С октября 1920 года Я. Б. Гамарник снова был в Киеве. Он возглавил губернский партийный комитет и ревком (впоследствии губисполком).

Начало 20-х годов... Кто был очевидцем того времени, тот никогда не забудет, какие трудности пришлось преодолевать при восстановлении промышленности, транспорта и городского хозяйства, утверждении советских порядков на селе, в какой ожесточенной борьбе со старым налаживалась новая, мирная жизнь.

Товарищ Ян, как все его называли, находился в самой гуще этой борьбы. А она, эта борьба, потребовала, пожалуй, не меньшего мужества и организаторского таланта, чем недавние бои.

Чтобы проводить твердую партийную линию, руководитель должен был обладать политической зрелостью, идейной убежденностью, несгибаемым характером. И товарищ Ян в полной мере проявил эти качества большевика-ленинца.

Настоящий бой пришлось выдержать Я. Б. Гамарнику на губернской конференции, состоявшейся 5 — 10 ноября 1920 года, где он выступал с докладом о текущем моменте и задачах партии. Среди делегатов конференции оказались некоторые бывшие боротьбисты{15}, которые по ряду вопросов, в частности по национальному, не соглашались с линией нашей партии. Для поддержки их позиции на конференцию явились в качестве «гостей» А. Шумский и В. Блакитный — в прошлом лидеры партии боротьбистов.

Прения по докладу товарища Яна показали правильное понимание коммунистами задач и политики ленинской [87] партии. Вместе с тем в ходе прений выявилось подлинное лицо тех, кто, прикрываясь партийным билетом, на деле хотел бы притормозить развитие революционного процесса, направить его в мелкобуржуазное русло.

Из сохранившейся в партархиве ЦК КПУ стенограммы заключительного слова Гамарника видно, каким страстным борцом за ленинские принципы был Ян Борисович. Отвечая своим оппонентам, преимущественно из числа недавних боротьбистов, он разоблачил все их демагогические ухищрения, отбил все их наскоки на генеральную линию партии. Товарищ Ян словно гипнотизировал аудиторию своей убежденностью и верой в победу коммунизма. «Надо научиться любить партию, жить партией, надо стать, товарищи, коммунистами, — говорил он. — Сейчас мы партия, отвечающая за судьбу республики и за судьбу всего пролетариата...»

Отметив, что настало время государственного и хозяйственного строительства, не менее трудное, чем вооруженная борьба на фронтах, он страстно подчеркивал: Компартия Украины выполнит свои задачи лишь в рядах единой ленинской партии; украинский народ будет жить и трудиться в тесном, братском союзе с русским и другими пародами всей страны.

Мне довелось в те годы трудиться под началом Я. Б. Гамарника — исполнять должность секретаря губернского ревкома, управляющего делами губисполкома. До сих пор памятно, как решительно и умело действовал он в тогдашних сложных условиях.

Возьмем такой вопрос, как заготовка хлеба. На Украину возлагались особенно большие надежды, так как поволжские и другие зерновые районы сильно пострадали от засухи (в 1921 году неурожай охватил 34 губернии). Украинские же поля, в том числе на Киевщине, дали хороший урожай. Крестьяне одобряли решение X съезда РКП (б) о введении натурального налога вместо тяготившей их, вынужденной войной продразверстки. Вроде все благоприятствует заготовке хлеба. Но ведь сбор продналога проводился впервые, никакого опыта тут еще не было. Сумеем ли четко справиться с кампанией, с тем чтобы помочь миллионам голодающих людей? Киевские партийные и советские органы энергично взялись за дело, душой которого был Ян Борисович. Президиум губисполкома, а также созданное при нем губернское экономическое [88] совещание неоднократно обсуждали вопросы сбора продналога, оперативно принимали нужные меры. В уезды и волости были направлены около четырехсот уполномоченных, которые объединяли все местные силы с целью скорейшего сбора хлеба. Часто выезжали в деревню и члены губисполкома, в том числе Ян Борисович. Сбор продналога успешно начался, крестьяне дружно свозили зерно на ближайшие пункты.

Однако это было еще не все. Ведь нужно доставить собранный хлеб по назначению, мобилизовать для этого транспорт. И Гамарник, знающий силу агитационного слова, обратился к железнодорожникам. В обращении, напечатанном 2 октября 1921 года в губернской газете «Пролетарская правда», говорилось, что крестьяне Киевщины делом отозвались на просьбу голодающих Поволжья и донецких шахтеров. Сотни и тысячи подвод ежедневно прибывали на ссыпные пункты. Многие из них уже были переполнены, а железная дорога не управлялась с дальнейшей перевозкой зерна. От имени губисполкома Гамарник призвал транспортников увеличить число вагонов, ускорить их ремонт в мастерских — теперь от этого зависело спасение голодающих.

Напряженная работа дала хорошие результаты: Киевская губерния успешно выполнила задание по заготовке хлеба и доставке его в города и районы, пострадавшие от засухи.

Президиум губисполкома, а также губернское экономическое совещание, состоявшее из представителей хозяйственных, финансовых и земельных органов, объединили усилия трудящихся по восстановлению промышленных предприятий, снабжению их топливом и сырьем, проведению посевных и уборочных кампаний, налаживанию городского хозяйства — электростанции, трамвая, водопровода, канализации. Нелегко было решать эти задачи, но все, что было возможно, делалось без проволочек.

Что касается тогдашних трудностей, то надо иметь в виду, что с разгромом интервентов и белогвардейцев вооруженная борьба полностью еще не прекратилась. В некоторых районах Украины, в том числе на Киевщине, продолжали бесчинствовать различные кулацкие и анархистские банды, которые причиняли немало горя населению, наносили урон неокрепшему общественному хозяйству. С ликвидацией банд нельзя было медлить. [89]

Под председательством Я. Б, Гамарника был создан специальный орган — губернское военное совещание по борьбе с бандитизмом. В него вошли секретарь губкома партии, командующий войсками военного округа, губвоенком и другие. Мне поручили обязанности секретаря этого совещания. Члены губсовещания собирались в вечернее время. Принимались оперативные решения, диктуемые обстановкой. Против объявившихся банд направлялись войсковые подразделения и милиция, а также отряды ЧОН (части особого назначения), формировавшиеся из коммунистов и комсомольцев.

Помнится, летом 1921 года были раскрыты диверсионные шайки, нити от которых тянулись за рубеж: в одном случае к Савинкову, в другом — к Петлюре. Ликвидация шаек предотвратила готовившиеся поджоги, взрывы, отравления.

К концу 1921 года с бандитизмом на Киевщине было в основном покончено. Последняя петлюровская авантюра — засылка из-за кордона крупного отряда Тютюника — завершилась полным крахом, хотя пилсудчики щедро вооружили тысячу «повстанцев» и сам Петлюра их «благословил». На разгром этой банды были брошены воинские части, в том числе красные конники во главе с Г. И. Котовским.

Происшедшее довели до сведения общественности. 3 декабря на заседании городского Совета выступил с докладом И. И. Гарькавый — помощник командующего войсками Киевского военного округа. Подробно рассказав о ходе недавних боев, он заверил, что Красная Армия и впредь будет зорко и твердо защищать Советскую республику. Председательствовавший Ян Гамарник, поблагодарив воинские части за высокую выучку и смелость, отметил, что их боевой успех имеет не только военное, но и огромное политическое значение, ибо с поражением Тютюника окончательный крест поставлен на всей петлюровщине.

В этих кратких воспоминаниях я не смог, конечно, охватить все стороны и факты кипучей деятельности Яна Гамарника на Киевщине. Но одну черту его стиля как большевистского руководителя — тесную связь с трудящимися, прежде всего с рабочими промышленных предприятий, — надо отметить особо. Покажу это на примере его крепкой дружбы с коллективом завода «Арсенал» (мне [90] самому довелось работать там с октября 1922 года до февраля 1924 года).

Арсенальцы среди тружеников Киева — наиболее крупный и сплоченный отряд, закаленный в борьбе с царским самодержавием, за победу пролетарской революции. И товарищ Ян для них — свой, близкий человек: в ноябре 1917-го он выступал на заводском митинге с обличением Центральной рады, во время Январского (1918 год) восстания рабочих был членом ревкома. И теперь, в 20-х годах, он нередко приходил на «Арсенал», чтобы рассказать о политике Коммунистической партии и Советской власти, объяснить вопросы международного положения. Рабочие уважали его и любили, с интересом слушали доклады, а затем, окружив, долго и задушевно беседовали с ним.

Хорошо помню встречу Я. Б. Гамарника с арсенальцами 5 мая 1923 года (на том собрании я председательствовал). Просторное помещение сборочного цеха было переполнено. И не удивительно: обсуждался вопрос о выборах в городской Совет, а это для рабочих родное, кровное дело. Ян Борисович сделал краткий отчет о деятельности горсовета. Он упомянул, в частности, как два года назад провалилась здесь группа меньшевиков, пытавшаяся сбить людей с толку, и выразил уверенность, что арсенальцы всегда будут идти большевистским путем. Заводской коллектив единодушно избрал Я. Б. Гамарника своим депутатом в Киевский горсовет.

Спустя примерно месяц в том же сборочном цехе, опять при многолюдной аудитории, он выступал с докладом об «ультиматуме Керзона» — ноте британского правительства, позволившего себе недопустимое вмешательство во внутренние дела Советской страны. Гамарник говорил горячо, страстно. В ходе выступлений, помнится, он зачитал басню Демьяна Бедного, посвященную этой ноте, и по цеху прокатился смех. Так оратор снял невольное напряжение, навеянное серьезнейшей темой доклада, а сама «грозная» нота никого не пугала.

А еще через месяц, 2 июля, арсенальцы прощались со своим депутатом и другом — Я. Б. Гамарник уезжал на Дальний Восток. С добрым напутствием выступили несколько рабочих. Ему вручили фотоальбом о заводе. Он был растроган искренней любовью и теплотой, в прощальном своем слове поблагодарил товарищей, пожелал всем [91] края, он говорил о беспредельных лесных массивах, о щедрости рыбных водоемов, о кладовых угля и нефти. Особенно он настаивал на развитии там добычи золота, еще слабо поставленной, тогда как страна испытывала острую нужду в нем для оплаты оборудования и сырья, которые мы импортировали, чтобы ускорить темпы индустриализации. Предлагая увеличить добычу нефти и угля, он уверял, что их можно направить на экспорт. Имелись в виду при этом потребности соседней Японии.

Далее Гамарник говорил, что наша страна завозит рис из-за границы, платит за него валютой, а в Дальневосточном крае, где рис до революции не выращивался, уже возделывается около 14 000 гектаров этой культуры. Он считал, что при вложении некоторых средств на постройку оросительных систем можно освободить страну от импорта риса и даже экспортировать его. Любопытно, что японцы в те годы заявляли о готовности вложить свои капиталы (на условиях концессии) для разведения риса в Приморье с последующим вывозом его в Японию.

Гамарник критиковал наркоматы торговли, финансов, а также ВСНХ за то, что они плохо знают Дальний Восток, оторваны от него.

— Может быть, именно поэтому, — говорил он, — в крае необычайно распространилась сдача рыболовных участков в концессию, а надо этим госкапиталистическим предприятиям противопоставить наши, социалистические.

Наконец, Гамарник вносил предложение о переселении на Дальний Восток жителей из других районов. Он правильно считал эту проблему всесоюзной. В проекте решения конференции намечались меры по борьбе с безработицей через индустриализацию страны и интенсификацию сельского хозяйства. Гамарник считал, что переезд крестьян из густонаселенных районов Украины и Белоруссии на Дальний Восток может содействовать решению этой проблемы, подчеркивал, что мы должны энергично заселять Дальневосточный край.

Отчетливо помню, что выступление Гамарника вызвало большой интерес у делегатов партийной конференции.

С каждым годом, по мере возрастания экономической мощи государства, все более насущным становилось решение экономических проблем Дальнего Востока и его окраин, в том числе Камчатки. [94]

На Камчатке Советская власть победила лишь в декабре 1922 года — после окончательного разгрома белых банд Бочкарева, тесно связанных с американо-английским и японским капиталом. Эта далекая, заброшенная в царское время окраина России из года в год разорялась иностранными хищниками, а безграмотное население, не имея благоустроенного жилья, школ и больниц, влачило самое жалкое существование.

Предстояло преобразовать Камчатку в экономически и культурно развитый край. Эту работу, протекавшую в исключительно трудных условиях (удаленность от промышленного центра страны, отсутствие кадров советских рабочих и специалистов), начал осуществлять Я. Б. Гамарник, который последовательно занимал должности председателя Дальревкома, председателя крайисполкома, секретаря крайкома ВКП(б). За пятилетний срок пребывания на этих руководящих постах он сумел сделать немало полезного.

Центральный Комитет партии и Совнарком, рассматривая вопросы скорейшего экономического развития Камчатки, заселения ее советскими людьми и создания для них нормального быта, приняли тогда, в изъятие из общих правил, важное решение. Мне, как народному комиссару внутренней и внешней торговли, было поручено организовать Акционерное Камчатское общество (АКО), обладающее монопольными правами эксплуатации природных богатств, промышленного строительства, заселения этого полуострова, а также возведения и эксплуатации жилищ, школ и больниц. АКО имело большую самостоятельность, чем обычные наши предприятия.

Ян Борисович не только правильно оценил значение самой этой идеи, но сразу же практически, всем своим авторитетом способствовал ее воплощению.

Созданное в 1927 году АКО просуществовало более 10 лет. В него входили советские хозяйственные организации, связанные с отдельными отраслями в этом районе.

Прежде всего мы взялись за рыболовное хозяйство. К моменту создания АКО 90 процентов морских участков и смежных производств находилось на правах концессий в руках японцев. Им же принадлежало 19 рыбоконсервных заводов. В общем балансе рабочей силы Камчатки число советских рабочих составляло 9 — 10 процентов. Товары для снабжения населения поступали из Японии и [95] Америки беспошлинно. Советских товаров в продаже почти не было, они туда не завозились. С образованием АКО началась организация нашей торговой сети и массовый завоз товаров советского производства. Причем эта торговля освобождалась от налога с оборота, с тем чтобы она могла выдержать конкуренцию с японскими и американскими товарами. Благодаря хорошему стимулу советские товары вскоре стали пользоваться на Камчатке самым широким спросом.

Не прошло и пяти лет, как в камчатских водах стали промышлять многочисленные советские суда, побережье покрылось сетью рыбообрабатывающих заводов, быстро создавались предприятия, обслуживающие рыболовство, — судоверфь, судоремонтные мастерские, холодильники, портовое хозяйство, жестянобаночный завод для снабжения новых консервных заводов тарой. Уже в 1931 году число советских тружеников в общем балансе рабочей силы на Камчатке составляло свыше 90 процентов.

На Дальнем Востоке зародился и китобойный промысел. Для него в 1931 году в Ленинграде Акционерным Камчатским обществом было переоборудовано обычное транспортное судно, которому придавались купленные за рубежом суда-китобойцы. Первой китобойной базе дали имя «Алеут» — по названию одной из коренных национальностей Командорских островов.

АКО развернуло на Камчатке лесоразработки, которые обеспечивали древесиной местное строительство и заводы, производившие тару, организовало угледобычу, что избавило от дорогостоящего завоза угля из Приморья. Своими средствами АКО производило и разведку нефтяных месторождений, хотя эти работы в то время положительных результатов не дали.

В дореволюционной России существовало мнение, что на Камчатке пет условий для развития сельского хозяйства. Это было опровергнуто в первые же годы деятельности АКО. На Камчатке создали совхозы, колхозы, на базе которых возникли животноводческие фермы, расширялось оленеводство, был организован откорм свиней, началось выращивание овощей и картофеля.

Сегодняшний Дальний Восток с его разведанными и освоенными ресурсами, с высоким индустриальным уровнем развития подтверждает, насколько был прав Я. Б. Гамарник, выдвигавший в 20-е годы неотложные вопросы [96] освоения и развития природных богатств Дальневосточного края.

Придавая особое значение подъему Дальнего Востока, ЦК партии образовал в 1930 году специальную Комиссию по вопросам развития экономики края и укрепления его обороноспособности. Во главе Комиссии был поставлен Гамарник (в то время уже начальник Политуправления РККА), как знаток Дальнего Востока. При первом же выезде на Восток ему, в частности, поручили на месте принять меры по ликвидации прорыва с выполнением плана поставки товаров на экспорт.

