бригада.

Наконец, сверх всего этого командующий фронтом по моей просьбе направил в район восточнее сторожевского плацдарма из своего резерва 322-ю стрелковую дивизию, с тем чтобы она участвовала в парировании возможного контрудара справа.

Угрозу левому флангу, где на 28-километровом фронте остались только армейский заградительный отряд и два учебных батальона, предупредили действиями 107-й стрелковой дивизии и 86-й танковой бригады. После прорыва обороны они должны были, прикрывшись заслоном со стороны Коротояка, нанести удар на юг, на Острогожск. Этот город им предстояло освободить и тем самым рассечь окружаемую группировку врага уже во взаимодействии с наступавшими левее частями 18-го стрелкового корпуса и 3-й танковой армии.

Забота об обеспечении флангов, проявленная в 40-й армии, тоже была отражением приобретенного в ходе войны опыта.

Он сказывался во всем. В заблаговременном накоплении достаточного количества боеприпасов, продовольствия и горючего. В хорошо налаженном управлении войсками путем широкого применения современных средств связи, в том числе радиосвязи. В согласованных действиях пехоты, танков, артиллерии, авиации. В принятых при подготовке операции мерах, которые позволили в ходе наступления не только парализовать действия вражеских танков и артиллерии, но и успешно уничтожить их.

Выше уже говорилось о намеченных мерах по рассечению вражеской острогожско-россошанской группировки, в осуществлении которых принимали участие наши 107-я стрелковая дивизия и 86-я танковая бригада. Одновременно наступавшие справа от них войска армии должны были к исходу четвертого-пятого дня выйти на рубеж Сторожевое 1-е-Касьянов-Новая Солдатка-Прудки- Иловское. Там, у Алексеевки, им предстояло Соединиться с 15-м танковым корпусом 3-й танковой армии и тем самым замкнуть кольцо окружения острогожско-россошанской группировки противника.

Таковы были задачи войск 40-й армии в операции по окружению и рассечению этой группировки. Осуществление их, как уже показано, началось успешно. Однако поскольку 13 января в наступление перешла только 40-я армия, то против нее и направил противник свои контрмеры.

Кроме 700-й танковой бригады, он в тот же день перебросил сюда два пехотных полка немецкой 168-й пехотной дивизии из полосы 18-го стрелкового корпуса. Это облегчило последнему начатые им на следующий день, 14 января, наступательные действия со щучьенского плацдарма. На нашем же участке прибытие подкреплений противника несколько замедлило темп прорыва обороны.

В первые часы боя резко обозначился успех наступления в центре и на левом фланге. Там действовали соответственно 340-я стрелковая дивизия генерал-майора С. С. Мартиросяна совместно со 150-й танковой бригадой подполковника И. В. Сафонова и 107-я стрелковая дивизия полковника П. М. Бежко с 86-й танковой бригадой подполковника В. Г. Засеева. При мощной поддержке артиллерии, непрерывным огнем обеспечивавшей атаку пехоты и танков, наступающие быстро продвигались вперед.

Еще несколько слов об артиллерии, действовавшей прямо-таки синхронно с пехотой и танками в глубине обороны противника. Примерно треть артиллерии, находясь в боевых порядках позади пехотных цепей, сопровождала атаку пехоты и танков. Она уничтожала противотанковые средства противника и огневые точки, мешавшие продвижению пехоты. Другая треть огнем с закрытых позиций расчищала дальнейший путь пехоте и танкам, а последняя, — меняя огневые позиции, приближалась к атакующим.

Управление артиллерией мы централизовали, сосредоточив его в руках командующего артиллерией армии. В его распоряжении была хорошо налаженная связь — проволочная и радио. Благодаря этому имелась возможность в нужный момент организовать массированный огонь по местам сосредоточения противника как на переднем крае, так и в глубине обороны. Создавая таким образом перевес мощных огневых средств, мы могли влиять на исход боя, обеспечивать войскам армии непрерывное продвижение вперед.

Части 340-й стрелковой дивизии, овладев Урыво-Покровским, наступали на Болдыревку. В этом районе 150-я танковая бригада столкнулась с контратакующими частями немецкой 700-й танковой бригады. Завязался ожесточенный бой. Потеряв 14 танков и около 200 пленных, противник был вынужден оставить Болдыревку. Освобождение этого населенного пункта и расположенной невдалеке высоты 177 означало, кроме всего прочего, что рокада Воронеж — Острогожск перерезана и тем самым стеснен маневр вражеских войск вдоль фронта.

107-я стрелковая дивизия к этому времени овладела опорным пунктом противника в селе Девица. Здесь было захвачено около 200 пленных. Части 25-й гвардейской стрелковой дивизии начали продвижение вперед лишь во второй половине дня. Используя успешное наступление 340-й стрелковой дивизии, они обошли правый фланг противостоявшей дивизии и завязали бой за Довгалевку. Там они и встретились с одним из двух пехотных полков 168-й немецкой пехотной дивизии, прибывших в качестве подкрепления. Ожесточенное сопротивление врага удалось сломить лишь к утру 14 января.

В целом войска армии в течение 13 января достигли значительного успеха. Наша ударная группировка прорвала главную полосу обороны противника на 10 км по фронту и в глубину, освободила населенные пункты Довгалевка, Болдыревка, Девица. Задача первого дня операции была почти полностью выполнена. В этот день 40-я армия положила хорошее начало мощному наступлению советских войск, закончившемуся лишь два месяца спустя далеко на западе. К исходу 15 января войсками армии была прорвана оборона противника на всю тактическую глубину. На правом фланге мы продвинулись вперед на 20 км, на левом — на 16, в центре — на 35. Тем самым были созданы условия для развития операции на окружение и расчленение вражеской группировки во взаимодействии с 18-м стрелковым корпусом и 3-й танковой армией.

Эти задачи были выполнены в последующие три дня. 17 января 107-я стрелковая дивизия вышла к Острогожску, где соединилась с частями 18-го стрелкового корпуса. Этим была отрезана от основных сил противника часть войск, оборонявшаяся между сторожевским и щучьенским плацдармами. На следующий день главные силы 40-й армии вышли в район Иловского и совместно с 15-м танковым корпусом 3-й танковой армии, достигшим Алексеевки с юга, завершили окружение всей острогожско-россошанской группировки.

Одновременно был образован и внешний фронт окружения. Он начал создаваться параллельно развитию наступления с целью окружения. 40-я армия силами двух стрелковых дивизий и стрелковой бригады образовала внешний фронт, удаленный на 40-55 км от окруженной группировки врага и проходивший на рубеже Костенки — Россошка — Истобное — Караешник — Крестьянский — Хмелевое. Юго-западнее, на фронт Валуйки — Уразово, вышел 7-й кавалерийский корпус.

Таким образом, стремительное развитие Острогожско-Россошанской операции привело 18 января 1943 г. к окружению группировки противника, противостоявшей центру и левому крылу Воронежского фронта. Ход событий оказался здесь настолько неожиданным для вражеского командования, что оно ничего не успело предпринять не только для предотвращения глубокого прорыва своей обороны, но даже для спасения попавших в окружение войск.

С 19 января кольцо вокруг окруженных вражеских дивизий начало сжиматься. К 27 января расчлененная на части острогожско-россошанская группировка противника была ликвидирована. Так в ходе Острогожско-Россошанской наступательной операции войска нашего фронта впервые при разгроме Крупных сил врага сократили до минимума разрыв во времени между прорывом обороны и окружением, расчленением и уничтожением группировки противника.

Вскоре после начала операции мне на передовой командный пункт позвонил А. М. Василевский. Он сразу же сообщил, что звонит по поручению И. В. Сталина. Верховный Главнокомандующий поздравлял войска 40-й армии и объявлял им благодарность за успешные действия по окружению и разгрому противника в ходе Острогожско-Россошанской операции.

В тот же день об этом узнали все воины 40-й армии. Поздравление Верховного Главнокомандующего было для каждого из нас радостным, окрыляющим событием, звавшим к новым ударам по противнику, к быстрейшему освобождению Родины от захватчиков.

Острогожско-Россошанская операция левого крыла Воронежского фронта продолжалась 15 дней. За это время наши войска окружили и уничтожили вражескую группировку войск на Дону между Воронежом и Кантемировкой. Участок железной дороги Лиски-Кантемировка был освобожден от противника, и мы вышли на рубеж реки Оскол, продвинувшись на запад на 140 км. Войска фронта полностью разгромили 14 вражеских пехотных дивизий, немецкую дивизионную группу «Фогеляйн» и 700-ю танковую бригаду. Кроме того, шести пехотным и одной танковой дивизиям противника было нанесено тяжелое поражение.

Число пленных составило более 71 тыс. человек. Кроме того, около 52 тыс. фашистских солдат и офицеров было убито. Вот перечень взятых трофеев: 1400 артиллерийских орудий, 1270 минометов, 2650 пулеметов, около 30 тыс. винтовок, 294 противотанковых ружья, 18 огнеметов, 92 танка, 32 самолета, 6,2 тыс. автомашин, около 300 тягачей и тракторов, 250 мотоциклов, 2,5 тыс. велосипедов и столько же лошадей, 136 радиостанций, 700 км телефонного кабеля и огромное количество боеприпасов, в том числе 21,5 млн. патронов, около 2,2 млн. снарядов, 255 тыс. мин. Кроме того, были захвачены громадные запасы продовольствия, фуража и технического имущества, содержавшегося в 277 складах{126}.

Мы не располагаем полными сведениями о всех потерях острогожско-россошанской группировки противника с 12 по 27 января 1943 г. Однако показательно сопоставление безвозвратных потерь обеих сторон. У противника они составляли в целом свыше 123 тыс. человек, а в войсках Воронежского фронта — 4527{127}, или в 27 с лишним раз меньше. Эти цифры говорят сами за себя.

Любопытная деталь: пленных было так много, что мы оказались не в состоянии конвоировать их. Поэтому были созданы так называемые сборные пункты. Наши солдаты ограничивались тем, что объясняли пленным, куда идти. Те шли в указанном направлении, спрашивая у всех встречных, где сборный пункт.

Вереницы пленных брели на восток, а советские войска и среди них 40-я армия, спешили на запад. Воодушевление было огромное, грудь распирала радость: наступил долгожданный час! Мы били фашистов, освобождали родную землю и изнывавших в неволе отцов, матерей, сестер, братьев, детей. В славном, незабываемом январе 1943-го у всех нас словно выросли крылья, чтобы быстрее гнать врага на запад.

Острогожско-Россошанская наступательная операция явилась важным звеном в системе наступательных операций зимней кампании 1942/1943 г. Она проводилась в выгодных для советских войск условиях: в тот же период войска Донского фронта осуществляли операцию по ликвидации окруженной сталинградской группировки противника; армия Юго-Западного фронта успешно продвигались на ворошиловградском направлении; тогда же начался разгром и северокавказской вражеской группировки, и, наконец, войска Ленинградского и Волховского фронтов приступили к прорыву блокады Ленинграда.

Во всех этих операциях, составляющих блестящие страницы истории Великой Отечественной войны, нашли свое выражение могучие силы нашей великой социалистической Родины, поставленные Коммунистической партией, Советским правительством и всем народом целиком на службу делу разгрома врага. Ленинская партия, ее Центральный Комитет явились той силой, единственной и неповторимой, которая смогла организовать отпор фашистским захватчикам и в грозный для отчизны час подготовить и осуществить перелом в войне, повернуть ее ход в пользу Советского Союза и тем самым создать предпосылки для изгнания врага с территории нашей страны и последующего его полного разгрома.

Говоря об Острогожско-Россошанской наступательной операции, нужно подчеркнуть, что она дала богатый опыт организации и проведения прорыва обороны противника.

Буквально в течение нескольких дней эта операция привела к резкому изменению соотношения сил в полосе Воронежского фронта в пользу советских войск. Это позволило Ставке Верховного Главнокомандования осуществить силами фронта подготовку Воронежско-Касторненской и Белгородско-Харьковской наступательных операций.

В результате Острогожско-Россошанской операции резко ухудшилось положение 2-й немецкой армии, оборонявшейся в районе Касторное, Воронеж. Правофланговые соединения 40-й армии вышли за Доном на линию Костенки-Семидесятское-Городище и этим внесли резкий корректив в конфигурацию фронта. В треугольнике Ливны-Старый Оскол-Воронеж образовалась вытянутая на восток дуга, в которой и оказалась 2-я немецкая армия, левофланговая из группы армий «Б». С севера над ней нависали 13-я и 38-я, с востока и юга ей угрожали 50-я и 40-я армии.

Ставка Верховного Главнокомандования внимательно следила за успешными действиями нашего фронта. Ее представитель генерал армии А. М. Василевский безотлучно находился у нас в войсках. Еще в ходе Острогожско-Россошанской операции он предложил воспользоваться резким ухудшением положения 2-й немецкой армии в районе Воронежа и разгромить ее. Верховное Главнокомандование приняло это предложение.

20 января Ставка приказала войскам Брянского и Воронежского фронтов провести совместную наступательную операцию с целью освобождения важных узлов дорог Воронежа и Касторное, создания условий для наступления Красной Армии на курском и харьковском направлениях. Для этого они должны были ударами с севера и юга по сходящимся направлениям на дальних флангах дуги окружить и уничтожить находившиеся внутри нее главные силы 2-й немецкой армии.

Их окружение предстояло осуществить нашей 40-й армии совместно с 13-й армией Брянского фронта под командованием генералмайора Н. П. Пухова, которой для этого было предписано наступать своим левым флангом на Касторное. Одновременно, согласно замыслу Ставки, 38-я и 60-я армии (ими соответственно командовали генерал-лейтенант Н. Е. Чибисов и генерал-майор И. Д. Черняховский) наносили вспомогательный удар с целью расчленения на части окружаемой группировки противника. Начало наступления было намечено на 24-26 января.

20 января, когда была получена эта директива Ставки, 40-я армия продолжала наступление. В тот день наши левофланговые части после упорных боев освободили Острогожск. В центре, северо-восточнее Алексеевки, мы совместно с 15-м танковым корпусом приступили к ликвидации окруженных неприятельских войск. На правом фланге, сломив сопротивление войск противника, переброшенных из Воронежа немецко-фашистским командованием, 25-я гвардейская стрелковая дивизия и 253-я стрелковая бригада продвинулись еще на 8–15 км. Именно в тот день они закрепились на рубеже Семидесятское- Городище, ставшем затем нашим исходным районом в Воронежско-Касторненской операции.

В соответствии с замыслом Ставки командующий Воронежским фронтом генерал-полковник Ф. И. Голиков решил осуществить прорыв на трех участках.

Главный удар фронта наносила наша 40-я армия из района Роговатое в направлении Горшечное, Касторное. Там ей предстояло соединиться с 13-й армией и тем самым замкнуть кольцо вокруг вражеской группировки войск.

Кроме того, нам было приказано частью сил наступать на Старый Оскол, Ястребовку с целью создания внешнего фронта окружения и обеспечения с запада левого крыла фронтовой ударной группировки.

38-я армия должна была нанести отсекающий удар на Нижнюю Ведугу. Навстречу ей предстояло наступать 60-й армии. Ее задача состояла в том, чтобы частью сил сковать вражеские войска в районе Воронежа. Для активных действий она получила от 40-й армии 22-километровый участок фронта на правом берегу Дона от Костенки до населенного пункта Семидесятское. Вместе с ним в состав 60-й армии мы передали и находившиеся на этом рубеже несколько наших соединений. Это были блестяще проявившие себя в боях 141-я стрелковая и 10-я артиллерийская дивизии, 253-я стрелковая, 86-я и 150-я танковые бригады и переданная из резерва фронта 322-я стрелковая дивизия.

В свою очередь состав 40-й армии был пополнен переданными нам 183-й, 309-й стрелковыми дивизиями и 129-й стрелковой бригадой. Кроме того, прибыл и 4-й танковый корпус генерал-майора А. Г. Кравченко, поступивший в оперативное подчинение 40-й армии.

Воронежско-Касторненскую наступательную операцию, как и предыдущую, Острогожско-Россошанскую, начала наша 40-я армия.

Утром 24 января 1943 г. поднялась метель. Дороги занесло. Мороз достигал 20°. Главное же, видимость была крайне ограничена. Начало наступления пришлось перенести на 12 часов. Но и к полудню метель не унялась. Тем не менее вновь отложить атаку — значило бы вообще в этот день отказаться от нее. Поэтому в 12 часов 30 минут, несмотря на плохую видимость, пришлось начать артиллерийскую подготовку. Она продолжалась, согласно плану, 30 минут, но ее результат был незначителен. Артиллеристы не видели целей и потому не смогли подавить большую их часть. От авиационной подготовки в условиях сильной метели отказались.

Все это осложнило действия нашей пехоты и танков. Пехота, приблизившаяся к переднему краю обороны противника на 300- 350 м во время артиллерийской подготовки, немедленно после ее окончания, в 13 часов, вместе с танками атаковала вражеские позиции. Она была встречена артиллерийским и ружейно-пулеметным огнем.

По всему фронту разгорелся ожесточенный огневой бой. Однако уже час спустя нам удалось на отдельных участках сломить сопротивление и начать продвижение вперед. Отразив контратаки врага, стрелковые дивизии к концу дня вклинились в оборону противника в районах Бочарова и Старо-Николаевской.

Еще успешнее действовал 4-й танковый корпус. Он сломил сопротивление частей 68-й немецкой пехотной дивизии, за два часа с боем продвинулся на 6-8 км и овладел районом Лебяжье. Далее ему предстояло наступать на Архангельское. Большие снежные заносы вынудили генерала А. Г. Кравченко выбрать кратчайший путь- через населенные пункты Старомеловое и Новомеловое.

Условия наступления были и здесь крайне тяжелыми. Попытки двигаться вне дорог с целью обхода населенных пунктов, приспособленных противником к круговой обороне, ни к чему не привели. Танки застревали в глубоком снегу, буксовали и расходовали большое количество горючего. Дороги также были во многих местах занесены снегом.

Несмотря на все эти трудности, корпус, посадив мотострелковую бригаду на танки, вышел к Новомеловому и Старомеловому, продвинувшись за день на 16 км. С наступлением темноты он освободил эти населенные пункты.

Двигаться дальше к Горшечному кратчайшим путем не удалось. Разведка, посланная вечером в направлении населенного пункта Нижне-Гнилое, обнаружила там противотанковый опорный пункт. Поэтому утром 25 января корпус перешел в наступление на Болото, где оборона гитлеровцев была слабее, уничтожил вражеский гарнизон и подошел к Горшечному с той стороны, откуда противник вообще не ожидал удара. Фашисты были захвачены врасплох. Вражеская оборона была быстро смята. Танковый корпус с ходу ворвался в Горшечное и овладел им.

Тем временем стрелковые дивизии, используя успех 4-го танкового корпуса, на всем фронте прорвали оборону противника. Они устремились на север и северо-запад, в глубь вражеской обороны, отрезая пути отхода основным силам 2-й немецкой армии.

Лучше других действовала 25 января 125-я гвардейская стрелковая дивизия генерал-майора П. М. Шафаренко. Продолжая развивать наступление, она совместно с 96-й танковой бригадой под командованием генерал-майора танковых войск В. Г. Лебедева продвигалась вслед за 4-м танковым корпусом и в середине дня вышла к Старомеловому и Новомеловому. К исходу дня ее части продвинулись на 18 км, разгромили до батальона пехоты 68-й пехотной дивизии противника в Нижне-Гнилом и овладели этим населенным пунктом, превращенным гитлеровцами в опорный пункт сопротивления. Мелкие вражеские группы бежали в северном направлении.

183-я стрелковая дивизия генерал-майора А. С. Кострицына и 129-я стрелковая бригада (командир полковник И. И. Ладыгин) в этот же день продвинулись на 12 км.

Поняв, что 2-я немецкая армия находится в «мешке» и что выход из него будет перекрыт в ближайшие дни, фашистское командование, надо полагать, отнюдь не пришло в восторг. От захваченных в плен офицеров мы узнали, что им был отдан приказ начать с утра 26 января отход на запад. Стало также известно, что накануне, 25 января, в восточной зоне дуги противник уже отвел свои войска за Дои, оставив в районе Воронежа только сильное прикрытие. Часть высвободившихся таким образом сил он перебрасывал на Нижнедевицк, где намеревался использовать их для сковывания наступающих соединений 40-й армии.

В этом, собственно, и заключалась тактика, при помощи которой враг рассчитывал вырваться из «мешка». В соответствии с ней он оставлял сильные подвижные арьергарды на выгодных рубежах, узлах дорог и в населенных пунктах, стремясь под их прикрытием отвести на запад свои главные силы.

Однако прошли времена, когда противник был в состоянии парировать удары на своих флангах. Во-первых, наши действия стали более умелыми. Во-вторых, в конце января 1943 г. солдаты и офицеры врага уже хорошо знали, что если они попадут в окружение, то им неоткуда будет ждать помощи. Этому научили Сталинград, а также только что закончившаяся Острогожско-Россошанская наступательная операция советских войск. Вот почему немецко-фашистская захватническая армия, уже увидевшая перед собой призрак неминуемого поражения, больше всего теперь боялась действий на флангах.

В этом отразился глубокий внутренний надлом, который произошел в немецко-фашистской армии в период описываемых событий. Куда только девалась напускная храбрость гитлеровского воинства! Каждый в отдельности и все вместе страшились приближавшейся расплаты. И при малейшей угрозе на фланге, а часто даже при одном лишь появлении каких-либо «подозрительных» признаков они бросали тяжелое оружие и налегке стремились побыстрее отскочить назад. Мы же именно поэтому широко применяли тактику блокировки вражеских арьергардов, чем и срывали его замыслы.

В западной части дуги после освобождения Горшечного и Нижне-Гнилого у противника к 26 января оставался лишь один выход на запад — в районе Касторного. Да и тот был под угрозой, так как к нему вскоре устремился сводный отряд 4-го танкового корпуса во главе с командиром 45-й танковой бригады подполковником П. К. Жидковым.

Немецко-фашистское командование, видимо, решило не только не уступить Касторное, но и расширить выход из «мешка». С этой целью оно подбросило свежие силы и вновь захватило Нижне-Гнилое. Однако 27 января вражеские войска были окончательно выбиты оттуда частями 25-й гвардейской стрелковой дивизии. К исходу того же дня сводный отряд подполковника Жидкова овладел железнодорожной станцией Касторная Новая. Утром 28 января отряд ворвался в город Касторное. Здесь противник сопротивлялся с особой ожесточенностью, однако в конечном счете был разбит сводным отрядом и подоспевшими к концу дня частями 13-й и 38-й армий.

С освобождением этого города основные силы 2-й немецкой армии были окружены восточнее рубежа Горшечное-Касторное. В кольце наших войск оказались семь немецких (57, 68, 75, 88, 323, 340 и 377-я) и две венгерские (6-я и 9-я) дивизии. Они сосредоточились восточнее Горшечного, готовясь к прорыву в западном и юго-западном направлении, но осуществить это намерение им не удалось. 29 января началась ликвидация окруженной группировки противника. Со всех сторон на нее обрушились удары наших войск. Территория, занимаемая вражескими войсками, быстро уменьшалась.

Воронежско-Касторненская наступательная операция была проведена советскими войсками в сложных условиях. В районе боевых действий разыгралась многодневная пурга, она сопровождалась резким похолоданием и большими снежными заносами. Наши дивизии находились все время в поле, а противник мог обогреваться в населенных пунктах, откуда ему было легко оборонять подступы к ним.

Личный состав наших войск с большим трудом передвигался по снежной целине. Колесный транспорт почти совсем остановился. Перевозки можно было осуществлять только на санях. Несмотря на все это, советские войска в короткий срок осуществили разгром окруженной группировки.

Изо дня в день росло число пленных. Необычайно велико было и количество захваченного вооружения, транспорта и различного военного имущества. Пленных и трофеи брали в каждом населенном пункте. Например, только сводный отряд подполковника П. К. Жидкова в пути от Горшечного до Касторного взял в плен около 2 тыс. вражеских солдат и офицеров, захватил 12 танков, 60 орудий, 80 минометов, 50 мотоциклов, восемь железнодорожных составов с паровозами под парами, около тысячи автомашин и свыше 3 тыс. лошадей.

Кстати, часть трофеев, в особенностей лошади, использовались нами немедленно и весьма успешно. Всего их было отбито у противника более 12 тыс. Они хорошо послужили нам, главным образом для подвоза боеприпасов, продовольствия и горючего, а во многих случаях также для переброски войск, В условиях бездорожья и снежных заносов это позволило обеспечить высокую подвижность и маневренность стрелковых дивизий.

Итогом операции был разгром 2-й немецкой армии. Из всего ее состава лишь 6-7 тыс. солдат и офицеров сумели вырваться из окружения и бежать на запад. Знаменательно, что это происходило как раз в те дни, когда Красная Армия под Сталинградом завершила уничтожение 6-й немецкой армии. Так бесславно закончили существование две некогда грозные армии, считавшиеся лучшими в гитлеровском вермахте. Вместе с ними почти полностью были разгромлены войска сателлитов гитлеровской Германии, брошенные в угоду ей на Восточный фронт тогдашними фашистскими правителями Италии, Румынии, Венгрии.

Мрачным было для руководителей фашистского блока начало 1943 г. Одновременно с катастрофой под Сталинградом к ним одно за другим поступали невеселые для них известия об успешных действиях войск Воронежского фронта.

Вот как писал об этом впоследствии бывший гитлеровский генерал фон Бутлар: «Итог, который немецкому командованию пришлось подвести на этом участке фронта в конце января 1943 г., был поистине ужасным. За 14 дней русского наступления группа армий «Б» была почти полностью разгромлена. 2-я армия оказалась сильно потрепанной. К тому же она потеряла во время прорыва основную массу своей боевой техники. 2-я венгерская армия была почти полностью уничтожена, из 8-й (итальянской. — К. М.} армии спастись удалось лишь некоторым частям корпуса альпийских стрелков. От остальной части соединений уцелели только жалкие остатки. Из числа немецких войск, действовавших в полосе 8-й итальянской армии, остались лишь потрепанные остатки нескольких немецких дивизий, которым удалось спастись за рекой Оскол. Связь с группой армий «Центр» и с группой армий «Дон» была потеряна, стыки находились под угрозой»{128}.

Пожалуй, трудно что-либо добавить к этому перечню итогов двух наступательных операций советских войск — Острогожско-Россошанской и Воронежско-Касторнеиской. Что касается 40-й армии, то в обеих она играла ведущую, основную роль. В результате накопленный ею в тот период боевой опыт представлял собой значительную ценность. Он отражал и усложнившиеся тогда задачи наступающих войск. В частности, в Острогожско-Россошанской операции 40-я армия, по существу, действовала тремя группировками войск: одна обеспечивала правый фланг от возможных контрударов противника, другая создавала внешний фронт окружения, а третья, в составе которой были главные силы, одновременно окружала и уничтожала вражескую группировку.

Воронежско-Касторненская операция имела свою особенность. Она была первым ярким примером успешного перехода от одной крупной наступательной операции к другой без оперативной паузы. Войска 40-й армии изготовились к ней в ограниченные сроки в ходе завершения предыдущей операции. Характерным для Воронежско-Касторненской операции являлись и действия танкового корпуса совместно со стрелковыми дивизиями первого эшелона при прорыве обороны врага, а также его последующие стремительные удары в оперативной глубине по подходившим резервам противника в узлам сопротивления.

Этот опыт, будучи определенным вкладом в развитие советского оперативного искусства, быстро распространялся и усваивался войсками. Так, примеру успешного применения 12 января передовых батальонов, переросшего в наступление 40-й армии, уже 25 января последовала 38-я армия.

Характерным было также творческое использование артиллерии в наступлении. Исключительно эффективным оказалось сочетание огня с закрытых позиций и из орудий, стрелявших прямой наводкой, находившихся в боевых порядках пехоты и танков. Такое построение было, в частности, при ликвидации опорного пункта в Синих Липягах.

Здесь благодаря тесному взаимодействию артиллерии с пехотой удалось изолировать вражеский гарнизон в нескольких отдельных домах, после чего он был уничтожен в ходе решительной атаки. Та же участь постигла несколько дней спустя и фашистский гарнизон в городе Старый Оскол.

Начало 1943 г. ознаменовалось блестящими победами советского оружия на полях сражений Великой Отечественной войны. Советские войска прорвали блокаду Ленинграда, была завершена ликвидация армии Паулюса в Сталинграде, очищен от фашистов почти весь Северный Кавказ. Красная Армия изгнала врага с Нижнего и Среднего Дона, из восточной части Донбасса и многих районов Украины. От немецко-фашистских захватчиков была освобождена вся территория, захваченная ими на юге летом и осенью 1942 г. Снова над Воронежом, Ворошиловградом и Ростовом развевались красные флаги.

В двух январских операциях — Острогожско-Россошанской и Воронежско-Касторненской — советские войска в течение 20 дней ликвидировали две вражеские группировки, расширили брешь в обороне противника от Валуек до Ливен. Эти операции не только обогатили советское военное искусство теорией и практикой окружения и разгрома крупных сил противника. Они создали условия для дальнейших успешных наступательных действий Красной Армии как на Воронежском и Брянском, так и на других фронтах,

К концу января 1943 г. Ставка Верховного Главнокомандования решила использовать благоприятно сложившуюся обстановку и завершить разгром врага на курском, харьковском и донбасском направлениях.

Последовавшие за этим наступательные операции наших войск встретили исключительно упорное противодействие. Гитлеровское командование, подбрасывая из глубины крупные оперативные резервы, попыталось не только остановить наступлений Красной Армии, по и захватить инициативу в свои руки, взять реванш за поражения под Сталинградом и на Дону.

Реванш не получился. Вражеское контрнаступление разбилось о непоколебимую стойкость и непревзойденное мужество советских воинов.

В марте 1943 г. на курском направлении, где теперь действовала 40-я армия, фронт стабилизировался на линии Городище, Чернь, Березовка, Севск, Рыльск, Алексеевка, Краснополье, Белгород, Волчанск. Таким образом, между Орлом и Харьковом образовался выступ, вошедший в историю под названием Курской дуги. Северную ее часть оборонял Центральный фронт под командованием генерала армии К. К. Рокоссовского, а южную — Воронежский фронт, которым теперь командовал генерал армии Н. Ф. Ватутин.

К началу июля 1943 г. армии обоих фронтов были хорошо подготовлены к предстоявшим тяжелым оборонительным боям.

Вражеские войска в то время уже готовились к наступлению, на которое руководящая клика и военное командование фашистской Германии возлагали все свои надежды. Вот что писал Гитлер 4 июля в обращении к личному составу войск, предназначенных к наступлению: «С сегодняшнего дня вы становитесь участниками крупных наступательных боев, исход которых может решить войну. Ваша победа больше, чем когда-либо, убедит весь мир, что всякое сопротивление немецкой армии в конце-концов все-таки напрасно... Мощный удар, который будет нанесен советским армиям, должен потрясти их до основания... И вы должны знать, что от успеха этого сражения зависит все...»{129}

События развернулись совсем не так, как планировали гитлеровцы. Важнейшую роль в этом сыграл тот факт, что советское командование, внимательно следившее за действиями противника, давно раскрыло его замысел относительно крупного наступления и предприняло необходимые контрмеры. В результате полностью провалился план немецкого командования, имевший целью окружение и разгром крупных сил Красной Армии, подготовку нового похода на Москву.

В течение 17 дней на сравнительно, небольшой территории разыгралось грандиозное сражение, в котором участвовало с обеих сторон колоссальное количество боевой техники, в первую очередь танков и авиации. В ходе этой битвы противнику был нанесен сокрушительный удар. Под обломками «тигров», «пантер» и «фердинандов» оказались похороненными и стратегические резервы немецко-фашистского командования, и его надежды на реванш за поражения предыдущей зимы.

Огромное значение Курской битвы состояло также в том, что, как отмечалось в приказе Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза И. В. Сталина 24 июля 1943 г., «проведенные бои по ликвидации немецкого наступления показали высокую боевую выучку наших войск, непревзойденные образцы упорства, стойкости и геройства бойцов и командиров всех родов войск, в том числе артиллеристов и минометчиков, танкистов и летчиков. Таким образом, немецкий план летнего наступления нужно считать полностью провалившимся. Тем самым разоблачена легенда о том, что немцы летом в наступлении всегда одерживают успехи, а советские войска вынуждены будто бы находиться в отступлении».

А вот признание фашистского генерала Гудериана: «В результате провала наступления «Цитадель» мы потерпели решительное поражение. Бронетанковые войска, пополненные с таким большим трудом, из-за больших потерь в людях и технике на долгое время были выведены из строя... Само собой разумеется, русские поспешили использовать свой успех. И уже больше на Восточном фронте не было спокойных дней. Инициатива полностью перешла к противнику»{130}.

Да, на этот раз Гудериан сказал правду. Курская битва завершила перелом в ходе всей второй мировой войны. В результате поражения вражеских войск на Курской дуге изменилось соотношение сил, особенно на юго-западном направлении. Красная Армия начала наступление на фронте от Великих Лук до Черного моря.

Гитлеровское командование перешло к стратегической обороне, к строительству оборонительных рубежей, имея задачу остановить наступление наших войск. Важнейшим из таких рубежей был Днепр, где еще в начале августа началось строительство «Восточного вала». Фашисты не верили в возможность форсирования нашими войсками такой крупной водной преграды и надеялись отсидеться, залечить свои раны. Геббельсовская пропаганда трубила о неприступности оборонительных сооружений за рекой.

Ставка Верховного Главнокомандования запланировала нанесение мощных ударов по немецко-фашистским войскам. Главный удар наносился на Украине, в среднем течении Днепра. Ведущим направлением считалось киевское.

Наш, Воронежский фронт под командованием генерала армии Н. Ф. Ватутина получил задачу быстро выдвинуться к Днепру. Его ударная группировка в составе 40-й армии, которой я продолжал командовать, и 3-й гвардейской танковой армии генерал-лейтенанта П. С. Рыбалко в первом эшелоне и 27-й армии генерал-лейтенанта С. Г. Трофименко — во втором была сосредоточена в центре оперативного построения фронта. Перед нами стояла задача: захватить плацдармы на правом берегу Днепра южнее Киева на участке Ржищев — Черкассы. Правофланговая 38-я армия, которой командовал генерал-лейтенант Н. Е. Чибисов, действовала севернее.

После прорыва обороны противника юго-восточнее Ромен наши войска устремились к Днепру в общем направлении на Переяслав-Хмельницкий. Темп наступления непрерывно возрастал и достигал 25-30 км в сутки. 22 сентября 40-я и 3-я гвардейская танковая армии вышли к Днепру и в тот же день захватили плацдармы на правом берегу реки в районах Ржищев и Великий Букрин.

Патриотический порыв и энтузиазм воинских частей и подразделений, первыми вышедших к Днепру, не могла остановить широкая гладь реки. Не ожидая прибытия понтонов и других переправочных средств, они начали переправу, действуя с решительностью и быстротой, с неистощимой солдатской смекалкой используя подручные местные средства. В ход пошли лодки, бревна, доски, бочки.

Войска беспрерывным потоком переправлялись на правый берег, захватывая новые и расширяя старые плацдармы. Они отражали отчаянные атаки танков и пехоты противника, стремившихся сбросить их с захваченных плацдармов.

Большинство работников политотделов были направлены в части и подразделения, которые первыми форсировали реку. Пример мужества, бесстрашия в бою показывали коммунисты и комсомольцы. И каждый воин делал все, чтобы стать достойным высокого звания члена ленинской партии, комсомола. Только за сентябрь партийные организации фронта выросли на 12 тыс. человек. В 40-й армии за это время более 2 тыс. солдат и офицеров получили партийные билеты.

Население освобожденных приднепровских сел и местечек радостно встречало части Красной Армии и спешило помочь нашим солдатам, чем только могло. Рыбаки извлекали из воды припрятанные от врага лодки и передавали их войскам для переправы. Жители окрестных сел по просьбе командования оказали помощь саперам в строительстве моста через Днепр. Несмотря на большие потери от огня артиллерии и налетов авиации, мост длиной в 700 м был построен за 11 дней.

Это один из мостов, о которых фашистский генерал Меллентин писал: «Русские навели через Днепр несколько переправ, причем проявили настолько большое искусство в этой области, что сумели построить мосты для переправ войск и лошадей с настилом ниже уровня воды».

К 30 сентября войска правого фланга и центра Воронежского фронта захватили девять плацдармов севернее и южнее Киева. Важнейшими из них были букринский — южнее и лютежский — севернее города.

Букринский плацдарм был выгоден тем, что находился в небольшой излучине Днепра, обращенной выпуклой стороной на восток. Благодаря такому положению подступы к нему могли простреливаться нашим огнем с трех сторон. На этом плацдарме и сосредоточились главные силы 40-й и 3-й гвардейской танковой армий. Позже подошла 27-я армия.

Командование Воронежским фронтом решило овладеть Киевом с помощью двух ударов. Главный предполагалось нанести с букринского плацдарма в западном и северо-западном направлениях. Второй, с лютежского плацдарма, наносился в южном направлении.

Войска ударных группировок должны были соединиться западнее города, замкнуть кольцо окружения и перерезать вражеские коммуникации.

Наступление с букринского плацдарма предпринималось дважды: с 12 по 15 октября и затем с 21 по 24 октября, а с лютежского плацдарма — с 11 по 17 октября. Но добиться крупного успеха нам не удалось, если не считать незначительного расширения обоих плацдармов. Противник сосредоточил здесь пять пехотных, три танковые и две моторизованные дивизии и создал прочную оборону.

В конце октября намечалось проведение третьего наступления с букринского плацдарма, но оно было отменено. Произошло это при следующих обстоятельствах.

В полдень 22 или 23 октября на букринский плацдарм, где я находился вместе с генералом П. С. Рыбалко, приехал генерал армии Н. Ф. Ватутин. Не успели мы доложить командующему обстановку, как его позвали к аппарату ВЧ. Вызывал Верховный Главнокомандующий. Ватутин доложил обстановку на фронте и изложил свое решение о наступлении. Выслушав его, Верховный Главнокомандующий предложил продумать вопрос рокировки 3-й гвардейской танковой армии, а также частей усиления 40-й армии на лютежский плацдарм, после чего ударом с этого плацдарма овладеть Киевом... Все это он рекомендовал проделать скрытно. Нужно было вывести с букринского плацдарма необходимые подвижные войска и средства усиления 40-й армии под покровом ночи. В целях маскировки предписывалось силами 40-й и 27-й армий продолжать демонстрацию наступления с прежнего направления. Словом, врага надо было обмануть.

Мысленно я удивился: ни одному из нас, командармов, ни командованию фронта не пришла в голову мысль о рокировке ударной группировки фронта на лютежский плацдарм, к северу от Киева. Между тем необходимость нового решения вызывалась и тем, что в результате боевых действий в октябре на букринском плацдарме наиболее сильная группировка противника была сосредоточена южнее Киева, т. е. против 3-й танковой, 40-й и 27-й армий.

20 октября наш Воронежский фронт был переименован в 1-й Украинский, а четыре дня спустя была получена директива Ставки о перегруппировке войск на лютежский плацдарм. В связи с этим были произведены некоторые перемещения командного и начальствующего состава. Я сдал 40-ю армию генерал-лейтенанту Ф. Ф. Жмаченко, а сам принял под командование 38-ю армию, в которую вместе со мной перешел член Военного совета генерал-майор А. А. Епишев.

План Киевской наступательной операции заключался в следующем.

38-й армии предстояло нанести удар с лютежского плацдарма в южном направлении в обход города с запада. В ее же полосе предполагалось ввести в прорыв 3-ю гвардейскую танковую армию генерала П. С. Рыбалко и 1-й гвардейский кавалерийский корпус генерала В. К. Баранова с задачей наступать в направлении Фастова, Белой Церкви, Гребенки. 60-я армия генерала И. Д. Черняховского наступлением на юг обеспечивала справа действия 38-й армии в районе Киева. 40-я и 27-я армии наступлением с букринского плацдарма на Белую Церковь должны были сковать и ввести в заблуждение вражеские силы. Они начинали свои действия за двое суток до наступления ударной группировки фронта. Наземные войска с воздуха поддерживались 2-й воздушной армией генерала С. А. Красовского.

25 октября началась перегруппировка. Необходимо было перебросить войска с букринского плацдарма на левый берег Днепра, совершить марш в 150-200 км и снова переправиться через Десну и Днепр на лютежский плацдарм. Все передвижения требовалось произвести в ночное время при соблюдении тщательной маскировки. Для этого на букринском плацдарме были оставлены радиостанции, которые продолжали свою обычную работу, дезинформируя вражеские штабы. Вместо танков и орудий установили макеты. На лютежском плацдарме, где сосредоточивались войска, также соблюдалась строгая маскировка. Дожди и туманы способствовали сохранению скрытности передвижения войск.

Фашисты проглядели нашу перегруппировку. Они по-прежнему ожидали, что главный удар будет нанесен с букринского плацдарма.

К началу активных действий на лютежском плацдарме были сосредоточены 38-я и 3-я гвардейская танковая армии.

38-я армия имела четыре стрелковых, а также один танковый и один артиллерийский корпуса. В ее составе действовала 1-я отдельная чехословацкая бригада под командованием Л. Свободы. Всего здесь было сосредоточено свыше 2 тыс. орудий и минометов, а также 500 реактивных установок. На участке прорыва мы имели превосходство в пехоте в 3 раза, в артиллерии — в 4,5, в тапках — в 9 раз.

1 ноября в штаб армии были собраны командиры корпусов, дивизий, бригад. Здесь был и командир 1-й отдельной чехословацкой бригады полковник Л. Свобода. Совещанием руководил командующий фронтом генерал армии Н. Ф. Ватутин. Присутствовали заместитель Верховного Главнокомандующего маршал Г. К. Жуков, заместитель командующего фронтом генерал-полковник А. А. Гречко, начальник штаба фронта генерал-лейтенант С. П. Иванов, а также члены Военных советов фронта и армий. Позже прибыл генерал П. С. Рыбалко.

Я доложил план проведения операции, который несколько отличался от первоначального. В целях надежного подавления противника мною было предложено сократить участок прорыва на 7- 8 км. Маршал Г. К. Жуков выразил беспокойство, не прошьет ли противник в этом случае с фланга огнем наши боевые порядки в такой узкой полосе. Но, обменявшись мнениями с генералом армии Ватутиным, согласился с моим предложением: столь высокая плотность артиллерии с полной гарантией обеспечивала надежное подавление и уничтожение живой силы и системы огня противника на всю глубину его обороны.

На совещании мы еще раз разыграли на картах весь ход операции, уточнили вопросы взаимодействия и порядок выполнения боевых задач соединениями армий. После этого был отдан приказ о наступлении.

Наблюдательный пункт штаба армии находился метрах в двухстах от противника, западнее села Новые Петровцы, где располагался командный пункт армии. Рядом — командующий фронтом. Несколько правее — генерал П. С. Рыбалко.

Накануне наступления всему личному составу был объявлен приказ Военного совета фронта о переходе в решительное наступление и штурме Киева.

Простые, отеческие слова о великой чести освободить столицу Украины, выпавшей на долю нашего фронта, сыграли большую роль в подъеме боевого духа войск. Краткие митинги, прошедшие в частях и подразделениях, еще выше подняли наступательный дух личного состава. У всех на устах были слова: «Освободим Киев к 26-й годовщине Великого Октября!»

В 8 часов 3 ноября открыли огонь артиллерия и минометы ударной группировки фронта. 40 минут гремел огневой ураган. Когда нехота, поддержанная танками, поднялась в атаку, она встретила только отдельные очаги сопротивления. Первые позиции противника были буквально сметены. Траншеи, ходы сообщения, огневые позиции, дзоты и доты разрушены. К исходу дня вражеская оборона в полосе 38-й армии была прорвана на глубину до 7 км. Успешно действовала и 60-я армия генерала Черняховского,

На следующий день в прорыв вошли танки генерала Рыбалко. В середине дня танковые корпуса обогнали пехоту и продвинулись вперед на 8 км. Обойдя Киев с запада, танковая армия Рыбалко к утру 5 ноября вышла в район Святошина и перерезала шоссе Киев-Житомир.

В этот же день для развития успеха заместитель командующего фронтом генерал-полковник А. А. Гречко организовал ввод в прорыв 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерала В. К. Баранова. В свою очередь я ввел в прорыв второй эшелон армии — 23-й стрелковый корпус генерала Н. Е. Чувакова. Оба корпуса развернулись на правом фланге армии.

Отважно и дерзко действовали воины всех родов войск. Многие солдаты, сержанты и офицеры в первых же боях показали образцы смелости и беззаветной преданности Родине. Каждый стремился выполнить приказ и принять участие в освобождении Киева.

В течение 5 ноября войска упорно и стремительно продвигались к городу или обходили его с запада и юго-запада. 50-й корпус С. С. Мартиросяна вместе с танкистами П. С. Рыбалко, перерезав пути отхода противника на запад, вел бои на железной дороге Киев — Фастов. 167-я стрелковая дивизия под командованием генерала И. И. Мельникова ворвалась на западную окраину города в районе кинофабрики. 51-й стрелковый корпус генерала П. П. Авдеенко продвигался в северной части города.

Первым в центр города ворвался с группой разведчиков старшина Никифор Шолуденко. Он поднялся на крышу здания Киевского обкома партии и водрузил на нем победное знамя. Но тут вражеская пуля сразила разведчика. За этот подвиг Никифор Никитович Шолуденко был посмертно удостоен звания Героя Советского Союза. Его могила находится в Киеве, на площади Калинина.

К 4 часам 6 ноября наши воины очистили город от врага. Приказ Родины был выполнен.

Весть об освобождении Киева быстро облетела всю нашу страну и вызвала огромное воодушевление воинов на всех фронтах. Столица нашей Родины Москва салютовала доблестным войскам 1-го Украинского фронта двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трехсот двадцати четырех орудий. Такой мощный салют был произведен впервые.

14 стрелковым, шести авиационным, двум артиллерийским, одной минометной дивизиям и многим другим частям, особо отличившимся в боях за город, было присвоено почетное наименование Киевских. Многие части и соединения были награждены орденами. Среди них — 1-я отдельная чехословацкая бригада, награжденная орденом Суворова II степени.

День 6 ноября был радостным для всего советского народа и, конечно, особенно радостным для киевлян, освобожденных от фашистского рабства.

Все уцелевшие жители города высыпали на улицы, плакали от счастья, обнимали солдат и офицеров.

Освободив Киев, войска фронта продолжали стремительное наступление. Небольшой тактический плацдарм под Лютежем был превращен в стратегический, размерами 230 км по фронту и 150км в глубину. Мы шли дальше, на запад, освобождать Правобережную Украину, все еще томившуюся в фашистской неволе, шли освобождать народы сопредельных стран, шли к границам фашистского рейха...

После освобождения Киева 38-я армия участвовала в Житомирско-Бердичевской, Проскурово-Черновицкой, Львовско-Сандомирской наступательных операциях, которыми наши Вооруженные Силы вписали славные страницы в историю освобождения Родины от фашистского нашествия. В результате успешного проведения — этих и ряда других крупных операций было завершено очищение Украины от захватчиков.

То были знаменательные для всего советского народа дни.

Благодаря огромной организаторской деятельности Коммунистической партии, героическим усилиям советского народа и его армии к осени 1944 г. от фашистских захватчиков была освобождена почти вся территория СССР.

Наши войска вышли к границам Восточной Пруссии, Чехословакии и Болгарии. В порабощенных гитлеровцами странах все более усиливалась борьба антифашистских патриотических сил. Советская Армия начала выполнять свою освободительную миссию, вступила на территории Польши и Румынии.

Сражаясь с фашистскими ордами, советские люди, верные ленинским заветам, своему интернациональному долгу, несли освобождение от коричневой чумы и другим народам. Ценою огромного напряжения сил, ценою многих жизней советских солдат и офицеров наша армия добывала братьям по классу право жить свободно, по-человечески.

Видное место в разгроме гитлеровского вермахта занимает и борьба за освобождение братской Чехословакии, в которой автору этих строк довелось принимать участие.

Гитлеровское командование держало в Чехословакии крупную группировку своих войск. Освобождение страны наступлением через Восточные Карпаты, где врагом была создана мощная оборона, представляло исключительные трудности. Разгром противника под Яссами и Кишиневом войсками 2-го и 3-го Украинских фронтов, выход из войны Румынии, а также захват 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами плацдармов на Висле создавали реальную возможность решить эту задачу обходом Карпат с юга и севера. Но события, развернувшиеся тогда в Чехословакии, привели к изменению оперативных планов.

Как известно, в конце августа 1944 г. под руководством Коммунистической партии Чехословакии вспыхнуло Словацкое национальное восстание, выдающуюся роль в организации которого играли такие деятели партии, как Г. Гусак, К. Шмидке, Я. Шверма, Л. Новомеский и многие другие.

Уже к вечеру 30 августа под контролем восставших и партизан оказалось две трети территории Словакии, а город Баньска-Бистрица стал ее политическим центром. 1 сентября Словацкий Национальный Совет объявил о взятии в свои руки законодательной и исполнительной власти.

Гитлеровское командование направило против восставших крупные силы регулярных войск, которым оказывала помощь и внутренняя реакция. По просьбе руководителей Компартии и патриоту в Чехословакии Советское правительство и Верховное Главнокомандование наших Вооруженных Сил приняли решение о немедленной помощи восставшим.

Хорошо помню, как в штаб 1-го Украинского фронта (командующий Маршал Советского Союза И. С. Конев, член Военного совета генерал К. В. Крайнюков) на самолете из Прешова прибыли представители словацких войск с информацией о начале активных действий повстанческих групп и партизанских отрядов. Будучи вызван в штаб фронта, я, командовавший в то время 38-й армией, присутствовал при телефонном разговоре маршала И. С. Конева со Ставкой Верховного Главнокомандования, в результате которого был решен вопрос об оказании помощи восставшим патриотам. Ставка потребовала в течение четырех-пяти дней подготовить наступательную операцию через труднопроходимые Карпаты, привлекай для этого часть войск 1-го Украинского и соседнего 4-го Украинского (командующий генерал И. Е. Петров) фронтов.

Вернувшись из штаба фронта, я познакомил с полученной задачей членов Военного совета генералов А. А. Епишева, Ф. И. Олейника и начальника штаба армии генерала В. Ф. Воробьева. 4 сразу закипела работа.

Надо сказать, что проведение операции в чрезвычайно сложных горных условиях, при крайне сжатых сроках подготовки, необходимость согласованных действий со словацкой армией и партизанами, а также другие особенности обстановки создавали исключительные трудности. Между тем войска нашей армии в результате предыдущих операций имели большой некомплект личного состава и материальной части. Но с этим считаться не приходилось. Надо было наступать, и наступать немедленно.

Замыслом операции предусматривалось нанесение главного удара силами нашей 38-й армии. Наступая из района севернее и северо-западнее Кросно в направлении Дукля — Прешов и развивая успех подвижными соединениями, следовало овладеть Дуклинским перевалом и соединиться со словацкими частями и партизанами.

В нашу армию входили 52, 67 и 101-й стрелковые корпуса со средствами усиления. В ее составе к операции привлекался 1-й чехословацкий армейский корпус под командованием Л. Свободы. Этого боевого, храброго генерала и многих воинов корпуса в нашей армии хорошо знали по совместным боям под Соколовой и Киевом. Армия усиливалась 1-м гвардейским кавалерийским и 25-м танковым корпусами. Ее боевые действия обеспечивали с воздуха авиачасти 2-й воздушной армии. Наступление осуществлялось во взаимодействии с 1-й гвардейской армией 4-го Украинского фронта, которой командовал А. А. Гречко.

Противник на кросно-дуклинском направлении имел сильную группировку, которая в последующем была усилена путем переброски войск с других участков фронта.

Утром 8 сентября, после артиллерийской и авиационной подготовки главные силы нашей армии перешли в наступление. Атакующие части сравнительно легко преодолели первую позицию обороны противника. За два с половиной часа боя первые эшелоны дивизий продвинулись на глубину 6-8 км. Наступая в горах, без дорог, через лесные массивы, преодолевая ожесточенное сопротивление врага, войска упорно шли вперед.

Гитлеровское командование, обеспокоенное неблагоприятными перспективами выхода советских войск в Словакию и Венгрию, уже в первый день боев стало перебрасывать резервы в район прорыва. Обстановка осложнялась. Противник к утру следующего дня спешно организовал оборону на склонах ближайшего хребта и оказал упорное сопротивление, бросая в бой новые и новые резервы. Только в период с 8 по 14 сентября враг подбросил к участку нашего прорыва свыше восьми дивизий. В частности, из района Кракова сюда прибыли 24-я и 8-я, а из-под Сандомира — 1-я танковые дивизии. Гитлеровцы теперь имели более чем двукратное превосходство в танках и самоходно-артиллерийских установках.

Бои приняли исключительно ожесточенный и затяжной характер. Командование фронта дополнительно усилило нашу армию 4-м гвардейским и 31-м танковыми корпусами, артиллерией и двумя стрелковыми дивизиями. Благодаря героизму и самоотверженности наших и чехословацких воинов удалось продолжить активные наступательные действия, отбрасывая врага на юг и на юго-запад.

Помнится, исключительно упорные бои завязались за высоту 534, захваченную чехословацкими частями. Эта высота несколько раз переходила из рук в руки. Только за два часа чехословацкие воины отбили пять вражеских контратак, в каждой из которых участвовало до двух батальонов пехоты с танками. Когда наши братья по оружию оказались в тяжелом положении, им на помощь пришли советские воины. Совместными усилиями враг был отброшен.

20 сентября наши и чехословацкие танкисты заняли Дуклю. К концу месяца создались благоприятные условия для перехода в наступление 18-й армии 4-го Украинского фронта, которой командовал генерал Е. П. Журавлев.

В первых числах октября 38-я и 1-я гвардейская армии вышли на рубеж Главного Карпатского хребта и местами преодолели его. Особенно ожесточенные, кровопролитные бои велись за Дуклинский перевал, который 6 октября был взят. Этот день и вошел в историю Чехословацкой Народной армии как день ее рождения.

Карпатско-Дуклинская операция имела большое военно-политическое значение. В ходе ее было нанесено тяжелое поражение противнику. За сентябрь-октябрь 1944 г. он потерял только убитыми и ранеными более 70 тыс. солдат и офицеров, наши войска захватили свыше 30 тыс. пленных, более 900 орудий и минометов, десятки танков и другие трофеи.

В район операции противник все время перебрасывал свежие силы. В полосе наступления 38-й армии в общей сложности враг сосредоточил около 18 дивизий, в том числе три танковые. Во второй половине октября часть этих дивизий была переброшена в полосы наступления 1-й гвардейской и 18-й армий, преодолевших Главный Карпатский хребет.

Победа, достигнутая в ходе ожесточенных боев на Карпатских перевалах, досталась дорогой ценой. Там, в горах, лесах и ущельях, сражаясь за освобождение братского чехословацкого народа, сложили головы и пролили свою кровь десятки тысяч советских воинов.

Наши войска освободили значительную часть Словакии и, отвлекая на себя крупные силы врага, оказали большую помощь Словацкому национальному восстанию. Здесь, в боях с фашизмом, крепла и закалялась братская дружба советского и чехословацкого народов. Именно в боях на Дукле у чехов и словаков родился лозунг: «С Советским Союзом на вечные времена».

Успешное преодоление Карпат стало возможным благодаря высокому патриотизму наших бойцов, их героизму и воинскому мастерству, умелому руководству войсками. Призыв — «Вперед, на помощь братьям-словакам!» — находил горячий отклик в сердцах советских воинов. Огромная роль в мобилизации войск на успешное выполнение боевых задач принадлежала Военным советам, политорганам, партийным и комсомольским организациям соединений и частей. Большую и целеустремленную организаторскую работу проводили политуправления фронтов и политотделы армий, руководимые М. М. Прониным, С. С. Шатиловым, Л. И. Брежневым, Д. И. Ортенбергом, В. Г. Сорокиным. Коммунисты частей и подразделений, будучи цементирующей силой, всегда находились на самых ответственных и опасных участках, шли вперед, личным примером увлекая других воинов. В боях крепли партийные и комсомольские организации. Только за сентябрь-октябрь 1944 г. в частях, принимавших участие в операции, вступили в члены и кандидаты партии свыше 10 тыс. человек.

Советский и чехословацкий народы с большим вниманием следили за героической борьбой, развернувшейся осенью 1944 г. в Карпатах. Не раз столица нашей Родины — Москва салютовала доблестным воинам 1-го и 4-го Украинских фронтов. Многие соединения и части, тысячи воинов были награждены орденами и медалями, лучшие из лучших удостоены звания Героя Советского Союза.

Наступила последняя военная зима. Для 38-й армии, как и для всех наших Вооруженных Сил, она была периодом новых мощных ударов по врагу. И каждый из этих ударов неотвратимо приближал полный разгром гитлеровской Германии.

Одним из таких ударов была и Ясло-Горлицкая наступательная операция, проведенная в январе-феврале 1945 г. на юге Польши, в районе северных отрогов Низких и Высоких Татр.

Внезапность удара в этой операции привела к тому, что противник сразу же потерял почти половину своей живой силы и техники. Это и было причиной его поспешного отхода. Во время преследования наши части сбивали вражеские арьергарды, обгоняли главные силы противника и упреждали их в занятии заранее подготовленных оборонительных рубежей. Шесть из них, в том числе наиболее сильно укрепленные, с развитой системой инженерных оборонительных сооружений (на западном берегу реки Вислока и особенно вдоль реки Дунаец), были преодолены с ходу.

Но на реке Бяла (Западная) мы вновь встретили ожесточенное сопротивление. Здесь, на западном берегу, оборонялись части пяти пехотных дивизий и несколько охранных, штурмовых, пулеметных, запасных и других батальонов. Эта группировка, уплотнив свои боевые порядки, предприняла свыше 40 контратак силою от батальона до полка, поддерживаемых 6-12 штурмовыми орудиями. Однако цели своей — ликвидации захваченного нами плацдарма на западном берегу Бялы — не достигла.

Напротив, в ходе боев нам удалось не только расширить плацдарм, но и очистить от противника всю территорию до Вислы и овладеть плацдармом на ее левом берегу. Здесь противник контратаковал еще чаще и яростнее, но столь же безуспешно.

Советские воины сражались отважно и умело во имя быстрейшего избавления братского польского народа от ига фашистских захватчиков. В ходе Ясло-Горлицкой наступательной операции наши войска продвинулись примерно на 350 км. Было освобождено свыше 130 населенных пунктов, в том числе города Ясло, Горлице, Грибув, Новы Сонч, Бохня, Гдув, Величка, Мысьленице, Вадовице, Андрыхув, Кенты, Бельско-Бяла, Дзедзице, Струмень.

В дальнейшем 38-я армия вновь участвовала в освобождении братской Чехословакии.

К весне 1945 г. смертельно раненный противник продолжал неистово сопротивляться, стремясь затянуть войну в надежде на некое «чудо». Потеряв Силезию и Рур — эти главные кузницы военного потенциала вермахта, гитлеровцы во что бы то ни стало пытались удержаться в Моравско-Остравском промышленном районе, сосредоточив там около 20 пехотных, танковых и моторизованных дивизий из группы армий «Центр» под командованием генерал-фельдмаршала Шернера. Шернер рассчитывал отсидеться за мощной оборонительной полосой, построенной еще до войны при участии крупнейших французских военных инженеров, возводивших известную линию Мажино.

15 апреля войска 4-го Украинского фронта, в составе которых была и 38-я армия, начали прорыв этой мощной оборонительной полосы. Завязалось упорнейшее, кровопролитное сражение. Гитлеровцы бились с отчаянием обреченных. Нашим солдатам приходилось буквально прогрызать мощные пояса железобетонных укреплений.

В результате фронтального наступления 1-й гвардейской армии под командованием генерал-полковника А. А. Гречко в сочетании с нанесенными 38-й армией обходными ударами с запада и северо-запада сопротивление врага, понесшего большие потери, было сломлено, и мы очистили Моравско-Остравский промышленный район. Битва за этот важнейший промышленный район Чехословакии имела огромное значение. Она сковала крупные силы врага, не позволила ему перебросить ни единой дивизии на помощь Берлину.

После того как героическими войсками 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов при содействии 2-го Белорусского фронта был взят Берлин и над рейхстагом поднялось знамя Победы, участь вражеской группировки «Центр» была решена. Однако Шернер все еще не собирался складывать оружие. Он отчаянно сражался, пытаясь отвести свои потрепанные, но все еще боеспособные соединения на запад и сдать их американцам, а заодно расправиться с жителями Праги, поднявшими восстание.

Войска 1-го и 2-го Украинских фронтов под командованием И. С. Конева и Р. Я. Малиновского во взаимодействии с войсками 4-го Украинского фронта под командованием А. И. Еременко получили задачу окружить и пленить группировку Шернера, не допустив ее отхода на запад. Главное же заключалось в том, чтобы спасти восставшую Прагу, подоспеть к ней раньше, чем вооруженные до зубов эсэсовцы, продвигавшиеся с танками и огнеметами по улицам от дома к дому, задушат восстание...

Мы торопились, понимая, что восставшим пражанам долго не продержаться, что лишь быстрота действий обеспечит своевременное решение поставленной задачи.

На острие рассекающего клина войск 4-го Украинского фронта наступала подвижная группа 38-й армии, в которую входили соединения 101-го стрелкового корпуса генерала А. Л. Бондаренко, 42-я гвардейская танковая бригада полковника В. С. Гаева, павшего смертью храбрых на подступах к Праге 8 мая 1945 г., танковая бригада подполковника В. Янко из чехословацкого корпуса генерала Л. Свободы и другие части усиления.

Вместе со мной в армейской подвижной группе находились член Военного совета 38-й армии генерал А. А. Епишев и оперативная группа штаба.

Группа двигалась стремительно, обходя опорные пункты врага. В коротких, но ожесточенных схватках мы уничтожали его заслоны, пытавшиеся преградить нам путь. Преодолевали сопротивление массы войск противника, предпринимавших отчаянные, но безуспешные попытки прорваться на запад, навстречу американцам.

И мы вовремя пришли в Прагу. Здесь наша группа встретилась с частями 1-го Украинского фронта. А группировка Шернера вскоре была разбита и пленена: путь на запад ей прочно преградили доблестные войска Маршала Советского Союза И. С. Конева.

За время Пражской операции только в плен было взято около 860 тыс. вражеских солдат и офицеров, в том числе 60 генералов. Захвачено 9,5 тыс. орудий и минометов, около 1800 танков и самоходных орудий, свыше тысячи самолетов, 18 тыс. пулеметов и много другого вооружения.

* * *

Войиа со всей очевидностью показала крепость нашего социалистического строя, его необоримую силу. В кровавом противоборстве с фашизмом победили единство и дружба народов нашей Родины, социалистический патриотизм, Советские Вооруженные Силы, советское оружие, величие духа и боевое мастерство советского солдата, организаторские способности и полководческий талант военачальников, воспитанных ленинской партией.

Главным и решающим источником победы явилось руководство Коммунистической партии. Это она сплотила вокруг себя и вдохновила советский народ на борьбу с врагом. Коммунисты везде и всегда были впереди. Коммунистическая идейность порождала массовый героизм советских солдат в годы войны, стойкость нашей армии в трудные дни 1941 г., небывалый наступательный подъем в заключительных сражениях.

За 25 лет, что прошли со дня окончания Великой Отечественной войны, наша страна, руководимая Коммунистической партией, многократно увеличила свое могущество, Успехи в области развития экономики, достижения науки и техники позволили оснастить Советские Вооруженные Силы первоклассной боевой техникой.

Мне по роду службы часто приходится бывать в войсках. Сердце радуется, когда видишь, какое грозное оружие дала Родина своим защитникам и с каким великолепным умением обращаются с ним солдаты и офицеры. Но техника, вооружение — лишь одна сторона дела. Решающей силой нашей армии и флота являются морально-боевые качества их личного состава. Мужеству, храбрости, боевой выучке наших солдат и офицеров поистине нет предела, великолепная боевая техника наших войск находится в надежных руках.

И мы можем по праву гордиться нашими военными кадрами, которые состоят из людей высокой культуры, необыкновенного мужества, беззаветной преданности нашей партии и Родине. Они отдавали, отдают и будут отдавать все свои знания, опыт, энергию, весь свой нелегкий ратный труд беззаветному служению Родине. В этом они видят свой высший долг.

За освобождение Венгрии и Австрии

С. П. ИВАНОВ
генерал армии
Герой Советского Союза

Родился 31 августа 1907 г. в Смоленской области. В Советской Армии с 1926 г„ член КПСС с 1929 г.

С 1929 по 1936 г. занимал командные должности в 16-й стрелковой дивизии от командира взвода до заместителя командира полка, а после окончания Военной академии им. М. В. Фрунзе в 1939 г. — на штабной работе в качестве заместителя начальника оперативного отдела штаба Уральского военного округа, начальника штаба 1-го стрелкового корпуса. В этой должности принимал участие в советско-финляндской войне.

В годы Великой Отечественной войны — начальник оперативного отдела штаба 13-й армии, начальник штаба 38-й, 1-й танковой и 1-й гвардейской армий, Юго-Западного, Воронежского, 1-го Украинского, Закавказского, 3-го Украинского фронтов и Главного командования Советских войск на Дальнем Востоке.

В послевоенные годы — начальниц штаба Белорусского, Одесского, Московского, Киевского, Сибирского военных округов, Главного командования Советских войск в Германии, заместитель начальника Генерального штаба, командующий Сибирским военным округом, с 1968 г. — начальник Военной академии Генерального штаба.

Стремителен бег времени. Мчится оно с такой быстротой, что о некоторых явлениях общественной жизни не остается в памяти и следа. О них свидетельствуют лишь краткие записи в архивах.

Но вместе с тем в анналах истории запечатлены и такие события, которые никогда не изгладятся из памяти народа. Разве может быть забыт поистине великий подвиг советских людей в Великой Отечественной войне, в результате которого они спасли народы многих стран от фашистского рабства? Благодарное человечество никогда не забудет его. Оно долгие годы будет выражать Советской Армии искреннее признание и приносить дань уважения.

Чтобы добрая слава о советских людях и наших доблестных воинах передавалась из поколения в поколение, мы, участники Великой Отечественной войны, должны неустанно рассказывать молодежи, как советский народ и его Вооруженные Силы разгромили фашистскую Германию, выполнили свою освободительную миссию и спасли человечество от коричневой чумы. В настоящей статье рассказывается о подготовке и проведении операций войсками 3-го Украинского фронта с целью разгрома противника и освобождения Венгрии и Австрии.

Указанные операции проводились 3-м Украинским фронтом, как правило, совместно со 2-м Украинским. В конце 1944-начале 1945 г. Ставка Верховного Главнокомандования отводила весьма важную роль обоим этим фронтам, освободившим осенью Румынию, Болгарию, столицу Югославии Белград и направлявшим свои усилия на полное освобождение Балкан от фашистских оккупантов.

После освобождения Белграда войска 3-го Украинского фронта были перегруппированы севернее рек Дунай и Драва на территорию Венгрии. Вместе со своим соседом справа — 2-м Украинским фронтом они должны были наносить глубокий охватывающий удар по фашистской Германии с юга.

Успех готовившегося тогда наступления центральной стратегической группировки на варшавско-берлинском направлении находился в прямой зависимости от действий 2-го и 3-го Украинских фронтов. Поэтому Советское Верховное Главнокомандование, несмотря на усталость наших войск, потребовало быстрее подготовиться и приступить к проведению операций на территории Венгрии.

Но Ставка вынуждена была торопить 2-й и 3-й Украинские фронты с наступлением на будапештско-венском направлении не только в интересах действий центральной группировки. Это требование обусловливалось рядом обстоятельств, главными из которых были два. Во-первых, необходимо было как можно скорее лишить фашистскую Германию последнего союзника — хортистской Венгрии, с ходу, пока враг не успел хорошо изготовиться к обороне, овладеть ее столицей Будапештом и развить наступление на Вену.

Во-вторых, этим наступлением предполагали сорвать расчеты англо-американских правящих кругов, стремившихся упредить нас в выходе в страны Юго-Восточной Европы, чтобы установить там угодные им реакционные режимы. Их корыстные устремления для советских политических и военных руководителей были вполне очевидны. Именно с этой целью англичане высадились 4 октября 1944 г. в Греции, где немецких войск почти уже не было. Англичане готовились также к высадке в Триесте и Фиуме, откуда намеревались продвигаться на Будапешт и Вену. «Я очень хотел, чтобы мы опередили русских...» — писал впоследствии Черчилль{131}.

О подготовке операции в районе Триест-Фиуме, как «наиболее важной» на Средиземноморском театре военных действий, 30 октября 1944 г. сообщил генералу армии А. И. Антонову представитель верховного командующего на этом театре генерал-лейтенант Гаммель. В связи с этим, сказал он, не предполагается пока активных действий на итальянском фронте.

В ответ на это сообщение заместитель начальника Генерального штаба Красной Армии заявил генералу Гаммелю, что «нашей главной задачей является быстрее вывести из войны Венгрию, и главные наши усилия поэтому будут направлены в этом направлении»{132}. Как явствует из беседы генерала армии Антонова с генералом Гаммелем, Советское Верховное Главнокомандование не скрывало от союзников целей действий своих Вооруженных Сил.

Чтобы сохранить Венгрию, гитлеровское командование лихорадочно предпринимало меры к организации обороны. Для этой цели была использована часть сил, спешно отходивших из Греции и Югославии. Этот постепенный отвод был предпринят противником из-за боязни быть отрезанным на Балканах в связи с успешными действиями войск 2-го и 3-го Украинских фронтов, Народно-Освободительной армии Югославии и Болгарской Народной армии в октябре 1944 г.

Для решения крупной стратегической задачи — разгрома немецко-фашистских войск, действовавших на территории Венгрии, и создания плацдарма для наступления на Вену и в Южную Германию — нужны были значительные силы.

С целью сосредоточения усилий на будапештско-венском направлении Ставка Верховного Главнокомандования 15 октября 1944 г. приказала командующему 3-м Украинским фронтом перегруппировать свои войска на территорию к северу от Дуная. Через три дня Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин получил указание не позднее 25-27 октября одним стрелковым корпусом занять оборону по Дунаю на участке Сомбор, Новисад, чтобы прикрыть поиска левого крыла 2-го Украинского фронта, которым была поставлена задача овладеть Будапештом с ходу. Одновременно было сообщено, что на усиление фронта из резерва Ставки направляется 4-я гвардейская армия.

29 октября 46-я армия 2-го Украинского фронта, усиленная прославившимся в Белградской операции 4-м гвардейским механизированным корпусом под командованием генерал-лейтенанта танковых войск В. И. Жданова, предприняла наступление на Будапешт. Советские войска достигли предместий столицы Венгрии, но большего сделать им тогда не удалось. Враг сосредоточил в районе Будапешта крупные силы и оказал упорное сопротивление.

В связи с тем, что фронтальное наступление на Будапешт не увенчалось успехом, Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение нанести двухсторонний охватывающий удар силами 2-го Украинского фронта. 3-й Украинский фронт, согласно этому решению, должен был разгромить придунайскую группировку противника и мощным ударом на Секешфехервар обеспечить с юга. наступление войск 2-го Украинского фронта на Будапешт.

Указания на это наступление маршал Ф. И. Толбухин получил в Ставке в начале ноября от Верховного Главнокомандующего. И. В. Сталин также сказал ему, что не исключена возможность использования войск нашего фронта для удара в северном направлении. Ставка потребовала от командующего фронтом представить соображения о проведении операции согласно этим указаниям.

Штаб фронта, который я в то время возглавлял, на основе указаний, полученных от маршала Ф. И. Толбухина, детально спланировал операцию. Этот план был рассмотрен Военным советом фронта и в виде докладной записки командующего фронтом 12 ноября представлен в Генеральный штаб. В нем указывалось, что ближайшая задача войск фронта — овладеть плацдармом на западном берегу Дуная, севернее реки Драва и в дальнейшем разгромить придунайскую группировку противника и выйти на рубеж Секешфехервар, озеро Балатон и далее на юг до Дравы.

Для успешного проведения операции мы просили Ставку: обеспечить полное сосредоточение 4-й гвардейской армии не позднее 23 ноября; выделить фронту один механизированный и один кавалерийский корпуса для дальнейшего развития операции с целью отрезать пути отхода немцев из Югославии; вывести одну из болгарских армий севернее Дравы для прикрытия ударной группировки фронта с юга.

14 ноября Ставка утвердила представленный командующим войсками фронта план наступательной операции, согласившись со сроками ее проведения. Были удовлетворены и все наши просьбы.

Не имея в своем резерве на юго-западном направлении подвижных соединений, Ставка приказала командующему 2-м Украинским фронтом Маршалу Советского Союза Р. Я. Малиновскому передать нам конно-механизированную группу (5-й гвардейский кавалерийский и 7-й механизированный корпуса) под командованием замечательного кавалериста генерал-лейтенанта С, И. Горшкова. Было разрешено использовать 1-ю болгарскую армию для наступления совместно с войсками Народно-Освободительной армии Югославии между реками Драва и Сава. Этот вопрос предлагалось предварительно согласовать с болгарским и югославским командованием, что мы и сделали. Для поддержки югославских войск были выделены специальные группы артиллерии и авиации, войска 3-го Украинского фронта начали боевые действия в излучине Дуная в конце октября 1944 г. В начале ноября части 75-го стрелкового корпуса под командованием храброго генерала А. 3. Акименко ликвидировали предмостные укрепления противника в районах Батина и Апатии. В годовщину Великого Октября ночью передовые отряды высадились на правом берегу Дуная севернее устья Дравы и, сбив вражеское прикрытие, захватили небольшие плацдармы. Затем по мере подхода всех соединений -57-й армии, которой командовал генерал-полковник М. Н. Шарохин, эти плацдармы расширялись.

24 ноября была введена в сражение с целью форсирования Дуная южнее Мохача 4-я гвардейская армия, в командование которой с 29 ноября вступил генерал армии Г. Ф. Захаров. С этого времени за Дунаем действовали уже две армии 3-го Украинского фронта. Они расширили к концу месяца плацдарм на 180 км по фронту и до 50 км в глубину. Большую помощь стрелковым войскам при форсировании Дуная и в боях за расширение плацдарма в районах Байя, Мохач, Апатии оказали 17-я воздушная армия во главе с опытным и волевым командующим генерал-полковником авиации B. А. Судцом и Дунайская военная флотилия, которой в то время командовал прекрасно знающий свое дело военачальник вице-адмирал С. Г. Горшков.

1 декабря, как и планировалось, начался второй этап фронтовой наступательной операции. 4-я гвардейская армия совместно с 18-м танковым корпусом и конно-механизированной группой генерала С. И. Горшкова наносила удар в общем направлении на Секешфехервар. 57-я армия наступала на Надьканижу. К 6 декабря она разгромила противостоящие части противника, заняла Капо-швар, вышла на южный берег озера Балатон и на подступы к Надь-каниже.

В тот день мы получили приказ Верховного Главнокомандующего, в котором указывалось: 57-й армии с выходом на рубеж озеро Балатон, Надьканижа, устье реки Мур дальнейшее наступление на запад временно приостановить и прочно закрепиться на достигнутом рубеже. Так как 57-я армия фактически достигла этого рубежа, маршал Ф. И. Толбухин приказал генералу М. Н Шарохину остановить войска и закрепиться.

Тем временем 4-я гвардейская армия совместно с подвижными соединениями, громя отходившие вражеские части, продвинулась до 100 км в северо-западном направлении и создала угрозу глубокого охвата будапештской группировки противника с юга. По этому поводу бывший командующий группой армий «Юг» генерал-полковник Фриснер писал: «Я вижу большую опасность для Будапешта в прорыве противника между озером Балатон и Будапештом. Если противнику удастся взять высоты в районе Штульвейсенбурга (Секешфехервара. — С. И.), то тогда столица свалится ему с неба, как спелый фрукт»{133}.

Пытаясь предотвратить прорыв наших войск в северо-западном направлении, генерал Фриснер перебросил из-под Будапешта на усиление действовавшей там группировки четыре дивизии на заранее подготовленный оборонительный рубеж между озерами Веленце и Балатон. Для организации обороны туда же был выслан штаб 6-й немецкой армии.

Благодаря принятым мерам противнику удалось временно остановить продвижение наших войск перед этим рубежом. Переброска вражеским командованием нескольких танковых соединений из-под Будапешта серьезно ослабила левый фланг 6-й немецкой армии. Это позволило войскам 2-го Украинского фронта возобновить наступление в северном направлении, взломать вражескую оборону и выйти подвижными соединениями в долину реки Ипелъ и к Дунаю у Ваца.

Однако наступление войск 46-й армии южнее Будапешта было остановлено противником. В результате этого боевые действия войск 2-го Украинского фронта по окружению Будапешта с запада начали принимать затяжной характер.

Оценив сложившуюся обстановку, Ставка 12 декабря поставила новые задачи войскам 2-го и 3-го Украинских фронтов — на дальнейшее развитие наступления с целью разгрома будапештской группировки противника и овладения столицей Венгрии. Войскам нашего фронта было приказано нанести главный удар из района озера Веленце в направлении Бичке с задачей выйти на южный берег Дуная и отрезать пути отхода будапештской группировки противника на запад. Частью сил приказывалось наступать на Будапешт с запада и во взаимодействии с левым крылом 2-го Украинского фронта овладеть им. В интересах лучшего управления войсками в операции, проводимой силами двух фронтов, и достижения поставленной цели Верховный Главнокомандующий директивой от 12 декабря передал нам из 2-го Украинского фронта 46-ю армию под командованием генерал-лейтенанта И. Т. Шлемина, действовавшую за Дунаем.

По требованию Ставки после напряженной двухсуточной работы командования и штаба фронта 15 декабря в Генеральный штаб был представлен план новой фронтовой операции. В нем отмечались трудности, которые предстояло преодолеть нашим войскам на пути к достижению поставленной Ставкой цели. В плане указывалось, что нашему фронту противостоит крупная группировка противника, в составе которой насчитывалось до 25 дивизий. Кроме того, в ходе операции противник мог значительно усилить ее, перебросив в нашу полосу еще восемь дивизий: три из района Будапешта, три из группы армий «Юго-Восток», находившейся в Югославии, и две из Италии.

Погода в районе боевых действий стояла очень плохая. Из-за непрекращавшихся дождей движение автомашин было возможно только по шоссе. Но мы считали, что войска фронта в состоянии выполнить поставленные им задачи.

46-я и 4-я гвардейская армии должны были прорвать оборону противника на шестикилометровых участках, создав артиллерийские плотности от 150 до 170 орудий и минометов на один километр фронта.

Для развития успеха предусматривалось ввести в сражение 2-й гвардейский механизированный, 18-й танковый, 7-й механизированный и 5-й гвардейский кавалерийский корпуса.

В зависимости от складывающейся обстановки было проработано несколько вариантов ввода подвижных соединений в прорыв и их действий в оперативной глубине.

После прорыва обороны 46-й армии предстояло пятью дивизиями развивать наступление на северо-восток и тремя дивизиями с 2-м гвардейским механизированным корпусом, которым командовал всю войну отважный танкист генерал-лейтенант К. В. Свиридов, — на Будапешт. 4-я гвардейская армия, продвигаясь вслед за подвижными соединениями на Бичке и далее к Дунаю, выход к которому планировался на пятый-шестой день операции, должна была создавать внешний фронт окружения будапештской группировки.

Представляя план операции на утверждение, мы просили Ставку отпустить нам на пополнение 80 САУ-76, 20 САУ-100 и 75 танков. Через два дня генерал армии А. И. Антонов сообщил, что Верховный Главнокомандующий утвердил план операции, а на пополнение выделил только 80 САУ-76.

Утром 20 декабря после мощной артиллерийской и авиационной подготовки, продолжавшейся в течение 1 часа, передовые части перешли в атаку.

Противник оказывал ожесточенное сопротивление нашим войскам. Однако вражеская оборона северо-восточнее озера Веленце вскоре была прорвана. Тотчас же в прорыв веерообразно устремились на север, северо-запад и запад подвижные соединения.

Весьма успешно действовал 18-й танковый корпус под командованием волевого генерала П. Д. Говоруненко. Части корпуса с ходу овладели городом Бичке и 26 декабря вышли к Дунаю у Эстергома, соединившись с войсками 2-го Украинского фронта. 180-тысячная группировка противника была окружена.

Соединения 4-й гвардейской армии, глубоко продвинувшись в северо-западном направлении, достигли гор «Баконьский лес». Одновременно они опрокинули вражескую оборону между озерами Неленце и Балатон и овладели важным пунктом — городом Секешфехервар. К концу декабря 4-я гвардейская армия вышла на рубеж Эстергом, Татабанья, Мор, северный берег Балатона.

В результате успешного наступления 3-го Украинского фронта в Венгрии гитлеровское командование было вынуждено быстрее отводить свои войска из Югославии. Это создало благоприятные условия для уничтожения немецко-фашистских войск на территории Югославии и более быстрого продвижения частей ее Народно-Освободительной армии, которые к концу 1944 г. вышли на линию: устье реки Дрина, Сараево, Ливно, Обравац.

К концу декабря войска 2-го Украинского фронта подошли к Будапешту с севера и востока, а соединения 46-й армии — с запада и юга.

Чтобы не допустить бесцельного кровопролития и жертв среди населения Будапешта, а также избежать разрушения столицы Венгрии с ее историческими памятниками и сооружениями, было решено направить командованию окруженной группировки ультиматум, подписанный маршалами Р. Я. Малиновским и Ф. И. Толбухиным. Содержание ультиматума передавалось всю ночь и утром 29 декабря громкоговорителями, установленными на переднем крае, а затем текст его был отправлен с парламентерами.

Мы направили к противнику капитана И. А. Остапенко, старшего лейтенанта Орлова и старшину Горбатюка, но вражеское командование отказалось принять ультиматум. По нашим парламентерам гитлеровцы открыли огонь. Капитан Остапенко был убит. Это подлое преступление гитлеровцев вызвало у всех нас глубочайший гнев. Началась ликвидация окруженного врага, сопротивлявшегося с неистовой яростью.

Тем временем перед войсками 3-го Украинского фронта с начала 1945 г. встали новые, еще более трудные и сложные задачи.

Немецко-фашистское командование прилагало все силы, чтобы деблокировать окруженную группировку, восстановить оборону по Дунаю и удержать оставшуюся часть Венгрии в своих руках. С этой целью из-под Варшавы был поспешно переброшен 4-й танковый корпус СС. Усиленная этим корпусом 6-я немецкая армия в ночь с 1 на 2 января нанесла мощный контрудар из района юго-восточнее Комарно по правому флангу 4-й гвардейской армии. На узком участке наступало в направлении к Будапешту пять танковых и три пехотные дивизии. В первые три дня врагу удалось продвинуться на глубину до 30 км.

Были приняты срочные меры к срыву вражеского наступления. В результате быстро осуществленной перегруппировки войск к участку прорыва, организации противотанковой обороны и гибкого маневра оперативными резервами вражеская группировка в короткие сроки была измотана и вынуждена отказаться от наступления на Будапешт на этом направлении. Надо отдать должное нашей авиации, особенно штурмовой, которая истребила много вражеских танков.

Большую помощь в срыве этого контрудара нам оказали войска 2-го Украинского фронта, предпринявшие в эти дни по указанию Ставки наступление из района Эстергома вдоль северного берега Дуная на Комарно.

Не пробившись на соединение с будапештской группировкой на северо-западе, противник решил сделать это на юго-западном направлении. 7 января утром из района северо-западнее Секешфехервара три танковые дивизии нанесли второй контрудар.

Перед вражеской ударной группировкой в 28-километропой полосе оборонялся 20-й гвардейский стрелковый корпус, которым командовал храбрый и опытнейший генерал Н. И. Бирюков, начавший Великую Отечественную войну командиром 186-й стрелковой дивизии. Соединения этого корпуса умело организовали оборону и проявили большое мужество и массовый героизм в борьбе с вражескими танками. В ходе боев, продолжавшихся до 13 января, их поддерживали другие соединения и части 4-й гвардейской армии.

Таким образом, противник не добился существенных результатов и на этом направлении. Перейдя 14 января в наступление, войска 4-й гвардейской армии начали возвращать утраченные в ходе двух контрударов противника позиции.

Но немецко-фашистское командование не остановилось на этом. «Освобождение города и удержание западной части Венгрии стали для Гитлера идеей фикс, — отмечает бывший гитлеровский генерал Типпельскирх. — Ей он подчинил все прочие соображения и обосновывал ее то внешнеполитическими причинами, то необходимостью защиты последних нефтяных месторождений в Венгрии и Австрии, без которых, по его мнению, немыслимо было продолжение войны»{134}.

Несмотря на крах немецкого фронта обороны на Висле, гитлеровское командование стремилось во что бы то ни стало отбросить наши войска за Дунай.

Третьим по счету, самым мощным контрударом вражеское командование рассчитывало прорвать нашу оборону между озерами Веленце и Балатон, выйти к Дунаю, расчленив тем самым войска 3-го Украинского фронта на две части, а затем последовательными ударами на север и юг разгромить их. К 18 января оно скрытно сосредоточило юго-западнее Секешфехервара крупную группировку, в которой насчитывалось свыше 600 танков и штурмовых орудий и более 1200 орудий и минометов.

Ударной группировке противника противостояли части 136-го стрелкового корпуса, оборонявшиеся в 35-километровой полосе.

Утром 18 января танки противника, поддержанные авиацией, обрушили на него сильный удар. С этого времени в межозерном районе развернулось напряженное, чрезвычайно трудное для нас оборонительное сражение. В первый же день вражеские танки прорвались на глубину до 20 км. Чтобы не допустить дальнейшего продвижения противника, генерал армии Г. Ф. Захаров предпринял ряд мер, однако остановить противника не удалось. 20 января его танковые соединения вышли у Дунапентеле к Дунаю.

Войска 3-го Украинского фронта были расчленены на две части и оказались в тяжелом положении. Имея в тылу мощную водную преграду — Дунай, переправы через который в одну из ночей снесло штормом, мы не могли маневрировать силами вдоль фронта.

Тяжелое положение, в котором оказались войска 3-го Украинского фронта, беспокоило не только нас, но и Ставку Верховного Главнокомандования. В этой связи вспоминается следующий эпизод. Примерно 20 января мы с членом Военного совета фронта генерал-полковником А. С. Желтовым были у командующего фронтом. В это время маршалу Ф. И. Толбухину позвонил И. В. Сталин. Его интересовала обстановка и особенно состав и группировка сосредоточившихся против нашего фронта вражеских сил. Когда Федор Иванович доложил имевшиеся у нас на этот день данные о противнике, И. В. Сталин вдруг спросил: «Может быть, отвести войска 3-го Украинского фронта на восточный берег Дуная?»

Вопрос был неожиданным и, чтобы не дать опрометчивого ответа, Ф. И. Толбухин попросил разрешения ответить на этот вопрос через полчаса. В результате обмена мнениями мы пришли к выводу, что отвод войск на восточный берег может привести к нежелательным последствиям. В сложившейся обстановке целесообразнее было упорно оборонять занимаемые войсками позиции на плацдарме. Когда Ф. И. Толбухин доложил об этом И. В. Сталину, он согласился с нашими доводами и одобрил решение командующего фронтом на оборону.

В сложнейших условиях командование и штаб фронта энергично принимали меры к созданию устойчивой обороны между озером Веленце и Дунаем, чтобы не допустить прорыва противника на Будапешт. В первую очередь мы выдвинули туда форсированным маршем 5-й гвардейский кавалерийский корпус, усиленный семью артиллерийскими полками. Вслед за ним были переброшены 1-й гвардейский механизированный корпус под командованием генерал-лейтенанта И. Н. Руссиянова, старого моего знакомого по 13-й армии, стоявшего во главе 100-й стрелковой дивизии, героически сражавшейся в первые дни войны под Минском, и 113-я стрелковая дивизия полковника П. Н. Найдышева.

Для лучшей организации обороны и более гибкого управления маршал Ф. И. Толбухин подчинил командующему 46-й армией 31-й гвардейский и 68-й стрелковые корпуса, оборонявшиеся на правом фланге 4-й гвардейской армии. Управление 46-й армии, передав в соответствии с директивой Ставки от 18 января 75-й и 37-й стрелковые корпуса в состав 2-го Украинского фронта, выдвинулось к северному фасу вклинения вражеской группировки.

Одновременно создавалась оборона фронтом на север на левом фланге 4-й гвардейской армии. Здесь развертывался 30-й стрелковый корпус генерал-майора Г. С. Лазько, переданный из 2-го Украинского фронта. Сюда же отошли 18-й танковый и 133-й стрелковый корпуса. Создание оборонительного фронта перед южным фасом вражеского вклинения имело весьма важное значение, так как противник пытался нанести удар в тыл 57-й армии.

21 января новый командующий группой армий «Юг» генерал-полковник Велер с целью нарушения управления войсками и дезорганизации обороны решил захватить штаб 3-го Украинского фронта, находившийся в городе Дунафёльдвар. Зная о местонахождении штаба, он бросил часть сил ударной группировки на юг вдоль Дуная. Танковая разведка противника достигла даже западной окраины Дунафёльдвара. Над штабом фронта нависла серьезная угроза. Но и в этих условиях управление войсками не нарушалось. Мы делали все возможное, чтобы не допустить прорыва противника к Будапешту и в тыл 57-й армии.

Проведенная перегруппировка войск в короткий срок изменила соотношение сил в районе вклинения и создала условия для срыва вражеского наступления. Благодаря решительным мерам и третий, наиболее серьезный контрудар противника был сорвав. Решающее значение при этом имели перегруппировки войск на угрожаемые направления, маневр огнем, удары штурмовой и бомбардировочной авиации по вражеским танкам, боевое мастерство наших солдат и высокое искусство офицеров и генералов.

Управление войсками фронта никогда не нарушалось. Оно всегда было твердым и осуществлялось непрерывно. Технические средства связи нас не подводили. Лишь однажды, когда противник прорвался к Дунаю, оказалась прерванной проводная связь. Но вскоре и ее восстановили, так как были заранее подготовлены обходные каналы связи на восточном берегу реки. Когда войска фронта были расчленены на две части, мы немедленно создали две оперативные группы, которые успешно осуществляли руководство боевыми действиями на северном и южном фасах.

Большую помощь в срыве вражеского наступления и в разгроме вклинившейся группировки нам оказала Ставка Верховного Главнокомандования, которая зорко следила за всеми изменениями обстановки в районе Будапешта. Чтобы ликвидировать прорвавшуюся к Дунаю группировку противника, Ставка 22 января приказала маршалу Р. Я. Малиновскому сосредоточить юго-западнее Будапешта 23-й танковый и 104-й стрелковый корпуса и не позднее 25–26 января нанести удар между озером Веленце и Дунаем в направлении на Шарошд навстречу войскам 3-го Украинского фронта. Маршалу Ф. И, Толбухину той же директивой ставилась задача пополнить 18-й танковый и 133-й стрелковый корпуса и не позднее 25-26 января нанести ими удар между каналом Шарвиз и Дунаем, навстречу указанным соединениям 2-го Украинского фронта.

На следующий день, т. е. 23 января, Ставка внесла существенную поправку в это решение, которая более соответствовала сложившейся обстановке. Для объединения усилий при ликвидации прорвавшейся к Дунаю группировки противника командующему 2-м Украинским фронтом было приказано переправить 23-й танковый и 104-й стрелковый корпуса на западный берег Дуная и передать их в состав 3-го Украинского фронта. Подготовка и проведение удара из района северо-восточнее озера Веленце была теперь возложена также на нас.

Чтобы усилить северную ударную группировку, которую возглавил командующий 4-й гвардейской армией, маршал Ф. И. Толбухин включил в нее дополнительно 5-й гвардейский кавалерийский корпус. В южную ударную группировку вошли 18-й танковый, 30-й и 133-й стрелковые корпуса. Все эти соединения с 28 января были объединены прибывшим из резерва Ставки управлением 26-й армии, во главе которой стоял мужественный командарм генерал-лейтенант Н. А. Гаген.

Наступление наших войск началось в 10 часов утра 27 января. Имея больше танков, чем мы, враг ожесточенно сопротивлялся. Особенно упорные бои развернулись на северном фасе, откуда до Будапешта было рукой подать. Перебрасывая туда дополнительные силы, противник все еще намеревался прорваться к окруженным войскам. На южный фас немецкое командование выдвинуло из района Секешфехервара 23-ю танковую дивизию.

Установив это, командующий фронтом Ф. И. Толбухин решил нанести удар на Секешфехервар. В ночь на 30 января мы перегруппировали на это направление 1-й гвардейский механизированный и 5-й гвардейский кавалерийский корпуса, которые с утра перешли в наступление. Вскоре они ворвались на восточную окраину Секешфехервара. Результаты удара этих корпусов не замедлили сказаться. Чтобы исключить возможность окружения своих войск и не потерять крупный узел дорог, расположенный на возвышенной местности, командование группы армий «Юг» решило отвести свои войска.

В начале февраля развернулось наступление всех соединений 3-го Украинского фронта, которые окаймляли вражеский выступ в межозерном районе. К исходу 7 февраля немецко-фашистские войска были отброшены в исходное положение, с которого они начали свой последний контрудар. Нам не удалось возвратить лишь Секешфехервар, который был сильно укреплен огневыми средствами, а для обороны его противник перебросил из Италии свежую 356-ю пехотную дивизию.

В ходе минувшей войны контрудары противника при проведении советскими войсками наступательных операций были частым явлением. Так было в контрнаступлении под Сталинградом и Курском, в Киевской наступательной операции. Но подобных тем, которые наши войска отражали под Будапештом — по силам, участвовавшим в них, и по накалу борьбы, — мне не приходилось видеть. Это были наиболее сильные контрудары в Великой Отечественной войне, особенно последний из них.

Объяснялось это, видимо, тем, что гитлеровское руководство стремилось любыми средствами сохранить за собой Венгрию. Чтобы удержать ее в своих руках, оно не посчиталось даже с ослаблением варшавско-берлинского направления, где немецкий фронт уже трещал по всем швам.

Успешное отражение контрударов немецко-фашистских войск создало благоприятные условия для завершения войсками 2-го и 3-го Украинских фронтов ликвидации окруженной группировки противника и освобождения столицы Венгрии.

После сокрушительного разгрома этой группировки противника Ставка приказала обоим фронтам подготовить удар на Вену. 17 февраля мы получили распоряжение о передаче 46-й армии и 2-го гвардейского механизированного корпуса в состав 2-го Украинского фронта, из которого нам передавалась 27-я армия.

Готовясь к Венской операции, мы внимательно следили за противником. С середины февраля разведчики стали представлять данные о сосредоточении крупной танковой группировки противника в районе озера Балатон. Когда об этом было доложено в Генеральный штаб, то там к этому сообщению отнеслись вначале недоверчиво. Даже начальник Генерального штаба генерал армии А. И. Антонов, разговаривая по ВЧ с командующим фронтом Ф. И. Толбухиным, недоуменно спросил: «Кто вам может поверить, что Гитлер снял 6-ю танковую армию СС с запада и направил против 3-го Украинского фронта, а не под Берлин, где готовится последняя операция но разгрому фашистских войск?»

Действительно, трудно было поверить, что противник в условиях, когда советские войска находились в 60 км от Берлина, будет перебрасывать свои танковые соединения в Венгрию и организовывать там контрнаступление. Однако правильность посланных нами в Генеральный штаб донесения и разведывательных данных о противнике вскоре полностью подтвердилась.

Гитлеровское командование отдало распоряжение о переброске 6-й танковой армии СС из района Арденн и ряда соединений из Италии в Венгрию еще в середине января. И вот теперь наши разведчики ежедневно докладывали новые данные о передвижении и прибытии частей и соединений противника.

Фашистские руководители, невзирая на прямую угрозу Берлину, решили во что бы то ни стало удержаться в Венгрии. Упорной обороной они рассчитывали закрыть советским войскам путь в Австрию и Южную Германию — последние территории, где концентрировалась германская военная промышленность. Гитлеровское командование предвидело, что выход советских войск в эти районы создаст угрозу их группировкам в Югославии и Северной Италии. Фашистские руководители полагали также, что успешные действия их войск в Венгрии должны будут способствовать тому, чтобы англичане, высадившиеся в Греции, закрепились на Балканском полуострове и «сцепились» с русскими.

В сложившейся к середине февраля 1945 г. обстановке немецко-фашистское командование решило созданием прочной обороны сорвать наступление Красной Армии на берлинском направлении. На южном же крыле оно пыталось осуществить контрнаступление, чтобы разгромить войска 3-го Украинского фронта на западном берегу Дуная, ликвидировать плацдарм, сохранить за собой западные районы Венгрии, а затем ударом во фланг нанести поражение войскам 2-го Украинского фронта, поставив тем самым под фланговый удар центральную группировку советских войск. Гитлеровские стратеги рассчитывали вынудить Советское Верховное Главнокомандование оттянуть значительные силы с берлинского направления на юг.

Замысел противника на контрнаступление сводился к тому, чтобы нанести по войскам 3-го Украинского фронта три удара по сходящимся направлениям и разгромить их. Главный удар планировалось осуществить силами 6-й танковой армии СС и 6-й полевой армии между озерами Веленце и Балатон с целью выхода к Дунаю и расчленения 3-го Украинского фронта на две части. С выходом к Дунаю главные силы должны были развивать удар на север и овладеть Будапештом, а частью сил противник предполагал наступать на юг, чтобы совместно с войсками 2-й танковой армии и группы армий «Юго-Восток», которой командовал генерал-полковник Вейхс, уничтожить войска 3-го Украинского фронта между озером Балатон и Дунаем.

Для осуществления контрнаступления противник сосредоточил крупную группировку войск, в которой насчитывалось 431 тыс. солдат и офицеров, около 6 тыс. орудий и минометов, 877 исправных танков и штурмовых орудий, 900 бронетранспортеров и около 850 самолетов. Характерным является небывалое за время войны насыщение ударной группировки противника тяжелыми танками ( «тигр», «королевский тигр» и «пантера»), которые состояли на вооружении 6-й танковой армии СС, укомплектованной наиболее боеспособными нацистскими частями и соединениями.

Несмотря на строжайшую маскировку, перегруппировка вражеских войск была вскрыта нами. Правильно были определены замысел врага и срок перехода его в контрнаступление.

Большую помощь в этом оказали венгерские солдаты-перебежчики. Не желая проливать кровь за чуждые интересам трудящихся масс цели войны, венгерские солдаты группами и одиночками разбегались. Многие из них в ночное время переходили линию фронта и попадали в расположение наших войск. 1 марта солдаты из полка «Баконъ» сообщили, что через пять дней немцы должны перейти в наступление. На следующий день по агентурным данным и показаниям пленных точно были установлены направления ударов противника.

Обстановка требовала принятия срочных мер по отражению готовящегося контрнаступления противника. В связи с выявившимися намерениями вражеского командования, Ставка Верховного Главнокомандования несколько изменила задачу, поставленную 3-му Украинскому фронту директивой от 17 февраля 1945 г. Теперь нашим войскам надлежало вначале отразить наступление противника и лишь после этого нанести удар на венском направлении. Таким образом, войскам фронта предстояло последовательно, без оперативной паузы, решить две задачи — по обороне и наступлению. В целях успешного решения этих задач командование фронтом должно было вести оборону с таким расчетом, чтобы сохранить силы для проведения наступательной операции.

К этому времени во фронте имелось пять общевойсковых и одна воздушная армия, два танковых, механизированный и кавалерийский корпуса. В числе пяти общевойсковых армий была 1-я болгарская армия под командованием генерал лейтенанта Владимира Стойчева. Левее ее по правому берегу Дравы действовала 3-я югославская армия под командованием генерал-лейтенанта Коста Надж.

В составе фронта насчитывалось около 400 тыс. человек, 6800 орудий и минометов, 400 танков и САУ, 700 самолетов{135}. Общее соотношение сил, за исключением артиллерии, было в пользу противника. Особенно ощутимым превосходство противника было в танках и бронетранспортерах. Наличие большого числа бронетранспортеров в условиях весенней распутицы имело немаловажное значение.

Оценив сложившуюся обстановку, командующий фронтом 20 февраля принял решение на оборону. Предполагалось встретить атакующие части огнем всех видов оружия и ударом авиации, измотать и обескровить ударную группировку противника упорной и активной обороной на заранее подготовленных рубежах и создать условия для перехода в решительное наступление с целью завершения ее разгрома.

Основные усилия сосредоточивались в центре, где ожидался главный удар противника. Войска фронта строились в два эшелона. 4-я гвардейская армия, в командование которой к тому времени вступил генерал-лейтенант Н. Д. Захватаев, получила следующую задачу: обороняясь на рубеже Гант, Шерегейеш (протяженностью 39 км), не допустить прорыва танков противника на Будапешт.

26-я армия оборонялась на наиболее угрожаемом направлении на рубеже от Шерегейеша до озера Балатон протяженностью в 44 км. Все ее соединения были сосредоточены в тактической зоне обороны, глубина которой составляла 10-15 км. Увеличение глубины обороны на этом решающем направлении достигалось за счет второго эшелона и резервов фронта.

57-я армия оборонялась на рубеже озеро Балатон, Коньи-Етвеш протяжением около 60 км. Она имела задачу не допустить прорыва противника на капошварском направлении и тем самым обеспечить основную группировку войск фронта от возможных ударов с юга.

На левом крыле фронта, на рубеже протяжением около 150 км, оборонялась 1-я болгарская армия, а левее ее — 3-я югославская армия.

27-я армия, которой командовал один из опытнейших командармов генерал-полковник С. Г. Трофименко, находилась во втором эшелоне фронта. Она должна была двумя корпусами занять тыловую полосу обороны 26-й армии. Силами этих же корпусов планировалось при необходимости осуществить маневр с целью усиления войск первого эшелона фронта в их борьбе за тактическую зону. Третий корпус 27-й армии находился на восточном берегу Дуная. Мы предполагали использовать его, в зависимости от обстановки, на решающем направлении.

В резерве фронта находились 18-й и 23-й танковые, 1-й гвардейский механизированный и 5-й гвардейский кавалерийский корпуса, а также несколько артиллерийских частей и соединений.

Таким образом, оперативное построение войск фронта позволяло надежно прикрыть решающее направление. Между озерами Веленце и Балатон была создана наибольшая плотность войск. Расположение соединений второго эшелона и фронтовых резервов обеспечивало путем оперативного маневра значительное усиление войск первого эшелона на всех вероятных направлениях ударов противника.

В соответствии с этим решением войска в течение двух недель проделали большую работу по созданию прочной обороны, накоплению боеприпасов и материальных средств, подготовке к осуществлению маневра в ходе оборонительного сражения. Для контроля за ходом выполнения приказа командующего 24 февраля в 26-ю армию была направлена группа офицеров штаба во главе с заместителем начальника оперативного управления полковником П. А. Диковым.

Возвратившись 1 марта в штаб фронта, полковник Диков доложил, что организация обороны в 26-й армии в основном соответствует требованиям приказа командующего, но в ней имеется и ряд серьезных недочетов. Отмечались случаи недостаточно продуманной организации системы огня, линейного расположения противотанковых средств, слабой увязки инженерных заграждений с системой огня артиллерии и другие.

Командующий фронтом 2 марта потребовал от генерала Н. А. Гагена устранения вскрытых недостатков. Учитывая важность направления, которое прикрывала 26-я армия, маршал Ф. И. Толбухин 4 марта разрешил мне выехать в эту армию для проверки готовности обороны и оказания конкретной помощи командованию и войскам на месте.

Опыт наступления немецко-фашистских войск под Курском, где я был начальником штаба Воронежского фронта, показал, что противник прежде всего стремился прорвать главною полосу обороны мощным таранным ударом танков, в короткий срок посеять неустойчивость у обороняющихся и нарушить управление. После прорыва главной полосы, а иногда только первой позиции немецкие танковые соединения, как правило, не применяли лобовых атак. Пытаясь развить прорыв, они совершали обходные маневры, изыскивая слабые места в нашей обороне. Для создания высоких плотностей танков на том или ином направлении противник производил быструю переброску их с других участков и тем самым добивался известного превосходства в силах, таким образом последовательно решая одну задачу за другой.

