Домой
ИСТОРИЧЕСКИЕ ЧТЕНИЯ НА ЛУБЯНКЕ 1998 год.
ФОРМИРОВАНИЕ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ СПЕЦСЛУЖБ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ.

В.С. ИЗМОЗИК
ИЗ ИСТОРИИ "ЧЕРНЫХ КАБИНЕТОВ" В РОССИИ

В тесной связи с перлюстрацией (лат. - обозрение - вскрытие писем без ведома пишущих) оказалось выражение "черный кабинет", возникновение которого относят к 1628 году, когда кардинал Ришелье велел создать в помещении парижского почтамта специальную комнату для тайного просмотра писем. Конспиративное существование перлюстрации на основе секретных циркуляров, закрытость источников, нежелание властей вообще упоминать о ней обусловили неисследованность сюжетов о государственном регулировании деятельности "черных кабинетов", организации их работы, личном составе, соучастии чиновников почтово-телеграфных служб, финансовом обеспечении.

Перлюстрация отличается от военной цензуры, ибо введение последней сопровождается информированием населения страны. Перлюстрация же существует конспиративно и нарушает офоициальное законодательство. Например, в ХIХ веке статья 458 Устава почт указывала, что требование о вскрытии писем может исходить только от суда, а статья 1104 Уложения о наказаниях грозила почтовому чиновнику за распечатание чужого письма удалением от должности, за сообщение же кому-либо содержания письма - тюремным заключением на срок от четырех до восьми месяцев. Устав почтовой, телеграфной, телефонной и радиосвязи СССР, принятый в декабре 1929 года, определял "тайну корреспондируемых лиц" и гласил: "Служащим связи общего пользования и специального назначения воспрещается нарушать означенную тайну, а также давать посторонним лицам какие-либо сведения о том, кем и кому корреспонденция подана или кем и от кого получена. За нарушение правил настоящей статьи служащие связи несут уголовную ответственность в порядке, устанавливаемом законодательством союзных республик". Формально, с точки зрения закона, служашие перлюстрационных органов и их помощники подлежали уголовному или административному преследованию. На деле же секретные инструкции, обеспечивающие "интересы государства", оказывались выше законов.

В России существование перлюстрации обнаруживается уже при Петре I в деле царевича Алексея и принимает достаточно широкий размах при Елизавете Петровне и Екатерине II, став важным орудием дипломатической и политической борьбы. Расширение круга лиц, чья переписка подлежала просмотру, стремление властей иметь надежную информацию о настроениях в обществе требовало более четкой организации соответствующего аппарата. 18 апреля 1794 года Екатерина II секретным указом учредила службу перлюстрации, которую выполняли прежде всего чиновники Санкт-Петербургского почтамта и Рижской почтовой конторы. Главный директор почт граф А. А. Безбородко 25 июня 1795 года предписывал почт-директору Литвы А. М. Милорадовичу учредить "в губернских городах Минске и Изяславле секретныя Експедиции"; для этого к Милорадовичу были отправлены "четыре чиновника, знающие искусство перлюстрации" и дана одна из первых инструкций /1/. В ней были определены основные составляющие процесса перлюстрации: вскрытие писем, снятие копий или краткое изложение содержания с указанием выдержек (экстракт), направление их по принадлежности и важности губернаторам, генерал-губернаторам и императрице. Был очерчен примерный круг интересующих тем: контрабанда, уголовные и политические преступления. С этого времени порядок перлюстрации регулировался тайными инструкциями.

После вступления на престол Александра I и наступления политической "оттепели" главный директор почт Д. П. Трощинский сообщил московскому почт-директору Ф. П. Ключареву распоряжение государя о неприкосновенности внутренней корреспонденции, "а что лежит до внешней переписки, в перлюстрации оной поступать по прежним предписаниям и правилам без отмены" /2/. Но государственная жизнь брала свое и секретней указ императора от 5 декабря 1803 года требовал "иметь крайнее наблюдение за корреспонденцией, приходящей из-за границы в польские наши провинции: и из оных за границу отправляющиеся не только в самом литовском почтамте, но и в некоторых пограничных городах... в Гродно, Брест-Литовском и Радзивилове" /3/.