К 30-м годам общий объем советского экспорта достиг дореволюционного уровня. Дальний Восток стал играть в экспорте товаров все большую роль, в частности таких, как лес, пушнина, крабовые и рыбные консервы. В течение года он должен был поставить экспортных товаров на сумму свыше 80 миллионов рублей. I Ян Борисович настойчиво выполнял поручение партии. Он побывал на многих предприятиях, беседовал с рабочими и руководителями, выступал на партактивах, на краевой партийной конференции. В нем удачно сочетались пламенный агитатор и деловой советчик, а твердость в осуществлении намеченной цели соседствовала с искренней заботой о людях. Своими действиями, указаниями, требованиями он обеспечил массовый энтузиазм тружеников и четкий производственный ритм. В итоге план по « экспорту дальневосточных товаров, находившийся под угрозой срыва, был выполнен. В Москве остались довольны работой, проделанной Гамарником. Особенно был доволен я, поскольку это была прямая помощь Наркомату торговли.

Я. Б. Гамарник всегда был в первых рядах активных борцов за ленинскую линию партии. Он выступал против оппортунистов, буржуазных националистов, соглашателей и маловеров. В этой связи мне особенно запомнилось его выступление в конце 1929 года на Пленуме ЦК. Пленум обсуждал вопрос о контрольных цифрах Народ-5, нехозяйственного плана на очередной год. Отмечалось, что партия одержала значительные успехи в промышленном строительстве. Был успешно выполнен план хлебозаготовок, обеспечено не только текущее снабжение населения, но и образованы государственные резервы хлеба, что являлось одной из самых трудных проблем того времени. [97] Движение за коллективизацию сельского хозяйства развивалось бурными темпами.

На Пленуме Гамарник говорил не столько об экономике — этих вопросов он коснулся частично лишь в конце выступления, — сколько о политическом значении итогов истекшего года, которые доказывали всю правоту ленинской партии, наглядно раскрывали несостоятельность линии правой оппозиции.

Выступление Яна Борисовича оставило яркое впечатление. Оно было острым и принципиальным, отвечало духу времени, а это был 1929 год — год острой классовой борьбы, когда партия и вся страна решали историческую задачу — ликвидацию кулачества как класса на базе сплошной коллективизации.

На этом Пленуме Гамарник был введен в состав Оргбюро ЦК.

В биографии Яна Борисовича яркой страницей выделяется его деятельность по строительству Красной Армии. Гамарник занимал посты заместителя Председателя Реввоенсовета СССР, первого заместителя наркомвоенмора, начальника Политического управления РККА. К тому времени он уже имел за плечами большой опыт организационно-партийной, политической, хозяйственной и военной работы.

Перед политическими органами Вооруженных Сил выдвигалось тогда требование оживить партийную работу, повысить влияние коммунистов в войсках, еще более приблизить командный состав к партии. Гамарнику удалось добиться больших успехов в деле партийного строительства в армии и на флоте, что признавали как военные коммунисты, так и члены ЦК. Он был организатором подготовки массовых кадров из числа демобилизованных красноармейцев и младших командиров для работы на необжитых землях Дальневосточного края, Сибири, Казахстана,

Часто я встречался с Гамарником для разрешения всякого рода вопросов снабжения армии и флота. Помню, как настойчиво требовал он от политработников развертывания такой формы торговли, как военные кооперативы. Он постоянно был озабочен устройством здорового быта, внимательно относился к нуждам красноармейцев и командиров, оперативно, со свойственной ему энергией вникал во все стороны жизни войск, активно боролся с неполадками, [98] с проявлением бюрократизма, волокиты, лично рассматривал жалобы, принимал по ним меры.

Помнится один эпизод — встреча с Яном Борисовичем в Одессе. Это было в 1933 году. Мне пришлось объезжать сахарные заводы, проверять их готовность к осенне-зимнему сезону. Заодно посетил и некоторые консервные заводы, в частности в Одессе, где в то время оказался и Гамарник. Мы с ним вместе побывали на Одесском консервном заводе, после чего он пригласил меня посмотреть военные корабли. Впервые в жизни я увидел торпедные катера. На одном из них мы вышли в море. Катер развивал скорость 60 — 70 километров в час; от быстроты, от волн, обдававших нас морской водой, захватывало дыхание...

Мы были соседями по даче и дружны семьями, часто встречались на отдыхе. Ян Борисович был умным и приятным собеседником, говорил убежденно, аргументированно, не повышая голоса. Умел хорошо слушать. Немногословный, он не был и замкнутым.

Он запомнился мне как человек исключительно честный, прямой, простой и скромный. Это был настоящий комиссар в революционном смысле этого слова, так прочно вошедшего в наш обиход.

14 апреля 1967 г.

С Яном Борисовичем Гамарником я встречался еще в 1916 — 1917 годах на Украине. Но те встречи были мимолетными, и, о чем шли тогда разговоры, за давностью лет не вспомнить. А вот на Дальнем Востоке в 20-е годы мы не только вместе работали, но некоторое время жили в одном флигеле, на одном этаже. Я узнал его и как партийного деятеля, и как человека. Жил он просто, скромнее, чем иные, не столь ответственные, работники. Трудился много, вникал во все общественные дела.

Хотелось бы отметить его искреннюю влюбленность в Дальневосточный край. Природа здесь и в самом деле дивная. Но я так думаю, что не только и не столько экзотика края пленила Яна Борисовича. Заговорило в сердце высокое чувство большевика, который послан партией не экскурсантом-созерцателем, а организатором и строителем новой жизни. И чувство это сразу же подсказало, как нужно действовать, чтобы обширный край, бывший прежде заброшенной окраиной России, превратился в передовой, развитый экономический район Советской страны.

Бывало, улучив свободный часок, шли мы на крутой берег Амура. Ян Борисович смотрел на быстрый бег реки, смотрел как-то особенно, по-своему, и раздумывал вслух:

— Какая сила, какая стихия в дальневосточных реках! Если река течет спокойно, в душе не испытываешь тревоги... Но когда Амур, Сунгари, Шилка выходят из берегов, они приносят страшные бедствия, прежде всего сельскому хозяйству... А будет время, — Ян Борисович широко улыбнулся, взмахнул правой рукой, — построим здесь мощные электростанции, обуздаем водную стихию, заставим ее служить человеку...

И верно, накрепко завладела им мысль-мечта о преобразовании края. И те без малого пять лет, что работал он здесь в советских и партийных органах, целиком отдавая себя заветной цели, и последующие годы Ян Борисович [100] оставался неугомонным, деятельным патриотом Дальнего Востока.

Вначале, с июня 1923 года, Я. Б. Гамарник был во Владивостоке председателем Приморского губисполкома. Когда у нас заходил разговор об этом городе, Ян Борисович озабоченно хмурился. Его очень волновало, что крупный порт, наш восточный форпост, оказался в столь сложном положении. Только-только избавившийся от японских оккупантов и белогвардейщины, он тогда еще кишмя кишел всякого рода подозрительными лицами: среди них были и иностранные агенты, и фальшивомонетчики, и просто жулики. В глухих закоулках притаились опиокурильни и притоны. Шла частная торговля, выделялись такие фирмы, как «Купст и Альберте», «Братья Чурины», имевшие свои филиалы по всему краю. Ходили деньги любого государства, до царских включительно, существовало множество меняльных контор. Все это вызывало негодование, особенно на фоне разрушенных предприятий и вынужденной безработицы мастеровых людей.

Конечно, революционный порядок в основном был наведен, созидательная работа уже развернулась. К этому много усилий приложил и председатель губисполкома. Сучанскне копи все больше угля выдавали на-гора. Железнодорожные мастерские вошли в трудовой ритм. Городское коммунальное хозяйство налаживалось. Открывались государственные магазины, понемногу вытесняя частников. Но разве за один год сделаешь все, что нужно бы!

И по-прежнему беспокоился Ян Гамарник за Владивосток и Приморскую губернию, хотя теперь он стал председателем Дальревкома, а в край, помимо Приморья, входили и Хабаровск с окружающим районом, и Забайкалье, и Камчатка с Чукоткой.

Мысленно прослеживая те далекие годы, хочу выделить какую-нибудь проблему, которой Ян Борисович уделял основное внимание, — и не могу. Получается, что все вопросы, связанные с развитием Дальнего Востока, были у него на виду и для каждого он находил душевную энергию и время.

Возьмем сельское хозяйство. Что эту отрасль нужно развивать, причем усиленными темпами, попятно без доказательств: хлеб — всему голова. А как эта задача выглядит в дальневосточных условиях? Гамарник не давал покоя специалистам, требовал детальных сведений о почвах, [101] климате, традиционных культурах того или иного района, сам во время многочисленных поездок изучал постановку дела на месте. И рождалось коллективное мнение, затем и рекомендации, где что выгоднее развивать. Вот Забайкалье...

— Не можем мы требовать, — говорил он, — чтобы там занимались товарным производством пшеницы и ржи, если земля для этого не подходит. Пусть Забайкалье обеспечит зерном свое население, а основной отраслью будет животноводство, снабжающее мясом весь Дальний Восток. А нашей надежной житницей станет приамурская земля, где хорошо вызревает и пшеница, и просо с гречихой.

Такая установка, основанная на давнем опыте и новых изысканиях, сыграла положительную роль в решении сельскохозяйственных проблем.

Но особенно заинтересовал его рис. Вникая сам во все тонкости дела, Гамарник и нас, краевых работников, увлек этой задачей.

— Подумайте, — говорил он на собрании партийного актива, — риса можно снимать с гектара четыреста и больше пудов! Ценнейшая культура!

Наиболее подходящими для рисосеяния районами он считал Приморье и Хабаровский округ. Благодаря хлопотам Гамарника был создан трест «Дальрис», который, развернувшись, начал снабжать не только свой край, но и центральные районы страны.

С такой же настойчивостью пропагандировалось и внедрялось огородничество, призванное дать населению больше овощей и картофеля.

А лес! С нашей стороны было бы преступным, как утверждал Ян Борисович, не развивать самыми быстрыми темпами лесную промышленность, не использовать богатств тайги. По его инициативе началась планомерная разработка лесов, был создан ряд лесопильных заводов. Уже в 1926 — 1927 годах Дальний Восток экспортировал до 200 тысяч кубометров древесины и в несколько раз больше давал ее для внутренних нужд Советского Союза.

Постоянной его заботой был рыбный промысел. С горечью говорил он:

— Японцы, вылавливая в наших водах рыбу и крабов, наживают миллионные прибыли, а мы при сем присутствуем. Надо же действовать! [102]

Я и Борисович выдвинул этот вопрос перед Дальневосточной парторганизацией, перед хозяйственными и кооперативными органами края, использовал трибуну XV Всесоюзной партийной конференции. И эта энергия увенчалась успехом. Был организован Рыбтрест, к рыбодобыче привлечена кооперативная сеть Центросоюза. Пошла дальневосточная рыба на всесоюзный стол.

В немалой степени Гамарнику обязана возрождением золотодобыча. Словно упрекая самого себя и нас, своих помощников, он указывал: «В царское время добыча золота исчислялась тысячами пудов, а мы почему-то удовлетворяемся несколькими десятками. Куда это годится, если всем ясно, как нужны средства социалистическому государству!» И тут Ян Борисович проявлял неутомимость, добиваясь создания государственных предприятий, обеспечивая их механизмами, организуя борьбу против расхищения народного добра частным золотоискательством. При активном содействии крайкома партии и лично Я. Б. Гамарника был создан специальный трест «Дальзолото», работе которого уделялось очень большое внимание.

Все эти и другие хозяйственные проблемы решать приходилось не поочередно, одна за другой, а, по существу, одновременно, сразу. И можно только удивляться тому, как умел наш руководитель все держать в голове, ко всему подходить деловито и реалистично. Хочу подчеркнуть, что работа велась в спокойной обстановке, без шумихи и трескучих фраз. Гамарник умел вдохновить людей, организовать дело так, что каждый участник понимал свою задачу и стремился во что бы то ни стало выполнить ее в срок и добросовестно.

Правильный, большевистский подход к кадрам, забота о людях были у него в крови. Он ценил опыт присылаемых из центра работников, но никогда не противопоставлял их местным, стараясь, чтобы и из среды коренных дальневосточников выдвигались руководители и специалисты. Большое беспокойство вызвал у него тот факт, что люди, переселившиеся сюда, казалось бы, на постоянное жительство, через какой-то непродолжительный срок уезжали обратно. Тщательное изучение этого вопроса показало, что существовавшие тогда условия переселенчества, мягко говоря, мало кого устраивали. Гамарник внес предложение и добился организации специального переселенческого [103] комитета, который продумал и осуществил меры поддержки приезжих. Этот комитет и соответствующие комиссии в округах стали заранее готовить землю, выделять кредиты, оказывать всяческую помощь людям в устройстве на новом месте. И массовый отъезд переселенцев прекратился, они становились постоянными, коренными жителями Дальнего Востока. А надо ли говорить, как важен был каждый работящий человек!

Наконец, коснусь такой черты характера Яна Борисовича, как его неприязнь к любому виду фальши.

Припоминаю случай во время выборов в местные Советы. Приезжает в Хабаровск секретарь одного окружкома и восторженно докладывает, что выборы в округе прошли чрезвычайно хорошо, в состав сельсоветов избрано 80 — 90 процентов бедняков, остальные рабочие. Значит, местная власть фактически в руках бедноты и рабочих.

Гамарник, слушая «трели соловья», усомнился: «А где же у вас середняк, вы его вымели?» Смущенный секретарь вышел в соседнюю комнату подумать, и, когда более объективно рассмотрел свои сводки, оказалось, что в Советы избрано 42 процента середняков. Но это, разумеется, никого не смущало. Середняк — наш союзник. Настораживало другое: в некоторые Советы оказались выбраны кулаки.

Стало очевидным: товарищ хотел подогнать цифры под директиву об усилении рабочей и бедняцкой прослойки в Советах. И он, возможно, успокоился бы, представив радужные цифры, в то время как следовало продолжить выполнение требования директивы.

Этот пример Ян Борисович привел на пленуме крайкома партии при обсуждении итогов выборов в Советы. И оп стал поучительным уроком не только для данного секретаря, но и для всей партийной организации Дальневосточного края.

Вспоминая теперь, спустя полвека, свою жизнь на Дальнем Востоке в 20-е годы, происходившие тогда события, вижу в череде их колоритную фигуру Яна Борисовича Гамарника. Со многими людьми приходилось встречаться, каждый оставил в памяти какой-либо след, а он — особенно, потому что был в центре борьбы за преобразование огромного края.

Не берусь освещать всю деятельность Гамарника, расскажу лишь о том, как он, выполняя ленинский завет, укреплял дружбу людей различных национальностей, оказывал помощь народностям Крайнего Севера.

Кромка континента... Холод да ветер, снега да туманы. Природа здесь, что и говорить, суровая. Но места эти родные для чукчей, алеутов, коряков, орочонов, эвенов... И не их вина, что районы, где они живут, оказались отсталыми. Тому причина — порочная система царского самодержавия. Советская власть, провозгласив равенство всех трудящихся независимо от их национальной принадлежности, не оставила так называемые малые народы Севера{16} без своей материнской заботы.

Ян Гамарник последовательно проводил ленинскую национальную политику. Он был зачинателем той большой работы партийных организаций Дальневосточного края, которая помогла местному населению подняться из вековой темноты к социалистической жизни. Занимая пост руководителя Дальревкома (позднее крайисполкома), он в то же время был председателем Комитета содействия народностям Севера, И все, что касалось тех далеких окраин, Ян Борисович воспринимал как дело особой важности, [105] отдавался ему со всей большевистской страстностью.

Осенью 1924 года группа коммунистов, в составе которой был и я, направлялась для работы на Камчатке. Перед нашим отъездом состоялась беседа с Гамарником. Именно беседа, а не инструктаж. В разговоре, не скованном служебной гранью, затрагивались самые разнообразные вопросы, вплоть до теплой одежды и обуви. Кто-то из нас, отъезжающих, заговорив о дохе и валенках, в шутку сказал:

— А то еще замерзнешь где-нибудь в безлюдной тундре, и похоронить некому.