Однако этот прием врага был разгадан советским командованием, которое искусным маневром огневых средств и своевременной подачей фронтовых резервов на угрожаемые участки сорвало расчеты противника. Под Курском Воронежский фронт имел в своем распоряжении 49 истребительно-протнвотанковых полков (ИПТАП) и 6 танковых корпусов. Они в основном и уничтожили большую часть вражеских танков.

Тогда командование фронта учитывало и распоряжалось средствами маневра до танкового и артиллерийского полка включительно.

Обычно было так: уже к 18 часам нам был известен результат боя за день, а авиация давала данные о сосредоточении противника на другом направлении. Мы сразу же принимали меры к переброске ИПТАПов на угрожаемое направление. Практически у нас выработалась норма: 9-12 ИПТАПов против одной танковой дивизии противника. И так мы поступали каждый день.

Об этом я рассказал всем командирам, у которых мне удалось побывать в 26-й армии. Командующему генералу Н. А. Гагену было рекомендовано поставить огневые средства на путях вероятного движения вражеских танков с целью ведения огня прямой наводкой. В тяжелых условиях все должно быть учтено и разумно использовано.

Опыт обороны под Курском был широко использован нами в Балатонской оборонительной операции, причем уже в условиях количественного и качественного роста боевой техники, значительно повысившихся боевого мастерства войск и навыков командования в управлении ими. Учитывая этот опыт, мы создавали в марте 1945 г. у Балатона глубокоэшелонированную оборону, которая северо-восточнее озера достигала 25-30 км. Важное место в обороне занимали заграждения всех видов. Особенно высокие плотности минирования создавались на вероятных направлениях наступления танковых соединений противника. В результате выполнения большого комплекса оборонительных работ было обеспечено укрытое размещение людей и техники. Развитая система обороны давала возможность во время оборонительного сражения осуществлять широкий маневр силами и средствами как по фронту, так и из глубины.

Наряду с другими факторами это во многом предопределяло непреодолимость и устойчивость нашей обороны. Говоря об инженерной подготовке обороны, нельзя не вспомнить добрым словом начальника инженерных войск фронта генерал-полковника инженерных войск Л. 3. Котляра, вложившего много сил в это дело.

При подготовке к отражению контрнаступления противника главное внимание было сосредоточено на организации противотанковой обороны. Ее основу составляли 66 противотанковых районов, созданных в полосе от Ганта до озера Балатон, т. е. на вероятном направлении главного удара противника. В них насчитывалось около 100 артиллерийских частей и подразделений, в том числе 35 истребительно-противотанковых артиллерийских полков, восемь зенитных артиллерийских полков и две самоходно-артиллерийские бригады. Это позволило создать на основных направлениях высокую плотность противотанковой артиллерии — до 25-30 и более орудий на один километр фронта.

Управление всей артиллерией фронта, командующим которой был отличный специалист своего дела, храбрый военачальник генерал-полковник артиллерии М. И. Неделин, планировалось на основе жесткой централизации.

Артиллерия распределялась с расчетом создания высоких оперативных плотностей в армиях первого эшелона и особенно на вероятном направлении главного удара противника. Из имевшихся во фронте 6800 орудий и минометов в 83-километровой полосе от Ганта до озера Балатон (29 процентов от общей ширины полосы обороны фронта) было сосредоточено 4400 орудий и минометов, т. е. почти 65 процентов всей артиллерии. Там же были все имевшиеся во фронте 339 реактивных установок «М-13» и «М-31». Общая оперативная плотность артиллерии на один километр фронта в этой полосе составляла 53 орудия и миномета, а на наиболее важных направлениях — 60-70.

Большие надежды в борьбе с вражескими танками возлагались на фронтовую авиацию. 17-я воздушная армия, которой командовал генерал-полковник авиации В. А. Судец, должна была массированными ударами бомбардировщиков и штурмовиков уничтожать танки противника в местах сосредоточения, на путях движения и на поле боя.

Подготавливая оборонительную операцию, штаб фронта разработал несколько вариантов действий войск с учетом возможных направлений ударов противника. В каждом из этих вариантов, в зависимости от складывающейся обстановки, предусматривался маневр соединениями армий второго эшелона, общевойсковыми, артиллерийско-противотанковыми и артиллерийскими резервами.

Большое значение мы придавали выбору места расположения пунктов управления, оборудованию командных и наблюдательных пунктов и организации надежной связи с войсками. Пункты управления выбирались исходя из удобства руководства войсками и наилучшей организации связи между ними, а также; с учетом наиболее благоприятных условий маскировки. В армиях, корпусах и дивизиях были оборудованы основные и запасные командные пункты. Командный пункт фронта находился в 50 км от переднего края обороны, а армейские — в 20-25 км, наблюдательные пункты в звене корпус — фронт — не далее 1-3 км.

К началу оборонительной операции войска имели хорошо организованную и бесперебойно действующую связь всех видов. Основными средствами связи в период подготовки обороны были проводные и подвижные средства. Проводная связь организовывалась по направлениям. Связь с каждой армией первого эшелона обеспечивалась не менее чем по двум направлениям. Радиосвязью предполагалось пользоваться главным образом в ходе оборонительного сражения на направлениях, где связь будет наименее устойчивой, а также для обеспечения взаимодействия.

По опыту многих операций мы знали: чтобы успешно вести борьбу с крупной танковой группировкой врага, войска должны быть в достаточной степени обеспечены боеприпасами и горючим. Поэтому большое место в работе Военного совета фронта в подготовительный период было отведено вопросам Материально-технического обеспечения. Их решение серьезно осложнялось тем, что фронтовые склады располагались на восточном берегу. Правда, на Дунае имелось пять наплавных мостов различной грузоподъемности и одна паромная переправа. Но использование переправ нарушилось вражеской авиацией и наступившим к концу февраля ледоходом. И вот для того чтобы избежать случаев прекращения доставки грузов через Дунай, были построены канатно-подвесная дороги и трубо-бензопровод. Это мероприятие сыграло важную роль в организации бесперебойного снабжения войск.

Хотя к началу операции в артиллерийских частях и соединениях имелось от половины до полутора комплектов боеприпасов, случаев острого недостатка их в ходе сражения не отмечалось. Его удалось избежать благодаря напряженной, непрерывной работе по организации подвоза боеприпасов и маневра ими по фронту. Эта работа проводилась под руководством начальника тыла фронта, неутомимого труженика генерал-лейтенанта интендантской службы А. И. Шебунина.

Весьма большой важности работу в подготовительный период проделали под руководством Военных советов фронта и армий партийно-политические органы. Их воспитательная деятельность имела целью обеспечить непреодолимость обороны, ее устойчивость и одновременно высокий наступательный порыв войск для последующих действий. Личному составу разъяснялась поставленная боевая задача, проводились мероприятия по укреплению воинской дисциплины и всемерному повышению бдительности. Партийно-политическая работа под руководством члена Военного совета фронта генерал-полковника А. С. Желтова и начальника политуправления генерал-майора И. С. Аношина проводилась под лозунгом необходимости срыва последней авантюры немецко-фашистского командования, завершения разгрома гитлеровских войск и быстрейшего окончания войны.

Противник перешел в контрнаступление 6 марта. Вначале враг нанес два удара на южном участке фронта: один в час ночи по 1-й болгарской и 3-й югославской армиям на рубеже реки Драва, а другой в 7 часов утра после часовой артиллерийской подготовки — по войскам 57-й армии. Эти удары носили вспомогательный характер, но преследовали далеко идущие цели. Во-первых, немецкое командование предполагало переходом здесь в наступление на несколько часов раньше, чем на главном направлении, отвлечь наше внимание от центрального участка фронта. Во-вторых, в случае нанесения поражения 1-й болгарской армии и достижения успеха наступления на южном участке в целом противник рассчитывал выйти в тыл 57-й армии и к нашим переправам на Дунае.

Должен заметить, что ночное наступление противника оказалось неожиданным для болгарских и югославских войск, в результате чего они попали в трудное положение. Проявляя беспримерное мужество и самопожертвование, воины 1-й болгарской армии сдерживали натиск озверелого врага, не позволяя ему пробиться к городу Печ и осуществить свой замысел. Но немецкое командование вводило в сражение свежие силы. Положение болгарских войск становилось еще более тяжелым. На помощь им командующий фронтом направил 133-й стрелковый корпус под командованием генерал-майора П. А. Артющенко и дивизион гвардейских минометов. Бойцы 1-й болгарской армии, сражаясь плечом к плечу с советскими воинами, проявили исключительную храбрость, стойкость и выдержку.

В самый критический момент сражения маршал Ф. И. Толбухин направил командующему армией генералу В. Стойчеву телеграмму, в которой указывалось: «Необходимы еще 4-5 дней такой же беспримерной стойкости, упорства, и эта авантюра противника будет сломлена, а его танковая группа будет разгромлена. Требую лично от вас и от вверенных вам войск особой стойкости в эти дни и постоянной готовности к решительному удару против врага»{136}.

Болгарские воины выполнили приказ командующего 3-м Украинским фронтом. Совместно с советскими и югославскими войсками они сорвали план вражеского командования, названный операцией «Лесной дьявол».

В полосе 57-й армии противник нанес удар силами 2-й танковой армии в направлении Надьбайом, Капошвар. Ценой огромных потерь врагу удалось на узком участке фронта вклиниться в нашу оборону.

Однако командарм М. Н. Шарохин ввел второй эшелон армии и контратаковал противника с флангов при поддержке массированного огня артиллерии. Дальнейшее продвижение немецко-фашистских войск на этом направлении также было остановлено. Расчеты вражеского командования на то, что наступлением на юге удастся отвлечь наше внимание и ослабить оборону в межозерном районе, потерпели полный провал.

Третий, главный удар между озерами Веленце и Балатон противник нанес в 8 часов 40 минут. После 30-минутной артиллерийской подготовки здесь перешла в наступление 6-я танковая армия СС. Оборонительное сражение с первых же минут приобрело характер крайней ожесточенности. Вражеским войскам удалось к концу дня продвинуться на глубину до 4 км и овладеть опорным пунктом Шерегейеш.

Пристально следя за развитием событий и всесторонне анализируя обстановку, мы пришли к выводу о необходимости усиления обороны в полосе 26-й армии. Вечером состоялось короткое заседание Военного совета фронта, на котором был выработан ряд мер по усилению обороны южнее озера Веленце. Маршал Ф. И. Толбухин, исходя из плана обороны, который был заранее продуман и тщательно отработан, и в соответствии с оценкой последних данных о противнике, решил ввести в бой 18-й танковый корпус.

Решение командующего тут же было оформлено боевыми распоряжениями. 18-му танковому корпусу было приказано выдвинуться на вторую полосу обороны, в район юго-восточнее Шерегейеша, и занять ее танковыми засадами. Сюда же направлялась 3-я воздушно-десантная дивизия 35-го гвардейского стрелкового корпуса 27-й армии (командир дивизии генерал-майор И. Н. Конев). Командиру корпуса генерал-лейтенанту С. Г. Горячеву было приказано выдвинуть свой командный пункт ближе к переднему краю, установить связь и организовать взаимодействие с командирами 18-го танкового и 30-го стрелкового корпусов.

На следующее утро ожесточенные атаки противника возобновились. Немецкое командование продолжало наращивать усилия своих войск. В полосе 26-й армии, кроме пехотных соединений, наступало около 200 танков и штурмовых орудий. Их действия поддерживались с воздуха авиацией.

Развернувшееся сражение приобретало все более напряженный характер. Наши войска упорной обороной наносили большой урон противнику. В борьбе с его танками и штурмовыми орудиями главную роль играла артиллерия, а также танки и САУ, которые располагались на заранее подготовленных рубежах и вели огонь с места.

В поисках слабых мест в нашей обороне противник непрерывно маневрировал вдоль фронта. Как только создавалась угроза на каком-то из направлений, мы сосредоточивали там свои резервы. а также артиллерийские части, снятые с неатакованных участков фронта. Особенно важную роль играл своевременный маневр артиллерийско-противотанковыми резервами и подвижными отрядами заграждений.

Кстати сказать, организации подвижных отрядов заграждений в ходе подготовки также уделялось много внимания. Они создавались в армиях, корпусах, дивизиях и полках. Всего во фронте насчитывалось 68 подвижных отрядов заграждений. Их действия тесно увязывались с общей системой противотанковой обороны.

7 марта с наибольшим ожесточением противник наносил удар вдоль канала Шарвиз. В полосе действий армии генерала Н. А. Гагена обстановка крайне осложнилась. Командующий фронтом решил на это направление выдвинуть 5-й гвардейский кавалерийский корпус и 208-ю самоходно-артиллерийскую бригаду.

Своевременный ввод в сражение резервов фронта воспрепятствовал дальнейшему прорыву вражеских войск. Использование части сил 27-й армии для усиления обороны в районе Шерегейеш предопределило ввод в сражение второго эшелона фронта на стыке 4-й гвардейской и 26-й армий.

В результате упорной обороны наших войск и принятых мер по ее усилению противнику за первые два дня наступления не удалось прорвать тактическую зону. Он вклинился всего лишь на 4-7 км.

Но командование фронта не успокоилось достигнутыми результатами оборонительного сражения, так как понимало, что решающие события еще впереди. Пленные показывали — и это подтверждал характер боев, — что противник не вводил еще в сражение основных сил танковой группировки. Мы предполагали, что он сделает это ночью пли на рассвете 8 марта.

В связи с этим маршал Ф. И. Толбухин приказал предупредить войска о готовившейся решительной атаке противника с участием главных сил танков и потребовать йодной готовности к отражению вражеского наступления всеми имеющимися средствами. Вечером 7 марта войскам была направлена соответствующая директива. Одновременно маршал Ф. И. Толбухин приказал командующему 27-й армией генералу С. Г. Трофименко не позднее 6 часов 8 марта сосредоточить 33-й стрелковый корпус на плацдарме в районе Дунафёльдвар.

Противник с утра 8 марта действительно ввел в сражение основные силы. Теперь между озерами Веленце и Балатон действовало свыше 250 вражеских танков и штурмовых орудий. Сосредоточивая их на узких участках с плотностью до 40-50 боевых машин на один километр фронта, противник стремился любой ценой прорваться к Дунаю. Оборонительное сражение развернулось с еще большей ожесточенностью. Несмотря на большие потери, танковые клинья противника вгрызались в нашу оборону и, хотя медленно, продвигались на восток. С утра следующего дня в бой вступила еще одна немецкая танковая дивизия. Теперь удар по войскам 26-й армии одновременно наносили 320 танков и штурмовых орудий.

Чтобы остановить продвижение вражеских войск, был принят ряд срочных мер. В целях усиления обороны и лучшего управления войсками маршал Ф. И. Толбухин возложил оборону полосы от озера Веленце до канала Шарвиз на 27-ю армию, которой передавались правофланговые соединения 26-й армии, а также — в оперативное подчинение — 1-й гвардейский механизированный и 18-й танковый корпуса и 207-я самоходно-артиллерийская бригада. 26-й армии была поставлена задача оборонять полосу от канала Шарвиз до озера Балатон. В ее состав были переданы войска 33-го стрелкового корпуса, сменившие 5-й гвардейский кавалерийский корпус, выведенный в резерв фронта. В подчинение командующего 26-й армией генерала Н. А. Гагена из резерва фронта была передана 209-я самоходно-артиллерийская бригада.

В результате ввода свежих сил и перегруппировки оборона была значительно усилена. Но враг настойчиво продолжал атаковать крупными танковыми силами вдоль западного берега канала Шарвиз, не прекращая наступления и ночью. Нашей разведкой к тому же было установлено сосредоточение севернее Шерегейеша новой танковой дивизии.

Обстановка чрезвычайно осложнилась. К тому времени в сражение были введены все соединения второго эшелона и резервы фронта. В этих условиях маршал Ф. И. Толбухин обратился в Ставку с просьбой разрешить в случае необходимости использовать в оборонительном сражении только что переданную из 2-го Украинского фронта 9-ю гвардейскую армию. Но Ставка категорически запретила это делать, так как 9-я гвардейская армия предназначалась для наступательной операции.

Тогда было решено провести ряд мероприятий по увеличению глубины и плотности обороны на главных направлениях путем перегруппировки войск с пассивных участков. Чтобы сорвать попытку противника развить наступление на Будапешт, между озером Веленце и Дунаем занял оборону стрелковый корпус, находившийся во втором эшелоне 4-й гвардейской армии. На это же направление был выдвинут 23-й танковый корпус, усиленный 207-й самоходно-артиллерийской бригадой.

В отражении удара танковой группировки противника по указанию Ставки с 10 марта нам должен был оказать помощь 2-й Украинский фронт. Его авиация получила задачу на совместные действия с 17-й воздушной армией.

Немецко-фашистское командование в свою очередь продолжало наращивать силы. С 10 марта, за исключением одной танковой дивизии, в сражение было брошено все, чем только противник располагал. Между озерами Веленце и Балатон действовало уже 450 вражеских танков и штурмовых орудий. В этот день враг дрался с особым ожесточением. Именно 10 марта, как показали пленные, немецко-фашистские войска по требованию Гитлера должны были выйти к Дунаю и решить судьбу всего сражения.

Противник настойчиво пытался прорвать оборону на узком участке, чтобы стремительно развить успех в сторону флангов.

этой целью вражеское командование сосредоточивало на 1,5-2-километровых участках фронта по 100 и более тяжелых танков, которые на больших скоростях пытались пробить брешь в обороне.

Очень тяжело было нашим войскам. Но никто не дрогнул. Части 33-го стрелкового корпуса в течение дня успешно отразили пять атак противника. По вражеским танкам вела сосредоточенный огонь вся артиллерия, действовавшая в полосах обороны 27-й и 26-й армий. Большую помощь оборонявшимся войскам оказывала авиация 17-й и 5-й воздушных армий, наносившая удары по скоплениям танков противника.

Вследствие упорного сопротивления наших войск, искусной организации обороны и широкого маневра противнику за пять дней напряженных боев удалось прорвать лишь главную и вторую полосы обороны. Но этот прорыв не означал образования бреши в нашем фронте. Врагу вновь противостояла организованная оборона на тыловом армейском и фронтовом рубежах.

В последующие дни немецко-фашистские войска, несмотря на огромные потери, все еще стремились прорваться к Дунаю. Не добившись сколько-нибудь существенных результатов и неся большие потери днем, противник пытался прорвать оборону ночью. При этом он рассчитывал на низкую эффективность огня противотанковой артиллерии в темное время суток и отсутствие на поле боя нашей авиации.

Но наши войска подготовились и к ночным действиям, поэтому врагу не удалось застигнуть их врасплох. Заблаговременно был проведен ряд мер по повышению бдительности и по подготовке ведения огня ночью. Так, в каждой артиллерийской батарее в 300-400 м от огневых позиций в темное время выставлялись посты подслушивания, для освещения местности готовились костры, выделялись дежурные батареи и орудия для немедленного открытия огня.

Благодаря принятым мерам противнику не удалось добиться существенных результатов и ночными действиями. К середине марта его танковая группировка была измотана. И хотя 15 и даже 16 марта враг еще пытался на некоторых участках атаковать наши части, стало ясно, что контрнаступление немецко-фашистских войск у озера Балатон не достигло цели.

С 6 по 15 марта противник потерял до 45 тыс. солдат и офицеров, около 500 танков и штурмовых орудий, до 300 орудий и минометов, около 500 бронетранспортеров и свыше 50 самолетов.

Так бесславно окончилась последняя авантюра руководителей фашистской Германии.

Не добившись улучшения военно-политической и стратегической обстановки контрнаступлением под Балатоном, они стали лихорадочно предпринимать меры к тому, чтобы избежать полного поражения, максимально затянуть войну. Они стремились выиграть время, надеясь договориться с США и Англией о совместной борьбе против «угрозы коммунизма». И у них были к тому основания: США и Англия с начала марта 1945 г. вели тайные переговоры с представителями немецко-фашистского командования об условиях капитуляции гитлеровской армии.

Английские и американские реакционные круги на завершающем этапе войны пытались сохранить немецко-фашистскую армию как партнера в борьбе против Советского Союза. Они также ставили своей целью максимально ограничить продвижение победоносных советских войск на запад. Особое место в планах английского и американского командования занимала Австрия, куда они стремились скорее ввести свои войска, рассчитывая получить таким образом возможность быстро и без потерь продвинуться до Вены и далее к Эльбе и Берлину, опередив войска Красной Армии.

Чтобы положить конец закулисным действиям союзников, Советское правительство предприняло дипломатическую и военную акции. Оно заявило решительный протест по поводу их тайных переговоров с представителями вражеского командования. В то же время войскам 2-го и 3-го Украинских фронтов было приказано перейти в решительное наступление в общем направлении на Вену.

Следовательно, исключительно важное значение в сложившейся обстановке имел фактор времени. Именно поэтому войска правого крыла 3-го Украинского фронта готовились перейти в наступление в тот момент, когда его четыре армии вели еще оборонительное сражение.

Вышеуказанные военно-политические дели фашистской Германии на последнем этапе войны предопределили упорное сопротивление гитлеровских войск в западных и южных районах Венгрии и Австрии. Важность венского стратегического направления для противника определялась еще и тем, что здесь проходили основные коммуникации его группировок, действовавших в Италии и Югославии. Таким образом, нашим войскам предстояло наступать на территории, которую враг готовился отстаивать с неистовой яростью и ожесточением.

Рельеф местности, где предстояло наступать, сильно пересеченный. Здесь находятся южные отроги Карпат, Средне-Венгерские горы, покрытые лесом, и Австрийские Альпы. Абсолютная высота их в среднем достигает 400-500 м. Эти горы в сочетании с большим числом рек служили серьезным препятствием на пути продвижения войск к Вене и требовали организованности и умелых действий в условиях горно-лесистой местности. Особые трудности для 2-го Украинского фронта представляли реки Грон, Ваг, Морава, текущие в меридиональном направлении, местами по узким горным ущельям. Чрезвычайно осложнял действия его войск и Дунай, расчленявший их на две части и затруднявший маневрирование вдоль фронта.

Используя выгодные условия местности, противник создал на венском стратегическом направлении четыре оборонительных рубежа. Наиболее мощным в инженерном отношении был первый из них, подготовленный по западному берегу реки Грон, восточнее Эстергома, озеро Веленце, Шимонторнья, озеро Балатон, река Драва. Значительную часть населенных пунктов противник приспособил для круговой обороны. Особенно сильно был укреплен Секешфехервар. Второй рубеж обороны проходил по западному берегу реки Раба, ширина которой достигала 100 м, а глубина 3-4 м. Этот оборонительный рубеж доставил нам немало хлопот. Третий рубеж был оборудован по южным отрогам Карпат и юго-восточным склонам Альп, далее вдоль австро-венгерской границы, а четвертый, прикрывавший подступы к Вене, проходил по линии Шопрон, Винер-Нейштадт.

В инженерном и огневом отношениях хорошо была подготовлена к обороне столица Австрии. Оборона Вены включала внешний и внутренний обводы и мощные укрепления внутри города. Общая глубина обороны достигала 210 км. Но войска занимали в основном лишь первый рубеж. Другие предполагалось оборонять главным образом отходящими войсками.

Этот расчет противника также учитывался нами. Чтобы сорвать его, планировались и обеспечивались высокие темпы наступления.

Над замыслом Венской операции командующие и начальники штабов обоих фронтов с небольшим, строго ограниченным кругом лиц начали работать по получении предварительных указании Ставки сразу же после завершения Будапештской операции. Между командованиями фронтов возникли некоторые разногласия по вопросу, на каком направлении наносить главный удар. Исходя из оценки характера местности и сложившейся, обстановки, мы доказывали Ставке Верховного Главнокомандования целесообразность его нанесения в полосе нашего фронта. Командование 2-го Украинского фронта считало, что главный удар следует нанести в его полосе.

Согласно директиве Ставки от 17 февраля главный удар в операции должен был наноситься в полосе 2-го Украинского фронта. Однако, пока шла подготовка к наступлению, мы продолжали отстаивать свое предложение.

Представитель Ставки Верховного Главнокомандования на 2-м и 3-м Украинских фронтах Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко, который лично изучил сложившуюся обстановку, а также материалы штабов 2-го и 3-го Украинских фронтов, пришел к выводу, что главный удар в Венской операции целесообразно нанести в полосе 3-го Украинского фронта. Он доложил об этом Верховному Главнокомандующему.

Вновь все было изучено и взвешено. Еще раз были запрошены мнения командующих фронтами. После этого И. В. Сталин согласился с нашими предложениями, которые были учтены в директиве Ставки от 9 марта.

Центр тяжести в Венской операции переносился на 3-й Украинский фронт. Это вызывалось необходимостью разгрома крупной танковой группировки врага, действовавшей в районе озера Балатон, без чего невозможно было наступление на Вену. 9 марта Ставка приказала командующему фронтом не позже 15-16 марта правым крылом фронта перейти в наступление с целью разбить противника севернее озера Балатон и развивать удар в общем направлении на Папа, Шопрон. Одновременно нам передавалась 9-я гвардейская армия, ранее предназначавшаяся для наступления в составе ударной группировки 2-го Украинского фронта.

Надо сказать, что с перенесением усилий с одного фронта на другой не все было сразу же до конца доделано. Так, 6-я гвардейская танковая армия, основа ударной группировки в Венской операции, была передана 3-му Украинскому фронту только к исходу дня 16 марта, когда наступление уже началось. В связи с этим ввести ее в сражение пришлось с опозданием.

Необходимо подчеркнуть, что работа по планированию Венской операции не прекращалась нами даже в самые тяжелые дни сражения у озера Балатон. Еще до получения указаний Ставки было избрано направление главного удара. Мы отчетливо представляли, что от правильного решения этого вопроса зависел успех операции. Свои соображения по вырабатываемому решению на наступательную операцию Военный совет фронта докладывал Ставке и ее представителю на месте маршалу С. К. Тимошенко.

К моменту получения директивы Ставки от 9 марта 1945 г. было всесторонне оценено положение и состояние как своих войск, так и войск противника. В результате оборонительного сражения у озера Балатон создавалось выгодное по отношению к вражеской группировке охватывающее положение наших войск. Но мы учитывали и тот факт, что силы противника были еще велики. В людях и артиллерии мы превосходили его примерно в полтора раза, но по танкам даже к началу нашего наступления общее соотношение сил сторон было равное. Причем основу танкового парка противника составляли тяжелые танки, в то время как у нас преобладали легкие СДУ-76.

Исходя из указаний Ставки и в соответствии с выводами из оценки обстановки, маршал Ф. И. Толбухин решил силами правого крыла фронта прорвать оборону противника севернее Секешфехервара, выйти в район Варпалота, Веспрем, окружить и уничтожить его танковую группировку, действовавшую северо-восточнее озера Балатон. Ударная группировка фронта должна была наступать в сложных условиях горно-лесистой местности. Но это направление, несмотря на трудности местности, давало возможность на первом этапе операции разгромить противника севернее озера Балатон, решив тем самым задачу, поставленную Ставкой.

Войска центра при успешном наступлении ударной группировки должны были нанести удар в направлении на Польгардь. Переход в наступление войск левого крыла планировался после того, как будет создана угроза противнику, действовавшему в районе Надьканижи, со стороны наступавших войск правого крыла и центра. С севера ударная группировка 3-го Украинского фронта обеспечивалась наступлением 46-й армии 2-го Украинского фронта, а южный фланг 57-й и 1-й болгарской армий прикрывался 3-й югославской армией, готовившейся к наступлению вдоль Дравы.

Оперативное построение 3-го Украинского фронта было одноэшелонное, однако ударные армии — 9-я и 4-я гвардейские — строились в два эшелона. В предшествующие дни принимались все меры к тому, чтобы не втянуть войска этих армий в оборонительные бои и подготовить их к предстоящему наступлению. Несмотря на тяжелую обстановку на центральном участке нашего фронта, мы пополняли эти армии людьми и боевой техникой.

Командование и штабы всех родов войск провели огромную работу по перегруппировке частей и соединений фронта в сжатые сроки. Так, 9-я гвардейская армия была перегруппирована из района Кечкемет в период с 8 по 14 марта. К 15 марта она сменила войска 4-й гвардейской армии на участке от Ганта до Дьюлы и заняла исходное положение для наступления. Одновременно Пыла проведена крупная перегруппировка артиллерии. Это позволило на направлении главного удара создать артиллерийские плотности 170-180 орудий и минометов на один километр фронта. Почти все перегруппировки в целях скрытности сосредоточения войск в новых районах и достижения внезапности наступления производились в ночное время.

Достижению внезапности уделялось исключительно большое внимание. Ведь если бы вражескому командованию удалось, как нам перед Балатонской операцией, установить начало наступления и вскрыть направление главного удара, то советские войска вряд ли достигли бы таких замечательных результатов в Венской операции, а если бы и достигли, то гораздо более дорогой ценой.

В этой связи мне вспоминается эпизод, когда из нашей фронтовой газеты «Советский воин» противник едва не узнал, хотя и за несколько часов, день начала наступления и направление главного удара. Именно фронтовая газета, роль которой в воспитании воинов и мобилизации их на выполнение боевых задач трудно переоценить, накануне Венской операции чуть было нас не подвела.

Вечером 15 марта был напечатан специальный номер газеты, в передовой статье которого раскрывалось намеченное на следующий день наступление войск 9-й и 4-й гвардейских армий. Военный цензор, в обязанность которого входило недопущение проникновения в открытую печать сведений, составляющих военную тайну, разрешил выпуск этой статьи. В 3 часа утра газета была доставлена в войска. Содержание ее могло стать известно противнику, и в этом случае он успел бы провести определенные контрмероприятия.

Хорошо, что о происшедшем быстро доложили в штаб. Принятыми мерами газету срочно изъяли из частей. Раскрытие военной тайны исключительной важности было предотвращено. Внезапность наступления была достигнута.

В те дни по утрам стояли туманы. Поэтому накануне наступления мы беспокоились: не подведет ли погода? И не без основания. Утро того дня, когда наши войска должны были перейти в наступление, не стало исключением. С рассвета 16 марта густой туман окутал все вокруг. Людей, машины трудно было различить на расстоянии нескольких метров. Артиллерия не имела возможности вести прицельный огонь, авиация не могла летать, а пехота и танки — целеустремленно атаковать врага.

Потянулись томительные минуты, а затем и часы ожидания. Как ни хотелось нам скорее начать наступление, однако мы не могли дать сигнал к началу артиллерийской подготовки. Лишь в 15 часов 35 минут, когда до начала сумерек оставалось около трех-четырех часов, войска правого крыла 3-го Украинского фронта на 14-километровом участке после часовой огневой подготовки перешли в наступление.

Удар 9-й и 4-й гвардейских армий был для противника неожиданным. Немецко-фашистское командование не рассчитывало на скорое наступление наших войск, которые полностью не закончили еще оборонительного сражения. Ошеломленный внезапным и мощным огневым ударом артиллерии и авиации, враг настолько растерялся, что на ряде участков первое время не мог организовать противодействие.

Но это продолжалось недолго. Противник вскоре восстановил управление, нарушенное огнем нашей артиллерии и ударами авиации. Используя выгодные условия местности, вражеское командование сумело организовать огневое сопротивление на промежуточных позициях и воспрепятствовать продвижение наших войск. На некоторых участках были предприняты контратаки. Поэтому войска ударной группировки фронта до наступления сумерек вклинились во вражескую оборону только от 3 до 7 км.

Чтобы развить успех и не дать возможности противнику еще больше усилить свою оборону, Ф. И. Толбухин приказал командующему 9-й гвардейской армией генерал-полковнику В. В. Глаголеву, человеку решительному и волевому, продолжать наступление и ночью.

К сожалению, 9-я и 4-я гвардейские армии не могли в должной мере использовать растерянность противника. Из-за отсутствия в боевых порядках танков непосредственной поддержки пехоты продвижение наших войск было медленным.

В сложившейся обстановке командование фронта не могло оказать существенной помощи наступающим. Имевшиеся у нас два танковых и один механизированный корпуса были втянуты в оборонительные бои на центральном участке. Заблаговременно вывести их из оборонительного сражения, укомплектовать (в этих корпусах насчитывалось по 30-80 танков и САУ) и перегруппировать на новое направление было невозможно, так как они вместе с артиллерийскими частями и соединениями составляли основу противотанковой обороны в период с 10 по 15 марта, когда сотни вражеских танков настойчиво стремились прорваться к Дунаю. Приостановить наступательную операцию, хотя бы и временно, также нельзя было, ибо это пошло бы на пользу противнику, который лихорадочно принимал меры к ликвидации прорыва наших войск.

В этих условиях и было решено просить Ставку о передаче 3-му Украинскому фронту 6-й гвардейской танковой армии. Вечером 16 марта, докладывая Верховному Главнокомандующему о результатах первого дня наступления, маршал Ф. И. Толбухин изложил ему эту просьбу.

И. В. Сталин тут же удовлетворил ее. Он связался с маршалом Р. Я. Малиновским, который находился в 46-й армии, и приказал передать 6-ю гвардейскую танковую армию 3-му Украинскому фронту. В директиве Ставки, отданной маршалу Ф. И. Толбухину к исходу дня 16 марта, указывалось: 6-ю гвардейскую танковую армию использовать для развития удара правого крыла фронта и разгрома танковой группировки противника совместно с войсками 27-й армии.

Мы рассчитывали ввести ее в прорыв в полосе 9-й армии вечером 17 марта, а удалось сделать это только утром 19 марта.

Пока танковая армия, которой командовал один из способных и храбрых военачальников генерал-полковник танковых войск А. Г. Кравченко, сосредоточивалась в полосе 9-й гвардейской армии, войска правого крыла фронта вели ожесточеннейшие бои с противником. Немецко-фашистское командование принимало все меры к тому, чтобы закрыть образовавшийся прорыв. С этой целью оно начало перебрасывать войска с центрального участка. По мере продвижения войск 9-й и 4-й гвардейских армий в юго-западном направлении сопротивление противника непрерывно возрастало. Вследствие этого к исходу 18 марта наши войска продвинулись в глубину всего лишь около 18 км, расширив прорыв до 36 км по фронту.

Медленные темпы наступления свидетельствуют об ожесточенности боев за тактическую зону. Особенно напряженные бои в эти дни развернулись за Секешфехервар. Враг придавал его оборони очень важное значение, так как этот город стоял на путях наступления наших войск, наносивших удар во фланг и тыл танковой группировки противника.

Обстановка требовала наращивания силы удара и ускорения темпов наступления.

По опыту Сталинградской битвы было хорошо известно, что выигрыш времени — решающий фактор для окружения и уничтожения крупной группировки противника. Достигнуть его можно было только своевременным вводом в прорыв 6-й гвардейской танковой армии, а армия была еще на подходе.

Только 18 марта командующий фронтом Ф. И. Толбухин приказал генералу А. Г. Кравченко к утру следующего дня быть готовым к вводу армии в прорыв с задачей завершить окружение немецко-фашистской танковой группировки. В то же время, чтобы не дать возможности вражескому командованию беспрепятственно отводить свои войска с центрального участка фронта, он потребовал от командующих 26-й и 27-й армиями генералов С. Г. Трофименко и Н. А. Гагена усилить разведку и при малейшем обнаружении отхода противника немедленно переходить в наступление.

Утром 19 марта 6-я гвардейская танковая армия была введена в сражение. Но к этому времени противнику удалось перебросить в район прорыва три танковые и одну пехотную дивизии, и войска А. Г. Кравченко и В. В. Глаголева встретили упорное сопротивление. Весьма серьезно осложняла действия танковых соединении сильно пересеченная местность. Все это привело к тому, что войска 6-й гвардейской танковой и 9-й гвардейской армий продвинулись лишь на 6-8 км и решить поставленные им на день задачи полностью не смогли.

20 марта фронт наступления расширился. Одновременно с главной ударной группировкой перешли в наступление 27-я и 26-я армии. Настойчивые действия наших войск привели к тому, что к исходу 22 марта 6-я танковая армия СС, по существу, была окружена. Для отхода оставался коридор шириной около 2,5 км, который простреливался не только артиллерийским, но и пулеметным огнем.

Отход противника превратился в беспорядочное бегство. Ценой огромных потерь врагу удалось вывести из окружения некоторое количество живой силы и часть боевой техники.

В связи с осуществлением охватывающего удара и сопутствовавшим ему расширением полос наступления 6-й гвардейской танковой, 9-й гвардейской и 27-й армий 24 марта оказались вне соприкосновения с противником 4-я гвардейская и 26-я армии. Но через два дня они вновь были введены в сражение. 4-я гвардейская армия Н. Д. Захватаева, усиленная 1-м гвардейским механизированным корпусом, сменила левофланговые части 46-й армии в связи с изменением разграничительной линии между фронтами, а 26-я армия Н. А. Гагена была введена в сражение между 9-й гвардейской и 27-й армиями с целью уплотнения боевых порядков.

Вместе с тем 46-я армия 2-го Украинского фронта, усиленная 22 марта 23-м танковым корпусом, во взаимодействии с Дунайской флотилией разгромила 17-тысячную группировку противника южнее Эстергома.

Таким образом, войска 3-го и левого крыла 2-го Украинских фронтов в ходе десятидневных непрерывных и напряженных боевых действий наголову разбили крупные вражеские группировки, прорвали оборону противника на глубину до 100 км и создали благоприятные условия для развития наступления на Вену. Не сумев отразить удары на первом оборонительном рубеже, немецко-фашистские войска начали поспешно отходить на другой, оборудованный по западному берегу реки Рабы, намереваясь на нем оказать организованное сопротивление и остановить наше наступление.

Преследование отходящего противника развивалось весьма успешно. Несмотря на оказываемое им сопротивление и неблагоприятные условия местности, подвижные и стрелковые соединения наступали в отдельные дни с темпом 25-35 км в сутки. Они широко применяли обходы вражеских узлов сопротивления, а для захвата переправ через водные препятствия выбрасывали в тыл противника передовые отряды. Быстрому преследованию содействовала авиация, наносившая непрерывные удары по отходящим войскам.

Преследуя противника в северо-западном направлении, армии А. Г. Кравченко, Н. Д. Захватаева, В. В. Глаголева, Н. А. Гагеиа 27-29 марта с ходу форсировали Рабу. Преодолев оборонительный рубеж на австро-венгерской границе, они обходным маневром овладели городами Шопрон и Винер-Нейштадт и повернули фронт наступления на север.

Тем временем армия С. Г. Трофименко с 18-м танковым и 5-м гвардейским кавалерийским корпусами, наступая вдоль озера Балатон, создала угрозу тылам 2-й немецкой танковой армии. Чтобы сохранить от разрушения богатейший нефтеносный район Надьканижи, Ф. И. Толбухин еще 30 марта приказал генералу Трофименко направить кавалерийский корпус С. И. Горшкова в тыл противника. Совершив 70-километровый рейд по труднопроходимой местности, кавалерийский корпус 31 марта неожиданно вышел западнее Надьканижи и вынудил врага к поспешному отступлению.

Воспользовавшись благоприятной обстановкой, перешли в наступление войска левого крыла фронта. 1 апреля во взаимодействии с кавалеристами они овладели районом Надьканижи, лишив фашистскую Германию одного из последних источников нефти. Кстати сказать, гитлеровцы так поспешно удирали, что даже не успели взорвать нефтепромыслы, хотя для этого было все подготовлено. В тесном взаимодействии с нашими войсками севернее и южнее Дравы успешно наступали в эти дни 1-я болгарская и 3-я югославская армии.

В период с 26 марта по 4 апреля войска фронта с боями продвинулись в глубину до 150 км. Было завершено полное освобождение Венгрии. Красная Армия, изгнав немецко-фашистских оккупантов с территории Венгрии, дала возможность венгерскому народу восстановить национальную независимость страны и приступить к проведению подлинно демократических преобразований. Пребывание советских войск на территории Венгрии способствовало развертыванию в стране борьбы за революционные преобразования, во главе которых стояла Венгерская коммунистическая партия. Непрерывно усиливая свое влияние на массы, венгерские коммунисты добивались повышения их политической активности и вовлекали в созидательную работу по строительству новой жизни. Советский Союз оказал значительную поддержку и помощь прогрессивным силам Венгрии в восстановлении экономики страны и укреплении народно-демократической власти. Советские воины помогали венграм восстанавливать промышленные предприятия, строить мосты и дороги, предоставляли транспортные средства, выделяли горючее для тракторов и давали крестьянам тягловый скот. В марте 1945 г. Советское правительство послало голодающему населению Венгрии 15 тыс. тонн хлеба, 3 тыс. тонн мяса, 2 тыс. тонн сахара{137}.

Освобождение советскими войсками Венгрии от фашистских захватчиков имело огромное значение в судьбе, венгерского народа. «...Наш народ, — говорил позднее Янош Кадар, — называет Советский Союз своим освободителем и празднует как величайший национальный праздник день 4 апреля, тот день, когда Советская Армия выбросила с территории страны последнего гитлеровского оккупанта». В дальнейшем день 4 апреля был объявлен национальным праздником Венгрии. В Указе Президиума Венгерской Народной Республики говорилось: «4 апреля 1945 года — решающий поворот в тысячелетней истории Венгрии и в богатой борьбой жизни венгерского народа... 4 апреля — праздник вечной благодарности, горячей любви, дружеской и союзнической верности венгерского народа своему освободителю, защитнику независимости Венгрии, главному стражу и могучей опоре мира — Советскому Союзу, доблестной Советской Армии»{138}.

С начала 1945 г. в Венгрии создавалась новая армия. К апрелю были сформированы две пехотные дивизии (1-я и 6-я). Эти дивизии было признано целесообразным оперативно подчинить 3-му Украинскому фронту. 1-я пехотная дивизия была подчинена командующему 26-й армией, а 6-я — командующему 27-й армией.

Теперь, когда остатки фашистской группы армий «Юг» были изгнаны с территории Венгрии, все усилия войск 3-го Украинского и левого крыла 2-го Украинского фронтов были направлены на разгром гитлеровцев в восточных районах Австрии и освобождение ее столицы.

В начале апреля Вену обороняли остатки восьми танковых, одной пехотной дивизий, личный состав венской военной школы и до 15 отдельных батальонов. Основу вражеского гарнизона составляли недобитые части 6-й танковой армии СС. Не случайно начальником обороны Вены был назначен командующий этой армией генерал-полковник войск СС Зепп Дитрих, который при этом самонадеянно заявил: «Вена будет сохранена для Германии». Ему не удалось сохранить не только Вену, но и свою жизнь. 6 апреля он был убит.

Немецко-фашистское командование на подступах к городу и в самой Вене заблаговременно подготовило многочисленные оборонительные позиции. На танкоопасных направлениях по внешнему обводу были отрыты противотанковые рвы и устроены различные препятствия и заграждения. Улицы города противник перекрыл многочисленными баррикадами и завалами. Почти во всех каменных и кирпичных зданиях были оборудованы огневые точки. Враг стремился превратить Вену в неприступную крепость.

Ставка Верховного Главнокомандования еще 1 апреля поставила 3-му Украинскому фронту задачу овладеть столицей Австрии и не позднее 12-15 апреля выйти на рубеж Тульн, Санкт-Пельтен, Ной-Ленгбах. Той же директивой командующему 2-м Украинским фронтом было приказано переправить 46-ю армию на северный берег Дуная. Войска этой армии, наступая вдоль Дуная, должны были выйти на рубеж Презинг, Корнёйбург и отрезать пути отхода венской группировке на северо-запад.

Для выполнения задачи, поставленной Верховным Главнокомандованием, и в соответствии со сложившейся обстановкой 4 апреля войскам 4-й гвардейской, 9-й гвардейской и 6-й гвардейской танковой армий была отдана директива на овладение Веной. Особое внимание командующих армиями обращалось на тщательность организации управления войсками в ходе наступления. Директива требовала: «Наладить четкое управление, переместить штабы к войскам в течение ночи, подтянуть артиллерию, увязать взаимодействие».

Чтобы не позволить гитлеровцам минировать и разрушать исторические памятники, взрывать мосты и вывозить промышленное оборудование, Военный совет фронта призвал жителей города не покидать столицу и оказывать сопротивление оккупантам. «Час освобождения столицы Австрии — Вены от немецкого господства настал,- говорилось в обращении,- но отступающие немецкие войска хотят превратить Вену в поле боя, как это они сделали в Будапеште. Это грозит Вене и ее жителям такими же разрушениями и ужасами, которые были причинены немцами Будапешту и его населению»{139}.

Бои на подступах и в самом городе носили исключительно ожесточенный характер. Огнем артиллерии и контратаками пехоты и танков противник оказывал упорное сопротивление. Маневр наших войск, особенно танковых, был стеснен сильно пересечённой местностью. Поэтому наступавшие на Вену с юга войска армии Н. Д. Захватаева большого успеха 5 апреля не добились.

В то же время 9-я гвардейская армия, наступавшая юго-западнее города, продвинулась на 16-18 км. Наметившийся успех в ее полосе было решено немедленно использовать. В течение ночи сюда была перегруппирована 6-я гвардейская танковая армия, получившая задачу обойти Вену с запада и северо-запада.

7 апреля 39-й стрелковый корпус 9-й гвардейской армии и соединения 6-й гвардейской танковой армии обошли Вену. На следующий день они достигли центра города, где соединились с войсками армии Н. Д. Захватаева.

Бои в городе шли непрерывно: днем сражались главные силы, а ночью — специально назначаемые для этой цели части и подразделения. В сложном лабиринте улиц и переулков столичного города особо важное значение приобретали действия мелких стрелковых подразделений, отдельных танковых экипажей и орудийных расчетов, нередко дравшихся изолированно друг от друга.

К 10 апреля вражеский гарнизон был зажат с трех сторон. В этой обстановке немецко-фашистское командование предпринимало все меры, чтобы удержать единственный сохранившийся в его руках мост через Дунай и вывести на северный берег реки остатки своих разбитых частей.

46-я армия 2-го Украинского фронта опаздывала с выходом к столице Австрии. Для оказания содействия ей 12 апреля было принято решение провести частную операцию по форсированию Дуная и захвату города Корнёйбург.

Одновременно принимались решительные меры к уничтожению вражеского гарнизона в Вене.

Обобщив опыт боевых действий в предшествующие дни, Военный совет фронта пришел к выводу, что для ускорения разгрома вражеской группировки необходимо провести решительный штурм, организовав четкое взаимодействие всех сил и средств, участвующих в нем.

В соответствии с этим выводом была разработана и 12 апреля отдана войскам 4-й, 9-й гвардейской и 6-й гвардейской танковой армий оперативная директива, в которой особое внимание обращалось на одновременность штурма. Чтобы быстро завершить его, войскам приказывалось после сигнала — залпа «катюш» стремительно ринуться в атаку. Танковые подразделения, невзирая на огонь отдельных очагов сопротивления, должны были как можно скорее прорваться к Дунаю. Военный совет фронта требовал от командармов: «Мобилизовать войска для решительного удара всеми имеющимися у вас средствами и разъяснить, что только стремительные действия обеспечат быстрое выполнение задачи». Командующему артиллерией фронта генерал-полковнику артиллерии М. И. Неделину и командующему 17-й воздушной армией генерал-полковнику авиации В. А. Судцу маршал Ф. И. Толбухин приказал организовать подавление вражеской артиллерии до начала штурма и в ходе его.

Хорошо организованный и подготовленный штурм укрепленного города был осуществлен в короткий срок. К середине дня 13 апреля вражеский гарнизон был почти полностью уничтожен. Недобитые части бежали на левый берег Дуная по мосту, однако он тут же был захвачен 7-й гвардейской дивизией 4-й гвардейской армии и 2-й механизированной бригадой 1-го гвардейского механизированного корпуса. На плечах отходящего противника они переправились на левый берег Дуная, Сюда же с целью очищения северных предместий Вены до выхода туда соединений 2-го Украинского фронта были переправлены еще две стрелковые дивизии армии Н. Д. Захватаева.

Вечером 13 апреля за освобождение Вены столица нашей Родины Москва салютовала войскам 3-го и 2-го Украинских фронтов двадцатью четырьмя залпами из трехсот двадцати четырех орудий.

Перед салютом диктор московского радио зачитал сообщение Совинформбюро, в котором говорилось: «Гитлеровцы намеревались превратить Вену в груду развалин. Они хотели подвергнуть жителей города длительной осаде и затяжным уличным боям. Умелыми и решительными действиями наши войска сорвали преступные планы немецкого командования. В течение нескольких дней столица Австрии -Вена освобождена от немецко-фашистских захватчиков».

К 15 апреля войска 3-го Украинского фронта вышли на рубеж Тульн, Санкт-Пельтен, Берндорф, Марибор, река Драва, где они по приказанию Ставки временно были остановлены. В этот день 39-й гвардейский стрелковый корпус армии В. В. Глаголева форсировал Дунай и захватил Корнёйбург. Вскоре к этому городу подошли войска 46-й армии 2-го Украинского фронта.

Венская операция завершилась. Успешное проведение войсками 2-го и 3-го Украинских фронтов Венской операции явилось значительным вкладом в решение стоявшей перед Советскими Вооруженными Силами задачи окончательного разгрома немецко-фашистской армии.

В результате этой операции было нанесено сокрушительное поражение группе армий «Юг». Только пленными противник потерял более 130 тыс. солдат и офицеров. Советские войска захватили и уничтожили 1345 танков и штурмовых орудий, более 2550 полевых орудий и минометов и много другой военной техники.

Разгромом крупной вражеской группировки 3-й и 2-й Украинские фронты создали благоприятные условия для нанесения завершающего удара на берлинском направлении и освобождения Чехословакии. Стремительным наступлением на венском направлении советские войска ускорили капитуляцию немецко-фашистских войск в Северной Италии и оказали большую помощь Народно-Освободительной армии Югославии в полном освобождении своей страны.

После Венской операции войска 3-го Украинского фронта по приказу Ставки Верховного Главнокомандования возобновили наступление на запад и в первые дни мая вышли на рубеж Линц — Клагенфурт. На этом рубеже они соединились с союзными войсками.

Освобождение советскими войсками значительной части Австрии и ее столицы Вены имело огромное политическое значение. Австрия, ставшая первой жертвой нацистской агрессии, была превращена в трамплин, с которого гитлеровский вермахт напал на Чехословакию, а затем и на другие страны. Австрийский народ первым познал преступления фашистских захватчиков.

Советские воины вступили на территорию Австрии не как завоеватели, а как освободители. В своем заявлении от 9 апреля 1945 г. Советское правительство указало, что «не преследует цели приобретения какой-либо части австрийской территории или изменения социального строя Австрии». В заявлении далее говорилось: «Советское правительство стоит на точке зрения Московской декларации союзников о независимости Австрии. Оно будет проводить в жизнь эту декларацию. Оно будет содействовать ликвидации режима немецко-фашистских оккупантов и восстановлению в Австрии демократических порядков и учреждений. Верховным Главнокомандованием Красной Армии дан приказ советским войскам оказать свое содействие в этом деле австрийскому населению».

Австрийцы встретили это заявление с искренним удовлетворением и радостно приветствовали своих освободителей. 7– апреля 1945 г. было образовано Временное австрийское правительство. В тот же день оно опубликовало торжественное заявление о независимости страны. Государственный суверенитет Австрии был восстановлен.

Поражение немецко-фашистских войск на южном крыле советско-германского фронта нанесло серьезный удар по планам гитлеровских руководителей. Некоторые реакционные деятели США и Англии также были не прочь продолжать войну, но теперь уже не вместе с русскими, а против них, используя недобитые гитлеровские войска. Особенно эта идея обуревала тогда английского премьера У. Черчилля. Однако, как заявил впоследствии в беседе с Д. Эйзенхауэром фельдмаршал Б. Монтгомери, «британский парод был сыт войной, и его нельзя было заставить драться с русскими в 1945 г. Русские стали героями во время германской войны, и любое английское правительство, которое захотело бы вести войну с ними, имело бы трудности в своей собственной стране»{140}.

Мне памятна встреча с фельдмаршалом Монтгомери в Вене вскоре после окончания войны. Он вручил тогда Ф. И. Толбухину английский орден. Федор Иванович, не имея ордена для награждения иностранного военачальника, снял с мундира собственный орден Кутузова 1-й степени и вручил его Б. Монтгомери. Когда Ф. И. Толбухин доложил об этом И. В. Сталину, Верховный Главнокомандующий одобрил его находчивость. По ходатайству Ставки Председатель Президиума Верховного Совета СССР вручил Федору Ивановичу новый орден Кутузова.

Замечательные результаты в операциях по освобождению Венгрии и Австрии были достигнуты благодаря умелому руководству Коммунистической партии, невиданному в истории беззаветному труду советских рабочих, крестьян и интеллигенции, обеспечивших нужды фронта, героизму и отваге наших войск, беспредельной преданности солдат, офицеров и генералов своей Родине.

Офицеры и генералы штаба 3-го Украинского фронта, штабов армий и соединений, входивших в них, проделали огромнейшую работу при подготовке и проведении операций на территории Венгрии и Австрии. Хорошая подготовка и широкий кругозор позволили им в сложных условиях и в короткие сроки добывать необходимые данные по обстановке, обобщать и объективно оценивать их, делать правильные выводы и четко о них докладывать.

Неотъемлемым качеством офицеров нашего штаба была добросовестность. Мы верили своим подчиненным, и они, как правило, не подводили нас. Это имело исключительно большое значение при выработке решений, постановке боевых задач войскам, составлении и согласовании планов операций, организации взаимодействия, обеспечении своевременной и скрытой перегруппировки войск и снабжении их всем необходимым для боя.

Весьма большое внимание при подготовке операций нами уделялось организации взаимодействия с соседом справа. Путем поддержания связи с сильным по составу, хорошо подготовленным и сколоченным штабом 2-го Украинского фронта, во главе которого стоял один из опытнейших военачальников генерал-полковник, ныне Маршал Советского Союза М. В. Захаров, а также путем личных контактов ответственных генералов и старших офицеров вопросы организации взаимодействия между фронтами были своевременно и хорошо отработаны.

В ходе наступления офицеры штаба 3-го Украинского фронта продолжали поддерживать непрерывную связь со штабом 2-го Украинского фронта, со штабами армий и отдельными соединениями фронтового подчинения. Они также передавали боевые распоряжения войскам, осуществляли контроль за выполнением приказов командующего фронтом, добывали необходимые разведывательные данные, составляли оперативные сводки и боевые донесения Генеральному штабу и Ставке.

Сплоченный, дружный коллектив генералов и офицеров штаба фронта имел богатый боевой опыт, работал, как хорошо отрегулированный часовой механизм. Ведущую роль играли оперативное управление, разведывательный отдел, отдел укомплектования войск и др. Заместителем начальника штаба — начальником оперативного управления был хороший знаток своего дела генерал-лейтенант А. П. Тарасов. Заместителем начальника штаба по разведке являлся опытный командир, замечательный разведчик генерал-майор А. С. Рогов, а заместителем по оргмобвопросам — энергичный, великолепно знающий свои обязанности генерал-майор Г. Я. Беляков.

Огромную работу выполняли связисты фронта. Они создали широко разветвленную сеть проводной и радиосвязи. Во время наступления на вспомогательных пунктах управления были оборудованы на машинах специальные подвижные узлы связи. Во главе отдела связи фронта стоял отличный командир-специалист и прекрасный человек генерал-лейтенант войск связи И. Ф. Королев.

Неутомимыми тружениками по организации боев и управлению войсками были начальники штабов: 4-й гвардейской армии — генерал К. Н. Деревянко, 9-й гвардейской армии — генерал-майор С. Е. Рождественский, 26-й армии — генерал-майор Б. А. Фомин, 27-й армии — генерал-майор Г. М. Брагин, 57-й армии — генерал П. М. Верхолович, 6-й гвардейской танковой армии — генерал А. И. Штромберг, 17-й воздушной армии — генерал Н. М. Корсаков. О каждом из этих опытных, прекрасно подготовленных генералов, как и о других, не упомянутых здесь офицерах штабов, можно сказать много теплых, душевных слов. Все они, преодолевая многочисленные трудности, возникавшие в ходе военных действий, успешно справлялись с возложенными на них обязанностями.

Четкая, слаженная работа штабов фронта и армий обеспечила бесперебойное управление войсками. Мне приятно вспомнить о совместной работе с этими храбрыми воинами и замечательными людьми, внесшими существенный вклад в достижение успеха наших войск и в развитие советского военного искусства в годы Великой Отечественной войны.

4-я гвардейская танковая армия в завершающих боях

Д. Д. ЛЕЛЮШЕНКО
генерал армии
дважды Герой Советского Союза
Герой Чехословацкой Социалистической Республики

Родился 7 ноября 1901 г. в Ростовской области. В Советской Армии с 1919 г., член КПСС с 1924 г. Участник гражданской, советско-финляндской и Великой Отечественной войн. Окончил Военную академию им. М. В. Фрунзе в 1933 г. и Военную академию Генерального штаба в 1949 г.

В 1919 г. добровольцем вступил в отряд С. М. Буденного и до конца гражданской войны находился в 1-й Конной армии. В последующем, окончив военно-политическую школу, был политруком кавалерийского эскадрона, полковой школы и военкомом кавалерийского полка, а после окончания Военной академии им. М. В. Фрунзе — командиром роты механизированной бригады, начальником 1-го отделения управления начальника автобронетанковых войск округа, командиром танкового полка.

В 1939-1940 гг., будучи командиром 39-й танковой бригады, принимал участие в советско-финляндской войне и за совершенные им подвиги был удостоен звания Героя Советского Союза.

Накануне войны 1941-1945 гг. командовал моторизованной дивизией (в 1940 г.) и механизированным корпусом (в 1941 г.).

В годы Великой Отечественной войны командовал общевойсковыми армиями, а с марта 1944 г. танковой армией. Принимал участие в разгроме немецко-фашистских войск под Москвой, Сталинградом, на территории Польши. Германии и Чехословакии, в штурме Берлина и освобождении Праги. В послевоенные годы — командующий бронетанковыми и механизированными войсками Группы советских войск в Германии, командующий войсками ряда округов, в настоящее время — инспектор Министерства обороны CCCР.

Продолжая громить немецко-фашистские полчища, Красная Армия к апрелю 1945 г. освободила почти всю территорию Советского Союза (за исключением небольшого участка в Прибалтике), Польшу, Венгрию, Румынию, половину Чехословакии и овладела значительной частью Восточной Пруссии, открыв путь для наступления на фашистское логово — Берлин.

1-й Белорусский фронт вышел на реку Одер от побережья Балтийского моря до устья реки Нейсе (Западной). Он захватил ряд плацдармов на западном берегу Одера, в том числе наиболее вместительный из них в районе города Кюстрин, и находился в 60 км от Берлина.

1-й Украинский фронт достиг реки Нейсе от Рацдорфа до Пенциха. От Берлина его отделяли 145 км. Левым крылом войска фронта продолжали освобождать Чехословакию.

На остальных участках советско-германского фронта Красная Армия также добилась замечательных побед и занимала выгодное положение для дальнейшего наступления.

С каким-то особым чувством шли мы на последнюю битву. Мы знали, что злейший враг теперь в считанные дни окончательно будет разгромлен, хотя и окажет самое ожесточенное сопротивление. И верили; наступят мир и радость для всех народов и всех людей доброй воли.

Однако гитлеровское командование, видя надвигавшуюся с востока неотвратимую катастрофу и надеясь спастись путем сепаратного соглашения с англо-американским руководством, пыталось не допустить выхода советских войск к Берлину. Для этой цели оно подтянуло на берлинское направление 62 пехотные, танковые, моторизованные дивизии и несколько отдельных частей за счет своего Западного фронта. Одновременно враг оборудовал многополосную оборону на реках Одер, Нейсе и Шпрее, эшелонировав ее на глубину 20-40 км, насытив массой противотанковых средств, артиллерией, оборудовав глубокими рвами, эскарпами, контрэскарпами, минными и другими заграждениями и препятствиями.

Предстояла тяжелая битва. И советское командование, учтя все обстоятельства сложившейся обстановки, решило сократить сроки подготовки и проведения завершающей операции, стремительными действиями овладеть Берлином.

Для выполнения этого замысла Ставка Верховного Главнокомандования привлекла силы трех фронтов — 1-го Белорусского, 1-го Украинского и 2-го Белорусского. Основная роль в овладении Берлином отводилась первому из них (командующий фронтом Маршал Советского Союза Г. К. Жуков). Ему надлежало разгромить противника, оборонявшегося на восточных подступах к фашистской столице, овладеть Берлином и не позднее чем на двенадцатый-пятнадцатый день операции выйти на реку Эльбу{141}. Его соседу справа — 2-му Белорусскому фронту под командованием Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского ставилась задача разгромить штеттинскую группировку противника, а через 10-12 дней после начала операции овладеть рубежом Анклам-Виттенберге, тем самым обеспечив действия 1-го Белорусского фронта с севера{142}.

1-му Украинскому фронту (командующий фронтом Маршал Советского Союза И. С. Конев) 3 апреля 1945 г. директивой Ставки было предписано: разгромить противника в районе Котбуса и южнее Берлина, на десятый-двенадцатый день операции овладеть рубежом Беелитц (25-30 км юго-западнее Берлина), Виттенберг и далее по Эльбе до Дрездена. Надлежало также частью сил правого крыла оказать содействие войскам 1-го Белорусского фронта в овладении городом Берлин{143}. В настоящей статье я буду касаться операции 1-го Украинского фронта в таких пределах, Какие позволяют яснее нарисовать картину действий входившей в его состав 4-й гвардейской танковой армии, которой мне тогда довелось командовать.

Приступая к выполнению поставленной задачи, командующий 1-м Украинским фронтом решил с участка Гросс-Гастрозе-Мускау (протяженность 48 км) нанести главный удар силами 3-й гвардейской, 13-й и 5-й гвардейской армий в общем направлении на Шпремберг, Бельциг. Для развития оперативного успеха в прорыв вводились 3-я и 4-я гвардейские танковые армии.

Чтобы наверняка сокрушить противника на главном направлении, маршал И. С. Конев решил создать здесь абсолютное превосходство в силах над противником по пехоте, танкам и артиллерии.

4-й гвардейской танковой армии была поставлена задача войти в прорыв в полосе 5-й гвардейской армии генерала А. С. Жадова, которой предстояло наступать в общем направлении Дессау, Торгау на Эльбе. Срок ввода в прорыв определялся временем, когда 5-я гвардейская армия прорвет оборону противника на реках Нейсе и Шпрее. После этого танкистам надлежало обогнать боевые порядки пехоты и стремительно развить наступление в общем направлении на Шпремберг и на шестой день операции овладеть городами Дессау, Ратенов{144}.

Взаимодействовать мы должны были с 3-й гвардейской танковой армией генерала П. С. Рыбалко. Она вводилась в прорыв правее нас, в полосе 3-й гвардейской армии генерала В. Н. Гордова. Армия П. С. Рыбалко имела задачу овладеть на пятый день операции районом Треббин, Трёйенбрицен, Луккенвальде, чтобы затем усиленным танковым корпусом со стрелковой дивизией 3-й гвардейской армии атаковать Берлин с юга{145}.

Начало наступления было назначено на 16 апреля 1945 г.

Предстояла огромная работа. Нужно было а сравнительно короткие сроки подготовить и провести важнейшую операцию. Зная, что враг в борьбе за Берлин будет стоять насмерть, Военный совет армии предусматривал стремительность действий своих войск, быстрый ввод в прорыв, форсирование водных преград с ходу, наступление днем и ночью всеми имеющимися силами.

Мы решили при развитии успеха не ввязываться в бой за отдельные узлы обороны, не имеющие оперативного значения. Нужно было скорее идти к основной цели — участию о разгроме крупных оперативных и стратегических резервов противника, в быстрейшем окружении и овладении Берлином. Предусматривались создание штурмовых групп на случай борьбы в городе и меры по уничтожению фаустников.

Уверенность в успехе у нас была полная. Она основывалась на высоком морально-политическом духе войск армии — хорошо слаженного боевого коллектива, уже накопившего многогранный богатый опыт. Все, от бойца и до командующего, были проникнуты чувством высокой политической ответственности за выполнение воинского долга, беспредельной преданностью Коммунистической партии и социалистической Родине.

Большая роль отводилась штабу армии, которым руководил одаренный организатор генерал танковых войск Карл Иванович Упман.

Оперативный отдел штаба, которому принадлежало право первым предлагать замысел операции, возглавлялся эрудированным и хорошо знающим танковые войска полковником Сергеем Степановичем Маряхиным{146}. Знакомы мы с ним были еще с 30-х годов, вместе командовали танковыми подразделениями в 1-й механизированной бригаде имени Калиновского. Боевой командир, он особенно отличался на соревнованиях по стрельбе и вождению танка.

Начальником разведотдела был неутомимый, труженик подполковник Николай Васильевич Бзырин. Он почти всегда безошибочно знал, где противник, каковы его силы и намерения. Средствами связи в армии ведал подполковник Александр Яковлевич Остренко. Знал я его еще в мирные дни, да и всю войну мы прошли вместе. На него всегда можно было положиться, никогда он не подводил.

Наряду со штабом армии во многом зависел успех операции от командующих и начальников родов войск и служб, от их штабов. Особенно хочется отметить командующего артиллерией генерал-майора Николая Федоровича Ментюкова, которого близкие друзья по оружию в шутку называли «богом войны». Он в своей работе никогда не упускал даже такой детали, какую общевойсковому начальнику не всегда удавалось заметить. Коллектив его штаба был хорошо слажен. Николай Федорович пользовался авторитетом в войсках и у непосредственно подчиненных. Был душевным человеком.

Важнейшим участком была ремонтно-бронетанковая служба, возглавляемая инженер-полковником Владимиром Михайловичем Ляпишевым. Буквально в считанные дни ее личный состав восстановил более 200 боевых машин. Высоким темпам движения танков способствовала инженерно-саперная служба, прокладывавшая пути следования и обеспечивавшая переправочными средствами части и соединения. Возглавлял ее отличный специалист, мастер своего дела полковник Михаил Афанасьевич Полуэктов. Снабжением ведал заместитель командующего армией но тылу полковник Алексей Константинович Ярков. Это был исключительно трудолюбивый человек, хороший организатор.

Партийно-политической работой, от которой решающим образом зависел успех операции, руководил политотдел во главе с пользовавшимся заслуженным авторитетом полковником Н. Г. Кладовым. Он не упускал и такого важнейшего участка, как расстановка и воспитание кадров.

В марте армия имела значительный некомплект командного состава. Особенно это чувствовалось после Верхне-Силезской операции. Там пали смертью храбрых командир 10-го гвардейского танкового корпуса полковник Нил Данилович Чупров и командир 6-го гвардейского механизированного корпуса полковник Василий Федорович Орлов. Выбыл по болезни командир 5-го гвардейского механизированного корпуса генерал-майор Борис Михайлович Скворцов. Тяжело был ранен командир 17-й гвардейской механизированной бригады полковник Л. Д. Чурилов. По разным причинам лишились мы и части других командиров.

Потребовалось срочно подобрать и назначить достойных офицеров взамен ушедших героев. Командиром 10-го гвардейского танкового корпуса был назначен храбрый и талантливый военачальник генерал-майор танковых войск Евтихий Емельянович Белов. Я хорошо узнал его еще в боях за Москву в 1941 г. 6-й гвардейский механизированный корпус временно возглавил бывший начальник его штаба полковник Василий Игнатьевич Корецкий.

В командование 5-м гвардейским механизированным корпусом вступил генерал-майор танковых войск Иван Прохорович Ермаков. Мы с ним воевали вместе на границе под Даугавпилсом в составе 21-го механизированного корпуса, которым я тогда командовал. Иван Прохорович был там командиром 91-го танкового полка. Потом встретились в битве под Москвой, где он командовал 22-й танковой бригадой в составе 5-й армии. Генерал И. П. Ермаков воевал и под Сталинградом, а также в Донбассе. Это был энергичный и храбрый военачальник{147}.

Командиром 17-й гвардейской механизированной бригады был назначен полковник Н. Я. Селиванчик, воспитанник армии, бывший командир танкового полка. Были укомплектованы и все остальные вакантные должности.

Кроме трех корпусов, в армию входили: 68-я отдельная танковая, 70-я самоходно-артиллерийская, 71-я отдельная легкоартиллерийская гвардейские бригады, 6-я гвардейская зенитно-артиллерийская дивизия и другие соединения и отдельные части. Ими командовали достойные офицеры.

Готовясь к проведению предстоящей Берлинской операции, командование нашими войсками уделило должное внимание тщательной выработке решения. Прежде чем дать письменную директиву, маршал И. С. Конев трижды вызывал командующих армиями в штаб фронта, чтобы окончательно уточнить задачи и увязать между армиями взаимодействие по рубежам наступления и по времени овладения теми или иными объектами. Там же накоротке разыгрывались по картам возможные предстоящие действия наших войск и вероятные намерения противника.

По возвращении к себе мы проводили такую же работу в иных масштабах вместе с командирами корпусов, бригад и с их штабами. А те в свою очередь — с командирами полков и подразделений. Вместе с членом Военного совета В. Г. Гуляевым, начальником штаба К. И. Упманом и начальником оперативного отдела С. С. Маряхиным, командующими и начальниками родов войск и служб, а несколько позже и с командирами соединений мы подолгу обдумывали способы действий каждого корпуса, каждой бригады. Учитывая, что обстановка может быстро изменяться, мы делали упор на широкую творческую инициативу командиров, разумеется, в соответствии с замыслом операции. Особое внимание обращалось на действия ночью, быстрое форсирование водных преград, в первую очередь Нейсе. Нужно было стремительно выйти в оперативную глубину противника и разгромить его крупные резервы. И ни в коем случае не задерживаться на объектах, не имеющих оперативно-стратегического значения.

Дважды встречались мы с командующим 3-й гвардейской танковой армией генералом П. С. Рыбалко, увязывали взаимодействие. У нас уже давно сложились хорошие, дружеские отношения. Ведь и раньше, начиная с львовской операции, приходилось наступать совместно. К тому же мы с ним были сослуживцы по 1-й Конной армии С. М. Буденного еще со времен гражданской войны. Так что быстро находили общий язык, и это служило пользе общего дела.

Состоялись такие же встречи и с генералом А. С. Жадовым. На них мы весьма подробно согласовывали совместные действия с 5-й гвардейской армией, которой он командовал. С Алексеем Семеновичем, человеком прямым и отлично знающим свое дело, мы хорошо сработались еще при закреплении сандомирского плацдарма в 1944 г. Понимали друг друга с полуслова. Особенно тщательно рассматривали такие вопросы: с какого рубежа начать ввод в прорыв передовых отрядов, когда ввести главные силы танковой армии, с какими дивизиями армии Жадова будут они взаимодействовать в ходе наступления от Нейсе до Шпрее, а по возможности и далее.

Не опоздать с вводом в прорыв — это был для нас, я бы сказал, кардинальный вопрос. В директиве сверху требовалось осуществить ввод тогда, когда 5-я гвардейская армия уже форсирует Шпрее и захватит там плацдарм. И так как армии Жадова для выполнения такой задачи следовало с боями пройти добрых 35-40 км, а на это требовалось по меньшей мере дня два, то и выходило, что до ввода танковой армии было слишком далеко.

Крепко задумались над этим вопросом Военные советы и нашей армии, и 5-й гвардейской. Дело осложнялось тем, что войска А. С. Жадова имели мало танков для непосредственной поддержки пехоты и им предстояло фронтальным наступлением выталкивать противника. Между тем последний мог без особого труда планомерно отходить на следующие рубежи и, заблаговременно подтянув из глубины резервы, организовать оборону на реке Шпрее и во всеоружии встретить танковую армию. А это грозило срывом операции. Следовательно, нам нужно было во что бы то ни стало упредить противника, воспрепятствовать выдвижению его оперативных резервов и занятию ими прочной обороны на Шпрее. Но как это сделать?

Нам казалось, что наиболее целесообразно сделать так: как только пехота генерала А. С. Жадова форсирует Нейсе и наведет один-два 60-тонных моста, сразу же ввести в действие усиленные передовые отряды 4-й гвардейской танковой армии. Именно усиленные, а может быть, и весь ее первый эшелон.

В отличие от прежних операций, когда в качестве передовых отрядов выделялось по одной бригаде от каждого корпуса первого эшелона, напрашивалось иное решение: мощным ударом быстро допрорвать тактическую оборону противника, совместно с пехотой развить наступление ночью и не дать возможности неприятелю отойти от Нейсе к Шпрее. Действуя так, мы рассчитывали форсировать Шпрее с ходу, не допустить подхода к ней резервов из глубины и, разгромив их в наиболее выгодных для нас условиях, пойти затем в обход Берлина с юго-запада. А. С. Жадов горячо поддерживал этот вариант, понимая все его значение для успеха действий 5-й гвардейской армии.

В ответ на наше совместное устное обращение по этому вопросу генерал армии И. Е. Петров, возглавлявший в то время штаб 1-го Украинского фронта, сказал нам, что предполагается сохранить танковые армии для глубокого оперативного удара и поэтому нецелесообразно расходовать их силы для допрорыва тактической глубины обороны между реками Нейсе и Шпрее. Необходимо, указал он, ввести их в прорыв лишь после того, как пехота 5-й гвардейской армии прорвет всю тактическую зону обороны противника и форсирует обе названные реки.

Не могу сказать, что нас удовлетворило это объяснение. Ведь у противника был, несомненно, свой план, и он мог сорвать наш замысел. В таких условиях, когда решающим становился фактор времени, не следовало придерживаться шаблона.

К счастью, оказалось, что и в верхах были такого же мнения.

Особенно настаивал на том, чтобы не затягивать ввода я прорыв танковых армий, Маршал Советского Союза И. С. Конев. За два дня до начала операции из штаба фронта было получено указание: как только пехота 5-й гвардейской армии захватит противоположный берег Нейсе и наведет мосты, сразу же ввести два передовых отряда 4-й гвардейской танковой армии для ускорения прорыва всей тактической обороны противника.

Мы только этого и ожидали. И немедленно выделили передовые отряды: от 10-го гвардейского танкового корпуса — две бригады, от 6-го гвардейского механизированного корпуса — одну бригаду, усиленную танковым и артиллерийским полками. Последующие события показали, насколько целесообразно было такое решение.

10-му гвардейскому танковому корпусу предписывалось наступать на участке 95-й гвардейской стрелковой дивизии в общем направлении на Беесков. Сразу же после форсирования дивизией Нейсе он должен был вырваться вперед, с ходу форсировать Шпрее на рубеже Элессен, Шпремберг и, наступая в направлении Штрадов, Ной-Петерсхайн, к исходу третьего дня операции овладеть районом Зонненвальде.

6-му гвардейскому механизированному корпусу было приказано действовать точно так же в полосе 13-й и 58-й гвардейских стрелковых дивизий в направлении Кебельн, Клейн. Ему предстояло форсировать Шпрее на рубеже, проходившем от южной окраины Шпремберга до Шпреталя, затем всеми силами наступать на Эссен, Лиске, Гросс-Решен. Планировалось, что к исходу третьего дня он овладеет районом Финстервальде.

5-й гвардейский механизированный корпус составлял второй эшелон армии. Ему ставилась задача выйти в район, расположенный в 15 км восточнее Фннстервальде, продвигаясь вслед за 6-м механизированным корпусом. В дальнейшем он должен был продолжать наступление уступом за флангом последнего с задачей обеспечить левый фланг армии от возможных контрударов противника{148}.

До начала наступления командиры всех степеней изучали местность предстоящих действий (по карте, на ящике с песком и по описаниям), а также характер обороны противника в тактической зоне и оперативной глубине. При этом учитывались предполагаемые действия противника — упорная оборона с большой глубиной, массовое применение фаустпатронов, устройство противотанковых рвов и минирование дорог.

Военный совет и штаб армии в результате тщательного изучения обстановки и полученной задачи полагали, что нашей танковой армии, возможно, придется завершать окружение Берлина. Эта мысль основывалась на том, что нам предстояло наступать на заходящем фланге ударной группировки 1-го Украинского фронта и создавать внешний фронт окружения юго-западнее Берлина с целью не допустить к городу резервов противника. Особенно настойчиво и весьма обоснованно указывали на такую возможность начальник штаба К. И. Упман и начальник оперативного отдела С. С. Маряхин. Таким образом, намечался как бы перспективный план дальнейших действий.

В дни подготовки с особой широтой развернулась партийно-политическая работа. В основу ее были положены приказы Верховного Главнокомандующего, призывавшие победоносные войска Красной Армии добить фашистского зверя в его собственном логове и водрузить над Берлином знамя Победы. Пламенное стремление выполнить это требование овладело всеми солдатами и офицерами.

* * *

Приближался час «Ч», как условно обозначалось время начала атаки. В ночь с 15 на 16 апреля войска армии заняли исходное положение. Мы с членом Военного совета В. Г. Гуляевым и небольшой оперативной группой находились на наблюдательном пункте армии, который размещался рядом с НП командующего 5-й гвардейской армией А. С. Жадова, чтобы удобнее было увязывать взаимодействие.

16 апреля в 6 часов 15 минут началась мощная артиллерийская подготовка. После ее окончания войска генерала А. С. Жадова под прикрытием плотной дымовой завесы, поставленной авиацией генерала С. А, Красовского во всей полосе 1-го Украинского фронта{149}, приступили к форсированию Нейсе. Дым несколько затруднял наблюдение за огневыми точками неприятеля, но зато хорошо маскировал выдвижение наступающих к реке. Атака началась успешно, и уже к полудню 60-тонные мосты были наведены.

В 13 часов вошли в прорыв передовые отряды нашей танковой армии. Это были 62-я гвардейская танковая бригада И. И. Прошина{150} и 29-я гвардейская мотострелковая бригада А. И. Ефимова из 10-го гвардейского танкового корпуса, усиленные тяжелыми танками и противотанковой артиллерией; 16-я гвардейская механизированная бригада Б. Е. Рывжа из состава 6-го гвардейского механизированного корпуса, двигавшаяся несколько южнее в боевых порядках пехоты генерала А. С. Жадова. Отряды быстро переправились по наведенным мостам и вступили в бой, довершая совместно с пехотой прорыв тактической обороны противника. Между 15.30 и 16.00 бригады И. И. Прошина и А. И. Ефимова обогнали стрелковые цепи и устремились вперед.

Дело шло успешно. Поэтому было решено не утром 17 апреля, а уже вечером 16-го повести наступление всеми силами 10-го корпуса, с тем чтобы на следующий день с ходу форсировать Шпрее и таким образом поскорее выйти на оперативный простор и упредить подход резервов противника.

Такой опыт у нас уже был.

При наступлении с сандомирского плацдарма в полосе 13-й армии генерала Н. П. Пухова в ночь на 13 января 1945 г. главные силы того же 10-го гвардейского танкового корпуса допрорвали оборону противника и днем 13-го встретили находившийся тогда еще в движении оперативный резерв противника — 16-ю танковую и 20-ю моторизованную дивизии 24-го танкового корпуса. Не дав им развернуться, они полностью разгромили их в двухдневном встречном бою юго-восточнее Кельце, захватили много пленных, в том числе и штаб вражеской 16-й танковой дивизии.

Действовать подобным способом наметили мы и теперь, в глубине вражеской территории. Получив приказ, генерал Е. Е. Белов энергично повел наступление основными силами корпуса.

Примерно в 22 часа мы вместе с командующим артиллерией Н. Ф. Ментюковым и Е. Е. Беловым выехали к И. И. Прошину и А. И. Ефимову, чтобы посмотреть, как идут у них дела, и, если понадобится, помочь. Ведь от успеха первого эшелона зависело выполнение задачи не только 10-го гвардейского танкового корпуса, но и всей армии, а может быть, и больше. И мы убедились, что и Прошин, и Ефимов стремительно продвигались вперед. Наращивали темп и наступавшие во втором эшелоне корпуса 63-я и 61-я бригады М. Г. Фомичева и В. И. Зайцева.

В то же время меня беспокоило молчание командира 6-го гвардейского механизированного корпуса. Вернувшись на КП армии, я узнал, что на его участке наступления произошла заминка. Мелькнула мысль: а не перенацелить ли корпус И: П. Ермакова для действий вслед за корпусом Е. Е. Белова, где дела идут успешнее? Тем временем в 23 часа 30 минут Е. Е. Белов доложил, что бригады И. И. Пропита и А. И. Ефимова встретили выдвигающиеся танковые части противника, численность которых в темноте не удалось определить. Но уже примерно в час ночи он же доложил, что его войсками разгромлены около танкового полка из учебной танковой дивизии «Богемия», около двух полков (танковый и мотострелковый), принадлежавших танковой дивизии «Охрана фюрера», взят в плен штаб последней и захвачен интересный документ, который был срочно направлен генералом Беловым в штаб армии. Документ был действительно «интересным». Это был приказ командира дивизии «Охрана фюрера» генерала Ремера № 676/45 от 16 апреля 1945 г., т. е. подписанный буквально несколько часов назад. В нем говорилось:

«1. Враг (разумеется, речь шла о нас.- Д. Л.) в утренние часы 16.4 после сильнейшей артиллерийской подготовки перешел в наступление на широком фронте на участке Мускау-Трибель, форсировал Нейсе у Кебельн, юго-западнее Гросс-Зерхен и Цетц и после тяжелых боев превосходящими силами отбросил 545 гад (гренадерская пехотная дивизия. — Д. Л.) из леса в районе Еришке на запад. Вражеские атаки были поддержаны большими силами авиации (подробности см. в разведсводке). Дивизия ожидает продолжения 17.4 вражеских атак при вводе усиленных танковых соединений и в направлении шоссе Маскау — Ширемберг.

2. Дивизия «Охрана фюрера» с подчиненной ей танковой учебной дивизией «Богемия» продолжает 17.4 оборонительные бои на рубеже «Матильда». Необходимо ожидаемые 17.4 новые сильные вражеские атаки, в особенности поддерживаемые танками, перед передним краем сокрушать».

В заключение генерал Ремер требовал: «...Командирам частей донести к 4.00 17.4 готовность обороны».

Из приказа явствовало, во-первых, что между реками Нейсе и Шпрее у противника был заранее подготовленный рубеж «Матильда», о чем мы не знали. Далее, оказалось, что на этот рубеж были выдвинуты две танковые дивизии. Наконец, выяснилось, что враг не ожидал нашего наступления ночью. Это его и погубило.

Мы начали наступление не утром 17 апреля, как полагал неприятель, а как раз предшествующей ночью. С подходом же главных сил корпуса генерала Белова и пехоты генерала Жадова утром 17 апреля неприятель был полностью разбит.

Теперь картина была ясна. И решение оставалось прежним: вперед, на Шпрее. Сразу же доложил об этом командующему фронтом, одновременно выслав ему захваченный неприятельский приказ. Маршал И. С. Конев утвердил решение и потребовал: быстрее вперед!

В ночь на 18 апреля корпус генерала Белова разгромил неприятельские части и форсировал Шпрее. Так полностью увенчался успехом замысел выиграть время, упредить выдвижение резервов противника и нанести ему поражение на этом участке. Теперь. исходя из благоприятно складывавшейся обстановки, было решено ввести в бой корпус генерала И. П. Ермакова. Но с тем, чтобы он действовал не за 6-м гвардейским механизированным корпусом, который несколько замешкался на левом фланге армии А. С. Жадова, куда подошли танковые резервы противника, а за 10-м. Более того, ход событий делал целесообразным ввести в образовавшуюся брешь в обороне противника и 6-й гвардейский механизированный корпус. Но командующий фронтом приказал пока оставить его в помощь стрелковым дивизиям 5-й гвардейской армии.

Итак, на направлении главного удара 4-й гвардейской танковой армии теперь действовали ее основные силы — танковый и механизированный корпуса генералов Белова и Ермакова. Они вырвались на оперативный простор и устремились на запад, сметая на своем пути противника.

В ночь на 18 апреля, часов около трех, я получил боевое распоряжение командующего 1-м Украинским фронтом. В нем говорилось, что, во исполнение приказа Верховного Главнокомандования, 4-й гвардейской танковой армии предписывается задача к исходу 20 апреля овладеть районом Беелитц-Трёйенбритцен, Луккенвальде, а в ночь на 21-е — Потсдамом и юго-западной частью Берлина{151}.

Итак, новая задача. И именно такая, о какой мы думали еще до начала наступления.

Тотчас же уточнил задачи войскам армии: 10-му гвардейскому танковому корпусу было приказано развивать стремительное наступление в направлении Луккау, Даме, Луккенвальде, форсировать канал Тельтов и в ночь на 21 апреля овладеть юго-западной частью Берлина; 6-му гвардейскому механизированному корпусу после овладения городом Шпремберг надлежало выйти в район Науэна и соединиться с войсками 1-го Белорусского фронта, завершив окружение берлинской группировки противника; 5-му гвардейскому механизированному корпусу предстояло наступать в направлении Мудров, Коллау, Ютербог и 21 апреля овладеть рубежом Беелитц, Трёйенбритцен; закрепившись здесь, он должен был обеспечить левый фланг армии от возможных ударов врага с запада, участвовать в создании внешнего фронта окружения берлинской группировки.

Командиры корпусов энергично приступили к выполнению новой задачи. К исходу 18 апреля 10-й и 5-й корпуса достигли рубежа Дребкау, Ной-Петерсхайн. Их передовые отряды продвинулись еще на 70км дальше. А 63-я гвардейская танковая бригада М. Г. Фомичева вырвалась вперед даже на 90 км. Наступление шло стремительно, нарастающим темпом, хотя 6-й гвардейский механизированный корпус пока еще задерживался в полосе 5-й гвардейской армии, помогая ей, как указывалось директивой фронта, овладеть городом Шпремберг.

20 апреля поступило следующее распоряжение командующего фронтом: «Лично товарищам Рыбалко и Лелюшенко... Приказываю обязательно сегодня ночью ворваться в Берлин... Исполнение донести в 19 часов 40 минут 20.4 1945 года. Конев»{152}.

Этот приказ обязывал нас потребовать от командиров корпусов повышения темпа движения, чтобы в тот же день ворваться в Берлин.

Войска маршала Г. К. Жукова 21 апреля ворвались на восточную окраину Берлина, а 1-го Украинского фронта подошли к юго-восточной и южной его окраинам. Наша армия, овладев городами Коллау, Луккау, Бабельсберг, достигла подступов к юго-западной окраине германской столицы.

В ходе этих боев 63-я гвардейская танковая бригада полковника М. Г. Фомичева, действуя в качестве передового отряда армии, разгромила вражеский гарнизон в Вабельсберге (южное предместье Берлина) и освободила 7 тыс. узников различных национальностей, томившихся в фашистских концентрационных лагерях, В их числе оказался бывший премьер-министр Франции Эдуард Эррио с супругой. Они с чувством благодарили советских воинов, принесших им освобождение. Мы накормили их вкусным танкистским обедом, дали машину и с охраной направили в штаб фронта для отдыха и последующего отъезда на родину.

На другой день корпус генерала Ермакова, сметая на своем пути все препятствия, овладел городами Беелитц, Трёйенбритцен, Ютербог. Здесь он освободил из фашистских застенков несколько тысяч французов, англичан, датчан, бельгийцев, норвежцев и других. Среди них был главнокомандующий вооруженными силами Норвегии генерал-майор Отто Руге. В городе Ютербог на аэродроме в наши руки попало более 300 самолетов и много другой боевой техники. Особую доблесть в руководстве этой операцией проявил начальник штаба корпуса полковник А. П. Рязанский.

Выйдя на рубеж Беелитц, Трёйенбритцен, корпус завязал бой с передовыми частями 12-й немецкой армии генерала Венка, имевшей задачу прорваться в Берлин. Отразив все атаки противника, воины 5-го гвардейского механизированного корпуса отбросили его в исходное положение.

10-й гвардейский танковый корпус тогда вел напряженный бой на юго-западной окраине Берлина. Здесь он встретил отчаянное сопротивление, в первую очередь со стороны отрядов «Гитлер-югенд», вооруженных фаустпатронами. Тесня их, танкисты продолжали продвигаться шаг за шагом вперед, с боем овладевая каждым домом, каждым кварталом. В ночь на 23 апреля они вышли к каналу Тельтов, вступив в ожесточенный бой с отборными эсэсовскими частями, сражавшимися, подобно смертникам, с отчаянием обреченных.

Маршал И. С. Конев передал нам в оперативное подчинение 350-ю стрелковую дивизию из 13-й армии под командованием генерал-майора Г. И. Вехина. Это было весьма кстати, так как настоятельно требовалась пехота для создания штурмовых групп при борьбе в городе.

Утром 23 апреля корпус генерала Белова начал форсирование канала Тельтов. Впереди шла 29-я гвардейская мотострелковая бригада. Мы с Е. Е. Беловым, не отрываясь от биноклей, с волнением наблюдали за переправой.

Вот ринулся вперед после короткого артиллерийского огневого налета передовой отряд во главе с заместителем командира бригады подполковником Р. Н. Сердюком. В руках Романа Сердюка Красное знамя.

Вдруг знамя пошатнулось, его перехватил гвардеец, бежавший за Сердюком. А Роман упал. Неужто убит? Может быть, только ранен? Есть люди, которых на войне считали неуязвимыми. Как-то со временем свыкались с тем, что они из самого страшного пекла выходили невредимыми. Таким был и Сердюк, прошедший всю войну до самого Берлина.

А пот теперь он умирал на берегу канала Тельтов от вражеской, пули. Собрав последние силы, герой прошептал склонившемуся над ним командиру бригады А. И. Ефимову: «Напишите домой моей матери, чтобы она не плакала. Я выполнил приказ Родины, дошел до Берлина».

В этот миг на противоположном берегу капала загремело победное красноармейское «ура»!

— Ты слышишь, Роман, твои ребята форсировали канал, — сказал Ефимов.

То были последние слова, услышанные отважным советским офицером, отдавшим свою жизнь во имя Победы. Сердюка уже не было в живых, а вдали продолжало греметь раскатистое «ура», нарастали и шум моторов, и лязг гусениц танков, гул и треск артиллерийского и автоматного огня, победный шаг пехоты.

* * *

Сосед справа — 3-я гвардейская танковая армия вела бой в южной части Берлина. Ее танковые бригады непосредственно взаимодействовали с нами, а юго-восточнее ее с 21 апреля штурмовали фашистскую столицу войска 1-го Белорусского фронта. Бои продолжались с исключительной напряженностью и ожесточением.

Наш 5-й гвардейский механизированный корпус совместно со стрелковыми дивизиями 13-й армии продолжал упорное сражение на рубеже Беелитц, Трёйенбритцен, сдерживая сильнейший напор дивизий «Шарнгорст», «Хуттен», «Теодор Керпер» и других соединений 12-й армии Венка, стремившихся прорваться к Берлину, откуда к ним взывал о помощи Гитлер.

Чтобы отразить их яростные атаки с запада мы усилили оборону на этом направлении, послав в помощь генералу Ермакову 70-ю гвардейскую самоходную артиллерийскую бригаду во главе с ее храбрым командиром гвардии подполковником Николаем Федоровичем Корнюшкиным. Направили туда же артиллерийские части армейского подчинения, в частности 71-ю отдельную гвардейскую легкую артиллерийскую бригаду гвардии полковника Ивана Николаевича Козубенко.

Объединенными усилиями воинов 4-й гвардейской танковой армии, взаимодействовавших с 13-й армией Н. П. Пухова, натиск врага был отражен и рубеж Трёйенбритцен, Беелитц удержан. Непрерывные ожесточенные атаки гитлеровцев разбились здесь о неприступную крепость — стойкость и самоотверженность наших воинов.

Хорошо пошло дело и у 6-го гвардейского механизированного корпуса. После овладения Шпрембергом ему удалось вырваться вперед и устремиться на Потсдам. Утром 23 апреля его бригады, развивая наступление, прорвали оборону противника на внешнем обводе Берлина в районе Фресдорфа, где гитлеровцы пытались закрыть образовавшуюся брешь. Здесь корпус В. И. Корецкого разгромил части пехотной дивизии «Фридрих Людвиг Ян» и захватил в плен ее командира полковника Клейна.

Мне представили последнего, когда я вскоре после этого приехал в корпус, чтобы на месте помочь его молодому командиру в быстрейшем продвижении вперед. Полковник Клейн на допросе дал весьма любопытное показание: его дивизия была сформирована в первых числах апреля из юношей 15-16 лет.

Узнав об этом, я не удержался от вопроса: зачем же вы накануне своей неизбежной катастрофы гоните на гибель подростков, неповинных в ваших злодейских замыслах?

По лицу Клейна текли слезы, у него судорожно кривились губы, подергивалось веко правого глаза. Жалок и омерзителен был этот гитлеровский «сверхчеловек»...

24 апреля войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов соединились юго-восточнее Берлина, окружив здесь 9-ю полевую и часть сил 4-й танковой армии, или иначе франкфуртско-губенскую группировку противника.

Соединения 4-й гвардейской танковой армии во взаимодействии с войсками 1-го Белорусского фронта стремительно замыкали с запада кольцо вокруг германской столицы. Выполнение этой задачи возлагалось на 6-й гвардейский механизированный корпус полковника В. И. Корецкого.

В качестве передового отряда от него шла 35-я гвардейская механизированная бригада{153} под командованием полковника Петра Николаевича Туркина, энергичного и храброго офицера. Бригада преодолела шесть серьезных водных преград, несколько полос минных заграждений, эскарпы, контрэскарпы, противотанковые рвы. Уничтожила девять немецко-фашистских отрядов и отдельных частей, прикрывавших заграждения и переправы на этих рубежах юго-западнее и западнее Берлина. Здесь она взяла в плен много офицеров из подразделений и частей, обслуживавших ставку Гитлера. В ее руки попал мощный узел радиосвязи, насчитывавший более 300 различных аппаратов новейшего типа, с помощью которых гитлеровское командование поддерживало надежную связь с войсками на всех театрах военных действий.

В ночь на 25 апреля П, Н. Туркин овладел городом Кетцин в 22 км к западу от Берлина и соединился с 238-й стрелковой дивизией 77-го стрелкового корпуса генерала В. Г. Позняка и с 65-й танковой гвардейской бригадой из состава войск 1-го Белорусского фронта. Вскоре сюда подошли и главные силы корпуса В. И. Корецкого. Этим завершился новый этап в Берлинской операции. Фашистское логово с 200-тысячным гарнизоном во главе с Гитлером и его кликой было окружено.

Подобно многим воинам 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов, высокую доблесть и мужество при этом проявили полковники П. Н. Туркин, В. И. Корецкий, Г. И. Потапов (начальник политотдела корпуса).

Наряду с танкистами и мотострелковыми частями смело, самоотверженно действовали саперы, руководимые начальником инженерной службы корпуса подполковником А. Ф. Романенко. Они под огнем противника быстро разминировали пути движения, улучшали маршруты, наводили паромные и мостовые переправы. Нельзя не сказать и о героических действиях летчиков, которые поддерживали наступление 6-го гвардейского механизированного корпуса на всем его боевом пути. Это были штурмовики 1-го гвардейского авиационного корпуса генерала В. Г. Рязанова и истребители полковника А. И. Покрышкина.

Беспредельному мужеству и героизму доблестных воинов — 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, завершивших окружение Берлина, 25 апреля салютовала столица нашей Родины Москва двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий. Теперь весь мир ожидал скорой победы над гитлеровской Германией.

В тот же день произошло другое важное событие: в районе города Торгау на Эльбе передовые подразделения 58-й гвардейской стрелковой дивизии 5-й гвардейской армии 1-го Украинского фронта встретились с патрулями 69-й пехотной дивизии 1-й американской армии. Теперь фронт немецко-фашистских войск был разорван на две разобщенные части — северную и южную. В честь этой большой победы Москва вновь салютовала войскам 1-го Украинского фронта, на этот раз двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трехсот двадцати четырех орудий.

В ставке Гитлера нарастала предсмертная агония. В дневнике фашистского генерального штаба имеется следующая запись от 25 апреля 1945 г.: «В восточной и северной части города (Берлина. — Д. Л.) идут ожесточенные бои... Город Потсдам полностью окружен. В районе Торгау на Эльбе впервые соединяются советские и американские войска»{154}.

События сменялись с быстротой кинематографической ленты. 27 апреля наша армия силами 6-го гвардейского механизированного корпуса В. И. Корецкого совместно с 10-м гвардейским танковым корпусом и 350-й стрелковой дивизией овладела Потсдамом и здесь, на северо-восточной окраине, вновь соединилась с войсками 1-го Белорусского фронта — 9-м гвардейским танковым корпусом 2-й гвардейской танковой армии. Это еще надежнее замкнуло внутреннее кольцо окружения берлинской группировки врага.

Тем временем окруженная юго-восточнее Берлина 9-я армия противника, вопреки приказу Гитлера идти к нему на помощь, предпринимала упорнейшие попытки во что бы то ни стало прорваться на запад, в район действий американских войск. Путь ей преградили на севере и северо-востоке войска 1-го Белорусского фронта, на юго-востоке и юго-западе — 1-го Украинского фронта, в частности соединения 3-й гвардейской армии генерала В. Н. Гордова, часть сил 13-й и 28-й общевойсковых армий и по одной бригаде 3-й и 4-й гвардейских танковых армий.

Бои носили исключительно ожесточенный, кровопролитный характер. Атаки и контратаки, как правило, заканчивались рукопашными схватками. Обреченный враг рвался на запад. Но под ударами наших войск группировка была рассечена на отдельные части, которые в свою очередь были блокированы и уничтожены в районе Барута, к северу от него и в других пунктах.

Одна из таких групп прорвалась в Луккенвальде, оказавшись в тылу боевых порядков корпуса И. П. Ермакова. Поскольку же он в то время отражал яростные атаки с запада 12-й армии Венка на рубеже Беелитц, Трёйенбритцен, боевая обстановка здесь стала напоминать слоеный пирог: корпусу пришлось частью сил вести бой перевернутым фронтом. Главные же его силы, разумеется, по-прежнему отражали натиск армии Венка.

В связи с этим я срочно направил в район Луккенвальде 63-ю гвардейскую танковую бригаду полковника М. Г. Фомичева с 72-м гвардейским тяжелым танковым полком майора А. А. Дементьева и отдельный самоходно-артиллерийский полк. Туда же была выдвинута 68-я гвардейская танковая бригада полковника К. Т. Хмылова.

Корпус И. П. Ермакова успешно противостоял атакам 12-й армии противника, надежно удерживая рубеж Трёйенбритцен, Беелитц на внешнем фронте окружения берлинской группировки.

Величайшую стойкость проявили воины всех соединений 5-го гвардейского механизированного корпуса — 10-й, 11-й, 12-й гвардейских механизированных бригад, которыми командовали соответственно полковники Василий Никифорович Буслаев, Иван Тимофеевич Носков и Григорий Яковлевич Борисенко. Тем временем танкисты полковников В. И. Зайцева и И. И. Прошина, части полковника А. И. Ефимова, подполковника П. Н. Туркина и полковника Н. Я. Селиванчика, пехотинцы генерала Г. И. Вехина под руководством Е. Е. Белова и В. И. Корецкого в ожесточенном кровопролитном бою овладевали во взаимодействии с войсками П. С. Рыбалко юго-западной частью Берлина. Шаг за шагом продвигались они с этой стороны в направлении Бранденбургских ворот.

В те последние дни апреля сражение за Берлин достигло своего апогея. Воины Красной Армии, предвидя час полной победы над злейшим врагом человечества, с предельным напряжением, не жалея ни крови, ни самой жизни, шли в последний и решительный бой. Мот еще одна запись в дневнике гитлеровского генерального штаба, датированная 27 апреля 1945 года: «В Берлине идут ожесточенные бои. Несмотря на все приказы и мероприятия по оказанию помощи Берлину, этот день ясно свидетельствует о том, что приближается развязка битвы за столицу Германии...»{155}

Враг все настойчивее стремился прорваться на запад в американскую зону. Особенно сильный напор противника чувствовался на участке корпуса Е. Е. Белова, усиленного 350-й стрелковой дивизией генерала Г. И. Вехина. 18 атак противника здесь было отражено только 26 и 27 апреля. Кровопролитные бои продолжались на всех участках 28-29 апреля.

Войска 4-й гвардейской танковой армии в эти дни выполняли особо ответственную задачу. Мы должны были: во-первых, надежно закрыть пути выхода противника аз Берлина на юго-запад; во-вторых, не допустить прорыва в Берлин 12-й армии Венка, пытавшейся деблокировать 200-тысячный гарнизон столицы рейха; наконец, в-третьих, разгромить остатки 9-й армии противника в районе Луккенвальде. Надо ли говорить, насколько сложной и трудной была эта задача...

В полночь 30 апреля, после многих бессонных ночей, выпала возможность немного отдохнуть. Окно было приоткрыто, рядом с окном стоял часовой, невдалеке виднелось малокалиберное зенитное орудие. В комнату проникали сильный запах пороховых газов и дым пожарищ. Было трудно дышать. Но усталость взяла свое. Не снимая оружия и снаряжения, я прилег на диван и немедленно уснул. И почти сразу услышал тревожные голоса: «Это гитлеровцы». «Да, они». «Смотри, их много, наводи-ка орудие...»

На войне сон чуткий, и я мгновенно вскочил. Впрочем, тут же подумал: не приснилось ли? Но за окном уже были видны выдвигавшиеся из переулков колонны солдат в темно-зеленом обмундировании. Наша зенитка открыла по ним огонь. Появившиеся в воздухе два наших истребителя также обстреляли гитлеровцев. И все это произошло в одно мгновение. Сон как рукой сняло. Приказываю объявить тревогу и организовать оборону штаба. Первой вступила в бой рота охраны. А к тому времени, когда я вызвал по радио находившиеся поблизости части и поставил им задачу, все солдаты и офицеры штаба армии, развернувшие, в боевой порядок, уже вели бой с врагом. Все они действовали самоотверженно. Особую доблесть проявили начальник штаба армии генерал-майор танковых войск К. И. Упман, начальник оперативного отдела полковник С. С. Маряхин, командующий артиллерией генерал Н. Ф. Ментюков, начальник инженерных войск полковник М. А. Полуэктов, начальник связи полковник А. Я. Остренко, командир полка связи полковник М. А. Абрамов, офицер связи С, В. Высоцкий, начальник политотдела армии полковник Н. Г. Кладовой, его заместители подполковники М. Н. Иваненко, И. М. Елагин, Д. И. Кочетков, а также майор Л. Д. Лозовой и другие офицеры полевого управления.

Теперь уже было ясно, что перед нами довольно крупная группировка противника, насчитывавшая тысячи солдат и офицеров и пытавшаяся прорваться на участке, показавшемся ее командованию наиболее слабым звеном в кольце окружения. Но не тут то было. 610

Через 10-15 минут к нам на выручку подоспел майор В. А. Константинов со своим 7-м гвардейским мотоциклетным полком. У пего было 10 танков, 6-орудийная артиллерийская батарея и более 200 мотоциклов, вооруженных пулеметами. Как на учебном плацу, полк развернулся и ударил по врагу из всех видов оружия. Через 25 минут прибыли саперы подполковника А. Ф. Шаруда и артиллеристы полковника И. Н. Козубенко.

Воины этих частей и их командиры проявили исключительную доблесть. Объединенным ударом мотоциклистов, артиллеристов, танкистов, саперов вражеская колонна была разгромлена и около 6 тыс. солдат и офицеров из ее состава взято в плен: Геройски сражалась саперная рота лейтенанта Б. А. Рунова, уничтожившая около 200 неприятельских солдат и офицеров. Командир роты лично уничтожил более 10 гитлеровцев, атаковавших штаб армии. За выдающиеся подвиги Борис Александрович Рунов был удостоен звания Героя Советского Союза{156}.

Одновременно с ним Героями Советского Союза стали комсомольцы-саперы сержант М. П. Мартыненко, ефрейтор П. А. Шихов, В. В. Душенин, сержант Л. П. Хомяков, а также майор И. С. Кипотъ. Кратко об их подвиге. Павел Александрович Шихов с двумя бойцами пробрался в тыл врага. Внезапно и смело атаковав фашистов, он уничтожил 12 из них, а 20 фашистов взял в плен. Отделение В. В. Душенина разгромило штаб полка противника, взвод Л. П. Хомякова уничтожил 28 гитлеровцев и захватил около 100 пленных.

Рядом с артиллеристом майором Иваном Сергеевичем Кипотем храбро сражалась его жена — лейтенант медслужбы Бронислава Павловна Кипоть. Они вместе прошли всю войну и только под Берлином уничтожили более двух десятков фашистов.