Количество перлюстрационных пунктов росло. Были забыты либеральные указания прекратить перлюстрацию писем внутри империи. Министр внутренних дел О. П. Козодавлев в 1813 году обязывал управляющего московским почтамтом Д. П. Рунича не только внимательно изучать переписку лиц, указанных из столицы, но и проявлять в этом деле собственную инициативу. Инструкции требовали производить перлюстрацию "самым секретным образом, не подавая даже вида, чтобы она существовала... Надобно, чтобы никто не боялся сообщать через почту мысли свои откровенным образом, дабы в противном случае почта не лишилась доверия, а правительство сего верного средства к узнанию тайны" /4/. Впрочем, о существовании перлюстрации достаточно хорошо было известно многим из тех, чьей перепиской интересовалось правительство. В российском образованном обществе нарицательном стало имя московского почт-директора А. Я. Булгакова, занимавшегося перлюстрацией не только по долгу службы, но и из любви к оной.

В 1829 году численность "чиновников, по секретной части употребляемых" составляла 33 человека, в том числе в Петербурге 17, в Москве 8, в Вильно 4, в Тобольске - 4 человека. Чиновники получали жалованье "по гласным своим должностям" и из секретных сумм, отпускаемых на перлюстрацию. Руководить перлюстрацией должен был директор почтового департамента /5/. Перлюстрация дипломатических депеш оставалась в ведение министра иностранных дел.

В последующие годы дело перлюстраций все более сосредотачивалось в одних руках. После передачи в 1881 году почтового ведомства в состав Министерства внутренних дел служба перлюстрации окончательно перешла в прямое подчинение министру. Одновременно шел процесс расширения контроля над частной перепиской. По ходатайству министра внутренних дел А. Е. Тимашева 3 января 1876 года Александр II в связи с необходимостью "в быстром и своевременном задержании на почте корреспонденции лиц, привлекаемых к делам политического характера" разрешил главноуправляющему III-м Отделением указывать лиц, за перепискою которых "иметь в перлюстрационных пунктах самое строгое секретное наблюдение", а выписки сообщать через министра внутренних дел. Сведения "о подозрительных телеграфных сношений" следовало собирать через директора телеграфов от начальников станций "без объяснения причин" /6/.

Все это требовало значительных расходов. До 1894 года "на секретные расходы по почтовой части" отпускалось 107 тысяч рублей в год, а к ноябрю 1915 года общие учтенные расходы на перлюстрацию составляли более 163 тысяч /7/. Чиновники, занимавшиеся перлюстрацией, официально состояли на службе в цензуре иностранных газет и журналов, которая с 23 мая 1886 года вошла в состав Главного управления почт и телеграфов Министерства внутренних дел /8/. Общее руководство перлюстрационной работой в империи осуществлял старший цензор Санкт-Петербургской цензуры иностранных газет и журналов, который формально именовался помощником начальника Главного управления почт и телеграфов и напрямую подчинялся министру внутренних дел. Эту должность с 1876 по 1891 год занимал К. К. Вейсман, имевший к концу службы чин тайного советника. Его сменил А. Д. Фомин, вышедший в отставку в 1914 году в чине действительного тайного советника; с сентября того же года должность занимал тайный советник М. Г. Мардарьев.

При зачислении на службу перлюстрации решающую роль играли два обстоятельства: знание иностранных языков и политическая благонадежность кандидата на должность. В одной из докладных записок отмечается, что "для службы по цензуре...и по Особой части при ней знание хотя бы трех европейских языков необходимо". Среди цензоров были настоящие полиглоты. Особенно выделялся служивший в почтовой цензуре с апреля 1892 года по декабрь 1911 В. И. Кривош. Он писал: "Я владею Французским, немецким, английским, итальянским, шведским, мадьярским, румынским, армянским, всеми славянскими, воляпюк и эсперанто языками, читаю стенограммы всех главнейших стенографических систем на разных языках". В другом документе он сообщал о владении 24-мя языками /9/.

О роли политической благонадежности в докладе министра внутренних дел И. Н. Дурново Николаю II в январе 1895 года говорилось: "Производство перлюстрации...поручается весьма ограниченному числу чиновников, в коих положительно дознаны: безграничная преданность особе Государя императора и Отечеству, полное беспристрастие, постоянная готовность к труду, нравственность, скромность и умственное развитие, словом, качества, дающие им право на неограниченное доверие". Поэтому к кандидатам внимательно присматривались.Даже прием в цензуру иностранных газет и журналов не означал немедленного допуска к "Особой части", т. е. к перлюстрации. Например, М. Г. Мардарьев говорил, что лишь после трехлетней служба в цензуре он "снискал к себе полное доверие... и .принял участие в особом секретном отделе цензуры, занимавшемся перлюстрацией. .Я, как и все другие вновь поступавшие, дал клятву Вейсману хранить в совершенной тайне все мне известное о перлюстрации" /10/ . Участие в перлюстрации лишь через несколько лет службы в цензуре и принесение особой присяги подтвердили на допросах в разное время цензоры К. Ф. Зиверт, Ф. Г. Тизенгаузен, В. М. Яблочков /11/.