Ян Борисович рассмеялся, а потом сказал, что он обещает нам тепло людских сердец, которое согреет и в трескучий мороз.

— В самом деле, — развивал он свою мысль, — северные народности отличает удивительная душевная теплота. Вот уж кому немудрено было бы и очерстветь — нещадно обирали их и царские чиновники, и хитрые купцы. А северяне сохранили мягкость характера и радушие.

Гамарник, чувствовалось, хорошо знал историю народностей, условия их жизни. Искренне интересуясь их судьбами, он помогал нам стать такими же, как сам, энтузиастами Крайнего Севера.

— Конечно, — продолжал он, — трудностей встретится немало. Даже простой контакт с местными жителями поначалу будет нелегким, так как объясниться по-русски многие из них не умеют, а про грамоту и говорить нечего. Но барьер нужно преодолеть.

Гамарник посоветовал опираться на актив, особенно на молодежь.

— Выявляйте людей любознательных, жаждущих света, — говорил он. — Отыскивайте и вовлекайте в общественную работу бывших партизан, а также тех, кто им помогал. Хорошим подспорьем для вас явится решение Дальревкома, увеличивающее ассигнования на просвещение и культурную работу в северных районах. А вы позаботьтесь, чтобы эти средства с большей пользой пошли на строительство школ и красных яранг.

С таким вот добрым напутствием вожака дальневосточных коммунистов наша группа и отправилась на Камчатку. Посланцы партии выехали и в другие районы Крайнего Севера. [106]

От стойбища к стойбищу переезжали мы на оленях, на собаках, завязывали дружеские связи с населением, помогали волостным, сельским и стойбищным ревкомам. Почти в каждом кочевье отыскивались люди, которые хоть немного понимали русский язык. Они становились переводчиками, И мы, выбирая слова попроще, рассказывали местным жителям, охотно собиравшимся на беседы, о жизни русских людей, о рабочих и крестьянах, о пролетарской революции и Советской власти, о Коммунистической партии, о вожде народов Ленине.

Вскоре было принято решение: провести Дальневосточный съезд народностей Севера. Инициатором этого крупного мероприятия, сыгравшего определенную роль в жизни северян, был Дальревком и его председатель Я. Б. Гамарник. Съезд проходил с 15 по 25 июня 1925 года. В Хабаровск съехалось около девяноста человек. Председательствовал на съезде Ян Борисович, вместе с ним в президиуме находились делегаты в яркой национальной одежде.

Во вступительной речи Гамарник говорил:

— Три года Советской власти на Дальнем Востоке убедили вас, кто друг, а кто враг. Царизм шел к вам с водкой и крестом, спаивал и обманывал, отбирал за бесценок пушнину и рыбу. Советская власть идет со школой, больницей, кооперацией, хочет помочь вам избавиться от нищеты и болезней. Так давайте же вместе, сообща работать, чтобы жизнь ваша стала светлой и счастливой.

Съезд обсудил и принял решения по самым насущным вопросам — о Советской власти, кооперации, об оленеводстве и охотничьем промысле, о школьном деле и медицинской помощи, о работе среди женщин и молодежи. Отрадно было видеть, как делегаты, может впервые попавшие в большой город, быстро осмелели в кругу друзей и взволнованно выступали с трибуны, оживленно беседовали между собой и с русскими товарищами. Особенно хотелось им поговорить или просто постоять рядом с Яном Гамарником. Все десять дней, пока продолжался съезд, он в перерывах был постоянно окружен людьми.

Излишне подчеркивать огромное значение первого в истории племен Дальнего Востока съезда их полномочных представителей. Это и так ясно. Приведу лишь одну фразу из телеграммы, направленной съездом в адрес ВЦИК: «Приветствуем рабоче-крестьянскую власть, проводящую [107] заветы Владимира Ильича Ленина по защите обездоленных, отсталых народностей, и клянемся, что, если враги свободы снова пойдут против Советов, мы с оружием в руках выступим на беспощадную борьбу с ними». Да, они уже увидели перед собой свет, потянулись к нему, и никакой силе не сдержать было этого стремления.

Делегаты, разъехавшись по стойбищам, рассказали землякам о съезде — это было лучшей и убедительной агитацией за Советскую власть, за ленинскую национальную политику нашей партии. И часто можно было наблюдать, как рассказчик жестом показывал на своей груди овал. Дескать, вот какая борода у «начальника», с которым он подружился в городе. Популярность Яна Гамарника среди народностей Севера росла не по дням, а но часам.

Осенью 1927 года я возвратился в Хабаровск. Зашел в крайком партии — не для доклада, а просто повидаться со старыми товарищами, И одет был в ставшую привычной кухлянку, на ногах — торбаза. Однако случилось так, что в коридоре столкнулся с Яном Борисовичем (он уже был секретарем крайкома). Увидев меня, Гамарник воскликнул:

— А вот и наш камчадал заявился! Ну, заходите...

— Да как-то неудобно идти к вам в этом наряде, — смущенно сказал я, — хоть кухлянку сниму, что ли...

— Ничего, ничего, у меня в кабинете есть вешалка. Зашли, присели. Я не знал, с чего и начинать. Ян Борисович выручил:

— Никакой официальной информации не требуется. О положении на Камчатке я знаю и так. Расскажите-ка лучше о своих впечатлениях, встречах. Слышал, вы ездили по тундре на собаках и оленях, побывали во многих кочевьях. Вот это и интересно,

Ну, коль так, дело проще. Я стал рассказывать, что повидал, когда посещал кочевья чукчей и коряков.

— Условия их жизни пока еще совсем первобытные. В яранге...

— А как устроена эта яранга?

У меня было несколько фотоснимков, конечно любительских, — сделал их во время поездок. Достал один, показываю: вот оно, жилище кочевников. Поясняю: роют землянку, посредине ставят столб, вокруг него конусом натягивают оленьи шкуры. Вход сверху, по столбу, на котором [108] вырублены ступеньки. Через это же отверстие вытягивается дым от костра, обогревающего ярангу. Люди спят на оленьих шкурах, разложенных прямо на земле. Питание — чай, мясо, жир. Хлеба потребляют мало.

— Я прихватил как-то с собой шоколад и конфеты, стал угощать девушек, а они и не знают, что это такое. Отломил кусочек от плитки, взял в рот, причмокнул. Ну, попробовали и они. Понравилось. Ели с удовольствием...

Ян Борисович слушал задумчиво. Ему было известно, что наши торговые организации только-только развертывались, до отдаленных кочевий не добрались. А частные торговцы, русские и иностранцы, все еще продолжавшие там орудовать, завозили лишь выгодные им товары, в том числе спирт, всякие побрякушки.

— Да, надо поторапливаться с развитием настоящей торговли, — сказал Гамарник.

Разглядывая фотоснимок, он обратил внимание на туловище собаки, укрепленное над ярангой. Я пояснил: кочевники почитают собаку за божество, охраняющее их жилище. Ян Борисович улыбнулся, затем нахмурился. Глаза его снова оживились, когда я сказал, что, несмотря на скудную и трудную жизнь, чукчи и коряки приветливы, гостеприимны, очень интересуются событиями в стране, почти в каждой яранге вывешен портрет Ленина.

— А как вы с ними объяснялись? Небось все через переводчиков?

— Да, конечно, — говорю, — без переводчиков трудновато. Но я и сам уже кое-что понимаю.

Рассказал: сразу же по приезде на Камчатку организовал при ревкоме кружок по изучению местных языков. Помогали нам старожилы. С их помощью составили разговорные словарики, выпустили их брошюрками.

Яна Борисовича это заинтересовало.

— Не захватили с собой?

Я показал маленькие книжечки. Он их полистал, одобрил.

— Надо будет, — заметил Гамарник, — нашему Комитету содействия заняться составлением такого рода словарей. Да пора подумать и о разработке письменности на языках народностей...

Больше часа длилась тогда наша беседа. Было приятно, что Ян Борисович проявлял интерес к работе, которую я и мои товарищи вели в отдаленных районах; к жизни [109] и насущным нуждам кочевников, ставших для меня добрыми друзьями. Словно и теперь вижу, как он то внимательно слушает, то в задумчивости шагает по комнате, то, остановившись у повешенной на стену географической карты, пристально смотрит на север{17}.

В заключение расскажу еще об одном факте, относящемся уже к 30-м годам. Работал я тогда в Москве, в Комиссии советского контроля при Совнаркоме СССР, под руководством Марии Ильиничны Ульяновой. Узнав, что я дальневосточник, она спросила, не приходилось ли мне видеться с Гамарником. Мой ответ о совместной работе и встречах в Хабаровске заинтересовал ее, вызвал новые вопросы. Сама Мария Ильинична очень сердечно и уважительно отозвалась о Яне Борисовиче. Помню ее слова: это человек большой культуры, у него многому можно поучиться.

Ян Борисович Гамарник глубоко вникал в работу комсомольских организаций, понимал нужды и интересы молодежи, обладал удивительным чутьем ко всему, что касалось ее жизни. И недаром в Дальневосточном крайкоме комсомола, где мне довелось быть секретарем, шутя поговаривали: у Яна Борисовича борода отцовская, а чутье молодцовское. В его отношениях с комсомольским активом не было ничего покровительственного, навязчивого. Не допускал он похлопывания по плечу, не любил риторики и высокопарных эпитетов, не делал скидок на возраст. Всегда ровное, товарищеское обращение, готовность дать партийный совет, оказать помощь во всем — вот что составляло его стиль.

Однажды Ян Борисович позвонил по телефону:

— Товарищ Кузениц, вы не смогли бы зайти ко мне? И вот я в кабинете секретаря крайкома ВКП(б).

— Был у меня товарищ Зызо, секретарь Борзинского укома партии, — говорит Ян Борисович. — Беседовали на разные темы, затронули и комсомольские. У меня сложилось впечатление, что комсомольские руководители в Борзе уж чересчур «революционны», проповедуют какой-то аскетизм. Надо бы вам съездить туда...

Приехав в Борзю, мы (я и С. А. Климов — секретарь Забайкальского окружкома комсомола) сразу столкнулись с фактами, которые подтвердили обоснованность тревоги Яна Борисовича.

В первый же вечер, оставшись ночевать у секретаря укома Дмитрия Машина, мы узнали, что в семье, где он квартирует, — конфликт. У дочки хозяйки — длинные черные косы, а комсомольский актив предложил ей подстричься. Мотив был один: на уход за волосами уходит много времени, которое следует использовать на общественные дела. Словом, длинные волосы наносят ущерб комсомолу, [111] и отсюда решение — косы отрезать. Сама дочка уже готова на «самопожертвование», но мать — ни за что!

Оказалось, что подобное происходит не в одном доме. По Борзе пополз слух: «Подождите, всех остригут». В семьях начались баталии. Мамаши высказывались категорически: «Заберем дочерей из комсомола, пока не поздно». Девушки в слезы. И не все устояли...

Разумеется, конфликт был ликвидирован. Комсомольским руководителям уезда было разъяснено, что они не правы. Девичьи косы оставили в покое. Мамаши утихли.

Вернувшись из Борзи, мы пришли к Яну Борисовичу рассказать о своей поездке. Он взял со стола статистическую сводку роста комсомольской организации края и, обращаясь к нам, заговорил:

— Важен факт, но еще более важен урок, который из него следует извлечь. Предположим, что товарищ Зызо не заходил ко мне, а вы не ездили в Борзю. Сколько дров наломали бы там!.. А вот стоит внимательно проанализировать цифры, как станет ясно: за последнее время в Борзе при общем росте числа членов ВЛКСМ число девушек-комсомолок не только не увеличивается, а даже уменьшается. Надо было вовремя вникнуть в эти цифры. Иначе зачем же, собственно, составляются статистические отчеты? Цифры отражают реальные жизненные процессы, и поэтому в них нужно вдумываться, делать на их основе выводы и обобщения.

Ян Борисович заметил, что у некоторых работников комсомольских органов замечается своего рода нигилизм к статистике. Бумага, сводка — это, мол, канцелярия, а канцелярия — непременно бюрократизм. Между тем методы изучения жизненных явлений могут быть разнообразными.

— Важно и живое общение, и умелое чтение сводок, анализ цифр. Вот в чем борзинский урок! — сказал в заключение Гамарник.

Ян Борисович показывал пример всестороннего изучения явлений жизни. Он имел обыкновение посещать массовые собрания на предприятиях и в учреждениях. Это давало ему материал для глубоких размышлений.

— Походил я по ячейкам, — говорил он на одной из встреч с работниками крайкома комсомола, — побывал на комсомольских собраниях «Дальсельмаша», железной дороги, затона... И, знаете ли, эти собрания дали мне неизмеримо [112] больше, чем десятки докладных записок, хотя и без них не обойтись.

Гамарник поделился соображениями, которые возникли в ходе общения с людьми. Помнится, интересные мысли высказал он о критике.

— Когда мы критикуем кого-либо из работников, — говорил Ян Борисович, — то к чему стремимся? К улучшению дела. Чтобы товарищ лучше работал. Чтобы не падал духом, а, наоборот, набирался бодрости и веры в свои силы. Если человек потеряет веру в себя, в свои возможности — толку от него уже мало. Значит, критика должна быть товарищеской, она ни в коем случае не должна ущемлять человеческое достоинство. Речь идет не о каких-либо скидках. — Гамарник на минуту умолк, собираясь с мыслями. — Требовательность и принципиальность, — продолжил он, — не исключают, а предполагают уважение к человеку. Что же я видел в некоторых организациях? Уж если навалятся на кого, так со всем молодежным пылом, со всей юной горячностью. Так пропесочат, что не продохнуть. А ведь во всем нужна мера, нельзя перехлестывать.

Другой раз Ян Борисович, встретившись с нами, развил мысль о чуткости и внимательности к людям. Он говорил о том, как в комитетах ВЛКСМ принимают комсомольцев, реагируют на их заявления. Тема беседы возникла в результате его встреч с комсомольскими работниками Владивостока, Хабаровска, Благовещенска.

— Припять человека, пришедшего в комитет по личному вопросу, — сказал он, — дело не простое. Тут нужны большой такт, умение выслушать. Вообще слушать труднее, чем говорить. Иной сам легко говорит хоть час, а вот послушать другого в течение десяти минут не хватает терпения. Если просьба пришедшего к вам товарища удовлетворена, он не обратит внимания на то, как с ним разговаривали, пропустит мимо ушей детали, не совсем приятные. Но представьте, что просьбу приходится отклонить. В таком случае нужно быть особенно внимательным к человеку. Не только выслушать претензии, но и доказать, что иначе решить вопрос нельзя.

По совету Гамарника мы собрали членов бюро крайкома, секретарей окружкомов: обменялись мнениями, как организовать прием посетителей в комитетах ВЛКСМ. Вопрос этот был действительно важный. Он касался стиля [113] работы, а стиль, как подчеркивал Гамарник, неотделим от содержания и направления всех наших дел.

В начале 1927 года в Хабаровске собрался очередной пленум крайкома комсомола. Приехали активисты с Камчатки и Сахалина, из Владивостока и Читы, из всех округов обширного края.

Ян Борисович участвовал в работе пленума, в принятии его решений, делал короткие реплики, а затем выступил. Кто слушал Гамарника, тот знает, что он был замечательным оратором. Его речь чужда риторики, внешних эффектов, она текла ровно, спокойно. Слушать его было легко.

Ян Борисович говорил не более сорока минут. Запомнилась, в частности, та часть выступления, в которой речь шла о недооценке культурно-массовой работы.

— Нельзя и вредно, — сказал он, — засушивать жизнь. Я вам назову уезды, где молодежь жалуется на скуку, и это никого не беспокоит. Парни и девушки хотят потанцевать, а некоторые считают это чуть ли не пережитком капитализма. Многие ли среди вас, сидящих в этом зале, умеют танцевать? Говорят, всего двое... Вот в резолюции вы отметили, что в ряде мест комсомол недостаточно растет за счет девушек. А ведь причина кроется подчас в нашем неумении или нежелании организовать культурно-массовые мероприятия. А как с литературой, музыкой? Дальнейший подъем комсомольской работы в крае находится в тесной связи с оживлением всей нашей деятельности в области культуры и искусства. Фланги никогда не должны отставать. Сегодня культурно-массовая работа — это фланг, который надо подтянуть.