Решающую роль при разгроме противника, прорвавшегося к штабу нашей армии, сыграл 7-й гвардейский мотоциклетный полк. Его воины действовали геройски, и многие из них были удостоены высоких наград, в том числе и командир полка В. А. Константинов{157}.

Фашистский гарнизон Берлина доживал последние дни. Отдельные его группировки во многих местах пытались вырваться из окружения и уйти на запад. К полудню 1 мая я получил донесение И. П. Ермакова, из которого явствовало, что гитлеровцы одновременно с двух сторон атакуют 5-й гвардейский механизированный корпус. Причем 12-я армия Венка, действовавшая с запада, получила сильное подкрепление, а остатки 9-й армии противника, стремившиеся прорваться с востока, видимо, напрягали все своп силы.

Нужно было помочь И. П. Ермакову, и едва мы успели разделаться с противником, прорвавшимся к штабу армии, я срочно послал на участок 5-го гвардейского механизированного корпуса 71-ю отдельную гвардейскую легко-артиллерийскую бригаду И. Н. Козубенко, 3-ю гвардейскую мотоинженерную бригаду А. Ф. Шаруда, 379-й гвардейский тяжелый самоходно-артиллерийский полк майора П. Ф. Сидоренко, 312-й гвардейский минометный полк, 61-ю гвардейскую танковую бригаду В. И. Зайцева.

Однако этих сил было недостаточно, чтобы окончательно: разгромить противника под Трёйенбритценом, Беелитцем и Луккенвальде. Поэтому в 15 часов того же дня 6-му гвардейскому механизированному корпусу, уже овладевшему Бранденбургом, была поставлена задача ударить в тыл армии Венка, разгромить его и не допустить прорыва на запад остатков 9-й армии противника.

Благодаря этому корпуса В. И. Корецкого и И. П. Ермакова во взаимодействии с частями 13-й армии Н. П. Пухова смогли нанести мощный концентрический удар. Он привел к быстрому и полному разгрому армии Венка. Покончив с этой угрозой, наши войска заодно добили остатки 9-й армии.

Особенно отличились в этом бою солдаты и офицеры 5-го гвардейского механизированного корпуса. Десятки вражеских танков, орудий и сотни гитлеровцев были уничтожены танкистами взвода лейтенанта В. Т. Саенко, роты капитана П. В. Литвиненко и многих других подразделений.

Большую выдержку, мужество и организованность при управлении боем проявил начальник штаба корпуса гвардии подполковник А. П. Рязанский{158}. В разгар напряженной битвы, когда противник прорвался к штабу корпуса у населенного пункта Цаухвиц, Александр Павлович встал во главе тех, кто отражал атаку. В этом бою личным примером воодушевлял бойцов и командиров начальник политотдела корпуса полковник Леонид Иванович Охлопков.

Многие наши воины пали смертью храбрых в этой схватке. Среди них были: начальник разведывательного отдела штаба корпуса гвардии подполковник А. П. Богомаз, уничтоживший в бою около двух десятков гитлеровцев; капитан Павлов, чей мотоциклетный батальон истребил около 500 гитлеровцев и 300 взял в плен: командующий артиллерией корпуса Герой Советского Союза гвардии полковник Н. П. Дякин, который в рукопашной схватке лично уничтожил четырех вражеских офицеров.

В тот жаркий день 1 мая отважно сражался и 10-й гвардейский танковый корпус Е. Е. Белова. Вместе с приданной ему 350-й стрелковой дивизией генерала Г. И. Вехина и другими соединениями он продолжал штурмовать юго-западную часть Берлина, овладев Целлендорфом и прижимая врага к Бранденбургским воротам. Успешно поддерживал наступление 1-й гвардейский штурмовой авиационный корпус генерал-лейтенанта авиации В. Г. Рязанова.

2 мая под ударами войск наших фронтов Берлин пал. Окруженная 200-тысячная группировка капитулировала. К тому же времени юго-восточнее Берлина был полностью завершен разгром вражеской 9-й армии, имевшей примерно такую же численность.

Огромная радость заполнила сердца всех советских людей, всех воинов Красной Армии: настал час расплаты.

С немецко-фашистскими захватчиками вели борьбу все народы, но решающей силой в этой борьбе была наша страна, могучая Красная Армия, воспитанная и руководимая Коммунистической партией. В победу внесла свой вклад и 4-я гвардейская танковая армия. Ее соединении овладели городами Дребкау, Шпремберг, Коллау, Луккау, Даме, Ютербог, Луккенвальде, Трёйенбритцен, Беелитц, Штансдорф, Новавес, Бабельсберг, Ванзее, Кетцин, Этцин, Потсдам, Бранденбург, Целлендорф. За время штурма Берлина ее войска уничтожили 42 850 солдат и офицеров противника, взяли в плен 31 350 человек, вывели из строя 556 танков и бронетранспортеров, 1178 орудий и минометов, 529 самолетов{159}.

В ходе Берлинской операции войска 4-й гвардейской танковой армии шесть раз отмечались в приказах Верховного Главнокомандующего. В том числе: 23 апреля — за прорыв обороны противника на Нейсе и взятие городов Беелитц, Луккенвальде, Трёйенбритцен; 25 апреля — за овладение городом Кетцин и завершение окружения Берлина во взаимодействии с войсками 1-го Белорусского фронта; 27 апреля — за овладение городом Виттенберг; 1 мая (дважды) за окончательный разгром окруженной группировки противника и за овладение Бранденбургом; 2 мая — за овладение Берлином.

Многие соединения армии были награждены боевыми орденами, а некоторым присвоены почетные наименования «Берлинских». Около 3 тыс. солдат, сержантов и офицеров удостоены правительственных наград. Стали Героями Советского Союза: старшина С. К. Алексеев, подполковник А. Ф. Романенко, ефрейтор В. В. Душенин, лейтенант В. Т. Саенко, старший лейтенант Ф. И. Жарчингкий, лейтенант Б. А. Рунов, ефрейтор П. А. Шихов, сержант М. П. Мартыненко, полковник Н. Шульженко, капитан Н. Я. Пепеляев, майор В. Г. Титов, майор А. К. Царев, старший лейтенант А. А. Филимонов, полковник Н. П. Дякин, капитан М. П. Галин, полковник И. В. Гудимов, капитан В. М. Дикарев.

В этой заключительной решающей операции, исключительно тяжелой и сложной, командиры, штабы и политорганы проявили высокую зрелость, возросшее искусство управления войсками. Они также приобрели большой опыт стремительных действий в глубоком оперативном тылу врага, форсирования с ходу множества водных преград (рек Нейсе, Шпрее, каналов Тельтов, Хафель, Перец, Науэн и других), окружения и пленения крупных неприятельских группировок с одновременным блокированием и уничтожением стремившихся прорваться к ним крупных сил.

При подготовке и проведении Берлинской операции был применен многогранный опыт, накопленный советскими воинами за все предшествовавшие годы войны. Сражение за Берлин характерно высокой степенью напряженности боевых действий, участием огромных сил и средств. С полным правом можно утверждать, что начало этой победоносной операции было положено в конце 1941 г. в великом сражении за Москву, а ее блестящие итоги были подготовлены всем ходом Великой Отечественной войны.

* * *

В то время как в Берлине над поверженным рейхстагом развевалось Красное знамя, водруженное советскими воинами, преемник Гитлера гросс-адмирал Дениц изъявил намерение направить в ставку Эйзенхауэра адмирала фон Фридебурга для заключения перемирия, с тем, однако, что «...сопротивление против советских войск должно продолжаться»{160}. Использовать для этой цели предполагалось наиболее сильную из уцелевших вражеских группировок — находившуюся на территории Чехословакии группу армий «Центр», насчитывавшую 1200 тыс. солдат и офицеров{161}.

Поскольку история этого вопроса в целом достаточно хорошо известна, считаю целесообразным коснуться в этой статье лишь событий, относящихся непосредственно к участию 4-й гвардейской танковой армии в срыве плана противника.

Чтобы в кратчайший срок завершить освобождение Чехословакии и ее столицы от гитлеровских захватчиков, Советское Верховное Главнокомандование наметило нанести два мощных удара по обоим флангам группы армий «Центр». Один — из района северо-западнее Дрездена силами 1-го Украинского фронта, другой — из района южнее Брно войсками 2-го Украинского фронта. Развитие их наступления по сходящимся направлениям на Прагу позволяло окружить и ликвидировать основные силы вражеской группировки.

Одновременно с нанесением главных ударов имелось в виду наступлением центра и левого крыла 1-го Украинского фронта, всех сил 4-го Украинского фронта с востока и армий правого крыла 2-го Украинского фронта с юго-востока рассечь окружаемую группировку на части, способствовать ее разгрому и пленению. Намечалось образовать внешний фронт окружения, где предполагалось войти в соприкосновение с войсками США, вышедшими на западную границу Чехословакии. Предусматривалось, что наряду с Красной Армией в операции примут участие войска Чехословакии, Польши, Румынии. Нашему 1-му Украинскому фронту предстояло «...не позже 3 мая закончить ликвидацию окруженной группировки немцев в районе восточнее Луккенвальде и очистить от противника территорию Берлина в своих разгранлиниях... Войска же правого крыла фронта использовать для стремительного наступления в общем направлении на Прагу».

И вот 2 мая мы получили директиву командующего фронтом: свой боевой участок сдать войскам 1-го Белорусского фронта и сосредоточить армию в лесах в 35-40 км южнее Берлина, имея в виду предстоящую операцию на Прагу.

Замысел командования 1-го Украинского фронта на проведение Пражской операции заключался в следующем: «Войсками правого крыла перейти в стремительное наступление по обоим берегам Эльбы в общем направлении на Прагу с целью разгромить дрезденско-гёрлицкую группировку противника и танковыми армиями на шестой день операции овладеть столицей Чехословакии городом Прага»{162}.

Для достижения поставленной цели предусматривалось одновременное нанесение трех ударов. Главный — из района Ризы на 50-километровом фронте от Мюгельна до Вейсига вдоль западных берегов рек Эльбы и Влтавы в общем направлении Теплице-Шанов, Прага. Этот удар предстояло нанести силами трех общевойсковых армий — 3-й гвардейской генерал-полковника В. Н. Гордова, 13-й генерал-полковника Н. П. Пухова, 5-й гвардейской генерал-полковника А. С. Жадова — и двух танковых — 3-й гвардейской генерал-полковника П. С. Рыбалко и 4-й гвардейской, которой продолжал командовать автор этих строк.

Действовать танковые армии должны были в боевых порядках общевойсковых армий, перейдя в наступление одновременно с ними: паша — в полосе 13-й, а танкисты П. С. Рыбалко — первоначально в полосе 3-й гвардейской, а затем в полосе 5-й гвардейской армий. Для авиационного обеспечения привлекались все силы 2-й воздушной армии С. А. Красовского.

Выход к Праге общевойсковых армий главной ударной группировки 1-го Украинского фронта намечался к исходу седьмого дни наступления.

Танковым же армиям предстояло совместно с общевойсковыми прорвать вражескую оборону, после чего, не втягиваясь в бои за Дрезден, стремительно, на плечах противника, овладеть горными перевалами и через Рудный хребет выйти в Чехословакию, на тылы группы армий «Центр», и на шестой день операции освободить Прагу.

4-й гвардейской танковой армии предписывалось: «... С участка 13-й армии наступать в направлении Носсен. Фрейберг, Гласхютге, Теплице-Шанов, юго-западная часть Праги. Стремительно развивая наступление, армии к исходу шестого дня операции, обойдя Прагу с юго-запада, ударом с запада и юго-запада во взаимодействии с 3-й гвардейской танковой армией овладеть Прагой. В первый день операции овладеть районом Госберг, Обер-Шар, Носсен. Армии вести разведку на широком фронте перевалов и проходов через горный кряж южнее Зайда.

... Готовность армии к наступлению — к исходу 6 мая. Переход в наступление — особым распоряжением»{163}.

Слева от нас на Прагу наступала армия генерал-полковника П. С. Рыбалко, справа — 25-й танковый корпус генерал-майора танковых войск Е. И. Фоминых, который должен был действовать в направлении города Хемниц (ныне Карл-Маркс-Штадт).

Получив директиву, командование и штаб армии при участии командира штурмового авиационного корпуса В. Г. Рязанова и командира истребительной дивизии трижды Героя Советского Союза полковника А. И. Покрышкина внимательно и подробно проанализировали поставленную задачу. И так как долго раздумывать было некогда, я в тот же день принял решение и поставил задачи войскам.

Общая обстановка была следующим образом изложена в боевом приказе армии: «Противник частями батальона фольксштурма, 202, 413, 108 запасных батальонов, 192 пехотного полка при поддержке до 30 танков и самоходных установок обороняет рубеж: Мюгельн, Казабра, Калибитц, Дершнитц. Его резервы неустановленной численности в районе Мейссен, Дрезден...»

Далее указывалось: «4-я гвардейская танковая армия имеет задачу совместно с 13-й армией прорвать оборону противника на рубеже Мюгельн, Штаухиц и, стремительно развивая наступление в направлении Носсен, Фрейберг, Теплице-Шанов, к исходу шестого дня операции, обойдя город с юго-запада, овладеть Прагой.

Готовность к наступлению — к исходу 6 мая 1945 года. Занятие исходного положения и начало наступления особым распоряжением.

6-му гвардейскому механизированному корпусу со средствами усиления с 13-й армией прорвать оборону противника на участке Мюгельн, Наундорф и к исходу первого дня, стремительно наступая в направлении Катниц, Шохау, Носсен, овладеть районами: Гросс-Фойгтсберг, Буркерсдорф, Хиршфельд, Носсен, передовым отрядом — Фрейберг. Разведку вести в направлении Одеран, Брандэбинс-дорф, Миттельзайда. На второй день операции иметь в виду развить наступление на Фрейберг, Лихтенберг и к исходу дня овладеть районом Фридебах, Нассау, Диттерсбах...

10-му гвардейскому танковому корпусу совместно с частями 13-й армии прорвать оборону противника на участке Казабра, Реппен и, стремительно наступая в направлении Некканиц, Танне-берг, Рауслиц, к исходу первого дня овладеть: главными силами — районом Обер-Шар, Мохорн, Таннеберг, передовым отрядом — Прецшендорф и Дипрольдисвальде. Разведку вести на Фрауэн-штейн, Альтенберг, Гласхютте. На второй день операции иметь в виду развивать наступление в направлении Гриллебург, Прецшендорф, Шёнфельд и к исходу дня овладеть районами: Хермсдорф, Беренбург, Хеннерсдорф, Рейхенау.

5-му гвардейскому механизированному корпусу наступать во втором эшелоне за 6-м гвардейским механизированным/ корпусом в готовности отразить контратаки противника с юго-запада и развить наступление 6-го гвардейского механизированного корпуса. К исходу первого дня операции выйти в район Тешюц (8 км северо-западнее Носсен), Глейсберг, Рюссейна и к исходу второго дня операции — Вейсенборн (6 км юго-восточнее Фрейберг)».

Кроме постановки частных задач войскам были даны следующие указания: развивать стремительные действия, особенно в первые два дня операции, чтобы успеть захватить перевалы горного кряжа прежде, чем противник сумеет использовать их для обороны; не прекращать наступления ночью; учесть особенности действий на пересеченной горно-лесистой местности, обязательно иметь в составе передовых отрядов саперные части и переправочные средства; перед началом наступления иметь на танках запас — по две заправки горюче-смазочных материалов и по полтора боекомплекта боеприпасов и т. п.{164}

Передав свой боевой участок 69-й армии 1-го Белорусского Фронта, 4-я гвардейская танковая армия 4 мая сосредоточилась в районе Даме, в 35-45 км к югу от Берлина. Личный состав частей и соединений напряженно работал над подготовкой материальной части к ночному маршу. Ведь нам предстояло переправляться через Эльбу ночью, чтобы внезапно, с ходу вступить в бой. Особенно много труда в подготовку этой последней, заключительной операции вложили К. И. Упман, С. С. Маряхин, Н. Ф. Ментюков, А. Я. Остренко, М. А. Полуэктов, командиры корпусов Е. Е. Белов, И. П. Ермаков, С. Ф. Пушкарев{165}. Весьма эффективно поработал весь личный состав частей и подразделений армии.

Большую роль в этом сыграла партийно-политическая работа, организованная политотделом армии во главе с полковником Николаем Григорьевичем Кладовым. Пламенное слово коммунистов и комсомольцев, их личный пример вселяли непоколебимую уверенность в близком победоносном окончании войны. Много внимания уделялось разъяснению наших дружественных отношений с братским чехословацким народом, с нетерпением ждавшим прихода Красной Армии, несущей ему освобождение.

Для увязки взаимодействия в наступлении мы повстречались с командующим 13-й армией Н. П. Пуховым и членом Военного совета М. А. Козловым, с которыми, как и с командованием 3-й гвардейской танковой армии П. С. Рыбалко и С. И. Мельниковым, сдружились еще во время Висло-Одерской операции. Хорошие они были товарищи и боевые друзья.

Перед началом операции в частях были проведены митинги. А в ночь на 5 мая войска армии начали марш. Наутро было получено новое указание командующего фронтом: атаковать противника не 7 мая, как предписывалось прежде, а на день раньше — 6 мая. Понимая, что это, видимо, определялось общей обстановкой на территории Чехословакии, мы ускорили темп движения. В ночь на 6 мая войска армии переправились через Эльбу в районах Торгуя. Штрела, а к утру заняли главными силами исходное положение для наступления на рубеже Мюгельн, Казабра, Церен.

Вблизи этого района находились соединения американских войск. Но конкретных данных о характере и силе обороны противника мы от союзников не получили. То ли они не знали, то ли не хотели нам помочь. Это несколько усложнило дело. И так как времени у нас оставалось мало, было решено перед наступлением провести мощную боевую разведку, установить характер обороны противника и на основе полученных данных определить необходимость артиллерийской подготовки. Вслед за боевой разведкой мы наметили ввести сильные передовые отряды, чтобы сломить оборону противника. Последняя, по нашим предположениям, не могла быть мощной, поскольку гитлеровцы не ожидали здесь нашего наступления, а готовились к сдаче в плен американцам.

Еще раз увязали взаимодействие на местности с частями армии Н. П. Пухова и начали действовать. Боевая разведка подтвердила предположения: сплошной обороны у противника не оказалось, а были лишь отдельные узлы сопротивления.. Принимаем решение: не теряя времени, провести пятиминутный артиллерийский огневой налет по обнаруженным узлам сопротивления и стремительно атаковать оборону противника сильными передовыми отрядами. При этом имелось в виду, что если оборона врага в глубине окажется серьезной, то боем передовых отрядов выявить ее характер и силы и в случае необходимости провести мощную артиллерийскую и авиационную подготовку.

При наличии же возможности сломить сопротивление неприятеля передовыми отрядами на всю тактическую глубину предполагалось немедленно ввести в сражение главные силы армии для развития успеха и двинуться на Прагу.

Передовые отряды и на этот раз были достаточно мощными. В их состав вошли: от 10-го гвардейского танкового корпуса — 63-я танковая бригада полковника М. Г. Фомичева, усиленная 72-м гвардейским тяжелым танковым полком майора А. А. Дементьева и мотопехотой 29-й гвардейской мотострелковой бригады полковника А. И. Ефимова; от 6-го гвардейского механизированного корпуса — 35-я механизированная бригада подполковника П. Н. Туркина, усиленная артиллерией и корпусным танковым полком. Поддерживать наступление должны были штурмовики и истребители генерал-лейтенанта В. Г. Рязанова и истребители полковника Л. И. Покрышкина.

6 мая 1945 г. в 8 часов 30 минут утра после короткого огневого артиллерийского налета началась наша атака передовыми отрядами. Радостно было наблюдать, как наши танки, а их в обоих передовых отрядах было почти полторы сотни, шли «углом вперед». Огнем с ходу, ударом брони и гусеницами взламывали они оборону противника. Видно было, как пылали вражеские боевые машины, разваливались пушки от огня наших танков и орудий, по полю в беспорядке металась фашистская пехота, а отдельные группы поднимали руки вверх.

Враг был ошеломлен. Гитлеровцы не ожидали удара с этой стороны. Что же касается находившихся вблизи нашего НП американских офицеров, то они, наблюдая за атакой, восклицали: «Вэри гуд, вэри уэл!»

Вскоре на КП привели четырех неприятельских офицеров с картами, на которых была нанесена обстановка. Стало окончательно ясно, что жесткой обороны у врага здесь нет. Пленные подтвердили, что атака наших войск оказалась для них неожиданной.

В 10 часов 30 минут я доложил командующему фронтом о результатах боя передовых отрядов, которые стремительно развивали наступление, и попросил разрешения ввести в сражение главные силы.

Маршал И. С. Конев приказал ждать его приезда. В 11 часов 20 минут он прибыл вместе с членом Военного совета фронта генерал-лейтенантом К. В. Крайнюковым на командный пункт армии. Убедившись в успехе, Иван Степанович дал разрешение на ввод и бой главных сил армии. Отсюда он связался по ВЧ с нашим соседом слева — 3-й гвардейской танковой армией и порекомендовал не проводить запланированной там артиллерийской подготовки и, не теряя времени, попробовать взломать оборону противника ударом передовых отрядов.

С разрешения командующего я выехал с оперативной группой вперед, к главным силам, которые продвигались близ НП.

А примерно через полчаса мы узнали по радио о восстании в Праге, начатом 5 мая чехословацкими патриотами, прежде всего коммунистами. Жители столицы в течение ночи воздвигли 1600 баррикад. На них сражалось около 30 тыс. человек.

Одновременно нам стало известно, что фашистское командование бросило против восставших танки и самолеты. Гитлеровцы жестоко расправлялись с населением столицы, не щадя ни женщин, ни детей. Особенно свирепствовали эсэсовские части в рабочих районах города. Защитники баррикад сражались с величайшим мужеством и отвагой.

Важную роль в поддержании стойкости борцов играла вышедшая после шести лет подполья газета «Руде Право», где было опубликовано воззвание ЦК КПЧ к коммунистам, в котором говорилось: «Коммунисты! Вчера началось наше непосредственное участие в боях. Докажите, что в открытой борьбе против врага вы так же воодушевлены и стойки, смелы и находчивы, как и во время шестилетней жестокой борьбы с извергами гестапо. Будьте всюду лучшими из лучших и славно пронесите к цели свое знамя, пропитанное кровью товарищей. Железная дисциплина большевистской партии и воодушевление братской Красной Армии служат вам ярким примером. Вперед, в последний бой за свободную, народную, демократическую Чехословацкую Республику!» Однако неприятелю в течение 6 мая удалось после ожесточенных боев захватить ряд баррикад. Фашисты начали пробиваться к центру города. Неравенство в силах давало свои результаты. К тому же в Праге имелись и предатели, помогавшие гитлеровцам. Наступил кризис восстания.

Из подвала осажденного гитлеровцами здания пражского радио чехословацкий диктор на русском языке взывал о помощи. И воины Красной Армии загорелись еще большим стремлением как можно быстрее войти в Прагу и помочь восставшим.

Стремительно двигались с северо-запада войска 1-го Украинского фронта. С востока быстро приближались армии 4-го Украинского фронта — 1-я гвардейская (командующий генерал-полковник А. А. Гречко, член Военного совета генерал-майор К. П. Исаев) и 38-я (командующий генерал-полковник К. С. Москаленко, член Военного совета генерал-майор А. А. Епишев). С юго-востока, как нам стало известно из информации начальника штаба фронта генерала армии М. В. Захарова, развивал успех 2-й Украинский фронт.

К вечеру 6 мая войска армии, пройдя около 50 км, вышли на рубеж Вальдгейм, Зибелен. При этом передовые отряды продвинулись до 65 км, захватив важный узел дорог — город Фрейберг. На следующий день мы вновь прошли 50-60 км, достигнув рубежа Фрауэнштейн, Зайда.

Передовые отряды заняли перевалы через Рудные горы и вступили в Теплице-Шанов и Духцев. Здесь была уже Чехословакия, и мы это сразу почувствовали по тому, как радостно встретило нас местное население.

Тем временем враг отступал с боями, цепляясь за каждый выгодный рубеж и устраивая в узких местах, на перевалах и в теснинах завалы и минные заграждения. Наши храбрые саперы под руководством генерал-майора инженерных войск М. А. Полуэктова прокладывали путь танкам в горах, покрытых густыми лесами, разминировали пути, разграждали препятствия и завалы. Чехословацкие друзья оказывали нам всяческую помощь.

Наиболее сильное сопротивление мы встретили на рубеже городов Фрейберг и Одеран.

Чтобы лучше ориентироваться на незнакомой всем нам местности, я под утро 7 мая взобрался на пограничную вышку. Карта резко не соответствовала местности. На восточных скатах Рудных юр был виден целый лес заводских труб, а на карте не значилось никаких предприятий. Не сбились ли мы с направления? Компас не работал, так, оказывается, всегда бывает в богатых залежами металлов Рудных горах. Но как только наступил рассвет, стало ясно, что идем мы в нужном направлении — на восток. Что же касается заводов, то вскоре и это выяснилось: сюда гитлеровцы во время войны перебазировали из Германии много предприятий, надеясь уберечь их здесь от бомбардировок с воздуха.

Теперь противник вознамерился именно в этом районе задержать наше стремительное наступление. Во второй половине дня 7 мая, когда штаб армии находился на восточной окраине города Фрейберг, вблизи появились танки противника. В лесу юго-восточнее города генерал К. И. Упман немедленно организовал оборону. Положение осложнялось тем, что с северо-востока сюда подошли новые неприятельские части с танками и артиллерией.

Но в это время в район Фрейберга вышел следовавший по маршруту нашего 10-го корпуса 7-й гвардейский танковый корпус генерала В. В. Новикова из состава 3-й гвардейской танковой армии. Его танкисты разгромили попавшиеся им на пути вражеские части и, выручив наш штаб, двинулись дальше. Товарищеское теплое спасибо я каждый раз при встрече говорил В. В. Новикову, своему старому боевому другу. Мы с ним вместе воевали еще и гражданскую войну в 21-м кавалерийском полку 4-й кавалерийской дивизии 1-й Конной армии С. М. Буденного.

К исходу 7 мая 4-я гвардейская танковая армия главными силами преодолела Рудные горы и уже находилась в 150-160 км северо-западнее Праги. За нами продвигалась 13-я армия Н. П. Пухова. Слева шла 3-я гвардейская танковая армия.

Действуя в трудных условиях горной местности, гвардейцы 16-й механизированной бригады Г. М. Щербака из корпуса С. Ф. Пушкарева утром 8 мая ворвались в большой промышленный город Мост и освободили его, уничтожив более 20 вражеских орудий и разгромив фашистский гарнизон.

Навстречу воинам выбежали сотни, тысячи мужчин, женщин, подростков.

Это были русские, поляки, французы, чехи, датчане и представители других национальностей, угнанные из родных мест на фашистскую каторгу. Изможденные непосильным трудом люди обнимали, целовали наших воинов и со слезами на глазах выкрикивали: «Да здравствуют освободители!», «Да здравствуют русские!», «Да здравствует свобода! Наздар, наздар!»

Правее продвигался 5-й гвардейский механизированный корпус И П. Ермакова. Глубокой ночью, в 3 часа 8 мая 1945 г., его 10-я гвардейская механизированная бригада под командованием полковника В. Н. Буслаева, действуя в качестве передового отряда, внезапно ворвалась в местечко Жатец (60 км северо-западнее Праги). Командир ее танкового полка подполковник О. Г. Гребенников разглядел в предутреннем сумраке длинную неприятельскую колонну машин. С ходу атаковав, разгромил ее. Вскоре сюда подошли и другие бригады того же корпуса, довершившие полное уничтожение врага.

Колонна оказалась штабом группы армий «Центр», спешившим пробраться в Пльзен, где уже были американские войска. Осуществиться этому намерению помешали части нашей армии. Буквально за несколько минут штаб гитлеровского генерал-фельдмаршала Шернера перестал существовать. Большая часть находившихся при нем генералов, офицеров и солдат в этом бою сдалась в плен. Особо отличились подразделения старшего лейтенанта В. С. Деревянко и лейтенанта С. П. Бедненко.

Чехословацкие друзья активно помогали им вылавливать гитлеровцев, пытавшихся спрятаться в подворотнях, подвалах и т. п.

Захваченных тогда в плен доставили к нам в штаб армии 9 мая, когда мы уже были в Праге. Среди них были 32 офицера и девять генералов — от генерал-полковника до генерал-майора. Сам Шернер, как потом стало известно, переоделся в штатскую одежду и в сопровождении личного адъютанта, владевшего чешским языком, успел скрыться. Бросив свои войска на произвол судьбы, он кинулся в американскую зону и там сдался в плен.

О судьбе своего штаба сам Шернер впоследствии рассказал: «В ночь с 7 на 8 мая мой штаб находился в переброске и утром 8 мая при танковом прорыве русских был полностью уничтожен. С этого времени я потерял управление отходящими войсками. Танковый прорыв был совершенно неожиданным, так как вечером 7 мая фронт еще существовал»{166}.

Без преувеличения можно сказать, что таким образом 5-й гвардейский корпус И. П. Ермакова сыграл серьезную роль в освобождении Праги.

Вскоре и мне лично пришлось участвовать в захвате пленных. Это было на рассвете 9 мая. Наша оперативная группа вместе с командиром 10-го гвардейского танкового корпуса генералом Е. Е. Беловым на танках «Т-34» догоняла тогда отряд М. Г. Фомичева, уже подходивший к северо-западной окраине Праги. Предполагалось там, непосредственно на подступах к городу, определить силы противника, его поведение и уточнить задачи войскам.

И вот на полпути между городами Слани и Прага мы неожиданно увидели две большие колонны неприятельских машин, идущих нам наперерез. Их силуэты напоминали танки. В таких случаях раздумывать было некогда. Даю команду: огонь из пушек и пулеметов. У нас три танка, две бронемашины. Все ведут огонь. Через 3-5 мипут вижу, как загорелись три вражеские машины. Пламя осветило колонну, и тут оказалось, что составлявшие ее машины не так уж и похожи на танки, как это нам показалось. Да и ответный огонь противник вел лишь из пулеметов и автоматов. Тем временем стало светать, и теперь окончательно выяснилось, что перед нами не танки, а мостовые полупонтоны на грузовых машинах. И вот уже появился белый флажок на неприятельском бронетранспортере, направлявшемся к нам. Из бронетранспортера вылез немецкий офицер и доложил, что это две понтонно-мостовые бригады. Они шли на Карловы Вары, но теперь, конечно, сдаются в плен советским поискам.

Оставив танк с двумя офицерами для приема пленных, мы двинулись дальше. Вот и юго-западная окраина Праги. Здесь на аэродроме Рузине мы получили по радио от М. Г. Фомичева донесение, из которого следовало, что его бригада уже в столице Чехословакии. В 3 часа 9 мая она вступила в центр Праги и теперь вела бой с фашистами у здания генерального штаба. Один из ее батальонов воспрепятствовал эсэсовцам взорвать заминированный мост через Влтаву и вышел на ее восточный берег, а другой под командованием М. Ф. Коротеева выбивал гитлеровцев из пражского Кремля.

К 4 часам утра в Праге были уже главные силы нашей армии — 10-й танковый корпус. Кроме 63-й гвардейской танковой бригады М. Г. Фомичева, здесь теперь сражались 62-я гвардейская танковая бригада И. И. Прошина и 29-я гвардейская мотострелковая бригада Л. И. Ефимова. В числе первых вошла в Прагу и 70-я гвардейская самоходно-артиллерийская бригада Н. Ф. Корнюшкина. Тогда же иступили в чехословацкую столицу и оба механизированных корпуса. Вот как сообщалось об этом в моем донесении командующему фронтом: «В 4 часа утра 10-й танковый корпус занял город Прага, вышел на юго-восточную окраину. 6-й гвардейский мехкорпус — на южную и юго-западную окраину, 5-й гвардейский мехкорпус — на западную окраину. Захвачено много пленных. Оказавшие сопротивление уничтожены... Веду разведку в северо-восточном, восточном и южном направлениях. Навожу порядок. Сам с оперативной группой — на западной окраине Праги»{167}.

Почти одновременно в Прагу вошла с севера и 3-я гвардейская танковая армия, за нею — 3-я и 5-я гвардейские и 13-я армии.

Первым ворвался в город экипаж из 63-й гвардейской танковой бригады М. Г. Фомичева в составе лейтенанта И. Г. Гончаренко, старшего механика-водителя старшего сержанта И. Г. Шкловского, командира орудия сержанта П. Г. Батырева, младшего механика-водителя и радиста сержанта А. Н. Филиппова, заряжающего сержанта Н. С. Ковригина. Из этих пятерых отважных воинов четверо остались в живых, лейтенант И. Г. Гончаренко пал смертью героя. Но пусть об этом расскажут сами его товарищи. Вот что написали впоследствии о незабываемом дне 9 мая 1945 г. П. Г. Батырев, Н. С. Ковригин, А. Н. Филиппов и И. Г. Шкловский: «...В третьем часу ночи вступаем в город. Все три машины идут по незнакомым улицам. Поперек одной из них — баррикада. Ликующие повстанцы вскакивают на броню, обнимают, целуют нас. Комок подкатывается к горлу.

Противника пока нет. Двигаемся вперед. На наш танк пересел чех-проводник, который до этого был на машине нашего командира взвода. Тогда мы не знали имени этого мужественного человека. Только сейчас, спустя двадцать лет, нам стало известно — это был Франтишек Соучек. Сейчас он живет в городе Пардубице.

... По крутому спуску двигались мы к Влтаве, чтобы захватить мосты и не дать отступавшим гитлеровцам их разрушить. Наш танк на подходе к реке оказался головным. И вот здесь, вблизи Манесова моста, мы приняли последний бой.

Замаскированные самоходки врага открыли огонь. Остальные паши танки еще не подошли. Командир орудия открыл ответный огонь. Ему помогал заряжающий Николай Ковригин. Завязалась артиллерийская дуэль. Наблюдаем попадания. Две вражеские машины запылали, но одна из болванок угодила в башню нашего танка. Наш командир Иван Григорьевич Гончаренко от вражеского выстрела замертво упал, Батырев продолжал стрельбу и накрыл одну самоходку. Но вторым вражеским снарядом были тяжело ранены механик-водитель Шкловский и находившийся на борту машины чех Франтишек Соучек. Третьим снарядом враг попадает в наш танк, тяжело ранен Александр Филиппов. После четвертого попадания пушка танка оказалась заклиненной. Ее ствол теперь беспомощно был устремлен в одну точку. В это же время контузило Ковригина.

Командир орудия был лишен возможности продолжать огонь. Танк не мог передвигаться, и экипаж решил оставить его. Ковригин и Батырев через люк башни выбрались наружу, а затем помогли Шкловскому и Филиппову выйти из машины. Батырев и Ковригин вели огонь из автоматов. Противник все время продолжал обстреливать машину.

Так закончился наш последний бой. И все же враг не успел взорвать мост. Командир роты старший лейтенант В. Т. Полегенький потом со всей ротой разгромил здесь противника, прошел через мост и устремился к центру города».

Ныне советский танк № 23 как символ братской дружбы советского и чехословацкого народов и их вооруженных сил, скрепленной кровью в борьбе с ненавистным врагом, высится на площади Советских танкистов на постаменте в центре города. 9 мая 1965 г. в Праге в торжественной обстановке в знак искренней благодарности правительство Чехословакии присвоило звание почетных граждан чехословацкой столицы воинам-освободителям И. Г. Шкловскому, А. Н. Филиппову, П. Г. Батыреву, Н. С. Ковригину.

Не сразу тогда нашли мы раненых членов экипажа И. Г. Гончаренко. И. Г. Шкловского обнаружили 10 мая в медсанбате корпуса. А. Н. Филиппова лишь через несколько дней отыскали в Праге в чешской гражданской больнице. Благодаря внимательному отношению ее медперсонала он вскоре, поправился. Но прошло много лет, прежде чем нам удалось установить, как он попал в эту больницу. Оказалось, что его подобрала на мостовой возле танка медицинская сестра Ярмила Гаусдорхова. А. Н. Филиппов вновь встретился с ней в 1967 г., когда по приглашению чехословацкого правительства приехал в Прагу в составе советской делегации на празднование Дня Победы. Маршал Советского Союза И. С. Конев в знак большой благодарности за заботу о раненом советском воине вручил Ярмиле Гаусдорховой именные часы, а А. Н. Филиппов — огромный букет цветов.

Возвращаясь к событиям майских дней 1945 г., хочу отметить, что в ходе Пражской операции храбро и самоотверженно сражались все войска 4-й танковой армии. Среди них особенно отличились воины 63-й гвардейской танковой бригады Героя Советского Союза гвардии полковника М. Г. Фомичева, 70-й гвардейской самоходно-артиллерийской бригады гвардии полковника Н. Ф. Корнюшкина, 72-го тяжелого танкового полка майора А. А. Дементьева, 29-й гвардейской мотострелковой бригады гвардии полковника А. И. Ефимова, 62-й танковой бригады полковника И. И. Прошина, 61-й гвардейской танковой бригады В. И. Зайцева, соединения полковника С. Ф. Пушкарева и генерала И. П. Ермакова.

Громом артиллерийского салюта возвестила всему миру столица нашей Родины Москва об освобождении Праги Красной Армией. В переданном по радио приказе Верховного Главнокомандующего было сказано: «Войска 1-го Украинского фронта в результате стремительного ночного маневра танковых соединений и пехоты сломили сопротивление противника и сегодня, 9 мая в 4 часа утра, освободили от немецких захватчиков столицу союзной нам Чехословакии — город Прагу. В боях за освобождение Праги отличились войска генерал-полковника Гордова, генерал-полковника Пухова, генерал-полковника Жадова... танкисты генерал-полковника Лелюшенко, генерал-полковника Рыбалко, генерал-полковника танковых войск Новикова, генерал-майора танковых войск Упмана, генерал-майора танковых войск Бахметьева, генерал-лейтенанта танковых войск Белова, генерал-майора танковых войск Ермакова, полковника Пушкарева, полковника Хмылева, генерал-майора танковых войск Митрофанова, генерал-лейтенанта танковых войск Сухова, подполковника Корнюшкина, подполковника Щербак, полковника Селиванчика, подполковника Туркина...»

Наиболее отличившиеся воины удостоены высокого звания Героя Советского Союза. Среди них: командир 10-го гвардейского танкового корпуса генерал-лейтенант танковых войск Е. Е. Белов, командир 70-й гвардейской самоходно-артиллерийской бригады гвардии полковник Н. Ф. Корнюшкин, командир танковой роты старший лейтенант В. С. Деревянко, командир танкового взвода лейтенант С. П. Бедненко. Дважды Героем Советского Союза стал командир 63-й гвардейской танковой бригады гвардии полковник. М. Г. Фомичев.

В ознаменование славной победы Красной Армии Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 июня 1945 г. была учреждена медаль «За освобождение Праги». Ряду соединений и частей присвоены почетные наименования «Пражских», в том числе разведывательным батальонам гвардейских корпусов 10-го танкового и 6-го механизированного.

Освободив чехословацкую столицу, 4-я гвардейская танковая армия, выполняя дальнейшую боевую задачу, выдвинулась к востоку и юго-востоку от Праги и перерезала разбитым немецко-фашистским войскам пути отхода на запад.

При этом 12-я гвардейская механизированная бригада полковника Г. Я. Борисенко 10 мая освободила Бепешов. В дальнейшем она установила связь с 6-й гвардейской танковой армией 2-го Украинского фронта, а еще накануне, в 11 часов 9 мая, разведывательная группа 11-й гвардейской механизированной бригады полковника И. Т. Носкова из состава 5-го гвардейского механизированного корпуса, действуя в направлении Пльзена, встретилась в 20 км восточнее этого города, в районе Ржичаны, на демаркационной линии, со 2-й пехотной дивизией 5-го корпуса 3-й американской армии.

Объединенными усилиями 1, 2 и 4-го Украинских фронтов в ходе Пражской операции враг был окончательно разгромлен, и столица Чехословакии Прага — освобождена. Только 4-я гвардейская танковая армия, пройдя с 6 по 10 мая с боями около 200 км, а если считать от Берлина, то почти 400 км, подбила и захватила около 200 танков и бронетранспортеров, 246 орудий и минометов, 6290 автомашин, уничтожила около 5 тыс. вражеских солдат и офицеров и взяла в плен 48 100 гитлеровцев, в том числе девять генералов. В те же дни войска армии освободили около 10 тыс. военнопленных союзных нам государств.

Выходом Красной Армии на линию встречи с американскими войсками и полным пленением немецко-фашистской группировки на территории Чехословакии была успешно завершена Пражская наступательная операция — по существу, заключительная операция войны в Европе.

Освобождение Чехословакии от гитлеровских полчищ совпало с победоносным окончанием Великой Отечественной войны. Поэтому день 9 мая 1945 г., который все народы мира отмечают как праздник победы над германским фашизмом, стал также национальным праздником чехословацкого народа — Днем освобождения, рождения новой Чехословакии.

Завершающая кампания войны в Европе{168}

С. М. ШТЕМЕНКО
генерал армии

Родился 20 февраля 1907 г. в г. Урюпинске Волгоградской области. В Советской Армии с 1926 г., член КПСС с 1930 г.

До 1934 г. командовал артиллерийскими подразделениями, был начальником штаба отдельного дивизиона и первым помощником начальника штаба артиллерийского полка, а после окончания в 1937 г. Академии бронетанковых войск командовал учебным танковым батальоном.

В 1940 г., после окончания Военной академии Генерального штаба, назначается в Генеральный штаб.

В период Великой Отечественной войны он последовательно занимал должности заместителя и начальника направления, с 1943 г. — заместителя и начальника оперативного управления, а к февраля 1945 г. — заместителя начальника Генерального штаба.

С. М. Штеменко принимал участие в разработке планов крупнейших операций Великой Отечественной войны и неоднократно выезжал на фронт. В послевоенные годы С. М. Штеменко занимал руководящие должности в Генеральном штабе и в войсках. Он был начальником ряда главных управлений. С 1948 по 1953 г. — начальник Генерального штаба. В последующее время занимал посты начальника штаба Главного командования Советских войск в Германии, начальника штаба и заместителя командующего войсками ряда округов, начальника Главного штаба Сухопутных войск. С 5 августа 1968 г. — начальник штаба Объединенных Вооруженных Сил стран Варшавского договора.

Когда издательство «Наука» обратилось с просьбой разрешить еще одну публикацию главы о последней кампании войны в Европе из книги моих воспоминаний, я невольно задумался: все ли написанное ранее важно для современности?

Снова и снова пересмотрел рукописи и перебрал в памяти факты. Делал это придирчиво, памятуя, что со времени разгрома фашистской Германии прошло четверть века. И воды с тех пор утекло немало, и мир, за который ведет постоянную борьбу наше социалистическое содружество во главе с Советским Союзом, стал очень не по душе некоторым империалистическим идеологам. Теперь опять повышают голоса некоторые охотники, особенно из лагеря битых гитлеровских генералов, поссорить победителей и снова разжечь пламя войны.

Пересмотрел, перечитал и увидел, что ничего менять не следует: есть вечные факты и события. Такой именно была наша общая победа над гитлеровским фашизмом.

* * *

В канун Нового, 1945 года, за несколько часов до полуночи, А. И. Антонов объявил:

— Только что звонил Поскребышев и передал, чтобы мы приехали на «Ближнюю» к половине двенадцатого без карт и документов.

На мой вопрос, что бы это значило, Алексей Иннокентьевич ответил шутливо:

— Может быть, нас приглашают встретить Новый год? Неплохо бы...

Через несколько минут последовал звонок от командующего бронетанковыми и механизированными войсками Я. Н. Федоренко. Он в свою очередь спросил, не знаем ли мы, зачем и его вызывают на «Ближнюю», причем тоже налегке.

Я сказал, что сами ломаем голову относительно странного приглашения.

В 23 часа вдвоем с Антоновым, как обычно, на его машине мы выехали, продолжая теряться в догадках о цели вызова. Ежедневные наши поездки на доклад к Верховному были, как правило, более поздними, а на праздники нас никогда не приглашали. За годы войны мы и слово-то это забыли.

На даче у Сталина мы застали еще нескольких военных — А. А. Новикова, Н. Н. Воронова, Я. Н. Федоренко, А. В. Хрулева. Потом подъехал С. М. Буденный. Как выяснилось, нас действительно пригласили на встречу Нового года, о чем свидетельствовал уже накрытый стол.

За несколько минут до двенадцати все вместе прибыли члены Политбюро и с ними некоторые наркомы. Я запомнил только Б. Л. Ванникова и В. А. Малышева. А всего собралось человек двадцать пять мужчин и одна-единственная женщина — жена присутствовавшего здесь же Генерального секретаря Итальянской коммунистической партии Пальмиро Тольятти.

Сталин занял свое обычное место в торце стола. С правой руки, как всегда, стоял графин с чистой водой. Никаких официантов не было, и каждый брал себе на тарелку то, что ему хотелось. С ударом часов Верховный Главнокомандующий произнес краткое слово в честь советского народа, сделавшего все возможное для разгрома гитлеровской армии и приблизившего час нашей победы. Он провозгласил здравицу в честь Советских Вооруженных Сил и поздравил нас всех:

— С Новым годом, товарищи!

Мы взаимно поздравили друг друга и выпили за победоносное окончание войны в наступающем, 1945 году. Некоторая скованность, чувствовавшаяся вначале, вскоре исчезла. Разговор стал общим. Хозяин не соблюдал строгого ритуала: после нескольких тостов поднялся из-за стола, закурил трубку и вступил в беседу с кем-то из гостей. Остальные не преминули воспользоваться свободой, разбились на группы, послышался смех, голоса стали громкими.

С. М. Буденный внес из прихожей баян, привезенный с собой, сел на жесткий стул и растянул меха. Играл он мастерски. Преимущественно русские народные песни, вальсы и польки. Как всякий истый баянист, склонялся ухом к инструменту. Заметно было, что это любимое его развлечение.

К Семену Михайловичу подсел К. Е. Ворошилов. Потом подошли и многие другие.

Когда Буденный устал играть, Сталин завел патефон. Пластинки выбирал сам. Гости пытались танцевать, но дама была одна, и с танцами ничего не получилось. Тогда хозяин дома извлек из стопки пластинок «Барыню». С. М. Буденный не усидел — пустился и пляс. Плясал он лихо, вприсядку, с прихлопыванием ладонями по коленам и голенищам сапог. Все от души аплодировали ему.

Гвоздем музыкальной программы были записи военных песен и исполнении ансамбля профессора А. В. Александрова. Эти песни все мы знали и дружно стали подпевать.

Возвращались из Кунцева уже около трех часов ночи. Первая за время войны встреча Нового года не в служебной обстановке порождала раздумья. По всему чувствовался недалекий конец войны. Дышалось уже легче, хотя мы-то знали, что в самое ближайшее время начнется новое грандиозное наступление, впереди еще не одно тяжелое сражение.

Алексей Иннокентьевич вдруг предложил не возвращаться, как всегда, на службу, а поехать ночевать домой. Новый год начинался как-то совсем по-мирному. И праздничный прием у Верховного Главнокомандующего, и ночевка дома — все это было вопреки режиму, установившемуся в Генштабе во время войны.

Но облик Москвы все еще был военным. Мы ехали по темным, пустынным улицам, мимо промороженных домов с плотно зашторенными окнами. Лишь кое-где из-за стекол пробивались робкие лучики. Комендантские патрули и дежурные бойцы ПВО уже не так строго взыскивали за подобные нарушения.

Словом, все в ту ночь напоминало, что война приближается к финишу.

Планирование заключительного этапа вооруженной борьбы на советско-германском фронте началось еще в ходе летне-осенней кампании 1944 г. Практические выводы из стратегической обстановки возникли в Генштабе и Ставке не сразу, не в результате какого-то единовременного акта. Они формировались постепенно, в процессе текущей работы.

Итоги беспримерного нашего наступления летом и осенью 1944 г. на всех без исключения направлениях были более чем обнадеживающими. Красная Армия разгромила 219 неприятельских дивизий и 22 бригады. Противник потерял в общей сложности 1600 тыс. человек, 6700 танков, 28 тыс. орудий и минометов, 12 тыс. самолетов. Восполнить эти потери фашистская Германия уже не могла. Велик был и моральный урон, который потерпел враг.

К концу октября 1944 г. советские войска стояли на границе с Финляндией и успешно наступали в Северной Норвегии, очистили территорию Прибалтики, кроме полуострова Сырвэ и Курляндии, вторглись в Восточную Пруссию до рубежа Гольдап, Августов. К югу от Восточной Пруссии на многих участках были форсированы Нарев и Висла, захвачены важные плацдармы в районах Рожан, Сероцка, Магнушева, Пулав, Сандомира; впереди простиралось берлинское стратегическое направление. 2-й Украинский фронт выходил на Будапешт. 3-м Украинским фронтом 20 октября была освобождена столица Югославии Белград.

Победы, однако, давались нам нелегко... Дивизии поредели. Темп их продвижения вперед заметно снизился. Путем ослабления некоторых участков своей обороны в Западной Европе Гитлеру удалось осуществить маневр частью сил на восток и создать здесь сплошной и прочный фронт, прорыв которого требовал серьезной подготовки.

Генеральный штаб хорошо понимал всю сложность дальнейшего развития успеха. Условия и перспективы наступления не везде были одинаковы.

Оборона противника в Курляндии отличалась исключительной прочностью. Прорыв ее и разгром трех десятков окопавшихся там дивизий мог обойтись нам чрезвычайно дорого.

Положение в Восточной Пруссии казалось более благоприятным. 3-й Белорусский фронт обладал, по сравнению с противостоящим ему неприятелем, некоторым превосходством в силах{169}. Исходя из этого, Генеральный штаб полагал возможным при некотором дополнительном усилении наших войск за счет резервов Верховного Главнокомандования нанести мощный удар через всю Восточную Пруссию до устья Вислы на глубину в 220-250 км. В дальнейшем, однако, пришлось, к сожалению, ограничиться здесь, по крайней мере на первое время, более скромными целями.

Что касается варшавско-познаньского, а также силезского направлений, где решалась, по существу, судьба Берлина, то там ожидалось особо сильное сопротивление. Мы тогда считали, что 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты при максимальном напряжении сил могут провести наступательные операции на глубину не более 140-150 км.

Зато в полосах 4, 2 и 3-го Украинских фронтов, исходя прежде всего из политических соображений, Генштаб рассчитывал на значительно больший успех. Рисовалась перспектива стремительного прыжка на рубеж Моравска Острава, Брно, на подступы к Вене. Вполне реальным представлялось нам овладение в короткие сроки Будапештом и форсирование Дуная. Значительную часть пехоты противника составляли здесь венгерские дивизии, боеспособность которых, по нашим тогдашним предположениям, могла быть подорвана в корне антивоенными настроениями, нараставшими среди населения, и зверствами фашистов, стремившихся любой ценой удержать Венгрию в фарватере «третьего рейха». К сожалению, эти прогнозы не сбылись. Фашистской диктатуре, поддержанной немцами, удалось еще на какое-то время приковать Венгрию к германской военной колеснице. На будапештском направлении с конца октября завязались крайне тяжелые и кровопролитные бои. Против 2-го Украинского фронта действовала вражеская группировка из 39 соединений. Ядро ее составляли семь танковых дивизий (пять немецких и две венгерские). Противник опирался на разветвленную систему хорошо подготовленных укреплений и оказал ожесточенное сопротивление. Борьба за столицу Венгрии затянулась до трех с половиной месяцев.

Весьма ограниченные результаты, достигнутые нами в октябре, свидетельствовали о необходимости дать отдых дивизиям, давно не имевшим смены, перегруппироваться, подтянуть тылы, создать необходимые для прорыва и последующего развития операций материальные запасы. Наконец, надо было на основе оценки сложившейся обстановки выбрать наиболее выгодные направления и разработать планы скорейшего и окончательного разгрома немецкого фашизма. На все это требовалось время.

В самом начале ноября 1944 г. в Ставке было всесторонне рассмотрено положение дел в полосах действий 2-го Белорусского, 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов. Перед ними была главная стратегическая группировка противника — группы армий «Центр» и «А», правда, не в полном составе. Необходимым для наступления перевесом сил эти фронты не обладали. Отсюда следовало, что на берлинском направлении наступление продолжать нецелесообразно и надо временно перейти к обороне.

При очередном докладе Верховному Главнокомандующему А. И. Антонов особенно настаивал на этом и просил разрешения подготовить соответствующие директивы. Такое разрешение мы получили. В ночь на 5 ноября 1944 г. директива на переход к обороне была отдана 3-му и 2-му Белорусским фронтам. Через несколько дней последовало аналогичное распоряжение войскам правого крыла 1-го Белорусского фронта.

Последнюю кампанию войны с гитлеровской Германией с самого начала предполагалось осуществить в два этапа. На первом этапе активные действия должны были продолжаться прежде всего на старом, если можно так выразиться, направлении — южном фланге советско-германского фронта в районе Будапешта. Перелом здесь рассчитывали создать выводом в междуречье Тисы и Дуная, в район южнее Кечкемета, основных сил 3-го Украинского фронта. Они могли содействовать оттуда 2-му Украинскому фронту ударами на северо-запад и запад. Мы надеялись, что войска этих двух фронтов при тесном взаимодействии получат возможность наступать в высоких темпах и через 20-25 дней достигнут рубежа Баньска-Бистрица, Комарно, Надькинижа, а еще через месяц, в конце декабря, выйдут на подступы к Вене. У нас не было сомнений в том, что неотвратимая угроза разгрома южного фланга заставит немецкое командование перебрасывать сюда дополнительные силы с берлинского направления, а это в свою очередь создаст благоприятные условия для продвижения наших главных сил — тех фронтов, которые располагались к северу от Карпат. Генштаб твердо верил, что к началу 1945 г. Красная Армия в нижнем течении Вислы достигнет Бромберга, возьмет Познань, овладеет рубежом Бреславль, Пардубице, Йиглава и Вена, т. е. продвинется от линии своего октябрьского расположения на 120-350 км. После этого начинался второй этап кампании, в итого которого Германия должна была капитулировать.

Таким образом, в первоначальной прикидке замысла, относящейся к концу октября 1944 г., наметилось лишь общее содержание завершающей кампании войны с делением ее на два этапа. Направление главного удара еще не определилось. Идея рассечения стратегического фронта противника и расчленения его группировок пока что не высказывалась.

В интересах более точной разработки замысла Генеральный штаб в начале ноября подвел итоги уже достигнутому нами и сжато сформулировал оценку стратегического положения сторон. Считалось установленным, что Красная Армия одержала победы, решающие исход войны. Завершение борьбы на советско-германском фронте было предрешено в нашу пользу, час окончательного разгрома противника приближался. Мы превосходили врага не только по численности войск, но и по их выучке, по технической оснащенности. Боевые действия вполне обеспечивались слаженной работой тыла; он оказывал фронту все возрастающую помощь.

Стратегическое положение советских войск и армий других стран антигитлеровской коалиции оценивалось нами как близкое к завершению окружения Германии. Наши удары хорошо согласовывались с действиями союзников в Западной Европе. По существу, Красная Армия и англо-американские силы заняли исходные позиции для решающего наступления на жизненные центры Германии. Теперь предстояло совершить последний стремительный натиск и в короткий срок окончательно сокрушить врага.

Как подтвердили последующие события, эта оценка, положенная в основу при детальной разработке оперативной стороны замысла завершающей кампании в Европе, оказалась правильной.

Предварительно замысел очень тщательно обсуждался у А. И. Антонова. Помимо самого Алексея Иннокентьевича, в этом участвовали: начальник Оперативного управления, его заместители А. А. Грызлов и Н. А. Ломов, начальники соответствующих направлений. Все соображения, высказанные здесь, уточнялись затем в Оперативном управлении. Там же рассчитывались силы и средства и отрабатывались все другие элементы операции. Наконец, замысел получил графическое оформление: со всеми расчетами и обоснованиями он был нанесен на карту, после чего еще раз подвергся, можно сказать, придирчивому обсуждению. Как и в прошлом, наиболее детально планировались начальные операции. Дальнейшие же задачи фронтов намечались лишь в общем виде.

В ходе творческих исканий сначала зародилась, а затем окончательно откристаллизовалась общая идея наших действий. Было признано, что центральный участок советско-германского фронта будет решающим, ибо удар отсюда выводил наши войска по кратчайшему направлению к жизненным центрам Германии. Но именно здесь находилась и наиболее плотная группировка войск противника. Чтобы создать более выгодные условия для нашего наступления, признавалось целесообразным растянуть центральную группировку немецко-фашистских войск. Для этого мы должны были максимально активизироваться на флангах стратегического фронта. Речь шла уже не только о Венгрии и Австрии, но и о Восточной Пруссии. Энергичное наступление под Будапештом и на Вену требовалось сочетать с наступлением на Кенигсберг.

Мы отлично знали, что в Восточной Пруссии и Венгрии противник проявляет повышенную чувствительность. При сильном нажиме он непременно станет перемещать сюда свои резервы и войска с неатакованных участков фронта. В итоге западное направление, где намечались решающие события, серьезно ослабнет.

Ожидания наши оправдались. В результате наступательных действий советских войск в ноябре-декабре 1944 г. враг сосредоточил, по нашим подсчетам, в Восточной Пруссии 26 дивизий (из них семь танковых) и в непосредственной близости к столице Венгрии — 55 дивизий (среди которых девять танковых). Как потом стало известно{170}, Гитлер тогда считал, что в 1945 г. Красная Армия нанесет главный удар не на берлинском направлении, а именно через Венгрию и Чехию. Туда и направлялись поэтому основные силы вермахта. Немецкое главное командование и на сей раз вынуждено было подчиниться нашей воле и на главном для нас участке фронта оставило всего 49 дивизий, в том числе танковых только пять.

То, что стратегический фронт противника приобрел такую своеобразную форму, когда на флангах сидели сильные группировки войск при относительно слабом и необеспеченном крупными резервами центре, заставляло нас подумать о наиболее целесообразных способах действий на главном направлении. Не следовало ли в этом случае оставить мысль о равномерном продвижении но всему фронту, которое привело бы просто к выталкиванию противника? Не лучше ли прорвать этот относительно слабый центр прямым ударом, расчленить немецкий стратегический фронт и, не теряя времени, развивать наступление на Берлин? При таком варианте действий легче было полностью ликвидировать разрозненные вражеские войска и тем существенно ускорить достижение конечной цели войны. Генеральный штаб остановился на нем. Мы были убеждены, что удар на Берлин надо осуществить возможно скорее и без остановок. Появившиеся совсем недавно толкования, будто Генштаб откладывал вопрос об овладении Берлином на неопределенное время, абсолютно беспочвенны. Определенность была полная, и лишь последующие события внесли в наш план свои коррективы.

Не без трудностей проходило уточнение вероятных задач и наиболее целесообразных способов действий каждого из фронтов. Прежде всего пришлось поломать голову относительно 3-го Белорусского фронта. Группировка противника в Восточной Пруссии была весьма сильной и опиралась на мощные долговременные укрепления, естественные преграды, населенные пункты, приспособленные к обороне. Отсюда враг мог ударить во фланг нашим войскам на берлинском направлении. Следовательно, восточно-прусскую группировку надлежало не только связать боями, но и изолировать от остальных участков стратегического фронта, по возможности раздробить, не позволить ей действовать сосредоточенно.

Такая многосторонняя оперативная задача — связать, изолировать, раздробить — потребовала использования для наступления в Восточной Пруссии по крайней мере двух фронтов: одного — для удара на Кенигсберг с востока и второго — для изоляции восточно-прусской группировки от группы армий «А» на берлинском направлении, а также от стратегического тыла. Глубокий обход Восточной Пруссии с юга и юго-запада одновременно прикрывал фланг наших войск, нацеленных на Варшаву. Познань, Берлин. Удар по восточно-прусской группировке с востока наиболее сподручен был 3-му Белорусскому фронту, а обходить ее предстояло 2-му Белорусскому.

Для решения же главной задачи- создания бреши в стратегическом фронте противника и стремительного наступления на запад — могли быть использованы уже стоявшие на этом направлении и обладавшие плацдармами на Висле 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты. Их надлежало всемерно насытить танками, прежде всего в виде танковых армий и отдельных танковых корпусов.

В последние три дня октября и в начале ноября 1944 г. точно определились направления ударов каждого из фронтов, полосы их наступления, глубины ближайших и последующих задач. Тогда же был примерно подсчитан минимальный срок, необходимый для окончательного разгрома гитлеровской военной машины. Предполагалось, что этого можно добиться в течение 45 дней наступательных действий на глубину в 600-700 км двумя последовательными усилиями (этапами) без оперативных пауз между ними. На первый этап отводилось 15 дней, на второй — 30. Плановые темпы наступления не были высокими, поскольку в завершающих боях ожидалось ожесточенное сопротивление противника. Действительность и здесь внесла поправку: героические советские войска перекрыли планы.

При уточнении глубины задач учитывалась вся совокупность конкретных условий, в частности особенности местности. Так, например, для 3-го Белорусского фронта, где район боевых действий был очень труден, а противник силен, глубина ближайшей задачи была определена в 50-60 км. В полосе 2-го Белорусского фронта возможности позволяли планировать ближайшую задачу до рубежа Млавы, Дробина, т. е. на 60-80 км. Глубина ближайших задач для 1-го Белорусского, 1-го и отчасти 4-го Украинских фронтов могла достигать 120-160 км. А последующие задачи 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, действовавших в равнинных условиях западной Польши, рассчитывались на глубину в 130- 180 км.

Уверенно были прочерчены и направления ударов. 2-й Белорусский фронт наносил два удара: на Мариенбург, — отсекающий восточно-прусскую группировку от других войск противника, и на Алленштайн, — рассекающий ее. 1-й Белорусский часть сил должен был двинуть в обход Варшавы, частью же устремиться навстречу войскам 1-го Украинского фронта, громившим кельце-радомскую группировку немцев. Смежные ударные силы 1-го и 4-го Украинских фронтов наступали на Краков. Два южных фронта — 2-й и 3-й Украинские — конечной целью наступательных операций на первом этапе кампании по-прежнему имели Вену.

Подготавливая замысел кампании 1945 г., Ставка не собирала командующих на специальное совещание, как это бывало в прошлом (например, при разработке плана «Багратион»). На сей раз ограничились вызовом командующих порознь в Генеральный штаб. С каждым из них обсуждались все детали операций данного фронта, и затем уже согласованные соображения докладывались Ставке.

До 7 ноября и в праздничные дни в Генштабе работали Маршалы Советского Союза Ф. И. Толбухин, К. К. Рокоссовский, И. С. Конев и генерал армии И. Д. Черняховский. После праздника в Ставке состоялось всестороннее обсуждение замысла кампании в целом. Существенных поправок в него внесено не было. Договорились, что на главном направлении наступление начнется 20 января 1945 г., однако планы операций пока не утверждались и директивы фронтам не отдавались.

Через несколько дней Верховный Главнокомандующий определил, что войска, которые будут брать столицу Германии, возглавит его заместитель Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. 16 ноября 1944 г. Георгий Константинович был назначен на пост командующего 1-м Белорусским фронтом. Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский перемещался отсюда на 2-й Белорусский фронт и сменял там Г. Ф. Захарова. Сталин лично известил их об этом по телефону.

Координацию действий всех четырех фронтов на берлинском направлении Верховный Главнокомандующий взял на себя. Вследствие этого отпала необходимость в работе на 3-м Белорусском фронте А. М. Василевского. За ним, как представителем Ставки, было оставлено руководство операциями лишь 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов. Но 20 февраля 1945 г., после гибели генерала армии И. Д. Черняховского, Александр Михайлович вновь был возвращен на 3-й Белорусский фронт, теперь уже в качестве командующего. А на пост начальника Генерального штаба вступил А. И. Антонов.

Итак, 1945 год, с самого его начала, предполагалось ознаменовать одновременными мощными ударами нескольких фронтов на берлинском стратегическом направлении. Удары эти имели целью прорвать и расчленить на части фронт противника, нарушить его коммуникации и связь, дезорганизовать взаимодействие расположенных здесь вражеских группировок и уже на первом этапе кампании уничтожить их основные силы. Тем самым создавались выгодные условия для завершения войны.

Более всего уделялось внимания 1-му Белорусскому фронту. Его войскам предстояло наступать с магнушевского и пулавского плацдармов. Прорыв должен был отличаться стремительностью. А между тем уже само наличие плацдармов в какой-то мере раскрывало перед противником направление наших ударов, и он, конечно, принимал соответствующие контрмеры.

В некоторой связи с этим соседнему слева 1-му Украинскому фронту нужно было развивать наступление не по кратчайшему пути к границе Германии, а забирать несколько севернее — на Калиш. Генеральный штаб полагал, что кратчайший путь для 1-го Украинского фронта не был бы оправдан и по ряду Других соображений. Ведь в Польше на этом пути лежал Верхне-Силезский промышленный район с его массивными каменными постройками, приспособленными к обороне. А дальше простиралась немецкая Силезия, где условия для обороны были никак не хуже. В перспективе рисовались затяжные бои, потеря темпа операции и многочисленные неоправданные жертвы. Поэтому после неоднократных обсуждений этого вопроса с маршалом И. С. Коневым Генштаб, а затем и Ставка остановились на варианте наступления в обход Силезии с северо-востока и севера. Таким ударом создавалась неотвратимая угроза тылу противника, располагавшегося перед 1-м Белорусским фронтом, чем существенно облегчалось продвижение наших войск на Познань. Кроме того, в этом случае морли остаться невредимыми все промышленные объекты Силезии. На сохранность Силезского промышленного района Сталин обращал особое внимание и специально говорил по этому вопросу с командующий 1-м Украинским фронтом И. С. Коневым.

27 ноября в Москву по вызову Ставки прибыл Г. К. Жуков. На основании данных фронтовой разведки он считал, что удар 1-го Белорусского фронта прямо на запад очень затруднителен из-за наличия там многочисленных оборонительных рубежей противника, занятых войсками. По мнению Жукова, скорее всего успех мог быть достигнут при действиях главных сил фронта на Лодзь с последующим выходом на Познань. Верховный Главнокомандующий с таким уточнением согласился. Оперативная сторона решения по начальной операции 1-го Белорусского фронта была несколько изменена.

Это меняло дело и у соседа слева: выход 1-го Украинского фронта на Калиш терял свое значение. Маршалу Коневу указали в качестве основного направление на Бреслау.

Само собой разумеется, пока уточнялись планы, подготовка к операции шла своим чередом. Сосредоточивались резервы. Фронты пополнялись всем необходимым.

К концу ноября картина предстоящего наступления определилась полностью, хотя планы операций были утверждены Ставкой только в конце декабря. В последующем в них вносились лишь частные изменения. Наиболее существенная из таких частностей — изменение срока начала операций — была обусловлена критическим положением наших союзников в Арденнах. В середине декабря немцы предприняли там очень энергичные действия, и глава тогдашнего правительства Великобритании У. Черчилль вынужден был взывать о помощи к И. В. Сталину.

Верные своим союзническим обязательствам, советские войска перешли в решительное наступление 12 января. Темпы его, как уже отмечалось, превзошли все наши ожидания. На центральном направлении войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов уже к 24 января достигли рубежа Познань-Бреслау. Основные силы оборонявшейся в Польше немецкой группы армий «Центр» потерпели тяжелое поражение. Остатки их отходили на запад и северо-запад.

Анализ положения, сложившегося к концу января 1945 г., подтверждал ранее сделанный нами вывод о необходимости безостановочного наступления, вплоть до овладения Берлином. Однако в то время нельзя еще было ставить знак равенства между падением Берлина и полной капитуляцией Германии. Ведь у противника пока сохранялись достаточно сильные группировки войск в Западной Европе, а также в Венгрии. Только в районе Будапешта он имел, по тогдашним нашим подсчетам, одиннадцать танковых дивизий и другие войска, которые в состоянии были продержаться еще какой-то, вероятно недолгий, срок. Мы располагали данными о намерении Гитлера продолжать борьбу в так называемой альпийской крепости. Знали об этом и союзники; У. Черчилль спрашивал Сталина относительно советских планов на случай, если Гитлер «переберется на юг»{171}. Но в любом случае, конечно, взятие Берлина окончательно подрывало устои «третьего рейха».

Чтобы не допустить серьезных просчетов, Ставка и Генеральный штаб, как бывало обычно и ранее, не стали принимать окончательного решения по второму этапу кампании, не посоветовавшись предварительно с командующими фронтами. Когда паши армии вышли на рубеж Познань-Бреслау, Москва запросила мнение командующих 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами относительно характера их дальнейших действий.

26 января 1945 г. Генштаб получил решение командующего 1-м Белорусским фронтом о безостановочном, по существу, наступлении вплоть до овладения немецкой столицей. Предполагалось за четыре дня подтянуть войска, особенно артиллерию, собрать тылы, пополнить боевые запасы, привести в порядок материальную часть танковых соединений, внести в первый эшелон 3-ю ударную армию и 1-ю армию Войска Польского с тем, чтобы 1-2 февраля продолжить наступление всеми силами фронта. Ближайшая задача — с ходу форсировать Одер. Последующая — удар на Берлин. При этом 2-я гвардейская танковая армия должна была охватывать его с северо-запада, а 1-я — с северо-востока.

Днем позже поступило решение командующего 1-м Украинским фронтом. Он тоже намеревался действовать без заметной паузы. Наступление намечалось продолжить 5-6 февраля и к 25-28 февраля выйти на Эльбу, а правым крылом во взаимодействии с 1-м Белорусским фронтом овладеть Берлином.

Такой же точки зрения держался и Верховный Главнокомандующий. 4 февраля 1945 г. на знаменитой Ялтинской конференции, он, как вспоминает У. Черчилль, дал весьма оптимистическую оценку обстановки, отметив, что фронт противника прорван и немцы лишь заделывают дыры.

Мнения, следовательно, у всех сошлись на одном — нужно продолжать безостановочное наступление и овладеть Берлином. Фронты получили на сей счет необходимые указания из Москвы и в свою очередь поставили задачи армиям.

Генштаб беспокоила лишь одна деталь: каким образом наступление на Берлин двух фронтов согласовать с указанием Сталина о том, чтобы столицу фашистской Германии брали войска под командованием Г. К. Жукова? После жарких дебатов предложено было утвердить решения обоих командующих фронтами. Ставка с этим согласилась, однако разграничительную линию между фронтами установила на основании рекомендаций маршала Жукова от 26 января: Смигель, Унруштадт, река Фаулеобра, река Одер, Ратцдорф, Фридланд, Гросс-Керис, Михендорф. Такая разгранлиния фактически оттирала 1-й Украинский фронт к югу от Берлина, не оставляя ему никакого окна для удара по германской столице; правое его крыло направлялось на Губен и Бранденбург.

Получалась явная несуразица: с одной сторонь утвердили решение маршала Конева — правым крылом наступать на Берлин, а с другой — установили разграничительную линию, которая но позволяла этого сделать, Мы рассчитывали лишь на то, что до Берлина еще далеко и нам удастся устранить возникшую нелепость. В ходе операции обстановка сама должна была внести необходимую поправку. Так оно и случилось. Но не в феврале, не в марте и даже не в апреле. Дальнейшее развертывание событий не позволило нам провести наступление на Берлин в задуманные сроки.

1 февраля 1945 г. войска 5-й ударной, а вслед за ней и 8-й гвардейской армий 1-го Белорусского фронта совершили бросок на западный берег Одера и частью сил захватили небольшие плацдармы в районе крепости Кюстрин. Сама крепость осталась, однако, в руках противника. Южнее на Одер вышла 69-я армия, в полосе которой, близ Франкфурта, немцы в свою очередь удерживали плацдарм. Достигла Одера и 33-я армия. Далее следовал небольшой разрыв, а затем уступом к югу позиции по Одеру занял соседний 1-й Украинский фронт.

На этом рубеже советские войска были остановлены.

Оперативное положение складывалось для нас неблагоприятно. Вперед выдвинулся 1-й Белорусский фронт, рвавшийся на Берлин, но не способный в данный момент овладеть им. На берлинском направлении он имел фактически только четыре общевойсковые и две танковые армии в ослабленном составе. Помимо больших боевых потерь, две из них (8-я гвардейская и 69-я) вынуждены были оставить часть сил для борьбы с окруженным гарнизоном Познани, а одна (5-я ударная) наряду с наступлением на Берлин продолжала осаду Кюстрина.

Остальные свои общевойсковые армии маршалу Г. К. Жукову пришлось повертывать на север, в направлении Восточной Померании, где противник накапливал значительные силы и оказывал ожесточенное сопротивление нашим войскам по мере их продвижения через Польшу. Постепенно у 1-го Белорусского фронта образовался растянутый на сотни километров фланг. Обеспечивали его 3-я ударная, 1-я польская, 47-я и 61-я армии. Притом и у них часть сил была отвлечена на борьбу с окруженными немецкими войсками в Шнайдемюле и других населенных пунктах.

Растянутость фланга не давала возможности создать достаточно мощную ударную группировку на главном направлении, а нарастающее сопротивление противника таило угрозу прорыва его к нам в тыл. Угроза эта становилась еще более реальной потому, что между 1-м и 2-м Белорусскими фронтами существовал громадный и почти ничем не обеспеченный разрыв.

Г. К. Жуков попытался перегруппировать на главное направление 47-ю армию. Однако враг не позволил осуществить это намерение. Не удалось создать перелома в обстановке и путем частных операций по разгрому противника на фланге. Все это резко снижало наступательные возможности советских войск, но приказ Ставки об овладении Берлином не отменялся.

Неприятельские силы в Восточной Померании быстро росли. У нас же с каждым днем ряды редели. В 8-й гвардейской армии, например, прошедшей с непрерывными, тяжелыми боями около 500 км, полки были уже двухбатальонного состава, а в ротах оставалось по 22-45 человек. То же самое наблюдалось и в других наших армиях, нацелившихся на Берлин.

Чрезвычайно трудно было с материальным обеспечением. Войска испытывали острый недостаток в боеприпасах. Снаряды и патроны подвозились со складов, еще располагавшихся восточнее Вислы.

8 февраля 1945 г. командующий 8-й гвардейской армией В. И. Чуйков докладывал Г. К. Жукову:

«Обеспеченность боеприпасами в армии в среднем 0,3-0,5 бк. Ежедневный расход боеприпасов большой...

Автотранспорт армии не в состоянии обеспечить плечо подвоза из района р. Висла.

Погруженные железнодорожные вертушки 2 февраля 1945 года на ст. Соболеве до 8 февраля 1945 года на станцию выгрузки армии Шверзенц не прибыли.

Прошу в связи с усилившимися активными действиями противника на плацдарме и продолжающимися боями в г. Познань содействовать в подаче боеприпасов в ближайшие два-три дня».

Одновременно командарм донес:

«43-я пушечная бригада дальше двигаться не может. Трактора рассыпались. Ремонт производить невозможно, запасных частей нет».

Подобные же телеграммы следовали из 5-й ударной, 69-й, 33-й армий. Все просили о содействии, о помощи, а возможностей для этого было не так уж много.

Выходили из трудностей по-разному. Та же 8-я гвардейская в боях по расширению плацдарма использовала трофейные вооружение и боеприпасы. Но планировать развитие успеха и овладение столицей врага, надеясь только на трофеи, было бы непростительным легкомыслием.

Нехватка боеприпасов и горючего не позволяла должным образом использовать нашу главную огневую силу того времени — артиллерию. А без нее все попытки наступать заранее обрекались на неудачу.

С выходом советских войск к Одеру изменилась и воздушная обстановка. Немецкая авиация резко повысила боевую активность, особенно по отношению к войскам, располагавшимся на плацдармах. Базируясь на стационарный берлинский аэроузел, она могла действовать даже при сильных снегопадах и дождях, совершенно испортивших грунтовые аэродромы, с которых летали основные силы нашей 16-й воздушной армии. К тому же и такие несовершенные базы находились у нас на удалении 120 -140, км от линии фронта. При таком положении фронтовая авиация была не в состоянии оказать необходимую поддержку наземным войскам, тогда как противник в отдельные дни делал более 3000 самолето-пролетов и явно господствовал в воздухе. Возникло много неотложных вопросов противовоздушной обороны. Пришлось, в частности, спешно перемещать с других фронтов зенитную артиллерию.

В сложившейся обстановке немцы могли перехватить у нас инициативу и сорвать задуманную операцию. Они внимательно следили за нашими действиями и еще в конце января, когда мы принимали решение о безостановочном наступлении на Берлин, уже приступили к осуществлению некоторых важных контрмер. На Одер, где оборонялись главные силы 9-й армии, были двинуты несколько офицерских школ и резервные соединения. Оборона берлинского направления в целом поручалась ведомству СС, а сам Гиммлер назначался командующим вновь созданной группой армий «Висла». Первоначально в состав этой группы вошли 9-я и 2-я армии.

Дело, конечно, не в том, что Гиммлер стал командующим группой армий: этим немецкое командование не усиливалось, а, скорее, ослаблялось. Главное заключалось в другом: путем экстраординарных мер противнику удалось в короткий срок изменить в свою пользу соотношение сил на берлинском направлении, особенно на его восточно-померанском фланге, и поставить наши войска в крайне невыгодное положение.

Непосредственно берлинское направление обороняла 9-я армия, имея часть сил восточнее Одера. 2-я армия располагалась в Восточной Померании, ведя одновременную борьбу с войсками правого крыла 1-го и левого крыла 2-го Белорусских фронтов.

По немецким данным, на 1 февраля в 9-й армии имелось пять пехотных дивизий и одна танковая. 2-я армия включала в себя 13 пехотных дивизий и одну танковую. В резерв группы «Висла» прибывали две пехотные дивизии и одна бригада. К сожалению, в то время мы еще не располагали этими данными и наши выводы о противнике оказались не совсем правильными. По нашим тогдашним подсчетам, перед 1-м Белорусским фронтом имелось всего 11 дивизий и несколько отрядов.

С приближением боевых действий к центру Германии у противника возрастали возможности маневра силами и средствами. Сеть железных дорог и отличных шоссе была здесь весьма плотной. К тому же враг все еще мог в какой-то мере использовать море для перебросок войск из Курляндии. Морем только в первую декаду февраля было доставлено в Померанию несколько соединений из Курляндского загона.

К 10 февраля немцы сформировали новую, 11-ю армию, которая заняла полосу к западу от 2-й армии. С этого момента в группе «Висла» имелось уже 38 дивизий (в том числе шесть танковых) и шесть бригад. К ним следует еще прибавить войска, не входившие организационно в группу «Висла», но действовавшие в полосе 11-й и 2-й армий (в последующем на базе их были развернуты две дивизии — «Бервалъде» и «Кезлин»),

Возможности противника по наращиванию сил на важнейших стратегических направлениях, в том числе на берлинском, этим, однако, не исчерпывались. На Крымской конференция руководителей трех великих держав 4 февраля 1945 г. генерал армии А. И. Антонов привел такие данные:

«а) На нашем фронте уже появились:

из центральных районов Германии — 9 дивизий
с западноевропейского фронта — 6 дивизий
из Италии — 1 дивизия
____________________
16 дивизий

б) Находятся в переброске:

— 4 танковые дивизии
- 1 моторизованная дивизия
___________________
- 5 дивизий

в) Вероятно, будут еще переброшены до 30-35 дивизий (за счет западноевропейского фронта, Норвегии, Италии и резервов, находящихся в Германии).

Таким образом, на нашем фронте может дополнительно появиться 35-40 дивизий»{172}.

Если учесть, что многие из этих дивизий противник пополнил личным составом до нормы, а наши дивизии в среднем насчитывали тогда по 4 тыс. человек, если учесть все трудности, какие испытывали мы с подвозом боеприпасов, горючего и других материальных средств, и временное господство в воздухе немецкой авиации, становится совершенно очевидным, почему для насчитало невозможным продолжение безостановочного наступления на Берлин. Это было бы преступлением, на которое, естественно, не могли пойти ни советское Верховное Главнокомандование, ни Генеральный штаб, ни командующие фронтами.

Как подтвердили дальнейшие события, прогноз Генштаба в основе своей оказался правильным. В феврале 1945 г. немецко-фашистское командование действительно располагало крупными силами для обороны Берлина и в случае необходимости могло еще увеличить их. Даже при последнем издыхании фашистский зверь оставался опасным зверем, способным унести в могилу сотни тысяч человеческих жизней. А помимо того, неудача под Берлином грозила обернуться и скверными политическими последствиями.

Одновременно с данными о крупных перегруппировках неприятельских войск Генеральный штаб получил сведения о намерении немецко-фашистского командования воспользоваться невыгодным при обороне положением выдвинувшихся вперед армий 1-го Белорусского фронта и отсечь их встречными ударами на юг — из района Арнсвальде в Померании и на север — с рубежа Глогау-Губен в Силезии. Теперь известно, что этот план отстаивал начальник генерального штаба сухопутных сил Германии Гудериан и должен он был проводиться с молниеносной быстротой, пока мы не подтянули сюда достаточно крупных сил. Уже в последних числах января противник вел практическую работу по согласованию действий войск, привлекавшихся для осуществления такого замысла.

Размеры опасности, возникавшей на правом крыле 1-го Белорусского фронта, всесторонне взвешивались в Москве. На этот счет Верховный Главнокомандующий и Генеральный штаб постоянно вели переговоры с Г. К. Жуковым в его штабом, а также с командующими армиями непосредственно. Для проверки и уточнения данных о замыслах и силах противника на берлинском направлении и в Померании широко использовались и все другие источники информации.

Несколько меньше беспокоила нас угроза со стороны Силезии на стыке 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов. Там противнику предстояло еще создать ударную группировку, а в момент контрудара он должен был форсировать Одер и совершить довольно рискованный фланговый маневр на север.

Не лишне, мне кажется, еще раз вспомнить здесь и относительно политических маневров фашистской Германии. Ведь именно в это время она активно нащупывала пути для заключения сепаратного мира с США и Англией. Многие из главарей «третьего рейха» плели сложную паутину переговоров в расчете на то, чтобы поссорить членов антигитлеровской коалиции, выиграть время и добиться от наших союзников сделки с фашизмом за спиной СССР. В такой обстановке, накладывавшей особую историческую ответственность за каждое решение, нельзя было действовать опрометчиво. Ставка, Генеральный штаб, Военные советы фронтов снова и снова сопоставляли наши возможности с возможностями противника и в конечном счете единодушно пришли к прежнему выводу: не накопив на Одере достаточных запасов материальных средств, не будучи в состоянии использовать всю мощь авиации и артиллерии, не обезопасив фланги, мы не можем бросить свои армии в наступление на столицу Германии. Риск в данном случае был неуместен. Политические и военные последствия в случае неудачи на завершающем этапе войны могли оказаться для нас крайне тяжелыми и непоправимыми.

В первую очередь следовало сорвать вражеские планы встречных ударов из Восточной Померании и Силезии, быстрее нанести поражение немецко-фашистским войскам, сосредоточенным на флангах. Частными операциями 1-го Белорусского фронта решить такую задачу было немыслимо. Тут требовалось сочетание усилий трех фронтов: 2-го Белорусского. 1-го Белорусского и 1-го Украинского. Практически предусматривалось уже 8 февраля начать операцию 1-го Украинского фронта, в ходе ее разгромить очень сильную группировку противника в Нижней Силезии и тем самым снять угрозу флангового удара с этого направления. Так же незамедлительно 2-й Белорусский фронт должен был повернуть в Восточную Померанию, разгромить там 2-ю немецкую армию и выйти к портам Балтийского моря. Наконец, главным силам 1-го Белорусского фронта, в том числе его танковым армиям, надлежало обрушиться против нависшей над его флангом штаргардской группировки.

Такой план вполне соответствовал задачам момента и был принят Ставкой.

Нижне-Силезская операция 1-го Украинского фронта с самого ее начала развивалась очень успешно. Район Глогау был очищен от противника. После этого задуманный немецко-фашистским командованием встречный удар получиться уже не мог, поскольку враг безвозвратно потерял здесь исходные рубежи, а его силезская группировка понесла серьезное поражение. Дальнейшее продвижение наших войск было остановлено лишь на реке Нейсе.

На 2-м Белорусском фронте дела складывались несколько иначе. Он перешел в наступление 10 февраля, не имея времени для создания достаточно мощной ударной группировки. Силы фронта были разобщены и продвигались вперед медленно. Сказывались, конечно, и последствия прошлых боев. 26 его дивизий имели Личного состава по 3 тыс., восемь дивизий — по 4 тыс. человек. Исправных танков насчитывалось всего 297. Авиационная поддержка вследствие удаленности значительной части аэродромов была затруднена. Переданная фронту из резерва Ставки 19-я армия находилась еще на марше. В то же время противник, опираясь на заранее подготовленные оборонительные сооружения, используя лесисто-озерную местность, оказал здесь очень упорное сопротивление. К 14 февраля, т. е. за пять дней наступления, нашим войскам удалось продвинуться только на 10-30 км.

1-й Белорусский фронт к этому моменту еще не был готов наступать главными силами и вел ограниченные боевые действия. Угроза же флангового удара из Померании не только не снималась, а. наоборот, день ото дня возрастала.

15 февраля Верховный Главнокомандующий потребовал от Г. К. Жукова и К. К. Рокоссовского доложить соображения относительно дальнейших действий. Рокоссовский предложил развернуть до 24 февраля резервную 19-ю армию и 3-й гвардейский танковый корпус на левом крыле 2-го Белорусского фронта, с тем чтобы нанести отсюда сосредоточенный удар в направлении Кезлина, выйти на побережье Балтийского моря, разрезав померанскую группировку противника и облегчив тем самым ее последующее уничтожение.

Жуков намеревался силами правого крыла 1-го Белорусского фронта отбросить противника, перерезать его коммуникации на запад и тем помочь своему соседу быстрее выдвинуться к Штеттину. Начать эту операцию намечалось 19 февраля.

И. В. Сталин с предложениями командующих согласился, и фронты приступили к практической подготовке задуманных операций.

События, однако, развернулись по-иному. Уже 17 февраля из района Штаргарда противник предпринял сильный контрудар по войскам 1-го Белорусского фронта и потеснил их к югу на 8-12 км. Поскольку 2-й Белорусский фронт мог успешно действовать лишь через неделю, не исключалась возможность появления; на этом же направлении части сил 2-й немецкой армии. Враг имел реальную возможность использовать ее для развития удара во фланг и тыл нашим армиям, нацеленным на Берлин. Опасность эта еще более усугублялась тем, что 1-й Белорусский фронт как раз в то время производил перегруппировку.

Учитывая создавшееся положение, Г. К. Жуков 20 февраля доложил в Ставку о необходимости временного перехода к жесткой обороне по всему 1-му Белорусскому фронту, в том числе и на Одере. До начала наступления войск 2-го Белорусского фронта он намеревался изматывать врага, а затем частью сил нанести удар на Голлнов, чтобы отрезать немецко-фашистскую группировку в Восточной Померании от остальной Германии. При наличии же успеха у К. К. Рокоссовского предлагалось перейти в наступление всеми силами правого крыла 1-го Белорусского фронта в северо-западном направлении и совместными усилиями со 2-м Белорусским фронтом полностью уничтожить врага в Восточной Померании.

Соображения Г. К. Жукова были внимательно рассмотрены, и Верховный Главнокомандующий утвердил их к исполнению.

Временный переход к обороне на берлинском направлении позволил выделить значительные силы для разгрома противника в Восточной Померании. Боевые действия в этом районе велись с 24 февраля по 4 апреля 1945 г. силами двух взаимодействующих фронтов, а на заключительном этапе им содействовал еще и Краснознаменный Балтийский флот.

Все удары противника из района Штаргарда были успешно отражены войсками 1-го Белорусского фронта. Затем, уже 1 марта, правым своим крылом этот фронт двинулся вперед, имея на штаргардско-кольбергском направлении сильную ударную группировку, острие которой составляли 1-я и 2-я гвардейские танковые армии. Упорное сопротивление немцев было решительно сломлено, и 4 марта в районе Кольберга советские танки вышли к берегу Балтийского моря, отрезав значительную часть восточно-померанской группировки врага. В результате этих и последующих боев оказались полностью разгромленными И пехотных, две моторизованные и одна танковая дивизии, входившие в состав бывшей 11-й немецкой армии. Говорю «бывшей» потому, что под конец этих боев 11-я армия была преобразована в 3-ю танковую армию.

В то же время ударная группировка 2-го Белорусского фронта развивала наступление на Кезлин. Противник уже в ходе операции усилил оборонявшуюся здесь 2-ю немецкую армию соединениями, прибывшими из Курляндии, и свежими пополнениями из других районов Германии. Если к началу нашего наступления в ней было 13 пехотных дивизий, две танковые дивизии и три бригады, то к 1 марта в ее составе воевало 18 пехотных, две танковые и одна моторизованная дивизии, а также пехотная и танковая бригады. Все эти соединения были разбиты наголову. Остатки их пытались было засесть в укреплениях Данцига и Гдыни, используя помощь своего военно-морского флота. Однако советские войска штурмом овладели и этими укреплениями, захватив только в Данциге 10 тыс. пленных, много вооружения и боевой техники.

4 апреля ликвидация группировки противника в Восточной Померании была завершена. Опасность срыва наступления наших войск на Берлин ударами во фланг и тыл с этой территории Германии теперь совершенно исключалась.

Вынужденная отсрочка Берлинской операции, которой нельзя было избежать, гарантировала нам безусловную победу. Хорошо подготовленная и но всех отношениях обеспеченная, эта операция приобрела действительно сокрушительный характер. Наши последние удары по врагу в апреле-мае 1945 г. были неотвратимы, как сама судьба.

Таковы исторические факты.

Работа Генштаба по планированию завершающих ударов крайне осложнялась категоричным решением Сталина об особой роли 1-го Белорусского фронта. Овладеть столь крупным городом, как Берлин, заблаговременно подготовленным к обороне, одному фронту, даже такому мощному, как 1-й Белорусский, было не под силу. Обстановка настоятельно требовала нацелить на Берлин по крайней мере еще и 1-й Украинский фронт. Причем, конечно, нужно было как-то избежать малоэффективного лобового удара главными силами.

Пришлось вновь вернуться к январской идее — брать Берлин, используя обходящие удары 1-го Белорусского фронта с севера и северо-запада и 1-го Украинского фронта с юго-запада и запада. Встреча войск обоих фронтов намечалась в районе Бранденбурга, Потсдама.

Все свои дальнейшие расчеты мы строили, исходя из самых неблагоприятных обстоятельств: неизбежности тяжелых и затяжных боев на берлинских улицах, возможности контрудара немцев по внешней стороне кольца окружения с запада и юго-запада, восстановления неприятельской обороны к западу от Берлина и вытекающей отсюда необходимости продолжать наступление. Допускалось даже такое стечение обстоятельств, при котором наши западные союзники по каким-то причинам не сумеют преодолеть сопротивление противостоявших им вражеских войск и надолго застрянут на месте. 546

Вопрос относительно действий союзников вскоре, однако, был снят. Медленно и осторожно они двинулись вперед. В течение февраля и марта союзные армии отбросили противника за Рейн и в отдельных местах захватили плацдармы на его восточном берегу.

Чрезвычайно важные последствия имели боевые действия в западной Венгрии на венском направлении. Гитлер намеревался разбить здесь советские войска, восстановить фронт на Дунае и перебросить высвободившиеся силы, в первую очередь танковые, под Берлин. В этом районе сосредоточивались резервы из Италии и Западной Европы, в частности 6-я танковая армия СС.

Пытаясь создать перелом в свою пользу, противник перешел в контрнаступление против 3-го Украинского фронта. В течение десяти дней длилось крайне ожесточенное сражение у озера Балатон. Очередная гитлеровская авантюра, конечно, провалилась, и наши поиска сразу же вслед за тем повели наступление на Вену. Ставка заранее предупредила командующего 3-м Украинским фронтом о необходимости сохранить для этого 9-ю гвардейскую армию, не втягивать ее в Балатонское сражение. В то же время с севера на столицу Австрии надвигались войска 2-го Украинского фронта, а 4-й Украинский — день за днем вышибал противника из Карпат, Закарпатья и Восточной Чехословакии.

13 апреля Вена была освобождена, и наши войска двинулись дальше на запад. Такое развитие событий не только благоприятствовало нам под Берлином, но и заметно активизировало союзников. Теперь они продвигались в более высоких темпах. Окруженная ими в Руре значительная группировка немецких войск была затем рассечена и вскоре прекратила сопротивление. Основные англо-американские силы, преодолевая слабое противодействие, устремились к Эльбе и побережью Балтики в районе Любека.

Не оставалось никакого сомнения в том, что союзники намерены ранее нас захватить Берлин, хотя по Ялтинским соглашениям столица Германии относилась к зоне оккупации советских поиск. Из мемуаров покойного Черчилля теперь известно, как он подстрекал на это Рузвельта и Эйзенхауэра. В послании президенту США от 1 апреля 1945 г. Черчилль писал: «Ничто не окажет такого психологического воздействия и не вызовет такого отчаяния среди всех германских сил сопротивления, как падение Берлина. Для германского народа это будет самым убедительным признаком поражения. С другой стороны, если предоставить лежащему в руинах Берлину выдерживать осаду русских, то следует учесть, что до тех пор, пока там будет развеваться германский флаг, Берлин будет вдохновлять сопротивление всех находящихся под ружьем немцев.

Кроме того, существует еще одна сторона дела, которую вам и мне следовало бы рассмотреть. Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу, и не может ли это привести их к такому умонастроению, которое вызовет серьезные и весьма значительные трудности в будущем? Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток и что в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять. Это кажется разумным и с военной точки зрения»{173}.

Но и мы не дремали. У нас в Генеральном штабе к тому времени были уже разработаны все основные соображения по Берлинской операции. В процессе этой работы мы поддерживали теснейший контакт с начальниками фронтовых штабов А. М. Боголюбовым, М. С, Малининым, В. Д. Соколовским (в последующем с И. Е. Петровым), и, как только обнаружились первые симптомы поползновений союзников на Берлин, последовал немедленный вызов в Москву Г. К. Жукова и М. С. Конева.

31 марта Генеральный штаб рассмотрел совместно с ними замысел дальнейших действий фронтов. Маршал Конев очень разволновался при этом по поводу разграничительной линии с 1-м Белорусским фронтом; она не давала ему возможности для удара по Берлину. Никто, однако, в Генштабе не смог снять это препятствие.

На следующий день, 1 апреля 1945 г., план Берлинской операции обсуждался в Ставке. Было подробно доложено об обстановке на фронтах, о действиях союзников, их замыслах. Сталин сделал отсюда вывод, что Берлин мы должны взять в кратчайший срок; начинать операцию нужно не позже 16 апреля и все закончить в течение 12-15 дней. Командующие фронтами с этим согласились и заверили Ставку, что войска будут готовы вовремя.

Начальник Генштаба счел необходимым еще раз обратить внимание Верховного Главнокомандующего на разграничительную линию между фронтами. Было подчеркнуто, что она фактически исключает непосредственное участие в боях за Берлин войск 1-го Украинского фронта, а это может отрицательно сказаться на сроках выполнения задач. Маршал И. С. Конев высказался в том же духе: что разумно нацелить часть сил 1-го Украинского фронта, особенно танковые армии, на юго-западную окраину Берлина.

Сталин пошел на компромисс: он не отказался полностью от своей идеи, но и не отверг начисто соображений И. С. Конева, поддержанных Генштабом. На карте, отражавшей замысел операции, Верховный молча зачеркнул ту часть разгранлинии, которая отрезала 1-й Украинский фронт от Берлина, довел ее до населенного пункта Люббен (в 60 км к юго-востоку от столицы) и оборвал.

— Кто первый ворвется, тот пусть и берет Берлин, — заявил он нам потом.

Генштаб был доволен таким оборотом дела. Эта проклятая разгранлиния не давала нам покоя более двух месяцев. Не возражал и маршал Конев. Его это тоже устраивало.

В тот же день И. В. Сталин подписал директиву командующему поисками 1-го Белорусского фронта об операции по овладению Берлином и выходе до конца месяца на Эльбу. Главный удар предполагалось нанести с кюстринского плацдарма силами четырех общевойсковых и двух танковых армий, причем последние следовало вводить к действие лишь после прорыва обороны противника для развития успеха в обход Берлина с севера и северо-востока. На главном же направлении надлежало использовать и второй эшелон фронта — 3-ю общевойсковую армию генерал-полковника А. В. Горбатова.

Директива командующему войсками 1-го Украинского фронта была отдана 2 апреля. Ему предписывалось разгромить вражескую группировку в районе Котбуса и южнее Берлина, не позднее десятого-двенадцатого дня операции выйти на рубеж Беелитц, Виттенберг и далее по Эльбе до Дрездена. Главный удар фронта назначался в направлении Шпремберга, Бельцига, т. е. на 50 км южнее Берлина. Танковые армии (3-я и 4-я гвардейские) намечалось ввести после прорыва обороны противника для развития успеха на главном направлении. В качестве дополнительного варианта Ставка предусмотрела возможность поворота танковых армий 1-го Украинского фонта на Берлин, но лишь после того, как они минуют Люббен.

А 6 апреля последовала директива и 2-му Белорусскому фронту. В овладении Берлином непосредственно он не участвовал, но имел очень ответственную задачу — наступать на запад севернее столицы Германии и, разгромив сильную штеттинскую группировку противника, обеспечить всю операцию с этого направления.

В окончательном своем виде замысел и план Берлинской операции, которая должна была подвести вооруженные силы фашистской Германии к капитуляции, предусматривали расчленение и окружение противника восточнее немецкой столицы с одновременным уничтожением окруженных войск. Стремительное продвижение Красной Армии на запад имело также целью предотвратить всякую возможность со стороны гитлеровцев создать новый фронт.

На основных направлениях наших завершающих ударов сосредоточивались мощные группировки войск с огромным количеством артиллерии, танков и авиации. Наступление началось в намеченный срок и закончилось полным разгромом противника. 2 мая Берлин прекратил сопротивление, а через шесть дней безоговорочно капитулировала вся фашистская Германия.

Завершающая кампания войны в Европе наиболее ярко продемонстрировала все преимущества наших Вооруженных Сил над гитлеровской военной машиной. Основные ее операции отличались ясностью политических целей, трезвым расчетом и реальностью. Советское стратегическое руководство умело опиралось здесь на опыт, выстраданный в ходе всей войны, в полной мере использовало дарования больших и малых военачальников — командующих фронтами, командармов, командиров соединений, частей и подразделений. Достойными помощниками его были штабы всех степеней, достигшие, к тому времени высокого уровня управления войсками.

Острие победного клина

И. А. ПЛИЕВ
генерал армии
дважды Герой Советского Союза

Родился 25 ноября 1902 г. в Северной Осетии. В Советской Армии с начала 1922 г., член КПСС с 1924 г.

В предвоенные годы окончил Военную академию им. М. В. Фрунзе, а в 1940 г.- Военную академию Генерального штаба.

Во время Великой Отечественной войны командовал гвардейской кавалерийской дивизией, гвардейскими кавалерийскими корпусами и конно-механизированными группами, затем 1-й гвардейской конно-механизированной группой, а при разгроме японских войск в Маньчжурии — объединенной конно-механизированной группой советско-монгольских войск.

В послевоенные годы — командующий рядом общевойсковых армий, командующий Северо-Кавказским военным округом, в настоящее врем» на ответственной работе в Министерств обороны СССР.

Двадцать пять лет минуло после Великой Отечественной войны, четверть века отделяет нас от грома великих сражений. Но ярко живут в памяти и радости побед над гитлеровскими захватчиками, и имена боевых друзей, многие из которых не дожили до дня Победы, пав на полях сражений.

На заключительном этапе войны мне довелось участвовать в боях за освобождение Венгрии и Чехословакии. Воспоминаниями о событиях, связанных с этими сражениями, мне и хотелось, бы поделиться с людьми нового поколения, выросшими под мирным небом нашей великой Родины.

* * *

Будапештская операция, начавшаяся 29 октября 1944 г., привела к выходу Венгрии из войны на стороне Германии. Это были тяжелые и по напряжению, и по сложности обстановки сражения. Вокруг каждого населенного пункта вспыхивали кровопролитные, упорные бои.

Это объяснялось и сокращением фронта вооруженной борьбы, когда враг мог создавать более плотные группировки войск, и тем, что здесь назревало решение как военных, так и политических вопросов. Гитлеровское командование знало, что военное поражение в Венгрии повлечет за собой потерю союзника, не только воевавшего на стороне Германии, но и снабжавшего ее военной продукцией.

Важнейший центр промышленности Венгрии, как известно, — Будапешт. В самом городе и его окрестностях тогда располагалось около половины промышленных предприятий страны и почти 80 процентов машиностроительных заводов. В 50 км западнее Будапешта, и горах Вертеш, находятся основные месторождения бокситов, усиленно вывозившихся в фашистскую Германию. В районе города Надьканижа, расположенного около югославской границы, имеются месторождения нефти, львиная доля которой также вывозилась в Германию. Этот перечень можно было бы продолжить, но и без того ясно, что перспектива потери такого важного экономического района заставляла немецкое командование принимать решительные меры, чтобы задержать советские войска, столь успешно наступавшие на территории Венгрии.

Командование 2~го Украинского фронта, учитывая напряженную и неустойчивую политическую обстановку в Венгрии (отстранение гитлеровцами регента Хорти и создание профашистского правительства Салаши) и важность быстрейшего вывода ее из войны на стороне Германии, еще в ходе Дебреценской операции готовило решающий удар на Будапешт.

С этой целью к концу октября было произведено сосредоточенно значительных сил на левом крыле фронта. Сюда была переведена 7-я гвардейская армия генерал-полковника М. С. Шумилова. В районе Карцага сосредоточились выведенные в резерв фронта 6-я гвардейская танковая армия и 18-й танковый корпус. С юга на Будапешт нацеливалась 57-я армия соседнего 3-го Украинского фронта.

Одновременно войска правого крыла 2-го Украинского фронта, куда входила и наша конно-механизированная группа, продолжали наступление на Ньиредьхазу, Мишкольц, имея целью сковать, разбить силы противника и сорвать переброску их в район Будапешта.

Будапештская операция началась успешным наступлением 46-й армии генерал-лейтенанта И. Т. Шлемина и действовавшего совместно с ней 2-го, а также введенного в сражение в полосе армии 4-го механизированных корпусов. В результате этого удара, поддерживаемого авиацией 5-й воздушной армии, войска — левого крыла 2-го Украинского фронта вышли к южным подступам Будапешта. До столицы Венгрии оставалось не более 25 км.

К Будапешту были срочно переброшены из района Мишкольца три танковые и одна моторизованная дивизии противника.

Это не было для нашего командования неожиданным, однако сказалось на темпах наступления, так как противник значительно усилил сопротивление. 46-я армия и приданные ей корпуса в течение 3 и 4 ноября предпринимали попытки прорвать оборону внешнего оборонительного обвода города.

Обстановка требовала ускорения темпов наступления других армий фронта, особенно 7-й гвардейской, наносившей удар севернее Будапешта.

Для совместных с ней действий 5 ноября перегруппировывалась в район Уйсаса, восточнее его и севернее Сольнока, 1-я гвардейская конно-механизированная группа, которой в то время мне довелось командовать.

Организационное оформление штатной конно-механизированной группы было логическим завершением тех качественных и количественных изменений, которые произошли в подвижных войсках к концу 1944 г. Быстро и широко развивающаяся танковая промышленность позволила еще в 1942 г. развернуть формирование значительного числа танковых и механизированных соединений и объединений.

Это с закономерной неизбежностью сразу же повлекло за собой все большее снижение удельного веса чисто кавалерийских соединений в операциях, проводимых советскими войсками. Причем шло оно не путем сокращения численности конницы, а посредством значительного увеличения танковых и механизированных соединений и объединений. Кавалерия в «чистом» виде, как самостоятельный род войск, стала утрачивать свое былое значение, заменяться смешанными конно-механизированными группами, в которых кавалерийские соединения были значительно усилены включением в их состав танковых, артиллерийских и других средств.

Конно-механизированная группа, о которой рассказывается здесь, являлась во всех отношениях эффективным оперативным объединением. Для управления группой был сформирован штаб и выделены необходимые средства связи. По решению командующего фронтом маршала Р. Я. Малиновского, группа должна была оказать помощь 7-й и 53-й армиям, нанеся удар от Сольнока на север и смяв оборону противника по западному берегу Тисы. Там, к северу от железной дороги Будапешт- Сольнок, оборонялись немецкие 4-я моторизованная дивизия СС, 8-я кавалерийская СС и 76-я пехотная дивизии, а также хортистские 6-я пехотная и 12-я легкопехотная дивизии.