К 1913 году перлюстрационные пункты под видом "цензуры иностранных газет и журналов" существовали в Варшаве, Киеве, Москве, Одессе, Санкт-Петербурге, Харькове и, на сугубо секретном положении, в Тифлисе. Общее число чиновников-перлюстраторов составляло 45 человек /12/. Официальное жалованье чиновников "черных кабинетов" было сравнительно небольшим - от 450 до 1860 рублей в год, но дополнялось выдачами из секретных сумм. Кроме положенных наградных на Рождество и Пасху, выдавались деньги на лечение, за "усиленную работу", за открытие "важных сведений" и т.п. Поэтому можно поверить словам Ф. Г. Тизенгаузена, что "заинтересованность в работе была большая" /13/. Подобным же образом обстояло и дело с пенсиями.

До начала ХХ века чиновники службы перлюстрации сами отбирали письма и проводили с ними всю последующую работу. Примерно с 1902 года к отбору писем стали привлекать служащих почтамта, с которых тоже брались подписки о неразглашении. По данным на ноябрь 1915 года, таких косвенных участников по всем перлюстрационным пунктам насчитывалось 60 человек /14/. Эти данные не исчерпывающие. На местах руководители жандармских органов широко привлекали к сотрудничеству почтово-телеграфных служащих, о чем можно судить по косвенным данным - сообщениям жандармерии, просьбам о поощрении тех или иных чиновников почт и телеграфов.

Таким образом, перлюстрация, начинавшаяся как средство получения дипломатической и разведывательной информации, к началу XX века выполняла прежде всего задачи политического контроля, во вторую очередь - задачи политического сыска, и лишь затем - получения дипломатической и разведывательной информации. Поскольку общий объем получаемой информации оставался сравнительно небольшим (в 1882 году было сделано 3600 выписок, в 1900 году - 5481, в 1905 году - 10182, в 1907 году - 14221, в 1911 году - 6885), то наблюдение шло за перепиской сравнительно узкого слоя прежде всего высших и интеллигентных слоев общества /15/. На совещании 28 февраля 1913 года отмечалась слабость перлюстрации и предлагалось подчинить "черные кабинеты" Департаменту полиции, резко расширить сеть перлюстрационных пунктов. Но, судя по имеющимся материалам, никаких серьезных изменений не произошло.

После Февраля многолетние профессионалы перлюстрации - цензоры иностранных газет и журналов - приказом по Министерству почт и телеграфов от 10 июля 1917 года были с 16 марта оставлены "за штатом", а сама цензура упразднена. Сохранялась лишь военная цензура, учрежденная 20 июля 1914 года. Но уже в 1918 году перлюстрация вновь стала одним из важных каналов формировавшейся системы политического контроля большевистского государства /16/.
1. ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1002. Л. 111- 112.
2. Там же. Л. 109.
3. Там же. Л. 112.
4. Там же. Л. 110.
5. Там же. Л. 117 - 118.
6. Там же. Л. 122.
7. Там же. Л. 125; Д. 1000. Л. 100; Д. 1001. Л. 110.
8. Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1289. Оп. 4. Д. 303. Л. 2 - 3.
9. Там же. Ф. 779. Оп. 2. Д. 607. Л. 1; ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1001. Л. 93; Д. 1003. Л.25.
10. Там же. Д. 1000. Л.43 - 44.
11. Там же. Д. 1001. Л.125 - 126; Д.1 002. Л. 4; Архив управления ФСБ РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области (АУФСБЛО). Д. II-74440. Л. 107-108.
12. ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1000. Л.44 - 45; Д. 1001. Л. 37, 40, 105; РГИА. Ф. 1289. Оп. 4. Д. 2035. Л. 2 - 3, 43.
13. Там же. Д. 303, 389, 524, 725, 901, 968, 1073, 1113, 1712, 1714, 1792, 2035, 2185, 2315, 2454, 2874, ЗО85, 4268; Оп. 5 Д. 4839, 5122, 5334, 5409, 5415, 5488, 5501, 5638; АУФСБЛО. Д. II-74440. Л. 107; ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1000. Л.45, 100; Д. 1001. Л.16, 97 - 98, 101, 109, 114, 126; Д. 1002. Л. 4 - 5, 92.
14. Там же. Д. 1001. Л. 110.
15. Там же. Л. 87.
16. Измозик В. С. Перлюстрация в первые годы советской власти // Вопросы истории. 1995. Э 8. С. 26 - 35.