В дальнейшем, когда мы на этом фланге подтянулись, стало отчетливо видно, насколько был прав Ян Борисович.

Глубоко интересовался Гамарник воспитанием молодежи в духе революционных традиций. Он советовал шире привлекать большевиков-подпольщиков, партизанских командиров. Очень радовался тому, что секретари и члены партийных комитетов, старые коммунисты Читы, Благовещенска, Владивостока и других городов связаны с комсомолом, часто выступают перед молодежью. Такие видные вожаки партизан, как Владимир Бородавкин, Алексей Флегоптов, Михаил Вольский, Иван Петров, Владимир Сидоров, Иван Козодоев, Александр Игумнов, Сергей Леонтьев, и многие, многие другие постоянно нам помогали. [114]

Крайком партии и его секретарь Я. Б. Гамарник были примером большевистской заботы о воспитании молодежи.

Ян Борисович терпимо и уважительно относился к мнениям товарищей, если они и расходились с его собственными. С ним можно было спорить и свободно отстаивать свою точку зрения. Такая обстановка складывалась на заседаниях, которыми он руководил, так было и в деловых беседах.

Никогда он ни на кого не повышал голоса. Всегда ровный, сдержанный и спокойный, даже если кого-либо и отчитывал. И от этого его критические замечания и внушения острее воспринимались. Ведь не секрет, что когда на тебя кричат, то внимание с существа вопроса переключается на тон, на форму, содержание же критики затушевывается.

Могут спросить: не был ли секретарь крайкома партии чересчур мягким, либеральным? Такой вопрос абсолютно неправомерен. Ян Борисович был человеком глубоко принципиальным, настойчивым и твердым. И разве этому противоречат такие качества, как терпимость и уважение к другим?..

Однажды вечером я встретил Гамарника на улице — он с коньками под мышкой направлялся на стадион «Динамо». Увидев меня, сказал:

— Я вас почему-то ни разу не видел на катке. Пренебрегаете, что ли? Пойдемте-ка вместе, я в порядке «партийного руководства» вовлеку в спорт хотя бы одного комсомольского работника.

Немало краснел и потел я в тот вечер, но деваться некуда — коньки пришлось осваивать.

— Ну вот, теперь легче будет вам составлять резолюции о развитии спорта, — сказал Ян Борисович, прощаясь.

Проявляя требовательность к нам, комсомольским работникам, Гамарник вместе с тем был и очень внимателен, не жалел времени на советы и помощь.

Вспоминается такой факт. Незадолго до XV партсъезда проходили кустовые партийные собрания в связи с фракционной вылазкой троцкистско-зиновьевской оппозиции. На одном из них мне поручили выступить с докладом. А в то время один из лидеров оппозиции был председателем Дальневосточного банка, и предполагалось, что он будет участвовать на этом собрании. Я здорово [115] волновался: хватит ли знаний и умения скрестить шпаги с ним, не подведу ли парторганизацию? С этими сомнениями я пошел к Гамарнику.

— Собрание, на котором вам поручено выступить, действительно ответственное, — сказал Ян Борисович. — И волнение ваше закономерно. Не верьте, если докладчик утверждает, что он не волнуется. Это бахвальство. И я волнуюсь каждый раз, и другие волнуются. Главное — суметь взять правильный тон и установить контакт с аудиторией, чтобы люди не просто присутствовали, а активно слушали вас. К своему выступлению вы, безусловно, должны хорошо подготовиться.

И тут же Ян Борисович, отложив другие дела, стал вместе со мной намечать план предстоящего доклада. В дополнение к материалам, уже имевшимся у меня, он назвал труды В. И. Ленина, которые следовало изучить. Была рекомендована и только что выпущенная книжка о классовом расслоении в селах Дальнего Востока. Ее автор — инструктор крайкома Екатерина Жигадло, окончившая экономический вуз, — первой взялась за серьезную разработку такой темы. Ян Борисович подробно ознакомился с этой оригинальной работой. Кроме того, по его совету я получил в крайплане ряд сведений по экономическим проблемам края. Он дал и методические советы, как построить выступление.

— Чтобы стать хорошим пловцом, — сказал в заключение Гамарник, — мало регулярно купаться, надо каждый раз делать заплыв в более глубокие места. Так и в работе: ответственность и сложность не могут быть статичны, они должны все время возрастать.

Ян Борисович умел найти общий язык в любой аудиторией, был человеком находчивым и остроумным. Вспоминается такой случай.

...Это было еще в 1925 году. В Хабаровске проходил первый краевой съезд Советов. Город украсили кумачовыми полотнищами, лозунгами, а на главной улице была воздвигнута арка. В числе делегатов было много крестьян. Среди них и возникли разговоры:

— Вот куда наши денежки идут...

Это дошло до президиума съезда. Решили созвать неофициальное совещание делегатов-крестьян. Открыл его представитель ВЦИК П. Г. Смидович.

— Давайте откровенно потолкуем, — сказал он. — Пусть [116] товарищ Гамарник, как председатель ревкома, объяснит нам, и мы посмотрим, что к чему.

Ян Борисович начал запросто, словно беседуя:

— Вы к празднику забиваете кабана?

— Забиваем, а как же иначе!

— Избу украшаете, моете, чистите?

— Конечно.

— Ставите на стол все лучшее, что целый год сберегали, зовете гостей?

— Не без этого, как все, так и мы. Это же праздник.

— А первый съезд Советов разве не праздник для народа?

— Кто же против: конечно, праздник!

— А коль праздник, к тому же народный, как не украсить город, принимающий делегатов съезда, вас, желанных гостей?

— Чего там! — отвечал уже хор голосов. — Кто-то брякнул, не подумавши...

После этого П. Г. Смидович спросил:

— Ну как, обсудим разъяснение?

— Все понятно! Нечего обсуждать!..

Ян Борисович глубоко разбирался в экономике. Как председатель Дальревкома и крайисполкома, он руководил работой краевого экономического совещания, выдвигал проблемы и давал оригинальные, смелые решения. Помнится, в 1925 году он сделал доклад, определивший пути развития народного хозяйства Дальнего Востока. В докладе была дана точная характеристика экономических районов края, столь разных и непохожих друг на друга, как угольный Сучан, богатая рыбой Камчатка, пшеничная житница в Приамурье, рисовая — в Приморье. Удачно были намечены проблемы сельского хозяйства, индустриализации края на базе природных богатств, указаны схемы транспортных связей.

Казалось, мы были на лекции профессора, открывшего новые, широкие горизонты в науке.

Руководитель дальневосточных большевиков симпатизировал людям, которые проявляли склонность к исследованиям, к научному обобщению опыта. Как-то я принес ему книжку о труде подростков в народном хозяйстве, изданную крайкомом комсомола. Книжка Гамарнику понравилась, [117] он одобрил нашу инициативу в изучении проблем трудовых ресурсов, Тут же спросил:

— А кто конкретные исполнители? Среди названных были Алексей Стадниченко и Самуил Левин.

— Таких товарищей, — сказал Ян Борисович, — надо поддерживать и учить, поощрять в них дух познания.

Весьма уважительно Я. Б. Гамарник относился к ветерану юношеского движения, в прошлом секретарю Даль-бюро ЦК ВЛКСМ Саше Позднякову. Саша написал очерки по истории комсомола Дальневосточного края. Эти сочные, красочные зарисовки были изданы отдельной книгой «У истоков». Перед отъездом с Дальнего Востока Ян Борисович пригласил Позднякова и в знак уважения подарил свою фотокарточку. Для скромного Саши это было лестно. Человек, внешне весьма сдержанный в чувствах, он взволнованно рассказывал друзьям о прощании с Гамарником. Работа с Яном Борисовичем для всех нас, комсомольских работников, была большой партийной школой.

В конце ноября 1928 года Ян Борисович Гамарник был избран первым секретарем Центрального Комитета КП(б) Белоруссии. Помню, как тепло восприняли известие об этом коммунисты и трудящиеся республики, которым имя Гамарника было достаточно известно.

Перед белорусской партийной организацией стояли сложные задачи. Ведь это был первый год первой пятилетки. Сооружались такие первенцы индустрии, как Гомельский завод сельскохозяйственного машиностроения, Бобруйский деревообделочный комбинат, Витебская и Минская швейные фабрики... В интересах индустриализации республики и укрепления обороны западных рубежей страны расширялась дорожная сеть. Начались изыскательные работы по перестройке железнодорожных линий Орша — Лепель, Чернигов — Ново-Белица, Осиповичи — Могилев — Рославль, Бобруйск — Старые Дороги.

Коренные перемены — не менее важные, чем в промышленности, — происходили в белорусской деревне. Воплощая в жизнь принятый XV съездом ВКП(б) курс на коллективизацию сельского хозяйства, ломая сопротивление кулаков и их подголосков — правых капитулянтов, коммунисты республики выступили организаторами колхозов. И одним из самых страстных пропагандистов колхозного строя был Я. Б. Гамарник. В многочисленных докладах перед партийным активом, рабочими, крестьянами и интеллигенцией он со всей убедительностью раскрыл существо ленинского кооперативного плана. Агитационно-пропагандистская работа подкреплялась организационным укреплением колхозов, растущей производственной и материально-технической помощью им. В 1929 году в Белоруссии были созданы первые четыре тракторные колонны и несколько машинно-тракторных станций.

В период, когда Я. Б. Гамарник возглавлял ЦК КП(б) Белоруссии, мне довелось работать секретарем Октябрьского [119] райкома партии Минска. Участие в заседаниях бюро и пленумах Центрального Комитета, членом которого я состоял, общение с Яном Борисовичем явились для меня большой партийной школой.

Сотрудники аппарата ЦК и местных партийных органов по достоинству оценили Гамарника, этого энергичного партийного работника. Его деятельность была для нас образцом четкости, организованности и оперативности, он умел приметить в маленьком большое, никогда не проходил мимо важных политических явлений. Соберет, бывало, сотрудников аппарата ЦК, секретарей райкомов и детально рассмотрит с ними какой-либо поучительный случай, поможет сделать из пего правильные выводы.

Как-то в Центральный Комитет с Добрушанской бумажной фабрики поступило письмо. Сообщалось, что приезжих мастеровых там недружелюбно встречают коренные добрушане. При проверке письмо было признано правильным.

Дело в том, что еще задолго до революции неподалеку от Гомеля была построена бумажная фабрика, использующая местное сырье. С тех пор и повелось: «Добрушанская фабрика — для добрушан». Мастерство переходило по наследству из рода в род — от отцов к сыновьям. Такой порядок сохранился и в первые годы Советской власти.

Гамарник собрал работников Центрального Комитета и глубоко проанализировал факты, вскрытые в результате проверки письма. Он показал, насколько чужды и опасны для рабочего класса местничество и национальная ограниченность.

Воспитание и обучение на жизненном опыте было одной из характерных черт стиля работы Яна Борисовича.

Был ли Гамарник в своем рабочем кабинете, на многолюдном собрании актива или на предприятии, он всегда оставался скромным, чутким и простым в общении. Никто из нас не замечал и не чувствовал его превосходства, не испытывал подавленности его авторитетом и служебным положением.

В феврале 1929 года в Минске состоялся XII съезд Компартии Белоруссии. С отчетным докладом ЦК выступил Я. Б. Гамарник. Подводя итоги проделанной работы, оп показал, что при братской помощи народов СССР, и в первую очередь русского народа, Советская Белоруссия [120] добилась крупных успехов как в развитии экономики, так и культуры — национальной по форме, социалистической по содержанию.

Слова Яна Борисовича доходили до сердец слушателей. В этом мы, делегаты съезда, особенно убедились, слушая тот раздел доклада, в котором говорилось об источнике нашей силы, о новом характере труда, о строящихся в республике фабриках и заводах.

Гамарник напомнил ленинскую мысль:

— «Главный источник нашей силы: сознательность и героизм рабочих, которым не могли и не могут не сочувствовать, не оказывать поддержки трудящиеся крестьяне. Причина наших побед: прямое обращение нашей партии и Советской власти к трудящимся массам с указанием на всякую очередную трудность и очередную задачу; уменье объяснить массам, почему надо налечь изо всех сил то на одну, то на другую сторону советской работы в тот или иной момент; уменье поднять энергию, героизм, энтузиазм масс, сосредоточивая революционно напряженные усилия на важнейшей очередной задаче»{18}.

Надо и нам теперь, — говорит Ян Борисович, — со всей силой поднять еще больший энтузиазм и энергию масс на государственное социалистическое строительство, и мы с превышением реализуем нашу пятилетку.

Речь шла о пятилетке, о темпах строительства, по прежде докладчик обратился к примерам прошлого.

— Кто из вас помнит, — обращается он к аудитории, — как Максим Горький описывает в «Моих университетах» труд волжских грузчиков?

И зал услышал слова великого писателя земли русской:

— «Я тоже хватал мешки, тащил, бросал, снова бежал и хватал, и казалось мне, что и сам я и все вокруг завертелось в бурной пляске, что эти люди могут так страшно и весело работать без устатка, не щадя себя — месяца, года, что они могут, ухватясь за колокольни и минареты города, стащить его с места куда захотят...

Казалось, что такому напряжению радости разъяренной силы ничто не может противостоять, она способна содеять чудеса на земле, может покрыть всю землю в одну [121] ночь прекрасными дворцами и городами, как об этом говорят вещие сказки».

Процитировав горьковский текст, Ян Борисович добавляет:

— Учтите, эта веселая работа шла под команду хозяина грузов: «Молодчики — ведерко ставлю!», «Разбойнички — два идет. Делай!».

Аудитория внимательно слушает, а оратор произносит новые, полные страсти слова:

— А теперь нам в Советской стране, в рабочей державе, которую мы хотим в короткий исторический срок покрыть сетью великолепных заводов, фабрик и электростанций, поднять сельское хозяйство на недосягаемую высоту, — нам необходима невиданная еще производительность труда, основанная на энтузиазме и энергии трудящихся масс, работающих не на капиталиста и помещика, а на себя, на пролетарскую революцию, для победы социализма в нашей стране и во всем мире! — Тут Гамарник переходит непосредственно к Белоруссии. — В журнале «Молодняк» молодой поэт так пишет о своей родной стороне...

И полились в зал поэтические строки о крае вечных легенд, болот и печальных озер, тишины и бурных дождей, низин и просторов, куда властно идет индустриальная новь. Гамарник прочитал:

— Мне думается, — говорит Ян Борисович, — эти строки созвучны настроению партийного съезда, всей Коммунистической партии Белоруссии и трудящихся масс республики. Через год мы услышим песни «Осинстроя», этой весной заработает мощный Бобруйский комбинат, а за ним Оршанский, Могилевский и другие. Растут совхозы и колхозы. Растет Советская Беларусь, растет и будет расти, построенная руками рабочих и крестьян под руководством Коммунистической партии, в теснейшем братском союзе со всеми народами СССР.

Доклад был недлинным, но содержательным. Гамарник говорил о культурной революции, о положении рабочего класса и крестьянства, о госаппарате, о Красной Армии, о национальной политике и многом другом, но в мою память врезался замечательный рассказ докладчика о труде. [122] То был гимн труду будущего, которое предвидел Ленин. Умел Ян Борисович говорить ярко, убедительно, без единого лишнего слова.

Я. Б. Гамарник уделял большое внимание укреплению западных границ СССР, улучшению оборонно-массовой работы в республике. Он был членом Военного совета Белорусского военного округа.

Осенью 1929 года на территории Белоруссии состоялись большие военные маневры. Трудящиеся республики оказали участникам маневров сердечный прием. Это явилось яркой демонстрацией всенародной любви к защитникам Родины, любви, которая была, есть и будет одним из источников силы и могущества нашей Армии.

На разборе маневров в городе Рогачев мне пришлось встретиться с Я. Б. Гамарником. Я, как политработник запаса, был призван для участия в маневрах в качестве заместителя начальника политотдела 33-й Белорусской стрелковой дивизии. Беседуя со мной, Ян Борисович интересовался настроением воинов переменного состава, их выносливостью, боевой и политической подготовкой. И совершенно неожиданно спросил:

— Не будет возражений, если мы вас зачислим в кадры армии и направим на политическую работу в войска? — Я не приучен произносить слов «не могу», «не желаю». Куда партия пошлет, там и буду работать.