Сосредоточение корпусов группы и подготовка к наступлению были закончены к 10 ноября. К тому времени войска 7-й гвардейской и наступавшей севернее ее 53-й армий довольно успешно закончили форсирование Тисы и отбросили от нее противника, Конно-механизированной группе была поставлена задача войти в прорыв на участке Соболк, Уйсас и развить наступление в общем направлении на Ясапати, Ясароксаллаш.

В эти дни у нас в каждом подразделении зачитывалось обращение Военного совета фронта к казакам-гвардейцам, выпущенное листовкой. В нем говорилось, что приближается решительный час окончательного разгрома гитлеровской Германии. И это значило — приближается мир. Все чувствовали, что мир уже недалеко, он находится где-то за Татрами и Бескидами, за Восточными Альпами, Богемским лесом и Рудными горами. Туда и рвались сердца наших воинов. В войсках группы царило торжественное, приподнятое настроение. Это и понятно: Советские Вооруженные Силы успешно шли вперед, и уже никакой противник не мог остановить их. Но вместе с тем все понимали: впереди еще ждут нас жестокие бои, немалые потери.

Группа должна была вводиться в полосе наступления 7-й гвардейской армии, куда переносился главный удар фронта. Командующий армией имел приказ маршала Р. Я. Малиновского сконцентрировать на своем левом фланге не менее 1600 орудий, прорвать фронт обороны противника и обеспечить ввод в сражение нашей конно-механизированной группы, а также двух механизированных корпусов, переброшенных с южного участка фронта.

По этому же приказу мы должны были войти в прорыв, имея в первом эшелоне переданный в нашу группу 23-й танковый корпус. К исходу следующего дня нам надлежало перерезать железнодорожную и автомобильную магистрали Будапешт-Мишкольц, захватив попутно крупные населенные пункты Карачонд, Вамощдьерк, а также важные узлы дорог Каль и Дьёндьёш, расположенный у подножия гор Матра. Войскам группы предстояло пройти 50 км в условиях бездорожья, по местности, изрезанной густой сетью оросительных каналов и изобиловавшей множеством населенных пунктов, которые противник использовал для усиления обороны.

Наступило хмурое утро 11 ноября. Пронизывающе моросило. Венгерскую долину окутал туман, надежно скрывавший действия корпусов от наземного и воздушного противника.

В полосе 7-й гвардейской армии возобновилось решительное наступление в общем направлении на Хатван. Одновременно с нашей группой в сражение вступили и прибывшие на это направление 2-й и 4-й гвардейские механизированные корпуса.

Начавшееся наступление должно было, по замыслу командования фронта, привести к охвату Будапешта с северо-востока и севера. Намечалось совместно с войсками левого крыла фронта, которые наносили удар по противнику, оборонявшемуся на юго-восточных подступах к столице, окружить и ликвидировать будапештскую группировку. Значительное увеличение подвижных войск в полосе наступления армии создало на этом участке фронта высокую боевую активность.

В то же время боевые действия первого дня показали, что. противник, умело используя условия местности для жесткой обороны, прилагал все силы, чтобы остановить наше наступление в междуречье Тисы и Дуная. Он стремился перехватить инициативу и восстановить свою оборону по Тисе. Во всяком случае характер его действий показывал, что он не намерен отводить войска на правый берег.

Донесения, поступавшие от частей и соединений, свидетельствовали о высоком накале боев. Противник нес большие потери, но упорно сопротивлялся.

Меня всегда особенно беспокоили первые результаты сражения, поскольку в них закладывается и моральный, и оперативный фундамент успеха в целом. В данном случае большое значение имел захват первого мощного узла обороны на пути нашего наступления — крупного населенного пункта Ясладань, расположенного на железнодорожной линии Сольнок-Дьёндьёш. Понимая, что взять этот город без больших потерь можно только, если ворваться в него на плечах отходящего противника, танкисты 23-го танкового корпуса отлично справились с данной задачей. Они первыми вступили в Ясладань.

Героями дня были воины 3-го батальона капитана Куприянова 39-й танковой бригады. Первым в 13 часов на предельной скорости ворвался в город танк командира взвода лейтенанта Журавлева. Он и увлек за собой весь батальон. Танк коммуниста Журавлева раздавил шесть орудий, три пулемета, четыре автомашины. Пулеметным огнем он уничтожил около 30 вражеских солдат и офицеров.

Соревнуясь в отваге с Журавлевым, смело действовал комсорг 2-го батальона лейтенант А. М. Юсов. Проникнув в расположение противника, он направил свой танк на два орудия, у которых уже засуетились расчеты. Одно за другим они были уничтожены. В это время вражеская самоходка подбила танк Юсова. Машина загорелась и стала. Но героический экипаж продолжал неравную схватку. До последнего дыхания воинов горящий танк огнем из пушки и пулемета наносил потери врагу.

Далее на пути наступления был не менее сильный узел сопротивления Яскишер. 12 ноября конно-механизированная группа подошла к нему и завязала бой. Тайки и конница увязали в грязи, но с поразительным упорством продолжали преодолевать вражескую оборону, ломая отчаянное сопротивление гитлеровцев и салашистов и продвигаясь вперед. Храбрость и выносливость наших солдат и офицеров в боях тех дней, казалось, не имели предела. Каждое сражение рождало много новых героев. Среди бесчисленных подвигов наших воинов есть такие, которые запомнились во всех деталях.

Под Алаттьяном 14 ноября бессмертный подвиг совершил капитан Коврижко. Я хорошо помню этот населенный пункт. Он затерялся между городами Сольнок и Хатван, на берегу речушки Задьва, впадающей в Тису. Как и все другие населенные пункты, Алаттьян был подготовлен противником к продолжительной обороне. Наступал на этом участке 6-й гвардейский кавалерийский корпус. Он продвигался на Алаттьян вдоль Задьвы. В составе его 8-й гвардейской кавалерийской дивизии был танковый полк — кажется, 136-й, Командовал им полковник И. А. Солсохом. А капитан Коврижко был командиром одной из танковых рот этого полка.

Во время атаки рота была встречена сильным огнем противника. Танк капитана Коврижко ринулся на вражеский танк и, ведя огонь на ходу, подбил его. Стремительно маневрируя, он затем ворвался на огневую позицию противотанковой батареи гитлеровцев и успел раздавить два орудия. Однако одновременно получил прямое попадание и загорелся.

То, что произошло вслед за этим, трудно передать словами.

Танкисты роты получили по радио приказ своего бесстрашного командира: «За мной, вперед!» Все видели, как охваченный пламенем танк рванулся на врага и с ходу раздавил пулеметы. Немцы в ужасе бросились в стороны. Затем танк горящим факелом метнулся вправо на огневые позиции минометов, стоявших за сараем, и, раздавив два из них, устремился дальше. Когда населенный пункт был взят, казаки-морозовцы обнаружили догорающий танк капитана Коврижко...

Противник еще 11 ноября перебросил на будапештское направление значительные силы и средства и наращивал сопротивление. Много сил отнимали у наступающих раскисшая земля и топи. Тылы отставали, появились затруднения с подвозом материально-технических средств. Воспользовавшись всем этим, враг прилагал невероятные усилия, чтобы остановить наше наступление. И все же ему это не удавалось. Медленно, но верно продолжали мы продвигаться все дальше на север, захватывая один насоленный пункт за другим. Казаки выполняли клятву, данную родной Коммунистической партии, всему Советскому народу, своим землякам — трудящимся Кубани: «Бить смело и беспощадно врагов нашей Родины». Эта клятва была ответом на многочисленные письма с Кубани и из других мест нашей Родины от трудящихся заводов в фабрик, совхозов и колхозов учащейся молодежи, присланные нам к 27-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции.

15 ноября и в последующие дни мы продолжали наступление, Ведя непрерывные и большей частью тяжелые бои, группа продвигалась на север. Когда вышли в район северо-западнее Дьёндьёша, командир 4-го гвардейского кавалерийского корпуса гвардии генерал-майор В. С. Головской доложил, что противник проводит сильные контратаки танками и пехотой. Комкор просил ускорить выдвижение наших танков вперед.

Пришлось с небольшой оперативной группой выехать в 23-й танковый корпус. Оказалось, что он уткнулся в большой канал и не может его преодолеть из-за крутых скатов и отсутствия переправы. Подходы к каналу находились под сильным артиллерийско-минометным и пулеметным огнем.

Принял решение направить для обеспечения форсирования канала 176-й отдельный саперный батальон корпуса.

Саперные подразделения быстро выдвинулись к реке и энергично взялись за работу. Вокруг забурлили фонтаны взрывов, засвистели пули. А саперы как будто не замечали этого. Они самозабвенно трудились, не страшась смерти. Наша артиллерия прикрывала их сильным огнем, но враг не оставлял переправу. На моих глазах в шквале огня погиб взвод, которым командовал старший сержант коммунист Богданов. И тотчас же его место занял другой взвод. Погиб и командир роты старший лейтенант коммунист Стольников. А темпы работы все нарастали.

2 часа 40 минут продолжался подвиг этих беззаветно храбрых людей. За это время был построен мост, и по нему двинулись танки, артиллерия и боевая техника. Они успели вовремя и помогли генералу В. С. Головскому, успешно отразить все контратаки врага и удержать захваченный нами город Дьёндьеш.

Поскольку в день 27-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции нам не удалось организовать традиционные торжественные собрания, они проводились теперь в редкие минуты затишья. Командиры, политработники, коммунисты всюду, где позволяла обстановка, проводили беседы, короткие митинги, выпускали боевые листки. В эти дни многие, идя в бой, подавали заявления с просьбой принять их в партию. В заявлениях часто писали: «Если погибну, прошу считать меня коммунистом!»

Действуя в разведке, рядовой Аникин с честью выполнил боевое задание. А так как при этом он был ранен, его направили в медсанбат. Но перед тем как проститься с друзьями, Аникин обратился к секретарю партийного бюро: «Это был экзамен перед вступлением в партию. Теперь я знаю, что смогу быть коммунистом». И вытащив из левого кармана гимнастерки заявление, взволнованно спросил: «Примете?»

А дело было так.

Получив боевую задачу и проникнув в расположение противника, Аникин заметил на скате высоты крупнокалиберный пулемет. Возле него виднелись свежие воронки и труп гитлеровца. Солдат смекнул, что остальные укрылись где-то поблизости и в любой момент могут вернуться к пулемету. Недалеко от пулемета Аникин заметил вражеское орудие, которое вело огонь по нашим боевым порядкам. Аникин решил захватить пулемет и из него обстрелять орудие. И смелый разведчик, плотно прижимаясь к земле, пополз вперед.

«Каким долгим показался мне этот короткий путь! — рассказывал Аникин. — До пулемета рукой подать, силы выжимаю из себя до предела, а скорость ниже черепашьей. Только подполз, вижу: идут немцы. Вскинул я автомат, а он весь в грязи. Вдруг откажет! Но у наших ППШ русская душа. Не подвел. Сложил я этих фрицев одной очередью рядышком. Вот вам, думаю, «жизненное пространство». Довольствуйтесь.

Пулемет оказался исправным. Рядом коробки с лентами. Быстро развернул его, навел на расчет орудия и выпустил добрую половину ленты. Уцелевший гитлеровец бросился бежать? Тут у меня мелькнула мысль — вооружиться более крупным калибром. Я схватил пулемет, прикрепил к нему две коробки с лентами и рванулся к орудию. Не тут-то было! Пулемет оказался тяжелым, колеса вязли в грязи, ноги скользили. Было трудно дышать, в горле — как постного масла выпил. Когда добрался до орудия и изготовил пулемет, совсем иссяк.

Сел, отдышался, осмотрелся. И здесь была видна работа наших артиллеристов. Одно орудие разворотило прямым попаданием, другое стояло с открытым замком, а вокруг трупы. Оробел я малость: вокруг враги, а я один. Думаю: от безделья это. Поискал цель, заметил пулемет. Дал по нему прямой наводкой, веселее на душе стало.

Огляделся кругом, вижу — немецкая самоходка идет в моем направлении. Довернул орудие, жду, когда подойдет поближе. Стрелять боюсь, далеко. Промажу, не успею перезарядить. А ей стрелять, видно, неудобно, движется по скату, накренившись набок, и пробует снарядами твердость грунта за моей ОП. Тут меня осколком и царапнуло... Шарахнул я ее почти в упор. Немцы выскочили — на меня! Огрел я их из автомата и присел отдохнуть. Чувствую себя, как в крепости, на вооружении орудие, крупнокалиберный пулемет, два автомата (один прихватил у убитого немца) и куча гранат. А туг и наши подошли, сделали перевязку».

Когда сабельные эскадроны ворвались на позиции противника, казаки увидели у орудия раненого Аникина, подбитую самоходку, а вокруг трупы вражеских солдат. Кто-то из конников дружески заметил:

— Ну и натворил же ты тут, друг!

— Выхода другого не было, — ответил Аникин.

Очень хороший ответ. Именно так. У советского воина единственным выходом из трудного положения является подвиг...

К 26 ноября корпуса вышли на линию Чонкаш — Лёринци. Позади были двадцатидневные непрерывные жестокие бои, основательно измотавшие войска группы. В тот день мы получили директиву маршала Р. Я. Малиновского о передаче 7-й гвардейской армии занимаемого группой рубежа. Одновременно приказывалось выделяемым из состава нашего объединения войскам вновь организуемой 2-й гвардейской конно-механизированной группы выйти в резерв фронта и начать подготовку к дальнейшим действиям в новом направлении.

С уходящими от нас соединениями мы тепло, по-братски простились, пожелав им больших новых удач.

К концу ноября 1944 г. 2-й Украинский фронт глубоко вклинился во вражескую территорию к северу и северо-востоку от Будапешта. Здесь войска остановились и начали подготовку решающего удара по будапештской группировке противника.

Командование фронта создало две ударные группировки. Им предстояло прежде всего отрезать пути отхода противника на север и на запад. Для этого одна из них, главная, должна была нанести удар из района Хатвана, расположенного в 40 км восточнее Будапешта, и выйти левым флангом к Дунаю севернее Будапешта. Другой (46-й армии с приданным ей 2-м гвардейским механизированным корпусом) предстояло форсировать Дунай южнее Будапешта на участке Эрд, Адонь и охватить город с юго-запада и запада.

С 27 ноября войска проводили перегруппировку и готовились к предстоящим действиям.

1-я гвардейская конно-механизированная группа, вошедшая в состав главной ударной группировки, для подготовки к новому наступлению была выведена в район Чань, Пустамоноштор. Здесь ее войска были доукомплектованы личным составом, танками, САУ. артиллерийским вооружением, боеприпасами. Мы получили также большую партию коней с амуницией и снаряжением. К началу боевых действий в корпусах группы опять насчитывались десятки тысяч человек. К моему большому огорчению, состав группы был ослаблен выводом в резерв фронта на доукомплектование 23-го танкового корпуса генерал-лейтенанта А. О. Ахманова.

Вечером 27 ноября мною была получена директива маршала Р. Я. Малиновского, в соответствии с которой группе предстояло развивать успех в оперативной глубине, а не самостоятельно прорывать оборону противника, как это было в Дебреценской операции. По замыслу операции, главный удар на Вершег, Чевар, Нетенч наносила 7-я гвардейская армия генерал-полковника М. С. Шумилова, перед фронтом которой тогда были отмечены действия немецких пехотной и двух танковых дивизий, а также трех хортистских пехотных дивизий (все они входили в состав 6-й армии генерала Фреттер-Пико). Вслед за тем в прорыв вводилась 6-я гвардейская танковая армия генерал-полковника А. Г. Кравченко, которой предстояло наступать в направлении Вершег, Бершошберень.

И только после выхода частей 7-й гвардейской армии на линию Лёринци, Кёкениеш мы должны были войти в прорыв вслед за армией А. Г. Кравченко из-за ее правого фланга. Правее нас, в направления Сарвашгебе, Сечень, наступала 53-я армия генерал-лейтенанта И. М. Манагарова. Она имела к тому времени в своем составе лишь четыре дивизии почти без танков и должна была прикрывать правый фланг главной ударной группировки фронта.

Исходя из поставленной перед группой задачи, я отдал 1 декабря боевой приказ на наступление. Готовность к нему была назначена на 6 часов 3 декабря.

К исходу 2 декабря дивизии приняли необходимый предбоевой порядок. Однако к утру следующего дня поступило распоряжение командующего фронтом о переносе начала прорыва на 5 декабря.

В 17 часов 4 декабря дивизии, наконец, двинулись к исходным районам для ввода в прорыв. Я же с оперативной группой выехал в Тура на наблюдательный пункт командующего 7-й гвардейской армией. Там, кроме генерала М. С. Шумилова, мы застали и генерала А. Г. Кравченко. При участии представителей 5-й воздушной армии мы согласовали вопросы взаимодействия при вводе группы в прорыв. Был уточнен порядок прохода наших соединений через боевые порядки 7-й гвардейской армии. Условились о времени высвобождения дорог и прокладки колонных путей для группы, о наведении переправ через каналы и т. п. Согласовали также вопросы огневой поддержки при вводе в прорыв и способы связи между нашими штабами во время действий в оперативной глубине. Словом, договорились по всем пунктам.

До начала наступления осталось несколько часов, когда офицеры связи доложили, что корпуса группы заняли исходные районы в полной готовности для наступления.

5 декабря в 9 часов 30 минут артиллерия открыла огонь. Огненный смерч завихрился над обороной противника. Короткий, но мощный артиллерийский удар был настолько плотным, что подумалось: в стане противника сметено все живое и войска свободно пройдут по пробитому коридору.

И действительно, когда войска 7-й гвардейской армии двинулись вперед, первая позиция была ими пройдена без особого сопротивления со стороны противника.

Однако гитлеровцы быстро опомнились и в дальнейшем оказали исключительно упорное сопротивление. К 15 часам 30 минутам армия продвинулась только на 6-8 км, расширив фронт прорыва до 18 км. Вражескую оборону не удалось прорвать на всю глубину, и наступление начало ослабевать.

Тогда командующий фронтом ввел в сражение 6-ю гвардейскую танковую армию, которой пришлось завершить прорыв обороны противника. Примерно так же обстояло дело и у соседа нашей группы справа — 53-й армии. За весь день она смогла продвинуться лишь на несколько километров.

Ввод в сражение танковой армии внес перелом. Темп наступления увеличился. Этому способствовали и мощные удары нашей авиации, волна за волной пролетавшей над нами в сторону противника.

Гул сражения удалялся на север, а войска группы продолжали оставаться в исходных районах. Только в середине дня 6 декабря мы получили приказ на выдвижение. В 13 часов 30 минут корпуса двинулись вперед вслед за 6-й гвардейской танковой армией. Я с оперативной группой выехал в Херед, где в это время находился штаб группы.

Выдвижение группы на рубеж ввода было сильно затруднено, так как грязные дороги в ее полосе перепахали еще и прошедшие танки. В дальнейшем положение еще больше осложнилось из-за того, что все дороги и колонные пути были забиты тыловыми частями танковой армии и техникой, брошенной противником.

Продвигаясь некоторое время вслед за танковой армией, соединения 1-й гвардейской конно-механизированной группы прошли в 16 часов на рубеже Кёкениеш, Вершег через боевые порядки 7-й гвардейской армии и устремились вперед.

Теперь основной нашей заботой было поддержание высоких темпов наступления. Именно это решало задачу окружения будапештской группировки. Но достичь высоких темпов было не так-то просто, ибо горно-лесистая местность и распутица по-прежнему затрудняли маневр вне дорог.

И все же первые столкновения с врагом показали, что противостоящие 357-я пехотная, 18-я моторизованная СС дивизии и другие войска противника, несмотря на выгодные для обороны условия, не могут сдержать паше наступление. К исходу дня группа прошла с боями около 20 км. Наступила ночь, а наши соединения продолжали преследовать гитлеровцев, отступавших с боями на север.

Лишь к утру 7 декабря враг зацепился за оборонительный рубеж на линии Санда-Легенд. Да и то ему это удалось лишь потому, что в районе второго из этих двух населенных пунктов наряду с 18-й моторизованной дивизией СС появилось свежее соединение — моторизованная дивизия «Полицай».

На этом рубеже напряженные бои длились весь день. А в полночь мы получили по радио информацию штаба фронта о том, что, по имевшимся данным, противник сосредоточивал в районе Пасто 24-ю танковую дивизию. Одновременно начальник штаба нашего фронта генерал-полковник М. В. Захаров предупредил меня о возможности серьезной контратаки танков с этой стороны.

По моим же сведениям, в ближайшие часы такая опасность нам не угрожала. Ввиду этого утром 8 декабря группа возобновила наступление.

Наиболее упорное сопротивление противник оказал частям 4-го гвардейского механизированного корпуса и 13-й гвардейской кавалерийской дивизии в районе Бечке.

Тем временем 8-я гвардейская кавалерийская дивизия весьма удачно вышла на фланг группировки противника, обойдя его со стороны Санды. Это создало реальные условия для окружения 18-й моторизованной дивизии СС и моторизованной дивизии «Полицай» в районе Мохора, Бечке. Для достижения этой цели командиру 6-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-лейтенанту С. В. Соколову была поставлена задача выйти к исходу 8 декабря передовыми частями в район Мохора, перерезать шоссе и железную дорогу Надь-Берцель-Балашшадьярмат и закрыть пути отхода противнику.

Корпус без промедления приступил к выполнению приказа. И именно его успешное наступление решило здесь исход борьбы. Опасаясь выхода конников на пути отхода своих войск, что привело бы к их полному окружению, гитлеровцы поспешно начали отходить с боями на север. К вечеру 8-я гвардейская кавалерийская дивизия, преследуя врага, вышла в район Мохора. Здесь она оставила заслон для уничтожения отходивших на север войск противника, а главными силами продолжала развивать наступление на город Балашшадьярмат.

Поздно вечером соединения 4-го механизированного и 6-го гвардейского кавалерийского корпусов подошли к рощам, раскинувшимся в 2 км южнее Балашшадьярмата. Это был последний населенный пункт на территории Венгрии. Севернее начиналась Чехословакия. Противник оборонял город остатками разбитых 357-й пехотной и двух моторизованных дивизий — 18-й СС и «Полицай», пополненных подошедшими резервными частями.

Балашшадьярмат был подготовлен к длительной обороне. По его юго-восточным, южным и юго-западным окраинам, а также но северному берегу протекающей здесь реки Ипель проходил сильный оборонительный рубеж, перед передним краем которого были установлены минные поля. Не удивительно, что взять город с ходу нам не удалось.

Пришлось приостановить атаки, перегруппировать силы для ударов в узких полосах с трех направлений: 13-й гвардейской кавалерийской дивизией с востока, 8-й гвардейской кавалерийской дивизией с юго-востока и 4-м гвардейским механизированным корпусом с юга вдоль шоссе. Атаку планировалось начать 9 декабря до рассвета, после мощного огневого налета.

Для этого необходимо было вытянуть на огневые позиции артиллерию, которая отстала из-за бездорожья. Преодолеть это препятствие оказалось не легче, чем сопротивление врага, — такая была непролазная грязь. Нехватку артиллерии должен был компенсировать хорошо организованный ночной штурм.

Корпуса подготовились к штурму своевременно, а атаку начали неодновременно. Произошло это вот почему. Перед началом артиллерийского налета командир 6-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал Соколов доложил мне, что эскадрон 29-го кавалерийского полка под командованием капитана В. В. Артамонова ведет бой в черте города. Это была приятная неожиданность, означавшая, что путь в город открыт. Надо было немедленно развивать успех полка. Но как эскадрон Артамонова оказался в городе? Выяснилось, что чутье смелого и опытного командира помогло Артамонову уловить в ритме боя едва заметную паузу и, воспользовавшись сю, проскочить вдоль Ипеля на окраину города.

Этот успех был тем более важен, что достигли его отважные конники на фланге обороны противника. Теперь командиру 8-й гвардейской кавалерийской дивизии генералу Д. Н. Павлову надлежало немедленно атаковать, что и было ему приказано. Наступление дивизии поддерживалось артиллерийским огнем со всех огневых позиций группы, дальность которых позволяла это сделать. Одновременно я приказал начать атаку по всему фронту с целью сковать силы противника.

Вскоре стали поступать донесения, из которых явствовало, что вслед за 29-м кавполком ворвались в город и зацепились за его окраину 46, 48 и 50-й кавалерийские полки 13-й гвардейской дивизии генерала Г. А. Белоусова. Тогда же проник в Балашшадъярмат и 49-й полк 8-й Дальневосточной кавалерийской дивизии.

После ожесточенных уличных боев к утру 9 декабря город был очищен от врага. Остатки его разбитых частей группами сдавались в плен. Число взятых здесь пленных превысило 2 тыс.

Многие солдаты и офицеры венгерских подразделений старались помочь нашим воинам. Мне рассказывали, что в городе был обнаружен склад с амуницией, охраняемый венгерским солдатом с винтовкой. Не обращая никакого внимания на перестрелку и взрывы снарядов и мин, гонвед спокойно прохаживался взад и вперед. Когда же казаки подбежали к складу, венгр приветливо замахал им рукой.

— Здесь находится немецкий военный склад, я охраняю его, чтобы не растащили цивильные; он нужен русским войскам, — ответил солдат на вопрос нашего офицера.

Здесь нужно отметить, что накануне, 8 декабря, мы в течение всего дня не имели своевременных донесений о действиях 4-го гвардейского кавалерийского корпуса генерала В. С. Головского. Это объяснялось тем, что радиосвязь в горах работала с перебоями. И о том, что в этот день корпус вел бой южнее Ипольсега, тесня противника, уводившего свои части за реку Ипель, мы узнали под вечер, когда войска генерала В. С. Головского появились на юго-западных окраинах Балашшадьярмата.

Итак, наша группа первой во 2-м Украинском фронте вышла к границе Чехословакии. Теперь нас от нее отделяла лишь река Ипель.

Впрочем, это довольно широкий, местами до сотни метров, водный рубеж с глубинами, достигавшими в среднем трех-четырех метров. И форсирование его было задачей не из легких. Тем более, что сделать это нужно было с ходу.

Готовить части к форсированию было приказано еще до подхода к городу.

В то время как в Балашшадьярмате еще продолжалась ликвидация очагов сопротивления, 1-й мотострелковый батальон 14-й гвардейской механизированной бригады (командир Сермит Алзабоев) с боями прорвался к реке и, используя подручные средства — доски, бревна и т. п., переправился на северный берег и протянул проводную связь. Этот успех был омрачен гибелью отважного и энергичного командира батальона капитана Сермита Алзабоева.

Нелегко было захватить плацдарм и протянуть линию. Но еще * труднее оказалось удержать его и поддерживать бесперебойную связь. Противник, спохватившись, обрушил на смельчаков с прилегающей к берегу высоты плотный ружейно-пулеметный огонь. Связь то и дело прерывалась, и горстка храбрецов прилагала нечеловеческие усилия, восстанавливая ее под сильным огнем врага.

Связиста Островского ранило в то время, когда он первый раз пошел исправлять поврежденные линии. Но он продолжал свое героическое дело, вновь и вновь выходя на линию и соединяя оборванные концы. «Будучи раненым, он не покинул своего поста»,- лаконично говорилось о нем в донесении. А как много этим сказано! Солдат стоит на боевом посту, и как тяжко, какие подчас предельные усилия нужны, чтобы его не покинуть, выполнить воинский долг, нередко ценой своей жизни.

Трудно сказать, как сложился бы бой, если бы наши артиллеристы не получали по этой едва заметной «нитке» огневые команды с того берега.

Чтобы удержаться на плацдарме, надо было сбить противника с высоты. Наша артиллерия заставила его на время замолчать. Воспользовавшись этим, взвод под командованием комсорга сержанта Житного стал быстро обходить высоту справа, а прямо к траншее двинулись остальные подразделения. И снова артиллеристы приняли команду: «Перенести огонь вглубь». Гул артиллерийских взрывов переместился на противоположные скаты. Раздалось дружное «ура», и высота пала.

За эти дни напряженных боев мы достигли серьезных результатов. 1-я гвардейская конно-механизированна группа, овладев Балашшадьярматом, вышла во фланг и в тыл группировке противника, действовавшей против правого крыла 2-го Украинского Фронта. Это оказало благоприятное влияние на быстрый исход операции по овладению крупным узлом обороны и важным железнодорожным узлом — городом Мишкольц. Кроме того, разгромом хатванской группировки гитлеровцев, в котором группа приняла активное участие, было достигнуто разобщение вражеских сил, действовавших в районе Будапешта и в районе Мишкольца.

Войска 7-й гвардейской армии вышли на Дунай. Пути отхода будапештской группировки на север были отрезаны.

Теперь задача группы состояла в том, чтобы фланговым ударом вдоль границы смять противостоявшие 53-й армии войска противника и ликвидировать с этой стороны угрозу главной ударной группировке фронта. Это должно было также создать благоприятные условия для образования прочного внешнего фронта к северу и северо-западу от Будапешта и обеспечить действия других армий по завершению окружения столицы Венгрии.

10 декабря войска группы повернули на Сечень. Там нам противостояли все те же моторизованные дивизии «Полицай», 18-я СС, а также 357-я пехотная дивизия, срочно приведенные в порядок и пополненные.

Вражеская группировка закрепилась на подготовленном оборонительном рубеже по северному берегу Ипеля, и нам предстояло взломать оборону, с тем чтобы к концу дня 10 декабря овладеть обширным районом Шалготарьян, Лученец.

Эту задачу группа начала выполнять двумя гвардейскими корпусами: 6-м кавалерийским и 4-м механизированным. По овладении городом Сечень кавкорпус был нацелен на Шалготарьян, а мехкорпус — на Лученец, находящийся на территории Чехословакии.

4-й гвардейский кавалерийский корпус был оставлен для удержания Балашшадьярмата до подхода пехоты. После этого ему предстояло действовать в направлении Лученца. В моем резерве оставалась 10-я гвардейская кавалерийская дивизия.

Начало наступления было назначено на полночь 9 декабря. Времени оставалось в обрез, и надо было действовать решительно и быстро. Это мы и делали. Даже содержание принятого по радио в ту ночь приказа Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина, которым объявлялась благодарность нашим соединениям за участие в прорыве обороны противника юго-восточнее Будапешта, личный состав узнал, находясь уже в движении.

Утром поступило донесение, что 8-я Дальневосточная кавалерийская дивизия на рассвете подошла к городу Сечень, своим 49-м полком с танками ворвалась на его западную окраину. Начало было хорошее. Последовал приказ ввести в бой все силы дивизии, чтобы быстрее развить успех. Тем временем противник успел уже обойти фланги полка, стремясь окружить его. Но именно в этот момент дивизия успела развернуть свои главные силы, которые сбили врага и завязали бой в городе.

А 8-я гвардейская кавалерийская дивизия в 17 часов того же дня атаковала населенный пункт Варшань в 5 км к югу от Сеченя. Противник и здесь оказал отчаянное сопротивление. Развернулся упорный бой. С большим трудом, прорываясь сквозь плотный огонь, 31-й и 33-й кавалерийские полки достигли окраины. Здесь пехота противника контратаковала 2-й эскадрон на правом фланге 31-го полка, но попала под огонь фланговых пулеметов и залегла. Но вот ударили фашистские минометы, и гитлеровцы вновь пошли в контратаку.

Удачно выбранная пулеметчиком Томилиным позиция долго оставалась неуязвимой. Вновь и вновь бросался враг в контратаку, но пройти зону плотного огня не мог и лишь оставлял каждый раз на склоне высоты новые трупы своих солдат и офицеров, скошенные пулеметом Томилина. Отважный воин, вокруг которого непрерывно рвались вражеские мины, продолжал бить по врагу.

Так сражался весь эскадрон, успешно отбивший многочисленные контратаки противника.

Исход боя за Варшань решил смелый рейд эскадрона старшего лейтенанта Шевчука из состава 33-го гвардейского кавалерийского полка. Глубоко обойдя Варшань, конник» с тыла ворвались в этот населенный пункт. Одновременно атаковали остальные части дивизии. Поняв безнадежность своего положения, гарнизон варшаньского опорного пункта попытался прорваться и уйти в горы. Но это удалось лишь небольшой его части.

Захватив Варшань, гвардейцы быстро двинулись к Сеченю, где по-прежнему вела бой 8-я Дальневосточная дивизия. К тому времени обстановка здесь усложнилась. Противник, успевший подтянуть и ввести в сражение свежие силы, в том числе 76-ю пехотную дивизию, нанес мощный артиллерийско-минометный удар и последовавшей за этим контратакой сковал наши части. Теперь он продолжал упрочивать свое положение.

Обе дивизии закрепились в 1 -1,5 км от города. Это во многом объяснялось тем, что они не смогли быстро подтянуть за собой всю свою артиллерию и поэтому части подходили и вводились в бой налегке. Кроме того, и люди, и конский состав еще в предыдущих боях были изрядно измотаны.

Медленно выдвигались к Сеченю и части 4-го гвардейского механизированного корпуса. Они шли вдоль реки Ипель, и их движение замедлял артиллерийский обстрел с противоположного берега, где находился противник. Когда же части мехкорпуса, наконец, подошли к городу и атаковали его совместно с кавалеристами, то встретили хорошо организованное сопротивление врага. Не достигнув решающего успеха, корпус закрепился на захваченном рубеже в 1 км западнее Сеченя.

То, что на пути группы противник продолжал наращивать силу сопротивления, объяснялось очень просто. Наше продвижение в направлении Сеченя и Шалготарьяна не только свертывало оборону врага, но и перерезало пути отхода его группировки, действовавшей против 53-й армии. Сечень, а также Лок были ключевыми пунктами, потеря которых должна была отразиться крайне тяжело на положении 8-й армии генерала Велера.

Вот почему противник здесь вводил в бой все новые и новые силы. У него появились еще одна дивизия — 24-я танковая, а также 94-й саперный батальон и другие части.

В течение 11 и 12 декабря мы вели напряженные бои, перенося свои усилия с одного участка на другой. Но становилось все яснее, что требуется иное решение задачи. И оно было найдено: предварительно обойдя город, взять его ночным штурмом с юга и запада силами двух гвардейских корпусов — 6-го кавалерийского и 4-го механизированного.

Этот план и был осуществлен в последующие дни. При этом храбро и самоотверженно действовали воины всех участвовавших в штурме частей.

Вот один из многих тому примеров. Частью сил войска группы обходили Сечень с севера. Там им предстояло форсировать Ипель, противоположный берег которого был занят противником. Так, 10-й гвардейской кавалерийской дивизии генерала С. Т. Шмуйло было приказано форсировать реку в районе Худьяч и, наступая по ее правому берегу, выйти в тыл сеченьской группировки. И вот ночью ее передовой отряд в составе 66 казаков 3-го эскадрона 40-го кавалерийского полка на наскоро сбитых плотах, на бочках и других подсобных средствах двинулся к противоположному берегу. Смельчаки знали, что не всем им суждено туда добраться, но им также было известно, что от их действий зависел успех форсирования реки всей дивизией. И они бесстрашно шли вперед.

Как только эскадрон отвалил от береговой кромки, в воздухе повисли «фонари», темноту прорезали трассирующие дуги, из воды поднялись глухие ухающие фонтаны, раздался свист вражеских пуль и вой снарядов.

Только 30 казакам удалось переплыть реку. И они с честью выполнили задачу — захватили плацдарм, который сыграл важную роль в дальнейших действиях группы по разгрому врага. К сожалению, ни память, ни документы не сохранили для нас имена всех этих героев. Но вот некоторые из них: старший лейтенант Казбеков, старший сержант Фарзаинов, сержант Невишен, рядовой Садорский, комсорг эскадрона Рощин, старшина Щукин, старшина Гунчин, рядовой Пигусов.

В последних числах декабря 1944 г. наступавшие армии 3-го Украинского фронта вышли на южный берег Дуная и соединились с войсками 2-го Украинского фронта. Судьба будапештской группировки противника была предрешена. В дело окружения этой группировки, с разгромом которой была освобождена столица Венгрии, внесли свой вклад также кавалеристы и танкисты 1-й гвардейской конно-механизированной группы.

* * *

Последний день 1944 года ознаменовался для 1-й гвардейской конно-механизированной группы окончанием ее действий по участию в окружении будапештской группировки. Некоторое время после этого мы вели бои местного значения и одновременно принимали пополнение личного состава и боевой техники, обучали войска, особенно молодых солдат. То была подготовка к последним, решающим сражениям на территории Австрии и Чехословакии.

К началу этих боев в состав конно-механизированной группы входили два гвардейских кавалерийских корпуса — 4-й (9-я и 10-я гвардейские и 30-я Краснознаменная кавалерийские дивизии, два истребительно-противотанковых артиллерийских полка, гвардейский минометный полк) и 6-й (8-я и 13-я гвардейские и 8-я Дальневосточная кавалерийские дивизии, два истребительно-противотанковых артиллерийских, гвардейский минометный и зенитный полки), а также пять отдельных танковых, два самоходно-артиллерийских полка и 5-я горно-инженерная саперная бригада. Кроме того, в оперативное подчинение группы были переданы отдельная противотанковая бригада, два гвардейских минометных и два зенитных полка.

Прикрытие действий всех этих войск было возложено на 264-ю штурмовую и 13-ю гвардейскую истребительную авиационные дивизии 5-й воздушной армии.

Нам была поставлена следующая задача: после того как соединения 53-й и 7-й гвардейской армий взломают оборону противника на реке Грон, войти по особому сигналу в прорыв на участке Теков, Жемльяри. На третий день операции группа должна била овладеть районами Трнава, Сенец.

В полосе наступления по западному берегу Грона оборонялись 271, 357 и 46-я пехотные дивизии противника. Оборона энергично совершенствовалась в инженерном отношении.

Боевой приказ мы получили 25 марта 1945 г. В тот же день офицеры политотдела группы разъехались по соединениям и частям для оказания помощи в работе по подготовке личного состава к выполнению новой задачи. Повсеместно состоялись партийные и комсомольские собрания, на которых обсуждались задачи коммунисток и комсомольцев в предстоящих боях. Личный состав был ознакомлен также с обращением Военного совета 2-го Украинского фронта, На проведенных в тот день митингах воины-гвардейцы заверили командование в своей готовности к окончательному разгрому ненавистного врага.

Сигнал на ввод в сражение был нам подан 26 марта, в 18 часов. К этому времени соединения 7-й гвардейской армии форсировали Грон и вышли на рубеж Лок, Теков-Шарлуги, Однако, когда в бой вступили конница и танки пашей группы, им пришлось «допрорывать» сильную оборону противника, вести ожесточенные бои за каждую высоту, за каждый населенный пункт.

Воины-гвардейцы героически сражались, упорно продвигаясь вперед. Они и здесь показывали чудеса беззаветной храбрости и величайшего самопожертвовании. В бою на населенный пункт Федимеш 28 марта рядовой 76-го полка 10-й гвардейской кавалерийской дивизии Василий Прокофьевич Савченко повторил подвиг Александра Матросова и ценою жизни помог своему подразделению овладеть вражеской позицией.

На том же участке комсомолец рядовой Пономарев, отправившись в разведку, попал в руки гитлеровцев. Он умер под пытками фашистских палачей, не произнеся ни слова.

Так в бою за безвестную чешскую деревушку, вдали от Родины сгорели два героических сердца, неся факел свободы дружественному народу, попавшему в беду. Подобных подвигов не счесть. Они совершались ежедневно, в каждом бою.

В ходе этого наступления войскам группы пришлось с боями форсировать множество рек — притоков Дуная. У каждой из них мы встречали яростное сопротивление противника. Задача усложнялась и тем, что многие из этих рек сами по себе были серьезными преградами. Так, на нашем пути оказалась река Ваг шириной до четверти километра, глубокая, с быстрым течением. На ее берегах нашим частям довелось вести на редкость сложный и тяжелый бой.

Ожесточенные сражения продолжались до 30 марта. В тот день мы, наконец, сломили сопротивление противника и перешли к преследованию его поспешно отступавших войск в общем направлении на Брно,

Освободив город Трнаву, войска вышли к восточным склонам Малых Карпат. Здесь противник, используя выгодные условия местности, вновь оказал упорное сопротивление. Особенно сильную оборону встретили гвардейцы в районе Канаш, прикрывавшем горный проход на Яблоницу. Здесь оборонительный рубеж был оборудован двумя-тремя линиями траншей, дзотами, противотанковыми рвами и проволочными заграждениями. Лишенные возможности маневра и укрытий, танки подвергались сильному артиллерийскому обстрелу противника. И тут на помощь к нам пришли жители Горно-Орешали и других окрестных сел. По собственной инициативе выходили они к противотанковому рву и вместе с советскими солдатами быстро проделывали проходы.

Это позволило нашим танкистам прорваться на передний край обороны противника и нарушить его систему огня.

Действия корпусов непрерывно поддерживались авиацией. Только за 31 марта 264-я штурмовая авиационная дивизия, поддерживавшая наступление 6-го гвардейского кавалерийского корпуса, сделала более ста боевых вылетов, нанеся удары по опорным пунктам и отходящим частям гитлеровцев.

Но не бездействовала и вражеская авиация. Это я почувствовал и на себе: 2 апреля в результате прямого попадания авиабомбы в дом, где располагалась наша оперативная группа, меня тяжело контузило. Врачи настаивали на эвакуации в госпиталь. Но мог ли я на это согласиться в дни, когда нам предстояли тяжелые бои, когда война подходила к концу. Нет, исторический финал великой битвы встретить на госпитальной койке у меня не было никакого желания. Да и повседневные дела требовали от командующего энергичных действий по управлению войсками.

И я, подобно многим и многим нашим раненым воинам, остался в строю.

4 апреля соединения 4-го и 6-го кавалерийских корпусов успешно преодолели Малые Карпаты, тем самым перерезав пути отхода братиславской группировки противника в направлении Брно. В тот же день мы с радостью узнали об освобождении Братиславы. Эта весть была тем более приятной, что своим выходом к Малым Карпатам наша группа надежно обеспечила правый фланг 7-й гвардейской армии и других действовавших там наших войск, тем самым облегчив им выполнение важной задачи по освобождению столицы Словакии.

Читателю будет небезынтересно узнать, что район, в который в то время вышла наша группа, овеян громкой славой. В далеком 1423 г. а этих местах сражался с врагами своей родины знаменитый чешский полководец Ян Жижка. При форсировании Нитры чешские воины тогда устанавливали поперек реки возы, груженные для устойчивости камнем, с расчетом на пропуск четырехрядной колонны. На камни ставили пушки и щиты для стрелков. Пушки Жижки — его тарасницы и гоуфницы — не только успешно прикрыли войска, но и принудили атаковавшего противника отступить с большими потерями.

У Трнавы Жижка остановил свои войска на отдых и для приведения в порядок боевого обоза. Далее он двинулся через Малые Карпаты, называвшиеся тогда Белыми горами. На восточных склонах дал бой неприятелю и, прорубив в лесу проходы, вывел войска на равнину к западу от гор. Вскоре Кралов Градец встречал у себя непобедимого отца гуситов — Жижку.

Седая старина славных времен гуситских войн перекликалась с великими событиями наших дней...

К 6 апреля части 6-го кавкорпуса вышли на рубеж Бродске, Кути и вели бой за переправы через Мораву. Отбивая контратаки, предпринимаемые врагом с целью выбить наши подразделения из Кути, корпус прочно удерживал захваченный рубеж. На следующий день одна из его дивизий — 8-я гвардейская — форсировала Мораву севернее Бродске. Теперь она развивала наступление на Ланжгот, преодолевая заболоченный лес и отражая сильные контратаки немцев, пытавшихся сбросить наши части с плацдарма.

Первым начал переправляться 33-й гвардейский кавполк, которым тогда временно, но весьма успешно командовал майор Д. Ф. Михайлов. Утром 7 апреля его эскадроны энергичной атакой овладели подорванным железнодорожным мостом через Мораву и без промедления ринулись на противоположный берег по настилу, оборудованному саперами дивизии. К 16 часам полк без артиллерии закончил переправу.

На захваченном им плацдарме начали быстро накапливаться основные силы дивизии. Одновременно своим левым флангом она вела бой в Бродске, расположенном на восточном берегу Моравы.

Выход 6-го гвардейского кавалерийского корпуса в район Ланжгота создал угрозу флангу и тылу противника, действовавшего перед 4-м гвардейским кавалерийским корпусом. Наиболее энергично в 4-м гвардейском корпусе действовала 30-я кавдивизия, успешно отражая неоднократные контратаки противника в районе Унина.

В последующие дни войска группы продолжали развивать наступление. Исключительно тяжелый характер приняли боевые действия на рубеже Грушки-Бржецлав. Для усиления эффективности действий артиллерии мною было приказано вплотную приблизить все орудия к переднему краю и вести огонь прямой Наводкой, привлекать к участию в артналетах зенитную артиллерию, противотанковые ружья и крупнокалиберные зенитные пулеметы. Кроме того, теперь после артналета мы в течение нескольких минут вели огонь из всех видов стрелкового оружия и только после этого переходили в решительную атаку. Все эти меры были вызваны тем, что каждый метр земли мы брали в ожесточенном бою.

Вечером 14 апреля, когда соединения группы вели бои в 5-6 км к северу от Бржецлава, был получен новый приказ командующего фронтом. Он гласил: конно-механизированной группе развивать наступление и, разгромив группировку врага, взять Брно. В соответствии с этим приказом в нашей полосе для действий в направлении Поддворов, Вельки-Биловице вновь вводили на следующее утро 7-й механизированный корпус.

В 10 часов 15 апреля войска 1-й гвардейской конно-механизированной группы перешли в наступление в северо-западном направлении. Этот день и следует считать началом непосредственных боевых действий по освобождению Брно. Противник продолжал оказывать исключительно упорное сопротивление. Шли непрерывные кровопролитные бои за каждую высоту, за каждый дом, за каждый рубеж. Атаки сменялись контратаками.

К тому времени нам противостояла следующая группировка врага: сводный отряд из остатков 711-й пехотной дивизии, части 46-й пехотной дивизии, 21-й полицейский полк СС, части 8-й легкой пехотной дивизии, 8-й и 13-й танковых дивизий, 107-я саперно-строительная бригада, 4-й саперный батальон, 10-й учебный запасной батальон СС, маршевые роты 511-й зенитной бригады и др. Таким образом, мы имели почти равные с противником силы. В то же время действия наших войск связывались сложным рельефом, более выгодным для обороны, чем для наступления, труднопроходимыми участками местности, вынуждавшими порой на руках подтягивать артиллерию и тяжелые минометы, автомашины.

Тем не менее мы постепенно преодолевали сопротивление гитлеровцев и уверенно приближались к Брно.

Не ставя своей задачей последовательно и подробно осветить здесь весь ход боевых действий тех дней, коснусь лишь наиболее существенных событий описываемого периода.

К середине дня 17 апреля войска группы продвинулись в северо-западном направлении на несколько десятков километров и вышли к Тешани, Грушовани, Медлову.

Здесь разведка установила выдвижение вражеской пехоты и танков с северо-запада и скапливание их в районе Баркани, Шитборжице. По показаниям пленных солдат и офицеров, противник имел задачу силами 62-й пехотной и 8-й танковой дивизий, а также 98-го моторизованного полка нанести контрудар из Розаржина в направлении Густопече, имея целью отрезать и уничтожить наши части, прорвавшиеся в район Тешани, Густопече, Шитборжице. Взятый в плен офицер связи 62-й пехотной дивизии также показал, что в ночь на 18 апреля ожидается прибытие резервов из Брно.

Таким образом, начатая противником в 16 часов контратака не была для нас неожиданной. Не застала она врасплох, в частности, в 10-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию, которая овладела к тому времени Тешани и на участке которой враг нанес свой удар. Закрепившись на захваченном рубеже, дивизия успешно отражала натиск превосходящих сил гитлеровцев.

Вражеская контратака поддерживалась ударами с воздуха по коннице, танкам и артиллерии. Нас же прикрывали наши славные авиаторы, к уверенным действиям которых мы уже привыкли. В то время как они вели воздушные бои с противником, зенитчики с земли стойко отражали атаки вражеской авиации.

Ефрейтор Полохов и рядовой Кузьмин из зенитно-пулеметного взвода прикрывали батарею реактивных установок на огневой позиции. Самолеты противника, обнаружив позиции наших «катюш», несколько раз пытались расправиться с ними, но каждый раз их отгонял плотный огонь зенитных пулеметов. Тогда авиация перенесла удар на пулеметы.

Один из «мессершмитов» несколько раз пикировал на пулемет Полохова и Кузьмина: коршуном падал он вниз, пытаясь нанести молниеносный смертельный удар. Однако нервы фашистского летчика, видимо, не выдерживали меткого огня зенитного пулемета и стремительного приближения земли. Он отворачивал, взмывал ввысь и тут же снова устремлялся в атаку.

Последняя его атака была особенно яростной. Упорный попался враг, однако советские воины оказались еще более упорными. Вот меткий огонь гвардейцев прошил стервятника. Он выбросил огненный факел, взорвался... Из-под обломков горящего «мессершмита» вынесли убитого Полохова и тяжелораненого Кузьмина...

На протяжении всего дня 18 апреля противник группами по восемь-двенадцать самолетов непрерывно бомбардировал и обстреливал боевые порядки наших корпусов. В тот день вражеская авиация совершила более 250 самолето-пролетов.

Особую активность она проявляла в полосе действий 4-го гвардейского кавалерийского корпуса. К тому же разведчики 10-й гвардейской дивизии обнаружили еще одно большое скопление пехоты, танков и артиллерии врага в лесу, в 3-5 км юго-западнее Розаржина. Это осложнило положение в полосе наступления 4-го гвардейского кавалерийского корпуса и одновременно создало угрозу правому флангу 6-го гвардейского кавалерийского корпуса, выдвинувшегося далеко вперед на северо-запад. В этих условиях нужно было прежде всего срочно сократить образовавшийся между корпусами разрыв в 12-15 км, что мы и сделали тогда же силами боковых отрядов. Ликвидировав опасность фланговых ударов противника, командование группы отдало приказ 4-му гвардейскому кавалерийскому корпусу всеми силами стремительно развивать наступление на Тельнице.

Между тем 6-й гвардейский кавалерийский корпус, сбивая арьергардные части в подвижные отряды противника, быстро продвигался в междуречье Свратки и Йиглавы. 18 апреля его 13-я гвардейская кавалерийская дивизия овладела городом Иванчице, освободив попутно десять других населенных пунктов. К исходу дня корпус обошел Брно с запада и вел бои на рубеже Росице, Ославани.

Создавалась благоприятная обстановка, и 6-й гвардейский кавалерийский корпус был нацелен на удар по юго-западной части Брно, а 7-й механизированный корпус — по его южной части. Первому из них, кроме того, было приказано с выходом на реку Литава действовать одной дивизией в направлении на Вишков, обеспечивая правый фланг конно-механизированной группы.

В тот день вновь отличилась разведка. На участке 8-й гвардейской кавалерийской дивизии был убит гитлеровский офицер, у которого обнаружили план обороны Брно. Особенно детально была обозначена южная часть города, которая нас больше всего интересовала. Копии захваченного документа были немедленно переданы штабам всех трех корпусов, а подлинник направлен в разведотдел штаба фронта.

В дальнейшем использование этого плана помогло сохранить много жизней советских воинов.

Успех 6-го гвардейского кавалерийского корпуса умело использовали части 7-го механизированного корпуса. Совместно с 8-й Дальневосточной кавалерийской дивизией 19 апреля они овладели населенным пунктом Стршелице. В течение дня казаки и танкисты отбили несколько контратак со стороны Остоповице, Босоноги.

Особое удовлетворение вызывали достижения 13-й гвардейской кавалерийской дивизии за последние два дня. В этих боях ею блестяще командовал генерал-майор Г. А. Белоусов. Смелые, решительные и инициативные действия дивизии, сумевшей найти слабое место в обороне противника и стремительно прорваться в его тыл, я поставил в пример другим дивизиям конно-механизированной группы.

Противник, чувствуя реальную угрозу падения Брно, подбрасывал в район боевых действий все новые резервы.

19 апреля перед конницей появились вновь подошедшие 16-я пехотная дивизия и батальоны 500-го штрафного полка с 24 танками и самоходками. В этот же день дивизии 4-го гвардейского кавалерийского корпуса отбивали яростные контратаки из районов Шитборжице и Новый Двур. В 2 км северо-западнее последнего противник сосредоточил части эсэсовской дивизии с 30 бронеединицами. Цель у него была все та же — отрезать и уничтожить прорвавшиеся на северо-запад части конно-механизированной группы.

На следующий день немецко-фашистское командование ввело в бой боевую группу «Иоганс» с 50 танками и 35 бронетранспортерами. 21 апреля появилась эсэсовская боевая группа «Фрундеберг». 22-го были отмечены части 16-й танковой дивизии, переброшенной с другого участка. В тот же день появились боевая группа «Отто», 10-й гренадерский полк СС и 134-й запасный батальон, затем 302-й запасный, батальон, боевая группа «Шлотау» и т. д. Гитлеровское командование бросало против нас все, что имело под рукой. Мы дрались с самым разношерстным «арийским» войском.

К тому времени 4-й гвардейский кавкорпус по моему приказанию и в соответствии с директивой маршала Р. Я. Малиновского сдал свой участок 18-му стрелковому корпусу, подошедшему 20 апреля, и вышел в район Райград, Челодице, Сировице в готовности к штурму Брно с юга и юго-запада. 22 апреля командующий фронтом потребовал возможно скорее освободить город. Одновременно он передал в мое подчинение 6-ю Орловскую стрелковую дивизию.

В этот же день мною был отдан боевой приказ на штурм Брно. Командиру 6-й стрелковой дивизии предписывалось с рубежа, проходившего по линии Райград, 1 км южнее Желешице, наступать вдоль шоссе Черладице — Брно и во взаимодействии с 7-м механизированным корпусом овладеть юго-восточной окраиной города. Упомянутому корпусу предстояло затем развивать наступление на север, выйти на рубеж Остоповице, Сржелице, нанести удар в направлении Босоноги, Н. Лисковец и овладеть южной и юго-западной частями Брно.

4-й гвардейский кавкорпус должен был прежде всего овладеть населенным пунктом Оржеховички Тиковица. После этого ему надлежало нанести удар из-за левого фланга 7-го мехкорпуса в направлении Прштице, Гадостице, Каменный Млын, западная окраина Брно. Северо-западную же часть города предстояло освободить 6-му гвардейскому кавкорпусу. Для этого ему было приказано наступать с рубежа Стршелице — станция Стршелице двумя дивизиями из-за левого фланга 4-то гвардейского кавкорпуса в направлении Попувки, Комин и отрезать пути отхода противника.

Наступило утро 23 апреля. Точно в назначенное время, в 8 часов утра, соединения 1-й гвардейской конно-механизированной группы после артиллерийской и авиационной подготовки перешли в наступление. Ломая упорное сопротивление врага и дробя его на части, войска группы упорно пробивались к Брно.

Противник оборонял каждую высоту, каждый населенный пункт, каждый дом. Всеми силами стремясь задержать развитие нашего наступления, он вводил новые части и подразделения, с ходу бросая их в контратаки.

После двухдневных ожесточенных боев наши войска 25 апреля заняли ряд пригородных населенных пунктов и вплотную подошли к Брно с юга и юго-запада. К исходу дня мы овладели Богунице, форсировали Свратку в районе Н. Лисковец, захватили Босоноги, вышли к Когоутовице, очищали от врага юго-восточную часть Жебетина.

6-я стрелковая дивизия, используя успех соседей, совершила смелый бросок и удачно форсировала Свратку. Ворвавшись на южную окраину Брно, она при поддержке массированного огня артиллерии и авиации завязала уличные бои с противником. Ночью дивизия там же захватила железнодорожный мост, который был немедленно использован для ввода в сражение танковых частой и средств усиления группы.

Наш штаб переместился в Моравани. В Брно продолжались уличные бои, которые в условиях крупного промышленного центра носили исключительно ожесточенный характер.

В юго-западной и западной частях города вел бой 7-й механизированный корпус, наступавший в стыке между двумя кавалерийскими. Части 4-го гвардейского кавкорпуса, очистив от врага берег Свратки, в 2 часа ночи форсировали ее и, ведя уличные бои, продвигались вдоль западной окраины Брно. Переправившись через реку вброд, ворвались в город 10-я гвардейская кавалерийская дивизия, а вслед за ней и 30-я Краснознаменная, которая развивала наступление вдоль восточного берега в направлении на Жабоврешки, очищая пригороды от очагов сопротивления.

6-й гвардейский кавкорпус освобождал северо-западную и северную части Брно. Он также обеспечивал левый фланг группы действиями в направлении Книницы, Роздроевице. Так как захват этих двух пунктов имел важное значение, я отдал приказ ускорить овладение ими. Выполнение этой задачи позволило не допустить подхода резервов противника с направления Веверска-Битышка, а также перерезать пути отхода врага из Брно на северо-запад и запад.

В результате уличных боев, продолжавшихся в ту ночь и в первой половине дня 26 апреля, Брно был полностью освобожден к 13 часам. Оставались лишь отдельные очаги сопротивления, но и они в течение второй половины дня были ликвидированы. Главные силы группы в это время уже преследовали поспешно отступавших гитлеровцев.

Итак, один из крупнейших промышленных центров страны был освобожден. Это произошло ровно месяц спустя после первых выстрелов наших дивизий в Чехословакии, прозвучавших на Гроне. И в Брно, как повсюду в чехословацких городах и селах, население встречало нас восторженно, с хлебом-солью, цветами. Усталые, запыленные, покрытые пороховой гарью солдаты переходили o из объятий в объятия. Сердца горожан были переполнены счастьем освобождения, принесенного им советскими воинами.

Днем 27 апреля, когда войска группы продолжали наступать в северном и северо-западном направлениях от Брно, была получена директива командующего фронтом. Он требовал от нас к 29 апреля с ходу овладеть населенными пунктами Тишнов, Збишов, Иванчице и закрепиться на данном рубеже. В состав группы передавался 50-й стрелковый корпус, уже успешно с нами взаимодействовавший при взятии Брно.

Группа выполнила приказ. Захватив и закрепившись на указанном рубеже, мы в течение нескольких дней отражали всякого рода контратаки противника и готовились к новому наступлению, теперь уже на Прагу. А в ночь на 7 мая нас сменили здесь подошедшие стрелковые соединения.

Мы же сосредоточились к северо-западу от Брно, в районе Богунице, Гаяны, Силувки, Когоутовице. Части срочно приводили в порядок вооружение, боевую технику, снаряжение, готовились к новому наступлению, к новым боям. Времени на все это у нас оказалось немного. Уже вечером 7 мая, получив личные указания маршала Р. Я. Малиновского, я отдал войскам боевой приказ на наступление.

Теперь нас ждала восставшая Прага.

К этому времени победоносные советские войска овладели Берлином, освободили все южное побережье Балтийского моря, вышли на Эльбу и в Саксонию. Войска 4-го и 2-го Украинских фронтов освободили восточную часть Чехословакии, а 3-й Украинский фронт овладел Веной и продолжал наступление в Западной Австрии. Огромной дугой советские войска охватывали немецкую группу армий «Центр» и часть сил группы армий «Австрия», действовавших на территории Чехословакии. В центре этой дуги, в 100-150 км от линии фронта, находилась восставшая Прага.

Как известно, после разгрома Красной Армией берлинской группировки противника и падения Берлина гитлеровские войска в Южной Германии и Австрии сдались англичанам. Совсем иная картина была на фронте советских войск. Группа армий «Центр» и главные силы группы армий «Австрия», действовавшие в Чехословакии, насчитывали около миллиона человек. Немецко-фашистское командование делало все, чтобы сдержать наступление советских войск, создать условия для оккупации Чехословакии англичанами и американцами и сдаться им в плен. «Капитуляция только на Западном фронте» — такова была политическая цель немецкого командования в этот период военных действий.

Складывавшаяся военная и политическая обстановка диктовала необходимость ускорить Пражскую операцию с целью быстрейшего разгрома группировки войск противника в Чехословакии и оказания своевременной помощи вооруженному восстанию пражских трудящихся.

Для удара по сходящимся направлениям на Прагу изготовились крупные силы советских войск. С севера главная группировка 1-го Украинского фронта нацеливала удар из района северо-западнее Дрездена. Навстречу ей с противоположного конца дуги, из района Брно, устремлялась ударная группировка 2-го Украинского фронта. В ее состав входили четыре общевойсковые, одна танковая армии и наша конно-механизированная группа. Эта группировка должна была стремительными ударами вдоль долины реки Йыглава по кратчайшему направлению выйти к Праге с юго-востока и отрезать пути отхода противника на запад. Предусматривалось усилиями 1-го и 2-го Украинских фронтов окружить вражеские войска в Чехословакии и совместно с 4-м Украинским фронтом рассечь их и уничтожить по частям. Вслед за началом наступления ударной группировки 1-го Украинского фронта двинулись ей навстречу и поиска 2-го Украинского фронта.

Перед рассветом 9 мая я дал сигнал к наступлению. Части 7-го механизированного корпуса на предельной скорости атаковали заслоны врага и прорвались в район Вельки-Битеш. Развивая стремительное наступление вдоль шоссе Брно — Прага, дивизии корпуса сметали со своего пути плохо управляемые разрозненные группы противника. 4-й и 6-й гвардейские кавалерийские корпуса действовали параллельно, заодно обеспечивая и фланги мехкорпуса.

В 19 часов 30 минут 7-й механизированный корпус, совершив почти стокилометровый стремительный скачок на северо-запад, вошел в столицу Чехословакии с юга и соединился здесь с 4-й танковой армией 1-го Украинского фронта.

Занятие Праги замкнуло кольцо окружения вражеских войск в Чехословакии. В течение двух следующих дней крупная группировка войск генерал-фельдмаршала Шернера под ударами войск 1, 4 и 2-го Украинских фронтов капитулировала.

Исторический день победы Советского Союза над гитлеровской Германией -9 мая 1945 г.-явился днем освобождения Красной Армией столицы Чехословацкой республики. На улицах Праги царили великая радость и ликование. Народ был преисполнен чувства глубокой благодарности советским людям за свое освобождение. Рождалась новая, социалистическая Чехословакия. Заканчивалась великая освободительная миссия советского народа и его Вооруженных Сил.

Всю ночь 10 мая соединения конно-механизированной группы продолжали уничтожать группы противника в пригородах Праги, к западу и юго-западу от города. Это были наши последние выстрелы в Великой Отечественной войне.

К вечеру 10 мая корпуса сосредоточились южнее и юго-западнее Праги. Здесь у древних стен на родине Яна Гуса и Юлиуса Фучика закончился боевой путь танкистов и казаков 1-й гвардейской конно-механизированной группы. Впереди была дорога на Родину...

Войска группы на протяжении всего периода боевых действий в Чехословакии, начиная с марта, составляли острие клина 2-го Украинского фронта. Они последовательно пронизали всю толщу обороны противника вплоть до Праги и юго-западнее — до встречи с союзными войсками. Казаки и танкисты, артиллеристы и авиаторы, все воины группы могли гордиться своим последним великим подвигом, совершенным на завершающем этапе войны. Горжусь и я нашим вкладом в освобождение Чехословакии и тем, что после окончания войны трудящиеся Братиславы и Брно оказали мне, как и ряду других участников боев тех дней, большую честь, назвав почетным гражданином своих городов.

Пражская операция явилась завершающим этапом разгрома вооруженных сил фашистской Германии. Много лет минуло с той поры, много воды утекло. Но вечно живут в памяти события тех огненных лет, вечно будут жить дружба и искренние симпатии между трудящимися СССР и Чехословакии — народами-братьями.

Знамя Победы над рейхстагом

К. Ф. ТЕЛЕГИН
генерал-лейтенант

Родился в 1899 г. в г. Гатарске Новосибирской области. Участник граждан ской войны, член КПСС с 1919 с.

В предвоенные годы служил начальником политотделов погранвойск округом Казахстана и Дальнею Востока, начальником отдела Главного управлении политической пропаганды войск НКВД.

Во время Великой Отечественной войны — член Военного совета Московского военного округа и Московской зоны обороны, член Военного совета Донского. Центрального и 1-го Белорусского фронтов.

В послевоенные годы — член Военного совета Группы советских войск в Германии, заместитель по политической части начальника курсов «Выстрел». С 1956 г. — в отставке.

В истории второй мировой и Великой Отечественной войн, во всей истории военного искусства Берлинская операция занимает особое место. И не только по количеству принимавших в ней участие с обеих сторон войск и боевой техники, не только по ожесточенности боев. Но главным образом по решительности и военно-политическим результатам завершающего сражения величайшей в истории человечества войны.

Мне довелось в то время быть членом Военного совета 1-го Белорусского фронта — фронта, который, по существу, вышел на берлинское направление с началом грандиозной Белорусской операции и уже до самого Дня Победы не сходил с этой разящей прямой, нацеленной в сердце гитлеровской Германии.

Уже сражаясь за освобождение Белоруссия, все мы, от солдата до маршала, почувствовали, что война вступает в решающую фазу, что близится час нашей полной победы. А потом наши войска в ходе Висло-Одерской операции начали освободительный поход по польской земле, вплотную подошли к границам «третьего рейха».

Понадобились большие усилия и немалые жертвы, чтобы зимой 1945 г, советские войска, пройдя с жестокими боями за 20 дней около 600 км, оказались в 60 км от Берлина. Высоким был политический подъем, неудержимым — патриотический порыв бойцов Фронта, рвавшихся к фашистскому логову, чтобы выполнить приказ Родины и водрузить над Берлином знамя Победы.

Думалось: только бы не потерять взятого темпа наступления, когда до конца войны остаются считанные дни. Но так казалось только на первый взгляд. Враг еще был силен. Чувствуя приближение расплаты, он сопротивлялся с отчаянием обреченного.

Берлин опоясался мощными рубежами обороны, которые в сочетании с многочисленными естественными препятствиями требовали для их преодоления концентрированного удара всей мощью, всеми силами и средствами фронтов, нацеленных на фашистскую столицу. Нет, штурмовать Берлин с ходу, не учитывая всех факторов сложившейся обстановки, пренебрегая опасностью фланговых ударов врага, было бы безрассудством.

Поспешность могла обойтись слишком дорого. И по решению Станки Верховного Главнокомандования наступление было приостановлено, чтобы собрать силы в кулак, а затем бить наверняка.

Обстановка, сложившаяся к тому времени, была действительно чрезвычайно сложной. Она выдвигала подчас самые неожиданные проблемы, которые вносили существенные коррективы в планирование Берлинской операции и сроки ее подготовки.

Прежде всего, войска 1-го Белорусского фронта практически не имели передышки для подготовки к новому наступлению после тяжелой Висло-Одерской операции. Февраль и март ушли на ликвидацию вражеских контрударов из Восточной Померании, где гитлеровское командование сосредоточило крупные силы и бросило их в разрыв, образовавшийся в ходе наступления между 1-м и 2-м Белорусскими фронтами.

Чтобы предотвратить серьезные последствия флангового удара врага по правому крылу нашего фронта, командование вынуждено было ввести в сражение армии второго эшелона и часть сил ударной группировки. Фактически на этом участке действовало более половины всех войск фронта, значительная часть боевой техники и материальных средств, в том числе и тех; что были предназначены для Берлинской операции.

Поэтому для решения предстоящих задач фронту нужны были основательные пополнения как личным составом, так а техникой, боеприпасами, горючим. А это представляло достаточно сложную проблему в условиях растянутости коммуникаций, необходимости восстановить значительную часть железнодорожной колеи и обеспечить скрытность перевозок и перемещения войск и боевой техники, да еще в сжатые сроки.

Помимо многочисленных и ставших уже привычными забот, характерных для подготовительного периода, неожиданно пришлось столкнуться с новыми, весьма серьезными, трудностями, которые могли оказать определенное влияние на ход подготовки к операции. Дело в том, что нас начали буквально захлестывать потоки освобожденных из гитлеровских концлагерей военнопленных и граждан, угнанных в фашистскую неволю из оккупированных стран.

Это были сотни тысяч людей разных национальностей, убеждений, возрастов. Всех их нужно было разместить, одеть, накормить, транспортировать. Многие нуждались в серьезной медицинской помощи. У нас же не было для всего этого ни специального аппарата, ни свободного транспорта, и рассчитывать приходилось только на внутренние резервы.

И все же для них было сделано все возможное. Несмотря на то, что фронт готовился к проведению ответственнейшей операции, которая должна была решить исход войны, что на учете были каждая транспортная единица, каждый килограмм продуктов, горючего, каждый грамм медикаментов, Военный совет и все, кому было поручено заботиться о репатриантах, предприняли необходимые меры, чтобы принять и направить в нужное русло этот трудноуправляемый поток беженцев от фашистского рабства.

Еще одной, не менее важной, хотя и не столь неожиданной, проблемой была ликвидация подпольных шпионско-диверсионных панд «Вервольф» ( «Оборотень»), созданных по указанию Гиммлера на немецкой территории, занятой нашими войсками. В Военный совет стали поступать сведения из ряда населенных пунктов о появлении там отрядов, одетых в форму воинов Красной Армии или Поиска Польского. Их «визиты» сопровождались разбоем, поджогом домов, насилиями. Среди немецкого населения распространялись слухи, что русские «творят жестокую расправу», «кровавую месть», угоняют немцев поголовно «в Сибирь на каторгу» и т. п.

Для ликвидации фашистских банд Военный совет выделил необходимые силы. В операции приняли участие пограничные войска охраны тыла. Большую роль в ликвидации банд сыграли созданные

Военным советом комендатуры. Среди местного населения политорганы развернули большую разъяснительную работу. Да и сами немцы в большинстве своем вскоре убедились на опыте, что воины Красной Армии и Войска Польского ведут себя гуманно, с достоинством, не издеваются над мирными жителями, помогают им в наведении порядка, в снабжении продовольствием, медикаментами.

Правильная линия поведения наших воинов, их безупречное отношение к немецким гражданам пришли не сами собой. Военный совет, политорганы, руководствуясь указанием Центрального Комитета партии об интернациональном воспитании советских воинов, провели большую воспитательную работу и разъяснение этих требований.

В своем обращении к войскам Военный совет писал: «... Настоящий воин Красной Армии никогда не уподобится фашистский людоедам, никогда не уронит достоинства советского гражданина... Он не может забыть главного — священной и благородной цели войны, ради которой наш народ взялся за оружие,- разгромить немецко-фашистскую армию и покарать фашистских преступников. Мы не мстим немецкому народу.., а хотим помочь ему сбросить с себя это кровожадное чудовище — фашизм».

Настойчивая воспитательная работа принесла желаемые результаты. Очень скоро ставка фашистских главарей на разжигание ненависти к Красной Армии и ее польским союзникам, на организацию против них массовой диверсионной деятельности оказалась битой. Уже через месяц при активной помощи немецкого населения банды «Вервольф» были разгромлены и перестали существовать. Таким же крахом закончились попытки гитлеровского руководства забрасывать в наш тыл разведчиков и диверсантов. Многие из них добровольно являлись с повинной, а остальных быстро обезвреживали наши соответствующие органы.

Так были решены некоторые из великого множества проблем, сопутствовавших подготовке большого наступления. Конечно, эти вопросы не были главными, но и они могли в какой-то степени помешать нормальному ходу подготовки операции.

Главным же, решающим направлением деятельности командования, Военного совета фронта в этот период была непосредственная подготовка к операции: морально-политическая и психологическая подготовка воинов, мобилизация всех внутренних ресурсов, получение пополнений, их распределение и обучение, материально-техническое обеспечение. Словом, все то, что определяет успех будущей наступательной операции, является ее прочной базой.

Нам было известно, что гитлеровское руководство готовилось защищать Берлин всеми имевшимися у него средствами. Для обороны Берлина был создан специальный штаб. Город опоясали три мощных оборонительных обвода. Столица «третьего рейха» была разбита на девять секторов обороны. Многие ее дома и целые кварталы превращались в узлы сопротивления, усиленные долговременными железобетонными сооружениями,

Но чтобы непосредственно штурмовать Берлин, войскам фронта предстояло еще прорвать три полосы обороны, главная из которых, проходившая по западным берегам Одера и Нейсе, состояла из трех позиций и достигала глубины до 10 км, Оборона была насыщена современными инженерными сооружениями, обеспечена плотным артиллерийско-минометным огнем, изобиловала опорными пунктами, подготовленными к круговой обороне и заблаговременно занятыми войсками на всю глубину.

Берлинская группировка противника насчитывала около 1 млн. солдат и офицеров. Она имела свыше 10 тыс. орудий и минометов, около 1,5 тыс. танков и штурмовых орудий и около 3 млн. фаустпатронов. Здесь было сосредоточено свыше 3300 боевых самолетов.

Сама по себе задача прорыва такой мощной, многополосной, долговременной обороны врага, разгрома крупной противостоящей группировки была достаточно сложной и ответственной. Готовиться к операции такого масштаба и значения нужно было весьма длительное время.

На Крымской конференции были приняты согласованные решения о безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии, о действиях союзных вооруженных сил на ее территории и, в частности, о том, что Берлин входит в зону операций советских войск. Несмотря на это, реакционные правящие круги Англии и США развили бурную закулисную деятельность, направленную на упреждающее овладение столицей «третьего рейха» англо-американскими войсками.

Двойная игра наших западных союзников вызывала у заправил фашистской Германии надежды на раскол антигитлеровской коалиции. Они строили планы своего спасения, рассчитывая путем сепаратного соглашения с правителями Англии и США избежать безоговорочной капитуляции и добиться приемлемого для гитлеровского руководства послевоенного устройства Европы.

О том, что эти надежды не были беспочвенными, убедительно свидетельствуют документы, раскрывающие военно-политическую линию такого трубадура антикоммунизма, как У. Черчилль.

Признавая факт поражения Германии на Востоке и разрушения ее военной мощи, британский премьер сделал вывод, что это обстоятельство повлекло за собой «коренные изменения в отношениях между коммунистической Россией и западными демократиями». В разработанной Черчиллем программе западным державам предлагалось руководствоваться, «во-первых, тем, что Советская Россия стала смертельной опасностью для свободного мира. Во-вторых, тем, что против ее дальнейшего продвижения должен быть создан новый фронт. В-третьих, тем, что этот фронт в Европе должен пролегать как можно дальше на Восток»{174}.

1 апреля 1945 г. Черчилль писал Ф. Рузвельту: «Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу... Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток и что в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять»{175}. С таких позиций Черчиллю было рукой подать до прямого предательства по отношению к Советскому Союзу и его Вооруженным Силам, вынесшим на своих плечах основную тяжесть войны с гитлеровскими полчищами и спасшим народы Европы, в том числе и Англии, от фашистской чумы. И Черчилль очень скоро сделал этот шаг: он приказал фельдмаршалу Монтгомери тщательно собирать немецкое трофейное оружие для борьбы с демократическим движением в Италии и Франции, а также для вооружения немцев в возможном новом походе против Советского Союза.

Понятно, что Гитлер и его окружение видели в такой позиции наилучший выход из надвигавшейся катастрофы и были готовы сдать свою столицу английским пли американским войскам. И они демонстрировали эту готовность пассивным сопротивлением их продвижению, переброской все новых сил с западного направления на восточное.

Передовые части союзников без особого труда дошли до Эльбы и захватили на ее правом берегу плацдармы, с которых рассчитывали с ходу нанести удар на Берлин. Но при форсированном марше передовые части оторвались от своих главных сил и оказались вынуждены на время остановиться.

Необходимо было не допустить намечавшийся сговор западных союзников с гитлеровцами, цели которого не имели ничего общего с интересами народов Европы и мира, с торжественными обязательствами, взятыми на себя главными державами антигитлеровской коалиции. Германия не должна была вновь возродиться как милитаристское, агрессивное государство, главный оплот империалистической реакции в Европе.

Верность союзническому долгу, величайшие жертвы и лишения, невиданные стойкость и мужество, проявленные советскими воинами в единоборстве с немецко-фашистскими захватчиками, давали им право и обязывали нанести завершающий удар по фашистскому логову. Для этого Красная Армия располагала всем необходимым. Этою ждали от нее Коммунистическая партия и советский народ.

В такой обстановке Ставкой Верховного Главнокомандования было принято решение ускорить начало операции советских войск по овладению Берлином.

План Берлинской операции советских войск Ставка Верховного Главнокомандования разрабатывала заблаговременно, с учетом соображений Военных советов выделенных для участия в ней фронтов.

Что касается плана боевых действий 1-го Белорусского фронта, то на отработку его командование и штаб затратили почти весь март. Детализация и конкретность достигались тем, что каждый командующий армией получал предварительную ориентировку о задачах его объединения и на этой основе разрабатывал свой план. Причем процесс этот шел под постоянным контролем со стороны Военного совета и штаба фронта. С командованием армий поддерживался повседневный контакт. Им помогали, вносили коррективы, и лишь после окончательной шлифовки армейские планы утверждались Военным советом, сводились в единый план операции фронта, который был представлен Верховному Главнокомандованию.

29 марта командующий фронтом Маршал Советского Союза Г. К. Жуков прибыл в Москву, чтобы доложить фронтовой план предстоящей операции. А 1 апреля в Ставке на совещании командующих фронтами был рассмотрен и утвержден общий план Берлинской операции. Согласно этому плану, войскам 2-го и 1-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов, части сил Балтийского флота и Днепровской военной флотилии предстояло в короткий срок подготовить и провести операцию, в ходе которой завершить разгром основных сил врага, овладеть Берлином, принудить фашистскую Германию к безоговорочной капитуляции и тем самым победоносно запортить вторую мировую войну в Европе.

Директивой Ставки 1-му Белорусскому фронту предлагалось 16 апреля нанести главный удар силами четырех общевойсковых и двух танковых армий с кюстринского плацдарма. Предписывалось на шестой день операции овладеть Берлином, а к исходу 12-15 суток выйти на Эльбу. Входившие в ударную группировку общевойсковые 47-я армия генерала Ф. И. Перхоровича, 3-я ударная генерала В. И. Кузнецова, 5-я ударная генерала Н. Э. Берзарина и 8-я гвардейская генерала В. И. Чуйкова должны были разгромить врага и создать условия для ввода в прорыв танковых армий — 1-й гвардейской генерала М. Е. Катукова и 2-й гвардейской генерала С. И. Богданова. В качестве второго эшелона фронта в ударную группировку были включены 3-я армия генерала А. В. Горбатова и 7-й гвардейский кавалерийский корпус генерала М. П. Константинова.

Из районов севернее и южнее Кюстрина наносились два вспомогательных удара: один — силами 61-й армии генерала П. А. Белова и 1-й армии Войска Польского, возглавляемой генералом С. Г. Поплавским, в общем направлении на Эберсвальде — Зандау; второй — силами 69-й армии генерала В. Я. Колпакчи и 33-й армии генерала В. Д. Цветаева в общем направлении на Фюрстенвальде- Бранденбург. Вместе с 33-й армией действовал 2-й гвардейский кавкорпус генерала В. В. Крюкова. Днепровская флотилия должна Пыла оказать содействие наземным войскам в прорыве обороны, обеспечить переправы и противоминную оборону по Одеру{176}.

То обстоятельство, что оставшиеся до начала наступления сроки его подготовки были сокращены без малого в три раза, поставило немало сложнейших вопросов. Можно ли утроить пропускную способность и без того загруженных до предела железных и шоссейных дорог? Или ускорить в несколько раз производство и доставку за сотни и тысячи километров огромного количества боевой техники, боеприпасов, снаряжения, необходимых для успешных действий наших войск против отборной вражеской группировки? Успеют ли, наконец, войска за такой сжатый срок перегруппироваться, пополниться, усвоить задачи и отработать предстоящие боевые действия, скрытно занять исходные районы и настроиться психологически на последний, решающий штурм цитадели гитлеровского фашизма — Берлина?

Военному совету фронта, командирам всех степеней, политработникам, офицерам штабов, тыловым органам нужно было на все Эти вопросы ответить делом. Каждому на своем посту предстояло сделать все возможное, а если понадобится, то и невозможное, для выполнения, приказа Родины.

В те памятные дни Центральный Комитет Коммунистической партии, Советское правительство, Ставка Верховного Главнокомандования приложили поистине титанические усилия, чтобы обеспечить все необходимое для победы. К началу Берлинской операции на трех участвовавших в ней фронтах была сосредоточена огромная сила: свыше 2,5 млн. бойцов и офицеров, около 42 тыс. орудий и минометов, 6250 танков и самоходных орудий, 7500 боевых самолетов, более 3000 установок полевой реактивной артиллерии. Плотность артиллерии (калибром от 76 мм и выше) на участках намеченных прорывов достигала 230-250 стволов на один километр{177}.

Значительная часть этих сил и средств была сосредоточена в исходных районах на направлении главных ударов фронтов. На участках прорыва удалось создать многократное превосходство в людях и боевой технике.

Однако наш собственный опыт подтверждал суворовское положение, что на войне главное все же не число, а умение. Понятно, что воевать и числом, и умением все же лучше. И можно сказать, что каждый день и каждый час войска фронта готовились к бою, учились побеждать.

Готовности к решительному штурму было подчинено все: пополнение частей и соединений личным составом, обеспечение их оружием, боеприпасами, снаряжением; отработка вопросов взаимодействия частей различных родов войск в маневренном бою, особенно при действиях в большом городе, при форсировании водных преград, в ночных условиях.

Были изданы многочисленные памятки бойцам разных видов оружия о действиях в большом городе, в составе штурмовых групп. Проводились специальные тренировки на топографических картах Берлина и на местности, напоминавшей ту, на которой предстояло действовать в ходе наступления. Все сосредоточения и передвижения войск, вся подготовка к операции проводились преимущественно ночью.

Перед командующим 16-й воздушной, армией генералом С. И. Руденко была поставлена задача воспрепятствовать полетам вражеских воздушных разведчиков над расположением наших поиск, коммуникациями, пунктами выгрузки прибывающих пополнении. С этой задачей авиаторы в целом справились успешно, что в сочетании с другими мерами маскировки позволило в значительной степени скрыть от противника оперативное построение войск фронта, его силы и средства.

В то же время разведывательные экипажи 16-й воздушной армии достаточно полно вскрыли характер обороны противника, его огневую систему на всю глубину операции, аэродромную сеть и базирующуюся на ней авиацию, группировку тактических и оперативных резервов. Перспективная аэрофотосъемка местности общей площадью около 40 тыс. кв. км в полосе наступления фронта позволила топографическому отделу фронта создать крупномасштабные карты с обозначением вражеских укреплений, инженерных сооружений и огневых средств.

О подготовке Берлинской операции, ее конкретных сроках и задачах знал чрезвычайно узкий круг лиц. Остальные осуществляли свои обычные функции по поддержанию высокой боевой готовности частей и соединений, политическому воспитанию воинов, переформированию, снабжению. И все же не было на фронте бойца, который не чувствовал бы надвигающихся событий, не ощущал величия предстоящей боевой задачи.

Долгим и нелегким путем шел советский солдат. И теперь, на подступах к Берлину, он нетерпеливо ждал приказа на последний рывок, последний штурм. Он верил, знал, что фашистский Берлин, а вместе с ним и война доживают последние дни. Сознание близости победы окрыляло бойцов, придавало им новые силы, вызывало высокий политический подъем.

Любовь советских воинов к Коммунистической партии, их преданность делу ленинизма, непоколебимая вера в скорое победоносное завершение войны нашли свое отражение в росте партийных рядов, укреплении низовых партийных и комсомольских организаций. Только в марте в члены партии было принято 5807 и кандидатами в члены партии 5890 лучших бойцов и командиров, проявивших отвагу и бесстрашие в боях за освобождение от оккупантов своей Родины и братской Польши, в битвах на немецкой земле. И апреле это число было еще больше, оно составило соответственно 6849 и 6413 человек.

Советский патриотизм, вера бойцов в дело партии, в торжество ее идей особенно ярко и волнующе проявились в канун сражения. В такие минуты каждый воин вспоминает свой жизненный путь, спрашивает себя, с чем пришел он к этому дню, с чем пойдет в бой; И вот в ночь на 16 апреля, в последнюю ночь перед решающим штурмом, свыше 2 тыс. воинов фронта подали заявления о вступлении в партию.

Все знали, что сражение будет жестоким, что не каждому суждено дойти до долгожданной победы, но все хотели идти в бой коммунистами, пример которых вдохновлял на ратные подвиги. У многих советских бойцов, павших в Берлинской операции, в карманах гимнастерок, под обложками комсомольских билетов были найдены заявления, которые они не успели передать парторгам рот и батальонов. Заявления были написаны по-разному, но смысл их был один: в Берлин хочу войти коммунистам, а если погибну, прошу считать, что я сражался, как коммунист, и умер коммунистом...

Как не гордиться нашими воинами, не преклоняться перед их несгибаемой волей, мужеством, верностью долгу, глубиной и чистотой убеждений! И первое слово благодарности — нашей Коммунистической партии, ее ленинскому Центральному Комитету, воспитавшим таких людей, сплотившим их в тяжелый для Родины час в единую боевую семью и ведущим от победы к победе. Вот и тогда, перед последним, решительным ударом по врагу, во всем и повсюду видна была руководящая и направляющая роль партии, активная целенаправленная деятельность ее идейных бойцов — коммунистов.

Политорганы фронта, возглавляемые начальником политуправления генералом С. Ф. Галаджевым, умело организовали партийно-политическое обеспечение подготовки и проведения операции. Для этого использовались все многочисленные, оправдавшие себя на практике формы и методы партийно-политической и идеологической работы. Разъяснялось всемирно-историческое значение окончательного разгрома войск гитлеровской Германии и ее безоговорочной капитуляции. Пропагандисты, агитаторы, партийные и комсомольские активисты напоминали бойцам основные положения внешней и внутренней политики Коммунистической партии и Советского правительства, воспитывали молодое пополнение на героических примерах и подвигах воинов фронта.

Одной из своих главных задач в этот период Военный совет 1-го Белорусского фронта считал укрепление всех звеньев командного состава, политорганов и партийных организаций, понесших серьезные потери в минувших боях. Только в ходе Висло-Одерской операции мы потеряли около тысячи одних лишь политработников. Поредели и многие партийные организации.

Надо было не только восполнить эти потери, но и создать необходимый резерв командиров, политработников, парторгов, комсоргов, агитаторов и соответственно их подготовить.

В боевые части для их усиления перевели лучших коммунистов из тыловых частей и учреждений. Наладили на краткосрочных курсах широкую подготовку замполитов подразделений, парторгов и агитаторов. Развернули работу по вовлечению в ряды партии и комсомола лучших офицеров и бойцов. Пришлось принять и энергичные меры для устранения медлительности некоторых партийных, комсомольских организаций, политорганов при рассмотрении заявлений о приеме в партию и комсомол и выдаче партийных и комсомольских документов.

В итоге этой работы фронт не только восполнил потери, но и значительно увеличил численный состав этих организаций. К началу операции в каждом подразделении была боевая, сплоченная партийная и комсомольская организация — помощник и опора командиров.

Большое внимание штаба и политического аппарата фронта уделялось выпуску и распространению различных памяток, листовок и другой агитационной литературы, направленной на успешное решение поставленных задач. Достаточно сказать, что в период операции нашим политуправлением было выпущено около 1 млн. листовок{178}.

Тематика печатной пропаганды была крайне разнообразной, но целенаправленной и актуальной, тесно увязанной с конкретными и важнейшими задачами, решаемыми войсками фронта в данный момент. Листовки и памятки адресовались воинам-железнодорожникам и расчетам орудий, танкистам и огнеметчикам, труженикам авиационного тыла и водителям автомашин, пулеметчикам и саперам — словом, всем бойцам фронта.

Особое место занимали памятки воинам о ведении боев в крупном городе. И хотя в подготовительный период в них не назывался Берлин, всем было понятно, о каком «большом городе» идет речь. В этих коротких памятках лаконично и доступно излагался большой опыт, добытый в минувших битвах. Его изучение, несомненно, помогло нашим войскам действовать наиболее эффективно в различных условиях заключительного сражения.

Последней листовкой, полученной войсками в канун начала операции, было обращение Военного совета «К бойцам, сержантам, офицерам и генералам 1-го Белорусского фронта». В нем говорилось: «Боевые друзья! Верховный Главнокомандующий Маршал Советского Союза товарищ Сталин от имени Родины и всего советского народа приказал войскам нашего фронта разбить противника на ближайших подступах к Берлину, захватить столицу фашистской Германии — Берлин и водрузить над нею знамя победы».

Обращение призывало воинов нанести врагу последний удар, допить его и победно закончить войну. Оно напоминало о славном боевом пути войск фронта и заканчивалось призывом: стремительным ударом преодолеть оборонительные рубежи врага и ворваться и Берлин.

Эту листовку бойцы читали в ночь на 16 апреля уже в траншеях исходных рубежей наступления. А несколько часов спустя, на рассвете 16 апреля 1945 г., гром залпов из 22 тыс. орудий и минометов возвестил миру о начале Берлинской операции. Вместе с огненными тактами в лицо врага плеснули ослепительными снопами света зенитные прожекторы. Воздух содрогался от гула авиационных моторов, от неистового грохота рвущихся во вражеском расположении бомб, снарядов, мин.

А потом, когда огненный вал покатился дальше — в глубину вражеской обороны, на штурм двинулась стальная лавина танков, устремились вперед штурмовые батальоны. Впереди, рядом с командирами и политработниками, шли коммунисты, увлекая за собой всех остальных и принимая на себя первый удар.

Не могу не привести один волнующий документ, родившийся в последние минуты перед штурмом, когда уже гремела артиллерийская подготовка прорыва. Это был призыв, гласивший; «Товарищи! До атаки осталось 20 минут. Смотрите, мы, Алексеев и Рощин, идем направляющими, по сигналу поднимаемся первыми, не отставайте от нас. Мы ворвемся в первую траншею, вы — за нами, поддерживайте нас. Немцы не устоят перед нами. Нужно не отставать, а преследовать врага по пятам. Будьте готовы!»

Эти слова были написаны на листке бумаги парторгом роты Алексеевым и комсоргом Рощиным. Бойцы передавали листок из рук в руки и, когда прозвучал голос командира: «Вперед — на Берлин!», поднялись как один и ринулись в атаку.

Так было по всему кюстринскому плацдарму, по всей полосе наступления.

Подавленный, оглушенный, растерявшийся противник не смог устоять и, отчаянно отбиваясь, оставлял одну траншею за другой. Первая полоса обороны противника вскоре была взята.

Но ворваться с ходу на Зееловские высоты, на вторую полосу не удалось. Здесь враг, опомнившийся от потрясения, укрылся за мощной системой инженерных сооружений, минных полей, густой сетью каналов и канав, до краев заполненных вешними водами. Подступы к оборонительным рубежам прикрывались плотной завесой артиллерийско-минометного огня и огнем стрелкового оружия. Небо полосовали трассы сотен зенитных орудий и пулеметов.

Лишь к исходу 17 апреля, после массированной артиллерийской и авиационной подготовки, войскам 8-й гвардейской и 1-й гвардейской танковой армий удалось прорвать на основных участках оборону у Зееловских высот.

Да, на своей земле, за ее последние клочки, за столицу враг дрался с фатальным упорством, с отчаянием обреченного. Гитлеровские заправилы, предчувствуя надвигавшийся крах, бросали в бой против советских войск не только регулярные соединения, снятые с западных рубежей, но даже детей и стариков — всех, кто мог носить оружие. Они преднамеренно открывали путь англо-американским войскам в Берлин, усиливая в то же время сопротивление продвижению наших ударных группировок.

17 апреля, на второй день Берлинской операции, Военный совет фронта получил от Верховного Главнокомандующего следующую телеграмму: «Гитлер плетет паутину в районе Берлина, чтобы вызвать разногласия между русскими и союзниками. Эту паутину нужно разрубить путем взятия Берлина советскими поисками. Мы можем это сделать и должны это сделать»{179}.

Ввиду необычайно ожесточенного сопротивления противника Ставка Верховного Главнокомандования отдала приказ Маршалу Советского Союза И. С. Коневу двинуть на Берлин танковые армии, чтобы помочь нашему фронту быстрее овладеть столицей «третьего рейха». 18 апреля 3-я и 4-я гвардейские танковые армии 1-го Украинского фронта, форсировав Шпрее, устремились к Берлину, облегчив поискам нашего фронта прорыв второй и третьей полос одерского рубежа обороны. Вскоре соединения 2-го Белорусского фронта очистили от противника междуречье Ост — и Вест-Одера и, форсировав последний, стали продвигаться на запад.

К исходу 21 апреля войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов вступили в пригороды Берлина.

В попавшем в наши руки приказе от 9 марта 1945 г. о подготовке Берлина к обороне содержалось требование «оборонять столицу до последнего человека с фанатизмом, фантазией, с применением всех средств введения противника в заблуждение, военной хитрости, с коварством.., на земле, в воздухе и под землей, не давая ни минуты покоя, ослабляя и обескровливая в густой сети опорных пунктов, оборонительных узлов и гнезд сопротивления, засылая в тыл штурмовые группы, нападать и уничтожать противника, удерживая во что бы то ни стало каждый квартал, дом, этаж, каждую изгородь, каждую воронку от снаряда»{180}.

И действительно, битва в городе, занимавшем 900 кв. км и превращенном в громадный узел обороны, до предела насыщенный огневыми средствами, потребовала исключительного мужества и мастерства наших бойцов и командиров, гибкого управления штурмовыми группами, четкой организации целеуказания и обозначения своих поиск, оперативной информации о положении сторон.

Накануне и в ходе Берлинской операции наши воздушные разведчики шесть раз сфотографировали город. На картах крупного масштаба были выделены основные объекты. На основании захваченных документов, опроса пленных и немецкого населения составили подробные схемы и планы районов города, отдельных узлов сопротивления и снабдили ими подразделения до роты включительно.

Командиры подразделений, штурмовых групп знали районы своих действий, каждый объект в них. Воины были соответственно вооружены и заранее подготовлены к боям в большом городе. И теперь, когда громада советских армий втискивалась в узкие улицы берлинских окраин, Военный совет фронта вновь обратился к войскам с призывом взять Берлин как можно быстрее, чтобы не дать противнику опомниться. «Обрушим же на врага всю мощь нашей боевой техники, мобилизуем всю нашу волю к победе, весь разум, — говорилось в этом обращении. — Не посрамим своей солдатской чести, чести своего боевого знамени. На штурм Берлина! К полной и окончательной победе, боевые товарищи!»

На этот призыв, призыв своих сердец, бившихся в унисон с сердцами миллионов советских людей, воины фронта ответили огнем по врагу и рывком к центру фашистской столицы. По периметру всего огромного города закипело упорное сражение.

Еще 20 апреля дивизион 122-миллиметровых пушек, возглавляемый гвардии майором А. М. Зюкиным, в 11 часов 30 минут первым открыл огонь по Берлину. На следующий день, как доложил Военному совету командующий артиллерией фронта генерал В. И. Казаков, огонь по вражеским войскам, расположенным в городе, вели дальнобойные орудия батареи капитана А. Решетова и дивизиона майора Демидова. А два дня спустя не было в городе ни одного объекта вне пределов досягаемости нашей артиллерии. Огневой шквал катился по городу, сметая на своем пути все преграды.

25 апреля войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов в районе Потсдама замкнули кольцо окружения Берлина. Бой распался на тысячи мелких очагов — за каждый дом, квартал, станцию метро.

По своей ожесточенности, динамичности, сложности управления битва на улицах и площадях Берлина не была похожей на все, с чем мы встречались ранее. Враг знал, что отступать ему больше некуда, многие понимали, что судьба войны решена и наступает суровый час расплаты. Здесь было кому ее страшиться — от нацистских главарей и руководителей вермахта до эсэсовцев всех рангов, кровавых палачей народов, в том числе и своего собственного.

Этим преступникам не оставалось ничего другого, кроме бездумного сопротивления и надежды на «чудо», которая таяла с каждым часом. Под дулами их автоматов сражались и потерявшие голову, насмерть запуганные фольксштурмисты, и окончательно дезориентированные геббельсовской пропагандой осажденные регулярные части, которым обещали «новое оружие», «раскол союзников» и т. п.

Нелегко, очень нелегко было нашему солдату вести бои в огромном городе, когда из любого окна по танкам, потерявшим на узких, заваленных битым кирпичом улицах маневренность и скорость, мог вплотную, без промаха ударить кумулятивным зарядом фаустник, когда в спины орудийных расчетов били просочившиеся в наш тыл эсэсовцы, одетые в гражданское. Фронт был кругом, но советский солдат шел вперед. Штурмовые отряды, поддерживаемые огнем из всех видов оружия, рвались к центру Берлина, к имперской канцелярии, к рейхстагу.

Дорогой ценой давался каждый метр, каждый дом, каждый подвал и чердак. Но сражаться приходилось не только за дома. В самом городе нужно было форсировать Шпрее, протекающую здесь в крутых каменных набережных, преодолеть многочисленные каналы в условиях, когда каждое окно на противоположном берегу могло оказаться амбразурой.

Первыми преодолели этот водно-огневой рубеж воины армий генерал-полковников В. И. Кузнецова и Н. Я. Берзарина. Ночью бойцы батальона, которым командовал Герой Советского Союза капитан Н. В. Оберемченко, под покровом темноты переправились через Шпрее у Трептов-парка и закрепились на западном берегу. Утром подразделение приняло на себя свирепый удар врага. Контратака следовала за контратакой. Но батальон, поддерживаемый огнем артиллерии и танковых орудий с восточного берега, прочно удерживал плацдарм.

В том бою смертью храбрых пал командир батальона капитан Оберемченко. И, быть может, на месте гибели героя вознесся сейчас в Трептов-парке монумент советского воина-освободителя, воина-интернационалиста, который пришел в Германию не мстителем, а преисполненный сознанием своего долга перед Родиной, как участник великого освободительного похода, принесшего свободу народам Европы.

И здесь, в Берлине, невольно вспоминалось, какую участь готовили Гитлер и его людоедское окружение столице нашей Родины -Москве. Это ее они хотели сравнять с землей, уничтожить всех москвичей, а на месте города создать море. У стен Москвы были похоронены и эта дикая, бредовая, человеконенавистническая «идея», и миф о «непобедимости» немецко-фашистской армии. Вспомнились сожженные дотла советские села и города, руины Варшавы.

И вот советские войска в Берлине.

Чтобы избежать излишнего кровопролития и сохранить город от разрушения, Военный совет 1-го Белорусского фронта предложил немецкому командованию прекратить сопротивление. Через громкоговорящие установки, с помощью листовок обращались к берлинскому гарнизону немецкие пленные солдаты, рабочие, жители столицы с предложениями сложить оружие, спасти город от разрушения, а его жителей от бессмысленных жертв.

Все было напрасно. На гуманные предложения советского командования гитлеровская клика ответила переброской новых сил. Гитлер приказал 9-й армии спешно идти на выручку берлинского гарнизона. С той же целью он снял с запада 12-ю и часть 7-й армии. Но исход сражения был уже предрешен. Вызванные Гитлером подкрепления не дошли до Берлина, а наши войска с удвоенной энергией продолжали сжимать стальное кольцо вокруг центра города. Рухнули последние надежды гитлеровского руководства на заключение сепаратного мира с западными державами. Теперь уже ни у кого не оставалось сомнения, что до падения столицы «третьего рейха» остались считанные дни и что взята она будет именно советскими войсками.

30 апреля Гитлер в состоянии глубокой депрессии покончил с собой. И в ту же ночь радио донесло до наших войск торжественные слова первомайского приказа Верховного Главнокомандующего: «...Мировая война, развязанная германскими империалистами, подходит к концу. Крушение гитлеровской Германии — дело самого ближайшего будущего... Воины Красной Армии и Военно-Морского. Флота!.. В завершающих боях покажите новые образцы воинского умения и отваги. Крепче бейте врага, умело взламывайте его оборону...»

Не всем бойцам, штурмовавшим Берлин, удалось прослушать этот приказ по радио. Чтобы довести наказ Родины до каждого бойца, политработники записывали его и размножали. Без отдыха работали типографии фронтовой, армейских и дивизионных газет. Партийные и комсомольские активисты, агитаторы доставляли приказ в самое пекло боя. И к утру 1 мая его прочитали все воины фронта.

Слово партии вдохновило воинов на новые подвиги. Один за другим рушились бастионы Прага. Первомайский праздник в Берлине проходил под грохот канонады, но уже над рейхстагом победно трепетало в этот день на ветру алое Знамя Победы. Советские войска гасили последние очаги вражеского сопротивления в Берлине.

Еще шли бои, еще стреляли в спины наших воинов с чердаков и из подвалов озверевшие в своей обреченности эсэсовцы. Но советские бойцы шли вперед, не оглядываясь, не зная страха и сомнений. Огнем автоматов и жизнью своей они добывали долгожданный мир пародам. Павшие герои уходили в бессмертие, а их места занимали другие, и не было силы, которая могла бы их остановить.

В сложнейшей обстановке маневренного боя сотен штурмовых групп, когда вместо уже привычной линии фронта на картах и схемах нестрела мозаика узлов и очагов сопротивления, Военный совет не знал ни минуты передышки. Непрерывно поступали донесения о ходе битвы, убывали посыльные с приказами и распоряжениями, по всем линиям связи уточнялось положение сторон. Куда-то приходилось посылать подкрепление, где-то менять направления ударов. Это был подлинный апофеоз войны, ее решающая фаза.

И, казалось, ни на что другое, кроме организации боя, управления войсками, не оставалось ни сил, ни времени. Но жизнь — всегда жизнь, даже на войне. Она многогранна и ставит Подчас вопросы, от ответа на которые не уйти. Здесь, в Берлине, одновременно с боевыми задачами пришлось Военному совету решать и другие, притом весьма серьезные.

По мере того как наши войска, подавляя сопротивление врага, пробивались к центру Берлина, за их боевыми порядками оставалось не просто поле боя, а городские кварталы, полуразрушенные строения, в которых ждали решения своей судьбы мирные жители — женщины, дети, старики, в большинстве одурманенные геббельсовcкой пропагандой о «неминуемой жестокой расправе». Они нуждались в неотложной помощи — как материальной, так и моральной. Склады же в городе оказались пустыми. Не было не только хлеба и топлива, но и воды. Многие жители остались вообще без крова.

А где-то там, в развалинах, таились те, кому было за что отвечать. Побросав, припрятав оружие и переодевшись в гражданское, бывшие эсэсовские палачи, военные преступники рассчитывали раствориться в многомиллионном городе, отсидеться до «лучших времен»,

И потому, оказывая помощь жителям Берлина и других населенных пунктов, расположенных на занятой войсками 1-го Белорусского фронта территории, Военному совету нужно было принять энергичные меры к тому, чтобы ни один военный преступник не ушел от справедливой кары. Следовало также добиться, чтобы повсюду пыл установлен твердый порядок, налажено четкое руководство на всех участках административно-управленческой деятельности.

О том, какое значение придавал Военный совет нормализации положения в Берлине, свидетельствует многое, Так, комендантом города был назначен талантливый военачальник и организатор, командующий 5-й ударной армией генерал Н. Э. Берзарин. В помощь ему направили на этот участок лучших командиров и политработников, партийных активистов из боевых частей. Был также сформирован политотдел военных комендатур, которые создавались в освобожденных районах немецкой столицы, наделялись широкими полномочиями и укреплялись необходимыми силами и средствами.

Еще содрогались здания от гула канонады, клубился над развалинами густой дым пожарищ, а у походных солдатских кухонь изголодавшиеся берлинцы получали горячую пищу. Преимущественной заботой пользовались дети, больные, инвалиды. Так, для питания найденных в подвалах городской больницы двухсот крайне истощенных немецких детей командир полка 8-й гвардейской армии выделил из полковых запасов молоко, масло, мясо, сахар, крупу. Узнав об этом гуманном поступке, Военный совет фронта объявил командиру полка благодарность и обеспечил больницу продовольствием еще на две-три педели Нередко, рискуя жизнью, советские воины выносили детей из огни, выбивали врага из домов без артиллерийской поддержки, чтобы не похоронить под развалинами детей и стариков.

Активное участие в продовольственном снабжения берлинского населения, в доставке и распределении продуктов принимали тыловые органы фронта. Кроме того, вместе с немецкими антифашистами они взяли на себя организацию колоссальных по объему ремонтно-восстановительных работ в огромном городе с полностью парализованным коммунальным хозяйством. Восстанавливать нужно было почти все: водопровод, канализацию, электростанции и электросеть. Приходилось расчищать улицы от завалов, собирать осиротевших детей, подыскивать кров для бездомных и многое другое.

Бедственное положение берлинского населения можно было бы значительно облегчить, если бы высшее военное командование вермахта и командование обороны Берлина приняли направленное им еще 23 апреля предложение Военного совета фронта прекратить бесмысленное сопротивление. Немецко-фашистское командование не прислушалось к голосу разума, и теперь за безрассудство гитлеровской клики расплачивались не только немецкие солдаты, но и жители города, а также многочисленные беженцы.

Было, конечно, крайне затруднительно вдоволь накормить эти миллионы людей. Ведь наши войска пока еще вели бои, и транспорт Пыл занят обеспечением боевых действий. Однако и в этих условиях Военный совет счел возможным выделить часть продуктов из своих ресурсов и установить для немецкого населения суточный рацион — 150-200 г хлеба, 25 г мяса, 400 г картофеля, а также небольшое количество сахара, кофе и (для детей) жиров. А сразу же после окончания боев Государственный Комитет Обороны утвердил предложенный Военным советом фронта значительно увеличенный продовольственный паек, обеспечивавший нормальное питание населения освобожденной нашими войсками территории Германии.

В то время как советское командование принимало меры для спасения миллионов жителей города, берлинский гарнизон продолжал оказывать сопротивление, и это создавало дополнительные огромные трудности для организации доставки и распределения продовольствия. Таким образом, две задачи — завершение разгрома врага и спасение от голода населения Берлина и других освобожденных территорий Германии — слились воедино.

Особенно трудно было выбивать врага из специально оборудованных железобетонных бункеров и из тоннелей метро, подготовленных для долговременной обороны. В этих укреплениях укрывались тысячи и тысячи вооруженных до зубов отборных солдат и офицеров вермахта, эсэсовских головорезов. Когда гарнизон одного из таких пятиэтажных бункеров, расположенного в берлинском зоопарке, после ожесточенного сопротивления капитулировал 1 мая, оказалось, что эта крепость была оборудована по последнему слову фортификационной техники. В ней находилось около 2,5 тыс. солдат и офицеров. Но и мощные укрепления не помогли им устоять перед сокрушительным натиском наших войск.

В 5 часов утра 1 мая в расположение 8-й гвардейской армии прибыл начальник генерального штаба сухопутных войск немецкой армии генерал Кребс. Сообщив о самоубийстве Гитлера, он заявил, что уполномочен «новым руководителем германского государства доктором Геббельсом» просить у советского командования суточною перемирия для выработки условий капитуляции.

Военный совет фронта доложил об этом Центральному Комитету партии и Ставке Верховного Главнокомандования и, получив от них соответствующие указания, ответил генералу Кребсу, что никакого нового германского руководства Советское правительство не признает, в переговоры с ним вступать не желает и требует немедленно отдать приказ о полной и безоговорочной капитуляции немецко-фашистских войск.

Конкретные требования изложил Кребсу представитель Военного совета фронта генерал армии В. Д. Соколовский. Было ясно, что враг чего-то выжидает, стремится оттянуть принятие единственно приемлемого для нас решения. Поэтому Кребсу было заявлено, что если до 18 часов приказ о капитуляции не будет отдан, начнется решительный штурм Берлина.

«Новое руководство» Германии в лице Геббельса отклонило требование советского командования, и 1 мая в 18 часов 30 минут огромной силы удар обрушился на укрепления врага. Клубы черного дыма закрыли солнце. Весь первомайский вечер, всю ночь гремела неистовая канонада, сметая с земли последние очаги вражеского сопротивления. Из подвалов, бункеров, тоннелей метрополитена высыпали с поднятыми руками вражеские солдаты и офицеры. Окна домов запестрели тысячами самодельных белых флагов — знаков капитуляции.

Это был крах. И тогда вслед за Гитлером покончили самоубийством Геббельс и многие другие фашистские главари.

2 мая полуоглохший от нашего орудийно-минометного огня начальник обороны Берлина генерал артиллерии Вейдлинг при всех орденах и с белым флагом в руке прибыл в штаб армии генерала В. И. Чуйкова. Отсюда он отдал приказ гарнизону города немедленно прекратить сопротивление. Этот приказ доводился до немецких войск всеми средствами связи, передавался через связных Вейдлинга. Нашим частям было предложено прекратить огонь повсюду, где к этому не вынуждают действия противника.

Необычайная тишина воцарилась в разрушенном Берлине. Население выходило из развалин и подвалов. По улицам нескончаемым потоком двигались колонны сдавшихся в плен солдат и офицеров. Большая их часть шла, понуро опустив головы, но было немало и таких, кто открыто выражал радость: наконец-то и для них закончилась война. На улицах и площадях росли груды оружия, скопища боевой техники разгромленного врага. К 24 часам на сборных пунктах уже находилось свыше 70 тыс. пленных. Активные силы фашистской партии, эсэсовцы, все, кто знал за собой кровавые преступления и страшился возмездия, теперь торопились переодеться в гражданскую одежду и скрыться среди мирного населения, а по возможности и бежать на запад.

Войска фронта продолжали выполнять свою боевую задачу. Несмотря на невероятную усталость, лица воинов были озарены сознанием выполненного долга. Видно было, что каждый с трудом сдерживает свои чувства, что они вот-вот прорвутся наружу.

И прорвались! Помогли этому радисты. Они первыми приняли и записали приказ Верховного Главнокомандующего с поздравлением войскам фронта, завершившим разгром берлинской группировки врага и при содействии войск 1-го Украинского фронта полностью овладевшим Берлином. Какое же воцарилось ликование, когда об этом узнали все воины, только что закончившие смертный бой! Мирное небо Берлина озарилось разноцветными ракетами, звучали песни и залпы салютов из винтовок и автоматов. На улицах поверженного Берлина возникли митинги. На одном из них, у Бранденбургских ворот, читал только что написанные стихи о победе поэт Е. Долматовский. На другом, состоявшемся возле рейхстага, молодой боец взволнованно говорил, что он выполнил наказ своего отца, дошел до Берлина победителем. Повсюду звучали здравицы в честь Победы, в честь нашего героического народа, великой ленинской партии и Советского правительства. Пехотинцы, летчики, танкисты, артиллеристы, саперы, связисты, санитары и медицинские работники поздравляли друг друга с Победой.

То, к чему шли долгих четыре года, свершилось. Гитлеровская Германия повержена в прах. Нашествие империалистов на нашу великую Родину закончилось сокрушительным поражением немецко-фашистских захватчиков. Советский народ и его Вооруженные Силы совершили подвиг, равного которому не знает мировая история. Наша ленинская партия сумела в невероятно тяжелых условиях поднять, организовать народы Советского Союза на борьбу с сильным врагом, провести их через тяжелейшие испытания к всемирно-исторической победе. Ее верные сыны — коммунисты — высоко держали на фронте честь и достоинство членов великой партии и были первыми в рядах бойцов за народное счастье, за честь, свободу и независимость Родины.

* * *

Места жестоких битв я вновь посетил в 1969 г., в дни празднования двадцатилетия Германской Демократической Республики. Я имел возможность всесторонне познакомиться с жизнью трудолюбивого народа первого на немецкой земле государства трудящихся, с его трудовыми успехами. Увидел, как преобразилась страна. Сейчас это мощное индустриальное государство, занимающее десятое место среди крупнейших государств мира по выпуску промышленной продукции, страна высокой культуры, науки и искусства. Столица социалистической Германии Берлин — это совершенно новый, красивый и благоустроенный город.

Но самым великим достижением Социалистической Единой партии Германии, ее Центрального Комитета во главе с выдающимся деятелем международного коммунистического и рабочего движения и большим другом советского народа Вальтером Ульбрихтом является воспитание нового человека — патриота своей социалистической родины и интернационалиста.

Я посетил многие братские могилы, в которых похоронены боевые друзья, и испытал чувство глубокой благодарности немецким товарищам за их бережное отношение к священной памяти тех, кто отдал свою жизнь борьбе с фашизмом. Было приятно узнать, что для трудящихся ГДР стало традицией украшать цветами братские могилы наших воинов в знак верности дружбе с советским народом, готовности идти плечом к плечу с ним.

... Никогда не изгладятся из памяти человечества великая битва советского народа и его Вооруженных Сил против гитлеровских захватчиков, героические подвиги наших воинов. Их мужество, героизм, беспредельная любовь к Родине и Коммунистической партии всегда будут источником вдохновения для новых поколений строителей коммунизма.

Балтийский флот в завершающих операциях войны

В. Ф. ТРИБУЦ
Адмирал

Родился 28 (15) июля 1900 г. в Ленинграде. В Советском Флоте с 1918 г., член КПСС с 1928 г. Участник гражданской войны. В 1926 г. окончил Военно-морское училище им. М. В. Фрунзе, в 1932 г. — Военно-морскую академию им. К. Е. Ворошилова.

В 1938-1939 гг. — начальник штаба, а в 1939-1947 гг. — командующий Краснознаменным Балтийским флотом.

В последующие годы — заместитель главнокомандующего Советскими Вооруженными Силами на Дальнем Востоке, в 1952-1956 гг. — на руководящей работе в Военной академии Генерального штаба, с 1957 г. — в Министерстве обороны СССР.

В 1961 г. вышел в отставку.

Наступал 1945 год...

Немецко-фашистское командование отлично понимало, в каком положении оказалась его военная машина в результате мощных ударов Советских Вооруженных Сил на всем огромном театре военных действий. Понимало, но не собиралось ослаблять сопротивления.

Войска и флот противника получили от своего верховного командования категорический приказ любой ценой удержать территорию Курляндского плацдарма, где была блокирована с суши и частично с моря крупная группировка немецких войск, и Восточную Пруссию. Гитлеровцы рассчитывали тем самым сковать значительные силы Красной Армии, не допустить развертывания кораблей и авиации нашего флота в восточной и южной частях Балтийского моря.

Для этого германское командование располагало в этих районах крупными группировками сухопутных войск и все еще сильным военно-морским флотом, пополненным надводными кораблями из Северного моря.

Противник продолжал удерживать очень важный район морского побережья — восточную его часть с портами Виндавой (Вентспилс) и Либавой (Лиепая). Это сильно затрудняло развертывание боевых действий сил Балтийского флота в юго-западном районе морского театра и не позволяло нам перебазировать на это побережье не только крупные надводные корабли, но и различные катера.

Обеспечение безопасности базирования своего флота, охрану побережья и поддержку сухопутных войск в обороне баз и берега противник возлагал на развитую и мощную береговую оборону, оснащенную крупнокалиберной артиллерией и многочисленными зенитными батареями.

К началу 1945 г. немецко-фашистское командование, ослабив боевой состав кораблей на других театрах, сосредоточило на Балтийском море основные силы своего флота. В состав его входили: два старых линейных корабля, четыре тяжелых и столько же легких крейсеров, свыше 200 подводных лодок, до 30 эскадренных миноносцев и миноносцев, сотни десантных судов, десятки торпедных катеров, тральщиков, сторожевых кораблей и катерных тральщиков{181}.

Основная часть флота базировалась на порты и базы Германии в южной части моря; в Либаве и Виндаве находились легкие силы, осуществлявшие оборону подходов и борьбу с советской авиацией и подводными лодками.

Противник имел явное преимущество в надводных и подводных силах и использовал его в своих оперативных целях, надеясь задержать наступление Красной Армии и Флота на запад вдоль побережья Балтики.

На всем балтийском театре действовало до 350-550 самолетов противника, большей частью истребителей. Вражеская бомбардировочная авиация под нажимом советских войск перемещалась на запад. Осуществляя слабое авиационное прикрытие флангов своих войск и особенно кораблей, поддерживающих войска, авиация противника иногда подвергала ударам позиции железнодорожных батарей нашего флота, но в целом боевая деятельность авиации врага носила явно оборонительный характер. Слабое прикрытие кораблей и транспортных судов противника являлось одной из причин больших потерь, наносимых ему авиацией нашего Балтийского флота.

Главная задача флота противника заключалась в защите своих морских сообщений, в обеспечении перевозок, снабжения оружием, боеприпасами и топливом окруженных и прижатых к морю войсковых группировок. От эффективности воинских перевозок зависела стойкость и боеспособность этих войск. В интересах решения данной задачи боевые действия надводных кораблей противника развертывались на подходах к своим базам и портам, узлам морских сообщений.

Не меньшее значение для немецкого флота имела артиллерийская поддержка флангов окруженных группировок, а иногда и эвакуация населения и техники. Однако эпизодические выходы в море крупных артиллерийских кораблей (крейсеров, эскадренных миноносцев) из-за слабого истребительного прикрытия существенной помощи своим войскам не оказывали; они имели в основном символическое значение.

Часто отсутствие систематической артиллерийской поддержки предрешало судьбу окруженных группировок противника, их уничтожение или капитуляцию.

Наконец, военно-морской флот противника пытался воспрепятствовать выходу советских подводных лодок. Для этого враг активно использовал свои подводные лодки в устье Финского залива и в открытой части моря, продолжая ставить минные заграждения.

С конца 1944 г. противник значительно увеличил темпы оперативных перевозок. Масштабы их возрастали, особенно велики они были в период ликвидации земландской группировки и группировок в районе Данцига (Гданьска)-Гдыни. Решив перебросить из Курляндии несколько пехотных и танковых дивизий, противник еще располагал тогда многочисленным транспортным флотом и боевыми кораблями.

Однако обстановка на море все более усложнялась из-за увеличения числа советских самолетов и подводных лодок, одновременно действовавших на его морских сообщениях. Было ясно, что эвакуировать курляндскую группировку невозможно.

По этому поводу Кейтель писал: «...Мы испытывали крупные затруднения с морским транспортом... Грубый расчет показывал, что для полного вывоза веей группы армий требовалось не менее полугода, так как следовало учитывать воздействие со стороны противника, который, безусловно, усилил бы воздушные атаки, заметив* вывоз войск. Поэтому фюрер решил продолжать вывоз техники, материальной части, конского состава и небольшого количества войск, оставляя главные силы для сковывания русских»{182}.

* * *

Каковы же были особенности боевых действий сил Балтийского флота в 1945 г.?

Всего лишь год назад, в январе 1944 г., Ленинград еще находился во вражеской блокаде, его улицы подвергались артиллерийскому обстрелу. С тех пор разительные перемены произошли на всем театре военных действий. Советские войска изгнали немецко-фашистских захватчиков со всей временно оккупированной территории нашей страны и перенесли войну на территорию Германии и ее бывших сателлитов.

Немало места в наступательных операциях Советских Вооруженных Сил отводилось войскам Ленинградского, Волховского и Карельского фронтов, с которыми Балтийскому флоту пришлось длительно взаимодействовать на протяжении войны.

Балтийский флот четвертый год непрерывно продолжал ведение боевых действий.

Успешное наступление советских войск в Прибалтике, вывод из войны Финляндии, освобождение Эстонской, большей части Латвийской и Литовской ССР коренным образом изменили оперативную обстановку на театре, расширили операционную зону флота и создали благоприятные условия для его использования.

После изгнания немецко-фашистского флота из Финского и Рижского заливов мы получили возможность базировать на территории Эстонии, Латвии и Литвы, а также в портах Финляндии надводные, подводные и воздушные силы. Это было важно для авиации и особенно для подводных сил в условиях надвигавшейся зимы, когда выход кораблей Балтийского флота из баз, расположенных в восточной части замерзающего Финского залива, был затруднительным, а иногда невозможным.

Поэтому еще глубокой осенью 1944 г. из Ленинграда и Кронштадта начали перебазироваться все находившиеся в строю подводные лодки с их плавучими базами и соответствующими запасами{183}. На аэродромах освобожденной территории Литовской ССР базировалась значительная часть авиации флота. В боевых порядках войск Прибалтийских фронтов использовалась железнодорожная артиллерия флота, прикрывавшая приморские фланги войск и обстреливавшая транспорты в порту Либава.

Другой важной особенностью боевой деятельности флота в 1945 г., в отличие от первой половины кампании 1944 г., когда система базирования оставалась почти без изменений, была полная его зависимость от состояния оборудования освобожденных пунктов базирования, непрерывного и надежного материально-технического обеспечения, контроля и охраны протраленных фарватеров, организация в больших масштабах всех видов обороны, прежде всего противолодочной и противоминной. Нужно было надежно обеспечить свои растянувшиеся от Кронштадта до Або-Аландских шхер и до Риги морские коммуникации, по которым с востока и на восток шли усиленные перевозки, в том числе важные грузы из Швеции{184}. Появление нескольких операционных направлений потребовало от флота создания благоприятного для нас режима силами тральщиков, сторожевых кораблей, катеров противолодочной обороны и наличия более крупных сил надводных и подводных кораблей. Но, к сожалению, имевшихся сил не хватало для одновременного ведения боевых действий на нескольких направлениях. Отсутствие непрерывного достаточного пополнения кораблями, личным составом для укомплектования кораблей и береговых частей при развертывании флота на запад создавало чрезвычайные трудности.

Новая обстановка позволяла, правда, с большими трудностями в боевом обеспечении, перебазировать в район Або-Аландских шхер крупные надводные корабли и развернуть их боевые действия на Балтийском море. Однако наши соображения по этому вопросу не были одобрены центром. Решение Ставки было непреклонным, что, по-видимому, диктовалось не столько сложной минной обстановкой, сколько стремлением сохранить крупные надводные корабли. До конца войны крейсеры и эскадренные миноносцы так и но вступили в боевое соприкосновение с противником. Поэтому вся тяжесть активных боевых действий в Балтике легла на авиацию, подводные лодки и торпедные катера.

В сложившейся оперативной обстановке при невозможности использования крупных надводных кораблей, малочисленности подводных лодок главной ударной силой флота для нарушения морских сообщений противника и для выполнения задач блокады портов Либава и Виндава с моря оставалась наша авиация. По боевому составу теперь она значительно превосходила авиацию противника. Но для решения новых больших задач — таких, как блокада необычайно сильно укрепленной военно-морской базы Либава и других важных портов, — флот нуждался в помощи.

В январе 1945 г. мы обратились к Главному Командованию Военно-Морского Флота с просьбой передать нам авиасоединения из Северного и Черноморского флотов, где война была закончена. Просьба не была удовлетворена{185}.

Эти обстоятельства заставляли нас искать пути белее эффективною использования имеющихся сил.

В целом Балтийский флот вступил в последнюю кампанию Великой Отечественной войны в чрезвычайно сложной обстановке, решая ответственные задачи, требовавшие от личного состава большого напряжения моральных и физических сил.

В январе 1945 г. Главнокомандующий ВМФ поставил флоту следующие задачи{186}: содействовать продвижению флангов 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов; нарушать сообщения противника на море; надежно защищать свои морские сообщения в Финском и Рижском заливах; оборонять освобожденное побережье и районы военно-морских баз совместно с войсками фронтов{187}.

Несколько позднее Главнокомандующий ВМФ Н. Г. Кузнецов поставил частную задачу блокировать Либаву с моря.

Однако в связи с быстрым изменением обстановки на суше поставленные в январе задачи требовали пересмотра. Особенно это относилось к взаимодействию с войсками, фланги которых выходили на побережье.

28 января представитель Ставки Маршал Советского Союза А. М. Василевский дал указание Военному совету флота: с занятием порта Клайпеда главной задачей флота и войск 1-го Прибалтийского фронта остается воспрещение эвакуации немецких поиск с курляндского плацдарма. Исходя из этого положения, было приказано форсировать перевод торпедных катеров в гавань Свента (Швентойи){188}.

Начиная с января 1945 г., когда полностью была блокирована с суши советскими войсками вражеская группировка на курляндском плацдарме, основные морские перевозки у противника велись между портами этого плацдарма и Померанской бухтой. Транспорты и конвои, следовавшие между Либавой и портами Германии, прижимались к восточному побережью, используя для переходов малые глубины, чтобы не подвергаться атакам советских подводных лодок. Однако и южная коммуникация Кенигсберг-Данциг-Свинемюнде использовалась немцами довольно интенсивно.

Поэтому главные усилия авиации и подводных лодок, а несколько позже и торпедных катеров были направлены на нарушение морских сообщений на этом направлении. В период проведения Восточно-Померанской операции большая часть подводных лодок и перебазированные части минно-торпедной и штурмовой авиации действовали на подходах к южным портам и базам Германии, где проходили основные и наиболее важные для противника пути эвакуации и питания войск.

С февраля 1945 г., учитывая большую активность советских подводных лодок, авиации и торпедных катеров на морских сообщениях, враг сосредоточил и использовал вое возможные надводные и подводные силы для непосредственной обороны транспортов и конвоев. В состав эскортов выделялись миноносцы, сторожевые корабли, тральщики, специальные суда-ловушки, а в марте-апреле и значительное количество подводных лодок.

Увеличение противником числа дозорных и поисковых противолодочных групп, возросшая их активность требовали от командира» наших подводных лодок и групп торпедных катеров непрерывного совершенствования тактики поиска, маневра и атаки кораблей и судов врага.

К сожалению, командование флота не всегда своевременно информировалось о предполагаемых изменениях на сухопутном фронте, что ставило нас в затруднительное положение. Так, были ликвидированы оправдавшие себя в течение почти трех лет войны должности офицеров связи в штабах приморских фронтов, а новые органы для координации действий фронта и флота не были созданы.

Командующий флотом специальными директивами поставил конкретные задачи командующему ВВС генералу М. И. Самохину, командиру соединения подводных лодок контр-адмиралу С. Б. Верховскому, командиру соединения торпедных катеров капитану 1-го ранга Г. Г. Олейнику, командующему Рижским морским районом контр-адмиралу В. С. Черокову. Сущность этих задач сводилась к содействию в продвижении флангов приморских фронтов и блокаде с моря окруженных группировок на Курляндском и позже на Земландском полуостровах, к проведению самостоятельных и совместных ударов по транспортам противника в море в сочетании с. минными постановками и обстрелом железнодорожной артиллерией портов Либава и Клайпеда{189}.

Основной формой оперативного применения Балтийского флота в кампании 1945 г. являлись: содействие сухопутным войскам, наступавшим на приморском направлении, в разгроме и блокаде вражеских группировок на восточном и южном побережье Балтийского моря и самостоятельные действия на морских сообщениях противника.

При большом преимуществе врага в крупных надводных кораблях, вооруженных сильной артиллерией, нам особенно важно было правильно организовать взаимодействие нашей авиации с при морскими фронтами, а также с различными родами сил флота. От этого во многом зависел успех дела.

Выполняя главную задачу по содействию приморскому флангу войск, Балтийский флот в кампании 1945 г. продолжал активные боевые действия на морских сообщениях, непосредственных подходах к вражеским базам и портам на Балтийском море. Эти самостоятельные боевые действия, в первую очередь авиации и подводных лодок, имели целью срыв и нарушение важных оперативных перевозок в центральной и юго-западной частях Балтийского моря.

В марте-апреле 1945 г., когда особенно осложнилась для противника обстановка на суше, усилилась активность авиации и подводных лодок Балтийского флота. Командование немецкими вооруженными силами мобилизовало все транспортные средства флота и боевые корабли. Однако потери его войск непрерывно увеличивались и численность транспортного флота сокращалась.

Авиация флота в течение 1944 г. все время перемещалась за боевыми порядками сухопутных войск в западном направлении, все более приближая базирование к морю. Теперь она основными силами находилась на освобожденной территории Литовской ССР, прилегающей к морю.

Исключение составляли некоторые части, прикрывавшие с воздуха Таллин и боровшиеся с подводными лодками противника в Финском заливе.

Такое базирование основных сил авиации давало возможность сократить время полета над своей территорией и сохранить больше горючего для действий над территорией противника, что было особенно важно для истребителей прикрытия.

Отличительной чертой боевых действий авиации флота на завершающем этапе войны являлись групповые и массированные удары по объектам противника всеми ее родами сил. За пределами дальности полета истребителей прикрытия удары крупными группами наносили самолеты-торпедоносцы дивизии полковника М. А. Курочкина, самолеты штурмовых дивизий полковников Д. И. Манжосова и Я. 3. Слепенкова. На ближних коммуникациях, там, где встречались истребители врага, самолеты — топмачтовики и штурмовики под прикрытием истребителей из состава своих дивизий, а также дивизии полковника В. С. Корешкова успешно расправлялись с транспортами противника.

Выполнение атак самолетами — торпедоносцами и топмачтовиками предъявляло весьма высокие требования к технике пилотирования, боевой выдержке и силе воли летного состава. Массированные удары авиации флота по конвоям на переходах в море были достаточно эффективными. Тактически задача обычно решалась атакой цели с различных направлений и высот, что приводило к рассредоточению усилий зенитных средств, имевшихся на вражеских кораблях и транспортах, и к созданию благоприятных условий для их поражения.

Авиация флота во взаимодействии с авиацией фронтов наносила удары но кораблям и транспортам, находившимся не только на переходах в море, но и в базах. При организации совместных ударов с авиацией фронтов последняя, как правило, уничтожала авиацию врага на аэродромах и его зенитные береговые средства, а авиация флота била по транспортам и кораблям на базе. Такие удары наносились по Либаве, Пиллау (Балтийск), Гдыне, Хель и другим пунктам базирования противника.

Соединениями и частями авиации флота к этому времени командовали опытные офицеры Н. Г. Степанян, Н. В. Челноков, Я. 3. Слепенков, М. А. Курочкин, В. С. Корешков, И. И. Борзов, В. Ф. Голубев, А. Е. Мазуренко, А. А. Мироненко, К. С. Усенко, П. И. Павлов, Ф. А. Усачев, В. И. Катков, Ю. А. Акаев, прибывшие с Черного моря Д. И. Манжосов, В. П. Кузьмин, М. А. Фолькин, А. Д. Джапаридзе и многие другие. Командиры авиадивизий и полков в самых трудных боях шли впереди, были ведущими. Это было особенно важно, так как штурмовиков и торпедоносцев нужно было прямо в бою учить, как атаковать противника на малых высотах с близких дистанций.

Флотских летчиков теперь можно было видеть в небе над всей Балтикой и на рубежах войск Прибалтийских фронтов.

Отдельные вражеские транспорты и конвои двигались на участке Либава — Пиллау-Хель в основном ночью в сопровождении сильных групп боевых кораблей. А на подходах к базам и портам конвои встречались истребителями. Как правило, каждый удар нашей авиации сопровождался боем, нередко весьма ожесточенным. Особенно доставалось истребителям сопровождения. Многие наши самолеты часто возвращались на свои базы сильно поврежденными.

Авиацией флота четвертый год командовал генерал-лейтенант Михаил Иванович Самохин. В последние месяцы он особенно много внимания уделял ночной подготовке торпедоносцев и бомбардировщиков.

Новый год ознаменовался весьма ощутимыми ударами по врагу. Счет открыл командир минно-торпедного полка майор И. Ф. Орленко. Получив разведывательные данные о выходе конвоя из Либавы, он в сумерках вылетел на уничтожение противника. Сблизившись до предельно короткой дистанции, Орленко торпедным ударом потопил транспорт. Через несколько часов конвой настигла группа самолетов, ведомая А. А. Богачевым. В нее входили торпедоносец Репин, топмачтовики Кулинич и Полюшкин. Обнаружив противника далеко в море, Богачев и его товарищи потопили еще два транспорта.

Активно действовали на морских сообщениях противника в 1945 г. и подводные лодки Балтийского флота. Командир соединения подводных лодок контр-адмирал С. Б. Верховский (с 18 апреля — капитан 1-го ранга Л. А. Курников) и его штаб в соответствии с поставленными задачами использовали на этом этапе войны все имевшиеся силы с максимальной напряженностью. Условия базирования подводных лодок позволяли им почти непрерывно выходить из шхер в море и наносить систематические удары по конвоям и одиночным транспортам.

Командиры подводных лодок и их экипажи были обогащены боевым опытом прошлой и других боевых кампаний и теперь хорошо подготовились к переходам в ледовых условиях и боевым действиям в сложной обстановке. Основной трудностью активного поиска и уничтожения вражеских транспортов на подходах к Либаве, портам Данцигской бухты, к Пиллау являлись малые глубины и довольно развитая система противолодочной обороны противника.

Несмотря на сложность метеорологических условий, сильное сопротивление противника, промахи отдельных командиров, особенно в определении элементов движения цели (большая часть атак производилась ночью), боевые действия командиров и экипажей подводных лодок отличались большой отвагой и мастерством. Так, накануне нового, 1945 года командир подводной лодки «К-56» капитан 3-го ранга И. П. Попов донес, что он потопил третий по счету вражеский транспорт. Двадцать суток пробыла подводная лодка в море. Длительный поход был настоящей школой мужества для всего экипажа.

Но не одними только победами и успехами жили мы в ту пору. Не вернулась с моря подводная лодка «С-4», вышедшая накануне Нового года. Последнее донесение ее командир капитан 3-го ранга А. А. Клюшкин передал 1 января. Он сообщил, что успешно потопил транспорт. Что же произошло потом? Этого мы так и не узнали.

К началу 1945 г. правый фланг войск 2-го Прибалтийского фронта выходил к побережью Рижского залива севернее Кемери. Левый фланг 1-го Прибалтийского фронта упирался в побережье Балтийского моря южнее Либавы и охватывал участок морского побережья до плацдарма, занятого мемельской группировкой врага. Блокированные с суши на курляндском и мемельском плацдармах, войска врага неоднократно пытались соединиться, прорвать оборону наших войск, но все эти попытки были сорваны советскими воинами.

10 января противник из района Мемеля предпринял внезапное наступление с целью соединиться с либавской группировкой. После мощной артиллерийской подготовки, которая началась неожиданно, пехота противника при поддержке танков пошла в наступление. На одном из направлений ей удалось овладеть станцией Ягуттен, потеснив подразделения 92-го стрелкового корпуса.

На этом участке обороны действовали наши железнодорожные артиллерийские дивизионы. Им также предстояло отойти. Но свертывать батареи на одной железнодорожной линии и выводить их с боевых позиций по очереди одним паровозом было равносильно тому, чтобы поставить технику и людей под прямой удар врага. Поэтому командир дивизиона железнодорожной артиллерии подполковник Г. И. Барбакадзе получил приказ действовать самостоятельно в зависимости от обстановки.

На небольшом участке гитлеровцы бросили в атаку около 30 танков и два пехотных полка. По железнодорожным батареям был открыт шквальный огонь. Но их надежно прикрывали отлично сделанные инженерные сооружения. Комендоры били по врагу прямой наводкой из 130– и 152-мм орудий. Танки, надвигавшиеся на позиции, один за другим застывали на месте с развороченными башнями, разбитыми гусеницами.

В критическую минуту появились балтийские летчики из штурмовой авиационной дивизии Д. И. Манжосова. Пушечно-пулеметным огнем штурмовиков наступающие цепи гитлеровцев были рассеяны. Наступление на какое-то время замедлилось, а затем под совместными ударами подразделений 92-го стрелкового корпуса, морских авиаторов с воздуха и артиллеристов с суши оно и вовсе заглохло.

Так войска 43-й армии генерала А. П. Белобородова, эффективно поддержанные летчиками 11-й Новороссийской дважды Краснознаменной дивизии полковника Д. И. Манжосова и огнем гвардейцев железнодорожных артиллерийских дивизионов под командованием подполковника В, С. Мясникова (начальник штаба дивизиона, командовал им вместо заболевшего Б. М. Гранина) и подполковника Г. И. Барбакадзе, сорвали наступление противника{190}. Маршал Советского Союза А. М. Василевский и генерал-полковник А. П. Белобородов дали высокую оценку действиям балтийских летчиков и морских железнодорожных артиллеристов. Они объявили благодарность личному составу штурмовой авиационной дивизии и обоих дивизионов морской железнодорожной артиллерии{191}.

В том же месяце войска 3-го Белорусского фронта под командованием генерала армии И. Д. Черняховского после мощной артиллерийской подготовки, под прикрытием фронтовой, флотский и дальней авиации перешли в наступление. Вслед за ними начали наступать и войска 2-го Белорусского фронта под командованием маршала К. К. Рокоссовского. Успешно продвигаясь вперед, советские войска во второй половине января отсекли восточно-прусскую группировку вражеских войск от главных сил гитлеровской армии, тем самым надежно прикрыли с севера действия войск 1-го Белорусского фронта. Предстояло немедленно ликвидировать мемельскую группировку противника.

Ведя активные боевые действия по поддержке фланга войск и по нарушению морских сообщений противника, Балтийский флот решал и другие задачи, имевшие большое народнохозяйственное значение.

Государственный Комитет Обороны обязал Балтийский флот обеспечить переход транспортов с ценными грузами из Швеции в Ленинград и обратно. На этом направлении очень велика была минная опасность и надо было держать много тральных соединений. Тысячи матросов, старшин и офицеров самоотверженно боролись с минной опасностью. Из 160 транспортов, прошедших по этим коммуникациям с ноября по февраль из Швеции в Ленинград и обратно, погиб, подорвавшись на вражеской мине, всего лишь один финский транспорт.

Немало сюрпризов для транспортов и боевых кораблем таила и подводная опасность. В устье Финского залива и в северной части Балтийского моря противник развернул довольно большую группу своих подводных лодок, что значительно увеличивало угрозу судоходству. Для борьбы с ними мы вынуждены были сконцентрировать в этих районах крупные противолодочные силы кораблей и авиации.

Когда же северное направление на какой-то срок стало менее активным, потребовалось все внимание направить на юго-запад, где советские войска развивали наступление.

К тому времени соединения 2-го Белорусского фронта вышли в районе Эльбинга к морю в обход Восточной Пруссии, отрезав от фашистской Германии всю группировку врага и открывая дорогу для дальнейшего наступления вдоль морского побережья Восточной Померании. Для нас, военных моряков, это имело глубокий смысл. Нам предстояло еще больше усиливать удары как по базам, так и но кораблям и транспортам противника на растянувшихся морских коммуникациях,

Каждый успех сухопутных войск вызывал у военных моряков чувство гордости и неодолимое желание внести свою лепту в священное дело разгрома врага. В этот период особенно усиливала удары наша авиация. Дивизия полковника Д. И. Манжосова не без успеха работала сразу на двух направлениях. С одной стороны, спешила на помощь сухопутным войскам, с другой — расширяла боевые действия на море. Почти каждый летный день дивизия делала по 200 и больше боевых вылетов только для поддержки пехоты. Кроме того, вместе с железнодорожниками-артиллеристами летчики блокировали Клайпеду, не давая противнику возможности использовать ее для подвоза подкреплений.

Над морем непрерывно работала минно-торпедная дивизия полковника М. А. Курочкина. На подходах к Либаве и Клайпеде ее торпедоносцы ставили мины. В море они успешно атаковали транспорты врага. Особенно удачно воевал минно-торпедный полк подполковника И. И. Борзова, прославившийся еще и 1941 г., когда он первым совершил дерзкие налеты на столицу фашистской Германии Берлин.

Все в больших масштабах развертывалась борьба с авиацией противника на воздушных коммуникациях. Морские артиллеристы в свою очередь продолжали постоянно тревожить фланги его окруженных группировок. Уверенно делали свое дело и наши подводники.

На базу вернулась подводная лодка «Щ-310». Ее командир капитан 3-го ранга С. Н. Богорад хорошо знал балтийский театр. Теперь он привел свой корабль из очередной) боевого похода. Пятьдесят с лишним суток пробыла подводная лодка в боевом походе, несколько раз она меняла свою позицию. Редко выпадал день, когда лодка не подвергалась бы ожесточенному преследованию немецких противолодочных сил. Не благоприятствовала и погода. Но экипаж настойчиво вел поиск.

30 декабря С. Н. Богорад обнаружил фашистский транспорт и принял решение атаковать его. Транспорт долго и небезуспешно маневрировал, стараясь уйти под защиту своих кораблей охранения. Но Богорад прочно «ухватился» за него, нагнал и потопил.

В первых числах января после успешной атаки, находясь в подводном положении, «Щ-310» подверглась длительному преследованию вражеских сил противолодочной обороны. Но С. Н. Богорад сумел оторваться от преследователей. В этом походе экипаж преодолел большие трудности и отлично справился с боевой задачей. Коммунисты лодки являли пример дисциплины и безупречного владения техникой.

Всю вторую половину января войска 1-го Прибалтийского фронта готовились к освобождению Клайпеды. Гвардейцы-артиллеристы дивизионов Г. И. Барбакадзе и Б. М. Гранина вместе с летчиками штурмовой дивизии Д. И. Манжосова блокировали порт Клайпеду, не давая противнику возможности по-настоящему его использовать. Ежедневные и еженощные бомбежки, штурмовки, обстрелы причалов нанесли врагу значительные потери и парализовали работу крупного порта. За короткое время было потоплено и повреждено несколько крупнотоннажных транспортов. 20 января, после корректировавшейся с воздуха стрельбы батареи гвардии капитана Лачина, южнее мола порта Клайпеда выбросился на берег, получив попадание, немецкий транспорт «Генриетта Шульце».

Мы ждали освобождения Клайпеды; порт и его сооружения сразу же могли быть использованы для базирования легких сил и ведения активных боевых действий по поддержке фланга наступающих войск, а также для еще более серьезного нарушения прибрежных коммуникаций противника, связывавших Либаву и Виндаву с портами Германии, Далеко на востоке, в Кронштадте и Ораниенбауме, мы вели большую подготовку к отправке на запад, в Клайпеду, торпедных катеров и катерных тральщиков. Готовили к переходу и дивизион торпедных катеров с острова Сарема.

26 января днем и ночью артиллерия противника интенсивно обстреливала наш аэродромный узел в Паланге и район Кретинга, где сосредоточились флотские железнодорожные батареи. Но уже успешно наступали войска генерала И. Х. Баграмяна, продвинувшиеся на правом фланге до 4 км. Дружно включились в поддержку наступавших войск авиация флота, в основном штурмовая и значительная часть минно-торпедной, железнодорожная артиллерия, танковая рота морской пехоты. Подходил конец господству фашистов в древнем литовское городе.

28 января войска 1-го Прибалтийского фронта при поддержке авиации и железнодорожной артиллерии флота штурмом освободили важнейший порт Клайпеду. Тем самым было завершено полное очищение Советской Литвы от гитлеровских захватчиков. В приказе Верховного Главнокомандующего было отмечено и мужество балтийских летчиков, железнодорожных артиллеристов.

Преследуя отступавшего противника, войска генерала И. Х. Баграмяна ворвались на косу Куриш Нерунг и вскоре освободили северную ее часть. Летчики вместе с артиллеристами флота продолжали наращивать удары по живой силе, технике и укреплениям, врага, содействуя быстрейшему очищению косы.

Осуществляя оперативное и тактическое взаимодействие с войсками, активное участие в этой операции принимали авиационные дивизии флота под командованием полковников Д. И. Манжосова, М. А. Курочкина, железнодорожные артиллерийские дивизионы подполковников В. С. Мясникова и Г. И. Барбакадзе. Противнику в Клайпеде и на подходах к порту были нанесены значительные потери.

Но самым важным для флота с освобождением Клайпеды было приобретение на побережье моря порта-базы, пригодной для использования легких сил флота, которые и начали немедленно перебазироваться туда по железной дороге и морем. Первая группа торпедных катеров прибыла в Клайпеду 18 февраля. А всего перебазировалось свыше 100 различных катеров, приступивших к боевым действиям по прикрытию и поддержке фланга войск с моря в прибрежных районах Балтийского моря, на реке Прегель и на морских сообщениях в Данцигской бухте.

* * *

Январь 1945 г. не баловал погодой. Балтика была верна себе. Ударили сильные морозы, часто штормило, налетали свирепые вьюги. Подводные лодки выходили в открытое море по шхерам северного побережья Финского залива только с помощью ледоколов. Надо было принимать все меры предосторожности, чтобы при следовании через льды корпуса подводных лодок не получали повреждений.

Ледовая обстановка не снижала общего числа подводных лодок, одновременно находившихся на боевых позициях. Противник продолжал усиливать свою оборону, его сопротивление возрастало. Наращивали активность и наши подводники. Подводные лодки несли боевую вахту на позициях у входа в Либаву, в Виндаву, у Клайпеды. Они упорно искали вражеские транспорты, находили, атаковывали и отправляли их с войсками и техникой на дно Балтийского моря.

Одной из первых в новом, 1945 году вышла в море подводная лодка «Щ-307». Ее командир капитан 3-го ранга М. С. Калинин прошел суровую школу в 1941 -1942 гг. на «Щ-303» у замечательного подводника И. В. Травкина. После боевых походов первых двух лет войны М. С. Калинин окончил курсы командиров подводных лодок и с 1944 г. командовал «Щ-307». За подвиги в боевых походах Михаилу Степановичу было присвоено звание Героя Советского Союза.

Около тридцати суток находилась «Щ-307» на позиции у подходов к Либаве. Несмотря на тяжелые навигационные условия, неоднократные и продолжительные преследования силами противолодочной обороны противника, экипаж вернулся с победой, уничтожив и повредив несколько транспортов врага.

В февральские дни флоту стало известно, что подводная лодка «С-13» капитана 3-го ранга А. И. Маринеско, пробыв в море 36 суток, за один боевой поход потопила два крупных транспорта врага. Один из них — лайнер «Вильгельм Густлов» водоизмещением около 25 тыс. тонн. Вместе с ним было потоплено находившееся на его борту фашистское пополнение в количестве около 6 тыс. человек, в том числе свыше тысячи специалистов-подводников из учебных школ. «С-13» пустила на дно и большой транспорт «Генерал Штойбен» водоизмещением около 15 тыс. тонн также с несколькими тысячами фашистов на борту.

Блестящий поход «С-13» вновь раскрыл замечательные качества ее командира. А. И. Маринеско действовал прежде всего тактически умно, настойчиво и в высшей мере дерзко. Но это была не безрассудная отвага, а точный учет всех плюсов и минусов, который неизменно приносит успех. Указом Президиума Верховного Совета СССР подводная лодка «С-13» была награждена орденом Красного Знамени.

Вернулась в базу с положительными результатами подводная лодка «Щ-318» капитана 3-го ранга Л. А. Лошкарева Она действовала на подходах Нидден-Брюстерорт, а затем у Либавы. 3 февраля, обнаружив транспорт, командир атаковал его. Раздался сильный взрыв, а через короткий промежуток времени огромный огненный столб поднялся на высоту 100-150м. Катера противника тут же атаковали «Щ-318», но удачным маневром лодка ушла из этого района.

Через несколько дней, находясь в надводном положении, она была вновь атакована катерами противолодочной обороны противника и во время погружения попала под таран своей кормовой частью. Вышло из строя рулевое управление. Но благодаря исключительной выдержке командира, опыту матросов, старшин и офицеров, отлично знавших свое дело, лодка, несмотря на тяжелое положение, благополучно вернулась в базу.

Мощные удары авиации и подводных лодок на морских сообщениях врага дополнялись действиями торпедных катеров. Практически последние с начала 1945 г. действовали с острова Сарема. Расстояние от него до коммуникации Либава — Виндава было слишком велико для проведения поиска. Поэтому изыскивалась возможность перебазировать торпедные катера на восточное побережье моря в район между Либавой и Клайпедой.

Есть в этом районе небольшая речка Свента (Швентойи) с гаванью. Рыбаки использовали ее для стоянки мотоботов. Она и оказалась подходящей для базирования торпедных катеров. Из устья Свенты они могли и самостоятельно, и во взаимодействии с авиацией в ночное время выходить в море и наносить удары по транспортам на подходах к Либаве. Нужно было только привести небольшие работы по устройству причалов и некоторых сооружений на этой реке.

Когда это было сделано, наступила пора подтягивать и торпедные катера на главное направление. 5 февраля, после уточнения прогноза погоды, а также выяснения ледовой обстановки и наличия сил противника в районе перехода, дивизиону торпедных катеров было разрешено начать движение в Швентойи.

Дивизион под командованием капитана 3-го ранга Е. В. Осецкого темной февральской ночью вышел в море. Условия перехода были очень тяжелые: 200 миль вдоль берега, занятого противником, из них тринадцать в сплошном льду.

Лед во время перехода покрывал надстройки, слепил глаза. Матросы и офицеры с трудом освобождали от него кингстоны, чтобы предохранить моторы от перегрева. Семнадцать часов шли катера. Нужно отдать должное искусству опытнейшего командира дивизиона Осецкого и молодого коммуниста штурмана Радько: преодолев все трудности, они на рассвете 6 февраля привели дивизион в Швентойи.

8 февраля, всего на третий день после прихода на новое место базирования, группа торпедных катеров капитана 3-го ранга Героя Советского Союза В. И. Тихонова под прикрытием истребителей вышла на поиск в район Либавы. Метеорологические условия были тяжелые: сильный мороз покрывал катера и людей ледяной коркой. Поиск на этот раз окончился безрезультатно. Тихонов остро переживал неудачу.

В ночь на 18 февраля повел в море торпедные катера Е. В. Осецкий. Шли с самолетом-наводчиком, под прикрытием истребителей.

На рассвете в помощь Осецкому вышла группа катеров Г. П. Тимченко. И когда Осецкий, встретив к западу от Либавы катера врага, завязал с ними бой и отвлек их силы на себя, группа Тимченко устремилась на охраняемые ими транспорты. Командиры торпедных катеров С. Н. Бортник, В. А. Бушуев, И. Д. Ищенко атаковали противника, нанеся ему значительный урон, а затем поставили дымовые завесы и ушли от преследования.

Это был первый серьезный успех наших катерников в новом районе. А в одну из следующих ночей группа торпедных катеров под командованием Е. В. Осецкого в не менее трудных условиях погоды, действуя совместно с авиацией на подходах к Либаве, вновь атаковала вражеский конвой и вернулась с победой.

Начало было хорошее. Потери противника были пока не очень крупными, но мы видели, что с каждым днем на коммуникации появлялось все меньше и меньше его транспортов, а это, разумеется, затрудняло эвакуацию войск с курляндского плацдарма и серьезно ухудшало снабжение вражеской группировки.

Противник хорошо понимал, какая угроза нависла над его важнейшей коммуникацией. Ведь наши катера обосновались в непосредственной близости от Либавы. Поэтому противник прежде всего подвергал ударам места их базирования. И иногда добивался успеха. После этих ударов мы сразу усилили зенитную защиту и провели другие меры, направленные на сохранение людей и материальной части.

Немецкое командование срочно приступило к созданию довольно многочисленных маневренных групп сторожевых катеров, начавших интенсивную борьбу с нашими торпедными катерами. Изменило оно также маршруты следования своих транспортов и конвоев. При выходе из Либавы они направлялись теперь не прямо на запад, а сначала шли на север, подальше от района, где немцы получали чувствительные удары от наших торпедных катеров, а затем уже где-то на параллели Виндавы брали курс на запад к острову Готланд.

Врагу пришлось усилить дозорную службу и увеличить число кораблей в охранении конвоев. Эта тактика была скоро разгадана. Силы флота — торпедные катера, подводники и летчики — теперь наносили удары по вражеским транспортам противника, оперативно взаимодействуя с войсками приморских фронтов, наступавших на Восточную Пруссию.

В первой половине февраля в Клайпеде начался спуск с железнодорожных платформ первых торпедных катеров прямо на воду. Вскоре туда же перешел дивизион торпедных катеров из Швентойи. Если к концу марта в Клайпеде насчитывалось 26 торпедных катеров, то в апреле их было уже 40.

Кроме торпедных, доставили по железной дороге и морем в этот район свыше ста других катеров. Они сразу же начали действовать в прибрежных районах Балтийского моря и на реках Восточной Пруссии. Базируясь на Клайпеду, а затем на Кранц и Нойкурен, легкие силы флота продолжали прикрывать и поддерживать с моря фланги советских войск, вышедших на побережье залива Фришес Хафф (Вислинский залив).

Балтийские подводники продолжали действовать на морских сообщениях врага. Гвардейская подводная лодка «Л-3» под командованием капитана 3-го ранга В. К. Коновалова получила задание в феврале выйти на позицию в район появления вражеских надводных кораблей, обстреливавших фланг советских войск, и атаковать их.

Трудность выполнения этой задачи заключалась в том, что то был район с малыми глубинами, насыщенный различными средствами противолодочной обороны противника.

«Л-3» заняла позицию в районе Брюстерорт-Зеркау. Несколько дней командир наблюдал районы подхода вражеских кораблей, но в условиях малых глубин не имел возможности их атаковать. Наконец, с большим риском занял выгодную позицию и атаковал один из миноносцев, охранявший крейсер, и добился попадания. После этого обстрелы фланга советских войск в этом районе прекратились. Экипаж «Л-3» получил благодарность от Военного совета флота.

Авиация флота по-прежнему наносила удары по врагу на море. Несмотря на исключительно плохую погоду, наши летчики активно помогали перемалывать силы врага, действовали храбро, самоотверженно, не щадя жизни во имя разгрома врага.

13 февраля севернее полуострова Хель был обнаружен конвой противника. На его уничтожение поднялись торпедоносцы и топмачтовики. Их повел старший лейтенант В. П. Фоменков. Противник не жалел огня, но балтийцы, маневрируя, шли вперед. Еще мгновение, и загорелся самолет В. П. Носова. Последним усилием воли летчик направил охваченный пламенем самолет на транспорт и потопил его. Все члены экипажа — В. П. Носов, штурман А. И. Игошин, стрелок-радист Ф. И. Дорофеев — погибли смертью храбрых.

Советские войска, продолжая наступление в Восточной Пруссии, отрезали всю группировку противника от основных сил и разделили ее на три изолированные части. Одна из них находилась южнее Кенигсберга, другая — в крепости Кенигсберг, третья была зажата на Земландском полуострове.

Ликвидацию окруженных группировок в Восточной Пруссии, в том числе и на Земландском полуострове, Верховное Главнокомандование с 24 февраля возложило на войска 3-го Белорусского фронта. В то время как этот фронт расчленял противника в Восточной Пруссии, войска 2-го Белорусского фронта под командованием маршала К. К. Рокоссовского делали то же самое с группировкой армий «Висла», окружив значительную ее часть в районе Данциг- Гдыня.

Немецкое командование в целях усиления этой группировки предприняло отчаянную попытку перебросить часть войск из курляндского мешка. Получив данные об этом, штаб 2-го Белорусского фронта передал их на КП штаба флота. Сразу же было усилено наблюдение за выходом транспортов из Либавы.

На рассвете следующего дня самолет-разведчик обнаружил вражеский конвой, шедший из этого порта в южном направлении — к Данцигской бухте. Было принято решение нанести удар силами авиадивизий Д. И. Манжосова и М. А. Курочкина. В воздух поднялось около 200 самолетов. Из них 100 — ударные группы торпедоносцев, топмачтовиков и пикировщиков под сильным прикрытием истребителей. Затем штурмовики со своими истребителями и, наконец, специальные группы истребителей и разведчиков.

Гитлеровцы, видимо, были ошеломлены непрерывностью все усиливавшихся ударов. Балтийцы уничтожали один транспорт за другим. В конце боя над районом конвоя появились пикировщики под командованием командира полка Героя Советского Союза К. С. Усенко. Они и уничтожили последние, еще находившиеся на плаву, транспорты.

Когда вылетела специальная группа самолетов контрольной разведки, ей уже не удалось обнаружить в этом районе ни одного транспорта. Боевое задание было выполнено.

Морские коммуникации противника все время находились под ударами балтийских летчиков, подводников, а у побережья — и торпедных катеров. Авиация флота за первые два месяца 1945 г. провела около 4 тыс. боевых вылетов. Подводники за этот период потопили около десяти транспортов. Немало кораблей и транспортов потерял противник от ударов балтийских летчиков и артиллеристов-железнодорожников во время бомбежек и обстрелов гаваней Либавы и Клайпеды. К концу февраля ежедневно с методической точностью била по транспортам и боевым кораблям в Либаве дальнобойная морская артиллерия.

На рассвете 23 февраля, когда подводная лодка «Щ-309» капитана 3-го ранга П. П. Ветчинкина находилась в надводном положении, сигнальщики обнаружили вражеский транспорт, направлявшийся в Либаву в охранении двух сторожевых кораблей. Командир принял решение атаковать. Проверил скорость и курс движения транспорта, вышел на нужные дистанцию и направление и нанес удар по врагу. Транспорт был потоплен. Сторожевые же корабли ожесточенно кинулись преследовать лодку. Когда она ушла под воду, ее забросали бомбами.

38 бомб разорвалось в непосредственной близости от корпуса лодки. Шесть часов продолжалась эта неравная борьба. Но гвардейцы вышли победителями, и в начале марта лодка возвратилась в базу.

Почти одновременно вернулась с моря и подводная лодка «К-52». Ее командир капитан 3-го ранга И. В. Травкин активно и настойчиво искал противника в море, умело маневрировал. Боевая позиция «К-52» находилась в районе банки Штольне, где незадолго до этого подводная лодка «С-13» потопила лайнер «Вильгельм Густлов». Здесь теперь противолодочные корабли и авиация противника с особым ожесточением преследовали наших подводников.

Между тем в ночь на 24 февраля командиру «К-52» вручили данные вечерней разведки о движении конвоя из Либавы. Рассчитав место вероятной встречи, он повел лодку к цели. Вскоре был обнаружен транспорт. Командир быстро определил элементы цели и атаковал. На другой день он снова обнаружил транспорт, но при попытке атаковать лодка подверглась весьма эффективному преследованию. Пришлось уйти на запасную позицию. 1 марта командир атаковал из подводного положения, используя данные гидроакустики. Через несколько секунд после выпуска торпед во всех отсеках был слышен сильный взрыв. Удача сопутствовала лодке и в ночь на 8 марта.

Успешно громила врага в этот период и авиация флота. Взаимодействуя с фронтовой авиацией на суше, она одновременно наносила удары на морских дорогах. Только дивизия Д. И. Манжосова выполнила в феврале около тысячи боевых вылетов. При этом летать приходилось в исключительно трудных погодных условиях. Только высокое летное мастерство, мужество, героизм, отвага летчиков позволяли успешно выполнять задания командования.

Вот один из многих тому примеров.

Гвардии капитан К. В. Благодаров вел группу «илов» на боевое задание. Цель — большой транспорт и два тральщика, шедшие на большом удалении от берега курсом на Либаву. Едва наши летчики подошли к цели, как зенитная артиллерия кораблей поставила плотную огневую завесу. Низкая облачность сильно затруднила маневр при выходе в атаку. Тогда гвардейцы решительно пошли на снижение и, достигнув очень малых высот, с ходу атаковали корабли.

Влагодаров нанес первый удар по транспорту: одна бомба легла у борта, другая попала в палубу. Затем появился над целью летчик Худяков. Его бомба угодила прямо в корму. Транспорт затонул, а тральщики полным ходом ушли в базу.

В этом бою зенитным огнем был подбит самолет младшего лейтенанта Завьялова. На самолете возник пожар. Летчику удалось сбить пламя, но самолет плохо управлялся. Завьялов не растерялся. Он сумел дотянуть до берега и благополучно посадить машину на косу, сохранив жизнь экипажу.

* * *

Приближались решительные бои за Кенигсберг. К стенам фашистской цитадели — оплоту восточно-прусской военщины стягивались резервы и техника. Маршал А. М. Василевский{192} отдал приказание сосредоточить для штурма Кенигсберга тяжелую железнодорожную артиллерию флота и поближе подтянуть базы нашей авиации.

Разгоралась борьба на море.

Соединение торпедных катеров капитана 1-го ранга Г. Г. Олейника, теперь перебазированное в Клайпеду, все активнее развертывало боевую деятельность. Жестокий бой вели в одну из ночей торпедные катера во главе с командиром дивизиона капитаном 2-го ранга М. А. Белушем. Уже находясь в море, М. А. Белуш получил сведения о конвое, двигавшемся к западу от Либавы. Вскоре после полуночи его удалось обнаружить. Конвой шел с сильным охранением боевых кораблей. Выбрав наиболее уязвимые места, катера пошли в атаку. Лейтенанты Герасимов, В. И. Тройненко и С. Н. Бортник удачно выпустили торпеды: одну в сторожевой корабль, а остальные в транспорты. Вспыхнули пожары.

В тот же миг корабли охранения начали преследовать отходившие катера. Они попытались перехватить их у Швентойи и уничтожить. Но М. А. Белушу, офицеру опытному и отважному, удалось привести все катера.

Чтобы воспрепятствовать действиям наших торпедных катеров на коммуникациях из Либавы, противник с наступлением темноты начал выставлять специальный усиленный заслон из своих сторожевых катеров о 12 милях к западу от Клайпеды. Это имело целью быстро обнаружить наши катера и создать численное превосходство.

Командующий авиацией флота генерал М. И. Самохин и командир соединения торпедных катеров капитан 1-го ранга Г. Г. Олейник вместе со штабом флота разработали специальный план совместного поиска и ударов по вражеским транспортам, который и начали проводить в жизнь. Прежде всего был использован для базирования торпедных катеров и истребительной авиации пункт Кранц, недавно нанятый нашими войсками на побережье моря. 23 марта новая база приняла торпедные катера. Балтийский флот шел все дальше на запад.

Условия базирования двух полноценных авиационных дивизий — минно-торпедной и штурмовой — на аэродромах Литовской ССР позволяли нам в 1945 г. в больших масштабах применять массированные удары различных родов авиации. За первые три месяца этого года число самолетов, сосредоточенных на аэродромах освобожденной Литвы и действовавших на морском и прибрежном направлениях, увеличилось примерно в три раза. Соответственно возросла и эффективность ударов.

На рассвете 26 марта к Либаве двигался конвой: танкер и транспорт в охранении боевых кораблей. Не успев до рассвета войти а гавань, он теперь набирал максимальную скорость. До Либавы оставалось не более трех часов хода. Именно этот момент и был выбран для атаки командованием ВВС флота, решившим применить новую схему организации массированного удара.

Организатором удара был находившийся в воздухе командир дивизии полковник Д. И. Манжосов. По его сигналу начали вылетать штурмовики. Группы капитана Борисова и старшего лейтенанта Остапенко атаковали первыми. Под сильным прикрытием истребителей шли ударные группы штурмовиков. Красовский, Абазов, Завьялов и их ведомые всю мощь своего огня направили на зенитные средства охранных кораблей.

Не замедлили появиться истребители врага. Завязались воздушные бои.

Тем временем наши штурмовики начали расправляться с кораблями охранения, одновременно обрушивая всю свою бомбовую нагрузку и пушечно-пулеметный огонь на транспорт и танкер, на котором, как выяснилось позже, было до 5 тыс. тонн горючего.

В разгар воздушных боев, когда уменьшилось сопротивление вражеских истребителей, на цель был выведен минно-торпедный полк. 22 бомбардировщика и торпедоносца в сопровождении истребителей вылетели для нанесения окончательного удара. Торпедоносцы, ведомые летчиком Д. К. Башаевым, и бомбардировщики, ведомые летчиками В. Г. Мартыновым и А. А. Бровченко, потопили два тральщика. Танкер «Засниц», который вез горючее на курляндский плацдарм, был потоплен торпедоносцами, ведомыми А. А. Богачевым. Разведчики подтвердили, что после этого в окруженной на курляндском плацдарме группировке были отменены все поездки на машинах.

В то утро нашей авиации для разгрома конвоя после получения разведывательных данных о нем потребовалось полтора часа.

Авиация флота действовала не только на морских коммуникациях. Сокрушительным ударам подвергались и стоянки вражеских кораблей на базах. Теперь, когда наши войска громили врага в Восточной Пруссии и Померании, под ударами балтийских летчиков оказались почти все базы противника, вплоть до Свинемюнде. Иногда массированные налеты совершались совместно с авиацией фронтов. В марте и апреле в центре внимания балтийских летчиков была основная база противника Пиллау, через которую осуществлялись снабжение и эвакуация кенигсбергской и земландской группировок.

Непрерывные удары нашей авиации, подводных лодок и торпедных катеров заставили противника сосредоточить для защиты своих жизненно важных морских сообщений максимальные силы. Немецко-фашистское командование развивало и совершенствовало оборону не только конвоев в море, но и отдельных транспортов. Все чаще наши самолеты встречались с истребителями противника, особенно на подходах к базам, плотней стал зенитный огонь, появились специальные отряды кораблей и авиации, обеспечивавшие движение конвоев. Число кораблей охранения теперь в два-три раза превышало количество транспортов. В состав эскортов включались миноносцы, сторожевые корабли, тральщики, суда-ловушки и авиация, а также специальные корабли противолодочной обороны. В марте и апреле число подводных лодок для охраны транспортов и поиска наших лодок колебалось от 14 до 18.

В отдельных случаях поисковым группам врага удавалось вытеснить паши подводные лодки с занимаемых позиций. Мы несли подчас немалые потери.

В то же утро, когда авиация флота потопила танкер «Засниц», неудача постигла наши торпедные катера «166» и «196» из группы капитана 2-го ранга М. Г. Чебыкина. Вот как это произошло.

Вскоре после полуночи группа встретилась со значительно превосходящим по количеству и вооружению отрядом катеров противника. Бой был коротким и ожесточенным. В ходе неравной схватки затонул катер «166» капитан-лейтенанта Пуйкевича. Тяжело раненных и обгоревших членов экипажа Козлова, Птицына, Шорина, Данилина, Суздалева и боцмана Бережко фашисты выловили из воды и доставили в тюрьму Либавы.

Спеша на помощь товарищам, попал под сильный вражеский огонь торпедный катер «196» (командир капитан-лейтенант Я. Н. Беляев) с находившимся на борту М. Г. Чебыкиным. Ведя упорный бой, он настойчиво продолжал прорываться на выручку к экипажу катера «166». Но вражеский снаряд попал в бензоотсек. Огромное пламя поднялось к небу. Огненным факелом мчался катер «196» навстречу врагу, ведя губительный огонь. Но постепенно он терял ход. Пламя перекинулось к носу катера. Вспыхнула рубка, начал рваться боезапас. Горящий торпедный катер, лишившись хода, погибал со всем личным составом, который дрался до последнего.

На боевом посту пали смертью храбрых командир катера капитан-лейтенант Я. Н. Беляев и механик старшина 1-й статьи Михаил Богданов.

Когда «196» затонул, фашисты крюками выловили из воды тяжело раненных и обгоревших командира отряда Чебыкина, штурмана Хрусталева, боцмана Пампушкина, Вавилкина, Мартынова. Всех их также отправили в либавскую тюрьму.

Районом ожесточенных боев стала теперь юго-западная часть моря. Именно здесь наши удары все более возрастали в результате концентрации сил.

Здесь активно действовали почти вся флотская авиация, подводные силы, торпедные катера, железнодорожная артиллерийская бригада. Сюда двинулись также броневые катера, тральщики, части морской пехоты генерала И. Н. Кузьмичева.

Во все увеличивавшихся масштабах развертывалась подготовка к штурму восточно-прусской твердыни фашизма- Кенигсберга. Крепость располагала сильной системой укреплений, оснащенных сотнями орудий. Основу укреплений составляли долговременные сооружения. Между фортами тянулись железобетонные доты.

Советские войска усиленно готовились к штурму. Часть соединений и частей под командованием контр-адмирала В. С. Черокова готовила высадку десанта на фланге 2-го Прибалтийского фронта, которым теперь командовал маршал Л. А. Говоров. Рассчитывая в полной мере использовать всю наличную огневую мощь, командование фронтом видное место отводило флотской авиации и артиллерии.

Ударная авиация флота располагалась на аэродромах вблизи места будущих боев. Уточнялись объекты, время нанесения ударов и т. п. Командиры авиадивизий и полков проводили рекогносцировку и прорабатывали задания.

За десять дней до штурма Кенигсберга на созданные саперными войсками фронта позиции прибыли артиллерийские дивизионы и тяжелые батареи 1-й гвардейской Краснознаменной Красносельской бригады морской железнодорожной артиллерии. Артиллеристы развернулись в районе станций Гутенфельд в Левенхольм к востоку от Кенигсберга. Они замаскировали свои транспортеры, укрыли вагоны с боеприпасами, вынесли наблюдательные посты к переднему краю, связались с общевойсковыми артиллеристами и стали ждать приказа.

Им предстояло нанести удары по лажным объектам противника — Кенигсбергскому каналу и находившимся в его водах кораблям, по железнодорожному узлу, мостам на реке Прегель. В случае необходимости наши батареи могли направить свой огонь и на бетонные укрепления или форты.

В условиях стремительного продвижения наших войск по Балтийскому побережью применение железнодорожной артиллерии на приморском направлении имело важное значение. Возможность ее маневренного сосредоточения позволяла надежно прикрывать свои базы и побережье от воздействия вражеских кораблей и вместе с сухопутными войсками отражать контратаки противника, наносить удары по его базам, уничтожая неприятельские транспорты и боевые корабли. Это была та самая морская дальнобойная железнодорожная артиллерия, которая в свое время вместе с наземной артиллерией служила основой обороны ближних подступов к блокированному Ленинграду.

За десять дней до штурма крепости Кенигсберг в намеченный район прибыл для спуска на Прегель дивизион бронекатеров под командованием капитана 2-го ранга М. Ф. Крохина. В короткий срок под руководством начальника инженерного отдела флота полковника Т. Т. Коновалова с помощью инженерных войск фронта бронекатера были спущены в районе Таппиау (Гвардейск). Их сразу же начали готовить к выполнению боевых задач.

Этот дивизион имел богатый опыт. Он отличился на Карельском фронте при освобождении столицы Карелии — Петрозаводска, за что ему в приказе Верховного Главнокомандующего было присвоено звание «Петрозаводского». Потом дивизион показал свое мастерство на Чудском озере. Осенью 1944 г. бронекатера были спущены на воду в районе Гдова. Они обеспечивали переправу войск 2-й ударной армии генерала И. И. Федюнинского через Чудское озеро, поддерживали наше наступление в Таллинской операции. Теперь дивизиону предстояло громить врага на Земландском полуострове.

К концу марта, после того как советские войска овладели городами Гдыня, Данциг, Лебе, Штольпе, Рюгенвальде и Цоппот, группировки противника были прижаты к морю на Земландском и Кур-ляндском полуостровах, а также в районе Свинемюнде. При этом в результате разгрома врага в районе Данцига в наших руках оказалась первоклассная военно-морская база гитлеровцев на Балтике.

Нужно было срочно приблизить к ней нашу авиацию. Выбор пал на дивизию Героя Советского Союза полковника Я. 3. Слепенкова. Она и была перебазирована из Эстонии поближе к центру Данциг-ской бухты и сразу же включилась в боевую работу.

Дело в том, что после освобождения Гдыни и Данцига немецко-фашистское командование решило для огневой поддержки своих войск, прижатых к побережью, использовать все силы надводного флота. Оно создало несколько боевых групп, в числе которых находились учебный линейный корабль «Шлезиен», тяжелые Крейсера «Лютцов», «Адмирал Шеер», «Принц Ойген», легкий крейсер «Лейпциг» и несколько эскадренных миноносцев. Эти корабли оказывали сильное противодействие наступлению наших войск вдоль побережья.

В борьбу с боевыми группами противника тотчас же после передислокации вступила и дивизия штурмовиков Я. 3. Слепенкова. 29 марта она уже наносила первые удары по кораблям и транспортам в море. Истребители сопровождения в этот день в воздушных боях сбили несколько самолетов противника.

Противник яростно сопротивлялся, особенно когда авиация атаковала корабли. Но мы продолжали наращивать удары. Один массированный удар следовал за другим. Пожалуй, не оставалось ни одного крупного фашистского корабля в Данцигской бухте, который не имел бы повреждений. К 8 апреля германские крейсера, испытавшие на себе удары балтийцев, ушли в Свинемюнде. Во время перехода авиация флота повредила крейсер «Принц Ойген» и эскадренный миноносец «Зет-13». А 16 апреля под нашим воздействием были вынуждены уйти из Данцигской бухты последние шесть немецких миноносцев.

Балтийские летчики хорошо воевали в этом районе: в западной части Данцигской бухты, на мелководье вдоль косы Хель, повсюду торчали из воды надстройки затонувших кораблей и транспортов. Только в районе между Кенигсбергом и Ростоком насчитывалось около 370 таких потопленных судов.

Освобождение побережья Восточной Померании дало возможность Балтийскому флоту занять более выгодные позиции для прикрытия фланга советских войск, наступавших на главном, берлинском направлении. Теперь противнику стало еще труднее защищать свои морские сообщения. Лишь отдельным транспортам удавалось уходить из Либавы сначала на запад к маяку Хоборг на южной оконечности Готланда, затем к острову Эланд (шведское побережье), а оттуда следовать в порты Германии.

Тем временем войска 3-го Белорусского фронта завершили подготовку к штурму Кенигсберга. Еще раз проверив состояние соединений, которые должны были принять участие в приближающейся битве, мы доложили командующему фронтом маршалу А. М. Василевскому о том, какие задачи будет решать каждое из них в этой операции.

На подходах к Данцигской бухте заняли боевые позиции подводные лодки. Перед ними стояла задача уничтожать гитлеровские корабли, воздействующие на фланг наших войск, и не допускать эвакуации морем. В районе Кранца сосредоточилась большая группа торпедных катеров с опытными, обстрелянными экипажами. Им предстояло срывать обстрел наших флангов вражескими кораблями, а в ночное время продолжать поиск и уничтожение последних на подходах к Пиллау.

Для участия в операции было выделено более 500 самолетов. Дивизия штурмовиков полковника Я. 3. Слепенкова, усиленная торпедоносцами, приступила к боевой работе с аэродрома Эльбинг. Базирование авиации полностью соответствовало поставленным задачам. Закончила сосредоточение и развертывание также железнодорожная артиллерия крупного калибра. Был готов к боевым действиям в районе Кенигсберга и дивизион бронекатеров капитана 2-го ранга Крохина.

Гитлеровские пропагандисты уверяли своих соотечественников, что советские войска никогда не возьмут Кенигсберг. И вот наступило время опровергнуть эту ложь. Тысячи орудий одновременно ударили по городу-крепости. В воздухе стоял непрерывный гул моторов сотен наших самолетов.

Балтийская авиация и гвардейцы флотской железнодорожной артиллерии вместе со своими товарищами по оружию сокрушали сильнейшие укрепления врага, наносили удары по транспортам и кораблям в Кенигсбергском канале и порту Пиллау, лишая противника возможности эвакуироваться морем. По ночам остатки разгромленных немецко-фашистских армий, прижатых к берегу, пытались это делать. Но на рассвете их встречали у выходов из Пиллау в море балтийские летчики и тех, кому все же удавалось проскочить, добивали в Данцигской бухте.

6 апреля 1945 г. после тщательной подготовки войска фронта начали штурм крепости. Мощное артиллерийско-авиационное наступление, длившееся несколько дней, разрушило основные фортификационные сооружения крепости. Трое суток продолжались тяжелые кровопролитные бои. Три дня и три ночи земля дрожала под ударами советской артиллерии, авиации и танков.

В первый день наступления летчики флота нанесли три массированных удара по кораблям, транспортам в Пиллау и в Кенигсбергском канале. Было уничтожено пять и повреждено еще пять транспортов, потоплена быстроходная десантная баржа и сбито пять самолетов «Фокке-Вульф-190». Артиллеристы-железнодорожники выполняли поставленные задачи в интересах наступления войск 11-й гвардейской армии. Торпедные катера, выходя из Кранца на морские коммуникации, также провели несколько атак.

Успешно действовала в море подводная лодка «Щ-310» капитана 2-го ранга С. Н. Богорада. Находясь в море на позиции, ее командир получил данные о выходе конвоя из Либавы. Правильно рассчитав предполагаемый курс и скорость движения противника, он после полуночи произвел поиск и обнаружил конвой в составе двух транспортов в охранении сторожевых кораблей и катеров. Сблизившись на нужную дистанцию, Богорад атаковал противника и потопил головной транспорт. Это был третий поход экипажа подводной лодки с осени прошлого года.

С хорошими результатами к этому времени закончила боевой поход подводная лодка «Л-21». Ее командир капитан 2-го ранга С. С. Могилевский активно искал встречи с противником, используя гидроакустику и передаваемые с берега разведывательные данные. В течение 25 суток пребывания на позиции «Л-21» уничтожила танкер и транспорт врага. После одной из атак подводная лодка подверглась длительному преследованию. За двое суток корабли и самолеты противника сбросили более 200 глубинных бомб. Но хорошо обученный экипаж действовал уверенно, четко и ушел от преследования.

На исходе 9 апреля гитлеровский комендант крепости Кенигсберг генерал О. Лаш приказал гарнизону сложить оружие. 9-10 апреля советские войска принимали капитулировавшие части. Некоторые группки, правда, пытались еще сопротивляться, но были уничтожены.

В приказе от 9 апреля Верховный Главнокомандующий в числе отличившихся при взятии города отметил балтийских летчиков под командованием генерала М. И. Самохина, полковников Д. И. Манжосова, М. А. Курочкина, полковника Я. 3. Слепенкова. Отважно сражались во время штурма Кенигсберга и гвардейцы-артиллеристы майора Калашникова, капитана 3-го ранга Антощенко, капитанов Курского и Кузьмицкого.

Войска маршала А. М. Василевского, оставив позади поверженный Кенигсберг, продолжали наступление. От флота в соответствии с замыслом операции по очищению Земландского полуострова требовалось продолжать прикрытие флангов с моря, поддерживать артиллерией и авиацией наступающие войска, препятствуя эвакуации противника, готовить к высадке тактические десанты, уничтожать вражеские боевые корабли и транспортные суда.

Выполняя эти задачи, авиация флота, как и прежде, наносила массированные удары по кораблям и судам в море и на базах противника, особенно в Пиллау. Ежедневно вылетало 350- 400 самолетов, совершавших по два и более вылета в день. От ударов авиации флота противник ежедневно терял по нескольку транспортов и боевых кораблей, но продолжал яростно сопротивляться. Особенно плотным был его зенитный огонь с баз и с боевых кораблей.

В эти дни бессмертный подвиг совершили заместитель командира эскадрильи по политической части летчик А. Романов и стрелок-радист А. Дубенчук. Романов вел две четверки самолетов. Обнаружив вражеские корабли, он дал команду атаковать противника и первым устремился на врага. Но в самый последний миг самолет окутало пламенем. Романов принял решение пойти на таран. Шедшие за ним летчики видели, как его горящий самолет устремился на цель. Вот он врезался в палубу миноносца. И вслед за этим чудовищной силы взрыв уничтожил вражеский корабль.

Отважно сражались все балтийские летчики. Среди храбрейших из них была и летчица Лидия Шулайкина. Еще недавно она была учительницей русского языка. В авиацию пришла из аэроклуба, где сначала училась, а затем сама была инструктором.

Все увереннее действовали на коммуникациях наши торпедные катера Героя Советского Союза Б. П. Ущева. В связи с успешным наступлением войск 2-го Белорусского фронта они перебазировались в аванпорт Данцига — Нойфарвассер, откуда приступили к активным боевым действиям в Данцигской бухте.

Начало положила группа торпедных катеров под командой капитан-лейтенанта П. П. Ефименко. На исходе 16 апреля она направилась из Нойфарвассера вдоль западного побережья Данцигской бухты к полуострову Хель, где, по данным вечерней авиаразведки, было отмечено сосредоточение кораблей и транспортов. Около полуночи наши катера обнаружили на якоре силуэты миноносцев и один неопознанный корабль. По приказанию П. П. Ефименко, пошли на сближение с ними. Командир одного из торпедных катеров лейтенант Н. А. Короткевич, выйдя на нужные дистанцию и курсовой угол, атаковал миноносец противника. Раздался взрыв. Вскоре и второй миноносец, атакованный торпедным катером капитан-лейтенанта В. В. Солодовникова, был потоплен. Противник немедленно начал преследование, но преимущество в скорости помогло нашим катерам благополучно вернуться в базу.

Прибыли в этот район и бронекатера — морские и доставленные по железной дороге малые речные.

13 апреля, когда часть сил 3-го Белорусского фронта начала наступление на Земландском полуострове, дивизион бронекатеров капитана 2-го ранга М. Ф. Крохина содействовал войскам, продвигавшимся вдоль северного побережья залива Фришес Хафф. Высадив десант в районе Гросс-Хайдекруг, он громил врага на дамбе Кенигсбергского канала.

16 апреля бронекатера приняли на борт десант из состава 24-й гвардейской стрелковой дивизии и после артиллерийской подготовки высадили его на дамбу канала севернее Циммербуде в тылу врага.

Успешные высадки десантов и огневая поддержка бронекатеров позволили войскам 43-й армии в короткий срок овладеть вражескими опорными пунктами Циммербуде и Пайзе, где была прижата к морю группировка противника. При попытке последней эвакуироваться на подручных средствах в Пиллау, бронекатера 17 апреля потопили несколько быстроходных десантных барж, 117 баркасов и много шлюпок. При этом было уничтожено до 5 тыс. гитлеровцев{193}.

Этот сокрушительный удар бронекатеров М. Ф. Крохина сыграл очень важную роль. Он способствовал тому, что блокированная с моря большая группировка вражеских войск, наконец, сложила оружие.

Наступление продолжалось. Мы старались всеми силами содействовать на море, на суше и в воздухе наземным войскам. Хорошо помогали 43-й армии батареи железнодорожной артиллерии, отважно действовали летчики, катерники, подводники.

Нелегко складывалась обстановка для наших катерников, которым выпало взять на себя здесь основную тяжесть борьбы на море. Но они с честью выходили из трудных боев.

На рассвете 21 апреля группа торпедных катеров из Нойфарвассера обследовала район устье реки Висла-Хель! Во время поисков был обнаружен конвой, шедший к берегу. Командир отряда П. П. Ефименко, распределив цели, первым пошел в атаку. Вскоре добился попадания катер старшего лейтенанта А. П. Аксенова, атаковавший транспорт. Но и сам он в бою был сильно поврежден и потерял ход. На помощь к нему поспешил командир отряда П. П. Ефименко. Под огнем врага поврежденный катер был взят на буксир. Хотя и с большим трудом, но весь отряд вернулся в базу.

Приведенные эпизоды — только малая часть бесчисленных подвигов, ставших массовыми в те дни ожесточенных боев с врагом. Это свидетельство высокого политико-морального состояния всего личного состава торпедных катеров. Как и повсюду в наших Вооруженных Силах, пример беззаветной доблести и самопожертвования во имя победы показывали коммунисты и комсомольцы соединения.

Только за четыре месяца последнего года войны торпедные катера провели 300 боевых выходов, уничтожили несколько транспортных и боевых кораблей. Уже одно появление советских торпедных катеров, безусловно, сковывало судоходство противника.

Наша замечательная молодежь, служившая на этих катерах, быстро выработала новые приемы морского боя, развила на практике новые тактические решения и показала удивительную стойкость и упорство в борьбе с противником. На протяжении всей войны торпедные катера днем и ночью шли в смелые атаки, действовали как минные заградители, высаживали морские десанты. Дерзость и стремительность их атак, точность автоматного огня внушали страх противнику.

Смелые действия торпедных катеров, в которых как нельзя лучше и нагляднее выявились революционные и боевые традиции Советского Военно-Морского Флота, оказывали огромное воспитательное воздействие на пополнение, на всех тех, кто становился под наш флаг для защиты Родины.

Соединение торпедных катеров вписало яркую страницу в историю Краснознаменного Балтийского флота в годы Великой Отечественной войны. За успехи в бою оно было награждено орденом Красного Знамени и орденом Нахимова. Это — признание высокого боевого мастерства, героизма и бесстрашия, проявленных балтийскими катерниками в борьбе с захватчиками. В составе этого соединения выросли такие замечательные военные моряки, как Герои Советского Союза С. А. Осипов, И. С. Гуманенко, А. Г. Иванов, А. Г. Свердлов, В. М. Старостин, В. И. Тихонов, Б. П. Ущев и многие другие.

После падения Кенигсберга особое значение приобрела крепость и военно-морская база Пиллау. Здесь базировался флот противника, отсюда фашисты эвакуировали на запад окруженные и потрепанные войска, технику, промышленное оборудование, награбленное добро. Пиллау как порт оставался единственным местом, откуда можно было еще спастись морем, избежав полного разгрома и уничтожения. Вот почему здесь фашисты особенно яростно сопротивлялись.

Борьба шла за каждый метр земли. Нередко гитлеровцы переходили в контратаки.

Основная тяжесть борьбы за Пиллау легла на плечи гвардейцев 11-й гвардейской армии. Важную роль играли соединения и части флота — его авиация, наносившая удары по базам и транспортам в море, подводные лодки, развернутые на морских сообщениях, торпедные катера, действовавшие в прибрежных районах, броневые катера и морская пехота.

К 17 апреля, когда войска 11-й гвардейской армии генерала К. Н. Галицкого заняли Фишхаузен и продолжали теснить противника, флот был готов к высадке десанта в Пиллау. К этому сроку все десантные средства и морская пехота были сосредоточены в полной готовности в районе Циммербуде и Нойкурена. Там же находились в ожидании сигнала торпедные катера и пришедшие с востока испытанные в боях морские бронекатера капитана 2-го ранга Гапковского.

Во время боев за Пиллау успешно действовала в южной части Балтийского моря подводная лодка «К-52» под командой И. В. Травкина. Для ее командира это был шестой поход за время Великой Отечественной войны. Как и прежде, И. В. Травкин активно искал и выслеживал противника, действуя решительно и смело. Шесть раз встречал он конвои врага и всегда атаковал их.

После одной из успешных атак в ночь на 24 апреля, благополучно уйдя от преследовавших ее самолетов, «К-52» направилась в базу. В это время на ней была получена радиограмма, в которой Военный совет флота поздравлял экипаж с награждением лодки орденом Красного Знамени.

Подводная лодка «Л-3» в те дни потопила три транспорта противника, в том числе суда «Гойя» и «Роберт Мюллер», имевшие на борту несколько тысяч солдат и офицеров из окруженной на полуострове Хель вражеской группировки. Экипаж подводной лодки был отмечен высокими наградами, а ее командиру капитану 3-го ранга Владимиру Константиновичу Коновалову присвоено звание Героя Советского Союза.

В марте и особенно в апреле немецкое командование на Балтике, обеспокоенное активностью наших подводных лодок, резко увеличило количество дозорных и противолодочных сил. Это в свою очередь потребовало от наших подводников еще большей активности и совершенствования тактики поиска, маневра и атаки вражеских судов.

Балтийское море было самым сложным для использования подводных лодок. Ни на одном морском театре не было такой плотности вражеских минных заграждений, сосредоточения сил и средств противолодочной обороны, дополняемых многими естественными препятствиями — банками, отмелями, островами, шхерами, что в значительной степени затрудняло действия подводных лодок в течение всей войны. Несмотря на это, командиры кораблей, офицеры, все экипажи сумели преодолеть трудности и выйти победителями из схватки с врагом. Специалисты-подводники имели хорошую теоретическую и практическую подготовку. Они полностью обеспечили безупречную эксплуатацию сложной техники, умело боролись за живучесть лодок и исправление полученных повреждений в любой обстановке в море.

Повысилось искусство кораблевождения у командиров и штурманов. Несмотря на зимние штормы, плохую видимость и явно недостаточное обеспечение, штурманы, в большинстве молодые офицеры, контролировали свои определения и астрономическими наблюдениями. В этом проявлялись высокая культура и точность, присущие советской школе навигаторов. Выдержала самые жестокие испытания и материальная часть лодок отечественной постройки.

Ограниченными силами, в сложной обстановке балтийские подводные лодки нанесли значительный урон немецко-фашистскому транспортному флоту.

С января по апрель 1945 г. они совершили более 25 боевых выходов, торпедами и артиллерией уничтожили 26 транспортов и несколько боевых кораблей. Однако перечень потерь противника будет не полным, если к нему не прибавить несколько десятков боевых кораблей и транспортных судов, погибших от мин, поставленных подводными лодками и авиацией.

Боевые действия подводных лодок на морских сообщениях врага в этот период имели важное значение для ускорения разгрома вражеских войск, остававшихся в изолированных от центральной части Германии районах Балтийского побережья.

Противник потерял на уничтоженных транспортах много техники, боеприпасов и живой силы, предназначенных для поддержки и усиления окруженных группировок на главном, берлинском направлении.

Личный пример командиров подводных лодок, их заместителей, партийных и комсомольских вожаков играл исключительную роль, особенно в боевых походах. В воспитании боевых качеств подводников важнейшее место занимала деятельность политических органов, партийных и комсомольских организаций.

Балтийские подводники на завершающем этапе Великой Отечественной войны умножили свою боевую славу, славные традиции. Они сделали все возможное, чтобы с честью решить поставленные задачи, выполнить воинский долг перед Родиной, содействуя советским войскам в разгроме фашистской Германии.

Наряду с упомянутыми выше, проявили доблесть и мужество, отвагу и находчивость также экипажи подводных лодок «Щ-407», «К-51», «К-53», «М-90», «М-102». Во главе них стояли выросшие в суровых морских походах на Балтике капитаны 3-го ранга Н. И. Бочаров, В. А. Дроздов, Д. К, Ярошевич, капитан-лейтенанты Г. М. Егоров и Н. С. Лесковой. Подводные лодки «К-52», «С-13», «Щ-307» и «Щ-310», а также все соединения в целом были награждены орденами Красного Знамени. Командирам подводных лодок С. Н. Богораду, М. С. Калинину, В. К. Коновалову, И. В. Травкину было присвоено звание Героя Советского Союза.

Авиация флота — минно-торпедная, штурмовая, бомбардировочная, истребительная — в течение всего периода тяжелых боев на Земландском полуострове день и ночь уничтожала войска и технику противника, его корабли и транспорты, находившиеся в Пиллау и у полуострова Хель. Более тысячи боевых вылетов было сделано только за три дня с 22 по 24 апреля. Балтийские летчики, мастера воздушных боев дважды Герой Советского Союза А. Мазуренко, Герои Советского Союза Г. Попов, Ю. Акаев, А. Барский, К. Благодаров, К. Усенко, А. Гургенидзе, А. Богачев, А. Потапов и сотни других наносили мощные удары бомбами и торпедами. Корабли и суда противника в беспорядке метались по Данцигской бухте, но Кенигсбергскому каналу, по заливу Фришес Хафф, пытаясь выйти из ловушки, но взрывались на минах, попадали под бомбо-торпедные удары или пушечно-пулеметный огонь. В одном из этих поев К. Благодаров, будучи трижды ранен, не покинул самолет и продолжал командовать своей авиаэскадрильей.

В боевых порядках артиллерии войск 11-й гвардейской армии шла и флотская железнодорожная артиллерия. То были части гвардии майора И. Е. Калашникова, капитана 2-го ранга П. И. Антощенко и капитана Кузьмицкого. Они вели обстрел вражеских батарей, оборонявших Пиллау.

В ходе ожесточенных боев за город враг был прижат к портовым сооружениям. В его руках, правда, еще оставалось несколько очень сильных оборонительных узлов. Но и они были уничтожены 25 апреля наступающими войсками. В тот же день, после шестидневного сражения, не прекращавшегося ни на час, под мощными ударами советских войск, поддерживаемыми активным содействием флота, пала важнейшая база гитлеровского военно-морского флота — крепость Пиллау.

Так был завершен полный разгром Земландской группировки врага. В связи с этим в приказе Верховного Главнокомандующего наряду с войсками были отмечены также соединения и части флота вице-адмирала Н. И. Виноградова, подводники капитана 1-го ранга Л. А. Курникова, летчики генерала М. И. Самохина, Д. И. Манжосова, М. А. Курочкина, Я. 3. Слепенкова, катера капитана 2-го ранга М. Ф. Крохина.

Остатки разгромленных в Пиллау войск бежали через пролив Зее-Тифф на косу Фрише-Нерунг. Там на небольшом клочке земли скопилось до 35 тыс. солдат и офицеров. Сюда же было стянуто большое количество вооружения и техники. Спешно создавалась оборона. У противника еще имелась возможность использовать и свои надводные корабли для поддержки этой группировки. В связи с этим возникла задача не дать передышки врагу, сорвать его попытку сдержать на этом участке наступление советских войск. Было решено высадить десант на косу Фрише-Нерунг, чтобы разъединить силы противника в районе Вальдхалле — Лемберг — Хакен и ударом с тыла обеспечить армейским соединениям форсирование пролива Зее-Тифф. Своеобразие обстановки подсказало и решение высадить два тактических десанта. И тут нам очень пригодился заблаговременно подготовленный, но не использованный для Пиллау десант.

Командование десантом было возложено на вице-адмирала Н. И. Виноградова. Он уже находился на КП командарма, и это облегчало организацию взаимодействия, обеспечивало связь и надежное управление.

Командиром высадки на восточный берег косы назначили контрадмирала Н. Э. Фельдмана, командиром прикрытия этой группы — капитана 2-го ранга М. Ф. Крохина. Для высадки было решено использовать не менее 60 вымпелов. Это были различные катера и тендеры, которые проявили себя в боях с самой замечательной стороны. В состав десанта входили полк морской пехоты и стрелковый полк (командиры-полковники Л. В. Добротин и Козлов). В первом броске высаживался батальон морской пехоты подполковника А. О. Лейбовича. Пунктом сосредоточения всех этих сил был избран район Пайзе-Циммербуде.

В гавани Пальмникен сосредоточивался второй десант. Высадить его на западный берег косы было поручено капитану 1-го ранга А. В. Кузьмину. Ему же предстояло командовать и прикрытием. Поддержка этой группы была возложена на дивизион морских бронекатеров капитана 2-го ранга Г. С. Гапковского. Состав десанта — сводный полк 83-й гвардейской дивизии генерал-майора А. Г. Маслова. Для высадки использовались все катера, камерные тральщики капитан-лейтенанта А. В. Дудина, торпедные катера Героев Советского Союза С. А. Осипова, В. М. Старостина, А. Г. Свердлова. Авиация была готова с рассвета взаимодействовать с десантными силами.

Еще в пору подготовки к боям за Пиллау войска и десантники провели учения в море, на Кенигсбергском канале. Отрабатывалась высадка на необорудованный берег. Все тренировки проводились только в темное время. Особое внимание обращалось на отработку надежной связи во время боя за высадку, вызова огня и авиации для поддержки десанта. Все это должно было дать свои результаты.

К началу операции катера были максимально приближены к району высадки и рассредоточены в нескольких пунктах северного и южного побережья Земландского полуострова. Это способствовало скрытности, облегчало осуществление быстрого маневра в море и обеспечивало внезапность высадки.

В ночь на 26 апреля, когда войска 11-й гвардейской армии генерала К. Н. Галицкого после мощной артиллерийской подготовки начали форсирование пролива Зее-Тифф, оба десантных отряда вышли из района сосредоточения. В 1 час 35 минут колонны катеров повернули на курс к месту высадки. Слабый ветер и спокойное море благоприятствовали выполнению задачи.

Бронекатера отряда артподдержки под командованием Гапковского обнаружили две самоходные баржи и, потопив их, взяли много пленных фашистских солдат и офицеров, которые, кстати сказать, показали, что спешили на выручку своим войскам. Было около 2 часов ночи, когда катера подошли к берегу. Противник был застигнут врасплох. Он открыл пулеметный огонь по катерам лишь тогда, когда они, закончив высадку, уже отошли от берега. Успеху десанта способствовала мощная артиллерийская и авиационная поддержка. Надежно прикрывали высадку торпедные катера капитана 1-го ранга А. В. Кузьмина.

Решительные, смелые действия хорошо обученных десантников, умелая организация и четкое управление позволили произвести высадку всех сил западного десанта в течение 50 минут без потерь. Оживавшие огневые точки на берегу противника подавлялись сильным пушечно-пулеметным огнем с морских бронекатеров капитан-лейтенанта Тунгускова.

Десантники восточного направления шли на бронекатерах капитана 2-го ранга М. Ф. Крохина. Высадившись, морские пехотинцы полковника Л. В. Добротина быстро преодолели незначительное сопротивление врага и повели наступление в глубь косы с целью перерезать пути отхода противнику, отступавшему под ударами войск 11-й гвардейской армии. Это нужно было сделать и для обеспечения высадки последующих эшелонов десанта. Вскоре десантники вышли на противоположный берег косы, ширина которой в этом месте не превышала 1,5 км.

Стремительные действия десантников смяли всю оборону противника. Гитлеровцы большими группами стали сдаваться в плен. Уже к концу первого часа боя было взято около 2 тыс. пленных.

Успешно высадив первый эшелон, часть катеров направилась за вторым, а оставшиеся огнем поддерживали наступление десантников. В ходе боя неоценимую поддержку им оказала артиллерия бронекатеров. Ее огневые налеты по контратакующему врагу отличались исключительной меткостью.

Бой по уничтожению оставшихся очагов сопротивления на северной оконечности косы подходил к концу, когда высадился второй эшелон под командованием полковника Козлова. Он получил задачу окончательно разгромить противника.

А вскоре, с рассветом, десантников надежно прикрыли истребители прославленного в боях под Ладогой и Ленинградом 4-го гвардейского истребительного авиаполка под командованием Героя Советского Союза В. Ф. Голубева.

К полудню 26 апреля оба десанта, продвинувшись по косе навстречу войскам 11-й гвардейской армии, соединились с ними и начали сообща добивать гитлеровцев. Первой была очищена от врага северная часть косы. Несколько десантных барж и сторожевых катеров противника, пытавшихся подойти к месту высадки, уничтожила наша штурмовая авиация.

Тактический десант на косу Фрише-Нерунг с двух направлений облегчил 11-й гвардейской армии форсирование пролива Зее-Тифф. Вместе с ее войсками десантники окружили и полностью разгромили группировку противника в северной части косы.

На поле боя осталось 1700 убитых вражеских солдат и офицеров. Число взятых в плен достигало почти 6 тыс. человек. К 8 мая капитулировали и остальные 22 тыс. человек.

Разгром восточно-прусской группировки противника имел серьезное военно-политическое и стратегическое значение. Во-первых, был ликвидирован наиболее важный стратегический плацдарм фашистской Германии. Во-вторых, выход советских войск к нижнему течению Вислы способствовал еще более успешному наступлению на главном, берлинском направлении и созданию благоприятных условий для разгрома врага в Восточной Померании.

К концу апреля 1945 г. на Балтике оставались два важных направления. На одном из них — вдоль побережья Балтийского моря на Кольберг-Свинемюнде- Росток — наступали войска маршала К. К. Рокоссовского. Они уже заняли Штеттин (Щецин) и готовились к штурму важнейшей военно-морской базы противника Свинемюнде (Свиноуйсьце). На этом направлении по-прежнему продолжал усиленно сопротивляться ряд блокированных вражеских гарнизонов. Второе важное направление вело к курляндской группировке противника с питающими ее портами Либава и Виндава.

От флота командующие войсками 2-го и 3-го Белорусских фронтов требовали обеспечения флангов своих войск и содействия в ликвидации отдельных плацдармов противника на первом из названных направлений. Это направление считал главным и Главнокомандующий Военно-Морским Флотом Н. Г. Кузнецов. И он требовал именно здесь сосредоточить авиацию и легкие силы флота, имея в виду возможное освобождение оперативными десантами острова Рюген и оккупированного фашистами датского острова Борнхольм, где были сосредоточены крупные вражеские группировки.

Гитлеровское командование использовало Борнхольм в качестве маневренной базы. Сюда же вывозились потрепанные войска, эвакуированные с Балтийского побережья. Любопытно, что островной гарнизон, насчитывавший более 12 тыс. человек, имел указание своего командования сдаться в плен «только английским войскам» и выжидал развертывания событий.

К этому времени на одном из ближайших в Борнхольму аэродромов были сосредоточены штурмовые, минно-торпедные и истребительные полки авиации нашего флота. В гавани находилась значительная часть торпедных катеров. Сюда же подтягивались войска, выделенные по приказанию маршала К. К. Рокоссовского и предназначенные для десанта на острова. Начальник оперативного управления штаба фронта генерал-майор П. М. Котов-Легоньков, командир военно-морской базы В. Е. Гуськов и его начальник штаб капитан 2-го ранга Д. С. Шавцов энергично готовили катера и воинов к выполнению предстоящих задач. В районе наиболее оживленного движения вражеских кораблей и транспортов, на боевых позициях зорко несли вахту подводные лодки под командованием П. И. Бочарова, П. П. Ветчинкина, Р. В. Линденберга, А. И. Маринеско, В. И. Дроздова и других.

Накануне 1 Мая мы были предупреждены о наступлении войск маршала К. К. Рокоссовского на Свинемюнде. Авиации флота была поставлена задача не допускать обстрела вражескими кораблями фланга наших войск и продолжать нанесение ударов по боевым кораблям и транспортным судам.

Тогда на втором важном направлении готовилось большое наступление войск под командованием маршала Л. А. Говорова. Здесь флоту была поставлена задача быть готовым высадить десант в составе одной дивизии и пяти пулеметно-артиллерийских батальонов. Тщательная подготовка к выполнению этой задачи велась под руководством контр-адмирала В. С. Черокова и его штаба. Часть авиации флота сосредоточивалась на аэродромах, расположенных в непосредственной близости от высадки. Подводные лодки развертывались для прикрытия Ирбенского пролива от проникновения вражеских надводных кораблей. Вся железнодорожная артиллерия флота развернулась и была введена в действие по указанию командующего артиллерией фронта генерала Г. Ф. Одинцова.

В то время в районе Берлина заканчивалась грандиознейшая битва Великой Отечественной войны. И она завершилась 2 мая взятием столицы гитлеровской Германии и капитуляцией ее гарнизона. Над повершенным Берлином взвился красный флаг нашей Победы.

А на наших направлениях враг имел еще достаточно сил для обороны окруженных плацдармов. Здесь борьба продолжалась.

Авиация флота не снижала темпов наступления. За апрель ею было сделано 5777 боевых вылетов, уничтожено 13 транспортов и два танкера противника. В первые дни мая, когда войска маршала К. К. Рокоссовского начали бои за военно-морскую базу Свинемюнде, балтийские летчики атаковали главным образом боевые корабли и транспортные суда на рейдах Штеттинского залива.

Пасмурная погода не позволяла авиации наносить массированные удары, однако к исходу 3 мая группа штурмовиков лейтенанта Бричко все же прорвалась к цели и в необычайно сложных метеорологических условиях сбросила бомбы на корабли и суда противника. Сразу же после этого авиаразведка донесла, что получивший повреждение вражеский линейный корабль имеет дифферент на нос. Было приказано сосредоточить усилия для его уничтожения.

Несколько авиационных ударов, и линкор «Шлезиен», используемый в последнее время немецко-фашистским командованием для поддержки своих войск, окончательно вышел из строя. В те же дни балтийцы потопили также вспомогательный крейсер «Орион», четыре крупных транспорта, миноносец «Т-36», плавучую батарею «Гуммелъ».

5 мая войска маршала К. К. Рокоссовского при содействии авиации флота заняли Свинемюнде. Это означало, что отныне все восточное и южное побережье Балтийского моря от Финского залива до Ростока, за исключением курляндского плацдарма, было освобождено от захватчиков.

Противник принимал лихорадочные меры, стремясь эвакуировать хотя бы часть войск и техники из Либавы в порты Германии.

Чтобы воспрепятствовать этому, мы сосредоточили максимум сил ударной авиации, торпедных катеров и подводных лодок на либавском направлении. Штабом флота был разработан и специальный план совместных действий по поиску и уничтожению кораблей и транспортов, выходивших в море. Попытки противника прорваться обходились ему дорого.

Сразу же после взятия Свинемюнде нашими войсками капитулировал гарнизон острова Рюген. Но предстояло еще освободить и датский остров Борнхольм.

5 мая командование Балтийским флотом предупредило население этого острова о предстоящих ударах авиации по фашистским кораблям и судам и потребовало, чтобы жители ушли из портов Ренне и Нексе в леса. После этого названные пункты были подвергнуты бомбардировке с воздуха, а 8 мая советское командование передало начальнику гарнизона острова требование капитулировать.

В этот же день был получен приказ Главнокомандующего ВМФ адмирала флота Н. Г. Кузнецова прекратить с 9 мая все боевые действия флота. В то же время предписывалось: специально выделенными группами кораблей и катеров с необходимым составом морской пехоты занять порты Либава, Виндава, Хель и остров Борнхольм; принять войсковые группировки, изъявившие желание капитулировать, разоружить их, взять под охрану плавсредства, имущество, вооружение; всякое сопротивление рассматривать как несоблюдение условий капитуляции и немедленно подавлять силой.

Приказ был тотчас же передан во все соединения и части флота.

С вечера наши радиостанции начали передавать обращение к экипажам всех немецких военных кораблей, транспортных и вспомогательных судов с требованием сдаться. Одновременно отряд торпедных катеров Героя Советского Союза А. Г. Свердлова был выслан на разведку подходов к порту Ренне на острове Борнхольм. Кроме того, отряд должен был уточнить характер работы навигационного ограждения для входа в порт.

Командование гарнизона на Борнхольме отказалось капитулировать, и нам оставалось подавить его сопротивление.

Краснознаменному соединению торпедных катеров выпала честь высадить последний в этой войне десант на Балтике. Операция проводилась рано утром 9 мая под общим командованием начальника штаба военно-морской базы капитана 2-го ранга Д. С. Шевцова. Дивизион торпедных катеров с десантом повел на Борнхольм капитан 3-го ранга Е. В. Осецкпй.

Поднятая в воздух авиация флота из состава Кольбергской группы также направилась к Борнхольму, чтобы по первому требованию немедленно оказать помощь десанту.

По пути катерники захватили небольшой вражеский конвой и отправили его в Кольберг. Другой, более крупный конвой, оказавший сопротивление, был уничтожен нашими летчиками. Из-за тумана торпедные катера только после полудня вошли в порт Ренне. Они высадили десантную роту, которая немедленно заняла оборону в западной части порта. Сюда начали наведываться «гости». Первым прибыл фашистский офицер, который предложил нам «покинуть порт». Увидев, что над островом появилась наша авиация, он, однако, поспешил ретироваться. Затем в порту появился губернатор острова Борнхольм с переводчиком. Едва он успел сообщить, что на Борнхольме находится около И тыс. солдат, входящих в состав немецкого корпуса, как подкатил на легковой машине офицер — представитель штаба этого корпуса. От имени своего командования он пригласил старшего из состава десанта прибыть в штаб для переговоров. На это ему ответили, что гитлеровская Германия капитулировала и что старший советский офицер десанта предлагает командиру и начальнику штаба корпуса, а также старшему морскому начальнику немедленно приехать в порт Ренне.

После длительных разговоров названные лица явились в порт, а вскоре капитулировал весь гарнизон острова. На следующий день дивизион торпедных катеров Героя Советского Союза В. М. Старостина и его заместителя Героя Советского Союза А. И. Афанасьева доставил на Борнхольм из Кольберга советскую воинскую часть для приема пленных и оружия. И мая на рыбацких шхунах и мотоботах из порта Ренне под охраной торпедных катеров Афанасьева и Горячева было отправлено в Кольберг около 9 тыс. пленных. Раненые и больные пока были оставлены на острове.

Еще на рассвете 9 мая в Виндаву и Либаву также направились отряды катеров с морской пехотой под прикрытием истребителей. Из Швентойи вел торпедные катера с морскими пехотинцами на борту командир Краснознаменного соединения капитан 1-го ранга А. В. Кузьмин. Вскоре он водрузил над портом Либава флаг Военно-Морского Флота Советского Союза. В тот день там было взято в плен 4,5 тыс. гитлеровцев.

* * *

Советские Вооруженные Силы своими успешными наступательными операциями, проведенными в 1945 г., вписали в летопись Великой Отечественной войны золотые страницы бессмертной славы. В огне боев и сражений с первого и до последнего залпа плечом к плечу с воинами Красной Армии героически сражались военные моряки Краснознаменного Балтийского флота. В течение всей войны Балтийский флот являлся надежным щитом, прикрывавшим с моря один из наиболее ответственных участков северо-западного направления советско-германского фронта. Взаимодействие сухопутных войск и флота сыграло решающую роль в срыве гитлеровского плана захвата Ленинграда и уничтожения флота.

Вся активная боевая деятельность сил Балтийского флота на завершающем этапе войны была подчинена общей стратегической цели, поставленной Верховным Главнокомандующим: завершить разгром фашистской Германии на ее собственной территории. Главной задачей флота и на этом этапе оставалось содействие войскам на приморских направлениях.