Вскоре я был зачислен в кадры Красной Армии и назначен помощником начальника Объединенной Белорусской военной школы (ОБВШ) по политической части.

После этого мне не раз приходилось встречаться с Яном Борисовичем, слушать его выступления. В них всегда можно было найти что-то новое, свежее, творческое.

Осенью 1929 года должна была произойти смена начальника Политического управления Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Работавший на этом посту А. С. Бубнов назначался наркомом просвещения РСФСР. Кто его достойно заменит? Это во многом зависело от рекомендации народного комиссара по военным и морским делам. Наиболее подходящей кандидатурой хотелось назвать Яна Борисовича Гамарника.

Я знал о нем еще со времен гражданской войны. Большевик с дореволюционным стажем, один из руководителей вооруженного восстания в Киеве, он и в боях против немецких оккупантов, петлюровцев и деникинцев проявил себя с самой лучшей стороны.

Особенно памятен поход Южной группы 12-й армии, совершенный в 1919 году. Я. Б. Гамарник, как член Реввоенсовета этой группы, и командующий И. Э. Якир обеспечили успешный прорыв своих войск из враждебного окружения. Четыреста километров — из района Одессы к Житомиру — прошли за двадцать дней полки Южной группы, отбросив наседавшего с тыла и флангов противника. Мы в 1-й Конной, сражавшейся в южных районах республики, были информированы о смелой операции, радовались все, от командарма до бойца, за ее исход, гордились мужеством товарищей по оружию. Гамарника недаром считали душой этого ратного подвига, и он по праву вместе с И. Э. Якиром и другими героями был награжден орденом Красного Знамени.

В послевоенные годы, работая на Украине и Дальнем Востоке, Ян Борисович зарекомендовал себя умелым организатором народных масс, настоящим большевистским вожаком. В 1925 году на XIV съезде партии он был избран кандидатом в члены ЦК ВКП(б), а через два года [124] на XV съезде — членом Центрального Комитета. Мы с ним изредка встречались на пленумах ЦК и различных партийных совещаниях, но нам не приходилось в чем-то объединить свои усилия более близко и, что называется, в общей упряжке узнать друг друга.

Такая возможность представилась во время крупных маневров Красной Армии, проводившихся в сентябре 1929 года на белорусской земле. Это были, по существу, первые после гражданской войны всеармейские учения, призванные подытожить проделанную работу по укреплению Вооруженных Сил, оснащению их новой техникой, выявить степень боевой и политической подготовки войск. Успех этого сложного и ответственного дела зависел, естественно, не только от военных, но во многом и от местных партийных и советских органов, насколько эффективной будет их помощь. Секретарем ЦК Компартии Белоруссии был тогда Я. Б. Гамарник, который одновременно входил в состав Военного совета Белорусского военного округа. Организуя вместе с начальником Штаба РККА Б. М. Шапошниковым многогранную работу по проведению маневров, я повседневно был связан с Яном Борисовичем и мог воочию убедиться, как он энергичен и собран, как настойчиво и умело осуществляет все намеченное. Четко действовали в те дни транспорт и предприятия, обеспечивавшие ход армейских учений, активно проводились политико-массовые мероприятия по вовлечению трудящихся в оборонную работу. Все это было специально отмечено мною при подведении итогов маневров.

Свое мнение о Гамарнике как твердом большевике, незаурядном партийном работнике, по-деловому связанном с Красной Армией, я высказал на заседании Политбюро ЦК ВКП(б), когда обсуждался вопрос о кандидатуре на пост начальника Политуправления РККА. Мое предложение было единодушно одобрено. В середине октября 1929 года Ян Борисович вступил в эту должность, был утвержден членом Реввоенсовета СССР, и с тех пор на протяжении почти восьми лет мы с ним работали рядом, сообща выполняя задачи военного строительства.

Следует напомнить, что 1929-й и последующие годы были периодом напряженной борьбы нашей партии и всего народа за решение двуединой задачи, завещанной великим Лениным: за индустриализацию страны и коллективизацию сельского хозяйства. Осуществляя ленинский [125] кооперативный план, партия и народ практически решали всемирно-историческую задачу ликвидации последнего эксплуататорского класса — кулачества. В этой обостренной обстановке резко усилилось сопротивление классовых врагов в городе и деревне, оживились внутри партии всякого рода антиленинские оппозиционные группы.

Без преувеличения можно сказать, что в тот период проверялась идейная твердость кадров, их верность марксизму-ленинизму. Гамарник, находясь на переднем крае идеологической борьбы, показал себя зрелым и последовательным борцом-ленинцем. Хорошо помню его речь на Пленуме ЦК в 1929 году. Опираясь на итоги первого года пятилетки и контрольные цифры развития народного хозяйства на 1929/30 год, он блестяще доказал абсурдность пораженческих «прогнозов» оппортунистов, резко выступил против правых и «левых» уклонистов.

Достигнутые Советским Союзом успехи Я. Б. Гамарник охарактеризовал как яркое и убедительное свидетельство правильности генеральной линии партии.

— Всякий истинный коммунист, беспартийные рабочие и крестьяне, — говорил он, — на деле убедились в контрреволюционной сущности троцкизма, отрицавшего возможность построения социализма в нашей стране. Не выдерживает никакой критики и линия правой оппозиции. Это наиболее скользкая, ужом извивающаяся, трусливая оппозиция...

Было очень важно не только идейно разгромить оппозицию, но и со всей настойчивостью претворить в жизнь ленинские указания и заветы. В этом политические органы, все большевики Красной Армии оказывали Коммунистической партии огромную практическую поддержку.

Политуправлением, в частности, была развернута по поручению ЦК широкая массовая работа среди демобилизуемых красноармейцев и младших командиров, из числа которых отбирались и готовились кадры для деревни. Именно эти люди, прошедшие крепкую армейскую закалку, становились во многих случаях руководителями первых колхозов, трактористами, председателями сельсоветов — активистами социалистического переустройства сельского хозяйства, крестьянского труда и быта. Целеустремленная работа с увольняемыми в запас, начатая еще в 1927 году, приносила отрадные результаты. В первый [126] год отправилось на село 31,5 тысячи демобилизованных воинов, в следующий год — 28 тысяч, в третий — 71 тысяча. С приходом в Политуправление Я. Б. Гамарника патриотическое движение усилилось.

Ян Борисович заботился, чтобы армейские посланцы не просто оседали в какой угодно сельской местности, а отправлялись бы достаточно большими группами на необжитые земли Дальневосточного края, Сибири, Казахстана, осваивали их, приумножая пахотные угодья страны. Так было создано в тех районах более 150 крупных красноармейских колхозов, которые своей организованностью, крепкой дисциплиной, умелым трудом и высоким урожаем показывали наглядный пример другим сельскохозяйственным артелям. На 1930 год Реввоенсоветом была поставлена еще более значительная задача — подготовить для колхозного села 100 тысяч демобилизуемых. Это дело было возложено на Политуправление, возглавляемое Гамарником. Сам он, другие сотрудники управления, командиры и политработники войсковых частей прилагали огромные усилия к тому, чтобы парни, отслужившие свой армейский срок, не только добровольно, с охотой ехали в деревню, но имели бы определенные знания, навыки колхозного труда, были способны стать в сельхозартелях председателями, бригадирами. Для этого с демобилизуемыми организовывались специальные занятия по основам агротехники, механизации земледелия и животноводства. И стотысячный отряд бывших воинов, влившийся в том году в колхозы, послужил большим подспорьем молодому колхозному строю. Подобная помощь социалистической деревне успешно осуществлялась на протяжении ряда лет.

Хочется отметить характерную черту Я. Б. Гамарника, который в дальнейшем, наряду с исполнением должности начальника Политуправления, стал первым заместителем наркома. В решении любых, больших и малых, задач он проявлял высокую партийную принципиальность и деловитость, умел выделять главное от второстепенного, сосредоточивал все силы на достижении поставленной цели. Наиболее убедительно это проявилось в том вкладе, который он внес в совершенствование структуры и методов работы центрального и окружных военных аппаратов.

Летом 1930 года, в связи с началом широкого оснащения Красной Армии новой боевой техникой и появлением [127] новых родов войск, этот вопрос приобрел особо важное значение. Мы неоднократно обсуждали его в Реввоенсовете СССР, заслушивали мнение различных групп специалистов. Наиболее рациональными были признаны результаты работы комиссии, во главе которой был Гамарник. Выводы и предложения этой комиссии удовлетворяли нас потому, что включали очень гибкие и четкие оперативные формы руководства Вооруженными Силами. По рекомендации комиссии было решено создать Центральное управление боевой подготовки. Это разгружало Штаб РККА от всякого рода текущих дел, помогая ему сосредоточить свои усилия на главных вопросах обороны страны. Устранялась излишняя централизация в работе наркомата, расширялись права начальников центральных управлений. Все это сыграло положительную роль, позволив избежать коренной ломки уже сложившегося военного аппарата, на чем настаивали некоторые предыдущие комиссии.

Я. Б. Гамарник принципиально отстаивал исторически сложившуюся структуру и формы работы военных советов в округах и на флотах. Настойчиво защищал он вполне оправдавший себя принцип единоначалия в войсках, единство процесса боевой и политической подготовки личного состава. Постоянной его заботой было повышение роли армейских партийных организаций, всех коммунистов в жизни Вооруженных Сил. Много внимания он уделял вопросам военно-научной работы, укреплению связей воинских частей с местными советскими и общественными организациями, с коллективами промышленных предприятий и колхозов. Вся разносторонняя деятельность Яна Борисовича нацеливалась на то, чтобы армия и флот успешно осуществляли свою главную задачу — повышали боеготовность, осваивали новые виды вооружения и техники, которыми оснащала их социалистическая Родина. Его вклад и это важнейшее дело оценен по достоинству: в 1933 году Ян Борисович был награжден орденом Ленина.

Работать с Гамарником было хорошо. В наркомате повседневно решались десятки разных вопросов, и всегда чувствовался рядом верный товарищ, на мнение которого можно положиться, И как порой не хватало его, когда он оказывался в отъезде, А случалось это нередко. Ян Борисович, вообще-то говоря, тяготился кабинетным временем, его не удовлетворяло знание войсковых дел по рапортам и докладным запискам, он стремился почаще бывать непосредственно [128] в частях и на кораблях. Там, общаясь с командирами и бойцами, он вникал в жизнь войск, выяснял настроение людей, их трудности и заботы. И не было, пожалуй, такого случая, чтобы, оказавшись в части, он ограничился выяснением. Нет, обязательно выступит перед командирами, коммунистами, а то и перед всем личным составом с обстоятельным докладом.

Прекрасный оратор, он ярко и убедительно разъяснял политику партии, умел сплачивать массы вокруг ее лозунгов. Общегосударственные задачи в его выступлениях незаметно, но непременно сочетались с вопросами, которые решались теми, кто его слушал. И людям становилось понятно, что дело, ими выполняемое, — это частица всенародного целого, и выполнять тебе порученное дело надо, как говорится, с полной отдачей сил.

Трибуной большого собрания Ян Борисович, как правило, не удовлетворялся. Любил он и задушевные беседы в более узком кругу, а то и с глазу на глаз. Ему можно было высказать любую боль и нужду, и он внимательно выслушивал человека, всегда идя навстречу справедливой претензии или просьбе. Эта чуткость, постоянная готовность прийти на помощь снискали Гамарнику глубокое и искреннее уважение в среде военнослужащих.

Частое и близкое общение с людьми обогащало и самого Яна Борисовича. Он был отлично осведомлен о деловых и человеческих качествах многих и многих командиров, политработников. Поэтому, если требовалось произвести назначение на ответственный пост, я всегда старался узнать его мнение о той или иной кандидатуре и всегда получал дельный совет, глубокую и четкую характеристику. Обычно решения по кадровым вопросам принимались единодушно, и я не помню случая, когда бы наши мнения не совпали в главном.

Интересно и полезно было беседовать с Яном Борисовичем и на неслужебные темы. Человек разносторонне эрудированный, высококультурный, оп серьезно разбирался в искусстве, хорошо знал художественную литературу.

8 свободное время, которого, правда, выпадало не так уж много, оп старался побывать в театре, на концерте, посещал выставки. Впрочем, верно ли все это относить к неслужебным делам? Ведь Гамарнику и по службе приходилось порой решать вопросы, связанные с литературой и искусством. Припоминаю, как горячо встал он на защиту [129] красноармейского ансамбля песни и пляски, руководимого талантливым, но тогда еще малоизвестным композитором и дирижером А. В. Александровым. Некоторым нашим финансистам этот ансамбль показался чересчур дорогим удовольствием, они не прочь были сэкономить на нем. Это вызвало возмущение у Гамарника, я поддержал его, и нам удалось не только отстоять художественный коллектив, но и создать благоприятные условия для его дальнейшего развития и совершенствования. Так что всемирно известный ныне Краснознаменный ансамбль кое в чем обязан и заботе Яна Борисовича.

Армейский комиссар 1 ранга... Это — воинское звание, присвоенное Я. Б. Гамарнику. А если рассуждать масштабнее, то он для всей нашей армии и в самом деле был подлинным комиссаром — человеком, до глубины души преданным ленинской партии, ее представителем в войсках, показывавшим образец беззаветного служения Родине и народу.

Вся сравнительно короткая жизнь Яна Борисовича Гамарника — это трудовой и ратный подвиг. От рядового коммуниста до крупного партийного руководителя — таков его путь. Ян Гамарник на любом посту работал с полной энергией. Он показывал пример простоты и скромности, органически не терпел кичливости и зазнайства. Он был настоящим большевиком-ленинцем. Таким он и останется в сердцах тех, кто знал его лично, в памяти всех трудящихся.

19 декабря 1967 г.

В октябре 1929 года я в составе группы работников Политуправления РККА находился в командировке — в Особой Краснознаменной Дальневосточной армии. Встретились с командующим армией В. К. Блюхером. Он-то и сообщил московскую новость: к нам в ПУ РККА назначен начальником Ян Борисович Гамарник.

— Да, вам здорово повезло, — заметил Василий Константинович. — Товарищ Ян — настоящий большевистский руководитель и в военной работе не новичок...

О революционных и боевых заслугах Гамарника и мы были наслышаны, по это казалось уже историей. А каков он в непосредственном общении?

Целью нашей поездки на Дальний Восток было изучение и обобщение опыта партийно-политической работы в боевых условиях — во время известного конфликта на Китайско-Восточной железной дороге. Дел у группы было много. Только в феврале 1930 года мы вернулись в Москву.

Первая же беседа с Яном Борисовичем меня убедила, что его революционное прошлое — это не история. Перед нами был опытнейший политработник. Он живо интересовался всем, что касалось событий на КВЖД, действиями бойцов и командиров, глубоко вникал в существо дела.

Мы доложили Гамарнику о проделанной работе. Помнится, речь зашла об армейской газете «Тревога»: в условиях боевых действий она работала оперативно, проявляла инициативу, ярко рассказывала о подвигах советских воинов. Однако в одной заметке была допущена неточность: сообщалось, что отличившийся красноармеец погиб смертью храбрых, в то время как он умер от гангрены после сильного обморожения. Эта неточность вызвала недовольство однополчан. [131]

— И они правы, — сказал Ян Борисович. — Зачем потребовалось газете приукрашивать, затуманивать случившееся?

Развивая свою мысль, Гамарник напомнил, что правдивость — один из ленинских принципов нашей пропаганды и агитации. Если по служебным соображениям в данный момент нельзя говорить о том или ином факте, событии, то лучше совсем отказаться от публикации заметки.

— И уж совсем плохо, — подчеркнул Ян Борисович, — когда скрывают истину лишь из опасения, что люди не поймут, не сделают правильных выводов. Раз мы, большевики, взялись вести за собою массы, то должны и верить в них.

В этой связи Гамарник рассказал нам о ситуации, возникшей в августе 1919 года перед началом похода Южной группы войск 12-й армии.