В ходе Восточно-Прусской и Восточно-Померанской операций, а также в ходе боев по ликвидации вражеских группировок на курляндском плацдарме и в районе Мемеля активные наступательные боевые действия авиации, подводных лодок, торпедных катеров, железнодорожной артиллерии, частей морской пехоты флота приобретали все возрастающее значение для обеспечения успеха войск.

Участвуя в наступлении соединений Красной Армии, Балтийский флот одновременно проводил самостоятельные операции на морских сообщениях, имевших жизненно важное значение для противника. Начиная с осени 1944 г. и до последнего дня войны морские сообщения врага, подходы к таким его базам и портам, как Пиллау, Либава, Хель, подвергались минированию и систематическому нарастающему воздействию воздушных, подводных сил и торпедных катеров Балтийского флота. Тем самым балтийские моряки создавали более благоприятные условия для наших сухопутных войск, наступавших на приморском направлении.

Нарушая морские сообщения противника, Балтийский флот оказывал содействие войскам фронтов, выполнявшим основные задачи на главном направлении. Ибо возможности питания и эвакуации окруженных группировок обусловливались прежде всего без опасностью морских сообщений. Участие флота в наступательных операциях фронтов и ведение самостоятельных боевых действий знаменовали собой новый этап развития советского военного и военно-морского искусства.

В период напряженных боев на главном, берлинском направлении летчики, подводники, катерники и железнодорожные артиллеристы флота нанесли врагу серьезный материальный ущерб. Это был вклад Балтийского флота в дело окончательного разгрома фашистской Германии. Уничтожение значительного процента всего транспортного флота противника сопровождалось гибелью его солдат, вооружения и техники. Провал попыток эвакуировать окруженную на курляндском плацдарме группировку, оказать ей помощь морем явился прямым следствием все возрастающей эффективности ударов Балтийского флота по морским сообщениям, базам и портам. Всего на завершающем этапе Великой Отечественной войны противник потерял на Балтийском море до 150 транспортов общим водоизмещением более 400 тыс. тонн, 98 боевых кораблей и вспомогательных судов{194}.

Осенью 1944 г. и зимой 1945 г. флот вел также напряженную борьбу по защите своих морских сообщений в Финском заливе, где им угрожали мины и подводные лодки врага. Это потребовало напряжения усилий всех тральных и противолодочных сил флота.

В исторический подвиг миллионов советских людей внесли свой вклад храбрые балтийские летчики и подводники, корабельные, береговые и железнодорожные артиллеристы, катерники, матросы и офицеры крейсеров, миноносцев и тральщиков, морские пехотинцы и тыловики, связисты и саперы. Все они героически сражались, выполняя свой долг перед Родиной.

Операции Балтийского флота в 1945 г. показали возросшее мастерство командного и политического состава, воспитанного Коммунистической партией, глубокое понимание природы современного боя и огромный опыт ведения боевых действий. Боевые корабли, самолеты, батареи под советским военно-морским флагом стали грозой для фашистских оккупантов.

В первых рядах воинов-моряков шли коммунисты. Партийная организация Балтийского флота продолжала оставаться тесно сплоченной вокруг Центрального Комитета партии, монолитной и закаленной в тяжелой борьбе с ненавистным врагом — германским фашизмом. Через Военный совет флота, политорганы и партийные организации партия осуществляла свое влияние на флот, неуклонно повышала уровень политического воспитания воинов, закаляла их боевой дух, вселяла уверенность в победоносном исходе войны.

Коммунистическая партия и Советское правительство высоко оценили массовый героизм балтийских военных моряков. Среди них свыше 82 тыс. человек удостоено высоких правительственных наград, более 60 кораблей и частей награждено орденами Красного Знамени, Нахимова и Ушакова. В боях с гитлеровскими захватчиками родилась советская гвардия. Почетное звание гвардейских было присвоено 23 кораблям и частям флота.

За героизм и отвагу в Великой Отечественной войне Родина наградила Балтийский флот орденом Красного Знамени.

Героизм балтийских военных моряков, вписавших новые замечательные страницы в летопись морской славы нашего Отечества, всегда будет служить ярким примером для грядущих поколений.

Над Вислой, Одером и Берлином

С. И. РУДЕНКО
Маршал авиации
Герой Советского Союза

Родился 20 (7) октября 1904 г. в Черниговской области. В Советской Армии С 1923 г., член КПСС с 1928 г. В 1927 г. окончил школу летчиков, в 1932 г. — Военно-воздушную академию им. Жуковского и в 1936 г. — оперативный факультет той же академии. Командовал авиаэскадрильей, авиабригадой и накануне войны — авиадивизией.

Начав Великую Отечественную войну командиром авиационной дивизии на Северо-Западном фронте, затем был заместителем командующего и командующим ВВС нескольких фронтов, а с сентября 1942 г. до конца войны — командующим 16-й воздушной армией, принимавшей участие в Сталинградской битве, Белорусской и Берлинской операциях.

В послевоенные годы командовал Дальней авиацией, был начальником Главного штаба ВВС и первым заместителем главнокомандующего Военно-Воздушными Силами.

Все дальше в историю отодвигаются завершающие операции Великой Отечественной войны. Но в памяти отчетливо и ярко сохранились славные события того времени.

К началу 1945 г. фашистская Германия переживала острый военно-политический кризис. Тем не менее гитлеровская армия была еще довольно сильным противником. В составе боевой авиации врага находилось около 3,3 тыс. самолетов, из которых около 2 тыс. действовали на советско-германском фронте. Главари фашистского рейха надеялись добиться сепаратного соглашения с англо-американскими правящими кругами и с целью выигрыша времени затягивали военные действия.

Но дни фашистских захватчиков были сочтены. Советское государство располагало огромной военной мощью, способной сокрушить врага. В действующих авиационных частях и соединениях наших ВВС численность боевых машин достигла 16,5 тыс. Авиационная промышленность широким потоком поставляла прекрасные самолеты, превосходившие авиацию противника в скорости, маневренности и вооружении. Среди них было много усовершенствованных истребителей «Як-3», штурмовиков «Ил-10», бомбардировщиков «Ту-2».

Верховное Главнокомандование поставило Советским Вооруженным Силам задачу в 1945 г. завершить разгром фашистской Германии и водрузить над Берлином Знамя Победы. Главный удар намечался на варшавско-берлинском направлении. Разгромом крупной группировки врага в Польше необходимо было открыть путь к логову фашистского зверя — Берлину. Решение этой задачи возлагалось на войска и авиацию 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, которым предстояло провести Висло-Одерскую наступательную операцию. В составе 1-го Белорусского фронта находилась 16-я воздушная армия. Мне довелось командовать этим замечательным авиационным объединением, с честью пронесшим свое боевое знамя от Волги до Берлина.

Между Вислой и Одером противник создал глубокоэшелонированную оборону, состоявшую из семи оборонительных рубежей, густо насыщенных железобетонными сооружениями и огневыми средствами. Опираясь на подготовленные укрепления, гитлеровцы рассчитывали не допустить дальнейшего продвижения советских войск на запад. В Польше находилось более 500 боевых самолетов 6-го воздушного флота противника, готовых поддерживать свои войска. Важнейшие объекты и боевые порядки противника прикрывали свыше 100 батарей зенитной артиллерии.

По замыслу командующего войсками 1-го Белорусского фронта маршала Г. К. Жукова предусматривалось быстро прорвать вражескую оборону и затем, не давая противнику закрепиться на тыловых рубежах, стремительно развивать наступление на запад. В осуществлении этого плана большая роль отводилась 1-й, 2-й гвардейским танковым армиям, отдельным танковым и кавалерийским корпусам, составлявшим подвижные группы фронта. Им предстояло действовать впереди и обеспечить высокие темпы наступления всего фронта.

16-я воздушная армия вначале должна была участвовать в прорыве обороны противника и обеспечить ввод в прорыв танковых соединений. Затем все ее усилия переключались на поддержку и прикрытие танковых войск. При этом авиации в первую очередь следовало не допускать организованного отхода противника на тыловые рубежи обороны и препятствовать выдвижению вражеских резервов к полю боя.

Подготовке к боевым действиям в Висло-Одерской операции было уделено особое внимание. Это вполне понятно. Войскам при поддержке авиации предстояло преодолеть глубокую, хорошо развитую оборону противника и быстрыми темпами продвинуться от Вислы до Одера более чем на 500 км. Столь большая глубина операции являлась исключением даже для Великой Отечественной войны. Кроме того, в ходе Висло-Одерской операции Красная Армия вступала на территорию фашистской Германии, выходила на ближние подступы к ее столице, к жизненно важным экономическим районам, что заранее предопределяло упорное сопротивление противника на земле и в воздухе.

Задачи тщательной и всесторонней подготовки войск и авиации к наступлению командующий фронтом определил в специальном приказе. Этот документ послужил и для 16-й воздушной армии основой проведения всех подготовительных мероприятий.

Прежде всего мы занялись вводом в строй молодого летного состава, а также совершенствованием боевого мастерства авиационных пар, звеньев и групп. Первоочередная забота об этом не была случайной. Перед Висло-Одерской операцией состав 16-й воздушной армии сильно изменился. Если в ноябре 1944 г. в армии насчитывалось 1265 боевых машин, то к середине января 1945 г. ее численность была доведена до 2490 самолетов, из них бомбардировщиков — 546, штурмовиков — 664, истребителей- 1184 и разведчиков — 96. Прибавилось несколько сот молодых летчиков, штурманов и воздушных стрелков. Большинство из них не имело боевого опыта. Некоторые авиационные соединения и части, прибывшие из резерва Верховного Главнокомандования, также имели немало еще необстрелянных летчиков, нуждавшихся в хорошей тренировке.

Работу по вводу в строй молодого летного состава и боевую подготовку начали с азов. Прежде всего проверили, а затем кого следует настойчиво обучали технике пилотирования самолета. В этом отношении в нашей армии все руководствовались правилом, что самолет и экипаж должны составлять единое целое. А это возможно лишь в том случае, если мастерство управления самолетом доведено до совершенства. Стремясь к таким результатам, мы многого достигли. Достаточно сказать, что в Висло-Одерской операции, действуя в крайне сложных метеорологических условиях, авиация почти не имела аварий или поломок самолетов по вине летного состава.

После отработки техники пилотирования началась боевая учеба пар, звеньев и эскадрилий. При этом каждый род авиации имел свою программу. Однако общее для всех состояло в том, что учеба проводилась в условиях, максимально приближенных к боевым, с использованием предшествующего опыта и с учетом специфики предстоящей операции.

Истребители больше всего занимались отработкой вопросов прикрытия войск и объектов тыла способами охоты и свободного поиска авиации противника на его территории. Одновременно шло дальнейшее совершенствование приемов ведения воздушных боев в различных условиях.

В предшествующих операциях задача прикрытия обычно решалась путем непрерывного патрулирования истребителей над войсками и объектами в заранее установленных зонах. Такой способ применялся главным образом по требованию командующих общевойсковыми и танковыми армиями, а также командиров соединений сухопутных войск. Они говорили: «Нам спокойнее, когда наша авиация висит над головой».

Между тем прикованность истребителей к определенному району обрекала их на пассивность, не давала им возможности использовать свое основное боевое качество — высокую маневренность. В то же время непрерывное патрулирование в зонах требовало большого расхода сил.

При подготовке к Висло-Одерской операции мы пришли к выводу о необходимости решительно отказаться от прикрытия войск способом патрулирования в зонах. В этом нас поддержал командующий фронтом.

Решительными поборниками активной борьбы с авиацией противника явились славные ветераны 16-й воздушной армии летчики 1-й гвардейской истребительной Сталинградской Краснознаменной авиадивизии полковника А. В. Сухорябова. Для меня это не было неожиданностью. Еще в битве на Волге, в сражениях на Курской дуге, в Белорусской операции они широко применяли свободный поиск и добивались блестящих успехов.

Этот опыт мы постарались распространить во всех истребительных авиационных соединениях и настойчиво готовили летный состав к активным действиям, к поиску и уничтожению самолетов противника еще до их подхода к полю боя. К слову сказать, в ходе Висло Одерской, а затем и Берлинской операций больше не находилось сторонников прикрытия способом пассивного патрулирования истребителей над войсками и объектами.

Для штурмовиков главная задача состояла в подготовке к действиями в интересах танковых и механизированных войск. Анализируя накопленный опыт совместных действий авиации с подвижными войсками, особенно в Белорусской операции, мы поняли, что в этом вопросе у нас есть существенные недостатки. Главный из них состоял в том, что взаимодействие авиации с танковыми и механизированными войсками организовывалось и поддерживалось только в звене командиров и штабов армий, корпусов и — в некоторых случаях — дивизий.

В результате для постановки новых задач или перенацеливания авиации на другие объекты распоряжение должно было проходить многие инстанции, на что требовалась значительная затрата времени. По этой причине авиация нередко запаздывала с нанесением ударов, чего нельзя было допускать в Висло-Одерской операции. Для обеспечения высоких темпов наступления в условиях прорыва сильной и глубокой обороны противника требовалось, чтобы командиры передовых отрядов, частей и даже мелких подразделений имели возможность в любое время установить связь с авиационными группами, находящимися над полем боя, указать им наиболее важные объекты действий и получить с воздуха немедленную помощь.

Правда, «старожилы» нашей армии — 2-я гвардейская Черниговско-Речицкая Краснознаменная ордена Суворова и 299-я Нежинская штурмовые авиационные дивизии, которыми командовали полковники Г. И. Комаров и И. В. Крупский, имели небольшой опыт такого взаимодействия в Белорусской операции. Однако его было недостаточно. Более того, существовало мнение, что командир танкового батальона, роты или передового отряда, находясь в танке во время движения, ничего не видит и не слышит, а потому не может быть и речи о его связи и взаимодействии с авиацией.

Чтобы разобраться в этом деле, была подготовлена и проведена совместная конференция авиаторов и танкистов. Получилось очень интересное и полезное собеседование, обмен боевым опытом. На конференции состоялся деловой разговор танкистов и летчиков о совместных боевых действиях на поле боя. Выступали многие опытные наземные и воздушные воины.

Особенно мне запомнилась речь одного командира танковой роты, молодого, среднего роста русоволосого крепыша. К сожалению, память не сохранила его фамилии. Сказал он примерно следующее:

— Выступавшие до меня, преимущественно из числа представителей крупных штабов, утверждали, что из тапка при движении невозможно увидеть пли услышать авиацию. Я прошел в танке путь от Волги до Вислы и не согласен с таким мнением. Мы, танкисты, всегда видим самолеты, которые идут над нами или в стороне. Дело в том, что с закрытым люком танк бывает только при входе в прорыв или в период атаки. В остальное время, особенно в оперативной глубине, люки не закрываются, танкисты могут наблюдать за авиацией, поддерживать с ней связь и получать от нее помощь.

В таком же духе высказались другие бывалые танкисты, а также летчики.

После конференции мы провели опытное учение по радиосвязи танков на ходу с самолетами в воздухе. Первый опыт был неутешительным, главным образом по техническим причинам. Специалистам пришлось много поработать по отладке и настройке радиоаппаратуры на танках и самолетах. После этого на втором учении года результаты оказались прекрасными. Все убедились, что можно надежно поддерживать связь из танка в движении и на месте с летящими самолетами. А если есть связь, то возможно и взаимодействие.

В дальнейшем было проведено несколько тактических учений авиационных частей и подразделений совместно с танкистами. При этом отрабатывались вопросы взаимного опознавания своих танков и самолетов, способы целеуказания — также взаимного, постановка новых задач и перенацеливание авиационных групп, действующих в интересах танковых войск.

Проделанная при подготовке к операции большая работа по отработке взаимодействия авиации с танковыми войсками полностью оправдалась в последующих напряженных боях. Летчики и танкисты действовали слаженно, авиация непрерывно оказывала существенную помощь подвижным войскам и обеспечивала их быстрое продвижение. Бомбардировочная авиация много занималась отработкой бомбометания с пикирования одиночно и в группах различного состава.

Учеба во всех авиационных частях завершилась практическими боевыми вылетами. Молодой летный состав водили в бой опытные командиры, включая командиров частей и соединений. Каждый новый экипаж сделал по три-четыре боевых вылета. Опытные летчики и весь командный состав, которым предстояло водить группы, произвели по нескольку вылетов с целью изучения района, просмотра с воздуха объектов предстоящих боевых действий и определения наилучших способов их поражения.

Когда летный состав занимался боевой учебой, штабы напряженно работали над планированием боевых действий воздушной армии в операции, готовили необходимую документацию по управлению соединениями и частями, а также по взаимодействию с сухопутными войсками. Одновременно во всех инстанциях проводились командно-штабные военные игры и тренировки по отработке вопросов совместных действий авиации и сухопутных войск в предстоящей операции.

Наиболее существенным в планировании боевых действий воздушной армии являлось решительное сосредоточение основных сил на направлении главного удара фронта. По указанию маршала Г. К. Жукова для поддержки и прикрытия главной группировки привлекались 6-й штурмовой, 6-й и 3-й истребительные авиационные корпуса генералов Б. К. Токарева, И. М. Дзусова и Б. Я. Савицкого, 241, 183, 301 и 221-я бомбардировочные, 11-я гвардейская штурмовая и 286-я истребительная авиационные дивизии, которыми командовали полковники А, Г. Федоров, М. А. Ситкин, Ф. М. Федоренко, С. Ф. Бузылев, Герой Советского Союза подполковник А. Г. Наконечников, полковник И. И. Иванов.

Вначале эти силы должны были взаимодействовать с 5-й ударной и 8-й гвардейской армиями, которым предстояло прорвать оборону противника на направлении главного удара. Затем, после ввода в прорыв 2-й и 1-й гвардейских танковых армий, им предстояло переключиться на обеспечение подвижной группы фронта. Такая высокая концентрация усилий воздушной армии на направлении главного удара явилась важным фактором в осуществлении непрерывной поддержки и прикрытия главной группировки фронта в ходе всей операции.

Еще одно важное подготовительное мероприятие потребовало много внимания и сил. Это было строительство аэродромов, сосредоточение авиации в исходном положении и подготовка, к осуществлению маневра в ходе операции. Основная тяжесть этой работы легла на плечи личного состава тыла воздушной армии, который возглавлял А. С. Кириллов.

К началу операции воздушная армия располагала 128 аэродромами. Из них 70 было построено заново. Большая часть новых аэродромов находилась в 10-25 км от переднего края. Располагая аэродромы недалеко от линии фронта, мы заранее предусматривали возможность их использования для приближения авиации к наступающим войскам в первые дни операции. Так оно и получилось в ходе боевых действий.

Вместе с тем мы имели более 30 аэродромов, расположенных глубоко в тылу, — на удалении до 250 км от переднего края. На них были посажены вновь прибывшие авиационные части. Там они до начала операции занимались боевой подготовкой. На оперативные же аэродромы авиация перебазировалась лишь за один-два дня до начала наступления. Для маскировки развертывания авиации и скрытия группировки воздушной армии перелет на оперативные аэродромы осуществлялся небольшими группами, на малых высотах, без радиосвязи. На старых аэродромах при этом оставались в развернутом виде все радиостанции и часть средств аэродромного обслуживания.

Для дезинформации противника о группировке воздушной армии была создана широкая сеть ложных аэродромов. Всего их было построено 55. Все работы по строительству, расстановке макетов самолетов и средств обслуживания, а также имитация деятельности были выполнены настолько умело, что противник принял ложные аэродромы за действительные.

В течение декабря 1944 г. и первой половины января 1945 г. немецко-фашистская авиация произвела 24 налета на ложные аэродромы и сбросила около 8 тыс. кг бомб. В то же время настоящие аэродромы совершенно не подвергались ударам.

Высокие темпы и большая глубина продвижения, предусмотренные замыслом Висло-Одерской операции, вызывали у нас большую тревогу за своевременное перебазирование авиации вслед за наступающими войсками. Поэтому был разработан в штабе воздушной армии и утвержден командующим фронтом подробный план строительства аэродромов и перебазирования авиационных частей в ходе операции.

В соответствии с этим документом полоса местности предстоящего наступления 1-го Белорусского фронта была прежде всего изучена по картам. Наметив участки, пригодные для строительства аэродромов, мы их сфотографировали крупным планом. Одновременно были взяты на учет и сфотографированы все аэродромы противника.

Затем в боевые порядки 5-й ударной, 8-й гвардейской, 69, 1 и 2-й гвардейских танковых армий были включены разведывательные команды для поиска площадок, пригодных под аэродромы, и определения годности к эксплуатации захваченных у противника аэродромов. Вместе с тылами этих армий двигались усиленные аэродромно-строительные инженерные батальоны. В помощь им каждая общевойсковая или танковая армия должна была выделить 100-150 бойцов с лопатами для выполнения земляных работ при строительстве аэродромов.

В плане была определена очередность перебазирования авиационных частей и соединений. В первую очередь перелетали на новые аэродромы штурмовики и истребители, привлекавшиеся для поддержки и прикрытия подвижных войск фронта. Все остальные должны были вести боевые действия с исходных аэродромов до полного радиуса. Затем они выводились в резерв фронта и как бы составляли второй эшелон воздушной армии. В последующем, по мере подготовки аэродромов на освобожденной от противника территории, они совершали бросок вперед. Одновременно части первого эшелона переходили во второй эшелон.

Так, осуществляя перебазирование перекатами двух эшелонов, мыслилось обеспечить непрерывную поддержку и прикрытие сухопутных войск на всю глубину операции.

В основе своей этот план аэродромного маневра авиации был выполнен. Тем не менее в решении данного вопроса воздушная армия встретилась с огромными и непредвиденными трудностями. Сорок дней длилась подготовка к Висло-Одерской операции. Это было время напряженной работы всего огромного коллектива воздушной армии. Люди трудились без устали днем и ночью, в погожие дни и в ненастье. Коммунисты и комсомольцы всегда были впереди, увлекая своим примером весь личный состав.

С чувством большой благодарности я вспоминаю о неутомимой деятельности партийно-политического аппарата воздушной армии, работу которого возглавляли мой заместитель по политчасти генерал А. С. Виноградов и начальник политотдела полковник В. И. Вихров. Политические работники, коммунисты и комсомольцы простым, доходчивым и правдивым словом воодушевляли личный состав на образцовое выполнение своего служебного долга при любых обстоятельствах. Они широко распространяли передовой опыт, вносили организованность и поднимали энтузиазм масс на выполнение огромного объема подготовительных мероприятий.

Неустанно воспитывая ненависть к врагу, командиры, штабы и партийно-политический аппарат провели большую разъяснительную работу относительно поведения личного состава при вступлении на территорию фашистской Германии. В беседах подчеркивалось, что было бы неправильно отождествлять фашистов со всем немецким народом, что Красная Армия идет в Германию не в качестве завоевателя, а несет освобождение от фашистского рабства всем без исключения народам Европы. Одновременно многое было сделано для повышения бдительности личного состава, особенно после выхода на территорию врага.

Коммунисты и комсомольцы организовали взаимною помощь в решении задач по подготовке к операции. Непосредственно перед началом наступления были проведены партийные и комсомольские собрания, а также митинги личного состава, на которых воздушные воины подвели итоги своей готовности к решительным боям и поклялись с честью выполнить приказ партии и Родины — завершить разгром ненавистного врага.

Командование и штаб воздушной армии непрерывно оказывали помощь авиационным частям и соединениям в подготовке к операции. Одновременно осуществлялся контроль. С получением доклада частей и соединений о готовности к боевым действиям на места выезжали представители командования и штаба воздушной армии с целью еще раз убедиться, что все сделано и предусмотрено.

Во многих соединениях тогда побывал и я. Причем отнюдь не из-за недоверия к подчиненным командирам и штабам. Просто хотелось повидаться с отважными воздушными воинами, многие из которых мне были лично знакомы, задушевно побеседовать о предстоящих боях и, если надо, подсказать и помочь в завершении подготовки.

В ходе подготовки маршал Г. К. Жуков с начальниками родов войск фронта, в числе которых был и я, совершил поездку в штабы всех общевойсковых и танковых армий, где заслушал доклады о подготовке к операции и организации взаимодействия. Это помогло окончательно увязать все вопросы совместных действий ВВС и сухопутных войск, отладить систему управления авиацией на поле боя.

Так шла глубоко продуманная тщательная подготовка. Именно она, по моему глубокому убеждению, прежде всего и обеспечила успех Висло-Одерской операции.

И вот наступил долгожданный день. В середине января 1945 г. Красная Армия начала невиданное по размаху и силе ударов зимнее наступление. Оно охватило фронт от Балтийского моря до Дуная. В Висло-Одерской операции, которая была частью общего наступления, 12 января первыми начали боевые действия войска 1-го Украинского фронта. Спустя два дня ранним утром двинулись на врага и войска 1-го Белорусского фронта.

Радость начала великих боев для авиаторов была омрачена ненастной погодой. Все упрекали метеорологов, и без того расстроенных тем, что их прогноз не оправдался. Вместо ясного неба над Вислой и почти во всем районе боевых действий воздушной армии стоял туман. Об осуществлении массированных ударов авиации, предусмотренных по плану, не могло быть и речи. В то время туманная погода вообще считалась нелетной.

Учитывая метеорологические условия, я еще перед рассветом разрешил командирам авиационных соединений и частей по возможности вести боевые действия одиночными самолетами и парами.

Первыми вылетели ночные легкомоторные бомбардировщики «По-2». Эти скромные и неприхотливые в части условий погоды труженики войны не раз выручали нас. Так было и теперь. Наиболее опытные экипажи до начала артиллерийской подготовки прорвались сквозь густую пелену тумана и зенитный огонь врага, удачно нанеся бомбовый удар по штабу 56-го танкового корпуса противника. Этим было на некоторое время нарушено управление немецко-фашистским соединением.

Днем только отдельные экипажи штурмовой авиации вылетали на разведку противника. То же самое было и на следующее утро. Таким образом, более суток авиация почти бездействовала. Всю тяжесть огневой поддержки наступающих войск приняла на себя артиллерия. Пехота же, преодолевая яростное сопротивление противника, глубоко вклинилась в немецко-фашистскую оборону.

К полудню 15 января появились небольшие признаки улучшения погоды. Туман поредел, видимость увеличилась до 500 м при сплошной облачности высотою в 100-150 м. Конечно, летать в таких условиях очень трудно. Но разве могли летчики сидеть без дела, когда сухопутные войска вели смертельные бои с врагом и нуждались в помощи авиации!

Пары и звенья штурмовиков вылетели на поле боя. Здесь очень пригодилась напряженная подготовка к операции. Летный состав наизусть знал построение обороны врага и умел моментально, по едва уловимым признакам, найти объекты ударов. Это стало решающим фактором в успехе боевых действий.

Четыре самолета «Ил-2» под командованием штурмана 805-го штурмового авиаполка старшего лейтенанта И. А. Сухорукова, ставшего впоследствии Героем Советского Союза, вылетели на боевое задание. В районе западнее населенного пункта Варка ведущий обнаружил около 20 немецко-фашистских танков и более двух батальонов пехоты, развернутых в боевые порядки. Противник намеревался предпринять контратаку во фланг наступающим войскам.

Сухоруков прежде всего доложил об этом командиру 6-го штурмового авиационного корпуса генералу Б. К. Токареву, который находился на КП 5-й ударной армии, а также предупредил пехоту о нависшей опасности. Затем он перестроил группу в боевой порядок «круг» и атаковал вражеские танки. После первого захода штурмовиков от метко сброшенных противотанковых бомб несколько фашистских танков остались догорать на поле боя. Пехота противника, спасаясь от губительного пулеметно-пушечного огня, ушла в укрытия и залегла.

Командир группы штурмовиков видел, что начало удара оказалось успешным: противник остановлен, ему нанесен немалый урон. Но врага надо добить, не дать ему привести свои силы в порядок. Для этого Сухоруков вместе со всеми своими ведомыми делает еще семь заходов, оставаясь на поле боя до полного израсходования боеприпасов. А к этому времени подошли другие группы штурмовиков, вызванные генералом Токаревым. Они довершили разгром пытавшегося контратаковать врага, обеспечили продвижение наших войск.

В дальнейшем штурмовики поддерживали войска до наступления темноты. Только в полосе действий 5-й ударной армии авиация участвовала в отражении более десяти контратак пехоты и танков противника.

Получив помощь от авиации, войска главной группировки фронта к исходу дня завершили прорыв тактической обороны противника. В прорыв были введены 1-я и 2-я гвардейские танковые армии. С этого момента основные силы 16-й воздушной армии были переключены на поддержку и прикрытие танковых соединений.

16 января погода впервые благоприятствовала полетам авиации. Бомбардировщики действовали по железнодорожным узлам и станциям, по мостам и переправам, создавая пробки и уничтожая скопления эшелонов с войсками и боевой техникой противника. Штурмовики громили колонны вражеских танков и автомашин на шоссейных и грунтовых дорогах. Удары, как правило, наносились по передовым и замыкающим частям колонн с таким расчетом, чтобы остановить движение, задержать отход гитлеровских войск. Используя действия авиации, передовые отряды танковых армий быстро настигали врага, уничтожали его колонны, захватывали эшелоны с войсками и исправной боевой техникой.

В тот день командир 65-й танковой бригады полковник А. В. Лукьянов сообщил мне, что пять групп штурмовиков численностью по шесть самолетов каждая, действуя по колонне отходившего противника на шоссейной дороге Волянув-Мнишек, уничтожили 12 танков, четыре шестиствольных миномета, до 200 автомашин и 120 повозок. Было убито около 200 вражеских солдат и офицеров. Это летчики 3-й гвардейской штурмовой авиационной дивизии, вылетев по вызову своего командира полковника А. А. Смирнова, разгромили вражескую колонну, обнаруженную воздушными разведчиками.

К вечеру 16 января мне стало известно и о героическом поступке летчика 805-го штурмового авиационного полка младшего лейтенанта А. Ф. Коняхина. В паре с ведущим — командиром звена старшим лейтенантом В. Г. Хухлиным он вылетел для удара по железнодорожной станции Скерневице, где находилось скопление эшелонов противника. В двенадцати атаках отважная пара штурмовиков уничтожила два паровоза, десять платформ и вагонов с войсками и боевой техникой, нанесла урон живой силе противника. На последнем заходе самолет ведущего оказался поврежденным и произвел вынужденную посадку на территории противника в 7 км от Скерневице.

Младший лейтенант Коняхин, не задумываясь, приземлился рядом с подбитым самолетом. На виду у приближавшихся и стрелявших на ходу фашистов он взял на борт старшего лейтенанта Хухлина, воздушного стрелка Шаркова и доставил их на свой аэродром.

Вскоре воздушная разведка установила, что через железнодорожный узел Лодзь непрерывным потоком идут вражеские эшелоны, главным образом из районов Варшавы и Сохачева. 241-й бомбардировочной авиадивизии была поставлена задача прекратить движение через этот узел. Летчики во главе с командиром дивизии полковником А. Г. Федоровым успешно выполнили эту боевую задачу. Они разрушили полотно у входных и выходных стрелок и почти полностью вывели из строя железнодорожный узел. Танкисты, вскоре овладевшие Лодзью, захватили 400 вагонов с боевой техникой и грузами, 28 исправных паровозов.

Одновременно 3-й бомбардировочный авиакорпус, которым командовал генерал А. 3. Каравацкий, выполнил необычное боевое задание.

Под ударами Красной Армии остатки варшавской группировки противника беспорядочно отступали на северо-запад. Воздушные разведчики обнаружили, что в районе Вышегруд неприятель начал переправляться через Вислу по льду. Когда об этом узнал по данным воздушной разведки маршал Г. К. Жуков, он приказал силами авиации воспрепятствовать переправе войск противника.

Для выполнения полученной боевой задачи было решено силами 3-го бомбардировочного авиационного корпуса разрушить лед на участке Булька Пшибовьска-Вышегруд. Летчики блестяще справились с заданием. Разрывы бомб сделали лед непригодным для переправы не только боевой техники, но и живой силы. В результате в районе Вышегруд образовалось скопление войск и боевой техники противника, по которому наши бомбардировщики и штурмовики нанесли в дальнейшем ряд успешных ударов.

При эффективной поддержке авиации советские наземные войска стремительно продвигались вперед. Только за один день 16 января 2-я гвардейская танковая армия с боями прошла 75 км и вышла на подступы к городу Сохачеву.

Пути отступления варшавской группировки противника были отрезаны. В районе Сохачева танкисты захватили исправный аэродром противника. На него сразу же были перебазированы наши истребители, а затем и штурмовики.

17 января советские войска совместно с соединениями 1-й армии Войска Польского овладели Варшавой. 4-я польская смешанная авиадивизия под командованием полковника А. С. Ромейко, входившая в состав 16-й воздушной армии, во взаимодействии с советской авиацией поддерживала сухопутные войска при штурме Варшавы. Мы радовались тому, что за умелые действия польские летчики получили благодарность от Верховного Главнокомандующего Советскими Вооруженными Силами.

18 января отличились летчики 70-го штурмового авиаполка. 19 самолетов этой части во главе с командиром полка подполковником А. И. Кузьминым нанесли удар по железнодорожным станциям Аджешув и Галкувек. Прямым попаданием бомб и пушечным огнем было уничтожено четыре вражеских эшелона. В одном из них находились боеприпасы, а в остальных — разобранные самолеты, танки и другая боевая техника. После налета штурмовиков пожары и взрывы боеприпасов не прекращались около суток. Перед станциями скопилось около 30 эшелонов, которые стали трофеями наших танкистов{195}.

Авиация противника оказалась неспособной вести боевые действия в сложных метеорологических условиях. Но как только улучшалась погода, истребители врага серьезно противодействовали в воздухе, а бомбардировщики пытались наносить удары по советским войскам. Однако из этого ничего не вышло. Советская авиация постоянно господствовала в воздухе, надежно обеспечивая свободу действий сухопутным войскам.

Нередко завязывались ожесточенные воздушные бои, в которых советские летчики показали непревзойденные образцы боевого мастерства, отваги и мужества. Не могу отказать себе в удовольствии рассказать здесь об одном из таких замечательных воздушных боев.

Я узнал о нем, прибыв на командный пункт 234-й истребительной авиадивизии. Командир этого соединения полковник Е. 3. Татанашвили рассказал мне, что восьмерка самолетов из 233-го истребительного авиаполка в тот день сбила девять вражеских самолетов и без потерь возвратилась на свой аэродром. Он добавил, что отличившиеся — в основном молодые летчики и что их ведущий — командир звена старший лейтенант Г. С. Ахметов в этот момент находится в штабе дивизии. Я тут же встретился с ним и подробно расспросил его о проведенном восьмеркой воздушном бое.

Вот что рассказал мне старший лейтенант Г. С. Ахметов.

«Утром командир полка подполковник Кравцов поставил задачу на прикрытие войск 2-й гвардейской танковой и 5-й ударной армий в районе западнее Сохачева. При этом он указал, что авиация противника повысила активность и пытается оказать помощь своим войскам, зажатым в районе Варшавы. Командир полка приказал действовать свободным поиском. Ведущим первой восьмерки он назначил меня.

Вылетели. Идем двумя звеньями с превышением одно над другим метров на пятьсот. Я — вверху. Противник не заставил себя ждать. Только пересекли линию фронта, видим: летят три группы бомбардировщиков под сильным прикрытием истребителей — всего до 30 самолетов.

Что делать? Ввяжись, думаю, в бой с прикрытием, бомбардировщики проскочат и нанесут удар по боевым порядкам танковой армии. Выделить для этого пару или даже четверку своих ведомых не посмел. Знал, что в группе у меня летчики в большинстве молодые, при таком превосходстве врага срубят их «фоккеры».

Решил с ходу, на лобовых, всеми силами атаковать ударный эшелон фашистов. Расчет был такой: расстроить боевой порядок противника, запутать в общей свалке все его группы, лишить маневра истребителей прикрытия, а затем действовать по обстановке. На свою четверку взял головную группу врага, а второму звену приказал атаковать замыкающую.

Начало получилось хорошее. Головной самолет первой группы фашистов задымил и почти отвесно пошел к земле. Видимо, моя очередь достала его. Затем ведомый справа этой же группы врага свалился на крыло и тоже начал падать. Еще не знаю, кто из ребят сразил его. Вторая четверка в этой атаке также уничтожила два немецких самолета.

Но главное, как я и надеялся, все смешалось в невообразимой карусели. Экипажи атакованных групп противника освободились от бомбового груза над своей территорией и бросились в разные стороны. Средняя группа смешалась с первой. Часть самолетов прикрытия пыталась отсечь нас от бомбардировщиков, спикировала и оказалась втянутой в общую свалку.

Наши звенья вышли из атаки организованно. Вижу: держатся дружно, даже излишне жмутся друг к другу. Подаю команду действовать парами, бить главным образом те самолеты противника, которые оторвались от общей массы. Предупреждаю, чтобы не увлекались, прикрывали друг друга при атаках. Сам с ведомым бросаюсь на оставшуюся вверху четверку прикрытия противника. Боялся, чтобы гитлеровцы не подловили кого-либо из наших, пользуясь превосходством в высоте.

Скорость у меня была большая, к тому же советский самолет «Як-3» на вертикальном маневре превосходит фашистские «фокке-вульфы». После боевого разворота моя пара оказалась куда выше противника.

Смотрю: один гитлеровец пытается снизу атаковать моего напарника, а тот не видит врага, все внимание в мою сторону сосредоточил. Предупреждать времени не было, секунды решали все. Бросил я машину полупереворотом навстречу фашисту и длинной очередью прошил его наискось по крыльям и фюзеляжу. Вспыхнул вражеский самолет, как факел. Видимо, снаряд в бензобак угодил.

Остальные самолеты из группы прикрытия противника не приняли боя и пустились наутек. Сгоряча вначале погнался я за ними, да одумался, вспомнил, что мне как ведущему всей группы управлять боем надо.

Верчу головой, хочу в обстановке разобраться. Ведомый непрерывно следует за мной, надежный боевой товарищ оказался. Кричит по радио, чтобы я вниз и вправо посмотрел. Всматриваюсь, а там две наши пары зажали в клещи по самолету врага и гонят их к земле. Одного доконали в воздухе — задымил и перевернулся на спину, а второй сам в лесок врезался. На том месте высокий столб дыма поднялся.

Вижу: уходят фашисты на запад. Вдали еще один самолет упал, объятый пламенем. Чужой или свой? Тогда это трудно было разобрать. Ну, думаю, хватит, горючее и боеприпасы поистратились, да и устала молодежь. Даю команду выходить из боя и собираться. Шестерка быстро собралась, а последняя пара только на обратном маршруте пристроилась. Доложили, что еще двух фрицев сбили. После посадки стали подсчитывать, и оказалось, что вроде девять фашистских самолетов сбили. Посмотрим, подтвердят ли, это сухопутные войска».

Закончил рассказ Ахметов, смотрит на меня. А я смотрю на него. На сердце радостно. Вот они, настоящие советские воины — скромные и отважные, дерзкие и расчетливые, владеющие высоким боевым мастерством и как святыню любящие свою Родину и партию.

Позднее об этом бое мне пришлось услышать еще раз. Оказалось, что командующий 2-й гвардейской танковой армией генерал С. И. Богданов лично наблюдал со своего передового командного пункта этот воздушный бой и искренне восхищался летчиками. Рассказывая, Семен Ильич заметил, что зрелище было необычное и захватывающее, танкисты и пехотинцы после каждой удачной атаки наших истребителей бурно выражали свое восхищение. В заключение он спросил: «Это, видно, твои асы действовали?» И был весьма удивлен, услышав в ответ, что бой вели в основном молодые летчики. Это тоже были плоды большой подготовки, о которой рассказано выше.

В первые дни наступления в Польше очередную победу в воздухе одержал известный советский истребитель дважды Герой Советского Союза И. Н. Кожедуб. Совершая в паре с другим летчиком свободный поиск, он вступил в бой с истребителями противника и сбил один из них.

В ходе операции условия для действий авиации становились все труднее. Мешала плохая погода с дождями, снегопадами. Нередки были обледенения самолетов. Не хватало аэродромов. Отступая, гитлеровцы взрывали и приводили в негодность взлетно-посадочные полосы с твердым покрытием. Большинство полевых аэродромов воздушной армии было подготовлено на пашнях. Внезапно наступившая оттепель после обильных снегопадов вызвала сильную распутицу, и самолеты буквально увязали в грязи. Когда танковые, а следом за ними общевойсковые армии подходили к Одеру, авиационные части оказались не в состоянии обеспечить прикрытие и поддержку сухопутных войск.

Между тем противник располагал большим количеством аэродромов берлинского района с искусственным покрытием взлетно-посадочных полос. Фашистская авиация воспользовалась благоприятными для нее условиями и резко повысила активность. За первую декаду февраля в полосе 1-го Белорусского фронта она произвела около 14 тыс. самолето-вылетов. А наша 16-я воздушная армия для отражения вражеских налетов совершила за то же время всего лишь 624 боевых вылета. Господство в воздухе в районе реки Одер на этом участке временно оказалось в руках немецко-фашистских ВВС. Ударами по танковым войскам противник стремился сорвать форсирование этой реки войсками 1-го Белорусского фронта и не допустить расширения плацдармов, захваченных на западном берегу. Были дни, когда вражеская авиация совершала по 2-3 тыс. самолето-вылетов.

Воздушная армия не располагала достаточными силами и средствами, чтобы быстро подготовить взлетно-посадочные полосы с твердым покрытием. А использовать в качестве аэродромов обычные полевые площадки не позволяли лесисто-болотистая местность, прилегающая к Одеру, и распутица.

Выход из трудного положения был найден лишь благодаря энергичным мерам, принятым маршалом Г. К. Жуковым. По его приказу каждая общевойсковая армия своими силами построила по одной, а то и по две кирпичные или щебеночные взлетно-посадочные полосы. Для этого использовался щебень от разрушенных домов в населенных пунктах. Такие полосы были подготовлены на шести полевых аэродромах. Кроме того, средствами фронта были подвезены, а специальными частями армии уложены металлические плиты на пяти взлетно-посадочных полосах. Об огромном объеме выполненной работы можно судить хотя бы по тому, что вес плит для каждой полосы составлял 2,6 тыс. тонн.

На вновь построенные аэродромы первыми перелетели части 3-го истребительного авиационного корпуса. Поскольку ранее они сидели на раскисших полевых аэродромах, то по инициативе командира корпуса генерала Е. Я. Савицкого для взлета была использована проходившая неподалеку шоссейная дорога, куда самолеты вытаскивались вручную, с помощью лошадей, волов. Взлет совершали наиболее подготовленные летчики.

Смелыми и решительными действиями советские истребители сломили сопротивление вражеской авиации и восстановили свое господство в воздухе, Это далось нелегко. Потребовалось провести более 9 тыс. боевых вылетов. В проведенных тогда 312 воздушных боях наши истребители сбили на подступах к Одеру 267 вражеских самолетов.

Висло-Одерская операция принесла Красной Армии еще одну славную победу. Дружными усилиями наших танкистов, пехотинцев и авиаторов оказалась наголову разгромленной крупная группировка врага в Польше. Советские воины с боями продвинулись более чем на 500 км, овладели восточными районами Германии, форсировали Одер и оказались в 60 км от Берлина.

16-я воздушная армия с честью выполнила свои задачи. В трудных условиях погоды и базирования ее авиационные части и соединения совершили 22,5 тыс. боевых вылетов. Истребители провели более 350 воздушных боев, в ходе которых уничтожили до 300 вражеских самолетов.

В Висло-Одерской операции умножилась слава 16-й воздушной армии. Многие ее авиационные соединения и части получили почетные наименования «Варшавских», «Лодзинских», «Томашовских», «Одерских». Среди них 198-я штурмовая авиационная Варшавская дивизия под командованием полковника В. И. Белоусова, 9-й штурмовой авиационный Лодзинский корпус, которым командовал генерал И. В. Крупский, 300-я штурмовая авиационная Томашовская дивизия во главе с полковником Т. Е. Ковалевым, 213-й и 107-й гвардейские истребительные авиационные Одерские полки. За подвиги в этих боях многие воздушные воины были награждены орденами и медалями.

С честью выполнив свой долг в Висло-Одерской операции и обогатившись новым опытом, весь личный состав армии был готов к дальнейшим боям.

С выходом советских войск на Одер началась подготовка к последнему удару по фашистской Германии — Берлинской операции. По замыслу Верховного Главнокомандования, войскам 1-го Белорусского фронта в этой операции отводилась важная роль. Им предстояло во взаимодействии с 2-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами окружить, рассечь на части и разгромить основные силы берлинской группировки врага и овладеть столицей фашистского рейха.

Решение таких задач было связано с огромными трудностями. На берлинском направлении противник создал мощную систему обороны глубиной до 100 км. Для защиты столицы немецко-фашистское командование стянуло лучшие свои войска из группы армий «Висла».

ВВС врага насчитывали около 2 тыс. боевых самолетов, входивших в состав 6-го воздушного флота и воздушного флота «Рейх». Развитая сеть стационарных аэродромов обеспечивала противнику осуществление широкого маневра авиацией по фронту и в глубину. Врагом были пущены в дело и авиационные новинки того времени — до 120 реактивных истребителей и самолеты-снаряды. На подступах к городу в полосе предстоящего наступления 1-го Белорусского фронта противник имел свыше 100 батарей зенитной артиллерии, а непосредственно Берлин обороняли с воздуха 600 зенитных орудий различного калибра.

Руководство фашистской Германии намеревалось любой ценой удержаться на Восточном фронте, все еще надеясь на возникновение серьезных разногласий, в рядах антигитлеровской коалиции.

Учитывая сложность и своеобразие обстановки, сложившейся накануне Берлинской операции, Советское Верховное Главнокомандование значительно усилило фронты войсками и боевой техникой. Большое пополнение получила и наша 16-я воздушная армия. В сю состав из резерва ВГК влились: 1-й гвардейский истребительный корпус под командованием опытного боевого военачальника генерала Е. М. Белецкого, 240-я истребительная авиадивизия, которой командовал полковник Г. В. Зимин, 6-й бомбардировочный авиакорпус и 188-я бомбардировочная авиадивизия во главе с подлинными мастерами точных бомбовых ударов по врагу генералом И. П. Скоком и полковником А. И. Пушкиным. Для меня было большой честью принять командование над такими прославленными, закаленными в боях авиационными соединениями.

Одновременно укомплектованность самолетами и экипажами всех соединений и частей воздушной армии была доведена почти до 100 процентов. В итоге к началу Берлинской операции 16-я воздушная армия имела 3188 боевых самолетов. Кроме того, нам оперативно были подчинены ВВС Войска Польского под командованием генерала Ф. П. Полынина, которые насчитывали в то время 216 самолетов.

За всю Великую Отечественную войну ни одно оперативное авиационное объединение не имело столь большого состава. Естественно, нас радовало, что армия располагала огромными боевыми возможностями и была способна успешно решать любые задачи. Вместе с тем это обстоятельство налагало на нас еще большую ответственность в деле планирования, организации и осуществления взаимодействия с сухопутными войсками и между авиационными соединениями, обеспечения непрерывного управления боевыми действиями авиации. Потребовалось немало поработать и для согласования совместных действий с 800 самолетами 18-й воздушной армии Главного маршала авиации А. Е. Голованова, которые Ставка Верховного Главнокомандования решила привлечь к участию в операции в интересах 1-го Белорусского фронта.

В итоге большой работы, проделанной командованием и штабами всех степеней, боевые действия авиации были спланированы следующим образом.

Для поддержки войск главной группировки фронта, которая наносила удар с кюстринского плацдарма на Одере, привлекалось 92 процента всех сил 16-й воздушной армии. Борьба за господство в воздухе и прикрытие войск возлагалась на 3-й и 13-й истребительные авиационные корпуса, 283-ю и 240-ю истребительные авиадивизии.

В связи с тем, что войска 1-го Белорусского фронта переходили в наступление за два часа до рассвета, авиационная подготовка атаки планировалась силами 124 самолетов ночной легкомоторной авиации. Поддерживать наступающих до рассвета должна была дальняя авиация. Для этого 18-й и двум ночным дивизиям 16-й воздушной армии предстояло нанести массированный удар силами около 1 тыс. самолетов по основным опорным пунктам на второй полосе обороны противника и тем самым помочь сухопутным войскам в прорыве ее с ходу.

В светлое время поддержка и прикрытие войск фронта возлагались на 16-ю воздушную армию. Согласно плану, она в течение первых двух часов должна была нанести массированный удар с участием более 2 тыс. самолетов. А всего в первый день нашей армии предстояло произвести более 8 тыс. боевых вылетов.

Особенно тщательно были организованы боевые действия воздушной армии по обеспечению ввода в сражение и поддержке подвижных войск фронта. Для этого мне, начальнику штаба генералу П. И. Брайко и другим ответственным лицам из армейского управления, а также командирам авиационных соединений неоднократно пришлось выезжать в танковые армии и соединения.

Разработанные в результате этого планы взаимодействия предусматривали задачи танковых войск и авиации по дням операции, порядок управления, средства и способы обозначения нашего переднего края. Крупные силы штурмовиков и бомбардировщиков должны были разрушать опорные пункты, подавлять противотанковую оборону, уничтожать контратакующие танки и войску противника впереди и на флангах танковых и механизированных соединений. В основу организации управления авиацией в Берлинской операции был положен принцип централизации. Общую координацию боевых действий 16, 2, 4 и 18-й воздушных армий осуществлял представитель Ставки Верховного Главнокомандования — командующий ВВС Красной Армии Главный маршал авиации А. А. Новиков, С группой офицеров он располагался на командном пункте 16-й воздушной армии. Здесь же находился командующий 18-й воздушной армией с оперативной группой своего штаба.

В 16-й воздушной армии, кроме основного командного пункта, был создан вспомогательный пункт управления (ВПУ), возглавляемый моим заместителем генералом А. С. Сенаторовым. ВПУ располагался в 6 км от переднего края и предназначался главным образом для управления бомбардировочной авиацией на поле боя. При необходимости же его можно было использовать и в качестве передового командного пункта воздушной армии.

Новым в организации управления в нашей воздушной армии явилось создание централизованной радиолокационной системы, которая состояла из армейского и двух корпусных узлов наведения. Их задачи состояли в том, чтобы с помощью радиолокаторов наблюдать за общей воздушной обстановкой, наводить на обнаруженные самолеты противника своих истребителей, оповещать воздушную армию, зенитную артиллерию и войска о подходе фашистской авиации. Армейский узел руководил работой корпусных узлов.

В ходе подготовки к Берлинской операции командование, политорганы, партийные и комсомольские организации воздушной армии провели среди личного состава большую политико-воспитательную работу. Воинам-авиаторам глубоко разъяснялось величайшее политическое и военное значение операции как завершающего удара по немецко-фашистским захватчикам.

В предвидении ожесточенных боев с сильным и коварным врагом политорганы, партийные и комсомольские организации оказали большую помощь командованию в боевой подготовке. По инициативе политотдела армии проводились встречи летчиков с воинами стрелковых и танковых частей. Такие встречи воспитывали глубокие товарищеские чувства между воздушными и сухопутными воинами. Побывавший у пехотинцев командир звена 724-го штурмового авиаполка старший лейтенант Чебаков заявил: «Мы по-настоящему увидели жизнь славных пехотинцев, побывали у них в траншеях, под огнем орудий и минометов. Теперь, когда я буду пролетать над своими друзьями, вспомню, как им трудно, и буду сильнее бить врага».

Одной из форм мобилизации сил на успешное выполнение боевых задач в операции явились митинги личного состава авиационных частей. Пламенные выступления прославленных командиров, начальников и наиболее опытных товарищей вдохновляли всех воинов на боевые дела, умножали их силы.

О небывало высоком морально-политическом и боевом подъеме личного состава армии накануне Берлинской операции говорит страстное желание лучших летчиков, штурманов, техников и работников тыла стать коммунистами. В дни подготовки и ведения боев под Берлином были приняты в партию 2 тыс. авиаторов — почти в пять раз больше, чем в январе 1945 г. Вступая в партию, командир звена 779-го бомбардировочного авиаполка капитан С. В. Сигодняев в заявлении писал: «В дни решающих боев мое наивысшее желание — стать коммунистом. Я не пожалею сил, а если потребуется, то и жизни за дело ленинской партии, за нашу победу».

О том, что войска 1-го Белорусского фронта перейдут в свое последнее наступление 16 апреля 1945 г. в 3 часа по местному времени{196}, было объявлено менее чем за сутки.

Долгие годы мы ждали этого момента, но когда до него остались считанные часы, я испытал чувство глубокого волнения. Шутка сказать, наступала пора полного и окончательного уничтожения фашистского зверя в его собственном логове. И так хотелось, чтобы наша армия внесла в это историческое свершение свою долю. Так и будет, думалось в тот час, только не испортила бы все дело погода.

Погода тревожила уже не первый день: в последнее время по утрам появлялся туман, особенно в низинах. Как будет на этот раз?

Вышел из помещения. И с радостью увидел почти ясное небо, густо усеянное звездами.

Вскоре мне доложили, что 109 ночных легкомоторных бомбардировщиков вылетели для проведения непосредственной подготовки наступления. Томительно тянулись минуты. Наконец, когда часы показали 2.30, земля дрогнула. Яркая вспышка, подобно молнии, осветила весь район от линии фронта и почти до нашего командного пункта. Вслед за тем возник мощный нарастающий гул. Я знал: это первый залп многих тысяч орудий и «катюш», начавших артиллерийскую подготовку, слился с разрывами бомб, сброшенных ночной авиацией. Мелькнула мысль: «Вот оно возмездие за все преступления фашизма!»

Непрерывно усиливаясь, грохот длился 30 минут. Затем он начал ослабевать. Ослепительный свет вспыхнул у переднего края. Все было понятно: артиллерия перенесла огонь в глубину, пехота и танки пошли в атаку, местность впереди них осветили полторы сотни мощных прожекторов. События развивались точно по плану.

Сильный артиллерийский огонь, разрывы бомб и яркий свет прожекторов вначале ошеломили противника, вызвали в его рядах растерянность. Поэтому первое время наступавшее войска быстро продвигались вперед, не встречая серьезного сопротивления. Однако в дальнейшем противодействие врага резко возросло и бои приняли ожесточенный характер.

Авиационную поддержку в темное время, как и намечалось, осуществляла дальняя авиация. Она нанесла предусмотренный планом массированный удар силами 745 самолетов. За 42 минуты тяжелые бомбардировщики сбросили без малого 900 тонн бомб на шесть основных опорных пунктов противника на второй полосе его обороны. «Все цели объяты пламенем, — докладывал командир 50-й гвардейской тяжелобомбардировочной авиадивизии, вылетавший для контроля, — разрывы бомб чередуются с огромными взрывами складов боеприпасов противника, огонь вражеской артиллерии прекратился».

К сожалению, обстановка не позволила сухопутным войскам в полной мере воспользоваться результатами действий 18-й воздушной армии. Они подошли ко второй полосе лишь после полудня. К тому времени противник уже успел восстановить систему огня, привел в порядок войска и оказал упорное сопротивление.

На рассвете в боевые действия включилась 16-я воздушная армия. Ей помогала соседняя 4-я воздушная армия, которая в первый день операции произвела более 400 боевых вылетов на объекты противника в полосе наступления 1-го Белорусского фронта. Таким образом, совместными усилиями дальней и фронтовой авиации была обеспечена непрерывная поддержка сухопутных войск.

Однако снова, как это было в Висло-Одерской операции, погода доставила нам большие неприятности. Мои опасения оказались не напрасными. Утром небо заволокли низко нависавшие тучи, а густая дымка и местами туман окутали весь район боевых действий. О нанесении подготовленных мощных ударов крупными силами не могло быть и речи. Штурмовая авиация вылетала на поле боя небольшими группами. Ее усилия были направлены на то, чтобы подавлять очаги сопротивления и огневые средства противника, мешавшие продвижению пехоты.

Учитывая условия погоды, я отдал распоряжение, чтобы авиационные подразделения при возвращении с боевого задания производили посадку на любые не закрытые туманом аэродромы, там дозаряжались горючим, боеприпасами и вновь вылетали на поле боя. Кроме того, запретил экипажам возвращаться на аэродромы г бомбами. Если они не смогли отыскать заданную цель, то в этом случае им следовало уходить в глубину расположения противника и действовать по крупным опорным пунктам и узлам дорог. Командирам авиационных соединений и частей была поставлена задача непрерывно вести разведку погоды и при малейшей возможности высылать группы на боевые задания.

Все эти мероприятия оказались полезными. Несмотря на сложные метеорологические условия, удалось значительно усилить активность действий авиационных частей. Если с 10 до 11 часов воздушная армия произвела немногим более 200 боевых вылетов, то с 11 до 12 часов — уже в три раза больше.

Даже при ограниченных действиях авиация явилась верным помощником сухопутных войск. Так, около полудня 16 апреля части 80-го стрелкового корпуса 5-й ударной армии подверглись сильному артиллерийскому и минометному обстрелу из района Дидерсдорфа. Пехота вынуждена была залечь, а танки поддержки ушли в укрытие. Наступление приостановилось.

Исправить положение помогла авиация. По вызову командира 198-й штурмовой авиадивизии полковника В. И. Белоусова вскоре подошла девятка штурмовиков во главе с капитаном Сорокиным. За ней появились и другие группы самолетов. Построившись в боевой порядок «круг», штурмовики подвергли непрерывным атакам батареи гитлеровцев. Артиллерийско-минометный огонь врага оказался подавленным. Воспользовавшись этим, наши войска пошли вперед и быстро завершили прорыв первой полосы обороны врага.

Позднее командир 80-го стрелкового корпуса генерал В. А. Вержбицкий писал, что «198-я штурмовая авиадивизия сыграла большую роль в обеспечении успеха стрелковых частей. Штурмовики расчищали путь пехоте, уничтожая и подавляя огневые точки и артиллерию противника. Часто они действовали в 300 метрах от наших наступающих войск, полностью подавляя сопротивление противника. Группы появлялись над целью быстро и своевременно». Не менее успешно действовали штурмовики на других участках фронта. Бомбардировщики наносили удары по более глубоким целям. Они подавляли и разрушали крупные опорные, пункты врага, действовали по узлам железных и шоссейных дорог, не допускали подхода резервов противника к полю боя.

В разгар боев по прорыву немецко-фашистской обороны летчики-штурмовики нашей армии произвели особый вылет. Накануне Берлинской операции были изготовлены четыре больших деревянных ключа, подобных тем историческим ключам от Берлина, которые были вручены русским войскам в Семилетней войне 1756-1762 гг. На каждом из них находилась дощечка с надписью: «Гвардейцы, друзья, к победе — вперед! Шлем вам ключи от берлинских ворот». В наиболее трудное время ожесточенных боев группа самолетов 9-го штурмового авиационного корпуса сбросила эти ключи на парашютах в расположение боевых порядков 8-й гвардейской армии.

Весть о необычном подарке авиаторов моментально облетела весь фронт. Боевой призыв быстрее сломить врага и овладеть Берлином, как это сделали русские воины — наши славные предки, вызвал воодушевление и новый прилив сил среди наступавших.

На второй полосе обороны враг оказал особенно упорное сопротивление. Для наращивания силы удара стрелковых войск командующий фронтом ввел в сражение 1-ю и 2-ю гвардейские танковые армии. Обеспечивая ввод в сражение, а затем поддерживая танковые войска, штурмовики подавляли артиллерию и участвовали в отражении контратак пехоты и танков противника.

Бомбардировочная авиация 16-й и 18-й воздушных армий продолжала вести борьбу с резервами противника. В ночь на 17 апреля 743 тяжелых бомбардировщика обрушили удары по войскам противника, выдвигавшимся из района Берлина. В итоге резервы врага понесли существенные потери.

На подступах к Берлину исключительно ожесточенный характер приняла борьба с авиацией противника. Только за первые пять дней операции истребители 16-й воздушной армии провели 545 воздушных боев и сбили 497 немецко-фашистских самолетов.

Особенно многочисленные воздушные бои, нередко переходившие в крупные воздушные сражения, развернулись 18 и 19 апреля. Потеряв надежду удержать оборону силами сухопутных войск, немецко-фашистское командование решило ударами авиации замедлить продвижение Красной Армии. Но советские истребители быстро сорвали эту затею гитлеровцев. Только 18 апреля летчики 3-го истребительного авиационного корпуса провели 150 воздушных боев и уничтожили 125 самолетов врага.

Вот что рассказал мне командир этого соединения об одной из жарких схваток в воздухе.

Во второй половине дня радиолокаторы корпусного узла наведения обнаружили около 35 самолетов противника, которые направлялись в район боевых действий 2-й гвардейской танковой армии. В это время свободный поиск авиации противника вела шестерка самолетов из состава 43-го истребительного авиаполка, возглавляемая командиром звена старшим лейтенантом И. Г. Кузнецовым. Получив данные о подходе группы гитлеровских самолетов, Кузнецов пошел ей навстречу.

Прикрываясь облачностью, советские истребители внезапно атаковали врага, расстроили его боевой порядок и заставили сбросить бомбы на своей территории. В завязавшемся воздушном бою И. Г. Кузнецов, летчики И. Ф. Черненков и Н. Т. Грибков сбили четыре фашистских самолета.

Через некоторое время радиолокаторы установили подход более 30 самолетов противника.

Для перехвата свежих сил врага генерал Савицкий поднял o10 своих истребителей.

Смелыми атаками они не допустили гитлеровскую авиацию к боевым порядкам своих войск, нанесли ей значительные потери и обратили в бегство. По два самолета сбили капитан С. Н. Моргунов и лейтенант А. Ф. Васько. Этим славным воздушным воинам в мае 1946 г. было присвоено звание Героя Советского Союза.

В дальнейшем авиация противника предприняла еще несколько попыток пробиться к боевым порядкам наших войск, но каждый раз получала решительный отпор. В конце концов в этом воздушном сражении приняло участие с обеих сторон более 200 самолетов. Победителями вышли советские истребители.

Чтобы уменьшить потери, авиация противника всячески изворачивалась, меняла тактику. Это не всегда своевременно учитывалось в истребительных соединениях. Вечером 18 апреля я вынужден был отдать боевое распоряжение следующего содержания 3-му и 13-му истребительным авиационным корпусам: «Авиация противника применяет тактику выхода на наши войска с востока на бреющем полете. Наши истребители летают мелкими группами и на больших высотах, что затрудняет ведение борьбы с авиацией противника. Учтите это и в соответствии с тактикой противника организуйте борьбу с его авиацией. Истребителей нужно эшелонировать так, чтобы нижний эшелон был на высоте 500-1000 метров и спускался до бреющего на своей территории».

В дальнейшем истребители прикрытия эшелонировали свои боевые порядки от 400 до 5000 м.

В одном из воздушных боев под Берлином от метких очередей прославленного советского аса И. Н. Кожедуба рухнули на землю еще два самолета противника. Это были его 61-я и 62-я победы. Через много лет он описал этот свой последний бой в книге «Верность Отчизне».

Вот как было дело. «Подлетаем к северной части Берлина, — рассказывает И. Н. Кожедуб. — Напряженно вглядываюсь вдаль, на запад. Почти ничего не видно. Мешает мгла, пронизанная лучами солнца. Да и облака появились. И вдруг отчетливо увидел группу «Фокке-вульфов-190» с бомбами. Они летели навстречу. Ясно — собираются совершить налет на наши войска... С набором высоты отлетаю в сторону — в тыл фашистов. Прикрываюсь небольшим облаком... Разворачиваемся. На предельной скорости сзади сверху приближаемся к хвосту колонны со стороны солнца. Я подлетел вплотную к ведомому последней пары. Почти в упор открыл огонь. И самолет, разваливаясь в воздухе, рухнул на окраину города.

Фашисты заметались. Некоторые начали бросать бомбы, торопясь освободиться от груза. Боевой порядок врага нарушен.

Проскакиваю мимо вражеских самолетов. Резко взмываю вверх. Титаренко за мной... Внимательно осматриваю воздушное пространство. Вижу группу наших истребителей. Товарищи летят к нам на помощь. Они вступают в бой с врагом, обращают его в бегство... Теперь мы с Титаренко спокойно можем лететь домой... Но, по обыкновению, продолжаем искать врага и после боя. И не напрасно: впереди ниже нас показывается «Фокке-вульф» с бомбой...

Передаю ведомому: «Смотри-ка, у нас попутчик! Атакую!»

Настигаю фашиста... В упор расстреливаю его... »Фокке-вульф» взрывается в воздухе...

В этом бою Дмитрий Титаренко увеличил личный счет сбитых вражеских самолетов; я же сбил шестьдесят первый и шестьдесят второй самолет»{197}.

Вообще в Берлинской операции наиболее ярко проявилось несравнимое превосходство боевого мастерства советских истребителей. По этому поводу образно выразился в беседе со мной командующий 2-й гвардейской танковой армией генерал С. И. Богданов. Он сказал: «Под ударами нашей истребительной авиации самолеты противника разваливаются, как спичечные коробки». Конечно, победы доставались нелегко, но всегда они были на стороне советских истребителей, даже в тех случаях, когда численное преимущество имел противник.

21 апреля войска 1-го Белорусского фронта при поддержке авиации вышли на окраины Берлина и завязали ожесточенное сражение за город. Обстановка на земле значительно усложнилась. Авиации было трудно заранее определить объекты действий. И я предоставил это право командирам штурмовых авиационных дивизий, которые находились на командных пунктах стрелковых и танковых корпусов. Теперь они могли самостоятельно вызывать группы самолетов на ноле боя и определять объекты ударов. Благодаря этому помощь авиации нередко имела решающее значение в отражении контратак врага.

Так было, например, на участке 44-й танковой бригады 1-й гвардейской танковой армии. Действуя в передовом отряде, она 22 апреля достигла пригорода Берлина — Уленхорста. Главные силы пехоты и артиллерии находились тогда на значительном удалении от передового отряда. Этим попытался воспользоваться противник. Он непрерывно контратаковал, пытаясь разгромить бригаду до подхода главных сил. Положение танкистов становилось все отчаяннее. Но на выручку к ним пришла авиация. Группы самолетов, вызванные авиационным представителем из 3-й гвардейской штурмовой дивизии, начали наносить непрерывные удары по артиллерии, контратакующим танкам и пехоте противника. Получив столь мощную поддержку, танковая бригада отбила все контратаки гитлеровцев и удержала занятые позиции до подхода главных сил.

Значительная часть штурмовой и бомбардировочной авиации была переключена для действий по отходящим войскам противника. Одновременно начались систематические удары с воздуха по объектам в Берлине.

Для управления частями, действовавшими над городом, мы создали два контрольно-пропускных пункта (КПП) — «Северный» и «Восточный». Главным был «Восточный». На нем находилась группа офицеров штаба 16-й воздушной армии по главе с генералом А. С. Сенаторовым. «Северным» КПП руководил командир 6-го штурмового авиакорпуса генерал Б. К. Токарев. Все авиационные группы и одиночные экипажи обязаны были вступать в связь с КПП и только по его разрешению наносить удары по объектам в Берлине. На крышах домов в городе находились авиационные наблюдатели, которые по радио и световыми сигналами помогали экипажам отыскивать объекты ударов.

Перед штурмом центральных районов города были спланированы и осуществлены массированные удары крупными силами 16-й и 18-й воздушных армий. Они имели целью парализовать деятельность органов управления вооруженными силами фашистской Германии, разрушить основные оборонительные сооружения, нанести потери войскам, вывести из строя системы снабжения электроэнергией и водой. Все это должно было окончательно подорвать волю противника к сопротивлению.

Массированные действия советской авиации по объектам в Берлине начались в ночь на 25 апреля. Первыми нанесли удар тяжелые бомбардировщики 18-й воздушной армии. Днем это дважды сделала 16-я воздушная армия силами 1368 самолетов. В ночь на 26 апреля 563 самолета дальней авиации вновь действовали по Берлину. В это же время по южной части города наносили удары авиационные соединения 2-й воздушной армии.

В итоге действий авиации Берлин оказался объятым пламенем. Произошли десятки сильных взрывов складов с боеприпасами и горючим. Были разрушены многие оборонительные сооружения, враг понес потери в войсках и боевой технике.

О сокрушительной силе ударов советской авиации говорили на допросах пленные гитлеровские генералы и офицеры. Так, шеф-пилот Гитлера генерал Бауэр заявил: «Я могу единственное сказать, что мы сидели в подземных этажах имперской канцелярии, не имея возможности выйти взглянуть на белый свет». А фашистский подполковник Отто Эрнст показывал: «Я считаю, что русская авиация блестяще справилась со своими задачами. Каждая сброшенная бомба выводила из строя определенный участок не только своим разрушительным действием, но и морально».

С началом штурма центральных районов Берлина части 16-й воздушной армии перешли к эшелонированным действиям. Дым от разрывов авиационных бомб и артиллерийских снарядов, от пожаров крайне ухудшил видимость над городом. Это затрудняло, а порой исключало действия крупными силами. На боевые задания вылетали лишь лучшие подразделения и экипажи-снайперы пикирующих бомбардировщиков.

Об их действиях можно судить по такому примеру. Однажды в Берлине, когда я находился на командном пункте одного из танковых соединений, послышался рокот наших бомбардировщиков. Мы вышли из дома. Вскоре невдалеке раздались взрывы бомб. Командир танкистов удовлетворенно промолвил: «Аккуратная работа». В этой оценке заключалась высокая похвала нашим летчикам. Действительно, требовалась большая аккуратность, чтобы точно сбросить бомбы на цель, находившуюся в каких-нибудь 250 м от наших войск.

При неясном положении своих войск в городе штурмовая авиация применяла ложные атаки без сбрасывания бомб и обстрела. Такими демонстративными действиями штурмовики заставляли противника прекращать огонь и уходить в укрытия, что помогало в продвижении наших войск.

27 апреля стало известно, что гитлеровцы, потеряв все аэродромы в городе, используют для взлета и посадки самолетов бетонированную аллею в парке Тиргартен. Штурмовики 16-й воздушной армии немедленно разрушили эту полосу.

С 29 апреля советская авиация прекратила боевые действия но объектам в Берлине. Только истребители прочно блокировали с воздуха немецко-фашистскую группировку и прикрывали свои войска. А 30 апреля войска 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта овладели рейхстагом и водрузили на нем знамя Победы.

В день международного праздника 1 Мая мне довелось увидеть необычное зрелище в небе Берлина. Летчики 2-й воздушной армии сбросили на парашютах два больших красных полотнища. На одном из них были две надписи: «Победа» и «Слава советским воинам, водрузившим знамя Победы над Берлином». На другом — «Да здравствует 1-е Мая!» Развеваясь в дымном берлинском небе, полотнища медленно опускались в расположение советских войск, символизируя близкую полную победу Советских Вооруженных Сил на земле и в воздухе. Воины встретили первомайское поздравление летчиков с большим воодушевлением.

Не могу не рассказать о проведенных в Берлинской операции необычных для авиаторов наземных боях.

Остатки берлинского гарнизона, расчлененные на части, пытались прорваться на запад. Одна из таких групп утром 2 мая подошла к аэродрому Дальгов, где базировалась наша 265-я истребительная авиационная дивизия. Фашистов было довольно много — около 3 тыс. человек. У них были танки и штурмовые орудия.

По боевой тревоге самолеты были подняты в воздух. Одновременно личный состав управления 3-го истребительного авиакорпуса, штаба 265-й истребительной авиационной дивизии, 462-го и 609-го батальонов аэродромного обслуживания и технический состав авиационных частей вступили в бой с противником на земле. Во второй половине дня на помощь авиаторам подошли артиллерия, пехота и танки 125-го стрелкового корпуса.

Поднятые в воздух самолеты 265-й истребительной авиадивизии поддерживали наземный бой штурмовыми атаками. Жаркая схватка с врагом продолжалась до позднего вечера. В итоге боя было убито 379 и захвачено в плен 1460 солдат и офицеров противника.

В это же время в районе Штансдорф и Гютерфельд вели упорный бой с крупными силами противника личный состав управления 13-го истребительного авиакорпуса, штаба 283-й истребительной авиадивизии, 471-го и 481-го батальонов аэродромного обслуживания, технический состав 56, 116 и 176-го истребительных авиаполков. Летчики с воздуха помогали своим товарищам, уничтожая врага огнем и бомбами. Авиаторы вместе с подошедшими стрелковыми частями до конца дня вели наземный бой, уничтожив 477 и взяв в плен 1288 солдат и офицеров противника. Отважными действиями они закрыли врагу путь на запад.

Борьба подходила к концу. Разгромленным в Берлине войскам гитлеровцев не оставалось ничего другого, как сдаться, что они и сделали. К исходу 2 мая город был полностью занят советскими войсками.

И еще об одном событии.

8 мая в предместье Берлина — Карлсхорст прибыли представители верховных командований союзников. Перелет английской, американской и французской делегаций с аэродрома Стендаль на аэродром Темпельгоф в Берлине прикрывали летчики 515-го истребительного авиационного полка. Пожалуй, в Великой Отечественной войне это было последнее боевое задание, которое мне лично пришлось поставить авиационной части. В выполнении его принимали участие прославленные в боях воздушные воины — майор М. Н. Тюлькии, возглавлявший группу истребителей, капитан В. А. Губич, старший лейтенант В. А. Марьин, лейтенанты Ю. Т. Дьяченко, С. Ф. Гладкий, В. П. Гавриленко и другие.

В Карлсхорст были также доставлены представители германского главного командования — фельдмаршал Кейтель, адмирал флота Фридебург и генерал-полковник авиации Штумпф. Они подписали акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. В Европе наступил долгожданный мир. Великие жертвы, неисчислимые страдания и лишения, напряженный труд в тылу и ратные подвиги на фронте не прошли даром и увенчались полной победой над фашизмом.

Падение столицы, а затем безоговорочная капитуляция фашистской Германии — таковы важнейшие итоги Берлинской операции. Завершающие бои явились генеральной проверкой боевой зрелости всей нашей авиации, в том числе 16-й воздушной армии. Без преувеличения скажу, что этот строгий экзамен авиаторы выдержали блестяще. Летчики показали непревзойденное боевое мастерство, а командиры и штабы продемонстрировали высокое искусство руководства крупными силами авиации.

Говорят, что цифры — это скучная проза. Однако они способны с предельной лаконичностью рассказать о великих делах. За 23 дня битвы в небе Берлина части и соединения 16-й воздушной армии совершили 39 183 боевых вылета. Ежесуточно на каждый летавший экипаж бомбардировочной авиации приходилось ночью от четырех до девяти, а днем два-три боевых вылета. Всем понятно ни с чем не сравнимое моральное напряжение, испытываемое штурмовиками в боевом полете. Но и они в среднем каждый день по два-три раза уходили на боевые задания. Эти цифры как нельзя лучше говорят о величии подвига воздушных воинов.

Истребители достигли под Берлином рекордных показателей в борьбе с авиацией противника. Они провели 850 воздушных боев, в которых уничтожили 722 самолета врага. К этому надо добавить 48 немецко-фашистских самолетов, уничтоженных на их аэродромах частями 16-й воздушной армии.

Не легко далась авиации победа в Берлинской операции. В 16-й воздушной армии боевые потери составили 261 самолет.

Коммунистическая партия и Советское o правительство высоко оценили подвиги личного состава воздушной армии в небе Берлина. Многие авиационные соединения и части получили почетное наименование «Берлинских». С гордостью стал носить это звание личный состав 3-го бомбардировочного авиационного Бобруйско-Берлинского ордена Суворова корпуса, 1-й гвардейской истребительной авиационной Сталинградско-Берлинской Краснознаменной дивизии, 176-го истребительного авиационного Берлинского Краснознаменного полка, 567-го штурмового авиационного Берлинского полка, 997-го ночного бомбардировочного авиационного Берлинского Краснознаменного полка и многих других.

Все участники операции были награждены медалью «За взятие Берлина», учрежденной в честь исторической победы. У сотен летчиков, штурманов, воздушных стрелков, техников и воинов тыла на груди засверкали новые ордена и боевые медали. Наиболее отличившиеся в завершающих боях были удостоены высокого звания Героя Советского Союза или получили вторую Золотую Звезду. В августе 1945 г. боевые друзья тепло поздравили И. Н. Кожедуба с третьей Золотой Звездой.

16-я воздушная армия за успешные боевые дела в Берлинской операции была отмечена в приказе Верховного Главнокомандующего.

Разгром гитлеровцев в Венгрии и Австрии

А. С. ЖЕЛТОВ
генерал-полковник

Родился 28 августа 1904 г. в Харькове. В Советской Армии с 1924 г.. член КПСС с 1929 г.

До 1934 г. находился на командных должностях: командир взвода, роты и начальник школы. После окончания Военной академии им. М. В. Фрунзе — на политработе. В предвоенные годы занимал должности комиссара 24-й стрелковой дивизии, члена Военного совета Приволжского и Дальневосточного военных округов.

В годы Великой Отечественной войны — член Военного совета Центрального и Карельского фронтов, 5-й резервной армии. Донского, Юго-Западного и 3-го Украинского фронтов.

В послевоенные годы — заместитель Верховного комиссара от СССР в Австрии и член Военного совета Центральной группы войск, заместитель по политической части главнокомандующего Центральной группой войск, член Военного совета Туркестанского военного округа, начальник Главного управления кадров Советской Армии, Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота, а с июня 1959 г. — начальник Военно-политической академии им. В. И. Ленина.

Когда мысленно сегодня возвращаюсь к последним дням Великой Отечественной войны, перед глазами встает незабываемая картина.

Солнечный апрельский день. Воины 3-го Украинского фронта, разгромив вместе с войсками 2-го Украинского фронта крупную группировку противника под Будапештом и в Балатонской операции, неудержимо наступают на Вену. Еще гремят орудия, идут бои, но уже во всем чувствуется скорый конец войны: и в суровом выражении усталых лиц солдат, жаждущих отдыха, и в цветении природы, истосковавшейся по тишине, и в победном движении грозной военной техники, устремленной на запад.

Сочетание звуков и красок войны и весны невольно настраивало на глубокие раздумья и воспоминания.

В те дни особенно отчетливо сознавалось величие подвига, совершенного советским народом и его воинами. Сколько тяжелых боев, фронтовых дорог прошли они, чтобы оказаться на последних рубежах войны здесь, в Австрии! Боевой путь, начатый ими от Волги и Дона, завершался в предгорьях Альп.

Последние месяцы сражений войск нашего фронта в Венгрии и Австрии отличались огромным напряжением, динамичностью и крупными успехами. О них и пойдет речь в этой статье.

Окончилась Белградская операция, проведенная в сентябре-октябре 1944 г. войсками нашего фронта совместно с частями Народно-Освободительной армии Югославии и Болгарской Народной армии. Она завершилась разгромом крупной группировки немецко-фашистских войск в восточной части Югославии и освобождением Белграда. Теперь войска нашего фронта по приказу Ставки Верховного Главнокомандования перегруппировались в Венгрию — к югу от Будапешта. В последних числах октября передовые части войск вышли на Дунай на участке Байя, Батина, Апатин.

С этого времени открылась новая страница в летописи боев и сражений воинов 3-го Украинского фронта. Семь месяцев победных наступательных и тяжелейших оборонительных боев — таким был путь от Белграда до Вены. За этот период войска нашего фронта во взаимодействии с воинами 2-го Украинского фронта нанесли сокрушающие удары по фашистским ордам, пытавшимся в предсмертной агонии цепляться за последние рубежи в Венгрии и Восточной Австрии.

Боевые действия этого периода распадаются на определенные этапы. Это прежде всего захват задунайского плацдарма, преодоление вражеского оборонительного рубежа «Маргарита» и окружение будапештской группировки противника. Далее — Балатонская оборонительная операция и последующий разгром врага в Венгрии. Наконец, заключительная Венская операция войск 3-го Украинского фронта, проведенная вместе с 1-й болгарской армией и соединениями Народно-Освободительной армии Югославии.

Захват плацдармов на правом берегу Дуная с форсированием этой широкой реки в период ее разлива в осеннее ненастье был осуществлен нашими войсками в дни ноябрьских праздников в районе городов Апатин и Батина. Воины 75-го и 64-го стрелковых корпусов под командованием генералов А. 3. Акименко и И. К. Кравцова почти две недели вели здесь ожесточенные бои. Лишь к 23 ноября два изолированных плацдарма, захваченных ими в районе Апатина и Батины, были объединены в один размером 35 на 14 км.

Второй плацдарм завоевали войска 4-й гвардейской армии, переданной нам из резерва Ставки. В двадцатых числах ноября ее передовые соединения форсировали Дунай на участке городов Бай, Мохач. После этого они охватывающим маневром овладели городами Мохач и Батажок.

В упорных боях к началу декабря нам удалось соединить эти два тактических плацдарма в один оперативный — размером более 180 км по фронту и 50 км в глубину.

Стремясь во что бы то ни стало уничтожить наши войска, вышедшие за Дунай, немецко-фашистское командование непрерывно подбрасывало в этот район свежие части из Южной Сербии, Северной Италии и северных районов Венгрии. Противник не только ожесточенно сопротивлялся, но и наносил контрудары, а на отдельных направлениях даже пытался наступать.

В боях за расширение плацдармов воины армий нашего фронта нанесли тяжелое поражение четырем дивизиям, одной бригаде, пяти полкам и другим фашистским частям. Враг потерял при этом 32 тыс. солдат и офицеров убитыми и пленными, 95 танков, 740 орудий и минометов, 56 самолетов и много другой военной техники и военного имущества.

Накопив необходимые силы и средства на плацдарме, мы в первой декаде декабря нанесли два сильных удара по противнику и раскололи его придунайскую группировку на три изолированные части.

Главные силы фронта наступали на западном берегу Дуная, имея целью окружить во взаимодействии с войсками 2-го Украинского фронта будапештскую группировку врага.

1 декабря 4-я гвардейская армия (командующий генерал-полковник Г. Ф. Захаров) при поддержке Дунайской военной флотилии нанесла в районе Мадоча стремительный удар по врагу и вынудила его к поспешному отходу. Преследуя отступавшего противника, левофланговые соединения этой армии за четыре дня продвинулись на 80 км и достигли озера Балатон, овладев городом Шиофок. Правофланговые же, тесня гитлеровцев вдоль Дуная, 12 декабря вышли к озеру Веленце. Попытки с ходу прорвать заблаговременно созданный здесь противником оборонительный рубеж «Маргарита» не увенчались успехом.

Второй удар в эти же дни наносили части нашей 57-й (командующий генерал М. Н. Шарохин) и 1-й болгарской (командующий генерал В. Стойчев) армий. Развивая наступление в северо-западном и западном направлениях, они достигли юго-восточного берега Балатона, овладели городами Марцели, Надькорпад, Бабоча, а также важным узлом дорог Вировитица. Здесь они вошли в связь с войсками Народно-Освободительной армии Югославии, наступавшими вдоль южного берега Дравы.

Хотелось бы отметить некоторые особенности прорыва оборонительной линии «Маргарита».

Это был сильно укрепленный рубеж, для преодоления которого потребовалась тщательная подготовка. Мы детально изучили возможные направления главного удара и пришли к выводу, что наступать на Будапешт надо по кратчайшему пути — вдоль Дуная, где больше удобных дорог, местность менее пересеченная Правда, именно там гитлеровское командование сосредоточило свой лучшие дивизии и основные противотанковые средства.

Взвесив все, решили главный удар нанести из района озера Веленце в направлении Бичке. Намечалось выйти к Дунаю на участке Эстергом, Несмей и замкнуть кольцо окружения, соединившись с войсками 2-го Украинского фронта, действовавшими по левому берегу Дуная. Этим маневром наши войска могли отрезать будапештской группировке противника пути отхода на запад.

Замысел командующего фронтом Маршала Советского Союза Ф. И. Толбухина состоял в том, чтобы силами двух армий и двух корпусов сокрушить оборону врага западнее Будапешта. 46-й армии (командующий генерал-лейтенант И. Т. Шлемин) предстояло нанести удар между озером Веленце и городом Барачка в направлении на Етьек, Бичке. 4-я гвардейская армия прорывала оборону противника юго-западнее озера Веленце, сосредоточивая усилия в общем направлении на город Секешфехервар.

Подвижные войска фронта — 18-й танковый и 5-й гвардейский кавалерийский корпуса — использовались в полосе 4-й гвардейской армии после овладения ею Секешфехерваром. Первому из них, которым командовал генерал П. Д. Говоруненко, ставилась задача прорваться к городу Эстергом навстречу соединениям соседнего фронта. 18-й танковый корпус таким образом выходил на рубежи предполагаемого внутреннего кольца окружения будапештской группировки противника. В то же время главные силы 4-й гвардейской армии и 5-й гвардейский кавалерийский корпус генерала С. И. Горшкова создавали внешний фронт окружения, обеспечивавший отражение возможных ударов противника с запада и юго-запада.

Не касаясь всех особенностей этой операции, отмечу лишь, что нам удалось скрытно от противника в короткие сроки осуществить перегруппировку войск, сосредоточить основные силы на главном направлении. И так как командованию фронта было известно, что противник готовился в двадцатых числах декабря перейти в наступление с линии «Маргарита», мы решили упредить врага.

Утром 20 декабря после мощной артиллерийской и авиационной подготовки войска фронта перешли в наступление. Успехи первого дня, однако, были невелики. Противник оказывал ожесточенное сопротивление. Во второй половине дня пришлось ввести в бой 18-й танковый корпус и потребовать от командования 4-й армией более энергичных действий.

Преодолев медлительность и развивая успех на главном направлении, войска этой армии за три последующих дня наступления продвинулись вперед до 40 км. Штурмом овладев городами Бичке и Секешфехервар, они тем самым перерезали основные пути отхода немецко-фашистских войск из Будапешта на запад.

У врага теперь оставался лишь узкий коридор между Бичке и Дунаем, и гитлеровцы всячески пытались удержать его. Немецкое командование бросало в контратаки все новые силы, но не смогло остановить советских воинов. 26 декабря части 18-го танкового корпуса генерал-майора П. Д. Говоруненко овладели городом Эстергом, установив связь с действовавшими на северном берегу Дуная войсками 2-го Украинского фронта. Кольцо вокруг Будапешта замкнулось. 188-тысячная группировка противника оказалась окруженной в городе. Вслед за тем войска нашего фронта ликвидировали отрезанные северо-западнее Будапешта вражеские части. В этих боях было взято в плен свыше 5 тыс. гитлеровских солдат и офицеров. Одновременно, точнее к 31 декабря, 20-й гвардейский стрелковый (командир генерал Н. И. Бирюков) и 5-й кавалерийский корпуса образовали внешний фронт окружения по гребню высот «Баконьский лес». За 11 дней ожесточенных боев нашего наступления противник потерял западнее Будапешта более 60 тыс. солдат и офицеров, много танков, бронетранспортеров, орудий и самолетов.

Новый, 1945 год принес нашим войскам трудные испытания. Часть сил фронта принимала участие в ликвидации окруженного врага, в борьбе за Будапешт, отличавшейся крайней ожесточенностью. Напряженные бои в западной части города — Буде продолжались до 13 февраля.

Сознавая огромное политико-стратегическое значение битвы за столицу Венгрии, гитлеровское военное руководство неоднократно прилагало отчаянные усилия, чтобы удержать город и прорвать кольцо окружения, освободив окруженные войска.

Первую попытку деблокировать их противник предпринял 2 января, когда из района Комарно крупные силы танков и пехоты нанесли удар вдоль шоссе Комарно-Будапешт. Ценою больших потерь им удалось захватить Эстергом. Однако совместными действиями войск нашего и 2-го Украинского фронтов вражеская попытка прорваться к Будапешту была ликвидирована.

Несмотря на эту неудачу, немецко-фашистское командование вновь попыталось осуществить свое намерение. Стянув к району Замоль (в 30 км к юго-западу от Бичке) три танковые дивизии, гитлеровцы нанесли 7 января второй удар — по центру обороны 4-й гвардейской армии. На участке 20-го гвардейского стрелкового корпуса им удалось потеснить наши войска. Однако 9 января силами этого корпуса и введенных в бой 7-го и вновь прибывшего к нам 1-го гвардейского механизированных корпусов (командиры генерал-майоры Ф. Г. Катков и И. Н. Руссиянов) противник был отброшен.

Третья попытка была более серьезной. Утром 18 января крупные силы танков и пехоты противника нанесли неожиданно сильный удар по нашей обороне северо-западнее Балатона. В первый же день гитлеровцы бросили в бой лишь на узком участке наступления до 130 танков и штурмовых орудий, свыше 60 бронетранспортеров.

Преодолевая упорное сопротивление наших войск, враг в течение нескольких дней, ценою больших потерь прорвал оборону и вышел к Дунаю на участке Адонь, Дунапентеле. Войска фронта оказались рассеченными на две изолированные группы. Часть войск 46-й и 4-й гвардейской армий, 18-го танкового и 1-го механизированного корпусов оказалась в нашей северной группировке, а 57-я армия с частями 1-й болгарской армии и частью сил Народно-Освободительной армии Югославии — в южной. Между нами образовался разрыв в 48 км.

Положение фронта стало критическим. В этой сложной обстановке кое у кого сдали нервы. Нам пришлось заменить командующего 4-й армией, не согласиться с мнением штаба армии, подготовившего приказ об уходе полевого управления фронта за Дунай. Но и в этой чрезвычайно сложной обстановке все наши усилия направлялись на принятие срочных мер по ликвидации прорыва.

Выйдя к Дунаю и продолжая расширять прорыв, немецко-фашистские войска главными силами (отборные танковые дивизии «Великая Германия», «Мертвая голова» и др.) устремились на Будапешт. Однако здесь стояли насмерть занявшие оборону бойцы и командиры соединений 4-й гвардейской и 46-й армий, 5-го гвардейского кавалерийского корпуса. В течение нескольких дней и ночей гитлеровцы пытались пробиться к Будапешту. Их танковые дивизии вышли даже к штабу 4-й армии. Но соединиться с окруженными им не удалось.

Противник был остановлен. Именно в эту трудную пору Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин, переговорив с командующим фронтом, одобрил наше решение оставаться с войсками на правом берегу Дуная и оказал помощь, передав нам 30-й стрелковый и 23-й танковый корпуса. В последующие шесть дней враг был отброшен на прежние рубежи. Наши войска ликвидировали разрыв и к 7 февраля почти полностью очистили от противника всю территорию, занятую им в период январского наступления.

Это была очень важная победа войск нашего фронта, она имела исключительное значение для успешного завершения всей Будапештской операции, вывода из войны последнего гитлеровского сателлита-салашистской Венгрии. Совместными ударами войск 2-го и 3-го Украинских фронтов столица Венгрии 13 февраля была полностью очищена от фашистских войск. К тому времени за 50 суток боев в Будапеште и его окрестностях было разгромлено более 20 вражеских дивизий. Только пленными было взято свыше 138 тыс. солдат и офицеров во главе с командующим генералом Пфеффер-Вильденбрухом.

После завершения Будапештской операции Ставка Верховного Главнокомандования поставила перед войсками фронта новую задачу: разбить группировку противника севернее Балатона, завершить освобождение Венгрии и взять Вену, одновременно частью сил наступать севернее Дравы и овладеть нефтеносным районом Надьканижа.

Решение этой задачи осуществлялось в трудных условиях. Прежде чем приступить к ее выполнению, пришлось отразить наступление крупных сил группы армий «Юг», которая к началу марта была значительно усилена. Противостоявшие нам гитлеровские и салашистские войска насчитывали теперь 431 тыс. солдат и офицеров, 5630 орудий и минометов, 877 танков и штурмовых орудий, 850 самолетов. В нашем фронте имелось 407 тыс. солдат и офицеров, 6890 орудий и минометов, 407 танков и самоходных орудий и 965 самолетов.

Наступление противника началось 6 марта. Одновременными концентрическими ударами с трех направлений — из района Секешфехервар в направлении на юго-восток, из района Надьбайом на восток и с участка Осиек, Дольни Михоляц на север — враг рассчитывал расчленить войска 3-го Украинского фронта и уничтожить их между Балатоном и Дунаем.

Сражение носило исключительно ожесточенный характер. В некоторые дни немецко-фашистское командование бросало в бой на сравнительно небольшом участке одновременно до 550 танков и штурмовых орудий.

Советские пехотинцы, артиллеристы, летчики и воины всех других родов войск оборонялись с исключительной выдержкой и стойкостью. Сражение не утихало ни днем, ни ночью.

Враг не считался с потерями. Он исступленно рвался к Дунаю, намереваясь разгромить наши войска и сбросить их с задунайской равнины. Кое-где превосходство сил позволило ему несколько продвинуться вперед. Но наши войска сражались за каждый метр земли, за каждую траншею. И натиск врага постепенно начал ослабевать. За десять дней упорных оборонительных боев наши пехотинцы, артиллеристы и танкисты уничтожили около 500 танков и штурмовых орудий противника, нанесли ему большие потери в живой силе.

9 марта, когда сражение между озерами Веленце и Балатон было в самом разгаре, его исход еще не был решен и противник использовал далеко не все свои резервы, Ставка Верховного Главнокомандовании передала нам 9-ю гвардейскую армию генерал-лейтенанта В. В. Глаголева и поставила новую задачу. Нам предписывалось: измотав в оборонительных боях вражескую танковую группировку, не позднее 16 марта правым крылом фронта перейти в наступление с целью разбить противника севернее Балатона и развить удар в общем направлении на Папа, Шопрон.

Одновременно 2-му Украинскому фронту было приказано нанести вспомогательный удар силами своей левофланговой 46-й армии. Перейдя в наступление 17-18 марта, она должна была содействовать войскам правого крыла нашего фронта в разгроме врага северо-западнее Балатона и развивать наступление в общем направлении на Дьёр.

Обескровив в ходе оборонительного сражения наступающую группировку врага и нанеся ей сокрушительное поражение, войска фронта — 9-я и 4-я гвардейские, 6-я гвардейская танковая, 26-я и 27-я армии{198} — одновременно подготовили новый мощный удар по противнику. Начав 16 марта Венскую операцию, они в ожесточенных боях прорвали вражескую оборону западнее Будапешта, между Балатоном и Дунаем. 21 марта войска фронта овладели Варпалотой, а два дня спустя — Секешфехерваром и Веспремом. В ходе напряженных боев сбив основные силы 6-й танковой армии СС с занимаемых ими рубежей, советские воины перешли в преследование противника и к исходу 25 марта завязали бои за город Папа.

Успешно развивалось и наступление соседа справа — 46-й армии, начатое 17 марта совместно с 2-м гвардейским механизированным корпусом и Дунайской военной флотилией. С воздуха их наступление поддерживал штурмовой авиакорпус 5-й воздушной армии, насчитывавший 147 боевых самолетов. К 25 марта войска с тяжелыми боями продвинулись вперед на 45 км, вынуждая врага отступать к венгеро-австрийской границе. Здесь, как и на нашем фронте, наступление перешло в преследование яростно огрызавшегося и непрерывно контратаковавшего противника.

26 марта начался второй этап Венской операции, продолжавшийся до 4 апреля. В эти дни войска обоих фронтов усилили преследование противника и, сбивая его с заранее подготовленных промежуточных оборонительных рубежей, уверенно продвигались на запад. Исключительно важное значение имел выход соединений 27-й армии к городу Залаэгерсег, создавший угрозу охвата с севера надьканижской группировки противника. Немецко-фашистское командование вынуждено было начать ее отвод на запад. Одновременно стали отходить и вражеские войска, действовавшие за рекой Драва и южнее.

В течение 30-31 марта наши общевойсковые армии овладели десятью городами и сотнями других населенных пунктов на венгерской территории, а подвижные соединения пересекли венгеро-австрийскую границу и южнее города Шопрон вступили на территорию Австрии.

1 апреля Ставка Верховного Главнокомандования уточнила задачи фронтам. Главная группировка наших войск (4, 9 и 6-я танковая гвардейские армии) получила задачу овладеть Веной и не позднее 12 -15 апреля выйти на рубеж Тульн, Санкт-Пёльтен, Лялиенфельд. Остальным армиям предстояло достичь рек Мюрц, Мур и Драва. В овладении Веной нашим войскам должна была содействовать 46-я армия с 2-м гвардейским механизированным и 23-м танковым корпусами.

В тот же день войска правого крыла нашего фронта после упорных боев овладели городом Шопрон — крупным узлом сопротивления врага вблизи венгеро-австрийской границы. Завершив таким образом бои в Венгрии, они теперь продолжали преследовать отходившие части противника уже на австрийской территории. 3 апреля под их неудержимым натиском пал сильно укрепленный и с ожесточением оборонявшийся гитлеровцами город Винер-Нейштадт. Так наши войска вышли на подступы к Вене с юго-востока. А на следующий день 46-я армия, овладев рубежом Китзее, Брук (Северный), заняла выгодные позиции для удара по австрийской столице с северо-востока.

Борьба с гитлеровцами на территории Австрии была скоротечной, но весьма ожесточенной. 6 апреля начался штурм укреплений, созданных гитлеровцами на подступах к Вене. Он продолжался семь суток. Ожесточенные бои вели 4-я гвардейская армия в восточных и южных районах города, 9-я и 6-я танковая гвардейские армии — в западных.

13 апреля Вена была взята. Еще через два дня войска фронта вышли на линию, проходившую от Санкт-Пёльтена к западу от Глогница, восточнее Марибора и далее по левому берегу Дравы. А к концу апреля, энергично преследуя противника, достигли последних рубежей войны — населенных пунктов Линц, Гифле, Клагенфурт, где и произошла встреча с союзными американскими войсками.

* * *

Борьба с сальным и коварным противником на территории Венгрии и Австрии предъявила высокие требования к организации целеустремленной политической работы в войсках. Эта работа характеризовалась рядом особенностей, обусловленных своеобразием ставившихся перед войсками задач и военно-политической обстановкой завершающего этапа войны в Европе.

Наши задачи состояли в том, чтобы окончательно сломить сопротивление немецко-фашистских войск в этой «южной крепости» Гитлера, уничтожить их как организованную реальную силу и содействовать тем самым быстрейшему победоносному окончанию Великой Отечественной войны. Беспощадно истреблять фашистских варваров — таков был главный лозунг в политической работе.

Задача советских войск состояла и в том, чтобы помочь трудящимся Венгрии и Австрии в их освобождении от фашистской оккупации. Наши прославленные полки и дивизии несли на своих боевых знаменах свет свободы для народов этих стран. Сокрушая гитлеровские рубежи обороны, отражая мощные контрудары немецко-фашистских войск, упорно пробиваясь на запад, они выполняли свой интернациональный долг — великую освободительную миссию Красной Армии.

Основным признаком военно-политической обстановки того периода были следовавшие одно за другим поражения немецко-фашистской армии на различных участках советско-германского фронта, что свидетельствовало о неминуемо приближающейся катастрофе вермахта и всего «третьего рейха». Каждому было ясно, что конец войны близок. Но когда он наступит? Как это произойдет? А пока необходимо было усиливать удары по врагу.

Нужно было глубоко изучить внутриполитическое положение в Венгрии и Австрии, тонко и оперативно реагировать на все изменения в обстановке, правильно учитывать национальные, исторические и другие особенности этих стран. Преследуя и громя войска противника сначала на территории салашистской Венгрии — последней союзницы гитлеровской Германии, а затем в Австрии, советские войска встречали много друзей среди трудящихся этих стран, но было у них и немало врагов — открытых и скрытых. Надо было найти правильную и четкую грань, которая с классовой точки зрения разделяла на два враждующих лагеря все население этих стран. На одной стороне находилось подавляющее большинство трудящихся, на другой — прогитлеровская властвующая кучка политиков и генералитета. Нельзя было не видеть этого.

Своеобразие обстановки для нас состояло также в том, что боевые операции на последнем этапе войны проводились с участием болгарских, югославских, венгерских войск. Это был тот принципиально новый фактор, который вызвал совершенно неизвестные доселе формы и методы работы Военных советов, штабов, политорганов фронта. Ведь практически вопрос был поставлен об оперативном и стратегическом взаимодействии, о единстве руководства боевыми действиями войск, об их политическом обеспечении.

С морально-психологической точки зрения чрезвычайно остро для советских войск стоял вопрос о взаимоотношениях с местным населением, которое не всегда и не во всем могло правильно и быстро ориентироваться, нередко оставаясь в плену ложных представлений о советских солдатах. Нельзя забывать, что фашистская пропаганда длительное время очень настойчиво и искусно уверяла венгров и австрийцев в «дикости» и «варварстве» советских солдат, распространяла выдумки о «красном милитаризме». Не так-то просто было в короткие сроки разоблачить в глазах сотен тысяч людей эту ложь.

Особенности обстановки мы учитывали при проведении политической работы. Надо сказать, что наша деятельность распадалась на несколько участков: партийно-политическая работа в своих войсках и воздействие на личный состав частей и соединений противника, пропаганда среди местного населения, мероприятия по укреплению боевого единства с армиями стран, освобожденных от оккупации. Но в этой краткой статье я коснусь лишь важнейших форм и главного содержания воспитательной работы среди воинов фронта.

Первая и главная цель этой работы, проводимой политорганами и партийными организациями, заключалась в том, чтобы обеспечить ясное понимание каждым солдатом и офицером положения на фронтах Великой Отечественной войны, его личной задачи и места в неудержимом движении Красной Армии на запад во имя полного разгрома ненавистного врага и исполнения своего интернационального долга. Важное место при вступлении на территорию Венгрии и Австрии занимало разъяснение характера наших взаимоотношений с населением страны. При этом в полной мере был использован богатейший опыт, накопленный советскими командирами и политработниками в предыдущих наступательных операциях — в Румынии, Болгарии и Югославии.

Особенный интерес с точки зрения политической работы представляют два с половиной месяца боев и сражений, в ходе которых завершился окончательный разгром противника. То был период Балатонской оборонительной и последовавшей за ней Венской наступательной операций.

Ко времени начала первой из них наше фронтовое объединение насчитывало более 400 тыс. человек и занимало полосу от Дуная северо-западнее Будапешта до Дравы на венгеро-югославский границе. Поскольку главный удар противника в операции нами ожидался в полосе 4-й гвардейской, 26-й и 27-й армий, сюда и было направлено основное внимание Военного совета, штаба и политического управления фронта. Командиры, политорганы, партийные и комсомольские организации стремились обеспечить высокую активность личного состава, направленную на быстрое и высококачественное выполнение работ по совершенствованию обороны.

Широко велась политическая работа среди артиллеристов, которым предстояло сыграть важнейшую роль в отражении вражеского наступления. Генерал М. И. Неделин, командующий артиллерией фронта, состав которой пополнился новыми частями, в соответствии с задачами тех дней основную массу орудий сосредоточил в полосах названных трех армий. Создав сильные армейские артиллерийские группы, он расположил на 83-километровом участке фронта от города Ганта до озера Балатон более 4 тыс. орудий и минометов. В артиллерийских частях царил огромный подъем. Они готовились и днем и ночью к решительным действиям. «Тапки врага не пройдут!»-этот лозунг был лейтмотивом всей партийно-политической работы среди артиллеристов.

Задачу исключительной важности должны были выполнять в предстоящих сражениях летчики 17-й воздушной армии генерал-полковника В. А. Судца. Здесь под руководством политотдела, возглавляемого полковником Т. И. Мураткиным, партийные и комсомольские организации проводили свою работу в тесной связи с подготовкой летчиков к обеспечению безраздельного господства в воздухе. Боевой страдой был этот период в деятельности политорганов, партийных и комсомольских организаций. Члены Военных советов армий, работники политорганов фронта организовали обобщение и распространение передового боевого опыта. Широкое распространение получила цепная инициатива, проявленная в 40-й гвардейской стрелковой дивизии. Ее командир полковник Л. Ш. Брансбург и начальник политотдела полковник П. И. Черенков провели сборы боевого актива в частях и подразделениях. В них участвовало большое число солдат и сержантов, поделившихся боевым опытом. Этот почин подхватили командиры и политорганы других соединений.

Большое внимание уделялось подбору личного состава, сколачиванию и обучению создававшихся в каждом подразделении групп истребителей танков. Эта работа проводилась как в группах, так и на восьмидневных сборах бронебойщиков, проведенных в большинстве частей 4-й гвардейской армии (начальник политотдела армии полковник В. Ф. Смирнов).

Многое сделали политорганы в деле воспитания молодых офицеров. Им помогали при приеме подразделений и частей, освоении боевых участков. Организовывались занятия по обмену боевым опытом, беседы об обстановке на фронтах Великой Отечественной войны, доклады о международном и внутреннем положении нашего государства, о текущих событиях.

В феврале и начале марта в войска фронта поступило большое пополнение. Вновь прибывшим разъясняли военно-политическую обстановку в Венгрии, предстоящие боевые задачи, рассказывали о славных традициях частей и соединений. Огромное мобилизующее значение имели умело организованные встречи пополнения с боевыми ветеранами подразделений и полков. Вручение личного и коллективного оружия проходило во многих частях торжественно, при развернутом боевом знамени, в присутствии командования. Получая оружие, солдаты давали клятву хранить и беречь его, беспощадно громить врага.

Серьезное внимание обращалось на передачу боевого опыта. Политработники организовали встречи воинов-орденоносцев с молодыми солдатами. Так, на одной из них, состоявшейся в 230-м гвардейском стрелковом полку 80-й гвардейской стрелковой дивизии (командир дивизии полковник В. И. Чижов, начальник политотдела полковник П. Г. Хадневич), выступил гвардии сержант Молостов — герой боев за Днепр, награжденный орденом Ленина. С огромным интересом слушали молодые солдаты его взволнованный рассказ о славных боевых делах полка. Все они выразили готовность по-гвардейски громить врага.

Командиры и политработники прилагали значительные усилия к тому, чтобы быстрее обучить молодых солдат борьбе с немецкими «пантерами» и «тиграми». Проводились практические занятия, получившие название «обкатка тапками». Политорганами были изданы памятки, содержавшие практические советы по борьбе с танками противника и их фотографии с указанием уязвимых мест. Фронтовая, армейские и дивизионные газеты из номера в номер публиковали материалы, ярко показывавшие героику прошлых боев и сражений.

Это был период большой и кропотливой работы по приему лучших воинов в члены партии и комсомола, по укреплению партийных и комсомольских организаций, созданных теперь во всех частях и подразделениях. Коммунистами и комсомольцами стали тысячи новых воинов, завоевавших право на это своими боевыми делами. Только в 4-й гвардейской армии в эти дни в партию было принято 064 человека в в комсомол — более полутора тысяч.

Личный состав постоянно получал широкую информацию о положении в Венгрии. При этом, заботясь о повышении боевой готовности, командиры и политработники воспитывали у солдат, сержантов и офицеров умение правильно сочетать ненависть к врагу с проявлением интернациональных братских чувств к освобожденному трудовому населению страны.

Военный совет фронта в период оборонительного сражения призывал к стойкости и упорству. «...В предчувствии своей неизбежной гибели,-говорилось в его обращении к войскам, — враг бросается от одной авантюры к другой. На участке нашего фронта он бросил в бой озверелые эсэсовские орды, пытается выйти на Дунай, прикрыть южные границы своей берлоги, он хочет остаться хозяином венгерской нефти, расположенной в районе Надьканижи, он хочет сохранить за собой Австрию с ее промышленностью. Он хочет подлатать свой подмоченный авторитет...

Не бывать этому!

Твоя задача, боец, сорвать этот новый авантюристический план гитлеровцев. Бешеным атакам гитлеровцев противопоставим нашу несгибаемую стойкость и упорство в бою. Измотаем, обескровим противника, а затем разгромим его всесокрушающим ударом... Родина ждет от нас победы, и мы завоюем ее. Смерть фашистским бандитам!»

В дни оборонительных боев командиры и политработники разъясняли личному составу обстановку, отмечали наши успехи в оборонительных боях, подчеркивали, что замысел противника — в два-три дня сломить наше сопротивление, прорвать фронт и дезорганизовать войска — срывается. В «листовках-молниях» сообщалось, например, что у врага подходят к концу запасы горючего, что часть его техники завязла в грязи и болотах. Еще несколько дней величайшей стойкости и упорства в обороне, говорилось в листовках, и вражеский план рухнет, подобно карточному домику. Эта информация укрепляла уверенность каждого воина в неминуемом провале наступления противника, придавала новые силы для отражения фашистских атак. Мощный удар 6-й танковой армии СС, кадры которой в декабре 1944 г. добились успеха в Арденнской операции, прорвав оборону англо-американских войск на глубину до НО км, в Венгрии разбился о крепкую оборону наших войск и не достиг цели. Задача, поставленная войскам фронта, была выполнена. И в достижение этого успеха, наряду с боевой выучкой советской пехоты, артиллеристов и танкистов, мастерством наших командиров, большой вклад внесли политорганы, партийные и комсомольские организации, умело воспитывавшие личный состав частей и соединений.

В Венской операции в основу всей политической работы и подготовки войск к наступлению было положено требование Центрального Комитета нашей партии и Ставки Верховного Главнокомандования о быстрейшем разгроме врага. Условия для решения этой задачи были благоприятными. Блестящие победы Советских Вооруженных Сил на всех фронтах служили неиссякаемым источником вдохновения. Воины фронта видели и чувствовали свою силу. Они рвались в бой, желая быстрее разгромить захватчиков и победоносно окончить войну. Командиры и политработники всемерно поддерживали и развивали это священное чувство.

Большая работа в данном направлении была проведена в 9-й гвардейской армии (член Военного совета армии генерал-майор Г. П. Громов, начальник политотдела полковник И. С. Молин). Здесь на совещаниях командиров и политработников, состоявшихся при политотделах соединений, обсуждались конкретные задачи личного состава. В подразделениях проходили партийные, комсомольские собрания, беседы командиров и, где было возможно, митинги.

Весьма полезными были митинги боевого содружества. Стрелки, минометчики, артиллеристы, саперы, связисты обсуждали вопросы взаимодействия воинов различных специальностей в бою. Такие встречи способствовали взаимной выручке, укрепляли в личном составе веру в мощь советской боевой техники.

Партийно-политическая работа повсюду была конкретной. У танкистов она направлялась на воспитание стремительности и инициативности действий, у артиллеристов — на решение задач артиллерийского наступления, в авиационных частях — на усиление ударов по врагу с воздуха.

Чтобы политическое воздействие продолжалось и в ходе боевых действий, были четко определены место и задачи в бою каждого партийного и комсомольского руководителя, каждого агитатора. С той же целью заранее планировались мероприятия по обеспечению подразделений газетами, листовками, обращениями, оперативной информацией о ходе боевых действий.

Решающим звеном в подготовке войск к наступлению были мероприятия по мобилизации усилий коммунистов и комсомольцев- этой главной цементирующей силы и опоры командира. Заслугой парторганизаций являлось создание в подразделениях большой партийной и комсомольской прослойки: в ротах и в батареях из каждых четырех воинов, как правило, один был коммунистом и два- комсомольцами.

Усилиями командиров и политработников, партийных и комсомольских организаций были в сжатые сроки успешно решены главные вопросы подготовки наступления. Проверяя их готовность, руководящие работники штаба и управлений фронта отмечали царивший в войсках подъем. Так, начальник политического управления фронта генерал-майор И. С. Аношин, обобщая работу, проделанную в 9-й гвардейской армии, писал в донесении Главному политуправлению Красной Армии: «Приказы войскам армии поняты правильно и глубоко. У бойцов, сержантов и офицеров они вызвали чувство рвения вперед до полного и окончательного разгрома гитлеровской армии».

Характерным в политической работе в ходе сражения было оперативное доведение боевого приказа, боевой задачи до каждого воина, отделения, боевого расчета. Большое место занимала также популяризация героев боев, их смелости, находчивости, инициативы. Традицией стало и подведение боевых итогов за день или за ночь.

Вновь оперативно издавались «листовки-молнии». Теперь они рассказывали о героических подвигах наших воинов в наступлении. В одной из них, например, говорилось о том, как комсорг роты М. Морев, будучи ранен, вышел победителем из единоборства с фашистским «тигром». Другие листовки были посвящены подвигам гвардии старшего сержанта М. Григорьева, бросившегося под танк со связкой гранат, рядового Казишиба, который первым ворвался в траншею противника и уничтожил семерых гитлеровцев, а затем, будучи ранен, остался и строю. Немалое число «молний» рассказывало о личном примере коммунистов в бою. Так, листовка поведала о парторге роты Сусареве. Он первым поднялся в атаку и увлек за собой остальных. В другой сообщалось, что парторг сержант Маховец заменил в бою выбывшего из строя командира роты.

Листовки эти отличались простотой и лаконичностью. Вот одна из них: «Прочти и передай товарищу! Героям нашей части — слава! Гвардии рядовой 2-й роты В. А. Панков гранатой подбил самоходку и уничтожил трех немцев. Будьте такими, как Панков!»

Живое слово коммунистов, «листовки-молнии» дополнялись материалами армейских и дивизионных газет, рассказывавших о героике боев. Так, газета «Ленинец» 99-й гвардейской стрелковой дивизии 18 марта писала о решительных действиях бойцов взвода гвардии младшего лейтенанта Жуменова. В другом номере она поведала о подвиге орудийного расчета гвардии рядового Черных.

Политотделы армий периодически издавали бюллетени «Из опыта партийно-политической работы». Так, политотдел 4-й гвардейской армии выпустил пять таких бюллетеней: о награждении на поле боя, ротной парторганизации, «листовках-молниях», митингах боевого содружества, деятельности агитаторов во время боя. Все они вооружали партийный и комсомольский актив конкретными фактами героики, опытом работы.

Важную роль играло награждение командирами и политработниками в ходе боя отличившихся воинов. Так, в частях 80-й гвардейской стрелковой дивизии через несколько часов после начала атаки 19 солдат, сержантов и офицеров были награждены на поле боя орденами и медалями. Их имена в тот же день стали известны всему личному составу дивизии. Подобные награждения производились также в гвардейских стрелковых дивизиях — 4-й (командир генерал-майор К. Д. Парфенов, начальник политотдела полковник А. С. Майсурадзе), 104-й (командир генерал-майор И. Ф. Серегин, начальник политотдела полковник Е. А. Руденко) и многих других соединениях и частях.

Часто командиры посылали родственникам отличившихся воинов письма о боевых успехах их сыновей и братьев, предварительно зачитывая их всему личному составу. Это была очень действенная форма воспитательной работы.

24 марта произошло событие, еще выше поднявшее боевой дух наших воинов. В тот день был получен приказ Верховного Главнокомандования, и котором войскам фронта объявлялась благодарность за успешный прорыв обороны противника в Венгрии. С этим документом были ознакомлены все солдаты и офицеры. И каждый испытал горячее желание выполнить до конца наказ Родины быстрее завершить разгром врага.

В ходе преследования противника вся деятельность командиров и политработников была направлена на обеспечение высоких темпов движения. Всем был понятен и близок лозунг: «Чем ближе к Вене — тем ближе к Берлину, к окончательной победе». И войска стремились выполнить его с честью. О высоком моральном уровне наших войск, действенности политической работы свидетельствовал быстрый рост партийных и комсомольских организаций. Так, только в 114-й гвардейской стрелковой дивизии (командир генерал-майор В. П. Иванов, начальник политотдела А. А. Титов) в дни преследования врага 385 воинов обратились с просьбой принять их в партию и 482 — в комсомол. В 9-й гвардейской армии тогда было подано 8 тыс. таких заявлений.

Бои в Вене в основном велись штурмовыми группами, усиленными отдельными орудиями и танками. Этому предшествовала проведенная в таких группах большая организаторская и политическая работа. В каждой из них были боевые, инициативные парторги и комсорги, увлекавшие воинов личным примером в схватках с врагом.

В заключение хотел бы как участник сражений в Венгрии и Австрии подчеркнуть, что исключительно высокий боевой дух царил в те дни во всех прославленных армиях 3-го Украинского фронта. Его войска в осуществлении освободительной миссии Красной Армии отдавали все силы, а многие и жизнь делу разгрома гитлеровских извергов. Наши солдаты и офицеры, вооруженные богатым опытом наступательных боев, вдохновляемые высокими идеями ленинской партии, глубоко верили в силу своего оружия, в нашу победу. И они победили.

* * *

Завершающие сражения войск 3-го Украинского фронта примечательны и тем, что в их пламени ковалось боевое братство Красной Армии с армиями стран, встававших на путь народной демократии. Как было отмечено выше, в оперативном подчинении командования фронта находились болгарские войска, а позже и венгерские. Военному совету приходилось решать многие вопросы по координации действий и с югославскими войсками.

После того как в ноябре 1944 г. был захвачен плацдарм за Думаем, к нам прибыла 1-я болгарская армия во главе с командующим генералом В. Стойчевым и его заместителем по политической части Ш. Атанасовым. 8 декабря Военный совет фронта посетил штаб этой армии, на месте ознакомился с ее составом и уровнем боевой и политической подготовки войск. Тогда же армии была поставлена боевая задача: сосредоточиться в междуречье Дуная и Савы, надежно прикрыть левый фланг нашего фронта.

В составе армии было лишь шесть дивизий, но численность ее в отдельные периоды достигала 100 тыс. солдат и офицеров. Однако в армии было мало танков, она совсем не имела авиации. Это было учтено командующим фронтом при постановке ей задачи.

3-я югославская армия находилась левее 3-й болгарской армии, занимала рубеж обороны на правом берегу Дравы в районе южнее Барча. Она состояла из трех дивизий общей численностью более 40 тыс. человек.

Военный совет был внимателен к действиям этих войск, своевременно оказывал им необходимую помощь. Вспоминается, как в начале февраля гитлеровцы потеснили югославские войска и отбросили часть сил этой армии на левый берег Дравы. Потеря ранее завоеванного выгодного плацдарма осложняла обстановку на нашем левом фланге. Военный совет фронта оказал немедленную помощь и организовал тесное взаимодействие между соединениями нашей 57-й, 1-й болгарской и 3-й югославской армиями.

Более подробно хотелось бы рассказать о совместных действиях в связи с отражением мартовского наступления противника. 6 марта оно началось ударом по войскам 1-й болгарской и 3-й югославской армий из района Валпово и Дольни Михоляц, а также по соединениям 57-й армии из района Надьбайом в направлении Капошвара. Именно в этих боях совместными усилиями советских и болгарских частей продвижение противника было остановлено, а на отдельных направлениях враг был отброшен. Так было на участке 64-го стрелкового корпуса, в составе которого действовала 12-я болгарская пехотная дивизия.

Этим войскам большую помощь с воздуха оказала наша 189-я штурмовая авиадивизия под командованием полковника А. А. Ложечникова. Она всеми своими силами наносила, удары по танкам и живой силе противника в районе Яко и других населенных пунктов, занятых фашистами.

Сложнее обстояло дело на участке наступления врага в полосе 1-й болгарской и 3-й югославской армий. В ночь на 6 марта гитлеровцы форсировали Драву и атаковали оборонявшиеся в районе Дольни Михоляц 3-ю и 11-ю пехотные дивизии болгар. Противник также потеснил части 3-й югославской армии северо-восточнее Валпово.

Подразделения болгарских и югославских войск смело встретили врага и мужественно сражались. Но отразить наступление противника им не удалось. Усиливая удар, враг к исходу дня закрепился на рубеже Драва Чехи, Драва Сабольч и сумел создать плацдарм на левом берегу Дравы.

Командование фронтом оказало немедленную помощь этим войскам. Сюда были переброшены дополнительные силы авиационной группы генерал-майора А. Н. Витрука. Командующий 57-й армией получил приказ направить 133-й стрелковый корпус генерал-майора П. А. Артюшенко в помощь 1-й болгарской армии, 122-ю стрелковую дивизию полковника Т. И. Сидоренко — на участок 12-го армейского корпуса 3-й югославской армии.

Эти меры, принятые Маршалом Советского Союза Ф. И, Толбухиным, изменили обстановку. Выход 133-го стрелкового корпуса в полосу 1-й болгарской, а затем и 3-й югославской армий укрепил положение на всем левом крыле фронта, лишил противника возможности наступать на этом направлении, поднял боевой и моральный дух личного состава действовавших здесь соединений.

10 марта после перегруппировки своих частей противник нанес удар в стык между нашей 299-й стрелковой и 12-й болгарской пехотной дивизиями в общем направлении на Кишбайом, Чекей, Кадаркут. Фашистское командование считало, что это наиболее слабое звено в нашей обороне. Но и здесь его ожидал полный провал. Стыки между советскими и болгарскими войсками оказались прочными.

Тесно взаимодействуя, советские и болгарские соединения в течение 10-12 марта вместе отражали наступление фашистских войск. В этих боях части 12-й болгарской пехотной дивизии вновь проявили себя с самой лучшей стороны. Они нанесли противнику существенный урон. Один лишь 31-й пехотный полк за пять дней уничтожил свыше 200 гитлеровцев. Хорошо действовал 44-й пехотный полк. 10 марта он контратаковал гитлеровцев, блокировавших подразделения нашего 960-го стрелкового полка в районе Сабаш, Акол Имрехаза, и тем самым помог советским воинам ликвидировать опасное положение.

Соединения 133-го стрелкового корпуса и 1-й болгарской армии севернее Дольни Михоляца в боях истощили силы врага и приостановили его дальнейшее продвижение от Дравы к Дунаю. Вечером И марта Военный совет фронта в телеграмме генерал-лейтенанту В. Стойчеву выразил благодарность болгарским войскам.

С 12 марта атаки советских и болгарских войск возобновились. Наши 122-я и 84-я стрелковые дивизии во взаимодействии с 3-й и 16-й пехотными дивизиями болгар овладели Драва Палконя, станцией Драва Сабольч и Дажонь. Авиация 17-й воздушной армии наносила удары по переправам противника через Драву в районах Петриевцы и севернее Дольни Михоляца.

Югославское командование в это время подготовило наступление силами восьми пехотных бригад с целью сбросить противника за реку. Однако у этих войск было недостаточно артиллерии и боеприпасов. Сообщая о недостатке собственных сил для решения намеченной задачи, командующий армией генерал-подполковник Коста Надж, политкомиссар В. Петриевич и начальник штаба полковник Субботич обратились к командованию фронта с просьбой об оказании помощи наступлению. Разумеется, помощь была оказана.

Непосредственное участие в Венской операции приняла 1-я болгарская армия. Как и советским общевойсковым армиям, ей была. определена полоса наступления с учетом ее наличных сил и средств.

При планировании Венской операции нами учитывалось также и то обстоятельство, что во взаимодействии с нашими войсками готовилась наступать на широком фронте вдоль южного берега Дравы подавляющая часть войск югославской армии. Ее командование рассчитывало использовать благоприятную обстановку, созданную наступлением советских войск в Западной Венгрии и Во-точной Австрии, для удара по немецко-фашистской группировке с целью полного освобождения своей страны.

Хотя югославская армия непосредственно в Венской операции не участвовала, ее наступление на фронте от Дравы до Адриатики имело важное значение и для успешного развития наступательных действий войск нашего фронта на венском иаправлении. Продвижение части сил югославской армии вдоль южного берега Дравы в общем направлении на Каринтию, начатое несколько позже, прикрыло левое крыло фронта от возможного удара противника с юга.

Незадолго до окончания войны против гитлеровской Германии в составе войск 2-го и 3-го Украинских фронтов действовали также венгерские соединения. В оперативное подчинение нашего фронта прибыли две пехотные дивизии венгерских войск, которым пришлось ликвидировать в Альпах банды эсэсовцев и отряды диверсантов — «копьеносцев». После выполнения поставленной задачи обе дивизии во второй половине мая 1945 г. передислоцировались на территорию Венгрии.

* * *

Сражения войск 3-го Украинского фронта, начавшиеся осенью 1944 г. в Венгрии, закончились в мае 1945 г. в Австрии. За семь месяцев беспрерывных боев воины фронта прошли большой победный путь. Они вынесли много тягот и лишений, громя ненавистного врага и выполняя свою освободительную миссию. Немало замечательных сынов Советской Отчизны сложили свои головы на полях Венгрии и Австрии.

Но эти жертвы не пропали даром. Навсегда сохранят глубокую любовь и искреннее уважение к советскому воину народы освобожденных стран. Эти чувства отражены в сотнях памятников, созданных и бережно охраняемых в этих странах, в крепнущих узах братства и дружбы народов, в огромных победах, которые одержали народы освобожденных стран Юго-Восточной Европы, встав на путь строительства социализма.

И сегодня, четверть века спустя, особенно наглядно проявляется историческое значение боевых действий, в ходе которых ковалась победа и рождалось братское содружество армий социалистических стран.

Танки идут на Берлин

А. И. РАДЗИЕВСКИЙ
генерал-полковник
профессор

Родился 13 августа 1911 г. в Умани Киевской обл. В Советской Армии С 1929 г., член КПСС с 1931 г. Окончил Военную академию им. М. В. Фрунзе в 1938 г. и Военную академию Генерального штаба в 1941 г.

В предвоенные годы служил в кавалерии в должности командира взвода, эскадрона, помощника начальника штаба кавалерийского полка.

Начав Великую Отечественную войну начальником штаба 53-й кавалерийской дивизии, А. И. Радзиевский был затем начальником штаба 2-го и 1-го гвардейских кавалерийских корпусов, командующим 2-й танковой армией и начальником штаба 2-й гвардейской танковой армии.

В послевоенные годы — главнокомандующий Северной группой войск, командующий Tуркестанским и Одесским военными округами, возглавлял Бронетанковые войска Советской Армии, был первым заместителем начальника Военной академии Генерального штаба, начальником Главного управления Министерства оборони, с 1969 г. — начальник Военной академии им. М. В. Фрунзе.

Советское Верховное Главнокомандование, готовя завершающие удары по гитлеровской Германии, сосредоточило на берлинском направлении крупные массы войск и боевой техники. К началу 1945 г. здесь в составе 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов находились 16 общевойсковых, две воздушные армии, а также четыре танковые армии из шести, имевшихся тогда в Вооруженных Силах СССР.

Ставка планировала силами указанных фронтов прорвать оборону немецко-фашистских войск на Висле и развивать наступление на берлинском направлении. Танковые армии были главным средством стремительного развития наступления на большую глубину. Им предстояло совершить бросок в 600-700 км на запад и совместно с главными силами фронтов создать предпосылки для окончательного разгрома врага.

Наша 2-я гвардейская танковая армия входила в состав 1-го Белорусского фронта, которому в завершающей кампании 1945 г. отводилась значительная роль. Здесь нужно заметить, что мы, генералы и офицеры армейского звена, тогда не знали планов Ставки. Они стали известными после войны. Однако уже в то время мы чувствовали, что стоим на пороге важнейших событий, связанных с окончательным разгромом фашистской Германии.

В середине ноября 1944 г. в командование войсками фронта вступил заместитель Верховного Главнокомандующего Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, под руководством которого началась тщательная подготовка операции.

Заблаговременно, начиная со второй половины ноября 1944 г., велась она и в соединениях нашей армии; шла напряженная учеба, основное внимание в которой уделялось взаимодействию родов войск. Командиры 9-го и 12-го гвардейских танковых корпусов генерал-майоры танковых войск Н. Д. Веденеев и Н. М. Теляков и командир 1-го механизированного корпуса. генерал-лейтенант танковых войск С. М. Кривошеин организовали показательные тактические учения по совместным действиям танковых, мотострелковых частей с артиллерией, инженерными войсками и авиацией. После этих учений в соединениях армии начались упорные тренировки командиров, штабов, частей и подразделений к предстоящим сражениям.

Командиры 6-го штурмового авиационного корпуса генерал-майор авиации Б. К. Токарев и 3-го истребительного авиационного корпуса генерал-лейтенант авиации Е. Я. Савицкий со своими штабами приложили много усилий к обучению слаженным действиям авиации с танковыми частями и подразделениями. В результате такой кропотливой совместной работы между летчиками и танкистами было достигнуто большое взаимопонимание. Многие авиационные и танковые командиры, которым предстояло совместно решать задачи, узнавали в эфире друг друга по голосу, что позже очень пригодилось.

Одновременно с войсками готовились командиры и штабы. В целях достижения четкого взаимодействия танковых армий с общевойсковыми соединениями и авиацией маршал Г. К. Жуков провел ряд занятий с командующими армиями, а начальник штаба фронта генерал-полковник М. С. Малинин- с начальниками армейских штабов, оперативных отделов и родов войск. При этом весьма основательно рассматривались различные варианты боевых действий в предстоявшем наступлении.

Мы извлекли большую пользу из этих занятий и затем проводили их у себя в армии, в корпусах и бригадах. В заключение были проведены командно-штабные учения на местности со средствами связи и войсковые учения с боевой стрельбой.

Тщательная подготовка предопределила успех операции.

Перед январским наступлением 1945 г. во 2-й гвардейской танковой армии было 670 танков и 187 самоходно-артиллерийских установок. Такое количество грозных боевых машин, большинство которых только что сошло с конвейеров уральских и горьковских заводов, наша армия имела впервые. Немаловажное значение приобретал и тот факт, что основную массу нашей техники составляли быстроходные «тридцатьчетверки», как любовно называли мы лучший танк второй мировой войны — «Т-34».

Главную же силу армии составляли люди, которые своим воинским мастерством, мужеством, героизмом покрыли неувядаемой славой наши боевые знамена. И это не образное выражение, а подлинная реальность. Помню построение 21 ноября 1944 г., посвященное преобразованию армии в гвардейскую. На знаменах большинства частей и соединений было по два-три ордена. А когда зачитывался приказ Верховного Главнокомандующего, перечислялись Уманские корпуса, Севские и Вапнярские бригады, Люблинские и Демблинские полки, Днестровские и Прутские батальоны.

Высокие награды, почетные наименования отмечали пройденный ратный путь. В строю стояли солдаты, сержанты, офицеры, которые остановили врага на огненной Курской дуге, взломали оборону противника и стремительно преследовали немецко-фашистские войска на Украине и в Молдавии, в Белоруссии и Польше. Они очистили от оккупантов свою Родину и сейчас, принимая знамя с изображением великого Ленина, клялись завершить разгром фашизма. «Мы накануне решающих боев, — говорил, например, старший лейтенант Вокерин. — В этих боях мы с честью понесем вперед гвардейское знамя. Клянемся: уничтожим врага в его берлоге, дойдем до Берлина!»

Наступление войск 1-го Белорусского фронта началось, как известно, 14 января 1945 г. Этот день мы с командующим 2-й гвардейской танковой армией генерал-полковником танковых войск С. И. Богдановым встречали на командном пункте, находившемся вблизи пункта управления 5-й ударной армии. Ее стрелковые дивизии имели задачу прорвать вражескую оборону и форсировать реку Пилицу. После этого должны были вступить в сражение корпуса первого эшелона нашей танковой армии, располагавшейся пока в районах, удаленных на 25-30 км от рубежа ввода в сражение.

Стрелковые соединения наступали успешно. Уже к исходу первого дня операции они продвинулись до 12 км и форсировали Пилицу, овладев небольшим плацдармом. При этом был захвачен исправный мост, который можно было использовать для переправы танков. А на следующий день стрелковые соединения расширили плацдарм и создали условия для сосредоточения на нем танковых войск. Мы радовались успеху 5-й ударной армии. Несмотря на ожесточенное сопротивление противника, все шло точно по плану. Огорчала только погода. Низкая облачность, густой туман, падающие хлопья мокрого снега мешали наблюдению. Дальше сотни метров ничего не было видно. Плохая видимость затрудняла ведение артиллерийского огня и практически исключала действия авиации. Это не могло не беспокоить нас, так как мы, естественно, не хотели из-за плохой погоды лишиться мощной поддержки штурмовиков и истребителей, выделенных на усиление танковой армии.

В ночь на 16 января части 9-го и 12-го гвардейских танковых корпусов переправились на плацдарм. К утру они стояли здесь стройными рядами. Морозный воздух содрогался от гула двигателей сотен боевых машин, готовых к стремительному броску на врага. Танкисты ждали сигнала.

Своевременный выход на рубеж ввода в сражение был результатом большого и напряженного труда, следствием четкого взаимодействия всех звеньев сложного армейского организма. Дело это не простое, оно требовало высокой организованности и обычно доставляло нам много хлопот.

Представьте себе поле, изрытое рвами, траншеями, воронками от бомб и снарядов, опутанное рядами колючей проволоки, осыпанное минами. Соединения танковой армии прошли свыше 20 км такого пути. При этом сотни танков и орудий были переправлены через реку Пилица шириной около 200 м. Не следует забывать, что впереди действовала 5-я ударная армия и нужно было не мешать ее соединениям, особенно артиллерии, вести боевые действия по прорыву обороны противника.

Еще сейчас, четверть века спустя, восхищаешься мужеством и скромностью великих тружеников войны — минеров, саперов, понтонеров. Прокладывая путь войскам, они разминировали проходы в минных полях, расчистили дороги, навели мосты. Все это делалось быстро и добротно.

Выдвижение происходило организованно, хотя при этом мы обгоняли общевойсковую армию, которая в полосе 10-15 км имела свыше 100 тыс. человек, более 2,5 тыс. орудий и минометов, тысячи автомашин, лошадей, повозок. И надо сказать, что успешным выходом на рубеж ввода в сражение танкисты в немалой степени были обязаны четкой организованности войск 5-й ударной армии.

В связи с этим отмечу, что, просматривая при подготовке данной статьи архивные документы, я прочитал следующее распоряжение штаба 5-й ударной армии от 13 января 1945 г.: «1. Все войсковые, дивизионные и корпусные обозы, транспорт и прочие тылы до прохода 2 гв. ТА оставить на месте... 2. Вся артиллерия, перемещаясь на новые огневые позиции, должна двигаться вне дорог, освобождая их для 2 гв. ТА. 3. Танкам НПП двигаться только вне дорог. 4. Всем инжвойскам, назначенным для обеспечения движения 2 гв. ТА, решительно и быстро разминировать дороги сразу же за боевыми порядками пехоты. На маршрутах организовать жесткую службу регулирования, не допуская движения обозов, транспорта и прочего, которые могли бы тормозить проход 2 гв. ТА»{199}.

Танкистам и раньше приходилось слышать о подобных распоряжениях, но нередко их выполнение организовывалось недостаточно умело. Случалось, скопления войск на дорогах задерживали выдвижение танковых соединений, а ликвидация «пробок» отнимала много сил и драгоценного времени.

Теперь же все шло хорошо, и в этом немалая заслуга командующего 5-й ударной армией генерал-лейтенанта Н. Э. Берзарина, начальника штаба армии генерал-майора А. М. Кущева, командиров корпусов и дивизий, которые обеспечили беспрепятственное движение танковых колонн. В организованном выдвижении танковых соединений также сказалось возросшее мастерство вождения войск, насыщенных разнообразной боевой техникой.

16 января в 8 часов, в строгом соответствии с планом, генерал С. И. Богданов отдал приказ начать ввод в сражение. По радиосетям и телефонным линиям понесся переложенный на язык шифров и кодов сигнал: «Вперед!» Могучая сила приказа двинула танковую армию в прорыв.

Обогнав стрелковые дивизии, 9-й и 12-й гвардейские танковые корпуса окончательно сломили сопротивление противника, и он начал поспешное отступление. В первый же день преследования немецко-фашистских войск 2-я гвардейская танковая армия совершила стремительный бросок и вышла в тыл противнику, который оборонялся в районе Варшавы.

Этот успех был высоко оценен командованием фронта. В полученной нами радиограмме, подписанной маршалом Г. К. Жуковым и тленом Военного совета генерал-лейтенантом К. Ф. Телегиным, отмечались героические действия войск танковой армии, воины которой в течение 16 января с боями прошли более 70 км, а передовые танковые бригады-90 км. Всему личному составу армии объявлялась благодарность, наиболее отличившихся бойцов и офицеров приказывалось представить к награждению.

Отличившихся было много. Прежде всего это были 47-я и 49-я гвардейские танковые бригады, которые действовали в качестве передовых отрядов танковых корпусов. Переправившись через Пилицу по захваченному у противника мосту, передовые отряды еще во второй половине дня 15 января устремились в прорыв. Дерзкими ночными действиями бригады ошеломили противника и к утру 16 января продвинулись в глубокий тыл немецко-фашистских войск, оторвавшись от главных сил на 40-50 км.

Бригады имели задачу захватить мосты через реку Бзура и аэродромы в районе Сохачева. Маршал Г. К. Жуков лично инструктировал командиров передовых отрядов танковых армий. То были инициативные, смелые офицеры — полковники Н. В. Копылов и Т. П. Абрамов. Командующий фронтом требовал от них дерзких, решительных действий в глубину и советовал не бояться отрыва от главных сил. Даже в том случае, если он достигнет 100 км, указывал маршал, поддержка будет обеспечена, а смелое проникновение в глубину не позволит противнику организовать там оборону на подготовленных рубежах.

Днем 16 января передовые бригады при мощной поддержке авиации продолжали стремительный рейд по вражеским тылам. К исходу дня, пройдя за сутки 90 км, они подошли к Бзуре. Противник взорвал все мосты, за исключением одного — в Сохачеве, на автостраде Варшава — Берлин. Прикрыв резервной дивизией, он пытался сохранить его для отхода своих войск из-под Варшавы.

47-я гвардейская танковая бригада полковника Н. В. Копылова с ходу атаковала противника, пробиваясь к переправе. Отважно, геройски сражались танкисты. Когда их продвижению стала мешать противотанковая батарея противника, младший сержант С. Ф. Бурлаченко направил свой танк в тыл вражеских орудий. Уничтожив их огнем и гусеницами, он обеспечил продвижение роте.

В бою за Сохачев отличился и старшина Ф. В. Дьячков. Надо сказать, что здесь мы впервые встретились с массовым применением фашистами фауст-патронов и, не имея опыта борьбы с ними, на первых порах несли потери. Так, был подбит танк механика-водителя Дьячкова. Но старшина не растерялся. На горящей машине он ворвался на позицию вражеской батареи, смял ее, затем, потушив огонь в танке, продолжал громить врага.

За мужество и отвагу С. Ф. Бурлаченко и Ф. В. Дьячкову было присвоено звание Героя Советского Союза. Да разве только им! За подвиги, совершенные в ходе январского наступления 1945 г., звание Героя Советского Союза было присвоено 113 воинам нашей армии. Героизм был тогда массовым явлением. 32 соединения и части армии получили ордена; высшей наградой — орденом Ленина были награждены оба танковых корпуса и три танковые бригады:

Однако это было уже несколько позднее. 16 же января, учитывая успех армии, командующий фронтом следующим образом уточнил нашу задачу: «2 гв. ТА с утра 17.1.45 г. продолжать стремительное наступление и при благоприятных условиях обстановки в первой половине дня двумя корпусами овладеть районом Гостынин, Любень, Кутно»{200}. Итак, танковой армии предстояло за полдня продвинуться на 80-100 км и овладеть районом, который по плану намечалось занять лишь к исходу 18 января. Но все это «при наличии благоприятных условий», которых, к сожалению, не оказалось. Захватить мосты на Бзуре не удалось, противник взорвал их. Приданные понтонные части были заняты переправой через Пилицу и отстали. Пришлось строить мосты из местного материала, а это потребовало немало времени.

Одновременно с наведением переправ пришлось вести борьбу с варшавской группировкой, которая, начав 16 января отход, угрожала тылу 2-й гвардейской танковой армии. Возникла необходимость развернуть часть сил на восток и поставить соответствующие задачи авиации.

Здесь хочется добрым словом вспомнить боевую работу летчиков 6-го штурмового авиационного корпуса генерал-майора авиации Б. К. Токарева. Они нанесли мощный удар по колоннам противника, растянувшимся вдоль автострады, и рассеяли их. Немецко-фашистские войска пытались, используя леса, уйти на север, за реку Вислу. Авиация разрушила мосты, и около переправ образовались большие скопления вражеских войск, которые были уничтожены штурмовиками и бомбардировщиками 16-й воздушной армии генерал-полковника авиации С. И. Руденко.

В результате на тылы 2-й гвардейской танковой армии вышли незначительные силы, которые были остановлены и уничтожены находившимся у нас во втором эшелоне 1-м механизированным корпусом.

Танкисты не оставались в долгу перед летчиками, они захватывали аэродромы противника и помогали в их оборудовании. Один из аэродромов был захвачен в Сохачеве. Инженерные части армии помогли инженерно-аэродромным батальонам заделать воронки и ямы на взлетном поле, выровнять его, подготовив для посадки самолетов. Первой на новый аэродром перебазировалась 265-я истребительная авиационная дивизия, которой командовал полковник А. А. Корягин. В Сохачеве еще шли бои, всюду блуждали обойденные танковыми войсками вражеские группы. В этих условиях угроза нападения гитлеровцев на аэродром была реальной. Поэтому для его обороны нами был выделен танковый батальон, который оставался там до прихода стрелковых дивизий.

Сейчас, перебирая в памяти события прошлой войны, мне не удается вспомнить других случаев, когда бы авиация перебазировалась на захваченные танковыми соединениями аэродромы до выхода общевойсковых армий. Такой маневр был осуществлен в ходе январского наступления частями 3-го истребительного авиационного корпуса генерал-лейтенанта авиации Е. Я. Савицкого. В частности, поддерживавшая нашу армию 265-я истребительная авиационная дивизия этого корпуса таким способом перебазировалась на захваченные нами аэродромы в Сохачеве, Любени и Иновроцлаве. Мы восхищались мужеством летчиков и техников 16-й воздушной армии, которые, пренебрегая опасностью, делали все, чтобы обеспечить прикрытие танковых соединений с воздуха.

17 января командующий фронтом ознакомил нас с общей оценкой обстановки. Маршал Г. К. Жуков полагал, что в результате мощного удара войск фронта 14-17 января противостоящие немецко-фашистские войска разбиты и не в состоянии оказать серьезного сопротивления. Однако они будут вести сдерживающие бои, изрывать переправы, применять заграждения, чтобы выиграть время для спешной переброски резервов и восстановления обороны на подготовленных в глубине рубежах. Первым из них может быть вартовский оборонительный рубеж.

Командующий потребовал не ввязываться в бой с неприятельскими заслонами, обходить заграждения и, упредив противника, занять вартовский рубеж.

Выполняя это указание, 2-я гвардейская танковая армия переправилась через Бзуру и всеми тремя корпусами продолжала наступление в западном направлении.

Стремительно преследуя противника, мы к исходу 19 января вышли к вартовскому рубежу. Таким образом, за два дня войска армии продвинулись на 100 км. Наступали мы быстро, и противнику не удавалось организовать оборону не только отходящими войсками, но и резервами. Двигались днем и ночью. Люди не знали устали, рвались вперед, к Берлину. «Чем дальше вперед, тем ближе победа»,- говорили солдаты.

Но если человеческим возможностям, казалось, не было предела, то его имели техника, возимые запасы горючего. Танки требовали технического обслуживания, в войсках начали ощущаться перебои с горючим.

Однако командующий фронтом поставил новую задачу. К исходу 22 января нужно было продвинуться на глубину 150 км. «Только там, — гласило предписание маршала Г. К. Жукова, переданное нам 20 января в 2 часа 35 минут, — можно предоставить время для технического осмотра машин и пополнения запасов, До этого времени обстановка требует стремительного движения вперед».

Дальнейшее выполнение боевой задачи зависело от своевременного подвоза горючего.

В то время снабжение войск осложнялось тем, что все железнодорожные мосты через Вислу в полосе 1-го Белорусского фронта были взорваны, железные дороги западнее этой реки разрушены. Поэтому фронтовые склады не перемещались вслед за войсками, и армейскому автотранспорту приходилось подвозить материальные средства на большие расстояния из-за Вислы.

Вопросы тылового обеспечения приобрели первостепенную важность. Чтобы представить их сложность, приведу несколько цифр. Вес одной заправки всех танков, автомашин, бронетранспортеров армии составлял около 1 тыс. тонн. Для перевозки такого количества горючего требовалось 400-500 автомобилей. Армия же расходовала на каждые 100 км продвижения более половины заправки. А ведь, кроме горючего, нужны и боеприпасы, продовольствие и другие виды снабжения. Дело осложнялось тем, что в связи с быстрым продвижением плечо подвоза материальных средств с каждым днем увеличивалось.

Нужно было принимать меры для бесперебойного снабжения поиск, ибо от этого зависели темпы наступления, своевременность разгрома врага. И с помощью фронтового тыла, в частности его начальника генерал-лейтенанта Н. А. Антипенко, работники тыла армии справились со своей задачей. Они умело организовали подвоз, особенно работу автомашин, от которых зависел успех этого дела.

Водители творили чудеса. Мне рассказывали об автоколонне во главе с лейтенантом Резниковым, сделавшей 500-километровый рейс за сутки. Автомобилисты превысили среднесуточный пробег почти в три раза! В условиях тех дней это был подвиг. Когда лейтенанта Резникова попросили рассказать о том, как был достигнут успех, он ответил следующее:

— Перед рейсом я зачитал и разъяснил обращение Военного совета фронта к водителям. Все поняли, что от нашей работы зависит дальнейшее наступление. В рейсе доставал и читал шоферам новые сводки Совинформбюро, приказы Верховного Главнокомандующего, в которых сообщалось об успехах нашего и соседних фронтов. На складе горюче-смазочных материалов о пас проявили большую заботу. Пока цистерны заливали горючим, водители помылись в бане, им выдали чистое белье, накормили горячей пищей. Водители готовы были горы сдвинуть. В пути помогали друг другу устранять повреждения, стремились быстрее доставить горючее войскам.

На ходу пополняя запасы, армия неудержимо двигалась на запад. Если до сих пор противник не оказывал организованного сопротивления, то с 22 января оно начало усиливаться. Немецко-фашистское командование перебрасывало резервы и, цепляясь за города и важные узлы дорог, стремилось во что бы то ни стало задержать наше наступление на подступах к восточной границе Германии.

Однако соединения танковой армии, умело маневрируя, устремлялись в глубину.

Блестящим примером стремительного обходного маневра являются боевые действия по овладению Бромбергом. 9-й гвардейский танковый корпус генерала Н. Д. Веденеева, получив задачу овладеть городом, подошел к нему с юга, но встретил организованное сопротивление на заранее подготовленном рубеже. Генерал Веденеев совершил обход в 25 км западнее города, внезапным ударом 65-й гвардейской бригады полковника И. Т. Потапова с тыла атаковал противника и во взаимодействии с подошедшим 2-м гвардейским кавалерийским корпусом овладел важным узлом обороны. По данным разведки, Бромберг обороняли части 4-й танковой дивизии, переброшенной из Курляндии.

К вечеру 22 января 2-я гвардейская танковая армия вышла на рубеж Бромберг, Шубин, Голаньч, продвинувшись за семь дней на глубину около 350 км. Она вела боевые действия в 80-120 км впереди главных сил фронта. Такой решительный отрыв танковой армии от главных сил был достигнут впервые за всю войну. Он сыграл большую роль в развитии наступления на правом крыле фронта.

В ночь на 23 января командующий фронтом информировал нас о наличии у противника заранее подготовленных рубежей вдоль северного берега реки Нетце и западного берега Одера. По имевшимся данным, указанные рубежи еще не были заняты войсками противника. «Упреждение противника в занятии этих позиций, — указывал маршал Г. К. Жуков, — обеспечит успешное и быстрое проведение Берлинской операции. Если резервы противника успеют занять указанные мною позиции, Берлинская операция может затянуться»{201}.

Однако запасы горючего в армии на этот раз иссякли. Если дизельного топлива еще имелось немного, то баки автомобилей были почти пусты. Несмотря на напряженную работу, автотранспорт тыла не успевал подвозить горючее. Ввиду этого командующий фронтом разрешил главным силам армии пополнять запасы, но потребовал одним корпусом продолжать наступление и прорваться через Померанский укрепленный район на границе Германии.

Эта задача была возложена на 1-й механизированный корпус генерала С. М. Кривошеина. И в то время как он продолжал наступать на запад, главные силы армии, сосредоточившись в районе Шубина, пополняли запасы.

Штаб армии вел усиленную разведку. Основное внимание мы обратили на север: правый фланг армии был открыт, а встреча в Бромберге с танковой дивизией противника наводила на мысль о возможности сосредоточения там новых резервов.

Особенно удачно действовал разведывательный отряд майора Г. В. Дикуна. Ему удалось захватить машину, в которой ехал командир 15-й пехотной дивизии СС. Последний успел застрелиться. Но его адъютант, взятый в плен, дал важные сведения о выдвижении указанной дивизии в район Накеля. В дальнейшем разведчики вскрыли выдвижение на рубеж Нетце 16-го армейского корпуса СС.

Проведя в течение пяти суток разведку в глубоком вражеском тылу, отряд майора Дикуна с боем вышел оттуда в полосе 129-го стрелкового корпуса 47-й армии. Только при прорыве разведчики уничтожили около двух пехотных рот и восемь орудий. Сами же за весь рейд потеряли один лишь мотоцикл. Майору Г. В. Дикуну было присвоено звание Героя Советского Союза.

По данным нашей разведки, противник оставил район Чарникау неприкрытым, а на рубеже Накель, Бромберг развернул три дивизии. Похоже было на то, что немецко-фашистское командование ожидало продолжения нашего наступления на север, к Балтийскому морю. Мы решили укрепить его в этом заблуждении, и 23 января штабы танковых корпусов передали радиограммы, в которых сообщали: «Задачу на Данциг получил», «Горючего для броска в Гдыня хватит». Этот текст предназначался для того, чтобы сбить с толку противника относительно наших дальнейших планов. Тем временем 1-й механизированный корпус продолжал наступать. 24 января он вышел к Оборникам, где встретил сопротивление противника. Несмотря на то, что корпус продвинулся за день на 50 км, командующий фронтом потребовал усиления темпов наступления.

— Где угодно форсировать Нетце и прорваться через УР, — требовал маршал Г. К. Жуков.

Штаб армии счел целесообразным форсировать Нетце, в Чарникау, который, как уже отмечено, был слабо прикрыт противником. Командарм согласился с нами, и во второй половине дня 25 января отдал соответствующее распоряжение командиру корпуса С. М. Кривошеину.

Чтобы выполнить приказ, корпусу нужно было изменить направление движения. Дело это в данной обстановке оказалось очень сложным. Предстояло повернуть кругом, на 180 градусов, соединение, в котором насчитывалось 15 тыс. человек, сотни танков и более тысячи автомашин, свыше 300 орудий и минометов.

Командование и штаб 1-го механизированного корпуса мастерски справились с трудным делом. 219-я танковая бригада полковника Е. Г. Вайнруба, назначенная в передовой отряд, за два часа совершила стремительный бросок на 60 км и с ходу овладела Чарникау, К исходу 25 января сюда вышли главные силы корпуса. Противнику удалось взорвать переправы, однако наши воины быстро восстановили мосты и 26 января форсировали Нетце, вторгнувшись в пределы фашистской Германии.

В тот день вслед за 1-м механизированным возобновил наступление и 9-й гвардейский танковый корпус.

В ночь на 27 января армия получила задачу: 30 января выйти на Одер и захватить западный берег на участке между Цеденом и Кюстрином.

Условия для выполнения этой задачи также были далеко не благоприятными. По-прежнему слабым местом оставался подвоз запасов, особенно горючего. По этой причине в отдельные дни корпусам приходилось вести наступление только передовыми отрядами. Авиация противника усилила активность и почти безнаказанно наносила удары по боевым порядкам танкистов, так как большинство наших истребителей находилось далеко от района действия 2-й гвардейской танковой армии. Ко всему этому 27 января внезапно выпал глубокий снег, поднялась метель.

Однако, несмотря на трудности, танкисты шли вперед, на запад. 2-я гвардейская танковая армия с ходу преодолела Померанский укрепленный район и к 31 января вышла к Одеру.

Первой достигла этой последней крупной водной преграды на пути к Берлину 219-я танковая бригада полковника Е. Г. Вайнруба. Мотопехота бригады с ходу переправилась через Одер и завязала бои за Кинитц. Это произошло в 10 часов утра. К 18 часам два мотострелковых батальона 37-й механизированной бригады полковника М. В. Хотимского также форсировали Одер и вышли к Геншмару.

Захват этих двух небольших участков положил начало созданию знаменитого кюстринского плацдарма, с которого войска 1-го Белорусского фронта нанесли свой последний удар на Берлин.

Итак, позади был путь от Вислы до Одера, пройденный нашей армией за 16 дней. Если приложить к карте линейку и измерить расстояние между польским местечком Магнушев на Висле, откуда начали мы этот путь, и немецким населенным пунктом Кинитц на Одере, то получим расстояние, несколько превышающее 500 км. Такова была глубина проведенной нами операции, вошедшей в историю под названием Висло-Одерской. Но фактически мы прошли гораздо больше: спидометры боевых машин показывали 1200- 1400 км.

До Берлина оставалось менее 100 км. Однако нехватка горючего, особенно бензина, стала еще более острой, чем прежде. Так, в соединениях 1-го механизированного корпуса автомашины имели всего 0,1-0,2 заправки. На корпусном складе горючего не было. Из-за перебоев с его подвозом отстали и запасы боеприпасов. Наконец, поредели к тому времени и боевые ряды соединений. В танковых корпусах осталось менее половины исправных танков, а в механизированном — только 60 (из 183 по штату).

Кроме того, противник сосредоточил в Восточной Померании крупную группировку, которая угрожала тылу 2-й гвардейской танковой армии и правому крылу фронта в целом. Мы узнали об этой угрозе еще 29 января. В тот день артиллеристы 75-го зенитного полка сбили вражеский самолет и взяли в плен офицера связи крупного штаба. Документы, обнаруженные у него при обыске, свидетельствовали о подготовке группой армий «Висла» контрудара из Померании на юг, по правому крылу фронта. О документах было доложено в штаб фронта. Маршал Жуков приказал немедленно доставить к нему пленного.

Все эти обстоятельства, видимо, повлияли на решение командующего фронтом относительно дальнейших действий нашей армии. 1 февраля мы получили следующую директиву: «2 гв. ТА вырвалась вперед, вышла на р. Одер и свою задачу выполнила. В результате отставания 1 ПА и 47 А и растяжки боевых порядков 61 А образовался большой разрыв. Приказываю: 2 гв. ТА с утра 1.2.45. двумя корпусами организованно повернуть на север»{202}.

Пришлось на время отложить карту Берлина, заменив ее картами Восточной Померании. Ни тогда, ни тем более в последующее время у нас не возникало сомнений в целесообразности такого решения.

В связи с этим отмечу, что ныне, однако, кое-кто высказывается скептически по поводу решения Ставки отложить наступление на Берлин. Я же целиком и полностью разделяю точку зрения Маршала Советского Союза Г. К. Жукова, который пишет по этому поводу следующее: «Конечно, можно было бы пренебречь этой опасностью (речь идет об упомянутой выше опасности контрудара. — А. Р.), пустить обе танковые армии и три-четыре общевойсковые армии напрямик на Берлин и подойти к нему. Но противник ударом с севера легко прорвал бы наше прикрытие, вышел к переправам на Одере и поставил бы войска фронта в районе Берлина в крайне тяжелое положение»{203}.

Получив задачу наступать на Штаргард, 2-я гвардейская танковая армия медленно продвигалась на север. Отличительной особенностью ее действий при отражении контрударной группировки немецко-фашистских войск в Померании был быстрый переход от наступления к обороне, смелый и стремительный маневр соединений на широком фронте.

Как и прежде, решать боевые задачи приходилось в сложных условиях. Начавшиеся дожди, весенняя распутица, разлив рек, леса с большим количеством озер, болота — все это затрудняло действия танков. Вместе с тем условия местности благоприятствовали обороне немецко-фашистских войск, и им удалось задержать продвижение армии.

Но после тщательной подготовки войска 1-го Белорусского фронта, в том числе и 2-я гвардейская танковая армия, возобновили наступление и в марте разгромили восточно-померанскую группировку, чем создали условия для решающего удара на Берлин. 20 марта армия была выведена в резерв фронта и начала готовиться к Берлинской операции.

После напряженных боев, продолжавшихся более двух месяцев, требовалась большая работа по ремонту и техническому обслуживанию танков, самоходок и автомашин. В это дело вложили много труда ремонтники и экипажи боевых машин под руководством заместителя командующего армией по технической части генерала Н. П. Юкина. Непрерывным потоком шла новая техника. Только танков «Т-34» и «ИС-2» было получено более 220. В результате к началу операции армия имела свыше 700 танков и самоходно-артиллерийских установок и вновь представляла собой грозную силу.

К последним боям готовился и личный состав. Главное внимание уделялось боевым действиям в крупных населенных пунктах, борьбе с фаустниками и ночным боям. Особенно тщательно готовились штурмовые группы. В каждом мотострелковом батальоне создавалось по две такие группы, которые тренировались совместно с, танковыми, артиллерийскими и саперными подразделениями на специально оборудованных участках местности.

Напряженно готовились командиры и штабы. Командующий Фронтом, как и перед Висло-Одерской операцией, провел командно-штабные игры, после которых штаб армии организовал аналогичные занятия с командирами корпусов и бригад. У карт и у ящиков с песком решались задачи, которые предстояло выполнять в бою. За противника выступали офицеры-разведчики, которые хорошо знали группировку немецко-фашистских войск и их вероятные действия.

В начале апреля мы поздравляли новых героев. Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР командующий армией генерал-полковник танковых войск С. И. Богданов был награжден второй медалью «Золотая Звезда». В армии Семен Ильич пользовался безграничным доверием и большим уважением. Он имел хорошую военную подготовку, железную волю, неукротимую энергию и высокие организаторские способности. Добрый и сердечный по природе, он бывал вспыльчив, но быстро отходил, тяжело переживая нанесенную им человеку обиду. Награда командующему являлась признанием успехов армии, и потому, поздравляя Семена Ильича, мы также гордились высокой оценкой боевых дел нашего армейского коллектива, еще настойчивее готовились к завершающим боям.

12 апреля была получена оперативная директива фронта: 2-й гвардейской танковой армии быть готовой войти в прорыв на участке 5-й ударной армии с тем, чтобы развивать наступление на Берлин и, обходя его с севера, овладеть западной частью города — районом Шарлоттенбург. Задачу предстояло решать во взаимодействии с 1-й гвардейской танковой армией, которая обходила Берлин с юга.

100 км, которые мы должны были теперь пройти, казались, по сравнению с оставшимся позади путем, небольшим расстоянием. Однако все мы, от командующего армией до солдата, понимали, что преодолеть это расстояние будет еще труднее.

Предстояла ожесточенная борьба.

Данные разведки показывали, что вся местность по пути к Берлину заранее подготовлена к обороне и заблаговременно занята войсками. 2-й гвардейской танковой армии противостояла столь плотная группировка войск, что ее, по правилам военного искусства, можно было назвать наступательной. Например, под Сталинградом Красная Армия наступала, имея на один километр участка прорыва 70 орудий и минометов, 10-12 танков, причем стрелковая дивизия прорывала оборону в полосе 3-5 км. Здесь же, против кюстринского плацдарма, с которого вводилась в сражение наша армия, противник имел дивизию на каждые три километра фронта обороны и в среднем 66 орудий и минометов, 17 танков на один километр. С такой обороной мы встречались впервые. При этом противник оборонялся, опираясь на удобные естественные рубежи: большое число рек, систему озер, соединенных каналами.

Надо также иметь в виду, что немецко-фашистское командование ставило своей целью создание непреодолимой противотанковой обороны и уделяло этому делу особое внимание. «Прогулки советских танков должны наконец прекратиться», — требовал Гиммлер. Все танкодоступные направления были минированы и находились под огнем противотанковых орудий и истребителей танков. В лесах гитлеровцы устроили завалы, а на улицах населенных пунктов — баррикады. Широко использовались в засадах танки, штурмовые орудия и группы истребителей танков. Последние вооружались фауст-патронами — простым в обращении реактивным противотанковым средством, которое германская промышленность выпускала миллионами. За каждый подбитый танк немецкому солдату обещали трехнедельный отпуск.

В целом нашим танкистам предстояли тяжелые бои. Но каждый знал, что за ними — долгожданная Победа.

Большую роль в подготовке последнего удара по врагу сыграли партийно-политические органы, возглавляемые членом Военного совета армии генерал-майором танковых войск П. М. Латышевым и начальником политотдела полковником М. М. Литвяком. В каждой роте и батарее были созданы партийные организации. Коммунисты цементировали весь коллектив армии. Личным примером, страстным большевистским словом они увлекали в бой всех.

Перед началом наступления в подразделениях и частях было зачитано обращение Военного совета фронта ко всем солдатам, серпентам, офицерам и генералам фронта. В нем говорилось: «Боевые друзья! Наша Родина и весь советский народ приказали войскам нашего фронта разбить противника на ближайших подступах к Берлину, захватить столицу фашистской Германии и водрузить над нею Знамя Победы! Пришло время нанести врагу последний удар и навсегда избавить нашу Родину от угрозы войны со стороны немецко-фашистских разбойников.

За нашу Советскую Родину — вперед на Берлин! Смерть немецким захватчикам!».

Обращение было зачитано в исходных районах на плацдарме. Возникли митинги, на которых гвардейцы клялись выполнить приказ Родины. Так, Герой Советского Союза старший сержант Н. К. Горин заявил: «Еще в боях за освобождение Украины мы мечтали о том, как пойдем на штурм Берлина. И вот этот долгожданный час настал. Мы будем в Берлине! Нет такой силы, которая могла бы остановить наш яростный и всесокрушающий натиски.

Наступательный порыв войск армии был исключительно высок. Многие хотели идти в бой членами родной Коммунистической парши, которая привела страну к победе. Заявления о приеме в партию подавали целые экипажи танков. Например, командир танка младший лейтенант Калашников, механик-водитель старший сержант Никаноров, командир орудия старшина Панков изаряжающий сержант Ставицкий писали, что в этот решающий бой хотят идти коммунистами и в битве за Берлин оправдают высокое звание члена нпртии. Множество таких заявлений до сих пор бережно хранится в архиве.

Перед рассветом 16 апреля мощный грохот тысяч орудий потряс шыдух над кюстринским плацдармом. 1-й Белорусский фронт наносил последний удар по врагу. Наступление начали общевойсковые армии. Однако уже в первой половине дня стало очевидно, что им не удастся быстро прорвать оборону: противник, опираясь на сильно развитую систему оборонительных сооружений, оказал ожесточенное сопротивление. Чтобы сломить его, маршал Г. К. Жуков приказал танковым армиям нарастить удар пехоты и прорваться в глубину обороны врага.

К 19 часам 2-я гвардейская танковая армия вошла в сражение, но обогнать соединения 5-й ударной армии не смогла. На следующий день 9-й и 12-й гвардейские танковые корпуса, продолжая наступать совместно со стрелковыми дивизиями, продвинулись на глубину 13 км. К исходу 17 января в сражение был меден и 1-й механизированный корпус, находившийся во втором эшелоне. Однако сломить сопротивление немецко-фашистских войск и прорваться в глубину не удалось и теперь. Противник подтянул к участку прорыва резервы и, цепляясь за каждый опорный пункт, сдерживал наше наступление.

Четыре дня потребовалось, чтобы прорвать наиболее плотную оборону противника и продвинуться на глубину 30 км. Много упорства, мужества и героизма проявил советский солдат, добывая победу и мир. В этих боях мы понесли большие потери. 18 апреля на подступах к Ригнвальде пал смертью храбрых командир 48-й гвардейской танковой бригады Герой Советского Союза полковник В. И. Макаров: В тот же день был тяжело ранен командир 12-го гвардейского танкового корпуса генерал-майор танковых войск Н. М. Теляков.

Несмотря на ожесточенное сопротивление врага, соединения армии упорно рвались к Берлину.

20 апреля танкисты-разведчики 219-й танковой бригады под командованием капитана Юркевича, старшего лейтенанта Леонова, младшего лейтенанта Кириллова первыми ворвались в пригород Ваийсензе. Наши танкисты — в Берлине! Эта весть быстро распространилась по армии и способствовала еще большему повышению наступательного порыва войск.

21 апреля в 11 часов 50 минут первой в армии открыла огонь по Берлину 5-я батарея 1319-го пушечного артиллерийского полка. В честь наступавшей 75-й годовщины со дня рождения В. И. Ленина свои первые 75 выстрелов батарея посвятила вождю трудящихся. В тот же день на северную окраину фашистской столицы ворвались главные силы 2-й гвардейской танковой армии.

Так война пришла в город, в котором она была задумана и подготовлена.

С выходом к Берлину 9-й гвардейский корпус получил задачу наступать во взаимодействии с 47-й армией в обход столицы на Потсдам, чтобы отрезать пути отхода противнику на запад. В 12 часов 25 апреля 65-я гвардейская танковая бригада этого корпуса, которой командовал полковник И. Т. Потапов, соединилась в районе Кетцина с частями 4-й гвардейской танковой армии 1-го Украинского фронта. Стальное кольцо окружения вокруг берлинской группировки гитлеровцев замкнулось. Начались бои по уничтожению окруженного врага.

Если до этого наша армия наступала совместно с 5-й ударной, то при штурме Берлина она получила самостоятельную полосу.

Основная тяжесть борьбы легла на штурмовые группы, подготовка которых происходила, как сказано выше, еще до начала наступления. В армии было создано свыше 20 штурмовых групп, каждая из которых включала мотопехоту, танки, артиллерию и саперов. Пехота уничтожала фаустников, обеспечивая продвижение танков. Танки прокладывали огнем дорогу пехоте. Саперы подрывали укрепления, разминировали дороги.

Наступление велось днем и ночью. Чем ближе к центру Берлина, тем ожесточеннее сопротивлялся враг. В условиях штурма большого города начало сказываться то, что в танковой армии было мало пехоты, саперов, крупнокалиберной артиллерии. Поэтому, учитывая наши просьбы, маршал Г. К. Жуков усилил армию славными боевыми соединениями Войска Польского — 1-й пехотной дивизией имени Тадеуша Костюшко и 2-й гаубичной артиллерийской бригадой, а также саперными и понтонно-мостовыми частями.

Прибывшая к нам пехотная дивизия была первым соединением народной Польши, получившим боевое крещение еще осенью 1943 г. под Ленине в Белоруссии. Командовал дивизией генерал бригады Войцех Бевзюк. Прибытие славного соединения братской Польши явилось большой помощью. Мы быстро распределили полки дивизии на усиление корпусов, и дело пошло быстрее.

Наступая в направлении парка Тиргартен, 12-й гвардейский танковый корпус, в командование которым вступил генерал-майор танковых войск М. Ф. Салминов, подошел к Моабиту. Здесь, в тюрьме, были заключены немецкие коммунисты. Член Военного совета генерал П. М. Латышев приказал не стрелять по Моабиту и попытаться овладеть тюрьмой без артиллерийского огня. Гвардейцы Героя Советского Союза А. П. Головченко успешно решили эту задачу, освободив около тысячи военнопленных и политических заключенных.

Мужеству и героизму наступающих не было предела. Так, и ночь на 30 апреля рота саперов получила приказ захватить мост через Ландвер-канал. Под покровом ночи саперы подползли к мосту, разминировали его и занялц оборону. Все это было сделано под носом у противника, но совершенно бесшумно, и враг лишь утром мПнаружил, что потерял мост. Он попытался вернуть его. Но наши гаперы, отбив шесть атак, продержались до подхода танкистов. Захват этого моста сыграл большую роль в боях за Тиргартен. К великому сожалению, мне не удалось вспомнить имена героев, и остается лишь надеяться, что они будут установлены.

Как всегда, славно действовали наши артиллеристы, руководимые неутомимым и беспредельно храбрым командующим артиллерией армии, участником штурма Перекопа в гражданскую войну генерал-майором артиллерии Г. П. Пласковым.

В течение 30 апреля соединения армии продолжали уличные бои за берлинские кварталы Шарлоттенбурга и за парк Тиргартен. Приближался Первомай, и все горели желанием преподнести Родине праздничный боевой подарок. В ночь с 1 на 2 мая 12-й гвардейский танковый корпус в районе парка Тиргартен соединился с войсками 8-й гвардейской и 1-й гвардейской танковой армий, а 1-й механизированный корпус вошел в непосредственную связь с 3-й гвардейской танковой и 28-й армиями 1-го Украинского фронта.

Остатки берлинского гарнизона были раздроблены на отдельные группы. Гитлеровцам не оставалось ничего другого, как сложить оружие. В 1 час ночи 2 мая 12-му гвардейскому танковому корпусу и 3-му пехотному полку Войека Польского сдался гарнизон железнодорожной станции Тиргартен. В 15 часов противник прекратил сопротивление и начал капитуляцию. Однако отдельные группы продолжали борьбу, и одной из них численностью около 300 человек с восемью танками и штурмовыми орудиями удалось прорваться на север в полосе нашей армии. Но далеко она не ушла и была уничтожена в районе Мюленбека.

2-я гвардейская танковая армия вышла к Бранденбургским воротам. Умолк артиллерийский гром, не слышно разрывов бомб и снарядов, ружейно-пулеметной стрельбы. На смену грохоту войны пришли иные звуки. На площади — песни, музыка, пляска, горячие объятия, ликующие возгласы. Множество флагов. Красных, гордо реявших на самых высоких местах, — флагов победителей. И белых, свисавших из окон домов, — флагов побежденных.

Победа!

Четверть века прошло с того майского дня 1945 г., но и сейчас он стоит в памяти как День Победы, день торжества социализма над силами реакции и войны.

Через Карпаты в Прагу

Л. М. САНДАЛОВ
генерал-полковник

Родился 28 марта 1900 г. в Ивановской области. В Советской Армии с 1919 г., член КПСС с 1925 г. Участник гражданской войны. Окончил Военную академию им. М. В. Фрунзе в 1934 г.. Военную академию Генерального штаба в 1937 г.

После гражданской войны — командир взвода, роты и начальник штаба полка Накануне Великой Отечественной войны — начальник оперативного отдела штаба Белорусского военного округа и начальник штаба 4-й армии Западного округа.

В Великую Отечественную войну — начальник штаба 4-й армии Западного фронта, начальник штаба Центрального фронта, начальник штаба 20-й армии, Брянского, 2-го Прибалтийского и 4-го Украинского фронтов.

В послевоенные годы — начальник штаба Прикарпатского военного округа, заместитель начальника Главного штаба Сухопутных войск, начальник штаба Московского военного округа.

В конце последней военной зимы я мил начальником штаба. 2-го Прибалтийского фронта. Его армии в то время прочно блокировали на Курляндском полуострове прибалтийскую группировку противника, насчитывавшую 30 дивизий, плотно прижали ее к Балтийскому морю. Соотношение сил у нашего фронта и у противника было почти равным. Если у нас насчитывалось больше дивизий, то по численности личного состава в дивизиях противник превосходил нас почти вдвое. Поэтому в течение зимы войска фронта ограничивались лишь проведением частных наступательных операций на том или ином направлении. Мы стремились не дать противнику возможности выводить свои дивизии в резерв и переправлять их морским путем в Германию. Выполнять эту задачу нам помогал Краснознаменный Балтийский флот.

Во второй половине марта начальник Генерального штаба генерал армии А. И. Антонов сообщил мне по телефону, что я назначаюсь начальником штаба одного из Украинских фронтов, и предложил как можно быстрее прибыть в Москву.

Признаться, я был доволен перемещением. Стать начальником штаба фронта на центральном направлении было заманчиво. Однако командующий 2-м Прибалтийским фронтом Маршал Советского Союза Л. А. Говоров{204}, с которым мы хорошо сработались и к тому же были однокурсниками по Академии Генерального штаба, день за днем оттягивал мой отъезд.

Но однажды я был вызван по телефону заместителем Антонова генерал-полковником С. М. Штеменко, который сказал:

— Завтра прибыть самолетом в Москву.

И вот в последних числах марта 1945 г. я спешно сдал должность начальника штаба 2-го Прибалтийского фронта генерал-полковнику М. М. Попову, тепло распрощался с командующим фронтом Леонидом Александровичем Говоровым, талантливым советским полководцем и обаятельным человеком, и вылетел в Москву.

Прямо с аэродрома поехал к начальнику Генерального штаба генералу А. И. Антонову, вместе с которым в предвоенные годы учился в Академии Генерального штаба. У него в кабинете было несколько генералов и офицеров, но он немедленно принял меня.

— Назначаетесь начальником штаба 4-го Украинского фронта,- такими словами встретил меня Алексей Иннокентьевич.

Поскольку у меня было очень скудное представление об этом фронте, я попросил рассказать о нем, ознакомить с его составом и выполняемыми задачами. После некоторого размышления А. И. Антонов ответил:

— Сейчас готовлюсь к докладу Верховному Главнокомандующему. Вечером, как только у меня появится «окно» в работе, дам вам знать. А теперь идите обедать в нашу столовую.

* * *

Я был вызван к А. И. Антонову поздно вечером. Показывая положение войск по карте, он обстоятельно рассказал мне о 4-м Украинском фронте. Содержание его рассказа было примерно таким.

В ходе Львовско-Сандомирской операции 1-го Украинского фронта летом 1944 г. у командования фронта создались большие трудности в управлении войсками. В то время как главные силы фронта вышли к Висле и нацеливались на Берлин, армии левого крыла вели затяжные бои в предгорьях Карпат.

По предложению Маршала Советского Союза И. С. Конева Ставка в первых числах августа подчинила две левофланговые армии 1-го Украинского фронта (1-ю гвардейскую и 18-ю), а также 8-ю воздушную армию управлению 4-го Украинского фронта, находившемуся после освобождения Крыма в резерве Ставки. Командующим фронтом был назначен генерал армии И. Е. Петров, членом Военного совета — генерал-полковник Л. 3. Мехлис, а начальником штаба — генерал-лейтенант Ф. К. Корженевич. На левом фланге вновь образованного фронта был создан 17-й отдельный гвардейский стрелковый корпус.

— Да, фронт был не из могучих, — с огорчением заметил я. — По сравнению с соседями — 1-м и 2-м Украинскими фронтами — он выглядел карликом.

— Так ведь и задача перед ним ставилась ограниченная, — возразил Антонов. — Преодолеть Карпаты, освободить вместе с соседними фронтами Словакию и восточную часть Чехии, а затем развернуть с востока наступление на Прагу. Да и войск противника на подступах к Карпатам вначале было немного, — добавил после паузы Антонов, взглянув на находившегося в кабинете генерал-лейтенанта Н. А. Ломова.

— Только слабая 1-я венгерская армия, — подтвердил Ломов.

— 4-му Украинскому фронту, как это видно на оперативной карте, помогали в преодолении Карпат соседние фронты, обтекав шие горы с севера и юга. В тесном взаимодействии с ними новый Фронт провел ряд операций, положивших начало освобождению Чехословакии. Первая из них — Восточно-Карпатская. Она проходила в сентябре-октябре 1944 г.

— Это когда в Словакии произошло народное восстание? — спросил я.

— Да, — подтвердил Антонов. — В конце августа там началось национальное восстание. Патриоты Чехословакии обратились к нам с просьбой о помощи. Командование армии Словакии дало паи знать, что все его войска переходят на сторону восставших. Ставка потребовала подготовить и провести операцию на стыке 1-го и 4-го Украинских фронтов. Предполагалось ударом из района Кросно, Санок в направлении на Прешов выйти на словацкую границу, соединиться со словацкими патриотами и партизанами, а также с восточно-словацким корпусом. Последний ударом с тыла по обороняющимся войскам противника должен был в начале операции захватить на Карпатах Дуклинский и Лупковский перевалы.

— Эти перевалы — ключи к Карпатам, — заметил я.

— К сожалению, немецко-фашистские войска в первых числах сентября, за несколько дней до начала операции, разоружили части восточно-словацкого корпуса.

В начавшемся 8 сентября наступлении на прешовском направлении приняли участие 38-я армия геперал-полковнпка К. С. Москаленко, 1-я гвардейская армия геперал-полковника А. А. Гречко, а также 1-й чехословацкий армейский корпус генерала Л. Свободы. К тому времени перед 4-м Украинским фронтом и левофланговой армией его правого соседа уже оборонялась целая армейская группа «Хейнрици» (1-я танковая и 1-я венгерская армии).

В течение первой недели операции наши войска в тяжелых боях прорвали первую полосу обороны противника в предгорьях Карпат.

А во второй половине сентября они в жарких схватках с врагом в непривычных горных условиях с трудом пробивались к Главному Карпатскому хребту.

— А на других направлениях войска фронта также наступали? — спросил я.

— Да, — ответил Антонов. — Воспользовавшись ослаблением противника перед левым крылом фронта, 18 сентября перешли в наступление 18-я армия генерал-лейтенанта Е, П. Журавлева и отдельный левофланговый корпус. Под ударами войск фронта противник начал отход на Главный Карпатский хребет, вдоль которого проходила граница Словакии. 20 сентября войска армии генерала А. А. Гречко сломили ожесточенное сопротивление врага и первыми вступили на землю дружественной Чехословакии. К концу сентября все войска 4-го Украинского фронта вышли на рубеж Главного Карпатского хребта и местами преодолели его.

Между тем словацкое народное восстание под руководством Коммунистической партии Словакии пополнялось новыми силами и крепло.

К началу октября на территории Словакии действовали три партизанских соединения, тесть бригад и 20 отдельных отрядов. По распоряжению Ставки в Словакию были перебазированы чехословацкий истребительный полк и 2-я воздушно-десантная бригада 1-го чехословацкого корпуса.

После краткого перерыва генерал Антонов положил на стол новую карту, взял другую тетрадь с записями и продолжал:

— В первых числах октября начался штурм утесов Главного Карпатского хребта, мощных узлов вражеских долговременных сооружений. Особенно жестокие кровопролитные бои разыгрались в самом важном, ключевом пункте Карпат — в районе Дуклинского перевала. Однако 6 октября 1944 г. враг здесь был разгромлен и части чехословацкого корпуса, которым командовал генерал Людвик Свобода, совместно с советскими войсками овладели перевалом и вступили на землю своей родины{205}.

В конце октября наган войска преодолели Восточные Карпаты, освободили Закарпатскую Украину с ее — главным городом Ужгородом, а также значительную часть Словакии и вышли в долину рек Вислока и Ондава.

— Я подробно останавливаюсь на этой операции потому, — подчеркнул Антонов, — что она имела важное политической и стратегическое значение. Подвиг советских и чехословацких поиск в Восточных Карпатах, преодолевших в тяжелых горных условиях сильно укрепленные полосы неприятеля и разгромивших его войска, лишил немецко-фашистское командование важного стратегического рубежа, прикрывавшего Чехословакию с востока. Как и следовало ожидать, у нас в этой операции были большие жертвы. За сентябрь и октябрь наши войска, участвовавшие в этой операции, потеряли около 20 тыс. человек убитыми и свыше 80 тыс. ранеными. В чехословацком корпусе потерн превысили 800 человек убитыми и около 4 тыс. ранеными{206}.

Потом, вздохнув, Антонов напомнил нам:

— Не даром в первую мировую войну солдаты нашей старой армии пели:

Карпатские долины,

Кладбища удальцов...

В то время как войска 4-го Украинского фронта выдвигались на рубеж западнее Дукли, Чопа, армии 2-го Украинского фронта Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского освободили юго-восточные районы Венгрии, вышли к Тисе и форсировали ее. Затем этот фронт начал Будапештскую наступательную операцию. Во второй половине ноября, когда войска его правого крыла успешно вели наступление в обход Будапешта с севера, 4-й Украинский фронт с переданной в его состав 38-й армией и чехословацким корпусом также перешел в наступление.

— В таком составе фронт стал уже сильнее, — с удовлетворением подчеркнул я.

— К концу 1944 г. войска фронта освободили значительную часть Юго-Восточной Словакии. Особенно больших успехов добилась 1-я гвардейская армия, войска которой овладели крупными городами Словакии — Гумеине и Махальовце. Вместе с нашими войсками дрались словацкие партизанские соединения и отряды.

— Но продвинулись войска вперед всего лишь на 50-70 км, -отметил я, глядя на карту.

— Карпаты есть Карпаты, — осадил меня Антонов. — Конечно, преодолевать горы при современных средствах борьбы легче, чем в первую мировую войну. Однако применять там танки, самолеты ц автотранспорт можно только в ограниченных размерах.

— Следующей операцией 4-го Украинского фронта была Западно-Карпатская, — продолжал знакомить меня с фронтом Антонов. — Эта успешная операция проводилась в зимних условиях — с середины января до середины февраля 1945 г. Войска фронта удачно прорвались сквозь оборону противника на рубеже Ясло- Кошице и во взаимодействии с наступавшими войсками, — на первом этапе это были соединения 2-го Украинского фронта, а на втором — 1-го Украинского, — устремились через Западные Карпаты.

Главный удар наносился на правом крыле фронта, на Моравску Остраву. В то же время левофланговая 18-я армия и чехословацкий корпус, используя успех войск правого крыла 2-го Украинского фронта, наступавших на Баньску-Бпстрицу, продвигались к Ружомбероку.

Около 200 км прошли с боями в этой операции войска 4-го Украинского фронта, освободили свыше 2 тыс. населенных пунктов, в том числе 12 городов. Преодолели большую часть Карпат. В этой операции вновь отличились части чехословацкого корпуса, освободившие много населенных пунктов, в том числе города Бардеза, Зборов, Левача.

Многочисленные партизанские части помогали здесь войскам в еще больших масштабах, чем раньше.

В середине февраля войска 4-го Украинского фронта уткнулись в заранее подготовленный противником оборонительный рубеж перед Моравско-Остравским промышленным районом и на подступах к Ружомбероку{207}. Армии левого крыла 1-го Украинского фронта к тому времени были остановлены противником перед Одером — севернее Ратибора, а правофланговые войска 2-го Украинского фронта — на реке Грон.

— Самой результативной операцией 4-го Украинского фронта была Западно-Карпатская, — заметил генерал Ломов.

— А теперь остановлюсь на неудачной операции фронта,-нахмурившись, скапал А. И. Антонов. — В первой декаде марта командование фронтом готовило операцию с целью захвата Моравско-Остравского промышленного района и последующего наступления на Оломоуц и Прагу. Операция началась 10 марта в крайне неблагоприятных метеорологических условиях. Снежная метель, плохая видимость но дали возможности применить авиацию. Артиллерия стреляла не по целям, а по площадям. В течение недели армии 4-го Украинского фронта продолжали атаковать оборону противника, но прорвать его укрепленный рубеж не смогли. Продвинулись вперед лишь на несколько километров. 17 марта операция была приостановлена.

Однако в этот день обозначился крупный успех 1-го Украинского фронта, начавшего 15 марта Верхне-Силезскую операцию. Его главные силы продвигались от реки Одер к Берлину, а левофланговая 60-я армия вела бои за Ратибор на Одере. В этих условиях командование 4-ым Украинским фронтом внесло предложение в Ставку — перенести главный удар на правое крыло фронта, с тем чтобы форсировать Одер южнее Ратибора и наступать на Моравску Остраву с севера. Ставка утвердила это предложение. Однако, учитывая крупные ошибки командования фронтом в мартовском наступлении, Ставка решила заменить командующего фронтом генерала Петрова и начальника штаба генерала Корженевича. В результате и состоялось назначение генерала армии Еременко командующим, а вас — начальником штаба фронта.

— Значит, судьба опять свела меня с Андреем Ивановичем Еременко, — улыбнулся я.

— Он три дня назад вступил в командование фронтом, — от ветил Антонов.

Вполне попятно, что мне хотелось более подробно узнать, в чем именно состояли ошибки, допущенные командованием фронтом в мартовском наступлении. Это помогло бы избежать их в будущем. По моей просьбе Алексей Иннокентьевич, немного подумав, сказал, что суть их заключалась, пожалуй, в первую очередь в отсутствии должных мер маскировки. Сосредоточение войск к участкам прорыва, занятие артиллерийских позиций и командирские рекогносцировки перед наступлением проводились довольно открыто. Разведка боем и авиационная разведка велись только в полосе предстоящего удара, пристрелка артиллерийских целей осуществлялась слишком явно. Все это позволило противнику установить сроки и направление наступления.

Кроме того, командование фронтом начало наступление при неполной готовности войск и недостаточно организованном взаимодействии. Крайне неблагоприятствовала и погода. Тем не менее в Ставку не было внесено предложение о перенесении сроков наступления.

Положение еще более усугубилось тем, что, не добившись желаемого результата в прорыве вражеской обороны, наши войска в последующие дни продолжали бесплодные атаки на прежних участках, что привело к значительным потерям...

— Будем надеяться, что новое командование фронтом оправдает доверие Ставки, — подчеркнул Антонов.

В течение нашей продолжительной беседы генерал Антонов периодически делал небольшие, как он говорил, паузы. Принимал генералов и офицеров, являвшихся к нему по срочным делам, подписывал различные документы, говорил по телефонам.

Заканчивая информацию о 4-м Украинском фронте, генерал А. И. Антонов сообщил, что правофланговая 38-я армия, используя успех левофланговых войск маршала И. С. Конева, 24 марта возобновила наступление и ежедневно продвигается по 5-8 км в день к Одеру. Начала медленно идти вперед и левофланговая 18-я армия. Она во взаимодействии с войсками правого крыла войск маршала Р. Я. Малиновского, два дня назад освободившими Баньску-Бистрицу, нацеливает свой удар на Ружомберок.

— Значит, фронт продолжает наступление? — спросил я Антонова.

— Только на флангах, — возразил он. — Вот на днях командующему фронтом будет послана директива Ставки о проведении фронтовой Моравско-Остравской операции. В проекте директивы, в частности, сказано: «Главный удар силами 60-й и 38-й армий и 31-м танковым корпусом нанести по западному берегу р. Одер с задачей овладеть городами Опава, Моравска Острава и в дальнейшем наступать на Оломоуц навстречу удару с юга войск 2-го Украинского фронта»{208}.

— Стало быть, 60-я армия передается нам? — обрадовался я.

— И не только она, — подтвердил Антонов. — Если вы — новое командование фронтом — успешно поведете операцию, то, возможно, под Оломоуцем вам будет передана и правофланговая армия 2-го Украинского фронта.

Слушая обстоятельную информацию об операциях 4-го Украинского фронта и его соседей, я восхищался широким военно-политическим кругозором Алексея Иннокентьевича, его блестящей эрудицией и феноменальной памятью. Рассказ свой он вел по памяти, лишь изредка заглядывал в карту и два-три раза уточнил некоторые цифры у находившегося в кабинете генерала Ломова.

В феврале 1945 г. генерал А. И. Антонов участвовал в работе Крымской конференции глав правительств СССР, США и Великобритании. Несмотря на свой высокий пост, он был на редкость скромным, отзывчивым человеком. Опираясь в Генеральном штабе на прекрасный коллектив, Алексей Иннокентьевич отлично возглавлял его в завершающих операциях Великой Отечественной войны. К сожалению, о роли нашего Генерального штаба в минувшей войне написано еще мало.

Я записал проект директивы Ставки и распрощался с А. И. Антоновым. Вечер и ночь ушли на детальное изучение материалов об обстановке на своем и соседних фронтах. Одновременно я пытался побыстрее протолкнуть поступившие в Ставку от генерала А. И. Еременко заявки на пополнение фронта людьми, танками и боеприпасами.

На другой день самолет доставил меня в штаб фронта, который находился в Кентах — южнее Освенцима. К моему удивлению, земля здесь уже просохла, при езде по грунтовым дорогам поднималась пыль. А ведь только два дня назад в Прибалтике, где еще была распутица, мою машину по непролазной грязи тянул к аэродрому трактор.

Остаток первого дня и весь следующий день я главным образом продолжал изучать обстановку на фронте и знакомился с составом фронтового управления. 2 апреля вступил и должность начальника штаба фронта, а позже представился приехавшему из войск генералу армии А. И. Еременко и доложил ему проект директивы Ставки.

В тот день 38-я армия, прижимаясь с юга к 60-й армии, которая переправилась через Одер в районе Ратибора, также начала форсировать эту реку. Для наступления правого крыла фронта с севера на юг, по западному берегу Одера, складывались благоприятные условия. 3 апреля пришла ожидаемая директива Ставки. Теперь, когда в состав фронта включалась 60-я армия и ему предстояло нанести удар войсками правого крыла, фронтовой КП целесообразно было перенести вправо. В тот же день мы и переместили его в район Рыбника.

Наш путь туда проходил через только что освобожденный нашими войсками Освенцим. И я с группой офицеров штаба заехал в ставший сразу широко известным Освенцимский лагерь смерти, в котором фашистские палачи умертвили свыше четырех миллионов людей разных национальностей. С ужасом и возмущением рассматривали мы грязно-серые бараки, обнесенные высоким, опутанным проволокой забором, газовые камеры — душегубки, огромные рвы, в которых сжигали заключенных, аккуратно рассортированные и подготовленные комендатурой лагеря к отправке в Германию личные вещи смертников, в том числе и детей. Мы уехали из Освенцима с тяжелым сердцем, с мыслью, что нужно как можно скорей покончить с опаснейшим врагом всего человечества — германским фашизмом.

В то время как готовилась Моравско-Остравская операция, левофланговая 18-я армия в тесном взаимодействии с войсками соседнего фронта развернула наступление на город Ружомберок. 4 апреля в тяжелых ожесточенных боях войска армии совместно с бригадами чехословацкого корпуса выбили немцев из города Липтовски Микулаш. А на другой день, 5 апреля, 18-я армия внезапным ударом, главным образом частями чехословацкого корпуса, овладела крупным словацким городом Ружомберок, важным узлом коммуникаций в горном массиве Большая Фатра.

В тот день нас ждала еще одна большая радость. Получив нате донесение о взятии названных городов, генерал Антонов известил меня, что за это в честь войск 4-го Украинского фронта, в том числе и чехословацкого корпуса, в столице нашей Родины будет произведен салют. Он также просил дать сведения об отличившихся войсках.

К этому времени проект директивы фронта о наступлении на Моравску Остраву был мною уже подготовлен, но оформление ее задерживалось, так как затягивалась передача 60-й армии в наш фронт. Поэтому срочных дел в штабе у меня не было, и я с разрешения командующего фронтом вылетел в 18-ю армию для уточнения сведений об отличившихся войсках при освобождении городов Липтовски Микулаш и Ружомберок. Кроме того, мне хотелось, откровенно говоря, посмотреть Карпаты, которых я никогда не видел, увидеть хотя бы один уголок Словакии, ее жителей, о которых я знал лишь, что они горячо встречают наши войска, особенно воинов чехословацкого корпуса.

Через Карпаты я летел на маленьком «По-2». Самолет то взвивался ввысь, то как будто проваливался в глубокую яму, то воздушные потоки сносили его в сторону. Но вот остались позади темно-синие царственные вершины Карпат, заросшие дремучими лесами.

Показалась река Ваг. Из-за прошедших в горах проливных дождей она стала многоводной, разлилась. Ширина ее на ряде участков превышала 200 м. К Ружомбероку войска 18-й армии наступали как раз по долине Вага, местами превращающейся и глубокую теснину, а то и в ущелье с нависающими по обе стороны крутыми горами, поросшими лесом или густым кустарником. Нелегкий путь!

С посадочной площадки меня отвезли на армейский КП. Нового командующего 18-й армией, энергичного, опытного генерал-лейтенанта А. И. Гастиловича, я хорошо знал давно. Кратко проинформировав его о готовящейся на правом крыле фронтовой операции, я перенес с его карты на свою последнее положение войск армии. Затем, уточнив, какие части и воины этой армии представлены к награждению, я поехал в Ружомберок, в чехословацкий корпус.

Город Ружомберок произвел на меня неизгладимое впечатление своим праздничным, торжественным видом. На стенах домов, на заборах были наклеены яркие печатные и рукописные транспаранты с призывами крепить вечную дружбу советского, и чехословацкого народов, с благодарностями воинам-освободителям от фашистского ига. На большинстве домов развевались красные, флаги. По рассказам сопровождавших меня офицеров, в день освобождения города жители вышли на улицы в ярких праздничных национальных нарядах, с цветами в руках. Они горячо, восторженно встречали и своих земляков из чехословацкого корпуса, и советских воинов. Их обнимали, целовали, одаривали чем могли.

На КП чехословацкого корпуса мне сообщили новость: командир корпуса генерал Людвик Свобода в тот день занял пост министра обороны Чехословацкой Республики. От имени командования фронтом я поздравил его с успешными действиями корпуса и с назначением на высокий государственный пост.

В штабе корпуса состоялась очень интересная беседа, в ходе которой чехословацкие офицеры познакомили меня с боевыми действиями своего соединения. Они показали на карте, как 3-я, а за ней и вновь сформированная 4-я бригады корпуса неожиданно для гитлеровцев ворвались в Ружомберок с фланга и вместе с войсками 18-й армии, наступавшими с фронта, освободили город.

Фашисты не успели разрушить подготовленные для взрыва важные объекты, бросили свои склады, оставили на станции много железнодорожных транспортов с грузами.

На вопрос о наиболее отличившихся частях и воинах в штабе сообщили, что командование корпусом представляет к награде за бои под Ружомбероком две бригады, несколько частей и значительное число офицеров и солдат. Чешские товарищи просили также отметить геройски сражавшийся вместе с чехословаками батальон 24-й гвардейской стрелковой дивизии под командованием майора И. В. Сорокина. *

В свою очередь я порадовал руководство штаба корпуса сообщением о героизме чехословацких воинов, сражавшихся вместе с советскими войсками на другом участке фронта:

— Два дня назад войска 38-й армии успешно форсировали Одер южнее города Ратибора и теперь тяжелыми боями расширяют плацдарм за рекой. В рядах армии беззаветно сражаются танкисты чехословацкой танковой бригады. Особенно храбро бились воины танкового батальона под командованием поручика С. Вайда, павшего смертью героя на поле боя{209}.

К вечеру я возвратился на КП фронта и доложил командующему, а также начальнику Генерального штаба о результатах посещения 18-й армии.

В объявленном ночью приказе Верховного Главнокомандующего об освобождении Ружомберока особо подчеркивалась важная роль чехословацкого корпуса.

К исходу того же дня войска 2-го Украинского фронта освободили столицу Словакии-Братиславу.

6 апреля пришло, наконец, долгожданное приказание Ставки о передаче 60-й армии в наш фронт. И мы тотчас же подписали и разослали директиву о наступлении.

Согласно замыслу операции, три армии нашего фронта должны были овладеть Моравско-Остравским промышленным районом и наступать на Оломоуц для соединения с выходившими туда с юга войсками 2-го Украинского фронта. Встречный удар двух фронтов на Оломоуц должен был отрезать пути отхода на запад 1-й танковой и 8-й немецко-фашистским армиям. 60-я армия с 31-м танковым корпусом нацеливались на Опаву и далее на Литомель, в обход Оломоуца с запада. 38-й и 1-й гвардейской армиям предстояло совместным ударом на Моравску Остраву, первой с севера, а второй с северо-востока, овладеть этим важным городом Чехословакии. После его освобождения 38-й армии генерала К. С. Москаленко нужно было наступать на Оломоуц, а 1-й гвардейской армии генерала А. А. Гречко — на Прешов. Начало операции намечалось на 15 апреля.

В войсках фронта началась всесторонняя подготовка. Войска тщательно отрабатывали взаимодействие пехоты с танками, артиллерией и авиацией в наступлении. Все виды разведки определяли и перепроверяли состав противостоящего противника и характер его обороны.

Нам было известно, что оборонявшаяся перед ударной группировкой фронта 1-я немецкая танковая армия имела в своем составе девять пехотных и четыре танковые дивизии. Для обороны Моравско-Остравского промышленного района враг использовал трехполосный укрепленный район, который Чехословакия построила в 1933-1939 гг. на своей северо-восточной границе с Германией.

На участке Опава, Моравска Острава фронтом на север проходила система мощных долговременных укреплений — линия «Чехословацкого Мажино», как называли ее в предвоенные годы наши разведчики.

И вот теперь получился исторический парадокс: чехословаки строили укрепрайон против немцев, а использовали его немцы против чехословаков и их союзников русских.

Как только войска начали подготовку к наступлению, мы вместе с начальником разведки фронта генерал-майором М. Я. Грязновым приступили к детальному изучению этого укрепрайона. И сразу же возникло сомнение: не совершаем ли мы ошибку, нацеливая главный удар на Моравску Остраву с севера, непосредственно на железобетонные сооружения укрепрайона?

Поговорили с несколькими местными жителями, участвовавшими в строительстве укрепрайона, а также с двумя офицерами чехословацкой танковой бригады, служившими там до войны. Подробно опросили пленных — офицера и двух солдат немецкой 1-й танковой армии. Через штаб партизанского движения Чехословакии, находившийся в то время при штабе нашего фронта, сделали несколько запросов в партизанские части о состоянии укрепрайона.

Удалось выяснить, что в первые годы войны фашисты сняли отсюда значительное число орудий, оставив в дотах лишь малокалиберные пушки и пулеметы. Однако в последние месяцы положение изменилось.

Моравско-Остравский район Чехословакии оставался теперь единственной крупной сталелитейной и каменноугольной базой, продолжавшей поддерживать истощенную фашистскую Германию. Естественно, что гитлеровское командование поставило на оборону весьма важного для себя района наиболее боеспособные и пополненные войска. Кроме того, оно приняло меры для модернизации укрепрайона. В железобетонных сооружениях или около них поставили новые орудия. Построили дополнительно несколько прочных полевых рубежей, опоясанных рядами колючей проволоки и минными полями.

Долговременные огневые точки укрепрайона глубоко эшелонировали, начиная от чехословацкой границы с Германией до реки Опавы и даже южнее ее. При этом, некоторые доты имели по 11 амбразур для орудий и пулеметов, обслуживаемых гарнизонами по 80 человек{210}. Наша авиация сфотографировала укрепрайон, и фотосхемы были разосланы в войска.

При всем том, как мы увидим из последующего развития событий, решение атаковать противника с севера было целесообразным.

Подготовка же к операции не во всем проходила успешно. Так, к 12 апреля фронт все еще не получил необходимых боеприпасов. Поэтому на следующий день была послана Верховному Главнокомандующему телеграмма, в которой сообщалось, что у нас имелось менее боевого комплекта снарядов и мин, причем снарядов 76, 152 и 203 мм еще меньше — всего лишь половина боекомплекта. Мы просили отсрочить начало операции на несколько дней, чтобы за это время получить боеприпасы{211}. В ответ Ставка обещала ускорить подвоз боеприпасов, однако приказала начать наступление в намеченный срок — 15 апреля, чтобы создать благоприятные условия для Берлинской операции, начинавшейся днем позже,

В 10 часов 15 апреля после 35-минутной артподготовки наши войска пошли в атаку. Наблюдательный пункт фронта находился в трехэтажной деревянной школе, стоявшей на склоне лесистой горы. Отсюда хорошо просматривался ход боя на главном направлении. А. И. Еременко с командующим 8-й воздушной армией генерал-лейтенантом авиации В. Н. Ждановым находились на верхнем этаже и оттуда нацеливали удары авиации. А я со своим заместителем генерал-майором В. А. Коровиковым и группой офицеров расположился на открытой веранде второго этажа, поддерживая отсюда связь с армейскими НП.

К середине дня войска продвинулись всего на 2-3 км. Генерал Еременко с целью оказания помощи поехал на НП 38-й армии, а меня послал на НП 60-й армии, которой командовал мой однокурсник по академии Генерального штаба генерал-полковник П. А. Курочкин.

Из-за недостатка боеприпасов 60-я армия вынуждена была преодолевать вражескую оборону на узких участках. Многочисленные доты и дзоты в укрепрайоне, оборонявшиеся немецкими танковыми частями, уничтожались специально созданными армейскими штурмовыми группами и сопровождавшей их артиллерией. В боевые порядки пехоты командармом были выдвинуты орудия и батареи для стрельбы прямой наводкой.

Особенно отличилась истребительно-противотанковая артиллерийская батарея капитана В. С. Припутиева. Уничтожая своим огнем один за другим опорные пункты гитлеровцев, она вместо с пехотой устремилась вперед. Даже будучи ранен в голову, ее мужественный командир продолжал , вести бой. За проявленный героизм ему было присвоено звание Героя Советского Союза{212}.

К вечеру я возвратился на фронтовой НП. В тот день наши войска углубились в оборону врага на 3-7 км на участке шириной до 15 км. Их действия успешно поддерживала авиация, которая произвела 15 апреля около 1000 самолето-вылетов.

На следующий день ударная группировка фронта продолжала медленно пробиваться через укрепрайон, захватывая один за другим вражеские позиции и доты. Днем 17 апреля к реке Опава вышли 60-я и 38-я армии.

Части 60-й армии разведали броды и разминировали их. А к вечеру начали форсирование реки в 10 км восточнее города Опава.

В боях за водный рубеж войска различных родов войск действовали очень слаженно. Так, сразу после артиллерийского налета саперы капитана А. С. Баюнова под сильным огнем противника переправились на южный берег и закрепились там. За ними последовала пехота. Одним из первых форсировал реку батальон капитана И. М. Снигирева. Первая рота под командованием лейтенанта Ю. Асадулина, переправившись на противоположный берег, сразу пошла в атаку. Завязалась рукопашная схватка. Наши подразделения почти полностью истребили срочно переброшенный сюда немецкий запасный батальон, а уцелевших гитлеровцев взяли в плен{213}.

Немецко-фашистское командование, всячески стремясь удержать за собой Моравску Остраву, вводило в бой новые силы. Сюда были переброшены с других участков, в том числе и с берлинского направления, две танковые, две пехотные и одна моторизованная дивизии.

Но и это не изменило хода событий. 60, 38 и 1-я гвардейская армии продолжали прорыв укрепленного района, К тому времени фронту подвезли боеприпасы, и наши войска, уничтожая доты и дзоты, а также огневые точки в каменных домах, медленно продвигались вперед.

Наиболее упорные бои развернулись за город Опава, защищенный с востока рекой и опоясанный 30 дотами. 22 апреля 60-я армия на широком фронте форсировала одноименную реку и начала штурм города. И здесь доты уничтожались в основном штурмовыми группами. И надо сказать, что каждый раз это был героический подвиг.

Вот один из примеров, взятый мною из армейского журнала боевых действий. Штурмовая группа капитана С. Ф. Харченко в момент артиллерийского налета скрытно подобралась к доту. Он был опоясан колючей проволокой в шесть рядов. Саперы Кушка и Никулин под огнем противника сняли проволоку и пропустили к доту штурмовую группу. В окопах перед дотом оборонялись немецкие солдаты. Дружной атакой штурмовая группа уничтожила их. Затем саперы заложили под стену дота 250 кг взрывчатки и взорвали ее. Не успел еще рассеяться дым от взрыва, а наши храбрецы — бойцы группы уже подбежали к входам и амбразурам дота. Гарнизон его в составе 30 солдат и двух офицеров сдался в плен{214}.

К вечеру 22 апреля штурмом с фланга и фронта город Опава был освобожден. В это время наступавшие по правому берегу Одера войска 1-й гвардейской армии генерала А. А. Гречко и левофланговые части 38-й армии генерала К. С. Москаленко завязали упорные бои на подступах к Моравской Остраве. Перебросив туда свежие дивизии, враг пытался замедлить наше продвижение к этому городу.

На другой день я поехал в 1-ю гвардейскую армию. НП генерала А. А. Гречко находился на крыше дома, стоявшего на холме. Здесь мы и проанализировали сообща результаты наступления армии в предыдущие дни. И единодушно пришли к выводу, что нацеливание удара на Моравску Остраву с севера было правильным. Дело в том, что немецко-фашистское командование, ожидая наступления на город с востока, именно на этом направлении возвело особенно мощные полевые укрепления. К северу от города, где противник не ждал удара, он ограничился устройством дотов, чем и воспользовались наши войска. Главные силы 1-й гвардейской армии стали переправляться через Одер для наступления на Моравску Остраву с севера, а 38-я армия смещалась вправо, чтобы нанести затем удар по городу с северо-запада.

26 апреля после перегруппировки и ввода в бой свежих частей наступление возобновилось. С каждым днем наши войска неотвратимо приближались к Моравской Остраве.

В полдень 29 апреля с НП командующего 38-й армией я наблюдал происходивший вблизи, в 1,5-2 км, бой. День был солнечный, и наши подразделения, атаковавшие последние позиции у северозападной окраины Моравской Остравы, хорошо просматривались даже невооруженным глазом. Характер боя не оставлял сомнений в том, что скоро город будет наш.

И еще одна деталь запомнилась мне в тот день. Кирилл Семенович Москаленко, хотя и командовал общевойсковой армией, тем не менее не переставал быть артиллеристом. Большую часть армейской артиллерии он держал в своих руках и нередко лично отдавал распоряжения о сосредоточении ее огня по тому или иному узлу вражеской обороны, мешавшему наступлению.

Во второй половине дня части армии из предместья проникли в город. А 30 апреля совместным штурмом войск 38-й и 1-й гвардейской армий город Моравска Острава был взят. Раньше других вошла в город 1-я чехословацкая танковая бригада, наступавшая в составе ударной группировки фронта. Большую помощь наземным войскам в овладении Моравской Остравой оказали летчики 8-й воздушной армии, в том числе личный состав 1-й чехословацкой авиационной дивизии.

В тот день добилась успеха и левофланговая 18-я армия. Ее войска заняли Нове-Место, а части чехословацкого корпуса штурмом овладели городом Жилина, важным узлом дорог в Западных Карпатах.

День 30 апреля 1945 г. стал праздником в освобожденных городах Чехословакии. Улицы были запружены празднично одетыми жителями, которые с радостными улыбками и песнями встречали своих освободителей. Вечером в Москве в честь войск 4-го Украинского фронта был произведен салют. На имя А. И. Еременко пришла телеграмма Клемента Готвальда, в которой он от имени чехословацкого правительства благодарил командование и войска фронта за освобождение Моравской Остравы{215}.

Высоких правительственных наград за подвиги в этих боях были удостоены 92 соединения и части фронта. Среди них были 1-я чехословацкая танковая бригада, награжденная орденом Суворова II степени, и 3-я чехословацкая пехотная бригада, получившая орден Александра Невского.

Лучшим бойцам и командирам было присвоено высокое звание Героя Советского Союза. То были командир 128-й гвардейской горно-стрелковой дивизии генерал-майор М. И. Колдубов, командир 71-го стрелкового полка 30-й стрелковой дивизии подполковник Г. К. Багян, начальник штаба 93-го гвардейского артиллерийского полка майор И. И. Сидоров, командир стрелковой роты 81-й стрелковой дивизии старший лейтенант И. Г. Чернов, снайпер 183-й стрелковой дивизии старшина В. М. Безголосов, летчик 227-й штурмовой авиационной дивизии старший лейтенант А. И. Яковлев и многие другие{216}.

Не могу не упомянуть о подвиге экипажа танка 1-й чехословацкой танковой бригады, возглавляемого подпоручиком Н. Ивасюком. В ходе боя за Моравску Остраву танкистам с помощью местных молодых патриотов удалось захватить подготовленный фашистами для взрыва мост через реку Остравица. При его захвате Ивасюк был ранен, радист Агепюк убит. Героический подвиг танкистов поныне жив в сердцах жителей Моравской Остравы: в память о нем танк «051» установлен на постаменте в городском парке.

После взятия Моравской Остравы войска 4-го Украинского фронта устремились на Оломоуц. Темп наступления достигал 25- 30 км в сутки. Навстречу нам, с юга, от города Брно, продвигались соединения 2-го Украинского фронта. Широкую боевую деятельность на всей оккупированной гитлеровцами территории развернули чехословацкие партизаны. Их нападению подвергались не только небольшие подразделения и тыловые учреждения, но и целые вражеские части и соединения. На Чешско-Моравской возвышенности вели крупные боевые операции партизанские бригады и отряды «Ян Жижка», «Смерть фашизму», «Ян Козина», «Доктор Тырша» и др. В ряде районов Чехословакии, в особенности там, где находились партизанские части, власть брали национальные комитеты Коммунистическая партия Чехословакии готовила восстание, вооружала патриотов.

За время боев в Чехословакии в марте-апреле 1945 г. войска 2-го и 4-го Украинских фронтов продвинулись до 350 км, очистили территорию трех областей, разгромили 15 вражеских дивизий, взяли в плен свыше 120 тыс. солдат и офицеров.

В первых числах мая главная стратегическая группировка немецко-фашистских войск, действовавшая на берлинском направлении, была полностью разгромлена. Центр тяжести боевых действий Красной Армии против войск гитлеровской Германии переместился на чехословацкую территорию. Разгром и пленение миллионной немецко-фашистской группы армий «Центр» и полное освобождение Чехословакии и ее столицы Праги советскими войсками — такова была первоочередная, главная задача, поставленная Верховным Главнокомандованием.