— Перед нами тогда встал вопрос: раскрывать ли в приказе всю трудность положения войск, попавших в окружение? На сей счет в Реввоенсовете группы поначалу была размолвка. Но, поразмыслив, мы пришли к единодушному решению: да, нужно сказать бойцам правду, пусть они ясно представят, что их ждет впереди, это лишь приумножит их силы.

Так от факта газетной неточности разговор перешел к большой, принципиальной теме. Ян Борисович по памяти привел слова В. И. Ленина о том, что «государство сильно сознательностью масс. Оно сильно тогда, когда массы все знают, обо всем могут судить и идут на все сознательно»{19}.

Затем мы говорили о месте политработника в бою. В нашем докладе содержался пример: комиссар одного полка, находясь в боевых порядках, в том или другом подразделении, проявляя личную храбрость, нередко терял политическое влияние на весь полк. По этому поводу Гамарник заметил:

— Где быть комиссару во время боя? Это зависит от сложившейся обстановки. Его место там, где решается наиболее ответственная задача или где того особенно требует политико-моральное состояние личного состава. Иногда это как раз не передовые, а тыловые подразделения. В отличие от рядового политбойца-коммуниста комиссар [132] прежде всего организатор. Где бы он ни находился, он не должен терять нити руководства политаппаратом и парторганизацией полка и целом.

Фигурировал и такой факт: в бою под Чжалайнором политрук танковой роты, не имея определенного места в машине, бегом следовал за своим подразделением. Этот случай Ян Борисович назвал наглядным доказательством того, как важно политработнику овладеть военным делом, освоить боевую технику. Ведь политрук должен быть в одном из головных танков, в составе его экипажа!

Мы показали Гамарнику некоторые боевые реликвии. С каким трепетным волнением смотрел он на простреленный пулей партийный билет командира И. Чеботаря и залитый кровью комсомольский билет красноармейца Г. Аникина!

— Это надо публиковать в печати. Непременно. Яркий пример для патриотического воспитания, — сказал оп и предложил мне пойти в редакцию «Правды».

В тот же день я пошел в редакцию. Ее сотрудник, с которым я встретился, сказал:

— Тут нужен Демьян Бедный, — и он позвонил поэту.

— Пусть товарищ приезжает, — послышался в трубке голос Демьяна Бедного.

Оказалось, что Гамарник также переговорил с поэтом.

Широкоплечий, ладно скроенный человек встретил меня в своей квартире в Кремле. Пригласил присесть. Он стал рассматривать билеты погибших воинов. Потом спросил:

— Что вы считаете нужным сказать народу об этих героях?

Подумав немного, я ответил, что хорошо бы отразить авангардную роль коммунистов и комсомольцев в бою. Поэт задумался, в комнате воцарилась тишина. Но вот он встал, подошел к пишущей машинке и начал печатать.

Прошло совсем немного времени, как Демьян Бедный вынул из машинки и передал мне лист, на котором было стихотворение «Два билета»:

23 февраля 1930 года, в двенадцатую годовщину Красной Армии, фотоснимки двух билетов вместе со стихами Демьяна Бедного были опубликованы в «Правде». А рядом была напечатана статья Я. Б. Гамарника «В тринадцатый год».

Уже один этот пример в какой-то мере показывает стиль Яна Борисовича: он действовал оперативно и целеустремленно, подавал пример четкой организации любого дела.

Но вернемся к первой встрече с начальником Политуправления РККА. Гамарник с пристрастием нас спрашивал, как было организовано материально-техническое обеспечение войск в боевых условиях, как обстояло дело с питанием, зимним обмундированием, и по каждому положению нашего доклада делал вывод на будущее.

Особенно его радовало то, что во время событий на КВЖД, в той очень сложной военно-политической обстановке, бойцы и командиры проявили подлинный советский патриотизм и пролетарский интернационализм. II это вызвало благоприятный резонанс среди китайского населения. Мы ознакомили начальника Политуправления с обращением китайских шахтеров к воинам 5-й Кубанской кавбригады, которой командовал К. К. Рокоссовский. Вот этот документ: «Мы, рабочие Чжалайнорских копей в составе 400 человек, выражаем свою признательность частям Красной Армии за их хорошее, заботливое к нам отношение. За все время нахождения в Чжалайноре частей Красной Армии не было ни одного случая мародерства или грубого отношения к нам красноармейцев. В знак своей признательности и благодарности преподносим вам — красным кубанцам — Знамя и сей Адрес».

Мне остается добавить, что одним из полезных результатов нашей поездки на Дальний Восток явилась книга-пособие «Политическая работа в боевой обстановке (на опыте ОКДВА)». Она была издана с предисловием армейского комиссара 1 ранга Я. Б. Гамарника. [134] Гамарник всегда находил лаконичные, но очень точные и доходчивые слова для определения основных задач партийно-политической работы в тот или иной период.

В жизни Вооруженных Сил начинался важный этап — техническая реконструкция: появились механизированные и танковые соединения, воздушно-десантные части.

«Поворот лицом к боевой технике» — этот лозунг как бы определял основное направление совершенствования боевой мощи войск. Решать вопросы боевой и политической подготовки требовалось в единстве. «Две задачи как одна, — любил говорить Ян Борисович. — В этом, — разъяснял он, — выражение единства идеологической и военно-организаторской работы, их целенаправленность. Противопоставление и недооценка могут принести вред каждой из них».

Чтобы теснее связать партполитработу с насущными задачами боевой подготовки, с овладением новой техникой, по инициативе Гамарника была перестроена структура политорганов. В Политуправлении наряду с существовавшими отделами (секторами) был создан сначала институт старших инспекторов по авиации, мотомехвойскам и флоту, а позже — соответствующие отделы. В политуправлениях округов была введена должность заместителя начальника по авиации и мотомехвойскам.

Большую роль в повышении уровня партийно-политической работы, ее конкретизации применительно к особенностям различных родов войск сыграло III Всеармейское совещание секретарей партийных ячеек, состоявшееся в мае 1931 года. В докладе Я. Б. Гамарника и выступлениях делегатов в секциях, а также в резолюции этого совещания подчеркивалась необходимость обогатить содержание, формы и методы партполитработы в соответствии с новыми требованиями, которые обусловливались техническим оснащением, политическим и культурным ростом личного состава.

— Коммунисты, — говорил Ян Борисович, — как и во всем, должны быть в авангарде. Большевики армии обязаны в совершенстве овладеть техникой и служить в этом отношении примером, образцом для всех бойцов.

На совещании красной нитью проходило требование к партийным и комсомольским организациям: своим повседневным, правильным, внимательным отношением к [135] командиру всячески способствовать укреплению в нем твердой воли, решимости, смелости, инициативы.

Повышению авторитета командиров, укреплению единоначалия Я. Б. Гамарник придавал очень большое значение. Помню, в одной из бесед с работниками Политуправления он процитировал высказывание В. И. Ленина об опыте единоначалия в нашей армии:

— «В этот опыт надо вдуматься. Он прошел, закономерно развиваясь, от случайной, расплывчатой коллегиальности через коллегиальность, возведенную в систему организации, проникающей все учреждения армии, и теперь, как общая тенденция, подошел к единоначалию, как к единственно правильной постановке работы»{20}. — Ян Борисович тогда же заметил: — Не следует смешивать коллегиальность с институтом комиссаров. Наоборот, как это ни звучит парадоксально, введение института комиссаров было предпосылкой отказа от коллегий и тем самым первым шагом к единоначалию.

Гамарник разъяснял, что в Красной Армии единоначалие зиждется на партийной основе. Правильно понятое, оно ведет не к умалению, а к усилению роли политорганов и партийных организаций. Оно усиливает политорганы уже самим фактом, что те отныне непосредственно опираются на дополнительное и очень действенное звено — на командиров-единоначальников. Вместе с тем, как подчеркивал Гамарник, сам командир должен чувствовать и нести всю полноту ответственности как за боевую подготовку, так и за политическую работу в части. И рассчитывать на успех он может лишь в том случае, если будет опираться на политаппарат, партийную и комсомольскую организации.

Решалась, и не безуспешно, двуединая проблема: начальствующий состав в обязательном порядке занимался в системе марксистско-ленинской учебы, приобретал вкус к политико-воспитательной работе и навыки ее ведения, а политработники повышали своп военные знания. В целях этого, в ряду прочих мер, была установлена система стажировок в войсках, которую проходили и работники Политуправления РККА.

Моя стажировка в качестве заместителя начальника политотдела 45-го мехкорпуса совпала с всеармейскими [136] маневрами. Присутствовавший на них Я. Б. Гамарник при первой же встрече осведомился о положении дел в корпусе. Прощаясь, он сказал:

— Не правда ли, полезно окунуться в жизнь частей, поработать непосредственно с людьми? По возвращении вы еще не раз убедитесь, насколько легче и интереснее будет продолжать основную работу.

Как-то Я. Б. Гамарник вместе с заместителем начальника Политуправления РККА Г. А. Осепяном и начальником культпропотдела Б. У. Троянкером приехал на танкодром Московской школы танковых техников, где группа наших политуправленцев проходила практику по танковождению. Посмотрев нас в деле, оп очень тепло, задушевно проговорил:

— Не трудно себе представить, как это хорошо! Теперь, выезжая в мотомеханизированные части, вы сможете чувствовать себя уверенно не только в вопросах партполитработы, но и в военно-технической области.

Позже, возвращаясь к этой теме, Ян Борисович ставил в пример корпусного комиссара Троянкера, который, став помощником по политчасти начальника Военно-Воздушных Сил РККА, в совершенстве овладел авиационной техникой и летным делом, за что был награжден орденом Красной Звезды.

Ян Борисович настойчиво внушал нам:

— Нельзя забывать о единстве процесса обучения и воспитания. Политработники призваны укреплять боеготовность части, не подменяя и не дублируя при этом командира. Они обязаны прежде всего работать с людьми, уметь прокладывать тропинку к уму и сердцу каждого воина.

Ссылаясь на ленинскую оценку роли народных масс на войне, на необходимость внимательного и дифференцированного подхода к людям, Я. Б. Гамарник не раз подчеркивал:

— Главное в политработе — человек.

В памяти оживает эпизод, происшедший на маневрах. При выброске воздушного десанта один из бойцов зацепился парашютом за хвостовое оперение самолета. Пилот виражировал, пытаясь помочь парашютисту оторваться. За этим с волнением наблюдали К. Е. Ворошилов, Я. Б. Гамарник, другие военачальники Красной Армии, а также военные атташе, в том числе итальянский генерал. По вот [137] фигура отделилась от самолета. Вскоре раскрылся парашют, десантник умело приземлился. По приказанию пар-кома он был доставлен к командному пункту. Пораженный мужеством и находчивостью советского воина, итальянский генерал через переводчика спросил его:

— Что бы вы хотели получить в награду?

В ответ последовало обращение к наркому:

— Прошу направить меня в школу летчиков.

Коснувшись этого эпизода при подведении итогов маневров, Гамарник сказал:

— Вот каковы они, наши советские воины! Для них нет выше чести и стремления, чем служение народу. И в этом одно из наших решающих преимуществ. С такими людьми нельзя не победить!

В своей речи он говорил далее о тех огрехах, которые имелись в воспитательной работе, о необходимости работать так, чтобы ни один боец не оставался вне партийного влияния.

— Надо изучать людей, знать их настроения, запросы и нужды, уметь определять, на что каждый способен, каков его «запас прочности».

Так обосновывал Ян Борисович необходимость перенесения центра тяжести партийно-политической работы в низовые звенья — в роту, батарею и равные им подразделения. Он подчеркивал значение конкретной политико-воспитательной работы в каждом отделении, в экипаже боевой машины, в огневом расчете.

Гамарник часто напоминал начальникам политорганов, коммунистам центральных управлений и штабов, что главное в руководстве — своевременная постановка ясных, конкретных задач, контроль и проверка исполнения, практическая помощь. Помогать на месте, подчеркивал он, вовсе не означает, что следует кого-то подменять. Важно учить командиров и политработников примером и показом. Запомнилось и такое его замечание:

— Если при обследовании вы присутствовали, скажем, на собрании партийной организации полка и ограничились выводами для своего отчета, то сделали лишь незначительную часть дела. Надо вместе с замполитом, секретарем партбюро вдумчиво оценить подготовку и ход собрания, его организующую и воспитательную роль. И на этом примере научить, как надо готовить и проводить партийные дни, чтобы они действительно были школой [138] коммунистического воспитания и большевистского сплочения.

На моей докладной записке об итогах проверки одной танковой бригады была резолюция Я. Б. Гамарника, которая выражала такую мысль: выявить положительные образцы работы — это важно; еще более ценно изучить пути и средства достижения успехов.

В другом случае, уже при устном докладе, он говорил:

— Выявить недостатки — крайне необходимая сторона дела, но не менее важно вскрыть причины, породившие их, чтобы тем самым облегчить их устранение; учить и воспитывать людей надо как на положительных, так и на отрицательных примерах.

Сам Ян Борисович обладал счастливым даром спокойно, внимательно и терпеливо выслушивать подчиненного, как, впрочем, и любого собеседника. Умел советоваться и прислушиваться к голосу не только ближайших своих помощников — начальников отделов Политуправления РККА, начальников политорганов, но и рядовых исполнителей.

В стиле его работы были и такие подкупающие черты. Ставя задачу, он убеждался, что исполнитель, поняв ее суть и значение, уяснил себе и трудности, стоящие на пути, и средства их преодоления. Тут же определялось, в какой помощи нуждается исполнитель и кто ее окажет. Проверяя выполнение задания, Ян Борисович обязательно давал оценку результатов. За успехи как-то по-особенному хвалил, но так, чтобы не закружилась голова. При неудачах и ошибках укорял, но так, чтобы не подрезать крылья. За годы работы мне пришлось выслушать от него и немало горьких слов, по ни одного оскорбительного. Гамарник сосредоточивал внимание на раскрытии причин неудачи, предупреждал ее повторение. Такого рода разборы превращались в предметные уроки воспитания кадров.

Он органически не терпел казенного оптимизма, шумихи, показухи. Придавая большое значение социалистическому соревнованию как средству подъема активности и инициативы личного состава, он вместе с тем предостерегал против нереальных обязательств, трескотни, очковтирательства.

— Малейшая фальшь в этом животворном движении, — говорил он, — все равно что ложка дегтя в бочке меда. [139]

С сарказмом рассказал он как-то о печально комическом эпизоде, происшедшем в лагере одного из соединении Московского военного округа:

— На всем пути к лагерю идет уборка дороги. Подъезжаем к штабу. У дверей на коленях стоит красноармеец и драит ручку двери. Спрашиваю: «Что вы делаете?» А мне в ответ: «А кто его ведает! Тут какой-то Корк должен приехать». (Ждали командующего МВО Л. И. Корка.) Понимают ли товарищи, — иронически заключил Ян Борисович, — что подобного рода действиями они воспитывают по меньшей мере цинизм? Не говоря уже о том, что надо быть не очень высокого мнения о старших начальниках, полагая, что они по свежему желтому песочку на обочинах дороги не догадаются о сезонности этого лоска...

Гамарник требовал от политработников и всего начальствующего состава живой связи с массами бойцов, политических выступлений на красноармейских собраниях, проведения бесед в ленинских комнатах. По его словам, политработник любого ранга, не ведущий лично пропагандистской и агитационно-массовой работы, не обладающий вкусом к этому, — недоразумение!

Выступления самого Яна Борисовича отличались теоретической глубиной и идейной убежденностью. Он тщательно готовился к ним, но с аудиторией говорил, а не читал с листа.

Вот как наставлял он нас перед выездом в части:

— Если вы прибыли в войска и прочитали блестящую лекцию, ярко выступили на совещании начсостава, поучительно провели инструктаж политработников, но в части остался беспорядок — вы не выполнили своей задачи. Мы обязаны будить в наших людях святое чувство большевистского беспокойства за состояние дела, жгучую и активную непримиримость к недостаткам, сами не должны успокаиваться, пока не приняли всех зависящих от нас мер для устранения недочетов. Единство слона и дела, — подчеркнул он, — одно из важнейших требований к нам, политработникам. Эта черта должна быть большевистским эталоном для всех армейских кадров.

Около восьми лет мне довелось работать под началом армейского комиссара 1 ранга Я. Б. Гамарника. Общение с ним, человеком огромного дарования и большой души, оставило неизгладимый след в моей жизни. [140]

На посту начальника Политического управления РККА Ян Борисович Гамарник проявил способности блестящего организатора, страстного трибуна и неутомимого труженика. Общение с ним благотворно сказывалось на всех. Армейский комиссар воспитывал в нас идейную убежденность, принципиальность, чувство ответственности за доверенное дело. Могу поручиться, что каждый из нас, тогдашних сотрудников ПУ РККА, брал с него пример.

Сейчас, когда минуло много десятилетий, трудно, конечно, воспроизвести все встречи и разговоры с Гамарником, его поручения. Постараюсь вспомнить основное. Начну с первой встречи, которая всегда запечатлевается ярче.

Было это осенью 1931 года. Я учился тогда в аспирантуре военной секции Коммунистической академии СССР. Сама эта секция была создана двумя годами раньше. Аспирантура, призванная готовить военно-научных работников, помещалась на Волхонке, 14, и руководителем се был по совместительству Я. Б. Гамарник. Однажды нас, аспирантов, собрали для беседы с ним.

Он вошел в аудиторию подтянутый и стройный. Борода, придававшая ему на фотоснимках некую строгость, вблизи ничуть не изменяла его удивительно приветливое, располагающее к себе лицо. Тепло поздоровавшись, он перешел к деловому разговору.

Беседа, длившаяся без малого два часа, была посвящена роли военной пауки в тот сложный и тревожный период.

Ян Борисович говорил, что Советская страна последовательно проводит политику мира, борется за всеобщее разоружение и предотвращение войны, но мы не [141] можем сбрасывать со счетов существующую реальность — капиталистическое окружение. Империалисты и на Западе, и на Востоке наращивают силы, оснащают своп армии и флоты новейшей боевой техникой, а против кого все это направлено — давно не секрет.

— Игнорировать военную опасность, благодушествовать перед лицом смертельной угрозы не пристало большевикам, — подчеркнул Гамарник, — Укрепляя свою индустриальную базу, Советская страна оснащает Красную Армию и Военно-Морской Флот современной техникой. А это вносит коренные коррективы в тактику и оперативное искусство. Тут авторитетное слово должна сказать военная наука, призванная разрабатывать теорию вождения войск в условиях сложных форм современных боевых операций.

И Ян Борисович сделал краткий обзор состояния военно-теоретической работы, вскрыл имевшиеся в этой области недостатки и ошибки, высказался за решительное развитие военной мысли, которая должна, как он выразился, «шествовать впереди практики». По тому, как свободно ориентировался он в вопросах теории, как тонко подмечал недостатки в печатных научных трудах, чувствовалось, что сам Ян Борисович основательно изучает проблемы советской военной науки. Запомнился его призыв к глубокому изучению богатейшего наследия Маркса, Энгельса, Ленина по военным вопросам, к исследованию и обобщению руководящей роли ВКП(б) в области строительства Вооруженных Сил. Особенно его волновала неоправданная медлительность в освещении истории Красной Армии, богатой опытом вооруженной борьбы, накопленным в годы гражданской войны и иностранной интервенции.

Перед нами была поставлена задача — овладеть знанием военной истории и теории. Призывая к накоплению таких знаний, Ян Борисович напомнил, что научным работникам предстоит применить их в практической работе.

И верно, вскоре некоторые аспиранты были привлечены к подготовке проспекта капитального издания «История гражданской войны в СССР». Товарищам поручалось написать о тех событиях, с которыми лучше были знакомы. Обсуждение представленных нами и другими авторами материалов происходило на совещаниях в Институте [142] марксизма-ленинизма, иногда на них присутствовал Я. Б. Гамарник, а руководил ими неизменно И. П. Товстуха.

О деловом подходе Яна Борисовича к военно-научной работе свидетельствует такой, для многих тогда неожиданный, факт. Он, так горячо ратовавший за развитие военной теории и за подготовку соответствующих кадров, сам же стал инициатором упразднения военной секции Комакадемии. Мы вначале недоумевали, но вскоре поняли правильность и необходимость столь решительного шага. Дело в том, что одновременно существовали два центра, направлявшие военно-научную деятельность: кроме названной секции Комакадемии функционировало также постоянное совещание при наркомвоенморе, созданное в июле 1930 года. Причем в оба органа входили почти одни и те же ученые, работа, по существу, дублировалась, параллелизм отнимал у людей понапрасну много драгоценного времени. По предложению Я. Б. Гамарника и было решено оставить один координирующий центр — постоянное совещание при наркомвоенморе; исследовательскую же деятельность и теоретические разработки еще более активизировать на базе военных академий и военно-научных институтов. Так для пользы дела Гамарник предложил ликвидировать оказавшееся излишним звено, только недавно сформированное и им самим опекаемое.

,..Из бывших аспирантов несколько человек, в том числе и пишущего эти строки, назначили в Политическое управление РККА, в сектор военно-научной работы. Зимой 1932 года нам было поручено ознакомиться с состоянием научно-исследовательской деятельности в военных академиях и внести деловые предложения. Инструктировал нас, ввиду новизны и важности полученного задания, сам начальник ПУ РККА. При встрече с нами Гамарник сказал, что Реввоенсовет СССР на своих заседаниях рассмотрел и утвердил планы военно-научной работы академий; настала пора проверить, как эти планы выполняются.

— Побеседуйте, — советовал Ян Борисович, — с исполнителями наиболее важных тем и постарайтесь узнать, что им мешает. Организуйте рецензирование готовых рукописей и уже опубликованных трудов. Изучите, в какой мере партийно-политический аппарат академий и институтов [143] обеспечивает выполнение планов военно-научной работы.

В напутствиях начальника Политуправления содержался четкий плац проверки, Мы старались глубже вникнуть в суть научных исследований, в деятельность политорганов и партийных организаций по обеспечению плана научной работы.

Ян Борисович внимательно ознакомился с нашими докладами. Он дал указание отделу пропаганды и агитации подготовить два совещания: одно с участием представителей военных академий, другое с работниками научно-исследовательских институтов, чтобы совместно с ними обсудить итоги проверки и очередные задачи военно-научной работы. Немало потрудились работники Политуправления, готовя эти совещания, разрабатывая проекты документов. Вся подготовка шла под контролем самого Гамарника: он просматривал наши варианты материалов, делал по ним замечания, давал деловые советы. Сами совещания проходили тоже под его руководством. И то огромное внимание, которое он уделял развитию военной мысли, несомненно, способствовало решению научными кадрами стоявших перед ними задач.

Огромное значение придавал Я. Б. Гамарник идеологической закалке личного состава Красной Армии — и командиров, и бойцов. В этом я наглядно убедился, когда стал работать инструктором в секторе политзанятий и партийного просвещения.

Помнится история с красноармейским политучебником. Написанный наспех, он не удовлетворял высоким требованиям и был забракован. Ответственные за это работники получили взыскания в приказе начальника ПУ РККА. Подготовка нового учебника была поручена начальнику сектора печати М. М. Субоцкому и начальнику сектора политзанятий В. М. Берлину. Эта работа велась энергично, в атмосфере деловой и доброжелательной, при постоянной помощи Яна Борисовича. Была подготовлена наконец-то содержательная книга, рассчитанная на два года занятий. Ее отпечатали большим тиражом, с расчетом на каждого красноармейца.

Вспоминая те годы, хочется отметить, что Гамарник внес в деятельность Политуправления свежую струю, я бы сказал, творческий подход. В его выступлениях, в документах ПУ РККА красной нитью проходила забота [144] о том, чтобы Вооруженные Силы Страны Советов крепли и закалялись, были для всех воинов первоклассной школой боевого и политического воспитания.

Он был инициатором созванного в мае 1930 года Всеармейского совещания по вопросам пропаганды и агитации. Сложилось так, что лично присутствовать Ян Борисович не имел возможности, но и в этом случае он не оставил собравшихся политработников без своего внимания и совета. В адресованном совещанию письме Гамарник четко сформулировал проблемы агитационно-пропагандистской работы, подчеркнув, что она должна полностью отвечать задачам Красной Армии, вытекающим из решений XVI съезда ВКП(б).

Выработанные коллективно рекомендации по вопросам политических занятий с красноармейцами, партийного просвещения коммунистов и беспартийного актива, марксистско-ленинской подготовки начсостава были утверждены затем Политуправлением и стали руководящими документами для дальнейшего повышения эффективности идеологической работы в Красной Армии.

В 1931 году по указанию Гамарника впервые были введены инспекторские проверки (смотры) политзанятий. Практиковались они во многих частях, а итоги их нашли отражение в специальных приказах начальника ПУ РККА. Эти приказы требовали решительного повышения качества учебы. Тогда был установлен порядок, действующий и поныне, — за политическую подготовку красноармейцев и обеспечение нормального хода политзанятий несет ответственность командир подразделения, независимо от того, проводит или не проводит он такие занятия сам. Начальникам политорганов и комиссарам частей предлагалось обеспечить квалифицированную помощь руководителям политзанятий (их тогда называли групповодами). Рекомендовался, в частности, такой метод помощи, как семинар.

В конце 1931 года по указанию ЦК ВКП(б) была разработана и направлена в войска директива Политического управления РККА о постановке партийного просвещения. В ней отмечалось, что марксистско-ленинское воспитание армейских коммунистов надо вести на основе генеральной линии партии, в духе большевистской непримиримости ко всякого рода оппортунизму. В войсковых частях и военных учреждениях создавались вечерние [145] комвузы, партийные школы. Организовывалась широкая сеть комсомольских политкружков. В академиях, помимо основного курса, изучались отдельные военно-теоретические проблемы в марксистско-ленинском освещении,

С весны 1932 года в армии и на флоте впервые устанавливалась четкая система идеологической подготовки начальствующего состава. В дни командирской учебы специальное время отводилось для изучения марксистско-ленинской теории. На таких занятиях рассматривались вопросы строительства социализма в нашей стране, укрепления социалистического государства, повышения революционной бдительности. С особым интересом изучалась тема «Марксистско-ленинское учение о войне и армии».

Размах партийной пропаганды в войсках, с одной стороны, и возросшие к ней требования, с другой, обусловили необходимость принятия новых мер для усиления практической работы и руководства ею. Ян Борисович чутко это улавливал, горячо откликался на предложения политработников и сам активно действовал, получая необходимую поддержку и советы в Центральном Комитете партии. Так, в начале 1933 года при заинтересованном участии Гамарника и с одобрения ЦК был учрежден в армии институт пропагандистов, который вводился в полках и равных им частях, на боевых кораблях и в соединениях. Ничуть не преувеличивая, можно сказать, что ото коренным образом повлияло на улучшение идейного воспитания воинов.

В тот же период был создан журнал «Пропагандист РККА», становлению которого деятельно способствовать Ян Борисович. На страницах журнала печатались теоретические статьи, материалы об опыте партийной пропаганды в войсках, учебные планы и методические разработки. Внимательно следя за этими публикациями, начальник Политуправления никогда не отказывал никому ни в добром совете, ни в практической помощи.

Многими важнейшими делами был насыщен для Гамарника 1933 год. В частности, все лето он провел на Дальнем Востоке, куда был командирован Центральным Комитетом ВКП(б). Занятый специальным заданием, Ян Борисович не упускал возможности повлиять на улучшение партийно-политической работы в дислоцированных там войсках. В поездке вместе с ним находилась группа [146] сотрудников ПУ РККА, в их числе был и я. Перед отъездом начальник Политуправления провел с нами беседу. Мне хорошо запомнились его советы.

— Начинайте всегда с людей, с изучения их нужд и запросов, политико-морального состояния, — говорил он. — После тщательного анализа положения дел определите свой план, который нужно осуществлять совместно с политработниками частей. Помните, что вы приехали не только проверять, а прежде всего помогать войскам. И от того, насколько умно и тактично вы сумеете это сделать, зависит их дальнейший успех.

Наша группа побывала в наземных войсках ОКДВА, а также в некоторых частях Западно-Сибирского и Восточно-Сибирского военных округов. Когда все намеченное было выполнено и мы уже собирались домой, Гамарник дал нам новое поручение — оказать помощь морским силам Дальнего Востока в налаживании политико-воспитательной работы.

Ну что ж, к морякам так к морякам! Прибыв на флотскую базу, мы, как и советовал Ян Борисович, вышли в море на учебные занятия. Непривычная обстановка, корабельная экзотика и неоглядные волны вокруг могли бы, пожалуй, и отвлечь, но мы старались поглубже вникнуть в жизнь экипажей. Краснофлотцы и командиры на боевых постах действовали старательно.

Из дружеских, доверительных бесед со многими моряками, прибывшими сюда с европейских морей, становилось ясно: людям здесь трудновато. Кое-кого тянет в родные края. На других флотах культурно-бытовые условия лучше, а тут все создается заново — и того не хватает, и этого нет. Даже элементарным жильем не каждый командир обеспечен. Все это, естественно, усложняло работу политорганов.

Мы разъясняли морякам, что трудности эти временные. О них, кстати, было доложено начальнику Политуправления РККА, и в последующем молодой Тихоокеанский флот получал должную поддержку со стороны центральных управлений наркомата. Что касается нашей группы, то она помогла нацелить партийно-политическую работу на воспитание патриотических чувств у тихоокеанцев; ведь им доверен дальний и ответственный форпост Советской державы, и нелегкую их службу Родина оценит по достоинству. [147]

В частях береговой обороны наши товарищи застали разгар инженерно-строительных работ: устанавливались наземные батареи, прокладывались железнодорожные пути... Оживившаяся политработа вызвала у солдат-строителей душевный подъем, и это вскоре сказалось на повышении выработки.

Более четырех месяцев прошло с начала нашей командировки. Казалось, теперь-то поедем домой. Ведь не меньше нашего, надо полагать, соскучился по Москве, по своей семье и Ян Борисович, выехавший на Дальний Восток еще раньше нас. С его болезнью такой вояж особенно труден. И все же он, не задумываясь, задерживался в командировках столько, сколько требовали интересы дела. Так было и в ту памятную мне поездку. И когда мы, доложив Гамарнику все, что следовало, услышали еще об одном его задании, никто и не подумал роптать на судьбу: перед глазами был живой пример армейского комиссара.

Опять мы в пути. Новое поручение связано с вербовкой младших командиров на сверхсрочную службу. Это диктуется интересами боеготовности войск ОКДВА. Каждый из нас едет в определенную войсковую часть, в течение нескольких недель ведет там разъяснительную работу — и массовую, и прежде всего индивидуальную. Эта задача не из легких, В то время материально-бытовые условия для младших командиров были весьма скромными, что осложняло вербовку. Однако наши усилия и высокая сознательность советских людей, соединившись, привели к успешному завершению дела.

Наконец и начальник Политуправления РККА и мы, его помощники в дальневосточной поездке, возвратились в Москву. Неплохо было бы немножко отдохнуть, да куда там! Предстояли окружные, а затем и Всеармейское совещания полковых пропагандистов. Ян Борисович с присущей ему энергией включился в работу. Получили задания и мы.

Всеармейское совещание инструкторов по пропаганде состоялось в первой половине декабря 1933 года. Заслушанные на нем доклады и выступления посвящались состоянию и дальнейшим задачам марксистско-ленинской учебы начсостава, политзанятий с красноармейцами, партийного просвещения. В заключение с яркой речью выступил Я. Б, Гамарник. Через десятилетия я не взялся [148] бы излагать ее содержание, если бы не привычка подробно записывать такие важные выступления. Эти старые записи, дополненные опубликованными тогда материалами совещания, облегчают мою задачу.

Снос выступление Ян Борисович начал с ответа на вопрос: для чего создан институт пропагандистов?

— Создан он для того, — подчеркнул начальник Политуправления, — чтобы двинуть вперед дело большевистского воспитания Красной Армии, сделать ее лучшей политической школой.

Неполный год работы инструкторов по пропаганде — это лишь первые шаги. Многие из них еще не уяснили точно и в полной мере, каковы же их обязанности. Основная функция инструктора — это организация всей пропагандистской работы в полку. Умелый и энергичный организатор, он должен быть и лучшим пропагандистом в своей части. Он отвечает также за повышение уровня общеобразовательных знаний личного состава, ибо без этого трудно добиться успеха в боевой и политической учебе. — Далее Гамарник развил мысль: — Какими качествами должен обладать пропагандист? Нам нужны инструкторы по пропаганде — большевики, умеющие не схоластически, не отвлеченно, а убедительно, ярко, толково, на живых примерах донести до сознания командира и красноармейца марксистско-ленинское учение, умеющие увязать его с практикой нашей работы, с нашей борьбой за социализм. Чтобы успешно справляться со своим делом, пропагандисты сами обязаны настойчиво учиться, а мы поможем им, включим их в заочную систему военно-политического образования.