В войсках Украинских фронтов полным ходом шла подготовка к Пражской операции. Замысел ее был таков: нанести 7 мая два мощных удара по флангам группы армий «Центр» и, развивая наступление, окружить вражескую группировку, освободить столицу Чехословакии. Главный удар на Прагу намечался с севера — войсками 1-го Украинского фронта. Второй удар — из района Брно — должен был нанести 2-й Украинский фронт. 4-му Украинскому фронту предстояло по-прежнему теснить 1-ю немецкую танковую армию и продвигаться к Праге с востока. В то время как войска И. С. Конева и Р. Я. Малиновского готовились к наступлению, партизанская борьба на оккупированной территории Чехословакии охватывала все новые и новые города и районы. 5 мая вооруженное восстание вспыхнуло и в Праге. На следующий день власть в столице Чехословакии перешла в руки восставших. Пражское радио передало в эфир их призывы к Красной Армии о помощи в борьбе с немецкими оккупантами.

Чтобы быстрее помочь восставшим, Ставка приказала И, С. Коневу начать наступление на Прагу 6 мая, т. е. на сутки раньше намеченного.

Так как наш фронт не имел танковой армии, то для развития успеха наступающих на Прагу войск генерал армии А. И. Еременко создал к 5 мая подвижную группу. В ее состав были включены 302-я стрелковая дивизия полковника А. Я. Клименко, 100-я танковая бригада полковника Д. Ф. Гладнева, 65-я мотострелковая бригада полковника М. Д. Сияшина, два истребительно-противотанковых артполка, саперный батальон, моторизованная разведывательная рота и автомобильный полк.

В свою очередь генерал К. С. Москаленко создал для быстрого выдвижения в Прагу подвижную группу 38-й армии. В нее вошли 70-я гвардейская и 140-я стрелковые дивизии полковников Л. И. Грединаренко и М. М. Власова, 42-я и 5-я отдельные гвардейские танковые бригады. Позже в группу была включена и 1-я отдельная чехословацкая танковая бригада.

К исходу 5 мая, после 25-километрового рывка, войска 4-го Украинского фронта выдвинулись на рубеж Штериберк, Пршеров. Спеша на помощь восставшим, в ночь на 6 мая вошла в прорыв в направлении Клопина, Хоенштадт, Прага фронтовая подвижная группа под командованием генерала армии Г. Ф. Захарова{217}. Почти одновременно в направлении Пржиказы, Сеница, Хотебарже, Прага нанесла удар и подвижная группа 38-й армии{218}.

6-7 мая продвигались к Праге войска трех Украинских фронтов. Быстрее других наступали армии первого эшелона 1-го Украинского фронта, совершавшие глубокий обход вражеской группировки с северо-запада.

Войска 4-го Украинского фронта, оставив часть сил 60-й армии для уничтожения взятых в кольцо неприятельских войск в районе Оломоуца, двигались к Праге темпом по 35-40 км в сутки. На правом фланге наступала 60-я армия, левее ее — 38-я, затем — 1-я гвардейская и, наконец, на левом фланге-18-я армия. В первом эшелоне последней успешно пробивался к столице своей родины чехословацкий корпус.

Впереди них двигались упомянутые выше подвижные группы. Однако от главных сил их отделяло всего 15-25 км.

Дело в том, что отступавший противник, стремясь замедлить движение наших войск к Праге, устраивал всевозможные препятствия на их пути. Гитлеровцы взрывали за собой все мосты, плотины и переезды, портили дорожное полотно, устанавливали мины и различные заграждения. Ставили поперек дорог неисправные грузовики и танки. Сущность тактики фашистов в эти дни откровенно раскрыл один из пленных — офицер 16-й танковой дивизии 1-й танковой армии. 6 мая он показал на допросе:

— Командир нашей дивизии приказал отходить на запад, где сдаваться в плен американцам, а дороги при отходе приводить в негодность{219}.

В этом нашло отражение отчаянное стремление гитлеровцев избежать капитуляции перед Красной Армией, «отвести на Запад возможно большее количество войск, действующих на Восточном фронте, пробиваясь при этом в случае необходимости с боем через расположение советских войск»{220}.

Однако из этого, как известно, ничего не вышло. 8 мая войска 1-го Украинского фронта мощным рывком преодолели хребет Рудных гор и, вступив с севера на территорию Чехословакии, устремились к Праге. Армии 4-го Украинского фронта в тот день продвинулись еще на 30-40 км к чехословацкой столице. Одновременно фланговые войска 60-й и 38-й армий освободили Оломоуц, взяв в плен вражеский гарнизон этого города. Левее так же успешно наступали на Прагу войска 2-го Украинского фронта.

На рассвете 9 мая в Прагу почти одновременно с севера вошли 4-я и 3-я гвардейские танковые армии 1-го Украинского фронта под командованием генерал-полковников Д. Д. Лелюшенко и П. С. Рыбалко. Вслед за ними в город вошли 3-я гвардейская и 13-я армии. В тот день в 10 часов 45 минут пробились в Прагу части подвижной группы 4-го Украинского фронта, а еще через несколько часов — и подвижная группа 38-й армии, в составе которой сражалась 1-я отдельная чехословацкая танковая бригада{221}. В 13 часов вступили в город с юго-востока передовые части 6-й гвардейской танковой армии 2-го Украинского фронта под командованием генерал-полковника танковых войск А. Г. Кравченко{222}.

К середине дня 9 мая советские воины при активной поддержке населения Праги очистили столицу Чехословакии от захватчиков. Трудно найти такие слова, какими можно было бы выразить восторг и признательность жителей Праги, встречавших советских и чехословацких воинов — своих избавителей от фашистского рабства.

К вечеру того же дня войска 1, 2 и 4-го Украинских фронтов окружили основные силы немецко-фашистской группы армий «Центр» (свыше 50 дивизий). Оказавшиеся в гигантском котле около 900 тыс. солдат и офицеров противника в последующие дни были взяты в плен советскими войсками. Только незначительной части окруженных удалось прорваться в зону действий американских войск.

Пражская операция завершила борьбу Красной Армии и патриотов Чехословакии за освобождение этой дружественной Советскому Союзу страны от немецко-фашистских захватчиков. Знаменательно, что в этой борьбе, выполняя свой интернациональный долг, сражались плечом к плечу с советскими и чехословацкими войсками 2-я армия Войска Польского, 1-я и 4-я румынские армии.

Тыл в Берлинской операции

Н. А. АНТИПЕНКО
генерал-лейтенант

Родился 11 декабря 1901 г. в Запорожской области. Участник гражданской войны, член КПСС с 1921 г. После гражданской войны служил в пограничных войсках, занимая накануне Великой Отечественной войны должности начальника управления снабжения войск НКВД Украинского округа, заместителя начальника Пограничных войск.

В годы Великой Отечественной войны был заместителем командующего армией по тылу, начальником тыла и заместителем командующего войсками Брянского, Центрального, 1-го Белорусского фронтон по тылу.

В послевоенные годы — начальник Главвоенстроя СССР, старший преподаватель кафедры тыла Военной академии Генерального штаба, научный сотрудник Института военной истории МО СССР.

Для тыла фронтов, участвовавших в этой заключительной операции Великой Отечественной войны, обстановка весной 1945 г. сложилась очень сложная. Выход войск на Одер в феврале вовсе не означал наступления хотя бы небольшого межбоевого затишья, как это было в других операциях, где была возможность заблаговременно осуществить множество мероприятий по тыловому обеспечению новой наступательной операции.

Нет, на сей раз такого затишья не наступило. Больше того, каждый фронт продолжал решать задачи по ликвидации окруженных группировок противника, по отражению контратак и контрударов — лобовых и фланговых.

По существу, никакой паузы не было ни для войск, ни для тыла. Это особенно характерно было для 1-го Белорусского фронта, где одна операция, достигнув своей цели, перерастала в другую. Целые армии совершали стремительные маневры по тылам других армий, чтобы выйти на новые оперативные направления.

Затянувшаяся ликвидация окруженных группировок немцев в Шнайдемюле, Познани, Бреслау и других крупных центрах не только мешала восстановлению коммуникаций по кратчайшим направлениям, по и требовала также огромных затрат боеприпасов, горючего, транспорта и т. п. Вместо того чтобы накапливать ресурсы для выполнения главной задачи — взятия Берлина, приходилось расходовать даже то, что осталось от Висло-Одерской операции, причем эти остатки находились на большом удалении от войск (в районе Вислы) и их подвоз увеличивал и без того огромную нагрузку на транспорт.

Наибольшая угроза нависла над тылом 1-го Белорусского фронта в конце февраля-начале марта, когда обнаружилась и уже начала свои активные действия померанская группировка противника в составе 16 пехотных, 4 танковых, 3 моторизованных дивизий, 17 бригад, боевых групп и отдельных частей. Она готовилась нанести мощный удар во фланг наших войск. На карте немецко-фашистского командования острие этого удара направлялось на город Цирке, находившийся в 100 км, в тылу 1-го Белорусского фронта. (Я особенно хорошо помню этот пункт, так как здесь располагался в то время штаб тыла фронта.)

Чтобы отразить готовящийся удар, на правом крыле 1-го Белорусского фронта из состава его войск был образован, по существу, новый фронт, обращенный на север. Здесь были четыре общевойсковые и две танковые армии, а также кавалерийский корпус.

Читателю нетрудно понять, что гораздо легче осуществить маневр техникой и живой силой, нежели материальными средствами и госпитальными базами. Тем не менее он был успешно осуществлен.

Конечно, автотранспорт не смог бы справиться с перевозками на 400-500 км в один конец, да еще в условиях весенней распутицы. Но нас выручила железная дорога на направлении Демблин, Лодзь, Быдгощ, Арнсвальде, Кюстрин. Когда 15 -16 января 1945 г. было начато ее восстановление, еще не было и помину о наличии померанской группировки врага. Тогда имелось в виду этим путем обеспечивать одну-две правофланговые армии 1-го Белорусского фронта.

Но восстановители еще не дошли до Кюстрина, как на север переместились упомянутые выше войска и проблема их обеспечения приобрела большую остроту.

Тут-то и пригодилась восстановленная железная дорога. Трудно представить себе, как можно было бы без нее обеспечить вновь возникший фронт на померанском направлении. Она вступила в строй в самый острый период нараставших событий, когда войска и техника заняли указанные им рубежи, а материальных средств не хватало. Противник бросал в бой одну дивизию за другой, и наши войска отражали удары, расходуя последние боеприпасы.

И вот в момент, когда казалось, что тактический успех противника может перерасти в оперативный, стали подходить поезда с боеприпасами, горючим, тяжелой артиллерией, инженерным имуществом. Положение коренным образом изменилось.

Огромная заслуга в этом принадлежит славным железнодорожным войскам фронта под командованием Героя Социалистического Труда генерала В. Н. Борисова. Они проявили большую инициативу и находчивость в изучении положения дел на фронтовых железных дорогах, быстро сманеврировали своими силами и средствами в соответствии со складывавшейся оперативной обстановкой и обеспечили пропуск поездов как раз в нужный момент и на решающем направлении.

Четко работал и автотранспорт. Всю сеть военно-автомобильных дорог в направлении Арнсвальде и Пиритца взяли на обслуживание фронтовые дорожные части, а армейские дорожники усилили обслуживание дорог в войсковом тылу. Более 2 тыс. автомобилей из фронтового резерва включились в подвоз боеприпасов и другого имущества.

В районах Вонгровец и Ландсберг в короткий срок были развернуты фронтовые госпитали на 15 тыс. коек.

А откуда брали боеприпасы? Об этом надо сказать подробнее. Дело в том, что подвоз боеприпасов для обеспечения Померанской операции не планировался ни центром, ни фронтом, как не планировалась и сама эта операция.

Обстановка, о которой идет речь, возникла и нарастала в ходе Висло-Одерской операции. Завершение же последней определялось выходом на рубеж Познани, а затем на Одер. И на это было запланировано около 3,5 боекомплекта боеприпасов. В том числе на одну лишь артподготовку намечалось израсходовать свыше 53 тыс. т снарядов.

Однако в самом начале операции произошло следующее. Командующий фронтом маршал Г. К. Жуков, наблюдая с НП командарма 5-й ударной армии генерала Н. Э. Берзарина за ходом артиллерийской подготовки, а равно и за поведением противника, принял решение: артподготовку прекратить и начать атаку. Это было весьма кстати, ибо противник к тому времени отвел свои войска с прежних позиций и весь наш огонь мог прийтись по пустому месту. Вместе с тем в результате сокращения времени на артподготовку образовалась экономия боеприпасов, составившая почти 30 тыс. т. И это было как раз то количество боеприпасов, какое понадобилось для успешного проведения Померанской операции в марте 1945 г.

Полагаю, без такой экономии, несомненно, более дорогой ценой достался бы нам и этот успех, и вся победа на завершающем этапе войны.

Тыловая обстановка на 1-м Белорусском фронте в феврале и марте 1945 г., как уже отмечено выше, сложилась довольно трудная. Уже хотя бы поэтому не могло быть речи о взятии Берлина с ходу, что ныне представляется возможным некоторым авторам военных мемуаров. Легковесность, несостоятельность их концепции убедительно показал в своих выступлениях в печати, а также в книге «Воспоминания и размышления» Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. В моей работе «На главном направлении» об этом также немало сказано. Поэтому здесь я кратко коснусь лишь одной стороны этого вопроса, а именно содержащейся в отдельных работах ошибочной оценки способности врага к сопротивлению в тот период. Она состоит в том, что к весне 1945 г. противник был-де настолько надломлен морально и физически, а ненависть немецкого населения к Гитлеру была так велика, что не было оснований ожидать серьезного сопротивления со стороны военных и гражданского населения, а потому, мол, и взятие Берлина в более ранние сроки не потребовало бы больших усилий.

Разумеется, это заблуждение. Нацистский дурман тогда еще крепко затуманивал головы многих и многих немцев, продолжавших верить в фюрера и в его обещание «чуда», якобы способного принести Германии победу в войне. Немаловажную роль играли разжигаемые гитлеровцами страх и ненависть к Красной Армии, борьба против которой «до последнего» объявлялась средством... выиграть войну.

Обо всем этом можно судить, например, по содержанию и характеру приказа Гитлера об обороне Берлина. В нем говорилось; «...жилые дома превратить в крепости, железобетонные сооружения-в опорные пункты... Противнику не должно быть дано ни минуты спокойствия, он должен быть обескровлен и изойти кровью в борьбе за опорные пункты... Предпосылкой успешной обороны Берлина должна быть оборона до последнего жилого блока, каждого дома, каждого окопа... Нет нужды в том, чтобы каждый обороняющий имперскую столицу знал детально технику военного дела, гораздо важнее, чтобы каждый был воодушевлен фанатическим желанием и волей к борьбе, чтобы он знал, что весь мир с затаенным дыханием следит за этой борьбой и что борьба за Берлин решит судьбу войны...»

Это был вопль погибающего. Но вместе с тем документ отражал вполне реальный расчет на фанатизм многих, еще веривших в фюрера. Наконец, о том же свидетельствуют ожесточение и упорство, с которыми сражались тогда гитлеровцы не только в Берлине, но и на других участках советско-германского фронта, не только до самого момента капитуляции, но и после нее.

Вот почему мне хочется еще раз подчеркнуть дальновидность и предусмотрительность Ставки Верховного Главнокомандования и командования 1-го Белорусского фронта, не допустивших преждевременного, необеспеченного в материальном отношении, наступления советских войск на Берлин.

Да, прежде всего надо было накопить материальные средства. Но, как я говорил выше, времени для этого было до крайности мало. К тому же вплоть до самой Берлинской операции непрерывно продолжались активные боевые действия, начавшиеся еще 14 января на Висле. Поэтому ресурсы тыла, в том числе и сэкономленные, таяли с каждым днем.

Обратились за помощью в центр. Надо сказать, что центральное руководство тылом в лице А. В. Хрулева, В. И. Виноградова, В. Е. Белокоскова, П. А. Ермолина, Я. С. Колесова, начальников главных управлений маршала артиллерии Н. Д. Яковлева, генерал-полковника И. И. Волкотрубенко, генерал-лейтенанта В. И. Дмитриева, генерал-лейтенанта М. И. Кормилицына, генерал-лейтенанта Д. В. Павлова, генерал-лейтенанта Н. Н. Карпинского, генерал-полковника Е. И. Смирнова, их заместителей и помощников оказывало постоянное внимание фронтам, находившимся на главном стратегическом направлении, в том числе и нашему.

И вот в ответ на нашу просьбу мы получили весьма обнадеживающую информацию о том, что уже в марте усилится подача материальных средств специально для обеспечения Берлинской операции.

В связи с этим от тыла фронта потребовалась организация повышенной готовности к принятию грузов из центра. По как раз в тот момент, в марте, началось бурное таяние снегов, вскрылась в своих верховьях Висла и надвинулась угроза разрушения железнодорожных мостов у Демблина и Варшавы. Тревожное это было время. Мы узнали, что в полосе 1-го Украинского фронта железнодорожные и автомобильные мосты уже были полностью или частично снесены напором льда. И теперь громадные груды обломков, скованных льдом, продвигались вниз по течению, угрожая мостам 1-го Белорусского фронта. Между тем допустить гибель мостов — значило оставить фронт на две-три недели без подвоза боевой техники и материальных средств в самый ответственный период подготовки Берлинской операции.

Военный сонет фронта учел всю серьезность создавшегося положения. Мне было поручено организовать спасение мостов. Хорошо понимая исключительную важность этой задачи, я выехал на Вислу немедленно. Со мной отправились начальник военных сообщений генерал А. Г. Черняков и начальник железнодорожных войск фронта генерал Н. В. Борисов.

Перед выездом с фронта я по телефону попросил А. В. Хрулева направить самолетом в Варшаву ученых специалистов-мостовиков. Просьба была выполнена, и в столицу Польши прибыли маститые ученые, в том числе профессор С. А. Завадский — начальник кафедры мостов Военно-транспортной академии. На своем веку они видели немало всяческих капризов водной стихии, хорошо знали и Вислу. Для них не было секретом, что эта широкая и с виду спокойная река таила в себе огромную разрушительную силу. Во время нашей краткой встречи с ними было отмечено, что до полного вскрытия льдов в районе Демблина и Варшавы остались считанные дни. Особенно река была опасна для мостов, которые, как известно, в годы войны повсеместно восстанавливались наскоро и не были рассчитаны на повышенное сопротивление. Так обстояло дело и на Висле. Нельзя было терять ни одного часа. И ученые, и командиры-железнодорожники пришли к единому мнению, что надо прежде всего спасать стоящий выше по течению Домблинский железнодорожный мост, ибо если стихия разрушит его, то он своей массой снесет и Варшавский железнодорожный мост.

Спасение мостов на Висле вылилось в грандиозную операцию.

Прибыв в Демблин, мы встретили там начальника мостопоезда № 13 инженер-полковника И. Л. Москалева. Доложив ледовую обстановку, он предложил весьма остроумное решение проблемы борьбы с ледоходом: создать на значительном протяжении вверх по течению, начиная от моста, специальные ледовые коридоры для пропуска по ним раздробленных льдин сквозь пролетные строения мостов. Иными словами, речь шла о том, чтобы бороться со льдом при помощи... льда.

Предложение И. Л. Москалева оказалось весьма эффективным. Для дробления льда мы призвали на помощь летчиков и саперов. Авиация вела непрерывную бомбежку надвигавшихся громадных льдин еще тогда, когда они были на дальних подступах к мосту. При этом и тяжелые мостовые фермы, сорванные в полосе 1-го Украинского фронта, где-то в верховьях реки, и теперь угрожавшие нашим мостам, под воздействием авиабомб и саперных фугасов превращались в щепу, которая беспрепятственно проходила в отверстия между опорами. Стоя на мосту, можно было видеть, как по длинному ледовому коридору протяженностью в несколько километров и шириной от 50 м в верхнем течении и до 20-30 м непосредственно у моста сплошным потоком устремлялась масса раздробленного льда.

Весьма оригинальным методом спасали Варшавский железнодорожный мост. С разных точек он был привязан к обоим берегам тросами по 4-5 «ниток» в каждую сторону. Чтобы повысить устойчивость опор, а также уменьшить вероятность разрыва мостового настила, поставили на мост поезд из сотни железнодорожных платформ с грузом булыжника.

В наиболее критический момент лед надвинулся с такой силой, что мост буквально прогнулся, образовав нечто вроде полудуги, вогнутой в направлении течения. Стоявший на нем тяжело груженный поезд растянулся, и казалось, что он вот-вот разорвется. Замечательно, что и это положение, близкое к аварии, не вызвало паники и нервозности, не повлекло за собой необдуманных действий или отчаяния — авиация и саперы планомерно продолжали свое дело.

Более трех суток длилась борьба со стихией. Мосты были спасены.

Особенно отличились солдаты и офицеры 20-го мостового батальона под командованием майора В. Желтикова из 1-й гвардейской железнодорожной бригады, получившей потом название «Варшавской». Эти бесстрашные люди карабкались по льдинам у самого моста, проталкивая их шестами в пролетные проходы. Иногда глыбы льда, громоздясь, достигали высоты мостового настила, и не каждый мог удержаться на этой грохочущей и подвижной, словно живой, ледяной массе. Некоторые срьвались в воду, но тут же, ухватившись за брошенные им веревки, без промедления взбирались на льдины и снова вступали в борьбу.

Хуже сложились дела у соседа справа — на 2-м Белорусском фронте. Единственный в его полосе железнодорожный мост через Вислу — у Торуни, не выдержав натиска льда, был снесен. Прошло почти полмесяца, прежде чем он был восстановлен. И все это время нам пришлось пропускать через Варшавский мост поезда, шедшие в адрес 2-го Белорусского фронта.

О спасении вислинских мостов я рассказал так подробно потому, что без преувеличения можно сказать: в тыловом отношении от этого зависела подготовка Берлинской операции. Многие участники этой эпопеи были удостоены высоких правительственных наград, а В. Желтиков и И. Л. Москалев получили ордена Красного Знамени. Пока спасали мосты на Висле, с востока к Варшаве и Демблину подошло не менее сотни поездов с боеприпасами, горючим, продовольствием, артиллерийским и инженерным имуществом. И как только позволила обстановка, все они двинулись на запад, в район Кюстрина и Франкфурта-на-Одере.

Организация тыла 1-го Белорусского фронта в Берлинской операции имела много особенностей. Она складывалась в ходе Висло-Одерской, а затем Западно-Померанской операций.

Железнодорожное базирование войск фронта непосредственно перед операцией было в общем благоприятным. Фронт имел два магистральных железнодорожных направления: Варшава — Познань — Франкфурт-на-Одере пропускной способностью 24-30 пар поездов в сутки и Демблин — Скаржиско-Каменна — Лодзь — Влоцлавек — Бромберг — Шнайдемюль — Ландсберг — Кюстрин — от 20 до 24 пар поездов.

От Варшавы до Франкфурта-на-Одере железнодорожная колея была к тому времени перешита, и по ней могли идти наши поезда, а линия от Демблина на Кюстрин имела, как и прежде, западноевропейскую колею. Поэтому, хотя в районе Демблина к тому времени сложилась мощная перевалочная база, способная принимать и отправлять около 20 поездов в сутки, основная нагрузка все же легла на линию Варшава — Франкфурт-на-Одере. Ибо фактор времени диктовал необходимость без задержки доставлять поезда побыстрее и поближе к войскам.

Густая сеть автомобильных дорог позволяла иметь в полосе каждой армии одну-две дороги с твердым покрытием. Фронтовых военно-автомобильных магистралей было четыре: Иновроцлав — Вонгровец — Кройц — Ландсберг — Витц — Кюстрин, Познань — Шверин — Кюстрин, Познань — Швибус — Реппен — Франкфурт-на-Одере, Лодзь — Здуньска Воля — Калиш — Шрим — Швибус. Наиболее напряженное движение автотранспорта осуществлялось по двум центральным направлениям.

Фронтовые тыловые учреждения, постепенно перемещавшиеся на запад в ходе предшествующих боевых действий и по мере восстановления железных дорог, теперь располагались в три эшелона. Значительная часть складов оставалась в районе Вислы, т. е. в 600 км от Одера, и входила в состав перевалочной базы, находившейся в распоряжении фронта до конца войны. Другая часть тыловых учреждений располагалась на рубеже Вонгровец, Познань. Наконец, наиболее мощная их группировка находилась в районе Ландсберга, Шверина, Топпера и Швибуса — в 60-120 км от войск.

Тот факт, что управление тыла 1-го Белорусского фронта продолжало командовать всей системой тыловых органов на Висле, имел свои положительные и отрицательные стороны. С одной стороны, фронт не был заинтересован в поспешном снятии с Вислы тех тыловых учреждений, которые располагались в районах Варшавы и Демблина и обеспечивали перевозку 20-24 поездов в сутки в обе стороны. С другой стороны, управлять столь удаленным хозяйством и одновременно готовить тыл для Берлинской операции было затруднительно в организационном отношении. Пришлось создать на Висле, в районе Варшавы небольшую оперативную группу во главе с заместителем начальника тыла фронта, снабдив ее мощным узлом связи: радио, ВЧ, телеграфом, самолетами.

Наиболее существенную роль в обеспечении пропуска поездов на запад и частично в район Демблина для перевалки грузов играли работники ВОСО. Их оперативные группы располагались не только на Висле, но также в Лодзи и Познани, где наблюдалось наибольшее скопление поездов.

В составе фронта насчитывалось свыше тысячи тыловых учреждений фронтового и армейского подчинения, в том числе более 60 фронтовых складов. Наибольшая нагрузка перед началом Берлинской операции выпала на долю артиллерийских складов и складов горюче-смазочных материалов, заблаговременно выдвинутых в районы Кройца, Ландсберга, Швибуса, Топпера, Реппона. Густая сеть железных дорог позволяла широко пользоваться выгрузочными станциями с доставкой грузов непосредственно в войска, что давало значительную экономию жидкого горючего. Начальник тыла фронта со своим штабом в ходе Берлинской операции переместился два раза.

В целом оперативный тыл был организован в полном соответствии с характером операции — по принципу максимального приближения к войскам. Впрочем, этого принципа мы придерживались и раньше. В данном же случае он был применен в особенно крупных масштабах.

Важно отметить, что восстановление железных дорог и наращивание их пропускной способности происходили непрерывно — и при подготовке операции, и в ходе ее, несмотря на серьезные помехи со стороны противника.

Забегая вперед, отмечу, что в ходе Берлинской операции военные железнодорожники смело и самоотверженно восстанавливали пути, идя вслед за наступавшими частями, чтобы обеспечить подачу поездов с боевым питанием непосредственно в войска. К 18 апреля, т. е. на второй день операции, было закончено восстановление железнодорожных мостов через Одер и Варту. Однако сразу же вслед за этим противник нанес по ним сильный удар с воздуха. Оба моста были вновь разрушены. Но личный состав частей 29-й железнодорожной бригады генерал-майора технических войск В. И. Рогатко и мостопоезда И. Л. Москалева, работая с величайшей самоотверженностью, под непрерывной бомбардировкой, восстановил их опять к 25 апреля.

В результате, когда наши войска именно в этот же день ворвались в Берлин, вместе с ними прибыл на станцию Берлин-Лихтенберг и первый поезд с тяжелой артиллерией.

Это было немаловажное событие, и мы с большой радостью отправили Военному совету фронта рапорт следующего содержания: «Небо — Военному совету. Докладываю: сегодня, 25 апреля в 18.00 по участку Кюстрин-Берлин открыто движение поездов до станции Берлин-Лихтенберг. Антипенко, Черняков, Борисов».

Дальнейшее восстановление большого и сложного Берлинского железнодорожного узла и значительного числа мостов через Шпрее и Эльбу велось славными железнодорожниками фронта с еще большим подъемом. Они своим трудом вписали немало страниц в героическую историю железнодорожных войск, с честью выполнили свой долг перед Родиной.

Наряду с развитием железнодорожной сети к началу Берлинской операции проделали большую работу также автодорожники. Через Одер и Нейсе было построено более четырех десятков автомобильных мостов, в том числе в границах 1-го Белорусского фронта 25 мостов общей протяженностью 15017 пог. м. По ним в дни подготовки и проведения Берлинской операции проследовали в обе стороны свыше 1671 тыс. автомашин, 400 тыс. повозок, около 600 тыс. пешеходов — главным образом советских и польских репатриантов.

Сооружение мостов через Варту и Одер велось в сложной боевой обстановке.

В районе Кюстрина, где войска 5-й ударной армии захватили плацдарм на западном берегу Одера, они подвергались непрерывным атакам. Враг стремился сбросить их в реку. Для удержания кюстринского плацдарма надо было немедленно перебросить туда самоходную артиллерию и танки, а для этого требовался автомобильный мост. Построить его и было приказано начальнику дорожных войск фронта Г. Т. Донцу.

Мост строило военно-дорожное управление № 3 (ВДУ-3) с приданным ему полком инженерных войск и 95-м мостостроительным батальоном из резерва фронта. Общее руководство осуществлял инженер-подполковник Д. А. Руденко.

Работы велись под непрерывным воздействием артиллерийского и минометного огня противника. Поэтому строительство осуществлялось в основном ночью, когда шла сборка заготовленных днем в окрестных лесах элементов мостовых конструкций. Сооружаемый мост не раз повреждался вражеской авиацией, копры с дизель-молотами, установленными на понтонах, нередко тонули, пораженные осколками мин. За неделю 163 мостостроителя были убиты, 38 утонули, 186 получили ранения. Дорогой ценой достался нам этот мост, построенный за семь суток, но благодаря ему наше командование смогло бросить на плацдарм боевую технику, удержать, а затем и расширить его, вынудив противника прекратить атаки и сохранив тем самым многие тысячи жизней воинов 5-й ударной армии, находившихся на западном берегу Одера.

Огромный опыт, накопленный нашими фронтовыми дорожниками, ярко проявился и при строительстве автомобильных мостов через Шпрее и Эльбу, осуществленном по завершении Берлинской операции. Интересно, что в то время в районе Магдебурга одновременно было начато строительство двух мостов через Эльбу, имевших одинаковые протяженность и ширину проезжей части. Один из них сооружали американские войска, другой — советские. Официального договора о соревновании не было, но по-дружески условились показать высокие темпы и качество работы. И, как доложил мне вскоре начальник дорожных войск фронта Г. Т. Донец, соревнование выиграли наши мостостроительные части, построившие мост на два дня раньше американцев.

Говоря о материальном обеспечении Берлинской операции, необходимо прежде всего привести данные о технической оснащенности участвовавших в ней 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов. Оба они имели более или менее одинаковое количество артиллерии и минометов — примерно по 14 тыс. стволов, равный вес боекомплекта боеприпасов — немногим более 43 тыс. тонн. Авиация фронтов насчитывала 7500 самолетов, а число танков составляло 6,2 тыс.

Что касается 1-го Белорусского фронта, то плотность артиллерии на направлениях главного удара его войск составляла 272 ствола на километр фронта, а на некоторых участках (в 5-й-ударной армии) — даже 286 стволов.

Только на первый день операции было запланировано израсходовать 1 147 659 снарядов и мин, 49 940 реактивных снарядов, что в целом составляло 2382 вагона боеприпасов. На направлении главного удара предстояло обрушить на врага 358 т металла на каждый километр фронта.

Нетрудно представить себе этот огненный смерч, буквально сметавший боевые порядки противника. А если к этому добавить, что одновременно при помощи 140 мощных зенитных прожекторов осуществлялось световое воздействие, ослеплявшее фашистских солдат под грохот тысяч орудий, то картина развернувшегося сражения за Берлин станет еще более внушительной.

И все же небезынтересно рассмотреть вопрос о том, достаточно ли материальных средств имели войска 1-го Белорусского фронта перед началом Берлинской операции.

Горючего и продовольствия было достаточно. Используя густую сеть железных дорог и наличный вагонный парк, мы намного разгрузили автомобильный транспорт, а следовательно, и сократили расход горючего. Фронт имел 5 заправок автомобильного бензина, около 12 — авиационного, свыше 4 — дизельного топлива. О продовольствии и говорить не приходится: его вполне хватало.

Боеприпасов же было мало — всего 2-2,5 боекомплекта, т. е. около 100 тыс. т. Из этого количества предполагалось израсходовать 1,5 боекомплекта в первый день операции. А чем же брать Берлин? По плану центра немало поездов с боеприпасами для нашего фронта находилось в пути, но все они были еще далеко, и мы не могли уверенно на них рассчитывать. Война научила правилу: к началу фронтовой наступательной операции в границах фронта должно быть не менее 3,5-4 боекомплектов, в противном случае операция считалась неподготовленной.

Оперативно-стратегическая обстановка подсказывала, что медлить со взятием Берлина нельзя, ибо, как можно было судить по поведению гитлеровцев, они явно хотели сдать Берлин нашим западным союзникам до подхода советских войск, надеясь извлечь из этого выгоды для себя. Да и сами союзники усиленно стремились первыми войти в Берлин, что, несомненно, постарались бы использовать в антисоветских целях наиболее реакционные круги Запада. Вот почему, как пишет Г. К. Жуков, в разговоре с ним по телефону 19 апреля И. В. Сталин, сообщив об имевшихся сведениях относительно намерения союзников упредить советские войска, подчеркнул, что этого нельзя допустить.

Мне запомнились слова начальника штаба фронта генерала М. С. Малинина по этому поводу. Во всех предыдущих операциях, сказал он мне во время одной из бесед, решающим фактором, определявшим готовность войск к наступлению, была полная обеспеченность материальными средствами. А теперь мы имеем случай, когда в силу сложившейся политической обстановки надо немедленно начинать наступление, даже с неполной нормой боеприпасов.

Михаил Сергеевич, разумеется, надеялся на поступление боеприпасов в ходе операции. Так оно и было. Но в то же время оказалось, что еще лучшим источником пополнения боеприпасов в ходе наступления явилась та экономия, которая, подобно Висло-Одерской операции, образовалась и на этот раз.

Любопытно, что в первый день Берлинской операции, 16 апреля, мне вновь, как и на магнушевском плацдарме 14 января, довелось быть вместе с командующим фронтом на НП 8-й гвардейской армии. И вновь Г. К. Жуков, учтя конкретную обстановку, сократил артподготовку на полчаса, приказав приступить к атаке, которая сразу же начала успешно развиваться.

Трудно переоценить значение полученной благодаря этому экономии боеприпасов, составлявшей не менее 20 тыс. т. Дело в том, что хотя подвоз их поездами продолжался, он все же не был настолько значительным, чтобы удовлетворить потребности войск в тот критический момент. Ведь противник сопротивлялся как никогда яростно, и потому каждый новый день наступления наших армий начинался артподготовкой, требовавшей от 0,25 до 0,5 боекомплекта боеприпасов. Вот тут-то и пригодилась экономия. В дальнейшем поступление боеприпасов усилилось, и к концу операции их накопилось столько, что. отмечая победу над фашизмом артиллерийскими залпами, мы могли, не скупясь, расходовать боеприпасы.

Несмотря на ограниченную глубину операции (150-200 км) и сравнительно сжатые сроки ее проведения, она все же дорого обошлась советским людям. Свыше 300 тыс. убитыми и ранеными потеряли мы в этой заключительной схватке с обреченным врагом. Расход боеприпасов составил около 200 тыс. т, горючего — 150 тыс. т. продовольствия и фуража — свыше 300 тыс. т. Вместе с другим имуществом (инженерным, вещевым и пр.) все это превысило 800 тыс. т, т. е. почти 1300 поездов.

Приведенные цифры подтвердили обоснованность предположений Ставки и командования фронта, что взятие Берлина может вылиться в грандиозную битву, недооценивать которую было бы опрометчиво.

* * *

Наряду с мероприятиями оперативно-тылового обеспечения Берлинской операции перед органами тыла в период ее подготовки и особенно после завершения встал целый ряд организационно-хозяйственных задач.

Так, надо было спасти скот, оставшийся без надзора и бродивший по полям и усадьбам бежавших хозяев. Повсюду был слышен рев голодных коров, они оставались недоенными. Некому было за ними присмотреть. Немецкие помещики и кулаки сами убежали, а большую часть трудового населения эсэсовцы насильно угнали на запад.

Наши польские друзья, которым позже были возвращены эти земли, и тот момент еще не были готовы к их заселению и освоению. Нужно было срочно найти выход из создавшегося положения. И мы решили признать на помощь нашим штатным подразделениям советских женщин, освобожденных из фашистской неволи. Конечно, нечего было и думать о том, чтобы надолго задержать на чужбине советских людей, истосковавшихся по Родине, по дому. И все же пришлось объяснить им создавшееся положение и убедить хоть немного повременить с отъездом домой, ибо каждый упущенный день грозил гибелью тысячам голов скота.

Однако и этого оказалось недостаточно. Брошенного скота было так много, что требовались более широкие мероприятия. Надо было собрать его в гурты, чтобы легче было за ним присматривать, кормить, доить. Потребовалось организовать переработку и сбыт молочной продукции. Возникла необходимость в срочной ветеринарной помощи, а в ряде мест — в заготовке и подвозке кормов. Для всего этого требовались люди, железнодорожный, автомобильный, гужевой транспорт, горючее, подъездные пути.

Словом, безотлагательно нужна была хорошо продуманная организация этого сложного и далеко не всем знакомого дела. В частности, встал вопрос о выборе наиболее благоприятных зон для сосредоточения и длительного содержания скота с учетом кормовых и водных ресурсов, благополучия в эпизоотическом отношении, удобств хозяйственного обслуживания и т. п. Отдельным гуртам в связи с этим предстоял переход на большие расстояния к Одеру и Варте, с тем чтобы можно было с наибольшей выгодой использовать прекрасные поймы этих рек.

О перевозке скота по железной дороге не могло быть и речи, так как поездов не хватало даже для воинских перевозок. Реальным представлялся только один способ — перегон. Но легко сказать- перегон! Правда, у нас был за плечами опыт перегона 70 тыс. голов скота от Волги до Днепра. Но то были коровы, привыкшие ходить по 15-20 км в день. А здесь дело другое. Как известно, на Западе крупный рогатый скот находится на стойловом содержании. Круглый год он стоит в загоне и лишь иногда совершает «променад» -100- 200 м в сутки но небольшом пятачке. К длительным же переходам-не приспособлен. Оказавшись перед лицом такой проблемы, работники нашей ветеринарной службы, посоветовавшись с другими специалистами, признали возможным и желательным перевод скота в районы, богатые кормами, но только при условии заблаговременной физической тренировки животных и тщательного подбора маршрутов перегона.

Все это вылилось в огромную организационно-хозяйственную операцию. Пришлось разработать специальную тренировочную программу, выполнение которой оказалось задачей хлопотливой и длительной. Еще более сложным оказался выбор маршрутов перегона. Ведь надо было определить пункты водопоя, кормления, лечения, сдачи молока и т. д.

Одну корову перевести из одного района в другой — за 40- 50 км — и то нелегкое дело. А тут десятки и сотни гуртов, перегоняемых на несколько сот километров!

Большую помощь оказали польские власти. Они содействовали в выборе районов, отвели пастбища в поймах рек. Наши военно-продовольственные органы выделили из своих, скромных ресурсов и завезли туда 3 тыс. т концентрированных кормов. А с какой заботой отнеслись к этому делу советские люди, согласившиеся взять на себя уход за этим безнадзорным скотом. Они принимали телят от коров, растелившихся в пути, выпаивали их, везли на повозках, не допуская надежа.

Ценой величайших усилий со стороны военно-тыловых органов и населения была предотвращена неизбежная гибель всей этой массы животных.

Надо сказать, что спасенный таким образом скот меньше всего нужен был армии. Ведь советские воины получали все необходимое для питания путем государственных поставок. Спасая скот, мы думали о людях, освобожденных из концентрационных лагерей, об обездоленном населении прилегающих районов, в том числе и о немецких трудящихся.

Кстати, по указанию Советского правительства 5 тыс. дойных коров было выделено в распоряжение берлинских властей. Благодаря этому в Берлине дети до 13-летнего возраста сразу же после окончания войны стали получать по 200 г молока в день. Подумать только: в такое трудное время каждый ребенок был обеспечен стаканом молока ежедневно! Даже в таком, казалось бы малозначительном, факте проявлялся гуманизм Красной Армии — освободительницы.

А весенний сев! Сколько тревоги и забот доставил он советскому военному командованию! Прежде всего надо было засеять земли восточнее Одера. Гитлеровские войска ушли оттуда в марте-апреле 1945 г., угнав местное население. Но можно ли было оставить незасеянными сотни тысяч гектаров плодородных земель! И Военный совет фронта потребовал от командования армий, корпусов, дивизий и войсковых частей сделать все от них зависящее, чтобы земля была вспахана и засеяна. Пришлось наспех создавать импровизированные «совхозы», оснащать их тракторами, транспортом, горючим, выделять для них семенной материал, удобрения и пр. Мы понимали, что, вероятно, не нам придется собирать этот урожай, но нам важно было, чтобы земля уродила.

Так, в результате большой организационно-хозяйственной и партийно-политической работы, проведенной в войсках, еще до начала Берлинской операции 300 тыс. га земель восточнее Одера были засеяны всевозможными яровыми культурами. Это дало потом урожай свыше 655 тыс. т зерна.

В проведении весеннего сева в восточной части Германии органы тыла советских войск участвовали уже после окончания войны. Это было в мае 1945 г. Оптимальные сроки для сева многих яровых культур были упущены из-за военных действий. Тем не менее нельзя было не сеять.

Вот почему и для группы Вальтера Ульбрихта, прибывшей в те дни в Берлин и взявшей на себя руководство демократически настроенной частью населения, первой заботой стала организация сева.

Всего в восточной части Германии имелось тогда 6,7 млн. га удобной земли, из них осенью 1944 г. было засеяно лишь 1,4 млн. га. Следовательно, весной нужно было засеять около 5 млн. га. Для Германии это было необычным, так как таи всегда преобладал озимый клин. Но война внесла свои поправки...

Провести весенний сев здесь оказалось совсем не легко. Было много брошенных поместий, часть из них взяли в свои руки крестьяне, назначив собственных управляющих, остальные же оставались безнадзорными. Надо было собрать оставшихся лошадей, уцелевший инвентарь, организовать его ремонт. Главное же состояло в том, чтобы помочь семенами, тракторами, горючим, транспортом.

В. Ульбрихт обратился за помощью к советскому командованию. Военный совет фронта выразил готовность сделать все, что было возможно. Осуществить такое решение предстояло органам тыла.

Много дней и ночей провели мы вместе с В. Ульбрихтом над разрешением огромного потока организационных и хозяйственных вопросов. Эти встречи запечатлелись в моей памяти, и я часто вспоминаю обо всем, над чем нам тогда пришлось работать.

Надо сказать, что немецкие крестьяне, словно очнувшись от летаргии, показали высокую организованность и в кратчайшие сроки засеяли 5 млн. га земли. Нетрудно представить, какое значение все это имело для последующей жизни немцев. Ведь было обеспечено получение урожая примерно 8,5 млн. т продовольственного зерна, что составляло свыше полтонны на душу населения.

В последние месяцы войны мы организовывали не только сельскохозяйственное, но и промышленное производство. Приходилось восстанавливать и пускать в ход в первую очередь мельницы, хлебозаводы, макаронные фабрики, текстильные, кожевенные и другие предприятия. Весной 1945 г. на территории фронта таких бездействующих предприятий было немало. Их хозяева сбежали, но остались рабочие — немцы, и они были готовы стать к стайкам и машинам. Там, где не хватало местных рабочих, решено было временно использовать советских граждан, подлежавших репатриации, но согласившихся сначала помочь нам наладить производство.

Однако для этого прежде всего потребовалась электроэнергия, а для ее выработки нужно было топливо — уголь и мазут. С помощью армейских и войсковых работников тыла все сколько-нибудь значительные запасы топлива были учтены и доставлены к соответствующим электростанциям. И они дали ток. А вслед за этим начали выпуск продукции предприятия, производившие печеный хлеб, макароны, кожу, текстиль и многое другое.

Особенно широкую инициативу проявили в этом деле органы тыла, возглавляемые генералом Н. В. Серденко (5-я ударная армия), полковником С. П. Кудрявцевым (3-я ударная армия), генералом А. А. Вавиловым (61-я армия), генералом П. С. Антоновым (2-я гвардейская танковая армия).

Ввод в строй промышленных предприятий выдвинул вопрос о сырье: в одном месте его не было, в другом.- накопились излишки. Возникла нужда в создании специального отдела в управлении тыла для руководства промышленным производством. Его возглавил талантливый инженер и организатор Вишневый со своими ближайшими помощниками Суконцевым и Светлицким. Они попытались даже внести клановое начало в работу промышленных предприятий, организуя смежников и обеспечивая доставку сырья.

Так постепенно в системе тыла ведущее положение заняли новые отделы — сельскохозяйственный и промышленный. Они развернули энергичную деятельность. Тогда мне не раз приходила в голову мысль, что подобные подразделения в системе тыла и, конечно, подготовку кадров для них следовало бы организовывать заранее.

* * *

Близился конец войны, надо было подумать о завтрашнем дне. И тут для тыла был непочатый край работы.

В один из последних дней апреля 1945 г. я доложил Военному совету фронта о своем намерении созвать 30 апреля в Нойенхагене общефронтовое совещание руководящих работников тыла для обсуждения задач, связанных с предстоящим переходом войск на мирное положение. Командование фронтом одобрило это предложение.

Пользуясь сохранившимися у меня записями, воспроизведу некоторые места из доклада, а также аз выступлений отдельных участников совещания. Эти уникальные материалы, на мой взгляд, никогда не утратят своей ценности, ибо по ним можно судить об обстановке того времени.

На обсуждение выносились следующие вопросы: организация фронтового и армейского тыла после окончания войны; сбор трофейного имущества; поддержание порядка в Берлине и восстановление нормальной хозяйственной жизни города; репатриация советских граждан; прием военнопленных после капитуляции Германии. Злободневность каждого вопроса — неоспоримая. Правда, многие из нас думали и о предстоящем увольнении из армии старших возрастов. Но пока мы не могли ставить этот вопрос на повестку дня: как-то еще не укладывалось в сознании, что войне пришел конец, которого мы так долго и так страстно ждали.

— Товарищи! Близится конец войны. Наше совещание сегодня, видимо, последнее в военное время.

Так начал я свой доклад. Говорю, а самому как-то не верится — неужто это так и будет! Ведь за четыре года пережито столько трудностей и невзгод. И все это время каждый день и каждый час все мысли были только о войне, только о делах на фронте, о людях, боевой технике, дорогах, транспорте. Казалось, потерялась способность думать на мирный лад. К тому же положение фронтового начальника обязывало заботиться не только и не столько о сегодняшнем дне, сколько о ближайших месяцах и даже годе войны.

Теперь же нужно было не только самому осознать, но и внушить собравшимся, что на смену боевой, вечно напряженной обстановке вот-вот придет мир. До тех пор это слово звучало как отдаленная, почти несбыточная мечта. А ныне для нас, работников тыла, уже настала пора разобраться в своем хозяйстве с позиций приближавшегося мирного времени, сделать бесконечно много дел. чтобы сберечь и в лучшем виде возвратить Родине оставшиеся ресурсы. А главное — проявить максимальную заботу о советском воине — победителе, обеспечить ему спокойный отдых. Вдуматься только: четыре года прожить в окопах, блиндажах, землянках, сдать на сырой земле, не раздеваясь, умываться кое-как, изредка бриться, жить в постоянном физическом и нервном напряжении, под непрекращающийся грохот ружейно-пулеметного, артиллерийского, авиационного огня, слышать стоны раненых, навсегда терять товарищей, гнать мысль, что и тебе, возможно, не дожить до конца войны, и вдруг все это позади, можно спокойно раздеться, разуться, лечь в чистую постель и теперь уже уверенно помечтать о завтрашнем дне...

Немалая доля заботы о том, чтобы так было, чтобы каждый наш воин весомо и зримо почувствовал окончание войны, ложилась на нас, работников тыла. Надо было предоставить советским воинам казарменные помещения, снабдив кроватями или хотя бы чистыми нарами с постельными принадлежностями. Предстояло дать возможность всем хорошо помыться, сменить белье, надеть чистое обмундирование, пришить белый подворотничок, почистить ботинки, побриться, посмотреть на себя в зеркало. Следовательно, нужно было найти и отремонтировать тысячи помещений, позаботиться о многих сотнях тысяч постелей и стольких же комплектах обмундирования, белья и т. п.

Первоочередная задача состояла в том, чтобы привести в порядок огромное тыловое хозяйство, собрать растянувшиеся на сотни километров тыловые учреждения, материальные средства и запасы, организовать ремонт обмундирования и техники, наладить изготовление одежды и обуви, а также всего остального имущества. Была и еще одна забота. Не секрет, что каждая армия в течение четырех лет войны стремилась обзавестись всевозможным, иногда даже не очень нужным, хозяйством, так сказать, на всякий случай. С приближением конца войны сразу же выявились все эти «резервы». И так как они представляли известную ценность для народного хозяйства, то туда и следовало их направить без промедления.

Эти и многие другие вопросы обсуждали мы на совещании и Нойенхагене 30 апреля 1945 г., за несколько дней до окончания войны. Здесь же наметили пути решения стоявших перед органами тыла задач. Расскажу кратко о некоторых из них.

По мере того как наши войска продвигались к Эльбе, все новые и новые тысячи советских граждан и граждан других стран мира толпами шли на восток, уходя из лагерей и от «хозяев». Репатриантов принимали на специальных сборных пунктах. Там они проходили медицинский осмотр и санитарную обработку, причем некоторых приходилось тут же госпитализировать. Других нужно было заново одеть, обуть и всех — немедленно накормить и обеспечить ночлегом.

Сформированное тогда управление по делам репатриации во главе с генералом Скрынником имело множество задач организационно-политического порядка. Вопросы же обеспечения легли на органы тыла фронта и армий.

Среднесуточный приток репатриированных в советскую зону составлял примерно 35-36 тыс. человек. К началу июня 1945 г. их число на сборных пунктах превысило 1 млн.

Миллион человек! Нужно было не только кормить их и лечить, во организовать как можно лучше и скорее отправку всех этих исстрадавшихся в неволе людей домой, на Родину. Однако и названное мною число должно было возрасти. По имевшимся тогда сведениям, оно могло перевалить за 3 млн. человек.

Где брать необходимый для их отправки транспорт? Если сажать в поезд по 1500 человек, то только для первого миллиона репатриантов требовалось около 700 поездов. Но ведь у каждого были какие-то личные вещи, и мы не могли допустить, чтобы эти обездоленные люди лишились своих скромных пожитков. Следовательно, практически в поезд можно было погрузить с вещами не более 1 тыс. человек. А это значило, что нам нужна была тысяча поездов для одних лишь репатриантов.

Между тем предстояло ведь перевозить на восток и войска, и боевую технику, и всевозможное военное имущество. Железные же дороги имели еще низкую пропускную способность. В итоге для репатриантов можно было выделить не более двух-трех поездов в сутки. Вот и выходило, что для полной их эвакуации таким способом потребовались бы годы.

Долго ломали голову над этим вопросом. И выход был найден. Важным условием при этом явилось то, что среди репатриантов велась большая политическая работа под руководством члена Военного совета фронта К. Ф. Телегина и начальника политуправления фронта С. Ф. Галаджева. Когда освобожденным из неволи людям разъяснили положение, они не стали требовать невозможного. Хоть пешком, но скорей на Родину — так думали все, кому был доступен подобный способ передвижения.

Многие, разумеется, не отваживались на это, и тому было немало причин: малые дети, болезнь ног, общее истощение, беременность и т. д. Таких репатриантов мы отправляли домой по железной дороге или на автомашинах, причем в первую очередь.

Другие же, и их было большинство, двинулись в путь пешком. Их было 650 тыс. человек. И каждого нужно было снабдить всем необходимым вплоть до соответствующей обуви. Для движения этой лавины людей было намечено пять трасс общей протяженностью (включая территорию Польши) в 1 тыс. км каждая. Через определенные промежутки устраивались пункты отдыха и снабжения. В них имелось все необходимое для выпечки хлеба и приготовления горячей пищи. Были там и походные душевые установки.

В каждом таком пункте репатрианты могли получить медицинскую помощь. Тут же им выдавали продукты.

Продовольственная служба фронта выделила для этого 20 тыс. т муки, 6 тыс. т круп, 2,5 тыс. т мясных консервов, 1,5 тыс. т жиров, 1,6 тыс. т соли, 1,3 тыс. т сахара, 50 тыс. т картофеля и другое продовольствие. Что касается консервов, которые были особенно нужны в пути, то их выдали 12 млн. банок.

Двигались репатрианты на восток колоннами по 5 тыс. человек в каждой, выходившими на трассу одна за другой через сутки. Перед уходом устраивались торжественные проводы.

За выбор трасс и порядок движения колонн отвечали военные дорожники. Автомобильная служба фронта выделила 2 тыс. автомобилей для подвоза продовольствия по маршрутам и для сопровождения каждой колонны репатриантов. Служба горюче-смазочных материалов выдвинула повсюду свои заправочные пункты. Личные вещи везли на машинах в сопровождении офицеров и самих репатриантов.

План перехода репатриантов был внимательно рассмотрен и одобрен командованием фронтом. При этом был дан строжайший наказ о соблюдении должного порядка на трассах.

В числе освобожденных нами из немецкой неволи были и граждане других стран — американцы, англичане, французы и др. О них тоже позаботились работники тыла фронта, доставив их в Одесский порт хорошо экипированными, с запасами продовольствия. К сожалению, не всегда тем же отвечали нам союзники. Они нередко передавали нам репатриированных не с трехдневным запасом продовольствия, согласно договоренности, а с однодневным. Я уже не говорю о других, ныне широко известных, нарушениях западными союзниками обязательств относительно репатриации советских граждан.

Итак, эпопея отправки в Советский Союз репатриированных оказалась чрезвычайно сложной и трудной задачей. Но органы тыла в целом справились с ней.

2 мая пал Берлин. Еще продолжались бои за полную ликвидацию отдельных групп противника, не желавших сложить оружие. Вскоре была назначена дата подписания в предместье Берлина Карлсхорсте акта о полной и безоговорочной капитуляции фашистской Германии.

Мне пришлось руководить организационно-хозяйственным обеспечением этой церемонии.

Согласно указанию командования фронтом, обед нужно было приготовить из советских национальных блюд. Соответственно этому шеф-повар В. М. Павлов предложил щи русские, индюка украинского, пирог уральский, шашлык по-грузински, всевозможные рыбные блюда и т. п.

Конечно, нам нелегко было все это обеспечить. Но ведь и событие немаловажное: победоносно закончилась четырехлетняя война и именно по этому поводу собрались представители стран-победительниц.

Мы старались хорошо принять гостей, и, как мне представляется теперь, обед удался на славу. Правда, не обошлось без непредвиденных затруднений. Обед, как было приказано, приготовили к 15 часам 8 мая, но к тому времени еще даже не началась церемония подписания акта о капитуляции: продолжались переговоры между Москвой, Вашингтоном и Лондоном о ее процедуре.

Лишь поздно ночью наступил долгожданный час. Капитуляция была принята около 0 часов 45 минут по московскому времени 9 мая 1945 г. Во втором часу ночи все участники церемонии были приглашены к столу. К тому времени находчивый Василий Михайлович Павлов переименовал «щи русские» в «щи суточные», от чего их качество нисколько не ухудшилось. Кроме того, все изрядно проголодались, и предложенные яства получили хорошую оценку.

Банкет открыл маршал Жуков кратким тостом за Победу, за советских воинов, за воинов союзных с нами государств, за здоровье всех присутствующих. Затем произносили тосты другие участники этого позднего обеда. Завершился он песнями и, конечно, разудалой русской пляской. Плясал маршал Жуков. Пытался соперничать с ним Делатр де Тасиньи, однако безуспешно. Французский генерал вскоре потерял равновесие, но это не помешало ему сохранить отличное настроение. Все были веселы, каждого окрыляла радостная мысль: победа, мир!

Было около 6 часов утра, когда гости стали разъезжаться по домам. Расстались мы, как настоящие боевые друзья. И казалось, что боевая дружба, скрепленная кровью в борьбе с ненавистным врагом, будет вечной и ничто не нарушит добрых отношений между русскими, англичанами, американцами, французами. Увы, не прошло и года, как реакционные круги западных стран начали «холодную войну», проявления которой и поныне не дают покоя добрым людям на земле.

* * *

Еще в те дни, когда наши войска приближались к Берлину, мы видели, как по дорогам Германии брели мирные жители, в основном немецкие женщины, дети, старики. Они считали себя обреченными. Ведь пропаганда гитлеровцев давно уверила их в том, что от советских войск следует ждать лишь кровавой расправы, насилия и грабежей, глумления над человеческой личностью, т. е. всего того, что делали сами фашисты на советской земле. Но дело было не только г. пропаганде. Немцы начинали понимать, что все они несут ответственность перед человечеством за гитлеровский произвол. И вот теперь их гнал страх перед расплатой за все содеянное ими самими или их родственниками, соотечественниками. За загубленные миллионы людей воюющих стран, за стертые с лица земли тысячи городов и десятки тысяч сел, за угон в рабство свыше 6 млн. человек, за превращение целых областей в безжизненное пространство. За то, что в нашей стране не осталось ни одной семьи, где бы не был убит отец, брат, сестра, где бы не плакали сироты... Действительно, было отчего страшиться немцам. Ведь нет границ преступлениям фашизма, вскормленного на немецкой земле!

Думая над всем этим, я и теперь вновь и вновь поражаюсь и восхищаюсь невиданным гуманизмом Красной Армии — победительницы, проявленным по отношению к поверженному врагу. Восхищаюсь силой влияния и благородством идей Коммунистической партии Советского Союза, которая уберегла свой народ и армию от чуждой нам идеологии кровавых расправ. Благодаря партии и ее великим идеям нашим Вооруженным Силам не угрожала опасность разложения, всегда поражавшего ослепленных славой победителей, кончавших тем, что они отдавали на разграбление и насилие города и селения побежденной страны.

Нет, не такова природа социалистического государства. И потому совсем иное несли немцам наши воины, вступая в логово злейшего врага — Берлин. Мы знали, что «гитлеры приходят и уходят, но немецкий народ остается». И было ясно, что нельзя ставить знак равенства между Гитлером и всем немецким пародом.

Впрочем, нельзя и ставить «китайскую стену» между фашиствующими мракобесами и остальными немцами, ибо это значило бы полностью снять вину с тех, кто породил фашизм, кто неистово кричал «Хайль Гитлер!» И наконец, кто же будет в наши дни нести ответ перед историей за ростки неофашизма, возникшие на той же почве, какая взрастила гитлеризм?

Эти мысли невольно возникают, когда начинаешь шевелить страницы прошлого, овеянного славой нашего оружия и нашего гуманизма.

Вступая в Берлин, мы знали, что это город индустрии, в котором рабочий класс составляет добрых две трети населения. И нам также было известно, что пятимиллионное население этого большого города давно голодает, что в последние недели и дни гитлеровского господства почти совсем прекратилось продовольственное снабжение. Немцы жили впроголодь, многие, подобно нищим, протягивали руки, выпрашивая кусок хлеба у проходящих колонн советских воинов. Бледные, изможденные немецкие дети вызывали чувство глубокой жалости, и наши воины тут же раздавали им хлеб, сахар, соль и т. п. Словом, дело обстояло так: буржуазия сбежала, остались труженики. И Советское правительство о них позаботилось еще до принятия капитуляции Германии.

Военный совет фронта знал, что готовится специальное решении по этому вопросу, и в ожидании его ввел временные нормы снабжения населения Берлина из имевшихся у нас ресурсов. И эту работу выполняли советские офицеры, солдаты, еще вчера проливавшие свою кровь в борьбе с гитлеровцами.

В своей книге «Zur Geschichte der neusten Zeit», изданной в 1955 г., В. Ульбрихт писал: «В то время немецкий народ не мог прочно встать на ноги без помощи извне. Население Германской Демократической Республики никогда не забудет самоотверженной мирной работы советских комендантов и офицеров, еще недавно сражавшихся на фронтах против фашистских войск. Теперь они с небывалой энергией приступили к оказанию помощи немцам, побуждая их целеустремленно и самоотверженно взяться за работу. Это было достойным завершением освободительной миссии советских войск».

9 мая 1945 г. в Берлин прибыли заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров СССР Анастас Иванович Микоян и начальник тыла Красной Армии генерал Андрей Васильевич Хрулев. Они привезли решение Советского правительства об организации помощи населению Берлина.

В соответствии с этим документом устанавливались следующие нормы выдачи продовольствия в день: лицам, занятым на тяжелых физических работах и рабочим вредных профессий — по 600 г хлеба, 80 г круп и макаронных изделий, 100 г мяса, 30 г жиров, 25 г сахара; рабочим — 500 г хлеба, 60 г круп и макаронных изделий, 65 г мяса, 15 г жиров и 20 г сахара; остальному населению — по 300 г хлеба, 30 г макаронных изделий и круп, 20 г мяса, 7 г жиров и 15 г сахара. Кроме того, каждый житель получал по 400-500 г картофеля в день и по 400 г соли в месяц. По карточкам выдавали чай и натуральный кофе. Ученые, врачи, деятели культуры и искусства, а также руководящие работники городского и районного самоуправления, тяжелой промышленности и транспорта были приравнены по снабжению к первой из вышеназванных категорий, прочие технические работники, равно как и предприниматели, учителя и служители церкви, — ко второй. Для больных, находившихся на излечении в больницах, были введены повышенные нормы. Детям до 13-летнего возраста, как уже отмечалось, была определена ежедневная выдача также 200 г молока каждому.

Вскоре после приезда А. И. Микояна и А. В. Хрулева я был вызван в один из домиков в Карлсхорсте, где они разместились. Здесь я получил от них приказание возглавить всю организационную работу по обеспечению населения Берлина продовольствием.

Задача, прямо надо сказать, была тяжелая. Прежде всего потребовалось установить, сколько жителей осталось в городе. Предварительный подсчет дал цифру, превышающую 2 млн. человек, примерно равную числу находившихся на довольствии солдат и офицеров фронта. Таким образом, количество едоков у нас удвоилось.

Но и это было не все. В то время как мы печатали продовольственные карточки на 2 млн. человек, число жителей города быстро возрастало. Прослышав о том, что советское командование никаких расправ не учиняет и, наоборот, намеревается кормить жителей Берлина, со всех концов Германии сюда устремились нескончаемые вереницы мужчин, женщин и детей. Двигались кто как мог: на велосипедах, мотоциклах, полуразбитых автомашинах, телегах, запряженных в ручные повозки собаках, просто пешком.

Сначала выяснилось, что надо допечатать еще 2 млн. карточек. А к моменту открытия продовольственных лавок, т. е. спустя неделю после капитуляции Германии, в Берлине насчитывалось уже 4,5 млн. жителей. Иначе говоря, они возвратились в свои дома быстрее, чем бежали из них.

Потребовалось огромное количество продовольствия. К тому же нужно было создать не менее чем трехмесячный запас. Это, согласно указанию, являлось непременным условием открытия продовольственных лавок. Вместе с тем оно требовало, чтобы отпуск продовольствия был начат не позже 15 мая 1945 г.

Итак, времени для организации этого невероятного по масштабам мероприятия оставалось крайне мало. Для его осуществления были направлены в Берлин все излишки продовольствия, имевшиеся не только у нас, но и, по распоряжению А. В. Хрулева, у соседей — на 1-м Украинском и 2-м Белорусском фронтах. Легко сказать — направлены. Потребовались огромные усилия личного состава тыловых органов и нескольких тысяч временно привлеченных к этому офицеров из действующего резерва фронта, чтобы развезти по магазинам 105 тыс. т зерна, 18 тыс. т мясопродуктов, 4,5 тыс. т жиров, 6 тыс. т сахара, 50 тыс. т картофеля, 4 тыс. т соли и 350 т кофе.

К 8 часам утра 15 мая 1945 г. выдача продовольствия жителям Берлина была начата. В качестве продовольственных лавок были использованы существовавшие ранее магазины. Кое-где пришлось приспособить для этого другие помещения. Стремились к тому, чтобы в каждом квартале была своя продовольственная лавка, так как это позволяло избежать больших очередей.

Продовольствием обеспечивалось население всего Берлина: тогда еще не было деления города на зоны. Несколько позднее оно было произведено, после чего наша система снабжения охватывала лишь советскую зону. Кстати, у меня сохранился нижеследующий документ (см, таблицу на стр. 745), датированный 15 июля и показывающий, что советское командование создало устойчивый запас продовольствия для населения восточной части Берлина.

СПРАВКА О РЕСУРСАХ ПРОДОВОЛЬСТВИЯ ДЛЯ СНАБЖЕНИЯ НАСЕЛЕНИЯ ВОСТОЧНОЙ ЧАСТИ БЕРЛИНА ПО СОСТОЯНИЮ НА 15 ИЮЛЯ 1945 ГОДА

№ пп Наименование продуктов Потреб-ность в тоннах Наличие в тоннах Против установленной нормы Обеспечи-вается по недостает излишен 1 Мука и зерно 8565,3 48299,4 39734,1 21 XII 45 2 Крупа и зерно 1364,0 4812,2 3446,2 1 XI 45 3 Мясо 1264,8 3925,4 2660,6 4 X 45 4 Жиры 406,1 608,5 282,4 16 VIII 45 5 Соль 446,4 2476,0 2029,6 23 XII 45 6 Сахар 647,9 2052,9 1405,0. 6 X 45 7 Чай 21,6 35,3 13,7 20 VII 45 8 Кофе натур. 62,0 238,7 - 176,7 10 XI 45 9 Кофе суррог. 120,9 294,0 174,0 15 IX 45 10 Картофель 13640 4731 8909 12 VII 45

Примечание. В окрестностях Берлина есть подвезенный картофель, но и город своевременно не завезен из-за нехватки автомашин. Сейчас завоз картофеля в город усиливается и норма будет выдержана.

Начальник тыла Группы войск в Германии
генерал-лейтенант Антипенко

15 июля 1945 года

Созданные на ту же дату советским военным командованием запасы продовольствия для западной части Берлина обеспечивали удовлетворение потребности в среднем до 1–15 сентября 1945 г., что даже превышало нормы, установленные соответствующими межсоюзническими соглашениями.

Но не только продовольственной помощью мы занимались в то время. Совместно с В. Ульбрихтом обсуждали и решали вопросы восстановления городского хозяйства: подачи электроэнергии и газа, работы метрополитена, расчистки улиц от обломков зданий, открытия больниц, театров, кафе и множество других. В связи с этим отмечу, что, уезжая в Москву, А. И. Микоян обязал меня докладывать ему по телеграфу каждую неделю о ходе реализации решения Советского правительства о Берлине. Это указание регулярно выполнялось. Приведу, в частности, один из таких докладов, датированный 21 июня 1945 г. В нем говорилось:

«На июнь выдано потребное количество карточек. Сеть магазинов достаточна, очередей нет. Детям регулярно выдается молоко. Продовольствие выдается бесперебойно. Проведена широкая санитарно-эпидемиологическая разведка, ликвидированы очаги инфекции. На территории города собрано и закопано 2 тысячи трупов животных.

Обследованы водопроводные станции, воспрещены для использования засоренные источники. Организован медицинский контроль на холодильниках и консервно-колбасных фабриках. Начали работать: больниц 92, детских больниц 4, родильных домов 10, аптек 146, амбулаторий 9, диспансеров 4, медпунктов 13, детских консультаций 3, станций скорой помощи 6. Общее количество коек в больницах — 31780. Врачей, работающих в лечебных учреждениях, — 654, частно практикующих — 801. Созданы главное управление здравоохранения Берлина и районные органы.

Мощность действующих электростанций доведена до 98000 квт. Подключено к электросети жилых домов 33 тысячи, водопроводных и канализационных станций 51, бань 4, прачечных 7, парикмахерских 480, пекарен 1084. Восстановлено и включено свыше 3 тысяч фонарей уличного освещения.

Пущено в эксплуатацию 15 водопроводных станций с суточной мощностью 510 тысяч кубометров, восстановлены основные водопроводные магистрали. Подключены к водопроводной сети 85 тысяч зданий и все работающие коммунальные предприятия. Пущено в эксплуатацию 35 канализационных станций.

Введено в эксплуатацию 39,2 километра линий метрополитена, открыто 52 станции метро, работает 16 поездов в составе 62 вагонов. Введено в эксплуатацию 8 линий трамвая общей протяженностью 65,4 километров, работает 122 вагона. Введено в эксплуатацию 7 линий омнибусного сообщения протяженностью 91 километр, работает 46 омнибусов.

Пущено в эксплуатацию 5 газовых заводов общей суточной производительностью 157 тысяч кубометров. Пущено в эксплуатацию 6 бань, ремонтируется 5 бань. Пущено в эксплуатацию 10 прачечных.

Для подвоза каменного угля из Силезии сформировано 18 железнодорожных вертушек. Брикетированный уголь из Мюнхеберга подвозится 25 вертушками, 850 тонн каждая.

Открытие магазинов и ресторанов получило пока незначительное развитие.

Открыты и работают «Западный театр», где выступает балетная группа, театр комедии «Ренессанс», симфонический оркестр филармонии, в ближайшие дни будут работать оперный и драматический театры. Открыты и работают 45 варьетэ, 127 кинотеатров, посещаемость которых от 80 до 100 тысяч человек в сутки».

Не могу не напомнить, что все это происходило спустя всего лишь полтора месяца после окончания войны. Город, который подвергался воздушным ударам союзников в течение трех лет, ожесточенному огню артиллерии в период борьбы за каждую улицу, за каждый дом, теперь вновь зажил полнокровной жизнью.

Порой это кажется непостижимым. И тем не менее это непреложный факт, реальная действительность.

Невольно вспоминаются сумасбродные слова Гитлера о судьбе, которую он готовил Москве в 1941 г., в дни, когда он мечтал о захвате советской столицы:

«Город должен быть окружен так, чтобы ни один русский солдат, ни один житель — будь то мужчина, женщина или ребенок — не мог его покинуть. Всякую попытку выхода подавлять силой. Произведены необходимые приготовления, чтобы Москва и ее окрестности с помощью огромных сооружений были затоплены водой. Там, где стоит сегодня Москва, должно возникнуть огромное море, которое навсегда скроет от цивилизованного мира столицу русского народа».

Та же участь готовилась и для Ленинграда.

«Для всех других городов, — говорил Гитлер, — должно действовать правило, что перед их занятием они должны быть превращены в развалины артиллерийским огнем и воздушными налетами. Недопустимо рисковать жизнью немецкого солдата для спасения русских городов от огня»{223}.

Лишь безумцы и авантюристы, снова рвущиеся к власти под знаменем неофашизма, могут тешить себя надеждой на короткую память миллионов людей, переживших иго гитлеровского насилия. Великодушие русского парода, проявленное им по отношению к побежденному немецкому государству в 1945 г., вовсе не означает всепрощения и забывчивости. Советский народ и его Вооруженные Силы вспоминают о зверствах фашистов не только в юбилейные даты. Они всегда помнят и рассказывают о них подрастающим поколениям, дабы не притупилась бдительность к коварному врагу.

Гуманность советских воинов в 1945 г. дала свои плоды. В лице трудящихся Германской Демократической Республики Советский Союз приобрел верных друзей и союзников. Рабочие, крестьяне, прогрессивная интеллигенция ГДР построили за короткий срок социалистическое государство, которое стоит в ряду первого десятка высокоразвитых стран мира и служит хорошей основой поддержания мира в Европе. Боевым союзником Советской Армии является Национальная Народная армия ГДР. По государственной линии отношения менаду Советским Союзом и ГДР скреплены договорами дружбы и взаимопомощи, и никакие козни врагов не могут подорвать наши добрые отношения.

... Мирная жизнь выдвигала перед органами тыла новые задачи. Одной из главных было обеспечение воинов, убывающих домой. Около полумиллиона человек подлежали демобилизации по первой очереди. И это было не простое увольнение в запас по окончании установленного срока службы в армии. Уезжали люди старших возрастов, четыре года воевавшие против фашизма и отстоявшие честь и достоинство своей Родины, отдавшие немало крови во имя достижения Победы. Уезжали победители!

Велика была ответственность, ложившаяся в связи с этим на органы тыла. Хотелось, чтобы воин уехал домой в хорошем настроении, с неомраченным сознанием исполненного долга и чтобы в памяти у него надолго сохранились последние дни и часы расставания с друзьями, командирами, политработниками. А для этого нужно было сделать многое.

За годы войны обмундирование и обувь изрядно истрепались или вообще пришли в негодность, и надо было заново одеть, обуть солдата. В кратчайший срок эта задача была успешно решена. Промышленный отдел во главе с Вишневым организовал изготовление обмундирования, белья, обуви и всего другого необходимого. Воины-отпускники были хорошо экипированы.

Далее, по решению Государственного Комитета Обороны, каждому увольняемому, хорошо несшему службу, надо было выдать подарок. По существу, речь шла обо всех, ибо на фронте не было плохо несших службу. Значит, предстояло подготовить сотни тысяч подарков, по возможности с учетом личных нужд не только самих увольняемых, но и их семей.

Военный совет фронта выделил для этой цели из числа трофеев значительное число радиоприемников, фотоаппаратов, велосипедов и т. п., а также распорядился выдать каждому увольняемому запасной комплект верхней одежды. Кроме того, отъезжающие могли приобрести в Военторге по отрезу ткани.

Наконец, органы тыла должны были дать каждому и чемодан для упаковки личных вещей. Нелегкое это было дело. Но неизмеримо трудней оказалась организация перевозки увольняемых. Ведь их было около 500 тыс. и для их отправки на Родину требовалось не менее 500 поездов. Предполагали растянуть это месяца на два, но командование фронтом потребовало провести увольнение за месяц: во-первых, сами солдаты рвались домой, а во-вторых, стране безотлагательно нужны были рабочие руки, так как приближалась уборка хлеба...

Итак, 500 поездов для демобилизованных сверх тысячи железнодорожных составов, требовавшихся для перевозки репатриантов. А ведь были и другие важные перевозки... Но нужно было успеть осуществить и их, и все остальное. Как? Интересующихся подробностями я позволю себе отослать к моей книге «На главном направлении». Здесь же скажу, что демобилизованные воины сравнительно быстро были доставлены на Родину. Медленнее, но тоже в короткий срок, добрались домой и репатрианты.

Эта большая и сложная работа была проведена совместными усилиями всех служб тыла при большой поддержке политорганов фронта и армий.

О разносторонней и глубокой партийно-политической работе, проводившейся среди репатриантов, а также среди увольняемых воинов по окончании войны, написано немало. Но, думается, следовало бы рассказать об этом в специальном труде. Ведь и в содержании, и в формах, и в методах этой работы было много такого, что никогда не потеряет своего значения и всегда будет представлять большой интерес.

* * *

Еще на совещании в Нойенхагене (30 апреля 1945 г.) нам стало ясно, что наличных ресурсов мяса нам не хватит. Личный состав войск и репатриируемые потребляли ежедневно 450-500 т мяса, а столько не могли долго поставлять даже успешно созданные нами подсобные хозяйства в армиях и соединениях. Пришлось подумать об изыскании дополнительных ресурсов.

Глядя на карту еще в ходе Берлинской операции, мы не раз приходили к выводу о возможности организации рыбного промысла в Балтийском море. Ведь к территории, занятой нашими войсками, примыкало 300 км морского побережья. Кроме того, там было много внутренних водоемов. После тщательного изучения этого дела каждой армии, всем комендантам провинций и районов была поставлена задача учесть сохранившиеся рыболовецкие артели, снасти и возможные перспективы организации лова рыбы, а также выяснить, какая помощь для этого потребуется со стороны фронта. Собранный таким путем материал оказался более или менее обнадеживающим. На его основе Военный совет Группы войск 11 июля 1945 г. принял постановление «Об организации лова рыбы на побережье Балтийского моря», которым намечалось получить улов рыбы в количестве 21 тыс. т. Это должно было заменить 14 тыс. т мяса, или около 100 тыс. голов крупного рогатого скота.

Рыболовство явилось для нас совершенно новым делом. Одно дело ловить рыбу удочкой и совсем другое — организовать промысловый лов. В те дни в Берлине находился нарком рыбной промышленности СССР Александр Акимович Ишков, который дал нам ценную консультацию по этому вопросу.

В наличии оказалось: 103 моторных и 21 парусное рыболовецких судна, 166 моторных, 12 парусных и 132 весельных лодки, 2355 неводов и сетей. Нашлись и на фронтовых и армейских складах кое-какие рыболовецкие снасти. Для начала этого было достаточно.

Затем возникло множество организационно-хозяйственных вопросов. Для переработки нужны были тара, консервные байки, большое количество соли, растительного масла, перца, лаврового листа и прочего, а также вагоны-холодильники. Все это в той или иной мере нашлось. Требовались также люди, знающие это дело. Немало специалистов по промысловому лову рыбы оказалось среди военнослужащих и репатриантов. Пригласили также немцев, и они дружно взялись за работу.

Но тут выяснилось, что прежде всего нужно разминировать прибрежные воды, и наши доблестные саперы быстро справились с этой задачей.

Наконец, начали ловить рыбу. Вскоре армии и отдельные корпуса стали доносить об улове по 500-700 т за декаду. Задание Военного совета было выполнено.

* * *

К этому далеко не полному перечню больших и малых дел, выполненных органами тыла 1-го Белорусского фронта на завершающем этапе войны, следует добавить еще несколько штрихов.

Известно, что в соответствии с решениями Крымской конференции подлежали немедленному уничтожению все военные заводы Германии: пороховые, танковые, авиационные и другие. Их надо было демонтировать и взорвать. И это также осуществлялось органами тыла по заданиям Советского правительства и под специальным руководством уполномоченных Государственного Комитета Обороны М. 3. Сабурова и П. Н. Зернова. То была очень сложная и трудоемкая работа, требовавшая больших технических знаний, высокой квалификации исполнителей, строгого соблюдения соответствующей технологии. А главное, для ее выполнения нужно было много транспорта, рабочей силы и различных материалов. Порой больше половины моего рабочего времени уходило на это дело. В то же время им целиком занимался один из моих заместителей генерал Н. К. Жижин. И мы можем с гордостью отметить, что задание Советского правительства было выполнено.

Немалое участие приняли органы тыла в обеспечении Потсдамской конференции. Когда понадобилось выбрать подходящее место для ее проведения, группа офицеров во главе с начальником квартирно-эксплуатационного отдела фронта полковником Г. Д. Косоглядом объехала на двух машинах окрестности Берлина, Свой выбор они остановили на красивом парке Сан-Суси с дворцом бывшего германского кронпринца,

Г. К. Жуков, а затем И. В. Сталин одобрили выбор.

Дворец, в котором было 36 комнат, много лет не ремонтировался, обветшал. Но вот развернулись ремонтно-строительные работы, и все здесь переменилось. Появились асфальтированные дороги. Во дворце устроили отдельные подъезды для каждой делегации и один общий — для корреспондентов и обслуживающего персонала. Конференц-зал, где должны были проходить совместные заседания, также имел четыре входа. Были и отдельные залы для каждой делегации: «белый» для советской, «голубой» для американской, «розовый» для английской. Был восстановлен парк Сан-Суси. Сюда привезли 1500 туй, серебристых елей и других декоративных растений, устроили 50 цветочных клумб.

В общем работникам тыла пришлось хорошо потрудиться. По окончании конференции многие непосредственные исполнители, занятые подготовкой и обслуживанием конференции, были отмечены правительственными наградами, в том числе полковник Г. Д. Косо гляд и начальник административно-хозяйственного отдела штаба фронта Л. С. Чернорыж.

* * *

Рассказанное в этой статье далеко не исчерпывает все то, над чем напряженно трудились органы тыла в то грозовое время. Хочу особо подчеркнуть, что для коммунистов, работавших в системе тыла, не было более высокой партийной обязанности, чем самоотверженное выполнение своего долга перед Родиной, перед славными воинами-победителями. И они успешно справились с порученным делом благодаря огромной и повседневной помощи всего советского народа, Государственного Комитета Обороны, центральных органов тыла Красной Армии.

Примечания

{1} «Военно-исторический журнал», 1966, №6, стр. 5

{2} «Совершенно секретно!» Только для командования». М., 1967, стр. 72, 73

{3} В.И. Ленин, Полное собрание сочинений, т, 35, стр. 279.

{4} В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 35, стр. 403.

{5} «Вторая мировая война». Материалы научной конференции, посвященной 20-й годовщине победы над фашистской Германией, книга вторая. М., 1966, стр.33

{6} К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 17, стр. 5.

{7} В. И. Ленин Полное собрание сочинений, т. 39, стр. 237.

{8} «50 лет Вооруженных Сил СССР». М., 1968, стр. 198.

{9} «50 лет Вооруженных Сил СССР», стр. 257.

{10} Там же. Стр. 273.

{11} ИМЛ. Документы и материалы истории Великой Отечественной войны, инв. № 17936, стр. 906

{12} «50 лет Вооруженных Сил СССР», стр. 474.

{13} См. «Коммунист», 1965, №6, стр. 27

{14} «Итоги второй мировой войны», Сборник статей, М., 1957, стр. 135.

{15} «История Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.». т. 6, стр. 281.

{16} В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 38, стр. 252.

{17} К. Типпельскирх. История второй мировой войны М., 1956, стр.197.

{18} «Переписка Председателя Совета Министров СССР с Президентами США и Премьер-Министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.», т. II. М., 1957, стр. 57.

{19} Там же, т. 1, стр. 310.

{20} См. Е. Ziemke. Stalingrad tо Berlin. The German Defeat in the East. Washingtоn, 1968.

{21} См. «50 лет Вооруженных Сил СССР», стр. 459.

{22} «50 лет Вооруженных Сил СССР», стр.269, 270.

{23} Там же, стр. 270.

{24} К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 20, стр. 171.

{25} В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т, 4l, стр. 81.

{26} Г. К. Жуков. Воспоминания и размышления. М., 1969, стр. 458. 52

{27} «Михайлов» — псевдоним А. М. Василевского в тот период (Ред,).

{28} «Васильев» — псевдоним И. В. Сталина в то время (Ред.).

{29} Из мемуаров Маршала Советского Союза Г. К. Жукова «Воспоминания и размышления», опубликованных издательством АПН в 1969 г.

{30} Ф, С, Погью, Верховное командование. М. 1959, стр. 458.

{31} Архив МО, ф. ЦГВ. оп. 70500, д. 2, лл. 145–149.

{32} «Материалы Нюрнбергского процесса».

{33} Архив МО, ф. 236, оп. 2712, д. 359, л. 35.

{34} Вс. Вишневский. Сочинения, т. 4, стр. 353.

{35} «Статистический справочник войны». Лондон, 1945, стр. 13.

{36} Подробнее об этом см.: «За освобождение Чехословакии». Под редакцией Маршала Советского Союза И. С. Конева. М., 1968

{37} «Известия», 10. V 1945.

{38} Отрывок из воспоминания Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского «Солдатский долг», выпущенных Воениздатом в 1968 г.

{39} В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 38, стр. 315.

{40} До этого войска фронта осуществляли Ондавскую операцию.

{41} Антонин Сохор безвременно погиб в результате автомобильной катастрофы в 1951 г..

{42} Ружомберок — старинный город, он сыграл важную роль в рабочем движении Словакии. В сентябре 1920 г. здесь начала выходить газета «Правда Худобы» — орган левого марксистского крыла социал-демократического движения, который превратился затем в орган Коммунистической партии Словакии

{43} 2 «Красная звезда», 4 апреля 1965 г. 260

{44} Указом Президиума Верховного Сонета СССР от 8 июля 1969 г. за мужество и отвагу, проявленные при оказании помощи советскому военному командованию в боях с немецко-фашистскими захватчиками на территории Чехословакии в 1945 г., гражданин Чехословацкой Социалистической Республики Александр Галлер награжден медалью «За отвагу».

{45} «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941–1945», т. 5, М., 1963. стр. 171; Архив МО СССР, ф. 241, оп. 2593, д. 988. лл. 202–207

{46} 6 декабря 1944 г. АДД решением ГКО была введена в состав ВВС Красной Армии и стала называться 18-й воздушной армией.

{47} «Военно-исторический журнал», 1968, № 9, стр. 72.

{48} Военно-исторический журнал», 1968, № 9, стр. 73.

{49} «Военно-исторический журнале, 1968, № 9, стр. 74.

{50} «Военно-исторический журнал», 1968, № 9, стр. 74.

{51} 7 Там же,

{52} В составе этой дивизии сражался французский полк «Нормандия — Неман». Некоторых летчиков его я хорошо знал. В декабре 1944 г. в Центральном Доме Красной Армии я вручал большой группе офицеров этого полка правительственные награды. Двое из них, старшие лейтенанты Марсель Альбер и Ролан де ла Пуан, первыми из французских лет-чинов стали Героями Советского Союза.

Когда я собирался на 3-й Белорусский фронт, полк «Нормандия — Неман» уже два месяца сражался в Восточной Пруссии. Сражался, как всегда, самоотверженно и стойко. Как раз в самый канун моего вылета на фронт 44 летчика его снова были награждены, а полк получил орден Красного Знамени,

Иностранцы, сражающиеся за правое дело вдали от своей родины, всегда вызывают особую симпатию. Французские же летчики были не только смелыми, мужественными бойцами, но и просто отличными париями — располагали и себе своими человеческими качествами, и я каждый раз подписывал представления их к наградам с особым удовольствием. И тогда, в феврале, собираясь к Василевскому, думал при случае побывать у отважных сынов сражающейся Франции и лично поздравить их. Но цела так замотали меня, что я вспомнил о французах лишь в день ликвидации хейльсбергской группировки противника.

Случай, напомнивший мне о моем желании побывать в полку «Нормандия-Неман», был не из приятных. 27 марта группа «Як-3» из этого полна сопровождала на бомбежку Пиллау четыре девятки «Пе-2» из 276-й бомбардировочной авиадивизии генерала С. М. Ничипоренко. Над портом завивался бой с асами из известной немецкой эскадры «Мельдерс». Гитлеровцы сбили трех французских летчиков М. Гидо, Г. Мерцизена и Ф. де Жоффра. Первые два все же дотянули на покалеченных машинах до своих, а Франсуа де Жоффр упал в залив Фришес Хафф. Несколько часов провел он в ледяной воде, уцепившись за бревно. Лишь мужество и недюжинная воля помогли ему добраться до берега.

Мне очень хотелось увидеть героя, но оказалось, что он уже в госпитале. Знакомство паше состоялось лишь после войны на торжественной церемонии вручения наград Французским летчикам. Тогда я и попросил командира полка Луи Дельфин о представить мне Франсуа де Жоффра, а потом провозгласил тост за «человека из Балтики», как прозвали ле Жоффра за эту историю его товарищи.

{53} «Военно-исторический журнал», 1968, .№ 9, стр. 77.

{54} «Военно-исторический журнал», 1968, № 9, стр. 78.

{55} «Военно-исторический журнал», 1968, Ms 9, стр. 79. 286

{56} «Военно-исторический журнал». 1968, № 9, стр. 79.

{57} Там же; ИМЛ. Отдел истории Великой Отечественной войны, инв. № 14437, л. 51

{58} «Военно-исторический журнал», 1968, № 9, стр.80

{59} Там же.

{60} «Военно-исторический журнал», 1968, № 9, стр. 80.

{61} Там же

{62} Там же.

{63} «Советские военно-воздушные силы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». М. 1968, стр. 363

{64} «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941–1945», т. 5, стр. 169

{65} W.S.. Churchill. The Secоnd Wоrld War, vоl. VI, p. 407.

{66} Aрхив МО СССР, ф. 233, оп. 402801, д. 2, л. 190.

{67} «Советские военно-воздушные силы в Великой Отечественной войне1941–1945 гг.». стр. 389.

{68} «Советские военно-воздушные силы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», стр. 392.

{69} Немецкая эскадра как основное тактическое соединение состояла из пяти групп, в каждой из которых было по 27–36 самолетов. По количеству боевой техники она превосходила нашу авиадивизию.

{70} Архив МО СССР, ф. 362, оп. 6171, Д. 70, л. 12.

{71} Там же, л. 5.

{72} «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941–1945», т. 5, стр. 253–254; . Типпелъскирх. История второй мировой войны. М., 1956, стр. 48.

{73} Архив МО СССР, ф. 362, оп. 6171, д. 70, л. 16.

{74} Там же, д. 64, Л. 172.

{75} Там же, лл. 172–173.

{76} Архив МО СССР, ф. 362, оп. 6171, д. 70, л. 11.

{77} Архив МО СССР, ф. 368, он. 2186З, д. 13, л. 2

{78} Архив МО СССР, ф. 368, оп. 205482, д. 7, л. 333

{79} «Советские военно-воздушные силы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», стр. 395.

{80} Архив МО СССР, ф. 368. он. 295482, д. 7. л. 253.

{81} См. Г. К. Жуков. Воспоминания и размышления, М., 1969, стр. 640, 648, 304

{82} У меня еще очень свежи были в памяти неудачные действия тяжелых ночных бомбардировщиков в Белорусскую операцию. Так, во время налетов на Брест и Бяла-Подляску ночникам не удалось нанести сколько-нибудь существенный урон противнику. Пострадали только железнодорожные пути и была выведена из строя небольшая электростанция в самом Бресте. Большинство бомб упало в окрестностях города. Под Бяла-Подляской «Ил-4» отбомбили ложный аэродром (Архив МО СССР, ф. 368, оп. 207698, д. 9, л. 325). Во второй декаде июня (13, 14, 15 и 18) Авиация Дальнего Действия бомбила восемь вражеских аэродромов, расположенных в районах Лахвы, Лунинца и Микашевичей. Ночники совершили 1500 самолето-вылетов, а результат оказался незначительным. В первых числах августа соединения Авиации Дальнего Действия бомбили Белосток, и опять результаты оставили желать много лучшего (там же, ф. 319, оп. 14200, д, 5, л. 231).

{83} «Советские военно-воздушные силы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», стр. 412.

{84} Уже во время заключительных боев за Левобережную Украину, испытывая острую нехватку авиации, гитлеровцы начали оголять небо над своими войсками и концентрировать усилия авиации лишь на наиболее угрожаемых участках. Сюда фашисты бросали основную массу своих бомбардировщиков и частыми ударами их пытались замедлить темпы нашего продвижения к Днепру. В этих же районах заодно с «юнкерсами» и «хейнкелями» действовали и главные силы истребительной авиации противника. Так было и в других операциях. Особенно явственно эта тактика проявилась в битве за Белоруссию. Тогда пленные гитлеровские генералы и офицеры не раз с горечью отзывались о своей авиации и часто награждали ее весьма нелестными эпитетами. Общий вывод их был такой: немецкие летчики, по существу, оставили наземные войска в Белоруссии на съедение советской авиации. Та же картина с 18 апреля стала наблюдатьсн и под Берлином.

{85} «Советские военно-воздушные силы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг,», стр. 402,

{86} «Советские военно-воздушные силы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», стр. 404.

{87} «Советские военно-воздушные силы в Великой Отечественной войне 1941 — l945 гг.», стр. 408,

{88} Архив МО СССР, ф. 319, оп. 858756, д. 5, л. 93.

{89} 45 Архив МО СССР, ф. 368, оп. 205482, д. 1, лл. 437–443; там же, оп. 6476, д. 480, л. 438; там же, ф. 5871, оп.. 200643, д. 53, л. 200

{90} Архив МО СССР, ф. 326, оп. 5047, д. 654, лл. 1–6.

{91} «Великая Отечественная война Советского Союза. 1941–1945 гг. Краткая история». M,. 1967, стр. 464

{92} Архив МО СССР, ф. 326, оп. 5047, д. 654, лл. 1–4.

{93} Архив МО СССР, ф. 326, оп. 5064, д. 95, л. 30.

{94} Там же, д. 60, л. 29.

{95} Архив МО СССР. ф. 326, оп. 5064, д. 58. лл. 34–35.

{96} Там же, л. 34

{97} Там же, лл. 34 — З5.

{98} Там же, л. 34

{99} Архив МО СССР, ф. 326, оп. 5064, д. 81, л. 48.

{100} В состав 2-го гвардейского танкового корпуса входили: 25, 26, 4-я гвардейские танковые и 4-я гвардейская мотострелковая бригады.

{101} Архив МО СССР, ф. 326, оп. 5047, д. 698, л. 95.

{102} Архив МО СССР, ф. 326, оп. 5047, д. 698, л. 97.

{103} Архив МО СССР, ф. 326, оп. 5047, д. 674, л. 124.

{104} Архив МО СССР, ф. 326, оп. 5047, д. 683, лл. 110, 111,

{105} Там же, д. 83, л. 83.

{106} Архив МО СССР, ф. 326, оп. 5047, д. 674, л. 95.

{107} «Сообщения Совинформбюро», т. VIII, М., 1945, стр. 80.

{108} «Правда», 19.II 1945.

{109} «Правда», 21.II 1945

{110} Архив МО СССР, ф. 33, оп. 793756, д. 23, лл. 77–79

{111} Архив МО СССР, ф. 326, оп. 5047, д. 683, л. 150.

{112} Архив МО CCCР, ф. 326, оп. 5057, д. 680, л.102

{113} Архив МО СССР, ф. 326, оп. 5057, д. 680, д. 102.

{114} Там же, д. 674, л. 102,

{115} Архив МО СССР, ф. 326, оп. 5064, д. 58, л. 124.

{116} Там же

{117} Архив МО СССР, ф. 326, оп. 5047, д. 680, лл. 119–120.

{118} «Сообщения Совинформбюро», т. VIII, стр. 192.

{119} Архив МО СССР. ф. 241, од. 2593. д. 854, лл. 112, 113

{120} Архив МО СССР, ф. 326, он. 5064, д. 60, лл. 178, 169.

{121} Архив МО СССР, ф. 326, оп. 5064, д. 81, л. 192.

{122} «Сообщения Совинформбюро», т. VIII, стр. 170–171.

{123} «Сборник материалов по составу войск фашистской Германии», вып. 5, стр, 80–81.

{124} См.: Маршал Советского Союза А. М. Василевский. Восточно-Прусская операция. «Военно-исторический журнал», 1969, № 3, стр. 52

{125} Архив МО СССР, ф. 229, оп. 643, Д. 2, л. 79.

{126} Архив МО СССР, ф. 203, оп. 2843, Д. 290, л. 14.

{127} Там же, ф. 236, оп. 2673, д. 120, л. 75

{128} «Мировая война 1939-1945». М., 1957, стр. 206.

{129} Архив МО СССР, ф. 6598, оп. 724438, д. 1440, л. 5.

{130} Г. Гудериан, Воспоминания солдата. М., 1954, стр, 304-305.

{131} W.S.. Churchill. The Second World War, vol. VI. London, 1954, p. 131.

{132} Архив МО СССР, ф. 40, оп. 178404, д. 1, л. 141.

{133} H. Friessner. Verratene Schlachten, Hamburg, 1956, S. 188.

{134} К. Типпельскирх, История второй мировой войны, М., 1956, стр. 176.

{135} Архив МО СССР, ф. 243, оп. 23700, д. 70, лл, 86-93

{136} «История Болгарии», т. 11. М., 1955, стр. 378.

{137} «Великая Отечественная война Советского Союза, 1941-1945». Краткая история,. М. 1965, стр. 475.

{138} «Очерки истории Великой Отечественной войны 1941-1945 гг,». М., 1955, стр. 457

{139} «Внешняя политика Советского Союза в Великой Отечественной войне». М., 1947, стр. 171-172.

{140} Л.А. Безыменский. Германские генералы с Гитлером и без него. М., 1961, стр. 275.

{141} «Великая Отечественная война Советского Союза. 1941 -1945 гг.». Краткая история М., 1965, стр. 485.

{142} Там же, стр. 486-487.

{143} Там же, стр. 486.

{144} Архив МО СССР, ф. 236, оп. 28, 3846, д. 34, Л. 137

{145} И. С. Конев. Тысяча девятьсот сорок пятый. М., 1965, стр. 137.

{146} В настоящее время генерал армии С. С. Маряхин является заместителем министра обороны СССР.

{147} К сожалению, в 1966 г., будучи еще сравнительно молодым, Иван Прохорович после тяжелой болезни скончался.

{148} Архив МО СССР, ф, 236, оп, 2939, д. 5, лл. 27-29

{149} «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941-1945», т. 5. М., 1963, стр. 256.

{150} Человек исключительной храбрости, Герой Советского Союза полковник И. И. Прошин был назначен командиром бригады после того, как его предшественник на этой должности полковник С. А. Денисов 4 апреля 1945 г. получил травму в результате аварии машины.

{151} «Великая Отечественная война Советского Союза. 1941-1945 гг. Краткая история», стр. 491.

{152} Архив МО СССР, ф. 236, оп. 283885, д. 68, стр. 20

{153} Бывшая 49-я механизированная бригада.

{154} «Совершении секретно. Только для командования!». М., 1967. стр. 580.

{155} Там же, стр. 558.

{156} Почти четверть века спусти, 15 апреля 1969 г., я встретился с ним совершенно случайно: обедая в столовой на улице Грановского в Москве, мы оказались за одним столом. Он поглядывал на меня, я — на него. Оба мы пытались вспомнить друг друга. Борис Александрович заговорил первый. Обменялись несколькими словами, и сразу все вспомнилось. И описанный выше прорыв противника в районе штаба армии, и героизм наших воинов, разгромивших неприятеля. В. А. Рунов напомнил, что Золотую Звезду Героя Советского Союза вручал ему я. И мне было приятно увидеться вновь с ним, по-прежнему бодрым и энергичным, несмотря на годы. Теперь он на ответственной партийной работе.

{157} С В. А. Константиновым мы встречались и после войны. Сейчас он в запасе, работает в Казани.

{158} До недавнего увольнения в запас Александр Павлович работал главным редактором «Военного вестника», и мне было приятно снова общаться с Ним по работе в редакционной коллегии этого журнала.

{159} Архив МО СССР, ф. 324. он. 4756, д.133. лл. 46, 47.

{160} «Совершенно секретно. Только для командования!», стр. 588-589.

{161} Там же, стр. 591.

{162} Архив МО СССР, ф. 236, оп.71455, д.17-18, лл. 57-58.

{163} Архив МО СССР, ф. 236, оп. 28384, д. 34, лл. 173-182.

{164} Архив МО СССР, ф. 236, оп. 20958, д. 3, лл. 295-299.

{165} В командование 6-м гвардейским корпусом и первых числах мая вступил С. Ф. Пушкарев, и полковник В. И. Корецкий был назначен начальником штаба корпуса.

{166} ИМЛ. Документы и материалы отдела истории Великой Отечественной войны, инв. № 6076, л.1

{167} Архив МО СССР, ф. 324. оп. 4756, д. 150, л. 795; оп. 44407, д. 7, л. 204

204.

{168} Отрывок из книги воспоминаний генерала армии С. М. Штеменко «Генеральный штаб в годы войны», выпущенной Воениздатом в 1968 г.

{169} Немцы имели тогда в Восточной Пруссии: пехотных дивизий — И, танковых — две, танковых бригад — две, кавалерийских бригад — две, а всего — 17 соединений. В составе 3-го Белорусского фронта насчитывалось: стрелковых дивизий — 40, танковых корпусов -два, танковых бригад — пять. Итого — 47 соединении. Надо, однако, иметь в виду, что численность личного состава в пехотных дивизиях противника значительно превышала число людей в наших стрелковых дивизиях. Боевые возможности советских танковых корпусов и танковых дивизий немцев были примерно одинаковы.

{170} К. Типпельскирх. Истории второй мировой войны. М., 1956, стр. 542

{171} W. S. Churchill. The Second World War, vol. VI, p. 303.

{172} «Тегеран, Ялта, Потсдам». Сборник документов. М., 1967, стр. 60.

{173} W. S. Churchill. Op. cit., p. 407.

{174} «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941-1945». т. 5. М., 1963, стр. 333-334.

{175} «Великая Отечественная война Советского Союза. 1941-1945. Краткая история». М. 1965, стр. 485.

{176} «Великая Отечественная война Советского Союза. 1941 -1945. Краткая история», стр. 486

{177} «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941–1945», т. 5, стр. 259

{178} Архив МО СССР, ф. 32, оп. 596884, д. 1, л. 22

{179} Б. С. Телъпуховский. Краткая история Великой Отечественной войны. М., 1959, стр. 472

{180} «Совершенно секретно. Только для командования!». М., 1967, стр. 572-574.

{181} ИО ВМФ, д. 13753, л. 3,

{182} «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 -1945». т. 5. М., 1963, стр. 222

{183} ИО ВМФ, д. 34165, лл. 48-50.

{184} Выход Финляндии из войны позволял нам использовать в обход всех минных заграждений и Финском заливе шхерный стратегический фарватер, проходивший вдоль опушки шхер. По шхерному стратегическому фарватеру через Або-Аландские шхеры, Хельсинки — Котку, Кронштадт шли транспорты с грузами из Швеции, Финляндии и обратно. По этому же пути шли транспортные боевые корабли на Таллин и далее через Моонзунд на Ригу. Резко увеличилась протяженность всех наших морских коммуникаций.

{185} ИО ВМФ, д. 9373. лл. 63, 64.

{186} В течение 1941 -1944 гг. флот оперативно подчинялся командующему войсками Ленинградского фронта, а по окончании Моонзундской наступательной операции был подчинен Главнокомандующему ВМФ.

{187} ИО ВМФ, д. 18813, л.л. 21-60; д. 33410, лл. 66-103.

{188} Там же, д. 9374, л. 83.

{189} ИО ВМФ, д. 19494, лл. 1-4; д. 34259, лл. 45-47; д. 18813, лл. 21-54.

{190} ИО ВМФ, д. 9369, л. 8.

{191} Там же, д. 28073, лл. 7, 63, 125.

{192} После 24 февраля 1945 г., когда Ставка объединила 1-й Прибалтийский и 3-й Белорусский фронты, Маршал Советского Союза А. М. Василевский непосредственно возглавил командование войсками, нацеленными на разгром противника на Земландском полуострове и в Кенигсберге.

{193} ИО ВМФ, д. 14051, дл. 69, 72, 74, 77.

{194} ИМЛ, Документы и материалы отдела Истории Великой Отечественной войны, д. 13893, лл. 555, 587.

{195} Архив МО СССР, ф. 368, оп. 6476, д. 515.

{196} В Москве в этот момент было 5 часов утра.

{197} И. Кожедуб. Верность отчизне. М., 1969, стр. 402-406

{198} Тремя последними соответственно командовали генералы А. Г. Кравченко, Н. А. Гаген. С. Г. Трофименко.

{199} Архив МО СССР, ф. 333. оп. 4894, д. 55, л. 229

{200} Архив МО СССР, ф. 233, оп. 2307, д.. 189, л. 47.

{201} Архив МО СССР, ф. 233, оп. 189, лл. 145-146.

{202} Архив МО СССР, ф. 307, оп. 4156, д, 38, л. 196.

{203} Г. И. Жуков. Воспоминания и размышления. М., 1969, стр. 608.

{204} Одновременно он был и командуюршм войсками Ленинградского фронта.

{205} В тот день генерал Свобода писал в своем донесении: «Мы вступили на Родину плечом к плечу со славными воинами Красной Армии, которых наши народы встретили как освободителей от ненавистного фашистского ига. Чехословацкий народ вечно будет чтить намять тех, кто отпал жизнь за его свободу, за счастье его сыновей.»

{206} «3а освобождение Чехословакии». М., 1965, стр. 108.

{207} Архив МО СССР, ф. 244, оп. 368102, д. 5, Л, 175

{208} Архив МО СССР, ф. 244, оп. 368102, д. 4, л. 29.

{209} Ему посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

{210} Архив МО СССР, ф. 244, оп. 9980, д. 97. л. 126

{211} Там же, оп. 368102, д. 4, л. 49.

{212} Там же, ф. 33, оп. 793756, д. 38, л. 288.

{213} Архив МО СССР, ф. 244, оп. 9980, д. 97, л. 125

{214} Там же, лл. 126-127.

{215} См. «Новая и новейшая история», 1963, № 1, стр. 80.

{216} «За освобождение Чехословакии», стр. 198-201.

{217} Архив МО СССР, ф. 244. оп. 368102, д. 7, л. 69.

{218} Там же, л. 70.

{219} Там же, д. 2, л. 134

{220} «Военно-исторический журнал». 1960, № 6, стр. 93.

{221} Остальные соединения чехословацкого корпуса до 18 мая переформировывались поблизости от Праги в 1-ю чехословацкую армию. Она вступила в столицу своей родины 17 мая.

{222} Архив МО СССР, ф. 339, оп. 5179, д. 82, л. 184.

{223} «Нюрнбергский процесс», т. 1. М., 1957. стр. 495