Особо подчеркнул Ян Борисович значение марксистско-ленинской подготовки командиров: высокий ее уровень обеспечит и успех большевистского воспитания всего личного состава части.

Начальник Политуправления позаботился, чтобы совещание принесло пользу не только его участникам, но и всему многочисленному отряду полковых пропагандистов, всем армейским политработникам и парторганизациям. Ход совещания широко освещался в военной печати, а затем материалы были собраны в книгу, вышедшую значительным тиражом.

Итоги совещания были подведены в специальной директиве Политуправления РККА, нацелившей политорганы [149] и партийные организации на устранение недостатков и достижение новых успехов в пропагандистской работе.

Слово, данное пропагандистам — о помощи им в повышении знаний, — Ян Борисович, естественно, не забыл, не в его это обычае. По представлению Политуправления РККА был издан приказ наркома по военным и морским делам, согласно которому при Военно-политической академии (на базе ее заочного отделения) создавался институт заочной подготовки старшего политсостава. Институт был укомплектован военкомами, помощниками командиров по политчасти и пропагандистами полкой. Срок обучения устанавливался двухгодичный, со вступительными и итоговыми сборами слушателей.

Важные шаги были предприняты для улучшения всей постановки политических занятий. Перед политорганами, партийными коллективами, пропагандистами ставилась задача «сделать политзанятия самым интересным и увлекательным предметом учебы в Красной Армии» (директива Политуправления РККА от 15 октября 1934 года). С этой целью были вновь переработаны учебные планы и программы политзанятий. Составлялись они применительно к аудитории — молодые это красноармейцы, или старослужащие, или те, что готовились поступить в военно-учебные заведения. Руководителям групп также рекомендовалась особая программа самостоятельной учебы.

В систему марксистско-ленинской учебы начсостава было введено изучение предмета «Основные этапы истории большевистской партии». В 1935 году во всех военных округах проводились месячные сборы руководящих политработников (начальников политотделов дивизий, комиссаров полков, секретарей партбюро), посвященные изучению истории партии.

Это краткое перечисление, конечно, не раскрывает всей сложности широко развернувшейся в те годы работы по улучшению пропаганды и агитации в армии и на флоте. Она была поистине многогранной, активной и массовой. Мне хочется подчеркнуть, что в центре ее, как энергичный организатор и неутомимый движитель, находился начальник Политического управления Я. Б. Гамарник. Он сам не знал покоя и весь аппарат ПУ РККА держал в постоянной готовности трудиться и трудиться для дела коммунистического воспитания советских воинов.

Когда меня назначили в Политическое управление Красной Армии инструктором по комсомольской работе, то первая мысль, непроизвольно возникшая в голове, была о Гамарнике. Наверное, потому, что в армейской среде начальник ПУ РККА был человеком весьма популярным. К тому же мне не раз уже доводилось его встречать.

Впервые это было осенью 1920 года в Киеве. На каком-то митинге я заметил в президиуме колоритную фигуру в солдатской шинели, с большой бородой. «Солдат» читал поступившую из зала записку, и добрая улыбка не сходила с его лица. Спрашиваю сидящего рядом пожилого рабочего:

— Кто вон тот бородач?

Сосед удивленно глядит на меня: как, мол, так, не знаешь? И, догадавшись, что я новичок в Киеве, поясняет:

— Это председатель губревкома товарищ Ян. Душа человек. А оратор какой!..

И верно, выступая на том митинге, говорил он вроде просто, будто беседовал с аудиторией, но как убедительно звучал его призыв оказать помощь фронту, мобилизовать все силы на борьбу с разрухой! Из зала то и дело раздавались одобрительные возгласы:

— Правильно! Правильно, Ян!

Вскоре мне довелось увидеть его совсем близко.

Киевляне выехали в лес на заготовку дров. Это был один из массовых субботников, помогавших бороться с хозяйственной разрухой. Мороз обжигал лицо, ноги проваливались в глубокий снег, а одеты мы были не вполне по-зимнему — редко кто в шинели и сапогах, большинство же в куртках да в ботинках с обмотками. Однако никто не унывал, работа спорилась. [151]

Делом так увлеклись, что не заметили появления на пашей делянке товарища Яна: он на пару с кем-то ловко орудовал пилой. А рядом, по протоптанной в снегу дорожке, какой-то молодой парень тянул бревно. Был он в легкой поддевке и сапогах, явно нуждавшихся в неотложном ремонте. Заметив его, Гамарник посмотрел на свои валенки и сказал:

— Пожалуй, у нас обувь одного размера. Наденьте-ка мои валенки. Разувайтесь, я серьезно говорю!

— Что вы, товарищ Ян! Мне вовсе не холодно, ноги-то аж горят. Надо же такое!.. — И смущенный парень поспешил с бревном дальше.

В перерыв наша группа окружила председателя губревкома. Ян Борисович одобрительно поглядывал на одного, другого: дескать, молодцы ребята, хорошо поработали. Запомнились его слова:

— Коммунистические субботники Ленин назвал «великим почином». И не зря! Это действительно замечательное дело. Смотрите, сколько дров дадим нашему городу! Владимир Ильич тоже участвует в субботниках, а он для нас во всем пример...

Спустя девять лет, ранней осенью 1929 года, я встретил Гамарника на всеармейских маневрах в Белоруссии, куда я прибыл в составе группы командиров и политработников Украинского военного округа. Мы отправились на копях в район Рогачева и, проезжая какую-то деревню, увидели крестьян, обступивших легковой автомобиль. Сошли с коней, приблизились. Оказалось, это Гамарник беседует с людьми. Теперь-то я сразу узнал его — тот же пристальный взгляд и согревающая улыбка, тот же голос и знаменитая борода. Ян Борисович говорил с крестьянами об армейских маневрах: Красная Армия держит боевой экзамен, надо помочь ей, по-доброму встретить бойцов, своих сынов и братьев. Крестьяне дружно отвечали:

— Конечно! А как же!.. Не сомневайтесь!..

По их приветливым лицам, по спокойно-деловому топу разговора нетрудно было определить, что приезд именитого гостя не очень-то удивил деревенских жителей, что между ними и первым секретарем ЦК Компартии Белоруссии существует полное согласие.

Попятно, что эта беседа на деревенской улице, чему случайно пришлось стать свидетелем, лишь частица той [152] огромной организаторской и агитационно-массовой работы, которая была развернута в Белоруссии в связи с армейскими учениями, И недаром на разборе маневров, где присутствовал Я. Б. Гамарник и другие руководители республики, высшее командование Красной Армии выразило горячую признательность партийным организациям республики и всему белорусскому народу за помощь и содействие.

Большое впечатление произвел на меня доклад Гамарника «На пороге XVI съезда партии», с которым он выступил на партконференции Украинского военного округа в мае 1930 года. Это был глубокий анализ международной обстановки, успехов социалистического строительства, острый взгляд на задачи войск. Уверен, что у всех делегатов, как и у меня, в сознании и сердце отложился страстный призыв начальника Политуправления РККА не жалеть ни времени, ни сил ради великого дела, доверенного нам партией и народом, — укрепления боеспособности Красной Армии.

И вот теперь предстояло работать рядом с Я. Б. Гамарником, под его руководством. Это радовало и подбадривало.

Не лишне напомнить современному читателю, что до 1924 года в армии не было самостоятельной структуры комсомольских организаций{21}. Членов союза, сколько бы их ни было в той или иной войсковой части, брали на учет в местной (уездной или районной) организации РКСМ (по месту дислокации) и в партийной ячейке части. Затем комсомольцы-военнослужащие стали объединяться в группы содействия партии, которые вели, конечно, определенную работу, но были все же ограничены в своих правах и обязанностях. Только с ноября 1930 года, с утверждением нового Положения о комсомольских ячейках в Красной Армии, структуре армейского комсомола была придана стройная система. В разработке этого Положения, подготовленного Политуправлением РККА совместно с ЦК ВЛКСМ, а также в осуществлении связанных с ним мероприятий самое деятельное участие принимал Я. Б. Гамарник. [153]

Позволю себе процитировать приветствие начальника Политического управления Красной Армии Я. Б. Гамарника, направленное IX съезду ВЛКСМ в январе 1931 года:

«Армейский комсомол за последние годы значительно вырос количественно и идейно, большевистски закалился и перешел недавно от групп содействия партии к комсомольским ячейкам. Это еще больше подняло роль комсомола в армии и повысило требования к нему. От IX съезда мы ждем еще большего внимания со стороны ВЛКСМ и советской молодежи делу обороны страны, военному делу и еще более крепкой, тесной братской связи с Красной Армией и Флотом».

Действительно, на IX съезде не только подчеркивалась одна из задач комсомола — перед лицом военной опасности со стороны империализма активно готовиться к защите Родины, быть надежным резервом Красной Армии, — но и предпринят важный практический шаг — Ленинский комсомол взял шефство над Военно-Воздушными Силами. Напомню, что ранее, на V съезде в 1922 году, комсомол объявил себя шефом Военно-Морского Флота и много доброго успел сделать за минувшие восемь лет.

Начальник Политуправления РККА, наставляя нас, комсомольских работников, требовал всемерного укрепления шефских связей, выражавших собой советский патриотизм, единство народа и армии. По его указанию проводились совместные собрания, походы, вечера красноармейцев и местной молодежи. На окружные и дивизионные комсомольские конференции непременно приглашались представители местных комитетов ВЛКСМ, а работники политорганов докладывали на заседаниях обкомов, горкомов о делах армейских комсомольцев.

Не кто иной, как Ян Борисович, вскоре же после IX съезда ВЛКСМ, принявшего шефство над Военно-Воздушными Силами, внес в ЦК комсомола предложение направить в авиационные части молодых активистов из Москвы, Ленинграда и других промышленных центров. Инициатива эта была горячо воспринята. Комсомольские органы посылали в авиацию лучших ребят, для них были созданы при Борисоглебском авиаучилище специальные курсы. Многие слушатели этих курсов стали затем политработниками, которые принесли ощутимую пользу советской авиации и впоследствии геройски сражались на фронтах Великой Отечественной войны.

Напомню и о том, что Я. Б. Гамарник не только следил за шефством комсомола над Военно-Морским Флотом и Военно-Воздушными Силами, он стремился разжечь у советской молодежи интерес и к артиллерии — одному из наиболее мощных родов войск, где от военнослужащего требуются и разносторонние знания, и высокая культура. Эти старания не пропали даром: артиллерия получила достойное пополнение.

Огромное внимание комсомольские организации уделяли повышению боевой выучки красноармейцев. Ведь это было время, когда возрожденная и растущая советская индустрия начала поставлять войскам новые машины, сложную технику, автоматическое оружие. Речь шла, следовательно, уже не о простой трехлинейке и традиционном коне, а о куда более современном вооружении, освоение которого требовало от бойцов определенной общеобразовательной подготовки и культуры. Армейский комсомол проявил тут большой задор и инициативу, явился зачинателем полезных и интересных форм массовой работы.

Назрела, как говорится, необходимость обобщить лучшие начинания. За дело взялись два молодых политработника из частей Московского гарнизона — они написали брошюру, а меня подключили, чтобы подчистить ее и протолкнуть в печать. Вот мы втроем сидим как-то в моей крохотной комнате и обсуждаем рукопись. Вдруг раздается телефонный звонок: «по секрету» извещают, что служебные кабинеты осматривает начальник управления. А у нас такой хаос! Я тут же навожу порядок — сметаю со стола окурки, складываю поаккуратнее книги, газеты. В самый разгар уборки открывается дверь и входит Ян Борисович.

— Что это у вас так дымно?

— Это мы накурили, товарищ армейский комиссар.

— А я подумал, что печь в неисправности, труба дымит.

Шутит — значит, не очень сердится. Оправдываясь, мы обещаем впредь выходить для курения в коридор.

— Да уж постарайтесь, а еще лучше — вовсе бросьте курить, ничего хорошего в этом нет, — говорит Гамарник. Подойдя к столу, он замечает нашу рукопись, [155] спрашивает: — Что это? «Крупицы комсомольского опыта», — читает вслух напечатанное на первой странице. — Что ж, название удачное. Думаете издать?

Мои коллеги совсем осмелели:

— Обязательно издадим, если вы поможете...

— И как же я должен помочь?

— Посмотрите, пожалуйста, рукопись, сделайте свои замечания...

— Хорошо, попробую. Дайте мне ее на пару дней, — говорит он уходя. — А курить все-таки бросайте...

Одобрив замысел в целом, Гамарник сделал немало пометок на полях рукописи. В частности, заметил, что утверждения «такие-то товарищи добились высоких результатов» явно недостаточно, надо раскрыть секрет их успеха, показать, в чем конкретно выражалась помощь им со стороны комсомольской организации. На странице, где начиналась глава «Комсомольцы овладевают боевой техникой», он написал: «Этот раздел наиболее важный и наиболее слабо освещенный. Мало фактов. Приведите побольше живых примеров».

На очередном совещании Гамарник, совсем неожиданно для меня, сказал:

— Хорошее начинание задумали наши комсомольские работники: они готовят брошюру об опыте работы армейских организаций ВЛКСМ по повышению боевой выучки красноармейцев. Прочел я ее: есть смысл издать, если товарищи сумеют обогатить рукопись убедительными примерами. — Гамарник сослался на раздел, содержащий обильные восклицания: «Давай, ребята! Нажмем, хлопцы!!! Ура, взяли, двинули!!!» Ян Борисович при этом улыбнулся, взглянув на меня: ничего, мол, похожие восклицания в рукописи найдешь. — Впрочем, — продолжил он, — так бывает нередко и с некоторыми художественными произведениями, когда слабый сюжет и неглубокую разработку темы, особенно военной, автор пытается восполнить всякого рода крикливыми фразами.

Запомнилось доброе отношение Я. Б. Гамарника к комсомолу, очень наглядно проявившееся в дни работы X съезда ВЛКСМ, проходившего в апреле 1936 года. Ян Борисович, избранный в президиум съезда, на всех заседаниях, в перерывах встречался и беседовал то с украинцами, то с дальневосточниками. Вот подошел он к группе [156] военных делегатов, спросил, как они питаются, ходят ли в театры.

— Нас всем обеспечивают, — ответил один из делегатов. — Да вот...

— Смелее, смелее, что «да вот»? — подбодрил Ян Борисович,

— Ремни не успели сменить, товарищ армейский комиссар, а с такими не очень удобно здесь появляться. — И делегат показал на свой порыжевший ремень.

Тогда в армии вводилось новое снаряжение — поясные ремни со звездой на медной пряжке, придававшие бойцам более молодцеватый вид.

На следующий день меня вызвал заместитель начальника Политуправления Г. А. Осепян и сообщил:

— Приказано выдать военным делегатам съезда новые поясные ремни. Организуйте получение их и раздачу.

Вот ведь как вышло. За ремнями я поехал на склад с Матвеем Косаревым — делегатом, представлявшим на съезде комсомольцев МВО, братом секретаря ЦК ВЛКСМ А. В. Косарева, который, кстати, и машину выделил нам для этой цели. Вскоре на поясных ремнях наших ребят уже поблескивали звезды, что и было документально зафиксировано: военные делегаты X съезда ВЛКСМ сфотографировались вместе с Я. Б. Гамарником и А. В. Косаревым.

По окончании съезда Ян Борисович собрал аппарат Политуправления и военных делегатов съезда. На этом совещании были обстоятельно обсуждены многие практические вопросы армейского комсомола, и прежде всего методы руководства им со стороны политорганов и партийных организаций. Гамарник в своей речи подчеркнул, что комсомольской работой, воспитанием армейской молодежи должны повседневно заниматься все без исключения работники политорганов, а не одни только инструкторы по комсомолу.

После X съезда комсомольская жизнь в армии и на флоте заметно оживилась, стала еще более содержательной.